Tag Archives: немцы

К 75-летию “хрустальной ночи”

 

Германия – непростая страна

Александр Гордон, Хайфа

 

9-го ноября 2013 года будет отмечаться 75-я годовщина «хрустальной ночи»

 

Полёты в прошлое


Я думаю о своих многочисленных визитах в Германию в течение 22 лет. Они начинались как командировки, но оказывались эмоционально напряжёнными поездками, ибо еврей не может приехать в Германию как в обычную страну, просто так. Германия – это непросто.

«Хрустальная ночь» в Магдебурге

В 1991 году я работал в институте имени Макса Планка в Штутгарте. Это было моё первое посещение Германии. Тогда там было раз в десять меньше евреев, чем сейчас. Еврейский вопрос задавали мне и отвечали на него в основном немцы. 9-го ноября я приехал в Магдебург, который напоминал давно забытый мною советский город с громоздкими и шумными трамваями, убогими магазинами, тёмный по вечерам. Эльба встретила меня хмуро. Хотя Берлинской стены уже не было, в Магдебурге ещё оставались советские солдаты. После долгого перерыва я видел воинов СССР, государства, которое прекратит своё существование через полтора месяца после моей встречи с его оккупационным контингентом. В Магдебург я прибыл по приглашению Марины Минковой, отставного профессора местного университета, еврейки, бывшей москвички, бывшей заключённой советских лагерей, жившей в Германии к тому времени более 30 лет. В день моего приезда Марина и её муж немец Мартин, тоже профессор в отставке, привели меня на еврейское кладбище. Отмечали 53-ю годовщину «хрустальной ночи». На траурной церемонии молодые немцы просили прощения у еврейского народа за преступления отцов и обещали, что в Германии этот ужас больше не повторится. Когда мы с Мариной и Мартином вернулись в их квартиру с кладбища, по телевидению показывали демонстрацию неонацистов в соседнем городе Галле. Как всё непросто в Германии…

Мюнхенская встреча


Через месяц после посещения Магдебурга я приехал с рабочим визитом в Мюнхен. В местном университете заканчивал дипломную работу мой сотрудник Тим Залдитт. Тим, уроженец Кобленца, стал моим учеником за полтора года до нашей встречи в Германии. Он приехал во Францию делать курсовую работу и учить французский язык. Его прикрепили ко мне. Потом он приезжал в Израиль, и мы опубликовали статью в американском журнале. В Мюнхене мы продолжили работу и опубликовали новую статью в британском журнале. Тим, тяготевший к Израилю и написавший на дипломной работе посвящение мне на иврите, решил показать мне Мюнхен с необычной стороны. Мы пришли на то место, где был убит в 1919 году националистом глава баварского правительства еврей Курт Эйснер, и посетили пивную, в которой в 1923 году начался «пивной путч» Гитлера.

JENOPTIK DIGITAL CAMERA

Та самая пивная «Хофбройхаус» в Мюнхене…Фото: alexcheban.livejournal.com

Тим учился в университете имени Людвига-Максимилиана, который не принял на работу Генриха Гейне и лишил Лиона Фейхтвангера докторской степени, полученной им за диссертацию о незаконченном произведении Гейне «Бахарахский раввин». Зимний, холодный, снежный Мюнхен, декабрь 1991 года. Мы с Тимом сидим в кафе, он рассказывает с болью о прошлом Германии, о Мюнхене, о баварской революции, о пивном путче будущих нацистов, о борьбе против гитлеровского режима считанных немцев, попавших в близлежащий лагерь смерти Дахау. Он осуждает немцев за нацизм и спрашивает, что я думаю о будущем связей немецкого и еврейского народов. Занимает ли ещё эта проблема руководителя группы в институте физики рентгеновских лучей, профессора Гёттингенского университета Тим Залдитта?

Киевский «гость»

Я проживал в пригороде Штутгарта Бюсснау, где находился институт имени Макса Планка, в котором работал в субботний год. От моего квартирного хозяина, господина Маурера, я узнал о его жизни и службе в 1941 году в Киеве, в городе, где я родился и вырос, и в котором сложили головы от нацистских пуль члены моей семьи. Я узнал от хозяина квартиры о горячем приёме, который “коренное” население Киева оказало оккупантам, и об активном участии местных жителей в убийствах евреев в Бабьем Яре. Маурер был фельдшером гитлеровской авиации. В сентябре 1941 года ему было 37 лет. Он был только что мобилизованным медбратом и с содроганием описывал дружественный приём, оказанный местным населением “нацистам” (в кавычках слова рассказчика – А. Г.). Он слышал звуки выстрелов палачей в Бабьем Яре. Жена Маурера рассказала, что он всю жизнь видел ночные кошмары, следствие пережитого в Киеве. Она вспоминала, как он просыпался от звуков автоматных очередей, от криков евреев, идущих на смерть, и молитв “Шма Исраэль!” (Слушай, Израиль!). Он просыпался, а мои родные спали там беспробудным сном. Нацистское прошлое Германии вдруг пришло ко мне в рассказе «гостя» Киева, немецкого солдата Маурера. Германия – непростая страна для еврея…

Сионизм в новогоднюю ночь

Ночь с 31-го декабря 1991 года на 1-е января 1992 года застала меня за давно забытым за годы жизни в Израиле занятием – встречей Нового Года во франкфуртской гостинице «Амбассадор» на улице Мозеля, рядом с главным железнодорожным вокзалом центрального делового города Германии. Там я встретился спустя много лет с другом детства, переселившимся из СССР в Германию за неделю до моего приезда из Штутгарта во Франкфурт. Рядом с другом я увидел новоприбывших советских евреев, пионеров заселения Германии. Они были растеряны, не уверены в себе и в своём будущем и полны угрызений совести передо мной, израильтянином, живущим в еврейском государстве, от которого они бежали в страну «окончательного решения еврейского вопроса», чтобы решить свой еврейский вопрос. Я был из той же страны, что и они, говорил на том же языке, что и они, но жил в стране их народа, которой они избегали «из-за климата, войн и религиозности». Новогодняя ночь стала для них ночью исповеди передо мной. Они стыдливо, сбивчиво и с волнением объясняли мне, почему предпочли Германию Израилю. Я никого ни о чём не спрашивал, никого не осуждал. Я молча выслушивал рассказы о причинах переезда в Германию, плач по необретённой стране евреев, стыд и объяснения любви к Израилю. Некоторые выказывали желание когда-нибудь переехать в еврейское государство. Сионизм бился в их сердцах несколько часов. Наступил Новый Год, началась новая германская жизнь, они интенсивно включались в изучение нового языка и новой страны, которые для них никогда не станут своими. Я застал их в момент истины, в минуту слабости, и они заполнили новогоднюю ночь извинениями и оправданиями.

Место, которого нет

Прошло 7 лет, и я работал в научно-исследовательском институте в Рейн-Вестфалии, родине Гейне. Маленький город Юлих назван в честь Юлия Цезаря. Он расположен между Аахеном и Кёльном. В 1998 году во время работы в тамошнем институте физики твердого тела ко мне приехал сын Ариэль. По приезде он заявил: «Папа, быть в Германии и не посетить Берген-Бельзен означает упустить что-то очень важное». В 1978 году, перед отъездом в Израиль, я привёл четырёхлетнего Ариэля в Бабий Яр. Мы пришли попрощаться с теми, кто не смог уехать с нами.

Берген-Бельзен – концентрационный лагерь. Когда Ариэль один впоследствии ездил в Мюнхен на конференцию, он посетил Дахау. Я последовал его примеру через несколько лет. После того, как сын сказал мне о желании поехать в Берген-Бельзен, я подумал: «Странное воспитание», а потом спросил себя: «Неужели моё?».

Мы начали искать Берген-Бельзен в туристских агентствах. Никто не знал о наличии такого центра притяжения для туристов. Есть город Берген, есть деревня Бельзен, нет такого места, как Берген-Бельзен. В справочниках этой точки не было, но мы туда всё же поехали. Я сказал Ариэлю: «Поезжай в Бонн, сходи в музей Бетховена, а потом разузнай в израильском посольстве, как туда ехать». Он так и сделал, и мы поехали в Ганновер. Ехали долго и со многими пересадками. В Ганновере обнаружили следы Берген-Бельзена: служащая местного турбюро рассказала, что в детстве её водили на это место, но она ничего не поняла, и пошла туда вновь уже взрослой. Из Ганновера мы приехали в соседний город Целле. Там заночевали в гостинице, в которую нас привёз шофёр такси. Денег с нас он не взял. Почему?

Германия – непростая для евреев страна, но также не совсем простая для немцев. Если вы прибыли из Израиля и направляетесь в бывший концентрационный лагерь, с вами могут произойти удивительные события. Когда мы сели в такси, чтобы ехать в гостиницу, шофёр спросил, откуда мы приехали и что ищем в таком неинтересном для туристов районе? Берген-Бельзен… Ему было лет пятьдесят в 1998 году. С момента, когда он узнал о цели нашего приезда и месте, из которого мы прибыли, диалог превратился в монолог. Мы ехали час в гостиницу, в которую надо было добираться пять минут. Говорил только шофёр. «Эти позорные 12 лет надо вычеркнуть из истории Германии. Это были страшные для наших народов годы». Голос его дрожал. Он путал слова. “Немцы перестали принадлежать к роду человеческому. Всё, что существовало глубоко в подсознании немцев, из какой-то тёмной бездны вышло наружу и создало невиданные преступления. Незаконное стало законным, уродливое – красивым, фальшивое – действительным. Когда я вырос и узнал, что произошло, я не захотел жить в Германии. Я перебрался в Англию. Я был не в силах считать себя немцем. Я европеец». Всё это время такси стояло на месте, а он говорил. Затем довёз нас до гостиницы и никак не мог расстаться. «Впервые вижу израильтян. Я много читал о вашей стране: Бен-Гурион, Бегин. У вас замечательная страна. Я не был в Израиле, но уверен, что у такого мудрого народа должна быть прекрасная страна. Её надо защищать. Не только от вашего окружения. В Германии всё может вернуться к прежнему. Нацизм не побежден полностью. Я знаю, что в Германию переехали русские евреи. Для чего? История повторяется». У него в глазах стояли слёзы. Он видел уцелевших евреев, едущих в концентрационный лагерь Берген-Бельзен…

Когда мы зашли в гостиницу, хозяин, с удивлением увидав иностранных туристов, спросил, откуда мы и куда. Мы рассказали. Он помолчал и, как будто продолжая с кем-то дискуссию, сказал: это спорный вопрос. Я попытался определить его возраст: в то время он был маленьким мальчиком. Наутро мы поехали в лагерь, сначала на автобусе, а потом, после выяснений у местного населения, – на такси. Мемориал впечатляет. Продаются и частично даются бесплатно материалы о лагере на иврите. Демонстрируется фильм по-английски и по-немецки. Мы шли в смешанном лесу по территории лагеря и через полчаса подошли к могиле Анны Франк. Через несколько дней мы приехали в Амстердам, Ариэль там был впервые. Он, конечно, пошёл в тот самый дом, в котором пряталась Анна и долго там ходил. Вышел напряжённый и мрачный. Мы отошли от могилы Анны и продолжали бродить. Туристов не встретили. Неподалеку от нас шла группа немецких полицейских. Они слушали рассказ экскурсовода. Когда мы уезжали на такси от мемориала к автобусу, чтобы возвратиться в Юлих, девушка-шофёр сказала нам: «Мы все через это прошли». Мы не поняли. Она показала на экскурсию полицейских и повторила: «Мы все через это прошли. Нам нужны прививки от рецидивов».

Мой Генрих Гейне

После той поездки в Юлих родился замысел моих книг о немецких евреях «Этюды о еврейской дуальности» и «Двойное бремя». Он начался с первого дуального образа, с которым я познакомился в жизни – с Генриха Гейне, исследователем творчества которого был мой отец.

Генрих Гейне вёл двойную жизнь немца и еврея. В предисловии к поэме «Германия. Зимняя сказка». (1844) он пишет о своей «странной любви к отчизне» (в терминах М. Ю. Лермонтова: «Люблю отчизну я, но странною любовью»): «Я люблю отечество не меньше, чем вы. Из-за этой любви я провел тринадцать лет в изгнании, но именно из-за этой любви возвращаюсь в изгнание, может быть, навсегда, без хныканья и кривых страдальческих гримас». Гейне был любим и ненавидим двумя народами, к которым принадлежал. Немцы любили его лирику и не любили его политическую поэзию. Евреи любили причислять к себе его гений и не любили его переход в протестантизм, над которым он часто подшучивал: “Что вы хотите? Я нашёл, что мне не по силам принадлежать к той же религии, что и Ротшильд, не будучи столь же богатым, как он”. Гейне был доктором права. Немецкий поэт крестился, чтобы стать адвокатом, но Германия не дала доктору права Генриху Гейне права заниматься её законами, и он стал описывать её беззаконие. Университет Людвига-Максимилиана в Мюнхене счёл Гейне недостойным быть профессором немецкой литературы, и тот стал её творцом. В одном письме Гейне утверждал, что в его переезде во Францию главную роль играли “не столько страсть к блужданию по свету, сколько мучительные личные обстоятельства, например ничем не смываемое еврейство…”. Он считал, что нанёс себе вред переходом в лютеранство: “Едва я выкрестился – меня ругают как еврея… Я ненавидим теперь одинаково евреями и христианами. Очень раскаиваюсь, что выкрестился: мне от этого не только не стало лучше жить, но напротив того – с тех пор нет у меня ничего, кроме неприятностей и несчастья”. Горько посмеиваясь над своим крещением, Гейне как-то сказал Бальзаку: “Я окропился, но не крестился”.

Выкрест Гейне критиковал выкрестов-антисемитов: «Среди евреев-выкрестов есть многие, которые из трусливого лицемерия преступно говорят о еврействе. Они ведут себя хуже, чем евреененавистники от рождения… Известные писатели для того чтобы им не вспомнили их еврейского происхождения, наносят вред евреям или замалчивают их. Это известное, печальное и смехотворное явление».

В 1851 году в сборнике «Романсеро» (романсы) Генрих Гейне опубликовал «Еврейские мелодии». Они состоят из трёх поэм: «Принцесса Шабат», посвящённая субботе, «Иегуда бен Галеви» и «Диспут». Поэма «Иегуда бен Галеви» – рассказ о еврейских поэтах XI-XII веков – Иегуде Галеви, ибн Эзре и ибн Гвироле. «Диспут» изображает идеологическую борьбу между христианством и иудаизмом. Поэма Гейне о кордовском поэте, враче, философе и раввине Иегуде Галеви – квинтэссенция двойственного отношения немецкого поэта к евреям. Она является выражением его тяги к еврейству и отстранения от него, глубокого знания его печальной истории, сочувствия его бедам и подшучивания над ним. В отличие от еврейского поэта Галеви, Гейне не верил в возможность обретения евреями родины в стране Израиля. В «Дневнике» (1910-1913 гг.) Франц Кафка писал о Гейне: «Несчастный человек. Немцы обвиняли и обвиняют его в еврействе, а ведь он немец, и притом маленький немец, находящийся в конфликте с еврейством. И как раз это и есть типично еврейское в нём».

Мои книги

Две трети героев моих книг – германоязычные евреи. После публикации в 1783 году книги немецкого философа Моисея Мендельсона «Иерусалим» считалось, что решение еврейского вопроса состоит в дуальной жизни народа: еврей должен исповедовать иудаизм, но принадлежать к немецкой нации. Таким путём, по мнению философа, еврей органически вливается в нацию, исповедующую христианство, сохраняя особенности своей религии и культуры. Дуальность, предложенная Мендельсоном в качестве образа жизни, оказалась тяжёлой ношей для немецких евреев. Они были не в состоянии нести двойное бремя принадлежности к двум народам. Такой модус вивенди толкал их к выбору, который чаще был в пользу титульной нации. Дуальное существование в качестве немцев и евреев одновременно было отвергнуто и немцами, и евреями. Камень, который катил Мендельсон на вершину освобождения евреев, упал к подножию горы, как камень Сизифа. Дуальный образ жизни испробован евреями стран диаспоры, в том числе евреями СССР. Всюду он давал плохие результаты. Люди были заворожены иллюзией равноправия и травмированы душевно её крушением.

Немецкая еврейская община была уничтожена. Отдельные её представители эмигрировали из Германии. Реквием по самой талантливой общине еврейского народа не написан. В своих книгах я хотел вспомнить о них, о том, как они жили, творили, разрушали, заблуждались, надеялись. Я впервые приехал в Германию через 50 лет после исчезновения еврейской общины. Мне достались руины.

В биографических эссе о создателе еврейского либерализма философе Моисее Мендельсоне, предтече сионизма Моисее Гессе, основоположнике коммунизма Карле Марксе, публицисте Людвиге Бёрне, великом поэте Генрихе Гейне, философе, юристе и политическом деятеле Фердинанде Лассале, поэте Первой мировой войны Эрнсте Лиссауэре, государственном деятеле Курте Эйснере, знаменитом химике Фрице Габере, министре иностранных дел Германии Вальтере Ратенау, выдающемся писателе Стефане Цвейге, известном сатирике Курте Тухольском, популярном композиторе Леоне Йесселе, создателе психоанализа Зигмунде Фрейде, великом физике Альберте Эйнштейне, знаменитом шахматисте Эммануиле Ласкере, основоположнике сексуальной революции Вильгельме Райхе, авторе концепции еврейской самоненависти философе Теодоре Лессинге, мыслителях франкфуртской школы, «последнем немецком еврее», философе Герберте Маркузе и знаменитом писателе Лионе Фейхтвангере, я прослеживаю проявления еврейской дуальности, последствия отказа от неё и результаты солидаризации с титульной нацией. Я описываю раздвоение, порождённое желанием быть “нормальными”, как все, и оставаться евреями, а также показываю стремление некоторых героев книги порвать с еврейством ради “более высоких идеалов”.

Немецкие евреи сегодня и завтра

Я много раз выступал в немецких еврейских общинах с лекциями об Израиле и презентациями книг. Когда я писал о немецких евреях прошлого, я поневоле сравнивал их с немецкими евреями настоящего, в основном выходцами из СССР. В отличие от своих предшественников, немцев по языку и культуре, родившихся и выросших в Германии, советские евреи в Германии – иностранцы. Они германские граждане, живут в демократической стране, поэтому их существование в ней обеспеченное, охраняемое законами государства. Их дети – гибриды, не евреи и не немцы, даже при отличном знании немецкого языка. Они ищут себя в удобной, благополучной и чужой стране. У исчезнувших евреев Германии были глубокие корни в своей стране, но их вырвали из неё с корнями. Они так и не стали «своими». Дети сегодняшних советских евреев, обладатели немецких паспортов, не имеют корней в стране, гражданами которой они являются, но жаждут, как и их предшественники, укорениться в Германии. У них нет той интимной, уникальной связи со страной, которая была у немецких евреев до Катастрофы. Они теряются в идентификации, блуждают среди церквей, к которым не имеют отношения, проходят мимо еврейских кладбищ, на которых захоронены не их семьи, читают повести и стихи о любви и родине, написанные далёкими от них по духу людьми. Они поколение пустыни в стране обильных дождей, больших рек и красивых озёр. Германские власти делают вид, что хотят возродить еврейскую общину. Им известно, что привезенные ими евреи мыслят, чувствуют, живут образами, понятиями, способами, заимствованными из советской жизни, а их дети далеки от еврейских общин, в которых родители говорят и думают по-русски. Советские евреи, населяющие еврейские общины Германии, которые смотрят на своих детей, осознают, что еврейская жизнь в Германии окончилась. Жизнь эта окончилась намного раньше – с исчезновением старой общины в 30-40-х годах прошлого столетия. Пессимисты говорят, что у евреев Германии нет будущего. Они имеют в виду фактическую оторванность советских евреев от культуры народа. У сегодняшних евреев нет прошлого, немецкого прошлого, на котором строится традиция и зиждется продолжение национальной жизни. Советские евреи мало знают о своих предшественниках, плохо говорят, пишут и читают на их языке, и используют Германию как удобное жилище с мягким климатом, из которого доступна Европа и в котором можно рядиться в евреев, отдаляясь от своего народа в детях и внуках. Германия, с которой были кровно и духовно связаны герои моих книг, – чуждая для советских евреев страна. Их дети затрудняются ассимилироваться в Германии. Они пришельцы, иммигранты с неопределённым национальным лицом. Они не принадлежат к нации, на языке, которой говорят, как на родном языке. Они не евреи, они люди ниоткуда, которые не знают, куда идёт поколение их соплеменников. Они незваные гости, которые хотят быть немцами, но не знают, как это сделать. Они знают только, что Германия – непростая страна.

Опубликовано 23 октября 2013 года
в приложении «Окна» к газете «Вести»

 

 

Юрий Векслер. “Ночь сожженных синагог…”

Вночь с 9 на 10 ноября 1938 года нацистские штурмовики поджигали синагоги и били стекла в магазинах, принадлежавших евреям, и на следующий день на всех улицах, где были такие магазины, под ногами прохожих хрустело стекло. Название “хрустальная ночь” было придумано, скорее всего, в аппарате Геббельса, главного организатора этого масштабного еврейского погрома. Немецкие евреи называют эту ночь “ночью сожженных синагог”. Мероприятиями в Берлине, посвященными 75-й годовщине тех событий, завершается тематический год “Уничтоженное многообразие”, который был приурочен к 80-летию прихода Гитлера к власти и целью которого было напомнить о преступлениях нацизма. (Для прочтения всего материала, нажмите на текст)

11 ноября 2013