Tag Archives: идиш и иврит

В. Рубинчик. ЭХ, РАЗ, ЕЩЁ РАЗ…

Ужас как не люблю повторять пройденное, а иногда приходится. Вот живёт и трудится в Минске Пётр Резванов, «румяный критик мой», в своё время побывавший аж в Биробиджане… Как только я сравнил Беларусь и Израиль по доле затрат «на науку» в ВВП, он то ли шутя, то ли всерьёз выкатил претензию: мол, две страны – маловато для полноценного сравнения.

Никогда не отрицал то, что из почти двух сотен стран, входящих в ООН, меня интересуют прежде всего Беларусь и Израиль… Потому неоднократно сопоставлял их по ряду критериев – здесь, здесь и здеся. В прошлом июне добавлял к ним Буркина-Фасо (шутя или всерьёз, решайте сами). На мой вкус, «лучше меньше, да лучше», но, идя навстречу пожеланиям трудящихся, кое-что уточню.

Таблицы, приведенные 11.01.2021, во многом говорят сами за себя, и всё-таки: в Беларуси на R&D («Исследования и разработки», примерно то, что на постсоветском пространстве называется НИОКР) много лет выделяется менее 1% ВВП, в Израиле же с 2000 г. никогда не тратилось меньше 3,5%, а с 2012 г. – меньше 4% ВВП. Самые свежие данные относятся к 2018 г.: РБ – 0,61%, Израиль – 4,95%. Для полноты картины: средний показатель в мире превышает 2%; у стран с высоким доходом он равняется 2,59%, с «низко-средним» (Low & Middle; к этой группе, согласно данным Всемирного банка, относится и Беларусь) – 1,57%. Наши расходы на науку характерны для группы стран с «доходом ниже среднего» (Lower Middle), где обобщённый показатель равняется 0,58%. По уровню R&D Беларусь граничит с Алжиром, Египтом, Марокко, Сенегалом и Тунисом… Ох, не зря четверть века назад у нас образовалось творческое движение «Бум-бам-лiт», бившее в тазики, словно в тамтамы, и неравнодушное к «африканскому вектору»! 🙂

А как обстоят дела у географических соседей Беларуси – вернее, обстояли на 2018 г.? Польша – 1,21%, Литва – 0,94%, Латвия (неожиданно) – 0,63%, Россия – 0,99%, Украина – 0,47%.

Не утверждаю, что есть прямая зависимость между вложениями в НИОКР и зажиточностью государства: как справедливо замечено, «большие затраты на НИОКР не всегда гарантируют большую прибыль или большую долю на рынке». Тем не менее цифры, особенно взятые в динамике за несколько лет, во многом отражают отношение государства к инновациям… Его готовность вкладываться в будущее, а не проедать наследие прошлого.

Если в курултае, который администрация РБ планирует собрать через три недели, и есть какой-то смысл, то он заключается в безоговорочной поддержке делегатами: а) освобождения & реабилитации политзаключенных; б) законодательного (или даже конституционного) закрепления расходов на НИОКР не менее 1% от валового внутреннего продукта c направлением значительной части на теоретические исследования. Ибо нет ничего более практичного, чем хорошая теория… (С)

Без реализации пункта «б» можно сколько угодно разглагольствовать о том, что «сегодня белорусской науке отводится ключевая роль в построении экономики знаний», созывать съезды и объявлять «Годы Науки» – всё останется примерно так, как описано в материале 2019 г. Ещё необходимо (для начала) вернуть выборность главы национальной Академии наук, ликвидированную администрацией Лукашенко осенью 2001 г.

Крайне маловероятно, что племянник министра сельского хозяйства БССР, поставленный в 2013 г. руководить Академией и заявляющий на аппаратном совещании «Нужно… ни в коем случае не допускать никаких несанкционированных действий и проявлений. Роль науки – быть вместе с властью», способен представить на «всенародном собрании» программу реформ, даже если б захотел (его, похоже, всё устраивает: «Академия [в 2020 г.] показала свою устойчивость к неблагоприятным факторам и существенно продвинулась в своём развитии»). А голос настоящих учёных, выдавленных из АН за инакомыслие, c вероятностью 99,9…% не прозвучит на февральском курултае 🙁

После конспирологов я больше всего не люблю антиконспирологов. Не мешайте мне думать, что в правящих кругах одной восточноевропейской страны давно взят курс на оболванивание масс… Одни идеолухи пугают «планом Даллеса», другие (возможно, те же самые) советуют воспитывать детей «согласно знакам зодиака». И не в жёлтой газетке советуют, а в органе «администрации президента», где вообще весьма охотно тиражируются всякие неоязыческие бредни.

Скажете, безобидно и далеко от обыденной жизни? Ой, не уверен… Девальвация рационального мышления, как правило, приводит к авариям и техногенным катастрофам. Случайно ли за последний год целые кварталы Минска на продолжительное время оставались то без чистой воды, то без отопления? Из недавних новостей: «За прошедшую неделю по всей Беларуси неоднократно прорывало трубы теплоснабжения, из-за чего тысячи людей на время оставались с холодными батареями» (23.01.2021). Правда, Станислав Шаршуков, словно делая реверанс в адрес мининформа, оговаривается: «В Минске и всей Беларуси прорывы теплосетей не носят системного и массового характера». Да, в чём-то он прав – могло быть и хуже.

Любопытно, что официально Белорусская АЭС была запущена 07.11.2020, а приостановлена ради замены вспомогательного электротехнического оборудования… на следующий день. В начале декабря последовала вторая остановка из-за необходимости «дополнительной корректировки работы крышек шумопоглотителей пара». Очередная нештатная ситуация возникла в середине января: «из-за срабатывания системы защиты генератора отключили первый энергоблок».

Усилия одних инженеров и техников не обеспечивают стабильную работу АЭС? Очевидно, служителям культа, подписавшим в декабре 2020 г. призыв «к миру, прощению и примирению» от имени «четырёх самых крупных конфессий Беларуси» (православие, католицизм, ислам и иудаизм), следует съездить в Островец на подмогу, провести там молитву, а то и несколько… Полагаю, уважаемые староверы, буддисты и бахаи поддержат 🙂

Кстати, немало причудливого было в том призыве, особенно же в его презентации официозом. Почему-то от имени иудеев Синеокой выступил посланник хасидской организации ХаБаД (а как же ортодоксальное Иудейское религиозное объединение с равом Райхинштейном?) В любом случае, иудеев сейчас в Беларуси куда меньше, чем христиан-протестантов, но последних то ли не позвал новый уполномоченный по делам религий, то ли они сами уклонились. Да и «Дойч Шнеер Заламан» (правильнее Шнеур-Залман Дайч) – никакой не «иерарх», за пределами Израиля вообще нет иерархии раввинов… Впрочем, понимаю, что это слишком сложно для БелТА и «СБ» – если уж в «ведущей газете» не знают о существовании венного пульса и Мольера с Вольтером путают.

Забавно (на самом деле нет): после ввода в эксплуатацию Островецкой АЭС, вроде как предназначенной для снижения тарифов, электричество в Синеокой подорожало. Чего же ждать, когда появится «белорусский отечественный электромобиль», о необходимости создания которого так убедительно вещал на Новый год тов. Огурцов Гусаков? Здесь что-то вспомнились Ильф & Петров:

Один экземпляр телеги внутреннего сгорания даже построили. Телега была как телега. Только внутри ее что-то тихо и печально хрюкало. Или хрюндило, кто его знает! Одним словом, как говорится в изящной литературе, хардыбачило. Скорость была диво-дивная, семь километров в час. Стоит ли напоминать, что этот удивительный предмет был изобретен и построен в то самое время, когда мир уже располагал роллс-ройсами, паккардами и фордами?

Мне представляется, что «Народному антикризисному управлению», существующему около трёх месяцев, тоже не до проблем науки в Беларуси… Скриншотец:

С одной стороны, восемьсот с чем-то представителей научного сообщества, проявивших свою гражданскую позицию в ноябре-декабре 2020 г., «разминулись» с политоркестром под управлением г-на Латушко. С другой стороны, ребята и девушки из НАУ вроде как в оппозиции, поэтому формально с них «взятки гладки». С третьей стороны… лишний раз подтверждается, что необходимо появление мощной «четвёртой силы», преодолевающей шаманские потуги Лукашенко, Алексиевич и Позняка. Выходящей в иное измерение, если хотите.

Далеко ещё зубризму до овладения массами, и я сам уже сомневаюсь, что верно сформулировал задание. Может быть, нужен не зубризм, а посадизм (кроме шуток, есть и такое направление в мировой мысли). Или, по образцу марксизма-ленинизма, зубризм-посадизм? 🙂 Только у нас бы он отсылал не к фамилии основателя, Хуана Посадаса, а к намерению посадить под домашний арест определённое число негодяев, бросающих за решётку честных людей… Санкции Евросоюза в отношении белорусской «элиты», как признал его представитель Петер Стано 21.01.2021, не помогают; впрочем, было бы странно, если бы тактика ЕС типа «шаг вперёд, два назад», описанная в предыдущих моих текстах, шла нашим согражданам на пользу.

Небольшой экскурс в прошлое. Век назад в Беларуси не работал интернет и насчитывалось очень мало людей с высшим образованием – а жажда знаний и инноваций была. Растрогал меня эпизод, упомянутый в давней статье Александра Крюкова:

Интересное свидетельство о расширении словарного запаса иврита было обнаружено в архивах Комитета языка иврит. Речь идет об открытке, полученной Комитетом еще в 1913 году из городка Несвиж Минской губернии. Автор открытки, некто Шломо Йосеф Левин, направлял коллегам в Иерусалим целый список созданных им новых слов для возрождавшегося иврита. В списке гебраиста-любителя было немало интересных неологизмов, построенных на библейских корнях по классическим правилам ивритской грамматики.

Неспроста именно наш земляк Лазарь Перельман, aka Элиэзер Бен-Иегуда (1858–1922), полтораста лет назад взялся за «реанимацию» иврита… Да, основная часть работы была проделана в Палестине после 1881 г., однако встал юный Лейзер-Ицхок на путь исправления обновления древнееврейского языка, пожалуй, в 1871 г., когда учился в полоцкой иешиве.

Ещё примечательный факт. В конце 1920-х годов сотрудники Института белорусской культуры, преобразованного в Белорусскую академию наук (1929), готовили большой диалектический атлас языка идиш (сей труд Лазаря Виленкина был издан в Минске-1931). К брошюре-проекту прилагалась почтовая карточка; читатели могли её заполнить, ответив на вопросы исследователей, и бесплатно выслать в адрес научного учреждения. Cогласно постановлению целого Совета народных комиссаров СССР!

Отправил бы я кое-кому из этнографов, литературоведов и историков научно-популярный сборник «Іудзейнасць» (Минск: Шах-плюс, 2020), будь рассылка бесплатной. Но издавать книги без поддержки государства и затем ещё рассылать за свой счёт? Увольте.

А вот бесспорно хорошая новость. Магазинчик на столичном бульваре Шевченко, прикрытый властями в конце октября 2020 г. после «общенациональной забастовки» (см. здесь), в середине января возобновил свою работу. Итак, в этом сезоне цветоводы и овощеводы не останутся с носом… 😉

Вольф Рубинчик, г. Минск

24.01.2021

wrubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 24.01.2021  12:59

В. Рубінчык. GAUDEAMUS?

Ізноў здароў! Другі свой тэкст у гэтым годзе пастараюся зрабіць як мага больш аптымістычным – таму і загаловак, які, паводле пэўных звестак, заклікае радавацца. Анягож: кнігі пішуцца, друкуюцца, некаторыя нават даходзяць да публікі (маю на ўвазе «Іудзейнасць» i не толькі). З асобнымі тэкстамі пазнаёміліся ў «цэлай Амерыцы» 😉

Урывак з матэрыяла М. Бароўскага, апублікаванага ў часопісе «Sovа» (май-чэрвень 2020), што выдаецца на Атлантшчыне, у штаце Джорджыя

Падобна, мы з Міхаілам Бароўскім разыходзімся ў поглядах на асобу паэта і рэдактара Арона Вяргеліса (1918–1999). Асабіста мне Арон Алтэравіч нічога кепскага не зрабіў, а наадварот, у 1995 г. стараўся дапамагчы, дый з Дзінай Харык шляхетна абыходзіўся… Ну, і я да яго стаўлюся больш спагадліва, чым «таямнічы незнаёмец» (які, безумоўна, мае права на ўласныя ацэнкі, пагатоў падмацаваныя аўтарытэтам ідышыста Гірша-Довіда Каца).

Чаму пан Бароўскі вылучыў слова «идишист», я не здукрыў: звыклая лексема, якая гучыць і ў рускай мове, і ў самім ідышы. У Шолам-Алейхема было сатырычнае апавяданнечка «Yidishistn un hebraistn», г. зн. «Ідышысты і гебраісты». Але, мабыць, аўтару кнігі «Адшчапенцы» (з выкрыццём не аднаго Вяргеліса, а і многіх іншых членаў «Антысіянісцкага камітэта савецкай грамадскасці», што дзейнічаў у 1980-х гг.), пачулася нешта дзіўнае… Пра зрухі ва ўспрыманні элементаў мовы сёння шчэ пойдзе гаворка.

Мінулым разам прагназаваў змену твараў на самым версе ў 2023 г. або нават у другой палове 2022 г. Прыемна было ўбачыць, што блогер Сяргей Лаўрыненка (мала пра яго ведаю, але, відаць, чалавек аўтарытэтны, раз цэлая «Салідарнасць» бярэ ў яго інтэрв’ю) 06.01.2021 выказаўся ў падобным ключы: 2021-ы – для адстаўкі ранавата, аднак і ўсю пяцігодку выседзець у «прэзідэнта» наўрад ці атрымаецца.

Між тым д-р Станіслаў Багданкевіч, былы старшыня Нацбанка і Аб’яднанай грамадзянскай партыі, чакае, што Лукашэнка сёлета ўцячэ з Беларусі (гл. udf.by, 01.01.2021). Па-мойму, заслужаны прафесар акунуўся ў бяскрайнее мора wishful thinking… А, напрыклад, «адзіны» кандыдат на выбарах-2001, партыйна-прафсаюзны дзеяч Уладзімір Ганчарык даўно ў тым моры плавае (29.10.2020 казаў «К Новаму году з’явяцца перадумовы, каб Лукашэнка пакінуў уладу»; ну, «Белсат» ведае, каго запрашаць :))

Калумніст «Новага часу» Сяргей Нікалюк – пра «пытанне пытанняў» (05.01.2021):

Што гэта было? Аптымісты сцвярджаюць, што ўсе мы сталі сведкамі, а многія і ўдзельнікамі, РЭ-ВА-ЛЮ-ЦЫІ. Для аптымістаў жа ў квадраце мінулы час у пытанні недарэчны. Чаму было? Рэвалюцыя працягваецца, бо яна — не падзея, а працэс, старт якому быў дадзены летам 2020 года.

Прыемна, канешне, звычайнаму грамадзяніну адчуць сябе сведкам (а месцамі нават удзельнікам :)) чагосьці вялікага і светлага. «Дойліды перабудовы і галоснасці» ў сярэдзіне 1980-х таксама гэта ведалі, таму на 70-годдзе кастрычніцкага перавароту 1917 г. запускалі ў інфапрастору жвавыя лозунгі кшталту «Перабудова: рэвалюцыя працягваецца!» Але застаюся пры сваіх думках: ні ў СССР-1987/88, ні ў Беларусі-2020 рэвалюцыі не адбылося.

У тым жа артыкуле С. Нікалюк суцяшае чытачоў (і сябе?):

Беларуская рэвалюцыя… не стала інструментам барацьбы за ўладу ў рэжыме «тут і цяпер». Аднак, у поўнай адпаведнасці з Вікіпедыяй, яе можна лічыць радыкальным, карэнным, глыбокім, якасным змяненнем, скачком у развіцці грамадства.

І тут жа фактычна абвяргае свой тэзіс:

Працэс пайшоў — працэс змены грамадства. Але не трэба цешыць сябе. Так званая «большасць», па замове якой вось ужо 26 гадоў будуецца беларуская мадэль, нікуды не знікла. Яна стаілася, яна сцішылася, але не больш за тое… Ні летам, ні восенню, ні ў пачатку зімы сур’ёзнай дэфармацыі беларускай дзяржавы не назіралася. Яна яшчэ не выпрацавала свой рэсурс — і таму выстаяла.

Дзе ж «радыкальнае, карэннае» і г. д. змяненне? Дзяржава (дакладней, адміністрацыя, што выступае ад яе імя) выстаяла, грамадства ўзбудзілася, але не ўсталявала новыя «правілы гульні», прынамсі ў жыццёва важных сферах. І не дало рады з абаронай сваіх заступнікаў… 🙁

Ну, хоць адвакатка Наталля Мацкевіч днямі прабілася да палітвязня Міколы Дзядка – упершыню з 18.12.2020. Кажа: «Стан здароўя ў яго нармальны, настрой бадзёры. За апошні тыдзень яму аддалі больш за 100 лістоў» (tut.by, 04.01.2021).

Адно з уразлівых месцаў «рэвалюцыі» намацаў Мікалай Халезін: «Калі ў бліжэйшы час вядучыя гульцы і іх структуры не пяройдуць у рэжым пошуку кансалідуючых крокаў і максімальнай прафесіяналізацыі дзейнасці, нас чакае радыкальны адток прафесіяналаў з пратэстнага руху, якіх у ім і так скрайне мала» (udf.by, 06.01.2021).

Кур’ёзны прыклад таго, як наватвор, што ўлетку здаваўся лозунгам бунтарак і бунтароў («У сацсетках беларусы запусцілі новы флэшмоб – пад эгідай хэштэга #евалюция. Так карыстальнікі выказваюць нездаволенасць тым, што адбываецца вакол Белгазпрамбанка і тым, як людзі ў пагонах пазбаўляюць нас мастацтва», kyky.org, 16.06.2020), «страціў імпэт» і ператварыўся ў нешта бяскрыўднае…

Рэкламу гэткай «Евалюцыі» бачыў і ў пераходзе пад пл. Прытыцкага – на самым пачатку 2021 г.

Семантычныя зрухі – паступовыя або раптоўныя змены значэння слоў – заўжды мяне інтрыгавалі. Да прыкладу, цяпер пра нейкае дасягненне почасту кажуць «прарыў», а 90 год таму ў беларускай мове «прарыў» значыў зусім адваротнае – няпоспех, правал (асабліва ў вытворчай ці навуковай сферах)… Дасягненні ж менаваліся «пераломамі» 😉

Выглядае, што мова ўсё болей становіцца інструментам улады; моўныя спрэчкі ўсё часцей набываюць палітычны характар… Ва ўмовах дыктатуры або гіпертрафаванай паліткарэктнасці «не так» вымаўленае/напісанае слова можа цягнуць за сабой сур’ёзныя санкцыі. Во прачытаў на «Трыбуне» (01.01.2021):

Нападаючы «Манчэстар Юнайтэд» Эдынсан Кавані адрэагаваў на рашэнне Футбольнай асацыяцыі (FA) дыскваліфікаваць і аштрафаваць яго за выкарыстанне слова «негрыта» ў працэсе зносін у інстаграме: «Усім прывітанне… Хачу данесці да вас, што я прымаю да ведама дысцыплінарныя захады, усведамляючы, што я чужы ў пытаннях размоўнай англійскай мовы, але не падзяляю такога пункту гледжання», – напісаў форвард зборнай Уругвая.

Слова «негрыта» ўжываецца ў іспанамоўных краінах Амерыкі ў значэнні «сябрук, прыяцель, дарагі чалавек».

Э. Кавані

Бадай што гісторыя з барысаўскай «Жыдовачкай»… Быў і працяг. Асацыяцыя футбола Уругвая падтрымала гульца, якога за «негрыта» дыскваліфікавалі на тры матчы. Уругвайцы, сярод іншага, заявілі наступнае:

У нашай іспанскай мове, што моцна адрозніваецца ад іспанскай, якой гавораць у іншых рэгіёнах свету, мянушкі negro/a або negrito/a («чорны») рэгулярна выкарыстоўваюцца як праява дружбы, сімпатыі, блізіні й даверу і не маюць ніякага дачынення да ўніжальнага або дыскрымінацыйнага ўспрымання расы або колеру скуры таго, пра каго вядзецца гаворка.

У тым жа духу мовіла Канфедэрацыя футбола Паўднёвай Амерыкі. Дапаможа гэта або не, не ведаю, і не абяцаю, што буду сачыць за ўсімі акалічнасцямі справы… Але ўразіла, што брытанская футбольная асацыяцыя пайшла тым самым шляхам «абароны меншасці без уліку меркавання меншасці», якім 70 год таму заклікаў ісці савецкі шахматны кампазітар Аляксандр Арэшын (1913–1978). У часопісе «Шахматы в СССР» № 8, 1951 таварыш з Рузаеўкі пісаў:

Варта спыніцца на тэрміне «піканіні» (негрыцяня). Так амерыканец Ф. Джэнет мянуе камбінацыю, у якой чорная пешка, што стаіць на сёмай гарызанталі, гуляе ў чатырох варыянтах на ўсе даступныя ёй палі.

Калі для праславутага амерыканскага ладу жыцця выкарыстанне гэтага тэрміна асвячона расісцкімі законамі, то для савецкіх шахматыстаў гэты тэрмін з’яўляецца абразай народу, які жорстка эксплуатуецца так званай «цывілізаванай» нацыяй.

«Pickaninny theme» дагэтуль існуе ў шахматнай кампазіцыі, аднак у нейкім сэнсе Арэшын апярэдзіў сваю эпоху. На гэта паказвае і папярэдні прыклад з negrito, і той факт, што нейкі англамоўны аматар шахаў гадоў 5 таму задаўся пытаннем: «Як можна замяніць “пікеніні”?» Падкрэсліўшы: «У сучасным свеце важна быць адчувальным да людзей, якіх можа абразіць гэткі тэрмін». Пільнаму чытачу шахматнага форуму параілі звярнуцца апеляваць да 59-га Сусветнага кангрэса шахматнай кампазіцыі (прайшоў улетку 2016 г.). Пакуль што высокі арэапаг з удзелам прадстаўнікоў трох дзясяткаў краін не адмовіўся ад «крамольнага» тэрміна, які Фрэнк Джэнет увёў ажно ў 1914 г., але як будзе далей?.. Пры цяперашніх трэндах-брэндах усё можа здарыцца. ¯\_(ツ)_/¯

* * *

Калі верыць тутэйшым СМІ, будынак старажытнай сінагогі ў Слоніме нарэшце прададзены (цана за паўгода знізілася ў некалькі разоў, і ў канцы снежня ледзь перавысіла 10 тыс. USD). Гаспадыняй масіўнай спаруды мае зрабіцца Ілона Караваева, мінчанка, якая піша казкі пад псеўданімам Іаана Рыўз.

І. Караваева, фота адсюль

З аднаго боку – добрая навіна; з другога – ёсць пэўныя сумневы, што малавядомая (будзьма шчырымі) пісьменніца «арганізуе» мільёны долараў, патрэбныя для паўнавартаснай рэстаўрацыі. Куды, між іншага, падзеўся лонданскі фонд яўрэйскай спадчыны, які доўгі час прэтэндаваў на будынак?.. Мажліва, Ілона будзе працаваць поруч з Фондам, а мо’ стане другім Сяргеем М-кам (той у 2008 г. выкупіў «дом Хаіма Вейцмана» на Піншчыне, як пазней выявілася, пераважна для ўласнага піяру). Паглядзім, сказаў сляпы…

Адназначны пазітыўчык: мастачка-блогерка Ніка Сандрас намалявала, а кампанія мабільнай сувязі выдала і распаўсюдзіла каляровыя паштоўкі з цытатамі ад Уладзіміра Караткевіча (1930–1984).

Узоры «караткевіцкіх» паштовак. Крыніца

Як убачыў, нарадзілася ідэйка: чаму б не выпусціць аналагічны набор да 125-годдзя Мойшэ Кульбака (1896–1937)? Юбілей слыннага яўрэйскага пісьменніка, ураджэнца Смаргоні, будзе адзначацца ў другой палове сакавіка 2021 г. – час яшчэ ёсць. І малюнкі-ілюстрацыі да «Зельманцаў», зробленыя Андрэем Дубініным, існуюць ужо даўно…

«Афіцыйна» пакуль што нічога не прапаную, бо крыху стаміўся ад прадонняў абыякавасці. Напрыклад, мінсувязі РБ праігнаравала прапановы 2019 г. ды не ўключыла канверт або марку з партрэтам Кульбака ў план выпуску паштовай прадукцыі гэтага года 🙁

Так, завяршыць тэкст выпадае на сумных нотах. Памёр адзін з тутэйшых «магікан» ідыш-культуры, ураджэнец Рагачова Анатоль Наліваеў, крыху не дажыўшы да 90… Апошнім часам ён любіў менаваць сябе Абрам Налівай. Цікавіўся незалежнай газетай «Анахну кан», і ў № 11, 2002 з’явіўся яго допіс, на які тут жа адрэагаваў «Авив», закінуўшы артысту несамастойнасць, удзел у «чорным піяры», etc. Ну, Б-г суддзя тым «разумнікам», а Наліваеву – светлая памяць. Тут (артыкул 2018 г.) ён распавёў пра сваё складанае, поўнае дзівосаў і парадоксаў жыццё…

Вольф Рубінчык, г. Мінск

07.01.2021

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 07.01.2021  16:42

В. Рубінчык. Не да катлет з мухамі

І ўсё-такі шалом! Карціць скончыць сваю даўно задуманую кніжку № 9, але без набегаў на публічныя бібліятэкі справа гэта праблематычная – у інтэрнэце ё далёка не ўсе выданні 1920–30-х гадоў. Наогул цяжка будаваць планы, пакуль штодня колькасць невылекаваных хворых COVID-19 у Беларусі прырастае сотнямі. Таму – зноў назіранні за бягучымі «буйніцамі і драбніцамі» (пазычаю выраз у мастака Андрэя Дубініна, які ў 2018 г. назваў свой артыкул акурат «Буйніцы і драбніцы»).

Тутака прыводзіў я табліцу; з яе вынікае, што ў апошнюю дэкаду красавіка былі дні, калі згаданы прырост складаў 400–500 чалавек. На другое мая, паводле афіцыйнай статыстыкі, розніца паміж захварэлымі і ачунялымі за папярэдні дзень сягала 812 чалавек, на трэцяе – 798, на чацвёртае – 723, на пятае – 349. Разважаючы абстрактна, такое зніжэнне можа быць падставай для асцярожнага аптымізму, аднак доктаркам/дактарам, медсёстрам/медбратам, фельчаркам/фельчарам, каторыя на перадавой – і нясуць страты – ад яго зараз наўрад ці лягчэй.

Бадай усе людскія рэзервы ўжо мабілізаваны; лік медработнікаў у краіне не можа расці на сотні (і нават на дзясяткі) за дзень. Гэта якіх-небудзь намеснікаў па ідэалогіі можна падрыхтаваць на тыднёвых курсах, між тым нават сярэдні медычны персанал рыхтуецца цягам многіх месяцаў. А тут яшчэ звальненне галоўнага ўрача віцебскай бальніцы хуткай дапамогі Сяргея Лазара – без тлумачэння.

С. Лазар. Фота з адкрытых крыніц

Ёсць думка, што чалавека, злёгку нават падобнага да Лукашэнкі (!), наважыліся выкінуць з працы, каб іншыя начальнікі бальніц на фоне эпідэміі баяліся пушчаць «нячэсныя» CМІ да сваіх падначаленых. Вопытны ўрач-рэаніматолаг Раман Антоненка, які сам падхапіў COVID-19, у канцы красавіка сказаў для tut.by «лішняе» (з гледзішча тых самых ідэолагаў): «Вірус распаўсюджваецца па краіне… Шмат хворых на пнеўманію, і сярод іх не толькі пажылыя. Ёсць і 30-гадовыя без шкодных звычак… Каб гэта спыніць, патрэбны неардынарныя захады, адной самаізаляцыяй тут ужо не дапаможаш… Я не ведаю: або ў вышэйшай улады мала добрых дарадцаў па медыцыне, або да іх не прыслухоўваюцца».

Абвяржэнне ад міністэрства аховы здароўя РБ – маўляў, няма сувязі паміж публікацыяй на тутбаі і звальненнем Лазара – трошкі не пераконвае. Міністэрства ўжо не раз лавілi на хітрыках і недагаворках, не кажучы пра сумнеўнай вартасці прагнозы. Cёння ў абласным аддзеле міністэрыі паабяцалі, што зволены застанецца ў медыцыне… паглядзім. Спадзяваймася, не на пасадзе санітара.

31 сакавіка, у дзень, калі Галоўны Клюшкар аб’явіў пра «дасягненне піку» захворвальнасці згодна з яго, клюшкара, адчуваннямі, на Беларусі было 152 інфікаваных, каля 40 ачунялых і 1 памерлы, у Ізраілі – 4831 інфікаваны, 163 ачунялых і 17 памерлых. На 05.05.2020 Беларусь абагнала Ізраіль паводле першага паказчыка (18350 супраць 16237) i моцна адстала паводле другога (3771 супраць 10223). Праўда, памерлых у Беларусі покуль меней (107 супраць 237), але разрыў скараціўся… і, на жаль, будзе скарачацца далей – улічваючы, што звыш 200 пацыентаў у РБ знаходзяцца пад апаратамі штучнай вентыляцыі лёгкіх (у Ізраілі – толькі 66).

З абмежавальнымі захадамі, што каштавалі Ізраілю вялікіх грошай, таксама не ўсе ўрадоўцы згаджаліся, да таго ж ізраільцы – не самы дысцыплінаваны народ, аднак… тыдні за чатыры ўдалося пераламіць сітуацыю да лепшага. А скнары, для якіх «эканоміка галоўнае» і «важна не страціць рынкі», плаціцьмуць двойчы (зрэшты, ужо плацяць).

«Комс. правда в Бел.», 05.05.2020. Паводле «мэра» (у Мінску няма мэра, ёсць старшыня выканкама, якога паставіў «на горад» вышэйшы адміністратар), у выпадку каранціна з 1 сакавіка «мы» мелі б не 102% валавага прадукта, а 92% – ужосъ!

Але, як у незабыўнага Мендэле, «не тое хацеў я сказаць». Лупцуй не лупцуй «бюракратаў», у тым ліку і боса іхняга, апантанага суботнікамі, вайсковымі дэфіле ды «чысткай капытоў», відочнага плёну ў бліжэйшы час не будзе. Словы ў савецкай і постсавецкай Беларусі настолькі часта разыходзіліся са справамі, што абясцэніліся ўшчэнт – якая тут «парэсія», у нашых палестынах і для палітычнай сатыры прасторы малавата… Каб суцішыць тых, каторыя равуць «кароль голы», практыкуюцца ўніверсальныя адказы: «Спярша самі станьце каралём» або «вы яму проста зайздросціце». Як ні дзіўна, у 99% выпадкаў гэткія «досціпы» спрацоўваюць.

Дзевяностагадовы юбілей таленавітага Мая Данцыга (1930–2017) ў канцы красавіка сціпла адзначыла, як раней бы сказалі, «шырокая грамадскасць». З’явіліся новыя артыкулы, фільмы… Планавалася чарговая выстава ў Нацыянальным мастацкім музеі, ды праз эпідэмію яе адклалі. Затое выклалі ў сеціва відэазапіс, дзе супрацоўніца музея, мастацтвазнаўца Н. Сяліцкая, распавядае пра М. Данцыга. Усё б нічога, ды ў апошні час мастак паціху-патроху падганяецца пад чыесьці «хацелкі». Выпадак з Халоднай сінагогай, будынак якой Май Вольфавіч намаляваў на сваёй карціне 1972 г. нібы на знак пратэсту супраць разбурэння старога Мінска, я ўжо згадваў. Пра тое, што гэтая карціна не раздражняла ўлады, сведчыць, дарэчы, і наданне яе аўтару ў 1973 г. звання «Заслужаны дзеяч мастацтваў БССР».

«Данцыг ніколі не рабіў папярэдніх малюнкаў, эскізаў…», – смела заяўляе Наталля Сяліцкая (4:23). Ну, такое… Амаль адначасна выйшаў артыкул Ганны Вашчынчук, дзе дадаткам відаць якраз папярэднія малюнкі і эскізы Данцыга 🙂

«Май Вольфавіч Данцыг быў чалавекам з неверагодным пачуццём гумару…» (8:16). За сем гадоў зносінаў «неверагоднага пачуцця», на жаль, не заўважыў. Папраўдзе, творца быў не абы-якім эгацэнтрыкам, а такія з гумарам зазвычай не сябруюць. Дамінантай яго паводзінаў было падгрэсці пад сябе як мага болей усяго (рэсурсаў, улады), што, між іншым, пункцірна пазначана ў Адама Глобуса (2005). Не кажу, што эгацэнтрызм – заўжды кепска, але… на мой густ, мастак адносіўся да сябе задужа сур’ёзна. Разам з тым ён умеў пасміхацца і па-свойму жартаваць – «з пазіцыі сілы». Ну і, вядома, летуценіць: «Я ніколі не пісаў правадыроў, не здраджваў сваім прынцыпам» (2009); «Халтуру і я рабіў: пісаў партрэты Сталіна на нашым камбінаце мастацкім, але я не затрымаўся ў гэтым стане, тое было эпізодам» (2015).

М. Данцыг, партрэты А. Касыгіна і М. Суслава, сярэдзіна 1970-х. Хіба не халтура, а «покліч душы» 🙂

Знаёмы чытачам belisrael.info літаратар Зміцер Дзядзенка 24.04.2020 так адкаментаваў лагатып дрыбінскай раённай газеты: «Мазаічная псіхапатыя перыяду лукашызму. Назва “Савецкая вёска” спакойна суседзіць з магдэбургскім гербам».

З сайта dribin.by

Разумею пачуцці Змітра, але… не абавязкова гэткае суседства – праява «мазаічнай псіхапатыі». Аксюмараны, спалучэнне неспалучальнага характэрныя для самых розных краін/часоў; менавіта яны, як правіла, і ствараюць камічны эфект («Мешчанін у дваранах», «Пінская шляхта»…) Барадатая показка «або крыжык здыміце, або трусы надзеньце» – пра тое самае.

Тое, што асобныя прэзідэнты (nomina odiosa) паводзяць сябе «не па чыну», а як распешчаныя манархі, з’яўляецца невычэрпнай крыніцай для жартаў, але ж і значна больш сур’ёзнай праблемай, чым пастаўленыя побач «магдэбургскі» герб і назва з мінулага стагоддзя. Во ўзгадалася, што ў Шчучыне касцёл стаіць на вуліцы Савецкай, а ў Мінску музей Міхаіла Савіцкага (той яшчэ быў «аматар яўрэйшчыны»…) часцяком экспануе творцаў-яўрэяў, і нічога… Можа, тут і хаваецца славутая сярмяжная праўда «тутэйшая талерантнасць»? 🙂

Насамрэч усё мае свае межы, і, напрыклад, сабаччо на могілках (нават зачыненых) я, адрозна ад «прагрэсіўнай» журналіздкі Сашы Р-й, не гатовы талераваць…

Слушная пазнака на агароджы брацкіх могілак, дзе пахаваны ўдзельнікі Першай сусветнай, рог вул. В. Харужай і Чарвякова ў Мінску. Не бачыў падобных пазнак вакол «Яўрэйскага мемарыяльнага парка» па вул. Калектарнай/Сухой, дзе да 1970-х гадоў былі яўрэйскія могілкі (у канцы 1980-х, як распавядаў Якаў Гутман, пляцоўку збіраліся забудаваць, што канчаткова сцерла б пра іх памяць, а так… хоць асобныя магільныя пліты захаваліся).

Cабака пісьменніка Кды гойсае па плітах (фота 2015 г., гл. тут)

Надвор’е апошняга тыдня спрыяла шпацырам… Накоратка вярнуся да тэмы, якая турбавала летась, аднак адышла на задні план у пачатку 2020 г. – мінская тапаніміка, афармленне шыльдаў з назовамі вуліц. Пагатоў што тыдні з тры таму дызайнер Ігнат Плотнікаў выступіў з ідэяй візуальнай уніфікацыі тых аншлагаў (на свой капыл; адчуваецца натхненне «чалябінскім варыянтам» Іллі Бірмана).

Я не тое каб супраць такіх колераў, але з большай прыемнасцю акцэптаваў бы шыльды, дзе літары й лічбы крочаць «белым па зялёным»… Ці «белым па сінім», як тут:

Ды больш істотна для мяне – каб адваявана было месца для беларускай мовы. У жніўні-верасні 2019 г. звяртаў увагу на адсутнасць яе пры афармленні шэрагу шыльдаў; за паўгода наўрад ці многае ў Мінску змянілася да лепшага. Што ілюструюць і «Нововиленская», і «Каховская», і гэта:

 

Трэба прызнаць, на вул. Пархоменкi, 3 дошка з партрэтам героя выканана па-беларуску… I на доме № 17 па Кахоўскай з другога боку з’явіўся беларускамоўны аншлаг.

Прыкра, што адсутнічае белмова на гімназіі, дзе некалі (у 1990 г.) вучыўся 🙁

Тэксту на гімназічнай шыльдзе не відаць, ды паверце: там «Государственное учреждение образования», etc.

Аднак і беларуская мова, зразумела, не панацэя ад бесталкоўшчыны.

Гэтая таблічка на вул. Шчадрына, 90, з гібрыдам «Шчадрына» і «Скарыны» (=«Шчадрыны»), вісіць шмат год… ¯\_(ツ)_/¯

Тут, ля прыпынку «Кіеўскі сквер», бачым ваганне «зацікаўленых асоб», якую версію выбраць. Дапраўды, «Смаргоўскі» тракт або «Сморгаўскі»? Знянацку не кожны адкажа… Дэ-юрэ тракт і некалькі завулкаў побач з ім усё-такі «Смаргоўскія». Назва зафіксаваная ў «Приложении к решению Минского городского Совета депутатов от 26.10.12 № 259» – спісе элементаў вулічна-дарожнай сеткі горада Мінска. Яна паходзіць ад колішняга ўрочышча Смаргоўка…

Выходзіць, летась я памыляўся, калі следам за С. Харэўскім прасоўваў варыянт «Сморгаўскі» (трэ’ было арыентавацца на больш аўтарытэтнага знаўцу мінскай тапанімікі – гісторыка Івана Сацукевіча). Зрэшты, не адзін я такі шлімазл; «Сморгаўскі завулак» выкарыстоўваецца нават у дыпламатычным даведніку міністэрства замежных спраў РБ (2020; гл. с. 12). Дарэчы, там на с. 11 усплывае i «вул. Сабінава» – слушна «Собінава».

А нехта (не блытаць з блогерам Nexta) верыць, што назва «Смаргоўскі» – ад Смаргоні 🙂

Во яшчэ кур’ёз: пэўна, летась пад «Еўрапейскія гульні» і/або перапіс насельніцтва ўрад падкінуў грошай камунальнікам, і тыя прымудрыліся павесіць новыя шыльды там, дзе дубляванне адно рассейвае ўвагу… Як бы ні было, вешаючы новыя, варта было зняць старыя, дзе назоў вуліцы імя Паліны АсіпенкА пададзены з памылкай. Кур’ёзна, што і ў згаданым «спісе элементаў» 2012 г. фігуруе «вул. Асіпенкі». Але Мінгарсавет не меў паўнамоцтваў мяняць правапіс беларускай мовы.

Як скланяюцца жаночыя і мужчынскія прозвішчы на «-нка», было патлумачана ў 2014 г. ва ўрадавай газеце са спасылкай на экспертаў. Багата дзе ўсё напісана як мае быць… Разам з тым колькі аншлагаў на гэтай вуліцы Мінска – фактычна адной з цэнтральных – дагэтуль нясуць на сабе сляды непавагі да граматыкі.

Мазаічная псіхапатыя? Пры ўсёй павазе да Змітра, я так не думаю. Хутчэй – суцэльная апатыя…

Прагулка па «Арлоўцы» амаль непазбежна вядзе ў Кіеўскі сквер. У 1980-я і нават у «ліхія» 1990-я гады тут блішчэлі пазнакі, што сквер закладзены ў такім-та годзе такімі-та людзьмі ў гонар горада-героя Кіева…

Цяпер алея & камень – голыя; металічныя пліты даўно скрадзены або дэмантаваны. Аднавіць іх у век краўдфандынгу, бадай, рэальна, i «мытня дала б дабро» (гэта ж не шыльда ў гонар БНР, якую ў сакавіку Мінгарвыканкам чарговы раз не дазволіў павесіць на вул. Валадарскага). Але ж перапісвацца з чыноўнікамі мне паднадакучыла – мо такі вярнуся да кнігі.

Вольф Рубінчык, г. Мінск

wrubinchyk[at]gmail.com

05.05.2020

Апублiкавана 05.05.2020  22:26

Водгук

Наконт «асобныя прэзідэнты… паводзяць сябе не па чыну, а як распешчаныя манархі» яшчэ класік трапна сказаў: «Няма горш, як з хама пана, a з дзярма пірага.»

Неяк прыйшло да галавы смелае параўнанне. Некаторыя беларусы — тыя, што ў гета — гэта як габрэі гадоў 150 таму на той самай тэрыторыі. А мовы размяркоўваюцца так:

Тое, чым быў у іх тады ідыш — адпавядае зараз рускай у беларусаў. Ведаем кепска (бачна па чатах), ужываем у побыце, хоць і крыху саромеемся, але, напрыклад, у мяне, дзіцяці менскай ускраіны 70-х — руская фактычна была засвоена першай, як ні круці.

Іўрыт — беларуская (сакральная, ведаюць не ўсе, у побыце размаўляюць рэдка, альбо размаўляюць у адмысловым асяроддзі).

Руская ў гэбраяў тады — ангельская ў беларусаў цяпер (каб выйсці з гета ў шырокі свет).

Ясна, што тут вялікая нацяжка, але, можа, вам мая хохма спадабаецца.

Віктар Сяргейчык (г. Мінск)   07.05.2020  14:21

Экзотический идиш: Япония, Таити, осажденный Мадрид

Бер Котлерман. Фото: Алекс Берк

Так уж сложилось, что для современного читателя идиш часто ассоциируется с полусонным местечком и патриархальным бытом его обитателей, жизнь которых проходит между домом, рынком и синагогой. Однако в первой половине прошлого века идиш функционировал как вполне современный язык, охватывая все области жизнедеятельности и реагируя на все актуальные вызовы. Свободные, образованные и независимые люди создавали на нем богатую, разноплановую культуру, не чураясь самых модных тенденций и вписывая свою еврейскую идентичность в рамки «большого» мира.

О феномене литературной экзотики на идише и ее ярких представителях мы беседуем с профессором Бар-Иланского университета, приглашенным лектором магистерской программы по иудаике НаУКМА Бером Котлерманом.

 Одним из наиболее своеобразных голосов в новой еврейской литературе стал прозаик и драматург Перец Гиршбейн, объездивший практически весь мир. Как ему это удалось?

 Гиршбейн воплощает образ этакого еврея-модерниста, который перемещается по миру исключительно по своей воле, а не слепо подчиняясь фатуму.

Родившись на мельнице недалеко от местечка Клещели тогдашней Гродненской губернии (ныне город Клещеле, Польша), он учился в иешивах Бреста и Гродно, давал уроки иврита в Вильно, задумал театр на идише в Лодзи и создал его в Одессе, объездил с гастролями все крупные центры «черты», поработал для смены атмосферы бурлаком на Днепре, а потом через Вену, Париж, Лондон, Ливерпуль и Нью-Йорк отправился в странствия по Южной Америке, Океании, Африке и Азии, которые растянулись ни много ни мало на 20 лет.

Наверное, он стал первым еврейским «журналистом-международником», печатаясь в нью-йоркской газете на идише «Дер Тог», причем он сам решал, куда ехать и о чем рассказывать.

Как правило, евреи пускались в странствия не из любви к перемене мест  к этому их вынуждали обстоятельства и внешние силы. Гиршбейн же сам выбирает свой путь, он абсолютно свободен, живет за счет гонораров и пьес, идущих на сценах разных театров, и ведет образ жизни в стиле Киплинга или Стивенсона. При этом ему чрезвычайно важно, чтобы окружающий мир знал о его национальной идентичности.

Перец Гиршбейн с женой — Эстер Шумячер — в Бирме

Об этом пишет тогда еще не репрессированный председатель Всероссийского союза писателей Борис Пильняк, встретивший Гиршбейна с женой — поэтессой Эстер Шумячер — в 1926-м в Японии. «Мистер Г. сказал мне, что всегда, с первых же слов знакомства, он говорит о своей национальности, потому что очень многажды раз было в его жизни, когда,  по быту его жизни …наружности, костюмам и манерам …часто не узнавали их национальности. Мистер Г. сказал, что они путешествуют одни, у них никто нигде не остался…». «Они двое изъездили весь Земной Шар, — продолжает Пильняк в сборнике рассказов «Расплеснутое время». — Были в Капштадте, в Австралии, в обеих Америках. Сейчас они покинули Америку в 1924 году, пробыв год в Мексике, пять месяцев они плавали с грузовым пароходом по островам Тихого океана, — теперь они в Японии, осенью они в Китае, весной в Индии, новой осенью в Палестине, — в январе 1928 года — в России, в Москве».

 Тот же Пильняк поначалу принял Гиршбейна за шведа, да и в быту тот был  образцовым космополитом. В чем же проявляется столь важная для него  идентичность? Идиш — его национальность, его еврейский мир, его «лапсердак»?

— Не совсем, хотя творимая им новая еврейская культура выражена прежде всего в языке. Но мир его значительно шире — это весь еврейский народ. Пильняк сказал об этом удивительно красиво: «Мистер Г. спрашивал меня о евреях в России, и со всей искренностью я говорил об этом распепеленном народе …ибо мне скоро стало ясным, что для мистера Г. вопрос о судьбах еврейского народа и о судьбах его в России — гораздо существеннее, чем вся его жизнь». При этом круг читателей Гиршбейна шире читающей на идише публики: это, в первую очередь, ценители его творчества на иврите, кроме того, его постоянно переводили на русский, польский и английский. Писатель не стесняется говорить с миром на своем языке, но не подстраивается под него. Это открытый диалог на равных, большая литература на «минорном» языке. И миру интересно то, о чем он говорит, и как он это делает.

Гиршбейн пишет не «по-местечковому» (так говорят, когда нужно, герои его пьес), а в  полном нюансов динамичном публицистическом стиле — и его идиш прекрасно отвечает нуждам современного мира. Его жена Эстер, которая выросла в Канаде, тоже с легкостью описывает на идише воды Ганга, поэзию Рабиндраната Тагора или татуировки маори. Для них буквально нет границ, но это весьма условный космополитизм.

Эстер Шумячер кормит оленей в городе Нара 

Гиршбейн с большой нежностью описывает Эрец Исраэль, но для него важен и еврей из Новой Зеландии. На одном тихоокеанском острове он обнаруживает еврея — выходца из Лодзи, которому хотелось бы вернуться «домой», но как оставить жену-полинезийку? Автор всем сердцем с ним, ему по-родственному грустно, что тот, видимо, никогда уже не увидит родных мест, и, как и сам писатель, до самой смерти останется евреем «оттуда».

 Известно, что Гиршбейн активно интересовался киноиндустрией, причем фильмами на идише. 

— Задолго до того, как Гиршбейн обратил внимание на кино, по мотивам его пьесы «Ткиес-каф» («Обручение») — предтечи знаменитого «Диббука», был снят в Вильне в 1924 году один из первых полнометражных еврейских фильмов, с участием актеров Варшавского еврейского художественного театра (ВИКТ). Правда, этот модернистский сатирический фильм оказался далек от мрачного символистского оригинала (в начале 1930-х к нему добавили в Нью-Йорке звуковую дорожку в исполнении известного актера Йосла Булофа).

Самый известный фильм по роману и сценарию Гиршбейна  это «Грине фельдер» («Зеленые поля»), который вышел в Америке в 1937 году. Сюжет его навеян идеей еврейского фермерства (которой писатель заразился, посетив еврейские колонии в Аргентине) в сочетании с еврейской ученостью. Идеал по Гиршбейну — Тора и продуктивный труд в одном флаконе. Он продолжил эту тему в другом романе — «Ройте фельдер» («Красные поля»), пожив в конце 1920-х с еврейскими колонистами в Крыму, но это уже другая история.

Перец Гиршбейн Постер фильма «Грине фельдер», 1937

Последние годы жизни писатель провел в Лос-Анджелесе, где пытался пробиться в Голливуд и даже принял участие в подготовке фильма о ликвидации нацистами чешской деревни Лидице. Он скончался в 1948-м — в год провозглашения государства Израиль, — словно закрыв собой эпоху. Эстер Шумячер пережила его почти на 40 лет и была довольно известна своими чувственными стихами.

Гиршбейн — писатель очень еврейский, при этом одним из первых в литературе на идише он считал себя вправе высказываться по любому поводу — о поведении французов на Таити, об отношениях англичан и буров в Южной Африке, о проституции в Аргентине — о чем угодно. Пьесы его до сих пор считаются классикой драматургии на идише. Конечно, Шолом-Алейхем куда известнее, ведь он отражает знакомую, «общепринятую» картину мира — и поп-культура не устает создавать очередных «Скрипачей на крыше» или «Тевье-Тевелей», имеющих довольно условное отношение к оригиналу. Придет ли время, когда кто-то решится поставить драму или снять фильм о еврейских колонистах в Крыму по Гиршбейну?

 В страсти к путешествиям Гиршбейну почти не уступал его ученик и последователь Мелех Равич. 

— Скажу больше, он фактически повторил кругосветный маршрут учителя, но это была уже другая эпоха, хотя прошло лишь десять лет.

Равич, рожденный в конце позапрошлого века как Захарья-Хоне Бергнер в местечке Радымно в Галиции, стал кем-то вроде гуру новой литературы на идише в Польше межвоенного периода. Он был секретарем Союза еврейских литераторов, деятелем еврейского ПЕН-клуба. Его называли также министром иностранных дел польского еврейства, поскольку он объездил Европу, Южную Америку и Южную Африку, собирая деньги на систему еврейских нерелигиозных школ ЦИШО. В чем весьма преуспел — даже Эйнштейн дал писателю личную рекомендацию для продолжения этой деятельности.

В 1933 году, после прихода Гитлера к власти в Германии, ему предложили принять участие в проекте по еврейскому заселению Северных территорий Австралии (немного позже появится похожий «План Кимберли» в северо-западной Австралии). Речь шла о десятках тысячах квадратных километров пустынных земель — намного больше площади современного Израиля. Писатель проехался на поезде и почтовом грузовике по этому региону, встретился с губернатором Северных территорий, одобрившим проект, сделал десятки фотографий (не так давно я раскопал их  в архивах и показал студентам). К сожалению, в результате Австралия с ее неограниченным эмиграционным потенциалом приняла накануне Второй мировой менее 7 000 евреев.

Мелех Равич с проводником-аборигеном в северной Австралии Книга Равича «Континенты и океаны»

В отличие от Гиршбейна, любой очерк превращавшего в литературное произведение, Равич пишет эдакие «письма» для прессы, публиковавшиеся на идише и по-польски. Они скорее выдержаны в стиле туристического путеводителя. Из этих заметок он составил отдельную книгу, которую даже полностью набрали в Вильно, но война положила конец издательским планам и вообще целой серии задуманных им «кругосветных» книг. Параллельно он пишет стихи, частично опубликованные в 1937 году в Варшаве в сборнике «Континенты и океаны». Они сопровождались забавным подзаголовком: «Азиатские, американские, африканские, европейские, австралийские, океанские, пацифистские и идейные, вегетарианские, еврейские и в-четырех-стенные стихи, баллады и поэмы».

Человек он едкий и неполиткорректный, поэтому деконструирует популярные мифы о коренном населении Австралии, Новой Зеландии и островов Полинезии. Писатель резко осуждает не только «паразитический», на его взгляд, образ жизни новозеландских маори, но и не готов купиться на красивые истории об их легендарном прошлом из-за каннибализма. Вместе с тем, он по-настоящему переживает трагедию детей-полукровок северной Австралии, силой отнятых у родителей и помещенных в приюты. Равич предвидит нарастающий милитаризм японцев и тоже пишет об этом. И постоянно проводит параллели с евреями, чувствуя надвигающуюся беду. Мы со студентами разбирали одно из его писем из Новой Каледонии, где он восклицает: «А правда ли, что этот остров так далеко на краю света, и что я нахожусь на нем? Кто это меня сюда забросил? Но еще более удивительно: кто это нас забросил на эту вечно воюющую планету? Неужели не было для нас места на других спокойных планетах?..» Проходит несколько лет, и ему становится просто страшно. В стихотворении «Тропический кошмар в Сингапуре» он бредит наяву, воображая себя несчастным королем (тут игра слов: король-мейлех, как и псевдоним Равича-Бергнера — Мелех) из известной баллады «Амол из гевен а майсе» («Когда-то случилась история»), и пытаясь добиться от своей матери ответа на вопрос: зачем я вообще родился на этот свет? Мама плачет и признается ему: я должна была родить тебя, сынок, чтобы ты мог умереть. Впрочем, его личная одиссея закончилась вполне благополучно, ему удалось вывезти свою семью и семью брата в Австралию.

— А где он чувствует себя дома?

— Скорее всего, нигде, как и Гиршбейн. Вторую половину жизни Равич прожил в Канаде, но его сын — известный художник Йосл Бергнер — репатриировался в Израиль. Йосл прожил 96 лет, и в последние годы очень интересовался идеей еврейской эмиграции в северную Австралию, которую продвигал его отец.

Мелех Равич (второй справа) в кругу еврейских поэтов, 1922

Что касается Равича, то в Монреале — крупном центре идиша до 1980-х годов — он стал магнитом для переживших Холокост еврейских литераторов. Его имя до сих пор на слуху, многие его помнят лично, в чем я убедился в прошлом году в Монреале, получая литературную премию Розенфельда за сборник своих новелл на идише. И мне было, конечно же, важно, что первым получателем этой премии был именно Мелех Равич.

— Если говорить об идише в непривычном для нас контексте, нельзя не упомянуть   Гину Медем. 

— Да, это еще одна уроженка польского местечка. Вдова рано ушедшего идеолога Бунда Владимира Медема, она увлекалась левыми идеями, феминизмом, в 1920 — 1930-е годы поддерживала биробиджанский проект, а с началом гражданской войны в Испании отправилась в Мадрид. Представьте себе: осажденный город, на который движутся войска Франко. И в этом городе Гина Медем, которой было уже за 50, создает при поддержке одного офицера-республиканца еврейского происхождения в каком-то подвале радио на идише, которое быстро находит своих слушателей. Еврейской диаспоры в Испании практически не было, зато в рядах республиканцев воевали тысячи евреев со всех концов Европы, но больше всего из Польши и подмандатной Палестины. Поэтому, ей было кого интервьюировать и о ком рассказать в эфире.

Гина Медем  Один из номеров газеты «Ботвин»

Кстати, это не единственное СМИ на идише в годы гражданской войны в Испании. При польской интербригаде была еврейская рота имени Нафтали Ботвина, а при ней издавалась газета на идише, которая так и называлась: «Ботвин». Передовица первого номера этой газеты гласила: «Не все еврейские бойцы вошли в эту роту… но все понимают, что, сражаясь с фашизмом, дают бой антисемитизму». Один из еврейских добровольцев сочинил опубликованный в газете гимн на идише, в котором прославлялись смелые солдаты-ботвинцы, прогоняющие фашистскую чуму под лозунгом «Но пасаран». Рота просуществовала девять месяцев — часть бойцов погибла в бою, других расстреляли франкисты, а 86 были отправлены в лагеря для военнопленных. Что интересно, почти все номера этой газеты сохранились в российских архивах.

Гина Медем со своими репортажами на идише очень вписывается в контекст эпохи. В те годы из Испании писали Хемингуэй, Артур Кестлер, Михаил Кольцов, Илья Эренбург. Да, они творили на «больших» языках, но идиш ничуть не уступал этим языкам в инструментальном плане.

— Насколько долго просуществовал феномен, о котором мы говорим?  

— Вся эта экзотическая литература и публицистика уместилась в те несколько десятилетий, когда волны еврейской эмиграции растеклись по миру. Евреи вышли из штетла, но еще не успели ассимилироваться и забыть родной язык. Как правило, речь идет об одном-двух поколениях. После Холокоста не было смысла писать о Таити на идише, да и выглядело бы это не вполне уместно. Все, что оставалось — это ностальгировать по былым временам, оплакивать погибших или вспоминать о чудесном спасении, выпавшем на долю ничтожно малой части еврейского мира Восточной Европы. Однако сегодня ситуация изменилась. То, что было неуместно вчера, становится вполне приемлемым в эпоху социальных сетей и разрушения монополий на культуру и информацию. Сегодня мы переживаем очень интенсивный процесс переосмысления места идиша в современном мире и поднятая сто лет назад проблематика становится снова актуальной.

Беседовал Михаил Гольд

Газета “Хадашот” № 2, февраль 2020, шват 5780

Опубликовано 29.02.2020  05:09

Жанна Чайка. Как мы собирались и приехали в Израиль (II)

(окончание; начало здесь)

Часть 3

Двери самолета открылись. «Всё, прилетели, – сообщила проводница, – всем собираться к выходу». И мы с ручной кладью идём, вот и трап. Внизу на земле несколько человек с транспарантом: «Добро пожаловать».

Ноги замерли на месте, жар сорокоградусный буквально обрушился на нас. А мы в тёплых одежках, я в турецком свитере тёплом. «Вэй, дышать нечем, мы кэн ныт хопн а утым», а позади на нас напирают другие. И в этот момент пролетело в мозгу: «Откуда приехали, там уже ничего нет, а что ждёт нас здесь, в этой чужой незнакомой стране?»

Я думаю, примерно, у всех были такие мысли, потому что выходившие из самолета враз притихли и перепуганно озирались, словно искали что-то.

Муж сестры ехидно усмехался и бурчал в спину, послушали вас, зачем, что нас здесь ждёт? Я молчала, хоть душа была, конечно, в пятках.

Нас провели в большой зал регистрации. И так получилось, что по списку мы были последние. Все прошло вроде нормально, если не считать, что маме изменили имя и вместо Фени она стала Фаня. Служащая, немного говорившая на идиш, сказала: «Ви ир от гэзын аза нумын Фэни, сы ду Фаня». Мама ответила: «Зол зайн Фаня» (пусть будет…). Я начала доказывать, но безрезультатно.

С конвертами, в которых были новые документы и чеки на «корзины», мы вышли в зал, где остались только наши баулы.

Посмотрели, посчитали, одного не хватает. Вместо него какая-то грязная торбочка. Оказывается, весь багаж всех пассажиров скинули в зале, люди разбирали, и нашу одну сумку увели. «Ищите», – сказал кто-то из сотрудников. Где, кого? «С кем вы летели?» В общем, настроение слегка подпортилось.

Подходит к нам водитель, который должен нас везти к месту назначения, то есть к дочке дяди Изи. Мы подаём конверт с адресом, садимся в микроавтобус и едем. По обе стороны дороги выжженные жёлтые поля, какой-то странный для нас пейзаж.

Зять смеётся: «Это что, Узбекистан?» Молчу, разглядываю.

Дорога казалась бесконечной. Наконец, Ашкелон. Водитель спрашивает нас на английском: «Где эта улица, где этот дом?» Вот письмо – ОК. Он кружит по улицам Ашкелона и час ищет этот дом, не находит и говорит: «Я повезу вас назад». Вэй, куда?

Я стала сама смотреть на указатели и говорю: «Вот написана эта улица, что на конверте». Он останавливается и идёт искать. Все на нервах, дети устали, да мы все тоже полуживые. Наконец, он возвращается, нашёл. Ну, слава Богу. Он выгружает нас возле дома и уезжает.

Начинаем всё поднимать на четвёртый этаж без лифта, вся лестница в нашем багаже. Звоню в дверь. Открывает дочь дяди Изи, смотрит на меня, разинув рот. Я сую ей письмо, передачу, ждём.

Она или не знала, или сделала вид: «Заходите…». Я говорю: «Твой папа сказал, ты сняла нам квартиру». Она молчит, потом: «Да, да, завтра».

Вползаем в поисках, где бы сесть. На нас смотрят, как на привидение, муж Фаишки, его родители. Оказывается, никто ни сном, ни духом. Но чёрный хлеб и сало принимается на ура.

Я негромко говорю ей в сторонке: «Можно душ, что-то деткам, чай и место, где положить их спать. Мы не хотим стеснять, мы хотим в квартиру свою». – «Завтра» – «Гит».

Пока попили чай, муж Фаишки кинул нам в салоне на пол матрасы и какие-то простыни. Мы были бесконечно рады, т. к. завтра нас ждала съёмная квартира.

Назавтра я достаю халаты, мы же должны идти в банки и в разные учреждения, на что Фаишка говорит: «Это для дома, вы что?» И даёт нам шорты.

Мы выходим в пекло, на улицу. Идём полтора часа по сумасшедшей жаре. Я спрашиваю: «Почему пешком? Нет автобуса?» – «Есть, но дорого, 2 с половиной шекеля». – «А что с квартирой?» – «Сейчас к соседу иду». – «Зачем?» – «Он советовал, это его знакомые».

В общем и вторую ночь мы спим там же на матрасах. На третий день хозяйка говорит в пять утра: «Хотите поработать? Я еду на арбузы». Мы не знали, что это, но она сказала, что в конце дня дают наличку за работу 50 шекелей, а квартиру мы посмотрим завтра.

Ын хулым! Она никакую квартиру нам не сняла и после работы повела нас к маклеру. Таких убитых квартир и домов я никогда прежде не видала. И вообще без мебели, без плиты и холодильника.

Это было вечером, а в 6 утра мы поехали на арбузы. Никогда не забуду бесконечное поле арбузов в сорок пять градусов жары. Но мы как-то выдержали несколько дней, работали и получали наличку, которую тут же тратили, т. к. хозяйка не могла нас кормить. Она вела нас сразу после работы в магазин, набирала тележку всего, мы платили, вечером это всё куда-то девалось, мы даже стеснялись особо и брать что-то.

Это был её звёздный час.

Через четыре дня мы сняли квартиру на год, с её помощью, и отдали всё, что получили, всю «корзину» за год. ВПЕРЕД! Двенадцать тысяч шекелей!

«Так все делают», – уверяла она.

Потом нам рассказал её же муж, что она с этой сделки имела свой процент. С обеих сторон. И от хозяина квартиры, и от нас…

Квартира была большая, чистая, меблированная, на первом этаже и с видом на море. Мы обрадовались. Наконец-то можно было отдохнуть и разложить вещи.

Мы любовались морем из окна, а через три дня нас обворовали. Хорошо, что ничего особо ценного не было в тех сумочках. Полиция приехала, ничего не нашла, мы вышли и ходили вокруг дома. Через пару домов нашли свои документы и сумки – конечно, без денег. Но пропали копейки, а все украшения и деньги были у меня хорошо спрятаны. Это всё произошло в первую неделю в Израиле.

Я стала узнавать у Фаишки и её подруг, у соседей, как с работой, потому что на бахче работать точно не могла. Оказалось, с работой никак. Профессора подметают улицу, на работу по уходу за стариками тоже не устроиться, только по протекции.

Муж сестры уже не смеялся, а в один день сказал: «Я еду домой». Но остался, уговорили.

Надо было стать на учёт в лишкат таасука, бюро занятости. Утром, перед открытием, я пришла пораньше и наслушалась разговоров о работе, об условиях, об отношении к олимам, о самих олимах, и когда подошла моя очередь к служащей, уже была немного в курсе.

Принимала русскоязычная: «Покажите документы, расскажите о себе». Вынимаю трудовую книжку, дипломы и другие документы, она даже не смотрит и говорит: «Я научный сотрудник из Ленинграда, музейный работник, здесь пашу за гроши».

Я молчу. Она: «Забудьте, кем вы были ТАМ, ЗДЕСЬ ВЫ НИКТО!»

Часть 4

Я всегда работала. Сначала бухгалтером, потом старшим бухгалтером, потом главбухом, всё время, вплоть до приезда в Израиль. Поэтому для меня было дико встать утром и никуда не идти. Не работать.

Раз в неделю я приходила в лишку, центр занятости. Людей всегда было просто немерено. К каждой пкиде (служащей) огромные очереди. Люди нервно ждали, что скажет сегодня пкида, куда пошлёт или не пошлёт. Если не находилось для вас работы весь месяц, то битуах леуми (отдел социальной помощи) давал пособие, «автахат ахнаса».

Ещё мы получали квартирные от банка на съём квартиры, это уже во второй год в Израиле и дальше, если не купил свою квартиру. А первый год – «корзина», и кому повезло, работа.

Я ненавидела лишку. Толпы людей, духота, обычно очередь начиналась с улицы. Работы, даже «никакие», мгновенно разметались. Для мужчин это были в лучшем случае заводы, для женщин – уборка.

Однажды нам с сестрой повезло – мы получили направление на работу в теплицу. Я обрадовалась: «В теплицу с цветами, я так люблю цветы, это так здорово!» Отказаться от работы нельзя было, иначе забирали пособие и ты оставался без денег. А тут так повезло!

По дороге, пока мы ехали в теплицу, я разглядывала всё вокруг в чудесном настроении. Приехали.

Это была частная теплица, в которой работали мужчины-тайцы, арабы и несколько русских женщин. Представьте огромный зал, металлический пол, длинные столы вдоль стен, температура в помещении очень низкая, так надо для цветов, и мы стояли в тёплых кофтах, а кто работал подольше, те в фуфайках. Это помещение для сортировки.

С восьми утра начинаем работать, арабы вывозят огромную гору цветов, которые нужно сортировать. Работать нужно быстро и осторожно, чтоб не поколоть всё, что можно. У роз, как известно, есть шипы.

Розы были мелкие, розовые и жёлтые. И пахли специфически. У нас во дворе росла чайная роза с чудесным ароматом, эти же пахли какой-то химией (потом я поняла, почему). С 11 утра до пол-двенадцатого был перерыв. Пока мы выходили поесть, тайцы убирали горы листьев и бракованных цветов, остававшихся после сортировки.

Когда мы первый раз вышли во двор обедать, было очень душно на улице. Мы поискали тень и нашли какой-то маленький караванчик. Обрадовались и развернули свои бутерброды. Минут через 5 в караванчик вошло несколько арабов, они смотрели на нас как-то странно. Мы не поняли, в чём дело, но быстренько поели и вышли. Арабы не ели, пока мы не ушли.

После обеда к нам подошёл хозяин и сказал, чтоб мы больше туда не ходили кушать, это место, где едят арабы, они там старожилы, сами себе построили укрытие, а мы можем и на улице. На что я возмутилась и сказала, что сильно жарко. Хозяин ответил: «Зэ ма еш» (это то, что есть). Нравится, не нравится, делайте, как сказано.

После обеда хозяин нас послал в теплицу. Я подумала: «Ну, наконец, я увижу цветы, которые красиво растут, цветут».

В теплице было плюс 45 и ужасно воняло чем-то так, что дышать было невозможно. Мы начали кашлять, тогда тайцы дали нам марлевые повязки, которые помогали, как мёртвому припарки. Глаза слезились, нос забивал противный запах. Оказывается, пока мы там были в теплице, сверху с крыши тайцы поливали растения раствором воды с химикатами. Распыляли. И естественно, это всё летело нам на головы. Этим и пахли розы.

Через несколько часов нас вновь отправили сортировать цветы в зал. К нам сзади подошел араб. Потом мы узнали, что он там, как бригадир. Он расспрашивал нас, откуда мы, вкидывал пару русских слов в разговор, а в итоге выдал, мол, чего вы сюда приперлись, мы здесь жили до вас, эта наша земля, едьте назад. В общем, в таком духе. Мы с сестрой начали объяснять. О еврействе, идиш и т.д. Это было похоже на пинг-понг. Он нам, мы ему.

Там ещё работали кроме нас три русские женщины, и мы обратили внимание, что тех женщин он не трогал, а только морочил голову нам. Потом мы заметили, что те женщины как то переглядываются с арабами, хохочут. Когда мы услыхали, что арабы спрашивают их о цене… Нам стало не по себе и страшно. Реально. А женщины смеялись, видимо, это было у них в порядке вещей.

После смены нам разрешили взять по букетику цветов, а женщины, подружки арабов, набрали огромные охапки. В автобусе по дороге домой, вечером, они хвалились, что продают эти цветы.

На этой работе мы проработали полтора месяца, пока меня не скрутил радикулит и я сильно простыла. И нас уволили. Зарплату нам не доплатили, с огромными усилиями позже мы забрали свои заработанные деньги.

После выздоровления я опять пришла в лишку, но никакой работы для меня не было. Я просила, показывала трудовую книжку, обьясняла, что хочу работать по специальности. Обещали курсы, а пока их не было, нас послали в ульпан, учить иврит.

Так мы начали учить иврит…

* * *

Хочу немного рассказать о себе

Я родом из Украины, с Киевщины. Выросла в еврейской семье.

Мои мама и папа учились в еврейской школе, они таращане, читали и писали на идиш, и у нас дома говорили на идиш.

Папа Йосиф Гуральник, его два брата Муся и Люсик и дедушка с бабушкой, родители папы Женя Гуральник и Мотя Гуральник

Папа и его два брата, Муся старший и Люсик младший, папа Йосиф посредине

Родители папы и его семья были по тем временам люди грамотные, детей выучили. Семья была состоятельная и очень многочисленная. Родители мамы говорили только на идиш и совсем немного на русском.

Мама папы, моя бабушка Женя Гуральник с сестрой Соней

В детстве мне не досталась любовь бабушек. Папина мама Шэйндл (Женя) умерла за 4 месяца до моего рождения, мамина мама Соня умерла, когда я была совсем маленькая.

Зато мой дедушка Герш-Лейб Срулевич Векслер или Гершл, как его все называли, отец мамы, был со мной до 18 лет. Очень весёлый, умный, сообразительный еврей, религиозный. Его мама была учительница и от неё дед выучил много всего интересного на идиш.

Еще маленькой я часто видела, как он молился. Он одевал а толыс и садился на маленький стульчик. В руках у него была толстая потрёпанная книга. Я как-то спросила: «Деда, вус ди тист?» во время его молитвы. Он приложился палец к губам и показал мне: «Не говори». После молитвы деда сказал: «Майн кынд, их об гэдовнт, мы тур ныт рэдн, вэн мы довнт» (нельзя разговаривать, когда молятся).

Деда, так я его называла, много рассказывал разных историй и очень любил меня. Я была старшая внучка. От него я услыхала множество поговорок на идиш, стихи, песни.

 

Мальчик в грузинском костюме и военный в пилотке – мой папа Йосиф Гуральник

Мой папа Йосиф Гуральник любил читать книги на идиш нам с сестрой, вслух. Он доставал по блату еврейские журналы, прятал их под пальто и приносил нам домой. Никогда не забуду, как он любил петь (он был запевалой в армии). Обожал все еврейское, был патриотом, верил в иудаизм, гэвын штарк а латышэр мэнч. Когда папы и деда не стало, я продолжала с мамой разговаривать аф идиш.

Мой папа мечтал приехать в Израиль, но у него не вышло. В начале 90-х годов я с семьёй приехала в Израиль и думала, что здесь все говорят на идиш. Оказалось, его почти никто не знает.

Вот уже 10 лет нет моей красавицы-мамы. Феничка, а фэйгэлэ её называли. И разговаривать по большому счёту мне не с кем на идиш. Я учу детей и внуков тому, что знаю.

Пишу с детства, сколько себя помню. Поэзия, проза. На русском, украинском. Печаталась, издавалась, люблю Слово и очень его уважаю. Всегда хотела писать на идиш.

Я понимаю, что мой идиш разговорный и далёк от совершенства, т.к. я не знаю грамматики, но то, что я пишу, исходит из моей души. У меня есть литературные страницы в Сети, в интернете, но там нельзя выставлять произведения на идиш.

На снимке справа старший брат папы, Муся, пропал без вести на войне. Далее жена старшего брата Ита с дочкой Аллой, дед Мотя, бабушка Женя. Сзади папа и младший брат Люсик. Алла живет в Филадельфии, ей 80 лет и у нее три сына

Я (Жанна Гуральник) и моя меньшая сестра Майя Гуральник 

Родственники в Америке, но, к сожалению, не знаю их имен и что написано там на обороте. Папа говорил, что пришло из Филадельфии

Родной брат моей мамы Фени Гуральник, Мойшэ Векслер, с женой Зиной и сыном Сашей. К сожалению, он уже умер, Саша живет в США

Я на прогулке в Ашкелоне, середина ноября 2019

Я вас люблю, от всего сердца, мои дорогие сестры и братья, идн. Представляю, как бы радовались мои близкие, если бы узнали, что я пишу на идиш. В память о них, моих любимых, замечательных, незабвенных, я пишу и буду писать на этом чудесном языке, любимом мною с рождения! Я плачу, и это слезы радости, что я могу говорить на момы лушн и сы ду мыт вымын! Зайт мир гэзынт ын штарк, майнэ тайерэ хавэрым! А гройсэр а шэйнэр данк!

Жанна Чайка (Гуральник), Белая Церковь – Ашкелон

От редактора belisrael

Присылайте семейные истории, др. материалы.

Опубликовано 02.12.2019 13:44

В. Рубинчик. Кое-что об имидже…

Звиняйте, дорогие читатели belisrael.info, а особенно любители новизны – захотелось поделиться с вами текстиком 18-летней давности. Осенью 2001 г. предложил было его газете «Берега», но хозяин «Берегов» забраковал, отметив, что слишком уж едко написано. Окей, напечатал я этот фельетон в собственной, самопальной и самостийной газетке «Анахну кан» (январь 2002 г.). Реакцию органа «широко известной еврейской организации» найдёте сразу под фельетончиком, в отсканированном виде, – как по мне, она куда смешнее, чем исходный текст. «Для нас и само слово президент ещё не очень привычно» 0_о

«Авив», июнь 2001 г., с. 2.

Вице-президенты – наша сила, наша гордость и краса!

Не так давно в живописном пансионате где-то под Минском (надо полагать, чтобы назойливые «люди с улицы» не отвлекали, да и вообще, начальству виднее) имел место очередной съезд одной широко известной еврейской организации, вот уже десять лет уверенно идущей вперёд под предводительством г-на Л. Съезд, как и все предыдущие съезды, принял целый ряд важнейших решений, за которые лично мне хочется обеими руками проголосовать, поддержав великий еврейский почин. Ну разве не замечательно, что отныне у президента оной организации, г-на Л., будет не шесть, а десять заместителей? Причём двое из них гордо понесут по жизни свое высокое звание «первых». И кто бы говорил, что первый вице-президент может быть только один, на то он и «первый», кто бы твердил что-то о Политбюро ЦК КПСС, на которое якобы стал похож Президентский совет нашей любимой организации? Попросим прикусить языки всякого рода болтунов и демагогов!

Не надо быть специалистом в политических науках, чтобы уразуметь: шести вице-президентов оказалось мало для достижения насущных наших целей. Ну не смогли они ни сохранить для евреев здание Минского объединения еврейской культуры на Интернациональной, 6, ни нормальный еврейский музей открыть, газета «Авив», опять-таки, едва не приказала долго жить… Что поделать, враги были слишком многочисленны и коварны. Так сказать, «чудовище обло, озорно, стозевно и лаяй». Но зато уж теперь, когда прирост числа вице-президентов составил 66,6(6)% по сравнению с отчётным периодом, когда мы обогнали по числу функционеров татарское, польское и украинское общества, вместе взятые, всё пойдет как по маслу. Как пару лет назад говорилось в рекламе русско-израильской партии Натана Щаранского «Исраэль ба-алия»: «Удвоим силу – умножим результат!».

Отдельные маловеры, правда, до сих пор сомневаются в эффективности съездовского решения и подают реплики вроде «не числом, а уменьем», да стoит ли их слушать! Озаботившись судьбой нашей «общины», о которой г-н Л. всегда говорит, что он её представляет, вношу конструктивное предложение – дальше прошу читать очень внимательно! К следующему съезду всех евреев, живущих в Республике Беларусь, следует назначить вице-президентами г-на Л. Ну, в крайнем случае, исполнительными директорами в его организации. А каждому вице-президенту надобно условия для работы обеспечить-подготовить… Чтобы перед белорусскими властями стыдно не было. Это же сколько денег нам заграница сразу отвалит! Кстати, и с чиновниками на местах разговаривать будет проще: представляете, приходит делегат от евреев Слуцкого, Ошмянского или Жлобинского района на приём к мэру города, а у самого на визитной карточке золотыми буквами написано: «вице-президент г-на Л.» Почёт ему и уважение!

Школ еврейских море откроем, иврит да идиш разучим, здания бывших синагог отстоим, уникальную идишскую библиотеку МОЕКа вернем читателям, настоящий еврейский музей, а не пародию на него, создадим, дом на родине Изи Харика восстановим – эх, и заживём! В Соединенных Штатах еврей по имени Джозеф Либерман, уж на что не дурак, и то не сумел стать вице-президентом. Так ведь то – капиталистическая Америка, страна контрастов. У нас же – община неограниченных возможностей, нам и десяти вице-президентов мало! Даёшь всеобщую вице-президентизацию всей страны!

Напоследок – анекдот. Он вычитан мною в каком-то сборнике анекдотов и не имеет отношения ко всему вышесказанному. Так, в голову пришло…

Муж, назначенный вице-президентом одной из фирм, похваляется перед женой. Та не выдерживает и говорит:

– Подумаешь! В нашем овощном магазине есть даже вице-президент по сливам.

Муж возмущается, звонит в овощной магазин и просит позвать вице-президента по сливам. В ответ слышит:

– Вам которого: по свежим сливам или по сушёным?

Вольф Рубинчик

«Авив», январь-февраль 2002 г., с. 20

* * *

Любопытно, что поначалу мой шутейный сценарий 2001 г., основанный на законах Паркинсона, оч-чень даже действовал. В конце 2000-х, когда евреев Синеокой сделалось раза в 2 меньше, чем на старте того же десятилетия, вице-президентов (точнее, заместителей председателя) в незабвенной организации было уже не 10, а 12, как и предсказывали шаманы из «Авива». Затем, правда, в «союз еврейских общин» пробрались какие-то ревизионисты и устроили «вице-президентопад» – или даже «вице-президентоцид»… Короче, по состоянию на осень 2019 г. в организации числится всего два зампреда, причём один из них, насколько мне известно, улетел в тёплые края. И это, конечно же, сбой системы – впрочем, у Сирила Паркинсона подобные «глюки» тоже описаны.

К чему я всё это пишу? К тому, что надо было-таки слушать Рубинчика 🙂 Ежели вы, которые на ул. В. Хоружей, 28, хотите улучшить имидж своей организации (а ведь, как будет показано ниже, хотите), то пора уж, пора всех, кто попадётся к вам в цепкие лапы руки, назначать зампредами г-на Черницкого, желательно – первыми. Иначе трудно будет поверить сентябрьским рассуждениям г-на Юдина (целого Члена «Совета общины») о том, что не раввины, а СБЕООО имеет полномочия, чтобы выступать от имени евреев Беларуси.

Чуть более серьёзно – я ни разу не голосовал ни за кого из вашей «стаи товарищей» и в ближайшее время не собираюсь этого делать, даже если (фантастика!) такая возможность подвернётся. Боюсь, что на сегодняшний день представляете вы только себя самих, ну и своих супругов/близких родственников… Осталось объяснить это тем наивным, кто ещё верит в наличие «еврейской общины Беларуси». Некоторые госслужащие, похоже, делают вид, что верят, потому и очередную вашу жалобу на самодеятельный борисовский ансамбль «Жыдовачка» не отправили в мусорную корзинку, а пустили «по инстанциям», мешая людям работать.

* * *

Непритязательная студентка Ангелина, не знавшая в июле-августе с. г., как ответить на вопрос о Куропатах (её шеф тоже не дал ответа редакции belisrael), поработала с «наиболее представительной из ныне действующих еврейских организаций в Республике Беларусь» пару месяцев – и «навострила лыжи».

Теперь союз ужесточил требования к своему «лицу», но знание белорусского языка по-прежнему не числится в списке обязательных 🙁

Итак, в организации общенационального масштаба на зарплату, которая (во всяком случае, официально) раза в полтора меньше, чем средняя по Минску, уже две недели ищут, кем бы заполнить вакансию. Чудо-кадр призван сочетать в себе функции руководящего работника, нескольких специалистов и прислуги. Азохунвэй, кто же сейчас, в отсутствие пресс-секретаря, подаёт чай & кофе председателю – неужели САМА гендиректор(ша)? А почему бы ей, в таком случае, не позаниматься заодно… «контент менеджментом информационных ресурсов»? 🙂

 

Последние (?) записи в аккаунтах союза: 25.09.2019 и 15.05.2019

Удачи в кадровых делах, ребята и девчата! Но, говоря откровенно, после нападок на «Жыдовачку» и прочих казусов одно «формирование и поддержание» вашего положительного имиджа должно стоить на порядок больше того, что обещано в объявлении. Эх, порекомендовал бы вам британского политтехнолога, лорда Белла – так он, бедняга, недавно сыграл в ящик… Не иначе как перетрудился, работая над имиджем неантисемитской Беларуси.

В. Р.

Заграничные пиарщики А. Лукашенко: Марк Котлярский (1999; тот, что с бородой) и Тимоти Белл (2008)

PS. Курьёзно, что у «Авива» – который давно не выходит на бумаге, но по-прежнему обслуживает руководство СБЕООО – в ноябре 2019 г. не усматривалось претензий к руководителю общества охраны памятников Антону Астаповичу, уверенному, что слово «жыд» и производные от него вполне допустимы в современном белорусском языке (см., к примеру, здесь запись 19.11.2019 о «тэрыторыі былых жыдоўскіх могілак»). 20.11.2019 «Авив» даже соизволил сослаться на Астаповича как на радетеля за старые еврейские захоронения. В общем, Владимир Черницкий & Co., или трусы наденьте, или крестик снимите…

Опубликовано 27.11.2019  18:54

О «первом» клезмерфесте в Минске

***

Меня попросили написать пару слов о недавнем «литвацком» клезмерфесте («Litvak Klezmer Fest», Минск, ул. Октябрьская, 7-8 ноября). Учитывая обилие видеокамер и смартфонов, его запись увидят все желающие, поэтому не знаю, насколько всё мной написанное кому-то будет интересно?

Поскольку его называют «первым», начать нужно с предыстории. Всю её я не помню и не знаю (так, руководительница «Shtrudl band» вспоминала, что Юрий Зиссер приглашал её в Минск 20 лет назад; тогда я жил за пределами Беларуси, а то, что происходило раньше, не помню). Кажется, уже в начале XXI в. я попал на какой-то еврейский концерт в минский Дом ветеранов (кстати, ту солистку, что тогда «зацепила», больше нигде не слышал, в гугле не нашел, а нынче успел забыть её имя-отчество 🙁 ). Насколько понимаю, всё это почему-то делалось как внутриеврейские мероприятия.

В 2005 году (тоже в ноябре, хотя и много позже годовщины Октябрьской революции), был проведён международный «КлезмерШок» в Доме профсоюзов (тоже за два дня; участники – «Минскер Капелие», «Добраноч», «Наеховичи», Майкл Альперт, правда, без «Brave Old World», Пол Броди, которому подыгрывали все остальные). За вход приходилось платить; танцпола не было. О количестве зрителей воспоминания мои и сестры расходятся, но организатора – Дмитрия «Зисла» Слеповича – после «КлезмерШока» накрыли такие ощущения, что второй подобный фестиваль он уже не проводил. Сам Дмитрий (пусть он меня извинит, но к «Зислу» я не привык) выступал и в Еврейском общинном доме, и в кафе (имею в виду как «Жыдовішчы», так и, кажется, безымянные выступления, вроде концерта в кафе «Весна» ДК МТЗ), и на фестивалях вроде «Вольнага паветра». На минских концертах «Серебряной свадьбы» выступали и Даниель Хан, и уже упомянутые «Наеховичи». «Kapela Brodów» привозил Польский институт; этот же институт привозил Андре Оходло (как для совместного проекта с «Minsk Klezmer Band», так и для сольного). С этим же проектом Оходло приглашал и Институт имени Гете, они же привозили «Grine Kuzine». Тот же Польский институт участвовал в проекте ансамбля «Классик-авангард» с музыкой нацменьшинств Беларуси (в т. ч. и еврейской). К некоторым из этих проектов (а также многим другим) присоединялся Алексей Жбанов.

Когда вечер еврейской музыки проходил в малом зале минского Большого театра, билетов на всех не хватило. Мягко говоря, не совсем клезмерский «M-Klezmer Band» всё-таки выбрал такое название. Как бы к ним ни относиться, летом в Минске проходили дни национальных культур, а в Гродно – фестиваль. Можно ещё вспомнить концерты приезжавших «Oy Division», Псоя Короленко и т.д. Что-то я мог забыть, о чём-то не знать. И это только музыкальные события. Если вспоминать остальные культурные (литературные, кинематографические и т.д.) события, то мой текст будет состоять только из этого предисловия!..

К чему я это всё изложил? К тому, что, во-первых, за прошедшее с 2005 года время ситуация изменилась настолько, что фестиваль делал не один Дмитрий Слепович (или любой другой имярек), а команда; и уже почти уверенно говорят, что первый не будет последним. И во-вторых, нельзя забывать тех (как Дмитрия, так и многих других, названных мной и не названных), кто помогал «кроту истории» делать свою работу!

Теперь о клезмерфесте. На первые минуты я всегда опаздывал (параллельно с «Литваком» проходил кинофестиваль «Лістапад»), поэтому я застал только что-то похожее на отчётно-показательное выступление мастер-класса Алекса Кофмана. Его рассказы для публики были не такими интересными, как те, что раньше приходилось слышать от Слеповича (жаль, что его мастер-класс перед публикой не прозвучал!), но результат впечатлил, так что это работает!

В танцевальных мастер-классах не участвовал (я «мальчик с далеко не музыкальными ушами», у меня чувство ритма хромает, и на четвёртую попытку научиться танцевать я не решился, хотя в течение фестиваля стоять на месте не получалось), поэтому буду упоминать певцов и музыкантов.

«Bareznburger Kapelye» «зажгли» сразу. Настроение от Гомельского ансамбля еврейской музыки (или их тоже заключать в кавычки?) было не таким танцевальным; музыка была – на мой вкус, естественно – даже чересчур «гладкой», но с таким вокалом (особенно женским), как у них, другая музыка невозможна! Нечто подобное можно сказать и об Ольге Гомоновой (она не столько клезмер, сколько будущая Офра Хаза), с которой начинался второй день; «зажигали» – и успешно – тогда уже «Аидише Нишоме».

«Minsk Klezmer Band» собрались впервые за десять лет, но получилось у них замечательно. Они (как и Татьяна Меламед в первый день, и Роман Гринберг, и «Shtrudl band» во второй) находятся на границе жанра (опять же, на мой вкус), но они старались не сильно выходить за пределы. «Shtrudl band» чем-то напомнили «Местачковае кабарэ» Купаловского театра.

Во время второго танцевального мастер-класса я вышел во второе помещение, где были еда, книги, сувениры (не всё вполне тематическое и продававшееся только за наличные: в Беларуси я с этим явлением встречаюсь всё реже, поэтому всё, что хотелось, купить не удалось). Если я правильно запомнил лица (у меня это очень медленный процесс) «Bareznburger Kapelye» с «примкнувшими к ним» другими участниками (кажется, и не только) устроили что-то вроде улично-переходного выступления. «Зажгли» не хуже, чем на сцене (на следующий день длинных перерывов было меньше, во время одного из них была попытка повторить, но то ли людей было меньше, то ли ещё почему, но это получилось хуже). Впрочем, с одной стороны, как уже было сказано, это был бонус, а с другой, – во второй день незапланированное выступление с не менее незапланированной подтанцовкой на свои смартфоны снимали четыре китайских студентки.

Татьяну Меламед я уже упоминал. Кроме качественного исполнения, замечательно общалась с залом. Также от неё я впервые услышал сефардские песни. Учитывая, что на фестивале звучали песни не только на идиш, ладино, но и на иврите, на будущих фестивалях географию еврейской музыки можно расширить ещё больше. Основа, конечно, должна быть местная, но вот идею «приглашённых регионов», думаю, можно рассмотреть.

Дмитрий Слепович выступал оба дня. В первый день выступление было по мотивам его этнографических видеозаписей (кто помнит, их первоначальную версию с английскими субтитрами он презентовал и продавал в Минском еврейском общинном доме). Хотя сейчас субтитры появились и на русском, но сами материалы (перемонтированные) вошли в состав спектакля театра «Фольксбине», и поэтому пока ни в каком виде, кроме как на сцене, не распространяются. Так что Наталии Головой из «Жыдовачкі», жаловавшейся на отсутствие носителей музыкального и танцевального наследия белорусских местечек, придётся выписывать заграничную командировку!

С Дмитрия на фестивале началось использование белорусского языка на сцене. О его выступлении во второй день ничего особенного сказать не могу: всякий, кто слышал Слеповича до его отъезда в Нью-Йорк (2008), отлично знает манеру, качество и всё остальное.

Чтобы закончить рассказ о первом дне, остается сказать, что для детей, кроме стола для рисования, оставшегося и на второй день, был ещё приглашен театр (правда, с не совсем еврейским репертуаром). Конферанс был не самый удачный (удивление, что люди так реагируют на песни на идише, а не на иврите; или предложение танцевать перед исполнителями не совсем танцевальной музыки). Впрочем, опыт приходит со временем, и полагаю, что к третьему фестивалю всё будет ОК. Еще я случайно услышал обсуждение первого дня, что «Габай» и «Сапожкелех» исполнялись неоднократно (на следующий день, чтобы не повторяться, русскую часть текста «Сони» украинские исполнительницы перевели на белорусский). Думаю, это можно записать в небольшой минус организаторам – впрочем, они имеют все права сказать, что на вкус и цвет… Однако то, что танцевальная музыка сменялась не сильно танцевальной (кстати, когда второй день начался без танцгруппы, её отсутствие было заметным: все сидели, как будто всё происходило в каком-нибудь ДК профсоюзов), оказалось к лучшему: иначе от такого обилия качественной музыки можно было бы и устать!

Во второй день на конферансе был Виктор Шалкевич. Разница с первым днем сразу стала заметной; впрочем, когда пошли длительные перерывы, она стала не такой заметной. Из исполнителей я ещё не назвал Геннадия и Дарью Фоминых («Kharkov Klezmer Band») и «Kapela Brodów». Из выступления тоже были замечательными, как и у всех остальных.. Ладно, почти у всех: Ольга Гомонова и «Аидише Нишоме» были чуть слабее.

Под вечер там, где в первый день для детей лицедействовал театр, для взрослых выступал Алексей Жбанов. Признавая его заслуги, клезмером я его всё-таки не считаю, поэтому честно скажу: рад, что он выступал не на основной сцене.

В общем, если кто не заметил, все недостатки настолько мелкие, а удовольствия так много, что этот фест – даже не новая славная страница, а целая брошюра в истории развития клезмерских мероприятий в Беларуси. С нетерпением жду новых проектов – причин, по которым они были бы неуспешными, просто не вижу! Может, они даже кого-нибудь вдохновят проверить, как далеко «крот истории» прорыл в других сферах белорусской жизни…

Пётр Резванов, г. Минск

*

«Дзякуй вялікі за цудоўныя эмоцыі, за добрыя твары, за падвоены аншляг на асобных канцэртах і за музыку, што робіць нас усіх крышку больш добрымі» (Зьміцер Дрыгайла, fb, 09.11.2019).

Богато иллюстрированный материал о клезмерфесте от «Радыё Рацыя» (на белорусском языке) см. здесь. А здесь – видеозапись от Елены Ляшкевич.

*

Заметки на полях

C почтением отношусь к музыкантам и иным культурным деятелям, выступившим в «ОК16» на фестивале клезмерской музыки. Вместе с тем до сих пор не понимаю, почему организаторы отказались пригласить капеллу «Жыдовачка» из города Борисова. Уверен, что «общественное мнение», на которое ссылался «старший организатор» в начале октября, по большому счёту не было против присутствия «Жыдовачкі» на фестивале наряду с дюжиной иных коллективов. Кто-то выступал «за» (даже хедлайнер Зисл Слепович), кому-то было всё равно, истерила же небольшая группа «любителей фейсбучатины». Но тем, кто боится «изменивших коннотацию» слов, повсюду выискивая «оскорбление памяти» бабушек-дедушек, пожалуй, не стоит и выходить на улицу. Например, для распродаж и скидок в Минске активно используется слово «акция» – а ведь в 1941–1943 гг. оно имело в наших краях зловещий смысл… Ну и т. д.

Если уж и бороться с употреблением слова «жыд» в белорусском языке, то не с любительского ансамбля надо было начинать. Из академического словаря (Минск: «Беларуская энцыклапедыя», 2004)

К партнёрам фестиваля в октябре присоединился «главный еврейский союз», руководителей которого Ю. Зиссер чуть больше месяца назад упрекал в «доносительстве»:

Значок «Союза бел. евр. общин» (справа) на страничке klezmerfest.by

Неясно, правда, много ли выиграл фестиваль от этой «милости» далеко не нищих «общественных деятелей» вроде Виктории Б., Елены К., Владимира Ч., Максима Ю. и других гонителей «Жыдовачкі». Вечером 9 ноября Юрий Зиссер поблагодарил всех спонсоров за «участие в недешёвом ивенте», но добавил, что «нам не хватает около 10000 рублей» (т. е. почти 5 тыс. долларов США).

Похоже, любители жалоб и ультиматумов так ничего существенного и не внесли «для покрытия затрат». Во всяком случае, несмотря на многочисленные призывы, сегодня, на вторые сутки после окончания фестиваля, посредством краудфандинга собрана по-прежнему очень cкромная сумма (780 р. из запрошенных 6000, т. е. 13%; деньги собираются с сентября 2019 г.).

Впрочем, это не главное, о чём я хотел сказать. «Litvak Klezmer Fest» наложился на попытку что-то изменить в политическом раскладе Беларуси, предпринятую 08.11.2019 не без участия популярного видеоблогера Степана С. (больше известного как Nexta, или Нехта) и его коллег. В тот день Ю. Зиссер опубликовал тревожный пост: «Не надо ходить на Площадь… Поскольку акцию все равно разгонят, по факту получится провокация, направленная на подрыв отношений Беларуси с Западом, кому это выгодно – подумайте сами». Ему резонно возразили: «Так пусть не разгоняют и с Западом всё будет ОК», «Люди имеют право выражать своё мнение!» Денис Тихоненко написал: «Другого выхода нет», на что Ю. З. съязвил: «“Другого выхода нет, только в объятья России».

В итоге на площади Свободы мирно собрались несколько сотен сторонников перемен, их не разгоняли. При чём здесь клезмерфест? Я бы тоже посчитал, что ни при чём, но сам Зиссер 09.11.2019 связал два события: «В это время на Litvak Klezmer Fest были 1500 человек». Александр Кабанов: «И? Может, в этом достижении есть и ваш вклад? 🙂» Ю. З.: «Есть. Я один из организаторов феста». От подобных заявлений лишь шаг до предположения, что клезмерфест проводился не только с обнародованными благородными целями вроде «развитие музыкальной культуры в Беларуси». С посланием «идёшь на площадь с протестом – работаешь на Россию» неплохо перекликается следующее: «деморализуешь протестующих, устраиваешь массовое зрелище в период предвыборной кампании– работаешь на Красный дом». А кому верить – действительно, «подумайте сами».

Вольф Рубинчик, г. Минск

10.11.2019

wrubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 10.11.2019  19:27

* * *
Дорогие друзья! Это был невероятно душевный, очень музыкально вкусный (и не музыкально тоже) праздник, закладывающий прочный фундамент для продвижения клезмерской музыки и песни на идиш в будущее. Будущее, которого хотели лишить удивительный мир идишкайта. Огромнейшее спасибо всем причастным к организации, всем чудесным музыкантам, отзывчивым и теплым зрителям, и отличному фотографу, который сохранил для нас всех момент счастья и клезмерского экстаза в Минске! И, конечно, бесконечная благодарность Юрию Анатолиевичу Зиссеру – человеку, продолжающему прекрасную традицию меценатства, на которой выживают хрупкие цветы культуры в прагматичном асфальте современного мира. (Александра Сомиш [из Band Shtrudl], 11.11.2019, “Информационный портал ШАЛОМ”).  Добавлено 12 ноября в 09:49
*
Мнение Леонида Аускерна о фестивале https://jazzquad.ru/index.pl?act=PRODUCT&id=5392
13 ноября 18:57

И. Войтовецкий об Э. Шульмане

Илья Войтовецкий

ЧЕЛОВЕК ИЗ ДОЛИНЫ СКОРБИ

Была пятница. В те ранние семидесятые пятница ещё была днём рабочим, правда, уже укороченным.

Зазвонил телефон. Это был Абрашка Цалаф, профессор Беэр-Шевского университета, учёный из Риги, работавший на кафедре высоких напряжений электрофака. (К сожалению, он умер совсем молодым, полным сил и замыслов…)

– У меня сидит специалист по проектированию железных дорог, – сказал Цалаф. – Поговори с ним, авось заинтересуешься.

У нас, тоже недавних репатриантов, была налажена система передачи прибывавших из СССР специалистов “с рук на руки”, пока кому-нибудь из нас не улыбалось счастье, и “новенький” начинал работать.

Через считанные минуты я вошёл в Абрашкин кабинет на электрофаке. Меня, кроме самого профессора, приветствовали двое: мужчина лет за пятьдесят и серьёзное юное создание (Дине было девятнадцать).

– Здравствуйте, – сказал я по-русски.

Абрашка кивнул и пожал протянутую руку, а отец и дочь (девушка была похожа на отца – статью, сухощавостью, внешней серьёзностью; позднее, познакомившись с Саррой, я увидел, что обе дочери, и Дина, и её старшая сестра Юдит, больше походят на мать) ответили:

– Шалом.

Отец прибавил:

– Шалом рав!

“Выё… – подумал я. – Бывает…” А сам спросил:

– Вы давно в Израиле?

– Йомаим, – ответил отец.*

– Ми-шилшом, – ответила дочь.**

“Выё… – опять подумал я, утверждаясь в первом впечатлении. – Оба!”

– Откуда?

– Ми-Новокузнецк.

* – Йомаим (иврит) – два дня.

** – Ми-шилшом (иврит) – с позавчера.

“Ещё как выё…!” – окончательно уверился я.

Беседа некоторое время протекала на двух языках: я, проживший в Израиле несколько лет, поработавший, повоевавший и худо-бедно обучившийся ивриту, обращался к гостям по-русски, а свеженькие репатрианты с двухдневным стажем отвечали на свободном, правда, несколько высокопарном, языке Святого писания. Например, отрицательную глагольную форму “я не…” они выражали не словосочетанием “ани ло…”, как было принято в разговорной речи, а правильным литературным оборотом “эйнэни…”, и это усиливало моё о них мнение: “выё…”. Но, вместе с тем, росло удивление: в то время, в ранних семидесятых, мне ещё не встречались люди, привезшие с собой из советского галута хотя бы мало-мальский запас ивритских слов и умение связать их в членораздельную фразу.

Не стану подробно расписывать течение нашей беседы; я продолжал обращаться к гостям по-русски – уже не из высокомерия, которое быстро улетучилось, а из-за скудости моих познаний – в сравнении с блестящим ивритом Абрашкиных гостей.

Я усадил Элиэзера и Дину в мою машину и уехал с ними к себе на железнодорожную станцию (я работал инженером Южного отделения дороги по СЦБ и связи). Рабочий день ещё не закончился, в Тель-Авиве я застал начальника проектного отдела Кальмана Слуцкого и передал телефонную трубку Элиэзеру:

– Он китаец, можете говорить с ним по-русски.

На мою реплику реакции не последовало, и беседа протекала на иврите.

Собеседники договорились: хотя штат полностью укомплектован и новые работники не требуются, всё же завтра новый репатриант подъедет в Тель-Авив в отдел проектирования, – подъедет просто так, для ознакомительной беседы, скорее, как говорится, для очистки совести; пусть примет при этом во внимание, что его возраст… незнание западных стандартов (а Израиль страна западная)… отсутствие опыта – не российского, не опыта вообще, а имеется в виду определённая конкретика…

О впечатлении, произведённом Шульманом в Тель-Авиве, я узнал от самого мэтра, от Кальмана Слуцкого. Он позвонил мне:

– Ну и калибр ты нам послал! ТАКОГО я не могу не принять, не хочу брать грех на душу. Такие на улице не валяются. Вот – написал письмо Генеральному, пусть ломает голову.

Я с облегчением вздохнул: ещё один нашёл работу, слава Богу.

(Удачи случались у меня и до того, и после, но они были, к сожалению, нечасты… Правда, в конце концов устраивались все, у нас бытовало поверье – в те благословенные времена правильное: кто хочет жить в Израиле, тот сумеет это осуществить, Израиль подобен зеркалу – какую рожу ему скорчишь, такую получишь в ответ. Формула оставалась справедливой долго, два десятилетия, до начала девяностых. А потом… потом и страна изменилась, стала совсем иной, на прежний Израиль не похожей, и алия пошла не та: не хуже, не лучше предыдущей, а – другая алия, “племя младое, незнакомое” ринулось из распадающейся империи в наши палестины. Мы пытались им помогать – по-старинке, ан не получилось – по-старинке-то. Мы растерялись – многие из нас, “ватиков”-старожилов.

Нашлись, правда, такие, кто приспособился: пооткрывали прибыльные “теплицы”, стали стричь из всевозможных Фондов, с различных ведомств ассигнования, субсидирования… – разбогатели. Всегда находятся ушлые ребятки, которым – палец в рот не клади: они безошибочно оказываются в нужном месте в точное время.)

Однако, этому нелирическому отступлению сейчас не время и тут не место. Тысячелетье у нас на дворе длится покуда ещё второе, век двадцатый, а год – одна тысяча девятьсот семьдесят… думаю, четвёртый.

Элиэзер начал работать в проектном отделе, Сарра, опытный врач, была принята в систему одной из больничных касс (опытные врачи экзамены в те времена не сдавали), девочки учились в университете: Юдит продолжила учёбу, начатую в Ленинграде – там её из ВУЗа вышибли после подачи заявления в ОВИР, а Дина поступила в Тель-Авиве на электрофак. Как мы учили в школе на уроках немецкого языка, “Ende gut, alles gut”.*

Оказалось, что это было совсем не Ende,** до Ende было ещё – далеко-далеко.

* Ende gut, alles gut. – (нем.) – Конец хорош, всё хорошо. (Конец – делу венец.)

Вот что произошло.

…В газетах появились статьи о том, что Главный раввин Армии Обороны Израиля встретился с новым репатриантом из “Сибирии”, на фотоснимках рядом с благообразным бородатым офицером с ермолкой на голове стоял Элиэзер Шульман.

Через некоторое время газеты поместили фотоснимки того же Элиэзера Шульмана рядом с Главным раввином Израиля и с сообщением о встрече и тёплой беседе.

Прошло ещё не так много времени, и на фотографиях Шульман стоял рядом с Президентом страны, а газеты расписывали… (!!!)

Я позвонил Шульманам.

– Завтра мы собираемся в Беэр-Шеву, – сказал Элиэзер, – там живут наши новокузнецкие друзья, может быть вы их знаете, Миша Беркович, врач, кандидат наук. Если хотите, созвонитесь с ними, встретимся. Запишите номер телефона.

Мы провели вместе чудный вечер. У меня появились в Беэр-Шеве новые друзья, Роза и Миша – трудно сказать, откуда: из Новокузнецка? из Черновиц? – обычная и вечная еврейская кочевая история, как у Шолом-Алейхема: “еду прямо, еду Ровно” – чтобы ввести в заблуждение противника, имя которому советская власть и её всеобъемлющая система тотального сыска…

Элиэзер Шульман родился в Бессарабии в 1923 году. Улица разговаривала по-румынски (как-никак – Румыния), по-немецки (рядом Черновцы, часть Австро-Венгерской империи), дома безраздельно господствовал идиш. А какая еврейская семья могла себе позволить не обучать детей лушн-койдешу?! Мальчику в тринадцать лет предстоит бар-мицва, девочке в двенадцать – бат-мицва, дети должны разговаривать по-древнееврейски, как же иначе, ведь – ба-шана абаа б’Ерушалаим!

(Соплеменники и сверстники бессарабских мальчиков и девочек в эти самые годы, пройдя, как сквозь строй, через пионерскую организацию, готовились к вступлению в комсомол, чтобы стать передовым резервом Партии большевиков. До сих пор – а мне уже минуло 68 и позади целая жизнь – до сих пор помню: “Я, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…” За что, Господи?!)

Советские дети, и еврейские в их числе, хором славили: “Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!”, а юноша Элиэзер вступил в молодёжное сионистское движение “Бейтар”.

Но – с Востока пришло непрошенное “освобождение”. Шестнадцатилетний Элиэзер вошёл в подпольную группу “аф-аль-пи” (“вопреки всему”) и стал готовиться к нелегальной алие, которой помешали два события: началась Вторая мировая война и перед молодым человеком распахнулись сибирские просторы. Началась бессрочная ссылка.

Элиэзер сменил много профессий: был чернорабочим, кузнецом, трактористом – нужно было не только жить сегодня, завтра, послезавтра, нужно было выжить, выжить, во что бы то ни стало.

В посёлок по распределению мединститута прислали двух девушек, двух молодых врачей. Одну, высокую, статную, с лёгкой картавинкой и внимательными серыми глазами (как у С.Щипачёва: “Мне глаза твои забыть едва ли. / У евреек, кто-то мне сказал, / Может, только в древности бывали / Серые, как у тебя, глаза…”) заметил ссыльный поселенец. Почему она обратила на него внимание, почему выделила из толпы? – Судьба…

Одна из лагерных чиновниц, сожительница высокопоставленного офицера, по-доброму посоветовала:

– Оставь его, “мой” сказал, что его всё равно не сегодня-завтра добьют… если сам не окочурится.

Не оставила, не бросила. А в 1953-м умер Сталин.

Элиэзер закончил техникум, строил железные дороги, заведовал отделом генплана и транспорта в проектном институте в Новокузнецке – так и остался сибиряком.

Родились девочки, старшую назвали Юдит, младшую Дина. Элиэзер сказал жене:

– С девочками буду разговаривать только по-древнееврейски. Постарайся тоже.

Она старалась, заучивала странные слова.

Когда подошло время рассказывать девочкам сказки, отец решил: лучше, чем библейские сказания, литературы в мире не существует.

Взял тетрадь, ручку и сел за стол.

Печатным шрифтом, слово за словом, строчка за строчкой, справа налево он стал по памяти записывать древние тексты. Удивительно: он помнил всё!

Первым языком сибирячек Юдит и Дины был иврит, первыми сказками – легенды из еврейской истории, первыми героями стали Авраам, Исаак (нет, Ицхак, как в ТАНАХе) и Яаков, Моисей (Моше!) и Бар-Кохва, цари Саул (да нет, не Саул, а Шауль!), Давид и Шломо. Позднее девочки, по каллиграфическим записям отца, выучили “Шир hа-ширим” (“Песнь песней”) – лучшую поэтическую книгу всех времён.

На книжной полке, вместо поточной продукции социалистического реализма, высились стопки тетрадок, исписанных – от руки – древними еврейскими буковками.

Вот тогда-то и пришло к Элиэзеру озарение. Человек с техническим мышлением, привыкший к проектированию, знакомый с понятием “масштаб” и претворяющий в реальность начерченное на карте, обратил внимание на продолжительность жизни библейских персонажей. А что если промасштабировать описанные в Книге книг сроки, привести их к привычным нам величинам?

Элиэзер принялся с помощью графиков анализировать встречи, пересечения и взаимоотношения поколений, столкновение жизненных путей древних героев, заживших под карандашом исследователя нормальной человеческой жизнью. Карта времён сжалась, графики событий, приведённых к реальным размерностям, стали раскрывать одну тайну за другой.

 

Так, вместе с извлечением из памяти и изложением на бумаге древних легенд, родилось открытие.

Вот цитата:

“Элиэзер Шульман обучал Библии своих детей в тяжёлых, необычных условиях, когда они находились в далёкой сибирской ссылке. Он вычерчивал для своих детей годы и даты библейских событий в виде наглядных таблиц и графиков. В процессе изучения выяснилось, что таким путём можно найти объяснения важным явлениям, происшедшим в начале истории человечества и в начале истории еврейского народа. Элиэзер Шульман создал отличное и многостороннее справочное пособие для общедоступного и правильного восприятия начала нашего духовного и национального бытия.”

Под приведёнными словами стоит подпись: Профессор Хаим Гварьяу, Председатель Общества по исследованию Библии и Председатель Всемирного Библейского Общества.

А вот ещё цитата:

“Своими расчётами, при помощи комментариев и толкований наших учителей, да будет благословенна память о них, автор создал важный труд широкого охвата и больших размеров, так что каждый, кто изучает его, поражается величине вложенного в него труда, в особенности учитывая, что большая часть работы была сделана, когда автор находился во тьме сибирской ссылки.

Я благословляю Элиэзера Шульмана, чтобы он увидел плоды своего важного мероприятия и чтобы пришли ученики и исследователи и воспользовались его книгами для понимания порядка событий в истории нашего народа.”

Подпись: Авраам Каане Шапира, Главный раввин Израиля.

Признание пришло через десятилетия. А тогда, в Сибири, в мрачные годы советского режима, приходилось рассчитывать каждый шаг: ответственность не за себя одного, а за самых близких людей требовала мужества и осторожности.

Жизнь шла своим чередом. Рядом были разные люди: друзья-приятели, коллеги, недоброжелатели – явные и скрытые, как обычно бывает в жизни.

Некоторые евреи, с удивлением узнав, что Шульман владеет ивритом, стали просить: покажи, что это за язык, научи…

И показывал. И обучал. И, наверное, боялся.

Миша Беркович как раз из тех, кому Шульман преподавал иврит в Новокузнецке.

– Прошёл слух, что из западных областей евреи начали выезжать в Израиль. Лёня восстановил прежние связи с бессарабскими евреями и стал готовить нас к отъезду. Подавать документы в ОВИРы сибирских городов смысла никакого не было: поувольняли бы с работы, кое-кого упрятали бы за решётку, а остальным позатыкали бы рты. Лёня начал подыскивать варианты для обмена квартир. Меняли Новокузнецк на Черновцы – с доплатой, с переплатой, лишь бы уехать. А в Черновцах подавали на выезд. Там-то можно было и на лапу дать, система была уже отлажена. Шульман потратил на нашу “пересылку” несколько лет, переправил в Израиль всю группу. Сам, как настоящий капитан, покинул судно последним.

Вот такая история…

Правда, далеко ещё не вся.

Сибирское исследование Элиэзера Шульмана вышло в свет в издательстве Армии Обороны Израиля в 1981 году, за изданием последовало указание Главного армейского раввина: принять книгу в качестве учебного пособия по изучению ТАНАХа и еврейской истории во всех армейских учебных заведениях.

…Я держу в руках эту необычную, тёплую на ощупь книгу. Раскрываю её, перелистываю страницу за страницей. Мелкий разборчивый почерк – рука самого автора, так в древности летописцы записывали свои послания потомкам (издание-то – факсимильное!). Графики, диаграммы – пока чёрно-белые. Следующее издание, тоже армейское, будет в цвете, и выйдет оно не только на иврите, но и в переводах – на английский, французский, испанский, русский…

“Каждый, кто увидит, будет удивлён и поражён колоссальной работой, проделанной при создании этой книги, тем более, что работа над ней была начата в долине скорби в глубине страшной Сибири.

Да будет благословлён за труд и большую работу, и да придут ученики и напьются из чистых вод, чтобы с лёгкостью понять и познать порядок событий.”

Мордехай Элияу, Ришон ле-Цион, Главный раввин Израиля.

Через пять лет после выхода второго издания “Последовательности событий в Библии” издательство Армии Обороны Израиля выпустило ещё одну книгу Элиэзера Шульмана – исследование “Иудейской войны” Иосифа Флавия – на основании исторических фактов и глубокого их анализа. В своём исследовании сибирский узник ведёт непримиримый аргументированный спор с древним историком-вероотступником, обвиняя его в намеренной фальсификации фактов в угоду власть предержащим, как это бывало с вероотступниками во все предыдущие и – особенно! – последующие времена.

 

Элиэзер Шульман продолжал работать в проектном отделе израильской железной дороги. Раз в неделю он приезжал в Беэр-Шеву, просил меня отвезти его в пустыню. Я заранее подгонял собственные планы таким образом, чтобы в назначенный Шульманом день провести профилактические работы на какой-нибудь негевской станции, а таких в моём южном округе было несколько: в Димоне, Мамшите, Ороне, около мошава Неватим.

Шульман приезжал накануне вечером, мы допоздна засиживались в кухне, опустошали бутылку водки, мой гость – сибирская косточка, умел и любил за компанию выпить, но никогда не напивался. Он был интересным собеседником, много знал, многим интересовался, острил ненавязчиво и со вкусом, никогда не перебарщивал и над собственными остротами не смеялся, был серьёзен, а шуткам собеседника тихо и искренне улыбался.

Выезжали мы до рассвета, затемно. К месту назначения приезжали с зарёй. Элиэзер брал термос с холодной водой, сумку для проб и уходил в пустыню. Поступь его была основательной, упругой, шёл он не торопясь – походкой бывалого землепроходца, сквозь толстые линзы очков щурился на солнце, иногда приставлял ко лбу ладошку козырьком, солнечных очков не любил, не носил.

Я занимался на станции своими делами: проверял аккумуляторы, доливал привезённую с собой дистиллированную воду, замерял параметры приёмо-передатчиков, добавлял охлаждающую жидкость в радиаторы ламп-усилителей мощности, чистил волноводы, антенны…

Часа в два Шульман возвращался из пустыни. В сумке он приносил камни, в полиэтиленовых мешочках лежали пробы песка, глины, почвы.

– У вас нет знакомого химика-аналитика, кто мог бы делать анализы за небольшую оплату? – спросил как-то Шульман. – Лучше бы бесплатно, за хорошее отношение. Мне приходится платить из собственного кармана, а он не бездонный…

Такого специалиста в моём загашнике не было.

Вопрос Шульмана показался мне странным: почему он должен искать лаборанта на стороне и платить свои деньги?

– А! – махнул рукой Элиэзер. – Не хочу от НИХ одолжений.

Я не стал допытываться, от кого от НИХ, не люблю лезть человеку в душу с лишними расспросами. Тогда я ещё не знал, что дни на поездки Шульман берёт в счёт своего очередного отпуска…

Поездки повторялись с большим или меньшим постоянством в течение нескольких лет – и в июльскую-августовскую жару, и в декабрьские-январские-февральские дожди и холода.

С годами, однако, визиты Шульмана в Негев стали нерегулярными и редкими, от случая к случаю. Несколько месяцев Элиэзер не приезжал вовсе.

А потом разразился скандал.

– Что-то там с твоим Шульманом не в порядке, – сказал мне Шмуэль. – Большой тарарам – на уровне Генерального директора, весь проектный отдел стоит на ушах (“кол махлэкэт hа-тихнун омэдэт аль hа-ознаим”).

Я позвонил Шульману.

– Банда бездарей и бездельников! – взорвалась мне в ухо телефонная трубка. – Что они понимают в проектировании! Стряпают чертежи, похожие один на другой, а что потом будет с полотном, с линией, никто не хочет думать!

– Элиэзер, успокойтесь, расскажите, что произошло.

– Банда бездельников и бездарей! – повёл он с начала своё повествование. – Что они понимают в проектировании!..

– Да успокойтесь вы, в самом-то деле! Расскажите лучше, что случилось.

А случилось вот что.

Целый отдел разрабатывал проект прокладки железнодорожной линии от нынешней конечной станции Цэфа (Гадюка) в центре Негевской пустыни до самого южного порта страны, до курортного Эйлата.

Средства на строительство выделила вроде бы Канада.

Почему Канада?

А вот почему.

У этих зажравшихся заокеанских буржуёв, оказывается, чересчур много лишних денег, и они, то есть эти зажравшиеся заокеанские буржуи, уже много лет ежегодно ассигнуют какие-то невероятно крупные суммы для помощи странам третьего мира (беспредельный разгул гуманизма!). Там, в той стране третьего мира, куда поступают суммы, деньги прямиком попадают во вместительный бумажник единоличного правителя, там и задерживаются.

Обсудив создавшуюся ситьюэйшн-ситуасьён, правительство Канады решило прекратить бессмысленное подкармливание полудиких толстосумов, облачённых беспредельной властью. Вместо этого, – решили щедрые канадские кредиторы, – мы осуществим в нуждающейся стране какой-нибудь жизненно важный проект.

В качестве нуждающейся страны третьего мира щедрые канадские кредиторы избрали Израиль, а жизненно важным проектом должна была стать железнодорожная ветка, соединяющая вытянутую с севера на юг страну с Эйлатом: там и роскошные международные гостиницы, и крупный торговый порт, и… Словом, заокеанские деньги готовы были оплодотворить израильскую экономику. Нужен был проект.

– ОНИ такое напроектировали! – возмущался Элиэзер. – Опыта никакого, а самомнение из всех дыр так и прёт. Я ИМ говорю: вся ваша дорога после первого же дождя сползёт в вади. Разве так полотно прокладывают? Дожди в Негеве редкие, но бурные, борта речных русел оползневые, я вон сколько набрал проб и сделал анализов, а ОНИ – тяп-ляп, и проект готов. Ну, я и стал собственный проект варганить. ОНИ за свой проект получили сверхурочные, премиальные и назначили обсуждение под председательством Генерального. Сидит он во главе стола, слушает, а ОНИ докладывают, мозги ему засирают. Отговорила роща золотая, Генеральный поблагодарил, тут я встал, “слиха, – говорю, – прошу слова.” Он милостиво кивнул: “Говори.” Сказал я всё, что об ИХ проекте думаю и – бац! – на стол перед ним выложил мой проект: исследования почв, анализы, чертежи, пояснительная записка. Общий шок! Паралич! Коллективный! Генеральный смотрит, не знает, что сказать, он ведь в проектировании ни уха, ни рыла… Я своё сделал, теперь пусть он решает.

В конце концов Генеральный директор принял соломоново решение: отправил оба проекта – и выполненный коллективом, и детище Элиэзера Шульмана – на отзыв в проектный институт, обладающий большим опытом, кажется, в канадский. Отзыв недвусмысленно гласил: официальный проект порочен, к исполнению следует принять работу Элиэзера Шульмана.

– Когда ты это всё успел сделать? – спросил Элиэзера смирившийся с позором начальник отдела.

– Задерживался после работы, чертил, делал расчёты – ночами…

– Почему же ты не записывал сверхурочные? – начальник был искренним и доброжелательным.

Шульман взорвался:

– Крохоборы! Разбойники! Вот что вас всех интересует: сверхурочные! Вместо того чтобы страну строить!..

Думаю, что не один раз думал Кальман Слуцкий, глядя на этого сибирского каторжанина: “Почему ты не остался там, в своём дальнем медвежьем краю?” Очень уж допекал его Шульман.

В восемьдесят восьмом году Элиэзеру Шульману исполнилось шестьдесят пять лет – пенсионный возраст. Юбиляру устроили пышные проводы, наговорили хороших слов, пожеланий доброго здоровья и долгих лет жизни. Дочери были замужем, росли внуки, чего ещё человеку нужно.

К новоявленному пенсионеру обратился Генеральный директор израильской железной дороги. Он не высказывал, подобно своим подчинённым, пожеланий Шульману спокойной безмятежной старости, нет. Он обратился к виновнику торжества с неожиданным вопросом: согласен ли тот остаться в штате управления в качестве… советника Генерального директора по техническим вопросам. Наступила напряжённая тишина.

Шульман помедлил, взглянул в глаза Генеральному и ответил:

– Да, согласен… на добровольной основе. Пенсии мне на жизнь хватит.

– Не могу, – сказал Генеральный директор. – На железной дороге очень высокие требования по технике безопасности, я не могу позволить постороннему человеку, не числящемуся в штате, крутиться без страховки по территории. А страховку общественнику оформить я тоже не смогу, не имею права. Придётся зачислить тебя в штат, назначить содержание и оформить страховку, иного решения я не вижу.

После недолгого торга решили: Элиэзер Шульман будет зачислен на должность советника Генерального директора с месячным окладом в… один шекель.

Шульману выделили кабинет, в который он приходил по утрам, к восьми часам, и проводил время до конца рабочего дня. Иногда он выезжал на другие станции, приезжал и в Беэр-Шеву.

– Чем вы занимаетесь, Элиэзер? – спрашивал я.

– Работаю, – улыбался Шульман. – Перед Генеральным директором ежедневно встаёт уйма технических вопросов. Это означает, что вопросы встают не только перед ним, но и передо мной. От того, как я их решу, зависит позиция Генерального директора.

– Вам интересно?

Он ничего не ответил, лишь взглянул на меня сквозь линзы очков.

– В Сибири я спроектировал и построил тысячи километров пути. По моим путям ходят поезда – чужие поезда с чужими людьми ходят по чужой стране. А тут, у себя дома… хотя бы один километр…

Об Эйлатском проекте мы не говорили, его судьба осталась непроходящей болью Элиэзера Шульмана.

Когда советнику Генерального директора исполнилось семьдесят лет, его торжественно, уже окончательно, проводили на заслуженный отдых. Опять накрыли стол, опять говорили речи, желали здоровья и долгих лет жизни. Шульману в последний раз вручили расчётный лист на сумму в один шекель и увольнительное письмо с благодарностью за проделанную работу, подписанное Генеральным директором израильской железной дороги.

Престарелый пенсионер вышел на улицу. Слегка кружилась голова. Вокруг шумел большой город. Шульман сделал шаг вперёд – с тротуара на проезжую часть улицы. Заскрипели тормоза… удар…

Рентген показал перелом обеих ног. Страховка уже не действовала, она закончилась за несколько минут до дорожно-транспортного происшествия.

Умерла Сарра. Этот удар доканал Шульмана больше, чем удар автобуса, переломавший ноги. Сломалась жизнь.

На нервной почве пропал голос, Шульман мог только шептать. Стало трудно общаться по телефону, о приезде в Беэр-Шеву не могло быть и речи.

Всё же изредка, когда прорезался негромкий хрип, когда казалось, что можно издать членораздельный звук, Шульман звонил мне и произносил несколько слов.

Потом долго не звонил.

Потом позвонил я:

– Здравствуйте, Элиэзер.

Мне ответил чужой незнакомый голос:

– Вы ошиблись номером.

На противоположном конце линии положили трубку.

Больше я об Элиэзере Шульмане не знаю ничего.

Я не держал в руках проект железнодорожной линии на Эйлат, выполненный Элиэзером Шульманом, не знаю, что из грёз автора вошло в чертежи и пояснительную записку, а что осталось за строгими рамками проекта.

Бродя по Негевской пустыне, исследуя её рельеф, грунты, изучая погодные условия, делая расчеты, Шульман мечтал.

– Вы не представляете, сколько осадков выпадает за зимний период в Негеве, – удивлённо говорил мне Элиэзер. – Если их собрать вместе, получится небольшое море. Они и собираются вместе, стекаются небольшими струйками, речушками, вливаются в одно большое вади, наполняют его и стремительным потоком сбегают в Красное море, пополняют мировой океан. Если этот поток перегородить, построить запруду, получится водохранилище. По моему замыслу трасса пойдёт не вдоль вади, а по пустыне. Она пересечёт русло в трёх местах. Вместо строительства мостов через вади я хочу предложить плотину или даже плотины – две или три, это надо посчитать. На берегу образовавшегося водохранилища можно создать поселения, пусть люди занимаются сельским хозяйством и обслуживают железную дорогу. Солнце, вода, зелень, быстрый недорогой транспорт… Вы представляете?

Проект Элиэзера Шульмана был принят к исполнению.

Не случилось главного – исполнения.

Трасса должна была проходить через земельные участки, принадлежащие химическому комбинату Мёртвого моря. Да и основным назначением трассы было обслуживание комбината, транспортировка его продукции к портам Эйлата, Ашдода и Хайфы. Попутно, конечно, осуществлялись бы и другие, грузовые и пассажирские, перевозки, но главным клиентом оставался комбинат.

На прокладку трассы через владения промышленного гиганта требовалось согласие землевладельца.

Генеральный директор комбината Арье Шахар заупрямился: не хочу, чтобы доставка продукции моего комбината зависела не от меня, а от чужого дяди. Забастуют путейцы, машинисты, стрелочники, и вся продукция ляжет мёртвым грузом на складах. От этой железной дороги мне – одни убытки. Такая дорога мне не нужна.

В словах Шахара был, конечно, определённый резон. Выход он предлагал такой: передать владение железной дорогой комбинату, все её заботы, головные боли, неурядицы, которые постоянно возникают на государственном предприятии, Шахар готов был взять себе и, конечно, решить их – с пользой и для экономики страны, и для рабочих.

Правительство в то время не готово было отказаться от такого лакомого куска. На этом переговоры прекратились.

Канадцы махнули на евреев рукой и переадресовали деньги в другую страну, ведь – чтобы отказаться строить “на халяву”, дураков в мире, даже в третьем, отыщется немного.

Так до сих пор нет у нас железной дороги на Эйлат. Зато есть здравствующие и процветающие чиновники, решающие судьбу страны и судьбы каждого из нас – чиновники властные, самовлюблённые, неистребимые. Они одинаково отвратительны – и в нашей прошлой, и в нынешней нашей жизни. А теперь появились чиновники – от министров и депутатов до мелких клерков – и среди выходцев из той самой страны, из которой приехали когда-то мы, каждый в своё время.

Я не знаю, сохранился ли в каких-нибудь архивах проект, выполненный Элиэзером Шульманом. Знаю, что после него остались книги, написанные мелким разборчивым почерком, большая часть этого кропотливого труда выполнялась в сибирской ссылке. Остались люди, которых он обучал в Новокузнецке ивриту, которым помогал жильё во глубине сибирских руд обменивать на жилплощадь в Черновцах; этих людей он затем переправил на Землю Обетованную. У них уже выросли дети и подрастают внуки.

Эпилог

Четверг 16 июня 2005 года, приблизительно половина третьего пополудни. Я только что пришёл домой. Телефонный звонок. Поднимаю трубку.

– Могу я говорить с Ильёй Войтовецким?

Голос довольно мрачный.

– Говорите.

– Это вы?

– Да, это я.

– Меня зовут Лев Зарецкий.

– Вы не родственник Володи Зарецкого?

(Москвич Володя Зарецкий, доктор химии, в 70-71 годах один из немногих в Москве, кто свободно владел ивритом и поддерживал постоянную телефонную связь с Израилем. После репатриации много лет работал в институте им. Х.Вейцмана в Реховоте.)

– У меня нет родственников в Израиле… Я знаком с Шульманом.

– Здорово!.. А… как вы узнали, что я имею отношение к Шульману?

– Как “как”? Сегодня в “Вестях”! Как вы смели?!

– Что?

– Как вы смели писать о Шульмане в прошедшем времени?! Кто дал вам право?!

– А… Бэ… Мэ…

– Кто дал вам право писать в прошедшем времени о живом человеке?!

– Элиэзер Шульман жив?!

– Я только что разговаривал с ним по телефону!

– Лёва, дорогой, вы мне подарили счастливый день. Элиэзер Шульман жив, подумать только! Во-первых, это само по себе здорово. Во-вторых, у евреев считается, что если живого человека по ошибке считают умершим, это верный признак, что будет жить долго. Диктуйте мне номер телефона, я сейчас же ему позвоню.

Тут же я набрал номер. Элиэзер ещё ничего не знал о публикации.

– Вы будете долго-долго жить, – пообещал я ему.

– Не очень надейтесь на это и приезжайте скорее в гости, пока не поздно, – говорит абсолютно живой Шульман.

– Я заканчиваю одиннадцатую книгу, – слышу я его голос. – Десять книг уже вышли. Приезжайте, я вам их подарю.

– Непременно, в самое ближайшее время.

P.S.

В ближайшее время не получилось: было много работы, потом долго и тяжело болела дочь…

Позвонил Миша Беркович:

– Умер Шульман.

Вот и всё.

Из Fb-страницы Ильи Войтовецкого (19.12.1936 – 03.09.2015), открытой его вдовой, поэтессой и прозаиком  Викторией Орти, где она будет выкладывать материалы Ильи.

Опубликовано 17.10.2019  15:38

Падарожжы Беньяміна ІІІ (①)

Мендэле Мойхер-Сфорым

Падарожжы Беньяміна ІІІ

* * *

Мендэле-Кнігар кажа:

Хай блаславіцца і ўславіцца Творца, які загадвае сферамі ў надхмар’ях і жывунамі ў падполлях, ды крэсліць іхнюю хаду. Да кожнай былінкі прымацаваў па анёлу-ахоўніку, які падсцёбвае: “Расці давай у свет белы!”

А як такая мілота напаткала расліну, дык што ўжо казаць пра чалавецтва, людзей і адмыслова пра чалавека нашага? Ці то гаворка ідзе пра нашага дурня, што скокнуў вышэй за пупок. Ці пра горкага абалдуіна, якога вышкалілі на круцяля. Ці пра шчырага невука, што зрабіўся знянацку светачам пакалення. Яго, – будзьце пэўны, – у свой час таксама пляснуў крылом анёл, схіліўшы стаць тым, хто той ёсць цяпер. Вакол нашага чалавека ў прымусовым парадку ад рана да рана віўся карагод херувімаў, што падбадзёрваў і падсцёбваў, і нашэптваў на вушка наступнае: “Вылазь ты, абібок, з балота!”

Але не тое хацеў я сказаць. Меў намер распавесці, шаноўнае спадарства, пра выбітны ўчынак іншага нашага. Узяў ён ногі ў рукі ды пакіраваў да далёкіх краёў, што ляжаць за Імглістымі гарамі, ды здабыў сваімі падарожжамі міжнародную славу і сусветную рэпутацыю.

Усе фальшыўкі, зробленыя ў Англіі і Нямеччыне, летась бразгаталі аб “шакуючых адкрыццях”, што зрабіў Беньямін, – “гэты рэчпаспалітаўскі габрэйчык” – цягам сваёй “дзівоснай вандроўкі ў краіны Усходу”.

“Здурнець можна! – пісалі газецёнкі. – Не ўзбаімся гэтага слова – сансацыя, геры і джэнтэльмены! Уявіце, ветрам падшыты літвак, у якога ані механізьмы, ані прыладаў, адно торба за плячыма і псалтыр пад пахай, патрапіў уласнымі пяткамі ў такія мясціны, куды не ступаў бот брытанскіх першаадкрывальнікаў! Цяперака глобус дакладна чакаюць кардынальныя пертурбацыі”.

Наская прэса падхапіла гвалт і вазюкала сенсацыю цэлы год. Лічыла-парадкавала ўсіх мудрацоў ад часоў Адама да нашых дзён, каб давесці, які ж мы ўсё-ткі разумны і перадавы народ. Папавыцягвала з далёкіх паліц стосы падарожнікаў, ад Беньяміна Тудэльскага да Беньяміна ІІ, каб паводле спаконвечнай нашай завядзёнкі змяшаць запыленых папярэднікаў з гразёю. Каб сказаць: “Гляньце, тыя, іншыя – абы-што! Хеўра гультаяватых шмэндрыкаў, што вылезлі за родны парог адно каб лаўчэй пажабраваць па чужых хатах. Бо побач з нашым Нёмкам-Беньямінчыкам, праўдзівым экспедытарам, яны, не раўнуючы, як малпа побач з чалавекам!”. Пасля газетчыкі нараілі чытачам набыць ягоныя мемуары, зборнікі, падарожныя кніжыцы. І зацягнулі асанну: “Нічога падобнага вы яшчэ не чыталі!”

І вось ужо зусім наастатак у адзін голас прыпячаталі:

“Блаславёны будзе той, каторы гэтыя пярліны і дыяманты – перакладзеныя ўжо на ўсе магчымыя замежныя мовы, – перакладзе на нашу, матчыну. Бо добра і нашаму чалавеку душу падперці – пакаштаваць з борцяў мядку, які нашай пчолкай і зроблены”.

І тут я, Мендэле-Кнігар, які ўсё жыццё ўвіхаўся на ніве бескарыслівага прынашэння карысці, запаліўся горачным жаданнем. Пакуль наш братка-літаратар, у якога рукі таўсцейшыя за мае ногі, прачухаецца, прадзярэ вочы ад летаргічнага сну і перакладзе падарожжы Беньяміна, абдарыўшы чытачоў поўным зборам твораў вельмішаноўнага падарожніка… Тым часам я, не мудруючы надта, нашрайбаў кароткі пераказ.

Падпярэзаўся сваёй зброяй як даўнейшы дзяцюк перад бітвай, дарма што стары я ўжо корч – не пра вас кажучы – і, дастаўшы ўсе гэтыя пажыўныя і прыдатныя для нашых людзей скарбы, распавёў пра падарожжы на нашай мове, у нашай манеры.

Вось нібыта святы дух пляснуў мяне па плячы і загадаў: “Вылазь, Мендэле, з-за печкі! Акуні прыгаршчы ў жытніцы Беньяміна, выцягні каштоўнае зерне і спякі з вылаўленай мудрасці ласункі і пачастункі!” Дык вось, згламэздаў я пачостку – наце! Смакуйце, спадарства, запаўняйце пустоты!

Першы раздзел,

аб тым, хто такі Беньямін, адкуль ён, ды з якое прычыны яму ўроілася цёгнуцца ў далёкія далі

“Усё сваё жыццё, – гэтак апавядае сам Беньямін ІІІ, – усё жыццё я жыў у Дармаедаўцы, дзе мяне зачалі і нарадзілі, дзе я вучыўся і розумам наладоўваўся. Дзе пабраўся шлюбам – любоў ды згода – з дастойнай маёй жоначкай Зэлдай, дай ёй Бог здароўечка і да ста дваццаці”.

Дармаедаўка – невялікае мястэчка, куды не ступала нага падарожніка. Так, населены пункт. Калі патрапляе туды пахаджанін, яго абглядаюць праз вокны і цікуюць за ім праз шчыліны, чухаючы патыліцу: “Адкуль ты і навошта такі? Начорта і нахалеру табе тут? Якая мэта твайго візіту?”

Ат, без дай прычыны людзі сюдой не цёгаюцца!

Сітуацыя патрабуе разабрацца. І вось, з шумам і крыкам дармаедаўцы ідуць на сход, прамаўляюць кожны на свой глузд і лад. Размахваючы побытавай мудрасцю і жыццёвай дасведчанасцю, дармаедаўцы бяруцца ў рожкі, узброеныя дапушчэннямі і гіпотэзамі. Усчынаецца лямант і вэрхал. Дзяды і юныя падшыванцы стаяць-муляюцца, і распавядаюць байкі, які прылучыліся ў Дармаедаўцы ў сівой даўніне. Палошчуць рот жартамі, – а ўжо лепей бы яны памаўчалі.

Сталыя мужчыны хапаюць адзін аднаго за бароды і пачынаюць целяпаць. Кабеты напускаюць на твар суворасць, такую сабе міну здзеклівага дакору. Маладзіцы хіляць галовы, рукой прыкрываючы рот, і гігічуць, нібыта ў бубен бомкаюць.

Дыскусія коціцца з хаты ў хату, бы снежны ком, які па дарозе расце-пухне, пакуль не закочваецца ў сінагогу. Там патрапляе ў капцёрку за печку. У гэтае Святое святых, якое ёсць прытулкам усялякіх дынастычных таямніц ды спраў нябеснага парадку і дылем сусветнага маштабу.

У Запечкавага Камітэта ўсё на жэстачайшым кантролі: і стамбульская палітыка, і аўстрыйскі кайзер, і памеры капіталу Ротшыльда, і эканамічны баланс дзесяці зніклых каленаў, і лёс “ізраільцаў, тварам чырвоных”.

І ўсё гэта не дзеля прыбытку! Размова захапляе дармаедаўцаў, людзей чулых і спагадлівых, ажно яны кідаць на волю лёсу сваіх жонак і дзетак, ды заўзята ўцягваюцца ў дэбаты.

З памостаў гэтага аўтарытэтнага судзілішча дыскусія перакочваецца ў апошнюю інстанцыю, – на верхнюю паліцу гарадской лазні. Там ужо палымнее Страшны Суд. Узвышаюцца вярхоўныя постаці і расцякаюцца мястэчкавыя вяршкі.

Цары і каралі Ўсходу могуць стаць дагары нагамі, а потым вярнуцца ў зыходную пазіцыю, аднак аніводнай літаркі ў тутэйшым вердыкце яны не зменяць. Стамбул аднойчы чуць не праваліўся ў тартары, і, можа, так яно і здарылася б, калі б аднаго ваяўнічага элемента не трымалі сямёра. Зацюканы Ротшыльд тутсама, у дармаедаўскай лазні, ледзьве не страціў усе свае актывы ды інвестыцыі, – сто ці дзвесце мільёнаў. Яму пашэнціла: на паліцы ў той вечар панавала пачуццё паблажлівай шчодрасці, – бо, скажам шчыра, некаторыя дзеячы прыйшлі ў парылку нападпітку. Цягам адной хвілі Ротшыльду не толькі вярнулі канфіскаванае, але і прэміравалі патройным прыбыткам, накінуўшы яму на хлеб з масліцам пару мільёнаў дукатаў.

Зрэшты, самі дармаедаўцы – не пра вас кажучы – збольшага басота і горкія жабракі. Але паўтараюць, што басота яны вясёлая, жабракі – сардэчныя, незлапомныя.

Калі запытаецеся дармаедаўца:

– Добры чалавек, дзе працуеш і з чаго жывеш?

Той няўцямна ўталопіцца, муляючыся, што адказаць. І калі нутраная бура ў ім урымсціцца, то ён, крыху заікаючыся, адкажа:

– Жыву, з чаго я жыву, цікавіцеся?.. Э-эх, пытаеце, спадарства, абы-што! Госпад Бог жа ўсюды прысутны, дбае аб кожнай кузюрцы. Э-э… Будзе дзень, будзе і пажытак. М-м-м… Бог даў дзетак, дасць і на дзетак. Вось што я вам скажу, каб вы былі здаровенькія.

– Але, шаноўны, працуеце вы дзе? Якія ўмельствы ці прыбыткі маеце?

– Пахвалёны Госпад Бог, хай Ён свяціцца і ўславіцца. Я, як тут ёсцека перад вамі, такі сабе сціплы харашун, маю блаславенне ад Госпада мілажальнага – спрытныя рукі і прыемны голас! У дні святога посту прыходжу і чытаю літургію ў суседнім мястэчку. Калі трэба, магу абрэзаць немаўлятка. І дзіраўлю мацу я прафесійна, абсалютна адметным чынам. І хлопца з дзеўкай на прадмет сур’ёзных намераў магу пазнаёміць. І нерухомасць, як бачыце, ёсць – замацаванае за мной месца ў сінагозе. Дарэчы кажучы, дома ляжыць – але хай гэта застанецца паміж намі – трошкі прадукту, – такі сабе чысты спірытус на продаж. Акрамя таго, дойная каза, а яшчэ адзін заможны сваяк, які таксама часам доіцца. Госпад нам бацька ў вышынях, хай Ён блаславіцца і ўзвялічыцца, таму няма чаго бацьку гнявіць.

Ілюстрацыя Анатоля (Танхума) Каплана

Дзеля справядлівасці варта адзначыць – дармаедаўцы надта не перабіраюць. Ежку і адзежку маюць, якую маюць. Нават калі суботні лапсердак парваны і аблезлы, а яго фалды зацвэганыя ў сажу, – няма чаго гвалт падымаць. Галоўнае, ён зроблены з чыстага ядвабу, і калі сям-там вопратка і бялізна пайшла лахманамі, а дзе-нідзе бліскае пята, дык хіба мы будзем пераймацца такімі драбніцамі? Што, пята – ужо не людское цела?! Хай дурань зерыцца і рагоча.

І калі ежа – мякіна і крупнік, дык тое прыстойная вячэра. І як набіў лантух, дык няма патрэбы ў булцы з чыстай мукі і рабрынках. Але калі ўсё ж такое атрымалася дастаць – гэта каралеўскі наедак, лепш якога не існуе на ўсім белым свеце.

І вось ты стаіш перад дармаедаўцамі і спрабуеш распавесці пра рэшту сусветных кухняў і страваў – хіба толькі не пра селядзец і цымес з кампотам, – дык твае словы і назвы лунаюць па-над імі, як дзівосныя і незнаёмыя істоты. Урэшце дармаедавец пачынае строіць кпіны і сыпле досціпамі, выстаўляючы цябе паўдуркам, які зачмурыў галаву, маўляў, “грушы на вярбе растуць”, “певень лётаў-лётаў і знёс яйка”.

Аднойчы нехта прывёз у мястэчка фінік. Ад мала да вяліка дармаедаўцы пабеглі глянуць. Кінуўшы-рынуўшы ў школе кнігі і спешна загарнуўшы вучэбны матэрыял. Збягаліся, мацалі яго:

– Матухна, фінік! Апісаны яшчэ ў Святым пісьме!

Зірнулі на фінік – і вось перад дармаедаўцамі паўстае Абяцаная Зямля… “Вось мы перабавіліся праз Ярдан! Вось пячора з грабніцамі бацькі Абрагама і мацеры Рахілі. Вось Ерусалім, вось Сцяна Плачу! Цяпер падняліся мы на Аліўную гару і аб’ядаемся ў прахалоднай засені пладамі ражковага дрэва ды фінікамі. А вось сыпем у прыгаршчы пыл святой радзімы. А-а, божачкі, божачкі!..” Уздыхнулі дармаедаўцы, змахваючы залётную слёзку.

“У гэтую хвіліну, – кажа Беньямін, – усе дармаедаўцы вокамгненна як бы перанесліся ў Абяцаную зямлю, а некаторыя нават голасна звеставалі хуткі прыход Месіі. Стаялі-тапталіся, ажно пакуль не наступіла святая субота і не нахапілася цемра… А тут, у дадатак, у мястэчка прыслалі новага асэсара з жалезнай рукой. Гэты паліцыянт убачыў забароненыя ярмолкі на галовах двух мужчын і ўласнаруч сарваў іх. Аднаму адарваў пэйсы. Апоўначы затрымаў у цёмным завуголлі дваіх без пашпартоў. Канфіскаваў казла, заспетага на ядзенні саламянай страхі. Праз гэтыя карныя акцыі быў тэрмінова скліканы Запечкавы Камітэт, які спярша доўга пінаў нагамі туркаў. У гэтую чорную часіну грамада ў бажніцы звярнулася з прэтэнзіяй да вышыняў: “Дакуль?! Госпад Усёмагутны, да якога часу на зямлі будзе кіраваць чужынскі бот ды Ізмаілавы сыны?” Потым гутарка, натуральна, пераскочыла на дзесяць згубленых кален, і ўсе ўспомнілі, які прыемны лёс склаўся ў іх там, у тых далёкіх мясцінах, там… там! У ізраільцаў, тварам чырвоных, сыноў Майсеевых, якія ўзышлі на палубу і адплылі, каб выхваляцца перад тубыльцамі сваёй адвагай і магутнасцю”.

Ясная рэч, не абышлося без Эльдада з калена Данава, што паехаў у краіну Куш, за эфіёпскія горы, і падрабязна апісаў свае прыгоды. І вось менавіта ў гэтую самую хвілю мяне апанаваў дух і распалілася прага падарожжаў, якая надалей палымнела і мацнела дзень пры дні”.

Колісь Беньямін быў замкнуты ў сваім зацішку, нібыта цыпляня ў яйку або чарвяк, што пасяліўся ў хрэне. Лічыў, што за Дармаедаўкай свет перапыняецца, і жыцця няма ніякага.

“Я лічыў, што ніяк не можа быць больш багацця і дабрабыту, чым у нашага арандара, – піша Беньямін у адным са сваіх твораў. – Не можа быць хаты, большай за ягоныя харомы. А набытку – аж з горла прэ, усяго-ўсялякага! Медзяныя свяцільні – чатыры пары, медзяны семісвечнік з булдавешкай і арлом на вянцы, медзяныя рондалі – дзве штукі. Пяць медзяных патэльняў, глянцаваныя алавяныя місы, што вісяць радамі ў кухні. Тузін, а мо і больш, мельхіёравых лыжак, два срэбныя кубкі, партабака, ханукальны падсвечнік, старажытны гадзіннік-цыбуліна ў срэбным футарале на бірузовым матузку, які ў дадатак аздоблены далікатнымі шкельцамі розных колераў. Ажно два суботнія лапсердакі, а звыш усяго – дзве каровы і цялушка. І яшчэ, яшчэ незлічоныя скарбы!.. Лічыў я – няма чалавека разумнейшага і больш кемнага за рэба Айзіка-Довіда, сына рэба Арона-Ёсіля, пра якога казалі, што ў маладыя годы ён зрабіў кар’еру на калькуляцыях у прамысловых маштабах, бо гандляры і камерсанты цугам хадзілі па яго падлікі. Рэбе Айзік-Довід, – калі б стаў іншай нацыянальнасці, дык мог бы зрабіцца міністрам ва ўрадзе, сядзець праваруч кіраўніка дзяржавы… Я верыў, што няма больш прыгажосці і красамоўства, чым у Хайкла-Заікі, нашага дармаедаўскага трыбуна. І хто тут самы-самы, калі не наш местачковы фельчар, які без сумневу здольны ўваскрашаць мёртвых, бо набраўся медычных таямніц ад аднаго цыгана, каторы ў сваю чаргу быў нашчадкам старажытнаегіпецкіх святароў?!”

Зрэшты, хараство месца і манеры жыхароў набіла аскоміну. Шчыра кажучы, Беньямін быў горкім бедаком, жыў з плеч у печ. На ім ды жонцы – толькі рыззё ды латкі. Але хіба Адам і Ева ў Эдэмскім садзе разумелі, што былі голыя і босыя?

І тут гэтыя байкі пра геройствы ізраільцаў, тварам чырвоных, а таксама пра дзесяць згубленых кален працялі Беньяміна ў самае сэрца. І зрабілася яму ў мястэчку цесна. Душа трапяталася і прагнула туды… Туды! У далёкія далі. Сэрца рвалася за гарызонт, усё роўна як немаўля, што цягне свае ручкі да поўні.

Але пры чым тут, скажаце вы, фінік, асэсар, садраныя з галоваў ярмолкі і парэзаныя пэйсы? У чым уплыў чалавека, якога злавілі без пашпарту? Якая моц казла і саламянай страхі? Х-м-м. Праўда палягае ў тым, што няма каму, апрача іх, падзячыць за Беньямінавы прыгоды. Яны абудзілі дух. Дзякуючы ім гісторыя атрымала новы паварот, і Беньямін здзівіў свет цудоўным падарожжам.

Шматкроць мы бачылі ў свеце, як з лёгкаважкіх прычын выцякаюць манументальныя гісторыі. Селянін пасеяў жыта, ураджай якога млынар змалоў у муку. Частка той мукі трапіла на спіртзавод і яе перагналі ў гарэлку. З другой жа паловы тае мукі шынкарка Гітля наляпіла на закуску клёцак. А тут яшчэ, як на тое, тры тысячы гадоў назад, фінікійцы вынайшлі шкло, і гэтак патрапілі да нас на стол пляшкі і келішкі. З усяго гэтага суплёту нібыта легкаважных прычын, паўсюль, у кожным нашым шынку ці на лавачках з’явіліся “дзеячы”, якіх усе цудоўна ведаюць.

Мабыць, яскарка падарожніцтва мільгала ў Беньяміна адпачатку, але гэтая яскарка згасла б ды знікла, калі б векапомныя падзеі не распалілі, не раздзьмухалі яе. І нават калі яскарка гэтая не загасла б дашчэнту, усё ж, калі б не ўсе прыгаданыя лёсавызначаныя падзеі, яна б ледзь ліпела, і хіба што ператварыла б Беньяміна ў вадавоза ці фурмана. Шмат фурманаў ды іх памочнікаў я бачыў на гэтым свеце, што маглі стаць першаадкрывальнікамі, вандраваць самі або вяртаць падарожнікаў у межы гістарычнай радзімы… Але не тое я хацеў сказаць.

Дзякуючы апісанням дзіўных і жудасных звяроў у кнігах Эльдада з калена Данавага, сведчанням свайго папярэдніка, Беньяміна Тудэльскага, які семсот гадоў назад вырушыў на Усход, а таксама псальмам, што апяваюць хараство Ерусаліму, а яшчэ – кнізе “Цень свету”, у якой на сямі малых старонках дэталёва распісаныя сем цудаў свету, расплюшчыліся ў Беньяміна вочы і стаў ён новым чалавекам.

“З рассыпанымі на старонках кніг цудамі і дзіўнотамі, – кажа Беньямін у адным са сваіх твораў, – душа мая залунала ў надхмар’і. Госпадзе Божа ты мой! Ратуй жа! Каб жа мне пабачыць хоць сотую частку тваіх дзівосаў! Сэрца прагне за мора-ваду, розум зносіцца на крылах ветру – далёка-далёка…”

Стуль зрабілася Беньяміну ў Дармаедаўцы зацесна. Ён умацаваўся ў думцы выбрацца з мястэчка, не раўнуючы цыпляня, якое пачало цярэбіцца і вылуплівацца, каб з шалупіння выбавіцца на свет белы.

Эксперыментальны пераклад з іўрыта Паўла Касцюкевіча

Працяг будзе…

Апублiкавана 04.09.2019  19:18

ZINGERAY КРОЧЫЦЬ ПА КРАІНЕ!

Zingeray у віцебскім музеі Марка Шагала

У межах праекта “Спеўны сход” у Віцебску [29.06.2019] прайшоў Zingeray – свята габрэйскіх песень і танцаў. У Віцебск завітаў Сяржук Доўгушаў, ініцыятар спеўных сходаў, якія папулярызуюць народную песенную культуру, музычны ансамбль Bareznburger Kapeley з Менску і танцмайстарка Наталля Голава з Барысава.

Сустрэча з габрэйскай культурай праходзіла ў знакавым месцы – у дворыку музея Марка Шагала. Гасцей прадставіла віцебская вядучая спеўных сходаў Марына Булатоўская. Яна правяла распеўку, а потым разам з гасцямі віцябляне весяліліся так, нібыта вуліца Пакроўская апынулася ў мінулым часе. Калі ў Віцебску было шмат габрэйскага насельніцтва, а мова ідыш вольна суседнічала з беларускай, польскай, літоўскай ды расейскай, кажа дырэктарка музею Ірына Воранава: – На пачатку 19-га стагоддзя габрэі складалі амаль 60% ад усяго насельніцтва горада, бо праз нас праходзіла рыса аседласці. І наш музей зацікаўлены папулярызаваць габрэйскую культуру ў супольнасці з беларускай, паказваць, што яны блізкія – бо мы заўсёды жылі побач. І мы павінны так і жыць далей.

Для большасці беларусаў габрэйская культура сёння – гэта экзотыка. Для габрэяў беларуская – таксама. Але найстарэйшы артыст габрэйскай самадзейнасці Міхал Саломенскі спадзяецца, што колішняя традыцыя ўзаемапаразумення адродзіцца: – Старыя людзі сыходзяць, моладзь нічога не ведае, шмат людзей раз’ехалася… Усе нацыі здаўна жылі тут разам, і размаўлялі габрэі на беларускай мове, і ўсе адно аднаго разумелі, і ўсё было добра. І вы бачыце, як сёння ўсё добра, гэта пачатак адраджэння традыцый, гэта проста свята!

Найбліжэйшая падобная імпрэза адбудзецца ў музейным дворыку 7 ліпеня – у дзень народзінаў Марка Шагала. Арганізатары рыхтуюць вялікую канцэртную праграму, і гледачы таксама змогуць далучацца да яе ў якасці танцораў і спевакоў.

   

Ганна Ліпка, Беларускае Радыё Рацыя Фота аўтаркі

Па стане на 05.08.2019. No comments.

***

Zingeray сабраў рэкордную колькасць удзельнікаў

Спеўны сход у Гомелі Zingeray сабраў [04.08.2019]  рэкордную колькасць удзельнікаў у параўнанні з іншымі гарадамі. Больш за 150 чалавек сабраліся каля філіяла Веткаўскага музея, каб праспяваць разам габрэйскія песні на ідыш і іўрыце, а таксама па-беларуску.

Лідар гурта Vuraj і арганізатар Спеўных сходаў Сяржук Доўгушаў распавёў пра ідэю стварэння праекта Zingeray. – Я нейкі час падарожнічаў па ЗША і там пазнаёміўся шмат з габрэямі, якія эмігравалі менавіта з Беларусі і я падумаў зрабіць адраджэнне традыцый. Беларусь – гэта краіна, дзе не толькі спявалі па-беларуску, а гэта шматкультурніцкі край, у якім можна было ў свой час пачуць і мову ідыш. І вырашылі пачаць аднаўляць гэтую традыцыю, традыцыю мястэчкаў і гарадоў і пазнаёміцца з традыцыяй габрэйскіх песень. Бібліятэкар і этнограф Алена Ведзь гаворыць, што ў ХХ стагоддзі габрэі займалі значную частку насельніцтва Беларусі.

– Таму габрэй успрымаўся як нешта сваё роднае. А габрэі знаходзіліся ў так званай мяжы аселасці. Іх гналі з Еўропы, там пачаліся якраз супрацьгабрэйскія настроі. У саму Расею не пусцілі, і мяжа аселасці праходзіла па Беларусі і па Украіне. Нават у сярэдзіне ХХ стагоддзя адукаваныя людзі былі прадстаўленыя, як правіла, габрэямі. У той жа абласной бібліятэцы ў сярэдзіне ХХ стагоддзя 90% супрацоўнікаў – гэта габрэі.

Арганізатары праекту Zingeray спадзяюцца, што Спеўныя сходы стануць традыцыйнымі ў Гомелі.

 

Беларускае Радыё Рацыя

Апублiкавана 05.08.2019 14:49

Дапаўненне

У Віцебску было дужа прэкрасна. І дзядзя Мойшэ сьпяваў сваю песьню, паклалі на матыў Йіхес быццам, і ён сам проста зайчык. І музей харошы, і атмасфернае месца. А Гомель мяне вырубіў на тыдзень… Во Бабруйск – горад мячты, Магілёў таксама харошы. (Наталля Голава, г. Барысаў)  10.09.2019  19:04