ТЫ ПОМНИШЬ?

Здесь, в комнате, жарко, а там, за окном –

Морозно, и снег завалил всё кругом.

Внук книжку читает тебе по слогам,

Наш кот, чуя холод, прижался к ногам.

С улыбкой ты смотришь, как трудится внук,

«Грызя» первый камень – основу наук…

Ты помнишь, ты помнишь, родная моя,

Я также читал этот текст «Букваря».

За потным окном плыл безбрежный январь:

Мы начали лишь обрывать календарь,

А лужи промёрзли – по самое дно!

Акации ветка стучалась в окно:

Покрытая льдом, как глазурью, она

Не в силах очнуться от зимнего сна.

Ты всё хлопотала у жаркой плиты,

А в вазе стояли живые цветы.

Как призраки лета. Как сказочный сон.

Но вдруг из груди твоей вырвался стон.

Не нужно, не нужно, любимая, слёз.

Ты вспомнила: их тебе папа принёс.

Где он отыскал их – кто скажет теперь?

Но помню, от холода скрипнула дверь,

Отец, весь в снежинках, шагнул в коридор,

Позвал тебя. Быстро ты вскинула взор,

Метнулась к нему, на цветы лишь взглянув,

И вдруг обняла, к белой шубе прильнув…

Нет дома давно… коридора… плиты…

Но вновь, в той же вазе, – живые цветы,

И вновь за окном белоснежный январь,

И снова ребёнок читает «Букварь»,

Ты так же за ним повторяешь слова…

Лишь в инее белом твоя голова.

МОЯ БИБЛИОТЕКА

Как много мудрых книг

Пришлось мне там оставить.

В один ужасный миг

Судьба смогла заставить

Перечеркнуть весь смысл

Земного бытия.

И угнетала мысль,

Что кто-то, а не я,

Их в руки будет брать

Когда-нибудь потом,

Не торопясь читать

В тиши за томом том,

И погрузившись в мир

Литературных грёз,

Вкушать античный пир.

И цену слов и слёз

Он станет постигать

Читая Бомарше,

Хайяма будет знать.

И станет он уже

Как я – совсем другой.

И воцарится вдруг

В душе его покой.

И в этот миг вокруг

Наступит мир чудес:

Фейхтвангер смотрит вдаль,

С ним Гейне, Цвейг и Бернс,

И Пушкин и Стендаль…

Я книги покупал,

Берёг, читал, лелеял.

Я с ними засыпал.

Беспрекословно верил

Я в принципы добра

Надежды и любви,

Что дал мне Моруа,

Флобер, Экзюпери…

Нет. Бесполезно звать

И спорить с злой судьбой.

К чему теперь вздыхать?

Вас нет уже со мной.

А в сердце боль потерь

Щемит, не затухает:

Друзья! Где вы теперь?

Кто вас теперь читает?

ВЕТЕРАНАМ

Я знаю вас: вы – ветераны.

Мне видеть довелось не раз,

Неровный след давнишней раны

И слушать о войне рассказ.

Рассказ, как мёрзли вы в окопах,

Про вшей и про жестокий бой,

Об отступленье, о штрафротах,

О верной дружбе фронтовой.

Любому слушателю рады,

Вы, глядя в стол перед собой,

Перебираете награды

Дрожащей, старческой рукой.

И вдруг – черты упрямы, резки,

Обида, в голосе металл:

«А внук мне говорит: «Железки!

Ты, дед, меня уже достал!»…

Война, с её смертельным жаром,

Испита вами вся, до дна.

И получали вы недаром

Свои медали, ордена.

Свой долг солдатский выполняя,

В атаки первыми вы шли.

И не вина – судьба такая,

Что смерть в бою вы не нашли.

Давно закончены сраженья.

Но снова вы ведёте бой:

За право жить, за уваженье,

За право быть… самим собой!

СТАРОЕ КЛАДБИЩЕ 

На кладбище еврейском есть могилы,

Похожие на тысячи других.

Но я прошу у Б-га: «Дай мне силы,

Когда стою я молча возле них».

Там выбиты лишь имена и даты.

В них каждый – с персональною судьбой.

Сержанты, офицеры и солдаты –

Они как будто рядом здесь со мной.

На памятнике закреплён пропеллер.

Военный лётчик. Сорок первый год.

Читаю имя: «Беньямин Дерфейлер.

Погиб, но не покинул самолёт.

Скажи, как без тебя нам жить на свете?

Пусть над Землёй проносятся года,

Убиты горем. Мать, жена и дети.

Мы будем помнить о тебе всегда».

Ещё плита. На ней: «Менаше Леви.

Разведчик ротный. Сорок пятый год».

Ствол дерева. Обрубленные ветви.

Он был последним. Прекратился род.

Иду чуть дальше я, и вижу снова –

Цементное надгробье и плита.

Изящны буквы, лаконично слово:

«Прощайте все. Ваш Перельман Натан».

Вот вновь свои шаги я замедляю,

И в звоне колокольном тишины,

На мраморном надгробье я читаю:

«Солдатам, не вернувшимся с войны:

Грабойсу Ёсе, Эйдельману Мойше,

Давиду Бранд, Илье и Сене Штерн.

Как жаль, что не увидимся мы больше,

Кройтор Маркуша, Озис Гольденштерн».

Но есть ещё на кладбище могилы.

Поверьте, что их много – большинство.

На них лишь снизу пара слов от силы,

Да, пара слов, и больше ничего.

Там ниже текста выбита приписка:

Лишь «В память о…» – и перечень имён.

И только в тусклом блеске обелиска,

Скорбит гранит, в их судьбы погружён.

В них целый род способен поместиться,

Так ёмки те обычные слова.

Ну как же, как же так могло случиться?

Подумаешь – и кругом голова:

Погибших в списках – сотни, сотни тысяч.

А где могилы – кто их разберёт.

Что, кроме дат, на памятнике высечь?

Ничто. Война всё спишет, всё сотрёт…

И сгинули без памяти Хаймович,

Табачник, Тепер, Ройтман, Левинзон,

Фукс, Тубис, Березинский, Магидович,

Степанский, Грубман, Нузброх, Натанзон…

Их множество. Они – неисчислимы.

Судьбой забыты в Прошлом без вины.

Но помнит их гранит, и помним мы –

Евреев, не вернувшихся с войны…

МЫ – ЕВРЕИ!

Ирине Коган

«Я к себе забрать мечтаю вас, –

Мне сестра в Америке сказала, –

Вы могли бы жизнь начать с начала,

Переехав жить с семьёй в Техас.

Жизнь течёт в Америке – в раю.

И хотя в ней тоже есть проблемы,

Всё равно не может быть дилеммы:

Ведь Израиль каждый день – в бою!»

Что сказать, сестрёнка, ты права:

Наш Израиль кровью истекает.

И никто сегодня здесь не знает,

Чья поникнет завтра голова.

Мы живём, как будто в страшном сне:

Чем врагу мы больше уступаем,

Тем яснее сами понимаем,

Что всё ближе катимся к войне.

Нынче вновь и вновь, как будто встарь,

Позабыв: «Не сотвори кумира!»,

Отдаём: страну – на плаху Мира,

Жизнь детей – на жертвенный алтарь…

Пусть враги свою умерят спесь.

Вспоминая время от Истока,

Видим: да, судьба порой жестока.

Но мы – евреи. И должны быть здесь!

(послушать это стихотворение в авторском исполнении)

О ПЕСКЕ

Сквозь пальцы сыплется песок…

И кажется, что весь свой срок

От сотворения миров,

Он несомненно был таков.

О чем он грезит под луной?

О временах, когда скалой

Огромной, крепок и высок,

Он, как неотвратимый рок,

Здесь возвышался над водой,

Поросший сорною травой.

Морскую пену теребя,

В бессилье яростно ревя

И брызжа бешено слюной,

Плясали воды. И волной

Они в сырой туманной мгле

Все били, били по скале.

И так – века. Утёс – стоял.

Он беспристрастно наблюдал

За взлетом царств и их паденьем,

Их гибелью и возрожденьем.

Так время шло: за годом год

Стоял он – Царь, Хозяин Вод,

Встречая грудью каждый вал

И, как солдат, рубеж держал.

Так где он, Вечный Стражник? Где?!

Рассыпавшись в морской воде,

Он нынче – просто прах у ног…

Сквозь пальцы сыплется песок…

* * *

Прозу Л. Нузброха можно почитать здесь

Опубликовано 27.12.2017  20:52