Tag Archives: Кондрат Крапива

В. Рубінчык. Манежы, арэны, люты

Шалом, відавочныя-неверагодныя! Вы нашто ў тэатр ходзіце? Дапраўды, смешнае запытанне: хтосьці ходзіць, каб падзівіцца на любімых акцёраў і/або атрымаць катарсіс ад высокага мастацтва, хтосьці – каб падсілкавацца ў буфеце… А вось некаторыя, выявілася, ідуць да Мельпамены, каб правесці чарговую палітінфармацыю. Ну, вы ў курсах, пра каго я.

Было спадзяванне, што в. а. цара пажартаваў або агаварыўся, калі на «Усебеларускім сходзе» пацягаў за вушы суседнюю дзяржаву, як дарослы цягае малога хулігана: «Вазьміце Літву. У ранейшыя гады там жылі чатыры з паловай мільёны чалавек. А колькі засталося? Ніхто палічыць не можа. Менш за два». Але ж не, праз тыдзень (19.02.2021) перад супрацоўнікамі Купалаўскага тэатра зноў заявіў: «Калі б там было добра, то ў Літве з чатырох з паловай мільёнаў [жыхароў] паўтара-два не засталося б». Празрыста намякнуўшы – вой, пагана там!

Зважаючы на рэзалюцыю сходу, тутэйшая адміністрацыя прыслухоўваецца да Сусветнага банка. Паводле звестак апошняга, на 2019 г. у Літве налічвалася звыш 2,78 млн жыхароў. Так, у гэтай краіне адчуваецца дэмаграфічны крызіс, але не настолькі ён востры, каб знікла звыш паловы насельніцтва… Дарэчы, і не жылі ў межах сучаснай Літвы 4,5 мільёны чалавек – максімум 3,7 млн (1991–1992 гг.).

Раздзьмуваць чужыя праблемы, прыхоўваючы свае – так сабе стратэгія, але, напэўна, у савецкім таварыстве «Веды» 1970-х карысталася поспехам. У англійскай мове яна мае адмысловы назоў «Whataboutism» і апісваецца фразай з вядомага анекдота («А ў вас неграў лінчуюць»).

У важным для тутэйшага афіцыёзу рэйтынгу «Doing Business 2020» Літва займае 11-ю пазіцыю, Беларусь – 49-ю (з 190). Паказнікі чаканай працягласці жыцця: 76,4 гады (78-е месца з 193) і 75,2 (92-е). ВУП у пераліку на жыхара паводле парытэту пакупніцкай здольнасці ў Літве амаль удвая большы. У сусветным «рэйтынгу шчасця» за 2017–2019 гг. Літва 41-я, Беларусь 75-я. У рэшце рэшт, і з дэмаграфіяй у нас таксама не ўсё так бліскуча, каб «кумушек считать трудиться».

Украіне ад галоўнага спецыяліста па ўсіх пытаннях таксама дасталося як на сходзе, так і (асабліва) ў Купалаўскім тэатры: «Да чаго могуць прывесці неасэнсаваныя дзеянні, добра відаць на прыкладзе Украіны. Найбагацейшая дзяржава, ідэальныя кліматычныя ўмовы, самыя ўрадлівыя землі, пра якія можна толькі марыць, выхад да мора. А што маюць з гэтага простыя ўкраінцы, да чаго палітыкі давялі краіну?» Дэмагогія detected… Так, «простыя ўкраінцы», што б гэта ні значыла, жывуць незаможна, колькасць бедных за 2020 г. павялічылася, і вось што піша Станіслаў Суханіцкі з горада Лубны Палтаўскай вобласці:

За апошні год, натуральна, стала горай. З 2021 г. у нас паднялі цэны практычна на ўсё, асабліва на «камуналку» і прадукты харчавання. Мінімальную пенсію павялічваюць хіба раз на паўгода – прыблізна на два долары! У 2021 г. пачаліся «тарыфныя бунты», якія праходзяць ужо рэгулярна, звычайна раз на тыдзень. Прэзідэнт Зяленскі не звяртае ўвагі на гэтыя бунты…

Але, калі вярнуцца да паказніка «ВУП на жыхара паводле парытэту пакупніцкай здольнасці», то Беларусь і Украіна рухаліся ў 2010-х у адным кірунку… Прычым, як лёгка бачыць, да «кавіда» спад у Беларусі пасля 2014 г. доўжыўся два гады, а ва Украіне, якая страціла землі і фактычна вяла вайну, – толькі адзін.

Развалу ўкраінскай эканомікі не адбылося і ў «каранавірусным» 2020 г. Паводле Нацбанка Украіны, ВУП знізіўся на 4,4%; гэта балюча, але менш, чым чакалася (-6%), і менш, чым у шэрагу еўрапейскіх краін. Карацей, найгоршага, як выглядае з Мінска, удалося пазбегнуць… Дый ці Рыгорычу, індывідуальнаму або калектыўнаму, дзяліцца з суседзямі сваімі рэцэптамі «ратавання эканомікі»? Яны (рэцэпты) працавалі 25 год таму – ну, няхай 20…

Па-мойму, гаспадару Драздоў дагэтуль не дае спакою тое, што яго прагноз двухгадовай даўніны пра перамогу Пятра Парашэнкі на прэзідэнцкіх выбарах 2019 г. не збыўся, што суседзі выбралі сабе маладога лідара. Звароты да ўкраінскіх праблем (цяпер і да літоўскіх) набылі ў нашых ідэолагаў & спічрайтэраў, бадай, хваравіты характар 🙁

Як ведаюць пастаянныя чытачы, я турбаваў дэлегатаў «Усебеларускага сходу» развагамі ды кпінамі. Днямі прыйшоў адказ.

Навучыліся пісАць 😉 I адрэагавалі, і без канкрэтыкі… Зрэшты, нават у гэтым лісце – спроба пераканаць: маўляў, сход быў прадстаўнічы.

Прывітанне з альтэрнатыўнай рэальнасці традыцыйна перадае і «СБ» – з дзівуном, які шчыміцца да мяне ў «калегі».

Сацыялагічны зрэз дае іншую карціну: прадстаўнікі прамысловасці, будаўніцтва і транспарту складалі сярод дэлегатаў каля 30%, прадстаўнікі аграпрамысловага комплексу – блізу 8,2%. Многа было людзей з «сацыяльна-культурнай сферы, сферы паслуг і СМІ» (чвэрць), чыноўнічкаў (кожны сёмы), «парламентарыяў», «сілавікоў», пенсіянераў… Разам з тым палітэмігрантка Святлана паспяшалася казаць 05.02.2021, што будуць «толькі чыноўнікі і ідэолагі»: трапілі на сход і сапраўдныя рабочыя ды сяляне. Што нагадала дэкаратыўны Вярхоўны Савет часоў Брэжнева, Андропава і пад., дзе таксама нязменна фігуравалі «выхадцы з народу».

Была на мінскім сходзе і «святая прастэча» – 65-гадовая механізатарка з Дзяржынскага раёна Таццяна Захожая (ад прэзідыума «Беларускага саюза жанчын»). Напярэдадні дала чосу ў інтэрв’ю «НН»: «Я грубавата пра мітынгі магу сказаць: зажраліся некаторыя. Пра моладзь найперш кажу: бацькі апошнія сродкі аддаюць, каб тыя вучыліся, а ім павыступаць яшчэ хочацца. Мая прапанова: вясной, калі снег растане, іх усіх у поле камяні збіраць».

Вядома, не ў Таццяне праблема, а ў тых ідэолагах, якія размяркоўвалі квоты на сход… І сумна вось што: ні тутбай, ні грамадска-палітычныя сілы, прыязныя да існавання тутбая, так і не дагрукаліся да тых самых рабочых і сялян, дый не дужа імкнуліся. Ну, якой трактарыстцы будзе даспадобы даведацца, што яе прафесія – «простая»?..

Кожная прафесія па-свойму складаная. Ці не адчулі вы ў загалоўку недарэчнай фанабэрыі (асобных) рэдактарак, якія дапускаюць, што свет круціцца вакол іх?

Мультфільму паўстагоддзя, ды ён актуальны. Да пяцёркі герояў можна дадаць «на смак» кіроўцаў, смеццяроў, журналістаў, праграмістаў, etc.

Мо і прапагандысты для нечага патрэбныя – абы не прапагандоны… Апошнім часам фашыстоўскія матывы не так ужо рэдка гучаць з вуснаў тутэйшых ідэолухаў, і даходзіць ужо да яўных спроб расчалавечвання апанентаў улады. А доктар гісторыі Аляксандр Фрыдман (экс-мінчук) назірае за гэтымі спробамі ды з Германіі распавядае пра іх «Еўрарадыё», «Радыё Рацыі»… або філосафу-шахматысту Ігару Бабкову. Праўда, апошняе інтэрв’ю на дзве з гакам гадзіны ваш пакорлівы слуга не асіліў.

Ёсць у жыцці менш змрочныя сюжэты. Ці ведалі вы, як у 1993 г. рыхтавалася «трохгоддзе Выгоцкіх у Гомелі»? Копію дакумента прыслаў краязнавец Алесь Сімакоў.

Вуліцы Льва Выгоцкага ў Гомелі, дзе ён сфармаваўся як асоба, дагэтуль няма (тым не меней такая вуліца ў 2004 г. з’явілася ў Мінску). Затое імя Выгоцкага ў Гомелі атрымаў педагагічны каледж (1996), а ў лістападзе 2016 г., да 120-годдзя знакамітага адукатара, на будынку гомельскай філармоніі з’явілася-такі памятная шыльда. Варта сказаць «дзякуй» грамадскім актывістам 1990-х гадоў – можа, калі б не варушыліся, то і гэтага б не мелі.

Аднагодак Льва Сямёнавіча – Майсей Саламонавіч, ён жа Мойшэ Кульбак. Пра яго ў Беларусі апошнім часам даволі шмат пісалі, аднак найлепшая памяць пра паэта – чытанне яго твораў. 21 лютага 2021 г., у Міжнародны дзень роднай мовы, паэт Васіль Жуковіч выправіўся ў Курапаты і прачытаў два творы Кульбака ў сваім перакладзе.

В. Жуковіч стаяў побач з помнікам ахвярам сталіншчыны, які з’явіўся ў 2004 г., – там відаць і надпіс на ідышы. А нядаўна хтось павесіў на дрэвы ля помніка драўляныя шыльдачкі з імёнамі Мойшэ Кульбака, Юлія Таўбіна, Ізі Харыка. Адна з такіх таблічак і трапіла ў кадр.

Ізноў крыху пра сумнае… Міжнародная кніжная выстава ў «Белэкспа» (18-21 лютага 2021 г.) гэтым разам адзначала юбілеі: Максіма Багдановіча (130), Кандрата Крапівы (125), Івана Мележа і Івана Шамякіна (100). Яно-та якраз не сумна, але наведвальнікам нагадвалі і пра 30-годдзе СНД, што было зусім «не ў струмень» (юбілей гэтага крохкага палітычнага ўтварэння – у снежні 2021 г.; а што, калі яно зусім распадзецца к таму часу?).

Навезлі фаліянтаў з апяваннем «правадыроў». 19.02.2021

Што да Мойшэ Кульбака і таго ж Льва Выгоцкага, на іх арганізатары «забыліся». Дый юбілей Уладзіміра Караткевіча (1930–1984) адзначалі сваеасабліва: у адным месцы праграмы напісалі пра 90-годдзе пісьменніка, у другім – пра 100-годдзе… 🙁

О так, драбяза ў параўнанні з новымі арыштамі ды прысудам па справе журналістак Дар’і Чульцовай і Кацярыны Андрэевай (Бахвалавай). 18 лютага абедзве атрымалі па 2 гады калоніі за дзёрзкі рэпартаж з «Плошчы Перамен»; прысуд яшчэ не ўступіў у законную сілу.

Але сувязь паміж гэтымі «паталогіямі грамадства» існуе. І нягоднік, які разяўляўся ў «СБ» на журналістак – маўляў, мала ім далі – ледзь не хедлайнерам стаў на арэне «Белэкспа»: мінінфармацыі выдала зборнік яго трызненняў, наладзіла прэзентацыю… Хто такі, здагадаецеся.

Паведамленне дзяржаўнага агітпропа пра суд над журналісткамі. Вуліцы Чарвякова і СмаргоЎскі тракт не перасякаюцца, а спалучаюцца праз двор. Якая прапагандатакая, відаць, і якасць следства

Друкуюцца ў Беларусі пад эгідай дзяржавы і карысныя кнігі. Во «Беларуская навука» летась выпусціла «Выбраныя працы» барысаўчаніна Герцля Шкляра, таварыша Соф’і Рохкінд па «Ідыш-рускім слоўніку» (1940; рэпрынтнае выданне – 2006).

У кнізе – біяграфія Г. З. Шкляра (1904–1966), падрыхтаваная супольна з кастрамскімі калегамі, падрабязны нарыс ад Веранікі Курцовай, прысвечаны ўкладу Шкляра ў мовазнаўства. Выснова спецыялісткі: «Герцаль Залманавіч Шкляр за свае крыху больш чым 10 гадоў працы ў беларускай акадэмічнай навуцы здолеў зрабіць шмат. Ён у такой жа ступені даследчык, як і рускі, і яўрэйскі. Імя Г. З. Шкляра варта памяці і заслугоўвае навуковага ўшанавання». У 1930-я гады Шкляр, сярод іншага, браў чынны ўдзел у напісанні двух падручнікаў па беларускай мове для вышэйшай школы.

Вольф Рубінчык, г. Мінск

24.02.2021

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 24.02.2021  15:55

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (114)

Усім і кожнаму – шалому! Мадам, якую мы абсмяялі ў той серыі, ужо, здаецца, сцеле сабе прафілактычную саломку. Прызнала, што парламенцкія выбары ў лістападзе будуць (калі будуць…) датэрміновымі, але яна «ні пры чым»: «Я б, можа быць, і апасалася рэакцыі, калі б гэта было рашэнне ЦВК. У дадзены момант мы з’яўляемся выканаўцам, тэхнічным органам». Тут напрошваецца пытанне, ці не замнога ў такім разе брала на сябе прадстаўніца тэхнічнага органа, калі разважала, напрыклад, пра «выхаванне выбаршчыкаў» праз адміністратыўны рэсурс? Але пры цяперашнім раскладзе яно будзе рытарычным. Зрэшты, сістэма крышыцца на вачах: нават Павел Ізотавіч ад яе адгроб, прынамсі ў курапацкім разрэзе… Мо і Лідзія-як-яе-там скора дасць інтэрв’ю, у якім раскрытыкуе «генштаб»?

Калі затрымліваюцца па падазрэнні ў хабарніцтве экс-начальнік службы аховы прэзідэнта, ён жа – нам. старшыні Савета бяспекі, і гендырэктар «Белтэлекама», гэта значыць, што ключавыя пасады праз 24 гады пасля «вялікай перамогі Лукашэнкі» (і праз 16 гадоў пасля «канцэптуальнага павароту» – дэкларацый пра існаванне дзяржаўнай ідэалогіі) займаюць, мякка кажучы, не зусім тыя… На іх накінуліся несправядліва? Лішні доказ таго, што цвіль яшчэ вышэй. Чакаць паляпшэнняў пасля пятых «перавыбараў» палітыка, якому к таму часу грукне 66? Пазбаўце.

Міжволі тут задумаешся, хто прыйдзе на змену. Чытачы серыяла ведаюць, які я пераборлівы: звяртаў увагу на заганы як сацыял-дэмакратаў, так і правацэнтрыстаў (АГП, рух «За свабоду»). Зараз – колькі слоў пра яшчэ адзін элемент «правацэнтрысцкага блоку», Беларускую хрысціянскую дэмакратыю; дакладней, пра яе лідараў.

Паводзіны сустаршыні БХД Вольгі Кавальковай у сувязі з «Чарнобыльскім шляхам» (месяц таму разам з іншымі актывістамі падрыхтавала ў Мінгарвыканкам заяўку на шэсце 26 красавіка ў Мінску; калі «раптоўна» высветлілася, што трэба плаціць за паслугі міліцыі, еtc., аргкамітэт 25.04.2019 адклікаў заяўку, а Вольга распавяла: «Цяперашні фармат “Чарнобыльскага шляху” зжыў сябе») дужа нагадваюць пра лісу і вінаград з вядомай байкі Крылова. Але, можа быць, нейкі патаемны сэнс ва ўсіх гэтых кроках быў? Як той казаў: «Вайна – фігня, галоўнае – манёўры».

З Вольгай К. асабіста не знаёмы, а вось прэтэнзіі Паўла Севярынца – яшчэ аднаго сустаршыні БХД, якога цаню як пісьменніка – да Беларускага ПЭН-цэнтра, зачапілі болей. Нагадаю: нервовы эмацыйны пост П. С. з’явіўся ў фэйсбуку 22.04.2019 і ўзняў хвалю каментароў – і спачувальных, і не.

Я ніколі не імкнуўся далучыцца да ПЭН-цэнтра (хапае Саюза беларускіх пісьменнікаў). Тым не менш сёе-тое карыснае ў дзейнасці ПЭНа не мог не прыкмеціць: хаця б арганізацыю конкурсу «Кніга году». Летась на раздачу прэмій мы з жонкай завіталі, заспеўшы там і Паўла.

Як вынікае з вышэйзгаданага допісу П. Севярынца, з 2014 г. ён «прынцыпова» не плаціў узносы ў ПЭН-цэнтр «пасьля выставы камінг-аўтаў у офісе ПЭНу і мерапрыемстваў, зьвязаных з прапагандай гамасэксуальнага ладу жыцьця пад эгідай арганізацыі». Але ў Статуце ПЭНа (так, часам пачытваю статуты) чорным па белым сказана: «3.8. Кожны член РГА “Беларускі ПЭН-цэнтр” абавязаны: а) плаціць штогадовыя ўзносы ў памеры, які вызначаецца Радай, на фінансаванне дзейнасці РГА “Беларускі ПЭН-цэнтр”»

Ёсць у Радзе ПЭН-цэнтра «гей-лобі» ці не (4 чалавекі з 7, паводле П. С.), а калі ёсць, то хто ў яго ўваходзіць – гэтыя пытанні ніколі мяне не займалі. Пры вялікім жаданні «прапаганду» ЛГБТ-каштоўнасцей можна закінуць і СБП. Бачыў на сайце арганізацыі: «11 снежня 2018 г. інтэрнэт-часопіс ПрайдзіСвет і Саюз беларускіх пісьменнікаў зладзілі сумесны круглы стол, прысвечаны пытанню рэпрэзентацыі негетэранарматыўнай сексуальнасці…» Але – сэнс прыпадабняцца да персанажа барадатай показкі, які залазіў на шафу, каб убачыць голыя целы ў лазні насупраць і паскардзіцца на распусту? Я к таму, што на падобныя імпрэзы гвалтоўна не цягнуць: і ў СБП, і ў ПЭНе ёсць з чаго выбраць…

Не маралізую, але… Той, хто добраахвотна ўступіў у суполку, мусіць выконваць яе асноватворныя дакументы – pacta sunt servanda. Мне цяжка сабе ўявіць, што заставаўся б у суполцы, да якой дабраахвотна далучыўся (тым жа СБП), і цягам некалькіх гадоў не ўносіў бы грошы на яе дзейнасць. Агулам, каб у Беларусі існавала аўтаномія «трэцяга сектару», пажадана, каб асноўныя крыніцы фінансавання грамадскіх аб’яднанняў знаходзіліся ўнутры краіны, і членскія ўзносы маюць быць адной з найважнейшых крыніц. Не даспадобы мне залежнасць нізавых ініцыятыў ні ад дзяржавы, ні ад буйных карпарацый (фондаў).

Павел-палітык, на жаль, проста сячэ сук, на якім сядзіць, яшчэ да заваёвы ўлады пераймаючы несамавітую пазіцыю: «Усе роўныя, але некаторыя раўнейшыя». Наўрад ці з такім падыходам можна перамагчы «рэжым», дый нават скінуць кіраўніцтва ПЭН-цэнтра на чарговым Агульным сходзе ўвосень г. г. Лёгка спрагназаваць, што намер вызваліць «добрых людзей» (П. С.: «у ПЭНе ж большасць добрыя людзі. І гэта ня дзейнасьць ПЭНу, а дзейнасьць пэўнай групы, якая ўзяла на сябе права “караць і мілаваць”. Варта мяняць Раду. ПЭН не заслужыў такога кіраўніцтва») скончыцца пшыкам, бо: а) Павел ужо прысутнічаў на сходзе 2017 г., а змены Рады не дабіўся; б) мала шансаў, што пэнаўцы сёлета прыслухаюцца да бунтара, няхай аўтарытэтнага пісьменніка ды экс-палітвязня, які доўга і ўпарта ігнараваў статут.

За ўсімі мітрэнгамі апошніх тыдняў неяк у цень адышоў праект бізнэсоўца Пракапені & Co., а менавіта «міністэрства лічбавай эканомікі» (35-40 супрацоўнікаў, якія маюць курыраваць Акадэмію навук, дзяржаўны камітэт па навуцы і тэхналогіях, а нават і міністэрства транспарту). Паведамлялі, што «новае міністэрства прапануюць абараніць ад уздзеяння сілавых структур» – пэўна, ініцыятары ўлічваюць досвед ураджэнца Мінска Міхаіла Абызава, які даслужыўся ў Маскве да «міністра па каардынацыі дзейнасці “Адкрытага ўраду”» (2012-2018), але ў сакавіку 2019 г. быў арыштаваны па падазрэнні ў крадзяжы нейкіх дзікіх мільярдаў.

Гаворка пра новы ўрадавы орган – прычым фінансаваць яго плануюць за кошт ІТ-фірм, што адразу выклікае сумневы – вядзецца ўжо больш за год. У гэтым квартале рашэнне, відаць, будзе прынятае, і два супраць аднаго, што яно акажацца станоўчым… Але я не бачу патрэбы ў такім органе, з некалькіх прычын. Па-першае, дзяржаўны апарат і без яго перагружаны – 24 міністры, агулам чатыры дзясяткі членаў ураду (пяць намеснікаў прэм’ер-міністра, адзін з іх першы), а існуюць жа паралельна адміністрацыя прэзідэнта ды розныя саветы бяспекі, куды трапляюць яшчэ тыя прыгажуны (гл. вышэй). Па-другое, не формы зараз хвалююць найперш, а змест грамадска-палітычнага жыцця; між тым «электронны ўрад» – форма, якая прыхоўвае той факт, што рэальны ўрад падкантрольны вузкаму колу, блізкаму да сям’і «самі-ведаеце-каго». Па-трэцяе, як бы новае міністэрства не выявілася «траянскім канём», што надалей абмяжуе свабоды грамадзян.

Наіўна cпадзявацца, што ўсе рэзідэнты Парка высокіх тэхналогій маюць піетэт да правоў чалавека. Прынамсі частка з іх у спрыяльных для сябе ўмовах будзе паводзіцца так, як «Сфера» ў аднайменнай кнізе Дэйва Эгерса (рэкамендую). Уласна, той факт, што ў снежні 2018 г. фонд тав. Пракапені зрабіў «падарунак» школьнікам Аршанскага – планшэты з убудаванай праграмай, якая мнагавата фіксіруе вакол сябе (напрыклад, міміку карыстальнікаў), як бы намякае… Дзіва што некаторыя бацькі адмовіліся браць «данайскі дар».

Проста пакіну ўзор дакумента аб згодзе на апрацоўку асабовых звестак для цьмянай фірмы «Фэйсметрыкс» тут, бо такія паперкі, бывае, знікаюць з агульнага доступу:

Часам бачу, што «ў інтэрнэце хто-та няпраў»; і хацелася б прамаўчаць, але… Вось паважаны ізраільскі калумніст Пётр Межурыцкі на kasparov.ru праводзіць аналогіі паміж абраннем ва Украіне-2019 Уладзіміра Зяленскага і ў Ізраілі-1999 – Эгуда Барака: маўляў, абодва эпізоды – задавальненне народнага попыту на «добрага цара», але чароўная казка хутка развейваецца… Усё б нічога, ды П. М. занадта ўжо драматызуе: «Такога жаху, які неўзабаве пасля абрання Барака абрынуўся на Ізраіль, не чакаў ніхто. Літаральна дня не праходзіла, каб не адбылося тэракту са шматлікімі чалавечымі ахвярамі ў розных грамадскіх месцах: у кафэ, на дыскатэках, у крамах, у транспарце. Вуліцы ізраільскіх гарадоў апусцелі». Э. Барак быў прэм’ер-міністрам з сярэдзіны 1999 г. да пачатку 2001 г. Улетку 2000 г. я гасцяваў у Ізраілі 6 тыдняў (Іерусалім, Цфат, Нетанія…) – істотных адрозненняў у параўнанні з 1996 і 1998 гадамі не заўважыў, вуліцы не пусцелі. Табліца «Спіс тэрактаў супраць ізраільцаў і яўрэяў» таксама не пацвярджае, што пры новым кіраўніку ўрада яны адбываліся ў Ізраілі штодня і «са шматлікімі чалавечымі ахвярамі». Хвалі тэрактаў уздымаліся і да «летуценніка» Барака, і пасля яго 🙁

Калі каспараўцы хацелі кагосьці напужаць, параўнаўшы Зяленскага з ізраільскім «прэм’ер-міністрам для ўсі-і-іх», то не выйшла (рабяты, паспрабуйце яшчэ). Ну, а шоўмэну – «цёмнаму коніку» – можна толькі пазычыць поспеху на новым шляху, і каб яго 73% праз год не ператварыліся ў 7,3…

Кур’ёзнае супадзенне: варта было напісаць пра ІІ Еўрапейскія гульні (Мінск, чэрвень 2019), як мяне запрасілі на адкрыццё выставы «Спорт у жыцці пісьменніка» (29.04.2019) у музей гісторыі беларускай літаратуры. Сёе-тое распавёў прысутным – не пра ўвесь «спорт», дык пра шахматы ў жыццях Зэліка Аксельрода, Якуба Коласа, Кандрата Крапівы, Янкі Купалы і іншых. Выказаў спадзеў, што да традыцыйных турніраў, што ладзяцца ў СБП, далучацца і прадстаўнікі іншага пісьменніцкага саюза (СПБ). А прамова паэта Васіля Жуковіча будавалася вакол яго вершаў, прысвечаных спартсменам.

Шахматы-«матрошкі», якія належалі К. Крапіве; выступае ўнучка байкара Алена Атраховіч

*

Аліна Федарэнка пераслала прэс-рэліз. Што пішуць: «3 мая 2019 г. у 11.00 у Нацыянальным гістарычным музеі Рэспублікі Беларусь адбудзецца прэзентацыя выставы “Іцхак Шамір”, прысвечанай жыццю і дзейнасці сёмага прэм’ер-міністра Дзяржавы Ізраіль, ураджэнца Беларусі…» Выстава ладзіцца ў рамках «Міжнароднай канферэнцыі “Лімуд Беларусь 2019”, якая пройдзе ў Мінску з 3 па 5 мая 2019 года і збярэ звыш 500 удзельнікаў з 12 краін свету». І шо на гэта скажаш? «У полі трактар дыр-дыр-дыр, / Хай жыве Іцхак Шамір!» Але, бядак, памёр выхадзец з Ружан у чэрвені 2012 г. Усяго 23 гады і 3,5 месяцы не дажыў да 120.

*

Здаецца, я раскрыў таямніцу капелюша Кім Чэн Ына. Модны карэец проста нагледзеўся (а можа, абгледзеўся) нугманаўскага фільма «Ігла», і ў яго падсвядомасць увайшоў вобраз аднаго з негалоўных персанажаў.

Кадр з «Іглы» (1988); Кім у Расіі (2019)

«Вольфаў цытатнік»

«Можна сцвярджаць: пачатак 2000-х гадоў будзе адзначаны прыкметным паляпшэннем кліматычных умоў. Не выключана, што ўжо ў ХХІ стагоддзі Арктычны басейн упершыню з часоў вікінгаў вызваліцца з лядовага палону» (Леанід Булыгін, зб. «Фантастыка-77», 1977)

«Ромы жывуць у Беларусі. Але ў той жа час іх тут быццам бы няма. У нас афіцыйныя ўлады робяць выгляд, што няма такога народа» (Мікалай Калінін, газета «Згода», красавік 2005).

«Калі для кіруючага класа залежнае становішча краіны ў цэлым не з’яўляецца перашкодай у справе атрымання прыбытку, то шараговаму насельніцтву яно пагражае загранічна нізкім узроўнем жыцця і адсутнасцю перспектыў для развіцця» (Ціхан Закаменеў, 2019)

«Палітыка, якую зусім выгналі былі з рэальнасці, вяртаецца праз мастацтва… Цяпер зразумела, што галоўным пастаўшчыком новых палітычных фігур стане менавіта шоўбізнэс: не толькі таму, што людзям патрэбнае шоў, але найперш таму, што гэта справа адносна сумленная» (Дзмітрый Быкаў, 30.04.2019)

«Мясцовыя ідэнтычнасці надзвычай жывучыя. Яны могуць спаць доўга, і здаецца, што іх ужо зусім няма, але калі надыходзіць патрэбны палітычны момант, яны вельмі хутка і лёгка прачынаюцца і аб’ядноўваюць людзей» (Кацярына Шульман, 30.04.2019)

Вольф Рубінчык, г. Мінск

02.05.2019

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 02.05.2019  14:21

И. Ганкина о еврейской литературе межвоенного времени (2)

(окончание; начало здесь)

Творцы, народ и Советская власть. Изи Харик – не просто поэт, он – символ «нового советского еврея». В 1935 г. торжественно отмечалось 15-летие с начала его творческой деятельности, на котором Кондрат Крапива не без иронии отметил: «Как бы мы с тобой выглядели сейчас, если бы не было советской власти. Я, мужик в армяке и лаптях, пришел бы к тебе, сапожнику, чтобы ты мне «склепал» новые сапоги. Ты бы обязательно был сапожником, как твой батька. Мы бы с тобой долго соображали, как сделать, чтобы сапоги стоили подешевле. Потом бы курили самосад и жаловались друг другу на нашу бедную жизнь. Мы даже не помышляли бы о творчестве» (цит. по: Релес, Г. Еврейские советские писатели Белоруссии. Воспоминания. Минск: изд. Дмитрия Коласа, 2006). Как ни забавно звучит этот «политически ангажированный» текст, но без революции, как минимум февральской 1917 г., дело могло обстоять именно так. Известно, что социальные лифты для талантливых детей из народа, а особенно «неправильной» национальности, работали в Российской империи с большим скрипом.

Прекрасно осознавая меру своей ответственности за судьбу молодых литераторов, Изи Харик организует работу секции еврейских писателей, поддерживает не на словах, а на деле юные таланты, в частности, организуя им стипендии, позволявшие детям из еврейских местечек продолжать свое образование в городе. Случайно уцелевшая после расстрелов 30-х годов молодая поросль (Гирш Релес, Евгений Ганкин) с нежностью вспоминала о личных встречах с Хариком, о невероятном успехе своих первых литературных опытов. Так, в 1934 году журнал «Штерн» печатает отрывки из поэмы двенадцатилетнего Евгения Ганкина (текст поэмы был привезен Харику учителем еврейской литературы местечка Щедрин Самуилом Шубом). «Харика я обожал», – так начинает воспоминания об Изи Харике Евгений Ганкин. Появление известного поэта в любом местечке сопровождалось «демонстрацией» любителей литературы. «Зал заполнился намного раньше объявленного времени, сидели на скамейках, на подоконниках, на полу и даже на пожарных машинах, которые стояли здесь же в депо» (цит. по: Ганкин, Е. Крыло ангела. Эссе, очерки, воспоминания. G.L.M. Publishing, Ann Arbor, USA, 2000). Так встречали Харика в местечке Щедрин летом 1932 года…

Еврейские писатели БССР 1930-х годов. Подборка фото с обложки книги воспоминаний Г. Релеса (2006)

Вообще, тема творчества, а шире, взаимосвязи и взаимозависимости «творца и народа» была, есть и, наверное, будет одной из сквозных тем мировой литературы. В анализируемый период она, естественно, приобретает классовый характер, но подлинный литературный текст даже через призму идеологии доносит боль и надежды автора. В белорусской пред- и послереволюционной литературе мы встречаем подлинные шедевры, раскрывающие эту тему: Янка Купала «Курган» (1910 г.), Змитрок Бядуля «Соловей» (1927 г.), и, наконец, Изи Харик «На чужом пиру» (1935 г.). Один и тот же образ – преследуемого, оскорбленного и униженного, но в то же время внутренне не сломленного творца, объединяет все эти произведения. Судьба главных героев перемалывается в жерновах истории. Не менее печальной оказалась судьба авторов этих текстов. Но прежде чем перейти к трагедии 30-х годов, следует наметить еще несколько магистральных тем белорусской еврейской литературы.

Биробиджанский эксперимент и великие стройки 30-х. В начале 30-х годов активно издавались книги на идише, реформа которого в 20-е годы привела к советизации языка, значительному сокращению древнееврейской лексики, изменению орфографии, а также бурному внедрению лексики, связанной с различными отраслями современной науки и техники. Последняя тенденция, обусловленная актуальными процессами в сфере среднего и высшего образования, хорошо иллюстрируется библиографическим справочником 1935 г. (Еврейская книга СССР в 1933 г. (Библиография) Государственная Библиотека и Библиографический Институт БССР им. В. И. Ленина. Еврейский отдел. Составитель Н. Рубинштейн. – Минск, 1935. – 86 с.) cо списком всех изданий на идише за предыдущий 1934 год. Названия разделов – зачастую калька с соответствующих терминов, в первую очередь немецких, плюс советская политическая лексика. Объем издаваемой литературы впечатляет – от 49 изданий в разделе «Политика. Советское строительство. Национальный вопрос. Коминтерн. Коммунистический интернационал. Комсомол. Пионерское движение. Политические партии в капиталистических странах» до 67 изданий в разделе «Литературоведение. Учебная литература для школ»; от 27 изданий в разделе «Техника. Транспорт. Связь. Контейнерные перевозки. … Банковское дело. Торговля» до 103 изданий в разделе «Народное просвещение. Педагогика и методика. Культпросвет. Всеобуч. Физическая культура и спорт. Половое воспитание. Взаимное обучение», и т. д., и т. п.

Хорошо или плохо, но к началу 1930-х годов полным ходом шло формирование советского нормативного варианта языка идиш, который имел перспективу постепенно, через ошибки и потери, стать современным полнофункциональным языком. В конце концов, современный иврит по лексике тоже далеко ушел от языка Торы.

Однако вернемся к общей социокультурной и общественно-политической ситуации 30-х годов. Все относительные экономические, а также культурные «вольности» 20-х ушли в небытие в годы «Великого перелома». Дискуссия в рамках большевистской идеологии стала смертельно опасным делом. Сторонников Троцкого и Бухарина сначала отправляли в ссылку, а затем пришло время больших политических процессов. Судя по воспоминаниям, верного (а возможно, даже чересчур верного) ленинца Х. Дунца исключают из партии за частную беседу, в которой он не смог согласиться, что большевики с дореволюционным стажем Троцкий и Каменев – фашисты (см.: Релес, указ. соч., с. 30).

На этом фоне биробиджанский эксперимент 1930-х годов становился последней иллюзией для поколения «детей революции». Как воспоминал известный советский еврейский литературный деятель Арон Вергелис: «Уже был «Великий перелом», уже прошла коллективизация… в это время на Украине уже случился жестокий голод. Коллективизация породила этот голод, и он уже подступал к узким улицам местечек» (Цит. по: Куповецкий, М. Последний советский еврейский нацкадр Арон Вергелис // Идиш: язык и культура в Советском Союзе. – Москва, 2009, с. 60). В такой ситуации воспевание достижений первых пятилеток, а особенно ударного труда на строительстве Беломорканала, выглядело понятным с идеологической, но спорным с других точек зрения поступком. Поэма Изи Харика «От полюса к полюсу» (1933–1934 гг.), посвященная «перековке» бывших уголовников в передовых советских ударников, при несомненных литературных достоинствах выглядит слишком идеологизированной. Сравнение ее с поэмой «Круглые недели» (1930–1931 гг.) – явно не в пользу первой. В «Круглых неделях» на фоне уже дежурного конфликта между «старым» и «новым», на фоне обязательной антирелигиозной пропаганды и образа кулака-вредителя присутствуют всё же подлинные социальные проблемы (плохое снабжение рабочих, грязь и теснота в столовой и бараках). В тексте поэмы бросаются в глаза живые зарисовки характеров и внешности строителей, точные физиологические (запах в бараке) детали. Одним словом, от нее веет подлинностью личного авторского переживания.

Такая же подлинность жизненных ситуаций и характеров – в рассказе «Свой врач» молодого талантливого писателя Моты Дегтяря (1909–1939), в котором счастливый отец приходит на прием к собственной дочери, дипломированному врачу, отправленному по распределению в родное местечко. Нет преувеличения ни в ситуации, ни в характерах, потому что мечта о «своем» еврейском враче – это мечта многих поколений евреев «черты оседлости», которая могла и становилась явью в довоенной БССР. Приведем в этой связи некоторые статистические данные: численность студентов-евреев в Беларуси в 1927-1928 гг. – 27% от общего числа (1257 человек); в БГУ в 1927 г. на медицинском факультете доля евреев составила 44% от общей численности принятых, и даже в 1939 г. из 8 тыс. минских студентов 2,5 тыс. были евреи.

Яркой образностью и динамизмом отличаются тексты Эли Кагана (1909–1944). Его «Город без церквей», где «…люди не ходят, а бегают. Улицы в нем широкие. Весь он просторен, как поле. И всё же люди нередко натыкаются друг на друга. Люди озабочены, люди хлопочут» дает образ странного города без истории – города-новостройки 30-х годов, запечатленного внимательным взглядом писателя. А его детские воспоминания из миниатюры «Большой пожар»: «Меня пугала смерть. Смерть – густая, черная, с огненными кругами, с блуждающими мерцающими точками. Я с замиранием сердца проваливаюсь в бездну, я хочу крикнуть и не могу…» – выходят далеко за рамки «большого стиля соцреализма» в пространство мировой литературы. Арестованный вместе с Зеликом Аксельродом весной 1941 г., чудом избежавший летом 1941 г. пули НКВД, погибший на фронте в 1944 г. при освобождении Беларуси, Эля Каган – еще один из расстрелянного поколения…

Но вернемся в 1934-й – год создания Союза писателей БССР и СССР. За красивой ширмой объединения творческих сил страны скрывалось спецсообщение секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР «О ходе подготовки к I Всесоюзному съезду Союза советских писателей» от 12 августа 1934 г., в котором фактически запрограммирована будущая трагедия белорусской интеллигенции. Купала Янка, Колас Якуб, Чарот Михась, Бровка Петрусь, Бядуля Змитрок и др. проходят в нем как белорусские нацдемы или им сочувствующие; соответственно – Харик Изя, Кульбак Мойша и др. являются либо скрытыми бундовцами, либо национал-фашистами. Расстрельные списки готовятся, дела подшиваются, остается только дать им ход.

Тем паче писатели – люди эмоциональные и увлекающиеся, история страны полна крутыми виражами, и то, что вчера приветствовалось, например, приезд из заграницы в СССР, сегодня становится поводом для обвинительного заключения. Так, в нелегальном прибытии в БССР из Польши обвиняют Мойшу Кульбака.

Показательна в этой связи история жизни Айзика Платнера (1895–1961), который, искренне поверив в идеалы социализма, переехал в БССР из США в 1932 г. Он на собственной шкуре сначала узнал прелести кризиса и безработицы в США, а затем – репрессированный в 1949-м и осужденный на 25 лет в 1950 г. – вкус советской лагерной системы. Его лирические стихи позднего периода рассказывают о невысказанных до конца мыслях, о несбывшихся мечтах. Как ни парадоксально, но в них присутствует, среди прочего, гимн Ленину и советскому строю. Не нам судить, о чем на самом деле думал этот тяжело больной человек в последние годы своей жизни, бродя по улицам послевоенного Минска.

Еврейская литература в общекультурном дискурсе. Представляется очень важным рассмотреть определенные явления еврейской литературы 1920-30-х годов в свете общекультурных мировых тенденций и связей. Известно, что в первые годы и даже десятилетия советской власти она позиционировала себя как выразитель интересов трудящихся всего мира. Этот подход соответствовал традиции мира еврейского, который на фоне определенной замкнутости по отношению к другим культурам внутри своего пространства осуществлял активную коммуникацию, обмен идеями и текстами на протяжении всей многовековой истории народа. Под влиянием движения Хаскалы («еврейского Просвещения») этот мир стал более открытым к межкультурным коммуникациям и диалогу.

Широта отражения еврейской жизни, пусть даже с классовых позиций, видна в издании 20-х годов (Еврейский вестник / Общество распространения просвещения между евреями. – Ленинград, 1928. – 264 с.), которое содержит следующие материалы: различные аспекты истории и культуры евреев в дореволюционной России; современные археологические раскопки в Палестине, экономическое положение евреев Польши, обзор деятельности различных еврейских организаций БССР, УССР, РСФСР и т. п. Соответственно, вполне легитимным или хотя бы допустимым с точки зрения советской власти в те годы представлялось творчество Мойше Кульбака, который в своем первом романе «Мессия, сын Эфроима» обращается к сложным философско-религиозным проблемам. В тексте прослеживаются фантастические и гротесковые, каббалистические и мистические мотивы. Героями произведения являются и реальные люди, и фольклорные персонажи. Энергией античных героев наполнена поэма «Иоста-кузнец» (1920; в белорусском переводе Г. Клевко – «Каваль Ёста»), не случайно эпиграф из Гейне «Я – пламя» отсылает нас к символике, характерной для европейской культурной традиции, к всепобеждающему огню – огню любви и свободы. Герой поэмы и его возлюбленная предстают в образах Гефеста и Афродиты, не теряя при этом конкретные подробности физического облика обычных людей из народа. Известно, что еще в Воложинской иешиве Кульбак «подпольно», но серьезно изучaл русскую классику, а потом на протяжении жизни постепенно расширяющимися концентрическими кругами – Аристотеля и Лао Цзы, Генриха Гейне и Эмиля Верхарна. В Вильно Кульбак начал преподавать литературу на иврите и идише и ставить спектакли, в том числе «Илиаду» Гомера и «Юлия Цезаря» Шекспира.

Поэма начала 1930-х годов «Чайльд-Гарольд из местечка Дисна» в самом названии содержит отсылку к творчеству Байрона, но и, как когда-то Пушкин, Кульбак, используя вечную форму романа-путешествия, показывает нам печальную действительность своего века. И, наконец, его пьеса «Бойтре», новое обращение к образу фольклорного персонажа (еврейского Робин Гуда) содержит в частности, отсылки к романтической драме Шиллера «Разбойники», к поэме Купалы «Могила льва», к поэме Гете «Гец фон Берлихинген» и к немецкому фольклорному образу Черного рыцаря Флориана Гайера.

Мойше Кульбака многие исследователи называют романтиком. И стиль жизни с частыми переездами из города в город, из страны в страну, и одухотворенный облик поэта – всё помогало созданию этой легенды. Но легенде не было места в атмосфере СССР 30-х…

Закономерный финал. Вслед за надеждами и потерями 20-х годов приходит удушающая атмосфера следующего десятилетия. Когда я смотрю на фотографии тех лет, то, кажется, понимаю, почему кудрявым юношам с горящими глазами не нашлось места в новой эпохе. Их вектор движения – вперед и вверх, их дружеская среда с её взаимопомощью и юмором никоим образом не вписывались в сталинский тоталитаризм. «Дети революции», как, впрочем, и ее «отцы», мешали этому монстру распространиться на половину Европы. Точно так же мешало культурное и языковое разнообразие. В середине 1930-х ликвидируются многочисленные национальные районы на территории БССР, из сталинской Конституции исчезает упоминание о национальных меньшинствах, населяющих БССР. Соответственно, власти уже не нужны журналы, газеты, а главное, школы на языках этих меньшинств. Летом 1938 года была ликвидирована вся система образования на идише, кроме школ в Еврейской автономной области и Крымской АССР.

На фоне советизации национальной жизни в Западной Беларуси и Украине, Балтии и Бессарабии происходило временное возобновление еврейской культурной жизни на территории БССР и УССР, которое могло обмануть, и то ненадолго, только восторженных левых из числа новых граждан. Ведь уже случилась ночь 29/30 октября 1937 года, когда было расстреляно более ста представителей интеллектуальной элиты БССР – литераторов, государственных деятелей, ученых. Среди погибших в ту ночь – литераторы Алесь Дударь, Валерий Моряков, Михась Чарот, Изи Харик, Платон Головач, Михась Зарецкий, Янка Неманский, Юлий Таубин, Анатоль Вольный, Хезкель Дунец, Василь Коваль, Тодар Кляшторный, Моисей Кульбак, Юрка Лявонный, наркомы просвещения и юстиции БССР Александр Чернушевич и Максим Левков, ректор БГУ Ананий Дьяков, директор треста «Главхлеб» БССР Георгий Борзунов, завкафедрой Витебского ветеринарного института Яков Сандомирский, начальник Высшей школы наркомата просвещения БССР Вадим Башкевич, председатель ЦК профсоюзов БССР Захар Ковальчук, заместитель наркома совхозов БССР Леонард Лашкевич, студент Соломон Лямперт…

И. Харик и М. Кульбак. Работы Лейзера Рана из серии «Разбитые надмогилья» (начало 1970-х)

Расправа продолжилась в следующую ночь, когда было расстреляно более 30 человек. Только за три осенних месяца в 1937-м органы НКВД репрессировали более 600 общественных и культурных деятелей Беларуси.

Началось медленное умирание культуры идишa на территории СССР. Холокост унес основных ее носителей, а в рамках «борьбы с космополитами» была уничтожена еврейская интеллектуальная и творческая элита. Редкие уцелевшие ее представители, вернувшиеся из ссылок и лагерей, потерявшие своих родных в сталинских репрессиях и Холокосте, безусловно, делали определенные попытки для сохранения традиции. Даже подписка на официозный журнал «Советиш Геймланд» («Советская Родина») частью еврейской интеллигенции воспринималась в годы послевоенного государственного антисемитизма как некий символический вызов.

Так закончился непродолжительный роман советской власти с еврейским народом. Массовая эмиграция советских евреев в США и Израиль в начале 1990-х годов поставила в этой истории жирную точку. В новых государствах, образовавшихся после распада СССР, немногочисленные еврейские общины начали возрождение еврейской культурной и интеллектуальной жизни. Одним из направлений этого процесса является осознание исторического опыта прошлого. Основное внимание исследователей по понятным причинам направлено на изучение истории Холокоста, но события довоенных десятилетий также заслуживают пристального исторического и культурного анализа.

* * *

Об авторе. Инесса Ганкина – психолог, культуролог, член Союза белорусских писателей, автор многочисленных научных и публицистических cтатей по психологии, культурологии и педагогике. Её художественные публикации можно найти в трех книгах, а также в периодических изданиях, антологиях и альманахах, изданных в Беларуси, России, Израиле, США. Хорошо знакомо ее творчество и читателям нашего сайта.

Опубликовано 05.05.2018  14:59

Нинель Лурье о своем Минске

01.12.2017
Рубрика Мінск 1067

«В Минске есть все достоинства большого города, но совсем нет недостатков». Так ли сильно изменилась столица за 80 лет?

                                                  Кто такая Нинель Лурье?

Выпускница филфака БГУ 1948 года Нинель Абрамовна Лурье почти всю свою жизнь преподавала русский язык и литературу в минской школе № 2 по улице Энгельса (сейчас в этом здании на углу с улицей Кирова находится поликлиника).

Нинель Абрамовна Лурье работала в школе №2, теперь в этом здании поликлиника. Слева – «Президент-отель».

«Мне выпала уникальная судьба прожить почти всю жизнь в Минске, в одном и том же районе. Но я знаю не один, а три города. Первый – довоенный, второй – тот, который я увидела с Привокзальной площади в октябре 1944-го, третий – современный. Это совсем разные города».

Будущая учительница родилась в 1925 году в семье профессора-экономиста Абрама Иосифовича Лурье и педолога Хавы Семеновны Кроль. Жили они в то время в общежитии на улице Энгельса, стоявшем на месте здания, где сейчас размещается Малая сцена Купаловского театра.

На площадке перед театром в те годы стоял памятник Карлу Марксу. Маленькая Нелька очень боялась этой громоздкой скульптуры и всегда плакала, проходя мимо нее.

«В МИНСКЕ СОВСЕМ НЕТ НЕДОСТАТКОВ»

Девочка росла в городе, где «мирным временем» называли эпоху перед Первой мировой войной, а стены советских общежитий и коммуналок еще помнили своих прежних, дореволюционных хозяев. Часто память о них хранили и предметы мебели, порой выглядевшие в условиях советского общежития как гости из другого мира.

Дом родителей Нинели Абрамовны отличался еще и огромной библиотекой – позже она сетовала, что так и не успела к 15 годам прочитать всех книг. Во время нацистской оккупации, когда семья уехала в эвакуацию, вселившиеся в квартиру новые жильцы топили этими книгами печь – так полностью и уничтожили всю библиотеку.

«“Знаешь, – как-то сказал мне отец, – в нашем Минске есть все достоинства большого города, но совсем нет недостатков”. Сейчас думаю, что он имел в виду. Вероятно, прежде всего ритм города, спокойный, уравновешенный, даже неторопливый. А самое главное – удивительное сочетание бывшего центра губернии, столицы республики и милой, простой, даже обаятельной провинциальности».

В семье было принято проводить вечера за совместными обедами, во время которых дети участвовали в беседах наравне с родителями. Мама часто читала детям вслух, послушать приходили и соседские ребята.

А в городе проводить досуг любили в Доме ученых, который стоял в районе современной Октябрьской площади, – здесь собиралась минская интеллигенция. Играла музыка, писатели и поэты читали свои произведения – а для детей тут проводили утренники.

Во время одного из них перед детьми выступала молодая актриса, особенно запомнившаяся маленькой Нинели, – это была Зинаида Броварская, которая позже сыграет в Купаловском театре около ста ролей и станет народной артисткой БССР (в известном фильме «Часы остановились в полночь» она исполнила роль жены главного злодея фон Кауница, прототипом которого был Вильгельм Кубе).

С 1928 года семья Лурье поселилась на Ляховке, в кооперативном поселке научных работников, в доме, современный адрес которого – Ульяновская, 25. Рядом, по адресу Ульяновская, 29, сохранился еще один дом поселка. Остальные дома были деревянными и сгорели во время войны.

А в 30-е поселок был маленьким обособленным островком, жившим своей жизнью по соседству с крупнейшим рабочим районом Минска. В четырехквартирном доме жили соседи разных национальностей: «Квартира № 1 – поляк Витковский, № 2 – литовец Иодышис, № 3 – еврей Лурье, № 4 – белорус Лойко».

С 1928 года семья Лурье жила именно в этом доме на Ляховке.

«До войны Минск был интеллигентным городом. Это сказывалось прежде всего в людях, окружавших меня во дворе, в школе, на улицах, в магазинах – везде. Интеллигентность неуловимо присутствовала в лицах, в манере одеваться, говорить, держаться, в общении и привычках».

На территорию поселка можно было попасть через двое ворот – верхние и нижние. Верхние ворота размещались на Ульяновской улице со стороны вокзала, а нижние находились на углу Ульяновской и Белорусской. Здесь была небольшая площадь, на которой стояли две лавки, где продавали керосин и овощи: квашеную капусту, соленые огурцы, моченые яблоки. Покупатели часто пробовали овощи на вкус перед покупкой, чтобы убедиться в их свежести.

ВМЕСТО GALILEO: ГДЕ ШОПИЛИСЬ В 1930-Е ГОДЫ В РАЙОНЕ ВОКЗАЛА

«Заходим в маленькую лавочку на улице Володарского, накупим ароматных, теплых бубликов и отправляемся “куда глаза глядят”. Выходим на Советскую. Неярко горят фонари, освещая узкие тротуары, брусчатку мостовой. По рельсам иногда пробегают красные трамваи численностью в один вагон – самый удобный и быстрый вид транспорта, а у ограды сквера возле Белорусского театра, на углу Советской и Энгельса, сгруппировались извозчики».

Если в 20-х минчане в основном покупали продукты на рынке, то с началом коллективизации все чаще приходилось ходить в магазины. На рынках особо ценились клинковые сыры, а в магазинах можно было купить и такие деликатесы, как копченая колбаса, которую нарезали тонкими кружками, или вареная колбаса, которую называли «фаширка». Сахар продавали «головами», которые приходилось колоть щипцами.

Самой дешевой была селедка. В хлебных магазинах можно было купить пшеничные калачи, ромовые бабы, «треугольники» с маковой начинкой и французские булочки, которые после войны «из патриотических соображений» стали называть русскими.

КАК НА БЕЛОРУССКОЙ ОТГОРОДИЛИ ДОМ ГЛАВНОГО ЧЕКИСТА

С особой любовью Нинель Абрамовна вспоминает свой двор. Под окнами, со стороны теперешнего Круглого переулка, были грядки с овощами и зеленью, а чуть дальше, у трехэтажного дома, – цветник с фонтаном (сейчас тут автостоянка).

За порядком во дворе следил комендант – Игнатий Валентинович Сверчинский. На краю двора стояли сараи, рядом проходила каштановая аллея, а за ней был яблоневый сад. Мемуаристка перечисляет росшие здесь сорта яблок: апорт, царский ранет, антоновка, титовка, путинка… Однажды в конце 30-х этот сад стал запретным.

«У самого нашего двора возник внушительный особняк, обнесенный высоким, глухим забором. Я проходила ежедневно мимо этого места, но не помню, когда он строился.

В моем сознании этот “замок” вырос внезапно из земли, за одну ночь, как в волшебных сказках. Дома я услышала, что там поселился самый страшный человек в Белоруссии – начальник НКВД Цанава.

А еще через несколько дней мы совершали свой обычный набег за ягодами и вдруг обнаружили перед самыми глазами такой же высокий и глухой забор: хозяин особняка самочинно отнял у нас большую часть сада».

По другую сторону от сада, там, где сейчас корпуса технологического университета, в 1934 году построили кооперативный четырехэтажный дом на семь подъездов, который получил название «Асветнік-камунар», – здесь жили писатели и поэты Кузьма Чорный, Кондрат Крапива, Андрей Александрович и многие другие. Дом был сильно разрушен во время первых немецких бомбардировок Минска 24 июня 1941 года, многие его жильцы погибли.

Нинель Абрамовна вспоминает и анализирует те события и реалии своего детства, смысл которых был непонятен ребенку. Так, в 1935 году девочка с восторгом впервые пошла на новогодний утренник с настоящей елкой, которая долгое время была под запретом.

Но сюрпризы бывали не только радостными – в том же году лишилась работы мама Хава Семеновна – педологию, которой она занималась, объявили лженаукой (по сути, это было просто направление педагогики, изучающее потенциал развития ребенка).

Это мама Нельки, Хава Семеновна Кроль. В конце 1930-х ее обвинили в том, что она заниматеся «лженаукой».

«В 1936-1937 годах наш поселок был буквально разгромлен. В те страшные ночи мы с мамой часто стояли у окна. После полуночи сжималось сердце: вот они, едут… К кому? Кто следующий?»

Мемуаристка считала, что не имеет права писать о репрессиях, ведь ее родители остались живы – хотя отца тоже исключали из партии и допрашивали в НКВД, он перенес из-за этого инфаркт и умер в 1948-м, в 53 года. И все же, рассказывая о судьбах репрессированных соседей, Нинель Абрамовна отмечала, что арестовано было больше половины жителей их двора – молодых, перспективных ученых: «Моих сверстников во дворе было восемь, и у пятерых арестовали родителей».

Абрам Иосифович Лурье, отец мемуаристки. Из-за допросов НКВД пережил инфаркт.

«Вышивали на голубом полотне серебристыми нитками самолеты, золотое солнце, красные башни Кремля — подарок товарищу Сталину. Однажды вожатый повел нас в парк имени Горького на встречу с девочкой, поймавшей шпиона. Началась “шпиономания”, каждый хотел стать героем дня».

В одном классе с Нелей Лурье учился мальчик по имени Люсик. Однажды, уже в седьмом классе, учитель литературы дал ему задание на уроке прочитать вслух рассказ. Парень читал так красиво и выразительно, что все ученики просто замерли. Его полное имя было Илья Эйдельман, а после войны он стал знаменитым диктором и заслуженным артистом БССР, известным под псевдонимом Илья Курган.

Илья Курган, знаменитый диктор белорусского радио.

В 1936 году, когда в Минске открылся Дворец пионеров, это был настоящий праздник для школьников. Неля поначалу записалась в кружок по рисованию, а затем – в литературный. Вела его известная в те годы актриса и певица Алеся Александрович – сестра поэта Андрея Александровича, в которую когда-то был влюблен поэт Михась Чарот. Мемуаристка вспоминает, что именно здесь она окончательно решила связать свою жизнь с преподаванием литературы.

Алеся Александрович

Было в жизни Нинели Абрамовны и еще одно необычное знакомство. Летом семья Лурье часто отдыхала в сосновом лесу в Крыжовке, в особняке художника Александра Абрамова, – теперь эта местность залита водами Минского моря. По семейной легенде, Абрамов был сыном императорской фрейлины, но женился на горничной, за что был изгнан из дома и оказался на родине жены, в Минске. С ним жили жена и дочь Дина – студентка мединститута. После войны выяснилось, что Абрамовы ушли на запад с немцами. Оказалось, что Дина, Надежда Абрамова, руководила в оккупированном Минске созданным в 1943 году Союзом белорусской молодежи. После войны она скрывалась в монастыре в Германии, работала в Мюнхенском институте изучения СССР.

«ВАШУ КВАРТИРУ УЖЕ ЗАНЯЛИ»

Вернувшись в Минск после освобождения в 1944-м, Нинель первым делом пришла к зданию своей школы, которое стояло сгоревшим, без крыши и окон, с надписью на стене: «Здесь была 5-я минская школа. Фашистские захватчики сожгли ее». Рядом висели списки учеников с адресами, и девочка вписала туда свое имя – в своем классе она была четвертой. Остальные исчезли: кто погиб в гетто, кто на фронте или в партизанах, кто-то ушел на запад с немцами или был арестован за сотрудничество с ними.

Школа № 5 на улице Ленина, 1944 год

Когда семья Лурье приехала в освобожденный Минск, ей не было суждено вернуться в свой дом на Ульяновской – в их трехкомнатной квартире уже жил «высокий чин из НКВД». Семья обратилась в суд, но решение было вынесено не в их пользу. Новую жизнь приходилось начинать на новом месте.

Оригинал

Опубликовано 02.12.2017  18:58

Личность в белорусской лингвистике: Спринца Львовна Рохкинд

Дятко Д. В. (Минск, Беларусь)

Спринца (Шпринца, Софья) Львовна (Лейбовна) Рохкинд родилась в местечке Толочине на Витебщине в 1903 г. Семья была достаточно образованной, отец Спринцы занимался ремонтом часов, хорошо знал ювелирное дело. Наряду с идишем, он свободно владел немецким и древнееврейским. Спринца получила неплохое образование, много читала, с детства помнила стихи классиков еврейской поэзии Хаима Нахмана Бялика и Шауля Черниховского [2].

Юность и молодость С. Л. Рохкинд пришлись на богатые событиями военно-революционные времена. Спринца Львовна вспоминала: «…после революции произошла ломка всей жизни. Я хорошо помню Толочин, каким он был до революции и в первые годы после революции. Я уехала из Толочина в 1921 году после смерти мамы, приезжала домой каждое лето, пока там жили дедушка и бабушка и мои дорогие сестры, которые тоже после смерти бабушки уехали. Я помню каждую улицу, каждый дом. Перед моими глазами стоят, как живые, лица тех, кого я хорошо знала. Я вижу их в лавках, мастерских, на улицах, озабоченных заработками и будничными делами, делами повседневной жизни. Я вижу их в праздничные дни, идущими в синагогу, по-праздничному одетыми, с просветлёнными лицами. Но всё это выкорчевано, уничтожено, стёрто с лица земли, залито кровью и страданием. Перед моим мысленным взором возникают дорогие мне люди, которых я знала и не знала, в шеренге осуждённых на смерть, топающих по улице под окриком злодеев, которые поторапливают их к могиле. Я вижу их измождённых, отчаявшихся, от всего отрешённых, без силы, без воли и надежды. Там нет моего отца и дедушки, они ушли из жизни, как полагается людям, но в моём воображении они среди этих мучеников. Я вижу сотни и тысячи таких же местечек, с живыми людьми, устоявшимся бытом, традициями, которых уже нет, от которых не осталось следов. Все они мне близкие, родные, милые моему сердцу. Страшно и больно вспоминать об этом» [1].

Девушка довольно рано осталась без родительской опеки: её отец умер в переломном 1917 г., а после смерти матери в 1921 г. на руках у Спринцы остались четыре младшие сестры, воспитывать которых, правда, помогали родственники.

В 1920 г. Спринца поступила в Институт высших еврейских знаний в Петрограде – в него был переименован организованный годом ранее Петроградский еврейский народный университет. В этом заведении на протяжении ряда лет преподавали многие известные специалисты в области иудаики. Но всё советское образование в этот период переживало непростые времена, с середины 1920-х гг. существенно усилилось давление на гуманитарные науки, в результате чего в 1925 г. Институт высших еврейских знаний был ликвидирован [8].

В 1926 г. Спринца Львовна, работая в школе для взрослых, продолжила учёбу на только что созданном еврейском отделении литературно-лингвистического факультета Второго Московского государственного университета. Задачей отделения была подготовка преподавателей для еврейских школ РСФСР, Украины и Беларуси. Абитуриентов, которые владели языком идиш и уже имели опыт обучения в высших учебных заведения, администрация университета распределила по курсам в зависимости от степени их подготовки. Спринца Львовна была зачислена на второй курс вместе с десятью другими студентами, среди которых было немало известных людей: прозаик Марк Даниэль (Даниэль Меерович), еврейские поэты из Беларуси Изи Харик и Зелик Аксельрод, литературный критик Моисей Мижерицкий и др. Первыми профессорами на еврейском отделении были известные советские историки Цви Фридлянд, Тевье Гейликман, литературоведы Исаак Нусинов, Иезекииль Добрушин, лингвист Айзик Зарецкий. К весне 1928 г. С. Л. Рохкинд полностью выполнила учебную программу и получила квалификацию преподавателя еврейского языка [6].

После окончания университета с сентября 1928 г. до середины октября 1931 г. Спринца Львовна преподавала литературу и обществоведение в различных средних школах Велижа, Пскова, Минска. Однако учительская работа не могла удовлетворить всех амбиций способного молодого педагога, и в октябре С. Л. Рохкинд поступила в аспирантуру при Академии наук БССР. Год спустя параллельно с учёбой Спринцу Львовну пригласили вести практический курс в Московском государственном университете [1, л. 16]. Видимо, исследовательница максимально использовала возможности московских библиотек: несмотря на загруженность педагогической работой, она в сжатые сроки завершила работу над кандидатской диссертацией о языке еврейской революционной и публицистической литературы конца 1880-х – начала 1890-х гг. Защита прошла в июне 1934 г. и была успешной.

Почти 10 лет профессиональной деятельности С. Л. Рохкинд связаны с Академией наук Белорусской ССР, где она работала с 1 сентября 1932 г. После ликвидации еврейского сектора С.Л. Рохкинд перешла на работу в Институт языка и литературы. По совместительству с сентября 1933 г. она в качестве доцента преподавала общее языковедение на литературном факультете и факультете иностранных языков Минского государственного педагогического института, что дало основания Высшей аттестационной комиссии СССР 11 ноября 1938 г. утвердить Спринцу Львовну в учёном звании доцента.

В фонде Центрального научного архива Национальной академии наук Беларуси «Институт национальных меньшинств. Комиссия по атласу» хранится характеристика на С. Л. Рохкинд, датированная 1936 г. и написанная в соответствии с традициями тех времён. В документе отмечается: «За исключением своей диссертационной темы она ничего больше не дала. В 1935 г. свой план не выполнила. В общественной жизни не активная. Являясь членом… редколлегии настенной газеты, эту нагрузку выполняет недостаточно» [цит. по: 7]. В объективности данной характеристики возникают серьёзные сомнения, поскольку именно в это время Спринца Львовна активно работала в составе сразу трёх научных коллективов. Так, в 1939 г. С. Л. Рохкинд в соавторстве с другими сотрудниками Института языка и литературы АН БССР и Минского государственного педагогического института К. И. Гурским, Т. П. Ломтевым, Г. З. Шкляром, С. И. Рысиной опубликовала учебник «Синтаксис белорусского языка», предназначенный для студентов литературных факультетов педагогических и учительских институтов. Авторы поставили перед собой задачу дать научно-популярное изложение важнейших положений белорусского синтаксиса в соответствии с требованиями курса современного белорусского языка в ВУЗах. В этом учебнике Спринца Львовна написала раздел, посвящённый изучению сложного предложения. В нём подробно проанализированы сложноподчинённые и сложносочинённые предложения (…), раскрыты понятия прямой и косвенной речи [5].

Год спустя те же авторы (за исключением С. И. Рысиной) издали обстоятельный учебник для студентов литературно-лингвистических факультетов «Курс современного белорусского языка (фонетика, морфология, лексика)». Спринца Львовна является автором довольно объёмного раздела «Словообразование», в котором инвентаризируются основные понятия дериватологии, характеризуются важнейшие способы образования слов, раскрываются вопросы, связанные с функциональными особенностями суффиксов имён существительных (…)

Безусловно, с точки зрения современной лингвистики метаязык изданий вызывает некоторые вопросы, а сам способ описания языкового материала может показаться не совсем последовательным и логичным. Однако нужно признать, что в тех сложных общественно-политических условиях второй половины 1930-х, когда происходила подготовка указанных учебников, авторские коллективы сумели создать качественные издания, написанные на высоком научном уровне. Несмотря на исключительную заидеологизированность всех сфер жизни тогдашнего общества, в том числе образования и науки, разделы С. Л. Рохкинд (особенно «Словообразование») выгодно отличаются своей аполитичностью. В качестве иллюстрационного материала использованы лексика и контексты из произведений Янки Купалы, Якуба Коласа, Кондрата Крапивы, М. Лынькова, П. Труса, Змитрока Бядули и др., а также примеры из фольклорных записей П. Шейна.

Значительным достижением белорусской гебраистики стало создание С. Л. Рохкинд и Г. З. Шкляром первого в Советском Союзе «Еврейско-русского словаря», также опубликованного под эгидой Института литературы и языка. Авторская и редакторская работа над словарём была завершена в 1939 г., однако из-за идеологических препятствий книга увидела свет лишь в начале 1941 г. (на титульном листе указан 1940 г.). Издание состоит из предисловия и списка сокращений на идише, лексического корпуса, части «О пользовании словарем» на русском языке. Микроструктура словаря формируется зоной номинации, зоной грамматической информации и зоной эквивалентов.

Fragment_slounik

Слова на идише распределены строго в алфавитном порядке и обеспечены грамматическими пометами (указывается лексико-грамматический разряд). Поскольку в идише субстантивы, за исключением собственных имён и нескольких отдельных лексем, не изменяются по падежам, а отличаются только формами единственного и множественного числа, в словаре при каждом существительном указывается его род и форма множественного числа. Глаголы даются в словаре в форме инфинитива. Деепричастия, которые в большинстве случаев имеют приставку גע и окончание נ или ט , указываются в словаре при соответствующем глаголе. Прилагательные, выраженные отдельными словами, даются в словарных статьях в форме именительного падежа единственного числа мужского рода. Супплетивные формы местоимений включены в реестр в качестве отдельных вокабул. (…)

Словарь оказался удачным и принёс авторам всемирную известность. До нашего времени он остаётся одним из самых объёмных и авторитетных справочников при переводе с идиша на русский язык (несколько лет назад было осуществлено репринтное издание словаря, он также оцифрован здесь. – belisrael.info).

Но плодотворная научная работа С. Л. Рохкинд была прервана Великой Отечественной войной. Спринца Львовна выехала в эвакуацию на север Казахстана, где в 1941 г. работала инспектором-методистом Акмолинского областного отдела народного образовании, с июня 1942 г. по февраль 1944 г. была директором средней школы в деревне Имантово (Кокчетавской обл.), а с начала марта 1944 г. до 1 сентября 1944 г. работала завучем школы взрослых в г. Кокчетав и инспектором Кокчетавского областного отдела образования. В это время исследовательница проводила большую методическую работу с учителями, читала лекции по разнообразным вопросам языка и литературы, выступала на районных и областных учительских совещаниях, участвовала в иных мероприятиях. Как писала сама Спринца Львовна, «материально эти годы жила очень плохо, поскольку имела на своём содержании сестру с двумя детьми, муж которой с первого дня на фронте (рядовой)» [1, л. 5].

После освобождения территории Беларуси Спринца Львовна в конце августа 1944 г. отправила в ректорат Минского пединститута письмо следующего содержания: «С 1934 года я работала в Минском педагогическом и-те, читала курс общего языковедения на Литературном факультете и факультете иностранных языков. По сообщениям газет ин-т возобновил работу. Я хотела бы также работать в ин-те по своей специальности. Могу также читать курс современного русского языка, методику языка. Прошу срочно сообщить мне, буду ли я вызвана в ин-т. О моей работе знают все педагоги и студенты» [1, л. 9]. В ответ на своё обращение Спринца Львовна получила телеграмму от руководства университета: «Срочно выезжайте в Минск для работы в Пединституте» [1, л. 9 отв.]. В скором времени она переехала из Казахстана в Беларусь и приказом тогдашнего директора МГПИ М. Ф. Жаврида с 5 ноября была назначена доцентом кафедры русского языка, а с 20 декабря начала исполнять обязанности заведующего кафедры. В конце марта 1946 г. приказом Комитета по делам высшей школы при Совете Министров СССР С. Л. Рохкинд была утверждена и.о. заведующего кафедры русского языка Минского государственного педагогического и учительского института [1, л. 8].

Спринца Львовна успешно справлялась с административной работой, много времени и сил отдавала преподаванию. Руководством университета ей неоднократно объявлялась благодарность «за высококачественную постановку учебно-воспитательной, научно-исследовательской работы и активное участие в общественной жизни» (в 1946, 1947, 1957 – дважды) [1, л. 23, 33–35].

В конце 1940-х – начале 1950-х гг. в СССР развернулась борьба с космополитизмом – идеологическая кампания, направленная против скептически настроенной части советской интеллигенции. В феврале 1949 г. И. В. Сталин подписал подготовленное председателем правления Союза писателей СССР А. А. Фадеевым постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о роспуске объединений еврейских советских писателей в Москве, Киеве и Минске. Одновременно были закрыты еврейский музей в Вильнюсе, краеведческий музей в Биробиджане, историко-этнографический музей грузинского еврейства в Тбилиси, а также были ликвидированы все существовавшие в СССР еврейские театры – в Минске, Черновцах, Биробиджане, Москве. В том же году Спринца Львовна Рохкинд была переведена с должности заведующего на должность доцента кафедры русского языка МГПИ. Тогдашнее руководство особенно не утаивало, что настоящая причина этого – желание укрепить учреждение национальными кадрами. На возражение Рохкинд, что она «коренная, что все её корни в Беларуси», она получила ответ, что у неё «не те» корни. После этого С. Л. Рохкинд достаточно продолжительное время работала на должности доцента, давала частные уроки идиша и иврита, занималась изучением белорусского языка, собирала разнообразный лексический материал.

В личном деле Спринцы Львовны хранится заявление на имя ректора И. Е. Лакина, датированное 28 августа 1964 г., написанное, видимо, во время эмоционального возбуждения: «На последнем заседании кафедры, на котором я присутствовала, заведующий кафедры Гурский Николай Иванович при предварительном распределении учебных нагрузок на 1964–1965 учебный год сказал, что по курсу «Введение в языковедение», который я веду свыше 25 лет, плюс курсовые работы, набирается полная ставка, и показал мне карточку, в которой значились 703 часа. Я поехала в отпуск. 27-го августа я узнала, что заведующий кафедры передал этот курс новому работнику. Если меня уволили с работы, почему же меня своевременно не уведомили. Я не получила приказ об увольнении. Мне хотелось бы вообще узнать, чем объясняется такой беспримерный факт. За всю свою работу в институте, до самого последнего времени, я не получала никаких замечаний ни со стороны деканов, ни со стороны заведующего кафедры. Напротив, в моём присутствии заведующий кафедры всегда положительно отзывался о моей работе. А что касается студентов, то они проявляли интерес к лекциям, старательно готовились к практическим занятиям и вообще тепло и сердечно относились ко мне, и вполне понятно, почему: я же всецело отдавалась работе. Прошу вас разобраться в этом». 7 сентября 1964 г. С. Л. Рохкинд попросила освободить её от работы в институте в связи с выходом на пенсию [1, л. 42].

Rokhkind

За годы научно-педагогической деятельности Спринца Львовна опубликовала целый ряд разных работ по актуальным проблемам белорусского языковедения. В исследовании «К изучению словообразования белорусского языка» (журнал «Советская школа», 1955, № 5) рассматриваются вопросы производности и непроизводности слова и его морфологического состава, анализируются отдельные аспекты суффиксального словообразования. В статье «Из истории лексики белорусского языка», напечатанной в четвёртом выпуске «Ученых записок МГПИ» за 1955 г., изучается развитие семантики и сферы употребления на протяжении XIX–XX вв. слов «змагацца», «змаганне», «змагар» и синонимичных «барацьба» и «барацьбіт». Последней известной нам опубликованной работой С. Л. Рохкинд стала статья «Отглагольные существительные в современном белорусском языке» в научном сборнике «З даследаванняў па беларускай і рускай мовах» (Минск, 1961).

Видимо, исследовательница сумела осуществить далеко не все свои научные замыслы. В архиве есть сведения о том, что в 1962 г. в издательстве «Учпедгиз» должен был выйти «Словарь синонимов белорусского языка» (12 печ. листов), составителем которого была Спринца Львовна [1, л. 38]. Увы, эта работа не была опубликована, а дальнейшая судьба рукописи неизвестна.

По свидетельству тех, кто её знал, Софья Львовна была сердечным человеком, имела много учеников [2]. Почти утратив слух и зрение, в 1996 – 1998 гг. она написала чрезвычайно колоритные воспоминания о городе своего детства и юности – Толочине. Спринца Львовна Рохкинд ушла из жизни в 2000 г. в Минске. На её смерть белорусский поэт Григорий Релес откликнулся небольшой заметкой «In memoriam» в самиздатовской газете «Анахну кан» («Мы здесь») [7].

Список использованной литературы

  1. Архив Белорусского государственного педагогического университета имени Максима Танка. – Ф. 746. – Оп. 1 лс. – Ед. хр. 715.
  2. Голоса еврейских местечек [Электронный ресурс] / Еврейский культурный центр «Мишпоха». – Режим доступа: http://shtetle.co.il/Shtetls/tolochin/rohkind.html. Дата доступа 08.07.2014.
  3. Курс сучаснай беларускай мовы (фанетыка, марфалогія, лексіка) / К.І.Гурскі (і інш.); пад рэд. Я. Коласа і К. Гурскага. – Мінск: Выд-ва АН БССР, 1940. – 261 с.
  4. Рохкинд, С. Еврейско-русский словарь / С.Рохкинд, Г.Шкляр; Ин-т литературы и языка Академии наук БССР. – Минск: Изд-во Академии наук БССР, 1940. – 519 с.
  5. Сінтаксіс беларускай мовы / пад рэд. Я.Коласа, К.Гурскага і Г. Шкляра. – Мінск: Выд-ва АН БССР, 1939. – 134 с.
  6. Флят, Л. Евлитло: от старта до финиша / Л.Флят // Заметки по еврейской истории: сетевой журнал еврейской истории, традиции, культуры. – 2012. – №2 (149).
  7. Шевелев, Д. Еврейские исследования в Белорусской ССР в 1933–1941 гг. (по документам Центрального научного архива Национальной академии наук Беларуси) / Д.Шевелев // Материалы шестнадцатой ежегодной международной междисциплинарной конференции по иудаике. Академическая серия. Ч. 2 / Центр научных работников и преподавателей иудаики в вузах «Сэфер». – Москва, 2009. – Вып. 26. – С. 483–489.
  8. Шульман, А. На родине моих снов: очерки / А. Шульман. – Минск: Медисонт, 2013. – 191 с. – С. 89.

С небольшими сокращениями перевёл с белорусского В. Рубинчик. Оригинал находится здесь.

Фото С. Л. Рохкинд предоставлено автором.

Опубликовано 1.09.2016  16:13