Светлана Рубинчик. Военные мотивы в творчестве Максима Богдановича (1891–1917)
Продолжительное время в литературоведении господствовало представление о Максиме Богдановиче как о «певце чистой красы» (Антон Луцкевич), «жреце изящества» (Змитрок Бядуля), «госте с высокого неба» (Всеволод Игнатовский), отдаленном от шума современности. Энциклопедия 2011 г. [10] и критико-архивный сборник «Максім Багдановіч: вядомы і невядомы» [9] продемонстрировали «смены вех» в богдановичеведении, а также то, что, наверное, у каждого поколения «свой» Богданович, и к его творчеству можно подходить весьма по-разному. «Эстетический» и «утилитарный» подходы [9, с. 87] вряд ли противоречат друг другу, но мы бы хотели сосредоточиться именно на последнем и рассмотреть разные аспекты наследия поэта, в т. ч. не самые популярные.
Безуcловно, газетные тексты М. Богдановича, даром что они привлекали внимание исследователей уже десятилетия тому назад, менее известны, чем стихи – особенно хрестоматийные, включенные в сборник «Вянок». Всё же, на наш взгляд, и его публицистика во многом интересна и актуальна, она дает основание для определенных выводов, возможно, небесспорных.
Благодаря тому, что биография М. Богдановича прослежена подробно, можно с уверенностью утверждать: поэт рос гражданским лицом, далёким от армейских хлопот. То же следует сказать о его родителях и братьях. Семье Богдановичей, однако, выпало жить в эпоху больших потрясений. Российско-японская война 1904–1905 гг. ввиду своей локальности и удаленности оказала на юного Максима разве что опосредованное воздействие. До 1914 г., констатировал Григорий Железняк [9, с. 299], Богданович не писал стихи на военную тему. Но Первая мировая война не могла не отразиться на творчестве М. Богдановича, к тому времени спелого поэта и публициста. Переживал он не только за Родину, но и за младшего брата Льва (1894–1918), математика, который добровольно покинул Московский университет, поступил в Александровское военное училище и попал на фронт [6, с. 22].
На первом этапе войны М. Богданович, похоже, верил в её скорое завершение и выступал в роли апологета российских войск. Об этом свидетельствуют некоторые фрагменты из его брошюр, оперативно изданных в серии «Библиотека войны». В очерке об Угорской Руси говорится следующее: «Разбив австрийскую армию, русские войска прошли через Ужокский перевал и хлынули на горные долины по ту сторону Карпат. Теперь мы накануне “генерального разграничения” с нашими соседями» [4, с. 64-65]. Даже большим оптимистом оказался Богданович в очерке «Братья-чехи», апубликованном в том же августе 1914 г.: «В мировой войне, развернувшейся на наших глазах, победа явно начинает склоняться на сторону России и союзных с ней держав. Быть может, недалек уже тот час, когда Германии и Австрии будет нанесен решающий удар… славянские земли, входящие в состав названных немецких государств, должны быть в любом случае выделены из их границ. Это является заветной надеждой целого ряда славянских народов. Это необходимо для самой России» [4, с. 66].
Непросто в наше время оценить обоснованность следующих слов, касающихся надежд на единение славян: «Многие тысячи людей сейчас умирают на полях боев с мыслью о близости исполнения этих надежд» [4, с. 66]. Панславистские идеи летом 1914 г., несмотря на подъем патриотизма в разных слоях общества, всё-таки не увлекали даже российский офицерский корпус, не говоря о подавляющем большинстве солдат. По всей видимости, М. Богданович, студент юридического лицея в Ярославле, ещё не имел непосредственных контактов с бойцами, и писал очерки для московского издательства, руководствуясь возвышенными, а в то же время абстрактно-наивными представлениями о войне. Виленская редакция газеты «Наша Ніва», которая находилась значительно ближе к фронту и состояла из более зрелых людей, с самого начала высказывалась куда более скептически: «С востока плывут волны громадной российской армии, с запада – немецкой, и кто знает, не здесь ли – на наших полях – произойдёт страшная битва народов, такая кровавая, какой мир давно не видел?!…» (статья «Война началась») [11, с. 1]. Правда, в следующем номере та же «НН» прогнозировала, что «война не затянется: слишком много жертв забирает она, слишком много денег нужно на то, чтобы прокормить миллионные армии» (статья «На войне») [12, с. 1].
Следует отметить, что в первые месяцы многие интеллектуалы России – в частности, писатели – заняли проправительственную позицию, согласившись забыть о «внутренних распрях» [1, с. 10]. Однако вскоре они были разочарованы ходом событий. Утратил веру в скорое разрешение всемирного конфликта и пользу от войны для славянских народов и М. Богданович. На первом же году войны он сочиняет стихотворение «Ой, грымі, грымі, труба…», где передает трагедию бедолаги Янки и его жены: «Он нашёл другую жену, / Чужую сторонку – / В чистом поле на ней женился, / Пулей обручился» [2, с. 436].
В известном стихотворении 1915 г. «Як Базыль у паходзе канаў…» герой прощается с родной стороной, семьёй, товарищами. Очевидно, гибнет он не за свои интересы… Черновик произведения ещё более отчётливо показывал чужеродность войны для крестьянина: «Взяли хлопца, взяли хлопца в москали [т.е. в российское войско], / В далёкую сторонку повезли…» [2, с. 638].
Война в произведениях Богдановича – нечто иррациональное, явление, с которым невозможно управиться обычными средствами. Может быть поэтому, по Железняку, «в стихах Богдановича о войне нет, как у Купалы, открытых заявлений о своём к ней отношении и чётко сформулированных публицистических деклараций» [9, с. 300]. Жуткость выявляется не через прямое осуджение, и даже не «сама по себе», а пунктирно – посредством деталей, импрессий, что особенно характерно для миниатюры «Страшное». Возможно, автор построил ее на реальных фактах, ибо придумать эпизод с муравьём, который прополз па глазу убитого, гражданскому человеку было бы сложно…
Олег Лойко комментировал произведение так: «Поистине жуткую картину нарисовал Богданович. Мощным антивоенным протестом наполнил он ее. Великий гуманист, войну он ненавидел и всю ее античеловечность стремился выявить миниатюрой “Страшное”» [8, с. 239]. Мы полагаем, что мощь протеста в этом случае преувеличивать всё-таки не следует, тем более что героя миниатюры (Семёнова) не напугали убитые и искалеченные снарядами товарищи: «На то и война. Ко всему привыкает человек». Произведение можно трактовать и как попытку поэта адаптироваться к ненормальной ситуации, в которой находилась Россия середины 1910-х гг. – вполне естественную попытку выговориться и «закрыть гештальт».
Искуственным представляется нам и попытка вычитать «протест против империалистической войны» в стихотворении «Я хацеў бы спаткацца з Вамі на вуліцы…» Наум Лапидус, доказывая, что «М. Богданович никогда не восхвалял войну», посчитал, что именно война в названном стихотворении принесла «споры и распри, боль и горе…» [7, с. 13]. Между тем указанное произведение имеет метафизически-философский, а не публицистический характер; очевидно, поэта прежде всего расстраивала извечная дисгармония человеческих отношений.
Упрёк М. Богдановичу в том, что он «не смог разобраться в империалистическом характере войны, не смог подняться до мысли о необходимости превращения войны империалистической в войну гражданскую» [7, с. 13], сделанный тем же Н. Лапидусом, можно было бы рассматривать как курьёз или пережиток вульгарного социологизаторства 1930-х, отбросив автоматически. Однако, если ответить по существу, то М. Богданович на самом деле не ставил перед собой цели «разобраться в характере войны»; он реагировал на катастрофу Европы и России, как умел, как ему подсказывало сердце.
Комментируя стихотворение об убитом Яне, относящееся к концу 1914-го или началу 1915 г., Григорий Берёзкин вдумчиво отметил: «Герой Богдановича, умирающий от вражьей пули, не вынашивает “государственных” мыслей о целях и перспективах “кампании”…» [5, с. 151]. И действительно, свои чувства поэт чаще всего доверял героям. В стихотворении «Цёмнай ноччу лучына дагарала…» сестра приносит письмо солдатке и плачет: «Ой, забили Артёма, забили, / В неведомой сторонке зарыли; / Ой, забили Артёма шрапнелью, / Метель его покрывает белой белизной» [2, с. 277]. Поэт в глубоком тылу, освобожденный от военной службы, как будто стыдится сам оплакивать убитых…
«Объективированный» взгляд на войну сохранял М. Богданович в публицистике, прежде всего это касается статей о беженцах: «В гостях у детей», «Мытарства беженцев» и др. Автор не углубляется в поиск виновных в том, что дети и взрослые в 1916 г. испытали большие беды; он ограничивается описанием ситуации и частными предложениями, как улучшить ситуацию. Столь же «суховато», по-деловому обозревал М. Богданович работу общества, в котором работал с осени 1916 г.: «В сентябре 1915 г. от напора немцев бросились в Минскую губернию десятки и сотни тысяч белорусов… Помощь несчастным крайне была нужна. За нее взялся незадолго до того учрежденный в Минске отдел Белорусского общества для помощи потерпевшим от войны» и т. д. [4, с. 190].
Здесь можно возразить, что соответствующего стиля требовал жанр обзоров, которые готовил М. Богданович. Но похоже, что больной поэт не взялся бы за такие обзоры, да и за работу в комитете, если бы не имел внутренней потребности в негромкой «органической» работе, направленной на смягчение последствий войны. Более эмоционально он реагировал на события в своей статье «Забытый путь», написанной в конце 1915 г., когда автор ещё находился за пределами Беларуси: «Тяжелый удар приняла на себя наша страна: на ее просторах сошлись миллионные армии, устраиваются битвы, всё уничтожается, хозяйство гибнет, не тысячи, а сотни тысяч людей вынуждены бросать всё своё и идти по нязмераным дoрогам дальше, а куда – неизвестно…» [3, с. 286].
Резюмируя, отметим, что военные мотивы в творчестве М. Богдановича занимают относительно небольшое место. Его отношение к войне быстро эволюционировало от сдержанно-оптимистического к пессимистическому. В 1914–1917 гг. поэт иногда пытался игнорировать ее, и тогда писал стихотворения и статьи на совсем иные темы, а порой трактовал как нашествие, как тяжелую непредсказуемую болезнь, с последствиями которой, однако, можно и нужно бороться.
Литература
- Аверченко А., Тэффи. Юмористические рассказы. – Минск, 1990.
- Багдановіч М. Поўны збор твораў у трох тамах. Т. І. – 2-е выд. – Мінск, 2001.
- Багдановіч М. Поўны збор твораў у трох тамах. Т. ІI. – 2-е выд. – Мінск, 2001.
- Багдановіч М. Поўны збор твораў у трох тамах. Т. ІII. – 2-е выд. – Мінск, 2001.
- Бярозкін Р. Чалавек напрадвесні. – Мінск, 1986.
- Галузо И., Урбан В. Задачи по физике и математике в «Вестнике опытной физики и элементарной математики»: современный взгляд // Современное образование Витебщины. – № 3(9). – 2015.
- Лапідус Н. Максім Багдановіч – паэт, крытык і перакладчык. – Мінск, 1957.
- Лойка А. Максім Багдановіч. – Мінск, 1966.
- Максім Багдановіч: вядомы і невядомы / Уклад. і камент. Ц.В. Чарнякевіча; прадм. і гласарый Ю.В. Пацюпы. – Мінск, 2011.
- Максім Багдановіч. Энцыклапедыя / Склад. Саламевіч І.У., Трус М.В. – Мінск, 2011.
- Наша Ніва. – № 29. – 1914. – 25 ліп.
- Наша Ніва. – № 30. – 1914. – 1 жн.
Источник: Рубінчык, С. В. Ваенныя матывы ў творчасці Максіма Багдановіча // Максім Багдановіч: дыялог з часам (асоба пісьменніка і яго творчасць у сусветным дыскурсе XX-XXI стст.: матэрыялы Міжнароднай навук.-практ. канферэнцыі, Мінск, 21 снежня 2016 г. / Літ. музей Максіма Багдановіча; уклад. М. М. Запартыка. – Мінск: РІВШ, 2017. – С. 92–96.
Перевод с белорусского belisrael
Репродукция картины Моноса Моносзона «Максим Богданович и Змитрок Бядуля в 1916 г. в Минске» (1974). Отсюда
См. также на нашем сайте публикацию 2016 г.: Maksim Bahdanovič & the Jews / Багдановіч і яўрэі (паэту – 125)
Опубликовано 09.12.2021 00:05
Водгук
А ўвогуле — цікавая думка: У. У. Маякоўскі vs М. А. Багдановіч (альбо наадварот)!..
Гэтак жа, як Маякоўскі пісаў, што «няма яму без камунізму любві», так і Багдановіч пісаў, што «добра быць коласам; але шчаслівы той, каму дадзена быць васільком. Бо нашто каласы, калі няма васількоў?». Так што «антыўтылітарныя» ўяўленні пра Максіма Адамыча — такая ж даніна таму, якім ён хацеў, каб яго бачылі, як і ўяўленні пра рэвалюцыянера-Маякоўскага (магчыма, і тыя, і тыя можна лічыць апошняй воляй аўтараў). Вядома, вяртаючыся да супрацьпастаўлення класіцызм vs рамантызм, гэта яшчэ залежыць ад «рамантычнасці» Багдановіча: наколькі ён бы хацеў абмяжоўвацца адным аўтабіяграфічным наратывам…
Адносінамі да Першай сусветнай вайны абодва паэты таксама падобныя: «Война. Принял взволнованно. Сначала только с декоративной, с шумовой стороны. Плакаты заказные и, конечно, вполне военные. Затем стих. “Война объявлена”» (з далейшымі падрабязнасцямі пра спробу запісу дабраахвотнікам; пра спробу прыкінуцца чарцёжнікам і аўтамабільную школу і г. д.). «Дэкаратыўны, шумавы бок» першых плакатаў можна ўбачыць, напрыклад, тут (дваццацітомнік, здаецца, да плакатаў яшчэ не дайшоў; але, калі пагугліць, можна знайсці выкладзенае аматарамі…).
Пётр Рэзванаў, г. Мінск
Дадана 09.12.2021 21:37