Tag Archives: Александр Асмолов

О Владиславе Крапивине (1938-2020)

Он строил корабли

Пишет Александр Асмолов, вице-президент Российского психологического общества, член президиума РАО, завкафедрой психологии личности МГУ

Первого сентября ушел из жизни человек, который как никто другой знал и чувствовал мир подростков, — Владислав Крапивин.

В. П. Крапивин с юным участником клуба «Каравелла», 2017. Фото отсюда

О Владиславе Крапивине сказано немало как о писателе, создающем особую романтику детства 60-х, 70-х и даже 80-х годов. Сказано о нем немало и как об Учителе — учителе педагогики дела, педагогики совести, создавшем знаменитый клуб «Каравелла». В отличие от своих предшественников, таких как Александр Грин, Владислав Крапивин писал о рукотворных парусниках мечты и воображения. Воображение Крапивина рождалось не из фантастических утопий. Его воображение, как и его педагогика дела, рождались в буквальном смысле слова из реальных дел: в своем клубе с подростками он многие годы действительно строил корабли.

На мой взгляд, Владислав Крапивин был уникальным психологом, который решился на самое сложное — на такие диалоги с подростками, в которых подростки в буквальном смысле слова вырастали, в которых они чувствовали, ради чего и как им жить, ради чего и как им действовать.

Подростковый возраст — самый трудный не только для родителей, но и для самих детей, и для учителей, и для тех писателей, которые отваживаются писать о подростках и для подростков. Был ли Владислав Крапивин «советским» писателем? Думаю, что ошибусь, если назову Владислава Крапивина советским писателем, ориентируясь лишь на то, что его произведения выходили и в журналах «Пионер», «Уральский следопыт». Крапивин, как и герои его книг, умудрился сделать невозможное: он создал параллельную вселенную, в которой жили и действовали его герои.

По большому счету он создал вселенную большой культуры, в которой герои приходят и не уходят.

Крапивин как психолог поразительно точно чувствовал, что главный дефицит нашего равнодушного к детству времени — это дефицит внимания, сопереживания, эмпатии по отношению к нашим детям и прежде всего — по отношению к подросткам. Психологи неслучайно именуют подростковый возраст возрастом бури и натиска. Куда обрушится энергия этой бури? На что будет нацелен этот натиск? Не побоюсь сказать, именно благодаря Крапивину для многих влюбившихся в его миры подростков и эта буря, и этот натиск были нацелены на романтическую жизнь в прагматичной стране.

Крапивин писал о загадках психологии подростков. Писать о загадках может только человек, который сам является загадкой и который не перестает удивлять своими произведениями, высказываниями, мыслями всех нас в наше не любящее романтику время.

Я не склонен к мистике, но в том, что Владислав Крапивин ушел из жизни именно 1 сентября, в День знаний, есть что-то странное и даже сверхъестественное. Писатель, из гавани Воображения которого выходили судьбы многих людей, оставил нас в день, когда дети идут в школу. Он оставил нас, но его загадочность, его романтичность, его влюбленность в таких героев, как Януш Корчак, позволяет мне сказать, что мы с вами сегодня прощаемся с Корчаком нашего времени — мы прощаемся с Владиславом Крапивиным.

Источник: «Новая газета», 01.09.2020

Мальчик со шпагой

Пишет Вадим Зайдман

02-09-2020 (14:40) update: 03-09-2020 (10:22)

В нашем циничном мире принято считать, что искусство никак не влияет на жизнь, не меняет ее — во всяком случае, в лучшую сторону. Думается, это все-таки не так. Жизнь, как и история, не знает ведь сослагательного наклонения, нам не дано знать, каким был бы мир, если бы не было искусства, какими были бы мы, если бы не были воспитаны на определенных книгах или фильмах.

Если мяса с ножа

Ты не ел ни куска,

Если руки сложа

Наблюдал свысока,

И в борьбу не вступил

С подлецом, с палачом, —

Значит, в жизни ты был

Ни при чём, ни при чём!

Если, путь прорубая отцовским мечом,

Ты солёные слёзы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал, что почём, —

Значит, нужные книги ты в детстве читал!

К таким нужным книгам, которые не просто важно прочесть каждому, но важно прочесть вовремя, в детстве или подростковом возрасте, когда формируется характер человека, относятся, несомненно, и повести Владислава Крапивина.

Не буду говорить за всех — скажу за себя. Помимо воспитания от папы с мамой, я во многом был воспитан именно книгами Владислава Крапивина (наряду с романами Дюма и Жюля Верна), а также фильмами Леонида Нечаева, чуть позже, уже в более зрелом возрасте, творчеством того же Владимира Высоцкого. Школа же, если что и дала мне в плане воспитания, так только отрицательный опыт (который тоже опыт), показав, каким быть не следует, навсегда выработав у меня стойкую аллергию к ура-патриотизму, двоемыслию, показухе.

Так же, как песни Высоцкого, привлекшие меня поначалу даже не содержанием, которое я по малолетству еще не совсем понимал, а прежде всего своей эстетикой, которая так разительно отличалась от слащавой и насквозь фальшивой эстетики советской эстрады, своей раскованностью, всяким отсутствием пафоса — так и книги Крапивина выламывались из тошнотворного стиля большей части литературы, в том числе детской, говорили с детьми не сюсюкая, а по-взрослому, по-мужски. Учили рыцарству, бунтарству, защите слабых, нетерпимому отношению ко лжи, к пионерско-комсомольско-совковому ура-патриотизму и показухе, тому, от чего просто воротило, так что сегодня, оглядываясь на те времена, даже удивляешься, как эти повести проскочили рогатки цензуры, да к тому же печатались в массовых изданиях ЦК ВЛКСМ «Пионере» и «Пионерской правде», где я их и читал (книги тогда были в дефиците, как и всё остальное). Так же меня потом удивило, как цензура допустила к выходу на экран (в 1984 году, хоть и незадолго до перестройки, но это был глухой застой, Час Быка, самое тёмное время перед рассветом) фильм Леонида Нечаева «Рыжий, честный, влюблённый» — о лисенке, который, в отличие от своих сородичей, решил жить не по учебникам «Хитрологии» и «Обмановедения», по которым их учили в лисьей школе, а по правде. Совершенно ведь, если вдуматься, злостная антисоветчина!

Я точно знаю, что и Владислав Крапивин, и Леонид Нечаев, и Владимир Высоцкий (и многие другие, конечно, но они — особенно) во многом сформировали моё мировоззрение, мои убеждения (задолго до Перестройки, когда в открытой советской печати пошли публикации о нашей страшной истории). Я точно знаю, что без впитывания их творчества я вырос бы другим, без них мне было бы труднее разобраться в том, «что такое хорошо и что такое плохо». И вы говорите, что искусство не влияет на жизнь? А я ведь подозреваю, что я такой не один, на которого оно повлияло.

Конечно, хотелось бы думать, что каждый прочитавший в детстве нужные книги уже никогда не сможет быть негодяем и циником, а тем более насильником и убийцей. Увы, понятно, что это не так, что строчки Высоцкого «…значит, нужные книги ты в детстве читал» — это идеализация жизни, иначе откуда бы сегодня вокруг нас расплодился такой сонм негодяев, циников, насильников и убийц, которые, как метастазы, проникли во все сферы общества, включая высшие посты в государствах. Но есть, несомненно, огромная масса людей, для которых чтение, в том числе книг Владислава Крапивина, не прошло даром — и именно такие люди заставляют думать, что мир не безнадёжен, именно они станут заметны, когда сгинет морок путинского Мордора.

Надо бы сейчас найти время перечитать книги Владислава Крапивина. Хотя бы для того, чтобы сверить ориентиры…

Источник

Писатель меняется, а книги его — нет

Послесловие к заметке о Владиславе Крапивине

Пишет В. Зайдман

update: 04-09-2020 (10:38)

Один из читателей в комментарии к моей вчерашней статье о Владиславе Крапивине дал ссылку на интервью с писателем, взятое у него в апреле 2014 года, сразу после аннексии Крыма Россией. В интервью Владислав Петрович радуется «возвращению Крыма в родную гавань».

Во-первых, спасибо за информацию об этом интервью, потому что в «Википедии», например, ничего о позиции, занятой писателем в отношении Крыма, нет, хотя обычно в статьях об известных людях сведения об их позиции по «крымскому вопросу», если они эту позицию обозначили, приводятся.

Теперь по существу.

Интервью, конечно, ужасное, оставляет гнетущее впечатление. Интервью, которое портит некролог. У меня нет ни единого слова в защиту Крапивина образца 2014 года и позже. И я не собираюсь, как делают некоторые авторы, разделяя свое отношение, с одной стороны, к Жванецкому, Константину Райкину, Захарову, Табакову, а с другой — к Спивакову, Гергиеву, Машкову etc., в зависимости от корпоративных пристрастий или личных симпатий, выгораживать писателя, которым зачитывался в детстве. Скажу лишь одно: печально и досадно всё это. Досадно вдвойне, потому что действительно зачитывался его книгами, потому что они действительно сильно повлияли на меня.

Но это тот случай, когда я бы разделил писателя и его книги. Это вообще не дело — перечёркивать всё творчество писателя в зависимости от его политической позиции и убеждений. Этак можно выкинуть на помойку большую часть отечественной, да и мировой литературы. Например, Пушкина за его «Клеветникам России» или панегирик Николаю I («Нет, я не льстец, когда царю хвалу свободную слагаю») и чуть ли не каждого второго русского писателя за его антисемитизм (начиная с Гоголя и Достоевского) и т.д.

Постоянные читатели моих статей знают моё отношение к сегодняшней соглашательской позиции Михаила Жванецкого. Но у меня и в мыслях нет предложить зачеркнуть всё его творчество.

Книги Владислава Крапивина не лживые и не лицемерные (как определил их один комментатор, признавшийся, что не знаком с творчеством Крапивина). Они искренние, они действительно «учили рыцарству, бунтарству, защите слабых, нетерпимому отношению ко лжи» — чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть хотя бы одну повесть — «Мальчик со шпагой» — которая, несомненно, является визитной карточкой писателя. Но книга эта была написана в другое время и во многом другим Крапивиным. И нет — сам он, конечно, читал свои книги (сомнение в этом выразил другой комментатор), но, кажется, в путинскую эпоху он основательно подзабыл их содержание. И если бы он их перечитал, было бы совсем неплохо. Может быть, они уберегли бы его от того, что с ним случилось…

Но, в конце концов, дело ведь не в писателе Владиславе Крапивине и в произошедшей с ним перемене. Это на его совести. Да и чему тут удивляться, разве это первый прецедент? Путинская эпоха — удивительная эпоха, явившая нам парад перерождений и расчеловечивания вроде бы приличных в прошлом людей, даже в брежневское безвременье вроде бы приличных… К тому же, как известно, демократ в России заканчивается там, где начинается национальный вопрос.

Главное же состоит в том, что, независимо от пертурбаций, произошедших с автором, прочитанные вовремя, в подростковом возрасте, несомненно очень нужные и важные книги Крапивина оказывали своё благотворное влияние на взрослеющих граждан — не на всех, но на многих. Уберегали от худшего, от того, чтобы стать прохвостами и негодяями, уж извините за невольный пафос. Кого-то, как это ни покажется поначалу парадоксальным, они, возможно, уберегли даже от такого перерождения, которое случилось с самим Крапивиным.

Я точно знаю о влиянии, которое имели его книги на меня, — и разве то, что он стал крымнашистом, как-то это влияние умаляет и что-то во мне портит?

Посеянные его произведениями семена дали свои всходы. Приличных людей, благодаря его книгам, стало хоть чуточку больше. Автор — меняется, а книги его, к счастью, — нет. Они живут своей жизнью. Что написано пером… Не все мальчики со шпагой в наше время превратились в вежливых зеленых человечков — в том числе благодаря книгам Крапивина. Хотя их литературный родитель если и не сам превратился в такого человечка, то стал сочувствующим. И в этом также парадокс нашего подлого времени.

Но в этом и надежда: сегодняшние подростки тоже читают его книги, не подвергшиеся влиянию от трансформации, произошедшей с самим писателем.

Хотя в педагогическом плане пример перерождения именно Владислава Крапивина совершенно ужасный.

Источник

Опубликовано 04.08.2020  14:22

“Политики просто взбесились”

Откуда такая агрессия у тех, кто обязан быть вежлив? Объясняет психолог Александр Асмолов

Галина Мурсалиева обозреватель «Новой»

Четыре года назад нам казалось, что у представителей политических структур началось массовое помешательство и они индуцируют друг друга и всех нас. Как иначе можно было объяснить невероятный абсурд, который они наперебой предлагали? Вспомните: пытались избавить алфавит от буквы «Ы», запретить чеснок, топот котов, а также предлагали создать внутренний российский интернет под названием «Чебурашка».

Сегодня ситуация уже не такая «веселая». Абсурдные высказывания продолжаются, но из них исчезла кажущаяся беспричинность, и читается общий мотив: защитить государство от всех поползновений населения. Людям, оказавшимся за чертой бедности, представители власти читают хамские нотации и всячески их увещевают, лицемерно призывая «к совести и здоровому образу жизни». Например, знаменитое: министр труда и занятости Саратовской области Наталья Соколова заявила, что прожиточного минимума, который в области составляет 7241 рубль, хватает «для минимальных физиологических потребностей, …макарошки всегда стоят одинаково…», и предложила составить меню, которое сделает всех стройными.

В той же логике, явно не сговариваясь, выступила глава департамента молодежной политики Свердловской области Ольга Глацких, она прославилась монологом о том, что государство никому ничего не должно, оно «не просило рожать» детей… Глава подмосковного Совета по правам человека Марина Юденич пошла еще дальше, заявив на встрече с жителями Королева, что нельзя требовать средства из федерального бюджета. Добила тему депутат Екатеринбургской городской думы Елена Дерягина — она предложила лишить школьников младших классов бесплатного питания, чтобы сэкономить миллион рублей.

Почему они взбесились?

Прокомментировать умонастроения политиков и ответить на другие вопросы я прошу заведующего кафедрой психологии личности МГУ, вице-президента Российского общества психологов, академика РАО Александра Асмолова.

— Диагноз происходящих в стране событий, скорее всего, тот же: нашествие внутренних варваров. Социальное и психологическое варварство — это решения, стремящиеся к простоте, от которых происходит схлопывание и погашение разнообразия в разных сферах. Люди стали больше заявлять о своих правах, критикуют власти. Варварство всегда агрессивно реагирует на все непривычное.

В высказываниях политических деятелей, о которых вы рассказали, поражает неуемный нарциссизм и бесстыдство. В этом же ряду стоит законопроект, предложений сенатором Андреем Клишасом. Этот проект касается защиты исключительно чиновничьего сословия. В нем говорится о введении ответственности за распространение в интернете информации, выражающей явное неуважение в оскорбительной форме к органам государственной власти. То есть за ненормативные высказывания в адрес власти человека могут подвергнуть жестким санкциям, вплоть до посадок.

Это, по сути, говорит о том, что власть чувствует себя униженной и оскорбленной. И это — показатель растерянности власти, она находится в состоянии слабого понимания, как действовать. Она в неопределенности — как ежик в тумане, — в непонимании, что делать, когда пробуждаются разные установки и линии поведения. У нас сегодня начинают прозревать разные слои населения, многие уже не могут всерьез воспринимать мантры, которые практикуют представители власти. И вот найден выход: законопроект Клишаса. Снова варварское, простейшее решение. А по сути — это законопроект, свидетельствующий об агонии нашей власти на самых разных уровнях.

Принимая этот закон, мы неминуемо натолкнемся на политические и психологические риски. В нем заложен эффект запретного плода. Как только вы говорите людям: ни в коем случае не оскорбляйте власти, вступает в дело классический механизм — «не думайте о белой обезьяне». Даже те, кто никогда не позволял себе оскорбления, начнут это делать — пусть негромко, а иногда и про себя или прилюдно — так устроена наша психика. Второе: подобный законопроект — это полная секуляризация нашей власти: нельзя упоминать имя чиновника всуе! Под защитой оказывается весь бюрократический чиновничий слой…

Третье: оскорбительные высказывания представителей власти в отношении подчиненных, да и в отношении общества в целом в последнее время просто зашкаливают. Может быть, пора и их привлекать к ответственности?

В этом законопроекте есть и желание подсюсюкнуть вышестоящим властям. Угадать, угодить, а вдруг понравимся? За этим стоит один из самых тяжелых синдромов России — патологическое невежество и беспредельный конформизм. При этом происходит сакрализация власти, создание ее неприкасаемости, которая всегда идет рука об руку с безответственностью.

У многих назревает особая социальная болезнь — сенильный психоз страны, это психоз опрокидывания в прошлое. Чем больше люди заявляют о своих правах, тем больше власти, боясь непривычности нового, ищут опоры в «светлом» старом. Нельзя забывать о том, что любой культ личности тоталитарного режима всегда подразумевает культ безличности. Все ли помнят, сколько людей сделали донос культурной практикой своей обыденной жизни в 30-е годы? Это — о безличности населения, которое не ропщет, а аплодирует, подобострастно подпевая любому ивану грозному — тирану, диктатору. Чего боится общество?

Петр Саруханов / «Новая газета»

— Есть и другой аспект. У нас сегодня довольно-таки большой сегмент общества в оценках власти использует принцип «презумпции виновности». Это — кипящая лавина, ненависть зашкаливает и накрывает каждого, кто «с этой властью» вступает в переговоры. В их адрес летят гигабайты хамства и проклятий, одна из последних таких волн накрыла недавно Нюту Федермессер. Но люди, которые заняты настоящим делом, рано или поздно столкнутся с необходимостью сотрудничества. У них нет соответствующих полномочий для того, чтобы менять социальную реальность в стране.

— Надо четко понимать: если целый ряд людей делает определенные шаги для создания диалога с властью, то это — их выбор. То, что делают Нюта Федермессер, Александр Сокуров, вошедший в состав СПЧ, — это расширение окон возможностей влиять на происходящие в стране события. Можно сказать, что нынешняя власть пытается насадить Сталина, имеет генезис комитета госбезопасности — и это все правда. Но после этого заявить, что мы все должны придерживаться принципа невмешательства в социальную и политическую жизнь, — это своего рода философия недеяния: поднять руки, отойти в сторону и наблюдать. «Власть отвратительна как руки брадобрея», цитирую, как вы знаете, Мандельштама — разговор об этом не должен быть индульгенцией и оправданием недоверия к тем, кто выбирает возможность изменить ситуацию. Обратите внимание, я никак не критикую тех, кто говорит: я не пойду с этой властью ни на какие коммуникации. Любое понимание свободы начинается с понимания презумпции порядочности тех людей, которые эту свободу отстаивают, даже ценой взаимодействия с властью. Выбор Нюты Федермессер — это ее ценностный и нравственный выбор, и она имеет такое же право на этот выбор, как ушедший мой близкий друг, один из дорогих моему сердцу людей Владимир Войнович, который считал, что ни на какие коммуникации с властью идти нельзя. Той же позиции придерживался и мой учитель, мой названый старший брат, писатель Владимир Тендряков. Мне дорог и ценен как выбор Войновича и Тендрякова, так и выбор Нюты Федермессер и замечательного режиссера Александра Сокурова, чей голос в СПЧ уже услышан.

Главная характеристика нормальной жизни страны — признание права другого человека на свой выбор. Я надеюсь быть точно понятым. По тем же мотивам, что и мои коллеги, о которых мы только что говорили, я принял предложение Михаила Федотова и стал председателем комиссии по науке и образованию в СПЧ. И первым моим шагом был разговор с президентом о том беспределе, который происходит с уничтожением вариативности в системе школьного образования. Эта встреча уже имела определенного рода позитивные последствия. Я рассказываю об этом для прояснения моей личностной мотивации, а не ради оправдания.

— То есть вы считаете общение с властью необходимым, потому что только таким образом можно добиваться каких-либо положительных изменений в стране?

— Как учат нас мастера переговоров, наш с вами век — это век тихой переговорной революции. Это термин Билла Юри, одного из создателей гарвардской школы переговоров, известного аналитика. Переговоры, простите за аналогию, идут даже с террористами. Книга Билла Юри «Путь к согласию: переговоры без поражения» была переведена на 25 языков и стала бестселлером. Суть заключается во взаимной выгоде сторон, где противоположная сторона рассматривается не как враг, а как партнер. Там есть очень важные основные положения: быть «мягким» с людьми и «жестким» с проблемами, сосредоточиться на интересах, а не позициях, и так далее…

— А в чем страхи власти?

— Мои коллеги часто и много говорят о страхах населения, но у нас практически нет ни одной современной работы о страхах власти. В 1927 году великий психиатр Петр Ганнушкин выпустил блестящую недооцененную работу о партийных неврозах, она осталась почти незамеченной. Я бы сделал книгу о неврозах современной кремлевской власти, если бы был не психологом, а психотерапевтом. Неврозы власти — это специальный предмет для анализа. Мнение, например, о том, что, присоединив Крым, Россия усилилась, — это отжившая, старая, архаическая формула. Увеличилось пространство страны, но при этом на самом деле пробудились силы противодействия во всем мире. И власть потом уже начинает рефлексировать — но запоздало. Частая запоздалая рефлексия — это один из признаков нынешней власти, которая долгое время опиралась, да и сейчас опирается на простую логику решений в виде управленческой вертикали. А наш век в целом — век неопределенности, многомерности, коллективного разума, социальных и интеллектуальных сетей — требует когнитивно сложного мышления. Управленческая вертикаль в обществе разнообразия и вызовов неопределенности невозможна.

«Партийные неврозы», о которых писал Ганнушкин, влияют на принятие различных государственных решений. Власть постоянно работает, как канатоходец: идет по тонкому канату, вибрирует между огромным количеством противоборствующих сил. Она делает сегодня многие шаги, которые позволяют использовать жесткий термин — тоталитарный режим. Но если есть возможность трансформации этой власти — эта возможность должна быть использована.

Потому что у нас сегодня остается как минимум два варианта развития: либо сенильный психоз опрокидывания в прошлое — либо тихая переговорная революция.

— Тот же принцип «презумпции виновности», но только не в кипящем, как внутри России, а в ледяном виде, охватил сегодня многие страны мира по отношению к России. Это стало очерченным несколько лет назад, когда был сбит малайзийский «Боинг». Вы тогда говорили «Новой» в интервью, что в мире «происходит психологическая депортация России, и мы все вместе оказались заложниками этой ситуации». С тех пор ситуация обросла новыми слоями холодного презрения.

— Я всегда старался следовать установке Бенедикта Спинозы, одной из тех, что так любил Выготский: «не плакать, не смеяться, не ненавидеть, но понимать». В контексте понимания происходящих событий есть разные перекрещивающиеся линии. Последние события в России вписываются в национал-патриотическую мобилизацию населения: и Крым, и «Боинг», и Луганск привели к мощному взрыву именно таких настроений, которые оформились в слоганы типа «Крым наш!». Но сегодня мы видим, что мобилизационная риторика и установки «в свете политических задач» с течением времени ослабли — они перестают работать, малоэффективны.

Несмотря ни на какие попытки рационализации: придумывания мифов о золотом веке СССР и пробуждении ностальгии по тоталитарным временам, возвращения властного дискурса Сталина, который «решал и обеспечивал надежность будущего», — происходит уникальное явление.

Наше социальное и персональное пространство жизни становится все более разнообразным. Срабатывает известный в социологии принцип силы слабых связей — появляются группы со своим голосом, важнейшими проектами, растет аналитика и критическая рефлексия происходящих событий.

Несмотря на каток устаревающей технологии пропаганды, усиливается прозорливость разных социальных групп. Люди выходят из-под гипноза ТВ, практикующего технологию телененавидения. Интеллектуальные электронные СМИ дают возможность сопоставлять факты. В них меняется видение, расширяется радиус критического мышления, появляется другой язык. Они опираются на понимание социологических сдвигов, их суждения многомерны.

То есть нарастают явления, которые вступают как бы в поединок с варварством, с навязыванием мифа о добром и светлом тоталитарном обществе. Невероятно важно, чтобы аналитики, независимо от того, какую страну они представляют, старались видеть все через призму формулы Спинозы. Многие из них продолжают смотреть на Россию как на монолитную однородную империю зла. Россия не монолитная, не однородная, она, несмотря ни на что, становится все более разнообразной страной. И это не прекраснодушные восклицания: появились уникальные аналитики новых поколений, совсем недавно в Москве прошел Гайдаровский форум, где уже не в первый раз было представлено уникальное разнообразие мнений и подходов просвещенной управленческой власти.

Перемены происходят: меняется развитие порога чувствительности к изменениям, а это — важнейшая вещь для страны, и особенно — для власти. Это не вопрос «быть или не быть», а вопрос «продолжать ли оставаться адаптантами, приспосабливаться или же конструировать иные реальности, идти по пути нарабатывания будущего». Происходит смена установок разных возрастных и профессиональных групп: они надеются на себя, а не на барина. Изменилась даже форма поведения, я вижу 70-летних преподавателей, которые бегут читать лекции с рюкзачками за спиной. На этом фоне многие охранительные действия власти начинают рассматриваться не через оптику агрессии, а через иронию. И тогда власть становится не страшной, хотя у нее есть и это лицо. Власть, не чуящая под собой страны, становится смешной, и понимая это, чтобы не попасть в «маниакальную петлю» — петлю без обратных связей, она все-таки начинает худо-бедно прислушиваться и к фискальным социальным наукам, и к лидерам общественного мнения, экспертам и профессионалам в своих областях. Именно поэтому мне представляется, что у нас сегодня есть основания для некоей доли эволюционного оптимизма. Сколь бы наивным это ни казалось.

Этот материал вышел в № 16 от 13 февраля 2019

Опубликовано 13.02.2019  23:20

Мы все теперь «хомо конфузус»

19 января 2019, 11:00

То, что сейчас происходит — не переходный период, это новая реальность, для жизни в которой человеку придется перестроиться.


© Иллюстрация ИА «Росбалт»

 

В нашей жизни стало больше сложных решений. Взять хотя бы тот факт, что раньше самым главным из них был выбор профессии. Это решение человек принимал один раз — и на всю жизнь. Но теперь этого уже недостаточно. Нужно постоянно учиться и переучиваться. И нам вновь и вновь приходится выбирать — чему. Это значит, что нужно постоянно быть в потоке, ориентироваться в непрерывно меняющейся ситуации. Как научить мозг работать в таких условиях, рассказали профессор СПбГУ, заведующая кафедрой проблем конвергенции естественных и гуманитарных наук, руководитель лаборатории когнитивных исследований, доктор филологических и биологических наук Татьяна Черниговская и доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой психологии личности МГУ Александр Асмолов на Гайдаровском форуме.

«Мы попали вообще в другой мир. Он текучий, прозрачный, нестабильный, сверхбыстрый, гибридный. В нем рухнуло сразу все. Автономная жизнь цифрового мира идет полным ходом: интернет вещей, самоорганизация сетей. Цифровая реальность уже признак отбора в социум. Если представить себе некую страну, которая не может себе позволить войти в цифровой мир, можно считать, что ее вообще нет. Она не игрок. Люди могут там жить себе, корзиночки вязать, но они не участники общего дела», — отмечает Черниговская.

«Еще одна интересная фишка — растущее недоверие к информации. Я об этом много в последнее время думаю. Сейчас к информации такое отношение, как раньше было к сплетням: „Ну, мало ли, кто что сказал? Почему я должна верить?“ Но фокус в том, что это отношение сейчас обращено в сторону настоящих источников информации», — говорит она.

Получается, люди еще не научились ориентироваться в растущем потоке информации и предпочитают не верить ничему.

По словам нейролингвиста, цифровая реальность рождает «новый вид» человека. «Я называю это „хомо конфузус“ или „человек в растерянности“. Этот „хомо конфузус“ еще даже не понял, где он находится. Еще не осознал, в какую опасность мы уже попали. Но мы не можем откладывать решение. Потому что это наша жизнь», — считает она.

Вместо этого в обществе идут совершенно противоположные процессы. «Существует такая вещь как синдром отложенной жизни. Люди живут так, как будто сейчас идет черновик. Более того, так воспитывают детей: ты пока делай вот это и вот это, а потом, когда жить начнешь… А ведь он начал жить в тот момент, когда отцовская и материнская клетка соединились. Это не черновик. Нельзя 20 лет человека держать, чтобы он что-то там потом начал», — отмечает Черниговская.

Наступает цивилизация праздности, к которой мы тоже, в общем, не готовы. «Что собираются делать все те люди, которых заменят цифровые системы? Когда мне говорят: „освобождается простор для творчества“, это вызывает у меня саркастическую улыбку. Вы что, правда считаете, что несметные тысячи, на самом деле — миллионы людей, в освободившееся от тяжелой работы время начнут писать мадригалы и играть на лютне? Вы это всерьез? Произойдет совершенно противоположное. И мы не можем делать вид, что это не так», — подчеркнула она.

«Я веду вот к чему. Как бы мы ни рассуждали о том, хорошо это или плохо — то, что с нами происходит, это уже происходит. Мы уже попали в этот мир, и пути назад нет. Тут не нужно кокетничать. Нужно понять, как в этом мире жить. Я бы поставила вопрос жестко. А мы вообще планируем еще на этой планете жить, или мы все позиции сдаем? Потому что если мы их сдаем цифровому миру, тогда не о чем говорить. Можно пойти кофе пить. Если у нас какие-то планы на собственную жизнь есть, тогда нужно думать, как жить здесь», — считает она.

По словам Черниговской, мы такие, какие есть, вместе со всеми достижениями и провалами нашей цивилизации, благодаря нашему мозгу. «Люди живут не только в мире стульев, микрофонов и апельсинов, но еще и в мирах, которые они сами же и придумали. У нас есть способность оперировать знаками: человеческий язык, математика, музыка. У нас, действительно, сложнейшая нейронная сеть — квадрилион соединений. Если начать на самом деле их считать, нам придется написать десятку и 85 нолей после нее. В нашем языке даже нет слова, чтобы назвать это число. Это не просто больше, чем звезд во Вселенной. Это больше, чем элементарных частиц во Вселенной. То есть, мы должны отдавать себе отчет в том, что у нас находится в черепной коробке», — отмечает она.

Эксперты цифрового мира говорят, что мозг — это компьютер, набор алгоритмов, который гоняет себе нули с единицами. И что рано или поздно они смогут воссоздать его устройство.