Tag Archives: евреи Могилёва

Судьба художника Марка Житницкого и его товарищей (TUT.BY)

“Мы в плену у своих”. Репрессированный художник из Минска в картинках описал тюрьму, суд и лагеря

Ксения Ельяшевич / TUT.BY

 

В 1936 году репрессировали директора и семерых сотрудников Белгосиздата. Реабилитировали их только через 20 лет, к тому моменту многие умерли в лагерях или были расстреляны. Вернулся лишь художник Марк Житницкий, который не только рассказал потомкам, что произошло, но и нарисовал свою жизнь в Минске, обыск, арест, суд и скитание по лагерям. Сын художника прислал TUT.BY из Израиля воспоминания отца.  

Марк Житницкий. Фото предоставлено Исааком Житницким 

.

«Нас ждет машина „черный ворон“, выкрашенная в веселый цвет, с надписью „Хлеб“ на боках. Гляжу на красноармейцев-конвоиров. На шапках у них красные звезды с изображением серпа и молота — символа труда и союза рабочих и крестьян. Это не сон. Мы в плену у своих», — вспоминал свою дорогу в суд Марк Житницкий, бывший иллюстратор издательства.

К тому моменту, как мужчина сделал эту запись в дневнике, он отсидел 17 лет в лагерях и вернулся назад в Беларусь. Жить в Минске ему было запрещено. Поэтому справка из Верховного суда пришла на чужой почтовый ящик в столице.

«Приговор Спецколлегии Верховного суда БССР от 17 декабря 1936 отменен и дело производством прекращено за недоказанностью», — сообщалось в документе.

Кто еще из его семи коллег дождался своего оправдания? Этим вопросом до сих пор задается сын репрессированного иллюстратора Исаак Житницкий. Он сохранил архив отца в Израиле и теперь, спустя 80 лет после событий, делится его зарисовками. Уголовное дело № 17387-С (буквенное обозначение — гриф «секретно») Белгосиздата до сих пор в архиве белорусского КГБ, и вряд ли появится в открытом доступе еще несколько десятков лет.

Свободный художник. «Единственный мой багаж — громадный ящик, набитый книгами»

Марк Житницкий родился в Могилеве в 1903 году. Так он в 70-х нарисует свою семью, кратко, но емко расписав судьбу родных.

.
Семейный портрет. «Дедушка Морхарен (умер в 1911 году), бабушка Нихама (умерла в 1912). В середине мой отец Шлейме (погиб на войне), рядом с ним солдат Юдл (погиб на войне), младший Цодик — умер на каторге». Другой рисунок к 1910 году: «Семья Житницких (идем на свадьбу к дяде Юделу, он только вернулся из армии)». Тут Марк подписан Меером — так его называли в детстве.
.

В 15 лет Марк ушел в Красную Армию добровольцем и пять лет шагал дорогами Гражданской войны.

.
«Проводы меня в Красную гвардию, февраль 1918 года. Мне 15 лет». «Чауская улица. Я молитвенно целую калитку дома, где я родился. И говорю: «Бог, дай мне вернуться сюда целым и невредимым». Второй рисунок: «Ходит птичка весело — по тропинке бедствий. 1918−1923»
.

Потом наступила долгожданная мирная жизнь. В Минск художника отправили уже после учебы в московском институте. До ареста он успел поработать в Белгосиздате три года. Вот несколько рисунков Житницкого о жизни и работе в Минске.

.
«1932. Отправляют в Минск единственный мой багаж — громадный ящик, набитый книгами». «На первых порах я поселился у моей сестры Меры». «Я в Минске принят на работу в Белгосиздат и назначен руководить отделом художественного оформления книжной продукции. В те годы многие художники Минска работали над графическим оформлением книг».
.

Белгосиздат тогда был ведущим печатным органом БССР. Старейшее в стране издательство сохранилось до сих пор, уже под названием «Беларусь».

.
«Первая в жизни примерка костюма, сшитого по заказу из добротного материала, купленного в „Торгсине“. До 1932 года я ходил в полувоенной одежде». «У меня на книжной полке вскоре появились книги с моими иллюстрациями [Якімовіч „Незвычайны мядзведзь“, Янка Маўр „ТВТ“, Изи Харик „От полюса к полюсу“ (на евр.), „Матильда“ (на евр.), Груздев „Молодые годы Максима Горького“, Якуб Колас „Дрыгва“ и др.». «Я вел кружок ИЗО в военной части. За это мне давали натурщиков вплоть до стрелкового отделения. Я стал выставлять на выставках живопись и графику».
.

За три года до ареста, в 1933 году, Марк Житницкий встречается с будущей женой Ниной в компании коллег-художников. Свою историю любви он тоже нарисовал.

.
«Нина, обращаясь ко мне: «Знаете, мне вино ударило в голову». Я: «Что же, будете падать — падайте в мою сторону. Я вас поддержу…», «Нина: «Я вызову маму, что она скажет». Мать Нины: «Хорошо, я даю свое согласие». «Наша свадьба в местечке Узда (Минская область)».
.

Свою судьбу за 75 лет Марк Житницкий набросал пером в рисованном альбоме «Моя жизнь». Вот его обложка. На левом форзаце — Могилев, где прошло его детство.

.
«Район Луполово, город Могилев (на Днепре), черта еврейской оседлости», «Чауская улица (не мощеная), дорога в местечко Чаусы», «Тротуаров нет». И дома с подписями: «Здесь я родился», «Тут я жил у бабушки», «Дом Пиндрика», «Лесопилка», «Раз синагога», «Вторая синагога», «Водка». А еще городовой по фамилии Захватов
.

Арест издателей. «Предстоит тщательная чистка партии…»

Осенью 1936 года после объявленного Сталиным лозунга «Кадры решают все» начинается дотошная проверка прошлого партийных функционеров.

«Предстоит тщательная чистка партии. Всем выходцам из других партий, замешанных в критике партии в прошлом, грозит исключение, тюрьма, лагерь. Исчезает наш директор Фадей Бровкович, а за ним еще несколько сотрудников», — напишет потом в дневнике Марк Житницкий. Вскоре придут и за ним.

Дело Белгиза закрутилось, когда директора издательства Фадея Бровковича захотели повысить до должности наркома финансов БССР. Но не всем эта кандидатура пришлась по нраву, и тут «всплыл» донос десятилетней давности. Издателя обвинили в троцкистских взглядах, выгнали из партии и отправили на «низовую работу» в рыбхоз. Бровкович не согласился, написал напрямую в ЦК. И тогда дело поручили НКВД. Не прошло и месяца, как директора забрали.

На общегородском партийном собрании выступал по делу директора Белгоисздата первый секретарь ЦК КП (б) Беларуси Николай Гикало. Он рассказал о заявлении на Бровковича какой-то работницы из Могилева и о том, что издательство принимало в печать «контрреволюционные троцкистские и нацдемовские книги».

.
«Обыск. Следователь Кунцевич (старший сержант) и понятой — художник Кипнис (сосед)». Также на рисунке: жена Нина и ее сестра Бася. В колыбели — маленькая дочь художника Лара
.

«15 сентября ночью раздается стук в дверь нашей квартиры. Входят два сотрудника ГПУ и предъявляют ордер на мой арест» (ГПУ — Государственное политическое управление при НКВД, в 1936 это уже просто НКВД. — Прим. TUT.BY) (…) Обыск длится долго, — пишет художник. — Тщательно пересматриваются все страницы книг. Перелистывая французские журналы «Иллюстратион», натыкаются на фото Николая Второго с семьей. Спрашивают меня, кто это такой. «Мой дядя», — отвечаю я. Сотрудник — мой будущий следователь сержант Кунцевич зло на меня пересмотрел».

Из квартиры уносят «Лірыку» Тишки Гартного («он еще не арестован»), а также две еврейские книги. Их объявляют контрреволюционными и приказывают художнику идти в машину.

.
«Арест. Прощание с родными». «Среди ночи пришли гепеушники и устроили обыск. Перерыв все, что было дома, они велели мне сесть с ними в машину и увезли в тюрьму. Нина цеплялась за машину и плакала навзрыд». «19-я камера Минской тюрьмы. Первая ночь».
.

Задержали также редактора и парторга Белгосиздата Константина Зарембовского, завсектором политической литературы Василия Жукова, завсектором польской литературы Людвига Квапинского, зав. социально-экономическим сектором Исаака Ривкина, зав. национальным отделом Давида Альтмана, зав. отделом военной литературы Дмитрия Милова (судили с другой группой). А также директора минского Музея революции Артемия Данильчика (судили вместе с издателями).

«В канцелярии тюрьмы мне обрезают пуговицы и, придерживая свои спадающие брюки, плетусь под конвоем надзирателя по железной лестнице Минской тюрьмы. Воздух настоян кислым запахом людского скопления и плесенью старого здания», — пишет в дневнике Марк Житницкий.

.
Вероятно, Житницкий описывает Пищаловский тюремный замок в центре столицы, где теперь расположен СИЗО № 1. Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY
.

«Нервы напряжены от ожидания чего-то неведомого. Все верят в то, что сюда вход широкий, да выход узок… Ночью впервые меня вызывают на допрос. С волнением и надеждой иду к машине, и вдруг оклик Нины. Оказывается, жены и родственники днями и ночами дежурят у тюремных ворот в надежде увидеть своего мужа, отца, брата».

Житницкий помнит, как жена бежала за машиной и кричала его имя. Люди на тротуарах останавливались и долго смотрели вслед. Ехали недолго: автомобиль остановился у здания НКВД (оно было расположено там, где сейчас находится здание МВД. — Прим. TUT.BY), проводили на четвертый этаж.

«Сержант госбезопасности Кунцевич, ведет дела работников культуры. Велит мне сесть к его столу. Тогда еще садили к столу, но вскоре — когда начали получать оплеухи от заключенных — стали их держать от себя подальше. Следователь говорит, что знает меня как советского человека, но я попал в контрреволюционную троцкистскую группу», — вспоминал Марк Житницкий.

Художнику предложили выдать других участников «группы» в обмен на свободу. Только тогда он понимает, что таковыми считают его коллег. Житницкий отказывается, но дело продолжается.

«Как-то меня вызывает следователь и говорит, что будет очная ставка. Вводят главу сектора политической литературы Жукова. Он рослый, за несколько месяцев отсидки обрюзг и располнел. По знаку следователя он начинает нести придуманную вместе со следователем ахинею, что я вел антисоветские разговоры и выражал сомнения насчет победы колхозного строя и еще какую-то ерунду. Я слушаю, хватаю пресс-папье со стола следователя и замахиваюсь на Жукова, но следователь успевает схватить мою руку».

Художник вспоминает и свою первую ночь в Минской тюрьме:

«Я подошел к длинному столу и, положив под голову свой мешок, улегся. Меня не ошеломил, как многих, резкий переход от домашней обстановки к камере. Гражданская война меня пять лет швыряла то на общие нары казарм, то на пол наполненной клопами крестьянской хаты или сарай с сеном, а то и под куст на сырую землю. Только сильная боль за только что созданную семью, за молодую жену и прекрасную дочурку, за старую многострадальную мать. Я лежал с открытыми глазами, и сердце глодала обида, что арестован при полном отсутствии вины».

Суд не место для дискуссий. Типографская ошибка, нацдемы и неверие в колхозы

Несколько месяцев редакторы просидели в камерах порознь. Пока в декабре надзиратель не велел каждому выйти в коридор: будет суд. Из тюрьмы их везут в машине с надписью «Хлеб».

«В темном нутре машины мы сидим, прижавшись к друг другу, и шепотом делимся о ходе следствия. Один Жуков сидит в углу и молчит. …Путь от тюрьмы до площади Свободы недолог. … Открывается дверь, и мы на мгновение слепнем от дневного света и белизны декабрьского снега. … Гуськом следуем в здание Верховного суда БССР. Это здание, я помнил, было когда-то костелом».

.
Судя по справочникам 1930-х, Верховный суд располагался тогда по адресу: площадь Свободы, 21−1. Речь идет о месте правее Мариинского костела. Там сейчас посольство Франции. В тридцатые годы здесь был комплекс зданий иезуитского коллегиума, с башней и часами — их разрушили в пятидесятые. Выходит, там и был Верховный суд в 36-м. Житницкий вполне мог принять и это здание за бывший костел. Фото: Льва Дашкевича, из фондов Национального исторического музея, 1926
.

«Председатель суда А.Я.Безбард — образец советского бюрократа, прическа бобриком и два бесцветных заседателя. Над ними в позолоченных рамах портреты вождей. (…) По бокам нашей перегородки стоят конвоиры, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками».

.
Зарисовка из суда: под портретом Сталина (автор подписал его как «главный палач») находятся народные заседатели и судья по фамилии Безбард. «Скоро он сам будет сидеть на нашем месте и поплывет в ГУЛАГ. Пока он с партбилетом и наделен властью», — пишет художник. Себя он рисует на скамье подсудимых рядом с директором издательства
.

Художник Житницкий подробно пересказал диалоги из суда в своем дневнике. Защитников у обвиняемых не было, свидетели — только со стороны обвинения. Первым допрашивали директора Белгосиздата: мужчину с «посеревшим лицом», в мятом костюме, через который проступали лопатки на спине.

— Мне лично неизвестно о существовании контрреволюционной группы, и я не возглавлял несуществующую группу (начинает заикаться, как это с ним случалось при сильном волнении). У нас, как во всех советских учреждениях, была коммунистическая ячейка… С каких пор ячейки стали контрреволюционными группами? — рассказал судье Фадей Бровкович.

— Следствием доказано, что вы, будучи директором издательства, финансировали писателей-контрреволюционеров. Например, Тишку Гартного и Бруно Ясенского, — заявил судья Безбард (этих писателей позже репрессировали, реабилитировали посмертно. — Прим. TUT.BY).

— Вы ведь знаете, что без разрешения ЦК и волос не упадет с головы (нервно подергивал головой и в голосе появились плаксивые ноты). Писателей печатали по плану, утвержденному отделом печати ЦК. И никогда нам не говорили, что они контрреволюционеры. Мы платили им гонорары за произведения, то есть за труд, а не давали деньги на контрреволюционные нужды, — отвечал Бровкович.

По версии следствия, склады издательства были замусорены контрреволюционной литературой, а Бровкович охотно печатал писателей-нацдемов. Издатель аргументированно не соглашался.

.
Книги, иллюстрированные Житницким, до сих пор можно найти в библиотеках.
.

Бывший редактор политического сектора Василий Жуков на допросе заявил:

— Я был членом партийной ячейки издательства. Если считать, что среди нас были бывшие троцкисты, бундовцы и нацдемы, то можно сказать: такая контрреволюционная группа была.

Он же сообщил: художник Житницкий во время посевной кампании якобы выражал недоверие к организации колхозов. Прошелся и по другим коллегам из издательства.

«С него струится пот. Он потупил взор, чувствуя, какую ненависть к нему посеял у соседей на скамье подсудимых», — напишет потом иллюстратор.

.
Рисунки Житницкого на обложке книги белорусского классика.
.

— А что это вам колхозное строительство не понравилось? — уточнил потом судья у Житницкого.

— Мы были в слабом колхозе, и сложилось впечатление, что он рассыпается: нет тяговой силы и инвентаря. Вопрос стоял не о всем колхозном строительстве, — объяснял художник.

Повесили на группу издателей и «контрреволюционное искажение поэмы Маяковского „О бюрократизме“».

— Эта ошибка произошла при наборе текста, — объяснял еще один представитель издательства Зарембовский. — Наборщик вместо «Волком бы я выгрыз бюрократизм» набрал «Волком бы я выгрыз бюрокрайкома».

Свидетелем обвинения тут выступал писатель Михась Лыньков, однако он подтвердил слова о типографской ошибке.

.
Книги с рисунками Житницкого получали премии на крупных конкурсах в 1934, а в 1936 художника арестовали.
.

«Ответ писателя прозвучал как пощечина суду, и у нас всех остались благодарные чувства к Лынькову», — запишет в дневнике художник.

Судья быстро отправил писателя за дверь.

Житницкий описывает окончание суда:

«Мы сели, и кто-то сказал „комедия“. У них давно все взвешено и измерено. В зал суда через полуоткрытые двери заглядывают родственники. Уходит час. Нервы напряжены. Курцы непрерывно курят. У некоторых от нервной лихорадки расстроились желудки. Шутка ли, ведь вот за стенкой люди, облеченные властью, решают наши судьбы и судьбы наших семей. Нам командуют встать и просят не садиться. Хриплый бас Безбарда звучал для нас как похоронный звон».

Директора Белгосиздата Фадея Бровковича приговорили к 10 годам лагерей, столько же дали заведующему сектором политической литературы — сотрудничество со следствием явно не помогло. Житницкий тоже получил 10 лет. Еще трем сотрудникам дали по 7 лет лагерей, одному — 5. И поражение в правах еще на 3 года.

Выдержки из дневника художника. Здесь можно прочитать диалоги из суда целиком:

Судья Безбард:

— Следствием доказано, что склады издательства были замусорены контрреволюционной литературой. Зачем вы ее держали?

Директор издательства Фадей Бровкович:

— Никакой контрреволюционной литературы на складах не было. Были книги, которые по распоряжению отдела печати ЦК были изъяты из обращения, потому что содержание перерабатывалось. Например, «История партии» Ярославского (известный идеолог и сторонник Сталина. — Прим. TUT.BY) и ряд книг в этом роде.

Судья:

— Следствием доказано, что вы хорошо относились к авторам-нацдемам и печатали их произведения.

Фадей Бровкович:

— Я уже сказал, что издательство работало по плану, утвержденному в ЦК… Что касается того, что многие белорусские писатели были замешаны в нацдемовщине, то это не моя вина. Тогда не надо было бы печатать Янку Купалу и Якуба Коласа и многих других видных писателей!

После этого начался допрос бывшего редактора политического сектора Василия Жукова.

Василий Жуков:

— Я был членом партийной ячейки издательства. Если считать, что среди нас были бывшие троцкисты, бундовцы и нацдемы, то можно сказать: такая контрреволюционная группа была.

Судья:

— Расскажите, как вел себя обвиняемый Житницкий во время посевной кампании в колхозе.

Василий Жуков:

— Выражал недоверие в организацию колхозов. Сказал, что советская власть создала их, но они распадутся.

Судья:

— А что вы можете сказать об остальных?

Василий Жуков:

— Бровкович сквозь пальцы смотрел, как бывший бундовец Альтман печатал еврейских националистов, а Зарембовский белорусских нацдемов, а Квапинский на польском языке печатал Бруно Ясенского и других.

Судья:

— Садитесь, Жуков.

К трибуне пригласили обвиняемого редактора Зарембовского — он был и секретарем партийной ячейки в издательстве. Кстати, один из тех, кто открыто вступился за директора до ареста и вскоре следом отправился в камеру.

Судья:

— Подтверждаете, что состояли в контрреволюционной группе при издательстве?

Константин Зарембовский:

— Я избирался секретарем парткома издательства на протяжении ряда лет. Кроме партийной ячейки в издательстве никаких групп не было.

Судья:

— Как это вы допустили, что в литературном журнале «Полымя», секретарем которого вы являлись, появилось контрреволюционное искажение поэмы Маяковского «О бюрократизме»? Пришлось вырывать листы из издания…

Константин Зарембовский:

— Эта ошибка произошла при наборе текста. Наборщик вместо «Волком бы я выгрыз бюрократизм» набрал «Волком бы я выгрыз бюрокрайкома».

Судья:

— Введите свидетеля обвинения писателя Михася Лынькова.

Лыньков вошел в зал, «слегка кивая головой» обвиняемым. У того спросили: он подтверждает «грубую политическую выходку» Зарембовского?

«Ответ писателя прозвучал как пощечина суду, и у нас всех остались благодарные чувства в Лынькову», — пишет в дневнике художник Житницкий.

Михась Лыньков:

— Мы проверили тексты оригинала, с которых надо было печатать поэму. Все было в порядке. Была типографская ошибка. Кроме того, я должен нести ответственность за журнал как его редактор. А здесь Зарембовский ни при чем.

Судья:

— Гм, да, но вы ведь были почетным редактором.

Михась Лыньков:

— Нет, я был его настоящим рабочим редактором.

Судья:

— Спасибо, товарищ Лыньков, вы свободны!

«Гляжу председателю суда в глаза. Чувствую, одна нога подрыгивает у меня от волнения и сознания, что от этого артиста зависит: быть ли мне с моей семьей, или загонит, куда Макар телят не гонял», — вспоминает иллюстратор.

— Зачем у вас в музее висели фото, прославляющие БУНД (еврейский рабочий союз. — Прим. TUT.BY)? — интересовались у директора Музея революции Артемия Данильчика. Его добавили к этому делу, когда выяснилось: один сотрудник издательства привез для его музея из Москвы пару вещей. Вещей от предполагаемого контрреволюционера.

Артемий Данильчик:

— Фото эти были времен революции 1905 года. Ведь известно, что большинство минских рабочих тех времен входили в БУНД как евреи по национальности. Это ведь история…

Наконец черед дошел до художника Житницкого, он также отвергал существование какой-либо группы.

Судья:

— А что это вам колхозное строительство не понравилось?

Марк Житницкий:

— Мы были в слабом колхозе, и о нем сложилось впечатление, что он рассыпается: нет тяговой силы и инвентаря. Вопрос стоял не о всем колхозном строительстве.

За ним выслушали заведующего польским сектором Людвига Квапинского. «Он хром на одну ногу. В тюрьме у него отобрали одну палку, и он с трудом передвигается. Он сильно близорук. Получив по нашему процессу 7 лет в исправительных лагерях, — забегает вперед художник, — его в лагерь не отправили. А привязали к делу с Бруно Ясенским и другими поляками. И расстреляли».

Судья:

— Вы были знакомы с Бруно Ясенским. Почему вы платили ему большие гонорары и иногда авансировали его произведения? Вы знали, что он буржуазный националист…

Людвиг Квапинский:

— Мы Ясенского печатали не по рукописям, а переводили с московских изданий. Если мы давали ему гонорар, то после выхода его книги. Что он со своим гонораром делал — его дело. Напрасно следователь свел работников издательства в выдуманную им контрреволюционную группу. Таковой в издательстве не было, я был членом компартии…

Суд объявил перерыв. В коридоре обвиняемые заметили замдиректора издательства Брензина — у того в руках была папка с иллюстрациями Марка Житницкого к книге Груздева «Молодые годы Максима Горького».

«Следователь Кунцевич в поисках материала для подтверждения своих версий остановил внимание на моих рисунках. Он обвинил меня, что я нарочито „раскурносил“ молодого Горького. А потому велел Брензину принести папку в суд, но Безбард не воспользовался ими».

По пути в тюрьму, вспоминает автор дневника, фигуранты отзывались о суде с юмором и называли обвинения смехотворными.

«Бровкович мне говорит: «Вот увидишь, тебя выпустят, да и многих из нас. Мне уж как главе издательства наверное немного всыпят».

Процесс продолжился на следующий день. Заведующему сектором еврейской литературы Давиду Альтману вменялось, что тот «финансировал еврейских националистов, например поэта Изи Харика и других».

Давид Альтман:

— Позвольте, гражданин председатель суда, по-моему Изи Харик — депутат Верховного совета БССР. [Хацкель] Дунец писатель и критик, исполняет обязанности начальника отдела искусств при Министерстве культуры. А Давидович начальник Главлита. Все они старые члены партии и никогда не было речи об их контрреволюционности.

Судья:

— Здесь не место дискутировать. Садитесь, Альтман.

И удалился в совещательную комнату.

*** 

«Сопровождаемые плачем и криком, мы погрузились в «черный ворон», — пишет художник. — Все, что произошло с нами, не вмещается в сознание. Ведь это произошло в Советской Стране, руководимой компартией, поставившей целью добиться счастья для всего человечества.

.
«График тюремной лагерной отсидки. Начат в Минской тюрьме в октябре 1936 года. Окончен в Ветлосяне, город Ухта, Коми АССР в сентябре 1946 года. Всего 10 лет». «Плюс Игарка (ссылка) 1949 — 1955 годы» — это после отсидки первых десяти лет художника на тех же основаниях снова отправляют в Сибирь. Так «очищали» города от тех, кто дожил до окончания срока и возвращался домой.
.

«Пока мы между собой рассуждали, Жуков постучал в дверь камеры и попросил у надзирателя бумагу и карандаш. Он уселся за тумбочку и начал писать… он писал главному прокурору БССР, что следователь Кунцевич вынудил его говорить неправду, за что обещал свободу, но не сдержал своего слова. Он, Жуков, берет свои показания обратно и просит пересмотреть дело. Меня взорвало от возмущения. … Всю боль и гнев я обрушил на его голову. Меня еле оторвали от лежащего на полу между койками Жукова. …Наивные люди, как утопающие, хватаются за соломинку. … Привозят обеденную баланду, но я третьей ложкой поперхнулся. К горлу подкатил ком. Я тихо плакал».

Лагеря. «И вот мы уже в столыпинском вагоне»

Последние записи в дневнике: свидание с родными перед разлукой. Маленькая дочь Лара с недоумением смотрит на родителей, которые целуются сквозь слезы. Перед отправкой на этап мужчин стригут и отводят в баню.

«И вот мы уже в столыпинском вагоне (вагоны для перевозки осужденных, сначала так называли вагоны с переселенцами, по имени царского министра Столыпина, инициатора переселения в Сибирь. — Прим. TUT.BY). Сквозь решетку мелькают селения. Ночные огни в деревушках принуждают Бровковича произнести: „Эх, прожить бы тихо в таком домике со своей семьей. Хоть на хлебе и воде“. Поезд мчит нас в неизвестность».

.
«Пересыльный пункт Котлас. Бараки с трехъярусными нарами набиты заключенными. Урки (воры, жулики) непрерывно нападают и отбирают пожитки. Жуликам давали отпор. Мой чемодан уворовали урки (воры). Воспользовались проломом. Я через пролом зашел на нары к уркам. Я ходил от урки к урку и отбирал свои вещи»
.

Перед тем как пути участников этой истории навсегда разошлись, были еще две удивительные встречи.

Марк Житницкий второй раз в жизни увидел судью Безбарда — уже без партийного билета в кармане, на одном из этапов в лагере, тоже осужденного.

Другой эпизод случился на нефтеперегонном заводе в Сибири, куда художника отправили рисовать надписи «Не курить». Среди огромных цистерн он встретил сгорбленного сторожа, в котором с трудом узнал своего бывшего директора Фадея Бровковича.

.
Встреча на нефтеперегонном заводе Ухты бывшего моего директора Белгосиздата Фадея Бровковича — через три недели он умрет от туберкулеза. Его похоронили в общей могиле на санпункте «Ветлосян» отдельного лагерного пункта № 7. «Я ему принес папиросы. Он был заядлый курец. Я писал на баках «Не курить!»
.

Больше Марк Житницкий никогда не видел своих бывших коллег.

Директор издательства Фадей Бровкович умер в лагере от туберкулеза. Реабилитирован посмертно. Заведующий политическим отделом Жуков в 1950 повторно выслан, в Красноярский край. Дальнейшая судьба неизвестна, реабилитирован только в 1962 году (все остальные пятью годами ранее). Зарембовский — не исключено, после срока вернулся в Беларусь, реабилитирован, умер в 1977 году. Альтман — дальнейшая судьба неизвестна, реабилитирован. Ривкин — после отбытия срока освобожден в 1942 году, дальнейшая судьба неизвестна, реабилитирован. Неизвестно о дальнейшей судьбе директора Музея революции Данильчика, потом он был оправдан. Редактора военного сектора Милова судили позже, приговорили к 10 годам — но он умер в тюрьме через два года. Реабилитирован посмертно. Заведующего сектором польской литературы Квапинского через год судили по еще одному делу — как шпиона-диверсанта из организации ПОВ (нелегальной Польской организации войсковой). Расстрелян в Минске, позже реабилитирован.

.
Справка о реабилитации. Марку Житницкому предъявили обвинение как члену контрреволюционной группировки (ст.72а, 76, 145 УК БССР). Осудили 17 декабря 1936 года. Приговор: 10 лет ИТЛ, конфискация имущества. Освобожден в 1946 году. Реабилитирован 14 сентября 1956 года.
.

Самому художнику почти два десятка лет в лагерях помогла пережить кисть: когда из шахты или с лесоповала отправляли писать очередной агитационный плакат или декорации для театра заключенных.

.
«Воскресный отдых в этапе. Бывшие военные и партийные, инженеры и писатели. Занимаемся поисками вшей». На втором рисунке — сцена с Фадеем Бровковичем на этапе. «Здесь жил в ссылке Сталин, и ему поставили бронзовый бюст. Я говорю своему бывшему директору издательства: Когда-нибудь на этом месте, что я сижу, мне тоже поставят мой бюст как знаменитому художнику»
.

.
.
«Ежедневно, идя на работу в лес, я наблюдал, как заполнялась яма размером 7 на 3 метра мертвецами. Возчик сбрасывал мертвеца как попало. Снег засыпал. Весной яму закапывали. Хорошо, что родные не видят эту картину»
.
.

.
.
«Наше чудесное, незабываемое свидание с Ниной и дочуркой Ларисой — Ларочкой в сентябре 1939 года на пересылке „Пионер“ Ухтпечлага. 10 дней, промелькнувших как сон». «Я стоял с глазами, полными слез. Я во весь голос кричал „Сволочи! За что?“ (это в адрес бандитов, повинных в наших страданиях). Нину увозят, чтобы никогда ее не увидеть…».
.

Вернулся художник в Минск только в 1955 году, через год его реабилитировали. Его первая жена Нина во время войны погибла в застенках гестапо, а дочь Лара стала приемной в семье писателя Петра Глебки.

.
Ссылка. До возвращения в Беларусь осталось три года
.

.
.
Семья Житницких накануне эмиграции в Израиль. Марк Соломонович в нижнем ряду справа
.

Марк Житницкий женился второй раз, у него родились еще двое детей.

Он снова работал художником в Минске; много картин посвятил теме Холокоста и репрессиям — некоторые хранятся в музеях Беларуси и России. В 70-е вместе с сыном перебрался в Израиль: там, говорят, у него открылось второе дыхание. Умер Марк Житницкий в 90 лет.

Портал TUT.BY благодарит Исаака Житницкого за предоставленные материалы из архива отца

Опубликовано 25.06.2021  02:33

Обновлено 25.06.2021  15:18

 

«И снова приходит ночь…»

Привет! Благодаря весеннему сезону и наступлению Песаха, с которым поздравляю причастных, жить стало лучше и веселее, но происходящее в столице РБ всё чаще напоминает гражданскую войну (по крайней мере, «холодную»). В виду имеются, конечно, и события 25-27 марта. Вот показательная новость:

В субботу, 27 марта, в районе площади Бангалор в Минске задерживали людей. В МВД заявили, что акций протеста не было, информация о массовых задержаниях не соответствует действительности, а людей доставляют в территориальные органы внутренних дел для разбирательства. РИА Новости со ссылкой на МВД Беларуси сообщило, что свыше 100 человек доставлены в отделения за административные нарушения, в том числе пикетирование.

В общем, как в небезызвестной пьесе гр-на Шварца: «На фронтах ну буквально, буквально-таки ничего интересного не произошло. Всё обстоит вполне благополучненько. Объявляется осадное положеньице… Все по домам! Стража, очистить площадь!»

Злости ныне многовато в обоих станах. Никто не запретит утверждать, что у «них» – злость и даже злобность, а «у наших» – «ярость благородная», но… недопуск белорусской делегации на «Евровидение» и реакция на сей бан меня обескуражили.

Предистория. 21 января 2021 г. «Белорусский фонд культурной солидарности», вероятно, вдохновлённый отменой проведения в Минске чемпионата мира по хоккею, инициировал кампанию #stopBTRC. Целью было лишить Белтелерадиокомпанию права на трансляцию «Евровидения», а в перспективе – исключить БТРК из Европейского вещательного союза.

В конце января – начале февраля ряд белорусских артистов, в т. ч. «Елена ЖелудОК» со своей стёбной «Шчучыншчынай», изъявляли желание участвовать в национальном отборе к «Евровидению». После длительной паузы 09.03.2021 было объявлено, что БТРК выбрала барановичскую группу «Галасы ЗМеста». И кулуарная процедура отбора, и её результат (с 2020 г. группа открыто высмеивала оппонентов Лукашенко) не устроили многих. Назавтра Европейский вещательный союз заявил о том, что песня «Я научу тебя» не соответствует правилам конкурса, запрещающим политпропаганду в выступлениях, и должна быть заменена, в противном же случае Беларуси грозит дисквалификация.

Эксперт Ирвинг Вольтер в интервью «Немецкой волне» 11.03.2021 «не мог себе представить то, что организаторы конкурса запретят песню из-за политического подтекста». Он предполагал, что, раз в ней «нет таких очевидных намеков, как в песне “We Don’t Wanna Put In”, с которой в свое время запретили выступать Грузии, что-то тут предпринять трудно». Вольтер назвал случай с «Я научу тебя» испытанием для Европейского вещательного союза: «У ЕВС не может быть разных подходов. Он разрешил песню Джамалы “1944” с неявным политическим месседжем [в 2016 г.] и не может запретить другую песню, где намек еще тоньше». Тем не менее ЕВС пошёл ва-банк…

Бывший КВНщик, лидер «Галасоў…» Дмитрий Бутаков заявил, что может сам отказаться от участия в конкурсе, но, почесав репу, срочно сварганил ироничную песню взамен.

Подобное творчество не близко мне, предпочёл бы видеть на «Евровидении», к примеру, опус Беньки…

…но «Галасы…» сыграли так, как умели. 26 марта ЕВС бортанул и «Зайчика», вновь усмотрев в песенке неправильный подтекст. И вот уже медиа трещат от возмущений лукашенских пропагандистов, искренних и нет.

Независимо от писанины «СБ-БС», нужно признать, что «истинные европейцы» действительно попали впросак – и «потеряли лицо», как справедливо указал блогер Александр Розов. Ладно, это в большей степени их проблемы; меня же больше заинтриговала реакция наших деятелей культуры.

Именитый музыкант Игорь В. в фейсбуке (26.03.2021, пер. с бел.): «Мне до одного места Евровидение, но приятно! Дудочку отобрали у кгбшных квнщиков )))». Ряд «невероятных» поддержали пост, в очередной раз проявив свою схожесть с лукашистами.

Помню аналогичную волну злорадства в декабре 2016 г., когда режим посадил нескольких публицистов по делу «Регнума», тоже вычитав в их текстах какую-то небывальщину. Кому интересно, ознакомьтесь с началом «Катлет & мух (34)». Время показало, что я был прав; сажать «регнумовцев», при всей их несимпатичности, не следовало, никто от их тюремного заточения не выиграл. И уж тем более не следовало здешней «д-д-демократической» тусовке радоваться их несчастьям.

Пинать руководство БТРК есть за что – да, это «фабрика лжи» и т. д., и т. п. Но вариант наказания, выбранный ЕВС при поддержке части белорусских оппонентов режима, – проявление цензуры, а значит, «лекарство хуже болезни». В отмене чемпионата мира по хоккею я видел и плюсы, и минусы, но здесь минусы явно перевешивают 🙁

Кстати, если «борцы с чемпионатом» надеялись деморализовать и ослабить режим, то у них это, мягко говоря, не очень вышло. По состоянию на 13.01.2021 в Беларуси политзаключёнными признавались 178 человек, а в конце марта их число превысило 300 (26 марта сообщалось о 302 политзэках). К тому же первого марта вступили в силу репрессивные поправки в кодекс об административных правонарушениях.

Можно, конечно, утешать себя тем, что у Лукашенко забрали «любимые игрушки» (так высказывались и о чемпионате, и о «Евровидении»), но по мне, лучше б уж играл… Меньше времени/сил оставалось бы на закручивание гаек.

Наслушавшись Макса Ж., возразите, что государствам, не разделяющим «европейские ценности», вообще нечего соваться в «калашный ряд»? Так ведь в 2004–2019 гг. в РБ тоже был «не фонтан» с правами человека, да и БТ не уставало продуцировать мутные потоки лжи, пропаганды, полуправды… Тем не менее пев(и)цы из Беларуси ездили на «Евровидение». Минчанин Пётр Резванов в своём блоге 27.03.2021 резонно вспомнил, что в «Евровидении» когда-то участвовали «и франкистская Испания, и салазаровская Португалия, и даже Греция “чёрных полковников”… Чем Рыгорыч хуже?!»

В некотором смысле Европейский вещательный союз «отзеркалил» поведение властей Гродно, которые при помощи прокуроров сорвали показ спектакля «Кадиш» 20.03.2021 в «Центре городской жизни». Один принцип на двоих – «как бы чего не вышло»… Впрочем, гродненские власти напрямую действо не запрещали, а «всего лишь» пугнули артистов применением статьи 130 Уголовного кодекса РБ (шалом, великоразумная Кэрэн, призывавшая применить ту же статью против борисовских музыканток), ибо: «В спектакле “Кадиш” осуждается фашизм. А именно с фашистами часть белорусского общества ассоциирует нынешнюю власть. Такие сравнения нежелательны в нынешних политических условиях, нельзя предсказать эмоции и реакцию зрителей».

Можно себе представить настроение творческих людей, вызванных в прокуратуру накануне спектакля: «Им объяснили, какая административная ответственность наступает в случае участия в незаконных массовых мероприятиях — вплоть до уголовной, если звучат определенные лозунги и призывы, влияющие на разделение общества и разжигание вражды по признаку отнесения к тем или иным группам населения» (по словам нач. управления взаимодействия со средствами массовой информации и редакционной деятельности Генпрокуратуры Беларуси Анжелики Курчак). Неудивительно, что Игорь Уланов, Алексей Стонога, Полина Левина и Оксана Машинкова решили не рисковать. Так или иначе, история об их злоключениях вышла далеко за пределы Синеокой; упомянул её в своём очередном обзоре и рав Борух Горин.

* * *

В прошлый раз досталось от меня премьер-министру РБ – который, как и (почти) вся нынешняя верхушка, не брезгует демагогией, перекладыванием ответственности, засекречиванием того, что по определению должно быть открытым (постановления о социально-экономическом развитии страны на 2021 год…). Однако речь Романа Головченко в Хатыни 22.03.2021 мне по душе – во всяком случае, фразы, приведенные на government.by:

Сегодня, когда открылись многие архивы, мы знаем о трагедии Хатыни гораздо больше, чем десятилетия назад. «Речь не о национальностях. Кто-то спекулирует на этой теме, спорит, кто внес больший “вклад” в уничтожение Хатыни. Но зло не имеет национальности. Речь о том, что люди, которые участвовали в этих злодеяниях, делали свой выбор», – подчеркнул Премьер-министр. Он отметил, что в полицейском батальоне, который сжег Хатынь, были люди разных национальностей. «Но в основном это были в прошлом советские люди…»

Шеф Головченко в марте 2014 г., связывая трагедию Хатыни с действиями Украинской повстанческой армии, как раз таки спекулировал – то ли с подачи россиян, то ли самонадеянно опираясь на обрывочные сведения и ассоциации (118-й полицейский батальон в 1941 г. был сформирован в Киеве – значится, в нём служили боевики-бандеровцы?). А ведь и до весны 2014 г. настоящие историки хорошо знали, что батальон – одно, УПА – другое. Отсылаю хотя бы к работам Пера Андерса Рудлинга, которые ваш покорный слуга перевёл с английского на белорусский…

Вполне в духе разглагольствований «главнокомандующего» – недавние реляции заместителя начальника генштаба Вооружённых сил Беларуси, д-ра кукольных военных наук Николая Бузина. Не на политинформации с подчинёнными, а на международной научно-практической конференции в Минске 23.03.2021 выдал особо важную инфу:

Ну, то, что кое-где у нас порой «демократия» – страшное слово, идущее в одном строю с «исторической фальсификацией», понятно… Но всё-таки, была подрывная продукция или нет? Пара элементарных поисковых операций – и вуаля!

Во-первых, в США два года назад выпустили не монету, а монетовидную медаль (жетон)… И служащие генштаба, не владеющие английским, могли бы заметить, что номинал не обозначен.

Во-вторых, и это важнее, отчеканила «нумизматический шедевр» частная фирма Bradford Exchange; нет сведений о том, что она выполняла госзаказ.

В-третьих, из подписи под картинкой ясно, что речь идёт о первом выпуске. В дальнейшем, как следует из описания, фирма намеревалась выпустить продукцию, посвящённую вкладу в победу над нацизмом иных союзников – СССР, Канады, Австралии.

Есть неплохой принцип – не объяснять злым умыслом то, что может быть объяснено глупостью. С американской стороны не усматривается ни злого умысла, ни глупости, а вот со стороны замначгенштаба?.. Что думаете? 🙂

Любопытно, что sb.by повторила замолот о монете ещё в двух материалах: здесь и здесь. Видимо, «атака Бузина» рассматривалась в качестве прелюдии к феерическому ответу МИДа РБ посольству США (традиции П. П. Шарикова живут и процветают). Устыдился даже Виталий Макей, сын министра…

Кстати, заявление посольства США, ставшее поводом для эскалации конфликта, отнюдь не идеально: так, 25 марта было уже поздновато поздравлять «всех белорусов со 103-й годовщиной объявления Белорусской народной республики». Многие в курсе, что БНР была провозглашена 9 марта 1918 г. (см. Вторую уставную грамоту), а 25.03.1918 Рада БНР заявила о независимости. Но многие таки не знали: увы, среди них очутилась и уважаемая Тамара Эйдельман (см. kasparov.ru, 25.03.2021).

https://www.youtube.com/watch?v=EX-nTsHaI6Y

Взгляните на пока ещё недостроенный еврейский центр в Могилёве («деньги для Chabad Jewish Center of Mogilev собирают евреи по всему миру»)…

Минск, ул. Червякова. Февраль 2021 г.

А здесь аппликация, долго висевшая во дворе, где до ноября 2020 г. жил Роман Бондаренко. Найдите флажок 🙂

Вольф Рубинчик, г. Минск

29.03.2021

wrubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 29.03.2021  23:13

Беседа с Александром Городницким

Новая газета № 123 от 1 ноября 2019

Валерий Ширяев

Интервью

«Прошлое всегда спит рядом и ждет своего часа»

Поэт и ученый Александр Городницкий — о национальном примирении и о «передаче» ненависти

Считается, что элиты царской России и СССР пусть не блестяще, но все же справлялись со строительством многонационального государства. Царизм рухнул в острейшем социальном (тогда писали — классовом) конфликте, СССР — в силу полной де­градации экономики, управления, порочности выбранной модели. Но пришедшие на смену коммунистам люди за редкими исключениями не восприняли никаких традиций государственного строительства. Это относится и к руководителям России, горделиво считающим себя едва не преемниками императоров, но за 30 лет так и не давшим нам реальных примеров государственной мудрости.

Всех новых лидеров судьба проверила на соответствие званию элиты. Она дала армянам в соседи азербайджанцев, грузинам — абхазов и осетин, русским — украинцев, молдаванам — русских и украинцев. И все дружно эти экзамены провалили под грохот орудий. А внутри каждого нового государства образовались внутренние линии, разделившие граждан на непримиримые группы, видевшие будущее своих стран порой противоположным образом.

В 1996 году празднование очередной годовщины революции у нас «в целях смягчения противостояния и примирения различных слоев российского общества» заменили на День согласия и примирения. В самый раз, замечу: за два месяца до этого были подписаны хасавюртовские соглашения, отгремела первая чеченская война. Но с примирением не заладилось, вскоре над Россией пронеслась вторая чеченская.

В 2004-м праздник перенесли на 4 ноября и переименовали в День народного единства. На мой взгляд, правительство несколько поторопилось, решив завязать с согласием и примирением, сразу перейдя к укреплению мифического единства. За пять дней до новой даты граждане по-прежнему несут к соловецкому камню цветы и свечи, а по периферии грандиозной территории все так же тлеют угли не затихающих межнациональных конфликтов.

Пусть наши соседи и их лидеры отвечают за себя сами. Но нам или нашим ближайшим потомкам неизбежно придется выстраивать с ними новую жизнь. Придется осознать и заново переосмыслить все, что произошло на наших границах и внутри страны. В том числе и взять на себя свою часть вины за самый страшный водораздел новейшей истории, который лег между нами и украинцами — самым близким, наряду с белоруса­ми, нам народом. Вооруженное вмешательство в гражданский конфликт соседей и последствия этой тяжелейшей ошибки дезавуируют все наивные простонародные представления о государственной мудрости людей, входящих в Совет безопасности РФ. Они никогда не признают свою политическую ошибку, но ее обязательно признает общество, пусть и не в ближайшей перспективе.

Накануне Дня народного единства «Новая» побеседовала с известным поэтом, бардом и ученым Александром Городницким о сущности примирения на самом трагическом примере, какой только можно найти в истории.

Фото: Антон Новодережкин / ТАСС

— Александр Моисеевич, очевидно, что главные причины, по которым идиш утратил свою роль в еврейских общинах, — массовая гибель носителей, исчезновение групп, где поддерживалась языковая практика, и выбор основателей Израиля в пользу иврита. Но при просмотре вашего фильма «В поисках идиша» невольно возникает предположение, что была и еще одна причина, по которой родители не передали идиш детям и внукам. Могло ли это произойти потому, что он был слишком похож на немецкий — язык нацистов?

— Полагаю, это не так. Носители воспринимали идиш как родной язык, а не диалект немецкого. Мои еврейские предки в Белоруссии с этим языком родились и выросли, а немецкого вообще не знали. На довоенном советском гербе Белоруссии под лентами с русской и белорусской надписями располагалась лента с надписью на идиш.

Язык становится полноценным, когда на нем возникает литература. Задолго до войны появились очень значительные авторы на идиш, переведенные на десятки других языков. Поэтому он не просто существовал параллельно с немецким как отдельный литературный язык, но и схож он был с ним меньше, чем русский с украинским: идиш воспринял языки нескольких стран, где веками жили евреи, в том числе румынский и венгерский. Немало в нем лексики и из иврита.

Моих близких родственников в Могилёве осенью 1941 года убили фашисты, бабушку вообще живьем закопали, я чудом выжил в блокаду, немецкий язык, казалось бы, должен быть мне отвратителен. Но в 1939-м я попал в немецкую группу для дошкольников. В Ленинграде было тогда много пожилых немок, обучавших детей немецкому языку в частных группах. И отношение мое к немецкому после войны очевидно из таких строк:

Под покрывалом бархатным подушка,
С тяжелой крышечкой фарфоровая
кружка,
Пенсне старинного серебряная дужка
Мне вспоминаются по зимним вечерам.
Агата Юльевна, опрятная старушка,
Меня немецким обучавшая словам.
Тогда все это называлось «группа».
Теперь и вспоминать, конечно, глупо
Спектакли детские, цветную канитель.
Потом война, заснеженные трупы,
Из клейстера похлебка вместо супа,
На Невском непроглядная метель.
Ах, песенки о солнечной форели,
Мы по-немецки их нестройно пели.
В окошке шпиль светился над Невой.
…Коптилки огонек, что тлеет еле-еле,
Соседний сквер, опасный при обстреле,
Ночной сирены сумеречный вой.
Не знаю, где теперь ее могила, —
В степях Караганды, на Колыме унылой,
У пискаревских каменных оград.
Агата Юльевна, оставим все как было.
Агата Юльевна, язык не виноват.
Спасибо за урок. Пускай вернется снова
Немецкий четкий слог, рокочущее слово,
Из детства, из-за тридевять земель,
Где голоса мальчишеского хора,
Фигурки из саксонского фарфора
И Шуберта хрустальная капель.

У меня два любимых зарубежных поэта — Киплинг и Гейне. Привязать немецкий язык, за которым стоит великая многовековая культура, к двенадцати годам Третьего рейха не получится ни у кого. И то отторжение, которое вызывали у моих ровесников звуки немецкой речи, со временем ушло.

В 2001 году под Петербургом было открыто самое большое в Европе кладбище немецких солдат, погибших при осаде Ленинграда, — 60 000 человек. Я участвовал с российской стороны в его открытии и был свидетелем буквально братания наших ветеранов с бывшими немецкими танкистами и пехотинцами, не все из которых даже знали о существовании зондеркоманд СС.

Мне очевидно, что ненависть надо изживать, сама она никуда не уйдет.

Я не вижу ничего хорошего в практике передачи ненависти к другому народу как части процесса воспитания детей, с которой мы иногда встречаемся. Татаро-монгольское иго оставило тяжелый след в самой памяти народа, вошло в поговорки. Но сегодня это практически братья наши, трудно без татар вообще представить современную Россию или ее историю. Масса наших исторических персонажей во главе с великим русским поэтом Державиным — потомки тех самых завоевателей.

— Хотя в царской империи накануне революции уже существовало образование и даже делопроизводство на национальных языках, многие народы с большим трудом завоевывали право на него. Тенденция эта не исчезла: целые государства запрещают образование на русском, например. Кроме него, на Украине в будущем нельзя будет учить на венгерском или румынском. И важнейшим аргументом при принятии такого закона был лозунг «Русский — язык оккупантов». Идея неприятия «вражеского языка» реально существует.

— Идея запрета языка государственными законами имеет давние традиции. Но вот бойкот языка самим народом практически не встречается, народ обычно такие запреты игнорирует. Я государственные запреты на язык рассматриваю как полностью противоречащие интересам самих народов, которых пытаются «оградить» от враждебной речи.

Отключить украинцев от великой русской литературы (к созданию которой они имели самое прямое отношение) и огромного пласта мировой литературы, существующей в великолепных и легкодоступных украинцам русских переводах со временем, возможно, получится. Но они при этом утратят и немалую часть своей собственной культуры, начиная с Гоголя, которую разъять хирургически с русской без потерь невозможно. В XXI веке это уже пещерные взгляды, их время безвозвратно ушло. Подобные запреты наносят большой ущерб собственному народу.

— Многие немцы, в том числе и убежденные антифашисты, отмечают, что прошедшая эпоха переосмысления своей истории и практика извинений перед пострадавшими в минувшей войне народами были необходимы и благотворны. Но со временем память стала уходить в прошлое, прямые ассоциации лично себя и прошлых преступлений утрачиваются. Превращение живой памяти о недавних событиях в строчки учебников — норма. Так сколько же можно извиняться? Это чревато и чувством самоунижения. Так состоялось ли примирение? Или будущим поколениям его постоянно необходимо поддерживать такими заявлениями на государственном уровне?

— Это очень сложная тема. Нельзя ни в коем случае вынуждать народ из десятилетия в десятилетие непрерывно каяться и заявлять, что он виноват. Это неизбежно вызовет противодействие. Сегодняшняя вспышка нацизма в Германии и убийства в Халле напоминают — нельзя перегибать эту палку.

— Существуют народы, передающие своим детям ненависть к другим народам из поколения в поколение, и конца ей не видно. Сложились даже своеобразные традиции, как эту передачу производить. В то же время первые немецкие студенты приехали учиться в СССР в середине 60-х, по прошествии всего 20 лет со дня, когда погиб последний наш соотечественник. И отношение к ним среди обычных людей было вполне лояльное. То есть ненависть начала утихать прямо при жизни воевавшего поколения. Как сегодня евреи относятся к немцам? Состоялось ли примирение?

— Многое зависит от воспитания в раннем детстве, когда ребенок беззащитен перед внушением и не научился самостоятельно оценивать информацию. Моя знакомая Наталья Касперович несколько лет работала в Гамбурге на немецкое телевидение. Ей довелось участвовать в 1997 году в съемках фильма для передачи «Улица Сезам» о детях разных народов, проживающих в Германии.

Всего было выбрано 20 стран, дети которых возрастом 5–6 лет рассказывали о своей стране. Но продюсеры не могли найти еврейскую семью, которая согласилась бы сниматься. Они боялись. Наконец через связи в Израиле после долгих поисков нашли девочку в Ганновере, и это была самая сложная часть проекта. Когда впоследствии в Тбилиси этот фильм показали Резо Габриадзе, он сказал: «Если бы дети это посмотрели во всех странах мира, может, и войн бы не было».

Иначе вышло с мусульманскими семьями — например, с турецкой и египетской. В турецкой семье в комнате девочки на стене в рамке висела окровавленная звезда Давида. Она пояснила, что это память о самых главных врагах их семьи — евреях. О них следует помнить.

В египетской же семье съемок делать вообще не стали — глава семьи, бывший директор института языкознания, начал объяснять, что он не может быть вполне счастлив из-за евреев. Он готов немедленно взять автомат и всех их перестрелять. Все эти семьи попали в проект абсолютно случайно, никто их не подбирал по заранее определенным критериям. Очевидно, что передача памяти и о самом лучшем, что есть в нашем мире, и о самых диких предрассудках и ненависти происходит именно в семьях в самом нежном возрасте.

— Армянский бизнесмен не может вести дела с турецким. Гражданин Армении не ездит на отдых в Турцию. При этом израильские фирмы ведут бизнес в Германии, граждане приезжают в Германию на учебу, если это необходимо в силу обстоятельств, евреи живут в Германии. Это и есть приметы примирения?

— Без сомнения, контакты во всех областях самые активные, они порождают человеческие контакты, которые все больше укрепляют этот мост. Это стало возможным в немалой степени потому, что и немецкое общество, и государство нашли в себе мужество раскаяться в преступлениях против человечности, в том числе в холокосте. На улицах немецких городов перед домами, откуда при фашистах были депортированы евреи в лагеря уничтожения, в тротуар вмонтированы латунные таблички с их именами и датой депортации — Stolperstein, камень преткновения. Идешь по городу, и некуда деться от блеска этих табличек. Деньги собирали по всей Германии добровольно. Это не могло не иметь благотворных последствий. И отношение к немцам в Израиле сейчас, скорее всего, положительное.

— Но и в России наши предки совершали в период сталинского террора тяжкие массовые преступления. Они почти целиком связаны с государством. Однако осмыслять эту трагедию отказались и государство, и большинство народа. Главное препятствие — никто не хочет ассоциировать себя с поступками людей, живших 80 лет назад. Мы совсем другие, почему мы должны отвечать за них? Влияет ли прошедший срок на гражданское примирение? Возможно ли забвение без покаяния?

— Отказ от осмысления нравственной позиции по отношению к тому периоду привел к апологетике Сталина уже в наше время, хотя огромную роль сыграли в этом и государственные СМИ. А тут одно цепляется за другое: приходится отрицать и весь период до Большого террора — зверства Гражданской, миллионы погибших при коллективизации. Расчет, что с течением времени проблема сама рассосется, неверен. Если с этим не бороться, ненависть возвращается, и снова вспыхивает средневековая резня, как в Азербайджане и Армении при позднем Горбачеве.

Прошлое спит рядом с нами и ждет своего часа. Как я говорил, на первом месте — всегда воспитание детей.

Родители, выбравшие такую тактику, вынуждены постоянно говорить им, что как бы ничего и не было. Историки же в это время вскрывают все новые преступления. А если дети не восприняли такое «наследие» от родителей, то они рисуют, как девочка в моем родном городе на конкурсе «Дети рисуют блокаду»: две могилы рядом — с пробитой каской на черном кресте и фанерная красная звезда с пробитой пилоткой, а вокруг мир, трава и птицы. Можно, конечно, осуждать родителей, которые не рассказали ей, какие звери были немцы, но этот рисунок и есть начало истинного примирения. Увидев его, я тогда написал песню «Ленинградские дети рисуют войну»:

День над городом шпиль натянул,
как струну,
Облака — как гитарная дека.
Ленинградские дети рисуют войну
На исходе двадцатого века.

Им не надо бояться бомбежки ночной,
Сухари экономить не надо.
Их в эпохе иной обойдет стороной
Позабытое слово «блокада».

Мир вокруг изменился, куда ни взгляну.
За окошком гремит дискотека.
Ленинградские дети рисуют войну
На исходе двадцатого века.

Завершились подсчеты взаимных потерь,
Поизнетилось время былое,
И противники бывшие стали теперь
Ленинградской горючей землею.

Снова жизни людские стоят на кону,
И не вычислить завтрашних судеб.
Ленинградские дети рисуют войну,
И немецкие дети рисуют.

Я хочу, чтоб глаза им отныне и впредь
Не слепила военная вьюга,
Чтобы вместе им пить, чтобы вместе
им петь,
Никогда не стреляя друг в друга.

В камуфляже зеленом, у хмеля в плену,
Тянет руку к машине калека.
Ленинградские дети рисуют войну
На исходе двадцатого века.

И соседствуют мирно на белом листе
Над весенней травою короткой
И немецкая каска на черном кресте,
И звезда под пробитой пилоткой.

Есть темные силы, которые активно проводят политику наследственной ненависти. В Иране, например, собрали даже целую конференцию, где «доказывали», как умели, что холокоста вообще не было. Аналогично и у нас появились псевдоисторики, считающие сталинский террор лишь незначительными отклонениями.

Отказ от публичного осуждения сталинских злодеяний — роковая ошибка. Если его не было, это не отразилось в позиции правительства, в учебниках, научных работах, тогда прошлое вернется к нам, нас не спросив. Ведь в умах будущих поколений эта людоедская практика будет выглядеть совсем не страшно. Она — проверенный инструмент «эффективного менеджмента». И значит, ее вполне можно повторить.

Много лет я плавал в океанах, обогнул всю Землю и понял, что она не так уж и велика, — буквально коммунальная квартира. Ненависть легко раскалывает и уничтожает целые государства. Но может и всю планету уничтожить.

***

Из комментариев

Sashko Ukr
1 ноября 2019, 13:03
“Отключить украинцев от великой русской литературы (к созданию которой они имели самое прямое отношение) и огромного пласта мировой литературы, существующей в великолепных и легкодоступных украинцам русских переводах”. Ну немножко поиграли в поддавки. А как насчет подключения русских к великой украинской литературе? Да и великолепные переводы мировой литературы на украинский тоже существуют. Но, как мы все понимаем, скрепоносным они труднодоступны. Это же украинец обязан знать русский язык, русскоязычный же, как мы все знаем :))), выучить украинский не в состоянии.
Stanislaw Galizki
4 ноября 2019, 17:08
В Украине был гражданский конфликт? Интересное кино, а мужики и не знали. В Германии нет воспитания понуканием типа “Кайся, кайся, кайся…” Всё очень тактично. Например, моя внучка, кандидат на экскурсию в Освенцим, должна написать сочинение и обосновать своё желание его посетить.
Идиш исчез не по причине Холокоста и языковой политики в Израиле, а просто потому, что при позднем Сталине закрыли еврейские школы, где все предметы преподавались на идиш и изучался именно этот язык. Одновременно была истреблена литературная интеллигенция, пишущая на идиш. Вся. Под корень. Сначала разучились читать-писать, потом и говорить-понимать. Да и небезопасно это было. Культура идиш не исчезла, а была уничтожена сознательно на государственном уровне.
И ещё: идиш – диалект немецкого и довольно далёкий, с кучей заимствований, но грамматика его германская. Поэтому, знающему идиш свободно, выучить немецкий раз плюнуть.
Іrina Rudyak

4 ноября 2019, 21:02
Насчет идиша верно. Я свободно знаю немецкий, поэтому понимаю речь на идише.

Опубликовано 05.11.2019  11:08

Рыгор Бярозкін. Вершы З. Цялесіна

Сёння, 3 ліпеня, спаўняецца сто гадоў з дня народзінаў знакамітага беларускага крытыка і перакладчыка Рыгора Саламонавіча Бярозкіна (1918, Магілёў, –1981, Мінск). Ён пачаў свой творчы шлях у сярэдзіне 1930-х гадоў з публікацый у часопісе «Штэрн» (на ідышы), потым, будучы студэнтам Менскага педінстытута, шмат займаўся вывучэннем і аналізам твораў на беларускай мове, загадваў аддзеламі крытыкі ў часопісе «Полымя рэвалюцыі» і газеце «Літаратура і мастацтва». Але, як паказвае наступная публікацыя з той самай газеты «ЛіМ» (03.10.1939), Бярозкін і далей цікавіўся даробкам ідышных літаратараў.

Такім чынам, прапаную ўвазе чытачоў belisrael.info рэцэнзію на кнігу Зямы Цялесіна (1907, Калінкавічы – 1996, Іерусалім) «Аф майн эйгенер эрд» («На маёй уласнай зямлі», выйшла ў 1939 г.). Падобна, што некаторыя назіранні ды развагі крытыка не губляюць вартасці дасёння.

Адметнасці даваеннай арфаграфіі захаваны. Каб пашырыць кола чытачоў, унізе даецца і мой пераклад рэцэнзіі Рыгора Бярозкіна на рускую. Трэба яшчэ дадаць, што ў 1941 г. і ледзь ацалелы ад куль НКВД Бярозкін, і Цялесін пайшлі добраахвотнікамі на фронт, адважна змагаліся супраць нацызму.

В. Рубінчык

Вершы З. Целесіна

У вышаўшай нядаўна першай кнізе вершаў З. Целесіна «На сваёй зямлі» прадстаўлены творы самых розных творчых узроўняў і самых процілеглых паэтычных імкненняў. І ўсё-ж кніга ў цэлым робіць радаснае ўражанне. Прычынай гэтага з’яўляецца незвычайная жыццёвасць вершаў Целесіна. Іх сапраўдная, а не пракламіраваная сувязь з рэальнай совецкай рэчаіснасцю. Вершы гэтыя маюць свой уласны свет, межы якога вельмі лёгка ўстанавіць.

З. Целесін піша пераважна аб старым і новым Палессі, аб адноўленым яўрэйскім мястэчку і яго жыхарах – простых і здаровых людзях, якія прызнаюць жыццё, даверанае іх уласным рукам, і адкідваюць усякую пабочную і прыніжаючую апеку над імі. Цяжкое жыццё цягнулі гэтыя людзі да набыцця сваёй роднай совецкай зямлі. Не ў плане агульных і сантыментальных лямантацый-скаргаў на невыноснасць жыцця ў мінулым, а ў плане дзейсных вобразаў, самастойна падгледжаных і вылучаных з жыцця, паэт здолеў перадаць усю жорсткую бессэнсоўнасць старога местачковага быцця. У выдатнай «Баладзе аб скрыгалаўскім тракце» сам па сабе сюжэт, без усякіх растлумачэнняў, дзякуючы сваёй нарачытай бязглуздзіцы (местачковая дзяўчына, якая едзе к свайму жаніху ў суседняе мястэчка, пагрузла ў непраходным балоце і тры гады не вылазіла з яго) паказвае на сапраўдную неразумнасць і бессэнсоўнасць старога местачковага ўкладу жыцця.

Вершы Целесіна лірычныя, у іх адчуваюцца зацікаўленыя і актыўныя адносіны паэта да жыцця. Прычым, лірызм паэта разнастайны ў сваіх формах, у залежнасці ад матэрыяла, ад тэмы і ад паэтычных адносін да тэмы. У той-жа «Баладзе аб скрыгалаўскім тракце» лірызм паэта адценен гумарам.

У вершы «З дзіцячых год» лірыка Целесіна набывае трагічна-напружаны характар, у ім адчуваецца сапраўдны боль. У вершы «Бабульчыны рукавічкі», у якім Целесін паэтызіруе пяшчотныя дзіцячыя ўспаміны, захаваўшыяся ў далёкім куточку памяці, лірычны пафас атрымлівае зусім новае гучанне незвычайнае дзіцячай чыстаты і непасрэднасці. Але і ў гэтым вершы трагічна-напружаная нота гучыць на супярэчлівым ёй агульным фоне дзіцячага апавядання, як указанне на глыбокую трагічнасць мінулага жыцця. Вось бабулька, робячы рукавічкі, апавядае ўнуку аб «птушцы-сіраце», чыім «адзінокім плачам заліваліся лясы», і гэта ўмела ўведзеная ў верш фальклорная рэмінісцэнцыя робіць бяскрыўднае, здавалася-б, дзіцячае апавяданне шматзначным і глыбокім. Раптам, як гаворыцца, зрабілася «далёка відаць ва ўсе канцы свету».

Адчуванне ўдачы і самастойнасці суправаджае тыя вершы Целесіна, у якіх асабістыя адносіны паэта к свету выражаюцца не ў нарачыта-стылізаванай форме, а проста, натуральна і вольна. Вось верш «Загад Варашылава», у якім паказана ўступленне Чырвонай Арміі ў яўрэйскае мястэчка, вызваленае ад польскіх акупантаў і рабаўнікоў. Тут сама па сабе выбраная паэтам песенная форма з’яўляецца выражэннем унутрана-святочнага стану, калі звычайнае, здавалася-б, слова не выгаварваецца, а спяваецца. І маткі, што плачуць ад радасці, на крывых парогах мястэчка, і стомленыя коннікі, і няхітрая песня з часта паўтараючыміся радкамі – усё тут зліваецца ў адным цэльным адчуванні ад паказанай паэтам карціны. Тое-ж самае можна сказаць і аб вершы «У радасці», у якім З. Целесін своеасабліва паэтызіруе сумную песеньку беларускай дзяўчыны аб «святочна прыбраным жарабку», аб жаніху «у новым картузе», аб уласным разбітым шчасці.

Целесіну добра ўдаецца нацюр-морт. Ён наглядальны і можа ў адной дэталі перадаць цэлую карціну. У вершы «Смага» адчуванне прадзельнай распаленасці, спёкі, смагі перадана адной выразнай дэталлю: «Здаецца, дакраніся да чаго-небудзь і выб’еш іскру ты…»

Усё гэта з’яўляецца, безумоўна, станоўчай якасцю паэта З. Целесіна.

Аднак, многае ў яго кніжцы «На сваёй зямлі» можа выклікаць сур’ёзныя супярэчанні. Нам здаецца зусім беспадстаўным жаданне паэта Целесіна цэлым радам штучных метадаў і сродкаў «захаваць» сваю ложна-зразумелую арыгінальнасць. Целесіну здаецца (а гэта вельмі моцна адчуваецца ў вершах), што своеасаблівасць паэтычнага голаса, першароднасць паэтычных адносін к свету ствараецца захаваннем сваёй сувязі з якім-небудзь бытавым ці нават этнаграфічным матэрыялам. Устойлівасць гэтага матэрыяла і ёсць устойлівасць творчай манеры паэта. Так прыкладна разважае Целесін (як гэта вынікае з яго вершаў), і жорстка памыляецца. Целесін вельмі моцна клапоціцца аб прыўнясенні ў свае вершы мясцовага «палескага» каларыта, характэрных слоўцаў, зразумелых толькі яму, бытавых прыватнасцей, вядомых толькі жыхарам яўрэйскага мястэчка Палесся. Не гэтымі шляхамі працякае паспяванне сапраўднай своеасаблівасці ў паэзіі. Яно больш глыбокае, і мяркуе ў якасці першачарговай сваёй умовы цэльнасць і самастойнасць паэтычнага мышлення, наяўнасць вялікай агульна-чалавечай, а не толькі вузка-краявой і этнаграфічнай тэмы. Асабліва добрыя тыя вершы Целесіна, у якіх паэт забывае аб сваіх пастаянных клопатах «захаваць» сваю манеру, «бараніць» свой голас, «зацвердзіць» сваю арыгінальнасць. Гэтыя вершы хвалююць сваёй вялікай праўдай і сапраўднай навізнай, якая адчуваецца ў іх. Але што сказаць аб тых вершах, у якіх Целесін займаецца непатрэбнай стылізацыяй, бясплодным вышукваннем характэрных слоўцаў? Гэтыя вершы дрэнныя ў самай сваёй сутнасці. Яны ўяўляюць сабою ложную творчую тэндэнцыю.

Трэба аддаць справядлівасць: Целесін добра адчувае прыроду. Гэтае пачуццё прыроды ўваходзіць, па яго думцы, слагаемым у агульную суму, якая называецца «творчай манерай» паэта Целесіна. І вось зноў-такі ўдалыя тыя прыродаапісальныя вершы Целесіна, у якіх паэт забываецца аб «слагаемых», і аб «суме», і аб «творчай манеры», і зусім няўдалыя тыя вершы з прадузятым і падкрэслена-«целесінскім» «пантэізмам». Там самі па сабе вычурныя вобразы пачынаюць паўтарацца з верша ў верш. Параўнанне сябе з дрэвам, якое павінна выразіць пантэістычную злітнасць паэта з прыродай, пачынае надакучваць у вершах Целесіна. «На мне, як на дрэве, блішчыць раса», «я ў зямлю-б тут укапаўся, як асіна», «я руку выцягнуў, як галінку», «я ў чорную зямлю-б тут дрэвам урос», «я спяваў-бы як сасна на ветры» і г. д. Паўтараюцца ў вершах Целесіна і паасобныя знешнія адзнакі фальклора. Усё гэта пакуль стварае ўражанне скаванасці паэтычнага голаса таленавітага паэта Целесіна.

Над многім трэба прызадумацца З. Целесіну. Далейшае яго развіццё павінна ісці ў напрамку к вялікай тэме, к вялікім чалавечым пачуццям і мыслям. У сэнсе магчымасцей і сіл для роста Целесіну дадзеных вельмі многа.

Г. Бярозкін

Выява на адным з экранаў Нацыянальнай бібліятэкі Беларусі, студзень 2018 г. Фота В. Р.

Cтихи З. Телесина

В недавно вышедшей первой книге З. Телесина «На своей земле» представлены произведения самых разных творческих уровней и самых противоположных поэтических устремлений. И всё же книга в целом оставляет радостное впечатление. Причиной этого является необычайная жизненность стихов Телесина, их реальная, а не прокламированная связь с советской действительностью. Стихи эти обладают своим собственным миром, границы которого очень легко установить.

З. Телесин пишет преимущественно о старом и новом Полесье, об обновленном еврейском местечке и его жителях – простых и здоровых людях, которые признают жизнь, доверенную их собственным рукам, и отбрасывают всякую постороннюю и унизительную опеку над ними. Тяжелую жизнь тянули эти люди до обретения своей родной советской земли. Не в плане общих и сентиментальных ламентаций-жалоб на невыносимость жизни в прошлом, а в плане деятельных образов, самостоятельно подсмотренных и выделенных из жизни, поэт сумел передать всю жестокую бессмысленность старого местечкового бытия. В отличной «Балладе о Скрыгаловском тракте» сам по себе сюжет, без всяких разъяснений, благодаря своей нарочитой бессмыслице (местечковая девушка, едущая к своему жениху в соседнее местечко, завязла в непроходимом болоте и три года не вылазила из него) показывает действительную неразумность и бессмысленность старого местечкового жизненного уклада.

Стихи Телесина лиричны, в них чувствуется заинтересованное и активное отношение поэта к жизни. Причем лиризм поэта разнообразен в своих формах, в зависимости от материала, от темы и от поэтического отношения к теме. В той же «Балладе о Скрыгаловском тракте» лиризм поэта оттенен юмором.

В стихотворении «Из детских лет» лирика Телесина приобретает трагически-напряженный характер, в нем ощущается настоящая боль. В стихотворении «Бабушкины рукавички», в котором Телесин поэтизирует нежные детские воспоминания, сохранившиеся в дальнем уголке памяти, лирический пафос получает совершенно новое звучание необычной детской чистоты и непосредственности. Но и в этом стихотворении трагически-напряженная нота звучит на противоречащем ей общем фоне детского рассказа, как указание на глубокую трагичность прошлой жизни. Вот бабушка, делая рукавички, рассказывает внуку о «птице-сироте», чьим «одиноким плачем заливались леса», и эта умело введенная в стихотворение фольклорная реминисценция превращает безобидный, казалось бы, детский рассказ, в многозначный и глубокий. Вдруг, как говорится, сделалось «далеко видно во все концы света».

Ощущение удачи и самостоятельности сопровождает те стихи Телесина, в которых личное отношение поэта к миру выражается не в нарочито-стилизованной форме, а просто, естественно и свободно. Вот стихотворение «Приказ Ворошилова», в котором показано вступление Красной Армии в еврейское местечко, освобожденное от польских оккупантов и грабителей. Тут сама по себе выбранная поэтом песенная форма является выражением внутренне-праздничного состояния, когда обычное, казалось бы, слово не выговаривается, а поется. И матери, которые плачут от радости, на кривых порогах местечка, и уставшие всадники, и нехитрая песня с часто повторяющимися строками – всё здесь сливается в одном цельном ощущении от показанной поэтом картины. То же самое можно сказать и о стихотворении «В радости», в котором З. Телесин своеобразно поэтизирует грустную песенку белорусской девушки о «празднично убранном жеребчике», о женихе «в новом картузе», о собственном разбитом счастье.

Телесину хорошо удается натюрморт. Он наблюдателен и может одной деталью передать целую картину. В стихотворении «Жажда» ощущение предельной раскаленности, жары, жажды передано одной выразительной деталью: «Кажется, дотронься до чего-нибудь – и выбьешь искру ты…»

Всё это является, безусловно, положительной стороной поэта З. Телесина. Однако многое в его книжке «На своей земле» может вызвать серьёзные возражения. Нам кажется совершенно необоснованным желание поэта Телесина целым рядом искусственных методов и средств «сохранить» свою ложно понятую оригинальность. Телесину кажется (а это очень сильно чувствуется в стихах), что своеобразие поэтического голоса, первородство поэтического отношения к миру создается сохранением своей связи с каким-нибудь бытовым или даже этнографическим материалом. Устойчивость этого материала и есть устойчивость творческой манеры поэта. Так примерно рассуждает Телесин (как это следует из его стихов), и жестоко ошибается. Телесин сильно хлопочет о привнесении в свои стихи местного «полесского» колорита, характерных словечек, понятных лишь ему, бытовых частностей, известных только жителям еврейского местечка Полесья. Не этими путями протекает выспевание настоящего своеобразия в поэзии. Оно более глубокое и предполагает в качестве первоочередного своего условия цельность и самостоятельность поэтического мышления, наличие большой общечеловеческой, а не только узко-краевой и этнографической темы. Особенно хороши те стихи Телесина, в которых поэт забывает о своих постоянных попытках «сохранить» свою манеру, «защищать» свой голос, «утвердить» свою оригинальность. Эти стихи волнуют своей большой правдой и настоящей новизной, которая ощущается в них. Но что сказать о тех стихах, в которых Телесин занимается ненужной стилизацией, бесплодным выискиванием характерных словечек? Эти стихи плохи в самом своем существе. Они представляют собой ложную творческую тенденцию.

Надо отдать должное: Телесин хорошо чувствует природу. Это ощущение природы входит, по его мысли, слагаемым в общую сумму, которая называется «творческой манерой» поэта Телесина. И вот ведь опять-таки удачны те природоописательные стихи Телесина, в которых поэт забывает о «слагаемых», и о «сумме», и о «творческой манере» – и совсем неудачны стихотворения с предвзятым и подчеркнуто-«телесинским» «пантеизмом». Там сами по себе вычурные образы начинают повторяться из стихотворения в стихотворение. Сравнение себя с деревом, призванное выразить пантеистическую слитность поэта с природой, начинает надоедать в стихах Телесина. «На мне, как на дереве, блестит роса», «я в землю бы здесь вкопался, как осина», «я руку вытянул, как ветку», «я в черную землю бы здесь деревом врос», «я пел бы, как сосна на ветру» и т. д. Повторяются в стихах Телесина и отдельные внешние признаки фольклора. Всё это пока создает впечатление скованности поэтического голоса талантливого поэта Телесина.

Над многим надо призадуматься З. Телесину. Дальнейшее его развитие должно идти в направлении к большой теме, к большим человеческим чувствам и мыслям. В смысле возможностей и сил для роста у Телесина данных очень много.

Г. Берёзкин

Опубликовано 03.07.2018  07:29

***

20 фактаў пра Рыгора Бярозкіна

ЯШЧЭ ПРА НАТАНА ВОРАНАВА

У дадатак да эсэ Андрэя Дубініна прапануем урыўкі з біяграфічнага нарыса, падрыхтаванага Наталляй Сяліцкай для ўкладзенага ёю зборніка «Натан Воранаў» (Мінск: Беларусь, 2016).

Вокладка трохмоўнага зборніка (96 c., 600 экз.), які дзе–нідзе яшчэ можна набыць у сталіцы Беларусі

* * *

Творчасць Натана Воранава, выдатнага савецкага жывапісца, заслужанага дзеяча мастацтваў БССР (1966), дацэнта кафедры малюнка і жывапісу Беларускага дзяржаўнага тэатральна-мастацкага інстытута (1970), займае годнае месца ў нацыянальным мастацтве ХХ стагоддзя. За сваё яркае жыццё майстрам былі створаны дзіўныя па прыгажосці і выразнасці мастацкай мовы творы, якія адрозніваюцца жанравай і тэматычнай разнастайнасцю.

Натан Майсеевіч Воранаў (1916–1978) нарадзіўся ў Магілёве. У сям’і Майсея і Соф’і раслі яшчэ двое сыноў – старэйшы Аарон і малодшы Веньямін. Бацька быў мастаком і выкладаў у мясцовай мастацкай школе. Відавочна, што творчая атмасфера, у якой рос маленькі Натан, паўплывала ў далейшым на яго жаданне прафесійна займацца мастацтвам.

Да 1953 года на тэрыторыі Беларусі галоўнай навучвальнай установай па прафесійнай падрыхтоўцы мастакоў быў Віцебскі мастацкі тэхнікум. Менавіта туды ў 1931 годзе паступіў Натан і правучыўся там да 1934 года. Яго настаўнікамі сталі знакамітыя Іван Ахрэмчык і Фёдар Фогт. Затым на працягу года Н. Воранаў выкладаў жывапіс і малюнак у школах № 3 і № 20 у Магілёве. У 1934 годзе быў уведзены IV курс навучання ў Віцебску, і мастак працягнуў вучобу. Ужо ў тэхнікуме ён праявіў сябе як выдатны вучань… Пра гэта сведчыць і той факт, што ўжо з 1933 года малады мастак стаў прымаць удзел у выставах.

У 1935 годзе Н. Воранаў у ліку лепшых вучняў быў накіраваны на вучобу ў Ленінград у Інстытут жывапісу, скульптуры і архітэктуры імя І. Я. Рэпіна. Яму пашчасціла паступіць у майстэрню выдатнага савецкага мастака і таленавітага педагога Аляксандра Асмёркіна, які выхаваў некалькі пакаленняў студэнтаў у лепшых традыцыях рускага і заходняга мастацтва. У 1941 годзе ў гэтым інстытуце з поспехам прайшла персанальная выстава Натана Майсеевіча. Гэта быў апошні курс перад дыпломам. Летам малады чалавек павінен быў ехаць на мастацкую практыку ў Карпаты.

Аднак 22 чэрвеня 1941 года пачалася Вялікая Айчынная вайна. У гэты час Н. Воранаў знаходзіўся дома на вакацыях у сваіх бацькоў у Магілёве. Нягледзячы на тое, што студэнт меў права заставацца ў Ленінградзе да заканчэння вучобы, ён прыняў іншае рашэнне. Пасля караткачасовай падрыхтоўкі ў 3-м артылерыйскім вучылішчы (г. Кастрама) Н. Воранаў добраахвотнікам пайшоў на фронт. Маючы магчымасць пазбегнуць страшнай долі ваенных гадоў, ён абраў самы, мабыць, складаны, але годны шлях. Натан Майсеевіч быў з ліку тых беларускіх мастакоў, якія добраахвотна аддалі перавагу зброі замест пэндзляў і палітры. Сярод іх – і майстры, і тыя, хто ў будучым зойме годнае месца ў нацыянальным мастацтве. Дастаткова ўспомніць Б. Аракчэева, А. Бархаткова, Г. Бржазоўскага, В. Вярсоцкага, П. Гаўрыленку, А. Глебава, В. Грамыку, П. Данелію, І. Дмухайлу, С. Каткова, А. Кроля, П. Крохалева, С. Лі, А. Малішэўскага, П. Масленікава, А. Мазалёва, М. Манасзона, М. Савіцкага, У. Сухаверхава, Л. Шчамялёва і многіх іншых – людзей, для якіх свабода краіны cтала сінонімам уласнай свабоды.

Натан Воранаў прайшоў праз усю вайну. У свае няпоўныя 30 гадоў ён камандаваў батарэяй 45-міліметровых процітанкавых гармат на Паўднёва-Заходнім фронце (1942), пазней быў камандзірам узвода разведкі 77-га артылерыйскага палка 248-й стралковай дывізіі на 4-м Украінскім фронце. Тройчы ён знаходзіўся на мяжы фізічнай смерці: аднойчы асколак міны нават прайшоў у міліметры ад сэрца. У другі раз, ужо ў лютым 1945 года, калі Перамога была зусім блізкай, асколкі варожай міны трапілі ў вочы будучаму жывапісцу, на некаторы час пазбавіўшы яго самага важнага для мастака – зроку. У сям’і мастака – у двух унукаў, Паўла і Уладзіміра Кандрусевічаў, таленавітых беларускіх жывапісцаў, – да гэтага часу беражліва захоўваюцца франтавыя лісты дзеда. Гэта як памяць пра гісторыю тых страшных падзей… Літаральна за некалькі дзён да бяды Н. Воранаў напісаў сваім бацькам: «Болей за ўсё крыўдна, што даводзіцца таптацца на месцы ў той час, калі … пабрацімы падлічваюць ужо, колькі засталося кіламетраў да Берліна…» (Бойка, У. А. Беларуская палітра дваццатага стагоддзя. Мінск: Вышэйшая школа, 1976. С. 98).

 

Адзін з узнагародных лістоў на Н. М. Воранава. Крыніца: podvignaroda.ru

Магчыма, гэты факт з біяграфіі мастака шмат у чым вызначыў асаблівасці далейшай творчасці Н. Воранава. На час аслепнуўшы, мастак мроіў аб… колеры! Чалавечая псіхіка ўладкавана такім чынам, што, толькі калі пазбавішся чагосьці вельмі важнага ў жыцці, пачынаеш гэта па-сапраўднаму цаніць. Знаходзячыся ўжо ў ленінградскім шпіталі, прыкаваны да ложка, Натан Майсеевіч успамінаў, як у 1941 годзе на вакацыях у бацькоў ён пісаў букет бэзу ў простай вазе. У яго памяці адбілася, як у залежнасці ад асвятлення змянялася колеравая палітра гэтага немудрагелістага нацюрморта. Варта было камусьці адчыніць дзверы ў пакой – і блікі клаліся на прадметы ўжо зусім па-іншаму, мяняўся каларыт з халоднага на залаціста-бэжавы… Яшчэ прыгадваліся ўступныя экзамены ў Віцебскі мастацкі тэхнікум, калі «строгі і прыдзірлівы» Ф. А. Фогт правяраў у абітурыентаў успрыманне колеру з дапамогай самаробнага альбома, старонкі якога ва ўспамінах мастака нагадвалі мудрагелістую вясёлку… Мастак пасля створыць мноства выдатных карцін, разнастайных па тэматыцы і кампазіцыйным вырашэнні, якія сталі класікай нацыянальнага мастацтва, але, будучы аднойчы агорнуты поўнай цемрай і цудам вярнуўшыся з яе, ён на працягу ўсяго жыцця стане ўслаўляць прыгажосць свету матэрыяльнага, азоранага разнастайнасцю колеру ва ўсёй яго паўнаце. Колер назаўжды зойме галоўнае месца ў яго творчасці.

У ваенныя гады Натан Воранаў рабіў графічныя замалёўкі аднапалчан і тых месцаў, дзе ён ваяваў. Але ўсё роўна ён марыў пра жывапіс, паўнакроўны, шматколерны, важкі… Неўзабаве пасля доўгачаканай Вялікай Перамогі мастаку ўдалося дастаць у шпіталі фарбы і палатно. Сваім родным ён паведаміць: «…Пішу партрэт… Гэта ўпершыню алеем пасля букета бэзу ў Магілёве ў 41-м…» (Там жа, с. 100).

Ужо ў 1946 годзе Н. Воранаў дэмабілізаваўся з Савецкай Арміі. За заслугі перад Айчынай ён быў узнагароджаны ордэнам Чырвонай Зоркі (май, 1944), ордэнам Айчыннай вайны ІІ ступені (люты, 1945), медалём «За перамогу над Германіяй у Вялікай Айчыннай вайне 1941–1945 гг.» (1945) і яшчэ шэрагам урадавых узнагарод. Выканаўшы свой грамадзянскі абавязак, Натан Майсеевіч цалкам паглыбіўся ў любімы і жаданы свет мастацтва.

У 1948 годзе Натан Воранаў паспяхова скончыў Інстытут жывапісу, скульптуры і архітэктуры імя І. Я. Рэпіна, напісаўшы дыпломную шматфігурную кампазіцыю «Рэйд Каўпака». Яго настаўнікам быў легендарны А. Асмёркін, які даў добры старт маладому мастаку. У свой час Аляксандр Аляксандравіч з’яўляўся актыўным удзельнікам выстаў знакамітага аб’яднанн «Бубновы валет». На яго творчасць моцны ўплыў зрабілі французскі фавізм і кубізм, а таксама мастацкая спадчына Поля Сезана. З часам Натан Майсеевіч шмат у чым пераняў педагагічнае майстэрства А. Асмёркіна і яго любоў да авангарду пачатку ХХ стагоддзя.

Прыехаўшы ў Мінск у канцы 1940-х гадоў, Н. Воранаў упэўнена заявіў пра сябе як пра высокапрафесійнага мастака і вельмі хутка заслужыў прызнанне гледачоў і павагу калег (…) Ён быў верны ідэалам свайго часу і прытрымліваўся ў творчасці асноўных догмаў сацыялістычнага рэалізму – адзінага тады дапушчальнага стылю ў афіцыйным мастацтве. За тры дзесяцігоддзі творчага шляху жывапісцам было створана нямала карцін на гісторыка-рэвалюцыйную і ваенную тэму, напісаны партрэты сучаснікаў, індустрыяльныя і лірычныя пейзажы, нацюрморты. Пра гэтым сюжэтна-тэматычная карціна заставалася для майстра прыярытэтнай. Аднак творчасць Натана Майсеевіча выходзіла за рамкі гэтага метаду. Захоўваючы ідэалагічную аснову афіцыйнага мастацтва, у жывапісна-пластычным вырашэнні сваіх карцін ён творча пераасэнсоўвае спадчыну імпрэсіянізму, а таксама постімпрэсіянізму і фавізму. Такое спалучэнне розных мастацкіх традыцый і бясспрэчнага таленту каларыста робіць асабліва прывабнай творчасць мастака і для сучаснага гледача. (…)

 

Н. Воранаў, «Аўтапартрэт з дачкой», 1956 г. (крыніца: voronov.by); афіша выставы 2016 г. у Нацыянальным мастацкім музеі

У апошні год свайго жыцця Натан Воранаў моцна хварэў. Ён пайшоў з жыцця на 62-м годзе, у самым росквіце творчых сіл. Да канца сваіх дзён мастак не пераставаў тварыць. Занятак жывапісам для яго быў падобны да натуральнай чалавечай патрэбы дыхаць.

Творы Натана Воранава знаходзяцца ў Нацыянальным мастацкім музеі Рэспублікі Беларусь, Музеі сучаснага мастацтва г. Мінска (цяпер Нацыянальны цэнтр сучасных мастацтваў), фондах Беларускага саюза мастакоў, у Музеі гісторыі Беларускага дзяржаўнага ўніверсітэта фізічнай культуры, прыватных калекцыях Беларусі і замежных краін.

Апублiкавана 07.05.2018  01:46

Шимон Бриман о белорусских евреях

Анна Соусь. Что утратила Беларусь с отъездом евреев – Шимон Бриман о сонных местечках и пассивной общине

Шимон Бриман у синагоги в Быхове

Израильский историк и журналист Шимон Бриман несколько недель путешествовал по местам, связанным с еврейской историей Беларуси, и поделился своими впечатлениями с «Радыё Свабода».

«Было грустное ощущение запущенности и невостребованности старых еврейских объектов»

— Шимон, вы специалист по еврейской истории Украины, но история вашей семьи связана с Беларусью. Недавно на сайте «РС» (и у нас – belisrael.info) были опубликованы десять фактов уничтожения в Беларуси еврейского исторического наследия, которые озвучил Яков Гутман. После двух недель путешествий по еврейским местам Беларуси какое у вас ощущение, что происходит с еврейским наследием Беларуси?

— Я увидел много исторических мест, в основном в южной и восточной Беларуси. У меня было грустное ощущение запущенности и невостребованности старых еврейских объектов. Особенно меня шокировала старинная средневековая синагога в Быхове, построенная в 1610 году, которая теперь стоит просто с заколоченными окнами и дверьми без крыши, хотя при разумном подходе из этого можно было сделать уникальный туристический объект.

Мне было грустно видеть, как на этой средневековой стене кто-то краской написал по-русски «Всем евреям смерть». Мне, как израильскому туристу, когда я увидел это, ударило по глазам. Если говорить о других местах и городах, то мне не понравилось, что много где синагоги не переданы еврейским общинам, и там находятся какие-то иные объекты, хотя, например, в соседней Украине более 20 лет действует закон о возвращении религиозных объектов общинам. Когда я шёл по Могилёву и видел в старой синагоге клуб бокса и еще какие-то спортивные залы, всё это вызывало у меня нехорошие эмоции. Так просто не должно быть. На мой взгляд, Беларусь отличается от иных соседей тем, что власти даже не думают и не обсуждают возможности передачи или возвращения еврейским общинам сохранившихся еврейских объектов.

Пассивная еврейская община

– А поднимают ли эти вопросы сами еврейские общины? Как это происходит в соседних с Беларусью странах, наверное, это инициатива нескольких сторон…

– Вы правы. Нужно сказать, что и еврейские общины Беларуси – те, что остались – очень маленькие и слабые. Некоторые из них, возможно, не в состоянии взять на свой баланс какие-то большие здания, но если бы власти передавали такие объекты, я уверен, нашлись бы международные еврейские организации, зарубежные спонсоры, которые помогли в переустройстве, ремонте и содержании таких исторических объектов. Сама еврейская община Беларуси тоже у меня оставила впечатление, что это достаточно, не скажу, что пассивная община, но люди, которые, как и большая часть белорусов, относятся к властям как к чему-то, данному с неба. Есть власти, как они скажут, так и будет. Есть определённая пассивность и нет инициативности.

Классический пример был в этом году в июне. Три месяца подряд весной 2017 года еврейские организации получали требования от налогового ведомства о выплате налога с помощи потерпевшим от Холокоста евреям, и при этом все еврейские общины молчали, никто даже не пикнул, что власти могут быть не правы, до того времени, как благодаря и вашим публикациям, и моим публикациям, и иным СМИ, был отменен этот налог. Есть такая пассивность, и она меня удручает.

«Минск был океаном еврейской жизни, сегодняшняя картина – просто жалкие остатки былой роскоши»

– Если говорить о нынешнем еврейском сообществе Беларуси, какое оно в демографическом плане, есть ли молодое поколение? Есть ли будущее у белорусской еврейской общины? Возобновляются ли поколения, или люди просто уезжают и доживают в Беларуси старые евреи, которые не уехали…

– В демографическом плане ситуация в Беларуси, Украине и России примерно одинаковая. Подавляющее большинство оставшегося еврейского населения – это пожилые люди, люди средних лет и очень старые люди. Молодёжь составляет, может быть, от 10 до 20 процентов еврейского населения. При этом в городах Беларуси, в общинах, в синагогах я видел не только старых людей, но видел и группы молодёжи, которые возвращаются к традициям своих предков, и это меня радовало. Я видел такую еврейскую молодёжь в Минске, в минской синагоге, в Гомеле…

Опять же речь идёт о нескольких десятках человек, которые ходят молиться в этих городах. В сравнении с тем, что Минск был просто океаном еврейской жизни. [Еврейская] Беларусь была таким океаном, ушедшим материком, Атлантидой, исчезнувшей под водой, и сегодняшняя картина – просто жалкие остатки былой роскоши.

«Если бы там были евреи, то все колёса крутились бы значительно быстрее»

– Как вы считаете, что утратила Беларусь с отъездом евреев, сотен тысяч евреев?

– Мне кажется, что Беларусь утратила какой-то очень живой, инициативный элемент, который был в Беларуси основой и интеллигенции, и специальных наук. Я знаю, что в малых городах Беларуси, в местечках евреи раньше были мастерами, специалистами розных направлений. Еврейской изюминки теперь не хватает.

Я видел довольно сонные райцентры, бывшие еврейские местечки – сонные в том плане, что в них нет инициативы, желания обновляться, придумывать что-то новое, идти вперёд. Мне кажется, что если бы там были евреи, то все колёса крутились бы значительно быстрее, придумывалось что-то новое, развивалось что-то новое. Беларуси не хватает предпринимателей еврейского происхождения, которые тут были раньше.

«Количество тех, кто спасся во время Холокоста в Украине и в Беларуси, отличается»

– Вы специализируетесь по истории украинского еврейства. С вашей точки зрения, насколько существенно отличалась жизнь еврейской общины в Беларуси и в Украине?

– Действительно, будучи по происхождению украинским евреем, я почувствовал лёгкую ментальную разницу, когда контактировал с белорусскими евреями. Действительно, есть влияния тех народов, среди которых жили общины евреев. Белорусские евреи очень схожи по ментальным кодам с самими белорусами. Это значительно более спокойные люди, не такие по-южному импульсивные, как, может быть, часть украинских евреев. Есть отпечаток ментальности местного населения на белорусских евреях.

В историческом плане, я считаю, что белорусские евреи не пережили такого количества погромов и насилия в прошлые столетия, как это было у украинских евреев. Можно сказать, что жизнь евреев в Беларуси была более спокойной и стабильной, нежели у евреев в Украине. Опять-таки войны не обходили стороной ни Украину, ни Беларусь, трагические события Второй мировой войны прокатились смертельным валом и по евреям Украины, и по евреям Беларуси. Но количество тех, кто спасся во время Холокоста в Украине и в Беларуси, отличается.

Есть такие сведения, что в Украине выжили, спаслись от уничтожения в годы Холокоста только 2 процента евреев, в то время как в Беларуси остались в живых немного больше 10 процентов евреев. Почему так? Историки обсуждают разные причины. Причина заключается не только в том, что в Беларуси было больше лесов, где можно было спрятаться и спастись в партизанских отрядах, но и в том, что местное население в годы Второй мировой войны относилось к евреям в среднем менее враждебно, чем местное украинское население.

«Евреи перестали быть массовыми соседями белорусов в повседневной жизни»

– Сталкивались ли вы в Беларуси с проявлениями антисемитизма?

– Напрямую не сталкивался. Может, потому, что я был в Беларуси менее двух недель. Сами белорусские евреи мне рассказывали, что к ним отношение хорошее, с уважением, и нет явных проявлений антисемитизма. Возможно, это связано с тем, что еврейская община превратилась в настолько микроскопический элемент, что просто нет, против кого проявлять этот антисемитизм. Евреи перестали быть массовыми соседями белорусов в повседневной жизни. Значительно больше экс-белорусских евреев живёт в Израиле и США, чем в самой Беларуси.

Сувенир «Абраша» на площади Свободы у ратуши в Минске. Шимон Бриман считает этот сувенир безвкусным и оскорбительным, поскольку он культивирует негативные стереотипы о евреях. Фото Ш. Бримана.

— Я знаю, что ваши дед и бабушка приехали в Витебск в 1920-е годы, и в вашем семейном архиве сохранился уникальный портрет вашего деда, написанный Иегудой Пэном. Поделитесь этой историей, пожалуйста.

— Семья моего деда и бабушки, Семёна и Софии Бриманов, приехала жить в Витебск в 1929 или 1930 году, они жили там до Второй мировой войны. По рассказам моего дяди, который всё детство провёл в Витебске, их семья жила по соседству с домом старого художника Иегуды Пэна, и мой дед Семён, будучи молодым человеком, помогал старому художнику по-соседски – колол дрова и так далее. И художник в знак благодарности нарисовал его портрет на полотне маслом. Нарисованный молодой человек в пиджаке и галстуке, как сейчас говорят мои знакомые, очень похож на меня сегодняшнего. Мы с дедом очень похожи.

Так случилось, что в начале 1940-х годов до начала немецкого вторжения мой дед Семён в Витебске был арестован за какие-то анекдоты. Он был остроумный человек и, вероятно, кто-то донёс. Деду дали несколько лет тюрьмы, вывезли его из Витебска, а тут началась война, немецкое вторжение, и бабушка осталась одна с детьми и пожилой матерью в Витебске. Я вижу по датам, что они успели эвакуироваться из Витебска 5 июля 1941 года за четыре дня до прихода немцев в город. Единственное, что бабушка успела вывезти из своей квартиры, было свёрнутое в трубочку полотно, портрет её арестованного мужа. Портрет был с бабушкой все годы скитаний, они попали сначала на Урал, потом в Баку, потом встретились с дедом, который из заключения попал в армию. После окончания войны они приехали жить в Харьков, где я потом и родился. С того времени десятки лет портрет деда кисти Пэна висел в нашей семейной квартире. С большими трудностями я смог в начале 2000-х годов оформить разрешение на вывоз из Украины этой семейной реликвии. Этот портрет висит сейчас у нас в Израиле, в доме моего отца, чем я очень горжусь.

Перевод с белорусского В. Р.

Оригинал

От ред. belisrael.info. Мы далеко не во всём согласны с собеседником А. Соусь. В частности, считается, что во время Катастрофы погибло не 98%, а около 70% от довоенной численности украинских евреев (в процентном отношении это сопоставимо с потерями белорусских евреев, а то и меньше). Приглашаем читателей к дискуссии на facebook.com/aaron.shustin

Опубликовано 31.08.2017  20:43

Комментарий (с сайта svaboda.org):

Геннадий Винница, PhD (02.09.2017 09:07): «”Ёсьць такія дадзеныя, што ва Ўкраіне выжылі, выратаваліся ад зьнішчэньня ў гады Галакосту толькі 2 працэнты габрэяў, у той час як у Беларусі засталіся ў жывых крыху больш за 10 працэнтаў габрэяў“. Согласно текста речь идет о евреях, оказавшихся во время Второй мировой войны на оккупированной территории Беларуси. Однако откуда взята цифра более 10 % выживших? Это утверждение ошибочное и вводит в заблуждение интересующихся темой Холокоста в Беларуси. В процентном отношении число выживших евреев на территории Беларуси примерно равно указанной в статье цифре по Украине и составляет не более 2-3 % от общего количества евреев, оказавшихся на оккупированной территории. И еще. В годы Второй мировой войны большинство местного населения в восточной части Беларуси не участвовало в таких массовых акциях, как погромы против евреев. В то время как в западной части Беларуси практически везде проводились акции по разграблению еврейского имущества с активным участием местного населения».  

Добавлено 03.09.2017  00:27