Tag Archives: БГАМЛИ

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (84)

Яблычны Спас шалом! І грушавы таксама!

Толькі днямі я натрапіў на песню «Кампраміс» гурта «Бі-2», хоць адпаведны кліп убачыў свет у 2016 г. Мне, аўтару чатырох кніг пра шахматыстаў, павінна было спадабацца: як жа, шахматота ў творчасці вядомых расійскіх музыкаў беларускага паходжання (мо іх натхнілі «жывыя шахматы» ў Мінску-2015?)… Да таго ж гэтыя музыкі ў 1990-х нейкі час жылі ў Ізраілі, значыцца, «нашы людзі»… Але не, зусім не спадабалася 🙁

Мінск, чэрвень 2015 г. (фота С. Рубінчык); кадр з кліпа гурта «Бі-2».

У некласічнай аўтарскай музыцы – якую не падзяляю жорстка на папсу, джаз, рок ці там бардаўскае выкананне – цаню інавацыйнасць, шчырасць, гумар і/або іронію. Праказалі Лёва & Шура ў сваёй песні нешта новае? Не-а; максімабагдановіцкая сентэнцыя, маўляў, «няма таго, што раньш было», мільгала ўжо 100500 разоў, у тым ліку і ў расійскіх рокераў. З ходу, у БГ: «Когда ты был мал, ты знал всё, что знал…» У Макарэвіча: «И жизнь его похожа на фруктовый кефир…» І, вядома, у Цоя: «Когда-то ты был битником, уу-уу…», «Раньше в твоих глазах отражались костры…» Песня пра бітніка з ранняга альбома «Кино» («45», 1982) падабаецца мне найбольш, бо яна шчырая і канкрэтная, і досціпы з першых радкоў, і няма ні безвыходнасці, ні просталінейнасці.

А ў «Бі-2»? «Друг дорогой» відавочна не быў гатовы аддаць душу за рок-н-рол – ён «пил и курил, зажигал и тусил», а потым, пасля «ўзросту Хрыста», бач, нейкая «мара» павярнулася спінай… І цяпер жыццё – «сплошной проклятый компромисс». Пададзена прыгожа, гламурненька, з камп’ютарнымі спецэфектамі, а падмурак гнілы. Кампраміс як узаемныя саступкі – у прынцыпе, зброя моцных, плата за джэнтльменства і жыццё ў сучаснай цывілізацыі. Лямант пра «кляты кампраміс» – па сутнасці, чарговы заклік да прымітывізацыі, архаікі, у якую і так ужо шмат гадоў скочваецца няшчасная Расія, цягнучы за сабою суседнія краіны…

Скажаце: як песня не спадабалася, навошта ёй ахвяраваць свой час? Дык гурт усё ж небезвядомы – сёлета яму 30 год, быў заснаваны ў Бабруйску-1988. І 15 з нечым мільёнаў паглядзелі кліп… Вельмі многія лічаць, што гэта песня – з «глыбокім філасофскім тэкстам». Як тут не збянтэжыцца і не адрэагаваць? 🙂

З таго, што выканана былымі ізраільцамі, я б аддаў перавагу, як ні дзіўна, простай песеньцы «Круто ты попал на ТV» – хаця б з той прычыны, што 20 год назад пазнаёміўся з яе аўтарам, Сашам Еліным. Пару разоў сустракаліся ў іерусалімскім абшчынным доме на вул. Яфа, 36; ён там меў свой кабінецік як супрацоўнік ірыі (муніцыпалітэта), здаецца, адказваў за культуру і PR. Нават браў у яго, актывіста партыі «Ісраэль ба-алія», інтэрв’ю для сваёй дыпломнай работы пра палітычныя сілы рускамоўных у Ізраілі. Запомнілася з яго вуснаў: «Я апазіцыянер, штэрнавец» (мелася на ўвазе – прыхільнік Юрыя Штэрна, олеў а-шолем). Чаму? Таму што ішоў у партыю з канкрэтным праектам, які людзі Шчаранскага спачатку паклалі пад сукно, а потым прысабечылі. Пра стаўленне сабраў да імігрантаў: «Нас любяць, пакуль мы бедныя».

Карацей, займальная выйшла гутарка: скончылася яна распіццём віна з пластыкавых чарачак, акурат напярэдадні Рош-а-Шонэ (на працоўным месцы майго суразмоўцы, але зараз пра гэта ўжо можна казаць :)).

Пазней Елін перайшоў у партыю «Наш дом Ізраіль», а ў пачатку 2000-х, пэўна, расчараваўшыся ў блізкаўсходняй кар’еры, вярнуўся ў Расію і нанова праявіў сябе як «поэт-плесенник» (яго словы). Штораз, выпадкова чуючы «Круто ты попал…» – у 2000-х гэты матыўчык гучаў ледзь не з кожнага праса – я ўспамінаў хітраватую елінскую фізіяномію, і настрой мой паляпшаўся. Слуханём?

Прынамсі няма тут пустых прэтэнзій на філасафічнасць, а ёсць гульня слоў (пачынаючы з назвы) і гумарок.

А. Елін, 2001 г. Фота адсюль.

22 жніўня г. г. Еліну Аляксандру Міхайлавічу, аказваецца, споўнілася 60. Набівацца ў прыяцелі цярпець ненавіджу, але тое даўняе знаёмства 1998 г. для мяне, як мінімум, не перашкода ў жыцці. Нават крыху грэе…

* * *

Зараз пра менш прыемных асоб, якія доўгі час сядзелі не ў сваіх санях, а некаторыя сядзяць і дагэтуль… Хто сачыў за серыялам, помніць, як скептычна я выказваўся пра колішняга старшыню БНФ і экс-начальніцу Беларускага Хельсінскага камітэта. Зараз – чарга былога старшыні Канстытуцыйнага суда, які заняў гэтую пасаду ў 1997 г., пасля дужа сумніўнага рэферэндуму, а ў 2008–2011 гг. служыў генпракурорам.

«Еўрарадыё» ахвотна дае гэтаму чалавеку (самому Рыгору В-чу!) трыбуну – вось і 22.08.2018 ён заявіў, што «Прэзідэнт прызначае прэм’ер-міністра са згоды Палаты прадстаўнікоў, але ў Канстытуцыі не сказана, што гэта згода павінна быць папярэдняй… Таму, калі будзе праходзіць бліжэйшая сесія, тады і будзе разгледжанае гэта пытанне — ніякіх адступленняў ад Канстытуцыі тут няма». Паводле загадчыка кафедры канстытуцыйнага права юрфака БДУ, «Сяргея Румаса цалкам карэктна ўжо цяпер, да разгляду яго кандыдатуры ў парламенце, называць менавіта прэм’ер-міністрам, а не выконваючым абавязкі».

Рэдкая казуістыка… Паводле арт. 106 Канстытуцыі, якую гэты юрыст быццам бы некалі рыхтаваў (няпроста паверыць): «Прэм’ер-міністр назначаецца Прэзідэнтам Рэспублікі Беларусь са згоды Палаты прадстаўнікоў. Рашэнне па гэтаму пытанню прымаецца Палатай прадстаўнікоў не пазней як у двухтыднёвы тэрмін з дня ўнясення прапановы па кандыдатуры Прэм’ер-міністра». Па-мойму, ясна: пакуль няма згоды ніжняй палаты парламента – няма прэм’ер-міністра.

Дзеля-мадзеля вырашыў спытаць у Аляксандра Розенблюма – не доктара навук, але юрыста з велізарным стажам, не зацікаўленага хлусіць (яму за 90). А. Розенблюм адказаў мне ў той жа дзень, 23.08.2018: «Да згоды парламента прэм’ер можа быць прызначаны толькі з прыстаўкай “в. а.”». І прыслаў спасылку на сваю цікавую публікацыю 2011 г. пра гора-суддзю 1980-х гадоў Уладзіміра Сідарэнку: «Штрих к советскому правосудию». Прачытайце, яна кароткая.

Рыгор В-ч, 1955 г. нар., які разважае ў духу таго Сідарэнкі («Ён [Румас] прызначаны прэм’ер-міністрам, а Палата прадстаўнікоў выкажа ў далейшым сваю згоду. Тым больш, што прэм’еру і ўраду трэба выконваць свае абавязкі»), дапраўды быў выхаваны ў савецкі час, і яго ўжо наўрад ці выправіш. Але моладзь, што гадуецца на «ягоным» факультэце, шкада мне… Быў бы я галоўным – адправіў бы ўсіх студэнтаў юрфакаў на 5-7 гадоў павучыцца і папрацаваць у цывілізаваных краінах пры адвакацкіх бюро, у судах, пракуратурах… З умовай, каб вярнуліся і занялі ключавыя пасады ў тутэйшай юстыцыі. Тады, мажліва, і быў бы нейкі плён – і апраўдальных прысудаў пабольшала б, і Канстытуцыйны суд пачаў бы даказваць свайму статусу. Цяпер ён больш нагадвае юрканцылярыю пры адміністрацыі прэзідэнта, гатовую праштампаваць ледзь не кожны ягоны ўказ. Зараз хіба 90% юрыстаў у РБ падпішуць антызаконнае рашэнне, калі яго ім падкажа (або навяжа) «вялікі начальнік»… А трэба, каб доля такіх «паршывых авечак» не перавышала 10%.

Прыслалі мне выказванні Алёны К-й, якая лічыць сябе праваабаронцай і ўзначальвае суполку «Рэгіён 119». Каму яна рэальна памагла, я не ў курсе. Калі ў пачатку 2000-х у мяне здараліся праблемы юрыдычнага характару, то звяртаўся да праваабаронцаў Валянціна Стэфановіча і Мікалая Мякекі – яны дапамагалі, прынамсі прыходзілі на судовыя пасяджэнні. З супрацоўнікамі «Рэгіёна» не сутыкаўся, але дапусцім, што суполка працуе… Вось толькі яго дырэктарка яўна не адпавядае пасадзе. Летась яна казала, што ў Беларусі няма палітзняволеных – я прамаўчаў, бо падумаў: «А раптам гэта “фінт вушамі”, каб ямчэй бараніць вязняў?..» Сёлета яна пачала «троліць» пратэстоўцаў ля рэстарана Зайдэса – ну дапусцім, яны дапраўды часам рабілі абы-што. Але як вам падабаюцца свежыя заявы пра «шматкроць»: «я не разумею» і «такіх слоў у беларускай мове ніколі не было».

 

Дама – на хвілю, вучылася ў БДУ – не толькі недасведчаная, а і гультаяватая: ёй было ўлом залезці ў той жа google… Прыклады ад людзей, якія зналіся/знаюцца на беларускай:

«Такая была сьмешная норма, якую мы ўсё ж знаходзiлi магчымасьць перакрыць шматкроць» (Васіль Быкаў, «Доўгая дарога дадому»).

«Як шматкроць падымае ён цану літаральна кожнага слова, нават неабавязковага, уводнага, выпадковага!» (Андрэй Федарэнка, «Мяжа»).

«шматкроць паўтаральны (па сутнасці няспынны) і заўжды абнаўляльны “жыццёвы цыкл” літаратуры» (Таццяна Вабішчэвіч, кандыдатка філалагічных навук, «Роднае слова», № 8, 2010)

«Т. Дакутовіч шматкроць паўтарае пра контррэвалюцыйны лібералізм…» (Ганна Запартыка, дырэктарка БДАМЛМ, «Полымя», № 12, 2017)

Яшчэ, як выявілася, «праваабаронца» прапануе лічыць мацярок, што змагаюцца за змякчэнне выракаў для сваіх дзяцей, асуджаных па «антынаркатычных» артыкулах («Маці-328»), гэткімі ж злачынцамі… Ну, гэта поўны трэш і дно.

Калі мне раптам выпадзе cесці за краты (ад чаго ў стабільнай і працвятаюшчай ніхто не застрахаваны – нядаўна вунь кіраўніка віцебскай іудзейскай суполкі Леаніда Томчына «павязалі»), я б лепей без абароны застаўся, ніж з такімі «прыяцелькамі».

Антыгероі гэтай серыі. Здымкі: «Еўрарадыё» і «БелГазета»

Медыябізнэс у Беларусі – небяспечны занятак. Ва ўзросце крыху за 50, на маёй памяці, памірае ўжо чацвёртая постаць нацыянальнага маштабу. У 2002 г. не стала Ігара Гермянчука, у 2014 г. – Пятра Марцава, 24.09.2016 – Юрыя Базана, і вось 23.08.2018 – Алеся Ліпая… Цырымонію развітання падпсаваў адзін скандальны паэт-палітык, на фальш якога «купілася» колькі публічных асоб. Некаторыя паспяшаліся выплюхнуць сваю жоўць у бок праваслаўнай царквы; каму-каму, а Юрыю Зісеру гэтага не варта было рабіць (праўда, потым ён папрасіў прабачэння).

Каторы раз выпадае шкадаваць пра безадказнасць нашага «магната». Вось навошта было несці лухту, маўляў, «у евреев нет покаяния: что натворил, то за тобой и осталось навсегда» (25.08.2018)? Дарма што агностык, чалавек бываў у сінагозе – хоць бы навёў даведкі пра «ямім нараім», малітвы на Ём-Кіпур, тшуву ўвогуле…

Яшчэ ў ХІХ ст. Стэндаль пісаў, а як пра сённяшні дзень: «Пакуль Балівар вызваляў Амерыку… мой сусед, уладальнік папяровай фабрыкі, зарабіў дзесяць мільёнаў. Тым лепей для яго і ягоных дзетак. Але нядаўна ён займеў уласную газету, і цяпер штосуботу вучыць мяне, што менавіта я павінен любіць. Ён жа дабрадзей чалавецтва. Застаецца толькі паціснуць плячыма».

«Вольфаў цытатнік»

«Нашаe шахматнае ўладкаванне сёння ўяўляе з сябе палац з прыгожым фасадам, які так і цягне сфатаграфаваць і выкласці здымкі куды-небудзь у сацсеціва. І тады гэтыя фоты атрымаюць тысячы лайкаў. Але тыя, хто іх ставяць, не адчуюць смурод з далёкіх пакояў» (Уладзіслаў Каташук, 01.08.2018)

«[У параўнанні з брэжнеўскім СССР] якасць унутранай і знешняй палітыкі, якасць дзяржаўнага кіравання засталася ў цэлым на ранейшым узроўні, калі не пагоршылася. Зрабілі больш эфектным фасад, затое стала больш брыдка там, дзе наўпрост не відаць» (Аляксандр Бур’як, 24.08.2018).

«У доўгай перспектыве выйграе той, хто шмат не хлусіць. У кароткай перспектыве можны выйграць гэтыя канкрэтныя выбары, можна дабіцца гэтай канкрэтнай пасады, можна колькі-та часу ўседзець на гэтай пасадзе. Але ў цэлым палітычная тэндэнцыя перамагае тая, якой уласцівая блізіня да рэальнасці, якой уласцівая адказнасць» (Сяргей Пархоменка, 21.08.2018).

Вольф Рубінчык, г. Мінск

27.08.2018

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 27.08.2018  23:43

Виктор Жибуль о Григории Берёзкине

Виктор ЖИБУЛЬ

Способность чувствовать литературу

Исполнилось сто лет со дня рождения известного критика Григория Соломоновича Берёзкина (3 июля 1918, Могилёв – 1 декабря 1981, Минск). Он был одним из тех, кто, так сказать, держал руку на пульсе литературы, редко обходя вниманием книжные новинки, создавая меткие литературные портреты современников и тех, кто жил раньше. В своё время у него вышли книги «Паэзія праўды» (1958), «Спадарожніца часу» (1961), «Свет Купалы: думкі і назіранні» (1965), «Пімен Панчанка» (1968), «Человек на заре: рассказ о Максиме Богдановиче» (1970; по-белорусски – 1986), «Постаці» (1971), «Кніга пра паэзію» (1974), «Звенні» (1976), «Аркадзь Куляшоў: Нарыс жыцця і творчасці» (1978) и другие. Статьи Г. Берёзкина выделяются действительно основательным подходом, умением всесторонне раскрыть творческую индивидуальность того или иного автора, стремлением к объективности – насколько это было возможно в непростых условиях советского времени. Сразу чувствуется, что писал человек вдумчивый, эрудированный, требовательный, с тонким художественным вкусом.

О творческом наследии Г. Берёзкина даёт определённое представление и фонд № 24 в Белорусском государственном архиве-музее литературы и искусства (БГАМЛИ). Это фонд семейный: жена Г. Берёзкина, Юлия Канэ, была одновременно и его коллегой — много печаталась как критик, литературовед, переводчица, автор нескольких книг. Именно она передала документы в архив-музей перед своим отъездом в Израиль, где она живёт и поныне в городе Ход ха-Шарон. И, что интересно, большую часть (примерно две трети) документов фонда составляют документы именно Ю. Канэ. А всё потому, что Г. Берёзкин, при всей своей работоспособности, не особенно стремился сохранять собственные черновики – так же как не вёл дневников и не писал автобиографий…

Григорий Берёзкин в редакции журнала «Нёман». Конец 1960-х.

Юлия Михайловна выступила и как составительница посмертной книги Г. Берёзкина «Паэзія – маё жыццё» (1989). Это одно из самых объёмных изданий критика, и составили его статьи, которые не печатались ни в одной из его прежних, прижизненных книг. В архивном фонде машинопись издания занимает внушительный объём: 6 дел (единиц хранения) и 593 страницы!

Иные творческие документы Г. Берёзкина из семейного фонда значительно меньшие по объёму: это статьи о творчестве Валентина Тавлая, Максима Танка, Аркадия Кулешова, Сергея Дергая, Пимена Панченко, Алексея Пысина и совсем молодого в то время Юрки Голуба, также отпечатанные на машинке, рецензии на книги Анатолия Велюгина, Евдокии Лось, Янки Брыля, Петра Глебки, Алексея Кулаковского, Петра Шевцова… Среди этой совокупности машинописных текстов лишь одна рукопись-автограф: статья «Поэзия Советской Белоруссии» (1960), предназначенная для журнала «Нёман».

Есть среди документов и довольно неожиданные. Скажем, к литературным переводам Григорий Берёзкин обращался довольно редко: мы знаем в его пересоздании разве что два стихотворения еврейского поэта Изи Харика. А тут – рукопись перевода пьесы «Двери хлопают!..» французского драматурга и киносценариста Мишеля Фермо (1921–2007), по которой в 1960 году был снят одноименный фильм…

Григорий Берёзкин и Василь Быков на читательской конференции в библиотеке. 1970-е годы.

Своим жанром выделяется и ещё один документ – это воспоминания о Минском поэтическом пленуме 1936 года. Самому автору тогда было всего 17 лет, и он только начинал свой путь в литературу: в том самом году в идишеязычном журнале «Штерн» и в белорусскоязычной газете «Літаратура і мастацтва» увидят свет чуть ли не первые его серьёзные статьи и рецензии. Естественно, юноша был очень впечатлён, встретив сразу столько знаменитых поэтов из разных советских республик, чьи стихи читал в книгах и журналах! Было приятно услышать и проникновенные слова российских писателей в адрес белорусских коллег. И здесь же резали ухо вульгарно-социологические формулировки, не щадившие ни современников из 1930-х, ни классиков из ХІХ века.

Атмосфера была напряжённая: советские люди, в том числе писатели, жили в предчувствии войны с западным врагом, но на самом деле той войне предшествовала очередная волна сталинских репрессий. Поглотит она и тех, кто присутствовал на том пленуме. Владимир Ходыко, талантливой поэзией которого так восхищались ораторы, в том самом году будет необоснованно арестован, а ещё четыре года спустя погибнет под тяжёлой глыбой в лагерной каменоломне. Жертвой репрессий станет и грузинский поэт Тициан Табидзе. Да и самому Г. Берёзкину время его литературных начинаний будет стоить очень дорого:

«Произведенным по делу расследованием установлено, что Берёзкин, проживая в 1936–1937 годах в Минске, был связан с еврейскими писателями–националистами, среди которых существовала антисоветская националистическая группа, участником которой он являлся до 1941 года. Являясь участником указанной выше националистической группы, Берёзкин проводил враждебную работу, направленную против мероприятий партии и Советского правительства. Собираясь в Доме писателей и в редакции журнала “Штерн”, участники группы, в том числе и Берёзкин, вели антисоветские клеветнические разговоры в отношении политики ВКПБ и Советского правительства в национальном вопросе.

В проводимых антисоветских националистических разговорах участники группы проявляли резко враждебное отношение к мероприятиям партии и правительства в области национальной политики, считая, что все мероприятия ВКПБ направлены якобы на свертывание еврейской культуры в СССР» (Из обвинительного заключения, составленного после ареста Г. Берёзкина 9 августа 1949 г.).

Но тогда, в феврале 1936-го, Г. Берёзкин и представить себе не мог, что ему придётся отмучиться пять лет в сталинских лагерях! Он, как метко высказалась Ю. Канэ, был «преданный советской власти и преданный советской властью». И когда он потом старался восстановить имена творцов, несправедливо вычеркнутых из жизни и литературы, то занимался этим «со знанием дела», оглядываясь и на свой трагический опыт. Поэт и драматург Михаил (Михайла) Громыко в письме к Г. Берёзкину от 15 июля 1966 года так отозвался на его статью о своём творчестве:

«Статью Вашу прочитал два-три раза. Есть и “шаблонное слово”, но без него не обойдёшься: благодарю, очень благодарю!

Я не помню тех замечаний, которые в своё время писались относительно моих произведений. Да и были они, насколько мне известно, короткие и довольно поверхностные. Ваша статья – как раз то, чего я долго ждал.

Вы окончательно разбросали «насыпь молчания», которая на протяжении более чем 30 лет поднялась над моей личностью белорусского писателя» (БГАМЛИ. Ф. 24, оп. 1, ед. хр. 26, л. 4).

Получал Г. Берёзкин полные приязни и «белорусского спасибо» почтовые карточки от Ларисы Гениюш. Были бы благодарны ему и Михась Чарот, и Алесь Дударь, и Моисей Кульбак, и Владимир Ходыко, и Юлий Таубин – если бы выжили… Поблагодарили бы его и поэты, погибшие на Второй мировой: Микола Сурначёв, Алесь Жаврук, Алексей Коршак, Леонид Гаврилов. Г. Берёзкин и сам тогда был на волоске от смерти: в декабре 1942 года под Сталинградом был тяжело ранен и обморожен, около полугода провёл в госпиталях. И, наверное, чувство единства с поколением, с которым Г. Берёзкину довелось делить судьбу, помогало ему лучше понимать поэтов и писателей, их мировоззрение, мысли, склонности, мотивации…

Г. Берёзкин (слева) в редакции газеты «Советское слово» (весна 1945 г.); в писательском доме отдыха в Королищевичах под Минском, 1966 г. (слева – Хаим Мальтинский и Борис Саченко)

Но даже столько пережив, критик не любил рассказывать о своих горестях и не написал ни одного полноценного автобиографического произведения. Осознавая это, понимаешь, какую ценность имеет короткий машинописный текст о, казалось бы, всего лишь одном официальном мероприятии, культурном торжестве под сталинским колпаком, свидетелем которого был молодой Г. Берёзкин (публикуется по: БГАМЛИ. Ф. 24, оп. 1, ед. хр. 23, лл. 1–2). Уже не как критик, а как хроникёр выступает он здесь. Лишь одна страница из огромной истории литературы… Но, прочитав её, понимаешь, как же быстро сменялись они, эти страницы, перелистываемые неустанным ветром времени…

* * *

Григорий Берёзкин

О минском поэтическом пленуме 1936 года

1936 год. Февраль. В Минске работает созванный по инициативе Горького Третий пленум Союза писателей СССР. И целую неделю город живёт поэзией, радостью встреч со знаменитыми, дотоле только по фамилиям известными поэтами: «Смотрите – Тихонов… А тот, коренастый, рядом с ним – не Тициан ли Табидзе?.. Девушки, Уткин! Какой красавец!» Гордость, любовь, восхищение…

Близость враждебного Запада всё время ощущалась на пленуме. Словно туча сгустилась над головами, когда Алексей Сурков зачитал строки из письма к нему Горького: «Перед нами неизбежность нападения врагов, перед нами небывалая по размаху война…»

С искренним уважением к белорусской литературе, с хорошим знанием её выступали многие известные русские писатели. С неожиданной стороны подошёл к белорусской литературе Николай Асеев, поэт, который через всю жизнь пронёс чрезвычайный интерес к первозданной языковой свежести народной песни, летописи, былины.

«Я с огромным волнением поднимаюсь на эту трибуну, – начал Асеев. – Я чувствую, что приехал не в гости, а к родным, в родную семью… Я узнаю в украинском, белорусском языках какие-то корни слов, что снились мне в детстве, какие-то забытые мной привычки того настоящего языка, на котором разговаривали народы, а не прослойка поэтической интеллигенции, в которой мы воспитывались». И далее — переход к творчеству одного белорусского поэта, со стихами которого Асеев познакомился в Минске: «Когда я читаю стихотворение Владимира Ходыко “Пры святле тваіх усмешак” (впервые опубликовано в журнале «Полымя рэвалюцыі» № 5, 1935 – В. Ж.), я слышу: в нём звучат какие-то возможности обновления моего языка новыми поэтическими средствами».

Борис Пастернак, выступая в прениях, говорил, что «всех ближе» за него «отволновался Асеев, когда он говорил о белорусской поэзии, о радости, которую приносит родство языков». И тут же Пастернак поблагодарил белорусских поэтов за то, что, как он сказал, они «такие настоящие».

Пленум тридцать шестого года и всё, что на нём говорилось о белорусской литературе, нельзя «вылущить» из своего времени со всеми его взлётами и противоречиями. Нет-нет, а из уст некоторых ораторов вылетала почти канонизированная в те годы «железно-социологическая» формула: «Дунин-Мартинкевич – поэт крепостничества», «Богушевич – провозвестник белорусской буржуазии», а то и формула ещё более зловещая и, для нынешнего уха, редкая по несправедливости: «Поэты-националисты и контрреволюционеры объединились в организации “Узвышша”»…

И всё же, несмотря на «формулы», для белорусской литературы имел большое значение сам факт, что её злободневные проблемы обсуждались на таком высоком форуме, – всесоюзном писательском пленуме.

Вокзал, поезд, флаги. Минск прощается с дорогими гостями, поэтами многих советских народов. Что там, за ближайшими перегонами времени? Работа, книги, широкие читательские аудитории. И тяжёлые, трагические испытания. И война… «Товарищ, мы будем вместе…»

1968 г.

* * *

Это – страница из блокнота Григория Берёзкина с заметками, сделанными во время чтения книги Алексея Кулаковского «Незабываемое эхо» (БГАМЛИ. Ф. 24, оп. 1, ед. хр. 25, л. 21). Книга вышла в 1956 г. – как раз тогда, когда Г. Берёзкин был окончательно реабилитирован и вернулся к активной литературной работе. Заметки свидетельствуют, что он пытливо знакомился не только непосредственно с книгами поэтов и прозаиков, но и с отзывами на них иных критиков: здесь есть, например, и выписки из рецензии Григория Шкрабы.

Перевёл с белорусского В. Р. по журналу «Маладосць», № 7, 2018

Опубликовано 05.08.2018  18:08