Tag Archives: Иоанн Павел II

Ненастоящая независимость: выжить в стране, где царит страх

Валентин Жданко

06 сентября 2021 г., 15:36

Этот страх словно бы разлит в воздухе, которым дышат сегодня белорусы. Он чувствуется чуть ли не в каждом разговоре — и со знакомым, и с малознакомым, и с совсем незнакомым человеком. Казалось бы, ещё вчера достаточно раскрепощённые и свободные люди очень быстро замкнулись, отгородились и практически замолчали. Вот на улице Минска репортёр с микрофоном пытается разговорить случайных прохожих. Ещё год назад это вовсе не было проблемой. Сегодня же, услышав «политический» вопрос (даже безобидный), почти каждый закрывает рот руками и панически отталкивает от себя микрофон.

***

Иначе и быть не может в стране, где можно сесть в тюрьму за неосторожно сказанное слово, за комментарий, оставленный в соцсетях, за «не тот» лайк под чьим-то постом. Этот страх порабощает, разъединяет, сковывает, отчуждает даже когда-то близких людей. Как с этим жить и как выжить?

Мы получили ненастоящую независимость и ненастоящую свободу

В эти дни, недели и месяцы исполняется 30 лет со времени многих значительных событий, происходивших в 1991 году на территории бывшего Советского Союза. После провала ГКЧП бывшие советские республики одна за другой провозглашали независимость. Развалилась некогда всемогущая КПСС. Практически все советские газеты мгновенно стали антисоветскими. Стало возможным говорить то, что думаешь, выбирать собственную власть, свободно выезжать за границу.

***

Это был эмоциональный и чрезвычайно волнующий момент в истории. Практически все восточноевропейские страны бывшего «социалистического лагеря» и бывшие советские республики переживали огромный национальный подъём — это было видно даже на расстоянии, ощущалось через экран телевизора. Сотни тысяч людей на улицах и площадях… Марши и «цепи солидарности» длиною в тысячу километров. Национальные флаги на каждом здании, в руках сотен тысяч людей. Народы, десятилетиями жившие в неволе, освобождались от страха и приветствовали наступление свободы. В Беларуси было иначе. Можно тешить себя иллюзиями и приукрашивать собственные воспоминания, но если трезво и бесстрастно попытаться взглянуть в лицо собственному прошлому, то перед глазами появится иное. Белорусы в большинстве молчали. И наблюдали за происходившим вокруг с недоверием и тревогой.

Помню, днем 19 и 20 августа 1991 года я много ходил по малолюдному центру Минска — проспекту Скорины, площади Ленина… Никаких митингов и пикетов, только людей заметно меньше обычного. До чиновников было не дозвониться — все вдруг оказались или в отпуске, или заболевшими.

Благодаря cвоему журналистскому удостоверению я зашёл в Дом правительства, в Верховный Совет. Там тоже было малолюдно и тихо. На лестнице попытался остановить вопросом про ГКЧП куда-то спешившего депутата Дмитрия Булахова… Он на ходу и очень осторожно ответил: «Надо думать… Не всё так однозначно… Комментарии будут позже». Потом, вечером и в последующие дни, когда стало известно, что Ельцин победил, что не будет арестов и чрезвычайного положения, на площади собиралось по нескольку сотен человек… Но всё это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило в те дни в Москве, Киеве, Вильнюсе, Тбилиси…

***

Дотошный и пунктуальный Сергей Наумчик, мой друг и коллега, как самый изощрённый летописец белорусской действительности начала и середины 90-х, несомненно, до мелочей описал чуть ли не каждый час и минуту тех дней. У меня нет ни малейшего сомнения в протокольной точности им написанного. Но если говорить о моих собственных впечатлениях очевидца и свидетеля того, что происходило тогда в Беларуси, то не покидает чувство, что Беларусь и белорусы просто молча плыли в общем потоке туда, куда его несло. Для подавляющего большинства тех сограждан, среди которых я жил и которых помню, это не стало моментом единения и общего счастья, которым могло и должно было быть, если бы эти люди ценили свободу и независимость, стремились к ним и боролись за них.

У нас на улицах не было сотен тысяч человек. Не было торжественных спусков старого флага и подъёма нового. Не было ощущения историчности происходившего. Как будто история делала крутой поворот где-то там, далеко, у соседей, а не у нас.

***

Те поющие, «бархатные» революции в соседних странах, были по сути ненасильственными и бескровными, оказались светлым и счастливым моментом для наций. Они людей объединили и закалили…

И даже противостояние с некогда грозными спецслужбами было там чаще всего немного опереточным, бутафорским, как бы ненастоящим. Милиционеры сложили свои щиты и дубинки, ещё вчера всесильные партийные бонзы прятались на дачах и в санаториях, власть сама падала спелым яблоком в руки толпы, опьянённой свободой. Практически все соседи Беларуси благополучно выскользнули из железных объятий империи в то ненадолго приоткрытое окно возможностей, открывшееся благодаря ослабшей хватке Москвы…

Мы всего этого не пережили. Не оценили. Не отстояли на площадях и в «цепях солидарности», взявшись за руки; не отпраздновали, не ощутили всей глубины и эпохальности великого момента освобождения от страха и несвободы. И взамен получили ненастоящую независимость и ненастоящую свободу. Всё вернулось спустя тридцать лет в ещё более страшных гротескных формах. То, что для других историческая судьба свела в несколько счастливых дней, для нас она растянула на долгие десятилетия, которые завершаются драмой массовых политических репрессий и тотального страха в обществе.

***

В ожидании, что за тобой придут люди в чёрном

Этот страх cловно бы выполз из потаенных уголков сознания, вернулся из полузабытых семейных воспоминаний. Это даже не наш страх, а продолжение ужасов, пережитых нашими родителями и дедами. Ведь для нас, рожденных в советской несвободе 50—70-х годов, ежедневного страха сталинской эпохи уже, по сути, не было. Вскормленные за железным занавесом, мы не знали другой жизни. Правила советской действительности воспринимались как норма. Советскому журналисту образца 1970—80-х годов не пришло бы в голову высмеивать выборы в Верховный Совет, на которых в бюллетене мог быть только один кандидат, назначавшийся сверху и побеждавший с результатом 99 процентов. Были темы, о которых не принято было писать: все это знали и воспринимали как данность. Обыватель, зачастую недовольный реалиями тяжёлой повседневной жизни, не додумался бы выйти на площадь с плакатом. Это было вне правил советской действительности. С раннего возраста нас приучали считать это нормой. Мы действительно не знали другой жизни.

***

Конечно, опыт предыдущих поколений существовал и пересказывался из уст в уста. Бабушка, а потом мама, до конца своих дней вспоминали, как в 1940 году кто-то из сельсоветчиков пригрозил вывезти их семью «к белым медведям» — за то, что дед служил в польской армии, что имели свою кузницу. Угрозы не были пустыми: за окнами в сторону местечка ежедневно проезжали телеги с семьями ссыльных. И все знали: те люди исчезали бесследно. Бабушка и пятеро маленьких детей уже даже завязали самое необходимое в узелки и жили в ожидании худшего. Каждый день они становились на колени перед иконами и молились. С ужасом воспринимали каждый неожиданный стук в дверь. И так многие месяцы. Жить с таким страхом явно было невыносимо. Но куда было деваться — с маленькими детьми, от своего земельного надела, который кормил; от родственников, которые помогали выжить без взятого на войну и пропавшего хозяина.

Эти рассказы в моём детстве я постоянно слышал от бабушки и мамы — та угроза, без сомнения, стала для них одним из самых ужасных жизненных переживаний. Но в детском воображении это воспринималось скорее как седая старина, оставшаяся в истории, которая не может случиться со мной сейчас, в наше новое время, когда ночами уже не приезжали воронки и не забирали бесследно людей. Это был как бы чужой страх, оставшийся в истории, в чужой жизни. Но настал день, когда люди в чёрном постучали и в мои двери.

***

Как зловеще и драматично сегодня звучат строки Осипа Мандельштама, написанные 90 лет назад:

Я на лестнице чёрной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

Сегодня кажется невероятным, но это стихотворение (хотя и подправленное) звучало в Советском Союзе в форме песни, исполненной Пугачевой ещё в конце 70-х — в то время, когда вроде бы свирепствовала советская цензура. Тогда это воспринималось, наверне, как фронда, а не как отсылка к реалиям не очень светлой, но уже и не кровавой брежневской действительности, в которой Сталина и политические репрессии не принято было вспоминать.

***

В сегодняшней Беларуси эти строки звучат и воспринимаются совсем иначе. Именно они — первое, что мне пришло в голову, когда 16 июля этого года я увидел вырванный «с мясом» звонок и двери минского офиса «Радыё Свабода» — места работы моего и моих коллег. Образы, казавшиеся давно исчезнувшими, вторглись в нашу повседневную жизнь в своем изначальном, приземлённом, неметафорическом смысле. (Интересно, имя Мандельштама из университетского курса русской литературы ещё не вычеркнуто? И сколько суток ареста получит студент, который посмеет процитировать такие, например, строки Мандельштама?

Как подкову, куёт за указом указ —

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него — то малина

И широкая грудь осетина.)

Страх — последнее, что скрепляет этот режим и не даёт ему развалиться.

«Не бойтесь!», — призывал когда-то в конце 1970-х годов своих угнетённых коммунистическим режимом соотечественников великий сын польского народа, Папа Иоанн Павел II. Этот призыв прозвучал в очень мрачное для поляков время, когда почти не было надежды на победу правды и справедливости, когда коммунистические режимы на всей территории от Балтики до Балкан выглядели незыблемыми и монолитными. И прошло более десяти лет, прежде чем там произошли изменения.

Точно так же сегодняшняя тьма, опустившаяся на Беларусь и сковавшая общество страхом и отчаянием, дает очень мало надежды на скорые перемены.

***

Нет сомнений в том, что он — знающий всё лучше всех, — заковав руки в наручники и подгоняя полицейской дубинкой, будет силой тянуть 9-миллионный народ в те 70-е годы, которые, вероятно, кажутся ему благословенными, комфортными и счастливыми. Где все единодушно «голосовали» за действующую власть. Где нет газет и телепередач, позволяющих себе усомниться в безгрешности и вечности режима… Где по телевидению каждый выпуск новостей — о гениальности вождя, его беспрестанных успехах и достижениях, а также о загнивании Запада и «муках» тех, кто там живет..

Вполне допускаю, что он сам искренне верит в то, что в этом и есть гармония сосуществования человека и государства, и всё это — благо для общества. А неблагодарное население просто не хочет этого понимать. И единственный способ сделать этих неразумных людей счастливыми — тотальный всепроникающий страх… Без страха людей в такую систему не затащить. Он хорошо запомнил: Горбачёв освободил людей от страха — и вся советская авторитарная система без этого стержня мгновенно развалилась. Страх сковывает волю, парализует способность сопротивляться и позволяет тащить безвольное существо куда угодно. И тогда можно железным кулаком загнать людей назад в «счастливое» советское прошлое — такое, каким он его помнит и по которому ностальгирует.

Источник

Перевод с белорусского: belisrael.info

От ред. belisrael. Суждения автора спорны, и мы будем рады, если наши читатели, особенно принимавшие активное участие в событиях конца 1980-х — начала 1990-х гг., выскажутся об атмосфере тех памятных лет. Страх, действительно густо присутствующий в жизни современной Беларуси, к счастью, не мешает многим её жителям общаться с нами. Надеемся, не будет мешать и дальше.

Опубликовано 08.09.2021 13:12

П. Черемушкин. Евреи как вопрос

5 апреля 2018

Петр Черемушкин

Евреи как вопрос. Петр Черемушкин – о польских дискуссиях

Первым поляком, встреченным мною на жизненном пути, был мой дед, профессор биохимии Вацлав Кретович. Более щепетильного человека в высказываниях по еврейскому вопросу я не встречал ни до, ни после. Но тогда считал это нормой. Иногда, когда кто-то начинал обсуждать новую постановку “Шолом-Алейхема” или поведение какого-нибудь советского физика или математика, дед настораживался и говорил: “Будьте осторожны, вы можете обидеть хорошего человека своими словами!”

Сторож на даче как-то спросил моего отца: “А Вацлав Леоныч поляк или еврей?” Мой русский папа ответил: “Конечно, поляк!” – “Ну, это одно и то же!” – резюмировал Григорий Петрович, которого дед называл Грегор. Когда деду устанавливали мемориальную доску в здании московского Института биохимии после смерти “выдающегося российского ученого”, я услышал диалог двух вахтерш на проходной. “Это кому вешают?” – спросила одна. “Да, помнишь, тут такой еврей ходил, ногами шаркал”, – ответила другая. Словом, при взгляде из Москвы проблема польско-еврейских отношений не казалась столь уж существенной, а то и вовсе решенной.

При ближайшем рассмотрении, после многочисленных поездок в Польшу, изучения польской истории и культуры я обнаружил, что хотя в Польше практически не осталось евреев после Холокоста и антисемитской кампании 1968 года, в польско-еврейских отношениях сохраняется немало проблем. Как говорил декан журфака МГУ Ясен Засурский, принимая польскую делегацию: “Скажите, а когда в Польше не было дискуссии по еврейскому вопросу?” То есть евреев нет, а проблема существует. Впрочем, это можно отнести не только к Польше, но и ко всей Центральной и Восточной Европе, где еврейский вопрос присутствует во все более актуализирующейся политике памяти.

Мемориальная доска Вацлаву Кретовичу в Москве

Темы участия или неучастия поляков в спасении или гибели евреев во время Второй мировой войны, концлагеря на территории Польши, восстание в Варшавском гетто, еврейские погромы в Кельцах и Едвабне, изгнание из Польши в 1968 году польских граждан еврейского происхождения, а также служба многих из них в коммунистическом руководстве или органах госбезопасности при насаждении сталинизма в Польской Народной Республике оставались предметом серьезных дискуссий в польском обществе. Причем не только в высших сферах, но и среди простого народа.

Причинами антисемитской кампании 1968 года, которую, как тогда было принято говорить, называли антисионистской, стала массовая поддержка значительной частью польского общества победы Израиля в Шестидневной войне. Природа этой радости была глубоко антисоветской. Мол, “наподдали наши евреи этим арабам, вооруженным до зубов советским оружием”. Как справедливо написал один из авторов Радио Свобода, ссылаясь на Марка Эдельмана, это стало поводом для борьбы за власть в польской коммунистической верхушке того времени. Первый секретарь ЦК ПОРП Владислав Гомулка во всеуслышание предложил билет в один конец всем сионистам, не желающим быть патриотами Польши. Гомулка терял почву под ногами, ему оставалось находиться у власти чуть менее двух лет. И он решил, как часто это делают политики, разыграть националистическую карту.

После распада советского блока в 1989 году правящие в Варшаве элиты предприняли серьезные попытки улучшить имидж Польши и избавиться от репутации “антисемитской страны” в глазах общественного мнения на Западе. Дело пытались представить так, что мол, все это “пережитки коммунизма”. Делались шаги и жесты по улучшению отношений с Израилем. Был построен и открыт специальный музей истории польских евреев в Варшаве, организовывались всевозможные семинары. Была учреждена должность специального советника премьер-министра по вопросам польско-еврейских отношений. Президент Польши Лех Валенса, надев кипу, посетил Яд Вашем.

Проявлялось это и в туристическом бизнесе – возникла мода на еврейские рестораны. Вышел ряд нашумевших фильмов, посвященных взаимоотношениям поляков и евреев, таких как “Страстная неделя” и “Корчак” Анджея Вайды, “Пианист” Романа Поланского о судьбе музыканта Владислава Шпильмана, “Последствия” Штура, “Ида” Павла Павликовского. Громкую дискуссию вызвал “Список Шиндлера” Стивена Спилберга, совершенно взрывную реакцию – книга Яна Томаша Гросса “Соседи”, в которой с леденящими душу деталями описывался погром в деревне Едвабне в 1941 году. Президент Польши Александр Квасьневский поехал на место трагедии и покаялся перед еврейским народом за это преступление. Впрочем, многие присутствовавшие вспоминали, что церемония с участием главы государства не вызвала большого одобрения у нынешних жителей деревни.

Обладавший непререкаемым авторитетом Войтыла мог и умел погрозить пальцем своим соотечественникам, если их, по его мнению, заносило не туда

Иногда на глаза попадались детали, заставлявшие усомниться в том, что антисемитизм в Польше полностью изжит. Особенно, как ни странно, это бросалось в глаза при просмотре литературы, которую продавали в костелах. Там содержались намеки на то, что вся европейская демократия – сплошное жульничество и нужно всячески разоблачать разного рода обманщиков польского народа. Причем с недвусмысленным указанием: обманщикам этим ранее произведено обрезание. Как не вспомнить в этой связи, что антисемитизм как предрассудок имеет религиозные корни.

Национализм и реакционность Польской римско-католической церкви, проявлявшиеся в вещании “Радио Мария”, не так бросались в глаза, пока был жив папа римский Иоанн Павел II, в прошлом краковский епископ Кароль Войтыла. Он отличался не просто толерантностью в еврейском вопросе, но и присущей многим интеллигентным полякам настоящей юдофилией, почерпнутой из краковского детства с его многокультурной составляющей и из личного опыта Второй мировой войны. Обладавший непререкаемым авторитетом Войтыла мог и умел погрозить пальцем своим соотечественникам, если их, по его мнению, заносило не туда.

Через 10 лет после смерти Иоанна Павла II в Польше произошел правый поворот, связанный со сменой поколений в политической верхушке и разочарованием в посткоммунистических элитах, которые, как сказал мне один польский знакомый, уверовали, что будут находиться у власти всегда. Ушли из жизни политики Бронислав Геремек, Яцек Куронь, Владислав Бартошевский, один из самых последовательных борцов с польским антисемитизмом, бывший узник нацистского концлагеря и бывший министр иностранных дел.

Министр иностранных дел Польши Владислав Бартошевский и главный раввин России Адольф Шаевич (архивное фото 2003 года)

В 2015 году на выборах в Сейм победила националистическая партия “Право и справедливость”, президентом был избран ее сторонник Анджей Дуда. Главным закулисным лидером страны называют Ярослава Качиньского, занимающего скромную депутатскую должность, но, по мнению многих, решающего все вопросы, касающиеся политической жизни Польши. Лидеры “Права и справедливости” начали пересматривать многое из того, что делали их предшественники, так сказать, “поднимать Польшу с колен” – страна, по их мнению, оказалась слишком зависимой от Брюсселя и требований Евросоюза. Вспомнили и о евреях.

Из уличной в парламентскую плоскость перешла дискуссия о том, что не только евреи были жертвами ХХ века, но и поляки. Отсюда и новый закон, накладывающий запрет на использование сугубо географического термина Polish Concentration Camps (“польские концлагеря”) и на обсуждение и изучение роли поляков в Холокосте, что вызвало гневную реакцию в Израиле и осуждение в США.

Действительно, тема эта весьма заковыристая и разносторонняя с точки зрения выяснения фактов, но она имеет и практическую составляющую. Одним из законов, который должен в ближайшее время принять польский Сейм, – закон “О реституции жертвам Холокоста и их потомкам”. Законодатели готовы вернуть собственность, отобранную у польских евреев во время Второй мировой войны и антисемитских чисток коммунистических времен, их потомкам, но хотят ограничить распространение правопреемственности только на прямых родственников. Однако еврейское лобби в США обратилось в Сенат с просьбой посодействовать в видоизменении закона. 59 из 100 американских сенаторов, ссылаясь на интересы и просьбы своих избирателей, попросили польские власти не ограничивать действие закона только на прямых потомков жертв Холокоста, но и распространить его и на других возможных наследников.

Принятие этого закона может означать, что многие старые объекты недвижимости в Польше перейдут в руки еврейских владельцев. Если польские законодатели прислушаются к мнению американских коллег, они могут оказаться под огнем критики своих избирателей насчет того, что пошли на поводу “у мировой закулисы” и “пляшут под дудку евреев”. А если не прислушаются, могут поставить под вопрос союзнические отношения между Польшей и США. Ведь именно Вашингтон является гарантом защиты Польши от России. Словом, проблема польско-еврейских отношений остается “вечнозеленой”.

Петр Черемушкин – журналист Радио Свобода

Опубликовано 06.04.2018 11:49

Еврейские корни Владимира Высоцкого

Юлия Меламед

Таки Высоцкий

25.01.2013

«А не пора ли нам взяться за Владимира нашего Семеновича?» — подумали евреи. И взялись. Все-таки 75. Пора расставить точки над i.

И выяснилось, что дедушка — тоже Владимир Семенович Высоцкий — был на самом деле Вольфом Шлиомовичем Высоцким, имел три высших образования, владел тремя языками, сделал детям брит-милу, а бабка, Дарья Алексеевна, была на самом деле Деборой Евсеевной (да еще и Бронштейн). Говорили в семье на идиш. Род Высоцких происходит из местечка Селец, что под Брестом.

Прадеды — Шлёмо Высоцкий, Лейба Бульковштейн и Мордко Бронштейн — а также двоюродный дед Лион были людьми набожными, ходили, разумеется, в синагогу, вставая для этого в шесть утра.

В советские времена отец Высоцкого, чистокровный обрезанный еврей, от еврейства дистанцировался, да и сам поэт свою кровь не особенно ощущал, врать не буду. Написал только однажды в шутку: «Жили-были евреи Высоцкие / Неизвестные в высших кругах».

Наташа (Наама) Высоцкая (внучка) вышла замуж за хабадника Шломо Теплицкого — под хупой, все как положено. Видать, Шлёмо Высоцкий, праведник был, не зря так много молился. Споткнулась еврейская кровь об СССР, как о камешек, и потекла дальше.

Однако Высоцким их еврейство аукнулось. Сын Владимира Высоцкого, Аркадий, женился на еврейке, нажил детей, хотя потом и развелся. Дети эти вместе с мамой уехали в Соединенные Штаты и там стали религиозными евреями. Недавно Наташа (Наама) Высоцкая (внучка) вышла замуж за хабадника Шломо Теплицкого — под хупой, все как положено. Видать, Шлёмо Высоцкий, праведник был, не зря так много молился. Споткнулась еврейская кровь об СССР, как о камешек, и потекла дальше.

Оказалось, что было про «то» хорошо известно, не афишировалось только. Но для «Пугачева» (не Любимовского, а фильма по сценарию Володарского) кандидатуру Высоцкого на главную роль завернули с показательной формулировкой: «Не будет того, чтобы роль русского героя Емельяна Пугачева исполнил еврей!»

Забавно попалась на этой теме Зоя Богуславская (хорошо знавшая поэта), когда в фильме «Андрей и Зоя» сказала про Высоцкого, что он был «интеллигентный мальчик из интеллигентной еврейской семьи». Никак с его талантом она это не связывала, а связала как-то с порядочностью. Но что-то такое читалось между строк, что-то такое всем будто бы послышалось, и автор фильма не удержался и задал-таки этот вопрос прямо на камеру, а потом и не вырезал при монтаже:
— Вы что, хотите сказать, что талантливый человек обязательно должен иметь еврейскую кровь?
— Не обязательно, — удивилась в свою очередь Богуславская, — вот у Пушкина была арапская. Тоже сошло.
За это ироничное «сошло» отдельное спасибо Зое Борисовне, но вопрос за кадром запомнился даже больше…

Чувствовал ли себя евреем сам Высоцкий? Не похоже. Правда, Ирэна Алексеевна Высоцкая, двоюродная сестра поэта, писала: «Мы с Володей много говорили о нашем еврействе». Но до чего договорились, неизвестно. Неоткуда было взяться еврейским переживаниям, если на то пошло. Отец поэта (с которым у сына близких отношений не сложилось) — человек советский, кадровый военный, о своей национальности не заикался.

И если поэтическому творчеству еврейская кровь помогла, то еврейскому самоосознанию — не особенно. В любом случае, поэт был евреем негалахическим.

Объявить, что Высоцкий — еврей — это как-то неприлично и даже кощунственно. И опасно. В глубинке можно и промеж глаз получить за подобные шуточки (если сообщить, например, похожую сплетню про Иисуса).

Это факты. Теперь мифология и бизнес. Факт еврейства Высоцкого известен мало. Можно допустить, что он скрывался и скрывается вполне намеренно. Для статуса русского национального гения подмоченная биография ни к чему. Тем более, что теперь идол приносит большие доходы. Над его биографией теперь будут работать старательно. А кто вякнет не в тему — могут и по рукам. Раз уж сам Первый канал над имиджем трудится. Что идет в ход, что нет — проверяется. Что работает, что не работает. Какая деталь личности и жизни конвертируется в прибыль — а какую лучше забыть. Высоцкий догадывался, что его после смерти будут так или иначе кантовать: «Мой отчаяньем сорванный голос современные средства науки превратили в приятный фальцет». И это тоже… Алкоголь работает на образ? Работает! Хороший друг? Работает! Донжуан? Тоже! Папа-еврей? Папа — еврей?! Объявить, что Высоцкий — еврей — это как-то неприлично и даже кощунственно. И опасно. В глубинке можно и промеж глаз получить за подобные шуточки (если сообщить, например, похожую сплетню про Иисуса).

Вот Бориса Абрамовича Березовского (хоть он, как и Высоцкий, еврей только по папе, да еще и крещеный) русский человек считает евреем и разубедить его в этом можно будет тогда, когда съест колбаса человека.

Или Виктора Феликсовича Вексельберга, тоже еврея по папе. Потому что чужие они нам. А Высоцкий — это же наше, родное. Принять этот факт в биографии Владимира Семеновича общество не готово.

Но в общем, русские правы. Так или иначе, Высоцкий лучше всех выразил советскую эпоху и русский характер. И хотя у русской культуры его никто не отнимает (да и пытаться не следует), но и вворачивать, что он наполовину еврей (испортив всем праздник), — как-то бесчеловечно. Вот евреи — вечно им чего-нибудь присвоить надо. Бывают же люди, до чужого добра жадные! А тут под шумок 75-летия вознамерились целого русского гения уворовать! Ша, ша! Уже никто никуда не идет! Мама Высоцкого, Нина Максимовна Серегина, переводчица, происходила из русских крестьян.

Автор о себе:

Режиссер, сценарист, журналист. Сняла около 30 документалок. Не без международных призов. Нью-Йорк, в частности, признал мою работу «лучшим историческим фильмом». Короткометражка «Один» выиграла в 2011 году на Шанхайском международном кинофестивале. Работала на всех федеральных каналах отечественного телевидения в наши лучшие с ним годы. По базовому образованию логопед. Написаны роман и повесть. Роман «В ночь с понедельника на пятницу» можно выловить в Интернете. Училась в Еврейском университете в Москве. В Израиль езжу каждый год. Как год проходит — подступает тоска, и билет как-то сам покупается: значит, пора.

Мнение редакции и автора могут не совпадать
jewish.ru

Гарри Каспаров Высоцкий 25 января 2013, 11:10

Сегодня я мог бы часами увлеченно рассуждать о феномене Высоцкого, но написать лучше, чем мне посчастливилось тогда, четверть века назад, всё равно не смогу. Это был мощный эмоциональный выплеск: «Десант в бессмертие» я написал за день и ночь, буквально на одном дыхании.Из сборника статей «Высоцкий: я, конечно, вернусь» под редакцией Натальи Крымовой, 1987 год
Гарри Каспаров. Десант в бессмертие

Видел я все дела, какие делаются под солнцем,
И вот все — суета и томление духа!
Экклезиаст I, 14
Я уйду и скажу, что не все суета.
В. Высоцкий

Опубликовано 25.01.2013 9:07

***

10:00 , 06 августа 2016

Высоцкий. Глава 23. «Но огромное это светило, к сожалению, было еврей…»

Автор текста: Антон Орехъ: слушать

Школа-студия МХАТ, 1959 год

Для нормального человека естественно интересоваться своим происхождением, своими предками, историей своего народа.

25 июля 1938 года. Володе Высоцкому — полгода

Странно другое: когда происхождением человека начинают интересоваться посторонние и на основании его принадлежности к той или иной нации делают выводы и о самом человеке и о его делах.

Евгения Лихалатова, Владимир Высоцкий, Семен Высоцкий. Эберсвальде, Германия 1947 год. Фото Алексея Высоцкого

Еврейские корни Владимира Высоцкого уже много лет служат почвой для непонятных споров и нелепых выводов, хотя никакого секрета или чего-то необычного в его биографии нет.

Семён и Алексей Высоцкие с жёнами и детьми, Германия, Ратенов, 1947 год

Письмо Володи Высоцкого Нине Максимовне

Совсем молодой еще Высоцкий написал в одном из набросков:
В дни, когда все устои уродские
Превращались под силою в прах,
В Риме жили евреи Высоцкие,
Неизвестные в высших кругах.

Страница из тетради времен учебы в Школе-студии МХАТ, март 1957 года

Конечно, в Риме Высоцкие не жили – это художественный образ, но вообще считается, что предки Владимира Семеновича были из местечка Селец, недалеко от Брест-Литовска.

Высоцковеды подробно проследили его родословную и всех родственников по отцу: от деда, практически полного тёзки поэта – Вольфа Шлиомовича Высоцкого до прапрадедов Акима Райха и Мордехая Бронштейна.

Записи о рождении Вольфа и его жены Деборы

Вольф Высоцкий. Фотография с сургучной печатью коммерческого института

И нельзя сказать, что сам Высоцкий относился к своему происхождению безразлично.
Двоюродная сестра, Ирэна Высоцкая, вспоминала, что «конечно, мы с Володей много говорили о нашем еврействе». Он с детства знал разные еврейские словечки и забавные выражения, а поскольку дядя Алексей Владимирович и отец еще и пели иногда еврейские песни, то и сам отдал должное фольклору.

Владимир Высоцкий, «Здравствуйте, мое почтенье…»: слушать (автор неизвестен)

Это запись 1963 года с пленок Семена Владимировича Высоцкого.
Здесь Высоцкий, между прочим, в канонический текст вставил еще и Вэлвэла – то есть собственного деда.

Алексей и Семён Высоцкие. Семён в кителе Алексея. Снимок предназначен для родителей. Германия, 1945 год

Но через год в письме жене, Людмиле Абрамовой, Володя напишет, что «стал похож на русского вахлака, от еврейства не осталось и следа».
Однако в том же 1964 году Владимир Высоцкий спел у Валерия Синельщикова знаменитую песню о еврейском вопросе в СССР.

Владимир Высоцкий, «Антисемиты»: слушать

В советском паспорте была так называемая «пятая графа».
Там в обязательном порядке указывалась национальность человека.

Паспорт советского образца

Однако когда говорили про «пятый пункт», почти всегда подразумевалось, что речь идет о евреях.
И этот «пятый пункт» испортил жизнь и карьеру многим достойным людям. Потому что при официально провозглашенном интернационализме существовали негласные квоты для евреев. Они не могли занимать определенные должности, учиться в определенных вузах и вообще считались людьми подозрительными.

В 1968 году Высоцкий исполнил песню, посвященную своему хорошему знакомому, выдающемуся нейрохирургу Эдуарду Израилевичу Канделю.

Владимир Высоцкий, «Он был хирургом, даже нейро…»: слушать

Эта запись сделана 22 мая 1968-го в Киеве, у Григория Лубенца.

Авторская правка машинописного текста песни «Он был хирургом…» в сборнике Александра Репникова.
Из архива Сергея Жильцова

Эдуард Кандель

Еще одна песня, к сожалению так и осталась у Высоцкого не законченной, в виде наброска. Но эти два четверостишия получились очень красноречивыми.

Владимир Высоцкий, «И Фюрер кричал, от завода бледнея…»: слушать

Впрочем, про евреев или Израиль Высоцкий пел не только в социальном и даже отчасти политическом смысле.

Выступление в МВТУ им. Баумана, 26 марта 1979 года. Фото Николая Демчука

Знаменитая «Лекция о международном положении» – песня шуточная. Хотя, когда речь заходила о враждебном государстве Израиль и его вождях, советским людям даже шутить не полагалось. Там все было серьезно.

Выступление в МВТУ им. Баумана, 26 марта 1979 года. Фото Николая Демчука

МВТУ имени Баумана, 26 марта 1979 года:

Владимир Высоцкий, «Лекция о международном положении…»: слушать

Автограф на память. МВТУ им. Баумана, 26 марта 1979 года. Фото Николая Демчука

Автограф песни «Я вам, ребята…» ( РГАЛИ — ф.3004 оп.1 ед хр. 88 л. 1 и л.1 об. )
Сергей Жильцов: «Высоцкий про Римского Папу (злободневное)»

Лекции о международном положении были разновидностью просветительской пропаганды для широких масс.
Люди собирались в зале, а лектор объяснял им текущий момент и политику партии по международным вопросам.

Автограф на память. МВТУ им. Баумана, 26 марта 1979 года. Фото Николая Демчука

Эта песня из числа тех, которые в наше время уже требуют отдельных пояснений.
Римский Папа «из поляков из славян» – это в будущем один из величайших понтификов в истории Иоанн Павел II.

Иоанн Павел II

А иранского шаха Мохаммеда Резу Пехлеви незадолго до того свергла исламская революция, которую возглавлял аятолла Хомейни.

Мохаммед Реза Пехлеви

Аятолла Хомейни

Далеко не каждый помнит, что Голда Меир – это премьер-министр Израиля и к тому же вообще женщина.

Голда Меир

Что Моше Даян был министром обороны и одним из тех, кто и олицетворял для советских людей «израильскую военщину» – и у него действительно не было одного глаза.

Моше Даян

Онассис – это греческий миллиардер, который женился на вдове Джона Кеннеди Жаклин, она же Джеки, она же Жаки.

Жаклин Кеннеди

А вообще эта песня имела несколько вариантов текста: слушать

Это вариант Высоцкий исполнил в тот же день и тоже, в Бауманке.
Там было три выступления подряд, и все три раза Владимир Семеныч исполнял разные варианты теста. А Банда Четырех, кстати, – это жена Мао Цзэдуна и трое его сподвижников, пытавшихся взять власть после смерти Мао.

«Банда четырех»

На третьем концерте в Бауманском Высоцкий вспомнил заодно и Менахема Бегина, тоже израильского премьера, успевшего посидеть в советском лагере в 40-е годы, а родившегося, к слову, в Брест-Литовске.

Менахем Бегин

То есть они с Высоцким в некотором смысле земляки.

Ну, и еще один вариант «Лекции о международном положении» – уже в записи Вадима Туманова.
Это январь 1979 года. Самое раннее из известных сохранившихся исполнений:слушать

Москва, учебная телестудия Факультета журналистики МГУ, май 1979 года. Съёмка Юрия Дроздова для Уоррена Битти

Но в принципе, когда говорят о еврейской теме в творчестве Владимира Высоцкого, то большинство наверняка вспоминает ту песню, которую вы услышите сейчас.
Это концерт в московском Театре кукол, декабрь 1973 года.

Владимир Высоцкий, «Мишка Шифман»: слушать

Автограф песни «Мишка Шифман» ( черновик — РГАЛИ — ф. 3004 оп.03 ед.хр.7 л.1 )

Я благодарю за помощь в подготовке этой программы Александра Свердлина и наших друзей из Творческого объединения «Ракурс» Олега Васина, Валерия Басина, Игоря Рахманова, Александра Петракова и Александра Ковановского.

С конца 60-х до начала 80-х из Советского Союза в Израиль уехало более ста тысяч евреев.
Но Владимир Высоцкий никогда всерьез не говорил о желании куда-то уехать, тем более уехать в Израиль. Хотя возможность остаться за границей была у него неоднократно. Но он всегда чувствовал себя русским поэтом и без своей страны себя не представлял.

После концерта. МВТУ им. Баумана, 26 марта 1979 года. Фото Николая Демчука

При подготовке программы использованы:
– фотографии из архивов Сергея Алексеева, Олега Васина и Творческого объединения «Ракурс»;
– фонограммы из архивов Александра Петракова, Валерия и Владимира Басиных;
– автографы из архивов Сергея Жильцова и Юрия Гурова;
— статья Геннадия Брука и Виталия Хазанского «Высоцкий и еврейский мир»;
— статья Сергея Удачина «Родословная Владимира Высоцкого».

Бонусы:

1) «Мы раз пошли на дело – я и Рабинович…» слушать (из архивов Семёна Владимировича Высоцкого, 1963 год)
2) Песенка про жену Мамы Дзэ-дуна слушать (неизвестное публичное выступление, 1967 год)
3) Песенка о слухах слушать (Переделкино, у Юрия Королёва, 1970 год)
4) Лекция о международном положении слушать (у Вадима Туманова, январь-февраль 1979 года)

Добавлено 7.08.2016 21:12