Tag Archives: Анна Янкута

ИГРА С НУЛЕВОЙ СУММОЙ?

Шалом! Истекшие 10 дней запомнились вестью о празднике Швуэс и хорошей погодой в городе-герое Минске. Также тем, что вместе с другими минчанами поработал на озвучке художественного фильма с репликами на идише (приятно на пороге 45-летия испытать нечто новое). Еще понаблюдал за суетой вокруг неказенного фестиваля интеллектуальной книги “Pradmova” и казенного “Республиканского фестиваля национальных культур”, 13-го по счету. Но сначала – о прямом или косвенном воздействии моей писанины 😉
.
27 мая прозрачно намекнул на то, что польза от многочисленных визитов Светланы Тихановской & Co. к зарубежным чиновникам неочевидна, и оп-ля! Четыре дня спустя Светлана попробовала *реабилитироваться”, обратившись к евросоюзовским с просьбой угощать белорусов не только “кнутом” (санкциями), но и “пряниками” (безвизовым режимом, новым “планом Маршалла”). Правда, на эти же темы офис Тихановской периодически вещал, начиная с осени 2020 г. Тогда “невероятных” не очень-то слушали ввиду эпидемии COVID-19, сейчас – по причине наплыва беженцев из Украины (еще вопрос, как прокормить-интегрировать этих людей). Да и восстановление нашей южной соседки после нашествия рашистов, по скромным подсчетам, потребует сотен миллиардов евро, что “не семечки”. Договорятся ли западные правительства со своими избирателями, особливо с толстосумами? Наскребется ли после утверждения суперплана для Украины хотя бы пара-тройка мильярдов на проекты в Синеокой?
.

Пока для “прошаренных” белорусов какие-то деньжата находятся. По крайней мере, вышеупомянутая, уже стартовавшая “Прадмова” была задумана с размахом – десятки презентаций и дискуссий в Грузии, Литве, Польше. Однако незадолго до открытия приключился скандал: заявленные участники from Ukraine не пожелали смириться с присутствием в программе россиянина (Антон Долин). Похоже, их расстраивали и российско-израильские литераторы (Линор Горалик, Виктор Шендерович). В итоге украинцы “хлопнули дверью”; некоторые солидарные с ними белорусы (Алесь Плотка…) тоже. А. Долин, почувствовав себя неуютно, тихонько ушел следом..

Те, кто регулярно читает мои тексты, в курсе: организаторы “Прадмовы”, да и один из их “хедлайнеров”, составитель сборников поэзии Мойше Кульбака, малосимпатичны мне. Что называется, в разведку бы не пошел… Но (около)книжная деятельность – не совсем-таки война, а культура – не игра с нулевой суммой, где профит одного (к примеру, кинокритика из РФ) автоматически привел бы к потерям другого (к примеру, украинского поэта или белорусского культуролога). Проще говоря, ознакомившись с опубликованными планами “Прадмовы”, не заметил я проблемы с подбором участников. И, в отличие от Макса Жбанкова (fb, 30.05.2022), не сложилось у меня впечатления, что “русские блюда подают с особым восторгом и почтением”.

Не последняя минская литераторка Анна Янкута высказалась в том смысле, что белорусы на белорусском фестивале не должны “тесниться”, что российская культура – “вообще не наша проблема”. Ну, а мне мыслится, что всем, кто хочет лучшего будущего для этого грешного мира, нужно по мере сил поддерживать антифашистов и антирашистов, независимо от цвета их паспорта. Да и не следовало бы кой-кому быть “святее папы Римского”… в данном случае, Владимира Зеленского, демонстративно предоставившего гражданство Украины экс-петербуржцу Александру Невзорову.
Не могу не напомнить и о том, что во Вторую мировую войну немалый вклад в общую Победу внесли немцы-антинацисты. Некоторые из них ярко проявили себя на территории Беларуси.
.
.
Фриц Шменкель (1916-1944) – солдат вермахта, ставший Героем Советского Союза. И доска в его честь на пл. Свободы в Минске (фото из википедии)
.
Отталкивать людей по этническим признакам и/или по причине “неправильного” гражданства – дельце не столь хлопотное, сколь небезопасное. Не знаю, спасут ли мир красота/любовь (сомневаюсь), но фантазии о коллективной вине уж точно не спасут.
Кажись, уроки Короткевича В. С., точнее, его повести “Лicце каштанаў“, созданной аккурат полвека назад, не усвоены до сих пор. Как отставной библиотечный работник, все же порекомендую к прочтению  (есть и перевод на русский – “Листья каштанов”).
.

О гродненском фестивале “национальных культур”, на коем присутствовали и евреи. Лейтмотив его – “мир, дружба, жвачка” под сенью мудрого правителя, которому нет равных на Западе, Юге и Севере (ну, разве где-то на Востоке). С точки зрения идеологов, “нацмены” должны быть премного благодарны за то, что в РБ их не лишили базовых прав. Любопытно высказывание Тенгиза Думбадзе, осенью 2019 г. угодившего в палату представителей (sb.by, 04.06.2022): “Мои друзья, живущие в Грузии, часто спрашивают: как мне с грузинской фамилией удалось стать депутатом Парламента. Отвечаю им: в Беларуси не делят людей по национальному признаку”. А-яй, в Украине, выходит, тоже не делят – ведь там уроженец Кабула Мустафа Найем был в середине 2010-х не просто депутатом, а замглавы крупной фракции, и человек с грузинской фамилией Арахамия третий год рулит в Верховной Раде “слугами народа”? Как же тогда быть с “нацистской идеологией”, или “это другое”? 🙂

В Беларуси, взамен таких “плюшек”, как право раз в 2 года “на людей показать и себя посмотреть” (министр культуры: “подобных фестивалей национальных культур в мире нет”), “нацмены”, по мнению обер-чиновницы, должны “доносить людям правду о нашей стране… когда поляк, который живет в Беларуси, говорит о том, какая это страна на самом деле, его должны услышать” (sb.by, 03.06.2022). Очевидно, имеется в виду (дальнейшее) встраивание национально-культурных объединений в систему агитпропа РБ. Довольно унылая схемка: и не новая (еще не забыты “дрессированные евреи” начала 1970-х – середины 1980-х, дававшие отлуп “инсинуациям” об антисемитизме в СССР), и малоэффективная, поскольку предполагает использование лиц, не очень авторитетных за кордоном. Упоминание некоего образцово-показательного поляка получилось еще и циничным – не далее как в апреле с. г. сообщалось, что из “польских” школ Гродно и Волковыска вытесняют польский язык под тем предлогом, что уточненный кодекс об образовании не разрешает в Беларуси преподавание на языках “нацменьшинств” (прощай, традиционная методика “иврит на иврите”?..)
.
Раз уж речь снова зашла об “информационном фронте” – эхо слышится не только из штаба С. Тихановской 🙂 Первый президент, будто реагируя на “майские тезисы“, посокрушался 3 июня: “Плохо работаем… Пока мы недотягиваем”. Ну, здесь вряд ли что-то можно исправить. В мае 2021 г. процессы были еще обратимы – при некоторых условиях инакомыслящие сумели бы, пожалуй, заключить перемирие с администрацией, даже “вписаться” в ее проекты (напр., обновление конституции). После всего, что власти наворотили за последний год, трудновато вообразить подобный сценарий. Если уж издательства и книжные лавки видятся “наверху” как огневые точки… (Андрей Янушкевич и Анастасия Карнацкая после административного ареста, выписанного им в середине мая 2022 г., не вышли на свободу). Теперь вот бар “Kalinouski” пострадал, не иначе как из-за названия (чем “информационному спецназу” не по нраву повстанец XIX в., см. здесь).

Тем временем система продолжает грызть “своих”. Показателен фитиль, вставленный актрисе Вере Поляковой (aka жена министра иностранных дел), которую пару месяцев назад назначили аж директором ТЮЗа. Диалог, опубликованный 21.05.2022:

Юлиана Леонович: – В репертуаре по-прежнему значится спектакль “З нагоды мёртвых душ”, небезызвестные авторы которого не устают критиковать власть в соцсетях. Будете ли вы из-за этого снимать спектакль из репертуара?
Вера Полякова-Макей: – Давайте откровенно: спектакль великолепный… А что касается его авторов… Бог им судья. Они решили, что будут заниматься политикой, – значит, это их выбор… Я не считаю, что его нужно убирать из репертуара.
.
На днях главный М-к страны одернул “мягкотелую часть нашей интеллигенции”: “Довелось слышать, что “пьеса Жвалевского и Пастернак будет восстанавливаться, патамушта пусть они плохие, а пьеса хорошая”. Правда, что ли? Так и у Шикльгрубера картины были ниче так, и Гамсун вроде бойко писал… Еще Бахаревича тоже можно, наверное, поставить на государственной сцене?” Пардон, особенности стиля сохранены.
.
.
Пустое кривлянье или черная метка для Макея? Покамест у меня вместо комментов лишь картинка… 😉 Умникам достаточно.
Вольф Рубинчик, г. Минск
06.06.2022
w2rubinchyk(@)gmail.com
Опубликовано 06.06.2022  23:50

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (100)

Шалом! Ну во, дажыліся – кшталт «вялікага юбілею»… Хацеў бы назваць тых, каторыя не адмаўляліся супрацоўнічаць з серыялам «Катлеты & мухі» (est. 2015). Гэтыя людзі давалі каментарыі, слалі водгукі і/або матэрыял для будучых серый, цытавалі асобныя выпускі, бывала, зацята спрачаліся з аўтарам: Маргарыта Акуліч, Уладзімір Бараніч, Сяргей Будкін, Інэса Ганкіна, Юрась Гарбінскі, Уладзімір Гінзбург, Якаў Гутман, Зміцер Дзядзенка, Андрэй Дубінін, Алена Ждановіч, Фёдар Жывалеўскі, Алег Зелянцоў, Ігаэль Іегудзі аka Косця Лук, Леў Казлоў & Галіна Кур’яновіч, Сяргей Каспараў, Павел Касцюкевіч, Уладзіслаў Каташук, Васіль Кісляк, Зміцер Левіт, Дзмітрый Лыбін, Антон Лявіцкі, Людміла Мірзаянава, Гена (Гдалія) Пекер, Ігар Пушкін, Аляксандр Розенблюм, Дзмітрый Рослаўцаў, Святлана Рубінчык, Уладзь Рымша, Пётр Рэзванаў, Алесь Рэзнікаў, Павел Севярынец, Анатоль Сідарэвіч, Іна Соркіна, Сяргей Спарыш, Анатоль Старкоў, Віктар Сяргейчык, Юрый Тэпер, Аліна Федарэнка, Васіль Фрэйдкін, Алекс Фурс, Фелікс Хаймовіч, Віталь Цыганкоў, Раман Цыперштэйн, Андрэй Шуман, Ганна Янкута… Усім і кожнаму – мех падзяк! І два мяхі – рэдактару belisrael.info Арону Шусціну, які звыш сарака месяцаў церпіць гэта во ўсё :-/

Былі поспехі, мільгалі няпоспехі – да прыкладу, няспраўджаныя прагнозы. Суцяшаю сябе трывіяльна: маўляў, з кожным здараецца (а як яшчэ?). «Жырыноўскі па ўсіх параметрах не дацягвае да палітычнага лідара. І таму ў яго няма будучыні», – казаў пасол Расіі ў Ізраілі Аляксандр Бовін у інтэрв’ю «Новостям недели» (красавік 1994). І ў сваім дзённіку 1993 г. «чалавекавед» Бовін (1930–2004) занатаваў пасля першых выбараў у Дзярждуму: «Упэўнены, што за межы ХХ стагоддзя ён не выйдзе. Як палітычны лідар, зразумела». «Несапраўднага пасла» няма, а палітык на літару «Жэ» ёсць – летась атрымаў на расійскіх прэзідэнцкіх выбарах мільёны галасоў, трапіўшы ў тройку, як тое ўжо здаралася ў 1991 і 2008 гадах… ЛДПР выглядае – не скажу, што стала – амаль рэспектабельнай партыяй, і сёлета Аляксей Навальны ўжо гатовы падтрымаць яе кандыдата ў Піцеры (кажа, абы не ад «Адзінай Расіі»).

Ва ўсіх сэнсах бліжэйшы да нас прыклад – з Вадзімам Іосубам, папулярным у СМІ аналітыкам нейкага фінансавага агенцтва. Будзе казаць 28.01.2019: «На тыдні, які пачаўся…, еўра можа патаннець, знізіцца да 2.42» А паглядзіце, як на тыдні мяняўся курс:

Інфа з https://myfin.by/currency/eur (28.01.2019 – 03.02.2019). Cіняя лінія – курсы куплі, чырвоная – продажу. Еўра з 2.45 падаражэў да 2.47 руб., г. зн. амаль на 1%.

«Геапалітычных» прагнозаў апошнім часам таксама ў нас робіцца – хоць экспартуй іх аўтараў, хоць мяняй на коз, як летась зрабілі ў Турцыі з футбалістамі… Адзін фацэт варожыць, што Расія наўрад ці праглыне Беларусь, другі – што пагроза рэальна існуе, і жаліцца, што ў яго магчымасці расплюшчыць людзям вочы на пагрозу ў 100 разоў меншыя, чым у першага. То звярнуўся б на belisrael.info, чо 🙂 А папраўдзе, усе гэтыя накіды – ва ўмовах высокай ступені нявызначанасці ды недахопу інсайдэрскай інфы – нагадваюць эпізод з бессмяротнага гогалеўскага твору («даедзе кола да Масквы альбо не»).

Карацей, няма чаго быць мудрацом у вачах сваіх. Я-то не толькі да псеўдаэкспертаў, я і да сябе з іроніяй стаўлюся; яны – не ведаю.

Наказы в. а. цара наконт чарговага «ператрахвання» школьных праграм – гэта чысты Фанвізін, «Недарасль». Да таго ж касец, жнец і на дудзе ігрэц папракае настаўнікаў высокімі заробкамі – «ужо за 900 рублёў у сярэднім». Добра, што я не ў сістэме ды не мушу падпарадкоўвацца дурным загадам; уціск, відаць, такі, што і зорка «Радыё Свабоды» Ганна С. вырашыла для сябе «ненавідзячы, падпарадкоўвацца».

З другога боку, амбіцыі грамадскіх дзеячаў – тых, якія заяўляюць пра прэтэнзіі на галоўны фатэль краіны – таксама вылазяць аднекуль з паралельнай рэальнасці. У пачатку 2019 г. «адзначыліся» Мікола Статкевіч, ягоны цёзка Казлоў (нават не старшыня Аб’яднанай грамадзянскай партыі, а в. а.), Алена Анісім, якая замахнулася ажно на 40% галасоў выбарцаў… Пра ўсіх названых ужо разважаў: у прыватнасці, тут, тут і тут. Пільныя чытачы лёгка здагадаюцца, як я трактую шансы гэтых «кандыдатаў у кандыдаты» на наступных «выбарах». Ну, прынцып «не дагонім, дык хоць сагрэемся» ніхто не скасоўваў 🙂

Разумею тых, хто кажа, што выбараў няма. Дапраўды, апошні раз вылучэнне кандыдатаў мела нейкі сэнс у 2001 г., калі «вертыкаль» і Ліда Я. вырашалі меней (мелася больш-менш незалежная федэрацыя прафсаюзаў, не было амаль усёахопнай кантрактнай сістэмы, сеціва ідэолагаў; многія захоўвалі спадзевы на расійскіх дэмакратаў і Захад, на «еўрапейскія каштоўнасці» ўвогуле). І ўсё-такі… сітуацыя непрадказальная. Хто ў лютым 1989 г. прадбачыў, што ў сакавіку 1990 г. з Канстытуцыі СССР выкінуць артыкул пра «кіруючую ролю» КПСС, а ў ліпені кансерватыўны ў цэлым Вярхоўны Савет БССР заявіць пра суверэнітэт Беларусі? Цяжка мне пагадзіцца з Сяргеем Спарышам, які заранёў ацэньвае прэзідэнцкую кампанію у РБ-2020: «[Ігар] Барысаў або [Ганна] Канапацкая дакладна не будуць буяніць».

Дарэчы, канструктыўная ідэя (нават дзве), як папярэдне адбіраць кандыдатаў – і кандыдатак – на вышэйшую пасаду. Трэба, каб яны прачыталі Біблію, прынамсі Пяцікніжжа, і здалі іспыт на разуменне прачытанага. Вернікамі быць ніхто не прымушае, аднак Біблія – збор тэкстаў, на якія абапіраецца палова чалавецтва, дык трэба, каб тутэйшыя хоць бы збольшага сяклі паляну арыентаваліся, каб на самітах было пра што размаўляць…

Ну, асабіста я пускаў бы ў белпрэзідэнты толькі тых, каторыя чыталі мае кнігі і сёе-тое ў іх зразумелі 🙂 Дальбог, «Выйшла кніга» (2017) & «Выбраныя катлеты і мухі» (2018) таксама здольныя служыць «шыбалетам», гэткім пропускам у вялікую палітыку. Ведаю, што крыху перабольшваю, але з нагоды юбілейчыку – дапушчальна. Дый пісьменнік Максім Клімковіч зацікавіўся «Выбранымі катлетамі…», а чым ён горшы за палітыкаў? 😉

М. Клімковіч у час аўтограф-сесіі Андрэя Федарэнкі; сам А. Федарэнка. Фота В. Р. і racyja.com, Мінск, 31.01.2019

Усё яшчэ ёсць ахвотныя ўспомніць пра далукашэнкаўскую Рэспубліку Беларусь (гл. ранейшыя згадкі ад Ю. Тэпера, П. Рэзванава, А. Рэзнікава…). Зараз эстафетка перадаецца мінскаму мастаку.

Андрэй Дубінін (1963 г. нар.):

Асаблівых сігналаў са знешняга свету ў маім дзённіку не зафіксавана ў тыя гады. Я выкладаў у ліцэі, быў паглыблены ў працу… Да таго ж у 1992 годзе нарадзіўся першы сын, і часу было вобмаль. Але, мабыць, галоўная прычына апалітычнасці – мы (купа рэстаўратараў) свой пік прайшлі ў 1990 годзе, калі шчыльна ўлучыліся ў выбарчую кампанію ў Вярхоўны Савет па Фрунзенскім раёне Мінска, я стаў даверанай асобай работніцы Белрэстаўрацыі Элеаноры Вецер, мы ў майстэрні ўручную рабілі ўлёткі з анёлам і тэкстам «Будзе песьня – будзе і хлеб» (тады камуністыя ўсё казалі «будзе хлеб – будзе і песня»; маўляў, спачатку дайце кіўбасы людзём, а тады і мова падцягнецца). Штовечар абыходзілі кватэры па ўсім раёне, я асабіста амаль усе дамы абышоў і тлумачыў-усміхаўся-жартаваў-абаяў-агітаваў… Дамоў вярталіся апоўначы. Нашым праціўнікам быў Генадзь Карпенка, памятаю сходы па школах, асабліва запаў выступ Уладзіміра Папругі – таленавіты прамоўца быў. Мы крыху саступілі Карпенку, але з нашым рэсурсам – проста рамантычны палёт і ніякіх грошай, плюс мастацкае ўкладанне – гэта была перамога. Мы тады так улезлі з вушамі ў гэтую справу, што пасля ўжо, відаць, была адваротная рэакцыя – замкнуцца ў сваёй Вежы-Басталіі.

Толькі ўскосна на семінарах наш настаўнік Алег Хадыка часам чапляў актуаліі. Напрыклад, 5 лютага 1992 г. ён казаў: «Мы знявечаны тым, што не было сецэсіі, буржуазнага перыяду. Чурлёніс (у літоўцаў) а ў нас толькі Чуркін. І трэба ўзнавіць Міцкевіча, сентыменталізм, сентыментальны беларускі план. Данчык можа зрабіць больш за ўсіх. Самыя страшныя для беларускага народа беларускія прадаўшчыцы (гэта быў цэлы клас людзі пры размеркаванні ядомага). Пазняк хацеў беларусізаваць прадаўшчыц, а яны толькі вырваліся (з вёскі ў рускамоўную цывілізацыю)… Прадаўшчыц зараз можа адзін Данчык уработаць…»

* * *

Даволі годна прайшлі «міжнародныя дні Халакосту» ў Беларусі: традыцыйны канцэрт «Жоўтыя зоркі» ў дзяржфілармоніі, сюжэт на тэлебачанні з інтэрв’ю былых вязняў Мінскага гета Якава Краўчынскага і Фрыды Лосік (Рэйзман)… А найбольш крэатыўна, здаецца, павялі сябе актывісты ў Гродне – зладзілі «анімацыйную экскурсію» па тэрыторыі гета № 1.

Хто чытаў і канспектаваў «Катлеты з мухамі», той ведае: да тутэйшых сацыялагічных выбрыкаў я доўга ставіўся або скептычна, або… монапенісна. Але ж надоечы прачытаў інтэрв’ю дырэктара акадэмічнага інстытута сацыялогіі – прызначанага з паўгода таму – і нутром адчуў, што не ўсё яшчэ страчана. Кандыдат навук, якому ў сакавіку 2019 г. споўніцца 40 год, «шарыць» не толькі ў анкетах; яго не без падстаў раскручваюць як галоўнага драконазнаўцу Сінявокай. Агулам, чалавек, дарма што намагаецца «падфарбаваць» дзяржаўную ідэалогію (паклаўшы ў яе падмурак міфалогію беларусаў) транслюе разумныя думкі, напрыклад:

Беларусы глыбока ўсведамляюць сябе як асобную нацыю са старажытнай гісторыяй і самастойнай дзяржавай. Успрыманне сябе як малодшых братоў расійцаў або палякаў – чужы, навязаны звонку стэрэатып…

Ад навукоўцаў патрабуюць хуткага выніку. Усё гэта вельмі негатыўна адбіваецца на навуцы як на сферы прадукавання новых ведаў, таму што досвед паказвае: са 100 заяўленых даследаванняў толькі 10 даюць вынік. З гэтых 10 актуальную выгаду прыносіць толькі адно. Але, калі не фінансаваць усе 100, то і аднаго прарыву (у БССР 192030-х «прарывам», у адрозненне ад «пералому», называўся правал, у цяперашняй РБ – поспех; значэнне слоў з цягам часу мяняецца – В. Р.), здольнага акупіць усе выдаткі, не будзе.

Да таго ж новы дырэктар не без гумару: у сваім блогу посціў нямала «вясёлых карцінак», праўда, перад тым, як заняў адказную пасаду. Пра радыё і папоў – не новая, сустракаў яе гадоў трох таму ў Аляксея Вішні (між іншага заўважу: з такімі «сябрамі», як Вішня, Віктару Цою і ворагаў не трэ’ было мець). Тым не менш:

«Недзе на раёнчыку»; «Суб’ект-аб’ектная інверсія» (узята адсюль)

«Вольфаў цытатнік»

«Культура – гэта сістэма табу, а мастацтва – гэта сістэма пераадолення табу» (Міхаіл Швыдкой, 24.02.2018).

«Брак даверу да медыяў, спалучаны з пачуццём бездапаможнасці ў вырашэнні ўсё вастрэйшых эканамічных, сацыяльных і палітычных праблем, паспрыяў распаўсюду тэорый змовы па ўсім свеце» (Мана Неестані, iranwire.com, 27.11.2018)

«Дарога – гэта сіла, у якой няма канца» (БГ, песня пра «смарагдавыя дні», 2019)

«Агульны прынцып: у публічнай прасторы найбольш выгадныя актывы заўсёды маскіруюцца пад стратныя… Смецце — гэта рэсурс XXI стагоддзя» (Кацярына Шульман, 15.01.2019)

«Каб цешыцца з перамен, трэба, каб было нязменнае: велічэзная тоўшча жыцця, якая паўтараецца, рэпрадукуе сябе» (Уладас Павілайціс, 22.01.2019)

«Барацьба за падвышэнне зарплат — гэта барацьба з карупцыяй. Проста знізу» (Аляксей Навальны, 24.01.2019).

«Быць беларусам у Еўразвязе – гэта ўсё роўна што быць габрэйскім хлопчыкам у савецкай школе. Намагаешся быць лепшым, каб даказаць, што ты як усе» (Paval Kasciukevič, 24.01.2019)

Вольф Рубінчык, г. Мінск

03.02.2019

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 03.02.2019  18:47

***

Поддержать сайт 

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (85)

Навагодні шалом! Віншую ўсіх, каторыя ловяць кайф ад 5779 года паводле яўрэйскага календара.

Засмучае тое, што з кожным годам галасы розуму ў віртуальнай прасторы, дый у свеце, гучаць усё больш прыглушана. Мо справа ў тым, што розум на планеце – велічыня пастаянная, а насельніцтва павялічваецца (аксіёма Коўла)? Дык у Беларусі яно, наадварот, змяншаецца. Дзякуючы мудрай дэмаграфічнай, эканамічнай і палітычнай палітыцы за 2017 год жыхароў стала меней на 12,8 тыс., хаця ёсць дзіўнаватая статыстыка, згодна з якой, наадварот, нас стала болей «прыблізна на 760 чалавек». Як сказаў бы вялікі рэжысёр: «Не веру». Узяць афіцыйны даведнік Белстату – там пазначана змяншэнне з 9504,7 тыс. чалавек да 9491,8 тыс.

За І квартал 2018 г. выявілася падзенне яшчэ на 7,5 тыс., за ІІ квартал – на 6 з нечым тысяч. Карацей, к ліпеню паказчык апусціўся ніжэй за стан 2011 г. (тады было 9481,2 тыс.), і нават іміграцыя ў Сінявокую і Працвятаюшчую ўжо не дапамагае. Што характэрна, падае нават колькасць насельнікаў Мінска: у ліпені 2018 г. было 1981,7 тыс., а ў студзені – на 800 чалавек болей.

Дапускаю, у прызначэнні С. Румаса «прэм’ер-міністрам» (насамрэч ён атрымае права на гэтую пасаду толькі пасля згоды палаты прадстаўнікоў, гл. Канстытуцыю і папярэдні выпуск «К&М») не апошнюю ролю адыграў той факт, што ён – шматдзетны бацька. Хіба мае навучыць беларусаў размнажацца 🙂

Тым часам тутэйшыя, дарма што лічацца адным з самых неэмацыйных народаў, ахвотна «ядуць» адно аднаго. Гісторыя з упёртым процістаяннем ля Курапатаў «пратэстоўцы – уладальнікі рэстарана і прымкнуўшы да іх Ізраілевіч» нагадвае казку пра мядзведзікаў, якія дзялілі галоўку сыру… (хто ў гэтай гісторыі ліса-«памочніца», здагадайцеся самі).

Няўменне шукаць і знаходзіць кампрамісы, дальбог, вылазіць бокам. Успомнілася гісторыя 2015 года… У лістападзе ўрадавая газета «Звязда» абвясціла: «У Мінску хутка можа з’явіцца помнік Васілю Быкаву», прадэманстравала макет помніка аўтарства Аляксандра Батвінёнка і Армена Сардарава. Які ўсчаўся вэрхал! І зорка, на якую абапіраўся пісьменнік, не падабалася, і тое, што ініцыятарам праекта быў названы старшыня Саюза пісьменнікаў Беларусі Мікалай Чаргінец – маўляў, якое ён мае дачыненне да «нашага Быкава»? Між тым… якія б адыёзныя крокі ні рабіў Чаргінец у 1990–2000-х гадах, у 1980-х яны з В. Б. калі не сябравалі, то былі ў добрых адносінах.

Тыповы адмоўны водгук (ад Ліліі Кобзік) змясціла інтэрнэт-газета «Салідарнасць» 24.11.2015. Даю фрагменты без перакладу, пакідаючы напісанне прозвішча архітэктара з малой літары на сумленні аўтаркі і рэдакцыі: «…этот памятник не только тонкое изощренное издевательство над памятью Быкова, кроме прочего, он добавит Минску в карму еще одну каплю сумрачной безысходности… Хочется сказать сардаровым и всем остальным: не делайте этого»

Мая рэпліка ў адказ, адпраўленая назаўтра, не зацікавіла выданне – такая во «Салідарнасць» 🙁 Што ж, апублікую хаця б тут і цяпер:

Я не заўважыў у праекце ні здзеку з памяці пісьменніка, ні «змрочнай безвыходнасці»: выраз твару і пастава адпавядаюць таму, што бачыў на прыжыццёвых здымках. На фота ў «Звяздзе» хутчэй відаць сум, а не змрочнасць. Наогул Васіль Быкаў не быў аптымістам, у многіх яго інтэрв’ю і творах, не толькі перад самай смерцю, праводзілася думка, што «нам тут шчасця не будзе». У Мінску нямала «вясёлых» помнікаў і скульптур (перад Камароўкай, у раёне плошчы Свабоды, у Міхайлаўскім скверы…), так што адзін сумны не сапсуе «карму».

Помнік народнаму пісьменніку патрэбен, зорка не замінае – хаця б таму, што В. Быкаў меў баявы ордэн Чырвонай Зоркі. Калі ў Беларусі робіцца нешта карыснае, няхай нават па ініцыятыве «рэжыму», то не варта гэтым грэбаваць.

…Помніка дзядзьку Васілю ў Мінску няма і праз тры гады. Адной з прычын гэтага, пэўна, сталася зацятая бескампраміснасць (або бескампрамісная зацятасць) часткі «быкаўцаў».

З улікам гэтай – дый не толькі гэтай – гісторыі я пайшоў на кампраміс у пытанні з дошкай у гонар часопіса «Штэрн» па вул. Рэвалюцыйнай, 2 у Мінску. У чэрвені Мінгарвыканкам вырашыў павесіць яе без прозвішчаў знакамітых пісьменнікаў, якія працавалі ў часопісе (а між тым можна было пералічыць Зэліка Аксельрода, Майсея Кульбака, Ізі Харыка).

Куртатая прапанова не тое каб усцешыла, аднак let it be – хто захоча, той знойдзе пра супрацоўнікаў «Штэрна» дадатковыя звесткі. Прынцыпова тое, каб на дошцы з’явіліся ідышныя літары. Зараз ідзе абмеркаванне праекта ў мастацкай радзе.

На маю думку, шансы годна ўвекавечыць памяць пра сусветна вядомы часопіс даволі вялікія. Так, у жніўні 2018 г. шыльды, прысвечаныя мірскай ешыве i Мендэле Мойхер-Сфорыму, з’явіліся, адпаведна, у Міры i Капылі.

Справа – стоп-кадр з ont.by. Надпісы на шыльдзе – на беларускай, іўрыце і англійскай

А ў ліпені пачалося ажыўленне ў Слоніме, канкрэтна, у старажытнай сінагозе:

Публікацыя з бюлетэня «Слонімскі край», № 7 (29), ліпень 2018

Чым горшы Мінск – незразумела. «Яўрэйскія» цікавосткі, без сумневу, прыцягнуць турыстаў; асабіста мяне вабіў у Кіеў, сярод іншага, і помнік Шолам-Алейхему.

Ініцыятыву са «Штэрнам», як паведамлялася, падтрымаў Беларускі фонд культуры. А вось міністэрства інфармацыі і Нацыянальнае агенцтва па турызму ад справы «самаўхіліліся». Увогуле, Вераніка Д., начальніца агенцтва ў 2016–2018 гг., якая прэзентавала сябе як культуролаг і спецыяліст па яўрэйскай гісторыі, займалася больш самапіярам, чым рэальнымі справамі 🙁 Чамусьці я не здзівіўся, калі ўбачыў яе, «члена праўлення Саюза беларускіх яўрэйскіх грамадскіх аб’яднанняў і абшчын», у складзе «Грамадскай палаты Саюзнай дзяржавы». Забаўна: саюзнай дзяржавы няма, а «палата № 6», невядома кім фундаваная, існуе 🙂 Насельнікі ейныя, таварышы альтэрнатыўна адоранага папа Чапліна (не кінаакцёра), cур’ёзна заяўляюць, што яна стала «дзейным інструментам падтрымкі расійска-беларускай інтэграцыі…»

Насамрэч, тут кроку не ступіш – плюхнешся ў абсурд. Як вам «пушкінскі» камень, на пачатку верасня адкрыты ў Фрунзенскім раёне горада Мінска?

Здымкі 13.09.2018

Калі гэта й кампраміс паміж пажаданым і магчымым, то не вельмі ўдалы. Слушна адзначылі чытачы tut.by – больш нагадвае надмагілле, ніж ілюстрацыю да казак Аляксандра Сяргеевіча. Карацей, хацелі як лепей…

Дарэчы, паспяшаўся ініцыятар манумента (бізнэсмен Сяргей Наско) казаць у жніўні, што «на праспекце Пушкіна няма нічога, звязанага з Пушкіным». Станцыя метро «Пушкінская» не лічыцца? Дый шмат гадоў на доме № 41 вісіць такі барэльеф:

Фота 13.09.2018

Хто-хто, а расійскі класік у сталіцы Беларусі ніколі не быў забыты, пакрыўджаны. Помнік з капелюшом у сэрцы Мінска, абласная бібліятэка імя Пушкіна на іншым лапіку «сэрца», і г. д.

А гэта – «даўгабуд», незавершаны гандлёва-сэрвісны цэнтр на рагу прасп. Пушкіна і вул. Прытыцкага, акурат пад шматпавярховым гатэлем «Арбіта»:

Здымкі 13.09.2018

Зараз яго спрабуюць давесці да ладу… хіба к Еўрапейскім гульням (чэрвень 2019 г.) і завершаць. Аднак нашто было абяцаць, што рамонт скончыцца ў верасні 2017 г., нават з дакладнай датай – 30.09.2017? Тэндэнцыя такая: чым менш у Беларусі людзей, тым болей марнаслоўя.

Паглядзеўшы на рухі новага першага намесніка прэм’ер-міністра РБ Аляксандра Т-на (раней кіраваў апаратам савета міністраў), няцяжка сцяміць, што «бег на месцы» прадоўжыцца. То чалавеку патрэбен «стратэгічны штаб па развіцці лічбавай эканомікі» і «электронная медыцына» (робаты замест участковых дактароў і вузкіх спецыялістаў, якіх фатальна не хапае ў паліклініках?), то ён на днях прыкляпаўся да паштальёнаў – яны быццам бы павінны стаць «універсальнымі работнікамі, якія могуць праз гаджэты і выхад у Сеціва дапамагчы грамадзянам, у тым ліку і з замовай-дастаўкай тавараў інтэрнэт-крам». Па-першае, занадта дробна для аднаго з вышэйшых чыноўнікаў краіны ставіць задачы работнікам у асобнай галіне – на тое ёсць адміністрацыя прадпрыемства «Белпошта», у крайнім выпадку, намеснік міністра сувязі. Па-другое… дзядзечка, адчапіцеся вы ад маіх былых калег. Дарэмна хтосьці думае, што паштары абмяжоўваюцца «дастаўкай пошты і пенсій»: ёсць яшчэ такая хітрая штука, як планы па продажы маркіраванай і немаркіраванай прадукцыі, распаўсюд кілаграмаў рэкламы, многае іншае… За плату, якая ледзь перасягае пражытковы мінімум. А цяпер, выглядае, на паштальёнаў (пераважна паштальёнак, многія – перадпенсійнага ўзросту) навесяць яшчэ абавязкі кансультантаў інтэрнэт-крамаў. Але ж тыя, хто ўмее гандляваць, на «Белпошце» не затрымліваліся, і наўрад ці затрымаюцца.

У прынцыпе, пасля падхалімскай заявы Т-на «вы ведаеце, што словы кіраўніка дзяржавы ніколі не разыходзяцца са справай» (ага, ведаем па казусах з омбудсменам, судом прысяжных, дый нават са «штоквартальнымі» пашыранымі сходамі выканкама НАК) з новым урадам усё ясна. Пачакаем, вядома, 100 дзён з моманту прызначэння верхавіны – да канца лістапада 2018 г. – тады можна будзе крытыкаваць больш «субстантыўна». І саміх міністраў, і таго, хто іх прызначыў, і тых, хто гэтага «лідара» усхваляе. Праўда, сістэма настолькі разбэсцілася, што яе прадстаўнікам ужо можна пляваць у вочы – яны скажуць, што дождж ідзе.

Даволі характэрны адказ «па-беларуску» здабылі сёлета грамадскія актывісткі ў час суда з упраўленнем юстыцыі Мінгарвыканкама – дзясяткі памылак (і суд прыняў!)… «М1гарвьнсанкама», «Рэспублт Беларусь» – шэдэўральна.

У 2001 г. і я дастаў падобны дакумент у судзе Маскоўскага раёна горада-героя Мінска… Праўда, суддзя «па выканаучым вырабам» («по исполнительным изделиям»?) Антаневіч выявіўся крыху больш пісьменным. Ну дык і 17 гадоў не прайшлі марна!

Але на сёння досыць пра сумнае. 11.09.2018 прыйшла адхлань – прэзентацыя «яўрэйскага» нумару часопіса «ПрайдзіСвет» (таго самага № 20, дзе на карцінцы-заманусе – дзяўчына з казіным тварыкам). Павел Касцюкевіч, параіўшыся на месцы, пастанавіў вынесці пасяджэнне на ганак кнігарні Логвінава, бо ўнутры было б занадта горача. Сказаў – зрабіў… Выступоўцы чыталі свае творы і пераклады з ганка. Побач гойсалі машыны, але асноўнае было чутно.

П. Касцюкевіч (без кепкі) і Я. Ліпковіч; аўтарка belisrael.info i «ПрайдзіСвета» І. Ганкіна з мужам Дзмітрыем

Вёў вечарыну Альгерд Бахарэвіч (на здымку з fb – злева), які шчэ год таму меркаваў, што са мною не варта мець справы. Перадумаў – і нічога, свет не перакуліўся 🙂

Г. Янкута чытала ў сваім перакладзе з ідыша верш Ганны Марголін; А. Хадановіч – Мойшэ Кульбака

Арганізатары падрыхтавалі для гасцей пачастункі, адэкватныя Рош а-Шонэ, – прынамсі яблыкі на стале я бачыў сам.

«Вольфаў цытатнік»

«Іронія спараджаецца толькі болем»; «Перамены толькі тады добрыя, калі ёсць рэчы, якім не здраджваеш і на якія сам можаш пакласціся»; «Тое, пра што хочаш сказаць – не заўсёды тое, што гаворыш. І дакладней – заўсёды не тое» (Рашыд Нугманаў, yahha.com).

«Калі чалавек выклікае любоў адных і нянавісць іншых – гэта сведчыць толькі пра яго значнасць. Калі ён выклікае ўсеагульную любоў – ён, хутчэй за ўсё, неяк таемна падлізваецца да чалавецтва і кажа нешта занадта бясспрэчнае. Усё значнае – спрэчна, палемічна» (Дзмітрый Быкаў, 31.08.2018).

Вольф Рубінчык, г. Мінск

13.09.2018

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 14.09.2018  00:19

«НН» о романе Павла Костюкевича

Антон Лявіцкі (29.01.2018 / 13:14)

(Внизу перевод на русский)

План Б. Беларуская безвыходнасць у рамане Паўла Касцюкевіча «План Бабарозы»

Раман «План Бабарозы», як трапна заўважыў Вольф Рубінчык, дакументуе беларускі «дух часу». У дзвюх рэцэнзіях на яго — Ганны Янкуты і Лідзіі Міхеевай — абмяркоўваліся відавочныя рэчы пра нацыю, сям’ю і ўладу мінуўшчыны.

Між тым ключавое пытанне рамана, якое (з волі аўтара ці дзеля аўтаноміі матэрыялу) кіруе сюжэтам, палягае ў іншым. Яно размяшчаецца ў той сістэме каардынат, дзе знаходзіў сябе Тамаш Грыб у 1926-м, пішучы Паўліне Мядзёлцы з Прагі: лепш «памерці тут галоднай смерцю, але ратаваць сваю чалавечую годнасць, чым быць у Менску самазадаволенай свіннёй».

Мінуўшчына, безумоўна, прысутнічае ў кнізе. «Танец непрыняцця вакол Беларусі», кплівае назіранне за «шурпатай тутэйшчынай», ейнай «густой цішынёй», прадухіленая раманам Шамякіна «інтэграцыя ў беларускае грамадства і культуру». Разам з гісторыямі аб выбуху мадэрновага гвалту («будучы нямецкі калабарант») і адсутнай суб’ектнасцю тутэйшых утвараюць асяродак каланіяльнай культуры па-беларуску. Яна, дарэчы, вельмі плённая і багатая ў рамане; і для таго, каб яе апісаць, Касцюкевіч стварае разгалінаваны слоўнік, які стала рэагуе на новыя з’явы і выклікі. Як, напрыклад, у шыкоўным проціпастаўленні: Галівуд vs «“Беларусьфільм” перыяду яго росквіту». За дынамікай гэтага слоўніка цікава сачыць.

Сцісла кажучы, з гэтага кантэксту паўстаюць «вечныя містэрыі», няхітры механізм з «ценяў-выцінанак», якія ўтвараюць «пастку для аднаго чалавека». Пастка грае сваю ролю — аднак гэтая роля здаецца другараднай.

А цэнтральнае месца ў кампазіцыйнай структуры апавядання пераймае сюжэт аб Еўропе. Той прадмет памкнення, на які скіраваныя высілкі грамадзянскай супольнасці — «творчай Беларусі», экалагічнай сістэмы з незалежных медыя, выдавецтваў, праваабарончых цэнтраў. Яны функцыянуюць дзякуючы палітыцы Еўропы, апантанай асветніцкай місіяй у дачыненні да «цывілізацыйных абібокаў» з перыферыі.

Паміж Еўропай і «творчай Беларуссю» існуюць складаныя дачыненні. Першая вагаецца паміж адукацыйным імпэтам і досведным расчараваннем у сваёй місіі (сёння, калі ў нямецкіх медыя рэгулярныя загалоўкі накшталт «Польшча. Прававая дзяржава неўзабаве падзе», гэта выглядае вельмі надзённа). Беларускі бок, у сваю чаргу, творча адмініструе свае мэтавызначэнні. У іх роспачная адвага (займацца адукацыяй і культурай — як «страляць са звычайнага лука ў бетонны шчыт») суседнічае з матэрыялістычным эгаізмам. Уласна пра апошняе — уся гісторыя кахання ў «Плане».

І тут высвятляецца вельмі цікавая і важная рэч. Яна, у прынцыпе, даўно вядомая (пра гэта вычарпальна напісала Таццяна Заміроўская). Яна звязаная з рэжымам доступу ў сусветную сучаснасць. Той далягляд, які матывуе транзіт, натхняе высілкі, апраўдвае паражэнні (ключавое слова — «Македонскі»), папраўдзе ставіць вельмі каварную мэту.

Вось жа, каўтуніяна — праца галоўнага героя, у якой сапраўдны беларускі каланіялізм (Някрасаў і «петраградскія веды пра беларусаў» узнікаюць зусім дарэчна) скрыжоўваецца з тактыкамі падкаланіяльнага супраціўлення, еўрапейскай усходняй палітыкай і мэтавызначэннямі тутэйшых актараў тут і цяпер. У гэтым вязьме з адсылак і фальсіфікацый, стэндаў і фінансавых механізмаў, асабістых і калектыўных мэт акрэсліваецца рэжым уваходу ў еўрапейскую мадэрнасць.

«Нікога ў Еўропе не цікавяць вашыя дасягненні і вашая адукаванасць», — гучыць у адной з гутарак трывожная праўда. У расцярушаных разважаннях пра «экспартны варыянт тваёй краіны» абвастраецца перыферыйны Zeitgeist; «паветра веку» краіны без перспектыў на буржуазную рэвалюцыю.

У нейкі момант высвятляецца, што адзіны гарантаваны спосаб быць там, дзе «university debates and chancery discussions in Paris, Washington, London, and Berlin formed a world of common referents», можна толькі ў індывідуальным парадку. Галоўная гераіня, Роні, — узорная эмігрантка, якая «выйшла» безапеляцыйна, упэўнена мінаючы пункт невяртання. Гэтая магчымасць прапануецца галоўнаму герою, сутыкаючы нацыянальны план пераходу, сямейны план (які, праўда, мае некалькі ўзроўняў, якія супярэчаць адзін аднаму), эміграцыю і дыскурсіўную ўладу мінуўшчыны.

У водгуку Лідзіі Міхеевай можна знайсці звесткі аб тым, чым кончыцца гэтая рафінаваная канструкцыя з прэтэнзіяй на сюжэтную вастрыню (здалося, яна сапраўды вострая). Тут выпадае толькі заўважыць, што сярод іншага раман расказвае пра поспех. Не толькі асабісты поспех асобна ўзятага інтэлектуала (параўн. з фіналам «Breakfast Club», дзе пра дыскурс і спароўванне расказана іначай, больш рэалістычна), але і поспех ва ўдзеле. Пэўны адцінак часу галоўны герой і ягоная «каўтуніяна» — з вяселлем Цярэшкі і астатнім этнаграфічным рыззём, — перажываюць папулярнасць і запатрабаванасць у Еўропе.

Гэтыя іранічныя фантазіі аб суверэнным кантролі над каланіяльнай спадчынай, паспяховым удзеле ў мадэрнасці і эміграцыі як эфекце дыскурсу вяртаюць. Да процьмы самых розных беларускіх сюжэтаў: да Скарыны (да іншае, такое балеснае, фантазіі пра яго), да БНР, да верша Янкі Купалы «Перад будучыняй». Народны паэт, магчыма, рэагуючы на ліст Грыба, у бяссільным адхланні нэпа занатаваў патаемную мэту: «каб выйсці ў свет».

Праз 90 гадоў нічога не змянілася. Тыя ж гісторыі вызначаюць беларускія дачыненні: усё яшчэ не існуюць John Midsummer i Jacob Spike. Тая ж метафара рупіць; усё было дзеля адной мэты — «ужо з’ехаў».

У канчатковым выніку ўсё зводзіцца да скептычнага абяцання аб суверэнітэце над гісторыяй і гісторыямі. «Хто вам сказаў, што ў жыцці заўсёды ёсць выйсце», — двойчы пытае «План Бабарозы».

Крыніца

***

Перевод на русский язык (ред. belisrael.info):

План Б. Белорусская безысходность в романе Павла Костюкевича «План Бабарозы»

Роман «План Бабарозы», как метко заметил Вольф Рубинчик, документирует белорусский «дух времени». В двух рецензиях на него – Анны Янкуты и Лидии Михеевой – обсуждались очевидные вещи, касающиеся нации, семьи и власти прошлого.

Между тем ключевой вопрос романа, который (по воле автора или по причине автономии материала) управляет сюжетом, заключается в другом. Он располагается в той же системе координат, где находил себя Томаш Гриб в 1926-м, писавший Павлине Медёлке из Праги: лучше «умереть здесь голодной смертью, спасая свое человеческое достоинство, чем быть в Минске самодовольной свиньей».

Прошлое, безусловно, присутствует в книге. «Танец непринятия вокруг Беларуси», насмешливое наблюдение за «корявой тутэйшестью», ее «густой тишиной», предотвращенная романом [Ивана] Шамякина «интеграция в белорусское общество и культуру». Вместе с историями о взрыве cвовременного насилия («будущий немецкий коллаборант») и отсутствующей субъектностью «тутэйших» они образуют сердцевину колониальной культуры по-белорусски. Она, кстати, очень плодотворная и богатая в романе; для того, чтобы ее описать, Костюкевич создает разветвленный словарь, который постоянно реагирует на новые явления и вызовы. Как, например, в шикарном противопоставлении: Голливуд vs «“Беларусьфильм” периода его расцвета». За динамикой этого словаря интересно следить.

Коротко говоря, из этого контекста возникают «вечные мистерии», нехитрый механизм из «теней-вытинанок», которые образуют «ловушку для одного человека». Ловушка играет свою роль – однако эта роль кажется второстепенной.

А центральное место в композиционной структуре повествования занимает сюжет о Европе. Тот предмет устремления, на который направлены усилия гражданского общества – «творческой Беларуси», экосистемы из независимых медиа, издательств, правозащитных центров. Они функционируют благодаря политике Европы, захваченной просветительской миссией в отношении «цивилизационных лоботрясов» с периферии.

 

Слева – П. Костюкевич и В. Рубинчик (Минск, август 2017)

Между Европой и «творческой Беларусью» существуют сложные отношения. Первая колеблется между образовательным энтузиазмом и основанным на опыте разочарованием в своей миссии (сегодня, когда в немецких медиа регулярно появляются заголовки вроде «Польша. Правовое государство вскоре падет», это выглядит очень злободневно). Белорусская сторона, в свою очередь, творчески администрирует свои целеполагания. В них отчаянная отвага (заниматься образованием и культурой – как «стрелять из обычного лука в бетонный щит») соседствует с материалистическим эгоизмом. Собственно, о последнем – вся история любви в «Плане…».

И тут выясняется очень интересная и важная вещь, в принципе, давно известная (об этом исчерпывающе написала Татьяна Замировская). Она связана с режимом доступа во всемирную современность. Тот горизонт, который мотивирует транзит, вдохновляет усилия, оправдывает поражения (ключевое слово – «Македонский»), на самом деле ставит очень коварную цель.

И вот колтуниана – работа главного героя, в которой настоящий белорусский колониализм (Некрасов и «петроградские знания о белорусах» всплывают вполне уместно) скрещивается с тактикой подколониального сопротивления, европейской восточной политикой и целеполаганиями местных деятелей здесь и сейчас. В этом переплетении отсылок и фальсификаций, стендов и финансовых механизмов, личных и коллективных целей очерчивается режим входа в европейскую модерность.

«Никого в Европе не интересуют ваши достижения и ваша образованность», – звучит в одной из бесед тревожная правда. В раздробленных размышлениях об «экспортном варианте твоей страны» обостряется периферийный Zeitgeist; «воздух века» страны без видов на буржуазную революцию.

В какой-то момент выясняется, что единственный гарантированный способ быть там, где «university debates and chancery discussions in Paris, Washington, London, and Berlin formed a world of common referents», можно только в индивидуальном порядке. Главная героиня, Рони, – образцовая эмигрантка, которая «ушла» безапелляционно, уверенно пройдя точку невозврата. Эта возможность предлагается главному герою; сталкиваются национальный план перехода, семейный план (который, правда, имеет несколько уровней, противоречащих друг другу), эмиграцию и дискурсивную власть прошлого.

В отзыве Лидии Михеевой можно найти сведения о том, чем кончится эта рафинированная конструкция с претензией на сюжетную остроту (кажется, она действительно острая). Здесь приходится лишь заметить, что среди прочего роман рассказывает об успехе. Не только о личном успехе отдельно взятого интеллектуала (ср. с финалом «Breakfast Club», где о дискурсе и спаривании рассказано иначе, более реалистично), но и об успехе в участии. На определенном отрезке времени главный герой и его «колтуниана» – с женитьбой Терешки и прочей этнографической ветошью, – переживают популярность и востребованность в Европе.

Иронические фантазии о суверенном контроле над колониальным наследием, успешном участии в модерности и об эмиграции как эффекте дискурса возвращают к сонму самых разных белорусских сюжетов: к Скорине (и к иной, такой болезненной, фантазии о нем), к БНР, к стихотворению Янки Купалы «Перад будучыняй». Народный поэт, возможно, реагируя на письмо Гриба, во время бессильной передышки НЭПа записал сокровенную цель: «чтобы выйти в мир».

Через 90 лет ничего не изменилось. Те же истории определяют белорусские отношения: все еще не существуют John Midsummer и Jacob Spike. Напрашивается та же метафора; всё было ради одной цели – «уже уехал».

В конечном счёте всё сводится к скептическому обещанию суверенитета над историей и историями. «Кто вам сказал, что в жизни всегда есть выход», – дважды спрашивает «План Бабарозы».

Антон Левицкий

Опубликовано 30.01.2018  18:51

И снова об Изи Харике…

80 лет назад поэта не стало; остались многочисленные воспоминания о нём, его стихи и поэмы. Значительная часть художественных произведений Изи Харика востребована и в наше время. Лично мне наиболее симпатичны поэмы «Хлеб» («Вrojt», 1925) – о трудном переходе местечковых евреев на земледелие, куда более ухабистом, чем описано в поэме Михася Чарота «Корчма», созданной почти одновременно – и «На чужом пиру» («Af a fremder khasene», 1935), где зембинский вольнодумец-бадхен пытается защитить от нападок не только себя, но и музыканта из своей капеллы.

 

Заставки Цфании Кипниса из минского издания «На чужом пиру» (1936)

Не шибко глубокие журналисты до сих пор вносят путаницу в биографию Харика: здесь, к примеру, можно прочесть, что Изи Харик работал столяром, даром что в давно опубликованной анкете 1923 г. столяром называется его отец… То, что поэт жил в Минске на ул. Немигской (современной Немиге) – также «творческий домысел»; было сказано «где-то возле Немиги». Судя по cловам вдовы поэта Дины Звуловны Харик, дом стоял, скорее всего, в начале современной улицы Раковской, но когда мы лет 20 назад прогулялись с ней в тот квартал, она не сумела вспомнить точное расположение: «всё так изменилось…»

Здесь, на Революционной, в 1930–1941 гг. находилась редакция журнала «Штерн» – центр притяжения идишских писателей Беларуси и всего СССР. Фото Сергея Клименко, 2010 г.

В министерства культуры и информации РБ более двух недель назад было направлено письмо с просьбой увековечить память трёх ведущих еврейских поэтов БССР межвоенного периода (Зелика Аксельрода, Моисея Кульбака, Изи Харика) на табличке, которую следовало бы повесить по адресу: Минск, ул. Революционная, 2. Ответ пока не поступил.

В. Рубинчик, г. Минск

* * *

Из журнала «Советиш Геймланд», № 8, 1990

Л. Островский (Иосиф Бергер) пишет о своей встрече с Хариком в начале 1933 г., когда тот приезжал на Всесоюзное совещание еврейских писателей и встречался с Островским, как представителем Коминтерна. Харик рассказал, что готовится написать большое произведение, поэму о жизни евреев в Беларуси, начиная с царских времен до начала 1930-х гг. Там должны были быть затронуты события Октябрьской революции, гражданской войны, НЭПа, первые советские пятилетки и т. д. Всё это должно было отразить участие евреев в этом историческом процессе, формирование еврейской молодежи за последние 25 лет, начиная с революции 1905 г.

Харику было тогда немногим более 30 лет, но выглядел он моложе. Он объяснил, что для написания такой эпической работы ему абсолютно необходимо было показать борьбу еврейских трудящихся с религией, которая не позволяла евреям активно участвовать в революции. Нужно было отразить работу разных левых еврейских пролетарских организаций, таких как Бунд, Поалей-Цион, и одну часть посвятить сионизму, его существованию и ликвидации.

Харик говорил, что очень серьезно относится к своему новому замыслу и должен иметь первозданный материал, не вызывающий сомнения в достоверности. Материал, который имелся в Коминтерне, его не устраивал. Он хотел сам всё посмотреть в земле Израильской. Как именно идёт колонизация Палестины, какие существуют порядки, как ведут себя англичане. И не пахнет ли в Палестине социалистической революцией?

Харик просил оказать содействие, чтобы получить разрешение от имени Коминтерна поехать в Палестину. Это был бы залог художественности его произведения. Коминтерн, по мысли поэта, мог бы связать с местными коммунистами.

Предложения Харика ошеломили Островского. В 30-е годы многие деятели еврейского рабочего движения из России, особенно из членов Поалей-Циона, предлагали свои услуги как работники Коминтерна на Ближнем Востоке, чтобы оказать помощь Палестинской компартии. Были случаи, когда они получали на это согласие руководства и ехали туда на подпольную работу. Однако просьба Харика не была похожа на эти предложения. Ему необходима была творческая командировка. Бывали же прецеденты поездок советских писателей в разные страны. В таких случаях писателей обеспечивали служебными заграничными паспортами и визами тех стран, куда они собирались. Это касалось даже тех стран, где компартия была запрещена или отношения с СССР не были нормальными.

Поездка Харика была бы сопряжена с большой опасностью, ведь в случае ареста он должен был бы отрицать свое отношение не только к Коминтерну, но и вообще к СССР, отрицать умение говорить по-русски, да и то, что когда-либо был в России. Это уже был удел профессиональных революционеров. В 30-е годы уже существовала установка не направлять на подпольную работу Коминтерна советских граждан, родившихся на территории России. Нарушать это правило позволялось только в исключительных случаях, вынуждавшихся обстановкой.

Островский, по опыту работы в центральном аппарате Коминтерна, знал, что предложение Изи Харика не может быть принято. Островский писал, что это нельзя было осуществить, даже если бы он постарался убедить свое руководство в большой пользе поездки для творчества. На первый план выдвигались уже политические мотивы. Коминтерн не стал бы рисковать своими подпольными коммуникациями. Островский и сам не верил, что поездка Харика принесла бы пользу делу революции.

То ли ответ Островского был слишком осторожным, то ли он был не вполне ясен Харику, но тот стал еще более настойчиво просить о содействии. Харик приводил разные аргументы в свою пользу. Например, то, что он может быть полезен как еврейский поэт и коммунист, что его знания могут пригодиться палестинской компартии. Он говорил, что не претендует даже на командировочные расходы и всё сделает за свой счет.

Харик утверждал, что никто не знает о его замысле, он не делился даже с близкими друзьями. Заверял, что сумеет полностью сохранить тайну своей поездки и ее цели. Харик предложил даже, чтобы его отправили под чужим именем.

Островский сделал еще одну попытку отговорить его, сославшись на то, что писательский талант Харика настолько велик и необходим Родине, что нельзя ставить его под удар. Более того, фигура Харика настолько заметна, что его внезапное исчезновение трудно будет объяснить. На это он отвечал, что дела еврейской литературы запутаны, многие из его коллег оставляют национальную литературу и переходят на русский и белорусский языки. Что уже в течение нескольких лет в отношениях между писателями существует противоречивая атмосфера, и это отравляет ему жизнь. Он начал приводить примеры интриг, которые плетутся вокруг его имени, о попытках найти в его творчестве идеологические ошибки, о доносах на него и его товарища (З. Аксельрода? – В. Р.) в ЦК КПБ и прочей напраслине. Что он засомневался вообще в перспективе еврейской советской литературы. Одни поехали в Биробиджан с надеждой, что там еврейская литература будет развиваться естественно и беспрепятственно, но возвратились оттуда разочарованными. В заключение он добавил, что его отсутствие вряд ли скажется на состоянии еврейской литературы в Беларуси.

В своих записях Островский сделал вывод о том, что поездка Харика в Палестину, по-видимому, должна была вернуть ему внутреннее равновесие, снять камень с души.

(из архива В. Р.; перевод с идиша неизвестного автора)

Отрывки из переводов Изи Харика на иврит (1998 г.; листки были подарены Дине Харик приезжими из Израиля)

* * *

Сергей Граховский

«ВЕЧНЫЙ ПОЛЕТ»

15 марта 1968 г. состоялся вечер, посвященный 70-летию И. Д. Харика.

Есть люди, встретив которых однажды, запоминаешь их на всю жизнь. Есть поэты, услышав голос которых однажды, помнишь десятилетия. Его ни с кем не спутаешь, он не подвластен времени и самым изощренным имитаторам. Этот голос будоражит, зачаровывает, увлекает неудержимой волной поэзии даже тогда, когда она звучит на непонятном тебе языке. Ты приобщаешься к подлинному искусству, становишься зрячим: нервами, сердцем, всем существом чувствуешь поэзию, ее музыку, темперамент, глубину и неподдельную правду чувств истинного художника. Таким был Изи Харик, такой была его поэзия.

Когда меня спрашивают, на кого был похож Харик, я могу ответить одно: «Может быть, есть похожие на Харика, но он не был похож ни на кого». Так было и в жизни, и в поэзии.

Время стирает из жизни многое, даже черты и облик самых близких людей. Портрет Изи Харика через 30 с лишним лет после его трагической гибели можно со скульптурной точностью воспроизвести по памяти. Я вижу его всегда молодым – черная и всегда непослушная, как и сам поэт, копна кудрявых волос. Крупная складка лба, скрывающая глубокую и трепетную мысль, волевой подбородок и полет… вечный полет неукротимой энергии, высокого вдохновения и стремительности. Его никогда не видели безразличным или уравновешенно спокойным и самодовольным. Он всегда спешил, спешил больше сделать, больше принести людям света и тепла, окрылить вниманием и лаской. Поэтому так тянулись к нему еврейские, белорусские и русские поэты разных поколений. Он и сам был поэзией, мастером с открытой душой, готовым поделиться с каждым своим опытом и щедрым талантом наставника и старшего друга. Харик был тем коммунистом и гражданином, который всё отдает людям. Его знала и любила вся Беларусь. Он оставался влюбленным, верным и преданным сыном нашей земли, которая жила в его сердце и песнях. Слушали его все с одинаковым восторгом, одинаково любили подлинного поэта-трибуна, тонкого лирика, философа и мудрого советчика.

Харик навсегда остался молодым, страстным и вдохновенным патриотом своей Родины, свидетельством тому его вечно живые стихи, его влюбленность в жизнь, преданность нашей светлой и бурной эпохе. Поэт Изи Харик живет в советской литературе, в сердцах миллионов читателей, он и сегодня говорит с нами на родном языке, по-белорусски и по-русски, всегда вдохновенно и страстно. Он обязательно придет и к будущим поколениям.

(из архива В. Р.)

* * *

«Живой голос в безмолвной пустоте». Студийная версия песни Светланы Бень «У шэрым змроку» на слова Изи Харика, в переводе с идиша Анны Янкуты. Записана в октябре 2017 г. для проекта «(Не)расстрелянная поэзия».

Опубликовано 29.10.2017  18:26

Лекция В. Рубинчика об Изи Харике

Далее – вариант на русском языке (кое-что сокращено, кое-что дополнено)

Напомню: первая моя лекция в рамках проекта «(Не)расстрелянная поэзия» была посвящена Моисею Кульбаку. Они с Изи Хариком были ровесниками, писали на одном языке, ходили по одним улицам Минска и оба погибли 80 лет назад, однако это были во многом разные люди, и каждый из них интересен по-своему.

В 1990-х годах педагог, литератор Гирш Релес в очерке «Судьба когорты» (в частности, в книге «В краю светлых берёз», Минск, 1997) писал, что первым среди еврейских поэтов БССР межвоенного периода по величине и таланту следует считать Изи Харика, Моисея Кульбака – вторым, Зелика Аксельрода – третьим. Разумеется, каждый выстраивает собственную «литературную иерархию». В наше время Харик, похоже, не столь популярен, как Кульбак. Даже если сравнить число подписчиков на их страницы в фейсбуке: на Харика – 113, на Кульбака – 264 (на день лекции, 28.09.2017).

Снова уточню: Харика, как и Кульбака, и иных жертв НКВД БССР осенью 1937 г. арестовывал не печально известный Лаврентий Цанава, он в то время еще не служил в Беларуси. Ордер на арест Харика подписал нарком внутренних дел БССР Борис Берман, непосредственно исполнял приказ младший лейтенант Шейнкман, показания выбивали тот же Шейнкман и сержант Иван Кунцевич. Заказ на смертную казнь исходил из Москвы, от наркома Ежова и его начальников в Политбюро: Сталина, Молотова и прочих. Судила Харика военная коллегия Верховного суда СССР: Матулевич, Миляновский, Зарянов, Кудрявцев (а не внесудебный орган, как иногда писали). Заседание длилось 15 минут. Итак, как ни странно, известны фамилии почти всех тех, кто приложил руку к смерти поэта. Известно и то, что в тюрьме Харик после пыток утратил чувство реальности, бился головой о двери и кричал «Far vos?» – «За что?» Это слышал поэт Станислав Петрович Шушкевич, сидевший в соседней камере.

Сейчас, полагаю, в Беларуси живёт лишь один человек, видевший Изи Харика и способный поделиться впечатлениями от встреч с ним: сын Змитрока Бядули Ефим Плавник. А в 1990-е годы в Минске еще многие помнили живого Изи Харика. Имею в виду прежде всего его вдову Дину Звуловну Харик, заведующую библиотекой Минского объединения еврейской культуры имени Изи Харика, и вышеупомянутого Гирша (Григория) Релеса. Они нередко рассказывали о поэте – и устно, и в печати. Впрочем, Дина Звуловна, как правило, держалась в рамках своих воспоминаний («Его светлый образ»), записанных в 1980-х с помощью Релеса. Воспоминания не раз публиковались – например, в журналах «Неман» (Минск, № 3, 1988) и «Мишпоха» (Витебск, № 7, 2000).

Мне посчастливилось также беседовать с филологом Шпринцей (Софьей) Рохкинд, которая училась с Хариком в Москве 1920-х гг., пару лет сидела с ним на одной студенческой скамье, была даже старостой в его группе.

После реабилитации в июне 1956 года имя и творчество Харика довольно скоро вернулись в культурное пространство БССР (и СССР). Уже в 1958 г. в Минске вышла книжечка его стихов в переводах на белорусский язык, а в 1969-м – вторая, под редакцией Рыгора Бородулина.

После 1956 г. выходили книги Харика на языке оригинала и в переводах на русский язык также в Москве (во многом благодаря Арону Вергелису).

   

Интерес к судьбе и творчеству Харика вырос в «перестроечном» СССР (вторая половина 1980-х). О поэте немало говорили и в Беларуси; в 1988-м, 1993-м и 1998-м годах довольно широко отмечались его юбилеи. К предполагаемому его столетию государство выпустило почтовый конверт.

В начале 1998 г. правительство также помогло издать сборник стихов и поэм в переводах на русский язык (эта книга по содержанию практически дублировала московскую 1958 г.; в свободную продажу не поступала). В 2008 году уже без помощи государства мы, независимое издательское товарищество «Шах-плюс», выпустили двухязычный сборник Харика на идише и белорусском языке: «In benkshaft nokh a mentshn» (84 стр., 120 экз.; см. изображение здесь).

В прошлом веке Изи Харика переводили на белорусский язык многие известные люди (перечислю только народных поэтов Беларуси: Рыгор Бородулин, Петрусь Бровка, Петрусь Глебка, Аркадий Кулешов, Максим Танк), а в 2010-х годах – Анна Янкута.

Имя Изи – уменьшительная форма от Ицхак. В официальных документах Харик звался Исаак Давидович. Фамилия «Харик» – либо от имени Харитон, что вряд ли, потому что евреев так почти не называли, либо сокращение от «Хатан рабби Иосиф-Калман», т. е. «зять раввина Иосифа-Калмана». Хариков было немало на Борисовщине, в частности, в Зембине, родном местечке поэта. В августе 1941 года многие его родственники (отец и мать умерли до войны) погибли от рук нацистов и их местных приспешников.

Во многих советских и постсоветских источниках указано, что Харик родился в 1898 году, и сам он называл эту дату, например, в 1936 году, когда заполнял профсоюзный билет.

Но материалы НКВД говорят о другом: Харик родился на два года ранее, в 1896-м. Сам я эти материалы не видел, но краевед-юрист Александр Розенблюм, человек очень дотошный, работал с ними в архиве КГБ Беларуси в начале 1990-х… Не вижу оснований не доверять ему в этом вопросе. Расхождение может объясняться тем, что Изи Харик в начале 1930-х гг. женился на Дине Матлиной, которая была моложе его более чем на 10 лет, и сам хотел «подмолодиться». Это лишь версия, но она имеет право на существование, хотя бы потому, что в своих воспоминаниях «Его светлый образ» вдова поэта рассказала о том, как сразу после их знакомства Харика смущала разница в возрасте, заметная прохожим («Для отца я, пожалуй, молод, а для мужа как будто стар»).

Изи Харик происходил из бедной рабочей семьи, отец его зарабатывал себе на жизнь, работая сапожником, а позже, возможно, столяром. О последнем написал Харик в анкете 1923 года, когда учился в Москве.

Не так уж много известно о занятиях Харика до революции. В справочниках говорится: «учился в хедере, затем в народной русской школе Зембина. Был рабочим на фабриках и заводах Минска, Борисова, Гомеля». Известно, что Харик пёк хлеб. Некоторое время, как свидетельствует Александр Розенблюм со слов своей матери, Харик был аптекарем или даже заведующим аптекой в Борисове.

Cто лет назад Харик перебрался в Минск и сразу включился в общественную жизнь. Был профсоюзным активистом, библиотекарем, учителем, на какое-то время примкнул к сионистам. Но в 1919 г. он добровольно записался в Красную армию, где три месяца служил санитаром во время польской кампании. С того времени он – лояльный советский человек. И в 1920 г. первые его стихи печатаются в московском журнале с характерным названием «Комунистише велт» («Коммунистический мир»). Это риторические, идеологически выдержанные упражнения на тему «Мы и они». Один куплет:

Flam un rojkh, rojkh un flam,

Gantse jamen flamen.

Huk un hak! Nokh a klap!

Shmid zikh, lebn najer.

Т. е. «Огонь и дым, дым и огонь, целые моря огня. Бух и бах, ещё удар – куйся, новая жизнь». Наверное, Эдуарду Лимонову такие стихи понравились бы…

На фото: И. Харик в 1920 году

На творчество поэту было отпущено 17 лет. Много или мало? Как посмотреть. В ту эпоху всё менялось быстро, и люди иной раз за год-два успевали больше, чем сейчас за пять.

Годы творчества Изи Харика условно разделю на три периода:

1) Подготовка к подъёму (1920-1924)

2) Подъём (1924-1930)

3) Стагнация (1930-1937)

  1. Первый период – наименее изученный… Правда, критики всегда упоминают первую книжку Харика «Tsyter», что в переводе с идиша значит «Трепет». Но мало кто её видел, и содержание её серьёзно не анализировали. Сам автор стихи из неё не переиздавал. Иногда приходится читать, что Харик подписал свой первый сборник псевдонимом «И. Зембин», но на самом деле в 1922 году (в отличие от 1920-го) Харик уже не стеснялся своего творчества, на обложке стоит его настоящая фамилия.

В книжечке, которая вышла в Минске под эгидой «Культур-лиги», было всего 32 страницы, 19 произведений. Рыгор Берёзкин называл помещённые в ней стихи то эстетско-безыдейными, то безжизненно подражательными… Лично мне просматривать эти стихи было интересно. Может, они и наивные, но искренние, в них нет навязчивой риторики. Один из них лет 10 назад я попробовал перевести (оригинал и перевод можно найти здесь).

Обложки первой и второй книг И. Харика

В том же 1922 году в Минске вышла первая книжечка Зелика Аксельрода. Они настолько дружили с Хариком, что и название было похожее: «Tsapl» (тоже «Дрожь», «Трепет»). Харик одно стихотворение посвятил Аксельроду, а Аксельрод – Харику, такое у них было «перекрёстное опыление». Оба они в то время были учениками Эли Савиковского, белорусского еврейского поэта. Он менее известен; заявил о себе ещё до революции, но активизировался на рубеже 1910-20-х гг.

Э. Савиковский (2-й справа) в компании молодых литераторов. Второй слева – И. Харик

Савиковский работал в минской газете на идише «Der Veker», что значит «Будильник», и будил молодёжь, чтобы она продолжала учиться. Возможно, с его лёгкой руки Харик и Аксельрод поехали в Москву, в Высший литературно-художественный институт. Но сначала Изи Харик учился в Белгосуниверситете, на медицинском факультете. В 1921 г. поступил, в 1922 г. оставил… Видимо, почувствовал, что медицина – это не его стезя.

Харика делегировал в Москву народный комиссариат просвещения ССРБ, где в то время работал молодой поэт. Но удивительно, что стипендии студент из Беларуси не имел, а лишь 31 рубль в месяц за работу в Еврейской центральной библиотеке. Может быть, поэтому нет стихов за 1923 г., во всяком случае, я не видел. Зато с 1924 г. начинается быстрый подъём литератора…

  1. Небольшое отступление. В первые годы советской власти освободилось множество должностей, появились новые. После гражданской войны молодёжь массово бросилась учиться и самореализовываться. Должности бригадиров, начальников производства, директоров школ, редакторов газет и журналов, даже секретарей райкомов – всё это было доступно для тех, кто происходил из рабочих, во всяком случае, «небуржуазных» семей. Голосом той еврейской молодёжи, которая совершила рывок по социальной лестнице, и стал Изи Харик. Немногих в то время волновали беззакония новой власти и то, что уже действовали концлагеря (те же Соловки – с 1923 г.). Как тогда считалось – это же временно, для «закоренелых врагов»!

В 1930-х годах «новая элита», выдвиженцы 1920-х (независимо от происхождения – евреи, белорусы, русские…), сама в значительной части попадёт под репрессии, но в середине 1920-х гг. о «чёрном» будущем не задумывались. Харик тоже не мог о нём знать, но он словно бы чувствовал, что его поколение – под угрозой, что оно, словно тот мавр, сделает своё дело и уйдёт. В его стихотворении 1925 г. есть такие слова:

«Мы год от года клали кирпичи, Самих себя мы клали кирпичами…» (перевод Давида Бродского). И призыв к потомкам: «Крылатые! Не коронуйте нас!» Или в другом стихотворении того же года: «Шагаем, бровей не хмуря. Мы любим крушить врагов. Как улицам гул шагов, Мила сердцам нашим буря» (перевод Павла Железнова).

Да, в мотивах классовой борьбы у Харика, даже в «звёздный час» его творчества, нет недостатка. Они доминируют, например, в первой его поэме «Minsker blotes» («Минские болота», 1924), где Пиня-кровельщик, который вырос в нищете на окраине Минска, ненавидит «буржуев» из центра города. Противоставление «мы» и «они» проводится и в поэме «Katerinke» («Шарманка», 1925). Там рабочий парень обращается к «омещанившейся» девушке, упоминая, что та брезгует «нашим» языком (идишем), остыла к горячим песням улицы, вместо условной «шарманки» играет на рояле и тянется к стихам Ахматовой вроде «Я на правую руку надела / Перчатку с левой руки». Герой даёт понять, что любви с такой девушкой у него не выйдет. Любопытно, что после реабилитации Харика как раз Анна Ахматова, среди прочих, переводила его на русский язык…

Молодые писатели встречают американского гостя – писателя Г. Лейвика, выходца из Беларуси. Он сидит посередине. Харик стоит крайний слева, а 3-й слева стоит Зелик Аксельрод. Москва, 1925 г. Фото отсюда.

В иных произведениях середины 1920-х годов Харик желает исчезнуть старому местечку. Он искренне верит, что настоящая жизнь – в колхозах или в крупных городах, воспевает «новые» блага цивилизации (трамвай, кино…), благословляет время, когда впервые столкнулся с городом… Стихи эти очень оптимистичны; сплошь и рядом чувствуется, что автору хочется жить «на полную катушку». В 1926 г. Харик писал: «Я город чувствую до крови и до слёз, До трепетного чувствую дыханья» (перевод Г. Абрамова).

В одной из лучших поэм Харика «Преданность» (1927 г.; в оригинале «Mit lajb un lebn», «Душой и телом») молодая учительница из большого города сражается с косностью местечка и в конце концов умирает от болезни, но её труд не напрасен, подчёркивается, что её преемнице будет уже легче… (своего рода «оптимистическая трагедия»). Отрывки из этой поэмы перевёл на белорусский язык Рыгор Бородулин, включил их в свою книгу «Толькі б яўрэі былі!..» (Минск, 2011).

В 1920-е годы Харик написал немало и «неполитических» произведений. Некоторые связаны с библейской традицией; возможно, даже больше, чем он желал и осознавал. Ряд примеров привёл Леонид Кацис, а я сошлюсь на стихотворение о саде… Один из любимых образов еврейских поэтов; стихи, посвящённые саду, пишутся, во всяком случае, со времён средневековья. Такие произведения есть у Хаима Нахмана Бялика, того же Моисея Кульбака. Ну, а Харик в феврале 1926 г. создал собственную утопию… (перевод на русский язык Давида Бродского)

* * *

В наш светлый сад навек заказан вход

Тому, кто жаждет неги и покоя,

Кто хочет вырастить молчание глухое…

Шумят деревья, и тяжёлый плод

С ветвей свисает, гнущихся дугою.

Здесь гул ветров торжественно широк,

В стволах бежит густой горячий сок,

Гудят широколиственные крыши, –

Ты должен голову закидывать повыше,

В наш сад переступающий порог.

Деревья буйным ростом здесь горды,

Здесь запах смол и дождевой воды,

Растрескивается кора сырая,

И, гроздями с ветвей развесистых свисая,

Колышутся тяжёлые плоды.

Белорусский коллега Харика Юрка Гаврук справедливо замечал, что Изи Харик отлично чувствовал стихотворную форму. Несмотря на пафос, иной раз избыточный, стихи и поэмы Харика почти всегда музыкальны, что выделяло его из массы стихотворцев 1920-30-х гг. Вообще говоря, если Моисей Кульбак имел склонность к театру, то Изи Харик – к музыке. Возможно, эта склонность имела истоки в детстве – так или иначе, целые стихи и отрывки из поэм Харика легко превращались в песни. Примером могут служить «Песня поселян» и «Колыбельная» из поэмы «Хлеб» 1925 г., положенные на музыку Самуилом Полонским, – они исполнялись по всему Советскому Союзу, да и за его пределами.

В наши дни песни на стихи Изи Харика исполняют такие разные люди, как участники проекта «Самбатион» (см. любительскую запись здесь), народная артистка России и Грузии Тамара Гвердцители с Московской мужской еврейской капеллой («Биробиджанский фрейлехс» на музыку Мотла Полянского)… В 2017 г. композицию из двух стихотворений 1920-х годов («У шэрым змроку», перевод Анны Янкуты; «Век настане такі…», перевод Рыгора Берёзкина) прекрасно исполнили белорусские музыканты Светлана Бень и Артём Залесский.

* * *

Упомянутая поэма «Хлеб» написана на белорусском материале. Приехав на родину в каникулы 1925 года, Харик посетил еврейскую сельхозартель в Скуплино под Зембином. Позже о созданном там колхозе напишет и Янка Купала… В 1920-х и начале 1930-х тема переселения евреев из местечек в сельскую местность была очень актуальной, и Харик живо, реалистично раскрыл её. Вот мать баюкает сына: «В доме нет ни крошки хлеба. / Спи, усни, родной. / Не созрел в широком поле / Колос золотой» (перевод Александра Ревича). Эту колыбельную очень любила Дина Харик, довольно часто наигрывала её и пела на публике в 1990-е годы (разумеется, в оригинале: «S’iz kejn brojt in shtub nito nokh, / Shlof, majn kind, majn shtajfs…»)

Однокурсница Харика по московскому литинституту Софья Рохкинд в конце 1990-х говорила мне, что Харик (и Аксельрод) смотрели на институт, как на «проходной двор», учились кое-как. Полагаю, дело не в лени, а в том, что Харик был уже полностью захвачен поэзией. В 1926 году вышла его вторая книга «Af der erd» («На (этой) земле»). После чего он стал часто издаваться, чуть ли не каждый год по книге. Его произведения печатали в хрестоматиях, включали в учебники для советских еврейских школ. Современники свидетельствуют, что школьники охотно учили отрывки на память.

В те же годы Харик начал переводить с белорусского языка на идиш. Первым крупным произведением стала поэма идейно близкого ему поэта Михася Чарота «Корчма» (перевод появился в минском журнале «Штерн» в 1926 г.).

В 1928 году Харик вернулся в Минск, начал работать в редакции журнала «Штерн» секретарём – и столкнулся с жилищной проблемой, возможно, ещё более острой, чем в Москве. Харик получил квартиру, но затем, когда поехал в творческую командировку в Бобруйск, из-за некоего судьи Ривкина оказался чуть ли не на улице… В январе 1929 г. ответственный секретарь Белорусской ассоциации пролетарских писателей Янка Лимановский заступился за своего коллегу. Он подчёркивал неопытность Изи Харика в житейских делах и жаловался через газету «Зьвязда»: «Ривкин взорвал двери квартиры Харика и забрался туда».

Как можно видеть, было даже две публикации, вторая – «Ещё об издевательствах над тов. Хариком». Прокуратура сначала посчитала, что формально судья был прав… Но в конце концов всё утряслось, Харик получил жильё в центре, где-то возле Немиги, а в середине 1930-х гг. вселился с женой и сыном в новый элитный Дом специалистов (ул. Советская, 148, кв. 52 – сейчас на этом месте здание, где помещается редакция газеты «Вечерний Минск»). Правда, прожили они там недолго…

Минский период в жизни Харика был плодотворным в том смысле, что он создал семью. В 1931 г. поэт познакомился на улице (около своего дома) с юной воспитательницей еврейского детского сада Диной Матлиной, через год они поженились. В 1934 г. родился первый сын Юлик, в 1936-м – Давид, названный в честь умершего к тому времени отца поэта. Судя по воспоминаниям Дины Матлиной-Харик, её муж очень любил своих детей и гордился ими. Никто ещё не знал, что родителей одного за другим арестуют осенью 1937 г., а сыновья попадут в детский дом НКВД и исчезнут бесследно. Скорее всего они погибли во время гитлеровской оккупации. После возвращения в Минск из ссылки и реабилитации (1956 г.) Дина Харик так их и не нашла… Мне кажется, она ждала их до самой смерти в 2003 г.

В творческом же плане наиболее плодотворным оказался именно московский период – и, пожалуй, первые год-два минского. Тогда, в 1928-29 гг., Харика тепло приветствовали во всех местечках, куда он приезжал с чтением стихов… Он был популярен в Беларуси примерно как Евгений Евтушенко в СССР 1960-х. С другой стороны, Харик ещё не был обременён ответственными должностями, более-менее свободен в выборе тем.

  1. О периоде стагнации, начавшемся в 1930 г. Да, в 1930-е годы Харик создал одну отличную поэму и несколько хороших стихотворений, но в целом имело место топтание на месте и слишком уж рьяное выполнение «общественного заказа». Увы, по воспоминаниям Дины Харик, её муж редко говорил «нет»: «Харик гордился, когда ему доверяли общественные поручения. Это его радовало не меньше, чем успехи в творчестве».

Чем характерен 1930-й год? Он выглядит как первый год «махрового» тоталитаризма. В конце 1920-х Сталин «дожал» оппозицию в Политбюро, свернул НЭП и начал массовую коллективизацию, т. е. были уничтожены даже слабые ростки общественной автономии. В 1930 г. в Беларуси НКВД раскрутил дело «Союза освобождения Беларуси», по которому арестовали свыше 100 человек, в том числе многих белорусских литераторов.

Для Харика же этот год начался со статьи под названием: «Неделя Советской Белоруссии наносит сокрушительный удар великодержавным шовинистам и контрреволюционным нацдемам» (газета «Рабочий», 7 января). В последующие годы он напишет – или подпишет – ещё не один подобный материал.

В 1930 г. Харик, «прикреплённый» к строительству «Осинторфа», начинает поэму «Кайлехдыке вохн», известную как «Круглые недели» (перевод А. Клёнова; варианты названия – «В конвеере дней», «Непрерывка»). Это гимн социалистическому преобразованию природы, коммунистам и, отчасти, ГПУ. Фигурируют в поэме, полной лозунгов, и вредители. Янка Купала в конце 1930 г. выступил с покаянием за прежние «грехи», но аналогичную по содержанию агитпоэму («Над ракой Арэсай») напишет только в 1933-м. Возможно, дело в том, что именно в 1930-м Харик становится членом большевистской партии, ответственным редактором журнала «Штерн», и считает себя обязанным идти в ногу со временем, а то и «бежать впереди паровоза».

В 1933-34 годах пишется новая поэма Изи Харика – детская, «От полюса к полюсу». В ней пионерам доверительным тоном рассказывается о строительстве Беломорканала, роли товарища Сталина и тов. Фирина (одного из начальников канала). Опять же, автор поёт дифирамбы карательным органам, которые якобы «перековывают» бывших воров. Поэма выходит отдельной книжкой с иллюстрациями Марка Житницкого и получает премию на всебелорусском конкурсе детской книги…

В 1931 г. Изи Харика назначают членом квазипарламента – Центрального исполнительного комитета БССР. В 1934-м он возглавляет еврейскую секцию новосозданного Союза писателей БССР (секция была довольно солидной, в неё входило более 30 литераторов). Казалось бы, успешная карьера – но воспетые им органы не дремлют. Перед съездом Всесоюзного союза писателей (где Харика выбрали в президиум) ГУГБ НКВД составляет справку о Харике: «В узком кругу высказывает недовольство партией».

В середине 1930-х Харик отзывается на всё, что партия считает важным. Создаётся еврейская автономия в Биробиджане – он едет туда и пишет цикл стихов (среди которых есть и неплохие), спаслись полярники-челюскинцы – приветствует полярников, началась война в Испании – у него готово стихотворение и на эту тему, с упоминанием Ларго Кабальеро…

В 1935-м пышно празднуется 15-летний юбилей творческой деятельности Харика, в 1936-м он становится членом-корреспондентом Академии наук БССР. Но к тому времени уже явно ощущается надлом в его поведении. Харик отрекается от своих товарищей по еврейской секции, которых репрессировали раньше его (в начале 1935 г. Хацкеля Дунца сняли с работы как троцкиста, в том же году исключили из Союза писателей, летом 1936 г. арестовали; расстреляли одновременно с Хариком). Журнал «Штерн» «пинает» арестованных и призывает усилить бдительность.

Между тем Харик, по воспоминаниям Евгения Ганкина и Гирша Релеса, очень заботился о молодых литераторах, помогал им, как мог, иногда и материально. Релесу, например, помог удержаться в пединституте, когда в середине 1930-х гг. на студента из Чашников был написан донос о том, что его отец – бывший меламед, «лишенец».

«Лебединой песней» Харика стала большая поэма 1935 г. «Af a fremder khasene» («На чужом пиру» или «На чужой свадьбе») – о трагической судьбе бадхена, свадебного скомороха. Из-за своего вольнодумства он не уживается с раввином и его помощниками, а также с богатеями местечка, уходит блуждать с шарманкой по окрестностям и гибнет, занесенный снегом. Время действия – середина ХІХ столетия, когда ещё жив был известный в Минской губернии разбойник Бойтре, которому бадхен со своими музыкантами явно симпатизируют. Главного героя зовут Лейзер, и автор прямо говорит, что рассказывает про своего деда. Как следует из эссе Изи Харика 1926 г., «Лейзер Шейнман – бадхен из Зембина», судьба деда была не столь трагичной, он благополучно дожил до 1903 г., но некоторые черты сходства (склонность к спиртному, любовь к детям) у прототипа с героем есть.

Некоторые наши современники увидели в поэме эзопов язык: Харик-де попытался показать в образе бадхена себя, своё подневольное положение в середине 1930-х гг. Но можно трактовать произведение и так, что автор просто описывал трудную судьбу творческой личности до революции, следом, например, за Змитроком Бядулей с его повестью «Соловей» (1927). Если в этих произведениях и есть «фига в кармане», то она очень глубоко спрятана.

Независимо от наличия «фиги», поэма «На чужом пиру» – ценное произведение. Оно полифонично, прекрасно описываются пейзажи, местечковые характеры… Немало в нём и юмора – чего стоят диалоги бадхена с женой Ципой. Текст прекрасно дополняли «минималистические» рисунки Цфании Кипниса. Увы, поэма не переведена целиком на белорусский язык (похоже, и на русский тоже). Приведу несколько начальных строк в переводе Давида Бродского:

Я знаю тебя, Беларусь, как пять своих пальцев!

Любую

И ночью тропинку найду! Дороги, и реки живые,

И мягкость твоих вечеров, и чащи поющие чую,

Мне милы березы в снегу и сосен стволы огневые.

Немало в поэме белорусизмов: «asilek», «ranitse», «vаlаtsuhe», «huliake»… Эти слова для нормативного идиша в общем-то не характерны, но Харик смело вводил их в лексикон.

Рыгор Бородулин говорил на вечере 1993 г. (затем его выступление вошло в вышеупомянутую книгу 2011 г.): «Поэт Изи Харик близок и своему еврейскому читателю, которого он завораживает неповторимым звучанием идиша, и белорусскому, который видит свою Беларусь глазами еврейского поэта», имея в виду прежде всего эту поэму.

В предпоследний год жизни Харик приложил руку к печально известному стихотворному письму «Великому Сталину от белорусского народа» (лето 1936 г.). Он был одним из шести авторов – наряду с Андреем Александровичем, Петрусём Бровкой, Петрусём Глебкой, Якубом Коласом, Янкой Купалой. Но и это сервильное произведение не спасло Харика, как и дружба с Купалой, и многое другое.

* * *

Такой непростой был поэт и человек, долго питавшийся иллюзиями. Всё же многие его произведения интересны до сегодняшнего дня. Конечно, он заслуживает нашей памяти, и не только ввиду своей безвременной страшной смерти. Хорошо, что в Зембине одна из улиц в 1998 г. была названа его именем…

Увы, дома в центре местечка, где родился поэт, уже нет; в сентябре 2001 г. дом был признан ветхим и снесён. Перед сносом было несколько обращений к еврейским и нееврейским деятелям с целью добиться внесения в охранный список и ремонта – они не возымели эффекта.

Фрагмент публикации А. Розенблюма в израильской газете, декабрь 1997 г. Автор как в воду смотрел…

А выглядел родной дом Изи Харика 50 и 20 лет назад так:

Между прочим, Харик неожиданно «всплыл» в художественном произведении 2005 г. «Янки, или Последний наезд на Литве» (Владислав Ахроменко, Максим Климкович). Там один персонаж говорит: «Что-то ты сегодня чересчур пафосный!» Другой поддакивает: «Как молодой Изя Харик на вечере собственной поэзии!» Забавное, даже экзотичное сравнение, однако оно лишний раз доказывает, что поэт не забыт.

Думаю, следовало было бы Национальной Академии навук РБ к 125-летию Моисея Кульбака и Изи Харика провести конференцию, посвящённую этим поэтам и их окружению. И ещё: если уж не получается увековечить в Минске каждого по отдельности, то на ул. Революционной, 2, где с 1930 года находилась редакция журнала «Штерн», неплохо было бы повесить общую памятную доску, чтобы там были указаны и Кульбак, и Харик, и Зелик Аксельрод, расстрелянный в 1941-м. Все они имели непосредственное отношение к журналу «Штерн».

Вольф Рубинчик, г. Минск

wrubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 03.10.2017  20:54

 

Водгук ад згаданага ў тэксце Аляксандра Розенблюма (г. Арыэль, Ізраіль)

Дзякую за лекцыю. Хачу тое-сёе дадаць.

Маці (Соф’я Чэрніна, 1902–1987) казала мне, што прафесію фармацэўта Харык набыў пасля навучання ў Харкаве. Працаваў у барысаўскай аптэцы кароткі час, на пачатку 1920-х гадоў.

Дзесьці ў 3-м ці 4-м класе (прыблізна ў 1936 г.) беларускай школы па падручніку на беларускай мове мы, згодна з праграмай, вывучалі Харыка, Шолам-Алейхема («Хлопчык Мотл»), Бруна Ясенскага…

Хата Харыка, наколькі мне вядома, выкарыстана не на дровы, а на будаўніцтва нейкай царквы ў межах Барысава.

Пишет Александр Розенблюм из израильского Ариэля (перевод с белорусского):

Благодарю за лекцию. Хочу кое-что добавить.

Мать (Софья Чернина, 19021987) говорила мне, что профессию фармацевта Харик приобрёл после учёбы в Харькове. Работал в борисовской аптеке короткое время, в начале 1920-х годов.

Где-то в 3-м или 4-м классе (примерно 1936 г.) белорусской школы по учебнику на белорусском языке мы, согласно программе, изучали Харика, Шолом-Алейхема («Мальчик Мотл»), Бруно Ясенского…

Дом Харика, насколько мне известно, пошёл не на дрова, а на строительство какой-то церкви в границах Борисова.

05.10.2017  13:53

Піша д-р Юрась Гарбінскі: “Вельмі рады і ўдзячны за лекцыю пра Ізі Харыка. Як заўсёды глыбока і цікава“. 11.10.2017 21:31

Пётр Рэзванаў: “Няблага атрымалася!” (12.10.2017).

==============================================================================

Уточнение 2020 года

Увы, три года назад я слишком доверился преподавателю идиша Ю. Веденяпину. В его статье 2015 г. утверждалось, что «Биробиджанский фрейлехс» был написан на стихи Изи Харика, положенные на музыку Мотла Полянского (с. 15-16). На самом-то деле слова песни, в наше время исполняемой на идише Тамарой Гвердцители, принадлежат Ицику Феферу, а музыка – Самуилу Полонскому. Доказательство можно обнаружить здесь – см. ссылку на Зиновия Шульмана (1960). Пластинка с записью этой песни выпускалась и в 1937 г., тогда «Биробиджанский фрейлехс» исполнял Государственный хор БССР под управлением Исидора Бари.

Добавлю: в 1990-е годы песню любила напевать вдова Изи Харика Дина, что также сбило меня с толку при подготовке лекции 2017 г. Вообще говоря, Дина Звуловна ценила творчество Фефера, который в 1930-х пытался за ней ухаживать.

Приношу извинения всем, кого невольно запутал. На слова Харика есть другой «Фрейлехс», записанный Зислом Слеповичем в рамках проекта «SYLL-ABLE» в 2018 г. Приглашаю послушать.

В. Рубинчик, г. Минск

Добавлено 19.05.2020  22:54