Tag Archives: антинацистское сопротивление

Уроки истории по Т. Эйдельман

«На реках вавилонских мы сидели и плакали»

В советской истории было как минимум 110 депортационных операций

update: 24-02-2021 (08:42)

Депортации существуют в истории человечества много веков. Откройте Библию — ассирийские правители любили перетасовывать завоеванные народы, отрывая их от родной земли, домов, воспоминаний, святилищ. Один из самых знаменитых библейских псалмов — «На реках вавилонских» — написан от лица изгнанников, евреев, насильственно переселенных в Вавилон, восклицавших: «Как нам петь песню Господню на земле чужой?»

За те тысячелетия, которые прошли после вавилонского плена, миллионы людей ели горький хлеб чужбины. Кто-то уходил в поисках лучшей жизни из деревни в ближайший, а может быть, в далекий город или пересекал океан, кто-то бежал от преследователей. Почти каждое столетие знает беженцев, покидавших родину против своей воли. Испанские евреи XV века и современные сирийцы, жители Руанды, спасавшиеся от геноцида, и немцы, сметенные с чешских или польских земель наступлением советской армии…

А еще были те, к кому пришли солдаты, кого вызвали в районный центр «праздновать день советской армии» [23 февраля 1944 г.], чьи сакли, хаты, дома, квартиры открывали ударом ноги и объявляли: «В 24 часа» или «В три дня», и разрешали взять только то, что можно унести в узле, — и грузили в вагоны для скота, и как скот отправляли в неизвестном направлении, чтобы высадить там на снег в лесу и цинично предложить «устраиваться».

Павел Полян — крупнейший специалист по депортациям в Советском Союзе — обнаружил в советской истории «как минимум 110 депортационных операций», которые ученый объединил в 47 «сквозных депортационных операций или кампаний», тут же оговорившись, что это число не окончательно.

Высылали казаков и кулаков, ученых на «философском пароходе», калмыков, корейцев, крымских татар, балкарцев, «истинно-православных христиан» и «Свидетелей Иеговы», и тех, кого осознанно расчеловечивали, приклеивая ярлыки — «бандитов и бандпособников» — читай, партизан, — «кулаков» — читай, работящих крестьян, — «антисоветские элементы» — читай, кого угодно.

Жертвами только внутренних депортаций стали, по подсчету Поляна, около 6 миллионов человек. Но жертвы ведь не только они. Солдаты, запихивавшие чеченцев и ингушей в эшелоны, разве не жертвы? И те, кто позволял спокойно собраться, и те, кто грабили оставленные дома. Как они жили потом? Просыпались ночью в поту или забыли эту «мелкую историю», незаметную на фоне великой победы советского народа в войне? Все равно ведь их сознание было искорежено, а уровень бесчеловечности, и так закаливающий в нашей стране, еще повысился.

А те, кого переселили на опустошенные земли, кто занял дома высланных? Соседи по деревне, поделившие имущество исчезнувших кулаков, очень быстро заплатили страшную цену, когда на них обрушился голод 1931-32 годов, жители центральной России, оказавшиеся волей государства на Северном Кавказе или в Крыму — и до сегодняшнего дня расхлебывающие последствия тогдашних депортаций и более поздних этнических и политических конфликтов?

Жители Сибири или Средней Азии, презрительно поглядывавшие на депортированных, бросавшие им в лицо: «фашисты», — мелочь на общем фоне, только в истории даже такие мелочи не проходят бесследно, и потом отражаются на детях и внуках тех, кто когда-то не умел проявить милосердия.

Мы все — жертвы тех бесчисленных депортаций. Те, кого высылали, и те, кто высылал, и те, кто делил чужие вещички, и те, кто просто смотрел. И преодолеть эту коллективную травму можно, как и любую травму — во-первых, сохранив о ней память, а во-вторых, построив сегодняшнюю жизнь так, чтобы ничего подобного больше не произошло. Начать жить так, чтобы невозможно было какую-то группу людей взять и отправить умирать на окраину империи.

* * *

«Привилегия, привилегия!»

Не надо было королю покушаться на права депутатов…

update: 14-03-2021 (07:56)

У английского короля Карла I Стюарта были очень плохие отношения с парламентом. Он все время пытался управлять сам и сам решать, какие налоги собирать — а парламент считал контроль над бюджетом своим важнейшим правом. В какой-то момент дело дошло до того, что Карл распустил парламент и довольно долго правил без него.

В эти годы граф Страффорд даже придумал, как обойти вопрос о налогах. За много веков до этого на побережье Англии собирали «корабельную подать», чтобы защищаться от нападений викингов. Где они были, те викинги? Где была та подать? Но ее ведь никто не отменял, значит, можно было возродить этот закон…

Но время шло, и ситуация изменилась. Карл I ухитрился поссориться со своей родной Шотландией, которой он пытался навязывать неприемлемые для многих шотландцев религиозные обряды. Началась настоящая война, а на войну нужны деньги, одной корабельной податью не отделаешься. В 1640 году королю, после 11-летнего перерыва, пришлось снова созвать парламент, и тот сразу же начал бороться с королем за власть и даже признал Страффорда изменником и добился его казни.

Особенно отличались пять депутатов, — Джон Гемпден, Артур Хазельриг, Дензил Холлис, Джон Пим и Уильям Строд. Король предполагал — и не без основания, — что они возбуждают против него остальных депутатов, и к тому же еще хотят лишить королеву ее титула за излишнее пристрастие к католической религии. Карл не сразу решился пойти против парламента. По легенде он начал действовать только после того, как королева закричала: «Иди, жалкий трус, и вытащи оттуда этих разбойников за уши — или ты больше никогда меня не увидишь».

Делать нечего, пришлось действовать. Карл сначала отправил посланника к лорд-мэру Сити, запретив тому отправлять своих людей для защиты депутатов. Затем он отправился в парламент, прихватив с собой четыреста солдат. Гемпден и его товарищи знали, что происходит, но явились в парламент и заняли свои места. Началось заседание — и тут пришло известие от французского посла — король приближается! Пятеро депутатов ушли из парламента, сели на ожидавшую их лодку и уплыли в Сити, обладавшее правом убежища.

Король вообще-то не имел права появляться на заседании парламента с вооруженными людьми. Это нарушало привилегию парламента. Большую часть своего отряда он оставил снаружи, но все-таки взял с собой 80 человек. В зал заседаний он вошел только со своим племянником, но двери были оставлены распахнутыми, чтобы все видели стоявших у входа людей с оружием в руках.

Карл снял шляпу, вошел и поздоровался с некоторыми членами парламента, но никто не отвечал ему. Приблизившись к спикеру, он вежливо попросил уступить ему место. Тот повиновался. Король начал выкликать по именам всех пятерых, но никто не отвечал. Он поинтересовался у спикера, где эти люди. Спикер хоть и стоял перед королем на коленях, но ответил, что палата Общин доверила ему председательствовать на заседаниях, и поэтому он, как защитник ее интересов, не может ничего сказать . «Ну что же, — проговорил Карл, — я и сам могу посмотреть». Он огляделся вокруг и со словами «Я вижу, что птички улетели» пошел к выходу. Депутаты проводили его криками: «Привилегия, привилегия!»

Король отправился в Сити и потребовал выдать депутатов. Ему отказали. Он поехал обратно во дворец и по пути увидел, как в Сити собираются толпы для защиты беглецов. На улицах строили баррикады, устанавливали пушки.

Через неделю король покинул Лондон, а пять депутатов торжественно вернулись на кораблике обратно в парламент в сопровождении множества украшенных лодок.

Вскоре началась гражданская война, в которой сложили головы как многие сторонники короля, так и его противники. Да и сам король через семь лет после описанных событий взошел на эшафот… Не надо было покушаться на права депутатов…

* * *

Герой? Предатель? Военный преступник?

Каждый своими путями приходит к осознанию того, где добро, а где зло

update: 21-03-2021 (17:50)

После Первой мировой войны в Германии был введен День народного траура, когда люди оплакивали многочисленных погибших. В Германии, как и в любой стране, прошедшей через страшную войну, это было важно для сотен тысяч семей.

Потом к власти пришли нацисты. В течение всех двадцатых годов они рассуждали о том, как Германию обидели и как теперь необходимо восстановить национальную гордость. «Веймарский синдром» — ощущение национального унижения в послевоенной Веймарской республике — был очень силен, и эти разговоры вызывали симпатию. Но, увы, рассуждения о национальном унижении быстро приводят к призывам к новой войне.

Первую мировую всё время вспоминали, но говорить о былых поражениях нацисты не хотели. Поэтому после их прихода к власти принципиально изменился характер Дня траура. Теперь это был День памяти о героях.

Маленький сдвиг в названии означал принципиальное изменение в отношении. Теперь полагалось скорбеть. Речь же шла о героях! Они погибли за Германию! Героев, отдавших свою жизнь ради интересов государства, не надо оплакивать, — очень характерная идея для любого режима, в котором человеческая жизнь мало что значит. Так появляются огромные бесчеловечные памятники и не менее бесчеловечные празднования, когда государство бряцает оружием, а для простых человеческих чувств места не остается. (Это я про Германию, если что.)

21 марта 1943 года — День памяти о героях — Гитлер проводил очень характерным образом. За полтора месяца до этого был ликвидирован Сталинградский котел, так что нужно было показать, что не все потеряно. Поэтому он явился на устроенную в Берлине выставку захваченного советского вооружения.

По выставке его должен был провести офицер барон Рудольф-Кристоф фон Герсдорф, который собирался убить Гитлера. В карманах его мундира были спрятаны взрывные устройства, он включил их, как только Гитлер вошел в музей. Они должны были сработать через 10 минут, и оба, — и Герсдорф, и Гитлер — погибли бы. Но Гитлер пронесся через музей, нигде не останавливаясь — и, не пробыв там десяти минут, уехал. Герсдорф ринулся в туалет и успел в последнюю минуту отключить часовой механизм.

Барон фон Герсдорф (1905-1980)

Высшие офицеры, участвовавшие в заговоре, быстро перевели Герсдорфа на фронт — и никто ничего не узнал. Мало того, когда многие из этих заговорщиков были арестованы в 1944 году после неудачного покушения Штауффенберга, никто не назвал Герсдорфа. Позже он попал в плен к американцам, анализировал для них немецкие военные операции во время войны, затем вернулся в Западную Германию и попытался в 50-е годы снова поступить на службу в армию.

А его не брали. К нему, как и к Штауффенбергу и к другим военным, пытавшимся свергнуть Гитлера, относились как к предателям. Каким бы ни был нацистский режим, а офицер не должен против него выступать… Ну что же — Герсдорф занялся благотворительностью и основал «Иоаннитскую помощь пострадавшим от несчастных случаев», связанную с протестантской ветвью древнего рыцарского ордена госпитальеров. К несчастью, через некоторое время ему самому понадобилась помощь, так как в 1967 году он пострадал во время верховой езды и последние двенадцать лет жизни был парализован.

К этому времени отношение и к Штауффенбергу, и к другим офицерам-заговорщикам начало меняться. Но зато теперь на них обрушились обвинения с другой стороны. Стали доказывать, что они не были убежденными антифашистами и честно служили Гитлеру, пока тот не начал проигрывать войну — а вот тогда, мол, они опомнились…

Сам Герсдорф в своих воспоминаниях утверждал, что на Восточном фронте он всеми силами противился исполнению преступных приказов, хотя это его утверждение сегодня оспаривают… Кто знает, может, сначала и не противился. Но мне-то кажется, что каждый из нас своими путями приходит к осознанию того, где добро, а где зло. У некоторых этот путь оказывается очень извилистым. Главное, чтобы он все-таки в конце концов повел в правильном направлении.

Тамара Эйдельман – заслуженный учитель России, историк

Источник: kasparov.ru

Опубликовано 23.03.2021  15:13

О российском кинофильме «Собибор»

* * *

Белорусский режиссёр Леонид Миндлин (21.06.2018): «Собибор». Советские военнопленные спасают евреев. Очередная интерпретация истории. Раньше говорили, что никогда не врут так, как во время войны. Оказывается, врут до сих пор.

* * *

«Собибор». Хабенский и пустота?

Обозреватель украинской газеты «Хадашот» Святослав Бакис: Вышел на экраны «Собибор» — фильм об уникальном побеге евреев из лагеря смерти под руководством советского офицера-еврея Александра Печерского. Как не написать о таком фильме в еврейской газете? А мне вот не хочется писать, не понравился мне этот фильм. Ну как же, ведь это фильм о еврейском подвиге? Как он может не понравиться? Да, но мне ведь не подвиг, а фильм не понравился. И я нашел хитрый выход из положения, обнаружив среди множества отзывов на этот фильм рецензию, которая близка к моему взгляду на картину Хабенского. Ее автор — Василий Степанов — серьезный, хороший кинокритик из питерского журнала «Сеанс». Привожу его текст с некоторыми сокращениями. А потом добавлю пару строк от себя.

Василий Степанов. В прокате идет «Собибор». Фильм, который пытается победить зрителя, но никак не может угнаться за своим героем.

23 сентября 1943 года к Собибору, где одни люди травили газом и сжигали других, подошел очередной эшелон. На нем в трудовой лагерь прибыли евреи и пленные с востока, среди них — командир Красной армии Александр Печерский. Он попал в плен еще осенью 1941-го под Вязьмой, почти два года скитался по немецким лагерям на оккупированной территории СССР: от Смоленска до Минска. Подполье, попытки побега, полная безнадежность.

Такое не осмыслишь, так что Константин Хабенский в своем дебюте печется, скорее, о том, чтобы передать коллективный опыт места, в которое попал Печерский. Об этом намерении свидетельствует и название. Сравните с другими попытками высказаться по теме: в «Побеге из Собибора» (1987) Джека Голда — указание на направление движения и поворотное событие, в документальном «Собибор, 14 октября 1943 года, 16 часов» (2001) Клода Ланцмана — точка в потоке времени-пространства, момент, когда узники концлагеря начали резать надзирателей, присвоив себе право на насилие. У Хабенского же главный герой и главное событие — это лагерь.

«Собибор» начинается с полуслова и впускает в свои ворота зрителей на общих основаниях, будто они ничего подобного раньше не видели. Деловитые служители на лагерной платформе, старательная имитация нормальной жизни — багажные квитанции, мифический «орднунг» — фильм довольно точно соответствует описаниям, оставленным самим Печерским в небольшом сборнике воспоминаний «Александр Печерский. Прорыв в бессмертие». Застав зрителя врасплох, механика лагерной сортировки несет его с платформы прямо в газовую камеру. Подробное знакомство с второстепенными (даже эпизодическими) героями, а затем почти мгновенная их гибель в адской душевой под присмотром омертвевшего уже давно палача что-то нащупывает даже в самых очерствевших от штурмовщины современного патриотического кино зрителях.

Об этом свидетельствуют и отклики критиков, которые, подчеркивая эмоциональный напор фильма, все-таки предпочитают отмечать прежде всего благую цель — воздать должное забытому подвигу Печерского — и прощают «Собибору» ощутимый привкус exploitation (манипулятивности — С. Б.). Авторам как будто недостаточно описанных самим Печерским нацистских зверств, и в кульминационный момент они устраивают, например, в лагере скачки на манер «Бен Гура» — пьяные надсмотрщики запрягают узников в телеги.

Для фильма о забытом герое, которому наконец хотят воздать должное, «Собибор» довольно небрежен. Кто он и откуда пришел? Куда уйдет? И кто шел за ним? Это все экрану не особенно интересно. В этом смысле создатели фильма недалеко ушли от советской власти, которая хотела бы знать об Александре Печерском поменьше. Что говорить, Печерского даже не отпустили за границу на премьеру британского «Побега из Собибора», где роль красноармейца исполнял Рутгер Хауэр. А ведь на дворе стояли времена перестройки и гласности. Сохранилось душераздирающее письмо того времени, в котором Владимир Познер обещает Печерскому помочь с ОВИРом. Не вышло.

В чем причина такой поверхностности взгляда, можно только гадать, но тесный метраж, назидательная доходчивость сценария, мелодраматические клише и костыли звуковой дорожки превратили «Собибор» в куда более удобоваримое блюдо, чем того требовала уникальная история и шокирующая фактура. И там, где Ланцман старается добраться до сути произошедшего, а Джек Голд сводит в единую композицию дюжину равнозначных персонажей, Константин Хабенский пытается всеми доступными средствами победить зрителя, купившего попкорн; сломать шаблон восприятия — где-то наивно, где-то зло и изобретательно, где-то чересчур нахраписто. Он делает все возможное, чтобы вывести нас за пределы лагеря под названием «российское патриотическое кино к дате», но, в отличие от Печерского, тут мало наточить ножи, перебить охрану или пробежаться по минному полю. Нужно было бы еще понять, зачем и почему все это произошло.

С. Бакис: Хабенский, который также является автором сценария фильма, потратил много усилий на то, чтобы показать, какие немцы были изверги и извращенцы. Печерский соглашается возглавить организацию побега не сразу, а когда чаша его терпения наконец переполнилась. Это делает честь его внутреннему достоинству. Но, с другой стороны, если бы немцы не выглядели садистами, а предстали просто холодными, методичными палачами (какими они на деле обычно и были), — разве это меньше, слабее говорило бы о сути фашизма? По-моему, наоборот: если обычные с виду люди способны так поступать с другими людьми — значит, корень зла кроется где-то глубоко в человеческой природе и в идеологии фашизма. Сделать так, чтобы современные зрители поняли это, гораздо более ценно, чем заставить их в который раз убедиться, что некоторые фашисты были садистами.

Источник

* * *

Арон Шнеер: «Собибор» Мединского и Хабенского сильно отличается от Собибора

26.06.2018

Три месяца назад на экраны страны вышел фильм «Собибор» Константина Хабенского, сценарий к которому написал министр культуры Владимир Мединский (сам Мединский называет себя лишь автором идеи. – belisrael.info). Вскоре ожидается еще одно событие, связанное с историографией Холокоста, — выход в свет первого научного исследования о «Травниках» — учебном лагере СС под Люблином, где из советских военнопленных готовили лагерных охранников, полицаев и других соучастников нацистских зверств. Автор книги — известный израильский историк Холокоста Арон Шнеер. В интервью EADaily он провел историческую экспертизу фильму «Собибор».

А. Шнеер, фото newsru.co.il

Фильм «Собибор» с Константином Хабенским в роли Александра Печерского стал культурно-патриотическим событием в России весны-лета 2018 года. Однако мнения зрителей разделились. Специалисты по теме Холокоста считают, что Хабенскому лента не удалась. Какие у «Собибора» есть достоинства и недочеты?

Я участвовал в обсуждении фильма после его совместной премьеры одновременно в Кнессете в Израиле и Совете Федерации в России, с участием председателя Совета Федерации Валентины Матвиенко. Я не сказал всего, чего хотел, не желая омрачать сам факт премьеры. Но с вами буду откровенен. Чрезвычайно важно то, что сегодняшняя Россия созданием и выходом фильма «Собибор» сломала выстроенную в СССР стену молчания и фальсификации о трагедии и героизме евреев в годы Второй мировой войны — Великой Отечественной войны. Причем дело доходило до абсурда. Так, в книге «Возвращение нежелательно», вышедшей в 1964 году, рассказывающей о восстании в Собиборе, слово «еврей» отсутствует. В книге упомянуты немцы, голландцы, поляки, русские, а евреи — нет. Авторов книги Валентина Томина и Александра Синельникова тогда заставили избавиться от «крамольного», как казалось советским идеологам и редакторам, слова «еврей». Во-вторых, надо отметить бесспорный успех многолетней работы Фонда Печерского под руководством Ильи Васильева. Результат ошеломляющий, положительный. Александр Печерский удостоен посмертно ордена Мужества, имя Печерского носят пассажирский состав, одна из улиц Москвы… Конечно, благодаря вышедшему фильму это имя получит еще большое признание и, вполне вероятно, некоторые российские школьники, и не только они запомнят имя еврея-героя, узнают частичку правды о Холокосте. Важно, что создание фильма было поддержано Министерством культуры России.

А вот о нижеследующем я во время обсуждения умолчал. Поэтому спасибо за возможность высказаться. О художественных просчетах. Я не специалист-киновед и кинокритик. Поэтому подчеркиваю: это мое мнение. Работа сценаристов, а судя по тому, что известно, их было несколько, как и режиссёров, провальна. Несмотря на то, что фильм якобы консультировался историками, якобы строго документален, результат говорит о противоположном. Фильм фрагментарен, и не всегда понятны мотивы поступков героев. Совершенно бессодержательна сюжетная линия Печерский — Люка (главная героиня, лагерная подруга Печерского), а их диалоги примитивны. Сцена эсэсовского шабаша, попытка показать торжество абсолютного зла, конечно, поражает, страшит, но ничего подобного не было. Фильм — художественное произведение, и это допустимо. Но после блистательного фильма Элема Климова «Иди и смотри», пока еще ничто не сравнилось с его апокалиптическими сценами сожжения людей и шабаша недочеловеков-убийц, возомнивших себя сверхчеловеками.

Фильм… рассчитан на рядового, ничего не знающего о трагедии Холокоста массового зрителя. И это принесет, или уже принесло успех и признание.

Каждый художественный фильм о войне — это осмысление события с точки зрения художника. Разумеется, некоторые плоды творческой фантазии могут вызвать у историков непонимание и раздражение…

Историку вообще трудно смотреть фильмы об истории. Сегодня, по-моему, художественные исторические фильмы создаются без консультантов. Особенно раздражают фильмы о Великой Отечественной войне. В них всё не соответствует правде: форма, правила ношения наград, вооружение, карикатурные образы политработников и сотрудников СМЕРШ…

Не избежал, на мой взгляд, к сожалению, существеннейших ошибок и фильм «Собибор». Вообще лагерь, выдуманный авторами, не соответствует действительности. Авторы, сценаристы во всяком случае, и, конечно, режиссеры, включая Константина Хабенского, не удосужились, видимо, ознакомиться с документами. В Собиборе, как и в других лагерях смерти, никогда не было крематориев. Поэтому расхожий образ, повторяющийся из фильма в фильм о концлагерях — трубы с клубами дыма, у профессионалов-историков вызывает лишь раздражение и сразу же недоверие к исторической фактуре. Дело в том, что во время презентации фильма в Совете Федерации было сказано, что фильм воссоздает действительность на документальной основе. А он далек от этого.

Конечно, у художника есть полное право на художественное воплощение поставленной перед ним задачи или замысла самого художника. Но тогда фильм лучше было бы назвать, например, «Легенда о Собиборе». Впрочем, создатели фильма нафантазировали и так более чем достаточно.

Я называю не все проколы, которыми просто изобилует фильм. Еще один факт, который является абсолютной ложью, причем непонятно, зачем это надо было включать в фильм. Прибытие эшелона с телами узников из точно такого же лагеря смерти — Белжеца —в Собибор. Во-первых, тела узников в Белжеце (кстати, в нем убили в два раза больше евреев, чем в Собиборе — 500 тысяч) сжигались в самом лагере.

Во-вторых, в фильме тела одеты в арестантские полосатые робы. Никогда в лагерях смерти не носили арестантские костюмы, незачем было переодевать прибывших, отправляемых на немедленное уничтожение. В лагеря смерти не доставляли узников из концлагерей, в которых, действительно, носилась арестантская одежда. Рабочие команды в лагерях смерти носили свое обычное гражданское одеяние, это, кстати, в фильме отражено. Но это детали.

Для меня самое главное, что не прозвучала заявленная повсеместно роль советских военнопленных. Она абсолютно невнятна. Вроде бы как-то случайно. Но в фильме нет Красной армии. Даже в лице его главного героя — только форма красноармейца. Западный зритель просто не поймет, что Печерский — воин Красной армии. Неизвестно откуда и как он появился в лагере.

Известно, что советские евреи-военнопленные были доставлены в Собибор из лагеря специалистов в Минске. Но фильм начинается почему-то с прибытия немецкого эшелона. Причем надпись на экране «День первый». Непонятно, о чем он свидетельствует. Для тех, кто знает историю Собибора и восстания, речь должна идти о первом из 22 дней пребывания советских военнопленных в лагере. Но большинство зрителей, так было во время просмотра в Кнессете, решили, что это вообще первый эшелон, прибывший в лагерь, и с этого начинается история лагеря.

Я, конечно, могу предположить, что указание на день первый — отсылка к библейским мотивам, отсюда и цитата из Библии перед началом показа, отсюда и пресловутое упомянутое мной ниже «яблоко».

Вернемся к вызывающему началу, вот этот спокойный выход на перрон и проход в «душевые», существовал только в течение примерно первых двух-трех недель существования лагеря, когда еще не было запаха разложившихся, а потом и смрада постоянно сжигаемых трупов. Затем выгрузка напоминала ад. В сентябре 1943 года, когда начинается действие фильма, в лагере стоял смрад и невыносимый запах сжигаемых тел, звучали выстрелы, немцы и вахманы уже не маскировали суть происходящего и того, что ожидает узников.

Еще один обескураживший меня факт: отсутствие товарищей Печерского по восстанию. Ведь Печерский был не один. Рядом с ним были Семен Розенфельд, Алексей Вайцен, Аркадий Вайспапир, Александр Шубаев и другие советские военнопленные-евреи, без участия которых восстание не было бы столь успешным. И вот тут фильм, к сожалению, ничем помочь не может.

О восстании и роли Печерского. Я не вижу Печерского в этом фильме лидером. Он невнятен, мятущийся, сомневающийся герой, хотя его пытаются двумя поступками представить богатырем, смельчаком. Например, сцена с раскалыванием пня за пять минут по приказу коменданта, иначе будут расстреляны работающие узники. После того, как Печерский справился с заданием, в награду комендант предлагает яблоко, и Печерский отвечает: «Нет». Сразу же возникает аллюзия на фильм «Судьба человека». Помните Андрея Соколова: «Я после первой не закусываю».

В начале фильма Печерский даже вынужден доказать свое еврейство польским евреям отчаянным жестом: демонстрируя свое обрезание, потому что его принимают за провокатора. Именно это и заставляет его пойти на столь неожиданное доказательство своего еврейства. Хотя оно вовсе не гарант от предательства. Именно таких среди евреев достаточно, включая самих капо (актив нацистских концентрационных лагерей, привилегированная прослойка заключённых, осуществлявшая непосредственный, низовой контроль над повседневной жизнью простых заключённых).

В другом случае Печерский рискует жизнью, причем безрассудно, ставя под удар именно восстание, когда бросается спасать еврея, запряженного в повозку, на которой катаются эсэсовцы. Печерский сам впрягается в эту повозку и до изнеможения катает коменданта лагеря. И это за день до восстания! Кто-то скажет, я рассуждаю логично, мол, нельзя проверять гармонию алгеброй. Мол, это «художественный поиск», желание показать смелость, самоотверженность Печерского. Объяснить можно всё.

Другой эпизод. Можно даже нафантазировать, как и неизвестно откуда одна из героинь крадет с десяток пистолетных обойм, чего просто не могло быть, но это неважно для создателей фильма. В день восстания крадут и десяток винтовок, но в руках восставших, стреляющих, винтовок всего три. И тут же мы видим одного еврейского юношу, обнявшего двумя руками пяток винтовок, сжавшегося от страха, сидящего в углу. Недаром ранее один из безымянных советских военнопленных, глядя на послушно работающих евреев, бросает: «А чего ожидать от этих пархатых». При этом точно так же безропотно сам работает на различных работах, корчевке леса… Все это могло быть, но винтовки были распределены именно между советскими военнопленными! Неприятие, даже возмущение вызвала надпись об убийстве 18 немецких преступников в Бразилии одним из бывших узников Собибора. Это абсолютная ложь.

Если бы предложили Вам снять фильм о восстании в Собиборе, как бы Вы разработали сценарий? На каких моментах сконцентрировались бы?

Я не сценарист, я могу лишь предположить, что стоило начать с прибытия эшелона с советскими евреями из Минска. Художественный фильм может не соответствовать правде, но исторические детали должны соблюдаться. Во всяком случае, я бы закончил фильм перечислением фамилий советских военнопленных и других наиболее активных узников, участвовавших в восстании. Всего-то надо было перечислить около 20 фамилий. Это куда важнее, повторюсь, строк о вымышленном факте убийства нацистских преступников после войны. Не надо выдумывать героев. Они были на самом деле.

Беседовал Артур Приймак

Опубликовано 28.06.2018  18:24

МАРШ ПАМЯЦІ Ў ГАРОДНІ

Марш памяці ў 75-ю гадавіну знішчэння гарадзенскага гета адбыўся на цэнтральных вуліцах Гародні. У ім прынялі ўдзел некалькі сотняў гарадзенцаў, прадстаўнікі дыпламатычнага корпусу і святары розных канфесій.

Пра мерапрыемства распавядае дырэктарка гарадзенскага абшчыннага дома «Менора» Алена Куцэвіч:

– Сакавік 1943 года – гэтая дата сумная для ўсяго народа, у тым ліку і для гарадзенцаў. У гэты дзень было знішчана больш за палову насельніцтва горада. Гародня была аб’яўленая свабоднай ад габрэяў. Разам з гэтым памерла большая частка цывілізацыі, якая будавала, жыла, існавала і марыла пра будучыню. Здарыўся той дзень, калі гэта ўсё ў адзін момант абарвалася.

Святар грэка-каталіцкай царквы з Гародні Андрэй Крот, што выступаў на Маршы памяці, лічыць падзеі 1943 года трагедыяй розных народаў:

– Іх яднала супольная смерць. Іх яднала супольная трагедыя, бязвінная смерць і знішчэнне нашых народаў. Гэта трагедыя, у якой вінаваты не нейкі народ, нейкая партыя ці рух. Не, у гэтым вінаватыя людзі таксама, якія паддаліся таму, што традыцыйна ва ўсіх веравызнаннях называецца грахом. Гэта тое дрэннае, што ў нас ёсць.

У працэсіі маршу прымалі ўдзел таксама і школьнікі, што неслі фота вязняў гарадзенскага гета, якія выжылі. Фінішнай кропкай гарадзенскага Маршу Памяці стала гарадзенская харальная сінагога, дзе адбыўся канцэрт і адкрыццё выставы Алеся Сурава.

«Беларускае Радыё Рацыя», Гародня

***

ЯШЧЭ ПРА ЯЎРЭЯЎ ГРОДНА ПАД АКУПАЦЫЯЙ

Спробы ўцёкаў і ратавання, змаганне ў падполлі і ў партызанскіх атрадах

У час масавых акцый у пачатку 1943 г., калі яўрэі з гета ўжо зразумелі, што яны вырачаны на смерць, шмат хто больш не вагаўся і ўцякаў. Не так цяжка было выбрацца з гета, як знайсці прытулак за яго межамі. Каб знайсці прытулак у вёсках, трэба было мець сяброў сярод сялянаў, гатовых рызыкаваць жыццём, дапамагаючы яўрэям. Некаторыя палякі сапраўды дапамагалі яўрэям, але вялося пра выключэнні з правіла. Знайсці месца для сховішча на «арыйскім баку» Гродна было амаль немагчыма, і большасць яўрэяў, якая паспрабавала яго знайсці, была злоўлена. У горадзе не было антынямецкага падполля (Гэтае сцвярджэнне не адпавядае рэчаіснасці. Гл. звесткі пра антыгітлераўскія падпольныя групы ў горадзе: «Памяць. Гродна» (Мінск, 1999. С. 397–398 і далей). – заўв. перакл.), і яго жыхары былі вядомыя сваёй абыякавасцю або нават варожасцю да яўрэяў. Многія гродзенцы бралі ўдзел у рабаванні яўрэйскай маёмасці, а некаторыя даносілі на яўрэяў немцам, што пацвярджаецца заявамі Гайнца Эрэліса, начальніка гродзенскага гестапа, зробленымі на працэсе пасля вайны. На пытанне, ці засцерагалі немцы палякаў ад дапамогі яўрэям, Эрэліс адказаў, што ў гэтым не было патрэбы, паколькі ў асноўным палякі цешыліся са знікнення яўрэяў.

Большасць гродзенскіх яўрэяў з тых, хто перажыў вайну, былі маладымі людзьмі, часам мелі сем’і. Некаторыя ўцяклі падчас аблаў на яўрэяў або з прымусовых маршаў да цягнікоў. Хтосьці браў з сабою рыштунак у спадзеве адкрыць акно або дзверы ў цягніку. Аднак большасць патэнцыйных уцекачоў былі злоўленыя і расстраляныя, забіліся, скокнуўшы з цягніка на хуткасці, або былі выдадзены немцам палякамі. Вельмі нямногім удалося ўцячы. Сярод іх быў Грыша (Цві) Хосід, які, разам з некалькімі іншымі хлопцамі, прабраўся да партызанаў.

Камусьці пашчасціла знайсці адносна бяспечнае месца – шахту або падвал дома, гарышча, свіран. Тыя, хто ўцякаў, спрабавалі далучыцца да таварышоў, якія схаваліся раней. Больш шанцаў на выжыванне давалі месцы, якія ўжо давялі сваю карыснасць. Многія заставаліся ў схованках амаль паўтара года, з лютага 1943 г., калі было ліквідаванае гета № 1, і да вызвалення горада ў ліпені 1944 г.

Сям’я Котлер схавалася на гродзенскіх хрысціянскіх могілках. Потым да яе далучыўся фармацэўт Аўраам Троп-Крынскі. Адзін яўрэй, Хаім Шапіра, малады чалавек з Беластоку, выхаваны ў Гродна, свабодна хадзіў там, але не быў злоўлены.

Расказ пра няўдалыя ўцёкі належыць Ёне Зарэцкаму. Ён распавёў, што паляк Фалькоўскі, які раней выводзіў яўрэяў з Гродна ў Варшаву, паабяцаў давесці групу з шасці маладых людзей да сталіцы. Сярод гэтых людзей былі Зарэцкі і маладая жанчына з сынам-немаўлём. 23 сакавіка 1943 г. Зарэцкі, разам з жанчынай і яе дзіцём, чакалі Фалькоўскага, але ён не з’явіўся. Пазней выявілася, што астатнія людзі з групы былі арыштаваныя. Фалькоўскі зноў паабяцаў даставіць траіх чалавек у Варшаву, але праз колькі дзён маладая жанчына і яе сын таксама былі схоплены. Толькі Зарэцкаму ўдалося ўцячы, і ён выжыў. Пазней ён даведаўся, што Фалькоўскі быў агентам гестапа і заманіў іх у пастку (архіў «Яд ва-Шэм», 0-16/448).

Яўрэі, якія перажылі вайну, выдаўшы сябе за неяўрэяў

Двум яўрэям удалося пэўны час пажыць у Гродне пад чужымі прозвішчамі. Бэла Шварцфукс, пляменніца Мейлаховіча, уладальніка вядомай друкарні ў Гродне, якая выдавала сябе за польку, нядоўгі час жыла ў горадзе за межамі гета. Пазней яна ўцякла ў Варшаву і адтуль здолела патрапіць у Германію, дзе знайшла працу. Яе вызвалілі ў канцы вайны.

Эліягу Скаўронскі блукаў з аднаго гета ў другое – варшаўскае, віленскае, беластоцкае, гродзенскае – выдаючы сябе за паляка. Ён знайшоў жытло на «арыйскім баку» Гродна і атрымаў працу ў вышэйзгаданай друкарні. Скаўронскі пастаянна трымаў кантакт з гетам ды падполлем, і праз друкарню дастаўляў пісьмы Ар’е Вільнеру (аднаму з лідэраў ЭЯЛя, яўрэйскай баявой арганізацыі ў Варшаве). Пасля студзеньскай «акцыі» ў Гродне ён дапамог Зераху Зільбербергу і Цылі Шахнес вярнуцца ў Беласток. Калі яго западозрылі ў тым, што насамрэч ён яўрэй, ён адразу ж, выкарыстаўшы польскія паперы, запісаўся на прымусовыя работы ў Германію, быў пасланы ў Прусію і працаваў там да прыходу рускіх.

Барыс (Борка) Шулькес і яго жонка Гелена здолелі дабрацца да Вільні, дзе жылі пад фальшывымі імёнамі да канца вайны, як і Люся (Лея) Рыўкінд.

Перадача дзяцей хрысціянам

Нам вядомыя некалькі выпадкаў, калі бацькі даверылі сваіх дзяцей хрысціянам. Пасля «акцыі» ў студзені 1943 г. Франя Браудэ ўцякла ў вёску ля Гродна і схавалася там. Яна даверыла сваю дачку-немаўля бяздзетнай маладой жанчыне, якая хацела скарыстацца з дзіцяці, каб не трапіць на прымусовыя работы ў Германію. Пасля вайны Франя вяла доўгую і цяжкую барацьбу за тое, каб вярнуць дачку. Таня Каплан, якая перадала свайго маленькага сына ў польскую сям’ю, таксама ўпарта дабівалася яго вяртання – і ўрэшце дабілася дзякуючы дапамозе савецкага афіцэра-яўрэя Гарчакова. Хана Котлер (пазней Залман) была даверана сям’і даглядчыка хрысціянскіх могілак, які дапамагаў хавацца яўрэйскай сям’і, але пазней яе бацькі былі вымушаныя забраць Хану, калі выявілася, што польская сям’я дужа баіцца немцаў. Магчыма, гэтым шляхам былі ўратаваныя і іншыя дзеці, але мы пра іх не ведаем – хіба таму, што яны былі навернуты ў хрысціянства і працягвалі жыць як палякі нават пасля вайны.

Хрысціяне, якія ратавалі яўрэяў

На фоне абыякавасці (каб не сказаць варожасці) да стану яўрэяў з боку бальшыні палякаў Гродна яшчэ больш гераічна выглядаюць паводзіны тых, хто ратаваў яўрэяў, рызыкуючы жыццём. Гэтыя людзі належалі да розных сацыяльных слаёў. Іх подзвігі даказваюць, што, калі б спагада была больш пашыранай, уратаваліся б больш яўрэяў. Эмануіл Рынгельблюм, гісторык варшаўскага гета і заснавальнік яго архіва, пісаў:

«Жахлівы тэрор пануе ў краіне, яго размах саступае толькі таму, што чыніцца ў Югаславіі. Найлепшыя людзі, найбольш самаадданыя асобы масава адпраўляюцца ў канцэнтрацыйныя лагеры ці турмы. Квітнеюць даносы і выкрыццё… Штодзень прэса, радыё і г.д. атручваюць масы насельніцтва антысемітызмам. Яўрэй, які жыве ў кватэры інтэлігента ці рабочага або ў хаце селяніна, – гэта дынаміт, які можа выбухнуць у кожны момант і ўзарваць увесь свет. Грошы, безумоўна, граюць важную роль у схове яўрэяў. Ёсць бедныя “арыйскія” сем’і, якія жывуць за кошт таго, што яўрэі ім плацяць штодня. Але ці ёсць у свеце дастаткова грошай, каб заплаціць за пастаянны страх выкрыцця, боязь суседзяў, парцье ці кансьержа ў шматкватэрным доме і г.д.? Існуюць ідэалісты, якія ўсё сваё жыццё прысвячаюць сваім сябрам-яўрэям… яўрэй – як малое дзіцё, якое не можа ніводнага кроку зрабіць самастойна. Яўрэй не можа выйсці на вуліцу. Арыйскі сябар мусіць часта наведваць яго і ўладкоўваць для яго тысячу рэчаў». (Ringelblum Emmanuel. Polish-Jewish Relations During the Second World War. Jerusalem, 1974. С. 226–227).

Ратавальнікі дзялілі сваю сціплую пайку з апекаванымі яўрэямі, звычайна не атрымліваючы нічога наўзамен ад збяднелых яўрэяў. Адной з тых, хто перажыў вайну, Лейле Кравіц, удалося перадаць польскай сям’і, якая прытуліла яе, грошы ад продажу сваіх сямейных каштоўнасцей, што раней захоўваліся ў знаёмых у Гродне. Аднак гэткія выпадкі былі рэдкімі, хутчэй выключэннем з правіла.

Сярод тых, хто выжыў дзякуючы дапамозе палякаў, быў Леон Трахтэнберг, адпраўлены ў беластоцкае гета цягніком у сакавіку 1943 г. Ён выскачыў з цягніка, прабраўся назад у Гродна, знайшоў сваіх бацькоў у схованцы і правёў іх у вёску Дабравольшчына. Там іх усіх схаваў селянін Станіслаў Кжывіцкі – у яме пад падлогай, дзе можна было сядзець і ляжаць, але не стаяць. Больш за год, да вызвалення ў ліпені 1944 г., селянін і яго жонка прыносілі ім ежу, самаробнае адзенне і нават газеты, а малы сын Кжывіцкіх Юзаф стаяў на варце (гл. сведчанне Леона Трахтэнберга, архіў «Яд ва-Шэм», 03/6588).

Ян і Янава Пухальскія, муж і жонка, да вайны даглядалі дачы сям’і Фрэйдовіч у ізаляваным лясным раёне ў Ласосне. Рускія разбурылі чатыры домікі, пакінуўшы толькі адну невялікую пабудову, якая служыла домам Пухальскіх (у іх было пяцёра дзяцей). У вайну сям’я выкапала пад падлогай яму – 1,5 м на 1,5 м і метр вышынёй – каб схаваць Сендэра Фрэйдовіча і яго 15-цігадовага пляменніка Фелікса Зандмана, Мотла і Голду Бас, Борку Шулькеса і Меера Замошчанскага (апошнія двое пазней перабраліся ў Вільню). За некалькі месяцаў да канца вайны да іх далучылася Эстэр Шапіра-Гайдамак. Фрэйдовіч, Зандман і Басы заставаліся ў схованцы 17 месяцаў запар да вызвалення ў ліпені 1944 года.

Саламону Жукоўскаму пашанцавала мець добрага сябра за межамі гета. «Нарэшце мне ўдалося ўстанавіць кантакт з хрысціянамі. Мой сябар Фёдар Барон, з якім я працаваў 12 гадоў, дапамог мне сустрэцца з Кацяй». Каця і яе муж далі Жукоўскаму прытулак у падвале з яблыкамі і на гарышчы ў вёсцы Ласосна. Там ён вёў дзённік. Нават пасля таго, як яго схованка была разбомблена, ён працягваў хавацца пад абломкамі і выжыў. У сваім дзённіку Жукоўскі запісаў два жаданні – нешта накшталт тэстаменту на выпадак, калі ён загіне. Ён жадаў, каб Каці і яе мужу залічылася іхняя дапамога і ахвярнасць, і каб кожны сцярогся фашызму… (Саламон Жукоўскі. Архіў «Яд ва-Шэм», 033/2434, с. 7).

Зігмунд і Кася Талочка і іхні сын Казімір, уладальнікі фермы ля вёскі Жыдомля, што на шляху з Гродна ў Скідзель, далі прытулак братам Ехезкелю і Дову Фур’е да канца вайны. Да вайны Зігмунд быў пастаянным кліентам сямейнай бакалейнай крамы Фур’е ў Гродна.

Доктар Антон Доха, тэрапеўт з вёсцы Станівічы пад Гродна, яго жонка і некалькі памочнікаў далі прытулак калегу Дохі д-ру Аляксандру Блюмштэйну, яго бацьку д-ру Хаіму Блюмштэйну, яго маці Эстэр, яго брату Натаніэлю і некалькім іншым людзям: Фані Гальперн (пазней Лювіц), Гелене Шэвах (пазней Бібловіц), Гілелю і Фране Браудэ, Мішу і Розе Вістанецкім, усяго 10 чалавек. Акрамя таго, у ратаванні бралі ўдзел Эдвард і Анэля Станеўскія, Гелена Занеская і Стэфанія Стралкоўская.

Тадэвуш Сарока, як мы згадалі вышэй, уратаваў дзевяцерых яўрэяў, перавёўшы іх з гродзенскага гета ў Вільню. Як чыгуначны рабочы ён ведаў час адпраўлення грузавых цягнікоў з Гродна ў Вільню. У ноч перад тым, як мусіў ісці цягнік, ён схаваў двух ці трох яўрэяў у каляіне ля чыгуначнага шляху. Калі цягнік пачаў рухацца, яны ўскочылі на прыступку ў канцы грузавога вагона, потым па жалезнай лесвіцы ўскараскаліся на дах. Так яны дабраліся да Вільні.

Утрапёна ратаваў яўрэяў Павел Гармушка. Ён уратаваў сотні яўрэяў на першай стадыі вайны, да пачатку масавых забойстваў. Гармушка названы ў запісах Рынгельблюма як прыклад польскага ідэаліста, які самааддана падтрымлівае яўрэйскую справу… У Гармушкі была ферма, і ўлетку 1941 г. там пасялілася яўрэйская сям’я – спадарыня Шыф-Ліфшыц, яе муж і гадавалы сын.

Як пісаў Рынгельблюм, калі немцы ўвайшлі ў Гродна, антысеміты з ліку мясцовага насельніцтва хацелі выдаць ім яўрэяў. Тады Павел абараніў гэтую сям’ю, зусім адзін, даводзячы, што здраджваць яўрэям супярэчыць прынцыпам хрысціянства і маральнасці. Пасля гэтага ён прысвяціў сябе ратаванню яўрэяў і пастаянна ездзіў на цягніку Гродна-Варшава, суправаджаючы яўрэяў-уцекачоў. Заможным ён дапамагаў за плату, але бедных адвозіў бясплатна і нават даваў ім свае грошы. Яго ведалі ў Варшаве і Гродна і давяралі яму цалкам – вялікія сумы грошай і, што больш важна, жыцці. У Варшаве ён спрыяў яўрэям у зносінах з партызанамі, зводзіў вызваленых салдатаў з ваеннымі арганізацыямі, якія маглі б іх прыняць, і дапамагаў яўрэям дабрацца да «арыйскага боку», атрымліваючы для іх дакументы, шукаючы жытло і перавозячы іхнюю маёмасць з гета.

Сярод соцень людзей, якія выжылі дзякуючы Паўлу Гармушку, былі Болек Шыф, яго жонка Аня Клемпнер-Шыф і васьмёра іншых яўрэяў, якія некалькі месяцаў хаваліся ў сіласнай яме Гармушкі ў вёсцы Навасёлкі ля Гродна. Гармушка забяспечваў ім усім прытулак, ежу і медычную дапамогу. Сярод іншых людзей, уратаваных дзякуючы Паўлу Гармушку, былі д-р Грыгорый Варашыльскі, яго жонка, іхнія сын Віктар і дзве дачкі.

У час ліквідацыі гета № 1 у Гродне, у лютым-сакавіку 1943 г., Крысціна Цывінская і яе дачка Данута (пазнейшае прозвішча Юркоўская) схавалі ў маленькай краме пяцерых яўрэяў – Эфраіма Бейліна і яго дачку Бэлу, Абу Тарлоўскага і яго дачку Рахіль, Ёсіфа Прасецкага. Нехта данёс на маці, яна была арыштаваная і забітая гестапаўцамі, але дачка надалей хавала групу яўрэяў. Калі небяспека вырасла, яна знайшла для іх схованку ў паляка ў суседняй вёсцы, і яны заставаліся там да канца вайны.

Большая частка тых, хто выжыў, падтрымлівалі зносіны з ратавальнікамі пасля вайны, а з цягам часу – і з іхнімі дзецьмі. Яны таксама намагаліся памагчы ім матэрыяльна. Пасля вайны некаторыя неяўрэі з Гродна і наваколля былі прызнаныя інстытутам «Яд ва-Шэм» у Іерусаліме Праведнікамі народаў свету. Сярод Праведнікаў былі Зігмунд, Кася і Казімір Талочка, Ян і Янава (Ганна) Пухальскія, Яніна і д-р Антон Доха разам з Эдвардам і Анэляй Станеўскімі, Гелена Занеская і Стэфанія Стралкоўская, Тадэвуш Сарока, Павел Гармушка, Крысціна і Данута Цывінскія.

Пераклаў з англійскай В. Р. для часопіса «Аrche» ў 2009 г. (паводле www1.yadvashem.org; тут друкуюцца фрагменты перакладу)

Апублiкавана 19.03.2018  20:15