Tag Archives: Леонид Зверев

Юлия Пургина. История моих еврейских корней

Голод Литман Волькович (1894-1981) и Голод Дора (Двейра, Двира) Хаймовна (1900-1979).

Дети:

Голод Сара (1918 (1920)-2008);

Голод Матвей (1920-1944);

Голод Борис (1923-1942);

Голод Яков (1925-2005);

Голод Фира (1931-2012) – проживала в Израиле, похоронена в Израиле;

Голод Ева (родилась в 1939 году, ныне проживает в Израиле, в г. Ашкелоне).

Литмана во время империалистической (Первой мировой) войны призвали в армию, воевал, был тяжело ранен в живот. Его мама Фаина (безграмотная женщина – в тот период девочкам практически не давали образования) была очень смелой и решительной, пешком пришла в Москву, нашла, где лежал раненый сын. Литман часто потом эту историю рассказывал. После того ранения Литмана комиссовали, и они с мамой вернулись в Калинковичи.

На полученные от комиссариата деньги Литман купил себе лошадь и начал заниматься извозом, перевозил тяжелые грузы – лес.

Однажды друг позвал его на свадьбу в г. Мозырь, что стоит на реке Припять, и на этой свадьбе он увидел девочку на вид лет 15-16, маленькую, худенькую, с красивыми черными волосами ниже попы, заплетенными в две косички, и голубыми глазами.

Так познакомились Литман и Дора. Позже они подружились, встречались. Еще года два Литман ходил к Доре в Мозырь, а когда ей исполнилось 17 лет, забрал ее к себе в Калинковичи. Запись о бракосочетании Литмана и Доры имеется в синагоге г. Калинковичи за 1917 год.

16 июня 1918 года у пары родилась дочка Сара, хотя позже в документах бабушки был записан год рождения 1920. Месяц тоже может быть неточным, но мы всегда поздравляли бабушку 16 июня. Бабушка училась в техникуме связи в г. Минске, родила четверых детей:

Леонида (1939);

Бориса (1947);

Ирину (1949-2022);

Олега (1956).

Далее в 1920 году родился Матвей. В 1940 году был призван в армию, имеется одно-единственное фото юноши призывного возраста. В 1944 году Матвей погиб.

В 1923 году родился Борис, учился в техникуме кино на киномеханика. В 1942 году был призван в армию, погиб в 1943 году.

В 1925 году родился Яков. В декабре 1943 года он получил повестку в армию. Дед провожал его на станцию, посадил в поезд – и в тот же день на станции получил похоронку на старшего сына Бориса. Возвращался домой по заснеженному лесу и плакал, не зная, как сказать об этом жене. Началась сильнейшая метель, в одно мгновение всю дорогу занесло, и было уже непонятно, куда идти. И тут  Литман будто увидел впереди себя фигуру своего покойного  отца, который вёл его по этой дороге.

Яков прошел всю войну, вернулся раненым, носил руку на подвязке. Лежал в госпитале, и потом его комиссовали. Имел государственные награды – Орден Отечественной войны І степени, Орден Красной звезды, Медаль «за Отвагу». Также он был удостоен Ордена Славы III степени, о котором даже не знал, и выяснили мы это только недавно. Яков прожил долгую жизнь со своей женой Женей. Детей у них не было (Женя не могла иметь детей). Он очень любил своих племянников, заботился о них. Когда он состарился, о нем заботились Ира и Олег.

Надо отдать должное воспитанию в еврейских  семьях – детям с детства прививается трепетное отношение к своей семье. Сначала балуют и любят детей, потом они балуют и любят стариков.

В 1931 году родилась Фира, она два курса отучилась в Ленинградском  педагогическом  Институте, потом перевелась в Мозырь, потому что в Ленинграде было очень дорого учиться. Родила сыновей Виктора и Михаила, ныне живущих в Израиле.

В феврале 1939 года родилась Ева. Дедушка Литман шутил часто и много по поводу рождения Евы, что света не было, темнело рано, спать ложились рано, заняться нечем было )) Называл ее доней и обожал. Умер дома на руках у своей любимой дони в глубокой старости, вероятно от рака желудка.

Летом 1940 года Дора Хаймовна забеременела в последний раз. Хозяйство было большое, натуральное. Куры, поросята, корова плюс огород. В январе 1941 года она с большим животом повезла продавать поросенка на рынок в телеге, таскала тяжести, и на обратном пути у нее случился выкидыш. Родился мертворождённый мальчик. И дедушка Литман потом всю жизнь вспоминал эту историю, говорил: “Жаль, мальчик умер, был бы еще один сын”. Но скорее всего,  мальчик бы всё равно не выжил, так как в июне началась война.

Вообще евреи отличаются особой любовью к своим детям! Очень трепетной и правильной, можно сказать. Каждый еврейский ребенок до революции учился в хедере. Хедер – базовая начальная школа в традиционной еврейской ашкеназской религиозной системе образования.

Сара (Соня) окончила два класса хедера, и позже, когда Ева приезжала к ней в Беларусь из Израиля с документами, даже смогла прочитать название на иврите. В 1938 году она вышла замуж за своего одногруппника по техникуму связи Зверева Александра Трофимовича. Позже она уехала к мужу-красноармейцу в г. Белосток, где он служил.

В 1939 году беременная Сара приехала в Калинковичи к родителям рожать своего первенца. Летом в июне она родила Леонида, а чуть ранее, в феврале, у ее родителей родилась Ева. И Сара «смотрела», как говорила она сама, нянчила одновременно двоих малышей, потому что мама Дора Хаймовна была занята хозяйством.

В 1940 году Матвея призвали в армию, больше о нем ничего неизвестно, считался без вести пропавшим.

Летом 1941 года деда Литмана призвали в трудовую армию, рыть окопы. Он оказался в г. Чебаркуль Челябинской области, Дора с детьми тем временем оставались в Калинковичах. У них был хороший большой дом, который позже один из полицаев перевез себе в деревню.

Когда немцы приблизились к Калинковичам, друг Литмана сообщил Доре, что надо бежать, иначе евреев убьют. Дора, схватив детей, бросив дом, хозяйство, погрузились в вагоны и эвакуировались на Урал в г. Чебаркуль. Там они жили и работали в лесхозе на лесопилке. Яков работал в кузнице, а дед Литман возил лес.

Сара к началу войны уже жила отдельно от родителей – в г. Белостоке (Польша; тогда БССР) с мужем  Шурой, как она его звала, и маленьким Леонидом. Александр Трофимович служил там с июня 1940 года.

В ночь на 22 июня 1941 года Шуру отпустили из штаба только в 2 часа ночи. Он пришел, лег спать и проснулся в 4 часа утра от грохота немецких танков. Ни у кого из офицеров оружия не было при себе, его оставляли в штабном сейфе.

В июне 1941 года, когда началась война, семьи офицеров из Белостока посадили в грузовики и отправили на “Большую Землю” (на Восток). В Польше уже были немцы. Где-то между Барановичами и Минском начался налет авиации, все женщины из машины повыпрыгивали и побежали врассыпную. В грузовик, в котором они ехали, попал снаряд. Бабушка успела выпрыгнуть – и бегом в глушь леса. Бежит и слышит немецкую речь. На руках – полуторагодовалый ребенок и документы, что она еврейка, к тому же жена красноармейца. Она  быстро расковыряла яму веткой и закопала туда документы. Все первоначальные бумаги, таким образом, были утеряны. Дальше она уже шла без документов.

Помню, бабушка рассказывала, как шла она с двугодовалым Ленечкой по этому лесу. Шла примерно 20 км, сына несла на руках. Только поставит его на землю: «Ленечка, ну ты такой тяжелый, мне тяжело, пройди ножками, пожалуйста». Ленечка два шага пройдет и капризничать, бабушка его на руки и дальше идет.

Так она шла в сторону Минска и далее в Могилев, где были родители Шуры (Зверев Трофим Васильевич, 1888 г. р.) и Зверева Анастасия Ермолаевна (1887 г. р.). Дед был известным в городе печником. Бабушка заседала в церковном совете Трехсвятительской церкви. У нее всегла было свое место под клиросом, которое никто никогда не занимал, потому что все знали, что это ее место.

По дороге малыш заболел  дизентерией. Бабушка рассказывала, что принесла его к бабе Насте с кровавым поносом, ослабевшего и обезвоженного. Ей пришлось оставить маленького Леню свекрови и идти обратно в Калинковичи, так как она думала, что в Калинковичах осталась мама Дора (Двейра Хаймовна) с детьми. Но когда она пришла в Калинковичи, друг ее папы Литмана сказал ей, что Дора уже эвакуировалась. Добавил: “Ты, Сара, беги отсюда, потому что здесь уже немцы, и они евреев помечают. Были облавы, и нас всех уже пометили. И уже были первые расстрелы”. Бабушка Сара (Соня), переночевав в подвале, побежала обратно в сторону Бобруйска и далее в Могилёв к сыну и свекрови.

В Могилеве уже были немцы, уже тоже начались облавы на евреев. Их сгоняли в местный полевой лагерь, который они расположили в поле на месте современного аэропорта.

Лето 1941 года стояло жаркое, и посреди поля на солнцепеке стояли временные бараки, в которые гитлеровцы сгоняли евреев. Многие соседи знали, что Шура женат на еврейке, но молчали.

Шура на тот момент был офицером. Военкомата уже не было в Могилеве. А самое главное для красноармейца было не попасть в окружение.

Это был тот самый раз, когда Сара и Шура виделись перед разлукой длиной в четыре года. В следующий раз они увидятся только  глубокой осенью 1945 года.

Каким-то волшебным образом ему тогда, летом 1941 г., удалось забежать домой,  помыться, переодеться и поесть, и он побежал дальше, переплыл Днепр, прибежал в Чаусы (там как раз был военкомат). Там ему поставили печать, и дальше он пошел на Смоленск. И там уже дали первый бой немцам.

А в это время Саре (Соне) кто-то из соседей сказал: «Беги на поле, твоего Шурку там видели». Она испугалась, что Шура попал к немцам, так как он только недавно был дома, схватила, что было под рукой (яйца, молоко) и побежала к лагерю пленных. Через забор она увидела не Шуру, а их общего друга, однокурсника по техникуму связи. Бабушка хорошо говорила по-немецки, она сказала, что это ее муж, и выменяла его у охранников на еду. Так она спасла жизнь их общему другу по техникуму. Дома парня переодели, покормили, и он пошел в сторону Красной армии.

Сара (Соня) жила с маленьким Леней, со своей свекровью Анастасией Ермолаевной и с тетей Зоей (сестрой дедушки Шуры). Все соседи знали, что она еврейка, они были очень порядочными и добрыми людьми. Их семью любили. Но однажды одна соседка пригрозила, что донесет, что бабушка – еврейка. Тогда бабушка Настя заплатила ей за молчание, а дедушка Трофим даже схватился с ней в перепалке, защищая невестку.

В августе 1941 года в Могилеве немецкими властями была создана «служба порядка» (ОД), которая состояла из 4 отделов и ближе к 1943 году переименовалась в «стражу безопасности» под название «Siva» Был учрежден арестный дом, именуемый в документах того времени «ардом». Основными причинами задержания были: отсутствие документов, удостоверяющих личность, уклонение от работы, кражи, нарушение комендантского часа. Но примерно со второй половины октября 1941 года преступлением и достаточным основанием для ареста было уже то, что человек был евреем (по их терминологии – «жидом»). Фашистские варвары могли арестовать любого даже за «еврейскую внешность» или за «еврейский выговор», если человек не имел убедительных аргументов, доказывавших его «русское» происхождение.

Также арестовывали за «пособничество и укрывательство жидов», однако наказания за эти преступления были не для всех одинаковые. Во-первых, факт оказания помощи евреям надо было еще доказать (евреи часто не выдавали своих спасителей даже под пытками). Во-вторых, существенно смягчить наказание или добиться освобождения помогали взятки полицейским и следователям.

Если вопрос о судьбе людей, помогавших евреям, мог решаться по-разному, то наказание для самих евреев, как известно, было определено заранее – казнь. Задержанных, вне зависимости от пола и возраста, отправляли на уничтожение.

Они жили так до 1942 года. В том году облавы на евреев ужесточились. И однажды ночью фашисты в черном с железными бляхами на груди – то ли гестапо, то ли  СС – ворвались в дом к бабушке (надо сказать, что у бабушки Анастасии Ермолаевны вся комната была в иконах). Они искали маленького Леню, но, увидев массу образов, икон, горящую лампаду, немного успокоились. Расшвыряв ногами мебель, фашисты ушли и больше не появлялись. Бабушка успела спрятать маленького Леню под перину, он там тихо лежал, и его никто не заметил. Бабушка рассказывала, что этих в черном боялись даже сами немцы, они хватали только молодых девушек и женщин, детей.

Маленький Леня остался с бабушкой Анастасией Ермолаевной и тетей Зоей, сестрой Александра Трофимовича. Хотя ранее баба Настя очень неприязненно отнеслась к браку сына с еврейкой, но, когда в 1943 году Ленечка заболел менингитом, сделала всё, чтобы спасти внука. В течение двух недель у него была высоченная температура, он перестал двигаться и фактически умирал. Бабушка, собрав еду, какая была в доме, побежала к врачу, просить его помочь вылечить малыша. Доктор-немец согласился посмотреть малыша. Пришел поздно вечером, посмотрел и сказал, что спасти ребенка сможет только пенициллин, но даже в немецком госпитале он был под строгим учетом.

Каким-то волшебным образом бабе Насте удалось договориться с этим доктором, и он согласился лечить Леню. Баба Настя платила ему едой, свежими яйцами, старым салом, которое было закопано в землю за домом. Немецкий доктор  сказал, что будет приходить рано утром в темноте и после захода солнца. Так и было, немец ходил делать уколы Лене почти две недели. По воспоминаниям Лени, бабушка рассказывала, что, когда немец пришел в последний раз,  он долго осматривал Леню, а потом улыбнулся и показал ему фигу. Тогда Леня в ответ скрутил две фиги, а немец захохотал и воскликнул: «Гут! Будет зольдат!»

Ближе к лету в доме, который и сейчас стоит в Могилеве на площади им. 40 лет Победы, около фонтана, расположился большой немецкий госпиталь. Местные ребятишки бегали под окнами этого госпиталя. Немцы часто выкидывали в окна галеты, куски хлеба, а дети подбирали и ели. Это была и забава, и пропитание. Кроме того, с кухни на заднем дворе красивый толстый повар часто выносил ребятишкам остатки еды и даже иногда угощал их немецкими пудингами. Это вообще было диковинное лакомство для оголодавших и обездоленных войной деток. Но были другие случаи и другие немцы.

Однажды из окна кто-то из немецких солдат выбросил полбуханки абсолютно сухого, твёрдого, как камень, хлеба. Она попала соседскому мальчишке в лицо. У него оказался сломан нос, покалечен глаз, ребенок сильно плакал, а немец, глядя изо окна госпиталя, ржал и потешался.

20.04.1942 Сара (Соня)  пошла на рынок, чтобы выменять для Ленечки  какие-нибудь продукты, была облава и ее насильно угнали в Германию, где в Мюнхенe она работала на бумажной фабрике до ноября 1943 года. Это был рабский труд с тяжелейшими условиями концлагеря. Маленькой хрупкой Саре приходилось по нескольку смен стоять у станка без еды и воды. Бабушка рассказывала, что спасалась тем, что оборачивала горячую деталь в сукно и прикладывала к области желудка, чтобы отвлечься от голода. Сил работать практически не было, но любое неповиновение влекло за собой наказания и пытки.

5 ноября 1943 года Сара была вывезена в г. Фрейдинг на фабрику сельхозмашин «Шлютер» в качестве разнорабочей. Там уже, рассказывала бабушка, и кормили нормально, и условия были более-менее приемлемые. Там же за ней ухаживал немец, носил ей гостинцы, но взаимностью она ему не отвечала. Очень любила своего Шурку и верила всем сердцем, что он жив, что они встретятся.

29.04.1945 года была освобождена американскими войсками. Американцы предложили многим девчонкам уехать в Америку, большинство согласились. По словам бабушки, из 100 человек примерно 70 уехали сразу.

Сара (Соня) отказалась от предложения американцев, сказала, что она замужем, и ее распределили в СПП № 292 в Чехословакию, где она проходила фильтрационную проверку в течение 8 месяцев. Бабушка хотела восстановить свои еврейские документы. Говорила, что она –  еврейка. Но один офицер, тоже еврей, на одной из бесед ей сказал: «Знаешь что, не дури ты с этими документами! Если восстанавливать, то пройдет еще несколько лет, пока всё это будут проверять, писать запросы – так и будешь тут сидеть. А так напишешь “белоруска”, мы быстренько всё оформим, и поедешь к сыну домой!»

В лагере все сведения, которые они подавали, и вообще всё, что говорили, подвергалось проверке, делались различные запросы. Работала целая инфильтрационная служба. Для этого понадобилось еще 8 месяцев.

Леня, вспоминая вход советских войск в Могилев, рассказывает:

«Это было в мой день рождения! Мне исполнилось пять лет. У нас был высокий забор, на котором всегда сидели мальчишки. Бабушка запретила мне выходить со двора, и я уселся верхом на забор смотреть, как из Заднепровья шли наши войска в сторону вокзала. Ехали пушки, колоннами шли солдаты. Я сидел на этом заборе, как завороженный, и во все глаза смотрел. Было очень интересно. Вдруг из колонны выбежал какой-то солдат, подбежал ко мне и говорит: «Ну что? Папку ждешь?» Я ему: «Дааа!» А он отвечает: «Я его видел, вот он тебе передать просил», и достает из кармана большой грязный кусок сахара. Я схватил сахар, скатился с этого забора, побежал к бабушке и начал кричать: «Смотри, мне папа сахар передал!» А бабушка после этого долго плакала».

Деда Шура к 1945 году был уже майором, в один из дней ему пришла бумага – запрос о том, кем ему приходится София. Он подтвердил, что она его жена, что он ищет ее. По этому запросу бабушку отпустили. Она вернулась в г. Могилев, где долгих три года маленький Ленечка жил с бабой Настей и тётей Зоей (сестрой деды Шуры). Можно себе представить состояние матери, не видевшей своего ребенка три года.

С этого времени Соня с Ленечкой находилась в Могилеве и ждала отпуска мужа. “В то время в Могилеве находилась масса пленных  немцев, которые восстанавливали город. Их особенно никто не охранял. Они голодные и оборванные ходили по домам и просили что-нибудь поесть. Бабушка с большой жалостью относилась к ним, всегда старалась их подкормить. Однажды такой пленный зашел к ним во двор, и на него кинулась из-за угла их собака по кличке Фриц, схватила за штанину, а немец от испуга и неожиданности схватился за раму окна и пытался подтянуться, чтобы собака не вцепилась ему в ноги. В это время выскочила Соня и закричала на собаку: «Фриц, пошел вон!» Немец же подумал, естественно, что она орет ему, и не знал, что делать. Я прекрасно помню эти огромные перепуганные глаза немецкого пленного. А мама тогда оттащила собаку и стала извиняться по-немецки” (из воспоминаний Леонида Александровича  Зверева).

Также параллельно Сара искала своих родителей, потому что за время концлагеря никакой информации о них не имела. Знала только, что Яков (брат) пошел добровольцем в Сибирский полк. Матвей и Борис к тому времени числились погибшими.

Деда Шура делал запросы и соединил родителей Сары. Литман вернулся в Чебаркуль и в 1945 году им пришел вызов из г. Калинковичи, откуда они и эвакуировались. По воспоминаниям самой младшей сестры Евы, добирались они до Калинковичей недели две. Вернувшись в Калинковичи, увидели, что дома, в котором они так счастливо жили до войны, нет. По рассказам очевидцев, его разобрал и перевез к себе в деревню полицай.

Литман договорился с лесничим, плюс ему помог деда Шура. Он отправлял часть аттестата в Могилев своей маме бабе Насте, а часть родителям Сары. Лесничий отдал свободный разваленный дом тещи  и лес в придачу. Это был капитал, из которого постепенно построили новый дом. При этом доме также был небольшой огород, даже росла клубника, которую прибегали кушать летом все окрестные ребятишки. Это была уже послевоенная и совсем другая жизнь.

В нашем домашнем архиве есть семейные фото около этого дома.

После окончания войны в 1945 году дед Шура приехал в отпуск, и они с Соней поехали к месту его службы в Читинскую область, где в апреле 1947 года в землянке родился мой папа Борис.

В 1948 году дед Шура демобилизовался и с семьей вернулся в Могилев. Начал строить дом на Днепре. Бабушка Соня работала на городской телефонной станции телефонисткой.

В январе 1949 года родилась Ира. Дедушка вспоминал, как вел бабушку рожать Иру. Была очень снежная зима, накануне все замело, и когда они пошли пешком до больницы, он шел впереди, разгребая ногами снег. Сзади по его следам шла беременная бабушка со схватками. Дойдя до больницы, дедушка не успел еще развернуться в обратный путь, как ему уже сообщили, что у него родилась дочка. На что он всегда шутил, что бабушка рожает детей быстрее, чем он доходит до дома. Жили они очень бедно. Иру принесли домой. Спала она в корыте, которое подогревали.

Бабушка Соня очень много и весело рассказывала про «эту сладкую парочку», про одни черевички на двоих, про то, как они вдвоем сперли у деда ружье и выстрелили из него, про то ,как защищали друг друга. Но больше попадало Борису, как зачинщику. Ира ему всегда помогала в ее проказах и слушалась его.

В 1956 году в 38 лет бабушка Соня родила младшего сына Олега. Олег – очень веселый дядя и всегда шутит, что он – жертва аборта.

История рассказана моими дядями Олегом и Леонидом. Выражаю глубочайшую благодарность Олегу Звереву за помощь в создании этой истории!

 

Опубликовано 15.06.2022  15:51