Tag Archives: Антон Долин

ИГРА С НУЛЕВОЙ СУММОЙ?

Шалом! Истекшие 10 дней запомнились вестью о празднике Швуэс и хорошей погодой в городе-герое Минске. Также тем, что вместе с другими минчанами поработал на озвучке художественного фильма с репликами на идише (приятно на пороге 45-летия испытать нечто новое). Еще понаблюдал за суетой вокруг неказенного фестиваля интеллектуальной книги “Pradmova” и казенного “Республиканского фестиваля национальных культур”, 13-го по счету. Но сначала – о прямом или косвенном воздействии моей писанины 😉
.
27 мая прозрачно намекнул на то, что польза от многочисленных визитов Светланы Тихановской & Co. к зарубежным чиновникам неочевидна, и оп-ля! Четыре дня спустя Светлана попробовала *реабилитироваться”, обратившись к евросоюзовским с просьбой угощать белорусов не только “кнутом” (санкциями), но и “пряниками” (безвизовым режимом, новым “планом Маршалла”). Правда, на эти же темы офис Тихановской периодически вещал, начиная с осени 2020 г. Тогда “невероятных” не очень-то слушали ввиду эпидемии COVID-19, сейчас – по причине наплыва беженцев из Украины (еще вопрос, как прокормить-интегрировать этих людей). Да и восстановление нашей южной соседки после нашествия рашистов, по скромным подсчетам, потребует сотен миллиардов евро, что “не семечки”. Договорятся ли западные правительства со своими избирателями, особливо с толстосумами? Наскребется ли после утверждения суперплана для Украины хотя бы пара-тройка мильярдов на проекты в Синеокой?
.

Пока для “прошаренных” белорусов какие-то деньжата находятся. По крайней мере, вышеупомянутая, уже стартовавшая “Прадмова” была задумана с размахом – десятки презентаций и дискуссий в Грузии, Литве, Польше. Однако незадолго до открытия приключился скандал: заявленные участники from Ukraine не пожелали смириться с присутствием в программе россиянина (Антон Долин). Похоже, их расстраивали и российско-израильские литераторы (Линор Горалик, Виктор Шендерович). В итоге украинцы “хлопнули дверью”; некоторые солидарные с ними белорусы (Алесь Плотка…) тоже. А. Долин, почувствовав себя неуютно, тихонько ушел следом..

Те, кто регулярно читает мои тексты, в курсе: организаторы “Прадмовы”, да и один из их “хедлайнеров”, составитель сборников поэзии Мойше Кульбака, малосимпатичны мне. Что называется, в разведку бы не пошел… Но (около)книжная деятельность – не совсем-таки война, а культура – не игра с нулевой суммой, где профит одного (к примеру, кинокритика из РФ) автоматически привел бы к потерям другого (к примеру, украинского поэта или белорусского культуролога). Проще говоря, ознакомившись с опубликованными планами “Прадмовы”, не заметил я проблемы с подбором участников. И, в отличие от Макса Жбанкова (fb, 30.05.2022), не сложилось у меня впечатления, что “русские блюда подают с особым восторгом и почтением”.

Не последняя минская литераторка Анна Янкута высказалась в том смысле, что белорусы на белорусском фестивале не должны “тесниться”, что российская культура – “вообще не наша проблема”. Ну, а мне мыслится, что всем, кто хочет лучшего будущего для этого грешного мира, нужно по мере сил поддерживать антифашистов и антирашистов, независимо от цвета их паспорта. Да и не следовало бы кой-кому быть “святее папы Римского”… в данном случае, Владимира Зеленского, демонстративно предоставившего гражданство Украины экс-петербуржцу Александру Невзорову.
Не могу не напомнить и о том, что во Вторую мировую войну немалый вклад в общую Победу внесли немцы-антинацисты. Некоторые из них ярко проявили себя на территории Беларуси.
.
.
Фриц Шменкель (1916-1944) – солдат вермахта, ставший Героем Советского Союза. И доска в его честь на пл. Свободы в Минске (фото из википедии)
.
Отталкивать людей по этническим признакам и/или по причине “неправильного” гражданства – дельце не столь хлопотное, сколь небезопасное. Не знаю, спасут ли мир красота/любовь (сомневаюсь), но фантазии о коллективной вине уж точно не спасут.
Кажись, уроки Короткевича В. С., точнее, его повести “Лicце каштанаў“, созданной аккурат полвека назад, не усвоены до сих пор. Как отставной библиотечный работник, все же порекомендую к прочтению  (есть и перевод на русский – “Листья каштанов”).
.

О гродненском фестивале “национальных культур”, на коем присутствовали и евреи. Лейтмотив его – “мир, дружба, жвачка” под сенью мудрого правителя, которому нет равных на Западе, Юге и Севере (ну, разве где-то на Востоке). С точки зрения идеологов, “нацмены” должны быть премного благодарны за то, что в РБ их не лишили базовых прав. Любопытно высказывание Тенгиза Думбадзе, осенью 2019 г. угодившего в палату представителей (sb.by, 04.06.2022): “Мои друзья, живущие в Грузии, часто спрашивают: как мне с грузинской фамилией удалось стать депутатом Парламента. Отвечаю им: в Беларуси не делят людей по национальному признаку”. А-яй, в Украине, выходит, тоже не делят – ведь там уроженец Кабула Мустафа Найем был в середине 2010-х не просто депутатом, а замглавы крупной фракции, и человек с грузинской фамилией Арахамия третий год рулит в Верховной Раде “слугами народа”? Как же тогда быть с “нацистской идеологией”, или “это другое”? 🙂

В Беларуси, взамен таких “плюшек”, как право раз в 2 года “на людей показать и себя посмотреть” (министр культуры: “подобных фестивалей национальных культур в мире нет”), “нацмены”, по мнению обер-чиновницы, должны “доносить людям правду о нашей стране… когда поляк, который живет в Беларуси, говорит о том, какая это страна на самом деле, его должны услышать” (sb.by, 03.06.2022). Очевидно, имеется в виду (дальнейшее) встраивание национально-культурных объединений в систему агитпропа РБ. Довольно унылая схемка: и не новая (еще не забыты “дрессированные евреи” начала 1970-х – середины 1980-х, дававшие отлуп “инсинуациям” об антисемитизме в СССР), и малоэффективная, поскольку предполагает использование лиц, не очень авторитетных за кордоном. Упоминание некоего образцово-показательного поляка получилось еще и циничным – не далее как в апреле с. г. сообщалось, что из “польских” школ Гродно и Волковыска вытесняют польский язык под тем предлогом, что уточненный кодекс об образовании не разрешает в Беларуси преподавание на языках “нацменьшинств” (прощай, традиционная методика “иврит на иврите”?..)
.
Раз уж речь снова зашла об “информационном фронте” – эхо слышится не только из штаба С. Тихановской 🙂 Первый президент, будто реагируя на “майские тезисы“, посокрушался 3 июня: “Плохо работаем… Пока мы недотягиваем”. Ну, здесь вряд ли что-то можно исправить. В мае 2021 г. процессы были еще обратимы – при некоторых условиях инакомыслящие сумели бы, пожалуй, заключить перемирие с администрацией, даже “вписаться” в ее проекты (напр., обновление конституции). После всего, что власти наворотили за последний год, трудновато вообразить подобный сценарий. Если уж издательства и книжные лавки видятся “наверху” как огневые точки… (Андрей Янушкевич и Анастасия Карнацкая после административного ареста, выписанного им в середине мая 2022 г., не вышли на свободу). Теперь вот бар “Kalinouski” пострадал, не иначе как из-за названия (чем “информационному спецназу” не по нраву повстанец XIX в., см. здесь).

Тем временем система продолжает грызть “своих”. Показателен фитиль, вставленный актрисе Вере Поляковой (aka жена министра иностранных дел), которую пару месяцев назад назначили аж директором ТЮЗа. Диалог, опубликованный 21.05.2022:

Юлиана Леонович: – В репертуаре по-прежнему значится спектакль “З нагоды мёртвых душ”, небезызвестные авторы которого не устают критиковать власть в соцсетях. Будете ли вы из-за этого снимать спектакль из репертуара?
Вера Полякова-Макей: – Давайте откровенно: спектакль великолепный… А что касается его авторов… Бог им судья. Они решили, что будут заниматься политикой, – значит, это их выбор… Я не считаю, что его нужно убирать из репертуара.
.
На днях главный М-к страны одернул “мягкотелую часть нашей интеллигенции”: “Довелось слышать, что “пьеса Жвалевского и Пастернак будет восстанавливаться, патамушта пусть они плохие, а пьеса хорошая”. Правда, что ли? Так и у Шикльгрубера картины были ниче так, и Гамсун вроде бойко писал… Еще Бахаревича тоже можно, наверное, поставить на государственной сцене?” Пардон, особенности стиля сохранены.
.
.
Пустое кривлянье или черная метка для Макея? Покамест у меня вместо комментов лишь картинка… 😉 Умникам достаточно.
Вольф Рубинчик, г. Минск
06.06.2022
w2rubinchyk(@)gmail.com
Опубликовано 06.06.2022  23:50

Сергей Лозница о своем фильме “Бабий Яр. Контекст”

29.09.2021

Марина Барановская

Бабий Яр: между Холокостом, советским антисемитизмом и забвением

Сергей Лозница, режиссер фильма “Бабий Яр. Контекст”, в интервью DW рассказал о том, почему вместо игрового фильма снял документальный, о Холокосте, антисемитизме и необходимости говорить правду о трагедии в Киеве.

Кадр из фильма Бабий Яр. КонтекстКадр из фильма “Бабий Яр. Контекст”

Фильм Сергея Лозницы “Бабий Яр. Контекст”, снятый при поддержке Мемориального центра Холокоста “Бабий Яр” и смонтированный из документальной хроники 1941-1946 годов,  рассказывает о событиях, предшествующих расстрелу нацистами 33 771 еврея в оккупированном Киеве 29-30 сентября 1941 года, и следующих за этой трагедией. Премьера картины состоялась на Каннском кинофестивале, где “Бабий Яр. Контекст” получил приз “Золотой глаз”.

Накануне 80-летия катастрофы в Бабьем Яре DW поговорила с режиссером о работе над картиной, Холокосте в СССР, забвении, антисемитизме и необходимости говорить правду, чтобы не допустить повторения трагедии.

DW: Вы занимаетесь этой темой без малого 10 лет – в 2012 году вы собирались снимать игровой фильм об этой трагедии. Как родилась эта идея?

Сергей ЛозницаСергей Лозница

Сергей Лозница: Я вырос в Киеве, на Нивках, в районе по соседству с Бабьим Яром. Учился плавать в бассейне “Авангард”, построенном в конце 60-х как часть спортивного комплекса, который должен был появиться на месте расстрелов евреев. Потом строительство остановили, все засыпали и сделали там парк, уничтожив еврейское кладбище. Я возвращался домой из бассейна пешком, мой путь пролегал через этот парк, и иногда я натыкался на странные камни с надписями на загадочном языке. Тогда я понятия не имел, что это – обломки еврейских могил. Но вопросы в моей детской голове возникали: что это, откуда это?

Позже на этом месте появился камень с надписью, что здесь будет памятник “советским гражданам, расстрелянным в Бабьем Яре”. Тогда я, наверное, впервые узнал о совершившейся здесь трагедии. В школе никто ничего не рассказывал. В 1976 году в парке установили уродливый советский памятник – я хорошо помню его появление.

А примерно в 1988 году я прочитал книгу Анатолия Кузнецова “Бабий Яр”, и она меня потрясла. Тогда я еще не думал, что стану кинорежиссером. Когда же я начал снимать игровое кино, одним из первых сценариев, которые я задумал, была история Дины Проничевой, спасшейся из Бабьего Яра. Первую версию сценария я написал в 2012 году. Провел довольно серьезную работу, несколько лет занимался только поиском материалов в архивах, работал с историками, специалистами по истории Киева в эпоху немецкой оккупации.

Кадр из фильма Бабий Яр. КонтекстКадр из фильма “Бабий Яр. Контекст”

Чем больше я узнавал о трагедии, тем яснее становилось, что у моего фильма не может быть одного главного героя или группы героев, как это принято в традиционном кинематографическом нарративе. Форма и структура сценария постепенно трансформировалась, и, в конце концов, я пришел к нарративу, состоящему из отдельных эпизодов, представляющих все основные силы, игравшие ту или иную роль в катастрофе Бабьего Яра: немцы, советская армия, НКВД, националисты, евреи, жители Киева…

Я собирался начать съемки игровой картины “Бабий Яр” летом 2020 года.

– А как получилось, что первым появился монтажный документальный фильм, собранный из архивной кинохроники?

– Началась пандемия, и мы вынуждены были отложить съемки. Это очень сложная историческая картина с огромным количеством локаций, с тысячами актеров массовых сцен, с международной съемочной группой и т.д…  Незадолго до начала пандемии, зимой 2020 года, Илья Хржановский, художественный руководитель Мемориального Центра Холокоста “Бабий Яр” в Киеве, предложил мне сделать для Мемориала проект. К этому времени я уже работал с архивными материалами – хотел поставить в игровой фильм сцены, смонтированные из документальной хроники. И я предложил Илье сделать инсталляции из архивных эпизодов.

Мы работали с архивами нескольких стран, и мне удалось найти уникальные кадры, снятые совершенно разными людьми: и операторами немецких рот пропаганды, и советскими военными операторами, и немецкими офицерами и солдатами, у которых были любительские камеры, и они на досуге снимали “видео-дневники” своего похода на восток.

В немецком бундесархиве (Федеральный архив Германии – Ред.) нам удалось найти кадры погрома во Львове. Это совершенно уникальный материал, который мы оцифровали и отреставрировали. Также обнаружили очень много материалов о советских военнопленных. Чем дальше я работал над эпизодами для инсталляции, тем яснее понимал, что из этих эпизодов у меня выстраивается полнометражная документальная картина.

– В каких архивах вы искали видеохронику для фильма?

– Первым был архив Пшеничного в Киеве, где, помимо хроники первых месяцев войны и прекрасных съемок Киева, я обнаружил советский киножурнал длительностью 17 минут о Киевском процессе 1946 года (судебный процесс над 15 нацистскими преступниками, совершившими злодеяния в Украине в 1941-44 гг. – Ред.). А все материалы по этому процессу – три часа съемки – нашлись в Российском Государственном архиве кинофотодокументов в Красногорске. И среди этих материалов было снятое целиком свидетельство Дины Проничевой, спасшейся из Бабьего Яра.

Вообще советских материалов о первых месяцах войны не так много, а немцы снимали очень активно, в том числе, и на передовой. Очень важным был бундесархив. В нем мы работали два года, потому что там горы материалов. Я по названию дивизий и корпусов, вошедших на территорию Советского Союза, по траектории их движения определял, материалы какого немецкого подразделения мне нужны, и кое-где находил уникальные кадры. Есть, например, невероятная в художественном смысле съемка: первые месяцы войны, какое-то селение, сожженные дома, советские военнопленные, немецкие солдаты, орудия, кони, танки, – все вместе. Это снято не для пропаганды, кто-то снимал для себя – потрясающие цветные кадры.

Еще мы работали с частной коллекцией Карла Хоффкеса и с региональными немецкими архивами – там тоже можно найти любительские съемки. Например, в Штуттгартском земельном архиве я обнаружил редкие кадры первого взрыва на Крещатике – их совершенно случайно сделал немецкий офицер, который в этот день, 24 сентября, находился в Киеве именно в этом месте и снимал на камеру все, что происходило вокруг.

Кадр из фильма Бабий Яр. КонтекстКадр из фильма “Бабий Яр. Контекст”

– События до и после трагедии в Бабьем Яре поданы в виде документальной кинохроники. Съемок расстрелов в Бабьем Яре не существует в принципе – вместо этого на экране замедленный фоторяд из фотографий немецкого фотографа Йоханнеса Хелле, снятых на следующий день. А вслед за ними – растянутая в кадре длинная цитата из очерка Василия Гроссмана “Украина без евреев”. Эта часть фильма резко контрастирует с его общей стилистикой. Почему вы включили эту цитату в картину?

– Для меня фильм сложился в тот момент, когда я обнаружил эссе Василия Гроссмана. На территории бывшего Советского Союза оно было опубликовано на русском языке полностью только один раз – в рижском еврейском журнале “Век” в 1991 году. А до этого первая часть эссе, переведенная на идиш, появилась в 1943 году в газете “Эйникайт”, которая издавалась Еврейским антифашистским комитетом.

И в эссе “Украина без евреев” Гроссман очень точно пишет о том, что произошло. Такого определения я не встречал нигде. Он говорит о том, что был уничтожен, выкорчеван с корнем целый народ. Народ, который жил на этой земле без малого пять веков, стерт с ее лица. Это практически библейский текст, который нельзя читать без слез. В фильме я цитирую большой фрагмент из эссе Гроссмана. Это, если хотите, стейтмент – этот текст должны прочитать. И для меня это кульминация картины – ровно на ее середине. А дальше – послесловие.

– В фильме полностью отсутствуют комментарии – на экране лишь кадры кинохроники и минимум титров, объясняющих события. Но в том, как смонтированы эпизоды, в том, как они выстроены, авторский взгляд очень ощутим. Каков он был, ваш авторский замысел?

– Я строил картину таким образом, чтобы она вызвала сильное переживание,  сильную эмоцию. У меня есть наивная вера в то, что если человек переживет эту эмоцию – во время просмотра или позже, вспоминая увиденное, – может быть, он задумается над тем, что делал бы сам в таких диких обстоятельствах. И если вдруг он когда-нибудь столкнется с чем-то подобным, может быть, пережитое ощущение трагедии как-то даст о себе знать, удержит этого человека от преступления.

– В одном из интервью вы сказали, что Бабий Яр – это символ Холокоста на территории Советского Союза. Но в советской историографии было принято считать, что в Бабьем Яре погибли не евреи, а советские граждане. Почему во времена СССР память об убийстве евреев в Бабьем Яре была практически размыта?

– По-моему, это предельно ясно: потому что Советский Союз был антисемитским государством. Все его правители были антисемитами. Тон задал еще Сталин, который сразу после войны начал готовить большой Холокост в Советском Союзе с уничтожением евреев как внутренних врагов – опираясь на уже существующий и активно подогреваемый, разлитый в советском пространстве антисемитизм.

И эта “традиция” сформировалась и сохранилась – и при Хрущеве, и в дальнейшем. А вообще это тема для историков – уверен, что вопросы строительства памятника рассматривались в ЦК компартии Украины, так что было бы интересно поднять все документы, связанные с Бабьим Яром. Полагаю, такая работа уже была проведена.

– Мемориала в память об убитых в Бабьем Яре евреев не было в течение почти 80 лет после трагедии. Причем 30 лет из них – это годы независимости Украины. И даже сейчас работа Мемориального центра Холокоста “Бабий Яр” вызывает активное противодействие некоторых “представителей прогрессивной общественности” в Украине. Чем это можно объяснить?

– Мемориальный комплекс за 30 лет не появился потому, что для этого необходима была, во-первых, политическая воля тех, кто руководил Украиной. А ее, по всей видимости, не было. Во-вторых, для этого необходима была воля киевлян. Ведь эта трагедия произошла в Киеве, а, значит, ответственность лежит, в том числе, и на всех его жителях. Это же страшное пятно на городе. Но я, к сожалению, не вижу у моих сограждан страстного желания помнить о трагедии и хранить эту память.

В 2004 году была сделана попытка создать в Бабьем Яре государственный “украинский мемориал” – опять-таки, не сказав всей правды о том, что это было, прежде всего, место уничтожения евреев, которых расстреливали только за то, что они – евреи. Эта попытка не удалась.

Сегодня, когда команда Ильи Хржановского делает такую важную и нужную работу, сторонники “альтернативного мемориала” пытаются им каким-то образом помешать, оклеветать, обвинить… Меня это поражает: вместо того, чтобы заниматься созиданием, люди занимаются разрушением.

Кадр из фильма Бабий Яр. КонтекстКадр из фильма “Бабий Яр. Контекст”

– Участие местного населения в преступлениях Холокоста – очень чувствительная для Украины тема. В картине есть кадры кинохроники, где жители Львова встречают нацистов цветами, где киевляне развешивают плакаты “Гитлер – освободитель”. Вы не боитесь, что после показа фильма в Украине вас обвинят в провокации?

– Я полагаю, что люди, которые будут смотреть фильм, обладают здравым смыслом. Коллаборационизм – крайне болезненная тема, он существовал в каждой оккупированной нацистами стране. Ничего уникального в этом нет. Однако опыт работы с историей коллаборационизма и с памятью о ней у каждой страны свой. На мой взгляд, люди должны знать правду.

На территории бывшего СССР во время Второй мировой войны были уничтожены 2 миллиона 900 тысяч евреев – выжило меньше одного процента. На территории Украины до войны жили примерно полтора миллиона евреев. Убить такое количество людей силами только лишь айнзацгрупп – какими бы бойкими и энергичными они ни были – невозможно.

Один из ведущих историков Холокоста, Тимоти Снайдер, в книге “Переформатирование наций” пишет о том, что ни одна немецкая айнзацгруппа самостоятельно не собрала бы по всем городам, поселкам и деревням Украины такое количество евреев. Этим сбором занимались 12 -18 тыс. местных полицейских, которые затем участвовали и в расстрелах.

Известно, что местные жители доносили на евреев, выдавали их немцам, а иногда и самостоятельно проводили карательные операции. В архивах СБУ, с которыми я работал, есть история о том, как после расстрелов в Бабьем Яре жители Подола отправились искать уцелевших евреев. Нашли 12-13 человек, в основном, старух, которые не были в состоянии передвигаться, выкопали яму на пересечении двух улиц, и в этой яме забили их камнями и засыпали землей. После освобождения Киева в 1943 году этих людей повесили, а перед этим они дали подробные показания на суде.

Я читал протоколы допросов: “Запишите, пожалуйста, что моя жена не принимала участие в избиении – она только снимала сапоги”. На месте этого зверского преступления должна стоять мемориальная табличка или мемориальный знак, но о нем никто не знает. А ведь таких историй, поверьте мне, было достаточно.

– Можно было ожидать, что заключительными в фильме станут кадры Киевского процесса 1946 года и сцена повешения приговоренных к казни немцев. Почему вы решили завершить его кадрами 1952 года, где Бабий Яр по решению Киевского горсовета заливают смесью воды и строительного грунта?

– Я с самого начала собирался закончить фильм кадрами замыва Бабьего Яра. Для меня эта картина – о забвении. О трагедии, которая была забыта. Мне кажется, что преобладающее отношение к убийству в Бабьем Яре – равнодушие. Если выйти сегодня к Бабьему Яру и спросить у людей, живущих в домах, построенных на месте расстрелов, нужен ли мемориал, нужно ли как-то об этой истории говорить, рассказать правду о том, что происходило, я уверен, что большинство откровенно скажет, что их это не интересует.

– Это очень неутешительный прогноз…

– Да просто вспоминать некому. До войны в Киеве жил миллион человек, и четверть из них, 25 процентов, были евреями. Если бы сейчас в городе жили 250 тысяч евреев, думаю, к этой истории было бы совсем другое отношение. К сожалению, мы продолжаем жить в обществе, где люди идентифицируют себя, причисляют к себя к группам по этническому происхождению.

– Какой, на ваш взгляд, главный урок, который мы должны вынести из трагедии Бабьего Яра?

– Я думаю, что люди должны узнать правду о том, что происходило. Как на этой земле случилась такая катастрофа, почему. Люди должны понимать механизмы, которые привели к ней, чтобы не допустить ее повторения. Для этого нужна правда. Потому что если этого не произойдет, эта трагедия будет преследовать, как призрак, и не даст возможности развиваться дальше.

– Несмотря на то что в Германии была проведена большая работа в плане культуры памяти и исторической ответственности, Бабий Яр не занимает большое место в этом нарративе. Тема расстрелов евреев в Восточной Европе современному жителю ФРГ не особенно хорошо известна. Как вы думаете, какой будет реакция в Германии на ваш фильм?

– Я не знаю. Но я могу рассказать, какой у меня был опыт, когда мы озвучивали фильм. Мы делали картину в Литве, в Вильнюсе, и мой ассистент пригласил человек десять немцев, живущих и работающих в городе, для озвучивания нескольких сцен. Никто из них не был профессиональным актером, нам просто нужны были носители языка. Озвучивать, как вы понимаете, нужно было преступников: таких, например, как генерал-губернатор Польского Губернаторства Ганс Франк. И все эти десять немцев, которых мы пригласили, охотно с нами сотрудничали и благодарили за то, что мы делаем такую важную и нужную картину об исторической трагедии. Говорили, что гордятся тем, что смогли нам помочь.

Я уверен, что стране, в которой проработана эта тема, где жива память о трагедии Холокоста, будет очень сложно вернуться к преступной политике – неважно, против евреев или какого-то другого меньшинства. Поэтому очень важно создавать в Украине такие институции, как Мемориал, ведущий огромную научную, культурную и просветительскую работу. Полагаю, Украина в самом начале этого пути. Спустя 80 лет.

Источник

Читайте также

«Бабий Яр. Контекст» — документальный фильм Сергея Лозницы о Холокосте и заговоре молчания Убийства в нем не показаны, но зрители в Каннах выходили с сеанса молча

Опубликовано 09.10.2021 13:13

Надав Лапид и его “Синонимы”

«Похоже, я снял очень религиозный фильм»Режиссер Надав Лапид о картине «Синонимы»: это история израильтянина, который пытается забыть родину и стать французом

Meduza
K.M. Krause / Future Image / WENN.com / Vida Press

Фильм израильского режиссера Надава Лапида «Синонимы», получивший на Берлинском фестивале «Золотого медведя», вышел в российский прокат 25 апреля. В центре картины — парадоксальная история молодого израильтянина Йоава, который переезжает в Париж, чтобы полностью отказаться от своего языка и национальной идентичности, став французом. Кинокритик «Медузы» Антон Долин обсудил с режиссером израильское кино, саму картину и то, насколько она автобиографична.

— Для многих присуждение «Золотого медведя» вашим «Синонимам» было неожиданностью. Никто не ждал такого радикализма от возглавлявшей жюри Жюльет Бинош. А вы удивились? Или ждали триумфа? 

— Ну, мало кто просыпается поутру и говорит себе: «Сегодня я выиграю „Золотого медведя“»! Разумеется, это было сюрпризом, к такому приготовиться невозможно. С другой стороны, даже большие кинофестивали лишь делают вид, что охотятся за новыми именами и свежими идеями — на самом деле из года в год они все консервативнее. Да и решения жюри, как правило, компромиссны. Я же бывал в жюри много раз, знаю по себе: первый приз не дают картинам, разделившим аудиторию. «Синонимы» — не типовой победитель. Однако я сделал амбициозный фильм и попробовал затронуть фундаментальные ценности, важные для каждого. В этом смысле «Синонимы» выходят за пределы синефильского гетто, так называемого «кино не для всех». Они могут войти в коммуникацию с каждым, кто этого захочет. В них есть что-то радостное, рок-н-ролльное. «Синонимы» — это не Бела Тарр. Хотя я люблю Белу Тарра!

К тому же, знаете, многие говорили мне, что они рады победе «Синонимов» — даже не потому, что переживали за меня, а потому, что случилось нечто крайне редкое: «Золотого медведя» присудили кому-то, кто бросает вызов традиционным формам кинематографа и пытается их обновить. Такого на больших фестивалях не случалось с момента победы «Дядюшки Бунми» Апичатпона Вирасетакула в Каннах. Даешь главный приз подобной картине — посылаешь месседж молодым режиссерам: можно экспериментировать, позволено не бояться новизны. По-моему, именно это хотели сказать Бинош и ее коллеги по жюри, принявшие единогласное решение.

Забавно, но теперь Бинош болеет за «Синонимы» и шлет мне смски, спрашивая, как публика принимает фильм. А принимает она хорошо. С другой стороны, мои противники и враги никогда не атаковали меня настолько яростно, как сейчас. Ничего, я не против, это часть игры. Главное, что никто не остается равнодушным.

— Cahiers du Cinema поместили кадр из «Синонимов» на обложку, а кто-то из критиков написал: «Лучший французский фильм за долгие годы сделан израильтянином». А я подумал, что в «Синонимах» есть другой забавный парадокс: это своего рода апофатический фильм, который исследует концепцию «еврейскости», при этом обходясь без израильской натуры и даже иврита. Более того, их отрицая.

— Если посмотреть так, то «Синонимы» — очень еврейский фильм! Ведь годами, да что там, столетиями Израиль для евреев был искусственной конструкцией, чем-то несуществующим, воображаемым. Мечтой, фантазией, раем. Мессией, который никогда не придет. Знаете, что одно из значений слова «мессия» — «тот, кто никогда не придет»? Израиль в моем фильме — запретное место, где нельзя находиться, откуда надо сбежать. И оно тоже воображаемое и невозможное.

— Да ведь и Йоав ведет себя как мессия — кричит, что пришел спасать французов, как пророк ведет их в посольство Израиля, сбивая по пути заборы!

— Если подумать, вы полностью правы. Сначала он бежит от этой ответственности, а потом начинает играть в какого-то Бонапарта. Кричит: «Французы, вы спасли меня, а я спасу вас!» Один мессианский жест за другим.

— Это напомнило мне о Жюльене Сореле из стендалевского «Красного и черного». Вообще «Синонимы» отсылают к французской романтической традиции XIX века.

— Да, мне Йоав тоже напоминает Сореля! А еще героя Кнута Гамсуна из «Голода». Его мессианская программа похожа на программу Джона Леннона в «Imagine». Как мессия, он истязает свое тело во благо других: терзает его, голодает, проституирует. Похоже, я снял очень религиозный фильм. А Париж — земля обетованная. Раньше Израиль тоже был обетованной, но стал проклятой землей. Возможно, это одно и то же: мессия превращает проклятую землю в обетованную. Однако осуществление мечты — не всегда то, к чему следует стремиться. Как говорил Оскар Уайльд, «когда боги хотят нас наказать, они исполняют наши желания».

— Мой далекий кузен, живущий в Иерусалиме, однажды ответил на вопрос, который меня давно мучал. Мир переполнен еврейскими гениями: режиссерами, музыкантами, писателями. Но в Израиле таких гениев крайне мало. Кузен сказал: «Приехав в Израиль, они перестают быть евреями и превращаются в израильтян». Кажется, ваш фильм именно об этом. Его герой — своего рода Агасфер, отказавшийся от родины и обреченный на скитания. 

— Он безродный космополит, классический странствующий еврей. Его единственная родина — истории, при помощи которых он определяет себя. Он рассказывает эти истории гоям, чтобы заработать себе на пропитание. Первые сионисты тоже были странствующими евреями. Для них иврит был языком священным, но и запретным тоже. Говорить на нем в повседневной жизни не разрешалось. В «Синонимах» Йоав тоже отказывается говорить на иврите. В первый раз за фильм он использует родной язык, когда лежит на полу совершенно голый, засунув себе палец в задницу. Но унижение и возвышение, грязное и сакральное — известная дихотомия, одно — всегда оборотная сторона другого. В этом смысле «Синонимы» тоже очень еврейский фильм.

Вспоминаю черный еврейский юмор: «Единственным окончательным решением еврейского вопроса было создание государства Израиль». Возник Израиль, и исчезли евреи, остались только израильтяне. Поэтому Йоав вспоминает своего деда, который уехал в Палестину из Европы и тоже бросил свой родной язык — предал идиш, чтобы заговорить на иврите. Йоав совершает нечто противоположное и вместе с тем повторяет то, что сделал его дед.

«Синонимы». Трейлер
Официальные HD Трейлеры

— Насколько Йоав — это вы? Ведь фильм формально автобиографический, но герой значительно моложе вас.

— Я никогда не собирался снимать фильм о своей жизни и своей личности. Меня это просто не интересует. Но я должен сказать, что каждый человек — окно, через которое можно посмотреть на мироздание, и моя собственная жизнь тоже может служить подобным окном. Ваша жизнь тоже могла бы пригодиться, но свою биографию я знаю лучше, потому ее и использовал. Автобиографический бэкграунд — лишь технический прием, не более.

В «Синонимах» меня интересовало освобождение человека от самой идеи принадлежности какой-то нации или земле. Примерно как в «Imagine». Можно ли действительно стать гражданином вселенной? Или мы неспособны обойтись без классификаций и идентичности? Ведь они помогают нам понять, кто мы такие, почувствовать себя не одинокими. Бываем ли мы свободными? Израиль — та страна, где этот вопрос особенно актуален. Потому что Израиль — как и Россия, а отчасти и как Франция, — не только территория на карте мира, но и мощная идея преображения человека. Так вдруг и обнаруживаешь, что ты не личность, а часть чьего-то концепта, некоего общего проекта. В Израиле это повседневный вопрос, который человек ставит перед собой впервые в детском саду.

— Ваш предыдущий фильм называется «Воспитательница», в нем действие происходит в детском саду! И он о том, что израильтянину быть поэтом не пристало. 

— Абсолютно, вы совершенно правы! Именно об этом.

— Однако «Синонимы» сделаны иначе, чем «Воспитательница» и ваш дебют «Полицейский». Новый фильм более фрагментарен и импульсивен, дистанция по отношению к персонажу здесь гораздо меньше. 

— Так и есть. Продолжая вышесказанное, скажу: вечное противоречие для меня — между концептом фильма и принципом свободы, который в этот концепт не вписывается. Два моих первых фильма строятся на концепте. В «Синонимах» я нарушаю этот принцип. Я хотел позволить Йоаву навести беспорядок, нарушить планы оператора, заставить камеру бежать за ним.

— Это хаос, но сконструированный. Кино — это всегда контроль. Освободиться от него так же невозможно, как от национальности. 

— Конечно, но я постоянно мечтаю об этом освобождении. Самые интересные режиссеры — самые свободные. Триер, Каракс. Мне кажется, в «Синонимах» свобода побеждает. Потому что этот фильм далек от совершенства! Между совершенством и свободой приходится выбирать. Тут я выбрал свободу. Многие детали отсутствуют, форма меняется на ходу, логика не соблюдается. По этой причине многим так не нравятся «Синонимы» — изучая их рационально, ты неизбежно находишь дыры в сюжете, нехватку мотиваций и прочие недостатки. Все критики моего фильма правы! Но важно не это. Важно движение.

— «Синонимы» — фильм о движении, в этом причина трагического конфликта: ваш герой не может нигде укорениться, поскольку обязан двигаться. А когда останавливается, умирает. 

— Именно так. Остановившись, он превращается в израильтянина, начинает проявлять агрессию, задирать других. Кричит: «Бейтесь за свою музыку!». Думаю, в современном французском кино никто не готов биться за свои фильмы.

— А Леос Каракс? Или Брюно Дюмон?

— Эти двое — да, но они в меньшинстве.

— Расскажите о Томе Мерсье, исполнителе главной роли в «Синонимах». Он меня поразил тем, что даже невозможно сказать, хороший он артист или ужасный. Он, бесспорно, незабываем — одновременно производит впечатление искусственности и естественности в речи и поведении.

— Он израильтянин, хотя его отец француз. По-французски он не говорил вовсе, и это было хорошо — он учил язык вместе с персонажем. Мы с Томом очень близко сошлись за время работы над фильмом, он замечательный, очень мне нравится, но я сам не способен сказать, хороший ли он актер. Он воплощение того, что я хотел сказать и показать при помощи Йоава. Не случайно в сцене прослушивания Йоав не может «играть», имитировать чувства, которых он не испытывает на самом деле.

Мы говорили о свободе и контроле, так вот: Том — воплощение этой дихотомии. Он предан сценарию до мельчайших деталей, вызубрил его до последней запятой. Он бьется за точность каждой реплики, но если я пытаюсь что-то скорректировать — не знаю, переложить стакан из левой руки в правую! — он не сможет этого выдержать. Потому он и воплощает для меня те темы, на которые я говорю в фильме.

— Есть ли в современной израильской культуре какие-то фигуры, близкие вам и вашему поиску? Или вы чувствуете себя одиноким?

— Мне не близки те процессы, которые происходят в израильской культуре, но вместе с тем считаю, что снимаю очень израильские фильмы по духу и содержанию. Как бы я ни пытался убежать от себя как израильтянина, это невозможно. Это чувствуется в агрессивности камеры и монтажа, в самом изображении. У нас в Израиле считают, что израильский свет слишком уродлив для кино, и потому стараются снимать «как в Европе», часто приглашают европейских операторов. А я люблю израильское солнце. Мы стали теми, кем мы являемся, потому что живем под лучами этого солнца. И незачем снимать Иерусалим так, будто это Женева.

Антон Долин

Оригинал

Опубликовано 26.04.2019  17:10