Tag Archives: газета «Савецкая Беларусь»

Два лёсы шахматыстаў-ваяроў / Две судьбы шахматистов-воинов

(перевод на русский см. ниже)

Пра Гаўрылу Мікалаевіча Верасава (1912–1979) у сучасным шахматным свеце ведаюць нямала; у прыватнасці таму, што сярод закрытых пачаткаў існуе дэбют Верасава (1.d4 d5 2.Kc3). Ён не самы папулярны, але карэктны для белых, дагэтуль ужываны вядучымі гросмайстрамі. У 2002 і 2012 гг. у Беларусі выйшлі дзве біяграфічныя кнігі, прысвечаныя Верасаву. У 2004 г. Віктар Купрэйчык і Мікалай Царанкоў уклалі брашуру «120 лучших комбинаций Г. Н. Вересова».

Імя Ісака Якаўлевіча Мазеля (1911–1945) менш на слыху – відаць, з прычыны пераезду яго з роднага Мінска ў Маскву (1933 г.). А між тым абодва ў 1930-х гадах былі лідарамі беларускай шахматнай супольнасці, абодва даволі рана сталі майстрамі спорту (Мазель – у 1931 г., Верасаў – у 1937 г.), гулялі творча, самабытна… Абодва годна праявілі сябе ў Вялікую Айчынную вайну. Яшчэ адна супольная рыса – і Верасаў, і Мазель цікавіліся шахматнай кампазіцыяй, складалі задачы.

Ісак Мазель нарадзіўся ў сям’і ўрача ў снежні 1911 г., уварваўся ў шахматнае жыццё Беларусі ў 13-14 гадоў. Скончыўшы прафесійную школу дрэваапрацоўшчыкаў, ён паспяхова сумяшчаў гульню і арганізацыйную працу. Гуляў у чэмпіянатах роднага горада, выступіў за маладзёжную зборную на камандным першынстве БССР 1928 г. – і ў 1931 г. «дарос» да таго, што здабыў права на ўдзел у чэмпіянаце Савецкага Саюза.

Ён не першы з прадстаўнікоў Беларусі гуляў у чэмпіянатах Саюза, аднак яго вынік выявіўся на той час найлепшым: 8-9-е месцы з 18 (да 1931 г. дэлегаты БССР часцей займалі месцы ў ніжняй частцы табліцы). Так малады мінчанін – тагачасны кіраўнік шахсекцыі беларускіх прафсаюзаў – другім па ліку ў рэспубліцы атрымаў званне майстра. Уладзіслаў Сіліч з Віцебска дабіўся пасвячэння ў майстры на пару гадоў раней.

Нешматлікасць у Беларусі кваліфікаваных шахматыстаў, цяжкасці, выкліканыя калектывізацыяй, а магчыма, і сямейныя абставіны падштурхнулі Мазеля перабрацца ў больш «шахматную» і заможную Маскву. Там ён меў аналагічную пасаду (інструктар па шахматах пры Усесаюзным савеце прафсаюзаў), дзякуючы чаму аб’ездзіў увесь СССР з лекцыямі і сеансамі адначасовай гульні. Нядобразычліўцы параўноўвалі яго з Астапам Бэндэрам, а сучасны іркуцкі даследчык Раміль Мухаметзянаў адгукаецца пра нашага земляка паважліва: «якім бы ні быў Мазель, менавіта ён ездзіў па шахматных справах і ў Іркуцк, і ў Улан-Удэ, і яшчэ далей – да чорта ў балота. Дзякуй яму, ён для Сібіры нешта зрабіў, і гэта галоўнае».

Доля ісціны ў перадваеннай крытыцы ўсё ж была, таму што Мазель, абцяжараны сям’ёй (яго жонкай была Вольга Рубцова – будучая чэмпіёнка свету па шахматах), у другой палове 1930-х сапраўды больш цікавіўся не кшталцаваннем уласнага таленту, а пошукам «зоны камфорту». У выніку цярпела якасць яго гульні, і калі ў 1933–1934 гг. ён лічыўся адным з самых перспектыўных савецкіх шахматыстаў (пасля прызавога месца ў чэмпіянаце Масквы яму даверылі згуляць матч з аўстрыйскім маэстра Гансам Кмохам, якога Мазель увосень 1934 г. адолеў), то ў канцы 1939 г. яго дыскваліфікавалі на год… Усё ж, як паказалі далейшыя падзеі, гулец захаваў і любоў да шахмат, і майстэрства.

Ісак Мазель выйграў самы цяжкі ваенны чэмпіянат Масквы, які ладзіўся ў канцы 1941 – пачатку 1942 гг. пад гукі стрэлаў і трывожных сірэн. Пасля партый ён вяртаўся на фронт, які стаяў зусім блізка.

Гросмайстар Юрый Авербах (1922 г. нар.) успомніў у 2012 г., што Мазель быў вельмі рассеяны; калі ён прыбываў на чэмпіянат у канцы 1941 г., яго не раз забіраў патруль – або за неакуратнасць у форме адзення, або за тое, што забываўся аддаваць чэсць. Каменданту Масквы генералу Сінілаву даводзілася вызваляць майстра з-пад варты.

Лейтэнант Мазель не дажыў да перамогі некалькіх тыдняў – 31 сакавіка 1945 г. памёр ад тыфу ў шпіталі. Пахаваны ў Ташкенце, магілу знайсці не ўдалося.

Гаўрыла Верасаў пасля школы працаваў арматуршчыкам (будаваў і Дом друку ў Мінску). З 1933 г. вучыўся ў БДУ на матэматыка, вёў шахматныя аддзелы ў газетах і адначасна займаўся, як цяпер бы сказалі, трэнерскай працай. Калі ў Мінску адчыніўся Палац піянераў (1936), то Г. Верасаў навучаў яго выхаванцаў, і ў канцы 1930-х меў ужо некалькіх таленавітых вучняў.

Першы прыкметны спартыўны поспех Г. Верасава – 1-е месца ў чэмпіянаце Менска (1933). Далей былі перамогі ў чэмпіянатах Беларусі (1936, 1939…), гульня ў чэмпіянатах СССР. Лепшы вынік быў дасягнуты ў 1940 г.; 7-9-е месцы з 20 і сенсацыйны выйгрыш у гросмайстра Паўля Кераса, тагачаснага прэтэндэнта на сусветнае першынство.

Выклікае павагу тое, што Г. Верасаў, які мог бы эвакуявацца з начальствам у чэрвені 1941 г., добраахвотнікам пайшоў на фронт. Служыў пасыльным медсанбата, і невядома, як склаўся б яго лёс, калі б не папулярнасць шахмат у Савецкім Саюзе. Пісьменнік Іван Стаднюк (1920-1994), у 1941 г. – рэдактар дывізійнай газеты «Ворошиловский залп», успамінаў:

Неўзабаве з’явіўся ў нас яшчэ адзін супрацоўнік. Я літаральна знайшоў яго ў лесе: выпадкова натрапіў на чырвонаармейца, які сядзеў на пні і сам з сабою гуляў у шахматы. Убачыўшы мяне, ён ускочыў, падняў карабін, які ляжаў побач, увабраў гімнасцёрку і вінавата заўсміхаўся.

– Хто такі? – спытаў я, гледзячы ў яго шырокі сялянскі твар, насцярожаныя шэрыя вочы.

– Чырвонаармеец Верасаў! Пасыльны медсанбата сёмай гвардзейскай!

Партыя ў шахматы паспрыяла знаёмству, і Стаднюк узяў Верасава ў газету літаратурным супрацоўнікам. Шахматыст-карэспандэнт не сядзеў за спінамі таварышаў: «вылучаўся смеласцю, што межавала з неабачлівасцю: у дзённы час, здаралася, поўзаў у баявую ахову, выклікаючы на сябе агонь нямецкіх снайпераў і асуджальныя вокрыкі з нашых назіральных пунктаў». Быў цяжка паранены, колькі месяцаў лячыўся ў шпіталі, потым вярнуўся ў строй і даслужыўся да звання капітана. На чэмпіянат СССР па шахматах, які адбыўся ў Маскве (1944), беларус прыходзіў яшчэ ў ваеннай форме.

Пасля вайны Гаўрыла Верасаў абараніў кандыдацкую дысертацыю па гісторыі, выбіраўся ў Вярхоўны Савет БССР, кіраваў таварыствам дружбы з замежнымі краінамі, федэрацыяй шахмат Беларусі. Сярод іншага, ажыццявіў даваенную ідэю свайго калегі Мазеля: у 1950-я гг. дабіўся правядзення ў Мінску таварыскіх матчаў паміж беларускімі гульцамі і шахматыстамі замежжа (Польшчы, Венгрыі).

Вольф Рубінчык.

Сяброўскія шаржы на Г. Верасава (1940) і І. Мазеля (1941) / Дружеские шаржи на Г. Вересова (1940) и И. Мазеля (1941)

*

Рашыце задачу на мат за 2 хады / Решите задачу на мат в 2 хода

Г. Верасаў («Савецкая Беларусь», 1929)

Апублікавана ў часопісе «Роднае слова», № 5, 2019

Перевод:

*

Две судьбы шахматистов-воинов

О Гаврииле Николаевиче Вересове (1912-1979) в современном шахматном мире знают немало; в частности потому, что среди закрытых начал существует дебют Вересова (1.d4 d5 2.Kc3). Он не самый популярный, но корректный для белых и до сих пор используется ведущими гроссмейстерами. В 2002 и 2012 гг. в Беларуси вышли две биографические книги, посвященные Вересову. В 2004 г. Виктор Купрейчик и Николай Царенков подготовили брошюру «120 лучших комбинаций Г. Н. Вересова».

Имя Исаака Яковлевича Мазеля (1911-1945) меньше на слуху – видимо, по причине его переезда из родного Минска в Москву (1933). А между тем оба в 1930-е годы были лидерами белорусского шахматного сообщества, оба довольно рано стали мастерами спорта (Мазель – в 1931 г., Вересов – в 1937 г.), играли творчески, самобытно… Оба достойно проявили себя в Великую Отечественную войну. Еще одна общая черта – и Вересов, и Мазель интересовались шахматной композицией, составляли задачи.

Исаак Мазель родился в семье врача в декабре 1911 г., ворвался в шахматную жизнь Беларуси в 13-14 лет. Окончив профессиональную школу деревообделочников, он успешно совмещал игру и организационную работу. Выступал в чемпионатах родного города, за молодежную сборную на командном первенстве БССР 1928 г. – и в 1931 г. «дорос» до того, что получил право на участие в чемпионате Советского Союза.

Он не первым из представителей Беларуси играл в чемпионатах Союза, но его результат оказался на то время наилучшим: 8-9-е места из 18 (до 1931 г. делегаты БССР обычно занимали места в нижней части таблицы). Так молодой минчанин – тогдашний руководитель шахсекции белорусских профсоюзов – вторым по счету в республике получил звание мастера. Владислав Силич из Витебска добился посвящения в мастера на пару лет раньше.

Немногочисленность в Беларуси квалифицированных шахматистов, трудности, вызванные коллективизацией, а возможно, и семейные обстоятельства подтолкнули Мазеля перебраться в более «шахматную» и зажиточную Москву. Там он имел аналогичную должность (инструктор по шахматам при Всесоюзном совете профсоюзов), благодаря чему объездил весь СССР с лекциями и сеансами одновременной игры. Недоброжелатели сравнивали его с Остапом Бендером, а современный иркутский исследователь Рамиль Мухометзянов отзывается о нашем земляке уважительно: «…каким бы ни был Мазель, именно он ездил по шахматным делам и в Иркутск, и в Улан-Удэ, и еще дальше – к черту на кулички. Так что спасибо ему, он для Сибири кое-что сделал, и это главное».

Доля истины в довоенной критике всё же была, потому что Мазель, обремененный семьей (его женой была Ольга Рубцова – будущая чемпионка мира по шахматам), во второй половине 1930-х гг. действительно больше интересовался не усовершенствованием собственного таланта, а поиском «зоны комфорта». В результате страдало качество его игры, и если в 1933-1934 гг. он считался одним из самых перспективных советских шахматистов (после призового места в чемпионате Москвы ему доверили сыграть матч с австрийским маэстро Гансом Кмохом, которого Мазель осенью 1934 г. одолел), то в конце 1939 г. его дисквалифицировали на год… Всё же, как показали дальнейшие события, игрок сохранил и любовь к шахматам, и мастерство.

Исаак Мазель выиграл самый трудный военный чемпионат Москвы, который был устроен в конце 1941 – начале 1942 г. под звуки выстрелов и тревожных сирен. После партий он возвращался на фронт, стоявший совсем близко.

Гроссмейстер Юрий Авербах (1922 г. р.) вспомнил в 2012 г., что Мазель был очень рассеянный: когда он прибывал на чемпионат в конце 1941 г., его не раз забирал патруль – то ли за неаккуратность в форме одежды, то ли за то, что забывал отдавать честь. Коменданту Москвы генералу Синилову (любителю шахмат) приходилось освобождать мастера из-под стражи.

Лейтенант Мазель не дожил до победы нескольких недель – 31 марта 1945 г. умер от тифа в госпитале. Похоронен в Ташкенте, могилу найти не удалось.

Гавриил Вересов после школы работал арматурщиком (строил и Дом печати в Минске). С 1933 г. учился в БГУ на математика, вел шахматные отделы в газетах и одновременно занимался, как теперь сказали бы, тренерской работой. Когда в Минске открылся Дворец пионеров (1936), Г. Вересов обучал его питомцев и в конце 1930-х г. имел уже нескольких талантливых учеников.

Первый заметный спортивный успех Г. Вересова – 1-е место в чемпионате Минска (1933). Дальше были победы в чемпионатах Беларуси (1936, 1939…), игра в чемпионатах СССР. Наилучший результат был достигнут в 1940 г.: 7-9-е места из 20 и сенсационный выигрыш у гроссмейстера Пауля Кереса, тогдашнего претендента на первенство в мире.

Вызывает уважение то, что Г. Вересов, который мог бы эвакуироваться с начальством в июне 1941 г., добровольцем пошел на фронт. Служил посыльным медсанбата, и неизвестно, как сложилась бы его судьба, если бы не популярность шахмат в Советском Союзе. Писатель Иван Стаднюк (1920-1994), в 1941 г. – редактор дивизионной газеты «Ворошиловский залп», вспоминал: «Вскоре появился у нас еще один сотрудник. Я буквально нашел его в лесу: случайно наткнулся на красноармейца, который сидел на пне и играл сам с собой в шахматы. Увидев меня, он испуганно вскочил, поднял лежавший рядом карабин, повесил на плечо, заправил под ремнем гимнастерку и виновато заулыбался.

– Кто такой? – спросил я, глядя в его широкое крестьянское лицо, настороженные серые глаза.

– Красноармеец Вересов! Посыльный медсанбата седьмой гвардейской!»

Партия в шахматы поспособствовала знакомству, и Стаднюк взял Вересова в газету литературным сотрудником. Шахматист-корреспондент не сидел за спинами товарищей: «отличался храбростью, граничившей с неосмотрительностью: в дневное время, бывало, ползал в боевое охранение, вызывая на себя огонь немецких снайперов и осуждающие окрики с наших наблюдательных пунктов». Был тяжело ранен, несколько месяцев лечился в госпитале, затем вернулся в строй и дослужился до звания капитана. На чемпионат СССР по шахматам, который состоялся в Москве (1944), белорус приходил еще в военной форме.

После войны Гавриил Вересов защитил кандидатскую диссертацию по истории, избирался в Верховный Совет БССР, руководил Обществом дружбы с зарубежными странами, федерацией шахмат Беларуси. Среди прочего осуществил довоенную идею своего коллеги Исаака Мазеля: в 1950-е гг. добился проведения в Минске товарищеских матчей между белорусскими игроками и шахматистами зарубежья (Польши, Венгрии).

Вольф Рубинчик.

(журнал «Роднае слова», Минск, № 5, 2019)

Опубликовано 26.07.2019  16:14

Рубінчык пра шахматы і літаратуру/ Рубинчик о шахматах и литературе

Шахматы і беларуская літаратура: што супольнага?

(перевод на русский ниже)

Шахматы – зразумела, калі займацца імі ў меру, – як і высокая літаратура, будзяць у чалавеку добрае, удасканальваюць ягоны розум, заахвочваюць да шляхетных паводзінаў. Тут я не адкрываю Амерыкі, яшчэ Бенджамін Франклін, адзін з айцоў-заснавальнікаў Злучаных Штатаў, адзначаў у сваім эсэ «Мараль шахмат» (1779): «Гуляючы ў шахматы, мы можам навучыцца прадбачлівасці, уменню зазіраць у будучыню і ўзважваць наступствы пэўнага кроку… Праз шахматы мы набываем звычку спадзявацца на спрыяльныя змены і настойліва шукаць рэсурсы, каб гэтыя змены адбыліся».

Цешыць той факт, што ў апошнія гады людзі беларускай мовы і культуры ўсё часцей цікавяцца як самой гульнёй, так і ейнай гісторыяй. У 2007 г. аднавіліся рэгулярныя спаборніцтвы па шахматах сярод літаратараў Беларусі, што нефармальна ладзіліся ў БССР у 1930-я гг. Адкрываюцца групы для навучання гульні ў шахматы па-беларуску, а ў 2017 г. у Мінску з’явіўся клуб «Шахматны дом», дзе ў якасці асноўнай мовы была выбрана беларуская.

Амаль усё мінулае стагоддзе сярод шахматыстаў нашага краю панавалі іншыя мовы; мабыць, таму беларускамоўны падручнік па шахматах дагэтуль не ўбачыў свет. Аднак ужо ў 1924 г. у газеце «Савецкая Беларусь» друкавалася першая шахматная рубрыка на роднай мове (вёў яе шматразовы чэмпіён Менска Антон Касперскі). У 1927 г. у той жа газеце можна было прачытаць, што «беларуская шахматная тэрміналёгія ўжо распрацавана і ўнесена т. Шукевічам у Інстытут Беларускае Культуры. Пытаньне будзе абгаворвацца на адкрытым сходзе слоўнікавае камісіі Інбелкульту». Радзівон Шукевіч-Траццякоў – рэдактар шэрагу беларускіх выданняў, першы старшыня ўсебеларускай шахматнай секцыі (з 1924 г.), у 1930-х гг. – метадыст шахматна-шашачнага клуба ў сталіцы. Ягоную працу падхапілі нашы сучаснікі: нашмат пазней малады шахматыст Павел Ламака прынёс у рэдакцыю мінскага часопіса «Шахматы», створанага ў 2003 г., уласную версію руска-беларускага шахматнага слоўніка.

Шахматы ўспрымаліся як неад’емная частка культуры многімі майстрамі слова першай паловы ХХ ст. Ахвотна сядалі за дошку, напрыклад, паэты Альберт Паўловіч, Алесь Гарун… З розных крыніц, у прыватнасці з эсэ Алеся Бельскага «Іх цуд згаснуць духу не дае…» (2003), нямала вядома пра шахматную актыўнасць Янкі Купалы, Якуба Коласа, Кандрата Крапівы, Аркадзя Куляшова, а таксама мовазнаўцаў Мікалая Бірылы, Міхася Судніка ды іншых. Сярод беларускіх літаратараў, якія пісалі на мове ідыш, вылучаліся як аматары шахмат Зэлік Аксельрод, Майсей Кульбак, Эля Савікоўскі.

Напэўна, самыя драматычныя шахматныя партыі ў беларускай літаратуры былі выяўлены дзякуючы Уладзіміру Караткевічу, які надзяліў галоўнага героя «Ладдзі роспачы» і дошкай з фігурамі, і дарам гульца. Твор пра змаганне Вылівахі са Смерцю – не толькі алегорыя, ён мае пад сабою пэўны гістарычны грунт. Даследчыца Аляксандра Кілбас пісала пра старажытнабеларускія землі, што «апрача ўдзелу ў прыёмах або паляванні сапраўдны рыцар павінен быў умець гуляць у шахматы і шашкі (“варцабы”)… Уменне гуляць у арыстакратычныя гульні (шахматы і шашкі) з’яўлялася неабходным элементам культуры і для мужчын, і для жанчын». Такім чынам, шахматныя партыі дадаткова падкрэсліваюць арыстакратызм Гервасія Вылівахі, і сумотна было назіраць, як стваральнік мультфільма паводле «Ладдзі Роспачы» замяніў іх на гульню ў косці.

І пасля Караткевіча многія пісьменнікі скарыстоўвалі шахматы ў сваіх сюжэтах. Яркі прыклад – апавяданне «Цугцванг» (1995) Андрэя Федарэнкі, твор з дэтэктыўным прысмакам. Знайшоўшы рашэнне шахматнай задачы, герой мог бы атрымаць прыхаванае золата: «Пешка ў белых знаходзіцца акурат за два хады да апошняй лініі… тут патлумачу крыху, калі Вы не ведаеце, грамадзянін следчы. Справа ў тым, што калі пешка ступіць на апошнюю лінію, яна мае права ператварыцца ў любую фігуру. Вядома, звычайна шахматысты выбіраюць самую моцную ферзя. У гэтым і быў парадокс мініяцюры Адамавіча: пешка, дасягнуўшы апошняй лініі, ператваралася не ў моцную фігуру, а ў лёгкую у каня, і чорныя аўтаматычна атрымлівалі мат». Амаль гэткую ж задачу я склаў у 1990 г., калі вучыўся ў школе, а надоечы паказаў самому А. Федарэнку… Натуральна, аўтар «Цугцвангу» адразу развязаў яе. Прапаную чытачам «Роднага слова» зрабіць тое самае.

Белыя: Крh4, Kh5, пп: f7, g7 (4)

Чорныя: Крh6, па2 (2)

Мат за 2 хады.

Вольф Рубінчык, г. Мінск

(Крыніца: часопіс «Роднае слова», Мінск, № 4, 2018)

PS. У № 6, 2018 «Роднага слова» – працяг роздумаў В. Рубінчыка пра шахматы ўвогуле і ў Беларусі ў прыватнасці.

Радзівон Шукевіч-Траццякоў гуляе ў шахматы з жонкай (назірае Ф. Дуз-Хацімірскі) / Родион Шукевич-Третьяков играет в шахматы с женой (наблюдает Ф. Дуз-Хотимирский)

* * *

Перевод на русский язык, специально для belisrael.info:

Шахматы и белорусская литература: что общего?

Шахматы – понятно, если заниматься ими в меру – как и высокая литература, будят в человеке доброе, совершенствуют его ум, поощряют к благородному поведению. Здесь я не открываю Америку, еще Бенджамин Франклин, один из отцов-основателей Соединенных Штатов, отмечал в эссе «Нравственность игры в шахматы» (1779): «Играя в шахматы, вы можете научиться предвидению, осмотрительности и осторожности, умению делать ходы не слишком поспешно… Мы приобретаем привычку не падать духом при данном состоянии наших дел, надеяться на благоприятное изменение и упорно продолжать поиски новых возможностей».

Радует тот факт, что в последние годы люди белорусского языка и культуры всё чаще интересуются как самой игрой, так и её историей. В 2007 г. возобновились регулярные соревнования по шахматам среди литераторов Беларуси, которые неформально устраивались в БССР 1930-х годов. Открываются группы для обучения шахматам по-белорусски, а в 2017 г. в Минске появился клуб «Шахматный дом», где в качестве основного языка был выбран белорусский.

Почти всё минувшее столетие среди шахматистов нашего края доминировали иные языки; возможно, по этой причине белорусскоязычный учебник по шахматам до сих пор не увидел свет. Однако уже в 1924 г. в газете «Савецкая Беларусь» печаталась первая шахматная рубрика на родном языке (вёл её многократный чемпион Минска Антон Касперский). В 1927 г. в той же газете можно было прочесть, что «белорусская шахматная терминология уже разработана и внесена т. Шукевичем в Институт Белорусской Культуры. Вопрос будет обсуждаться на открытом собрании словарной комиссии Инбелкульта». Родион Шукевич-Третьяков – редактор ряда белорусских изданий, первый председатель Всебелорусской шахматной секции (с 1924 г.), в 1930-х – методист шахматного клуба в столице. Его труд подхватили наши современники; значительно позже молодой шахматист Павел Ломако принёс в редакцию минского журнала «Шахматы», созданного в 2003 г., собственную версию русско-белорусского шахматного словаря.

Шахматы воспринимались как неотъемлемая часть культуры многими мастерами слова первой половины ХХ в. Охотно садились за доску, например, поэты Альберт Павлович, Алесь Гарун… Из разных источников, в частности из эссе «Их чудо угаснуть духу не дает…» (2003) Алеся Бельского, немало известно о шахматной активности Янки Купалы, Якуба Коласа, Кондрата Крапивы, Аркадия Кулешова, а также языковедов Николая Бирилло, Михаила Судника и других. Среди белорусских литераторов, писавших на языке идиш, выделялись как любители шахмат Зелик Аксельрод, Моисей Кульбак, Эля Савиковский.

Наверное, самые драматические шахматные партии в белорусской литературе были показаны благодаря Владимиру Короткевичу, который наделил главного героя «Ладьи отчаяния» и доской с фигурами, и даром игрока. Произведение о борьбе Выливахи со Смертью – не только аллегория, оно имеет под собой некоторую историческую основу. Исследовательница Александра Килбас писала о древнебелорусских землях, что «помимо участия в приёмах и охоте настоящий рыцарь должен был уметь играть в шахматы и шашки («варцабы»)… Умение играть в аристократические игры (шахматы и шашки) являлось необходимым элементом культуры и для мужчин, и для женщин». Таким образом, шахматные партии дополнительно подчёркивают аристократизм Гервасия Выливахи, и грустно было наблюдать, как создатель мультфильма по мотивам «Ладьи Отчаяния» (1987) заменил их игрой в кости.

И после Короткевича многие писатели использовали шахматы в сюжетах. Яркий пример – рассказ «Цугцванг» (1995) Андрея Федаренко, произведение с детективным привкусом. Найдя решение шахматной задачи, герой мог бы получить припрятанное золото: «Пешка у белых находится аккурат за два хода до последней линии… тут объясню немного, если Вы не знаете, гражданин следователь. Дело в том, что если пешка ступит на последнюю линию, она может превратиться в любую фигуру. Конечно, обычно шахматисты выбирают самую сильную – ферзя. В этом и был парадокс миниатюры Адамовича: пешка, достигнув последней линии, превращалась не в сильную фигуру, а в лёгкую – коня, и чёрные автоматически получали мат». Почти такую же задачу я составил в 1990 г., когда учился в школе, а недавно показал самому А. Федаренко… Естественно, автор «Цугцванга» сразу решил её. Предлагаю читателям «Роднага слова» сделать то же самое.

Белые: Крh4, Kh5, пп: f7, g7 (4)

Черные: Крh6, па2 (2)

Мат в 2 хода

Вольф Рубинчик, г. Минск

(Источник: журнал «Роднае слова», Минск, № 4, 2018)

PS. В № 6, 2018 «Роднага слова» – продолжение раздумий В. Рубинчика о шахматах в Беларуси вообще и в белорусской литературе в частности. Написать автору можно на e-mail: wrubinchyk@gmail.com 

Опубликовано 12.06.2018  23:35

***

Уладзь Рымша 15.06.2018  11:53 Тое, што робіць пан Вольф – унікальна для Беларусі.
Мая шчырая павага такому Чалавеку.

 

В. Рубинчик. Еще о московском еврейском театре и Беларуси

Предыдущая статья, посвященная главным образом Соломону Михоэлсу (Шломо Вовси, 16.03.1890 – 12/13.01.1948), спровоцировала некоторое эхо. К стыду своему, перед подготовкой означенного опуса я не ознакомился с книгой В. В. Иванова «ГОСЕТ – политика и искусство. 1919–1928» (Москва, 2007). Между тем книга эта содержательна, в ней упоминаются и белорусские гастроли театра, ведомого Алексеем Грановским. Благодаря Павлу Гринбергу, трудящемуся инструментального цеха одного из израильских заводов, лакуна заполнена, электронный вариант книги прочитан, и я могу чуть более подробно рассказать о довольно плодотворных контактах московского ГОСЕТа (до 1924 г. название сокращалось как ГЕКТ, а чаще Госект) с нашей Синеокой. Опираясь и на минские публикации.

Уже предисловие от Владислава В. Иванова вселило в меня оптимизм: «При всем видимом обилии театральной литературы у нас нет ни одной монографии, посвященной [Московскому] Государственному еврейскому театру» (т. е. впервые оcобая о нем книга появилась лишь в 2007 г.). Монография о БелГОСЕТе, пусть и небезупречная, появилась семью годами ранее…

С другой стороны, в Российской Федерации при поддержке государства не раз устраивались «Михоэлсовские чтения» – фактически, конференции по вопросам истории театра. Затем выходили солидные сборники материалов под названиями вроде «Судьба еврейского театра в России» (2001).

Сейчас многие из нас представляют себе межвоенный период в СССР как чуть ли не «идиллию» для идишской культуры. Однако, опираясь на разнообразные документы, в том числе архивные, г-н Иванов еще в 2000 г. показал, а в 2007 г. подтвердил, что Московскому еврейскому театру жилось отнюдь не легко; его охотно контролировали и одергивали многие инстанции, а вот выделять ресурсы они, как правило, не спешили. Несколько раз театр оказывался на грани закрытия. Гастроли по Беларуси в 1920-х годах были важны еще и потому, что позволяли артистам отчасти поправить материальное положение. И формальное включение Госекта в состав Белорусского академического театра летом 1923 г. произошло, вероятно, не от хорошей жизни.

Выходцы из Беларуси вообще заботились о московском очаге культуры, пожалуй, не меньше, чем исконные жители России. Автор монографии о политике и искусстве приводит обращение Марии Фрумкиной от 27.04.1922, где о Госекте говорилось, что он «есть театр серьезных художественных усилий, который тесно связан с еврейской пролетарской общественностью», а «получает всего 48 пайков (на 100 чел.)». Минчанка Мария (Эстер) Фрумкина, бундовка с 1897 г. (год основания организации!), служила в 1920–1921 гг. ни много, ни мало наркомом просвещения Беларуси. Хотя в начале 1922 г. она уже жила в Москве и работала в наркомате по делам национальностей РСФСР, но, говоря о «еврейской пролетарской общественности», несомненно, имела в виду не в последнюю очередь Беларусь. Московские евреи считались более «буржуазной» публикой, и та же Фрумкина горевала о популярности среди них театра «Габима», игравшего на древнееврейском языке. Несколько месяцев она, вместе с иными идишистами, добивалась возобновления субсидий для Госекта – писала Сталину, Куйбышеву… В итоге «Грановский получил то, о чем просил: средства, позволяющие дожить до открытия сезона. Но «систематическая поддержка театра» так и оставалась недосягаемой целью».

Поскольку речь зашла о пайках, то упомянуть следует и о том, что накануне поездки в Минск летом 1923 г. многие актеры чуть ли не «доходили». Осмотревший их 1 июля врач Виноградов пришел к выводу: «За исключением 2, все страдают резко выраженным общим истощением. Все без исключения представляют явления более или менее резко выраженной неврастении». Поражаюсь тому, как при таких обстоятельствах они еще сумели «зажечь» публику. Кроме общедоступных спектаклей, играли cпециально и для членов профсоюза, а перед отъездом устроили «ЛЕТУЧИЙ КАРНАВАЛ» (именно так, большими буквами, в газете «Звезда») «на помощь воздухофлоту»…

Выражаясь пафосно, совершили «настоящий театральный подвиг». Я не думаю, что после признания со стороны белорусского ЦИК (Центрального исполнительного комитета) на Госект пролился «золотой дождь» – Беларусь, хоть и не пережила катастрофического голода, как Поволжский край, в 1923 г. оставалась маленькой (6 уездов) и довольно бедной республикой, разоренной войнами. Единственное свидетельство о материальной поддержке, и то косвенной, я обнаружил в «Собрании узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства Социалистической Советской Республики Белоруссии»: председатель правительства Александр Червяков освободил еврейский театр от налога на афиши (в ту пору он составлял, ни много ни мало, «2½ копейки за каждый квадратный вершок плаката или афиши с каждой полной или неполной тысячи экземпляров»).

Весной 1926 г. Фрумкина и иные представители евсекции, обращаясь в Политбюро, утверждали: «На Украине, Белоруссии и отчасти в РСФСР ГОСЕТ пользуется признанием также и со стороны нееврейских масс. Из Гомеля, например, театр выезжал (по заданию Губкома) в Новобелицу к красноармейским частям, где после спектакля происходило полное братание красноармейских частей с коллективом театра». Впрочем, в то время театр остро нуждался в дотации (примерно 50000 рублей в год), и письмо активистов, расхваливавших «братание», могло стать для чиновников от просвещения лишним поводом, чтобы попытаться «сбыть театр с рук». Как пишет В. В. Иванов, «попытка перевести ГОСЕТ на Украину или в Белоруссию, предпринятая Агитпропом и Наркомпросом осенью 1926 года, завершилась безрезультатно». Однако уже в начале весны 1927 г. наркомат рабоче-крестьянской инспекции повторил попытку: «НК РКИ признал, что Государственный еврейский театр является дефицитным и не имеющим достаточного контингента еврейского зрителя среди московского населения… предлагает перевести его в какой-либо центр Белоруссии или Украины с большим еврейским населением, Наркомпросы которых соглашаются на поддержку театра».

Руководство ГОСЕТа не стремилось перебираться в провинцию, но что желание Грановского и его команды? Оно являлось для советских чиновников второстепенным фактором. Существеннее было то, что народный комиссариат просвещения БССР не располагал средствами для приема театра из Москвы на «постоянное место жительства»… К тому же в Минске в то время, с осени 1926 г., активно работал собственный, белорусский ГОСЕТ, а вдобавок в столице БССР «квартирный вопрос» портил жителей не меньше, чем в Москве. На заседании президиума коллегии наркомпроса РСФСР от 31.05.1927 было принято соломоново решение: «Согласно новому проекту, театр, оставаясь московским, должен получить статус “всесоюзного” и финансироваться Наркомпросами РСФСР, Украины и Белоруссии. В качестве компенсации расходов труппа должна была проводить часть зимнего сезона в Украине и Белоруссии». Собственно, московский театр и без того нередко гастролировал в Синеокой, вот и осенью 1927 года совершил длительную поездку по Украине и Беларуси: «Театр играл в Одессе, Харькове, Киеве, Бердичеве, Умани и Минске. В Москву он вернулся 15 октября».

Сохранились свидетельства об октябрьских гастролях 1927 г. московского ГОСЕТа в Минске – например, в газете под руководством коммуниста М. Кудельки, он же поэт и драматург Михась Чарот. По-моему, заметки в «Савецкай Беларусі» (не путать с нынешней «СБ», выросшей из газеты «Рабочий») были не такие восторженные, как в «Звезде» 1923 г., но они лишний раз доказывают, что многим жителям Беларуси по душе пришлось творчество Алексея Грановского и ведущего актёра ГОСЕТа Соломона Михоэлса, заслуженного артиста РСФСР (с февраля 1926 г.). Некто Жан писал: «Спектакль вышел красивый, совершенный. Но не перейдет ли эта бесконечная утонченность в сибаритство?» («Труадек»). «За спектакль, за радость творчества – товарищеская благодарность» («Путешествие Вениамина Третьего»).

Тот самый «Труадек». Фото из книги: С. М. Михоэлс. Статьи, беседы, речи. Москва, 1959.

Одной из самых ценных публикаций местной прессы в октябре 1927 г. было интервью с самим Михоэлсом. Газета перепутала местами инициалы, «а в остальном – всё хорошо». Сделаю-ка я обратный перевод высказываний великого артиста с белорусского… Но не исключено, что он, уроженец Витебской губернии, и говорил c журналистом по-белорусски 🙂

* * *

К ПРИЕЗДУ В МИНСК МОСКОВСКОГО ЕВРЕЙСКОГО ТЕАТРА

От «Колдуньи» к «Труадеку»

В беседе с нашим сотрудником премьер Московского Еврейского Государственного театра, заслуженный артист Республики М. С. Михоэлс сообщил следующее:

«Наш театр выполнил целый ряд работ, которые в некоторых отношениях имели частичное экспериментальное значение: так, «Колдунья» была работой над еврейским гестом (? – может быть, имелось в виду английское слово jest, т.е. нечто несерьезное. – В. Р.), «200000» – опыт с еврейской комедией, «Ночь на старом рынке» – опыт над темой еврейской трагедии.

Наряду с этим театр обратился к европейским классикам.

Художественный руководитель театра А. М. Грановский решил попробовать поставить на еврейской сцене чисто европейскую пьесу.

Некоторые скептики предсказывали полный провал этого опыта, но они глубоко ошиблись в своих мнениях. «Труадек» в минувшем московском сезоне был единодушно всеми признан.

А. Грановский оказался победителем, и с этого времени двери еврейского театра широко открыты для тем мировой драматургии».

(«Сав. Бел.», 02.10.1927)

Помимо «эксцентричной оперетты» француза Жюля Ромена, где Труадека играл сам Михоэлс, москвичи давали «Путешествие Вениамина Третьего» Менделе Мойхер-Сфорима, традиционные «200000» по Шолом-Алейхему, пародийные «Десятую заповедь» (пьеса Иехезкеля Добрушина по мотивам Гольдфадена) и «Три еврейские изюминки» (работа Добрушина и Нухима Ойслендера – последний, кстати, в 1925–1926 гг. работал в Институте белорусской культуры). «Режиссер словно доказывал, что его виртуозности доступны разные типы еврейского театра и что в каждом из них он может достичь «ювелирного» совершенства», – писал В. В. Иванов по поводу «Десятой заповеди» и «Изюминок», ныне практически забытых.

С. Михоэлс в разных ролях. Иллюстрации из книги М. Гейзера «Михоэлс» (серия «Жизнь замечательных людей», Москва, 2004)

Между прочим, и в 1927 г. московскому театру пришлось «подписаться» в Минске на политическую компанию с авиационным уклоном. Во время «прощальной гастроли» 13 октября актёры, играя «Путешествие Вениамина Третьего» в Доме культуры, собирали деньги на самолёт «Дер идишер гарепашник» («Еврейский труженик»). Ну, самолёты у нас всегда шли «первым делом» 🙂

Примерно так, по мысли инициаторов кампании, должен был выглядеть народный летательный аппарат (картинка из минской газеты «Октябер», лето 1928 г.). Кулак посерёдке, видимо, призван был громить буржуазию, всяких там Чемберленов. Кстати, согласно газете, молодой поэт Мойше Тейф пожертвовал на самолёт 8 рублей.

Разумеется, одна моя интернет-статья – или даже две статьи – не могут высветить все подробности белорусско-еврейско-московских театральных связей. По большому счёту, это тема для особой книги. Я не театровед и не историк, но ежели имеются читатели, заинтересованные в продолжении, обращайтесь, что-нибудь придумаем… Также буду благодарен тому (той?), кто подскажет, что за «гэст» имел в виду С. М. Михоэлс. Не опечатка ли в «Савецкай Беларусі»?

Вольф Рубинчик, г. Минск

28.01.2018

wrubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 28.01.2018  20:19