Пишет Юрий Глушаков («Новы час», 23.10.2020)
В октябре 1905 года, 115 лет назад, русский царь Николай II под давлением революции был вынужден объявить «Манифест» о гражданских свободах и выборах в Государственную Думу.
Карикатура 1905 года. Фото img01litfund.ru
Лето 1905 года выдалось жарким, прежде всего в политическом смысле. Не успели утихнуть революционные волны, вызванные июньским восстанием на броненосце «Князь Потёмкин-Таврический», как разразилась забастовка в Лодзи. Вскоре она переросла в вооруженное восстание и баррикадные бои рабочих, сражавшихся с полицией. Неспокойно было и в Беларуси, которую царские власти пренебрежительно называли «Северо-Западным краем».
Митинг в Лодзи, 1905 год
Уже в конце мая 1905 года в Гомеле прошла однодневная забастовка против погрома в Житомире. В Гомеле казаки застрелили 17-летнего рабочего во время разгона людей на «бирже труда» на улице Ковальской (ныне Интернациональная). В тот же день неизвестные стреляли в гомельского полицмейстера, но неудачно. Ранения получил пристав Дашкевич. 20 июня прошла многолюдная демонстрация – солдаты и офицеры 160-го абхазского пехотного полка выразили солидарность с манифестантами. Демонстрации шли одна за другой. Например, 12 июля 4000 рабочих протестовали против телесных наказаний, применённых против жителей деревни Дятловичи.
В ответ власти ввели в Гомель казаков и «дикие» подразделения черкесов. Начались массовые облавы, аресты и избиения людей, в том числе случайных прохожих. Резиновых дубинок тогда еще не знали – с протестующими расправлялись при помощи нагаек, шашек, прикладов, да и просто кулаков и сапогов. Несколько человек получили огнестрельные ранения.
Черкесы разгоняют демонстрацию в Кракове
Массовые демонстрации и аграрные волнения охватили тогда всю Беларусь. Забастовки, демонстрации и различные акции проходили в Минске, Гродно, Могилеве, Бресте, Витебске, Мозыре, Бобруйске и многих других городах. В июне 1905 г. началась всеобщая забастовка в Белостоке Гродненской губернии. Её организовала местная группа анархистов-коммунистов. Но 29 июня произошла трагедия. По некоторым данным, провокатор обстрелял патруль. По другой версии, анархист Арон Елин (Гелинкер) бросил бомбу в помощника полицмейстера Глобского и группу полицейских. Как бы то ни было, в ответ полиция и войска начали кровавую зачистку в центре Белостока, задерживая и безжалостно избивая всех прохожих. Всего было убито 13 горожан, при этом один городовой Павел застрелил шесть человек.
Помимо общероссийских социалистических партий, еврейских и польских социалистов, в Беларуси действовала и Белорусская социалистическая грамада. БСГ выступала за социальное и национальное освобождение белорусских рабочих. Во многом ориентируясь на революционное народничество, БСГ создала Белорусский крестьянский союз. При нем формировались отряды крестьянской самообороны. Летом 1905 года Белорусская социалистическая грамада готовила всеобщую крестьянскую забастовку, листовка «Ко всем дворовым работникам и работницам…» была напечатана тиражом 10 тысяч экземпляров. Батраков, которые в основном работали за еду у хозяев, призывали предъявлять такие требования – мясо 2-3 раза в неделю, молоко – каждый вечер. Таковы были реалии жизни простых людей в Российской империи, «которую мы потеряли».
Цензура посредством недвижимости
Поднимающийся вал революции вынудил даже замшелое самодержавие пойти на уступки обществу. 19 августа 1905 г. было объявлено о созыве «законосовещательной» Государственной думы. Она получила название «Булыгинская» по имени главы МВД Александра Булыгина, подготовившего этот проект. В то время центральные органы представительной власти в Российской империи вообще отсутствовали: монархическая власть опиралась исключительно на жесткую «вертикаль» исполнительной власти.
А. Булыгин
Царь Николай II обладал колоссальными полномочиями. Он единолично назначал правительство и губернаторов, только перед ним отчитывались все высшие должностные лица. Самым важным из министерств было министерство внутренних дел, в ведении которого находились не только общая и политическая полиция плюс жандармерия, но и местные органы власти. Государственный совет был призван играть символическую представительную роль. Однако его члены никем не избирались, а назначались лично царём – обычно пожизненно, из числа земельной аристократии и других «высших чинов». При этом полномочия Государственного совета ограничивались совещательными функциями при «государе императоре».
Конечно, на самом деле Николай Романов правил не один. Слабовольный и недальновидный царь большую часть ответственности за управление страной перекладывал на своих подчиненных, а его собственные решения сильно зависели от мнения царицы и ее ближайшего окружения. Но тем более, при формально неограниченном самодержавии, вся страна становилась игрушкой в руках сановников и просто авантюристов, сумевших пробиться к престолу. Самым вопиющим примером фаворитизма и мошенничества стала в дальнейшем незабвенная «распутинщина».
Царь Николай II
В Российской империи избирались только городские думы и земские собрания. Но даже выборы местного самоуправления не были ни демократическими, ни свободными. Выборы жёстко обставлялись имущественными и классовыми ограничениями. Депутаты избирались по «куриям» – от крупных землевладельцев, от сельских общин и т. д. Необходимым условием для избрания было наличие определенной недвижимости, при этом права избранных были исключительно номинальными. В городской думе «нехристиане» не могли составлять более пятой части депутатов, в то время как евреи составляли более половины населения городов и местечек. В белорусских губерниях, которые после восстания 1863 г. находились под подозрением, царь в описанное нами время так и не позволил учреждение земств.
Не менее ограничительная система была заложена и в проекте «Булыгинской думы». Полностью отстранялись от выборов рабочие и крестьяне, не имевшие достаточного имущественного ценза. Студенты и солдаты также лишались права голоса, да и женщинам по-прежнему не разрешали голосовать. Из 143 миллионов жителей Российской Империи только 4 миллиона самых богатых получили бы избирательное право. Те же крестьяне, кто преодолевал имущественный порог, должны были отсеивать своих депутатов по 4-ступенчатой избирательной системе! Даже дворянство и буржуазия были лишены прямых выборов – для них предусматривалась двухуровневая система. И в итоге эта пирамида снова оказывалась не полноценным парламентом, а всего лишь «законосовещательным» органом. Единственный плюс заключался в том, что в законе впервые говорилось о «тайном голосовании». Но по сути «Булыгинская дума» никак не ограничивала власть царя и бюрократии, стоявшей за его престолом.
Но планы половинчатой «конституционной реформы» царизма скорректировало освободительное движение, продолжавшее нарастать.
«За нашу и вашу свободу!»
В обществе проект Булыгина практически никого не удовлетворил, и вскоре поднялась новая революционная волна. Сильнейший удар самодержавию нанесли рабочие, организовавшие всеобщую забастовку. Белорусские рабочие стояли в авангарде этой борьбы.
25 сентября бастовали 1200 рабочих брестских мастерских в Москве. 7 октября Всероссийский союз железнодорожников (ВСЖ), находившийся под влиянием партии эсеров, призвал к общероссийской забастовке. По телеграфным проводам и стальной магистрали протестный импульс быстро передался в разные части Российской империи. 11 октября в Гомеле прошел митинг железнодорожников, в котором приняли участие 10 тысяч человек. 12 октября прекратилось движение на Полесской и Либово-Роменской железных дорогах. 13 октября коалиционный комитет в Гомеле призвал к всеобщей забастовке. Электростанция перестала работать, вокзал погрузился во тьму. Либавский поезд ушел в тот день под конвоем войск.
Октябрьская стачка. Иллюстрация с pbs.twimg.com
К середине октября забастовали железнодорожники Минска, Гомеля, Бреста и других белорусских станций. К забастовке присоединились профсоюзы врачей, конторских служащих и представителей других профессий. А 14 октября заявил о поддержке всеобщей забастовки «Союз союзов» – объединение ряда профсоюзов страны, которые существовали, как правило, нелегально или полулегально. Жители Российской империи не имели права свободно объединяться в союзы, в том числе профессиональные.
Власти отчаянно пытались подавить народное движение репрессиями. 6 октября в Минске полиция устроила массовое избиение после митинга в синагоге. Пострадали более 100 человек, 8 из них получили тяжелые ранения. 6 октября неизвестные устроили несколько терактов против полицейских.
Всероссийская политическая забастовка приобрела огромную популярность благодаря сочетанию экономических и политических требований. Сознательные рабочие, поднявшиеся на борьбу, требовали созыва Учредительного собрания на основе всеобщего, равного, тайного и свободного избирательного права. При этом забастовочные комитеты требовали введения 8-часового рабочего дня, признания со стороны администрации рабочих депутатов, без согласия которых люди не могли быть уволены, повышения заработной платы, выплаты пособий по болезни, отмены штрафов, запрета женщинам выполнять мужскую работу и освобождения беременных от работы на 4 недели до родов и 6 недель после родов с выплатой зарплаты, открытием яслей, оплачиваемых отпусков, открытия библиотек на предприятиях. Забастовщики также требовали передать народу всю землю в общественное уравнительное пользование.
Анархия прoтив демократии
Всеобщую забастовку в Беларуси поддержали как социалистические партии – социал-демократы, эсеры, Белорусская социалистическая Грамада, Бунд, Поалей-Цион, Польская социалистическая партия (ПCП) и другие, так и либералы – конституционные демократы из «Партии народной свободы». Но не всё было просто. Несмотря на общий рост борьбы за демократию, часть радикалов была недовольна этим энтузиазмом. Речь об анархистах-коммунистах, первые группы которых в Российской империи появились в Гродненской губернии. Цитаделью анархистского движения был Белосток, где сторонники безвластия имели огромное влияние на рабочих. Но после того, как местный пролетариат присоединился к всероссийской политической стачке, лидеры движения под чёрным флагом чуть ли не хватались за голову со словами: «Всё пропало!»
Дело в том, что анархисты того времени не признавали никаких компромиссов, считая и либеральную республику, и самодержавную монархию практически одним злом. Для этих крайних радикалов любое государство и любая форма капитализма были неприемлемы. А то, что массы снова последовали за политическими «властническими» партиями, которые поманили их демократическими лозунгами, это «экстремистское крыло» анархизма восприняло чуть ли не как личное поражение.
Некоторым утешением для анархистов-коммунистов стало то, что они сумели включить в требования белостокских забастовщиков и многие экономические моменты. Но вскоре «чернофлажники» задумали дать более обстоятельный ответ «буржуазному минимализму и демократизму». При всём своем пылком темпераменте анархисты-коммунисты были в некоторых отношениях реалистами и оценивали революцию, происходившую на их глазах, как буржуазно-демократическую. Но чтобы не «утонуть бесследно в огромной демократической волне», анархисты этого лагеря намеревались обострить борьбу не только с государством, но и с буржуазией.
Однако насчёт того, что противопоставить демократической эйфории, мнения анархистов разделились. Самая крайняя фракция выступила за «антибуржуазный террор». С ней спорили так называемые «коммунары» – они не соглашались с тактикой индивидуального террора. «Целой исторической полосе нельзя противопоставить индивидуальный протест отдельных покушений», – писал в органе анархистов-«чернофлажников» «Бунтарь» некто «Леонид Виленский».
Тактика же «коммунаров» предполагалась такая: «Пройдёт революция, – говорили они («коммунары» – Ю. Г.), – и образами героев-борцов, кровью погибших жертв, крестами братских могил на многие, долгие годы осветит в глазах масс демократический флаг. Для них это будет что-то дорогое и выстраданное. Враждебно и холодно встретят тогда массы любую критику демократии. Им это покажется кощунственным. И необходимо сейчас, на большом фоне демократии, создать хотя бы одну точку, враждебную всей картине. Пусть это будет лишь точка, пусть она вспыхнет и погаснет, но след останется. Многомиллионные массы заметят её и сохранят в своих умах как нечто идущее вразрез с идеями и лозунгами демократии. Таким пунктом может быть только массовый анархический акт – попытка восстания во имя анархической коммуны».
При этом попытка заранее обрекалась на поражение и жертвы, но должна была быть сделана в пропагандистских целях. Однако «чернофлажникам» не удалось создать хотя бы временную «военно-революционную коммуну» в Белостоке и других городах, приступив к внедрению там анархо-коммунизма. Группы анархистов, готовившие подобные выступления, были арестованы полицией, вероятно – не без помощи провокаторов.
Сторонники традиционного анархизма в духе идей князя Кропоткина считали такие попытки «вспышкопускательством». Сам Кропоткин призывал не злоупотреблять насилием даже ради революции и делал упор на пропаганду идей будущей свободной безгосударственной системы анархических коммун. Позже он предположил, что анархические инициативы смогут развиваться и в республиканском государстве в русле так называемого «демократического федерализма». Осенью 1905 г. белорусские сторонники Кропоткина и близкого к нему органа «Хлеб и Воля» провели съезд в Вильно. Его организатором стал уроженец Витебской губернии столяр Илья Гейцман («Хаим Лондонский»), до того дважды бежавший с военной службы.
Объявление Манифеста 17 октября
«Царь испугался, издал манифест: мёртвым – свобода, живых – под арест»
Но что бы ни писали анархисты, массы действительно жаждали политической воли и той социальной справедливости, которая могла быть реализована хотя бы в рамках этой воли. Беларусь, как и вся Российская Империя, была охвачена всеобщей забастовкой, везде шли демонстрации и столкновения с царской полицией. Всего во всероссийской политической стачке приняло участие около 2 миллионов человек. Железнодорожное сообщение было остановлено практически везде. Сотрудники телеграфно-почтовых контор и телефонных станций объявили о прекращении работы. Бастовали не только рабочие, но и учителя, инженеры, врачи, юристы, суды, сотрудники банков, министерств и других государственных учреждений. К забастовке присоединились даже артисты императорских театров. В Петербурге не работало электрическое и газовое освещение, столица погрузилась во тьму.
И самодержавие заколебалось. 17 октября 1905 года был провозглашен «Манифест» Николая II. Уже в первой строчке самодержец признал, что фактически идёт навстречу народу под давлением «смут и волнений в столицах и во многих местностях». Отсюда «наше сердце преисполнено великой и тяжелой скорбью». Требуя, как и прежде, жестокого подавления беспорядков, царь вынужден был в целях примирения: «1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов. 2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу (речь о «Булыгинской Думе» – Ю. Г.), привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив этим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку». С тех пор ни один закон не имел силы без одобрения «выбранных от народа», да и Государственной Думе было дано некое туманное право «действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от НАС властей».
Примечательно, что «Манифест» был о вовлечении в выборы всего населения, ранее лишенного избирательного права. Правда – «в мере возможности». Но напуганный революцией царь пообещал в будущем и введение общего избирательного права. Если подходить к этой формуле буквально, то ни в одной европейской стране избиратели не имели такого права.
Также Манифест 17 октября отменил фактические запреты на издания на белорусском и украинском языках. В следующем, 1906-м году, вышла первая газета на белорусском языке – «Наша Доля».
Погром
Но, как говорится, «гладко было на бумаге…» С одной стороны, местные власти и сам министр внутренних дел ничего не знали о «Манифесте», который был подготовлен тайно, и прочли о нём только в газетах. Судя по всему, либералы в правительстве во главе с премьер-министром Сергеем Витте, опасаясь вмешательства консервативных кругов, скрывали подготовку документа. Растерянностью властей воспользовались демократическими силами, и многочисленные радостные демонстранты заполнили улицы городов. Но реакция, не без санкции самого Николая II, ответила на «дарование свободы» жестоким террором.
18 октября на площади у Виленского вокзала в Минске собрался массовый митинг, организованный железнодорожным стачечным комитетом во главе со служащими Либаво-Роменской дороги Павлом Жабой и Петром Гамзахурди. По линии министерства путей сообщения они одними из первых получили полный текст царского «Манифеста» и зачитали его присутствующим. После переговоров с минским губернатором Павлом Курловым митинг был дозволен. А из Пищаловского замка выпустили часть политзаключенных, которые сразу присоединились к присутствующим.
Однако власти решили, что такой «разгул свободы» даровать нельзя. Когда мирные участники санкционированного «массового мероприятия» начали расходиться, по ним открыли огонь войска и полиция. Винтовочные залпы с близкого расстояния буквально косили людей. Среди прочих была убита эсерка Роза Шабад, стоявшая с красным флагом. Полиция продолжила расправу над людьми, пытавшимися спрятаться на близлежащих улицах. Всего погиб 51 человек, еще больше получили ранения. Данные медицинской комиссии показали, что большинство убитых получили пули в спину или затылок.
Жертвы погромов
В других случаях полиция привлекала боевиков из националистического «Союза русского народа» к нападениям на демократические и рабочие организации. «Черная сотня» громила и убивала евреев, а там, где их не было – интеллигентов и других «подозрительных». Погромы и массовые убийства прошли в Речице, Орше и других городах.
В октябре 1905 года отряд местной самообороны во главе с Лейбом Рожендом («Лейба-страдалец») выехал из Гомеля в Речицу, чтобы предотвратить погром. Рабочий Роженд отличался огромной физической силой и был опасен для местных черносотенцев. Но на станции Лейба допустил ошибку – купил билеты сразу для всех дружинников. Гомельскую самооборону в Речице уже поджидала засада. Призванные из запаса военнообязанные вместе с «чёрной сотней» расстреляли из винтовок гомельских дружинников по дороге с вокзала в город. Раненых добивали топорами и прикладами. Одному из самооборонцев отсекли ногу, и на фото этой ужасной бойни её можно видеть рядом с трупами.
Однако в Гомеле «чёрная сотня» не решилась устроить погром по случаю дарования «свобод». Гомельские железнодорожники сформировали в стачечном комитете рабочую дружину из 300 человек. И объявили о твёрдом намерении защитить безопасность граждан.
Противостояние между силами революции и реакции продолжалось ещё долго. Когда монархии удалось временно потеснить демократическое и социальное движение, царь быстро забыл об «общем избирательном праве». Выборы в следующие Госдумы проводились на основе того же сословного-имущественного ценза, женщины и малообеспеченные к выборам по-прежнему не допускались. Избирательные кампании часто сопровождались массовыми арестами избирателей, представителей интеллигенции и всех недовольных. Капризный самодержец неоднократно разгонял неудобных для него депутатов. И в конечном счёте нежелание царизма идти по пути постепенных преобразований привело его к гибели.
Но даже сразу после поражения первой революции, при помощи всех войск, полиции и «чёрной сотни», не все её достижения удалось ликвидировать или свести к формальности.
И сегодня всеобщая забастовка в октябре 1905 года для нас не просто история. По большому счету, 8-часовой рабочий день, право на объединение в профсоюзы, на оплачиваемый отпуск и больничный, на декретный отпуск, равноправие женщин и многие другие социальные завоевания – всё это родом из 1905 г. Как, впрочем, и парламентская демократия, и всеобщее избирательное право, и признание белорусского языка и национальной культуры. Что-то из названного работает хорошо и давно стало для нас привычным, что-то до сих пор остаётся пустым звуком. Но ведь история и жизнь общества – не застывшая данность, а динамичный и сложный процесс постоянной борьбы различных социальных сил и их идей. Вечное противостояние мракобесия и насилия – и свободы и справедливости.
Перевод с белорусского belisrael
Опубликовано 23.10.2020 21:19
