Tag Archives: Франциск Скорина

Гершон Трестман. Книга Небытия (3)

(начало здесь и здесь)

Минский Голем

Эту легенду или сновидение поведал моему отцу мой дед, а мой отец – мне, а я, когда подрос, стал рыться в архивах, чтобы докопаться, есть ли в этих россказнях хотя бы кроха правды. Я столько начитался и наслушался старых еврейских сказок, что однажды, изрядно выпив, тоже попал в этот же сон.

Должно быть, прошлое не исчезает, даже если его не знаешь. Но прошлое имеет свойство изменяться. Его нельзя заморозить или поместить в банк, хотя оно приносит свои проценты – воспоминания. Но что толку помнить его и связанных с ним мертвецов… Мёртвым – мёртвое, живым – живое…

Титульный лист книги «Седер адорот»

О могиле рабби Гальперина со временем забыли – поначалу гои, потом евреи, разве что какой-нибудь ортодоксальный бородач из белорусского местечка с седыми завитыми пейсами рассказывал в Бруклинской синагоге о том, как рабби в прошедшие лета возглавлял еврейскую общину Минска. Его йешива пользовалась завидной популярностью, и не было недостатка в учениках. Наоборот, не стало хватать учителей. Рав Гальперин даже пригласил в свою йешиву знаменитого в ту пору рава Арье-Лейба Гинсбурга из Польши. Рав Гинсбург, будучи человеком весьма недюжинных способностей, быстро прославился виртуозным анализом галахических проблем – его уроки, успешно развивавшие интеллект учеников, привлекли в йешиву ещё множество молодых знатоков Торы со всех концов Белоруссии и Литвы. Казалось бы: что ещё нужно? Однако Арье-Лейб, несмотря на то, что был почти на тридцать лет младше рава Гальперина, постепенно стал поглядывать на него сверху вниз, критиковать методы преподавания и исследования Талмуда, которыми пользовался тот и, похоже, решил занять место учителя.

Рав Гальперин пытался избавить своего младшего соратника от своенравного характера, неблаговидных манер и греховного зазнайства. Но куда там! Рав Арье-Лейб остался при своих воззрениях. Он окружил себя учениками, которые смотрели на него восторженно и преданно – словно в облике Арье-Лейба скрывался сам Машиах. Чего греха таить: Арье-Лейб потихоньку начал верить в свою избранность.

Долго так продолжаться не могло. Между равом Гальпериным и Арье-Лейбом пробежал сквознячок. Ходили слухи, что под давлением сторонников главного раввина Арье-Лейб вынужден был покинуть Минск: его, якобы, выпроводили из города, причем в пятницу, после полудня, даже не дав возможности захватить с собой всё необходимое для шабата. Но разве рав Гальперин мог совершить подобный поступок? Безусловно, нет!

Поговаривали, что как-то Арье-Лейбу попался фолиант, изданный в ХVI веке белорусским первопечатником Франциском Скориной, в котором рав не без удивления обнаружил сказание о Големе и даже гравюру с его портретом. Голем смотрел широко открытыми глазами на Арье-Лейба и, казалось, пытался с ним поделиться чем-то сокровенным. Рав Арье-Лейб, конечно же, был хорошо знаком с историей Голема, которого сотворил пражский рав Лёв бен Бецалель, но ни в трудах рава Бецалеля, ни в исторических летописях Праги он не нашёл конкретных свидетельств и фактов, которые подтвердили бы реальность этой легенды, тем более, что Голем Скорины отличался от персонажей лубочных анекдотов, посвященных глиняному увальню. Рав Арье-Лейб занялся биографией Франциска Скорины и непритворно удивился, узнав, что белорусский первопечатник жил в Праге именно в пору Махарала, навещал создателя Голема в Староновой синагоге и, более того, брал у него уроки древнееврейского языка. Рав Арье-Лейб пришёл к выводу, что Голем, изображенный белорусским первопечатником, – артефакт самый первый и самый истинный. Стало быть, работа Скорины – не очередная версия пражского мифа, а прямое свидетельство, особенно если принять во внимание, что первопечатник не был евреем. Будучи же учёным мужем, он смотрел на еврейское чудо, во-первых, со стороны, и, во-вторых, критично.

Арье-Лейб часами разглядывал портрет Голема, и однажды ему, говорят, почудилось, что буквы ивритского алфавита на гравюре сложились во внятную фразу: «Сотвори меня!»

Арье-Лейбу стало не по себе. В глазах пошли круги, возникло головокружение, тело внезапно ослабело, и сознание покинуло его. На него снизошло видение, не сон, не мечта, а именно видение, в котором разбушевавшийся Голем шел по улочкам Менска, уничтожая все, что попадало ему под руку. Вот к Голему приблизился рав Гальперин, чтобы усмирить вышедшую из повиновения куклу, но, не доходя до Голема буквально одного шага, рав споткнулся, и Голем ударом чудовищной пятерни убил его.

Арье-Лейб ужаснулся, но не мог скрыть от себя радостного возбуждения от мысли, что сейчас он, Арье-Лейб, станет преемником рава Гальперина, главным раввином Великого княжества Литовского. Голем вдруг повернулся к нему, и, воздев руку, которой только что убил рава Гальперина, пригрозил: «Смотри, свой шанс упустишь!»

Арье-Лейб очнулся, сжал ладонями голову, открыл глаза: на странице фолианта вместо Голема обосновалась огромная, ростом с дворового пса, крыса. Её немигающие горящие глаза уставились на Арье-Лейба. Тот, ещё не приходя в себя, подумал, что он в забытьи, перевернул страницу, и пред ним предстала другая иллюстрация. Он перелистнул страницу назад: та же крыса, не отрывая взгляда, смотрела в глаза Арье-Лейбу. Арье-Лейб в сильном волнении стал быстро листать фолиант, но с каждой страницы в него впивались все те же крысьи зрачки. Рав захлопнул книгу. На кожаном тиснении обложки опять проявилась крыса. Арье-Лейб, дрожа всем телом, встал, подошел, шатаясь, к рукомойнику, подставил голову под холодную струю воды и приложил к лицу полотенце. Едва отняв от лица полотенце, рав наткнулся в зеркале на крысиную морду. Он в страшной догадке посмотрел на свои руки и – о, ужас – фаланги пальцев завершались крысиными коготками…

Назавтра Арье-Лейб сказался больным, заперся в своем доме и с удесятерённым усердием занялся изучением каббалы. Занятия в йешиве он временно прервал, а когда к нему приходили гости, чтобы навестить его, принимал их, укутавшись с головы до ног в талит-гадоль. Он даже на молитву трижды в день поднимался, спрятанный от чужих глаз одеждами. Так прошло несколько дней.

Рав Гальперин регулярно справлялся о его здоровье, и когда Арье-Лейб уже не мог оттягивать время встречи с главным раввином и вынужден был сказать, что пошёл на поправку, рав Гальперин пригласил его на Рош а-шана – еврейский Новый год. Отказаться от приглашения Арье-Лейб не мог, праздник же неумолимо приближался. Арье-Лейб прекрасно понимал, что проклятие за оставшееся время он снять не сумеет, тем более, что, согласно Каббале, крыса отражает сущность справедливости. Кроме того, ещё во время вавилонского пленения многие посвященные люди представляли крысу бывшим демоном. Крыса наказывала за зло и воздавала добром за добро.

Вот его и наказали за непомерные амбиции. В рава вселился дух крысы – Дибук, сильный и несговорчивый. Просто так, самостоятельно, его не изгонишь. Здесь необходимо привлечь раввинатский суд. А для Арье-Лейба подобное мероприятие – крах карьеры. С другой стороны, в ТАНАХе сказано, что крыса живет вопреки попыткам многих её врагов уничтожить весь ее род, и в этом она подобна народу Израиля. Что же предпринять? Открыться раву Гальперину? Нет, лучше… Что же лучше?..

И тут Арье-Лейба пронзила мысль: да, конечно, он должен создать голема, но не того, о котором рассказывают сказки, а Голема – себя! Себя – рава Арье-Лейба, и послать его встречать еврейский новый год к раву Гальперину. Вместо себя! А потом… Потом посмотрим… Как знать, может быть, видение Арье-Лейба пророческое? Может быть – да простит меня Господь за грешные помыслы! – сон сбудется?..

Арье-Лейб изучил все, что касалось сотворения голема: от книг «Зоар» и «Сефер Йецира», до работ раввинов Шмуэля и Йеуды, германских пиитистов XII–XIII веков, и записей их последователя Эльазара из Вормса, у коих он позаимствовал подробные рецепты создания голема.

Кто упрекнет рава Арье-Лейба за то, что в своём горячечном рвении он не обратил внимания на один просчёт предыдущих энтузиастов: и польского рава Яффе, который создал голема, чтобы тот зажигал свечи по субботам, и знаменитого рава Элии из Хелма – целителя и мага, сотворившего голема-слугу. Ошибка его предшественников заключалась в том, что, в конце концов, все големы выходили из повиновения и становились монстрами. Голем пражского рава Лёва бен Бецалеля не был исключением. Да что рассуждать о раввинах! Каббала учит, что сам Господь при создании Адама сделал несколько неудачных попыток, одной из которых был гомункул, а первой женщиной получилась не Ева, а Лилит, от которой и пошли демоны, черти и вся прочая нечисть.

Так или иначе, но Арье-Лейб, постигая мистические дисциплины, уже вывел точную формулу создания голема. Оставалось совершить таинство. Арье-Лейб приготовил для соблюдения магического ритуала всё необходимое: дождался определённого положения звёзд, выждал семь дней, нашёл на берегу Свислочи подходящую глину, взял в помощники двух самых преданных учеников, за час перед рассветом внёс в магическую формулу свои параметры и произнёс завещанные заклинания. Результат не заставил себя ждать, хотя и оказался, увы, не тем, которого домогался Арье-Лейб.

Из глины восстала крыса, улыбнулась и сказала:

«Шалом, папаша! Не ожидал?!»

«Ты кто?» – едва прошептал незадачливый каббалист.

«Кто я? – переспросила крыса и снова мерзко улыбнулась, – я Арье-Лейб».

«А кто же тогда я?» – задал вопрос рав.

«А ты самая что ни на есть крыса! Приятно познакомиться! – осклабилась крыса. – Ты хотел создать своего двойника – и достиг этого. Я такая же, как и ты – умная, подлая и целенаправленная. Только цели у нас разные. Ты хотел занять место рава Гальперина, а я – твоё.

Кстати, ты слыхал, как в древние времена избавлялись от крыс? Их помещали в железную бочку или в стеклянную толстостенную бутыль.

Когда у стаи кончалась пища, крысы начинали пожирать друг друга. Их оставалось все меньше и меньше: двадцать… десять… пять… три… две… И, наконец, одна. Оставшуюся крысу-победительницу отпускали на свободу. Знаешь, почему? Потому, что она становилась каннибалом. Она питалась только другими крысами. Самый страшный враг рода – избранная особь того же рода. Амалек, взращённый своей биологической семьёй.

И поскольку мы с тобой вряд ли уживёмся вдвоём…» – тут крыса щёлкнула хвостом, словно плетью, и плотоядно облизнулась.

Арье-Лейб хотел сорвать с крысиной шеи табличку, которую предусмотрительно надел на глиняного увальня перед тем, как произнести заклинания. Если бы он стёр на табличке только одну букву «алеф», крыса бы рассыпалась в прах. Но крыса тряхнула головой, табличку подбросила и проглотила.

Арье-Лейб в страхе оглянулся. Его ученики сбежали. Рав понимал, что он сбежать от крысы не сумеет; кроме того, проглотив табличку, крыса стала бессмертной.

*

«…И поскольку мы с тобой вряд ли уживёмся вдвоём, – продолжала крыса, – знай мою доброту, чеши-ка, папаша, отседова!»

Рассвет застал рава Гинсбурга в пути. Больше в Минске никто его не видел и мало кто вспоминал. Чего не скажешь о крысе. Вероятно, Арье-Лейб оставил главному раввину письмо, в котором уведомил о своем самоотводе и, вполне возможно, покаялся. А крысу, вроде, частенько видели рядом с равом Гальпериным. Она сопровождала его, как Фауста – пудель, и напоминала еврейскому законоучителю про не самого благородного сподвижника. Среди насмешников довольно долгое время даже ходил анекдот, что крыса якобы прошла обряд гиюра и стала евреем. Рассказывали, после смерти рава Гальперина крыса якобы переселилась на кладбище, сторожила его могилу и что-то про себя урчала… Сказки, конечно…

Сказки сказками, но отчего они возникают?

*

Куда ни глянь – встречают нас в штыки,

как изуверов, крыс или врагов,

но жив еврей назло и вопреки

всем, кто стремится истребить жидов.

 

Чума и СПИД погубят города,

иссохнут реки, тля пожрет сады…

Когда настанет новая беда,

вновь станут виноватыми жиды.

 

Убийца потрохами чует цель.

Смерть для него – священный идеал.

За жертвой он вползёт в любую щель,

в подполье, в сон, под груду одеял.

 

Средь тысячи неотличимых тел,

в погоду, непогодицу и тьму

легко возьмет убийца на прицел

межбровье, ненавистное ему.

 

Заветная мишень – еврейский лоб.

Не дрогнет палец, не собьётся глаз,

осечку не допустит юдофоб –

не зря же он выслеживает нас.

 

Талант убийцы, как любой талант,

без Бога превращается в порок,

и заражает все: от ног до гланд,

и гонит изувера за порог.

 

И он ещё настойчивее впредь

стреляет в стариков, детей и вдов,

чтоб, наконец, с лица земли стереть

бессмертную мистерию жидов.

 

Спеши, палач, во весь опор и прыть.

Кровавая по миру ходит рябь.

Еврея недостаточно убить,

убей его посмертно и ограбь.

 

Сожги скелеты, пепел растопчи

всех, кто тобой был послан на убой…

Но память уничтоженных в печи

евреев воскресит сама собой.

 

Никто досель их извести не смог –

ни Амалек, ни Золотой телец.

И палачам, пожалуй, невдомёк,

что может смерть бояться их сердец.

 

Уже Машиах различим вдали.

Бесшумно пробуждается народ:

евреи восстают из-под земли,

чтоб завершить завещанный Исход.

 

Воскресшие идут за часом час.

Убийцы, не толпитесь на пути!

Все десять казней вновь постигнут вас.

Никто не сможет от Суда спасти.

 

И снова иудейские сыны

о Боге понесут народам весть

с исконным чувством собственной вины

за то, что мир таков, каков он есть.

Опубликовано 08.11.2019  06:16

Илья Леонов. Страшные страницы жизни (2)

(продолжение: начало)

 С наступлением холодов появились  проблемы с одеждой. Так как мы были, как говорят, нагота и босота, у нас ни у кого не было зимней одежды. Какую-то фуфайку маме отдала местная жительница, с которой она познакомилась по работе на заводе. Нам на семью благотворительная организация выделила две пары, бывшего в употреблении, военного  обмундирования. Из этого обмундирования мама ночами смогла выкроить и перешить  ручной иглой хоть какую-то одежку для нас. При этом  на нас четырех было два военных бушлата.

 С наступлением осени необходимо было решать проблемы с отоплением. Как говорили местные жители, зимы у них всегда были холодные, и к ним необходимо было готовиться. Некоторое сельское население  тех районов приготавливало топливо путем смешивания навоза и соломы и из этой смеси делали брикеты и их высушивали.  Такая технология приготовления топлива на зиму для нас не подходила. Нас научили иному методу заготовки топлива.  В качестве топлива мы собирали в степях, где ранее пасли скот, сухие кизяки (высохший совместно с травой кал крупного рогатого скота). Кроме того  вылавливали  кустики сухих перекати-поля. Все это мы складывали возле нашего жилья.  Этой работой занималась моя сестра Нелла и я. Заготовили мы достаточно большую копну этого топлива. Этим мы  топили почти всю зиму нашу печь. В начале весны 1942 года наш запас топлива был израсходован. Мы возобновили поиск наших «брикетов».       Для растопки нашего вида топлива иногда приходилось отрывать доски от разбитых заборов. Так мы прожили в тепле достаточно холодную зиму с 1941на 1942 год. 

 С нетерпением мы ожидали  прихода  весны 1942 года. Появилась молодая крапива и лебеда. Я с сестрой собирали этот наш корм, из которого сестра варила нам борщи. Эти борщи казались нам достаточно вкусные, а главное, избавляли нас от голода. 

 Большая часть беженцев, которые прибыли в Харабали, оказались в таких условиях, как и мы, а это голод и холод, неустроенность, отсутствие одежды и обуви, нормального питания и отдыха, постоянные психологические стрессы. Все это порождало страшные нервные напряжения, болезни, а во многих случаях и летальные исходы. Кроме того такие психологические стрессы и различного рода лишения порой толкали стариков, женщин и  детей к воровству, а бывали случаи и на совершение немыслимых поступков, суициду. За воровство в условиях военного времени очень строго наказывали тюремными заключениями.

 Следует остановиться на очередной нашей семейной трагедии. После призыва нашего папы на фронт, мы, как правило, получали от него письма раз в месяц. Но вот, прошло   более 2 месяцев и ни одного письма мы не получили с фронта от папы. Наши страдания  с каждым последующим днем все росли и росли.  Мама  написала письмо на имя командира полевой почты, откуда было получено последнее письмо, в которой служил наш папа. И вот, перед самым отъездом из города Харабали, мы получаем долгожданное письмо. Письмо-извещение, которое для  нас  стало трагедией. В письме сообщалось, что Леонов Генадий Михайлович 08.08.1942 г. пропал без  вести. Мама хранила все папины письма. Сопоставили дату пропажи нашего папы, которая была указана в извещении, и дату написания последнего полученного письма  – эти  времена не сходились. Последнее письмо было написано на 12 дней позже  его пропажи без вести, которое указано было в извещении. И несмотря на все это, полученное извещение было для нас страшным горем. В те времена военных, которые пропадали без вести или попадали в плен, считали что сдавались и относили к врагам народа. Даже если через короткое время Красная Армия освобождала этих плененных бедняг, ярлык за ними сохранялся. Семьи и дети таких пропавших без вести солдат и офицеров не получали никакие пособия, а наоборот, в некоторых случаях даже преследовались.

 Эхо военных событий и линия фронта под Сталинградом к середины лета 1942 года стали  приближаться к Астраханской области, где мы проживали. В связи с этим, нас стали собирать к новой эвакуации. Снова формировались эвакуационные поезда, и уже к концу осени 1942 года снова мы в пути, в таких же теплушках с нарами  в три этажа. К большому для нас сожалению, нас посадили в разные вагоны с нашими соседями, с которыми мы покидали Минск. 

 Наш поезд направлялся  в сторону Урала. Ехали мы очень долго. Поезд очень часто останавливали на всяких полустанках и станциях.  Пути были заняты перевозкой  военной техникой и солдат. В процессе движения мы получали какие-то скромные пайки, которые выдавал нам старший по вагону.

 Вот мы проехали уже и Уральские горы. От нашего поезда на некоторых станциях начали отцеплять вагоны с эвакуированными пассажирами. Так нас разделили с нашими минскими соседями, с которыми мы бежали из Минска и жили в одной квартире в Харабали. Это для нашей семьи был очередной моральный удар и душевная потеря наших близких друзей. Наша мама, узнав об этом, очень долгопереживала и даже плакала. Не доехав несколько станций до Новосибирска, на железнодорожной станции Чик, нас высадили. Эта станция находится в Новосибирской области.  

 В этом поселке нас начали размещать по квартирам. Нашу семью поселили к одной местной жительнице. Небольшой домик, в котором было три комнаты по 10 -12 м2, находился на окраине поселка, хозяйка проживала с двумя дочками, муж был на фронте. У этой хозяйки, в одной из трех комнат, уже были квартиранты: одна семья, беженцы из Херсона –  муж, жена и их дочь, девушке было лет 16-17.  Муж был инвалид, видимо после инсульта, так как у него не действовала правая рука и правая нога. Кроме того, у него был еще один физически недуг, он очень часто, по поводу и без повода, смеялся. Окружающие не очень хорошо воспринимали этот недуг. Его жена очень переживала по поводу этого недуга и постоянно его за это ругала, а это еще больше его смешило.

 Нас поселили в бревенчатой отдельно стоящей кладовке. Кладовка была площадью  не более 15 м2 и стояла возле сарая. В кладовке не  было пола. Несмотря на  утепленную дверь, которая  открывалась сразу на улицу, особого тепла не было. Хозяйка выделила нам какие – то доски и братья,  Миша и Борис изготовили «мебель»  в виде двух нар – кроватей, стола и двух скамеек. На одной спала мама с сестрой, на другой мы – три брата. 

 С наступлением холодов, необходимо было решать вопрос с отоплением нашего жилья.   Старший брат  Миша где-то на железнодорожной станции нашел выброшенную, как ненужную,  ломанную, без дверцы и ножек,  вагонную металлическую печку. Там же нашлись и куски металлических труб. Из нее братья сделали печку-буржуйку.  Печку установили  на камнях,  недалеко от небольшого окна, через которое вывели трубу.        Верхняя крышка печки служила нам плитой для приготовления пищи.

 Осень потребовала и решение вопроса освещения нашего жилья. В качестве светильника использовали маленькую керосиновую лампу, название которой – коптилка. Открытое пламя освещало пространство над столом, а по углам комнаты таился дрожащий мрак. Эта коптилка была сделана из консервной банки, в которую наливался керосин. В верхней крыше вставлялась трубочка с фитилем. Этот фитиль поджигали и было светло, коптилкой эту лампаду называли из-за того, что она  сильно коптила.

 Нам на семью местная власть выделила, как неработающим, скудные карточки, по которым мы получали весьма скромный паек, чтобы не умереть от голода. Получали по карточкам очень ограниченное количество муки, крупы, пшена или перловки, хозяйственного мыла. Но карточное распределение постоянно давало сбои, люди стояли в больших очередях, чтобы отоварить карточки, и, зачастую, ничего на них не могли получить. Не было сахара, соли, керосина. Кое-что можно было приобрести на рынке, который работал по воскресным дням. Но рынок больше представлял собой не место продажи, а место обмена одного товара на другой. На рынке иногда приходилось менять, и без того ограниченное количество мыла на сахарин.

 Через некоторое время, мама устроилась на работу на завод. На  заводе изготавливали снаряды. Она наполняла большие и тяжелые гильзы порохом.  Этот завод, почему-то называли Артполигон, видимо, когда его создавали, основным назначением было не производство, а испытание оружия.  Завод расплогался за железной дорогой и находился от нашего дома довольно далеко, на расстоянии  3-3,5 км. Работали там в две смены, и, как правило, без выходных. Первая смена с 7 часов  утра и вторая с 19 часов вечера. Рабочий день был длительностью 12 часов, включая обеденный перерыв. В стране действовали законы военного времени, каждый трудоспособный обязан был работать. За уклонения от работы, нарушение трудовой дисциплины, опоздание на работу лица предавались суду. За опозданиена на работу, даже на 5 минут, работник мог быть осужден на срок до двух лет лишения свободы. Мама, когда работала в первую смену, вставала очень рано, в пять – начале шестого утра, и уходила на работу. Так как на станции часто стояли достаточно длинные  поезда, приходилось лазить под вагонами. Было несколько случаев  гибели людей под вагонами. Мы, дети, видели маму, когда она работала в дневной смене только поздним вечером. Одной из привелегий работы на заводе было несколько увеличенное карточное довольствие.

 Братья из-за возраста (старшему брату Мише не хватало до шестнадцати лет несколько месяцев, а Борис был на полтора года младше) не могли устроиться на работу. Чтобы как-то прожить, они ходили по домам и  предлагали свою помощь в выполнении любых  видов работ по хозяйству. Следует отметить,  что Борис из-за таких тяжелых и голодных условий жизни был ростом чуть более 140 см и очень худой, внешне выглядел на мальчишку 11-12 лет. За его малый рост, когда его сверстников призывали в армию, а это было в конце  1944 году, его даже в Красную Армию не призвали.

 В поселке, где мы жили, основными источниками воды были колодцы.  В процессе эксплуатации, во многих случаях, колодцы периодически должны подвергаться чистке, иначе прекращается их наполнение водой. Некоторые колодцы в поселке  были засорены и в них не были воды. Жителям приходилось носить воду очень далеко. Чистку колодцев до войны выполняли местные мужчины. Во время войны в поселке не было ни одного здорового мужчины. Вот моим братьям как-то и предложили взяться за эту работу – чистить колодцы. У этих городских подростков не только знаний и опыта  в такой работе не было. Они колодцы увидели только здесь, в этом поселке. 

 Чистка колодца заключалась  в углублении его до тех пор, пока водой не наполнялся колодец  до определенного уровня. Стоя на грунте и в воде в очень ограниченном пространстве, необходимо было из-под ног откапывать песок. Этот песок насыпался  в ведро. Ведро было подвешено на канате, который при подъеме накручивался на приемное устройство колодца, и оно поднималось наверх. При подъеме ведра с грунтом, с него стекала вода и капала на голову. В ряде случаев углублять колодец приходилось сантиметров на 50-60.  Работа была очень опасная. Необходимо было иметь хороший канат или трос, соответствующим образом его закрепить, чтобы обеспечить надежный спуск в колодец. На всю подготовительную работу и чистку колодца  требовалось 7 – 10 дней. Один из братьев садился в бадью, а второй спускал его в колодец на глубину  4 – 5 метров.  Часто приходилось подниматься наверх, так как работающий  внизу насквозь  промокал, и при этом  в колодце было очень холодно. Так как переодеваться не было во что, приходилось бежать домой греться возле печурки и сушить одежку.  В таких условиях они работали. Рассчитывались за работу жители, которые пользовались водой из данного колодца, как правило, продуктами, – картофелем, капустой, свеклой. Бывали случаи, когда расчет был мясом или салом. Это для нас были праздники.

 Как только брату Мише исполнилось 16 лет, он устроился работать на тот же единственный завод, где работала мама. Вначале он был учеником, а вскоре стал сборщиком снарядов. В те военные времена никто не имел никаких льгот в продолжительности рабочего дня. У всех подростков, как и у остальных рабочих, продолжительность рабочего дня была 12 часов, и работали они тоже в две смены и без выходных.

 Весной 1943 года сельсовет выделил всем эвакуированным земельные участки по 10 соток для посадки овощей. Это был участок длиной 100 м и шириной 10 м. Выделенные участки были покрыты естественной растительностью и ранее никогда не распахивались. Так как дом, в котором мы жили, находился на окраине поселка, наш  участок был не далеко от дома. Основным инструментом для освоения этой целины была лопата. У нас было две штыковые лопаты. Основными землеустроителями по поднятию выделенной нам целины были моя сестра и автор этих слов. До этого времени мы в своей жизни не занимались земледелием, тем более освоением целины. Просто перекопать это поле было невозможно. Лопата не внедрялась в грунт.  Для освоения этой целины мы срезали дерн и уносили за пределы участка. Срезать этот дерн было очень и очень тяжело. Наших силенок пробить его лопатой и врезаться  в этот грунт не хватало. Мы приловчились вбивать  в этот грунт лопату с помощью деревянной колотушки, которую спилили в лесу. Пробив с четырех сторон землю, далее подрезая ее снизу, вырезали своеобразные зеленые кирпичи размером где-то 20х20 см и толщиной 8-10 см. Мы считали каждый срезанный «кирпичик» и укладывая их в два ряда по длине нашего участка с двух сторон, получался зеленый забор. За рабочий день с раннего утра до вечера мы срезали  400-500  таких кирпичей и осваивали нашу целину площадью порядка  20  м2.  Иногда, после работы брат Борис,  если  заканчивал чуть раньше работу, помогал нам. Ни старший брат Миша, ни мама не могли нам помогать, так как их рабочий день заканчивался в 7 часов вечера, а домой они приходили около 8 часов. Только однажды, в один из  дней, мы всей семьей смогли поднять целину на нашем участке около двух соток. В общей сложности мы смогли освоить почти половину выделенного участка. На освоенном участке мы посеяли свеклу и посадили картошку.

 На рынке мы купили семена свеклы и ведро мелкой картошки для посева.  Картошку к посеву мы готовили следующим образом. У каждой  картофелины мы отрезали ту часть, у которой не было проросших глазков. Хозяйка дала нам какой-то раствор и мы отрезанную семенную часть картофелины обмакивали в этом растворе. Из оставшейся части этой мелкой картофелины,  в дальнейшем приготавливали кушанье. Летом мы  несколько раз вручную пропалывали наше поле и окучивали каждый кустик с помощь кочерги. Где-то в августе месяце путем подкопа под куст, снимали урожай молодой картошки. На сделанной грядке мы посеяли свеклу.  Уже в июле месяце мы снимали урожай свеклы  в виде  ботвы. К нашему сожалению, свекла оказалась кормовой.  Несмотря на то, что свекла была кормовой, не красной, а белой,  мы все лето варили из нее борщи. В  сентябре месяце мы собрали урожай картошки в количестве чуть больше одного мешка.

 В конце 1943 года старшего брата Мишу, которому было чуть более 17 лет, призвали  в Красную Армию. После четырех месяцев учебы их отправили на фронт. Это событие усугубило и без того тяжелое наше жизненное положение.

 Вскоре, мой второй брат Борис устроился работать в колхозе  возчиком. Иногда его посылали доставлять хлеб из пекарни в магазин.  Хлебом он нас, конечно, не обеспечивал. Но после каждой выгрузки хлеба он сметал все оставшееся в фургоне, всякие мелкие кусочки и крошки хлеба, и собирал их в мешочек.  Бывали случаи, когда он приносил этого «добра» грамм по 500 – 600. В этих случаях наша сестричка выпрашивала  у хозяйки небольшое количество очисток от картошки, которыми та кормила поросенка, тщательно их промывала и отваривала. Затем это варево она смешивала с крошками хлеба и выпекала очень вкусные лепешки. 

 Особо следует отметить наш рацион питания. В весенние и летние дни, имея уже опыт использования различных трав, на первое, второе и третье был, как правило, борщ в различной интерпретации из крапивы, лебеды или их смесей. Зимой, когда этих «овощей» не было, основным блюдом была затирка. Затирка представляет собой суп, в кипящую подсоленную воду которого вбрасывают маленькие кусочки теста. При этом густота этой затирки определялась остатком муки и временем до получения нового пойка муки по карточкам.

 С нетерпением мы ждали весны. С одной стороны она приносит тепло, а, следовательно, исчезает одна из проблем – добывание угля. С другой стороны, весной начинались работы на полях. При вспахивании полей, где в прошлое лето росла картошка, мы, идя за плугом, собирали мерзлую картошку. Иногда мы с сестрой набирали по целому ведру мерзлой картошки. Варить из нее каши-пюре не получалось, она почему – то не уваривалась. Но из этой мерзлой картошки получались очень вкусные, по тем временам, драники, правда очень сложно было тереть эту картошку, так как она была очень мягкой и водянистой.

 В трудные голодные дни жажду голода приходилось утолять жвачкой, в качестве которой использовали вар, сосновую смолу или воск. Надвигалась сибирская зима.  Здесь в Сибири зимы не принимают в свои ряды без зимней обувки. С наступлением морозов, а это уже начало октября,  необходимо было обуть всех зимней  обувью – пимами (валенками). Накопив некоторые средства, наша мама как-то отпросилась у своего начальника и в один из воскресных базарных дней ноября купила всем, кроме меня, поношенные пимы. У меня были сапоги (про историю их появления расскажу ниже).

 Немаловажным вопросом в сибирских зимних условиях было обеспечение теплом в нашем жилье. Эту сложную проблему  решали мы – дети, брат Борис, моя сестра и я. Основным топливом в те времена и для нашей печки был уголь. Ни в продаже, ни по карточкам углем не обеспечивали. Местные жители уголь приобретали легально и нелегально, где-то в другом поселке. Для обеспечения тепла в нашем жилье, несмотря на его небольшие размеры, требовалось много угля. Это было связано с тем, что двери нашей «квартиры»  открывались прямо на улицу. Несмотря на то, что нашу печурку мы иногда нагревали до красного каления, как только кто – то выходил или входил в помещение, поток холодного воздуха мгновенно охлаждал наше жилье и становилось холодно. Для поиска угля мы  почти каждый день, как на работу, ходили на железнодорожную станцию и собирали вдоль путей мелкие кусочки каменного угля, которые высыпались из груженых углем вагонов через щели во время резких остановок и при начале движений. На этой станции, останавливались  товарные поезда для заправки водой и углем паровозов. Иногда мы выпрашивали уголь у машинистов, паровозы которых заправлялись углем. Собирали мы и недогоревший уголь из выгребаемого из топок паровозов шлака.  

 Бывали случаи, когда Борис или я залезал на открытые вагоны груженые углем и сбрасывали с них уголь.  В этих случаях уголь прятали в снег, а забирали спрятанный уголь,  во избежание милицейских облав, тогда, когда на станции не было поездов, груженных углем. От такого промысла (воровства) добычи угля нам неоднократно приходилось убегать от милиционеров.  Но однажды такая добыча угля  закончилась большой трагедией для женщины, которая жила в соседнем с нами доме. Как-то я с этой женщиной пошел на станцию собирать уголь. Если в течение некоторого времени на станции не останавливались товарные поезда, то сбор угольной крошки, а тем более  мелких кусочков  угля, заканчивался  безрезультатно. Уже собираясь уходить домой,  мы увидели, что останавливается поезд груженый углем.  После его остановки долго не думая и не обращая внимания на все окружение, я забрался на один из вагонов, и скинул несколько кусков угля, которые тут же положила  в ведро эта женщина.  Вдруг из-под вагонов выскочили два милиционера. Поймали нас, когда я сбрасывал очередной кусок угля. Привели нас в милицию. Составили в милиции какие-то  протоколы. Меня продержали в милиции часов шесть, говорили, что отправят в детскую колонию. В милиции я  рассказал в каких условиях мы живем, умолял и просился, чтобы меня отпустили. Не знаю, то ли сжалились милиционеры, то ли из других соображений, но   поздним вечером меня отпустили, пригрозив, что если еще раз поймают, то посадят. А эту бедную женщину, у которой был сынишка пяти лет, осудили и послали на принудительные работы на один год. Мальчика забрали в детский дом.

 С осени 1943 года достаточно много поездов останавливались на нашей станции Чик, которые  направлялись на восток. Поезда  везли  красноармейцев и военную технику.   По имевшимся награждениям у солдат и офицеров было видно, что они прошли не только боевое крещение, но и имеют опыт фронтовых побед. Мы, несколько таких же пацанов, как я, проходили вдоль поезда и просили у солдат значки, зажигалки или что-нибудь другое. Среди этого другого, военные,  бывало, давали нам  хлеб, кусочки сахара,   консервы, а иногда солдаты  отдавали не новые гимнастерки, брюки – галифе и даже сапоги.  Как-то один сержант, на груди у которого были несколько медалей и даже один орден, спросив у меня, откуда я,  и узнав, что из Минска, стал расспрашивать, где я жил в Минске и как очутился здесь в Сибири, с кем и как здесь живу. Он сказал, что жил до войны в Минске на Сторожевке, возле базара. Уже, когда поезд начал трогаться, этот добрый дяденька подарил мне почти новые яловые сапоги. Я от этого подарка был на седьмом небе.  Эти  сапоги  носил я и мой брат Борис более трех лет. Так как они были номера на три больше моего размера, зимой это было очень кстати. Я их носил вместо валенок,  намотав на ноги пару лишних портянок.

 В декабре 1943 года нашу семью постигло очередное большое  горе,  заболела наша мама. У нее установили очень тяжелое заболевание  – менингит. Ее на санитарной машине отвезли в  районную больницу, которая находилась от нас около 60 км,  в городе Толмачево. Провожать маму в больницу поехала  моя сестра, которой было 14 лет. Бедная сестричка, без денег и питания, добиралась обратно в тамбурах на попутных поездах.  Для нас болезнь мамы была сплошным кошмаром. Этот страшный диагноз нам был известен. Наш минский сосед в возрасте около двадцати лет, перед войной в 1940 году умер от такой болезни.

 Прошло 10 дней, после того, как маму отвезли в больницу, а  мы  ни чего не знали  о состоянии ее здоровья. Брат Борис поехал навещать маму.  Добираться пришлось ему на попутных поездах. Был он у нее почти два дня, ночь пришлось ему скитаться на железнодорожном вокзале в Толмачево. Мама очень обрадовалась, увидев  сына. Когда он  возвратился, мы  были очень рады, что состоянием нашей мамы начало  улучшаться.

 Прошло еще 10 дней и  мы все: брат, сестра и я решили навестить маму. У хозяйки купили варенец, чтобы отвести маме в больницу.  На следующий день рано утром быстренько собрались и пошли на железнодорожную станцию. На станции стоял товарный поезд. Посмотрев в ту сторону, куда нам необходимо ехать, видим, прицеплен паровоз, значит  поедет в нужную сторону. Нашли вагон  с тамбуром, забрались в него. Через непродолжительное время наш поезд тронулся. К нашему большому удивлению, он двигался не в то направление, куда нам надо.  Борис предложил прыгать. Пока мы решали что делать, поезд набрал уже большую скорость, и Нелла наотрез отказалась прыгать. Доехали до первой остановки этого поезда и покинули его.  Мы хорошо перемерзли. Когда  покинули этот товарный поезд,  обратили внимание, что у него,  как  спереди, так  и сзади, были прицеплены паровозы. Так называемые толкачи, присоединялись к тяжеловесным поездам, так как один паровоз не справлялся на подъемах.

 Пошли в здание станции.  Через некоторое время согрелись. Наши намерения остались прежние, нам необходимо добраться до Толмачево, где в больнице лежит наша мама, но как? У дежурного по станции спросили, как нам добраться до Толмачево. В разговоре с ней рассказали, как мы оказались здесь на станции. Женщина, дежурная по станции, по – матерински отнеслась к нашему положению. Она сказала, что через 2 часа здесь остановится пассажирский поезд,  который следует в том направление.  При этом она сказала, что билетов на этот поезд в кассе нет. Мы честно признались, что у нас и денег нет на три билета.

 – Посидите здесь, попробую что-нибудь придумать,  сказала она,  и ушла. Через некоторое время она вновь подошла к нам и сказала:

– Попрошу бригадира поезда, чтобы он разрешил вам в тамбуре одного из вагонов доехать до Толмачево, это через одну остановку. 

 Мы поблагодарили эту весьма и весьма душевную женщину. Долгожданный поезд прибыл на станцию с опоздание почти на час.  Нам не  верилось, что бригадир поезда разрешит нам ехать в тамбуре без билетов. Бригадиром поезда тоже была не молодая женщина. Мы стояли невдалеке, когда разговаривали дежурная по станции с бригадиром поезда.  Бригадир поезда, обращаясь к нам сказала:   – Ждите меня возле 7 вагона. 

 Эта милосердная женщина сжалилась над нами и, нарушая должностные инструкции, разрешила подняться в вагон без билетов. Мы разместились в уголочке в тамбуре. Через некоторое время  наша спасительница  напоила нас сладким чаем.  Давно не пили мы такой вкусный и сладкий  чай.  Поезд остановился на станции Толмачево. Покидая вагон, каждый из нас благодарил эту женщину. Когда отправился поезд, мы махали вслед ему, пока он не скрылся. Так мы добрались до Толмачево.  Когда уже начинало темнеть, мы пришли в больницу. Это нежданная для мамы встреча была настоящим праздником и, как нам показалось, ускорило ее выздоровление. В больнице нам устроили ночлег, а утром  нас даже покормили. Попрощавшись с мамой, и пожелав ей скорейшего выздоровления, мы направились на железнодорожную станцию. К нашему счастью, на станции стоял товарный поезд, заскочив  и спрятавшись в тамбуре,  через некоторое время мы были на станции Чик.  

 В больнице мама  пролежала больше  месяца. В середине января нашу маму, исхудавшую, обессиленную, наголо обстриженную после такой болезни, выписали из больницы. Ей повезло, из больницы к нам, в  Чик, ехала санитарная машина за больной, и нашу маму на этой попутной машине привезли домой.

 В те времена болеть было некогда. Через неделю, еще не окрепшись от такой тяжелой болезни, она должна была приступить к работе.

Следует отметить, что на заводе, увидев ее состояние и внешний вид,  ее перевели на более легкую  работу.

 Борьба за выживание, чувство материнской ответственности за жизнь детей, внутренняя потребность бороться и  сопротивляться,  все это вместе позволило нашей маме выстоять, не сойти с ума, не дать погибнуть детям. 

 В то время, когда мама лежала в больнице, как-то мы с Борисом пошли  на станцию добывать основной источник тепла – уголь. И вот останавливается товарный поезд с пульмановскими вагонами. Брат залез на один из вагонов, чтобы сбросить несколько кусков угля, а там вместо угля вагон был загружен каменной солью. Соль была как россыпью, так и в виде небольших кусков.  Сбросил несколько кусков соли, она разбилась на более мелкие. Мы тогда «добыли» соли почти  4 ведра. Соль в те времена  была очень дорогая. Эта соль нас очень и очень выручила.  Мы ее почти до самого лета выменивали на картофель, капусту, молочные продукты и хлеб. По приезду мамы из больницы мы смогли  для нее покупать сливочное масло, варенец – это местный кисломолочный продукт,  другие молочные продукты. Так, например, один стакан соли мы выменивали на три мисочки молока. Молоко в зимнее время для его сохранения замораживали и продавали в замершем состоянии в виде поллитровых мисочек. Добытая соль очень помогла нашей маме окрепнуть после болезни. Правда, когда мы рассказали маме про соль, она нас строго предупредила, чтобы мы больше подобными вещами не занимались.  

 В конце января 1944 года произошло сверхъестественное, нежданное и непредсказуемое чудо. Это было часов 10 -11 вечера, мы уже  все спали. Слышим сильный стук в нашу дверь. На вопрос: кто там? – наша хозяйка отвечает: «Принимайте гостя». Мама открывает дверь и не верит глазам своим, перед  ней в открытой двери стоит наш  «погибший» и «воскресший» папа. 

 От радостного крика проснулись мы все. Описать это событие достаточно трудно. Как я ранее  указал, мы еще  в  конце 1942 года получили извещение, что он пропал без вести. Где-то, через полгода, по совету таких же женщин, которые получали аналогичные сообщения, мама написала еще один запрос относительно нашего отца в какую-то организацию города Москвы.  Через  некоторое  время пришло второе сообщение, что    он пропал без вести. При этом даты пропажи, которые были указаны в двух полученных извещениях, не совпадали.  Эти две похоронки достаточно долго хранились у нас дома.  Только в шестидесятых годах,  уже, будучи  в Минске, они были переданы в военкомат.

 В настоящее время на сайте “Память народа”,  приводится неоднозначная информация о нашем отце, Леонове Генадии Михайловиче. Так, по данным Центрального военно-морского архива Леонов Генадий Михайлович пропал без вести 28.08.1942г, а по информации Центрального архива Министерства обороны попал в плен 09.09.1942. В действительности, полк  в котором служил отец, понес большие потери при обороне Туапсе. Оставшиеся в живых краснофлотцы были присоединены к другому полку. В составе последнего полка он воевал до 17 июля 1943 г. В этот день он был ранен, получил множественные осколочные ранения  левой  ягодицы,  левого бедра и левой стопы. После пребывания в различных полевых госпиталях 3 августа 1943 г его привезли в Эвакуационный госпиталь, который  находился в городе Баку. В этом госпитале его несколько раз прооперировали. Лечился он в  этом госпитале  четыре с половиной месяца,  до 21 декабря 1943 г.  По медицинским показаниям  его признали нестроевым,  и  отправили на «гражданку» в тыл. В память о ранении  на всю оставшуюся жизнь он пронес небольшой осколок в  бедре и отсутствие почти  половины левой  ягодицы. 

 Еще находясь в госпитале, он начал разыскивать нас. На запрос, который был послан в город Харабали, ему ответили, что его семья эвакуирована  в город Копейск.  После выписки из госпиталя он поехал в город Копейск и …. нашел наших минских соседей, с которыми нас разлучили, когда мы вторично эвакуировались из Харабали. Там ему дали наш адрес. В военной комендатуре с трудом ему выписали проездные документы и он поехал дальше искать свою семью. Приехал он к нам в конце января 1944 года. Одежда на нем была не для сибирских морозов. Бушлат, на ногах ботинки и обмотки, а на голове пилотка (фото 3). Армейские обмотки – это длинные, около 3 м трикотажные двойные в виде чулка полоски, шириной порядка 10 см, которыми оборачивали ноги от ступни до колен.

Из папиных обмоток, мама сделала себе и Нелле по несколько пар чулок.

 По приезду, папа устроился  работать на тот же Артполигон. Вскоре, папе, как инвалиду – фронтовику, выделили на семью однокомнатную квартиру в полуподвале двухэтажного дома. Основным достоинством и принципиальным отличием от предыдущего жилья, было то, что в квартире был нормальный пол, два нормальных окна и дверь из квартиры открывалась  в коридор, а не на улицу.

 Условия жизни у нас несколько улучшились. Работа на Артполигоне и эти улучшенные условия жизни нашего папу не удовлетворяли.  Как-то зимой 1944 года папа поехал в Новосибирск и неожиданно в городе встретил знакомых минчан. Они жили в Новосибирске с самого начала  войны, с 1941 года. Эта встреча  решила и нашу дальнейшую судьбу. 

       

 Фото 3.  В такой форме наш отец покинул город Баку и преодолевал сибирские морозы.

 Вскоре, в начале 1945 года мы переехали жить в Новосибирск.  В Новосибирске нам выделили однокомнатную квартиру на улице Сакко и Ванцетти. Мама и папа, а также   мой брат,  сразу же утроились работать. Здесь, в двенадцатилетнем возрасте,  я в четвертой четверти стал учеником первого класса.

 Мама постоянно поддерживала связь письмами  с нашими минскими соседями, с которыми мы вместе покидали Минск. Они возвратились в Минск из города Копейск в конце 1945 года. После долгожданной Победы над фашистской Германией и,  узнав от наших минских соседей, что наш дом цел и невредим, мы начали собираться домой в Минск. 

С самых первых дней, как только мы покинули город Минск, нас ни на секунду  не покидала мысль о скорейшем возвращении на родину.  Как здесь не вспомнить нашего земляка, одного из величайших  исторических деятелей, писателя и переводчика, доктора философии и медицины  Франциска Скоринукоторый писал:  «Понеже от рождения звери, ходящие в пустыне, знают свои ямы, птицы, летающие по воздуху, ведают гнезда свои, рыбы, плавающие по морю и рекам чуют глубины свое, пчелы и тому подобные защищают ульи свои, где родились и вскормлены, к тому месту великую любовь имеют».

 Ждать возвращения домой и встречу с нашим домом нам пришлось достаточно долго. Самостоятельно поехать в Минск всей семьей у нас не было средств. В конце 1945 года нам сообщили, что в начале 1946 года будет формироваться поезд по доставке беженцев до Москвы. Мы попали в состав пассажиров этого поезда. И вот в начале мая 1946 года поезд сформировался. Я, опять недоучившись во втором классе целый месяц, закончил второй год учебы. Поезд из достаточно большого числа вагонов-теплушек, под шуточным номером «пятьсот веселый», взял путь на Москву. И вот мы снова в таких же теплушках и теже полки в три этажа. Но этот поезд принципиально отличается от предыдущих поездов. Мы едем домой. И видимо из этих соображений поезд называли пятьсот веселый. В то время проходило большое железнодорожное перемещение с дальнего востока на Европейскую территорию военных и всякого рода вооружения, возвращались из эвакуации предприятия, поэтому мы были в пути достаточно долго. Даже, несмотря на не весьма благоприятные условия жизни в пути, настроение пассажиров было счастливое, все ехали домой. Прибыв в Москву, и не имея достаточных средств на проживание, наш папа после трехдневных мытарств, как инвалид-фронтовик, и учитывая, что мама была в положении, через военную комендатуру и общество Красного Креста   смог добиться бесплатных билетов до Минска в общем вагоне пассажирского поезда. Так мы вскоре оказались в Минске, в родном любимом доме на Юбилейной площади.  

Конец 2-й части.                  

Опубликовано 10.02.2018  15: 20

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (62)

Аўска-жнівеньскі шалом! Гэта серыя пра юбілеі, пра ізраільска-беларускага рабіна-дзівуна, пра тое, што дзеецца навокал, асабліва ў сферы культуркі.

Юбілеі… Не ведаю, як каго, а мяне ўжо горача павіншавалі з 500-годдзем беларускага кнігадруку 🙂 Нагадаю, што 5 жніўня 1517 года Францішак Скарына надрукаваў у Празе Псалтыр – на царкоўнаславянскай мове, але ў беларускай рэдакцыі, дый сам Скарына паходзіў «са слаўнага горада Полацка». У Беларусі-2017 была абвешчана кампанія «Пяцісотгоднасць», а ў Нацыянальнай бібліятэцы пастаўлены павялічаныя копіі скарынаўскіх фаліянтаў ды спецыяльны вясёлы стэнд… Ваш пакорлівы слуга яшчэ 16 чэрвеня прымасціўся да яго.

Цешыць, што апошнім часам у краіне ладзяцца шахматныя турніры ў гонар знамянальных падзей, вось і «500-годдзе беларускай кнігі» трэнер-суддзя-арганізатар Віктар Барскі не абышоў увагай. Палажэнне аб турніры па хуткіх шахматах 19-20 жніўня падрыхтавана таксама па-беларуску – усё, як належыць, хоць і з дробнымі памылачкамі. Зрэшты, мяне зараз больш вабяць гексашахматы.

Таксама ў пачатку жніўня адзначалі сто гадоў з дня нараджэння Янкі Брыля, народнага пісьменніка Беларусі (1917–2006). Наш аўтар шчодра падзяліўся ўспамінамі пра Івана Антонавіча, дзе адзначыў, сярод іншага: «Сярод яго любімых пісьменнікаў быў Рамэн Ралан з яго творам «Кала Бруньён» і Шолам-Алейхем». Я б таксама падзяліўся, аднак бачыў Янку Брыля толькі двойчы (у 2000 г., калі адбылася публічная сустрэча з ім на Інтэрнацыянальнай, 6, у Мінскім аб’яднанні яўрэйскай культуры, і ў 2002 г. – тады паспрабаваў пагутарыць з ім у кулуарах Дома літаратараў, ды класік быў заняты). Пагэтаму проста працытую пару мініяцюр Янкі Брыля з кнігі «Вячэрняе» (Мінск, 1994), у якой нямала гаворыцца пра яўрэяў, старонках аж на трыццаці… Папраўдзе, не толькі добрае.

* * *

Ярэмічы. Лета 1941 года. Паліцаі змушалі старую, хворую яўрэйку ўзбірацца на тэлеграфны слуп… Вясковыя хлопцы, што яшчэ ўчора, здаецца, былі звычайнымі, спакойнымі, нявіннымі рабацягамі.

Яўрэйская дзяўчына, што раней вучылася з Колем Б., прыбегла да яго, хаваючыся ад гвалтаўнікоў-паліцаяў.

«Каб яшчэ хто людскі прапанаваў такое, а то… Не, лепш ужо мне памерці!»

* * *

Зноў прыгадаліся два пажылейшыя за мяне яўрэі з друкарні, якіх я частаваў пасля выхаду першай кнігі. Як пілі мы, чам закусвалі, у якім закутку друкарні гэта было – добра не памятаю. Прозвішча загадчыка наборнага цэха Рудзін; я запомніў яго, відаць, з-за Тургенева. А прозвішча загадчыка цэха друкарскага не запомнілася – ад імені нейкага, здаецца, без вышэйшых асацыяцыяў. П’янкі, вядома, не было, яўрэі людзі акуратныя, а ўражанне ад маёй удзячнай радасці, ад іхняга разумення яе – памятаю.

З Рудзіным, чалавекам самавіта-сур’ёзным, мы і пасля гэтага, як і перад гэтым, прыязна здароваліся. А той другі, цяпер безыменны, па-прасцецку, дабрадушна губаты, пры сустрэчы шырока ўсміхаўся: «Ну, а калі будзе другая кніга?»

…Захацелася дадаць, што я тады быў літработнікам «Вожыка», апранутым абы-як, у «юнраўскія» неданоскі, і гэта, відаць, яшчэ больш збліжала мяне з тымі небагатымі, працоўнымі людзьмі.

* * *

Чатыры тыдні таму папрасіў знаёмага здабыць дысер Ганны Бартнік – калі помніце, гаворка пра яе даробак вялася ў папярэдняй серыі… Ні адказу, ні прыказу, ні нават аўтарэферату, хоць электронная пошта працуе спраўна. Меркаваў, што пачытаю, а тады ўрывак будзе перакладзены з польскай і змешчаны на нашым сайце, аднак, калі ў канцы ліпеня з «Берегов» даведаўся, што Ганне дапамагалі такія «адмыслоўцы», як Леанід С. і Якаў Б., абазнаныя больш у агітацыі ды прапагандзе, чым у навуцы (ведаю, ведаю, пра што кажу…), то неяк і расхацелася. Па-ранейшаму рады за маладую даследчыцу з Польшчы, якая робіць паспяховую кар’еру на ніве іудаікі. Разам з тым хацеў бы згадаць, што, калі ў красавіку 2006 г. францужанка Клер Ле Фоль абараніла ў Парыжы доктарскую на тэму «Гісторыя і рэпрэзентацыі яўрэяў Беларусі (1772–1918)», то вельмі скора я атрымаў раздрукоўку «з дастаўкай дахаты», а было ў ёй звыш 600 старонак. Разумніца Клер не цуралася майго «самвыдату» – перадала бюлетэню «Мы яшчэ тут!» сенсацыйны архіўны дакумент, датычны беларускага грамадзянства Хаіма Нахмана Бяліка, па маёй просьбе адшукала першую публікацыю Ізі Харыка ў часопісе 1920 года. Пераклаў я ў 2008 г. для «Arche» рэцэнзію Ле Фоль на кнігу Аркадзя Зельцара пра яўрэяў Віцебска, а ў 2009 г. – артыкул пра «беларусізацыю» яўрэяў у міжваенны перыяд. Потым нашыя шляхі разышліся, але «асадачак застаўся» – збольшага прыемны.

Д-р Ле Фоль і яе праца

З сайтам belisrael.info, які фармальна не з’яўляецца пляцоўкай для навуковых публікацый (як не з’яўляліся газета «Анахну кан» і бюлетэнь «Мы яшчэ тут!»), супрацоўнічаюць або супрацоўнічалі досыць вядомыя даследчыкі: гісторыкі Цімафей Акудовіч, Барыс Гольдзін, Маргарыта Кажанеўская, Уладзімір Краўцоў, Анатоль Сідарэвіч, Іна Соркіна, філолагі Лявон Баршчэўскі, Дзмітрый Дзятко, Віктар Жыбуль, Віталь Станішэўскі, металазнаўца Марыя Гальцова, псіхолаг Людміла Мірзаянава, эканаміст Маргарыта Акуліч… Прашу дараваць, калі на кагосьці забыўся. Многія з іх маюць дыплом кандыдата навук – калі на заходні манер, то доктара (Ph. D.). Асабіста я рады чытаць якасныя тэксты незалежна ад статусу аўтараў і дзякую ўсім, хто давярае сайту (спадзяюся, галоўны рэдактар мяне падтрымае :)) Тым не менш запрашаю амбітных навукоўцаў-практыкаў больш актыўна дзяліцца сваімі знаходкамі з чытачамі ізраільска-беларускага сайта. Мець дадатковую «творчую лабараторыю» нікому, бадай, не зашкодзіць…

Падобна, мінчанка М. Акуліч так і трактуе сайт – «трэніруецца» тут, потым пашырае свае публікацыі ў іншых месцах. Нядаўна ў яе выйшла невялікая электронная кніга «Идиш, Холокост и евреи Беларуси»; азнаямляльны фрагмент можна пачытаць бясплатна. Выданне будзе карыснае тым, хто цікавіцца мовамі ды гісторыяй краіны, аднак толькі пачынае знаёмства з «яўрэйскай тэмай». Нават сам выхад кнігі здольны падштурхнуць чытачоў да актыўнасці ў слушным кірунку; праўда, хацелася б усё-такі большай глыбіні, меншай колькасці памылак (Астравух стаў «Астарухам» і г. д.)… З пажаданнем аўтаркі ідышу – «хочацца верыць, што гэтая мова яшчэ загучыць у поўную сілу на беларускай зямлі» – цяжка не згадзіцца, іншая справа, што спадзеў на «заможныя краіны», якія, паводле М. Акуліч, маюць дапамагчы адраджэнню мовы грашыма, выглядае наіўна. «Або няхай яны ўсе разам скінуцца на даражэзны помнік ідышу, які трэба пабудаваць у РБ», – тут я магу толькі паціснуць плячыма. Як на мой одум, то лепей адны «жывыя» курсы ідыша з парай энтузіястаў, чым тузін помнікаў.

 

Па-свойму дбае пра ідыш-культуру Аляксандр Фурс, былы вучань «яўрэйскіх класаў» 132-й школы, каардынатар праекта «Яўрэйскія твары Беларусі», музыка і чалавек у пошуку. Ладзіць бясплатныя для наведвальнікаў экскурсіі, вось і 13.08.2017 запрашае прыйсці а 6-й вечара да брамы Вайсковых могілак Мінска. «Мы пазнаёмімся з постаццю ІзіХарыка і даведаемся, як Янка Купала адпачываў разам з класікам ідышыцкай літаратуры. Даведаемся, як габрэйскі хлопчык Самуіл Плаўнік патрапіў у “Нашу Ніву” ды яшчэ шмат цікавага!» – інтрыгуе Алекс (арфаграфія арыгінала захаваная). Мо і падскочу… З іншага боку, «ідышыцкае» на афішцы крыху насцярожвае – такi прыметнік мне не знаёмы. Ведаю словы «ідышны», «ідышысцкі»; нячаста сустракаю варыянт «ідышаўскі». Ну, хіба пасля экскурсіі вакабуляр папоўніцца…

Агулам беларуская культура, незалежна ад «намаганняў» адпаведнага міністэрства, паступова ўзбагачаецца… Расце музей «Прастора Хаіма Суціна» ў Смілавічах пад Мінскам, якому французскі калекцыянер нядаўна падараваў дзве работы Шрагі Царфіна (адну, гуаш «На лузе», сёлета, балазе ў музеі ёсць ужо зала Царфіна). Шчыруюць мае калегі-перакладчыкі, якім неабыякавая спадчына жывых і мёртвых пісьменнікаў, ідышных і іўрыцкіх. З апошніх найбольш пашанцавала, бадай, юбіляру гэтага месяца Этгару Керэту – у апошнія пару гадоў выйшла дзве яго кнігі па-беларуску.

Усе тры белмоўныя кнігі тав. Керэта: 2007, 2016, 2017

Ёсць неблагія шансы, што яшчэ сёлета ў Мінску будуць надрукаваныя зборнікі паэзіі Хаіма Нахмана Бяліка і Майсея Кульбака. Рыхтуецца і новы, больш дасканалы за ранейшыя пераклад рамана «Зельманцы» («Зэлмэнянцы») – імпэту мастака-ідышыста Андрэя Дубініна можна толькі пазайздросціць.

Зараз – колькі абзацаў пра аднаго ізраільска-беларускага рабіна, які ведае ідыш мо лепей за ўсіх нас, ды скіроўвае свае сілы ў сумнеўнае рэчышча… Я паглядзеў яго інтэрнэт-ролікі, жорстка раскрытыкаваныя ў сеціве (яўрэямі і неяўрэямі). У адрозненне ад некаторых гора-каментатараў, завочныя дыягназы ставіць не бяруся; Ігаэль І. выглядае здаровым чалавекам, і асаблівасці яго жэстыкуляцыі не выходзяць за рамкі нормы. Мяркуйце самі

Р. Ігаэль пад канец 2000-х вярнуўся з Кір’ят-Гата ў родны Мінск, пэўны час наведваў сінагогу на Даўмана, 13б, ды потым рассварыўся з кіраўнікамі, назваў яе «свінагогай» і з’ехаў жыць у Барань пад Оршай. (Папраўдзе, на Даўмана не такое ўжо кепскае месца, прынамсі яўрэі завітваюць не адно дзеля ежы, а сёлета прыязджаў туды памаліцца чалавек з Бразілі, які вывучае беларускую…) Рээмігрант узяўся выкрываць «апазіцыю» і «ліберастаў», заходнія спецслужбы, «сіянісцкі істэблішмент» і прафесійных яўрэяў РБ за тое, што адныя стварылі «міф пра Курапаты», а іншыя падтрымліваюць. Трасе кнігай свайго знаёмца, беларускага журналіста Анатоля С. (ужо не жыве), які ў 2011 г. даказваў, што ў Курапатах расстрэльвалі толькі гітлераўцы пасля 1941 г., а не «саветы» ў 1937–1941 гг. Падобныя «доказы» грамадскай камісіі не раз даследаваліся ў 1990-х гадах, і заўжды спецыялісты прыходзілі да высноў пра іх неабгрунтаванасць. Можна не давяраць Зянону Пазняку праз яго палітызаванасць – заявы пра «камуна-маскоўскі генацыд» у Курапатах сапраўды былі залішне эмацыйнымі – але прафесійным археолагам Міколу Крывальцэвічу і Алегу Іову я давяраю куды больш, чым неназванай жонцы Ігаэля, «тожа археолагу».

Рэбе Ігаэль «зрывае покрывы» ў стылі Анатоля Васермана (aka Онотоле)

Прыхільнікам «нямецкай версіі» можна падзякаваць хіба за тое, што яны крыху разварушылі абыякавае грамадства, падштурхнулі апанентаў да больш уцямных фармулёвак. Што да Ігаэля І., у яго лекцыі прагучалі цікавыя звесткі пра «Яму», дзе яўрэі нават у брэжнеўскі час збіраліся не толькі 9 мая (на грамадзянскі мітынг), а і, негалосна, 9 ава… Апошняя традыцыя была закладзена значна раней – з года вызвалення Мінска – і пратрывала да 1989 года. Мінская рэлігійная абшчына пераехала ў Сцяпянку, а потым на рог Друкарскай і Цнянскай з Нямігі пасля таго, як у сярэдзіне 1960-х была знесена Халодная сінагога. Каб жа паважаны рабін і далей разважаў на гэтыя, рэальна вядомыя і блізкія яму тэмы, а не пра «ўсенародна выбранага Прэзідэнта» і яго каварных ворагаў…

Вольф Рубінчык, г. Мінск

12.08.2017

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 12.08.2017  23:39

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (56)

Вітаю аматараў серыяла – тых, каму неабыякавыя падзеі ва ўласнай краіне, і ў свеце таксама!

Днямі споўнілася 60 гадоў рокеру Юрыю Шаўчуку, aka «Юра-музыкант». Да яго творчасці можна ставіцца па-рознаму; асабіста мяне яна натхняе амаль 30 год, пачынаючы ад кружэлкі «Я получил эту роль».

 

Юра Ш. (Віцебск, 2015) і яго пласцінка 1988 г.

Мужны чалавек, як ні круці. Акрыяў пасля смерці жонкі. Ратаваў душы на войнах (за гэта, а таксама за яго раннюю песню «Не страляй», на месцы нарвежскага камітэта я б выпісаў Шаўчуку Нобелеўскую прэмію міру). Цаню і тое, што Юрый Юліянавіч даваў канцэрты ў Беларусі, увайшоў у гісторыю рэплікай 2009 г.: «Холадна ў вас выступаць, паўсюль лядовыя палацы – лепей бы ваш прэзідэнт у шахматы гуляў (смяецца)». Некалі, да сваёй адседкі, шаўчукоўскія імпрэзы ладзіў у Беларусі Генадзь Шульман – дырэктар цэнтра «Клас-клуб ДК»; гэта яму залічылася або залічыцца.

Упершыню за час бытавання «Катлет & мух» у Беларускай федэрацыі шахмат (БФШ) змянілася кіраўніцтва. Цікава?! Ну, слухайце далей…

У 2009 г. федэрацыя з некалькімі сотнямі членаў дэ-факта амаль год жыла без старшыні (хочацца з’едліва дадаць: «і нічога»). Потым знайшлі сабе начальніка дзяржаўнага прадпрыемства, звязанага з аэранавігацыяй, ад шахмат досыць далёкага. Тым не менш, сякія-такія грошы спонсараў пры ім знаходзіліся – мо і не меншыя, чым пры ранейшым старшыні-прадпрымальніку, які шмат абяцаў, а рабіў… як рабіў.

Сёлета ў канцы красавіка адзін небезвядомы палітык раскрытыкаваў стан спраў у спорце, асабліва ў хакеі. Прачуханца дастаў і Нацыянальны алімпійскі камітэт Беларусі, які з вясны 1997 г. узначальваецца «самі ведаеце кім». Чыстая булгакаўшчына: «Калі гэтыя барытоны равуць “бі разруху!” – я смяюся… Гэта абазначае, што кожны з нас павінен лупіць сябе па карку!»

Напэўна, у адміністрацыі ўспомнілі лозунг ад вусатага сучасніка Булгакава М. А.: «Кадры вырашаюць усё», і ў маі распачалася хваля перавыбараў у спартыўных федэрацыях. Калі раней імі кіравалі розныя буйныя чыноўнікі, то цяпер лічыцца, што «руліць» павінны самі дзеячы спорту. Што, у прынцыпе, няблага, але прымушае задумацца: ці насамрэч дзяржава зацікаўлена ў самакіраванні спартоўцаў? Ці не хоча проста сапхнуць на іх адказнасць ва ўмовах эканамічнага крызісу? (Тут трэба дадаць, што падзенне валавага ўнутранага прадукта ў «сінявокай» спынілася, чаго не скажаш пра даходы грамадзян.) Выняткам стала федэрацыя хакея: узначаліць яе прапаноўвалі трэнеру Міхаілу Захараву, ён адмовіўся, тады паклікалі Сямёна Шапіру, старшыню Мінскага аблвыканкама… Патлумачылі так: «Хакей – ідэалогія, тое, што можа згуртаваць нацыю» 🙂

19 мая дайшла чарга і да БФШ. Амаль аднадушна (1 галасаваў супраць, 1 устрымаўся) прысутныя выбралі 37-гадовую Настассю Сарокіну, міжнароднага майстра, трэнера ФІДЭ і г. д. У сярэдзіне 2000-х гадоў яна жыла ў Аўстраліі, потым вярнулася, працавала ў Мінскім дзяржаўным палацы дзяцей і моладзі, а гадоў 5 таму адкрыла прыватную школу. Не з’яўляюцца сакрэтам яе добрыя адносіны з Кірсанам Ілюмжынавым і Максімам Рыжанковым, «моцнымі людзьмі» ФІДЭ і адміністрацыі прэзідэнта РБ адпаведна. Натуральна, самаацэнка часам зашкальвае.

Выглядае, ёсць у рашэнні канферэнцыі плюсы і мінусы. Паводле статуту БФШ скліканне так скора не робіцца, пра яго трэба паведамляць актывістам прынамсі за месяц (п. 4.7). Перагледзеў навіны на chess.by – не было там паведамлення пра канферэнцыю і парадак дня. Як кажуць юрысты, «з неправавой сітуацыі не можа быць прававога выйсця», і фармальна вынікі канферэнцыі БФШ (дый сходаў іншых федэрацый РБ – статуты прыкладна аднолькавыя ва ўсіх) маглі б быць аспрэчаны ў судзе. Зрэшты, каляспартыўныя дзеячы ва ўсім свеце схільныя абапірацца хутчэй на мэтазгоднасць, чым на законнасць. І большасць спартоўцаў таксама…

У навіне пра абранне спн. Сарокінай, апублікаванай усё на тым жа сайце БФШ, насцярожваюць наступныя словы: «Асаблівую ўдзячнасць Настасся Віктараўна выразіла дзяржаўным структурам: Нацыянальнаму алімпійскаму камітэту, Міністэрству спорту і турызму Рэспублікі Беларусь, Прэзідэнцкаму спартыўнаму клубу, якія рэальна зацікаўлены ў развіцці шахмат у Беларусі і аказваюць істотную падтрымку беларускім шахматам». Не ў тым праблема, што расхвальваецца «начальства»: магчыма, кар’еру без гэтага не пабудуеш. Ізноў жа, «шахматная вертыкаль» з яе «жэстачайшым парадкам» часам у Беларусі спрацоўвае, хоць я аддаю перавагу «гарызанталі». Але якая з Нацыянальнага алімпійскага камітэта «дзяржаўная структура»?.. Алімпійская хартыя забараняе «адзяржаўліванне» мясцовых камітэтаў, і ў Беларусі НАК пазіцыянуе сябе як «самастойнае, незалежнае грамадскае аб’яднанне». Статус яго адрозніваецца ад «прэзідэнцкага клуба» – «дзяржаўна-грамадскага аб’яднання».

НАК – назіральная інстанцыя над федэрацыямі, асабліва тымі, што мусяць развіваць алімпійскія віды спорту. На 30.05.2017 прызначаны «вялікі алімпійскі сход». Можа, прэзідэнт НАК, па сумяшчальніцтве – прэзідэнт гордай краіны «між Літвой і Украінай», нарэшце пакіне пасаду, якую займае акурат 20 гадоў, і ў рамках «сур’ёзнага перафарматавання сферы спорту» следам за сваімі падначаленымі саступіць месца адмыслоўцу? Вунь той жа Кірсан, які ў 1990–2000-х гадах сумяшчаў прэзідэнцтва ў Калмыкіі і ў Сусветнай шахматнай федэрацыі, у 2010 г. даспеў да таго, што трэба засяродзіцца на адным…

Але вярнуся да Сарокінай, з якой у дзяцінстве нават згуляў пару партый у клубе «Прахадная пешка» на вул. Асіпенка (па ініцыятыве Русланы Іванаўны Мачалавай). Калі зменяцца варункі, яна можа стаць някепскай грамадскай лідэркай, бо, як слушна адзначыў калега, умее «лавіць момант». Летась у ейнай школе планаваліся заняткі на «роднай мове», весці іх намерваўся муж Настассі, Дзяніс Бурко. Нядаўна ўжо быў прэцэдэнт – трэнер Віктар Барскі набіраў белмоўную групу ў клубе «Стратэг» (Палац дзяцей і моладзі). Усё ж пакуль не так многа людзей у Мінску гатовыя плаціць за навучанне шахматам па-беларуску… 🙁

А. Сарокіна – арбітр на чэмпіянаце свету ў Тэгеране (люты 2017 г., злева; фота з chesspro.ru). На 2-м фота – іранская актрыса Садаф Тахер’ян, якая ў 2015 г. адмовілася публічна насіць хіджаб. У адказ ёй забаранілі працаваць у Іране.

Як бы там ні было, зычу новай старшыньцы БФШ плённа правесці 1-ы (!) чэмпіянат свету ФІДЭ па рапідзе і бліцы сярод дзяцей да 8, 10 і 12 гадоў (Мінск, Палац спорту, 1–5 чэрвеня 2017 г.). Упэўнены, шмат для каго з малых, дый іх бацькоў, чэмпіянат акажацца падзеяй на ўсе часы. Чакаецца, што прыляцяць юныя шахісты з Швецыі, Узбекістана, Японіі і нават Калумбіі, але чамусьці не з Ізраіля.

Практыка паказвае, што грандыёзныя спартыўныя падзеі ў Беларусі рэдка спрыяюць развіццю адпаведнага віду. Пышна правялі чэмпіянат свету па хакеі 2014 г., аднак сёлета беларуская хакейная каманда паказала 13-ы вынік з 16 краін, ледзь не вылецела з эліты. Вышэйзгаданы Захараў паставіў галіне «дыягназ», хоць і вывеў «галоўнага хакеіста» з-пад удару («Гэта не прэзідэнт, гэта ўрад павінен думаць. Прэзідэнт пабудаваў каткі, а іх трэба запаўняць, каб яны запрацавалі» :)). Таксама не заўважыў я, каб пасля першынства Еўропы па хуткіх шахматах у Мінску (снежань 2015 г.) з удзелам такіх зорак, як Найджэл Шорт, «люд паспаліты» зачасціў у шахклубы. Адчуванне, што Беларусь па-ранейшаму застаецца пляцоўкай для чужых гульняў… 🙁

Не магу не згадаць лекцыю нашага аўтара Аляксандра Астравуха «Беларуская яўрэйская паэзія», якая адбудзецца 25.05.2017 у памяшканні ПЭН-цэнтра (Мінск, Залатая Горка 2-101). Афіцыйна нікога не запрашаю, бо не ведаю, як да наплыву гасцей паставяцца арганізатары.

Улетку будзе адзначацца 500-годдзе беларускага кнігадруку… Летась прыдзяржаўныя і непрыдзяржаўныя дзеячы культуры выступілі за тое, каб аэрапорт «Мінск» – былы «Мінск-2» атрымаў імя Францішка Скарыны. Я не супраць, каб нацыянальны аэрапорт набыў чалавечае імя (як «Бен-Гурыён» у Ізраілі, «Шарль дэ Голь» у Францыі, «Джон Фіцджэральд Кенэдзі» ў ЗША), аднак варыянт са Скарынам небясспрэчны. Вось і паэт Віктар Жыбуль зацеміў у інтэрв’ю, што «лепш імем Скарыны назваць буйную бібліятэку ці сетку кнігарняў (тую ж «Белкнігу»). Усё ж асоба Скарыны асацыюецца найперш з кнігамі. А аэрапорт, самалёты — гэта сымбалі пазьнейшай эпохі». І я згодзен з тымі, хто прапануе назваць аэрапорт імем першага Героя Рэспублікі Беларусь Уладзіміра Карвата (1958-1996), які 21 год таму адвёў аварыйны самалёт ад вёскі ў Баранавіцкім раёне, а сам загінуў. Падабаецца мне і ідэя з аэрапортам імя Сямёна Косберга, доктара тэхнічных навук, ураджэнца Слуцка (1903-1965). Ён заслужана меў ваенныя ордэны за распрацоўкі для самалётаў Чырвонай Арміі, а потым ладна ўклаўся ў савецкую касманаўтыку. Адна са слуцкіх вуліц носіць імя Косберга, але гэтага, па-мойму, недастаткова для ўвекавечання яго асобы.

Нават пасля абсурднай адмовы ад праспекта Скарыны (2005 г.) першадрукара не забылі ў сталіцы: ёсць прысвечаная яму вуліца, стаіць помнік ля Нацыянальнай бібліятэкі. Праспекты Скарыны не так даўно з’явіліся ў Жодзіне і Полацку. Зараз паправіць бы пераклад цытаты са скарынаўскай Бібліі ля ўваходу ў «галоўную бібліятэку»…

Па-французску часцінка «а» мае тут пісацца з рысачкай («à»), з чым у студзені 2013 г. пагадзілася намесніца дырэктара Алена Далгаполава: «На жаль, бібліятэка не можа самастойна выправіць гэты недахоп на якасным ўзроўні. Надпісы высечаны на мармуры і пакрыты спецыяльным колерам. Такая тэхналогія патрабуе спецыяльных навыкаў». Пры нагодзе, абяцала, паправяць… Чакаю ўжо 51 месяц, 21 дзень і 16 гадзін.

Мой пачакун, як ты мне мілы!..

Для кагосьці гэта драбяза, аднак многія французы, як памятаю з мінулага стагоддзя, дужа адчувальныя да парушэнняў правіл сваёй мовы. Надпіс на турыстычным аб’екце бачылі сотні нашчадкаў галаў франкафонаў, і ў дзясяткаў гэтае «а» на нейкую долю абясцэніла сімвалічны капітал нашай краіны… Хоць ты сам бяры «бронзавую» фарбу і падмалёўвай рысачку! (Насамрэч не, бо потым яшчэ і вінаватым акажуся…)

Усё часцей здаецца, што прэзідэнты суседніх краін, каторыя на «П», з аднаго кубла вылезлі. А можа, проста карыстаюцца паслугамі тых самых паліттэхнолагаў?… Адзін «П» пад прыкрыццём сочынскай алімпіяды «сцягнуў» Крым; другі, на фоне агульнай эйфарыі ад «Еўрабачання» ў Кіеве, 16.05.2017 загадаў блакаваць ва Украіне сайтаў «Вконтакте», «Одноклассники», «Яндекс»… Довады «за» і «супраць» блакіроўкі папулярна выкладзены тут. Па-мойму, змаганне з «расійскай прапагандай» набліжаецца да небяспечнай рысы, калі «гарматы інфармацыйнай вайны» лупяць ужо не проста ўхаластую, а па сваіх.

Падзівіў белдэпутат Ігар Марзалюк, які даў газеце «Звязда» вялікае інтэрв’ю ў іпастасі гісторыка. Многа там усяго, у т. л. ідэалагічная ўстаноўка: «Беларусь – адзіная краіна ў Еўропе, дзе не было антысемітызму». Каб хоць не І. М. казаў… Справа ў тым, што іменна гэты гісторык у «габрэйскім» выпуску часопіса «Arche» (2000) з фактамі ў руках даводзіў, што «для нашых земляў быў характэрны мяккі варыянт антысемітызму». А потым у кнігах 2007 і 2009 гг. папракаў калегу: «незразумела, чаму Сагановіч лічыць немагчымым скарыстанне дадзеных фальклору ў якасці доказу існавання ўстойлівых антысеміцкіх стэрэатыпаў у беларусаў». Смешна і сумна.

Вольф Рубінчык, г. Мінск

21.05.2017

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 22.05.2017  04:24

КНІЖНАЯ ВЫСТАЎКА, МІНСК (фоты) / BOOK EXHIBITION IN MINSK (photos)

Паводле афіцыйнай справаздачы, прыкладна 55 тыс. гасцей наведалі XXIV Міжнародную кніжную выставу-кірмаш у Мінску (8-12 лютага 2017 г.). Прадстаўнікі амаль 30 краін узялі ўдзел у 300 імпрэзах.

Ассording to an official statement, about 55,000 guests visited XXIV International Book Exhibition in Minsk (February 8-12, 2017). Representatives from almost 30 countries took part in 300 events.

Дзе адбывалася / Where it happened

Беларусы прапануюць пайсці шляхам Скарыны – папрацаваць на “ягоным” варштаце, як 500 год таму

У рускіх – свая праўда?

Ізраіль напіраў на юбілей усталявання дыпадносін з Беларуссю

Ізраільскі культурны цэнтр вабіў вісячымі садамі Семіраміды яўрэйскімі літарамі i экранам

Адна з гаспадынь ізраільскага стэнда Святлана Паперная. Наракала на стому, але ўсё расказала-паказала 🙂

І Бялік, і героі Сабібора, і “жывая азбука”… Вось новай кнігі мінчука Фелікса Хаймовіча (вершы на ідышы, выйшлі ў Ізраілі летась), на жаль, не было.

Купіў за 8 р. зборнічак смяхотных вершаў Рэнаты Мухі (Мінск: МЕТ, 2014)

Намалюй балярыну – адчуй сябе юнай ізраільцянкай 🙂

“Ізраільская літаратура па-беларуску”: “Ідыш-беларускі слоўнік” А. Астравуха (Мінск, 2008), “Зельманцы” М. Кульбака (Мінск, 2015)… Здавалася б, пры чым тут Дзяржава Ізраіль?..

Квазідзяржавы таксама мелі права голасу – як жа не распавесці urbi et orbi пра “дзядзю Яшу” і сіянісцкія хітрыкі!

Дзве дзяўчыны ля экспазіцыі пасольства Ірана – адна ў хіджабе, другая без. Значыць, можна!?

Азербайджан самаўхіліўся, дарэмна туды Лапшына выдаліУкраінцы, дарэчы, таксама 11.02.2017 закрылі свой павільён – на знак пратэсту супраць рашэння аб дэпартацыі з Мінска пісьменніка Сяргея Жадана (зрэшты, адмененага ў той жа дзень)

Прадстаўнік Венесуэлы (ці Кубы?) выбраў стыль “мілітары”

Коміксы з брашуры 2010 г. пра поспехі Венесуэльскай рэвалюцыі. 10.02.2017 раздавалася задарма

Выдавец Зміцер Колас “забівае цвікі мікраскопам”: на рэалізацыі ў яго сядзіць Лявон Баршчэўскі, экс-дэпутат Вярхоўнага Савета, кандыдат філалагічных навук

Выдавецтва Андрэя Янушкевіча агітуе набываць “зомбі-хорар” пра Міхала Клеафаса Агінскага і новы твор Людмілы Рублеўскай

Уласна Людміла Рублеўская, вялікая пісьменніца зямлі беларускай (у цэнтры)

Міхаіл Мясніковіч (у цэнтры) ля італьянскага стэнда вяшчаў пра добрыя адносіны Беларусі і Італіі. Побач – Лілія Ананіч, “ганаровая цэнзарка” выставы краіны

Яшчэ адзін Міша, нават больш сімпатычны

Да гледачоў крадзецца паэт Навум Гальпяровіч. Далей на здымку – Алена Масла і маладая пісьменніца Ксенія Шт.

 

Аўтограф ад Ксеніі

І яшчэ адзін аўтограф – ад палітызаванага гумарыста Яўгена Крыжаноўскага. Сфоткаў бы яго самога, ды агонь патух батарэйка разрадзілася…

Падрыхтаваў В. Р.

Апублiкавана 12.02.2017  21:06