20 июля 2016 8:19
Елена Коваленко. 9:42
Пад час лукашэнкаўскага «суду»… 1998
***
Людмила Мирзаянова, Минск 10:22
Плачу… Убийство Павла Шеремета – большая личная утрата. Хотя и виделись-то раз. Общались больше… Для нашей семьи Павел сделал много. Он поддержал сына Федора после событий на Площади-2010, меня поддержал очень. Помню, еду в троллейбусе с Володарки, слышу мобильный звонок, а это Павел. Подбодрил эмоционально… А потом предложил создать блог на Белпартизане и размещать там свои тексты. Я не журналист. Умений и опыта написания подобного рода текстов у меня не было. Одни эмоции, от которых захлебывалась порой. И для меня его предложение: писать, выговариваться… стало лучшей психотерапией в то страшное время, когда с ума сойти можно было от переживаний. Сейчас пишу и плачу… Пусть душе Павла легко будет! Мы же его помнить будем и добрым словом вспоминать.
***
Ольга Чекулаева, Минск 10:52
Вот мы летим из Болгарии большой пьяной компанией сто лет назад. И в Минске в аэпопорте Пашка исчезает. Я поднимаю на ноги таможню, заставляю пересмотреть все декларации. Из дому трезвоню по всем телефонам БДГ ( тогда мобильных почти ни у кого не было) – пропал Шеремет!!!
А это его именно тогда и взяли, и судили, и отсидел он несколько месяцев.
А вот в октябре мы отмечаем его выход на свободу в БДГ.
А вот в мае 2014-го мы случайно встретились в “Бистро”, и он дарит мне “самую модную сейчас” майку с пылающей шиной, и я тут же надеваю ее и еду на день рождения Цеслера.
А вот мы в Киеве встречаемся беларуской суполкой, я хочу попросить официанта сделать фото, а Пашка говорит: ты что, Чекулаева, селфи, только селфи!
А вот июнь, Львов, площа Рынок, ночь, толпы народу – и вопль: Чекулааааева! Ты что ли?!!! Я очки твои сразу заметил! Здорово! На джем-сейшн идешь? Нет? Ну ладно, завтра увидимся!
Не увиделись.
***
Александр Федута, 11:13
Солнце в Киеве светит, а день черный.
Убили Павла Шеремета. Взорвали в машине.
Следствие должно дать ответ, хотели убить именно его или охота шла на редактора «Украинской правды» Алену Притулу, в чьей машине он выехал в тот день из дома. Но от того, что ответ будет дан, Павла не вернешь.
Он был неисправимым оптимистом. Сколько ни вспоминаешь сейчас его, Павел улыбается. (читать дальше, кликнув на текст)
***
Леонид Канфер, Киев 11:27
Мой оператор Володя Бобарыко только-только переоделся, достал любимую “Краковскую”, нежно порезал, как в дверь нашего гостиничного номера постучали. В проеме стоял Гарри погоняйло, адвокат. Почему-то в трусах и с мобильником. Тогда, в девяноста восьмом, это казалось шиком:
— Ребята, а Шеремет уже в Минске.
Время — за полночь. Мы понимаем: белорусские спецслужбы специально вывезли Шеремета из гродненской тюрьмы тайно, чтобы не дать возможности снять.
Мы садимся в бобарыкину БМВ “трешку” и мчим из Гродно в Минск. На заднем сидении адвокаты Шеремета Погоняйло и Волчек, мы — впереди. Травим байки. Пашу освободили. Это главное.
Приезжаем уже под утро. Паша сам открывает дверь квартиры — счастливый, небритый, слышно, как уетятся родители на кухне. Говорит тихо — ребенок спит.
Так закончились три месяца его СИЗО, когда Лукашенко упек Пашу за решетку под формальным предлогом за нарушение государственной границы. Накануне он снял сюжет, где показал: граница Беларуси с Литвой не охраняется. Он свободно смог пройти на территорию другой страны. Потом три месяйа российские дипломаты бились за освобождение Шеремета. И даже Ельцин, отменив какую-то там встречу с Лукашенко, бросил: “Пусть сначала Шеремета освободит”.
Мы начинали на телеке вместе: он стал собкорром первого канала в Беларуси, я — стрингером НТВ. После его отъезда в Москву виделись редко. Последний раз — третьего июня. Белорусы — кто перебрался в Киев — собрались в “Серебряных ложках”. Был Паша…
— А Вы слышали наше промо, где я кошу под Доренко? И в Днепрррррррре”!
Пашка довольно улыбался. Каждое утро я включал его утреннее шоу и вот это — “в Днепррррррре”…
С Лукашенко у него не заладилось еще когда закрыли его программу “Проспект” на белорусском ТВ. Потом была БДГ — очень профессиональная, жесткая, хлесткая. Паша был одно время главредом. потом корпункт Первого. Тогда это был совсем другой канал. С Пашей работал оператор Дима Завадский — тот самый, который неожиданно пропал без вевсти в минском аэропорту. Власть говорила, будто бы Диму похитили чеченцы в отместку за его съемки на войне. Оппозиция — что Диме отомстил сам Батька, за предательство. Паша вовремя уехал. Из всей журналистской братии он был для Лукашенко врагом номер один. У белорусского президента были все основания его не любить. До последнего он вел белорусский сайт “Белорусский партизан” — независимый, оппозиционный.
Мы не общались близко. И я не знаю, чьи спецслужбы убили Пашу. И за что — тоже не знаю. Пользовался ли он сливами спецслужб и каких, какой информацией обладал — не знаю. Все эти игры с “гэбьем” в любом случае хождение над пропастью.
Почему, не знаю, но меньше всего пока верю в украинский след. Может быть, потому, что всю ночь читал расследование убийства Немцова, и от подробностей, какие силы были нужны для организации ритуального убийства в самом центре Москвы, холодок шел по спине. Может быть, от вот этого ощущения — что они могут все. Не с точки зрения возможностей, а с точки зрения того, что отказали все тормоза.
Для Украины дело чести теперь расследовать убийство Паши. Или доказать, что следы ведут в другую страну, или найти организаторов и заказчиков здесь, в Киеве. Дело чести. Я понимаю, что сейчас политики во всех трех странах начнут валить убийство Шеремета на спецслужбы друг друга, разыгрывать карту убийства в информационной войне. Но все это — шелуха. Важно, что будет делать сама украинская власть. Я хочу знать, кто это мог сделать и хочу доверять результатам расследования. Это главное.
***
Станислав Кучер, 12:42
Если набираю в фб-поисковике “Павел”, имя Паши Павел Шеремет появляется третьим в списке моих друзей здесь. Открываю страницу – а там по-прежнему эта фотка с дурацкой маской и о себе: “правнук белорусских партизан, внук белорусских партизан и сам партизан”. Я всегда улыбался, когда заходил к нему и видел эти строчки…
Я пытаюсь напомнить себе то, во что давно верю – что жизнь бесконечна, а смерть не более чем дверь в следующий эпизод этого нескучного сериала. Это помогает сказать правильные слова, когда пишешь о смерти Стива Джобса, или Робина Уильямса, или еще кого-то классного, великого и далекого.
Но когда убивают человека, с которым ты искренне обнимался при встрече, потому что ты знаешь его почти двадцать лет, потому что он одного с тобой возраста, одного цеха и группы крови – это ни черта не работает. Не могу я сейчас правильные слова найти. Это какая-то невероятно чудовищная и несправедливая херня. Этого не должно было случиться. Не с Пашей, не сейчас, не там.
Он же именно там снова стал по-настоящему счастливым и свободным человеком. Новая работа, любовь, друзья, пейзажи, истории. Мы коротко виделись с Павлом в прошлом году – и я не помню его таким легким и жизнерадостным ни во время его работы в Останкино, ни в “Огоньке”, ни тем более на ОТР.
Лет 5 назад я сделал с ним большое интервью для своей программы на “Совершенно секретно”, обо всем говорили, но больше всего, конечно, о нашей профессии и ее будущем. Уже после записи Паша сказал: “Это же самое хреновое, что может случиться – если придется уйти из журналистики. Вот что может быть хуже?”
Паше не пришлось уходить из профессии. Он, конечно, не только классный журналист, но и при внешности мягкого добряка действительно железный мужик. Какое бы СМИ ему ни приходилось покидать (и всегда по одной и той же причине – надо было или оставаться, или изменять себе), он не падал духом, всегда находил новую дверь в любимое дело и в итоге стал мастером на всех возможных журналистских поприщах. Репортер, ведущий новостей и ток-шоу, документалист, завотдела журнала, радиоведущий.
Паша прожил красивую яркую жизнь и ушел на очередном взлете. Точнее, не ушел – вышел на время. В том, что он снова найдет свою правильную дверь, я не сомневаюсь ни секунды. Но все равно чертовски больно.
***
Николай Халезин, 14:18
Паша ушел. Этот взрыв машины оглушил всех тех, кто знал его, кто с ним дружил. Подбирать слова сложно. Воспоминания накрывают с головой, и позволяют лишь набирать воздух, но не полноценно дышать.
Мы с Пашей дружили 21 год, переживая разные этапы взаимоотношений: от регулярных встреч, застолий и совместной работы, до “пятилетки молчания”, когда не общались совсем, отброшенные друг от друга политическими разногласиями. Конфликт прекратился очень по-взрослому, когда, после смерти моего папы, Паша написал: “Скорблю всем сердцем. Я с тобой”. Я был ему благодарен – за то, что мы смогли выбраться из зоны конфликта через понимание чего-то главного, не сиюминутного, на самом деле важного для нас обоих.
1996 год. Парламентский кризис. Мы сидим в пресс-центре Верховного Совета: вымотанные бессонными ночами, бесконечным объемом работы и подкатившей апатией к происходящему из-за бездарных действий политиков. Съемочные группы ОРТ, НТВ, РТР выдают по пять сюжетов за день. В пресс-центр входит Паша, садится на стул, и в сердцах говорит: “Я устал напрягать революционную ситуацию интонацией”.
1997 год. Съемочная группа ОРТ арестована, мы занимаемся подготовкой акций в защиту журналистов и за их освобождение из тюрьмы. В одну из ночей Пашу внезапно освобождают, мы мчимся к нему домой. Сначала съемка, потом водка. Спустя несколько часов, когда удалось слегка захмелеть, Паша говорит о нашей акции – шествии журналистов в тюремных робах: “Не представляешь как я пожалел, что не прошел с вами по городу в тюремной робе”. Я ответил: “Так ты же в это время и так был в тюремной робе”. Паша, слегка задумавшись: “Да, но не в такой красивой – полосатой”.
2000 год. Вечером во дворе своего дома и офиса ОРТ долго разговариваем с Димой Завадским. На следующее утро он едет в аэропорт встречать Пашу, его похищают и убивают. Спустя несколько дней я спускаюсь в офис ОРТ, мы сидим с Пашей вдвоем и пьем коньяк. Пьем тупо, не перекидываясь даже словом; каждый погружен в свои мысли. Спустя пару часов говорю: “Пойду”. Паша: “Спасибо что зашел, мне сейчас нужно было с кем-то поговорить”…
______________________________________
В последний приезд в Киев нынешней зимой мы не смогли встретиться – наш визит был коротким, а Паша был в отъезде. Переписывались, и договорились о том, что осенью, когда прилетим в Украину снова, пойдем с женами в самый лучший киевский ресторан. Но теперь уже, к сожалению, не пойдем.
Прощай, Паша. Светлая память.
***
Стась Карпаў, 14:22
З Паўлам мы так ні разу і не ўбачыліся. Ліставаліся. Я ўсё хацеў узяць у яго інтэрв’ю, але здавалася, што няма куды спяшацца, што на гэта яшчэ столькі часу. Ён рэдка прыязджаў на радзіму, ды і я ўвесь час..то адно то іншае.
Памятаю, як ён прапанаваў мне пісаць у Партызан і я давай пісаць… са сваімі “бляхамі і нахамі”. А ён з такімі ж бляхамі і нахамі смяяўся і казаў, што бляхі і нахі не пройдуць.
Увесь час адначасова і падсцёбваў і падбадзёрваў. І ніколі не станавіўся ў позу мэтра, які увесь у белым з вышыні досведа і вядомасці мае права паплёўваць камусці на башку.
Просты, разумны і вясёлы чалавек, які павінен быў жыць. Які павінен быў столькі ўсяго убачыць, заспець, зрабіць. Які павінен быў ў выніку перамагчы, бо калі такія людзі не перамагаюць, калі яны не застаюць лепшага часу, калі усе іхныя ахвяры і ўсё іхнае жыццё абрываецца вось так, то ні ў чым няма сэнсу. То ні мэтазгоднасці ні справядлівасці – ні надзеі. Нічога.
Лепшых – мала ў любой нацыі. Лепшых баларусаў нам нестае як нікому. Лепшых беларусаў стала менш на аднаго.
Мне ад яго назаўсёды застанецца дробная дробязь. Яго іранічныя допісы, ягоныя парады, ягоныя нязлобныя і смяшлівыя ушчуванні. Зараз не буду іх перачытваць, але пройдзе час – пачытаю і нібыта нічога не здарылася. І нібыта ён яшчэ усіх іх… усіх іх, сук, пераможа. Пераможа.
***
Светлана Калинкина, 18:56
Дорога домой
Я настойчиво отговаривала его уезжать из Беларуси. Я считала отъезд Шеремета неправильным, нелогичным, предательским. Быть известным, авторитетным, популярным, первым в профессии на своей Родине, но все оставить и начать с нуля на чужой земле с чужими людьми?.. Во имя чего?! Почему умные, образованные и талантливые должны покидать страну, оставляя свободное пространство для хамла, бездарей и серости?! Я не могла принять его отъезд, не могла с этим смириться.
Но на все мои аргументы Павел отвечал одним: «В Беларуси мне работать не дадут. Ситуация такая, что мне надо либо уходить из профессии, либо уезжать. Я должен уехать, я не могу остаться, я вынужден».
Профессия для него была очень важна, он ее не просто любил, он жил ею. Он не был журналистом с 9.00 до 18.00, он был им круглосуточно. И он уехал. Сначала в Россию, потом, когда и в России работать стало невозможно, в Украину. Сейчас, после его гибели, всем стало понятно, что же реально объединяет наши три страны – во всех трех быть честным, принципиальным, неконъюнктурным – смертельно опасно. Но Павел, как я подозреваю, понял это намного раньше.
«Свой среди чужих, чужой среди своих» — в интервью, блогах, разговорах он слишком часто с горькой иронией использовал эту фразу. И всегда признавал, что эмиграция — это очень сложно, очень не просто, что это оторванный с кровью кусок жизни. Но он смог! После Беларуси еще дважды смог все начать с чистого листа и доказать, что он в нашей профессии первый.
Шеремет излучал оптимизм, прекрасно знал Россию, Украину, Грузию, Абхазию, Приднестровье, он стал там своим, что очень редко удается эмигрантам, но все-таки болел, по-настоящему болел, за Беларусь. Он хотел быть своим среди своих, он понял разницу. Шеремет поддерживал отношения с известными политиками, встречался и знакомился с молодыми, понимал, что вряд ли сможет вернуться, что некуда возвращаться, что Лукашенко – это надолго, но не терял надежды. «Сила не в силе, сила в правде», — говорил он. И, кстати, очень удивился, узнав, что профессиональным девизом выбрал цитату из Библии.
Он медленно и методично создавал свою дорогу домой. Каждый день занимаясь сайтом «Белорусский партизан», каждый день выискивая в белорусской блогосефере проблески мыслей, идей, личностей, общаясь с ними, созваниваясь, встречаясь при каждой возможности. Он объяснял в России, что Беларусь – не Россия, он объяснял в Украине, что их Майдан это не только их Майдан. Во время последнего приезда в Минск он купил учебник белорусского языка. И, несмотря ни на что, все-таки мечтал встретить старость в домике под Минском, в окружении детей, внуков, и любимых людей.
Однажды он мне сказал: «Знаешь, Калинкина, ты будешь красивой старухой, такой уютной бабушкой с добрыми морщинками. А я, хотя и поседел в 20 лет, старым себя не представляю».
Ему не суждено было стать старым. И невероятно тяжелой, жуткой, несправедливой оказалась дорога домой.
Гибель Павла ошеломила всех. И в Украине, и в России коллеги Павла, друзья Павла сегодня говорят про ужасную трагедию. Но в Беларуси для очень многих людей его гибель – настоящее горе. Горе и для тех, кто его знал, и даже для тех, кто его не знал. Невосполнимая утрата, непоправимая потеря, беда… Этим взрывом подонки вырвали у нас кусок сердца…
Паша, спасибо, что ты был. И прости.
***
Павел Шеремет: Уроки украинского
Павел Шеремет, специально для “Белорусского партизана”, 08:43 17/07/2016
Недавно я купил учебник белорусского языка Галины Мыцык. Просто очень сильно почему-то захотелось.
Украинский историк, некто Ростислав Мартынюк, публиковал пост о белорусах, белорусских туристах в Болгарии, о том, как мы с вами низко держим голову и стараемся не выделяться из толпы туристов своими национальными чертами.
Я не люблю обобщений, поэтому текст Ростислава не тянет на серьезное социологическое исследование. Не до конца понял автор характер белорусов. Однако что-то важное и типичное в поведении белорусов он уловил.
Порядок у нас возведен в абсолют, и нам самим нравится, когда нас называют, например, немцами Восточной Европы. Лукашенко до определенного времени нравилось называть белорусов «русскими со знаком качества».
Главное, что бросилось в глаза украинцу и замечают все иностранцы, посещая Беларусь или общаясь с белорусами где-нибудь, это то, что мы – белорусы – утратили свой родной язык.
Никто не говорит на белорусском, а если говорит, то на него смотрят или с подозрением, или с удивлением, редко – с симпатией. По крайней мере, так было еще недавно.
Молодые люди раз за разом пытаются поломать этот устоявшийся порядок, они начинают говорить на белорусском, но потом взрослеют и переходят на русский. Как все. Трудно же долго быть белой вороной. Примеров приводить не буду, вы знаете таких людей не хуже меня.
Мои минские друзья сейчас удивляются, что я много использую в повседневной речи украинских слов и украинских выражений, что мысли свои я могу уже выразить на украинском. Они спрашивают меня, когда же, наконец, я перейду на белорусский. Не знаю…
В Киеве я почти все время нахожусь в украиноязычном окружении, а в Минске даже лидеры оппозиции, отговорив в эфире на белорусском, в жизни переходят на русский.
Прожил бы Советский Союз еще лет 15-20, и белорусы как нация полностью растворились бы в русском этносе. За ними ушли бы в тень истории и украинцы.
Судьба дала народам шанс сохраниться. У украинцев это получается лучше, у белорусов – сложнее.
С детства я был отделен от белорусского языка правилами нашего общества. Я вырос в хорошей семье образованных людей, ученых и чиновников. Но мы никогда не говорили на белорусском языке. Никто вокруг нас не говорил на белорусском.
Потом, позже, я сам был адептом идеи, что не надо навязывать людям язык и посмеивался над упрямством тех, кто продолжал говорить на белорусском. Я подозревал их в неискренности и даже конъюнктурности. Я и сейчас утверждаю, что настоящими патриотами Беларуси могут быть и люди, не говорящие по-белоруски, как защищают Украину русскоязычные солдаты. Однако сегодня мне стыдно за те мысли.
Жизнь в Украине изменила мое отношение к родному языку. Я все чаще перехожу на украинский, пусть он и звучит у меня коряво, но я живу в украиноговорящей среде. Сначала вы говорите на украинском из-за уважения к тем людям, кто рядом с вами. Потом это становится чем-то естественным.
Вы можете не любить украинский язык. В конце концов жители Львова или Ивано-Франковска тоже не любят русский. Но они отвечают вам на русском, они знают русский. Если вы поляк или русский, то никто не должен требовать от вас любви к белорусскому языку, но у вас откроются дополнительные возможности, когда вы заговорите по-белорусски.
В Украине, если вы хотите достичь настоящего успеха, то должны понимать, говорить и писать на двух языках. Все чиновники там обязан общаться на украинском. Когда-нибудь и в Беларуси свободное владение двумя языками (не знание и умение прочитать пару страничек, а именно владение и активное использование) станет нормой.
Я живу в Киеве уже пятый год. Я не собираюсь менять гражданство и не изображаю из себя украинца. Этого никто и не требует. Но я вижу, как много людей бережно относится к своему родному, украинскому языку, что начинаю и сам переходить на украинский. Я уже почти все понимаю, но еще не говорю.
Я по утрам веду программу на одной из украинских радиостанций и каждый день в эфире читаю по 10 минут на украинском языке. Я не боюсь делать ошибки и выглядеть смешным.
Не бойтесь и вы, умные люди вас поймут и поддержат, а дуракам и объяснять ничего не надо. Дураков вообще не должно быть рядом с нами.
Недавно я был в Минске, зашел в книжный магазин и купил учебник белорусского языка Галины Мыцык. Не знаю, почему, но просто очень сильно захотелось его купить.
***
Павел Шеремет в программе Владимира Кара-Мурзы, 29.94.2015
Лукашенко взялся за евреев
Владимир Кара-Мурза-старший: Сегодня президент Белоруссии Александр Лукашенко, обращаясь к парламенту страны с ежегодным посланием, заявил, что его страна остается “островом стабильности и порядка”. Лукашенко сказал, что, несмотря ни на какие разговоры, стратегическим приоритетом Белоруссии остаются отношения с Россией.
Павел, насколько внимательно вы следили за сегодняшним выступлением Лукашенко?
Павел Шеремет: Я честно признаюсь, что выступления и Лукашенко, и Путина я всегда слушаю вполуха. Особенно это касается выступлений Лукашенко, потому что уже 20 лет он у власти, и в принципе 20 лет песня одна и та же. Потом можно посмотреть подробные отчеты наших более упорных коллег, которые это все описывают.
Нынешнее выступление Лукашенко было довольно блеклым. Он силен в импровизации. Когда он семь часов встречался с российскими и международными журналистами, вот тогда его речь растаскивали на цитаты. А здесь было жесткое и довольно унылое выступление перед парламентом, не считая нескольких пассажей про евреев и про американцев в Украине. А говоря про “русский мир”, он запутался сам и запутал всех: белорусы – это часть “русского мира” или не часть?
Владимир Кара-Мурза-старший: Вот про евреев – это какой-то неожиданный пассаж. В чем там проблема? Некий провайдер Юрий Зиссер не подчиняется “вертикали” власти?
Павел Шеремет: Пассаж про евреев – это из разряда ляпов. Лукашенко в вопросах толерантности, национальности не очень аккуратен. Когда с визитом перед прошлыми президентскими выборами к нему приезжали министр иностранных дел Польши Сикорский и министр иностранных дел Германии Вестервелле, Сикорский заговорил о национальных меньшинствах, о проблеме поляков, потому что поляков в Белоруссии много. И Лукашенко разошелся, сказав: “У нас нет никаких проблем с меньшинствами. У нас есть только проблемы с геями”. И посыпался ряд нецензурных эпитетов. Он очень долго проходился по гомосексуалистам и лесбиянкам: кого выслать из страны, кого не выслать. Он, видимо, не знал (или специально так говорил), что господин Вестервелле не скрывает своей сексуальной ориентации.
Так и сейчас про евреев. Зиссер – это руководитель крупного информационного портала Белоруссии: это и почта, и различные информационные сервисы. И Лукашенко заявил, что Зиссер со своим порталом сеет панику, критикует. “Но вообще эти евреи… я с ними работаю, я поручил другому еврею в нашем правительстве – возьми всех своих евреев под контроль”. Он назвал фамилию бывшего губернатора Гродненской области Шапиро. Короче, он увлекся, видимо, ему понравилась история с контролем над евреями, и он “наговорил сорок бочек арестантов”, запугал бедного Зиссера и всех остальных. В зале сидел главный редактор главной президентской газеты “Советская Белоруссия” Павел Изотович Якубович. И Лукашенко, указывая на него пальцем, сказал: “И вот тоже тут еврей Якубович сидит и дрожит. Но мы не обижаем евреев”. Короче, “Остапа понесло”.
Материал подготовлен и опубликован 20.07.2016 16:44
***
Ольга Улевич, 21 июля 1:57
ПРОЩАЙ, ПАША
…Он был очень дерзким. Но это была понятная мне дерзость, наверное поэтому мы и были лет 20 друзьями. Этой дерзостью он хотел изменить этот мир, и даже с возрастом этой дерзости у него не убавилось. Ни тюрьма, ни изгнание из Беларуси не заставили его быть более осмотрительным и компромиссным. Ему не нравилось жить скучно, ему нужны были зашкаливающие эмоции. Ему всегда хотелось быть там, где жизнь бьет ключом. Где что-то происходит, а значит, этот мир меняется. И там, где он сам оказывался вне всяких событий, вдруг начинало что-то происходить.
Мы познакомились, когда Паша в начале 90-х начал вести на белорусском телевидении передачу неслыханного и невиданного формата, передачу об экономике «Экономикст». Он был такой большой, энергичный, авторитетный… Я переводила его экономические тексты для эфира на белорусский и, честно признаюсь, ничего в них не понимала. На перевод у меня был день… ну или день и ночь. И я знала: не переведу – мне смерть. Я была студенткой, которая искала себя на Белорусском телевидении. А потом я узнала, что Паша только на год меня старше.
В 1999 году он стал томадой на моей свадьбе. Посидев совсем недолго за столом с чинно ужинающими родственниками, Паша вышел к микрофону. И понеслось! Любая другая невеста была бы в бешестве от того, во что превратилось торжественное мероприятие. Гости надрывали животы от смеха. Я тоже. Очень благодарна ему за эту свадьбу.
2010 год. «Паша, ты же весь белый! – я была в шоке, увидев его в Москве после большого перерыва. Он уже не был в эфире, снимал документальнные фильмы, и я не видела его года 2-3 и понятия не имела, какие события происходят в его жизни. Белый как мука. Я реально была в шоке. Это был уже другой Шеремет, но тоже дерзкий. «Ну а ты как? Так и работаешь в Беларуси как все – за еду?» – спросил он у меня тогда. И ответить мне было нечего. «И самый большой прадник – поездка на Минское море на шашлыки?» «Паша перестань». Признаюсь, он тоже помогал образоваться дырке в моей голове и решится на перемены в собственной жизни.
В 2014 он приехал ко мне в Каталонию на машине с украинскими номерами, вьехал во всегда перекрытый средневековый город, прямо к Кафедральному собору. «Не понял, а что у вас в городе вообще нет парковок?!» «Паша, ты не в городе, ты на своей машине стоишь практически в центре музейного зала!!! Как ты вообще сюда попал?» «Ну мы же договорились встретиться в центре». С ним была его взрослая дочь. Такая папина папина, ну вылитый папа.
А сейчас позвонил муж, который знал Пашу только те 2 часа, которые мы провели в тапас-баре, но постояннно спрашивал о нем на протяжении этих двух лет. Спрашивал даже позавчера: «Как твой друг, Павел? Как у него дела?» «Не знаю, давно не было о нем новостей. Раньше он все время был в фейсбуке, сейчас я его не вижу, наверное уже полгода, как не вижу его в ленте друзей…»
«Ты должна позвонить в и испанские газеты и рассказать, что в Киеве убили твоего друга журналиста, – сказал сейчас муж. – Иначе мы здесь живем, ничего не зная, и жизнь продолжается…»
Но я уверена, что завтра эта новость будет в испанских газетах.
P.s. Новость в течение дня появилась во всех европейских газетах. В том числе в той, куда все-таки позвонил муж. И я могла оставить своё мнение: Шеремет был настоящим журналистом. Время изменилось, журналистика превратилась в другую профессию, но Шеремет нет. Но это не могло продолжаться вечно. Кто-то должен был уступить. Время оказалось сильнее …
***
Леонид Канфер, 23 июля 23:32
Простились с Пашей.
Хорошо получилось, как-то по-человечески. Ловлю себя на мысли: звучит, как кощунство.
Это одно из немногих событий, где я без камеры, где я не репортер, а человек, чувствующий свою сопричастность. Но если бы я снимал, в моем сюжете из Киева было бы много крупных планов:молодых красивых лиц — людей, совершенно не знакомых с Пашей: парни и девушки стояли на ступенях укаринского дома. И, обнявшись, плакали. Было много людей в форме. Они видели смерть гораздо чаще, чем все мы вместе взятые. Но даже они стояли у гроба Паши, ошарашенные, смотрели на него, улыбающегося с фотографий, и не могли соотнести этот гроб и Пашу.
Приезжал президент. Без мигалок, без просеивания толпы, рамок металлоискателей и расчистки “кордиора”. Без дежурных речей. Он попрощался с Пашей, поговорил с его детьми и мамой… И тихо ушел, когда выносили гроб. Не до него было. И он это почувствовал. И спасибо ему за это. Из всех трех стран, где работал Паша, только здесь, в Украине президент мог прийти к нему на прощание. Ни в Беларуси, ни в России этого бы не случилось. И не случилось. И спасибо им за это.
Не было траурных маршей. Вместо — “Даэр стрейтс”, “Шинейд о Коннор”, “Океан Эльзи” — все,что он любил.
Если Пашка был в этот момент где-то рядом, он наверняка улыбался бы тому, как мы сейчас лепим из него икону. Но дело даже не в нем.
Я совсем не тот человек, кто имеет право писать о себе — “мы часто ссорились”, “годами не разговаривали” или: “сидели, травили анекдоты”, “вместе лазили на передовую”… Нет. Хотя, знаем друг друга давно. И все, что я хочу сейчас написать — не столько о Паше. Но благодаря ему.
Это был девяноста седьмой год. Мы, журналисты совершенно разных изданий — белорусских, российских, западных — устраивали акцию протеста, требуя от Лукашенко и КГБ освободить Шеремета: ходили у здания КГБ по кругу руки за голову, писали у окон администрации Батьки “Свободу Шеремету!”. Мы знали, что свинтят нас быстро, поэтому распределились по буквам. Мне досталась “Б” в слове “свободу”. Нас и правда быстро тогда свинтили.
Это единственный на моем веку пример журналистской солидарности. Единственный. Больше такого не было. Ни в России, ни в Украине. Вместе с Пашей уходит эпоха девяностых, благодаря которой выплеснулось, выросло целое поколение блестящих журналистов: и в Беларуси, и в России, и в Украине. Уходит время, когда журналисты что-то значили, когда с нами считались, когда нас боялись. И потому убивали. В версию Луценко “месть за журналистскую деятельность” не верю. Сегодня профессии журналиста практически нет. Мы ничего не значим. И каким бы ни было крутое расследование, результата не будет, пока действуют договорняки. Никакой реакции. посадки зависят не от журналистов, а от политической целесообразности.
Девяностые — это время взлета профессионализма и какой-то небывалой романтики, что мы влияем на судьбы мира. Или страны. И мы действительно влияли.
Нам на смену должно было прийти новое поколение журналистов. Но оно не пришло. Не потому, что поколение такое бездарное. Не стало питательной среды. Ушел запрос общества на журналистику. Нас оболгали, назвав шлюхами, а мы очень комфортно ими и стали.
Сначала, конечно, сопротивлялись. Потом смирились. Вскоре стали получать удовольствие. И вот настало время, когда проституция принимается за журналистику. Все призанки налицо: все пользуются и все презирают. Многие журналисты сами перестали понимать, где грань между тявканьем по команде хозяина и тем, что когда называлось четвертой властью. В России журналисты друг с другом не воюют. Журналистика в России и в Беларуси — это такой большой гарем — или одного подполковника, или человека в форме генералиссимуса. В Украине журналисты тоже стали бойцами — и видимого, и невидимого фронта. Они воюют как с внешним врагом, так с внутренним — дург с другом. Не потому, что испытывают “личный неприязнь” или в силу конкуренции. Просто натягивают поводок. Вот и все.
Пашка не был солдатом. Ни в России, ни в Украине. Хотя, для Беларуси — пожалуй что да. Жила в нем какая-то миссия в отношении своей родины. Вера. Или мечта. Не знаю.
Что меня действительно порадовало в поседнее время — когда журналисты радио “Вести” пошли против воли собственника и отказались работать с свеженазначенным шеф-редактором откровенно антиукраинских взглядов. И что важно — им пришлось уступить. Может быть, следы преступления нужно искать в том числе и с этой отправной точки?
Если бы так поступали журналисты и в других медиа, возможно, их давно бы уже не существовало. Зачем собственникам телеканалы, когда невозможно повлиять на редакционную политику? Но тогда на обломках старой системы в обществе,возможно, появился бы запрос на что-то новое?..
Качественной журналистики в Украине не будет до тех пор, пока в стране не будет здоровой экономики. Медиа должны стать самостоятельным бизнесом, независимым от олигархов. Но объем рекламного рынка должен быть таков, чтобы это позволяло не просто существовать, но и развиваться. И тогда мы с ноги посылали бы к едрене фене всех олигархов.
Но пока этого нет, все одно, есть буйки, за которыми должны заканчиваться все корпоративные распри, все тавканье по команде хозяев. И смерть Паши — это и есть та самая тонкая красная линия. Нас нельзя убивать. Хотя, и насиловать, по идее, тоже нельзя. Кто-то терпит. Кто-то смирился. кто-то получает удовольствие. Ему не раз приходилось хлопать жабрами, будучи выброшенным на берег. Как и всем, кто сохранил… нет, не себя в профессии. Ее, повторюсь, давно нет. Профессию в себе. И не дай Бог кому-то пройти через это: в самом расцвете сил, на пике профессиональной формы, с опытом за плечами быть никому не нужным. Пашка через это проходил не раз…
И нам его будет очень не хватать. Мне его будет очень не хватать.
Добавлено 24 июля 8:03
***
Slava Rabinovich
30 июля 2:35
#ИзНаписанногоВоВремяБана, 20 июля 2016 года
© Слава Рабинович, 20 июля 2016 года
#НаГибельПавлаШеремета
http://blogs.lb.ua/…/340716_imeet_li_kreml_pravo_kommentiro…
«Кремль» (что бы ни значило это слово) уже прокомментировал убийство в центре Киева журналиста Павла Шеремета. Павел Шеремет – гражданин Российской Федерации, его убийство – «повод для очень серьезного беспокойства в Кремле», – заявил журналистам пресс-секретарь Владимира Путина Дмитрий Песков. «Надеемся на беспристрастное и быстрое расследование», – добавил он.
Кремль не имеет права рта раскрывать.
Анна Политковская была убита 7-го октября 2006 года, почти десять лет тому назад. Это произошло на день рождения Путина – «пикантная» подробность, не правда ли? Совпадение? Похоронена она на Троекуровском кладбище в Москве – ничего не напоминает эта деталь? Читайте далее…
Интернет наводнён тоннами материалов о том, сколько журналистов было убито при Ельцине, а сколько при Путине, и как раскрывались или не раскрывались эти преступления. Счёт идёт на четвёртую сотню, и я сейчас не буду перегружать мою статью известными фактами про гибель Артёма Боровика и многих, многих других…
Но в России расследовательской журналистикой, по сути, занимаются не только журналисты, но и общественные деятели и оппозиционные политики. Яркий тому пример – Алексей Навальный. А ещё – Лев Шлосберг, Борис Немцов и Илья Яшин. В феврале 2015 года Немцов был близок к публикации своего доклада «Путин. Война». 31 января 2015 года Борис оставил следующую запись на своей странице в Фейсбуке: «Задача оппозиции сейчас – просвещение и правда. А правда в том, что Путин – это война и кризис».
С начала 2015 года Борис стал собирать материалы для доклада. Он много работал с открытыми источниками, находил людей, которые могли поделиться информацией. Немцов верил, что попытка остановить войну – это и есть настоящий патриотизм. Война с Украиной – подлое и циничное преступление, за которое наша страна расплачивается кровью своих и чужих граждан, экономическим кризисом и международной изоляцией.
Борис не успел написать сам текст доклада. 27 февраля 2015 года он был убит на Большом Москворецком мосту, прямо у стен Кремля. Завершить дело Немцова взялись его соратники, друзья и люди, которые считали эту работу важной. В основу доклада легли те материалы, которые подготовил Борис. Содержание, рукописные заметки, документы – всё, что он оставил, было использовано при подготовке текста.
Доклад был опубликован. Но только в мае 2015 года, через два с половиной месяца после убийства Бориса:
http://www.putin-itogi.ru/putin-voina/
Владимир Путин, своим указом от 26 февраля 2015 года, учредил День Сил специальных операций – 27 февраля. Официальный сайт «РИА Новости – Россия Сегодня» (http://ria.ru/spravka/20160227/1380267774.html) говорит о том, что годом ранее, «в этот день, 27 февраля 2014 года, люди в камуфляже без опознавательных знаков взяли под контроль здания Верховного совета и правительства Автономной республики Крым (на тот момент – в составе Украины), а в последующие дни аэропорт в Симферополе и другие стратегические объекты на полуострове. Они же способствовали поддержанию порядка и безопасности при проведении 16 марта 2014 года референдума по вопросу о воссоединении Крыма с Россией. Подчеркнутая корректность их поведения привела к появлению выражения «вежливые люди»».
Борис Немцов был «казнён» демонстративно, на «открыточном» месте центра Москвы, в зоне прямой ответственности ФСО (подчиняющейся Путину), на первый День Сил специальных операций. Совпадение? И похоронен он на Троекуровском кладбище в Москве – там же, где и Анна Политковская.
Так называемое «следствие», через десять месяцев после убийства Бориса, объявляет о том, что предполагаемый организатор и заказчик (!!!) убийства – некий водитель Руслана Геремеева, бойца батальона «Север». Причём самого Руслана Геремеева сначала даже не задерживают на территории РФ, после чего он спокойно улетает в ОАЭ. Путин объявляет всему «народу», в ответах на вопросы в ходе пресс-конференции, что он не разговаривал об этом деле с Кадыровым. Убийство Бориса Немцова российские т.н. «судебные власти» отказываются квалифицировать как убийство политического или общественного деятеля. Семнадцать месяцев подряд Владимир Путин, пользуясь своим нелегальным и нелегитимным служебным положеним, продолжает крышевать преступников-убийц и саботировать следствие. Семнадцать месяцев подряд Владимир Путин продолжает совершать тяжкое уголовное, государственное и служебное преступление – да-да, именно крышевание убийц и саботаж следствия.
Кремль не имеет права рта раскрывать, в своих пропагандонских целях, насчёт убийства журналиста Павла Шеремета в Киеве.
А пока что… А пока что Пётр Порошенко попросил ФБР и Europol подключиться к расследованию убийства Павла Шеремета и получил согласие. И при участии таких структур расследование и следствие будут объективными, прозрачными, и будут доведены до конца.
Кремль не имеет права рта раскрывать!
© Слава Рабинович, 20 июля 2016 года
***
Slava Rabinovich
30 июля 2:36
Этот текст я отправил в редакцию в 2 часа ночи за шесть часов до гибели Павла Шеремета
#ИзНаписанногоВоВремяБана, 20 июля 2016 года
© Слава Рабинович, 20 июля 2016 года
#ДляГааги
Почему Путин не может уйти из Донбасса
http://blogs.lb.ua/…/340704_pochemu_putin_uyti_donbassa.html
Грандиозный «мастер-план» Путина был таков: воспользоваться политически-революционным кризисом и хаосом анти-януковического Майдана, оттяпать Крым, бросить спичку в середину Украины, поджечь всю страну и аннексировать всю её восточную половину. Весь восток Украины сам бы упал ему в руки, с сухопутным путём в Крым впридачу, естественно. Кто не верит – послушайте бредни Путина про «Новороссию» весны-лета-осени 2014 года.
«Мастер-план» не удался.
Крым аннексирован – но сухопутного пути из России к нему нет. Крым аннексирован – но Генеральная Ассамблея ООН не признала аннексии. Первая волна санкций свалилась на голову нашего наполеончика в самом начале его агрессии, и она оказалась больше и хуже самых страшных ожиданий Совета Опасности РФ, в котором наполеончик председательствует, а Патрушев с Ивановым кагэбэшничают. Плюс – «вещдоки» и показания против самого себя, в виде фильма «Крым. Путь на Родину». Плюс – признания в готовности применения тактического ядерного оружия, «если чо». Материал для Гааги…
В центр Украины кинул он не просто спичку, а гигантскую охапку уже воспламенённого хвороста. Но Украина не загорелась и не раскололась. Аннексировать всю восточную часть Украины не удалось, и влажные мечты наполеончика-гопника превратились в долгоиграющий кошмар. Для начала сбили пассажирский Боинг, с 298 пассажирами и членами экипажа на борту. Наполеончик-убийца моментально наложил в штаны, сразу побежав звонить Обаме: ой, ай, да как жеж так…?! Это не мы, это они… и вообще говорят, что трупы – несвежие!
Но от «несвежих» трупов сразу повеяло Гаагой – тут надо отдать должное, кагэбэшники это почувствовали. Они запаниковали сразу. Бандиты Гиркин-Стрелков и Бородай были кагэбэшниками отозваны «от греха подальше»: а вдруг их бы сцапали пиндосы с территорий, которые не так же хорошо контролируются ФСО и ФСБ, как ночные клубы в районе ЦУМа, где теперь эти бандиты и обитают? Ну ладно, кроме клубов Гиркин-Стрелков ещё и лекцию прочитал, в ВУЗе под руководством Владимира Мау.
И тут посыпалось. Санкции за санкциями – персональные, экономические, финансовые, секторальные. Гена-«гангрена» вынужден перекладывать «Gunvor» из одного кармана в другой – неудобства! А как же купленные кондоминиумы в Испании – отлучили! А виллы на Сардинии – не поехать! Пару вилл на Сардинии вообще арестовали и заморозили – там жара, а с виллами – беда, мороз! Прямо вилы!
И вот, плюс-минус два года спустя, встаёт вопрос – а можно ли соблюсти свою часть Минских соглашений и в Донбассе передать контроль над границей с украинской стороны Киеву? Ох, как не хочется – ведь наоборот, хочется продолжать создавать для Украины, прямо на её территории, «восточно-европейскую Сомали», по образу и подобию Приднестровья, Абхазии и Южной Осетии, чтобы Украину не пустили в ЕС, в НАТО, да и вообще, чтобы Украина вечно бы жила с «восточно-европейской Сомали» по-соседству, для пущей дестабилизации украинской экономики, как минимум!
И хочется, и колется. Хочется отмены самых жёстких санкций. Тех санкций, которые ввели из-за агрессии Путина на востоке Украины. Они представляют риск для устойчивости режима. Может, уйти? Передать контроль над границей? Но ведь тогда т.н. «ДНР» и «ЛНР» не продержатся и недели. Нет, не будет там НАТО на следующий же день. Там просто будут ВСУ, через неделю. «Киевские каратели», против которых боролись 140 миллионов диванных россиян, во главе с Димой Киселёвым. Ну и что? Дима переключит на Египет, Сирию, Турцию и уничтожение овощей и фруктов в собственном соку. Так может быть… а…? Нет?!
Поздно.
Боинг. 298 человек. МАК не сразу допущен до места крушения, а когда допущен, то видит страшную картину мародёрства и заметания следов. А что вообще там мог делать российский «БУК»? То есть сбивать пассажирский Боинг нельзя, это мы знаем, это ошибка, а сбивать военно-транспортные самолёты ВСУ над территорией Украины – можно?! Гаага… Надо заметать следы!
Дальше – больше. Почти 10 тысяч трупов, несколько миллионов беженцев. Аресты, пытки, бессудные казни. Мародёрство, бандитизм. Гаага… Надо заметать следы!
И наш наполеончик понимает: поздно, слишком много наворотили, слишком много вещдоков, слишком много свидетелей и свидетельств, это Гаага… Надо заметать следы!
19 августа 2014 года трагически погиб, исполняя свой военный долг, гражданин Украины Марк Пославский – американец украинского происхождения, проживавший в Украине с начала 90-х. Он был банкиром и моим бывшим коллегой. Погиб в бою между ВС Украины и сепаратистами, которые поддерживались четырьмя батальонами российского спецназа под Иловайском. Марк был выпускником американской военной академии в Вест Поинте и служил в американской армии до возраста 30+ лет. Затем он стал инвестиционным банкиром в банке Bear Stearns, после чего переехал в Киев и возглавил киевский офис американского товарного трейдера, компании AIOC Corporation. После этого он возглавлял инвестиционный банк CSFB в Киеве и компанию Louis Dreyfus в Москве. Марку Пославскому было 55 лет.
29 июня 2016 года трагически погиб, исполняя свой военный долг, гражданин Украины Василий Слипак, украинский оперный певец, работавший в течение 19 лет во Французской опере, и с началом войны прервавший свою карьеру и вернувшийся на Родину для защиты Украины. Василий Слипак родился во Львовской области, закончил Львовскую консерваторию. После завершения учёбы во Львове его пригласили в Парижскую оперу. С началом Майдана-2 всё бросил и прилетел в Киев. Потом стал волонтёром. По окончании войны, как признавался сам Василий, он планировал вернуться работать во Францию. Не суждено. Под Донецком российский снайпер оборвал жизнь великого патриота Украины и всемирно известного оперного певца. Василию Слипаку было 42 года.
Прямо только что, 18 июля 2016 года, в ходе боевых действий на Донбассе погибли семь украинских военнослужащих. В течение только одних суток т.н. «ополченцы Донбасса» 78 раз открывали огонь по силам ВСУ.
Слишком много «вещдоков», слишком много следов – Боинг, десять тысяч трупов и пару миллионов беженцев не спрячешь в подвалах зданий ФСБ и ГРУ в Москве. Нельзя пускать туда, на место преступлений в Украине, ни украинцев, ни пиндосов. И это – очевидно.
Надо заметать следы, или просто никого не пускать. Или заметать следы, или никого не пускать. Мантра. Иначе – Гаага.
Осенью 1999 в России взрываются жилые дома, и на этой волне террора Путин становится президентом России. Роль ФСБ в инциденте в Рязани 22 сентября 1999 года была очевидна уже тогда. И тогда же начинаются странные смерти некоторых людей, которые требуют расследования – смерти от «неизвестных причин и болезней». Александр Литвиненко и Юрий Фельштинский публикуют несколько глав из своей книги «ФСБ взрывает Россию» – публикуют в спецвыпуске «Новой газеты» 27 августа 2001 года. Потом, первое полное издание, будет опубликовано в 2002 году, а второе, с дополнительными документами – в 2007 году, уже после смерти Александра Литвиненко.
Путину и Ко. нужно заметать следы. И для этого – убивать. Убивать тихо, секретно, «неизвестными болезнями». Иначе – Гаага… И те, которые уже убиты, они умерли от «неизвестных болезней», когда отказывают внутренние органы, выпадают волосы…
Юрий Щекочихин начал задавать вопросы как раз по этой теме взорванных домов, и умер после скоротечной болезни 3 июля 2003 года, в возрасте 53 лет. По утверждениям заместителя главного редактора той же «Новой газеты» (где Щекочихин работал журналистом) Сергея Соколова, Щекочихин «за две недели превратился в глубокого старика, волосы выпадали клоками, с тела сошла кожа, практически вся, один за другим отказывали внутренние органы». Такие смерти в России не расследуются. Но произошло кое-что другое, что вскрыло способы умерщвления людей наследниками ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ – Путиным и его подельниками из ФСБ, из этой экстремистской и террористической организации.
1 ноября 2006 года в Лондоне Александр Литвиненко идёт на встречу с двумя бывшими коллегами из ФСБ. В тот день он выпил чай со смертельной дозой радиоактивного полония. Двадцать два дня спустя он умер. Убит он был по приказу российских властей, поскольку пересёк несколько запретных линий, выдвинув обвинения напрямую против Путина. Вот как это было, и раскрыть это преступление было непросто. Очень непросто! Можно сказать, произошла случайность – везение. Хотя, в демократическом обществе, в государстве с институтами и процедурами, с нормальными правоохранительными и прочими органами – едва ли это можно назвать чисто везением.
Литвиненко почувствовал себя плохо всего лишь через несколько часов после встречи в баре отеля «Миллениум» с Андреем Луговым и Дмитрием Ковтуном – двумя бывшими российскими ФСБшниками, которых он считал своими деловыми партнёрами, даже друзьями. Он поступил в госпиталь на севере Лондона 3 ноября c рвотой и острыми болями. Он рассказал врачам о подозрениях, что его отравили, что замешаны российские спецслужбы.
Сначала к делу подключили местных полицейских. Однако вскоре об этом деле узнал глава (!) контртеррористического (!!) подразделения лондонской полиции Питер Кларк. У Литвиненко были некоторые симптомы радиоактивного отравления. Он начал терять волосы. Однако когда врачи принесли счётчик Гейгера, результат был отрицательным. Он, очевидно, был серьёзно болен, однако никто не мог понять, чем именно.
Через две недели после поступления в больницу Литвиненко на скорой помощи в сопровождении полиции был доставлен в клинику при Университетском колледже в центре Лондона в отделение интенсивной терапии. У него было катастрофически мало лейкоцитов. Выглядело так, будто его иммунная система разрушалась. У него также были симптомы острой недостаточности костного мозга. Литвиненко стали готовить к пересадке костного мозга, однако его состояние продолжало ухудшаться.
Профессор Амит Натвани, специалист по болезням крови, был одним из ключевых членов команды, лечившей Литвиненко. «Его внутренние органы отказывались работать один за другим. Началось с печени, затем очень быстро отказали почки и затем сердце. Мы торопились, пытаясь выяснить причину, однако некоторые другие органы также были поражены», – говорит Натвани.
Спустя 18 дней в больнице его болезнь оставался такой же непонятной, как и в самом начале. Было принято решение пойти на крайнюю меру – образцы крови и мочи послали в секретный центр ядерных исследований в Олдермастоне в Беркшире. Учёные этого центра наиболее известны работой с ядерным оружием, однако они согласились провести экспертизу для поиска источника радиоактивного отравления. Сначала они воспользовались методом гамма-спектроскопии. При этой технологии образец помещается в сосуд с очень чувствительным детектором радиации. Затем в нём создается вакуум, и детектор даёт данные о присутствующих в образце радиоактивных веществах, производящих гамма-излучение. Каждому радиоактивному элементу соответствует уникальный сигнал на определенном уровне подачи энергии. Результаты были отрицательными. Тем не менее, учёные заметили слабые следы радиации иного типа.
По чистой случайности другой учёный, который раньше участвовал в разработке атомного оружия, услышал разговор специалистов об этих результатах. Он немедленно узнал в этом следе излучение полония, который использовался в качестве важного компонента ядерного заряда. Неожиданно всё встало на свои места. Стало ясно, почему радиационное отравление не смогли найти в больнице. Для полония-210 характерно сильное альфа-излучение, но он едва ли вообще излучает гамма-частицы. Вот почему счётчик Гейгера в больнице ничего не показал. Счётчики Гейгера определяют только гамма-излучение, а его действительно не было.
Полоний-210 – очень сильный излучатель альфа-частиц. Он излучает большое количество энергии, но лишь в ограниченном пространстве, поскольку альфа-частицы легко блокировать, например, бумагой или кожей. Полоний смертельно опасен и, если он попадает в организм, он начинает убивать клетки и ткани.
Александр Литвиненко выпил отравленный чай во время встречи в лондонской гостинице Millennium. ФСБ его убивала изнутри. После того, как Литвиненко выпил отравленный чай 1 ноября, пути назад не было. Это был смертный приговор.
Последствия для общественного здравоохранения были масштабными. Это было равносильно радиационной атаке на столицу Британии. Правительственный отдел по защите от радиации собрал кризисную группу из 20 учёных. Они работали всю ночь. Как они могли проверить, было ли заражение? Как насчёт докторов, медсестёр, семьи Литвиненко, его дома? И как насчёт сотен людей, с которыми он контактировал за последние три недели? Кризис разрастался с огромной скоростью.
В Олдермастоне тем временем началась работа по подтверждению находки полония-210. Они протестировали более крупный образец мочи с помощью особого вида спектроскопии, созданного специально для определения альфа-излучения. К утру 23 ноября у них были готовы результаты: полоний-210, подтверждено. В тот же день Александр Литвиненко умер.
Для полиции этот случай в одночасье превратился в расследование убийства. На пике развития этим делом занимались более 100 детективов лондонской полиции. Если бы Литвиненко умер на неделю раньше, это так и осталось бы «необъяснимой смертью». В действительности, радиоактивный след вёл через весь город и дальше. «Фонило» буквально всё, где ранее находились Луговой и Ковтун – гостиницы, рестораны, самолёты, на которых они прилетели в Лондон.
Было ли причастно к этому российское государство? Орудие убийства – полоний 210 – производится только в одном месте, в объёмах, использованных для убийства: в российском военном ядерном реакторе на заводе «Авангард» возле города Саров. В 2000 году друг и со-автор Александра Литвиненко Юрий Фельштинский спросил знакомого отставного генерала ФСБ, что ожидает Литвиненко. Генерал ответил: «Литвиненко совершил предательство, и в нашей организации за это положено наказание смертью… Его никогда не оправдают и никогда не простят. Если бы я встретился с ним в тёмном месте, я убил бы его своими руками».
Взорвали дома и убили сотни людей – и далее заметали следы. Отравили Щекочихина, заметая следы. Отравили Литвиненко, заметая следы. Но тут «не на тех напали», «англичанка подгадила».
Сбили Боинг – и далее заметали следы. Убили 10 тысяч человек на востоке Украины – заметали следы…
Бывшего главу московской антидопинговой лаборатории Григория Родченкова независимая комиссия Всемирного антидопингового агентства (WADA) обвинила в уничтожении 1 тыс. 417 допинг-проб. После этого он уехал в США, сразу вслед за своим заместителем Тимофеем Соболевским, и стал сотрудничать с WADA, дав интервью и показания, а также предоставив тысячи документов.
При поступлении на работу в лабораторию Григорий Родченков подписал документ о сотрудничестве с ФСБ – ему было присвоено кодовое имя Куц. Он должен был отчитываться перед своим куратором из спецслужбы, и отчёты потом поступали более высокопоставленному сотруднику ФСБ. Наиболее часто в лаборатории бывал сотрудник ФСБ Евгений Блохин.
ФСБ участвовала в подмене проб на Олимпиаде в Сочи. В лабораторию Блохин попадал под видом водопроводчика – официально он работал на компанию «Билфингер», обслуживающую здание. У комиссии есть показания очевидцев, которые рассказали, что видели Блохина в лаборатории по вечерам, когда другие сотрудники уходили. Родченков также показал его фотографию, сделанную в лаборатории. Кроме того, по словам Родченкова, он встречался с высокопоставленными сотрудниками ФСБ до и во время Игр, где обсуждалось применение допинга.
Но есть два неоспоримых факта, предшествующие отъезду Соболевского и Родченкова в США. Две смерти. Заметали следы.
23 ноября 2015 года деятельность Российского антидопингового агентства (РУСАДА) была приостановлена после выхода доклада независимой комиссии WADA, в котором деятельность РУСАДА была признана несоответствующей кодексу WADA. 3 февраля 2016 года, в возрасте 52 лет, неожиданно «умер» Вячеслав Синев, председатель исполнительного совета РУСАДА. Официальные причины смерти не разглашались. Через несколько дней, 15 февраля 2016 года, тоже в возрасте 52 лет, неожиданно «умер» Никита Камаев, исполнительный директор РУСАДА. По сообщениям российской прессы, смерть наступила «от инфаркта» после утренней пробежки на лыжах…
Заметали следы…
Сбили Боинг – заметали следы. Убили 10 тысяч человек на востоке Украины – заметали следы…
А был ещё и Александр Шушукин, генерал-майор, заместитель начальника штаба ВДВ России, руководивший военным захватом Крыма. «Умер» он 27 декабря 2015 года, тоже в возрасте 52 лет. Как сообщалось на сайте Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, Шушукин скончался от «внезапной остановки сердца».
А был ещё и Игорь Сергун, начальник Главного разведывательного управления, заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил Российской Федерации. «Умер» 3 января 2016 года, в возрасте 58 лет. По сведениям из российских официальных источников, «скоропостижно скончался» в доме отдыха ФСБ «Москвич» в Московской области «после обширного инфаркта».
Сбили Боинг – заметали следы. Убили 10 тысяч человек на востоке Украины – заметали следы…
Вы понимаете, что будет, если Путину и его бандитам сейчас уйти с востока Украины? Какие украинские и международные расследовательские группы сразу начнут изучать каждый миллиметр этих территорий для собирания доказательств международных, военных и уголовных преступлений Путина и его ОПГ – понимаете, да? И эта территория уже не будет под «юрисдикцией» ФСБ, ГРУ и прочих спецслужб, которые осуществляют убийства, террор и диверсии как внутри, так и за пределами РФ.
Вот поэтому Путин и не может уйти с востока Украины. Во всяком случае, поэтому тоже.
© Слава Рабинович, 20 июля 2016 года
Добавлено 30 июля 10:10
