Tag Archives: блокада Ленинграда

Беседа с Александром Городницким

Новая газета № 123 от 1 ноября 2019

Валерий Ширяев

Интервью

«Прошлое всегда спит рядом и ждет своего часа»

Поэт и ученый Александр Городницкий — о национальном примирении и о «передаче» ненависти

Считается, что элиты царской России и СССР пусть не блестяще, но все же справлялись со строительством многонационального государства. Царизм рухнул в острейшем социальном (тогда писали — классовом) конфликте, СССР — в силу полной де­градации экономики, управления, порочности выбранной модели. Но пришедшие на смену коммунистам люди за редкими исключениями не восприняли никаких традиций государственного строительства. Это относится и к руководителям России, горделиво считающим себя едва не преемниками императоров, но за 30 лет так и не давшим нам реальных примеров государственной мудрости.

Всех новых лидеров судьба проверила на соответствие званию элиты. Она дала армянам в соседи азербайджанцев, грузинам — абхазов и осетин, русским — украинцев, молдаванам — русских и украинцев. И все дружно эти экзамены провалили под грохот орудий. А внутри каждого нового государства образовались внутренние линии, разделившие граждан на непримиримые группы, видевшие будущее своих стран порой противоположным образом.

В 1996 году празднование очередной годовщины революции у нас «в целях смягчения противостояния и примирения различных слоев российского общества» заменили на День согласия и примирения. В самый раз, замечу: за два месяца до этого были подписаны хасавюртовские соглашения, отгремела первая чеченская война. Но с примирением не заладилось, вскоре над Россией пронеслась вторая чеченская.

В 2004-м праздник перенесли на 4 ноября и переименовали в День народного единства. На мой взгляд, правительство несколько поторопилось, решив завязать с согласием и примирением, сразу перейдя к укреплению мифического единства. За пять дней до новой даты граждане по-прежнему несут к соловецкому камню цветы и свечи, а по периферии грандиозной территории все так же тлеют угли не затихающих межнациональных конфликтов.

Пусть наши соседи и их лидеры отвечают за себя сами. Но нам или нашим ближайшим потомкам неизбежно придется выстраивать с ними новую жизнь. Придется осознать и заново переосмыслить все, что произошло на наших границах и внутри страны. В том числе и взять на себя свою часть вины за самый страшный водораздел новейшей истории, который лег между нами и украинцами — самым близким, наряду с белоруса­ми, нам народом. Вооруженное вмешательство в гражданский конфликт соседей и последствия этой тяжелейшей ошибки дезавуируют все наивные простонародные представления о государственной мудрости людей, входящих в Совет безопасности РФ. Они никогда не признают свою политическую ошибку, но ее обязательно признает общество, пусть и не в ближайшей перспективе.

Накануне Дня народного единства «Новая» побеседовала с известным поэтом, бардом и ученым Александром Городницким о сущности примирения на самом трагическом примере, какой только можно найти в истории.

Фото: Антон Новодережкин / ТАСС

— Александр Моисеевич, очевидно, что главные причины, по которым идиш утратил свою роль в еврейских общинах, — массовая гибель носителей, исчезновение групп, где поддерживалась языковая практика, и выбор основателей Израиля в пользу иврита. Но при просмотре вашего фильма «В поисках идиша» невольно возникает предположение, что была и еще одна причина, по которой родители не передали идиш детям и внукам. Могло ли это произойти потому, что он был слишком похож на немецкий — язык нацистов?

— Полагаю, это не так. Носители воспринимали идиш как родной язык, а не диалект немецкого. Мои еврейские предки в Белоруссии с этим языком родились и выросли, а немецкого вообще не знали. На довоенном советском гербе Белоруссии под лентами с русской и белорусской надписями располагалась лента с надписью на идиш.

Язык становится полноценным, когда на нем возникает литература. Задолго до войны появились очень значительные авторы на идиш, переведенные на десятки других языков. Поэтому он не просто существовал параллельно с немецким как отдельный литературный язык, но и схож он был с ним меньше, чем русский с украинским: идиш воспринял языки нескольких стран, где веками жили евреи, в том числе румынский и венгерский. Немало в нем лексики и из иврита.

Моих близких родственников в Могилёве осенью 1941 года убили фашисты, бабушку вообще живьем закопали, я чудом выжил в блокаду, немецкий язык, казалось бы, должен быть мне отвратителен. Но в 1939-м я попал в немецкую группу для дошкольников. В Ленинграде было тогда много пожилых немок, обучавших детей немецкому языку в частных группах. И отношение мое к немецкому после войны очевидно из таких строк:

Под покрывалом бархатным подушка,
С тяжелой крышечкой фарфоровая
кружка,
Пенсне старинного серебряная дужка
Мне вспоминаются по зимним вечерам.
Агата Юльевна, опрятная старушка,
Меня немецким обучавшая словам.
Тогда все это называлось «группа».
Теперь и вспоминать, конечно, глупо
Спектакли детские, цветную канитель.
Потом война, заснеженные трупы,
Из клейстера похлебка вместо супа,
На Невском непроглядная метель.
Ах, песенки о солнечной форели,
Мы по-немецки их нестройно пели.
В окошке шпиль светился над Невой.
…Коптилки огонек, что тлеет еле-еле,
Соседний сквер, опасный при обстреле,
Ночной сирены сумеречный вой.
Не знаю, где теперь ее могила, —
В степях Караганды, на Колыме унылой,
У пискаревских каменных оград.
Агата Юльевна, оставим все как было.
Агата Юльевна, язык не виноват.
Спасибо за урок. Пускай вернется снова
Немецкий четкий слог, рокочущее слово,
Из детства, из-за тридевять земель,
Где голоса мальчишеского хора,
Фигурки из саксонского фарфора
И Шуберта хрустальная капель.

У меня два любимых зарубежных поэта — Киплинг и Гейне. Привязать немецкий язык, за которым стоит великая многовековая культура, к двенадцати годам Третьего рейха не получится ни у кого. И то отторжение, которое вызывали у моих ровесников звуки немецкой речи, со временем ушло.

В 2001 году под Петербургом было открыто самое большое в Европе кладбище немецких солдат, погибших при осаде Ленинграда, — 60 000 человек. Я участвовал с российской стороны в его открытии и был свидетелем буквально братания наших ветеранов с бывшими немецкими танкистами и пехотинцами, не все из которых даже знали о существовании зондеркоманд СС.

Мне очевидно, что ненависть надо изживать, сама она никуда не уйдет.

Я не вижу ничего хорошего в практике передачи ненависти к другому народу как части процесса воспитания детей, с которой мы иногда встречаемся. Татаро-монгольское иго оставило тяжелый след в самой памяти народа, вошло в поговорки. Но сегодня это практически братья наши, трудно без татар вообще представить современную Россию или ее историю. Масса наших исторических персонажей во главе с великим русским поэтом Державиным — потомки тех самых завоевателей.

— Хотя в царской империи накануне революции уже существовало образование и даже делопроизводство на национальных языках, многие народы с большим трудом завоевывали право на него. Тенденция эта не исчезла: целые государства запрещают образование на русском, например. Кроме него, на Украине в будущем нельзя будет учить на венгерском или румынском. И важнейшим аргументом при принятии такого закона был лозунг «Русский — язык оккупантов». Идея неприятия «вражеского языка» реально существует.

— Идея запрета языка государственными законами имеет давние традиции. Но вот бойкот языка самим народом практически не встречается, народ обычно такие запреты игнорирует. Я государственные запреты на язык рассматриваю как полностью противоречащие интересам самих народов, которых пытаются «оградить» от враждебной речи.

Отключить украинцев от великой русской литературы (к созданию которой они имели самое прямое отношение) и огромного пласта мировой литературы, существующей в великолепных и легкодоступных украинцам русских переводах со временем, возможно, получится. Но они при этом утратят и немалую часть своей собственной культуры, начиная с Гоголя, которую разъять хирургически с русской без потерь невозможно. В XXI веке это уже пещерные взгляды, их время безвозвратно ушло. Подобные запреты наносят большой ущерб собственному народу.

— Многие немцы, в том числе и убежденные антифашисты, отмечают, что прошедшая эпоха переосмысления своей истории и практика извинений перед пострадавшими в минувшей войне народами были необходимы и благотворны. Но со временем память стала уходить в прошлое, прямые ассоциации лично себя и прошлых преступлений утрачиваются. Превращение живой памяти о недавних событиях в строчки учебников — норма. Так сколько же можно извиняться? Это чревато и чувством самоунижения. Так состоялось ли примирение? Или будущим поколениям его постоянно необходимо поддерживать такими заявлениями на государственном уровне?

— Это очень сложная тема. Нельзя ни в коем случае вынуждать народ из десятилетия в десятилетие непрерывно каяться и заявлять, что он виноват. Это неизбежно вызовет противодействие. Сегодняшняя вспышка нацизма в Германии и убийства в Халле напоминают — нельзя перегибать эту палку.

— Существуют народы, передающие своим детям ненависть к другим народам из поколения в поколение, и конца ей не видно. Сложились даже своеобразные традиции, как эту передачу производить. В то же время первые немецкие студенты приехали учиться в СССР в середине 60-х, по прошествии всего 20 лет со дня, когда погиб последний наш соотечественник. И отношение к ним среди обычных людей было вполне лояльное. То есть ненависть начала утихать прямо при жизни воевавшего поколения. Как сегодня евреи относятся к немцам? Состоялось ли примирение?

— Многое зависит от воспитания в раннем детстве, когда ребенок беззащитен перед внушением и не научился самостоятельно оценивать информацию. Моя знакомая Наталья Касперович несколько лет работала в Гамбурге на немецкое телевидение. Ей довелось участвовать в 1997 году в съемках фильма для передачи «Улица Сезам» о детях разных народов, проживающих в Германии.

Всего было выбрано 20 стран, дети которых возрастом 5–6 лет рассказывали о своей стране. Но продюсеры не могли найти еврейскую семью, которая согласилась бы сниматься. Они боялись. Наконец через связи в Израиле после долгих поисков нашли девочку в Ганновере, и это была самая сложная часть проекта. Когда впоследствии в Тбилиси этот фильм показали Резо Габриадзе, он сказал: «Если бы дети это посмотрели во всех странах мира, может, и войн бы не было».

Иначе вышло с мусульманскими семьями — например, с турецкой и египетской. В турецкой семье в комнате девочки на стене в рамке висела окровавленная звезда Давида. Она пояснила, что это память о самых главных врагах их семьи — евреях. О них следует помнить.

В египетской же семье съемок делать вообще не стали — глава семьи, бывший директор института языкознания, начал объяснять, что он не может быть вполне счастлив из-за евреев. Он готов немедленно взять автомат и всех их перестрелять. Все эти семьи попали в проект абсолютно случайно, никто их не подбирал по заранее определенным критериям. Очевидно, что передача памяти и о самом лучшем, что есть в нашем мире, и о самых диких предрассудках и ненависти происходит именно в семьях в самом нежном возрасте.

— Армянский бизнесмен не может вести дела с турецким. Гражданин Армении не ездит на отдых в Турцию. При этом израильские фирмы ведут бизнес в Германии, граждане приезжают в Германию на учебу, если это необходимо в силу обстоятельств, евреи живут в Германии. Это и есть приметы примирения?

— Без сомнения, контакты во всех областях самые активные, они порождают человеческие контакты, которые все больше укрепляют этот мост. Это стало возможным в немалой степени потому, что и немецкое общество, и государство нашли в себе мужество раскаяться в преступлениях против человечности, в том числе в холокосте. На улицах немецких городов перед домами, откуда при фашистах были депортированы евреи в лагеря уничтожения, в тротуар вмонтированы латунные таблички с их именами и датой депортации — Stolperstein, камень преткновения. Идешь по городу, и некуда деться от блеска этих табличек. Деньги собирали по всей Германии добровольно. Это не могло не иметь благотворных последствий. И отношение к немцам в Израиле сейчас, скорее всего, положительное.

— Но и в России наши предки совершали в период сталинского террора тяжкие массовые преступления. Они почти целиком связаны с государством. Однако осмыслять эту трагедию отказались и государство, и большинство народа. Главное препятствие — никто не хочет ассоциировать себя с поступками людей, живших 80 лет назад. Мы совсем другие, почему мы должны отвечать за них? Влияет ли прошедший срок на гражданское примирение? Возможно ли забвение без покаяния?

— Отказ от осмысления нравственной позиции по отношению к тому периоду привел к апологетике Сталина уже в наше время, хотя огромную роль сыграли в этом и государственные СМИ. А тут одно цепляется за другое: приходится отрицать и весь период до Большого террора — зверства Гражданской, миллионы погибших при коллективизации. Расчет, что с течением времени проблема сама рассосется, неверен. Если с этим не бороться, ненависть возвращается, и снова вспыхивает средневековая резня, как в Азербайджане и Армении при позднем Горбачеве.

Прошлое спит рядом с нами и ждет своего часа. Как я говорил, на первом месте — всегда воспитание детей.

Родители, выбравшие такую тактику, вынуждены постоянно говорить им, что как бы ничего и не было. Историки же в это время вскрывают все новые преступления. А если дети не восприняли такое «наследие» от родителей, то они рисуют, как девочка в моем родном городе на конкурсе «Дети рисуют блокаду»: две могилы рядом — с пробитой каской на черном кресте и фанерная красная звезда с пробитой пилоткой, а вокруг мир, трава и птицы. Можно, конечно, осуждать родителей, которые не рассказали ей, какие звери были немцы, но этот рисунок и есть начало истинного примирения. Увидев его, я тогда написал песню «Ленинградские дети рисуют войну»:

День над городом шпиль натянул,
как струну,
Облака — как гитарная дека.
Ленинградские дети рисуют войну
На исходе двадцатого века.

Им не надо бояться бомбежки ночной,
Сухари экономить не надо.
Их в эпохе иной обойдет стороной
Позабытое слово «блокада».

Мир вокруг изменился, куда ни взгляну.
За окошком гремит дискотека.
Ленинградские дети рисуют войну
На исходе двадцатого века.

Завершились подсчеты взаимных потерь,
Поизнетилось время былое,
И противники бывшие стали теперь
Ленинградской горючей землею.

Снова жизни людские стоят на кону,
И не вычислить завтрашних судеб.
Ленинградские дети рисуют войну,
И немецкие дети рисуют.

Я хочу, чтоб глаза им отныне и впредь
Не слепила военная вьюга,
Чтобы вместе им пить, чтобы вместе
им петь,
Никогда не стреляя друг в друга.

В камуфляже зеленом, у хмеля в плену,
Тянет руку к машине калека.
Ленинградские дети рисуют войну
На исходе двадцатого века.

И соседствуют мирно на белом листе
Над весенней травою короткой
И немецкая каска на черном кресте,
И звезда под пробитой пилоткой.

Есть темные силы, которые активно проводят политику наследственной ненависти. В Иране, например, собрали даже целую конференцию, где «доказывали», как умели, что холокоста вообще не было. Аналогично и у нас появились псевдоисторики, считающие сталинский террор лишь незначительными отклонениями.

Отказ от публичного осуждения сталинских злодеяний — роковая ошибка. Если его не было, это не отразилось в позиции правительства, в учебниках, научных работах, тогда прошлое вернется к нам, нас не спросив. Ведь в умах будущих поколений эта людоедская практика будет выглядеть совсем не страшно. Она — проверенный инструмент «эффективного менеджмента». И значит, ее вполне можно повторить.

Много лет я плавал в океанах, обогнул всю Землю и понял, что она не так уж и велика, — буквально коммунальная квартира. Ненависть легко раскалывает и уничтожает целые государства. Но может и всю планету уничтожить.

***

Из комментариев

Sashko Ukr
1 ноября 2019, 13:03
“Отключить украинцев от великой русской литературы (к созданию которой они имели самое прямое отношение) и огромного пласта мировой литературы, существующей в великолепных и легкодоступных украинцам русских переводах”. Ну немножко поиграли в поддавки. А как насчет подключения русских к великой украинской литературе? Да и великолепные переводы мировой литературы на украинский тоже существуют. Но, как мы все понимаем, скрепоносным они труднодоступны. Это же украинец обязан знать русский язык, русскоязычный же, как мы все знаем :))), выучить украинский не в состоянии.
Stanislaw Galizki
4 ноября 2019, 17:08
В Украине был гражданский конфликт? Интересное кино, а мужики и не знали. В Германии нет воспитания понуканием типа “Кайся, кайся, кайся…” Всё очень тактично. Например, моя внучка, кандидат на экскурсию в Освенцим, должна написать сочинение и обосновать своё желание его посетить.
Идиш исчез не по причине Холокоста и языковой политики в Израиле, а просто потому, что при позднем Сталине закрыли еврейские школы, где все предметы преподавались на идиш и изучался именно этот язык. Одновременно была истреблена литературная интеллигенция, пишущая на идиш. Вся. Под корень. Сначала разучились читать-писать, потом и говорить-понимать. Да и небезопасно это было. Культура идиш не исчезла, а была уничтожена сознательно на государственном уровне.
И ещё: идиш – диалект немецкого и довольно далёкий, с кучей заимствований, но грамматика его германская. Поэтому, знающему идиш свободно, выучить немецкий раз плюнуть.
Іrina Rudyak

4 ноября 2019, 21:02
Насчет идиша верно. Я свободно знаю немецкий, поэтому понимаю речь на идише.

Опубликовано 05.11.2019  11:08

Татьяна Разумовская. Сестры

Блокада для меня не дальнее историческое событие, а тот реальный ужас, который чудом пережила моя семья – никто не погиб от голода и под обстрелами. Чудом и исступленной, самоотверженной преданностью моих родных друг другу.

Лиля, Мирра, Лева, примерно 1934 год

Когда началась война, моему папе было 15 лет, его сестре Лиле – 20, а старшей Мирре – 25. Повзрослев в одночасье, они взяли весь страшный быт, всю ответственность за жизнь родителей на себя.

Лиля, студентка филфака, сразу же бросила университет, окончила краткие курсы медсестер и до демобилизации 1946 года проработала медсестрой в Ленинградском госпитале. Из своего пайка она ела только супы, а все каши и весь хлеб копила, чтобы раз в неделю передать Мирре – для семьи. Первую порцию хлеба, которую она прятала у себя под матрасом, украли. И она стала носить хлеб в мешочке, подвешенном на шее под халатом.

Это было мучительно: от запаха хлеба ее шатало, он только усиливал грызущее чувство голода. Когда в июне 1942 Мирра, папа и бабушка эвакуировались из города вместе с детским домом, она впервые за долгие месяцы стала есть свой паек. И поначалу истощенный организм отказывался принимать твердую пищу.

…После войны Лиля окончила университет, стала учителем литературы, счастливо вышла замуж, родила детей. Муж ее был замечательным хирургом, и дом всегда был, что называется “полная чаша”. Лиля до конца дней сохранила активность и ясность ума, но осталась одна маленькая странность: как бы ни был холодильник забит едой, она не могла уснуть, если в доме случайно не оказывалось хлеба…

Мой дед, умный, блестящий интеллектуал, авторитет во всем в довоенное время, как-то растерялся в новой нечеловеческой ситуации. Он был крупным мужчиной и больше других страдал от голода. Он почти обезножил, двигался с трудом, и голод задел также его психику: в самые страшные месяцы блокады он запоем вслух вычитывал рецепты блюд из дореволюционной поваренной книги.

Жизнь семьи возглавила Мирра. Не жалуясь, не позволяя себе перед родными отчаяния, она брала на себя всё самое тяжелое: выносила отхожее ведро, заменившее семье туалет, приобрела буржуйку, отыскивала дрова, выменивала вещи на еду, находила сотни путей поддержать семью. И всегда держалась бодро, подпитывая дух близких своим оптимизмом.

В январе 1942 мой папа, поднявшись на свой третий этаж с ведром воды, упал и больше не вставал. Врач, приглашенная за пайку хлеба, выйдя из комнаты, сказала бабушке: “Ваш мальчик не болен, он голоден”. И добавила: “Ему осталось 2-3 дня”.

И тогда Лиля в госпитале сдала кровь.Откуда силы взялись? Она была слаба от голода, от тяжелой работы, от недосыпа – но за это полагался кусочек сливочного масла. Это масло бабушка растопила на буржуйке и по чайной ложке вливала сыну в рот, он был уже в забытьи.

направление в стационар

А Мирра, обегав город, сумела добыть для отца и для брата направление в недавно открытый стационар, где подкармливали “ценных специалистов”. Она отвела туда отца, а брата, закутанного в одеяла, снесла на руках вниз и отвезла на саночках.

Вот тут начинается нестыковка воспоминаний моих родных. Сохранилось направление в стационар для двоих: Самсона Львовича Разумовского, “ценного специалиста”, и его сына Льва Разумовского, находящегося на последней стадии дистрофии.

Но я помню рассказ тети Мирры, как деда приняли в стационар, а папу она оставила на саночках у крыльца, и сама спряталась за сугробом, уповая на чудо, на то, что его не оставят умирать у порога. И это чудо случилось – папу взяли в стационар. Но в его блокадных воспоминаниях этот эпизод – как он лежал в санях у крыльца – отсутствует.

Что же произошло? Поскольку мне уже не у кого уточнить, как же оно было на самом деле, попробую логически восстановить ситуацию.

Когда Мирра привела в стационар отца и привезла брата, деда приняли туда как нужного для города инженера высочайшего класса. А взять мальчика, несмотря на направление, отказались, мотивируя тем, что стационар – только для “ценных специалистов”. И тогда Мирра, не сдаваясь, оставила брата у крыльца. Возможно, положив сверху направление. А папа этого не запомнил, потому что большую часть времени был без сознания. Это только мои домыслы…

В стационаре деда и папу подкормили и поставили на ноги. И папа, еще лежачий, свой сахарный песок не ел, а ссыпал в баночку – для Мирры и бабушки.

Когда их с дедом выписали, Мирра стала искать возможности вывезти брата из города, было понятно, что второй блокадной зимы он не переживет. Она нашла детский дом, готовящийся к эвакуации, устроилась воспитателем и туда же записала бабушку – воспитателем младшей группы, а папу – воспитанником.

Бабушка и дедушка, 50-е годы

 

      Лева на фронте 1943, февраль                                     Лева, конец сороковых

По “Дороге жизни” детский дом выехал в Горьковскую область, в деревню Угоры, где было и трудно, и скудно с едой, но голодная смерть уже не грозила. Оттуда в 1943 году папа ушел на фронт.

В документальной повести “Дети блокады” папа написал:

“Милые мои сестры! В дни тяжелых испытаний, на грани жизни и смерти, каждая из вас отдавала свои душевные и физические силы для спасения меня от голодной смерти. Каждая жила и действовала в соответствии со своим характером, спецификой своего существа: Лиля – упорно, стоически, бескомпромиссно; Мирра – энергично, изобретательно, рискованно, все положив в пасть Молоху, вплоть до риска собственной жизнью и безопасности – чтобы я жил. Сумел ли я ответить за подаренную мне жизнь?”

             Лиля, 1946                                                                  Мирра, 1946

Светлая память моим родным!

ЛЕВ РАЗУМОВСКИЙ. “БЛОКАДА. КРУЖКА КИПЯТКА”, 1981

Опубликовано 27.01.2019  10:30

Предыдущие публикации Татьяны Разумовской здесь  и здесь

Александр Кентлер. ВОЗВРАЩЕННОЕ ИМЯ: ЭММАНУИЛ ЛЕСМАН

24.01.2019

На вопрос, адресованный знатокам шахматной истории, кому из игроков дважды доводилось занимать вторые места в турнирах вслед за Михаилом Ботвинником, наиболее продвинутые наверняка вспомнят Владимира Алаторцева, порывшись в таблицах, дополнят список именами Александра Ильина-Женевского и Петра Романовского. Но есть еще одно, незаслуженно забытое имя: Эммануил Борисович Лесман.

 

 Э. Лесман, конец 1920-х годов

 «Руководство «шахматным движением» было передано советам физкультуры и профсоюзов. Во Дворце труда в январе 1925 года открылся хороший шахматный клуб. Тотчас же включился в турнир IIа и Iб категорий. Легко взял первое место и завоевал I категорию», –  пишет Ботвинник в «Аналитических и критических работах» (1923 – 1941).

Турнир категорий Iб и IIa, Ленинград 1925

13-летний Михаил Ботвинник действительно достаточно легко занял в турнире первое место, выиграв десять партий и проиграв лишь одну – Эммануилу Лесману, занявшему второе место.

Второй раз Ботвинник и Лесман встретились в турнире Союза металлистов в ноябре 1927 – феврале 1928 года. К тому времени 16-летний Ботвинник – уже мастер! – вновь занял первое место и снова опередил Лесмана, ставшего вторым.

К сожалению, таблицу турнира найти не удалось. Известны лишь итоговые результаты:

Ботвинник 10 (12), Э. Лесман 9, Жилин 8,5, Б. Юрьев 7,5, Пашковский 7, Тимофеев 6, Поляков 5,5, Россельс, Старченков – по 5, Молотков 4,5, И. Лесман 4, Воронцев 3,5, Ануфриев 2,5.

История умалчивает, как завершилась встреча Ботвинник – Э. Лесман. Известно лишь, что она состоялась в шестом туре и была отложена. Не исключено, что при доигрывании она завершилась вничью.

Таким образом, в двух партиях с тогда еще юным будущим чемпионом мира Эммануил Лесман набрал минимум одно, максимум полтора очка.

Конечно, одного этого достаточно, чтобы попасть в историю. Но среди шахматных достижений героя нашего повествования были и более серьезные успехи.

Если в энциклопедическом словаре «Шахматы» (1990 год) посмотреть статью «Первенства ВЦСПС – личные, всесоюзные соревнования с участием сильнейших шахматистов профсоюзов», то первая запись гласит:

1925, сентябрь, Москва. 1. Э. Лесман – 10 из 13, 2 – 3. П.Тесленко, М. Фрейдберг – по 8,5.

 1-е первенство ВЦСПС, Москва 1925

 Конечно, это соревнование, первоначально носившее название «Первый всесоюзный рабочий чемпионат», не было выдающимся по составу: в те далекие годы в нем собрались крепкие любители, отличившиеся в отборочных соревнованиях. Но уже во втором чемпионате ВЦСПС (Москва, март 1927 года) картина была совершенно другой:

 2-е первенство ВЦСПС, Москва 1927  

 Как видите, первые три места завоевали известные мастера и деятели шахматного движения. Отметим, что Э. Лесман не затерялся даже среди именитых (победил будущего гроссмейстера В. Рагозина, сыграл вничью с А. Ильиным-Женевским и Н. Зубаревым) и набрал в соревновании 50% очков.

В апреле – мае 1928 года в Москве был проведен I Всесоюзный турнир металлистов, в котором выступили 19 игроков. Первые три места заняли: Сергей Мудров 15,5, Федор Фогелевич (оба –  Москва) 15 и Эммануил Лесман 14,5, далее следовали А. Жилин (оба – Ленинград) и П.Лебедев (Москва) – по 14, Б. Юрьев и Б. Факторович (оба – Ленинград) – по 12,5.

Из других турниров, в которых выступал Эммануил Борисович, выделим ленинградский отборочный турнир I категории 1933 года. Он набрал 4 очка в восьми сыгранных партиях против сильнейших соперников по третьей группе (Е. Кузьминых, А. Толуш, С. Розенталь, Л. Шамаев, Г. Гольдберг и т. д.). Пожалуй, это был последний серьезный турнир, сыгранный Лесманом.

Наш герой оказался и среди первых посланцев советских шахмат за рубеж. В «Шахматном листке» № 6 за 1926 год сообщалось, что на Конгресс Германского рабочего союза в Йену едут от Ленинграда Э. Лесман и Дм. Семенов. В своих группах на Конгрессе оба заняли вторые места. Поездка прошла по маршруту Йена – Хемниц – Лейпциг – Дрезден – Берлин, в каждом из городов состоялись встречи с местными рабочими коллективами, а в Берлине сыграли и с советским полпредством (победили всех). На обратном пути успешно выступили в Риге, где обыграли и Рижский рабочий союз, и буржуазный клуб, за который выступили Матисон и Бетиньш. Кроме того, дали сеансы одновременной игры в Берлине.

 Э. Лесман (слева) дает сеанс в Берлине

В № 10 «Шахматного листка» на четырех страницах была опубликована обширная статья Э. Лесмана о поездке.

Состав делегации 1926 года

 Спустя год в № 5 того же журнала было опубликовано сообщение: «Шахматная комиссия ВЦСПС командирует в Берлин: Ильина-Женевского, Зубарева, Лесмана (металлисты), Левмана (ВЦСПС), Глазачева (Водник), Грязнова (Текстильщик), Семенова (химик), Рагозина (пищевик), Тесленко (железнодорожник), Фрейдберга (металлист)». В «Шахматном листке» № 9 опубликованы итоги поездки и, в частности, сообщалось, что в побочном турнире, вслед за В. Рагозиным и Р. Пиклером (Венгрия) третье-четвертое места разделили Э. Лесман и П. Тесленко. В командных соревнованиях Лесман набрал 3 из 4.

Словарь шахматиста, вышедший в 1929 году, посвятил Эммануилу Борисовичу несколько строк:

«Лесман Эман. Борис. – ленинградский шахматист I кат. Главный успех: I приз во всесоюзном рабочем чемпионате, организованном ВЦСПС в Москве (1925); участник конгресса Германского рабочего союза в Йене (1926); один из сильнейших шахматистов союза металлистов».

В «Спутнике шахматиста» 1931 года в списке шахматистов I Всесоюзной категории сообщается:

«Лесман Э.Б. Ленинград, 2-я Улица деревенской бедноты 19, кв. 21.»

До революции улица, на которой жил Эммануил Борисович, именовалась Малой дворянской, с 1918 года – 2-й улицей Деревенской бедноты, а в сентябре 1935 года получила современное название – стала Мичуринской.

Добавлю, что сегодня трудно понять, что первая категория по шахматам до середины тридцатых годов нередко соответствовала не только позже учрежденному (в 1938 году) разряду кандидата в мастера, но, в отдельных случаях, и мастерскому уровню игры.

* * *

Эммануил Борисович родился 24 октября 1900 года. Его родители «держали книжную лавку» сначала в Мелитополе, а с апреля 1901 года –  в Керчи. Он стал четвертым по счету ребенком после Самуила, Михаила и Виталии, к ним позже добавились Исаак, который тоже принимал участие в соревнованиях по шахматам, но в них не преуспел, и Элеонора. В начале двадцатых годов юное поколение переместилось в Ленинград к дяде – Абраму Моисеевичу Лесману (1864 – 1937), известному журналисту (секретарю редакции газеты «Новости») и переводчику, одиноко, после смерти жены,  жившему на углу Ждановской набережной и Малого проспекта и владевшего уже в советское время тремя комнатами на втором этаже.

Кроме Абрама Моисеевича, у Эммануила Борисовича были и другие известные родственники. Его двоюродный брат Моисей Семенович Лесман (1902 – 1985) – выдающийся библиофил, часть книжной коллекции которого украшает музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, другая – Пушкинский дом. По семейному преданию известный польский поэт Болеслав Станислав Лесьмян тоже связан с Лесманами родственными узами.

Эммануил Борисович окончил ленинградский Текстильный институт, позже работал на фабрике «Светоч» (Большая Пушкарская, 10), где познакомился с будущей супругой.

А. Н. Лесман, послевоенная фотография

Жена –  Антонина Николаевна Лесман (урожденная Данилова, дочь диакона) после окончания гимназии работала машинисткой-стенографисткой.

У Антонины и Эммануила, заключивших брак в 1928 году, родились две дочери – Ирина и Марина.

Ирина и Марина Лесман

 Дальше пришла война. Усилиями мужа, Антонина Николаевна с девочками успели эвакуироваться в село Заводоуспенское Тугулымского района Свердловской области, а Эммануил Борисович остался в блокадном Ленинграде.

 Открытка, посланная Э. Лесманом дочери Ирине

 «20 / XI. 41

Дорогие мои сибиряки! Недавно пришел с работы и хочу успеть написать вам, наконец, письмо. Вряд ли смогу закончить его сегодня. Верней всего пошлю его послезавтра утром.

Прежде всего, о себе. Как вы уже знаете из моих прошлых писем, я собирался уйти с фабрики. Все вышло лучше, чем я ожидал. 15/XI меня уволили по сокращению штатов, а 17/ XI я поступил на работу, на завод к Ю. Борисову. Еще 10/XI, когда мне стало известно о моем сокращении, я послал ему письмо. 15/XI он позвонил мне на фабрику, в тот же день вечером я был у него, и вот я уже три дня отработал на новом месте. Я доволен. Очень доволен. Правда, приходится много работать, с 8 утра до 8 вечера с часовым обеденным перерывом, или в ночь с 8 вечера до 8 утра. Отдых бывает еженедельно только во время ломки смен, каждая происходит через каждые шесть дней. Этот отдых составляет только 24 часа. Работаю я на револьверном станке и получаю зарплату как токарь 3-го разряда. С работой быстро осваиваюсь, работаю добросовестно, и не только не хуже, но даже лучше других, которые работают дольше меня. И, ей-богу, я чувствую себя, наконец, человеком, приносящем пользу родине, а не просиживающим брюки в ничегонеделании за канцелярским столом. Уже одно это чего-либо да стоит. Сейчас я получаю продукты по первой категории, а кроме того на заводе я на один и тот же талон карточки получаю вдвое больше, чем получал бы, работая кем угодно на фабрике. В общем, в смысле питания я также много получил и доволен. Это, конечно, тоже не много, но вполне терпимо. На заводе я могу иметь ежедневно тарелку супа, порцию каши и пару котлеток с гарниром. Все это меньше обычных размеров, к которым вы привыкли, но все же способно поддерживать силы. А дома у меня остается ежедневно хлеб, который я получаю по норме 250 грамм в день (служащий получает только 125 гр.), кроме того, на эту декаду я получу около 300 гр. сливочного масла (служащие – ничего), 200-250 гр. кокосового, 400-450 гр. сахару и конфет и немного чаю. Вот и всё. Кокосовое я перетапливаю хлопковым и мажу на хлеб. Выходит неплохо.

Уходя с фабрики, я получил двухнедельное выходное пособие по сокращению штатов, и смог послать вам 15 / XI молнией 500 руб., а 18 / XI тоже молнией еще 300 руб. Всего я послал вам уже 1580 руб. Получили ли вы эти деньги? Я давно уже не имею от вас весточки, в последний раз я получил, Тонечка, твою телеграмму от 21 / X (на фабрику пришла только 12 / XI). Получите ли вы это письмо и когда, может быть, к Новому году. Пишите мне теперь только на мой домашний адрес.

Дома все в порядке. Все живы, здоровы. На Пушкарской все худеют. Похудела и Сима. Хочу попытаться устроить их на постоянную работу в качестве работниц. Не знаю, удастся ли. Изю давно не видел. Сегодня вечером он заходил ко мне, но я еще работал. У Маруси также давно не был. Придется послать им письма. Жду ваших писем, как пряника. Побольше пишите о вашей жизни и о детях. Верю в лучшее будущее и живу с надеждой. Пишите! Крепко целую вас, дорогие мои, всегда с вами

Любящий вас Эммануил».

Позже к письму Э. Б. Лесман добавил приписку:

«Письмо отправилось только сегодня, 26 /XI. Пишите о себе. Тонечка, больше пиши о вашей жизни, о детях и еще раз о детях. Страшно скучаю без детей. Пиши о девочках наших, очень прошу, и о вашей жизни. Это меня поддерживает».

 Письмо послано в день последнего, рокового понижения хлебных норм.

Эммануил Борисович умер 13 февраля 1942-го, сестры жены похоронили его на Серафимовском кладбище. Вскоре после его смерти поступило сообщение от Ленинградской шахматной секции, что Э. Б. Лесман включен в списки шахматистов города на эвакуацию…

После войны Антонина Николаевна поднимала девочек одна. Старшая дочь Ирина окончила Инженерно-экономический институт – факультет машиностроения. Работала инженером-экономистом на предприятиях города. В апреле 2019 года отметит свое 90-летие. Младшей – Марине, видимо, генетически передался спортивный характер отца. Выпускница ЛЭТИ, она была капитаном женской сборной Ленинграда по баскетболу на 1-й Спартакиаде народов СССР в 1956 году. Команда финишировала третьей вслед за Москвой и Латвией и завоевала бронзовые медали. Мастер спорта Марина Лесман ушла из жизни в октябре 2009 года.

 

Антонина Николаевна и Эммануил Борисович с Ириной

 «Он и она были похожи на этой фотографии. Они и в жизни были похожи, и радовались этому: стройные, тонкокостные, с высокими скулами и темно-русыми волосами, оба светлоглазые. Даром что она была дочкой диакона, а он внуком раввина. Антонина и Эммануил…

Зимой сорок четвертого Антонина с дочерьми вернулась в город. Жить они стали у сестер: в их комнаты на Мичуринской въехал военный, а заводить тяжбу Антонина не хотела. Сестры отдали ей свидетельство о смерти Эммануила. В графе «причины» было написано: «Крупозное воспаление легких». Писать про дистрофию не разрешалось».

Небольшие фрагменты из трогательного рассказа петербургской писательницы Наталии Соколовской “Утро” приведены здесь не случайно. Она – дочь Ирины Эммануиловны, внучка Эммануила Борисовича Лесмана.

 Н. Е. Соколовская

 Родившаяся через двенадцать лет после блокады, Наталия Евгеньевна имеет к этой теме самое непосредственное отношение. Благодаря ее участию опубликованы дневники жителей блокадного Ленинграда, она соавтор сценариев фильмов, вышедших на петербургском канале 100ТВ и посвященных Ольге Берггольц и Борису Корнилову. Принимала участие в создании спектакля “Гекатомба. Блокадный дневник” в Театре на Литейном. Повесть Наталии Соколовской “Вид с Монблана” и рассказ “Тёзки” также посвящены блокаде.

 Послесловие

 Во время блокады погибли неоднократные чемпионы Ленинграда Александр Федорович Ильин-Женевский и Илья Леонтьевич Рабинович, выдающиеся проблемисты Алексей Алексеевич Троицкий и Леонид Иванович Куббель, блестящий организатор Самуил Осипович Вайнштейн, теоретик и мастер Всеволод Альфредович Раузер, историк шахмат Михаил Саулович Коган. Первые двое похоронены за пределами нашего города, Куббель и Раузер покоятся на Пискаревском мемориальном кладбище, места захоронений Вайнштейна, Когана и Троицкого неизвестны.

Кроме перечисленных выше знаменитостей, во время блокады погибли другие известные шахматисты. Их имена не должны подлежать забвению хотя бы потому, что они внесли весомый вклад в развитие шахмат в нашем городе.

Накануне 75-й годовщины окончательного снятия блокады Ленинграда Эммануил Борисович Лесман возвращается в списки лучших шахматистов довоенного Ленинграда.

Никто не забыт, ничто не забыто.

Автор благодарит за помощь в подготовке статьи Н. Е. Соколовскую и В. З. Файбисовича.

Фотографии из архива семьи Э. Б. Лесмана.

Оригинал

От редакции belisrael.info:
Рекомендуем прочесть и иные статьи с сайта e3e5.com, подготовленные к 75-летию окончательного снятия блокады Ленинграда:  Чудесный мир А. М. Батуева,

 

Опубликовано 26.01.2019  19:44

Ю. Тепер о шахматистах-евреях (2)

(окончание; начало см. здесь)

Иллюстрация с форума immortalchess.net

Продолжим тему шахматистов Беларуси: разумеется, кроме «западников», интерес представляют и судьбы евреев из восточных областей. Самым талантливым здесь, пожалуй, был Роман Фрадкин (1923 г. р.), чей огромный потенциал почти не раскрылся. Мне удалось выяснить, что Роман переехал в Минск из Витебска в 1936 г. Вскоре он пошёл заниматься в шахматном кружке минского Дворца пионеров, который вёл Яков Каменецкий, а позже Гавриил Вересов. Учился юный игрок в школе № 4 г. Минска, успешно сочетал учёбу и шахматы. В 1938 г. Фрадкин стал чемпионом БССР среди юношей, а в 1939 г. получил право сыграть в первенстве республики среди взрослых. Выступление прошло успешно – при сильном составе Р. Фрадкин поделил 3–4-е места с мастером В. Силичем. После окончания школы летом 1940 г. отличник учёбы, только получивший аттестат зрелости, занял 1-е место в турнире белорусских шахматистов и получил там второй балл кандидата в мастера (всего для того, чтобы стать кандидатом, нужно было три балла). Осенью 1940 г. он поступил в Московский энергетический институт, где отучился на 1-м курсе…

Финал Романа Фрадкина был весьма трагичен. Прибыв в июне 1941 г. в Минск на каникулы (для этого он заранее сдал сессию в Москве), наш земляк уже не сумел вырваться из города и погиб в оккупации. Подобной оказалась и судьба его младшего товарища Матвея Райнфельда. Участник первенства БССР 1941 г. (10-е место), Матвей летом окончил 9-й класс 42-й школы.

В рядах Красной Армии проходили службу Абрам Брейтман, Яков Каменецкий и Або Шагалович. Как уже указывалось, один из сильнейших шахматистов БССР Я. Каменецкий был первым шахматным тренером во Дворце пионеров. Каменецкий известен и как шахматный проблемист, и как журналист. Вплоть до своей смерти в январе 1991 г. он занимался популяризацией шахмат в Беларуси.

А. Шагалович (1922–2009) до войны был чемпионом БССР среди юношей (1939), участвовал во «взрослом» чемпионате республики того же года, где показал результат 50%. Вернувшись после войны в Минск, он долгие годы сочетал успешные личные выступления (был чемпионом столицы, в 1957 г. получил звание мастера спорта) с тренерской работой. Практически вся сборная БССР 1970–80-х годов состояла из его учеников. В начале 1990-х годов эмигрировал в США.

Остановимся на судьбе Исаака Мазеля (1911–1945). Этот уроженец Минска ещё в 1927 г. организовал первый в республике школьный шахматный кружок. Позже он отвечал за шахматную работу в белорусских профсоюзах, а после переезда в Москву (1933) – и в профсоюзах СССР. Общественная работа не помешала Мазелю успешно выступить в первенстве СССР 1931 г. и выполнить норму мастера спорта. В чемпионате Москвы 1933–34 гг. поделил 2–3-е места; в дальнейшем его выступления не отличались стабильностью, но судьбе было угодно, чтобы в январе 1942 г., когда фашистские дивизии ещё стояли под Москвой, И. Мазель стал чемпионом столицы СССР. О том чемпионате 1941/42 немало рассказывалось в шахматной литературе.

В марте 1945 г. И. Мазель умер от тифа в ташкентском госпитале. Любопытны сведения о его семье, полученные мной от одной его родственницы в конце 1990-х годов. Отец шахматиста Яков Ильич Мазель был зубным врачом. У Я. Мазеля было четверо детей: Исаак, Доня (погибла в гетто во время войны; была стенографисткой у П. Пономаренко, по мужу Перлова, у неё была дочка Тома), Абрам (был учителем математики, ранен на финской войне, умер после Великой отечественной), Эля (балерина, жила в Ленинграде). Первая жена И. Мазеля осталась в Минске; вторым браком он был женат на шахматистке Ольге Рубцовой и имел троих детей.

Гомельчанин Абрам (после войны его чаще звали Анатолием) Брейтман, 1910 г. р., до войны не раз успешно выступал в чемпионатах Беларуси. В 1937 г. был вице-чемпионом республики, в первенстве 1941 г. занял 3-е место. С войны вернулся без ноги, но это не помешало Брейтману продолжить выступления в чемпионатах БССР и других сильных турнирах. Последний раз играл здесь в 1954 г., после чего переехал в Узбекистан, потом в Грузию, где и умер после 1978 г. «Война сломала ему жизнь!» – восклицал Абрам Ройзман в журнале «Шахматы» № 1, 2008 и пояснил: «На фронте он был тяжело ранен, к тому же погибли его близкие. Он стал неуживчивым, раздражительным…»

Малоизвестное фото с А. Брейтманом – турнир армейского спортивного общества, Минск, 1951 (предоставлено историком А. Пашкевичем)

Переходя к советским евреям-шахматистам, жившим за пределами Беларуси, нельзя не назвать талантливого ростовчанина Марка Стольберга (1922–1943). Уже в 17 лет выполнил норму мастера спорта, заняв в полуфинале первенства СССР 1–2-е места. Отлично стартовал Марк и в финале всесоюзного первенства 1940 г., одержав на старте четыре победы подряд. Хотя в дальнейшем удача отвернулась от юноши, результат его для дебютанта был приемлем (13–16-е места). Давид Бронштейн говорил о нём: «У нашего поколения был свой Таль – Марк Стольберг». Можно предположить, что, доживи Марк до победы, он был бы среди сильнейших в СССР и в мире.

Особая страница истории – шахматы в блокадном Ленинграде. От последствий блокады умер в апреле 1942 г. Илья Рабинович (1891–1942). Ещё до революции стал известен своими выступлениями в российских турнирах и на международной арене. Первая мировая война застала его на турнире в Мангейме (Германия), где он лидировал. Вместе с другими российскими шахматистами Рабинович был интернирован. Вернувшись в Россию в 1918 г., активно участвовал в возрождении шахматной жизни.

Практические шаги питерца были немалыми: троекратный чемпион «северной столицы» (1920, 1928, 1940), чемпион СССР в 1934–1935 гг. Илья Леонтьевич был первым из «лояльных» советских шахматистов, выступившим за границей на международном турнире (Баден-Баден, 1925), где занял 7-е место при 20 участниках. Другой представитель СССР, Ефим Боголюбов, стал в турнирной таблице выше, но вскоре заявил об отказе от советского гражданства.

Помимо практической игры, И. Рабинович вёл большую учебно-методическую и литературную работу, помогал молодому Ботвиннику. Когда началась война, И. Рабиновичу предложили уехать из Ленинграда. Он отказался, выразив желание защищать город, в котором родился и с которым всю жизнь был связан. В ноябре 1941 г.  выступал по радио из блокированного Ленинграда на немецком языке перед вражескими войсками, рассказывал о проходившем тогда в городе шахматном чемпионате, в котором сам и участвовал. Чемпионат из-за трудных условий завершён не был, а Рабиновича в январе 1942 г. вывезли на Большую землю, но спасти мужественного спортсмена, поражённого дистрофией, не удалось.

В Ленинграде погиб видный шахматный организатор Самуил Вайнштейн (1894–1942). Но большинству советских шахматистов, в том числе и многим евреям, удалось пережить войну. В своих мемуарах Михаил Ботвинник немало поведал о том времени… В последний момент эвакуировавшись из Ленинграда, сильнейший советский шахматист, по специальности – инженер-электрик, 2 года работал в Перми. В то же время он занимался аналитической работой и находил время для турнирных выступлений. Последующие события показали, что был на правильном пути; в 1948 г. М. Ботвинник стал чемпионом мира и сохранял титул 15 лет с двумя небольшими перерывами.

Из молодых шахматистов, выдвинувшихся перед войной, назовём Давида Бронштейна (1924–2006) и Исаака Болеславского (1919–1977), тем более что биографии обоих тесно связаны с Беларусью. И. Болеславский ещё в первенстве СССР 1940 г. попал в шестёрку лучших и подтвердил свои права, заняв 4-е место в матч-турнире 1941 г. за звание абсолютного чемпиона СССР. Во время войны днепропетровский студент эвакуировался в Свердловск, где продолжал учёбу в местном университете. В военные годы Болеславский участвовал в нечастых шахматных турнирах (Москва, Свердловск, Куйбышев). В единственном за годы Великой Отечественной чемпионате СССР 1944 года свердловский мастер занял 3-е место после Ботвинника и Смыслова, а в послевоенном чемпионате 1945 г. стал уже вторым (после Ботвинника).

О дальнейшей карьере Болеславского можно говорить много… Ему чуть-чуть не хватило в 1950 г. до матча на первенство мира с Ботвинником.

Переехав в Минск осенью 1951 г., Болеславский почти все силы отдал теоретической работе и тренировке местных шахматистов, но играл и в чемпионатах города, и в чемпионатах БССР. Впрочем, эти выступления (особенно в чемпионатах Минска) можно также рассматривать как «мастер-классы» для белорусских игроков.

Помешал Болеславскому добраться до Олимпа его младший товарищ Давид Бронштейн. Он родился в Белой Церкви, шахматную школу прошёл в Киевском Дворце пионеров у Александра Константинопольского. Будучи жителем Киева, получил и звание мастера спорта СССР за 2-е место в чемпионате Украины 1940 г. (после Болеславского). Интересно, что в 1938 г. во время матча команд Минского и Киевского дворцов пионеров Бронштейн сыграл вничью с Р. Фрадкиным.

Когда началась война, Давид был эвакуирован в Тбилиси, а позже работал на восстановлении Сталинграда. После чемпионата СССР 1944 г. переехал в Москву. Стремительно рос – уже в 1945 г. с 15-го места поднялся в чемпионате на 3-е, войдя в элиту советских шахмат.

В турнире претендентов 1950 г. лидировал Болеславский, Бронштейн за два тура до конца отставал на очко. Исключительным усилием воли Бронштейн догнал старшего товарища. Матч за первое место между ними закончился после упорной борьбы со счётом 6:6, а в борьбе до первой победы счастье улыбнулось Бронштейну. Но завоевать корону молодому гроссмейстеру не удалось – матч с Ботвинником окончился вничью, и тот сохранил своё звание.

Лучшие годы выступлений гроссмейстер Григория (Герша) Левенфиша (1889–1961) пришлись на довоенное время, когда в 1930-е гг. он дважды становился чемпионом СССР. Во время международных турниров в Москве  успешно соперничал с сильнейшими шахматистами мира: Ласкером, Капабланкой, Флором. В 1937 г. Григорий Яковлевич сумел добиться, пожалуй, крупнейшего успеха в карьере, сведя вничью матч с М. Ботвинником. На дальнейших выступлениях Левенфиша сказывался возраст и занятость в профессии. Интересно, что Левенфиш никогда не был профессиональным шахматистом, а всегда сочетал активные занятия шахматами с работой по специальности инженера-химика. Во время войны постоянно выполнял важные правительственные задания. После войны жил в Москве; незадолго до смерти подготовил книгу «Избранные партии и воспоминания».

В эвакуации в Казани находился во время войны Семён Фурман (1920–1978). Для нас его судьба интересна тем, что этот шахматист и тренер сыграл большую, можно сказать, решающую роль в становлении 12-го чемпиона мира Анатолия Карпова.

Родился С. Фурман в ноябре 1920 г. в Пинске, но вся его спортивная карьера связана с Ленинградом. Именно там он добился наибольших своих спортивных успехов, стал гроссмейстером и тренером чемпиона мира. Во время войны работал на заводе в Татарстане, был чемпионом этой республики 1944 г. Но и в Пинске его не забыли: уже в постсоветское время провели несколько мемориалов Фурмана.

Рассуждая о судьбах шахматистов-евреев, прошедших войну, хотелось бы упомянуть о талантливом мастере Исааке Липницком (1923–1959). Уроженец Киева, он вместе с Бронштейном занимался в шахматном кружке Киевского Дворца пионеров и до войны принял участие в первенстве Украины 1939 г. (7-е место). С 1942 г. будущий мастер находился в действующей армии, пройдя славный путь от Сталинграда до Берлина. После войны Липницкий некоторое время служил в Германии и участвовал в соревнованиях, проводимых советской военной администрацией, а в 1947 г. вернулся в Киев. Вскоре талантливый игрок, совмещая тренерскую работу и выступления  в турнирах, добился заметных успехов: стал чемпионом Украины 1949 г., победителем ряда всесоюзных турниров. Высшим достижением мастера стало попадание в призы чемпионата СССР 1950 г. (2–4-е места), причём он всего на 0,5 очка отстал от чемпиона страны Кереса. Любопытно, что стать чемпионом Исааку Оскаровичу помешал его первый тренер А. М. Константинопольский, победивший бывшего ученика в последнем туре. Самому Константинопольскому та победа мало что давала…

Повторить взлёт Липницкому больше не удалось, хотя турнирные успехи у него были и после 1950 г. Он успел написать две отличные шахматные книги, одну – в соавторстве с мастером Борисом Ратнером. Тяжёлая болезнь безвременно унесла жизнь талантливого мастера Липницкого. Ему посвящены книги В. Теплицкого «Исаак Липницкий» (2008), Н. Фузика и А. Радченко «Исаак Липницкий: Звёзды и тернии» (2018)

Среди тех, кто прошёл через войну и продолжил после Победы активно заниматься любимой игрой, назовём Иосифа Ватникова (1923–2013), ставшего в 1977 г. международным мастером, Ханана Мучника (1922–1991), мастера спорта с 1958 г., Бориса Наглиса (1911–1977), мастера спорта с 1961 г., Якова Нейштадта (1923 г. р., мастер с 1961 г.), Иосифа Погребысского (1906–1971, мастер с 1937 г.), Абрама Хасина (1923 г. р., международный мастер с 1964 г.) и др.

В 1950-70-е гг. появилась на свет целая плеяда шахматистов, переживших войну детьми. В основном они были в эвакуации. На Урале в войну находился рижанин Михаил Таль (1936–1992), чемпион мира 1960-61 гг., в Куйбышеве – уроженец Могилёва Лев Полугаевский (1934-1996), двукратный чемпион СССР (1967, 1968; в претендентских матчах доходил до полуфинала). Львовянин Леонид Штейн (1934–1973), троекратный чемпион СССР, был в эвакуации в Узбекистане. Всемирно известный уроженец Ленинграда Виктор Корчной (1931–2016) сумел подростком пережить ленинградскую блокаду. На 4 года старше Корчного был будущий мастер (с 1957 г.) Арон Решко, которому довелось играть в первенстве Ленинграда 1943 г. Служил авиамехаником во время войны будущий гроссмейстер Ефим Геллер (1925–1998), военным метеорологом был международный мастер Лев Аронин (1920–1983). Марк Тайманов (1926–2016) был в эвакуации в Узбекистане.

Закончить статью хотел бы кратким рассказом о судьбе двоих венгерских евреев – международных гроссмейстеров Андре Лилиенталя (1911–2010) и Ласло Сабо (1917–1998). В 1935 г. Лилиенталь приехал в Москву на международный турнир и решил остаться в СССР. К тому времени это был известный мастер, имевший немалые успехи (вспомним великолепную победу над Капабланкой в рождественском турнире 1934 г. в Гастингсе). До 1937 г. он ещё выступал за сборную Венгрии и легко разъезжал по Европе, а затем, после ареста своего покровителя Николая Крыленко, был вынужден принять советское гражданство. В воспоминаниях, записанных незадолго до смерти, А. Лилиенталь тепло отзывался о своём ровеснике Исааке Мазеле (называя его «Масел»), с которым дружил в молодые годы. В 1940 г. Лилиенталь стал чемпионом Москвы и разделил 1–2-е места с Игорем Бондаревским в чемпионате СССР, став выше М. Ботвинника и П. Кереса.

В Москве Лилиенталь жил до 1976 г., а потом решил вернуться в Венгрию, где помогал тренировать национальную сборную страны (которая на Олимпиаде 1978 г. сумела обойти советскую).

Пожалуй, не менее увлекательна биография Ласло Сабо. Во время Второй мировой войны он был мобилизован в венгерскую армию (трудовой батальон) и вынужден был участвовать в войне на стороне Германии. Вскоре он попал в плен – и это было везением, потому что большинство венгров, включённых в тот батальон, погибло. Вернулся в Венгрию Сабо уже после окончания войны. Русским языком он овладел в плену превосходно. В 1950–60-х годах добился немалых успехов; лидер национальной команды, он выступал на 11 олимпиадах (9 из них после войны), участвовал в трёх турнирах претендентов на первенство мира (1950, 1953, 1956).

Ремарка автора (23.09.2018). Разумеется, в этом материале перечислены далеко не все люди, заслуживающие нашего внимания и памяти. Так, например, в Польше были шахматисты-евреи помимо Д. Пшепюрки и М. Ловцкого; о многих из них написано в «Шахматной еврейской энциклопедии» И. Бердичевского… Возможно, о шахматистах Польши стоило бы подготовить отдельную статью. Буду рад мнению читателей на этот счёт.

Опубликовано 29.09.2018  04:48

О Маннергейме и финских евреях

“Линии Маннергейма” в Петербурге

Маршал Маннергейм в 1940 году

Маршал Маннергейм в 1940 году

В Петербурге в музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме была представлена книга Элеоноры Иоффе “Линии Маннергейма”, вышедшая в издательстве журнала “Звезда”.

Имя Карла Густава Эмиля Маннергейма в последнее время часто звучит в России. Его биография интересна и неоднозначна. До революции 1917 года Маннергейм служил в царской армии, участвовал в сражениях русско-японской и Первой мировой войны. После краха Российской империи и обретения его родной Финляндией независимости он стал военным лидером белого движения в этой стране, беспощадно расправившегося с красными финнами. Командовал финской армией во время “зимней войны” 1939-40 годов с Советским Союзом, когда за победу над маленькой Финляндией Красной армии пришлось заплатить сотнями тысяч убитых и раненых. В годы Второй мировой Финляндия, чьим военным лидером снова стал маршал Маннергейм, оказалась союзником Гитлера, однако Маннергейм, вопреки настояниям Берлина, не повел войска на Ленинград дальше старых финских границ. В 1944 году, в критический для Финляндии момент, он стал президентом страны и оставался в этой должности полтора года, позднее добровольно уйдя в отставку.

Фрагмент поврежденной мемориальной доски маршалу Маннергейму в Петербурге

Фрагмент поврежденной мемориальной доски маршалу Маннергейму в Петербурге

В Петербурге не так давно разгорелся скандал с мемориальной доской маршалу Маннергейму, установленной, как оказалось, ненадолго: она постоянно подвергалась нападениям и осквернениям, так что еепришлось снять и отправить в почетную ссылку в музей. Страсти вокруг доски спровоцировали дискуссию о личности Маннергейма, так что книга, посвященная его биографии, должна многих заинтересовать. Ее автор, Элеонора Иоффе, ответила на вопросы Радио Свобода.

– Элеонора, скажите, как получилось, что вы – музыкант, поэт, переводчик, а теперь уже и историк – занялись биографией Маннергейма?

– Я давно живу в Финляндии, больше 30 лет. Но Маннергеймом я бы не занялась без Якова Аркадьевича Гордина, который знал, что я пишу статьи о финской культуре, о взаимодействии финской и русской культур, как бы нахожусь на границе двух культур и в то же время ни в одной из них – и, может быть, поэтому могу смотреть на вещи более объективно. Мои статьи появлялись в “Русской мысли”, в журнале “Звезда”, в петрозаводской печати. В журнале “Звезда” выходила серия моих очерков “Генерал и президент”, и Яков Аркадьевич предложил мне написать о Маннергейме. Я сначала отказалась – ведь я не историк, а вольный художник, пишущий о разных культурных явлениях по своему выбору. Но он сумел настоять, убедить меня, я набрала книг и написала большой биографический очерк.

В Петербурге отношение к Маннергейму неоднозначное – как, впрочем, и в Финляндии

– Вам известно о шуме, возникшем у нас по поводу доски маршалу Маннергейму?

– Да, конечно, у нас это все тоже освещалось. Я думаю, скандал возник все-таки из-за ошибки тех, кто эту доску установил – потому что в Петербурге, в Ленинграде отношение к Маннергейму очень неоднозначное – как, впрочем, и в Финляндии. В Финляндии есть люди, которые просто не могут слышать его имени. Много лет подряд его памятник, установленный вТампере, обливали краской и писали на нем: lahtari, что значит “мясник”, в последний раз это было в 2013 году. Так финны называли белых – ведь в Финляндии была кровавая гражданская война в 1917–18 году. Она, правда, продолжалась всего три месяца, но унесла очень много жизней, особенно красные финны пострадали. Их было много в Тампере, и там была особенно кровавая бойня, поэтому нельзя сказать, что памятник Маннергейму вызывает там у всех патриотические и вообще добрые чувства.

Элеонора Иоффе

Элеонора Иоффе

– Неужели в Финляндии тоже все еще не закончилась гражданская война?

– Нельзя сказать, что финское общество до сих пор разделено на белых и красных, правых и левых, но я считаю, что в Финляндии очень сильна национальная память, память поколений. И вот эта память о том, как пострадали деды, прадеды в гражданскую войну, до сих пор жива в семьях. Поэтому многие и сейчас не переносят имени Маннергейма или, по крайней мере, относятся к нему без пиетета. Но в то же время большинство его, конечно, ценит – ведь он отстоял независимость Финляндии.

– В своей книге вы, конечно, упоминаете основные вехи его биографии, например, то, что он долгое время был на русской службе?

– Да, хотя это, в общем, получилось случайно: будучи подростком, Маннергейм поступил в финский кадетский корпус, проучился там пару лет, и его выгнали – исключили за плохое поведение. Тогда он объявил, что поедет учиться в Россию. Это было очень сложно, но он целеустремленно занимался, учил русский язык и поступил – правда, как и сейчас часто бывает, по протекции родственников. У них были большие связи в аристократических кругах Петербурга. Он сдал экзамены и поступил в Николаевское кавалерийское военное училище, где когда-то учились Лермонтов и Мусоргский. Окончив его, он около года прослужил в гусарском полку в Польше, а потом – опять протекция родственников и он оказывается в кавалергардском полку. Моя книга в переводе на финский язык так и называется – “Маннергейм – воспитанник кавалергардии”. Он на всю жизнь остался кавалергардом, между ними была теснейшая связь до самой смерти, он помогал материально своим бывшим однополчанам, обедневшим в эмиграции. Когда мог, всегда ездил на их полковые праздники в Париж.

Он на всю жизнь остался кавалергардом

– Вы столько прочли о Маннергейме, изучили множество архивных материалов – как вы считаете, финны справедливо обвиняют его в зверствах по отношению к красным?

– Он не причастен к массовой гибели красных пленных по окончании гражданской войны: его к этому времени уже отстранили от дел. А на войне – он должен был делать всё, чтобы победить. Еще неизвестно, как действовали бы на его месте красные, если бы они победили. То есть – вполне известно, на самом деле.

– А если перейти к болезненной для петербуржцев теме – Маннергейма обвиняют в том, что он замкнул кольцо блокады Ленинграда со стороны Финляндии, а также в том, что при нем в Финляндии были лагеря, где в ужасных условиях содержались советские люди, включая детей.

– Все это имеет под собой почву. Но эти факты нужно рассматривать в контексте общей истории Второй мировой войны, то есть начать не с 1941 года, а с 1939-го, с аннексии финских территорий Советским Союзом, когда огромное количество финнов было вынуждено оставить свои дома, имущество и бежать. Потом, естественно, финны хотели вернуть свою территорию, когда появилась такая возможность. Кроме того, Финляндия оказалась между молотом и наковальней. Все теперь знают о пакте Молотова –Риббентропа, когда Восточную Европу поделили, и Финляндия попала в сферу влияния Советского Союза. Это время от времени происходит в истории – ведь когда-то Финляндия отошла к России в результате передела в эпоху наполеоновских войн. Так что то, что финны смогли отстоять свою самостоятельность, – это чудо. И отчасти они благодарны за него Маннергейму. Что касается блокады Ленинграда, то ведь финны не пошли дальше границы своей прежней территории – они просто на ней стояли и не обстреливали город. Конечно, Финляндия воевала на стороне Германии, но позднее она все же вышла из войны сепаратно, нарушив свои обязательства.

Коммунистический пропагандистский плакат времен советско-финской войны с изображением "мясника" Маннергейма

Коммунистический пропагандистский плакат времен советско-финской войны с изображением “мясника” Маннергейма

А концлагеря – да, действительно, пока в 1942 году не вмешался Международный Красный Крест, ситуация для советских военнопленных на территории Финляндии была ужасной. Впрочем, и финское население тоже почти голодало, была карточная система. Вопрос о положении пленных первой подняла княгиня Лидия Васильчикова, она написала Маннергейму, у меня в книге есть их переписка. Она также написала в Красный Крест и спросила позволения собрать среди русских эмигрантов средства и послать вещи и продовольствие узникам концлагерей. И ей это разрешили. Правда, первоначально собранное предназначалось для узников немецких концлагерей, но немцы от этой помощи отказались, а Маннергейм ее принял. Потом он уже сам просил Красный Крест помочь советским военнопленным, находившимся в Финляндии. А после 1942 года пленников уже стали распределять по фермам – финские мужчины-то были на фронте. И многие так привязались к этим пленным работникам, а работники – к хозяевам, что даже после войны ездили повидаться. Возникали романы, драмы, рождались дети, это уже особые истории, кто-то из работников так и остался на этих фермах. Кроме того, это же страна аграрная, крестьяне относились к пленным работникам иначе, сажали их с собой за стол, как это было принято, всегда батраки и хозяева питались вместе, – так что там таких жестокостей не было, как в лагерях.

Но на территории оккупированной советской Карелии было несколько лагерей, где в 1942 году содержалось 24 тысячи человек, русские, украинцы, часто их держали там целыми семьями, с женщинами и детьми, и там были смерти, голод и болезни – ничего хорошего. Понятно, что Маннергейм об этом не мог не знать, но вряд ли он мог сильно на это повлиять – лагеря были в ведении других военных, он в эту проблему не вникал и вмешался только после запроса Красного Креста. Я не собираюсь оправдывать Маннергейма. Но он воевал, он был солдат и воевал за свою родину.

– Финны не отдали Гитлеру своих евреев – в этом есть заслуга Маннергейма?

Я не собираюсь оправдывать Маннергейма. Но он был солдат и воевал за свою родину

– Да, и его заслуга, и бывшего премьер-министра Таннера. Хотя в правительстве в то время были пронацистские министры, но в результате отдали всего 8 евреев, которые не были финскими гражданами. Финских граждан-евреев нацистам не отдали. Евреи в независимой Финляндии были полноправными гражданами, мужчины призывного возраста служили в армии, как и все. То есть финские евреи воевали в 1941–1944 годах на стороне Германии – ситуация вообще-то парадоксальная. Маннергейм повел себя как человек чести, заявив, что он не собирается выдавать нацистам своих солдат и их семьи, что забрать их могут только через его труп, что это вызовет недовольство в стране.

– Что за человеком был Маннергейм, какие его черты вы считаете самыми важными? Было в нем и что-то отталкивающее?

Молодой Маннергейм (справа) во время путешествия по Центральной Азии, 1906 год

Молодой Маннергейм (справа) во время путешествия по Центральной Азии, 1906 год

– Он был педантом, несколько отстраненным человеком – это не является привлекательной чертой характера, по крайней мере для меня. А больше всего мне в нем импонирует чувство чести. Например, он до смерти своей бывшей подруги Елизаветы Шуваловой посылал ей деньги – довольно большие. И своей бывшей жене тоже помогал материально. Когда Финляндия выходила из войны, его очень мучило то, что он нарушает – не договор, потому что договора с Германией никогда не было, а некую договоренность. Или он говорил, что никогда не пожмет руку большевику, но в 1944 году ему пришлось пожать руку Жданову (тот в 1944–47 годах возглавлял Союзную контрольную комиссию в Финляндии. – РС). Я думаю, это его тоже мучило. То есть он был человеком принципов, человеком долга и чести. Он вообще очень заботился о своей репутации. После гражданской войны в 1920 году он основал фонд Маннергейма, фонд защиты детей, там были собраны миллионы, из которых он мог тратить только проценты, и до сих пор фонд на эти деньги существует.

По словам Элеоноры Иоффе, ее книгу о Маннергейме очень хорошо встретили в Финляндии. Теперь она работает над новой книгой об эмигрантах из России в этой стране.

Оригинал

Опубликовано 14.06.2017  13:31

Из комментов в Фб:

Дмитрий Рославцев 14.06  18:44
Приблизительно такая же ситуация, была с Болгарским царём Борисом!

 

Mischa Gamburg 15.06  00:28
Фраза “То есть финские евреи воевали в 1941–1944 годах на стороне Германии – ситуация вообще-то парадоксальная.” совершенно некорректная, мягко говоря, и к тому же просто подарок для рашистских мерзавцев и пропагандонов. Ни на какой “стороне Германии” финские евреи не воевали. Это просто извращение реальности (по недопониманию или умышленное). Также в тексте постоянно говорится про “финские концлагеря” и дается понять, что эти финские концлагеря – тоже самое, что и немецкие, ну дальше по цепочке. Думается неуместно использовать в данном отношении термин “концлагерь”, т.к. это выглядит попыткой приравнять Финлядию к гитлеровской Германии. Как-то это не кошер. О совково-рашистcкой агрессивной политике в отношении Финляндии есть неплохая работа Солонина “25 июня. Глупость или агрессия”, рекомендую. “Финляндия, Финляндия, тут уж Красной армии не светит ни х…!” А также скачать и послушать песню “Нет Молотов!” в русском переводе. Это все есть в интернете, найти не проблема. Также хочу отметить, что много военных-евреев из Финляндии вступили в ЦАХАЛ и сражались за наше государство в Войне за Независимость. Насколько я читал, ситуация с выдачей 8 евреев-неграждан нацистам, что финны установили памятник этим погибшим евреям, и эта история считается в Финляндии национальным позором.

Читать по теме:

Еврейские солдаты, сражавшиеся за Финляндию

Александр Рутман: «Пусть каждый исполнит свой долг»

Александр Рутман: «Пусть каждый исполнит свой долг»

02 февраля 2017, 21:21

Накануне Дня полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, в детско-юношеской спортивной школе № 2 Калининского района состоялась встреча воспитанников школы с Александром Рутманом.

Александр Рутман – отдельная личность, человек с ленинградской судьбой, свидетель блокады Ленинграда. На протяжении многих лет Александр Элевич не пропускает шахматные турниры, организуемые детско-юношеской спортивной школой № 2 Калининского района Санкт-Петербурга.

Александр Элевич Рутман родился 24 февраля 1927 года. Научился играть в шахматы в 7 лет, но шахматную секцию Дома пионеров Петроградского района начал посещать только в 12 лет, в 1939 году. Первым тренером был Николай Фёдорович Фёдоров (1865-апрель 1942), большой энтузиаст шахмат и прирождённый педагог, кроме того мастер спорта по велосипедному спорту. Начав с пятой категории, к началу 1940 года Александр стал второразрядником, после чего стал посещать центральный Дворец пионеров, где занятия проводил Самуил Осипович Вайнштейн (1894-январь 1942). А дальше началась война…

В Казани мать моя работала на заводе по 12 часов в день, без выходных, у них были даже смертельные случаи от голода. Но все равно это несравнимо с блокадой. Я был прикреплен к ресторану, там можно было купить мучной суп, то есть баланду из муки, воды, лука, и мучную кашу. Все тоже, что везде, но консистенция другая. А однажды я пришел, а мне несут великолепный суп-харчо, которого я в жизни и не ел, и на второе – что-то буржуйское. Я все съел. Оказалось, что это был местный партийный съезд. Тогда я понял, что не все благополучно в королевстве датском».

Александр Рутман, прибыв в Казань опытным второразрядником, в 1943 году в первенстве Казани выполнил норму первого разряда. Для этого нужно было сделать в последнем туре ничью с кандидатом в мастера Петром Колчуриным – экс-чемпионом Казани. Проведя всю партию в атакующем стиле, мат не поставил, но объявил вечный шах. «Вот как надо делать ничьи!» – одобрил его действия Владимир Сайгин (1917-1992, советский шахматист, мастер спорта СССР (1943). У мастера были основания быть довольным игрой Александра. В одном из первенств Казани Рутман обыграл С.Фурмана главного конкурента Сайгина в борьбе за первое место. В Казани Александр Рутман вел большую организаторскую работу. И именно благодаря таким бескорыстным энтузиастам, как Рутман поддерживалась общественная жизнь в трудное военное время.

Выступая за сборную команду, Александр Рутман участвовал во всех первенствах Казани, давал сеансы одновременной игры в госпиталях, был главным судьёй показательного турнира мастеров и кандидатов в мастера. Опекал мастера В. Панова, прибывшего в Казань на матч с Сайгиным, вёл бесплатно шахматный кружок в Доме пионеров и выполнял многочисленные поручения руководителей шахматной секции Казани.

После окончания войны Александр Рутман с мамой и сестренкой вернулись в Ленинград. «Квартира, в которой жили, была занята, в ней жил начальник милиции. Суд был проигран и мы остались без ничего… И, все же как-то выжили».

Оригинал

Опубликовано 03.02.2017  16:13