Tag Archives: Борис Гулько

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.6)

Предыдущие части 12 4, 5

Хочу напомнить читателям, хотя ранние главы этого цикла перекликаются с книгой «Теоретик, Игрок, Тренер» (но не тождественны), последние только изредка дублируют отрывки.

В чемпионате республики 1976 года я сделал только 5 ничьих, причем с участниками из нижней половины таблицы – сказалась застарелая болезнь недооценки партнеров, уступающих в классе. Витя отстал на очко, проиграв не только мне, но и Юферову с Мочаловым.

Это фото, подаренное Купрейчику, могло напомнить ему предыдущую за несколько месяцев встречу, но здесь он также просмотрел эффектный удар, а затем растерялся в тактических осложнениях

В апреле 1976 г. в Тбилиси прошёл очередной Кубок страны среди обществ. Кавказское гостеприимство вылилось в гигантский банкет в древнейшем городе Грузии Мцхете, построенном на слиянии Куры и Арагви. Несколько часов мы пировали на открытом воздухе рядом с храмом XI века Светицховели и могли любоваться ещё более старым Джвари на другом берегу реки. Когда я занимался с Наной Александрией, она привезла в Минск в подарок чеканку с видом монастыря на доске, как она сказала, из того, что там осталось.

Запомнилось, как Боря Гулько в долгой буфетной очереди в гостинице “Сакартвело” увидел в мусорной корзине обрывок газеты с шахматной диаграммой, разгладил её и начал решать. Очень интересной получилась партия с Дорфманом. Спустя полгода в Минске он выиграл 1-ю лигу, где я руководил пресс-центром, и Болеславский сказал: “Смотрите, Алик, восходит звезда первой величины”.

Пресс-центр 1 лиги, Минск, 1976 г. Нина Гавриловна Болеславская печатает обзор руководителя пресс-центра А. Капенгута. Сидит демонстратор (будущий ММ) Валерий Смирнов

На следующий год Иосиф стал чемпионом СССР,  но затем отработанные методы чекистской верхушки советских шахмат сломали его карьеру, так же, как и Псахису, Мише Гуревичу, Чернину  и многим другим.

Этому знаменательному для Минска событию предшествовала основательная встряска. В газете «Знамя Юности» была напечатана статья Г. Вересова, В. Купрейчика и В. Холода «Ни шагу… вперед», перепечатанная «Советским Спортом» и даже «Шахматы» (Рига) №21 за 1976 год. (В отличие от газет, эту перепечатку легко найти.). Авторы убедительно говорят о застое в шахматной жизни республики, иллюстрируя фактами, и непосвященного читателя охватывает волна возмущения. Однако центр тяжести критики смещен со Спорткомитета БССР, делавшего непозволительно мало для нашего вида спорта, на общественный орган – республиканскую федерацию, не имеющую ни финансов, ни штатных работников. К слову, «А судьи кто?». Оба автора – члены президиума федерации, отнюдь не замеченные в активном вкладе в ее работу, порой даже не представлявшие составы комиссий, которые они якобы возглавляли.

Статья троих

Безусловно, ситуацию с клубом можно считать критической. Я даже не говорю о сравнении с Дворцами шахмат в Ереване и Тбилиси, Домом шахматиста в Таллине и, конечно, клубами в Москве и Ленинграде. Правда, говоря о Латвии, авторы поверхностно отмечают второстепенное направление работы. Мне, прослужившему в Риге несколько лет, работа местного клуба известна в деталях.  Когда в 1966 году А.Н. Кобленц  возглавил разворованное хозяйство клуба, он наладил производство магнитных досок и шахмат, получив деньги для поддержки дышащих на ладан периферийных клубов, для чего создал Республиканский объединенный шахматный клуб, отказавшись от государственного финансирования не только клубов, но также всех соревнований. Маэстро организовал выпуск шахматной литературы, которая при огромных тиражах оставалась дефицитом, но поскольку в Советском Союзе по идеологическим соображениям книги невозможно было печатать не централизовано, то пришлось ограничиться ротапринтами тиражом в 2 000 экз. Кобленц добился большого помещения в старой Риге под методический кабинет, где много перспективных шахматистов пополняло пять(!) различных картотек. К слову, хотя масштаб университета шахматной культуры нам и не снился, справедливости ради надо отметить, что все же Рокитницкий «с барского плеча» иногда «отстегивал» оплату лекций для кандидатов в сборную.

А статистика результатов сборной с 1963 по 75 гг. нуждается в расшифровке. Третье место в 1963 году было спортивным подвигом, а не нормой. В реальности мы не могли бороться на равных с командами Москвы, России, Ленинграда и Украины. Несколько уступали Грузии и Латвии. Поэтому наш диапазон от 5 до 7 места, но многое зависело от жеребьевки. При попадании в группу с парой из большой четверки мы были обречены на второй финал, а занять там первое место еще надо постараться.

Кстати, тогда в 1963 году, после приема у В.Ф. Шауро Гавриил Николаевич пальцем не пошевельнул, чтобы подготовить запрошенный хозяином кабинета проект постановления ЦК КПБ о развитии шахмат. Об «успешном выступлении» Вересова на Спартакиаде 1967 года – 0,5 из 5, было сказано немало, а меня из-за этой Спартакиады республика оставила без участия (и, скорее всего, еще, как минимум одной, золотой медали) во Всемирной студенческой Олимпиаде. Да и партия Купрейчика с К. Григоряном в последнем туре Спартакиады Народов СССР 1972 года лишила нас первого места во втором финале.

В конечном счете цель тройки была достигнута – А.И. Шагалович подал в отставку. Купрейчик отомстил за попытку заменить его Шерешевским в первенстве СССР среди молодых мастеров 1974 года!

Если попытаться взглянуть на работу Федерации шахмат БССР изнутри, то бросается в глаза систематическая работа юношеской, судейской, квалификационной комиссий, а также и по переписке, композиции, а существование остальных только на бумаге, причем я говорю это, основываясь на 30-летнем членстве в президиуме федерации. Например, будучи постоянно членом тренерского совета, я был приглашен на его заседание только один раз в 1984 году, когда потребовалось после отказа ряда мастеров заставить Гельфанда играть в Спартакиаде БССР, стартующую в день его возвращения домой. Правда, я допускаю мысль, что в случаях возможного проблематичного обсуждения на президиуме, нужные для гос. тренера решения оформлялись протоколами тренерского совета.

Я уже рассказывал, как в начале 70-х мне понадобилось создать картотеку спартаковцев – кандидатов в мастера. После очередных перевыборов, по-моему, в 1972 году, я заменил Диму Ноя во главе квалификационной комиссии и расширил документацию на всю республику. Ранее писал, что в начале 1960 года в БССР было 7 мастеров и только 5 кмс, а норму можно было выполнить лишь в финале чемпионата республики. Но лёд тронулся, и за десятилетие их число выросло больше чем на порядок. Вначале мы утверждали норму КМС в турнирах, а также проверяли наличие 2 кандидатских баллов, но вскоре это стало ненужным.

Запомнилось несколько нестандартных ситуаций. В спартаковских турнирах выполнил норму политэмигрант из Ирана Хакшенас. Хотя он неплохо говорил по-русски, у меня (единственного судью и секретаря на 14 столиков) не было времени выяснять его подноготную, но я не сомневался, что он должен быть в контакте с КГБ. Неожиданно Мочалов объяснил мне, что его кураторы возражают против присвоения. Долгие годы судейскую коллегию возглавлял Лёва Горелик. Когда он выполнил норму, против присвоения резко выступил Витя Купрейчик. Аргументов против не было, но документы отложили. В кулуарах я поинтересовался у Лёвы, может был судейский конфликт, но Горелик предположил другие мотивы. Возможно, на следующем заседании Вити не было, и все прошло автоматически.

Переписочников чаще всего возглавлял Яков Ефимович Каменецкий.  Вспомнил забавную ситуацию. У нашего ветерана всегда находилось много недоброжелателей из-за острого пера, и при очередных выборах его забаллотировали. Когда начали распределять комиссии, выяснилось, что возглавить переписку некому. Пригласили ЯЕ на заседание и спросили, может ли он продолжить возглавлять этот специфический вид шахмат, не будучи членом президиума. Каменецкий горячо начал: «Вот, когда унижают и оскорбляют…». Дима Ной прервал его: «А когда Вы других унижаете и оскорбляете, это как?». Тот отмахнулся: «Это – другое дело!», вызвав всеобщий хохот.

Не думаю, что раскрою большой секрет, если напишу, что в то время переписочники охотно спрашивали эпизодического совета у практиков. Например, я предполагаю, что какой-то вклад в победы Г. Несиса внес его подопечный А. Халифман. Многие помогали известному меценату Й. ван Остерому. В 70-е у меня порой консультировались спартаковцы: чемпион Европы А. Парнас, призер Я. Каменецкий, участники отборочных к чемпионатам и кубку мира А. Габрилович, Г. Шмуленсон и др., а иногда даже динамовец Э. Балендо. Некоторые партии, которые игрались по моим рекомендациям, я печатал с примечаниями, иногда даже в Информаторе.

Все же в чем-то статья, (а, скорее, постановление ЦК КПСС) помогла – Каменецкий пробил выход странички “64” в газете “Физкультурник Белоруссии»

Я считал своим долгом печатать в “ФБ” творческие отчеты об участии во всесоюзных, а иногда и в международных соревнованиях, хотя “злые языки” трактовали это по-другому: “В. Р. …И сам Альберт Зиновьевич не брезговал публикациями в советских изданиях”.

Спорткомитет БССР согласился на проведение в Минске 1 лиги. Громадную роль в ее успешном проведении сыграл тогдашний председатель городской федерации Л.Н. Христофоров. Будучи членом коллегии Министерства промышленного строительства, он уговорил министра отдать актовый зал почти на месяц.

На переднем плане Рашковский – Карасев, руководитель пресс-центра А.Капенгут наблюдает за встречей Купрейчик – Чехов

Газета «Советская Белоруссия» пригласила меня сделать несколько еженедельных обзоров. Я старался в маленький объем воткнуть максимум информации. После третьего обзора меня пригласил ответственный секретарь и, с трудом сдерживая улыбку, рассказал про летучку накануне, когда главный редактор – член ЦК КПБ, обсуждая очередной №, оставил за собой сокращение на несколько строк моего обзора. Он не подозревал, что там слова были как шестеренки в часовом механизме, и, промучившись несколько часов, распорядился гнать меня взашей. Для меня это было признание журналистской зрелости!

К слову, в то время я уже несколько лет сотрудничал с журналом «Промышленность Белоруссии».

«Промышленность Белоруссии»

Однако в какой-то момент на совещании идеологического актива республики П.М. Машеров коснулся этого издания, которое: «…печатает что угодно, от уроков английского до истории шахмат в БССР, только не то, для чего оно было создано».

Я уже рассказывал, что Болеславский терпеть не мог ходить по кабинетам, но всюду его встречали с огромным уважением. Например, ИЕ со смехом рассказывал мне про заседание штаба по подготовке республики к Спартакиаде народов СССР 1975 г., который возглавлял первый заместитель председателя Совета министров БССР Владимир Фёдорович Мицкевич. Когда все расселись, заслуженный тренер СССР Генрих Матвеевич Бокун, возглавлявший тогда спорт, спросил у ВФ: «С кого начнем?”, не сомневаясь в выборе фехтования как коронного для Белоруссии олимпийского вида спорта, и был шокирован ответом: “О чем речь, когда здесь сам Болеславский”.

Я это вспоминал, когда этот член Бюро ЦК КПБ со свитой приехал на турнир. Я уговорил его сесть за доску и поставил знаменитый пешечный этюд Рети, который он решил, но при следующей позиции начал бегать глазами по сторонам, кто его спасет. В ходе дальнейшей беседы мы акцентировали проблему нового помещения для шахматного клуба, и он не только пообещал, но и реально пробивал решение, принятое еще до визита А. Карпова в Минск в 1979 году.

Наш земляк выступил неплохо, но в высшую лигу не попал. Вспомнил рассказ Юрия Тепера: «Хорошо помню фразу одного моего знакомого во время первой лиги чемпионата СССР 1976 г. в Минске: «Ни Капенгут, ни Болеславский помогать Купрейчику в чемпионате не будут».

После отставки Шагаловича стал остро вопрос о кандидатуре председателя федерации. Было ясно на опыте Гольденова, Суэтина, Зворыкиной, что выбор из собственной среды не работает. Был брошен клич искать влиятельную персону со стороны. Мой друг Саша Любошиц, отдыхая в Сочи, познакомился с членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР Николаем Семеновичем Мисюком.

Мисюк и Любошиц, 1976

Как мне говорили со стороны, положение в элите зав. Кафедрой нервных болезней Медицинского института пошатнулось. Его сотрудник Арнольд Гурленя, о котором писал ранее, как я слышал, в свое время женился на Наташе Машеровой, и Николай Семенович был в фаворе, по квоте республики его выбрали в АМН СССР. Однако злые языки шептались, что к первому секретарю ЦК КПБ попала информация о их совместных похождениях, и он выгнал зятя. Мисюку хотелось реабилитироваться в глазах руководства, потому зондаж Любошица встретил взаимопонимание. Дальше по цепочке – Саша поговорил со мной, я с Болеславским, затем вчетвером собрались у ИЕ. Вскоре на заседании федерации утвердили нового председателя.

В конце года очередной мемориал Сокольского впервые проводился по новой формуле, заложенной в упомянутое закрытое постановление ЦК КПСС по развитию шахмат, продублированное заинтересованными организациями. (Я думаю, что именно благодаря ему такой резонанс обрела статья трех, процитированная вначале). Среди многих полезных нововведений для нас ключевым стал статус подобных соревнований, резко облегчающий финансирование их проведения. Раньше надо было из кожи вон лезть, чтобы обеспечить приглашенным, как правило, сильнейшим мастерам страны, по несколько оплаченных лекций с сеансами. В постановлении были регламентированы 3 категории турниров. Для нашего мемориала (по низшей категории) предусматривалось участие 14 мастеров, позволяющее «Спартаку» выплачивать денежные призы. По-прежнему ключевым осталось приглашение 2 КМС – победителей пирамид отбора по «Спартаку» и по республиканскому календарю. Поскольку к участию мы стали привлекать не только мастеров – кандидатов на участие в сборной республики, но и мало играющих, можно было ограничиться тремя приглашенными. Старожил турнира Володя Савон повторил прошлогодний успех, а финалисты чемпионатов СССР Янис Клован и Эдик Бухман разделили 3-4 места, устроив белорусским участникам суровый экзамен. По «спартаковской» пирамиде в турнир попал Веремейчик. Еще со времен учебы в БПИ я взял над ним шефство, посылал на «спартаковские» турниры, несколько раз содействовал его участию в мемориалах. Для выполнения мастерской нормы Володя попросил меня не обыгрывать его в последнем туре, хотя итог предыдущих встреч был разгромный.

В феврале 1977 г. случилось несчастье – умер И.Е. Болеславский. Снова, как 11 лет назад после смерти отца, меня вызвали из Вильнюса в Минск. На похоронах мне даже не дали слова. Нелепейшая смерть этого милого, обаятельного человека была для всех тяжелым ударом, но по-настоящему начинаешь постигать утрату через годы.

Перед несостоявшимся матчем Карпова с Фишером в 1975 г. С. Фурман  заказал ИЕ широкий обзор современного состояния теории. После преждевременной кончины Болеславского перед матчем в Багио, Семен Абрамович предложил мне сделать работу учителя, но я не обладал его энциклопедическими знаниями, и мы договорились о свободном поиске.

Письмо С.А. Фурмана

Когда я сдал эту работу, меня тут же попросили сделать еще одну. К тому времени я ежегодно печатал 3-4 теоретические статьи, зачастую перепечатываемые за рубежом. Еще в 1972 году Болеславский вез готовящиеся к печати теоретические работы к Спасскому перед матчем с Фишером. В начале 1978 года я работал над продолжением статьи по системе Анлийского начала, названной впоследствии моим именем. Меня попросили предоставить этот материал Карпову для подготовки к матчу с Корчным, гарантируя возможность публикации после матча. Когда же после Багио я предложил рукопись в журнал, редактор “Шахматного бюллетеня”, милейший Герман Самуилович Фридштейн, который был большим педантом, попросил справку, что чемпион мира не возражает против публикации. Я махнул рукой на этот облом, и статья пополнила ряд других моих неопубликованных материалов.

В 1984 г., уже работая в штабе чемпиона мира, я напомнил Толе об этих материалах, и выяснилось, что первый, с 30 новинками под “злодея”, до него не дошёл. Я заметил, что одну из новинок применил Полугаевский на Спартакиаде в 1979 г., хотя шахматист его уровня, безусловно, мог и сам найти эту идею. Чемпиона мира это задело, и он в тот момент захотел разобраться в детективной ситуации с утечкой, однако впереди был матч с Каспаровым.

Завоевав признание как известный теоретик, стал получать приглашения и на тренерскую работу. Я уже как-то писал, что побывал в роли тренера Гуфельда на 33-м чемпионате CCCР, однако не скажу, что мне это понравилось. В предыдущей главе я рассказывал о работе с Аршаком Петросяном. Запомнилось, как еще в 1962 году в Тбилиси Вахтанг Ильич Карселадзе  указывал на 12-летнюю Нану Александрия, как будущую соперницу Ноны Гаприндашвили, что в тот момент казалось немыслимым. В какой-то момент 1976г. Нана обратилась ко мне за помощью. Я провел несколько сборов, но не был готов к большим масштабам работы с ней и рекомендовал обратиться к Марику Дворецкому.

В Кисловодске-1976 занимаюсь с Наной, рядом Леня Верховский

Когда-то перед одной из партий я показал Тамазу Георгадзе одну кривую новинку, однако Подгаец опроверг её за доской. Тем не менее тбилисец доверял моим знаниям в дебютной стадии и однажды даже приехал ко мне в Минск позаниматься. Апофеозом наших отношений была история с материалом для “Modern Chess Theory”. Грузинский шахматист ехал в Англию и я попросил его передать мою статью. Он «перевыполнил» просьбу – издал как свою, соответственно и гонорар забрал. Несколько лет назад в Нью-Йорке на матче Карлсен – Корякин вспоминали с Альбуртом работу на международном турнире в Одессе , где у себя дома Лева выполнил гроссмейстерский балл, но на первой лиге у меня дома выступил неудачно. Готовились к партии в его квартире на Льва Толстого, потом я возвращался в «Аркадию» на трамвае. В ходе подготовки к Марику Цейтлину, одессит показал свежую идею в остром варианте защиты Алехина, которую постоянно применял. В трамвайной тряске я мысленно возвращался к намеченному варианту и вдруг увидел эффектную жертву фигуру за белых, заканчивающую игру. Срочно на полпути вышел, нашел телефон-автомат и успел предупредить. Запомнилась партия Альбурта с Бронштейном, дважды откладывавшаяся, где Лева записанным 77-м ходом пожертвовал слона. Когда начали смотреть, я нашел отличную возможность за партнера и пришлось искать ничью. Однако маститый гроссмейстер не ожидал жертвы и быстро проиграл.

Похожая ситуация случилась в том же городе спустя 12 лет на чемпионате СССР, где я был с Гельфандом, а Илюшка Смирин – с Ильей Ботвинником. Партию последнего тура с Ваганяном мой бывший ученик отложил в позиции, близкой к ничье. Его тезка к моменту откладывания уже набрался, и мы смотрели втроем. Нашли крепость, и я пошел спать. Очевидно, уже во сне я увидел, что стойка пробивается, вскочил, но по телефону ребят не нашел. Пришлось проверять комнаты их друзей, чтобы откорректировать. К слову, в нашей среде находки такого рода во сне не такая уже редкость!

Приезжали заниматься и другие. Доводилось работать и со сборными республик. Как-то в Паланге я занимался с мужской командой Литвы, а Миша Цейтлин – с женской. Оригинальный путь избрал А. Гипслис. Меня пригласили тренером команды Латвии на сбор с просьбой прочитать цикл лекций по Анти-Бенони. Айвар все конспектировал, а потом я увидел свои анализы на страницах 5-го тома Югославской энциклопедии, естественно, под его именем. Периодически приглашали читать лекции на профсоюзных семинарах тренеров высшей квалификации.

В очередном чемпионате БССР  не играл Купрейчик, и борьба развернулась между прошлогодним чемпионом и Юферовым. Наша встреча была отложена в безрадостной позиции, но в силу обстоятельств доигрывалась незадолго до финища. Участникам и прессе ситуация с лидерством казалась неясной, ибо они не подозревали, что я нашел шансы на спасение, и не только повторил прошлогодний успех, но и оторвался на 1,5 очка от Сережи, которого на финише нагнал Слава Дыдышко. В сердцах, мой конкурент признался в своем убеждении о разнице в нашей силе … «на цвет». Т.е., если он играет белыми, то равная игра…До тех пор я не слышал такого сравнения.

Как всегда, в «Спартаке» начальство обращало внимание на выступления в чемпионатах ЦС. В предыдущей главе я рассказал, как команда Белсовета ДСО «Спартак» разделила первое место на командном чемпионате общества в 1974 году в Москве. На этот раз в Киеве мы все-таки отстали от россиян. Вскоре сильнейшие спартаковцы встретились в личном чемпионате, который мне удалось выиграть в третий раз, но этот раз в дележе.

Партия Жидков – Капенгут

Оба стали чемпионами ЦС ДСО «Спартак», Фрунзе 1977 г.

Забавно, что в 1970 году с нами делил еще Гена Сосонко, но победитель определялся по Бергеру, зато в 1975 году  я обогнал Игоря Иванова на пол-очка. Тогда еще ленинградец, он меня поражал, когда делал ход, менял очки, брал лежавшую рядом скучнейшую, на мой взгляд, книгу Теккерея “Ярмарка тщеславия” и с увлечением читал, не вставая из-за доски. После ответа партнера все повторялось в обратном порядке. Я не удержался и спросил об этом. Он пожал плечами и ответил: “ Я каждый ход как бы решаю логическую задачу. Выдав результат, моя голова чиста”.

Для полноты картины еще один штрих. Во время моих игровых странствий по Союзу я старался всюду записываться в библиотеки, очаровывая дам, которые имели все права отказать временному читателю, и даже получал доступ к полкам. В Челябинске я взял с собой Игоря, памятуя о его интересе к чтению. Тот попросил посоветовать что-то. Когда мы вышли из библиотеки, он достал из-за пазухи несколько рекомендованных книг и, заметив что-то в моих глазах, добавил: “А что, Софья Власьевна не обеднеет” – “Что-что?” – “Ну, Советская власть”. При первой же, заработанной победой над А. Карповым, поездке за рубеж на Кубу, он отказался лететь с Ю. Разуваевым  в пользу следующего рейса, дозаправлявшегося в Канаде, и там сбежал.

Вскоре состоялся очередной Мемориал Сокольского. Как я уже писал выше, формула для установления денежных призов разрешала участие только 2 кмс – победителей отборочных пирамид федерации шахмат БССР и Белсовета “Спартака”, который финансировал турнир. У всех на слуху блестящая победа 15-летнего Каспарова в этом состязании в 1978 г., с которой обычно начинается его послужной список. В книге «Мой шахматный путь. 1973-1985» Гарик замечает, что его допустили к участию только благодаря просьбе М. Ботвинника. К нашему позору, помогло не это обращение к спортивному руководству республики, имеющим отдалённое представление о личности автора письма, а разрешение зампредседателя Спорткомитета СССР В. Ивонина, позволяющее бухгалтерии позиционировать Каспарова как мастера, чтобы его участие не отразилось на выдаче денежных призов. Поскольку я сам занимался этим оформлением, то очередной легенде должен быть положен конец, хотя Гарик, я думаю, просто не знал этих деталей.

Далее он пишет: «Во время жеребьевки я с некоторым замиранием сердца разглядывал грозных соперников: неоднократные финалисты чемпионатов страны Анатолий Лутиков (гроссмейстер!), Альберт Капенгут (замечательный теоретик и тренер), Виктор Купрейчик, Янис Клованс и Александр Захаров, а кроме них – десяток крепких мастеров, практически вся белорусская рать».

Капенгут -Захаров

С юным вундеркиндом приехала целая команда – тренеры Никитин и Шакаров и, конечно, мама. Когда я их пригласил к себе, первым делом Гарик ринулся к библиотеке, где было немало свежих томов, изданных на Западе. Пришлось Аиде его оттаскивать, когда сели за стол. О старте будущего чемпиона мира вспоминает Александр Никитин: «…первые же его партии потрясли всех – болельщиков, тренеров и, главное, самих участников. Турнир сразу стал заметным событием в спортивной жизни города. На Каспарова пошли зрители. Игра бакинца выделялась необычайной свежестью и какой-то загадочной силой. От хитроумных маневров его фигур у соперников буквально кружилась голова. Соревнование он провел вдохновенно…» Все же, в какой-то момент возраст сказался. Гарик вспоминает: «…в 9-м обиднейшим образом выпустил местного кандидата в мастера Валерия Смирнова, чего долго не мог себе простить. За несколько ходов до контроля у меня был начисто выигранный эндшпиль, но когда я прогуливался по сцене, Альберт Капенгут дружески шепнул мне на ухо, что в гостинице меня ждет второй том романа «Граф Монте-Кристо» (книгу принесла родственница Капенгута – мастер Тамара Головей). Я так обрадовался, что сразу же «поплыл», и вместо элементарного выигрыша получилась ничья». Тем не менее уже за 5 туров до финиша юноша выполнил норму мастера! Обычно всесоюзная пресса обходила наш турнир стороной. На этот раз газета «Советский Спорт» снизошла: «Восьмой мемориал Сокольского удался особенно. Накал борьбы был необычайно высок: из 153 партий лишь 60 закончились вничью. Героем турнира стал чемпион СССР среди юношей Гарик Каспаров из Баку. Так уж получилось, что не мастера экзаменовали школьника, а школьник давал урок мастерам!».

Каспаров и Никитин, примерно, во время Мемориала

Вскоре прошел очередной чемпионат БССР. Несмотря на участие Купрейчика, как и в прошлом году конкуренцию составил только Юферов. Все же мне удалось обогнать его на очко. Сережа мрачно констатировал: «У нас штатный чемпион».

Если же подходить совсем серьёзно, то вспоминается недавнее интервью Бориса Марьясина программе «Шахматное ретро», когда он простодушно сказал: «Капенгут у нас всё выигрывал». Возьмем статистику по чемпионатам CССР, то Витя к этому времени играл 3 раза, 6,5 из 22 , 3,5 из 15 и 6 из 17,  всюду последнее место. У меня только 2 раза – 10,5 из 21 и 9,5 из 21. Он набрал 16 из 54 (30%), я – 20 из 42 (47%).

Если же взять статистику по чемпионатам БССР и Мемориалам Сокольского 70-х годов, то разница по результатам соперников еще более впечатляющая, счёт личных встреч (+6) соответствующий, но на международные турниры по плану республики ездил исключительно Витя, а автору, так и не получившему в свое время международного звания, по достижении 35-летного возраста, впрочем, как и другим, вообще запретили участие во всесоюзном календаре.

Подпевалы, типа горе-историка шахмат в БССР (по газетным вырезкам) В. Рубинчика пытались объяснить счёт: «Как будто кто-то отрицал, что Капенгуту, когда он жил в БССР, случалось побеждать за доской Купрейчика, который на 5 лет моложе!». Для сведения псевдоисториков я написал в книге Теоретик, игрок, тренер, стр. 390: «Не раскрою большого секрета – я обратил внимание на способного мальчика ещё со времени сеанса одновременной игры М.М. Ботвинника в 1962 году и, когда Витя стал кандидатом в мастера, предложил приезжать ко мне поработать.

Ботвинник задумался над ходом в партии против Вадима Мисника. Рядом сидят Толя Ахремчук и Витя Купрейчик. Подсказывают Капенгут и Миша Павлик

 Даже после моего перевода в Прибалтийский округ приказом Р.Я. Малиновского я достаточно часто бывал дома и назначал ему встречи. Когда пришло время играть между собой, я предложил делать короткие ничьи, но к 1968 году боевой характер известного задиры захотел бури». Да и для сравнения напомню, что Каспаров и Гельфанд выигрывали Мемориалы Сокольского в 15 лет!

Продолжение следует

PS.

От редактора belisrael

В конце публикации А. Капенгут неодобрительно высказывается о В. Рубинчике, многолетнем авторе материалов на сайте по различным белорусским вопросам, в начале прошлого года исчезнувшего с сайта, и его можно понять, после того, как тот в комментариях в ютюб на “Шахматном ретро” беседы с А.К. написал:

Well, я не ўзор бескампраміснасці. Але ці стаў бы пасля 24.02.2022 выдаваць сваю кнігу пад грыфам федэрацыі шахмат Расіі (прыўладнай суполкі, дзе сярод куратараў – Пяскоў, Шайгу & Co.), ці хваліўся б гэткім выданнем на ўвесь свет? Не стаў бы і не хваліўся.

Well, я не образец бескомпромиссности. А вот стал бы после 24 февраля 2022 издавать свою книгу под знаменем федерации шахмат России (привластной организации, где среди кураторов – Песков, Шойгу и Со.) или хвастался такой публикацией на весь мир? Не хвастался бы и не хвалился.

Добавлю, что книга была написана и отправлена в издательство 4 года назад. И второе, 3 марта 2022 ведущие шахматисты России обратились к Владимиру Путину. Они призвали прекратить войну на Украине.

“Ошибка может привести к роковой точке невозврата”.

Соответствующее письмо подписали 33 шахматиста из Российской Федерации. Также против войны высказались ряд др. известных шахматистов.

.
Опубликовано 02.03.2024, 23:13
.
Другие материалы автора:

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

Альберт Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут. Глазами секунданта 

Альберт Капенгут. Победа над Талем

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.5)

Предыдущие части 12 4

Я продолжаю писать о событиях шахматной жизни в Белоруссии, как правило, не вошедших в напечатанную книгу.

На фоне турнирных баталий настала пора рассказать об основной работе. После выхода Алексея Павловича Сокольского на пенсию в 1969 году, я был оформлен на его место инструктором-методистом Дома физкультуры ДСО «Спартак».

Памяти Алексея Павловича Сокольского

 Причем название своей должности я узнал, только занявшись оформлением тренерского стажа много лет спустя. Главной заботой была реализация спортивного календаря Миноблсовета и Белсовета.

Я уже рассказывал как, воспользовавшись приездом в Минск руководителя профсоюзных шахмат Якова Герасимовича Рохлина, бессменный тренер сборной СССР И.Болеславский, Председатель Федерации шахмат БССР А.Шагалович и я (на правах 4-хкратного чемпиона мира среди студентов в командном зачете) на приеме у секретаря Белсовпрофа Спартака Александровича Аржавкина  добились проведения в годовщину смерти Сокольского важнейшего турнира, ставшего традиционным мемориалом. Попутно хозяин кабинета распорядился, чтобы «Спартак» постоянно возглавлял развитие шахмат в профсоюзах республики.

Помещение методического кабинета Дома физкультуры после рабочего дня отдавалось нам. Одним из первых я провел командный турнир профсоюза работников гос. учреждений. Хорошо запомнил команду МИДа, а в ней будущего министра иностранных дел Мартынова, за которым забегала надменная красавица-жена в шикарном норковом манто, странно выглядевшем в нашем кавардаке. Знакомство с другим членом этого коллектива – Соболевым, даже пригодилось потом, в начале 90-х. Мою жену в Варшаве обокрали, а он помог вернуть загранпаспорт.

Команда Госплана, в которой играл будущий кмс В.Клюкин, также помогала в нашей работе. Мой приятель разработал чертежи недорогого шахматного столика, но заказ не принимали из-за отсутствия дефицитного шпона, наряд на который «с гаком» обеспечили новые знакомые.

Но одним календарем начальству мил не будешь, а вести занятия «по Сокольскому», пуская на самотек «кто придет», никого не устраивало. В то же время Республиканский клуб с «непотопляемым» Рокитницким, практически ничего не делал для массы перворазрядников, ограничиваясь традиционными полуфиналами ч-та Минска, а норму КМС можно было выполнить только в финале.

В течение нескольких лет я выстроил стройную пирамиду, в конечном счете кандидатом в мастера можно было стать даже в круговом полуфинале ч-та Миноблсовета, а «морковкой» для КМС стала возможность пробиться через сито отбора в Мемориал Сокольского, да и играть в Минске особо негде было. В промежутке между турнирами я читал лекции, а главное, полагаясь на активистов, помогающих с судейством, я мог уезжать на свои соревнования.

Лекция в «Спартаке» первая половина 70-х.

Со временем у меня появилось убеждение, что большинство перворазрядников, после института бросившее активную игру, защитив диссертацию, с удовольствием вернутся к любимой игре и быстро поднимут свою квалификацию.

Безусловно, потребовалось создать картотеку членов нашего клуба и долгими часами «висеть» на телефоне, собирая составы с нормой, но «цель оправдывает средства». Конечно, для начальства ежегодные 3-4 новых КМС до поры до времени обеспечивало статус наибольшего благоприятствования.

И судья, и секретарь. Начало 70-х

Для отношения к шахматам в «Спартаке» очень полезным оказалось выступление команды республики в чемпионате страны по шахматной композиции, ставшей двухкратным чемпионом СССР. Костяк сборной составляли спартаковцы. Капитан команды мой друг Гриша Шмуленсон  также играл и по переписке и часто обращался ко мне за советом. Я пробил для композиторов сбор в спортивном лагере «Стайки» для подготовки к следующему чемпионату. Со временем Гриша эмигрировал в Израиль и стал там популярным юмористом.

Конечно, приходилось чем-то жертвовать. Я уже писал, как после армии восстановился в БПИ и мне быстро оформили свободное посещение занятий с индивидуальным графиком сдачи экзаменов и зачетов, но окончательный выбор профессии в сочетании с рождением сына делали диплом инженера чем-то малозначащим. Дотянув до 4 курса, я оставил попытки завершить образование, хотя мой диплом техникума до сих пор находится в БПИ, а на стенде сильнейших спортсменов еще десятилетия красовался мой портрет.

Фото со стенда БПИ с никелированным значком мастера спорта СССР

Рассказ был бы не полным, если бы я не упомянул подвижническую деятельность Лазаря Моисеевича Ангеловича, инженера Промэнергопроекта, посвящавшего все свободное время шахматам в Политехническом. Традиционные командные межфакультетские соревнования привлекали не только студентов, но и преподавателей. Безусловно, для шахмат это был лучший ВУЗ столицы. Большего энтузиаста трудно было найти. Достаточно сказать, что именно ему перед отъездом я передал громадный архив газетных вырезок, накопленный за десятилетия.

Отдавая долги «alma mater» – сеанс на 42 досках в Белорусском политехническом институте

Я уже писал, как после смерти А.П. Сокольского договорился с Республиканской научно-методической библиотекой по физкультуре и спорту о покупке осиротевшей библиотеки. В последующие 15 лет в многочисленных поездках по Союзу я старался пополнять шахматный фонд. (К сожалению, после развала СССР он был разбазарен). Не то, что они любили шахматы, но старались перейти в следующую категорию по объему, обеспечивая более высокие ставки. Удалось даже пробить подписку за валюту на «Schach-Archiv», с трудом выдираемый на сборы команды республики.

Уже со второго мемориала Сокольского я договорился с библиотекой о печати ротапринта со всеми партиями, заложив расходы в смету. Спустя несколько лет я не мог смириться с потерей партий первого турнира. Оказалось, папка с документацией была сдана в гос. архив. Я сделал соответствующие письма и добрался до нее, но оказалось, что все партии при оформлении передачи выкинули. Только Коля Царенков, которому в свое время я одолжил папку, переписал дебюты всех встреч.

В конце 1973 года вновь надо было организовывать очередной Мемориал Сокольского. Проведение предыдущего я доверил (поскольку сам играл в 40-м ч-те СССР) Якову Ефимовичу Каменецкому , заметному персонажу в послевоенной шахматной жизни республики. С его именем связано много личных воспоминаний, заслуживающих отдельной статьи, хотя кое-что читатель может почерпнуть в публикации.

До появления в 1976 году широко известного постановления заинтересованных организаций, базировавшегося на закрытом постановлении ЦК КПСС, о развитии шахмат в СССР, приглашение известных мастеров, не говоря уже о гроссах, было связано с финансовыми обязательствами, как правило, выливающимися в  организацию сеансов, а имя приглашающего было своего рода гарантией. Потому столь важны личные контакты. На этот раз мне удалось заполучить своего друга чемпиона СССР 1971 года гроссмейстера  Володю Савона , с которым в период 1964-66 гг. мы проводили по полгода вместе на Всемирных студенческих олимпиадах, тогда ещё закрытых первенствах страны среди молодых мастеров, личных и командных армейских соревнованиях, а также на бесчисленных учебно-тренировочных сборах. Володя тогда погружался в игру настолько, что его почти не оставалось для кипящей вокруг жизни.

Он не был большим интеллектуалом, его непосредственность иногда вызывала улыбку, но харьковчанин был искренним добрым парнем и, если бы федерация на самом деле заботилась о пополнении большой сборной, то, начиная с участия 20-летнего юноши в 29-м чемпионате СССР (Баку, 1961) могла, выделив ему несколько международных турниров, снять с него заботу о титуле, как средстве обеспечить себя. Не сомневаюсь, что в этом случае его талант заиграл бы новыми красками.

Владимир Савон на 39-м чемпионате СССР, Ленинград 1971

Уже после того, как он стал чемпионом СССР, его послали в Чили. Там Савон сыграл в небольшом турнирчике в Ла-Серена, а потом к нему обратился второй человек в компартии Родриго Рохас и попросил бесплатно поездить по глубинке с выступлениями, чтобы поддержать социалистическое правительство Альенде и продемонстрировать солидарность и дружбу советского народа. Володя мотался в тяжелейших условиях по 2-3 сеанса в день, но был искренне горд своей миссией. Я думаю, что никто больше из наших гроссмейстеров не был способен на это.

Еще я пригласил своих одноклубников: прошлого, по службе в Прибалтийском военном округе, будущего гроссмейстера Юзика Петкевича  и тогдашнего, по игре в «Спартаке» и за него – Валерия Жидкова , с которым год назад играли в финале ч-та СССР.

Мне удалось с результатом 9 очков из 13 в очередной раз выиграть мемориал. Мой главный оппонент в белорусских турнирах – Витя Купрейчик, выступил ужасно, 4,5 и предпоследнее место. Кстати, в книге «Мемориалы Сокольского» Минск, 1989 г. на стр. 187 приводится статистика всех лет с маленьким нюансом – поскольку число турниров у всех разное, то логично подсчитать %, однако, поскольку одним из авторов был Е. Мочалов, это сделано не было. Я не поленился подсчитать. Капенгут -12 мемориалов 104,5 из 144 = 72,6%.  Купрейчик – 6 мемориалов 51 из 85 = 60% .

Этот результат имел последствия. Зашел как-то в Спорткомитет БССР к Е.Г. Зотковой, но ее вызвали к начальству. От скуки ожидания, мой взгляд остановился на лежащей на столе бумаге, и я с удивлением прочитал: «…в связи с неудачным выступлением В.Купрейчика на 4-м Мемориале Сокольского просим в п-ве СССР среди молодых мастеров заменить его на М.Шерешевского. Председатель Федерации шахмат БССР А.Шагалович.» В то время Витя много пил и часто забегал ко мне стрельнуть 5 руб. на бутылку. Когда я рассказал про это письмо, хмель как рукой сняло. Я посоветовал сразу позвонить гос. тренеру по молодежи Быховскому, ибо оставалась неделя. Толя нашел ему место, и Витя выиграл этот турнир. Вскоре после того на Федерации обсуждалось ходатайство о присвоении 1 тренерской категории Шагаловичу и мне. Купрейчик выступил против. В кулуарах я поинтересовался у Вити, почему? Он смутился, но объяснил свое желание насолить первому наставнику, а я попался под руку, чтобы замаскировать истинные намерения. С подобной «логикой» в дальнейшем я сталкивался не раз.

К этому времени стало ясно, что отсутствие представления на присвоение ММ на конгрессе не случайно. Осознание случившегося привело к мучительной боли изнутри, которую не удавалось погасить. Чтобы облегчить своё состояние, я твердил себе о месте евреев в этой стране, “всяк сверчок знай свой шесток”, и прочие банальные истины, но не отпускало. Я начал ломать в себе честолюбивые планы, подпитывающиеся десятилетними успехами. Только когда я сломал стержень уверенности в себе, стало полегче, но какой ценой… Я не мог мобилизовать себя за доской, а главное, исчезла способность максимальной концентрации, что я почувствовал, с треском завалив чемпионат республики, ранее выглядевший лёгкой прогулкой. Через десятые руки до меня дошло, что Батуринский  распорядился выкинуть мои документы.

Летом нас ожидало командное первенство ЦС ДСО «Спартак». Я договорился с Вересовым о проведении сбора вдвоем в Доме творчества писателей в Королищевичах. Я подписал смету, а ГН, используя старые связи, достал путевки. Я взял с собой свежий «Информатор» и Гавриил Николаевич с упоением начал анализировать все подряд, начиная с первой партии. Результаты вносил в школьную тетрадку, забытую в конце сбора. Как-то он уговорил меня составить компанию в преферанс с его старинным приятелем. Женившись, я перестал играть в карты, ибо не хотелось обыгрывать друзей, а с другими не садился. Я понимал, что вечерами ветерану скучновато и согласился. Однако писатель, проигрывая, начал нервничать и, как следствие, позволил себе антисемитский выпад. Я заставил себя доиграть, отказался взять выигранный рубль(!)  и, когда мы остались одни, попросил больше его к нам в комнату не приглашать. ГН за все время не проронил ни слова, но мне показалось, что оценил мою сдержанность. К слову, примерно в этот период Вересов изредка брал книги из моей библиотеки, но каждый раз возвращал их в срок.

В преддверии очередного, на этот раз, Кубка страны среди обществ в Москве в 1974 г. “Спартак” провёл свой командный смотр там же, и ситуация с экс-чемпионом мира, о которой я рассказывал в предыдущей части, повторилась. Он переиграл меня, но просмотрел контрудар. И в этот момент, абсолютно неожиданно для меня, Т. Петросян предложил ничью, которую я тут же принял и спросил удивленно, а что белым делать после 26…Nc4 с последующим надвижением пешки «b»? Опять это произошло при зрителях, и его неудовлетворенность своим решением, спровоцированным незапланированной тактикой, снова вылилась на меня.

Ещё больше он переживал, проиграв Рашковскому белыми в староиндийской защите в 20 с небольшим ходов. К слову, в соперничестве первых досок Нёме и мне удалось его обогнать, но на публикацию и обсчет результатов Тигран наложил табу, а Эдик Шехтман даже не сумел включить эти поединки в полное собрание партий экс-чемпиона мира. Лишь в начале века я получил запрос из «New in Chess» с просьбой сообщить детали турнира, однако в mega database 2023 их по-прежнему нет. Для наших читателей могу сообщить, что команда в составе Капенгут, Вересов, Марьясин, Веремейчик, Головей, Арчакова разделила первое место с ленинградцами.

На сборе меня поразил Толя Лейн, непринуждённо рассказывавший о намерении эмигрировать. Мне казалось, что в то время, когда людей за одно подобное желание пропускали через поголовно осуждающие собрания и увольняли с работы, в нашей профессии, казалось, надо было молчать до последнего, и его раскрепощённость ставила меня в тупик. Семилетняя борьба Бори Гулько за выезд была ещё впереди.

Анатолий Лейн на 39-м чемпионате СССР, Ленинград 1971

На Кубке Петросян не отбывал номер, как некоторые, а был настоящий лидер команды. Я вспоминаю, как Тигран мгновенно нашел выигрывающий план с жертвой пешки в моей партии из матча против «Молдовы» после того, как я не сумел победить! Все команды жили в гостинице “Россия” напротив Кремля и ребята дружно общались, невзирая на различные интересы команд.

К этому времени активный член сборной республики Юферов окончил работу по контракту в Группе советских войск в Германии, и мы были заинтересованы удержать его в Белоруссии. В то время Советский Союз охватило поветрие картотек. Я убедил Болеславского, что при нашем отставании, как минимум, на 10 лет от соседей, необходимо догонять, и он договорился с Рокитницким о работе над картотекой. Количество экземпляров периодики возросло втрое, а Сережа резал и клеил карточки, когда клуб пустовал.

Я рассказал ему, как в детстве мы помогали Суэтину, обяснил эстонский вариант – там использовали перфокарты для ЭВМ, поделился опытом работы в Латвии. Кобленц добился большого помещения в старой Риге под методический кабинет, где много перспективных шахматистов пополняло пять(!) различных картотек – по дебютам, по партнерам, комментированные партии и статьи и т.д.  С юмором поведал о картотеке рижского Дома офицеров, когда я там служил, подчеркнув, что в то же самое время члены сборной ПрибВО А. Шмит, Л. Гутман и Е. Кузьмичев работали и над своими базами. Конечно, показал, как предпочитаю делать для себя, когда карточка служила лишь промежуточным вариантом.

Я охотно делился своей системой с учениками. Особенно выделялся Сережа Артишевский, чьими трудами пользовались Р. Ваганян, Н. Александрия и, конечно, М. Таль. Один из моих подопечных, кандидат медицинских наук – патологоанатом Юра Неборак создавал картотеку Сицилианской, в основу положив книгу Кобленца, и пополнял ее. Перед отъездом из Белоруссии он подарил ее мне. Когда в Минск приехал Аршак Петросян заниматься перед отборочным к чемпионату среди юниоров в 1973 году и захотел освоить шевининген, то я достал с антресолей чемодан с Юриной базой, чем поверг его в ужас. Много лет спустя он еще вспоминал этот эпизод.

В 1964 г. на сборе перед чемпионатом мира среди студентов я впервые увидел табличную нотацию у Володи Багирова, а вскоре приобрел одну из жемчужин своей библиотеки “Handbuch des Schachspiels”, von Bilguer 1916 г. издания, ставшую прообразом моих подборок. Интуитивно я понял, что делать записи надо на отдельных листах. Спустя много лет я с сочувствием листал амбарные книги Эрика Аверкина, который обесценил этим свою гигантскую работу, ибо пополнение заполненных тетрадей превращалось в каторгу. В Алма-Ате на матче Таль – Полугаевский, увидев обилие подборок, подготовленных Артишевским по заказу Таля, только переехавший в Ригу Багиров радостно воскликнул: “Как родные!”

“Handbuch des Schachspiels”, von Bilguer 1916 г. издания

 В моем варианте главную роль играла “шапка”, куда желательно было поместить как можно больше ходов, чтобы сократить техническую работу на ненужных повторах. Особым цветом выделялись ходы специфически для конкретной страницы, где четверть места внизу резервировалось для примечаний. К началу нашей работы с Гельфандом появились в продаже тетради – разъемные скоросшиватели, более компактные, чем мои большеформатные листы в клеточку на 4 страницах, и Боря начал в них фиксировать свою подготовку. Промежуточным этапом были карточки, заполняемые из первоисточника. Спустя несколько лет Боря лишь подготавливал каркас и карточки, а его отец брал черновую работу на себя. Основной элемент системы – по мере заполнения одна страничка заменялась на 4-5. К началу компьютерной эры у него накопилось свыше 20 тетрадей, и он уже выбирал нужные для очередного турнира. Вот что написал впоследствии сам Гельфанд: «Особое внимание в работе над шахматами Альберт Зиновьевич уделял систематизации информации; особенно это было важно в дебютной подготовке до появления серьезных компьютерных баз. До начала 1990-х годов это обеспечивало мне огромное преимущество перед конкурентами, так как идеи Капенгута давали более систематическое видение шахмат, дебютной теории.»

Первоначально идея подборок возникли для подготовки теоретических статей в «Шахматный бюллетень» и «Шахматы» (Рига), где каждый год появлялось по несколько моих материалов. В то время редакция рижских  «Шахмат» в порядке обмена получала много изданий со всех концов земного шара. А. Гипслис, за бутылку коньяка, разрешал мне копаться в его закромах, и я там и сям находил перепечатки. Как-то в мою библиотеку попала переплетенная годовая подписка американского журнала с перепечатками 3 моих статей из «Шахматного бюллетеня». Увы, гонорар мне не доставался, ибо СССР не подписал конвенцию об авторском праве!

В начале 70-х мы с Исааком Ефремовичем много работали над комментированием партий, вначале только в «Информатор», потом и что-то в “The Chess Player”, с которым я начал контактировать с 1972 г. Помимо белорусских турниров, я привозил избранные поединки с соревнований, где играл. Часть из них Болеславский отбирал для работы. Дома я находил соответствующие ссылки на предшественников, и только после этого начинался совместный анализ, который потом оформлял и отсылал. Поэтому сложилась ситуация, когда ИЕ встречался со мной индивидуально, а с Купрейчиком, Дыдышко, Мочаловым, Шерешевским и Юферовым в другие дни.

К слову, с издателем “The Chess Player” Тони Гиллэмом сложились хорошие неформальные отношения. Сам или совместно с ИЕ прокомментировал там 314 партий.

издатель “The Chess Player” Тони Гиллэм

Однажды я попросил Юру Балашова получить у него за меня 50 фунтов. Его жена Лена Шмидке вручила мне взамен гульдены, которые были выведены из обращения. Только спустя 15 лет Боря Гельфанд сумел заменить их в центральном банке Нидерландов.  Взамен гонораров Тони присылал шахматную литературу, а если что-то оставалось, то и подобранные мной по каталогам альбомы по живописи. Однажды по своей инициативе он, увидев на большой распродаже громадный том «Импрессионизм» выслал его, не дожидаясь заказа.

Мой заочный друг предложил издательству «Pitman» выпустить мою книгу по Модерн Бенони еще в начале 70-х, они прислали запрос в ВААП (Всесоюзное агентство по охране авторских прав, монополист по изданию книг советских авторов за рубежом). Их консультант – гроссмейстер Котов предпочел предложить другого автора. Аналогичные ситуации возникали еще много раз.

На 5-й Мемориал Сокольского я пригласил опять Валеру Жидкова, а также героя 40-го ч-та СССР Мишу Мухина, и одного из будущих секундантов Гарика Женю Владимирова и Сашу Бангиева. В эти же сроки в Ленинграде проходил 42-й ч-т страны, где ужасно сыграл Купрейчик.

К этому времени с постоянными жалобами на глаза я попал к главному офтальмологу Минска, поставившему мне страшный диагноз – опухоль мозга. (К счастью, ошибочный.) Пришлось добиваться энцефалограммы на единственном в республики аппарате. Я рассказал об этом ИЕ, он посочувствовал, заодно попросил не претендовать на первую доску. Учитель не хотел лишних проблем, хотя за пару месяцев до нашего разговора Витя набрал только 3,5 из 15 в чемпионате СССР. Чтобы подсластить пилюлю, он добавил, что если мне врачи запретят играть, то возьмёт вторым тренером. Я поделился ситуацией со здоровьем с моим приятелем в то время Серёжей Юферовым.

В преддверии Спартакиады народов СССР 1975 г. в Риге Болеславский договорился с Латвийским клубом о проведении учебно-тренировочного сбора для нашей команды на Рижском взморье. Взамен ИЕ, занимаясь с нами, ещё читал лекции хозяевам. Я подробно описывал дальнейшие события, ограничусь только самым важным. Во время сбора Нина Гавриловна умудрилась огорошить Серёжу ближайшим приездом дочки Тани “к нему”. Сказать, что он был напуган, мало – одним словом, она “из Савла сделала Павла”. Он знал, как Купрейчик тяготился ведущей ролью Болеславского в белорусских шахматах, и они написали совместное заявление в ШВСМ, отказываясь заниматься у ИЕ. Попутно возражали против моей кандидатуры в качестве второго тренера.

Тем временем я принял участие в чемпионате ВЦСПС. Охотно и в дальнейшем принимал в них участие, особенно, когда их организовывал Яков Герасимович Рохлин, очень колоритная фигура советских шахмат.

Яков Герасимович Рохлин

Именно он придумал изречение якобы Ленина: «Шахматы – гимнастика ума», существенно помогавшее в советской действительности. Его дореволюционное прошлое в гимназии очень помогала при общении с власть имущими. В одном из таких турниров нам даже давали талоны на такси! Ни на чемпионатах страны, ни при заграничных выездах такого сервиса я не видел. Игралось достаточно легко, никуда не надо было отбираться. Два раза я завоёвывал серебряные медали, однажды ещё – бронзовую.

Чемпионат ВЦСПС, Ярославль 79 

Победители играют с «беленьким» и «черненьким» Козловами.

По итогам чемпионата была сформирована команда для поездки в Варшаву на матчи. Хозяева были удивлены моим появлением на 2 доске, ожидая в качестве лидера. В их команде я увидел Витковского, уже потерявшего свою должность. Стефан извинился за молчание, ибо не мог написать правду, ведь должен был поддерживать хорошие отношения с Москвой. Конечно, он подтвердил отсутствие моих документов а конгрессе, даже, по его словам, сам спрашивал о них.

С.Витковский (в светлом костюме) наблюдает за партией А.Капенгут – З.Дода. Варшава 75г.

Ян Адамский пожаловался мне на конфликт годичной давности на турнире в Люблине. С его описанием можно познакомиться на Youtube (“Tal Resigns, and then his Wife WINS the Game!”)

Эту же историю повторяют много сайтов.

«На турнире в Польше в 1974 году Таль играл белыми с Адамским. Оба соперника попали в цейтнот. Флаг Адамского упал, но Таль к этому моменту потерял фигуру и сдался. Однако тут жена Таля сказала: «Черные не сделали 40 ходов». Арбитр вмешался и присудил победу Талю, поскольку флаг упал до того, как он сдался. Адамский подал протест, но он был отклонен. Таль выиграл турнир».

Когда я стал Мишиным секундантом, Геля с гордостью рассказала, как она отстояла очко (при отрыве от второго призёра на 3 очка!). Я думаю, что её “медвежья услуга” нанесла удар по репутации, которую экс-чемпион мира ценил, пожалуй, побольше других коллег: “Так Талю в Польше в 1974-м году простили, что он сдался в партии против Адамского, и позволили выиграть…”. (В. Корчной “Шахматы без пощады”).

Чемпионат БССР 1975 года проходил в Гомеле по швейцарской системе. С результатом 7 очков из 9 первое место занял чемпион Ленинграда 1966 года бывший мастер Евгений Рубан, в 1964 году  в чемпионате Белоруссии с прекрасным результатом 12 из 15, пропустивший вперед только Болеславского.

Он также принимал участие в матчах с ГДР, регулярно посещал занятия сборной на квартире у гроссмейстера. Однако на заседании федерации Вересов настойчиво призывал к признанию чемпионом следующего участника. Я пытался аргументировать, что человек отсидел свое по статье за мужеложство, а за поступок, несовместимый со званием мастера, Рубана лишили его. Но начинал турнир он полноправным участником и признание участником вне конкурса противозаконно. ГН практически согласился с моими доводами, но повторял, какой ущерб шахматам принесет чемпион-пидарас! В итоге большинство с ним согласилось. Кстати, кто-то в печати заявил, что председатель федерации несет ответственность за ее решения. Этот человек незнаком с уставом, согласно которому у председателя такой же голос, как и у остальных.

Капенгут – Рубан ч-т БССР Минск 1974

Спартакиада Народов СССР состоялась в июле в столице Латвии. Рига для меня была хорошо знакомым городом, в котором я провел несколько лет, но на этот раз гостиница была на другом берегу Даугавы, да и напряжённый регламент не позволял вылазки в центр, хотя играли мы в Мюнстерской избе – одном из красивейших зданий старой Риги со времен Ганзейского союза.

Мне удалось выиграть первую партию Спартакиады у Марика Рудерфера в излюбленном варианте системы Паульсена в 21 ход, получив за нее приз. Ещё одна награда досталась за самую красивую партию с жертвой ферзя против Олега Павленко.

Однако, несмотря на 1-е место на 2-й доске во втором финале, я проиграл Корчному и Полугаевскому, невольно подтвердив свои мысли об отсутствии максимальной концентрации, потерянной после отказа послать документы на ММ в ФИДЕ и усугублённой новыми обстоятельствами, о которых я подробно рассказал в главе о Болеславском.

Сенсационная победа России над москвичами 8,5-0,5 предопределила результат главного финала. Забавно, что смета главного турнира года ставила запасных, в интересах команд более сильных, чем 7-я доска, в неравное положение к другим участникам. В нашей сборной обижен был Шерешевский. Пришлось запасному ленинградской команды Тайманову дать телеграмму председателю Спорткомитета СССР, чтобы восстановить справедливость.

Основательно помолодевшая команда не имела шансов выйти в первый финал в конкуренции с Россией и Ленинградом, но во втором не должна была уступать узбекам. Неудачно выступили лидеры Купрейчик и Головей – по 2,5 из 9, зато блестяще сыграла Таня Костина – 8 из 9. Вскоре она вышла замуж за чемпиона мира среди юниоров 1975 года Валеру Чехова и переехала в Москву.

Для меня итоги турнира имели неожиданные последствия. В облсовете ДСО «Спартак» шахматы захотели выжить из методического кабинета и не нашли ничего умнее, чем, обвинив в провале на Спартакиаде Народов СССР, снизить мне нагрузку, аргументируя ответственностью общества за этот вид спорта. При первом же разговоре с председателем миноблсовета в ответ на его: «…он не должен объяснять свои действия», мне пришлось стать в позу и произнести: «Как руководитель советского учреждения, он обязан аргументировать свои решения». Пришлось прибегнуть к помощи Е.Г. Зотковой, которая подчеркнула, что плановые задания определялись до жеребьевки, но группа с Россией и Ленинградом не оставляла нам шансы на успех, и Спорткомитет БССР претензий не имеет, к тому же я лично не только занял 1-е место на 2-й доске во втором финале, но и получил два специальных приза. Не помогло. Пришлось обращаться к председателю Белсовета В.И. Борсуку. Гроза подчиненных, он несколько робел перед моей интеллигентностью и удавалось в его кабинете решать наши вопросы поразительно легко. Он рассвирепел, вызвал своего зама и приказал немедленно вернуть мне зарплату. Оказалось, я в роли лакмусовой бумаги попал в эпицентр кабинетной борьбы покровителей обоих, которая продолжалась несколько месяцев. В конце концов Владимир Игнатьевич победил, и бывший председатель Миноблсовета Г.Х. Миннуллин стал простым инструктором учебно-спортивного отдела Белсовета. Хотя мы с ним никогда не возвращались к этому эпизоду, а может, именно поэтому, отношения стали со знаком плюс. Благодаря этой «войне», в Миноблсовете ДСО «Спартак» я «пробил» вторую ставку и пригласил на работу своего друга сильного КМС Наума Кагана, переехавшего из Борисова, неоднократного участника мемориалов и чемпионатов БССР. Это разгрузило меня от текущих турниров с нормой КМС и для спартаковского актива я стал ограничиваться лекциями. Все же из методического кабинета нас вытурили и пришлось на личных контактах договариваться с ДЮСШ ГорОНО, чтобы проводить наши турниры по вечерам в их помещении.

Шефская помощь в порядке компенсации.

В очередном YI мемориале Сокольского опять согласился играть чемпион СССР 1971 года Володя Савон, сумевший отреваншироваться за предыдущее выступление и выиграть турнир. Также я пригласил своих друзей на Всемирным студенческим Олимпиадам Мишу Подгайца  и Эдика Бухмана, а также Аршака Петросяна, которого в 1973 году тренировал на отборочном к ч-ту мира среди юниоров, и его нового тренера Олега Дементьева.

Партии с Купрейчиком всегда были чем-то особенным, но эта далеко не безошибочная встреча стоит особняком. В ней, как в волшебном зеркале, можно преломить многие наши поединки.

Альберт Капенгут – Виктор Купрейчик

Французская защита C03

6-й Мемориал Сокольского, Минск 01.1976

1.e4 e6. Наши партии, как правило, носили принципиальный характер, и значительно чаще, чем обычно, я избирал французскую защиту, чтобы минимизировать свой контроль над творческой фантазией соперника.

2.d4 d5 3.Nd2 Be7.

В то время история варианта только начиналась. В Белоруссии полезный выжидательный ход быстро приобрёл популярность. Поскольку его практика измеряется тысячами партий, я ссылаюсь только на свои – за оба цвета.

4.Bd3.

I. 4.e5?! (неточность, сразу оправдывающая выжидательный ход чёрных, которые при других продолжениях должны это ещё спровоцировать) 4…c5 5.c3 cxd4 6.cxd4 Qb6 7.Ndf3 Bd7 8.Ne2 Bb5 (8…h5) 9.Nc3 (9.a4!?) 9…Bxf1 10.Kxf1 Nc6 11.g3 h5 12.h3 Nh6 13.Kg2 Nf5 14.Ne2 Kd7 15.a3 Rag8 16.Qd3 g5 17.g4 Nh6 18.Nh2 hxg4 19.hxg4 f5 20.exf6 Bxf6⩱ М. Пршибыл – Капенгут, Брно 1991.

II. 4.Ngf3 Nf6 5.e5 Nfd7 6.c3.

6…c5 7.Bd3 Nc6

a) Стандартную ошибку сделал В. Цешковский – 8.Qe2?! cxd4 9.cxd4, допустив 9…Nb4 10.0–0 (10.Bb1? b6∓) 10…Nxd3 11.Qxd3 b6 12.Re1 a5 13.Nf1 Ba6 14.Qe3 Qc7 15.Bd2 Qc2 16.b3 Ba3?! (16…0–0⩱) 17.Bc1 Be7 18.Bd2 Ba3 19.Bc1 Be7 20.Bd2, ничья, Цешковский – Капенгут, Ашхабад 1978;

b) 8.0–0 Qb6 (8…g5!) 9.dxc5!? Nxc5 10.Bc2 10…Qc7 (10…g5!?) 11.Re1 b6 12.Nb3 a5 (12…Ba6?! 13.Nbd4 Rc8 14.Nxc6 Qxc6 15.Nd4 Qd7 16.Qg4± Рашковский – Капенгут, Спартакиада народов СССР, Москва 1963) 13.Nbd4 Ba6 14.a4 (14.Nxc6 Qxc6 15.Nd4 Qd7 16.Qg4±) 14…Nxd4 15.Nxd4 h5 16.h3 Nd7 17.Qf3 Bc5 18.Nb5 Bxb5 19.axb5 Rc8 20.Qg3 g6 21.Ra4± Толонен – Капенгут, Ярославль 1979.

III. 4.c3.

a) 4…Nc6 5.Ngf3 Nf6 6.Bd3 b6?! 7.Qa4! 0–0?! (7…Bd7 8.Qc2 dxe4 9.Nxe4⩲) 8.Qxc6 Bd7 9.Qb7 a5 10.Ne5 (10.e5!? Ne8 11.Be2 Rb8 12.Qa6 b5 13.a4 Ra8 14.axb5!! Rxa6 15.bxa6 a4 16.b4) 10…Rb8 11.Qa6 Ra8 12.Nxd7 Rxa6 13.Nxf6+ gxf6 14.Bxa6 dxe4 15.Nxe4+– Мих. Цейтлин – Капенгут, Ярославль 1979;

b) 4…dxe4 5.Nxe4 Nd7 6.Nf3 Ngf6 7.Bd3 0–0 8.Neg5!? c5 (8…h6 9.h4) 9.Qc2 h6 10.h4!? cxd4 11.cxd4 e5 12.Bc4 (12.Be3 Qa5+ 13.Kf1 exd4 14.Bxd4 b6 Капенгут – Марьясин, Минск 1982 15.Bh7+ Kh8 16.Kg1 Bb7 17.Bf5 Bxf3 18.Bxd7 Be4 19.Nxe4 Nxd7 20.Qc6! Ne5 21.Qc7 Qb4 22.Bxe5 Qxe4 23.Qxe7 Rfe8 24.Bxg7+±) 12…e4? (12…exd4∞) 13.Nxe4 Nxe4?! (13…Nb6 14.Bb3 Bb4+ 15.Nc3 Bg4=) 14.Qxe4 Nf6 15.Qd3 Bb4+ 16.Kf1⩲ b5 17.Bb3 Bb7.

18.Bxh6! Ne4 (18…Be4? 19.Qxb5+–; 18…Bxf3 19.Qg6 Ne8 20.gxf3 Qxd4 21.Rg1 Rc8 22.Qf5±) 19.Qxb5 Rb8 20.Qh5 (20.Be3+–) 20…Qf6 (20…gxh6 21.Qg6+ Kh8 22.Qxh6+ Kg8 23.Ng5! Nf6 24.Qg6+ Kh8 25.Bxf7 Be4 26.Nxe4 Rxf7 27.Qxf7 Nxe4 28.Qh5+ и Qg4+–) 21.Be3+– Капенгут – Бегун, Минск 1982.

4…c5.

4…Nc6.

a) 5.c3 dxe4 6.Bxe4! Nf6 7.Bf3 0–0 (7…Nd5!? с идеей е5) 8.Nc4 Nd5 (8…Bd6!) Ne2 b6 (9…b5!? 10.Ne3 Na5 11.0–0 c6 12.b3 Qb6 13.g3 Rd8 14.Nxd5 exd5 15.Nf4=; 9…Nb6!? 10.Qd3 Nxc4 11.Qxc4 Bd6 12.0–0 Qh4 13.g3 Ne5!=) 10.0–0 Bb7 11.Re1 b5 12.Ne3 Na5 13.Nxd5 Bxd5 14.Bxd5 exd5, ничья, Розенталис – Капенгут, Даугавпилс 1983;

b) 5.Ngf3 Nb4.

b1) 6.Bb5+ Bd7 7.Be2 Ba4 8.b3 dxe4 9.Nxe4 Bc6 10.Neg5 Bf6 (10…Nd5!? 11.Bd2 Bxg5 12.Bxg5 Ngf6 13.Bd2 Ne4 14.Ne5 Ndc3 15.Bxc3 Nxc3 16.Qd3 Nxe2 17.Kxe2 Qd6=) 11.c3 Bxf3 12.Nxf3 Nd5 13.Qd2 Nge7 14.Ba3 Ng6 (14…a5) 15.0–0 (15.g3!?) 15…Be7 (Капенгут – Марьясин, чемпионат БССР, Гомель 1978) 16.Bb2±;

b2) 6.Be2 dxe4 7.Nxe4 Nf6 8.Nxf6+ Bxf6 9.0–0⩲ 0–0 10.c3 Nd5 11.Bd3 Qe7 (11…Bd7 12.Qe2 c5 13.dxc5 Qc7 14.Ng5 Bxg5 15.Bxg5 Qxc5 16.Qe4 f5 17.Qe5 Qc7 18.Rfe1 Qxe5 19.Rxe5 h6 20.Bd2 Rac8 21.Rd1 Rfd8 22.Bc2 Nb4 23.cxb4 Rxc2 24.Bc3 Rc8 25.g4 Ba4!= Бегун – Капенгут, Минск 1983).

5.dxc5 Bxc5. 5…Nf6 6.e5 Nfd7 7.Qg4 Nxe5 (7…0–0 8.Nb3 Nxe5 9.Bxh7+!? Kxh7 10.Qh5+ Kg8 11.Qxe5 Na6∞) 8.Qxg7 Bf6 9.Qg3 Nbd7 10.Ne2 Nxc5 11.0–0 Bd7 12.Nf4 Ncxd3 13.cxd3 h5 14.Nb3 (14.Re1) 14…h4 15.Qe3 Ba4 16.Re1 Bxb3 (16…d4!?) 17.axb3 Nc6 18.Nxe6 fxe6 19.Qxe6+ Qe7 20.Bg5 Bxg5 21.Qg6+ Kd7 22.Qf5+ Капенгут –– Черепков, Минск 1983, и партнёры согласились на ничью.

6.Ngf3 Nf6 7.e5.

7…Ng4!? Новинка, неожиданная для меня. Даже спустя почти полвека в Mega Database 2023 есть только две партии третьеразрядных игроков. В случае 7…Nfd7 возникает широко известная позиция системы Тарраша с лишним темпом (Bf8-e7-c5) у белых.

8.0–0 Nc6 9.Qe2 f6. К неясной игре ведёт 9…Qc7 10.Nb3 Bb6 11.Bb5 0–0 12.Bxc6 bxc6 13.h3 Nh6 14.Bxh6 gxh6 15.a4 a5.

10.Nb3. Наиболее естественно 10.exf6 Nxf6 11.a3 0–0 12.b4 Nd4 13.Qe5 Nxf3+ 14.Nxf3 Bd6 15.Qe2±.

10…Bb6 11.exf6 Qxf6 12.c4!? Начало оригинального плана. Проще было сыграть по стандарту: 12.Bg5 Qf7 (12…Qxb2 13.Rab1 Qc3 14.Nfd4±) 13.h3 h6 14.Bd2 Nf6 15.Be3 0–0 16.Bxb6 axb6 17.Ne5⩲.

12…dxc4 13.Bxc4 0–0 14.Bg5 Qg6 15.Bh4. Неплохо и 15.Nbd2!?

15…Kh8 16.Bg3 e5.

17.Rad1? Ужасный ход, сделанный из общих соображений. «Благими намерениями вымощен путь в ад». Необходимо было 17.Rae1 (занимаясь основной слабостью чёрных – изолированной пешкой) 17…Bd7 18.Bd3 Qh5 19.Nbd2⩲.

17…e4! 18.Nh4 Qe8 19.Rd5? Продолжение порочного плана. Меньшим из зол было 19.h3□ Nf6 20.Bd6 g5 21.Nc5 gxh4 22.Bxf8 Qxf8 23.Nxe4 Bf5⩱.

19…Be6. Ещё сильнее 19…e3! 20.f3 Nge5 21.Bb5 Qe7 22.Bxc6 Nxc6 23.Rh5 Qf7 24.Rb5 Be6 25.Rxb6 axb6 26.Qxe3 Qf6–+.

20.Rg5? Три плохих хода ладьёй – достаточно, чтобы последовало наказание! Тяжелой остаётся позиция после 20.Rb5 e3 21.Bxe6 Qxe6 22.f4 Rad8 23.Kh1 Nf6 24.Nf3 Ne4 25.Ng5 Nxg5 26.Rxg5–+.

Эту позицию можно встретить в массе учебников по тактике, а некоторые авторы даже выдают возможный вариант за произошедшее в партии.

Эффектным ударом 20…Bxc4! 21.Qxc4 Ne3! чёрные могли выиграть: 22.Qc3 (22.fxe3 Bxe3+ 23.Kh1 Rxf1+ 24.Qxf1 Bxg5–+) 22…Qe7 23.Rh5 Qf7–+, и обе ладьи остаются под боем.

20…Ne3?! Витя допустил перестановку, считая, что так ещё проще.

Я сидел за доской, не поднимаясь, около 40 минут. Участники Мемориала, посмотрев разок на позицию, уже не обращали внимание на столик, больше смотрели на меня, зная о принципиальном характере наших поединков, кто с сочувствием, а кто и со злорадством. Но всем казалось, что я бессмысленно сижу в нокдауне. Только Олег Дементьев, переведя взгляд с меня на позицию и назад, увидел напряжённую работу мысли. Постоял ещё немного, но должен был идти делать ход. Я потом забыл его спросить, досчитал ли он весь вариант. Во всяком случае Витя, ничего не подозревая, ходил победителем. Однако я хорошо знал своего соперника, одна из характерных особенностей которого – широчайший разброс тактических трюков на протяжении всей партии. Но тут вступает диалектика, своего рода принцип Гейзенберга в шахматах: при ширине охвата страдает глубина расчёта, всё надо тщательно проверять. Конечно, такая работа чрезвычайно трудоёмка, но «овчинка стоит выделки». Счёт наших встреч «+6» говорит сам за себя!

Это фото, подаренное Купрейчику, могло напомнить ему предыдущую за несколько месяцев встречу, но здесь он также просмотрел эффектный удар, а затем растерялся в тактических осложнениях.

При подготовке книги к печати я решил показать здесь ещё один пример, где я посчитал дальше:


После 13.h4 позиция выглядит угрожающей, но можно сыграть 13…Qc7 14.f4 Ne7 с приемлемой игрой. Я нашёл очередную дыру в Витиных фантазиях.

13…Nxh4!? 14.Qg4 Ng6 15.Bxg6 fxg6.

16.Rxh7!? (безусловно, надо проверять 16.Qxg6+!? hxg6 17.Rxh8+ Kf7 18.Rxd8 Rxd8=) 16…Bxf2+! Вот почему я принял жертву пешки.

17.Ke2 (17.Kxf2? 0–0+! 18.Bf4 Kxh7 19.Rh1+ Kg8 20.Kg3 g5!?∓) 17…Rxh7 18.Qxg6+ Kf8 19.Qxh7 Qh4 20.Qxh4 Bxh4= Купрейчик – Капенгут, Минск 1978.

Кстати, композитор В. Прыгунов даже составил этюд (1990), используя эту идею.

1.e7+ Kf7 2.e8Q+ Kxe8 3.f7+ Kf8 4.Be7+ Kxe7 5.f8Q+ Kxf8 6.0–0+ с выигрышем.

В итоге на 20…Ne3 последовало, как «гром среди ясного неба»:

21.Bxe6! Nxf1 22.Ng6+! hxg6 23.Qxe4 Nxg3 24.hxg3 Bxf2+ 25.Kh2.

Неожиданно роли переменились. Как играть чёрным? Как спасаться от мата? Растерянный Купрейчик сыграл не лучшим образом.

25…Rf7?! Можно отдать ферзя в попытке построить обороноспособную крепость: 25…Qxe6 26.Qxe6 Rf6 27.Qe2 Raf8, но, скорее, речь идёт о технических трудностях.

Большую часть моих раздумий я пытался досчитать до конца 25…Rf4!? 26.gxf4 Nd8. Здесь у белых выбор между 27.Bd5 Qxe4 28.Bxe4 Ne6 29.Rg4 g5 30.fxg5 g6 31.Bxb7± и 27.Rxg6 Nxe6 28.Qxe6 (28.Rxe6?? Qh5#), например: 28…Rd8 (28…Rc8 29.Qh3+ Kg8 30.Rg5 Rc2 31.Qd3+–) 29.f5 (29.g4 b5 30.f5 Bb6⩲) 29…Qg8 30.g4 Qxe6 31.Rxe6 Bh4 32.Nc5 Bf6 33.Re2±.

После слабого ответа белые выигрывают ферзя.

26.Qxg6 Nd8 27.Bxf7 Qxf7 28.Rh5+ Kg8 29.Qh7+ Kf8 30.Rf5 Ke7. Ещё хуже 30…Bb6 31.Qh8+ Ke7 32.Rxf7+ Kxf7 33.a4+–.

31.Qh4+! Надо не забывать, что белый король ещё в матовой клетке, поэтому они не торопятся забирать ферзя!

31.Rxf7+ Nxf7 32.Qe4+ Kd6 33.Qf4+ Ne5 с угрозой Rh8.

31…g5!? Очередная ловушка: 31…Kd7? 32.Qxd8+!+–.

Плохо 31…Qf6? 32.Rxf6 gxf6 33.Qe4+ Kf7 34.Qh7+ Ke6 35.g4 (грозит Qf5+) 35…Bb6 36.Qf5+ Ke7 37.Nc5 Bxc5 38.Qxc5+ Kd7 39.Qc3 Ke6 40.Qc7+–, и чёрные никак не могут наладить координацию оставшихся фигур.

32.Qb4+ Ke8 33.Rxf7 Nxf7 34.Nd2. Перевод коня в центр доски оптимизирует координацию с ферзём. Легко выиграно и после 34.Nc5 Bxc5 35.Qxb7! Rd8 36.Qb5+ Rd7 37.Qxc5+–.

34…Rd8 35.Ne4 Bd4 36.Qxb7!? Точнее 36.g4!

36…g4.

Витя собрался и изыскивает хоть какие-то угрозы белому королю.

37.b4?! Застарелая болезнь легкомысленных ходов в выигранных позициях. Сильнее 37.Nc5! Rd6 38.Qe4+ Ne5 39.Ne6! Rxe6 (39…Bxb2? 40.Ng7+ Kf7 41.Qb7++–) 40.Qxd4 Re7 41.Qd5+–.

37…Kf8 38.Nc5 Rd6 39.Qb8+ Ke7?! Надо было переходить в коневой эндшпиль без двух пешек: 39…Kg7!? 40.Qxd6 Nxd6 41.Ne6+±.

40.Qxa7+ Ke8 (40…Kf6 41.a4 Rd5 42.Qb6+ Rd6 43.Qc7 Kg7 44.Qxd6+–) 41.Qa8+ Ke7 42.Qe4+ Ne5 43.Qf4 Nf7 44.Nb3!+– Bb6 (44…Rh6+ 45.Qxh6 Nxh6 46.Nxd4 Kd6 47.a4+–) 45.Nc5 Rh6+ 46.Kg1 Rg6 47.Qe4+ Kf6 48.Kf1 Kg7. Черные сдались.

Между прочим, хороший учебный пример для рейтинга около 2000. Ребята легко находят комбинацию. Следует вопрос: «Имеет ли значение перестановка ходов?»

К слову, незадолго до своего бегства, Виктор Львович готовился к Гастингсу в спортлагере “Стайки” под Минском с Витей Купрейчиком. Памятуя, что ему урезали стипендию после первого матча с Карповым, я организовал в двух шагах от моего дома двойное выступление (около 100 руб. при его месячной стипендии в 170 руб.), попросив вместо двух сеансов выступить пооткровеннее. Корчного понесло, и он произвёл скорее негативное впечатление на априори своих поклонников. Один из них не выдержал и спросил, как можно так отзываться о Тале. “Злодей” попытался смягчить впечатление, но тут же произнёс: “У меня с ним счёт 5:5 – пять выиграл, остальные -ничьи. Я его насквозь вижу, он не успеет подумать, а я уже знаю о чём”. Любопытно, что в этот отрезок времени счёт был уже значительно больший, но ленинградец использовал талевскую же формулу из интервью сразу после первого матча с Ботвинником.

Продолжение следует

Купить книгу Теоретик, игрок, тренер в России

в Беларуси

Для Европы и Израиля связаться в Риге с книжным магазином Intelektuāla grāmata

Об авторе и вышедшей книге с 3.40 до 7.30 мин.

Опубликовано 08.01.2024, 13:05

Обновлено 12.01.2023, 11:13

Другие материалы автора:

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

Альберт Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут. Глазами секунданта

 

Борис Гулько. Кто виноват?

Так сложилось, что едва не полжизни я провёл в Америке. Поселился там во времена президентства Рональда Рейгана. Это были золотые дни в истории страны: и в экономике, и в идеологии, и в политике, и в престиже. Рейган, стоя перед Берлинской стеной, провозгласил: «Горбачёв, разрушь эту стену!». И стена, как в сказке «Тысячи и одной ночи», рухнула. Не сразу, но вскоре.

Гейне писал, что конец света он хотел бы встретить в Голландии. Там всё наступает на четверть века позже. Добавлю к тому, что для конца света не подходят США. Там всё слишком стремительно. Нечто изменилось в общественном сознании, и страна уже иная.

Скоро будет 5 лет, как я израильтянин. Когда читаю прессу об американской жизни, кажется, это не о той стране, которую я сравнительно недавно оставил. Хотя я немало писал о начале упадка, о нескончаемом «президентстве» Барака Обамы и подставной фигуре Байдена, о «революции Джорджа Флойда» со штурмовиками Антифы и БЛМ, о торжестве в идейном пространстве образовательной системы страны неомарксизма и его ублюдочного дитяти воукизма. Но нынешняя атмосфера еврейского погрома в университетских кампусах и даже в школах США, прохамасовские демонстрации на улицах американских городов представляются сценами горячечного бреда.

Роман евреев с Новым Светом начался ещё до заселения его европейцами, даже до его открытия. Предполагают, что поиски Колумбом новой земли объяснялись желанием его найти для своих соплеменников убежище от преследований в Европе. Команда одного из трёх колумбовых кораблей состояла целиком из евреев, и первым европейцем, ступившим на землю открытого континента, был еврей. Увы, территории Латинской Америки, которые заселили католики по открытому Колумбом пути, вскоре оказались под контролем враждебной нам инквизиции, последовавшей туда из изгнавших нас Испании с Португалией.

Дружелюбие к евреям ещё не рождённых Соединённых Штатов объясняется возникновением протестантизма. Переведя ТАНАХ с латыни на родные языки, протестанты прочли в нём об избранности евреев. Особо это тронуло тех английских протестантов, что решили повторить нашу историю – пересечь море и достичь «землю обетованную». На проекте государственной печати США, подготовленном тремя из отцов-основателей США Томасом Джефферсоном, Джоном Адамсом и Бенджамином Франклином, изображалось пересечение евреями Красного моря под водительством Моше. Впрочем, для печати этого оказалось многовато. Приняли другую.

Концептуально близки к евреям были масоны, присвоившие себе имя «бней Ноах» – потомки Ноя. Сейчас так называют себя те, кто избрал духовный путь следования законам иудаизма для неевреев. Масоны играли особо важную роль в создании американизма. Высокий ранг в их иерархии имели Вашингтон и Франклин.

С нежностью вспоминает о тех временах в недавней статье о нынешнем всплеске антисемитизма один из наиболее популярных современных обозревателей США Деннис Прегер. Его трёхчасовая радиопрограмма 5 дней в неделю движется по радиостанциям страны из Калифорнии, где он живёт, пересекая часовые пояса, к атлантическому побережью. Прегер рассуждает о времени создания США: «Основная причина, по которой американские евреи жили в самой дружественной к евреям стране в истории, заключалась в том, что большинство американцев были христианами. Однако здесь мы должны сделать ключевое различие. Американские христиане были не только христианами, как в Европе, но иудео-христианами… Почти все до одного отцы-основатели были юдофилами». Проиллюстрировал это Прегер отрывком из письма второго президента США Джона Адамса: «Евреи – самая славная нация, которая когда-либо населяла эту землю. Римляне и их империя были всего лишь безделушкой по сравнению с ними. Евреи дали религию трем четвертям земного шара и повлияли на дела человечества больше и счастливее, чем любая другая нация, древняя или современная… Я настаиваю на том, что евреи внесли больший вклад в цивилизацию людей, чем любой другой народ. Если бы я был атеистом и верил в слепую вечную судьбу, я все равно верил бы, что судьба предопределила евреям быть самым важным орудием цивилизации народов…»

Резко возросло еврейское население Штатов в результате волны еврейских погромов в Российской империи при её последних двух императорах. Около половины российских евреев в конце ХIХ и начале ХХ веков переселились за океан. Это породило появление в США антиеврейских сантиментов. Помимо традиционно негативного отношения к экономическим конкурентам – в бескрайней Америке с её огромными возможностями такие естественные чувства были значительно слабее, чем в Европе, играла роль идеологическая заряженность новых американцев. Многие прибывавшие евреи были социалистами, то есть противниками традиционных воззрений христиан, основы американизма. Вероятно, это послужило одной из причин введения в 1924 году строгих квот на приём в стране разных групп эмигрантов. Такие квоты сыграют трагичную роль, когда в период шоа путь к спасению в Америке окажется для европейских евреев предельно затруднён.

В мои первые годы в Америке, беседуя с пожилыми американскими евреями, я слышал неизменно: «В молодости я был коммунистом». Различалось только: сталинистом или троцкистом. Доклад Хрущёва 1956 года о культе Сталина по большому счёту завершил роман американских евреев с кондовым коммунизмом.

Но в нынешнем веке еврейское студенчество увлеклось иной идеологией, не менее зловредной, чем очаровывавший её дедов марксизм – неомарксизмом. В 2008 году журналисты Нью-Йорк Таймс с умилением рассказывали, как перед выборами президента молодые нью-йоркские евреи неслись во Флориду, в которую в поисках тепла переселяются на холодный сезон пожилые евреи, чтобы уговорить своих бабушек и дедушек проголосовать за прогрессивного Обаму. Участие в выборах в штате Нью-Йорк не судьбоносно, там либеральное население и так выберет демократа (было исключение, когда в 1980 году бездарный Картер умудрился проиграть Нью-Йорк республиканцу Рейгану). А Флорида в пору Обамы была одним из решающих исход выборов штатом. Флорида проголосовала в тот год за демократа. Хотя и без этого штата Обама победил бы.

Деннис Прегер пытается понять: почему американских евреев неожиданно настигла опасность? Откуда нынешний взрыв антисемитизма? Он рассуждает: «Со времен Второй мировой войны большинство американских евреев считали, что чем более светским является американское общество, тем более защищен их статус… Это может оказаться фатальной ошибкой. В связи со вспышкой беспрецедентного антисемитизма американские евреи живут в соответствии со знаменитым предупреждением: «Остерегайтесь того, чего вы желаете; вы можете это получить». А в интервью бывшему заместителю премьер-министра Австралии Джону Андерсону для его подкаста Прегер пояснил: «Я говорю это как еврей… Я не романтизирую христианство, когда говорю, что его смерть – это смерть Запада. Я болею за выживание христианства так же, как и вы, христиане».

Прегер обвиняет евреев в потере религиозности многими американскими христианами: «Оглянитесь вокруг, мои соотечественники-евреи. Довольны ли вы результатами секуляризации Америки? Чувствуете ли вы себя в большей безопасности? Или в меньшей?» Есть ли в дехристианизации Америки наша вина?

Евреи действительно играют непропорционально большую роль в идеологической жизни Америки: в журналистике, в кинопроизводстве, в преподавании гуманитарных наук. И неомарксизм с его враждой к иудео-христианской цивилизации и преклонением перед идеалами третьего мира, как ни отпирайся, занесён в Америку нами.

Антисемитизм и его современная форма анти-израилизм расползаются по Америке усилиями мусульман. Это они – основные участники многолюдных антиизраильских и прохамасовских шествий и митингов. И тут есть в чём упрекнуть евреев.

Когда 5 марта 2019 года президент Трамп подписал указ о мигрантах, запрещавший въезд в страну гражданам Сирии, Ирана, Судана, Ливии, Сомали и Йемена, в нью-йоркском аэропорту имени Кеннеди возник массовый митинг протеста. Туда ринулись евреи. В телерепортаже, снятом откуда-то сверху, было видно, как головы многих демонстрантов-мужчин венчали кипы. По доктрине неомарксизма необходимо бороться за деколонизацию, за права народов третьего мира, повышать их роль в современности. Вот мы и повысили.

За вопросом «кто виноват?» логически следует вопрос «что делать»? Ответ на него очевиден: бороться против неомарксизма. Эта зараза для Израиля ещё опаснее, чем для Америки.

Преподаватели общественных наук в Израиле не меньше индоктринируют этой идеологией своих питомцев, чем их коллеги в США. Но события здесь стремительно сопоставляют теорию с практикой. Нынешнее столкновение с ХАМАСом – горький пример тому.

74-летняя Нурит Пелед-Эльханан занимала должность профессора лингвистики в педагогическом колледже. Она, как часто бывает с левыми интеллектуалами Израиля – из заслуженной сионистской семьи. Её дед Авраам Каценельсон подписывал Декларацию независимости Израиля, отец Мати Пелед был генералом израильской армии, депутатом Кнессета от арабо-еврейской партии «Прогрессивный список за мир» (с кем готовился воевать этот генерал: с марсианами?). Профессор Пелед-Эльханан в «Фейсбуке» объяснила кровавую баню, устроенную евреям ХАМАСом 7 октября тем, что арабам «надоела оккупация». Студенты возмутились таким «сбалансированным» подходом. Администрация колледжа пыталась решить конфликт «строгим выговором» профессору, но протестующие добились её увольнения.

Трагичнее широко публикуемая ныне история сверстницы Пелед-Эльханан прогрессивной активистки Вивиан Сильвер, родом из Канады. Всю свою израильскую жизнь эта достойная леди боролась за интересы арабов, живущих в Земле Израиля. Она работала в американском «Новом Израильском фонде» (NIF), щедро субсидирующем антиеврейские акции в Израиле, была соучредителем проарабского «Арабо-еврейского центра равенства, расширения прав и возможностей и сотрудничества» (AJEEC), членом правления антиизраильской организации «Бецелем», шпионящей за еврейской активностью в Земле Израиля для антисемитских международных организаций. Вивиан Сильвер заявляла: «Меня особенно бесит, когда люди заявляют: “У нас нет партнера на другой стороне!” Я лично знаю очень много палестинцев, которые жаждут мира не меньше, чем мы».

Эта её вера проверялась, когда утром 7 октября толпы хамасников и простого арабского люда пришли в киббуц на границе с Газой, в котором жила активистка. Вивиан Сильвер не вышла навстречу арабам, чтобы напомнить им о привлекательности мира с евреями, а, как она сообщила сыну по телефону, спряталась в шкафу. Хамасники сожгли дом вместе со шкафом, в котором пряталась защитница их прав. Её останки опознали на основе анализа ДНК. Мученическая смерть идеалистки.

Трагедия «Чёрной субботы» для израильтян и нынешняя волна антисемитизма в США должны послужить для евреев обеих стран отрезвлением от пагубы неомарксизма, этого ученья разрушения и смерти цивилизации. У нас вместо того есть наша иудейская традиция.

 

Двухтомник «Поиски смыслов». 136 избранных эссе, написанных с 2015 по 2019 годы.

$40 в США, 100 шекелей в Израиле. Е-мейл для заказа: gmgulko@gmail.com

По этому же е-мейлу можно заказать и другие книги Бориса Гулько

***

Обсуждение ситуации с антисемитизмом спустя 2 мес. после атаки хамасовских головорезов  состоялось в Палате представителей американского Конгресса, куда были приглашены президенты крупнейших университетов: Гарвардского, Нью-Йоркского и Массачусетского технологического. Студенты-евреи подробно описали положение в кампусах, в которых они подверглись травле. Этому был посвящен сюжет (48:30 – 59:55) в итоговой программе Дождя сегодня 7 декабря. Ниже ряд снимков.

Белла Ингбер (Bella Ingber), студентка Нью-Йоркского университета

Джонатан Фриден (Jonathan Frieden), студент юридического факультета Гарварда

Талия Хан (Talia Khan), выпускница Массачусетского технологического университета

Республиканка, член Палаты представителей от Нью-Йорка Элиза Мари Стефаник (Elise Marie Stefanik)

Президент Гарвардского университета Claudine Gay

Опубликовано 07.12.2023  23:58

***

Профессор Йоси Шайн (Yossi Shain) специалист по международным отношениям Тель-Авивского и Джорlстаунского университетов об  антисемитизме в американских университетах/ По соощению агенства Reuters более 70 американских законодателей требуют увольнения ректоров трех ведущих университетов.

Добавлено 09.12.2023  13:04

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.4)

Предыдущие части 1, 2,

Продолжаю делиться своими воспоминаниями о шахматной жизни в Белоруссии

(чтоб увеличить шрифт на обратной стороне обложки, кликните на нее)

Четырехлетняя работа над книгой подошла к концу, она уже в типографии и можно сосредоточиться на событиях в республике, как правило, оставшихся за бортом, хотя что-то, бесспорно дублируется, особенно в этом фрагменте о периоде 1971-73гг.

В сентябре 1971 года я успешно дебютировал в финале 39-г-о чемпионата СССР.

Подробнее главу из книги можно прочитать на сайте e3e5

Партия Капенгут – Балашов, 39-й ч-т СССР, Ленинград 1971г. откладывается

Как награду за ч-т предложили сыграть в традиционном матче с второй в мире в то время сборной Югославии в Ереване, причём его формула оказалась экспериментальной. Женщины на этот раз сражались отдельно в другом городе. 6 мужских (с 2 запасными) и 3 юношеские доски играли 6 туров по шевенингенской системе. Не придумали ничего лучшего, чем черные и белые дни.

Для акклиматизации нас вызвали на несколько дней раньше. Запомнилась прогулка со Штейном, когда Лёня с энтузиазмом доказывал нерациональность фишеровской расстановки в Модерн-Бенони с ферзём на е7. К этому времени культ будущего чемпиона набрал силу, и было любопытно, как трехкратный чемпион страны не боится “ни бога, ни чёрта”. К слову, я был не согласен с ним, и через несколько месяцев применил эту идею против Т. Петросяна, а потом ещё и ещё. В «Chess Base magazine» #107 я с удивлением прочитал в комментариях турецкого гроссмейстера С. Аталыка про этот план: «…is called Kapengut Benoni for some reason».

Л.Штейн, стоит Ю.Николаевский. 39-й ч-т СССР, Ленинград 1971г.

В свободный день нас возили на высокогорную базу Спорткомитета СССР в Цахкадзоре, построенную к Олимпийским играм в Мехико в 1968 г. Опрометчиво я посулил нашим гостям хороший банкет, памятуя кавказское гостеприимство, но увы… Драголюб Минич на обратном пути не выдержал: ”Я пьян, я пьян от этой кислой воды…” Жуткое впечатление у меня осталось от печей для экстренной сгонки веса. Внутри перед дверцей топки типа русской печи маленькая ступенька для рук и головы. Меня ещё долго преследовали ночные кошмары, как будто я лежу внутри.

Жили мы в гостинице “Ани”. Один шеф-повар обожал шахматы, и нас встречали как королей, а другому было наплевать, и его отношение передавалось официантам. После тура мы ужинали глубоким вечером, выбор был ограниченным, и Керес заказал глазунью, попросив для нее ложечку. Тот благополучно забыл, а нам не с руки было начинать кушать без него. В конце концов мы все-таки съели что-то, а ПП все ждал ложечку.

В партии с чемпионом мира среди юношей 1961 г. Бруно Пармой я применил интересную новинку, подготовленную ещё к прошедшему первенству страны, однако в какой-то момент сыграл неточно, и он сумел уравнять. Через полгода я поймал на эту идею Тукмакова и выиграл важную встречу для выхода в следующий чемпионат Союза

В №47 «64» за 1971 г. Айвар Гипслис написал: «Весь вечер зрители с большим вниманием следили за острой схваткой Марович – Капенгут. Уже в дебюте советский мастер пожертвовал две фигуры. Но в какой-то момент Капенгут сыграл не самым энергичным образом и упорной защитой белым удалось отразить грозный натиск…»

Немного об одной из своих лучших новинок.

В преддверии командного чемпионата СССР 1969 года в Грозном я организовал двухнедельный сбор под Минском, где в гордом одиночестве вникал в тонкости системы фианкетто Модерн Бенони. По количеству найденных идей эта вылазка стала «болдинской» осенью, естественно, моего масштаба. На базе привезенной со сбора тетради с анализом новых идей я решил подготовить статью, которая чуть позже была напечатана в «Шахматном бюллетене» № 7 за 1971 г., где я указывал эту возможность. Обычно в своих статьях я к каждой рассматриваемой партии только давал оценку и рекомендацию, но здесь попробовал также наметить пути развития инициативы за черных. Но, хотя на сборе я разработал вариант досконально, мне было жалко публиковать его, и я ограничился общей фразой: «Возможно, игру черных в какой-то момент можно усилить» – правду, только правду, но… не всю правду! Это постоянная проблема для активных игроков: что-то нужно оставлять… на потом.

Напряженнейшая партия была отложена. Я просил помочь с анализом официального тренера нашей команды Славу Осноса, но он объяснил, что в его обязанности входит только помощь Корчному. Через несколько лет мы жили в одном номере, и я мог оценить его остроумие. Например, по поводу присвоения звания «заслуженный тренер РСФСР» после их расставания он заметил: «Алименты на Корчного». Перед партией с Наной Александрией он, теряясь перед интересной женщиной, свел подготовку к просмотру в зеркале разных вариантов одежды. Окончательно разозлившись на себя за это: «Разрядился, как петух», он так и не мог сконцентрироваться и проиграл.

В итоге я анализировал с нашей молодежью – Белявским и Аршаком Петросяном, игравшими на юношеских досках. Саша нашел этюдное решение, к сожалению, за моего соперника.

После официального заключительного банкета в ресторане часть народа поднялась к югославам в люкс. Я практически не пил, но мне было интересно пообщаться с корифеями в неформальной обстановке. Матанович предложил сотрудничество с “Информатором”, а потом поинтересовался, почему закрывают “Шахматную Москву”. Я рассказал версию об обзоре выступления чемпиона мира перед дипломатами, когда Спасский заметил: “Советский рынок пуст, поэтому наши гроссмейстеры предпочитают ездить за рубеж”. Возможно, цензор подумал о нехватке турниров, но, конечно, нашлись доброжелатели, обратившие внимание соответствующих органов. Я прокомментировал, что, может, и не стоило “дразнить гусей”. Тут же сидевший рядом, казалось, отключившийся Корчной неожиданно встрепенулся и высказал глубокую мысль: “Ты не прав. В наше время каждый должен фрондировать, насколько может себе позволить. Иначе быстро закрутят гайки”. Спустя полвека, подготавливая рукопись к печати, я узнал, что причиной послужило письмо в ЦК Тиграна Петросяна.

В начале 1972 года я увлекся идеей шахматного кинолектория. С письмом от Федерации я договорился с директором кинотеатра «Новости дня» на ул. Энгельса о показе заказанных им в Госфильмофонде лент о матчах Ботвинника, «Вечно второй» о Кересе, «Большие сражения на маленькой доске» – о недавно прошедшем чемпионате СССР в Ленинграде. Гвоздем программы стала одна из новелл фильма «Семь шагов за горизонт», где Таль дает сеанс вслепую. Условием директора был выкуп всех мест в зале на 4 вечера, естественно, за мой счет. Пришлось развернуть бурную активность, обзвонить массу народа, в результате на руках осталась лишь незначительная часть билетов. Мне обеспечили микрофон и по ходу просмотра я кое-что комментировал, вызывая дополнительный интерес, особенно, когда моя физиономия мелькала на экране.

Михаил Таль в научно-популярном фильме “7 шагов за горизонт” (Киевнаучфльм, 1968 г.)

Конечно, эта свистопляска на пару недель оторвала меня от подготовки. В 1972 г. в преддверии Всесоюзной шахматной Олимпиады в Вильнюсе проходил традиционный матч-турнир столиц Прибалтики и Белоруссии. Рига приехала основной сборной республики без А. Гипслиса. Когда мы встретились в первый день до жеребьёвки, Таль был в гриме прямо с Ленфильма, где пробовался на роль главного героя в фильм “Гроссмейстер”. Регламент был жёсткий, партии доигрывались с перерывом в пару часов.  При встрече он предложил ничью любым цветом в случае, если жребий сведёт нас в этот вечер, но подчеркнул, что речь идёт только о дне приезда. После откладывания мы пошли покушать, но в одном из лучших вильнюсских ресторанов для нас не нашлось мест. Мы попросили Микенаса позвонить, после чего нас накормили.

Миша, привыкший к своей исключительности, всегда очень болезненно воспринимал подобные моменты, они выбивали его из колеи, внутренняя реакция на такие ситуации зашкаливала. Вот и сейчас в очередной раз любимец миллионов меня поразил – он не мог вспомнить позицию с Микенасом, отложенную два часа назад! Но не всегда же в борьбе за возврат трона его будут окружать тепличные условия!

В последнем туре победитель матч-турнира определялся во встрече Латвия – Белоруссия. Я играл белыми с Талем. За два года моей службы в армии в Риге, куда я был переведён приказом министра обороны, мы сыграли, я предполагаю, несколько тысяч партий в блиц. Ещё после предыдущей встречи в 39-м чемпионате страны, где его первый ход был 1.g3, Миша сказал, что не хотел встревать со мной в теоретическую дискуссию. Сейчас выбор старинного варианта Рио-де-Жанейро говорит о том же. Тем ни менее мне нравилась моя позиция. Примерно в этот момент я перекинулся парой слов со своим приятелем по двухлетнему пребыванию в Риге Толиком Шмитом, игравшим рядом на второй доске, и выразил недоумение Мишиным выбором дебюта. Тот прокомментировал слова экс-чемпиона мира на собрании команды о том, что, если матч будет складываться хорошо, он сделает ничью, и посоветовал не упускать шансы. После 18 ходов я сыграл

 

19.Nf6+!? Трудно удержаться, чтобы не дать такой шах Талю, однако, поразмыслив в этой позиции через ход, я понял, что ради «красного словца» – эффектного хода – продешевил, забрав качество. (Впрочем, это я перенял у своего оппонента, иногда злоупотреблявшего «красотой»). Сейчас не так просто наметить план. В лагере чёрных нет заметных слабостей, поэтому сначала надо разменять тяжёлые фигуры, чтобы активизировать короля. Но это не так просто сделать.

Когда-то, по-моему, на 39-м чемпионате СССР, после успешного старта, кто-то из журналистов спросил меня, в чем разница между сильным мастером-финалистом и гроссмейстером. Немного задумавшись, я ответил, что в отдельных компонентах он может не уступать, но привел пример – позиционная жертва качества. Безусловно, мастер понимает рациональность подобного решения, но в нем сидит неуверенность в своей технике для дальнейшего поддержания равновесия. (Естественно, речь идет о начале 70-х, когда число гроссов только перевалило за двадцатку.) Однако и титулованным не просто в течение длительного времени поддерживать баланс. Все же, к 60-му ходу мне удалось реализовать материальный перевес. Как следствие, белорусская команда обогнала латвийскую, а в турнире первых досок я оторвался на 2 очка из трёх партий.

Когда я рассказал об этом своему другу, автору книги «Математика на шахматной доске» Жене Гику, он тиснул на одном из сайтов этот эпизод как задачку, но для «красного словца» заменил Микенаса и Лудольфа на Кереса и Штейна, вызвав нездоровую дискуссию.

Через месяц на Всесоюзной олимпиаде Миша отреваншировался в решающем матче  полуфинала и мы не попали в первый финал. По сравнении с предыдущим командным турниром наш состав сильно омолодился. Из ветеранов остались только Вересов, в качестве запасного сыгравший только одну партию, и Ройзман на 7-й доске.

Первой напряжённой встречей в Москве стала острейшая партия с Петросяном, завершившаяся вничью. Тигран был очень расстроен, но, когда я имел глупость показать при зрителях выигрыш после 28. Nd3!! (он не видел этого хода), то по-настоящему разозлился. Если раньше при встрече мы мило улыбались и обменивались рукопожатием, то после этого он старался меня не замечать, а в крайнем случае сухо кивал. Но, поскольку мы через 2 года играли вместе за «Спартак», прежние отношения восстановились.

Запись партии Тиграном Петросяном. Видно, как он нервничал в конце

Январёв в своей книге писал: “Что и говорить, обидная ничья, но, как ни странно, она сыграла в творческой судьбе Петросяна положительную роль. После того, как в 1969 году его многолетнее сотрудничество с Болеславским прекратилось, Петросян как действующий гроссмейстер нуждался в обновлении дебютного репертуара, в притоке свежих идей. Именно партия с Капенгутом (прямо Петросян об этом не говорил, но упоминал 1972 год) послужила толчком к такому обновлению.”

Во втором финале запомнилась партия с Кересом. В какой-то момент я пожертвовал пешку, но Пауль Петрович прошёл мимо сильнейшего продолжения, и игра выровнялась. Я предложил ничью, он принял. Начали смотреть, лидер эстонской команды предположил, что в заключительной позиции у него получше. Я возразил: “Если бы я хоть на секунду предположил, что у меня похуже, я никогда не посмел бы предложить Вам ничью”. Он мило улыбнулся и согласился с моей оценкой.

Я не оставил себе копию, не сомневаясь, что она появится в бюллетене, но неожиданно редакция пропустила партию лидеров. Спустя несколько лет уговорил своего приятеля Иво Нея поискать её в архиве Кереса. В 1990 г. в Литве Гельфанд готовился к матчу претендентов с Николичем. Саша Хузман попросил посмотреть эту партию и с удивлением обнаружил, что моя идея осталась новинкой 18 лет спустя.

Повеселю читателей забавным эпизодом. В тот день я играл с Борисенко на отдалении от главного финала, где Гуфельд применил с Полугаевским мою разработку, но комизм ситуации был в том, что они оба не слишком хорошо помнили эталон.

Еще в 1961 году, когда я увидел новинку Левы в партии со Штейном, в голову пришла любопытная жертва пешки. Самое забавное, пролежавшая 7 лет идея пригодилась во встрече с учителем: мой тренер включил анализ нашей партии в монографию, изданную в ГДР. Через несколько лет я в очередной раз поймал на вариант своего приятеля Володю Тукмакова, не читавшего свежую работу мэтра. Как сказал мне Ясер Сейраван: «Гроссмейстеры книг не читают, они их только пишут!». Полугаевский в статье “Жаркие дни в Ростове” в №11 спецвыпуска ЦШК “Международные встречи” на стр.14-15 подробно остановился на дебюте этой встречи и, разочарованный, написал после 22-х ходов “… и здесь соперники неожиданно согласились на ничью, что, откровенно говоря, не делает им особой чести”. (Последний ход я сделал не лучший и предложил ничью, а Володе стоило нервов понимание, что очередной раз влетел на мою разработку).

В те времена еще не считались зазорным разговоры во время тура и вот, подбегает, запыхавшись, наш толстяк и сходу: “Какой порядок ходов был у тебя с Тукмаком?” Поскольку он всегда оставлял для меня повод сердиться на него, я не торопился отвечать и процедил один ход. На горизонте показался Полугаевский, и Эдик помчался за доску. Лева начал издалека: “ Знаешь, Алик, я погорячился, когда писал статью. Ты извини! А что у тебя дальше было?” Замаячила фигура Гуфельда, и лидер команды России отправился восвояси. Эти забеги продолжались ещё пару ходов – я получил удовольствие от таких мизансцен.

Ещё эпизод. Мы жили в гостинице “Останкино”. За несколько часов до последнего тура, в котором Белоруссия встречалась с Арменией, ко мне в местном ресторане подошел Карен Григорян и начал жаловаться, что у него не осталось денег на дорогу домой. Я отдал ему оставшиеся талоны на питание. Он тут же предложил ничью без игры сидевшему вблизи Купрейчику и на одолженные “на дорогу” заказал водку. Виктор последовал его примеру. Перед началом тура мы с Ваганяном уже сидели за своим столиком и услышали, как подошедший Карен, снимая пиджак, громко произнес: “Никаких ничьих”. Я подумал, что Григорян маскирует свои намерения перед командой, и был шокирован, когда он разгромил “не вязавшего лыка” белоруса. В результате мы проиграли матч и отстали на пол-очка от Эстонии, выигравшей второй финал. Лучше всех в команде сыграли Юферов (5-я доска, 6,5 из 8) и Костина (1-я девичья, 6 и 8).

Через несколько лет на первой лиге чемпионата СССР, где было запрещено соглашение на ничью до 30-го хода, Рашковский в цейтноте Клована предлагает ничью, но нужно сделать кучу ходов. “Как?” – шепчет на сцене тот. Нёма диктует. “А может, так?”. “Ян, я же не Карен!” Тут же последовал предложенный Нёмой вариант.

После шахматной Олимпиады СССР раздался звонок гос. тренера гроссмейстера Антошина, предлагающего заменить утверждённый для меня в плане спорткомитета страны за попадание в десятку на ч-те турнир в Нови-Саде на Кечкемет (Венгрия). В то время Югославия по оформлению была приравнена к капстранам, да и призы были соответствующими. Он дал понять: если документы на осеннюю поездку не будут готовы, то я останусь «на бобах». Худшие опасения косвенным образом подтвердились. Мне предоставили место в специализированной туристической группе на Олимпиаду в Скопле осенью, однако выезд «зарубили». Я понял – «Доктор Живаго» закрыл кап. страны надолго. Только в разгар перестройки я сумел опять посещать их.

Вторым участником от нашей страны оказался Суэтин, сразу предложивший перемирие на время турнира, хотя я и не считал себя в состоянии войны с ним. Он, очевидно, имел в виду период моего возвращения из армии, когда он, в качестве председателя республиканской федерации, возможно, опасаясь потенциальной конкуренции, старался представлять меня в глазах начальства в чёрном свете. Я поставил себе программу-минимум – выполнить норму международного мастера, однако это очень сковывало, я не мог максимально сконцентрироваться, не был приспособлен играть с оглядкой, что иногда приводило к легкомысленным решениям. На банкете после закрытия молоденькая девушка-демонстратор подошла и, тщательно выговаривая слова, произнесла: “Мой папа – советский офицер”. Холодный душ – напоминание о событиях 1956 года.

В августе в Одессе в полуфинале очередного зонального чемпионата СССР безусловным фаворитом был Штейн, однако приехавшая к отцу Женя Авербах спутала все карты, и Лёня даже не попал в финал, правда, место в межзональном было гарантировано. Жить ему оставалось меньше года и, как мне говорил Миша Таль, она последней видела блестящего шахматиста живым.

Турнир проходил в шахматном клубе, возглавляемом Эдуардом Валентиновичем Пейхелем, колоритнейшей фигурой, о котором я был наслышан ещё со времён студенческих олимпиад от Ромы Пельца. Когда там же я был тренером Альбурта на международном турнире 1976 г. и требовалось решить какой-то вопрос, Лёва нервничал, объясняя, что он не может зайти в кабинет директора с пустыми руками.

Незадолго до конца полуфинала я увидел его в действии. Мой приятель Марик Дворецкий попросил помочь с анализом тяжелой отложенной против Тукмакова, сохраняющего шансы на выход, и я нашёл интересную идею с реальными шансами на спасение. Обрадованный Марик пошёл на пляж, и там его обокрали. Он обратился за помощью к Пейхелю, а при доигрывании не избрал найденный план. На мой вопрос, почему он не использовал анализ, смущенно ответил: “У тебя же всё равно лучший коэффициент и попадаешь в финал в любом случае”. В итоге Володя зацепился за выходящее место с худшим Бергером, и Федерация допустила его в чемпионат страны, откуда Тукмаков вышел в межзональный. Интересно, что ни один из квартета гроссмейстеров нашего полуфинала не прошёл отбор.

40-й зональный чемпионат СССР в конце 1972 г. в Баку был организован безобразно, даже не печатался бюллетень. После критики в центральной прессе слегка подсластили пилюлю, раздав участникам растворимый кофе, но и здесь “восточное гостеприимство” было на уровне Оруэлла – все равны, но гроссмейстеры равнее, а наиболее титулованные ещё круче. У Володи Савона появилась шутка:” Ты двухбаночный или трёхбаночный?”

Победитель 39-го ч-та СССР В.Савон и призер М.Таль, Ленинград 1971г. На 40-м ч-те они поменялись местами.

После первого тура я возвращался в гостиницу в приподнятом настроении – оценка отложенной с Альбуртом радовала. За несколько ходов до контроля, пожертвовав пешку, я соорудил капкан для ферзя. Болеславский, сумевший ради меня вырваться на чемпионат от подготовки очередных переизданий своих дебютных монографий для ГДР, разделял оценку отложенной. Успокоенный результатом анализа, я уже собирался лечь спать, но тут ИЕ обнаружил парадоксальную возможность за белых. Посмотрели ещё, и мне стало не до сна. Любопытно, что Лёва и его тренер Игорь Платонов считали, что ничью должны делать чёрные. Однако жертва пешки была правильной, а ошибся я контрольным ходом. Весь анализ напечатан в “Шахматы в СССР” 1973 г., №2. Почти полвека спустя, рассказывая об этом, я включил модуль и, на глубине 48 полуходов, его оценка –5.18.

В первом ряду: А.Капенгут, Л.Альбурт, Е.Убилава, во втором: Г.Кузьмин и Е.Свешников. Одесса 1968г.

В следующей встрече с Зильберштейном прошёл дополнительную проверку вариант в системе Найдорфа, где незадолго до этого Спасский победил Фишера в матче на первенство мира. Детальный анализ нашей игры опубликовал Леонид Александрович Шамкович в статье “Жертвы, жертвы…”, “Шахматы в СССР” 1973 №3 стр. 3-6. В превосходно проведенной партии последним ходом я подставил ладью. Таль подошёл со словами: «Если во втором туре такое, то что дальше!?» Пришлось признаться Мише, что месяц назад похоронил мать и было не до шахмат. Вик. Васильев в «64» №47 за 1972 год написал: «А вот Капенгут допустил ошибку трагичную. Подставив в лучшей позиции ладью в партии с Зильберштейном, он прошёл в комнату участников и буквально свалился в кресло, выронив из рук книгу. Поднять её у него уже не было сил. Да, и в шахматах случается забивать мяч в свои ворота, и можно понять, каких страданий стоят такие ошибки…». В итоге вместо двух заслуженных побед досталось лишь пол-очка. После такого начала мне уже было трудно оправиться.

 М.Цейтлин, А.Капенгут, Л.Шамкович

В свободный день Тукмаков позвал Разуваева и меня в нелегальный ресторан. Его тёща лечила, если мне не изменяет память, сына владельца. Тот, безусловно, хотел нас угостить, но Володя чётко предупредил, что мы рассчитываемся сами. Забавно было смотреть на официанта, который не понимал, какие цены он должен называть гостям хозяина за браконьерскую осетрину на вертеле. Мой старый приятель Володя Багиров хмыкнул насчёт клички этого места – “Сортирный”.

После 8 туров единоличным лидером стал Васюков, но тут появился свежий “64” №48, где Вик. Васильев спрашивает его: “Скажите, почему вы часто расходитесь с партнёрами в оценке?” Он ответил: ”Может быть, потому, что я глубже оцениваю позицию”. Это интервью буквально взвинтило будущих партнёров, и Женя окончил турнир со скромным +2. Беглый анализ его результата поражает воображение – 9 из 10 белыми и только 2,5 из 11 другим цветом, причём 8 отложенных по ходу турнира, одна из них дважды.

Другим героем первенства стал чемпион страны среди юношей 1965 г. Миша Мухин. В 15-м туре в жутком цейтноте с Зильберштейном они отшлёпали, не считая, больше ходов, чем требовалось. Бдительный судья мастер Алик Шахтахтинский заметил, что флажок у Валеры упал, когда он делал 40-й ход, однако бакинец не успел их остановить. Позже за кулисами я случайно услышал, как главный судья Борис Баранов распекал подопечного за «несвоевременное» свидетельство, повлиявшее на турнирную гонку.

К сожалению, из-за двух, скажем так, сомнительных партий в последнем туре, алмаатинец не попал сразу в межзональный турнир, а матч-турнир он проиграл. Через несколько лет Миша умер молодым, так и не реализовав свой потенциал. 

Записывая грустные строки и оглядываясь на это, понимаешь, что мне ещё повезло. Казалось бы, рядовое событие, о котором сейчас расскажу, перевернуло мою жизнь, как я понял это лишь спустя несколько лет.

Весной 1973 г. в Москве собрали совещание тренеров высшей квалификации. Приехали и мы с ИЕ. Собрали весь цвет. Помню Кобленца, Эстрина, Ватникова, Столяра, одним словом, несколько десятков корифеев. Я не собирался выступать, но по ходу набросал несколько тезисов и за 10 минут выпалил их.

Начало 70-х

Сначала привлёк всеобщее внимание, заявив, что центр теоретической мысли перемещается на Запад. Помимо “Schach Archive”, с 1965 г. начал выходить в Белграде “Informant”, а с 1972 г. в Ноттингеме “The Chess Player”, и наши ведущие игроки предпочитают печататься там. Я предложил наладить обмен информацией внутри страны. Для этого обязать всех участников зарубежных турниров сдавать на пару дней для копирования турнирные бюллетени с партиями, распространяемые затем среди членов сборной. Начать работу над картотекой, используя опыт Латвии и Эстонии. Особое внимание призвал уделять рейтингу, в то время ещё не имевшему официального статуса, но уже несколько лет печатавшегося в Европе, спрогнозировав отставание, если не заниматься этим всерьёз.

Надо заметить, что кое-что из предложенного было реализовано, однако лишь спустя много лет. Верочка Стернина трудилась над картотекой. В середине 80-х стали ксерокопировать бюллетени. Однако я посягнул на святая святых: ведь реализация рейтинговой иерархии сужает возможности начальства “казнить или миловать” – распределять поездки!

Не случайно, после скорого введения рейтинга в документы ФИДЕ количество турниров для обсчёта не превышало 8, установленного международной федерацией бесплатного лимита, рационального для небольших стран, но не для лидера мировых шахмат. Наши чиновники этим виртуозно пользовались, сделав лимит священной коровой. Можно только догадываться, по какому принципу они отбирали эти турниры. Эдик Гуфельд мне как-то рассказывал, как, заинтересовав гостренера, ответственного за подачу материалов в ФИДЕ, удалось избавиться от обсчёта турнира, где он сыграл неудачно.

Перед полуфиналом очередного первенства страны во Львове я принял предложение двоюродного брата провести сбор в Нальчике. Он защитил докторскую в 30 лет и возглавлял отделение биофизики в БГУ. Когда ректор университета разогнал кафедру ядерной физики, профессор Габрилович не мог найти работу в Белоруссии и пришлось переехать на Северный Кавказ завкафедрой микробиологии и деканом медицинского факультета. В дальнейшем Изя стал членом-корреспондентом АМН. Попутно он поигрывал в шахматы, выполнил КМС и долгие годы возглавлял Кабардино-Балкарскую федерацию. Брат боготворил Болеславского и поселил нас у себя дома.

Член-корреспондент АМН. Председатель Кабардино-Балкарской федерации шахмат И. Габрилович

Как-то я ему пожаловался, что уже 5 лет отравляет жизнь постоянная усталость глаз, особенно во время турниров. Началось это во время Спартакиады профсоюзов 1969 года в Ленинграде, когда в полуфинале мне удалось обогнать Корчного. Врачи ничего не находили, кроме конъюнктивита, и всё сваливали на последствия армейского сотрясения мозга. Когда во Львове “сверление изнутри” вернулось, я не нашёл ничего умнее, чем заказывать капли с антибиотиком, которые довели меня до гноя из глаз. О нормальной игре не могло быть и речи.

Впоследствии я старался перед туром вести щадящий образ жизни, оберегал глаза от нагрузки как мог, но ничего не помогало. Схожие проблемы были у Юры Разуваева. Он пытался делать примочки из спитого чая. Настоящую причину я узнал только в 1982 г. в Сочи, где аспирантка, по-моему, Альбина Шумская, меряла кровоснабжение мозга членов сборной СССР, причём, в отличие от обычных реоэнцефалограмм по 4 точкам, она, по рекомендации своего руководителя-академика, меряла по 22! Популярно она объяснила, что по трем участкам, ответственным за зрение, ток крови значительно ниже нормы, а по четвертому получше, не всё равно недостаточно. Как с этим бороться, наша исследовательница не знала.  Хотя турнир я завалил, несколько хороших партий удалось сыграть.

Небольшой международный турнир в Люблине достался мне по плану республики, хотя подразумевался финал чемпионата страны. Так в Москве убивали двух зайцев, отчитавшись по двум линиям, выкраивая в распоряжение руководства лишнюю поездку для «своих». Проводили соревнования местные власти, но советские участники приезжали как гости Польской федерации – это вызывало различные недоразумения по дороге туда и обратно. Как-то по дороге в гостиницу с тура зашла речь о Цукерторте, родившимся здесь. Я слушал одним ухом и вдруг чисто рефлекторно напрягся, услышав: “Нет, он не был жидом, его отец был пастором“ (он крестился), однако тон и контекст исключали оскорбление. Будущий гроссмейстер Ян Плахетка ужасно разволновался, когда я напомнил о наших разговорах в 1968 г. о “социализме с человеческим лицом“. В Чехословакии так же, как и у нас, стали бояться за разрешение на выезд.

Случайно в Варшаве по пути домой я встретил их руководителя мастера Стефана Витковского с Мариком Дворецким. За обедом в русском ресторане “Тройка” в высотном здании Дворца культуры – подарке Сталина полякам, мне предложили поехать с Мариком в Поляница-Здруй – более респектабельный турнир, где можно было выполнить ещё один балл международного мастера, хотя достаточно и двух. Конечно, надо было ехать! Моего паспорта с визой для этого хватало. Но я знал, что вскоре будет конгресс ФИДЕ и боялся трудностей с предварительной, по-моему, за месяц, отправкой моего классификационного представления на конгресс. Конечно, можно привезти непосредственно на заседания, но для этого нужна добрая воля советского шахматного руководства, в наличии которой я сомневался.

 Дворец Культуры в Варшаве

Тем не менее, в опубликованных в “Советском Спорте” материалах конгресса, моя фамилия не значилась. Я тут же отправился в Москву. Председатель федерации Авербах, вроде бы хорошо ко мне относившийся после частых совместных прогулок по паркам Львова, констатировал лишь своё отсутствие на конгрессе, намекнул на незначительную роль и отправил к Батуринскому. Тот, в свою очередь, мямлил о приезде туда уже после рассмотрения классификационных вопросов и рекомендовал поговорить с Родионовым, представляющим там Союз.

Спустя полвека. А.Капенгут и Ю.Авербах. Флорида 2008г.

“Не солоно хлебавши”, я вернулся в Минск и попросил инструктора Спорткомитета БССР Евгению Георгиевну Зоткову отправить официальный запрос, оставшийся безответным. После повторного ей позвонили и рекомендовали больше не делать это. Я отправил документы в ФИДЕ заказным письмом с уведомлением о вручении. Через год после заявления о розыске мне выплатили компенсацию за “утерянное” письмо 11 руб. 76 коп. Написал также и Стефану Витковскому, но ответа не получил.

Осознание случившегося привело к мучительной боли изнутри, которую не удавалось погасить. Чтобы облегчить своё состояние, я твердил себе о месте евреев в этой стране, “всяк сверчок знай свой шесток”, и прочие банальные истины, но не отпускало. Я начал ломать в себе честолюбивые планы, подпитывающимися десятилетними успехами. Только, когда я сломал стержень уверенности в себе, стало полегче, но какой ценой… Я не мог мобилизовать себя за доской, а главное, исчезла способность максимальной концентрации, что я почувствовал, с треском завалив чемпионат республики, ранее выглядевший лёгкой прогулкой. Через десятые руки до меня дошло, что Батуринский распорядился выкинуть мои документы. Оказавшись на одном из туров Высшей лиги и разговаривая с друзьями в привилегированных местах, я встречал умоляющие взгляды администратора турнира Бори Рабкина, просившего меня уйти. Он прекрасно ко мне относился, но я увидел момент очередной взбучки ему от Батуринского, и до меня дошло.

Я не могу утверждать наверняка, но построил гипотезу, что на мое выступление на совещании, никак не затрагивающее директора ЦШК лично, кто-то обратил внимание, и, возможно, полковнику-прокурору пришлось оправдываться, за что и невзлюбил меня. Вряд ли это было указание КГБ. Учитывая мой характер, стоп-сигнал на дальних подступах к элите обошёлся ему малой кровью. Последующие остановки нежелательных талантов шли уже по проторенным тропам.

В книге «Профессия – шахматист» В. Тукмаков пишет о первенстве страны среди молодых мастеров 1970 года: «…у большинства спортивная карьера состоялась. Назову только имена будущих известных гроссмейстеров: Альбурт, Ваганян, Гулько, Джинджихашвили, Купрейчик, Разуваев, Романишин, Свешников, Тукмаков. Имена Дворецкого, Капенгута, Подгайца, почему-то гроссмейстерами не ставших, тоже хорошо известны.» Уверен, что автору этих строк прекрасно известно, почему!

Продолжение следует

Опубликовано 01.10.2023  12:49

Обновлено 02.10.2023  19:52

Другие материалы автора:

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

Альберт Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут. Глазами секунданта

 

***

Вышла книга А. Капенгут “Теоретик, игрок, тренер” Цена: 1200 руб.

Количество страниц: 496

30.10.2023  17:29

P.S.

От редактора belisrael

Подробно о партии с Талем из традиционного матч-турнира столиц Прибалтики и Белоруссии, проходившего в 1972 в Вильнюсе, автор рассказал в материале Победа над Талем, опубликованом на сайте 28 января 2024

 

Альберт Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут, международный мастер

 

Заслуженный тренер Белорусской ССР готовит к публикации автобиографическую книгу. Предлагаем вашему вниманию сокращенный вариант главы, посвященной  Всемирным  студенческим  олимпиадам  1964–1966  гг. О последующих олимпиадах и первенствах СССР среди молодых мастеров с участием автора рассказывается в других главах.

 

1964 г. под Москвой был организован закрытый отборочный турнир в студенческую сборную страны. В 1954 г. ФИДЕ договорилась с Всемирным союзом студентов о проведении Всемирных студенческих олимпиад с ограничением возраста до 26 лет. Лишь в 1977 г. из-за прекращения финансирования было принято решение заменить их на командные чемпионаты мира среди молодежи. Как правило, сборная СССР была первой, однако в 1960 г. у себя дома, в Ленинграде, команда с Б. Спасским во главе уступила американцам. Еще хуже наши сыграли в предыдущий год, заняв лишь четвертое место.

Отступать было некуда, и федерация назначила старшим тренером Игоря Захаровича Бондаревского, гроссмейстера с суровым характером. Вторым тренером был приглашён вышедший из возраста Володя Багиров. Костяк сборной был ясен из предыдущих составов – Гера Ходос, Володя Савон и Эдик Мнацаканян. По итогам турнира были определены оставшиеся – Гена Аношин, Рома Пельц и я.

Сразу после отбора начался тренировочный сбор, к которому примкнул Боря Спасский, под крыло Бондаревского, готовясь к зональному турниру. Среди прочего мы спросили у него, какую систему сицилианской защиты он может рекомендовать. Его ответ нас поразил: «Ребята, изучайте шевенинген, ибо сейчас ольшинство попыток белых получить перевес в различных схемах сводится к позициям типа этих. Поэтому у него большое бу- дущее». В начале 60-х шевенинген почти не играли, он считался слишком пассивной системой. Тогда не было загородных олимпийских центров подготовки, и за «манну небесную» шли места типа дома отдыха «Баковка», который сейчас, я думаю, в городской черте Москвы. Аношин и я еще не были за границей, и нам предстояло  собеседование в 10-м подъезде ЦК КПСС, обязательное для всех выезжающих впервые.

Незадолго до этого мы посмотрели глупый фильм, где девчонка из глубинки, выиграв в лотерею шубу, предпочла взамен поездку в Москву. Особенно раздражал эпизод после прилета, когда вместо гигантской очереди на такси попросилась в машину к генералу, а оказалось – к маршалу. Бодро добравшись до станции, мы с ужасом обнаружили, что в этот день не оказалось запланированной электрички и мы безнадежно опаздываем. Выбежали на автотрассу и стали голосовать. Несколько машин проехало мимо, но одна, с занавесками, остановилась. Мы сели и обомлели, увидев погоны адмирала флота Сергея Георгиевича Горшкова, который мило начал нас расспрашивать: чувствовалась нехватка посторонних контактов.

В 1964 году малая олимпиада проходила в Краковском университете, которому исполнилось 600 лет. Заодно отмечали 1000 лет Польши и 20 – коммунистическому правительству. Нам предстояла трудная конкуренция с прошлогодним победителем – титулованной командой Чехословакии. Широко известные в шахматном мире Горт и Кавалек стали гроссмейстерами уже на следующий год, Янса и Смейкал – позднее, все не раз играли потом в межзональных турнирах, а их лидер и в претендентском цикле.

Ветераны вспоминали предыдущие баталии. Очень красочно Багиров описывал матч с монголами, которые для него были на одно лицо, и ему казалось, что они меняются. Тут его  осенило – он предложил расстановку, впоследствии названную нами монгольским вариантом. Суть его в ударном тандеме белоцветчиков – Ходоса и Мнацаканяна. Для этого на первую доску черными выпускали защитника Пельца. Конечно, хотя это и было в рамках правил, выглядело не совсем этично. Однако благодаря такой хитрости мы сумели выиграть олимпиаду, а Рома по дороге обыграл будущего секунданта Фишера – гроссмейстера Ломбарди. Выходной день посвятили поездке в Освенцим. Впечатление жуткое. До сих пор перед глазами тысячи спутанных в гигантские клубки проволочных оправ. У Багирова на глазах слёзы. Тяжелее всего было немецкой команде, на которую все смотрели соответствующе.

Матч с Болгарией. Сидят Радулов, Ходос, Савон, Мнацаканян, Капенгут. Стоит 4-й справа Пельц

Дисциплина была строжайшая. Как-то наша переводчица пригласила меня погулять. Так ребята не пустили, сказав, что им наплевать, если я попадусь, но тогда житья вообще не будет. Вечером мы сидим на скамейках возле нашего подъезда, проходит мимо будущий пастор Ломбарди и на ломаном русском произносит: «Все команды с девушками, а русская – с гроссмейстером Бондаревским». Во время одной из таких посиделок Игорь Захарович произносит, глядя на меня:

«Там поймали вора, у которого нашли русский   фотоаппарат». Я про свой совершенно забыл, пошел проверить, на  месте  ли. Я убежден, что известный шахматист не погнушался проверить чемоданы, и как бы предупредил меня не делать глупостей.

Тем более странно, что ещё в поезде Варшава – Краков я слышал его разговор с чиновником польской федерации мастером Литмановичем,  который  ехал в нашем купе. Оказывается, за каждого члена делегации полагалось платить 110 злотых, или 3 доллара в день. Для государства лучше платить местной валютой, а для Спорткомитета СССР – долларами, потому что курс для иностранца был 24 злотых за 1 доллар. Однако Польша, как и все страны Варшавского договора, была заинтересована в валютных поступлениях, поэтому для своих граждан обменный курс был в 3 раза больше. Естественно, они нашли общий язык.

После закрытия Игорь Захарович звонит в Москву принимать поздравления. Да, конечно, поздравляем, только Смыслов захотел поехать на Кубу вместо Ходоса, поэтому тот будет играть в полуфинале чемпионата страны вместо Капенгута, а этот обойдется лично-командным первенством СССР среди юниоров. Кстати, мне удалось его выиграть, обогнав Цешковского, Тукмакова, Джинджихашвили и др.

В следующем году отбор в молодежную сборную прошел в доме отдыха «Красная Пахра» под Москвой во время студенческих каникул. Состав был очень сильный, даже два гроссмейстера – В.С. Антошин и В.П. Симагин – играли вне конкурса. Победителем уверенно стал Савон, мне удалось разделить 2–4 места. Обстановка в новых корпусах была довольно свободная, складывалось впечатление, что именно так отдыхает «золотая молодежь» того времени. В какой-то вечер нам показали фильм «Председатель». Его премьера должна была состояться в конце 1964 года, но была отложена. Картину подвергли жестокой цензуре и вырезали самые острые эпизоды, особенно важен был для формирования мировоззрения молодёжи спор председателя колхоза с начальником районного управления МГБ. Когда зажегся свет в зале, на сцену поднялись Юрий Нагибин и Алексей Салтыков, сценарист и режиссер, и начался интереснейший разговор, где самыми невинными были обороты типа «наше славное десятилетие» (об эпохе Хрущёва) и т.п. Мне потом говорили, что дача Нагибина рядом в Переделкино, а кто-то из отдыхающей элиты попросил известного писателя об этой встрече. Как-то после очередного тура Мнацаканян начал задирать Витолиньша. Тот и так был не слишком многословен, а в этой ситуации тем более, и предложил продолжить выяснять отношения в блиц. Очень быстро ставки выросли, и Алвис в итоге выиграл больше 250 руб. (Для сравнения,  моя зарплата в «Белгоспроекте» после окончания техникума была 60 руб.) На другой день главный судья Г.А. Гольдберг устроил нам головомойку, метал громы и молнии, и был в замешательстве, когда в ответ на финальную фразу: «Как ни трудно, но надо оплатить сломанные часы» раздался дружный хохот.

12-я студенческая Олимпиада прошла в 1965 г. в Румынских Карпатах, с нами отправились Александр Маркович Константинопольский и Владимир Павлович Загоровский. Сбор был, как и в прошлом году, в доме отдыха Баковка». Команда выступала в прежнем составе, только вместо выбывшего по возрасту Ромы Пельца играл Боря Шипов, который оказался чужим в дружной команде. Гена Аношин, как всегда, обожал рассказывать о своих похождениях, но не помнил, что то же самое говорил годом ранее. Когда молодой ученый начал какую-то историю, я ее продолжил. Он опешил и произнес: «Да, тебя нельзя знакомить с женой» (подробнее об Аношине – в «64» №2/2017). Как-то Мнацаканян повел себя не лучшим образом. Гера Ходос ему в сердцах: «Ара, ты – питекантроп!», на что невозмутимый Эдик отреагировал: «А ты шестикантроп». Интеллектом он не блистал, подозреваю, что вообще не знал этого слова.

Турнир проходил в бывшей резиденции румынского короля Михая I, который в 1944 г. арестовал маршала Иона Антонеску и перешел на сторону союзников, получив за это орден «Победы» в 25-летнем возрасте.

Однако через три года Сталин заставил его отречься от престола, и монарху в Швейцарии пригодилась лицензия пилота, заработанная им ранее. В 2005 г. его, как единственного оставшегося в живых кавалера уникального ордена, даже пригласили в Москву на празднование 60-летия Победы.

В выходной день хозяева организовали вылазку в горы. Нас посадили в автобусы и высадили в живописном месте. Но переводчица была одна на несколько команд, иначе говоря, она предпочитала флирт работе, и мы понятия не имели, куда идем. Народа вокруг становилось все меньше, и я оглянуться не успел, как мы остались вдвоем с тунисцем.

Казалось, до верха было рукой подать, и мы стали подниматься дальше. Языков для общения у нас не было, он мне «Болотников», я ему «Гаммуди» (олимпийские чемпионы по бегу на длинные дистанции из наших стран) – и вперед. Дошли наверху до громадного красивого луга, который, как вскоре выяснилось, назывался поляной рогатых – там окрестные молодицы изменяли своим мужьям. Нашли таверну, попытались выяснить дорогу обратно. Одна теплая компания собиралась в наш городок, согласилась прихватить нас с собой, но не торопилась. Когда в конце концов мы попали в Синаю, Эдик, первый, кого я встретил из наших, бросился мне на шею. Я понял, что дело плохо. Ребята рассказали, что руководитель делегации Загоровский был почти в невменяемом состоянии, приговаривая: «Ему хорошо, он разбился, а каково мне возвращаться в Союз?»

Перед последним туром сложилась напряженная ситуация. Основные соперники чехи также сохранили прошлогодний состав, но неожиданно на втором месте с отрывом на 2 очка от нас оказалась сборная Израиля. Однако им предстоял матч с нами, а подпирали команды чехов, румын и датчан.

Будущий международный мастер Яша Блейман – в прошлом житель Вильнюса. Его родители сумели сделать документы, подтверждающие проживание в Польше до войны, и в 50-е годы сумели через Варшаву попасть на Землю  Обетованную.  (Недавно я узнал, что он потом в течение 10 лет работал над смартбомбой с лазерным наведением). У нас было много тем для разговоров, в частности, о его тренере и моём старшем товарище Вистанецкисе. По поручению своей команды он предложил ничью в матче, которая нам гарантировала 1-е место, но наш руководитель, случайный человек на этом поприще, легкомысленно пообещал хозяевам, что мы будем играть. Многоопытный Константинопольский предпочитал не высказываться. Мы предложили тренерскому составу, что договоримся свести матч вничью без них, чтобы застраховать их от возможных осложнений дома (все-таки это был 1965, а не 1967 г., когда были прерваны дипломатические отношения), и таким образом обеспечим золотые медали. Но Загоровский, профессор истории Воронежского университета и чемпион мира по переписке, испугался последствий. Разозлившись добела, мы вышли в коридор и встретили Блеймана. Стоило нам заговорить, как Шипов, у которого уже не было времени конспирироваться, открыл дверь к Загоровскому и Константинопольскому и закричал: «Скорее! Они договариваются!»

Нас развели по комнатам и не нашли ничего умнее, чем не поставить на последний тур с Израилем двух чистых евреев – Ходоса и меня. Начался матч. У Савона хуже, у Мнацаканяна минимальный перевес в типичном каро-канновском эндшпиле. Аношин стоит неважно, а у Шипова как раз значительно лучше. В течение матча мы опять получили предложение о счете 2:2, но опять наш главный отказывается, и в итоге Гена проигрывает. После этого у Шипова не выдерживают нервы, он подходит к Загоровскому и заявляет, что не может дальше играть.

Казалось, это хороший момент, чтобы начать мирные переговоры на оставшихся трех досках и все-таки занять первое место… Однако в этот момент Загоровский полностью теряет контроль над собой и с раздражением разрешает Шипову согласиться на ничью, после чего 1,5 из 2 в оставшихся партиях позволяли бы конкурентам нас обойти! Наш лидер все-таки сумел  сделать  ничью. К этому времени Израиль уже обеспечил 2-е место, и Яша мог бы играть до бесконечности, надеясь на ошибки оппонента. Тут уже нам чудом удалось повлиять на Мнацаканяна, который был настолько заведен всей этой ситуацией, что отклонял любые предложения о компромиссе. Сборная СССР все-таки взяла золотые медали! Тренеры просили нас не выносить сор из избы, но, подозреваю, карьера Ходоса покатилась вниз при их участии.

Очередной отборочный в студенческую сборную прошел в традиционные сроки в доме отдыха Вороново. Для меня неожиданностью стал провал неформального лидера нашей сборной в течение последних трех лет Геры Ходоса.

Возможно, я невольно приложил к этому руку, когда в порядке трепа предложил ему сыграть в блиц за 1 минуту против его 5 минут с пятерным ответом. При этом, сделав ход, я могу держать руку на кнопке часов. (К тому времени мы с Талем сыграли около тысячи лёгких партий.) Ребята начали советовать Гере взять себе 3 минуты, но только с тройным ответом. Матч окончился со счетом 6:0. Почему-то это на него очень подействовало, а на турнире началась эпидемия блица. Сейчас звучит дико, но Виталий Цешковский просил у меня фору 2 минуты на 5 и, естественно, в конце концов я проигрывал в борьбе.

Сбор студенческой сборной на этот раз был в Новогорске на базе футболистов «Динамо». Ни двухэтажного здания хоккеистов-футболистов сборной страны, ни тем более общего корпуса олимпийской базы еще не было. Было интересно смотреть чемпионат мира по футболу одновременно на двух  телевизорах по разным каналам без звука с комментариями профессионалов. Из старожилов команды остались только В. Савон и я. Новички – это Г. Кузьмин, Э. Бухман, Б. Гулько и В. Тукмаков. На подхвате дежурил Т. Георгадзе с оформленными документами, чего не скажешь про Савона и меня. Дни летели, на нашего лидера ждали решение на выезд одновременно из Украины и Вооруженных сил, на меня запрос, если и был, то только в армию. Конечно, без Капенгута можно было легко обойтись, но без двух… Многие из читателей плохо представляют иезуитскую систему оформления выезда за рубеж в то время. Получив на руки письмо из командирующей организации с просьбой о представлении характеристики с места работы или учебы, соискатель отправлялся за подписями секретаря партийной организации, председателя профкома, комсомольского босса и директора. Каждый мог подписать в рабочем порядке, занеся потом в ближайший протокол, но и достаточно часто настаивал на личном присутствии на ежемесячном заседании.

Собрав все подписи, претендент относил документы в райком партии, где ему предстояло отбиваться от вопросов выездной комиссии из ветеранов, чье решение утверждало бюро райкома на своем заседании. Каждая подпись могла требовать от получаса до месяца, а весь процесс редко укладывался в отведенный срок. В итоге материалы сдавались, в нашем случае, в республиканский спорткомитет, об остальном мы могли только догадываться.  Дальше  они  поступали в выездную комиссию ЦК КПБ, которая запрашивала мнение КГБ, и специальной почтой отправлялись в другую выездную комиссию, на этот раз ЦК КПСС, чье решение было финальным, но в исключительных случаях для знаменитостей попадало  и на более высокий уровень.

Лев Яковлевич Абрамов неофициально попросил о помощи старшего тренера ЦДСА Аркадия Гурвича, тот пошел на прием к большому любителю шахмат – зам. начальника политуправления войск центрального подчинения, и чудо случилось: он подписал.

Слева направо В. Загоровский, А. Константинопольский, Г. Ходос, А. Капенгут, Б. Шипов, Э. Мнацаканян, В. Савон и Г. Аношин

Документы переправили в ЦК КПСС. Хотя выезжающим не положено было знать порядок прохождения бумаг в инстанциях, тем не менее какие-то обрывки информации доходили. Вдруг, как гром среди ясного неба, узнали, что дотошные особисты проверили, и №№ наших воинских частей не относились к этому политуправлению. Стал вопрос о наказании подписавшего генерал-полковника, а это уже очень высокий уровень, я предполагаю, что решение принимал секретарь ЦК по кадрам И.В. Капитонов. Когда он узнал, что команда-чемпион мира может поехать не в полном составе из-за отсутствия у двух основных игроков соответствующих подписей, распорядился выдать паспорта без них. Как потом говорил Абрамов, ни до, ни после подобных прецедентов не было. На сборе реальных занятий, как всегда, не было, и процветал блиц на интерес. Боря Гулько не хотел профанировать любимое дело всей будущей жизни и оставался за бортом. Мне нравилась его твёрдость, хотя сам и не придерживался такого подхода, и я согласился играть на шоколад, который нам выдавали. Конечно, мне он был не нужен, но надо же было на что-то играть. Для уравнивания шансов я давал фору 3 минуты на 5, но скоро Борино лакомство кончилось, а играть ему хотелось, и он проиграл все плитки, которые нас ожидали в Швеции. Об этом узнал его тренер Абрам Иосифович Хасин, который заменил Константинопольского в нашей сборной. Состоялось собрание, где руководство осудило подобную практику. Затем ребята обсудили это между собой и вынесли вердикт: шоколад со сбора – мой, за рубежом – Борин, ибо там мы «на осадном положении».

Перед отъездом состоялся блиц- турнир, который выиграл Савон, а за второе место в последнем туре сражались Тукмаков и я. Получив большой материальный перевес, я заиграл небрежно, ибо вот-вот должен был упасть флажок партнёра, и… подставил ферзя. Володя начал играть с бешеной скоростью, но времени хватило только на несколько хо- дов. Он подбросил вверх на метр деревянную доску с фигурами, побелел как мел и убежал в лесок. Мы опасались потерять товарища. Через час он вернулся, не хотел говорить, да и мы боялись его трогать.

В Стокгольм добирались поездом. После смены колеи вид из окна вагона на жилища меняется в лучшую сторону. Проезжаем ГДР, выглядело значительно лучше, чем Польша. Впервые в жизни плыл на пароме, а Швеция смотрелась как кукольные декорации. Пересадка на пригородный поезд, и мы в Эребру, хотя и опоздали на открытие.

Разместили все команды по мини-отелям, на двух этажах около десяти комнат. Наш самый юный участник тут же познакомился с соседями – симпатичной девушкой с матерью, и пытался общаться по-английски. Однако через несколько дней, проходя мимо их комнаты во внеурочное время, услышал русскую речь, при том, что накануне они это не показывали. Мы не очень верили в разговоры на соответствующем уровне о возможных провокациях, но здесь были настороже – ведь почти все первый раз попали в капстрану. Хотя это был маленький городок, многое поражало. Вездесущий Боря, сделав крюк по пути с турнира, приговаривал:

«Какой табак я видел». В ларьках типа нашей «Союзпечати» продавались не только сигареты, конфеты и жвачка, но также газеты и журналы, иногда слишком фривольные, если не сказать больше. В первый же вечер в столовой самообслуживания для участников чемпионата изголодавшиеся ребята спрятали под листьями салата кусок курицы, а сверху положили еще по одному. Но всех перещеголял Тукмаков, который умудрился законспирировать еще один! В итоге кому-то не хватило. На следующий день на раздачу была приставлена ворчливая старуха, выдававшая по куску в одни руки. Перед закрытием турнира в очереди за супом стоял сам президент ФИДЕ Фольке Рогард.

 

Д. Гиздаву – А. Капенгут

Французская защита C01 13-я студенческая олимпиада,

Эребру, 1966

 

1.e4 e 6 2 .d4 d 5 3.Nc 3 Bb 4 4.exd5 exd5 5.Qf3.

Гарри Каспаров в книге «Мои великие предшественники», том 4 пишет: «Одна из оригинальных идей Ларсена». Действительно, довольно неожиданно на короткое время это продолжение приобрело большую популярность. Бент Ларсен, комментируя нашумевшую партию с Лайошем Портишем (Амстердам, 1964) пишет в своем сборнике «50 избранных партий»: «Разменный вариант уже давно пользуется репутацией скучного ничейного продолжения. Объективно сильнее 5.Bd3, но этот ход считался мертво-ничейным из-за 5…Nc6 6.Nge2 (ныне эту позицию пытаются оживить путем 6.a3!?, при 6…Bxc3+ 7.bxc3 два слона оставляют белым надежды на инициативу) 6…Nge7 7.0-0  Bf5, и у черных нет никаких проблем. Ход в тексте направлен именно против маневра Nе7 и Bf5, по- сле 5…Nе7 6.Bd3 Nbc6 7.Ngе2 у белых обещающая позиция. После настоящей партии ход 5.Qf3 стал чуть ли не модным продолжением, но вновь исчез из практики – и очень скоро – ввиду ответа 5…Qе7+!, например 6.Ngе2 Nс6 7.Qxd5 Nf6 с богатой компенсацией за пешку. Во время партии я рассматривал ответ 5…Qе7+ и представил себе такое продол- жение – 6.Bе3 Bxс3+ 7.bxc3 Qa3 8.Kd2. Оно, может быть, выглядит странно, но у белых богатые шансы. Однако впоследствии партия Мештрович – Марич (Югос- лавия, 1967) показала, что 6.Bе3 сомнительно из-за 6…Nf6 7.Bd3 c5!. С тех пор я полагаю, что 5…Qе7+ сильнейший ход за чёрных. Сразу после партии О’Келли показал ход 5…Bе6, считая его самым приемлемым продолжением, но я так не считаю – после 6.Bd3 Qf6 белые должны играть 7.Bf4!. Предлагалось и 5…с5, но 6.dxc5 d4 7.а3 Qа5 8.Rb1 явно хорошо для белых. Так что Портишу было над чем подумать».

5…Nc6 6.Bb5 Nge7 7.Bf4. Перекликается с одним из рассмотренных ниже вариантов партия Суханов – Краснов, Москва, 1971, где было 7.Bg5!? (7.Nge2 Bf5 8.Bd3?! Qd7=) 7…f6

(7…Be6 8.0-0-0 Qd7=) 8.Bf4 0-0 9.0-0-0 a6 10.Bd3 (10.Bxc6! bxc6

11.Nge2 ) 10…Nxd4! 11.Bxh7+

Kxh7 12.Rxd4 c5 13.Rd1 Bxc3 14.Qxc3 Bf5 15.Ne2 d4 .

7.. 0-0.    «Константинопольский предложил впоследствии 7….. Bf5! 8.0-0-0 Qd7 9.Nge2 0-0-0=. Пожалуй, это приемлемый способ развития, но и короткая рокировка не ошибка» (Ларсен). 7…Ng6?! 8.Nge2 0-0 9.0 0-0 Nce7 10.a3 Nh4 11.Qh5 .

8.0-0-0 (8.Nge2 Bf5= 9.0-0-0 a6 10.Bd3?! Bxd3  11.Rxd3  Re8 12 .Qh 5?   Ng 6!   13.Bd 2   Qh4 !

14.Qxd5 Bxc3 15.Nxc3 Nb4! ван Гет – Россолимо, Вейк-ан-Зее, 1968; лучше 10.Bxc6 bxc6 11.g4!).

 

8…Be6! Рекомендация Ларсена. Плохо 8…Na5? 9.Nge2 c6 10.Bd3 b5 11.h4! («Правильное вступление к атаке – так быстрее всего создается угроза и тем самым выигрывается важный темп» – Ларсен) 11…Nc4 12.h5 f6 (12…Re8 13.g4! Qa5? 14.h6 g6 15.Bc7!)

13.g4 , Ларсен – Портиш, Амстердам, 1964.

Предлагалось 8…Bf5!?, хотя это дарит белым темп. 9.g4!? (обоюдоостро 9.Bxc6!? bxc6 10.Nge2) 9…Bxc3 10.gxf5 Bxd4! .

Заслуживает внимания также 8…a6!? 9.Bxc6 bxc6 10.Nge2 Ng6 11.Bd2 Nh4 12.Qd3 Rb8 13.f4 Re8  14.Rhg1  Nf5  15.Ng3  Nd6

Адхами – Куартас, Скопье, 1972. 9.Nge2 a6. В теоретических руководствах приводится 9…Qd7 10.h3   a6   11.Bxc6   (11.Ba4   b5 12.Bb3 Na5 ) 11…Nxc6 12.g4 b5 13.Rhg1 Rfb8 14.Ng3 (14.Bg3 Na5 15.Nf4 Bxc3 16.Qxc3 Nc4 17.Rge1) 14…Bf8! 15.Nh5 Kh8! 16.g5 b4 17.Ne2 Bf5 18.Nhg3 a5!

Мештрович – Ульман, Сараево, 1965.

10.Bd3 Qd7 11.h3. Наиболее принципиально 11.h4!? Rae8 12.h5 f6. Сейчас как 13.Kb1 Rf7 14.Bc1 Bd6 15.Rde1 Bg4 16.Qe3 Nb4 , так и 13.Bd2 b5 14.Rde1 Bd6 15.Bf4 Ne5! 16.Qg3 Nxd3+ ос т а в л яе т чёрн ы м л у ч ш ие шансы.

11…Bxc3! 12.bxc3?! После этого серьёзного ослабления прикрытия короля инициатива чёрных бесспорна.

В комментариях,  напечатанных в журнале «Шахматы в СССР» 11 за 1966 год, я анализировал 12.Nxc3 Nxd4. Теперь недостаточно 13.Qh5?! Я привёл забавную ловушку 13…Bf5 14.Bxf5 Ndxf5 с идеей 15.g4? g6 16.Qg5 f6–+, однако можно её обойти: 15.Qf3 . Сильнее 13…f5!? 14.Be3 Ndc6 15.Bc5 b6 16.Bxe7 Nxe7 17.Rhe1 Rf6 18.Qf3 b5. У белых нет компенсации за пожертвованную пешку.

После 13.Bxh7+ Kxh7 14.Rxd4 возникает сложная позиция с множеством подковёрных тактических рифов.

12…Na5.  Чёрные  хотят  сразу «схватить быка за рога», открывая ферзю дорогу на а4 и переводя коня на с4. Несколько точнее 12…Bf5, нейтрализуя угрозы соперника. Например, 13.Rhe1 Bxd3 14.cxd3 b5 15.Kd2 Rfe8 . 13.g4?! Белые недооценивают угрозы соперника. Обилие возможностей при иррациональной ситуации взаимных атак на противоположных флангах в сочетании с порой парадоксальными тактическими идеями делают игру чрезвычайно напряжённой. Поддерживало относительное равновесие 13.Ng3 Nc4 14.Rde1!? (освобождая пространство для короля) 14…Qa4 15.Nh5 Bf5 16.Rxe7! Qxa2 (плохо 16…Bxd3? cxd 3 Qa 3+ 18 .Kd 1 Nb2+ 19.Kd2 Qxe7 20.Bh6!) 17.Kd1 Bxd3 18.cxd3 Rae8 19.dxc4 (проигрывает 19.Rxe8? Qb1+ 20.Bc1 Qb3+ 21.Ke2 Rxe8+) 19…Rxe7 20.Nf6+! gxf6 21.Bh6=. 13…Nc4 14.Rhg1 (14.Rhe1 Qa4 15.Bxc4 dxc4 16.Bxc7 Bd5 17.Qf4 Bg2! с идеей Nd5) 14…Rfd8?! Лучше прямолинейное 14…Qa4!? 15.Rde1 (если 15.Bxc4?! dxc4 16.d5, то 16…Nxd5! 17.Rxd5 Qc6 18.Rd3 cxd3 19.Qxc6 d2+ 20.Kxd2 bxc6–+) 15…Rfe8 16.Bxc7 Rac8 17.Bxc4 dxc4 18.Qg3 Bd5 .

15.h4. Облегчает чёрным задачу размен 15.Bxc4?! dxc4 с идеей 16.Qxb7? Nd5–+. Сильнее 15.Rde1 Qa4 16.Bg5!? Qa3+ 17.Kd1 Nb2+ 18.Kd2 Re8 19.Nf4 Nc 6 20.Nh 5 Na4 (20…Nxd 3 21 .Qxd 3 Na 5 22 .Qf 3 Nc 4 + 23.Kd3 ) 21.Be2 b5 22.Nxg7! Kxg7 23.Bh6+ Kg8 24.Rg3 .

15 . . .Qa 4 16 . Bxc 4 . Слишком опасно терпеть этого коня дальше: 16.Rde1?! Re8 17.Bxc7 (17.Be5?!  Nc6  18.Bxc4  Nxe5 d xe 5 d xc 4 2 0 .Kb1 Rad 8 21.Rd1 Qb5+ 22.Kc1  Qxe5–+)

17…Rac8 18.Bxc4 dxc4 19.Qg3 Bd5  20.Kb2  Be4  21.Nf4.  Напрашивается 21…Qxc2+ 22.Ka1 Nd5 (22… Rxc7? 23.Re2 Qa4 24.Rxe4=) 23.Nxd5 Bxd5 24.g5 b5 , но ещё сильнее 21…Nc6 22.Re2 Rxc7 23.f3 Nxd4 24.cxd4 c3+ 25.Ka1 Bxc2 26.Rc1 Rxe2 27.Nxe 2 Rc 8 28 .Nxc 3 Qxd4 29.Rxc2 Rxc3 30.Rxc3 Qxc3+ с достаточно просто выигранным ферзевым эндшпилем.

16…dxc4.

18…c5?! Хочется стрелять прямой наводкой по королю. Однако лучше позиционное (трудное слово для этой позиции) 18…Bd5!? 19.Qg3 Re8 20.Rge1 Be4   21.Rc1   Nd5   22.f3  Bd3!! 23.cxd3 cxd3 24.Kxd3 Nb 4 + 25.Kd2 (25.Kc4?? Qxa2+ 26.Kxb4 Qb2+ 27.Ka4 b5+ 28.Ka5 Qa3#) 25…Qxa2+ 26.Kd1 Nd3 27.Rc2 Qb3 с непрекращающейся атакой.

19.Be5?! Белые упускают последний шанс: 19.Qxb7! Nd5 (19…cxd4 20.Nxd4 Nd5 21.Be5 Qxc3+  22.Ke2  a5  23.Rg3  Qb4 24.Qxb 4 axb 4 25.Nxe 6 f xe 6 26.Ra 1  Rd7 )  20 . Bd 6  Qa 5 21 . d xc 5 Rab 8 ! 22 .Qa7 ! (не 22.Bxb8?  Nxc3+  23.Bd6  Nxd1+ 24.Kxd1? Qxc5–+ или 24.Kc1 Qa3+ 25.Kb1 c3 26.Nc1 Nxf2–+) 22…h6 23.Rb1 Rbc8 24.a4! Kh7 с безумной позицией.

19…Nc6 .

20.Bxg7!? Во время партии я считал эту жертву лучшим практическим шансом партнёра. Вряд ли можно рекомендовать 20.Qe3 cxd4 21.Bxd4 Rd5 22.Ke1 Re8 23.Kf1 Qxa2 24.Nf4 Rd6 25.h6

Bd7 26.Qc1 Nxd4 27.Rxd4 Rxd4 28.cxd4 c3–+.

20…Kxg7. Слабее отказ от принятия жертвы: 20…cxd4?! 21.Bh6 dxc3+ 22.Ke1 Rxd1+ 23.Kxd1 Rd8+ 24.Ke1 Qd6 25.Nxc3 Bd7 26.Qf4 Qxf4 27.Bxf4 Nd4 .

21.g5 cxd4 22.Qf6+ Kf8 23.g6.

Здесь уже «все пути ведут в Рим»: 23.cxd4  Qa5+   24.Ke3   Qf5–+;

23.Qh8+ Ke7 24.Qf6+ Kd7 25.g6 d3 26.Ke1 Qe7–+.

23 . . . d xc 3 + 2 4 .Ke 1 Rxd1+

2 5 . Kx d 1 Qd 6 +. Мо ж н о и 25…hxg6  26.hxg6  Rd8+  27.Ke1

Qd6  28.f4  Qd2+  29.Kf2  Rd3!

30.cxd3 cxd3 31.Re1 dxe2 32.Rxe2 Qd4+–+.

26.Kc1 (26.Ke1? Qd2+ 27.Kf1

Bh3+–+) 26…Rd8? Под занавес я внезапно просмотрел элементарную тактику. Проще всего 26…Qa3+! 27.Kd1  hxg6 28.hxg6

Rd8+ 29.Ke1 Qd6, как указано в примечании к 25-му ходу чёрных. 27.Nxc 3  (27.Qxd 8 +?  Qxd 8 28.gxh7 Ke7 29.Rg8 Qd2+ 30.Kb1 Qxe2–+) 27… hxg6 28 . hxg6 Qh2!? (28…Qe5? 29.g7+ Kg8 30.Qh6+–).

29.Rg4? Вдруг замаячило спасение в цейтноте: 29.Re1! Qh6+ 30.Kb2 Qxg6 31.Rxe6! Qxf6 32.Rxf6 Ke7 .

29…Qh6+ 30.Rf4 (не спасает 30.Rg5 Qg7  31.Qxg7+  Kxg7 32 . gxf 7+  Kxf 7–+)  30 …Rd 4

(30… Qg 7?  31.Qxe 6)  31. g 7+

(31 .Ne 2 Rd 5 32 . g x f 7 Qx f 6 33.Rxf6 Bxf7–+ или 31…Qh1+ 32.Kb2 c3+   33.Nxc3   Rxf4–+) 31 . . . Qx g 7 32 .Qxe 6 Rx f 4 33.Qc8+ Ke7 34.Nd5+ (34.Qc7+ Ke6 35.Qxf4 Qxc3–+) 34…Kd6 35 .Nx f4  Qa1+  (35 … Qg 5 ! )

36.Kd2 Qd4+. Белые сдались. Сумасшедшая партия из разменного варианта французской защиты!

А. Капенгут – Я. Смейкал Староиндийская защита E64 13-я студенческая олимпиада, Эребру, 1966

С моим партнёром, членом сильной сборной Чехословакии мы подружились на предыдущей олимпиаде, даже несколько лет переписывались. Через 7 лет на межзональном в Ленинграде он одержал 7 побед подряд и чуть не вышел в матчи претендентов. Страшный цейтнотчик, предыдущую нашу встречу он выиграл на флажке, когда я торопился срубить ему флаг.

1.d4 Nf6 2.c4 c5 3.d5 g6 4.g3 d6 5.Bg2 Bg7 6.Nc3 0-0 7.Nf3 e5.

Популярная табия тех лет. Чтобы избежать модного острого варианта с жертвой качества, в партии с В. Симагиным (Красная Пахра, 1965) я включил промежуточное 7…a6 8.0-0 e5 и, когда гроссмейстер по привычке сыграл 9.dxe6 Bxe6 10.Ng5 Bxc4 11.Bxb7, выяснилось, что чёрные не обязаны его жертвовать: 11…Ra7!? 12.Bg2 Re8 13.b3 Nd5!? (надёжнее 13…Bb5) 14.Bxd5 Bxc3 15.Bxc4 Bxa1 16.Qd5 Qf6 .

8.0-0. В конце 50-х – начале 60-х оживлённые дискуссии шли вокруг варианта 8.dxe6. В структурах пешечного клина планы сторон предельно просты: подрывать его, либо с одной стороны, либо с обеих, причём по вертикали «b» – кто раньше начнёт.

8…Ne8. При попытке организовать подрыв b7-b5 белые опережают: 8…Na6 9.e4 Nc7 10.a3 Rb8 11.b4!? Nd7 12.Be3 b6 13.Qd2 a6

14.Ne1 b5!? 15.cxb5 cxb4 16.axb4 Nxb5 17.Nxb5 axb5 18.Nd3 Nb6 19.Nb2 Rb7 20.Rfc1 Bd7 21.Bf1

Qb8 22.Ra5. Вскрытие ферзевого фланга оказалось на руку белым,  захватившим  вертикаль «a». Марович – Велимирович, Зеница, 1963.

Есть и другой способ бороться с прорывом b7–b5 – просто помешать этому: 8…Nbd7 9.Qc2 Qe7 10.e4 a6 11.a4 Nh5 12.Bd2 Kh8 13.a5 b5 14.cxb5!? (белые наметили оригинальную  жертву качества; оставляло перевес 14.axb6 Nxb6 15.b3 f5 16.exf5 gxf5 17.Ng5 ) 14…axb5 15.Nxb5 Ba6 16.Na3 Bxf1 17.Rxf1 Nhf6 18.Nc4 Ne8 19.Bh3 Ra7 20.Be3 Rb7 21.Ra1 Nc7 22.Qa4 с более чем достаточной компенсацией, Штальберг – Найдорф, Цюрих, 1953.

В наше время пользуется популярностью 8…Ng4!?

9.e4 h6. Чёрные радикально избавляются от угрозы Ng5. В ранней партии Корчной – Котков, Молотов, 1956 наметились идеи варианта 9…a6 10.a4 b6 11.Be3 Nd7 12.Qd2 Rb8 13.Ne1 Nc7 14.Nd3 f5 15.f3 a5 (15…Nf6 16.Rae1=) 16.f4= (16.exf5 Rxf5 17.Bh3 Rf8 ) 16…exf4 17.Bxf4 Ne5 18.Nxe5 dxe5 19.Bh6 Ne8 20.Bxg7 (20.exf5 Rxf5 21.Bxg7 Nxg7 ) 20…Kxg7 (20…Nxg7 21.exf5 Rxf5 22.Qe2 ).

В случае немедленного f7-f5 белый конь на g5 доставляет сопернику много хлопот: 9…f5 10.exf5 gxf5 (после 10…Bxf5 11.Ng5 белые кони оккупируют поле е4) 11.Ng5 Nc7 12.Nb5! с перевесом. На несколько туров ранее Мертенс против Лебредо сыграл 9…Na6, далее было 10.Ne1 Nac7 (10…f5 11.f4 с последующим Nd3) 11.Nd3 Bd7 12.a4 b6 13.f4 f6 14.Be3 a6 15.Qd2 b5 16.b3 Rb8 17.axb5 axb5 18.fxe5 fxe5 19.Rxf8+ Bxf8 20.Rf1 .

Спустя много  лет  Ян  чёрными в партии с Ван дер Стерреном, Мюнхен, 1988 вернулся к этому варианту: 10.a3?! Nac7 11.b4 b6 12.bxc5?! dxc5 13.a4 Nd6 14.Qe2 a5!? 15.Bb2 Qe7 16.Nd2 Bd7 17.Rae1 Rae8 18.Nb5 Ncxb5 19.cxb5 f5=.

10. а3. В современной партии Аврух – Вейсбух, Биль, 2008 белые сразу подчеркнули  минусы последнего хода партнёра: 10.Nh4!? Kh7 (10…a6 11.Rb1 b5 12.b4 cxb4 13.Rxb4 ) 11.Bd2 Bf6 (11…f5?! 12.exf5 gxf5 13.Qh5 Qf6 14.g4! ) 12.Nf3 Bg5 (12…Bg7 13.Ne1 f5 14.Nd3 и затем 15.f4) 13.Nxg5+ hxg5 14.f4! gxf4 15.gxf4 exf4 16.Qf3! Nd7 17.Qxf4 Ne5 18.Qh6+ Kg8 19.Bg5 f6 20.Bf4 .

10…Nd7.

11. Bd2!? Чехословацкая команда готовила эту структуру заранее. В первом туре Властимил Янса чёрными играл против Райковича: Ne1 f5 12.Nd3 Nef6 13.f4 fxe4 14.Nxe4 Nxe4 15.Bxe4 Qe8 16.Re1 b5 17.cxb5 c4 18.Nf2 Nc5 19.a4 Qf7 20.Qe2?! Bb7 21.fxe5 Nxe4 22.Nxe4 Qxd5 23.Qd2? Qxe5 24.Qxd6 Rae8 с решающим перевесом.

11…f5?! Спорный момент. Чёрные позволяют сопернику развивать давление на ослабленный королевский фланг. 12 .Nh 4 Qf 6 13 . e x f 5 g x f 5 14.Bh3 Nb6 15.b3 Qf 7. Другой путь – попытаться быстрее привлечь фигуры, застрявшие на ферзевом фланге, для защиты королевского: 15…Bd7 16.Kh1 Rd8 17.f3 Nc8 .

16.Rc1 f4?! (ответственное решение, ещё более ослабляющее белые поля) 17.Bxc8 Nxc8.

18.Qg4. Ситуация в матче подталкивала меня к спокойному давлению после размена ферзей. В дальнейшем порой я мог сыграть сильнее, но преимущество уже не выпускал.

 Более радикальный п у ть – немедленно вскрыть позицию: 18.gxf4!? exf4 (18…Ne7 19.Kh 1  Nf 5  2 0 .Qg 4  Nx h4 21.Qxh4 Qf5 22.f3 exf4 23.Ne4 Kh7 24.Rg1 с грозной атакой) 19.Kh1 Ne7 20.Rg1 Nf5 21.Qg4 Nxh4 22 .Qxh4 Qf 6 23.Qh 3 Kh8 24.Rce1 Qf5 25.Qh4 Nf6 (25…Qf6  26.Qg4  Qg5  27.Qxg5 hxg5 28.Rxg5+–) 26.Re7 Qh5 27.Qxh5 Nxh5 28.Nb5+–.

18 . . .Nf6 19.Qg6 . Возможен этот подход в другой редакции: 19.Qh3 Qd7 20.Qxd7 Nxd7 21.a4 Bf6 22.Nf3 Ne7 23.Ne4 Nf5 24.Rce1 .

19…fxg3?! Заслуживала внимания попытка «замутить воду» жертвой пешки: 19…b5!? 20.Nxb5 Rb8 21.gxf4 exf4 22.Bxf4 Nxd5!? 23.Bg 3 Nf4 24.Qxf 7+ Rxf 7 25.Rce1 a6, однако у белых есть 26.Re8+ Rf8 27.Nxd6! .

20.hxg3. В стиле примечания к 18-му ходу белых 20.Qxg3!? Ne7 (20…Nh5 21.Qg2 Ne7 22.Kh1 Kh7 23.Ne4 Rad8 24.Rg1 Bf6 25.Nf3 Nf5 26.Qh3 Be7 27.Nfg5+! hxg5 28.Nxg5+ Bxg5 29.Rxg5 Nfg7 30.f4! с сильной атакой) 21.Kh1 Kh8 22.Rg1 b5!? 23.Rce1 (23.Nxb5??   Ne4–+)   23…bxc4 24.bxc4 Rg8 25.Qh3 Rab8 26.f4! e4 27.f5+–.

20…Qxg6 21.Nxg6 Rf7 22.Kg2.

По-прежнему неплохо 22.f4!? exf4 23.Nxf4 b5!? 24.cxb5 a6 25.Rce1 Nb6  26.a4  axb5  27.Nxb5  Rd7 28.Re6 Nbxd5 29.Nxd5 Nxd5 30.Rxd6 .

22…Kh7. Ян проходит мимо возможности создать какую-то контригру, временно пожертвовав пешку: 22…b5!? 23.Nxb5 (23.cxb5 a6 24.bxa6 Rxa6 25.b4 cxb4 26.axb4 Nb6 27.b5 Ra3 ) 23…a6 24.Nc3 Rb8 25.Nh4 (25. Rb1 Rfb7) 25…Rxb3 26.Rc2 Kh7 (26…Rxa3?! 27.Rb1 ) 27.Rh1 Ne7 28.Bc1 .

23.Nh4 Ne7?! На этот раз стандартная жертва менее эффективна: 23…b5!? 24.cxb5 a6 25.Rh1 axb5 26.Nxb5 Nxd5 27.Rcd1 Rb7 28.a4 Nde7 29.Nf3 Kg6 30.Be3 Ra6 31. g4 Rc 6 32 .Kg 3 Rd7 33.Nd2 .

24.f3. Энергичнее 24.f4!? Raf8 25.Rce1. Чёрные могут попробовать ловушечное 25…Nc8!? 26.fxe5 Ng4, однако после 27.exd6! (27.e6? Rf2+ ) 27…Rf2+ 28.Rxf2 Rxf2+ 29.Kh3 h5 30.Re2 впору сдаваться. Приходится играть 25…exf4 26.Rxf4 Nc8 27.a4 a6 28.Re6  .

24…Rg8 25.Ne4. Белые предлагают размен коней, но, ценой отказа от удобной стоянки на е4, начинают борьбу за аналогичную на f5.

25…Nxe4 26.fxe4 Rgf8. Сохраняют белые перевес в случае упрощений после 26…Bf6 27.Nf5 Nxf5 28.Rxf5 Kg6 29.Rh1 Rh8 30.Rfh5 Rfh7 31.b4 .

27.Rxf7 Rxf7 28.b4. Чёткий рисунок игры на выигрыш возникает при 28.Rh1 Ng8 29.g4 Bf8 30.g5!? hxg5 31.Bxg5 Nf6 32.Nf5+ Kg6 33.Bxf6 .

28…b6 29.bxc5. Белые решаются на вторжение по линии «b» со стратегически выигранным эндшпилем. Можно было не торопиться с разменом: 29.Rh1 Ng8 30.Nf5 Bf8.

29…bxc5 30.Rb1 Bf6 31.Nf3 Ng8 32.Rb8 Kg7 33.a4 Rf8.

Вряд ли можно рассматривать всерьёз пассивную стойку: 33…a5 34.Kf2 Ra7 35.Ke2 Be7 36.Kd3 Kf7 37.Nh4 Bxh4 38.gxh4 Ra6 39.h5 .

34. Rb3 Bd8. Симпатичная концовка могла получиться в случае 34…Be7 35.Rb7 Kg6 36.a5 a6 37.Ra7 Rb8 38.Rxa6 Rb2 39.Nxe5+! Kh5 40.Kh3!+–. 35. Rb7+. Достаточно просто и 35.a5 Rf7 36.Rb8 Rd7 37.a6 Nf6 Nh4 Nxe4 39.Rb7 Rf7 (39…Rxb7 40.Nf5+ Kf6 41.axb7 Bc 7 42 . Ba 5 Bb 8  43 . g 4 +–) 40.Bxh6+! Kg8  41.Nf 3  Bb 6 42.g4+–.

35…Rf7 36.Rb8 Rd7 37.Kf2.

Можно продолжать аналогично примечанию к 35-му ходу белых: 37.a5 Nf6 38.a6 Nxe4 39.Rb7 Rf7 40.Bxh6+ Kg6 41.Be3 Bf6 42.g4+–.

37…Nf6 38.Ke3 Ng4+ 39.Ke2 Nf6 (быстро теряется пешка после 39…a5 40.Ra8 Nf6 41.Kd3

Ng4 42.Bxa5+–) 40.Kd3 Ne8 41.a5 a6 42.Nh4 h5 43.Nf5+ Kf7 44.Ra8 Nc7 45.Ra7

(легко выиграно также после 45.Rc8 Kf6  46.Be3  Ne8  47.Rc6  Bxa5 48.Bxc5 Bc7 49.Bxd6 Bxd6 50.c5 Rc7 51.cxd6+–) 45…Kg6 46.Rb7 Be7. Плохо 46…Bg5? 47.Nxd6!+–. Дальнейшее несложно.

47.Rb6 Bf8 48.Be3 Kf7 49.Bg5 Ne8 50.Rxa6 Rb7 51.Rb6 Ra7

52.a6. Чёрные сдались.

В этот раз, в отличие от предыдущих двух олимпиад, наша команда, выиграв все матчи, заняла первое место с внушительным отрывом в 5,5 очка. Забавно, что мы выиграли золотые медали на четных досках – Гена Кузьмин с 7,5 очка из 10 на 2-й, я с 7,5 из 8 – на 4-й и Володя Тукмаков с абсолютно лучшим результатом 9 из 9 среди вторых запасных. На обратном пути нас подстерегали нештатные ситуации. Началось с похода Загоровского за билетами до Стокгольма. Для советского человека ситуация, когда групповой билет на 8 человек, который ему рекомендовала кассирша, стоил дешевле обычных 6, казалась подарком судьбы. Однако все, кому он предлагал бесплатно поехать с нами, отказыва- лись. В итоге несколько лет наш профессор не  мог рассчитаться в спорткомитете (даже не знаю, чем это закончилось).

Слева направо: В. Загоровский, Э. Бухман, А. Капенгут, Г. Кузьмин, В. Тукмаков, А. Хасин, В. Савон, Б. Гулько

В Стокгольме я забыл наградной фотоаппарат министра обороны в общественной библиотеке, в отделе русских книг, изданных за границей. Меня привел туда капитан сборной Швеции Реддик Энд. Я ужасно перепугался возможного скандала, ибо рядовой ВС СССР играл на студенческой олимпиаде – мне на время поездки выдали студенческий билет, понятно кем оформленный, очень похожий на настоящий, который я умудрился сохранить. Помню кошмарный кросс назад, но «все хорошо, что хорошо кончается» – мой ФЭД оказался на месте.

Тот же Реддик завел нас к себе на факультет, где мы купили по экземпляру книги  нобелевского лауреата Бориса Пастернака «Доктор Живаго», напечатанной на очень тонкой, почти папиросной бумаге для удобства советской интеллигенции. У нас в памяти был огромный скандал из-за решения  нобелевского комитета, сведший гениального поэта в могилу, и хотелось понять, за что… Там же можно было купить Синявского и Даниэля, издания НТС  и  много другой эмигрантской литературы.

Еще я взял сборник с тихов Е. Евтушенко «Качка», где цензуру могли насторожить строки: «…Все инструкции разбиты, все портреты – тоже вдрызг…», намекающие на свержение Хрущева. Эти строки были написаны в 1964 г., но впервые напечатаны только в «Звезде Востока» 1967 №3. Этот номер с предисловием кандидата в члены Политбюро Шарафа Рашидова был посвящен вкладу советских писателей в ликвидацию последствий ташкентского землетрясения 1966 г., а в 1971 г. в провинциальном издательстве напечатали очередной сборник полуофициозного поэта с этим заглавным стихотворением, но под названием «Баллада о бочке», только «портреты» заменили на «графины».

Те два дня в Стокгольме получились очень насыщенные. Еще в Риге соседи по тетиной коммунальной квартире дали мне адрес магазинчика, ориентированного на дефицит почти всего у советских граждан. Его хозяин – польский еврей, узнав, что мы шахматисты, сказал:  «Как же, мой оптовый покупатель – Сан Саныч Котов. Он привозит сюда чемоданы с икрой, назад – с мануфактурой». У нас на всю поездку были сущие гроши – около 40$, было жалко даже купить «hot dog», ибо он «съедал» нейлоновую рубашку, тогда – писк моды. Первый раз мы поели досыта только на пароме, где у нас принимали марки ГДР. Когда я и это рассказал Болеславскому, он что-то посчитал в уме: «5 раз был там с Котовым, он ни разу не проболтался мне о такой возможности».

На закрытии в Кракове нам вручили переходящий главный приз – тяжелейшую стальную ладью. Её надо было не только отбуксировать в Москву, но и тащить обратно на следующий год. Ребята плевались, но волокли по очереди. Через год новые руководители, естественно, понятия не имели, что ладью надо возвращать, и смех сквозь слёзы  вызвало  наше  напоминание в последний момент на вокзале с последующей гонкой на  такси в ЦШК,  с  риском  опоздать на поезд. Каково же было торжествующее  облегчение,  когда в Швеции мы напомнили организаторам о первоначальном условии, что в случае выигрыша приза 3 года подряд он остаётся навечно! Долгое время, попадая на Гоголевский бульвар, я глядел на втором этаже на витрину с призами и вспоминал наши марафоны с ладьёй. Интересно, стоит ли наш приз там сейчас и есть ли упоминание, что все 3 раза в команде играли только Савон и автор.

«64 — ШАХМАТНОЕ ОБОЗРЕНИЕ» № 4/2022

От ред. belisrael

4 июля Альберту Капенгуту исполнилось 78 лет.  От имени многочисленных любителей шахмат, читателей сайта, желаю автору доброго здоровья, подготовки продолжения воспоминаний для публикации на сайте.

Опубликовано 05.07.2022  18:13

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.2)

Первая часть была опубликована в январе 2020 г.; см. здесь

На фото: автор воспоминаний

Армия

По окончании учебы в техникуме я был приглашен на работу на минский автозавод – МАЗ был заинтересован в создании команды для выступления на Спартакиаде народов СССР 1963 г. (Когда спустя полгода выяснилось, что соревнования коллективов по шахматам исключили из программы, от меня избавились, и я пошел работать в Белгоспроект.) Техникум не мог направить меня на работу на МАЗ, ибо та была не совсем по профилю, поэтому в ответ на просьбу МАЗовцев я был оставлен вне распределения. Это давало возможность поступать в Белорусский политехнический институт наряду с обладателями «красных дипломов», в отличие от других выпускников, обязанных отработать 3 года. К тому же спортклуб БПИ был заинтересован не только в усилении команды, но и в других успехах своих студентов на всесоюзной и международной арене.

Летом я узнал, что сроки экзаменов совпадают со Спартакиадой и, попав на прием к председателю Спорткомитета БССР Виктору Ильичу Ливенцеву, вынужден был сказать, что без переноса вступительных экзаменов я не смогу поехать в Москву. К сожалению, не только мастера, но даже КМС в юношеском возрасте не было мне на замену. ВИ вызвал Рокитницкого, поручив тому прозондировать почву и через пару дней доложить, а дальше, мол, он, Ливенцев, займется сам.

То, что сделал директор шахматного клуба, испортило мне жизнь минимум на несколько лет. Он перенес мои документы на вечернее отделение, где сроки экзаменов устраивали спорткомитет. Думаю, он не вдавался в детали и не обратил внимание на отсутствие техникумовского распределения. Во всяком случае, он не смог (или не захотел) объяснить это в приемной комиссии. Но после этого меня должны были призвать в армию!

В честь бронзовых медалей на Спартакиаде народов СССР 1963 г. нас принимал секретарь ЦК КПБ В. Ф. Шауро, который предложил провести через Бюро ЦК постановление о развитии шахмат в республике, пока его босс К. Т. Мазуров отдыхал. Однако присутствовала только часть команды – молодежь и Рокитницкий с Вересовым. От последнего трудно было ждать бумажной работы, но внештатный инструктор спорткомитета по статусу обязан был подготовить предложения… Тем не менее он саботировал эту исключительную возможность получить новый клуб на 15 лет раньше. Возможно, Рокитницкий понимал, что в этом случае наш «серый кардинал» лишится рычагов влияния, т. к. число сотрудников неизбежно вырастет.

После Спартакиады я опять попросился к Ливенцеву. Он понимал недоработку, особенно в свете нашего феноменального успеха, и разработал план действий. Герой Советского Союза, один из партизанской элиты, стоявшей у руля в республике, был в дружеских отношениях с облвоенкомом, генерал-майором Василием Ильичом Синчилиным. Действуя через него, а также отдел административных органов ЦК КПБ, которому формально было запрещено вмешиваться в работу военкоматов, он согласовывал отсрочки по призыву на мифические соревнования и сборы.

Этого было бы более чем достаточно, но команда Белорусского военного округа стала чемпионом Вооружённых сил в Киеве-1963 и заботилась о своём усилении, поэтому из штаба БВО также постоянно звонили в райвоенкомат. Конечно, мне было не до шахмат, и во время бесконечных визитов туда я не знал, чей звонок был последним. Так прошла осень, а Ливенцев тем временем договорился с министром высшего образования БССР Михаилом Васильевичем Дорошевичем о переводе меня на дневное отделение, возможном только после первой сессии, чтобы избежать обхода конкурсных экзаменов.

В начале 1964 г., когда ежегодный призыв был окончен, шёл сбор студенческой команды. И вот как-то вечером в баню в зимней одежде врывается вернувшийся из Москвы Володя Багиров и со страшными глазами кричит мне: «Срочно езжай в Минск, тебя забирают в армию!» У меня еще хватило сил пошутить: «Как, в мыле?», но было ясно, что случилось нечто экстраординарное. К началу следующего рабочего дня я уже был в кабинете зам. председателя шахматной федерации Л. Я. Абрамова (председатель обычно был номинальной фигурой). Узнав о моей ситуации, умнейший Лев Яковлевич подарил мне два дня. Тут же я дал телеграмму другу, чтобы тот ускорил перевод на дневное отделение.

По возвращению домой я сразу побежал в БПИ за справкой для военкомата и принес долгожданную бумагу по адресу. Неожиданно мне обрадовались, отвели в кабинет райвоенкома, тот позвал двух посторонних, назвав их понятыми, и предупредил меня, что в случае неявки через день для отправки в часть дело будет передано в суд. Я помчался к Ливенцеву и он, не глядя мне в глаза, признался, что здесь замешаны такие силы, что он беспомощен.

Выяснилось, что из КГБ СССР была переслана в ЦК КПБ анонимка об укрывательстве меня от армии председателем спорткомитета БССР и райвоенкомом, который на самом деле терпеть меня не мог. На материале резолюция второго секретаря ЦК – «призвать!» Через несколько дней приказ министра о моем переводе был отменен.

Насчет авторства никаких сомнений быть не могло… Лишь инструктор Дома офицеров, отвечавший за выступление команды БВО, был настолько заинтересован в моём призыве. Забегая вперед, скажу, что позже, возможно, сработал эффект бумеранга. Когда я начал играть за конкурентов, результаты сборной резко ухудшились, с 1-го в 1963 г. до 8-го в 1965 и 7-го в 1967 гг. Не удивлюсь, если именно в результате этого падения результатов Б. П. Гольденов потерял работу и вынужден был уехать из республики.

Не знаю, была ли это инициатива Гольденова, но меня направили в Гродно в штаб дивизии. Там решили, что мастеру спорта будет попроще в саперном батальоне, где дисциплина полегче, чем в строевой части. Появление нового пополнения в марте было необычно. Солдаты, призванные осенью, натерпевшиеся от дедовщины, получили объект для реванша.

Некоторые офицеры, впрочем, были рады разнообразить свои будни партией в шахматы. Однажды я был дневальным, а из ленинской комнаты нашей казармы доносились политзанятия офицерского состава. Один из лейтенантов спрашивает замполита майора Кондакова: «Вы говорите об авторитете командного состава, а вот лейтенант Чанчиков не считает для себя зазорным проигрывать Капенгуту». На что тот, казавшийся до сих пор лояльным ко мне, посоветовал: «А вы почаще отправляйте его в наряд на кухню, в следующий раз подумает, прежде чем выигрывать». Занятия оканчивались ритуалом – майор спрашивал словами Евтушенко: «Хотят ли русские войны?» – «Хотят, хотят, хотят!»

А. Капенгут в 1964 г.

Какой-то отдушиной было написание писем, причём под копирку во избежание потенциальных проблем. Лёня Бондарь пытался утешить, мол, у вас же какие-то занятия должны быть. В ответ я процитировал анекдот. Старшина диктует: «Вода кипит при 90 градусах». Все записывают, а один, окончивший десятилетку: «А нас учили, что при ста». На следующий день лектор поправляется: «90 градусов – это прямой угол». Вскоре меня вызвали к начальнику штаба, и тот, пряча улыбку, объяснил, что писать можно только про здоровье.

Еще можно рассказать, как наш батальон поднимали по тревоге, чтобы в Волковыске построить за 3 дня летний кинотеатр для солдат по случаю проверки округа начальником тыла Советской Армии маршалом И. Х. Баграмяном. Спали урывками. В какой-то момент командиру нашего взвода понадобилось определить угол в уже стоящей ферме, и он послал солдата взобраться на верхотуру измерить его. Черт меня дернул подсказать, как определить его на земле. Лейтенант смерил меня взглядом и приказал выкопать яму для столба. Полдня я копал, он пришел, почесал голову – засыпай. Так я и не понял, что это было – производственная необходимость или воспитательный процесс. Как говорится, рыл канаву от забора и до обеда.

Офицеры часто выезжали на разминирования 20-летнего наследия войны, прихватывая солдат 3-го года службы. Возвращаясь, те плевали на устав и делали, что хотели. Один из них рассказал мне, что во время Карибского кризиса они спали в шинелях с автоматами в обнимку, ибо у нашей дивизии второго эшелона задача была в течение 24 часов прибыть в Берлин, а войска ГСВГ тем временем должны были дойти до Ла-Манша.

По ассоциации вспомнил, как во время учебы в институте наш преподаватель военной кафедры майор Сердич хвастался перед студентами. Тесть-генерал достал ему пропуск на разбор операции в Чехословакии 1968 г., который в штабе БВО проводил командующий силами Варшавского договора И. И. Якубовский. Чтобы поразить наше воображение, он цитировал маршала. Я понял, что планы в то время были аналогичными.

Служба в саперном батальоне привела меня к логическому финалу. Костяк личного состава был кавказско-среднеазиатским из сельской местности, по-русски эти ребята хорошо понимали только мат. Во время очередной воспитательной акции дежурства на кухне отключили горячую воду, и мы не успевали помыть алюминиевые миски к ужину. Слово за слово, меня треснули по голове, я потерял сознание.

Так я попал в госпиталь с сотрясением мозга. Проблема была с диагнозом: его нельзя было ставить, ибо в таком случае пахло военным трибуналом. Мне удалось сообщить домой, вскоре приехал мой дядя-профессор, член коллегии минздрава республики, который наладил контакт с лечащим врачом. Кое-как меня привели в норму, однако спустя 5 лет я начал ощущать постоянную усталость глаз.

Из госпиталя меня вызвал Борис Гольденов, желая узнать, насколько я в состоянии продолжать играть, но побоялся взять меня в команду на полуфинал Вооружённых сил, и в итоге победители прошлого года не попали в финал. Смешно вспоминать, как Гольденов устроил фотосессию перед отъездом с кубком и без него, с разными вариациями состава.

Зато федерация республики в матче с сильной командой ГДР не могла обойтись без меня на юношеской доске, где я выиграл свой микроматч, и в итоге общий счет стал ничейным. Вскоре я смог поехать на традиционный турнир Прибалтики и Белоруссии в Пярну. Там я не раз беседовал с Александром Кобленцом, рассказывал о своих злоключениях в армии. Он предложил переехать в Ригу служить, для чего он мог бы написать обо мне самому министру обороны. Я взял тайм-аут, решив посоветоваться с Женей Рубаном, служившим в БВО уже пару лет. Тот резонно заметил, что не представляет, как письмо попадет к Малиновскому, но считает, что хуже мне от этого не будет… Возможно, переведут в спортроту, но в другой округ – нереально. На следующий день я поблагодарил Кобленца и согласился.

По возвращению пришел запрос на характеристику и вызов на сбор к чемпионату мира среди студентов. В штабе округа не нашли ничего умнее, чем отправить меня в часть за бумагами и ждать приказа на командировку там. Пришлось опять обращаться к Ливенцеву, он позвонил знакомому генералу, тот на моих глазах устроил разнос начальнику спортотдела округа и председателю спортклуба, попутно разрешив мне ехать на сбор.

О самом чемпионате можно будет прочитать в будущей книге. После закрытия Игорь Захарович Бондаревский звонит в Москву принимать поздравления. Да, конечно, поздравляем, только Смыслов захотел поехать на Кубу вместо Ходоса, поэтому тот будет играть в полуфинале чемпионата страны вместо Капенгута, а этот обойдется лично-командным первенством СССР среди юниоров.

Стало недоброй традицией, что внештатный инструктор республиканского спорткомитета не послал в Ригу второго участника, что было отмечено всесоюзной прессой. Если мне не изменяет память, весной состоялся пленум федерации шахмат БССР, на котором обсуждался вопрос о республиканском клубе. Кира Зворыкина, руководившая комиссией по проверке работы в клубе, отметила факты вопиющих нарушений финансовой дисциплины. На должности уборщицы свыше 8 лет числилась жена директора, в зал было куплено пианино, чуть ли не единственным предназначением которого были занятия музыкой дочери Рокитницкого, и т.д. Наибольшее впечатление на меня произвело выступление гроссмейстера Болеславского. В этот момент он был сам на себя не похож, метался по сцене как раненый зверь. Он рассказывал о содержании документов, на которые я натолкнулся позже, работая в архиве клуба над материалами по истории шахмат в Белоруссии.

В своей статье 2010 г. я писал: «Читаю письмо 1956 г. из Федерации шахмат СССР председателю Спорткомитета БССР: В связи с учреждением Спорткомитетом СССР звания «Заслуженный тренер СССР» просим представить ходатайство о присвоении этого титула Болеславскому и Сокольскому. Резолюция председателя комитета Коноплина: т. Рокитницкому – подготовить. Далее читаю подготовленный ответ: Мы отказываемся ходатайствовать… ибо не знаем, что они сделали для страны (! – АК), но в республике они не подготовили ни одного разрядника. В итоге бессменный старший тренер сборной страны, начиная c 1954 г., Болеславский получил это звание лишь в 1964 г. по ходатайству членов сборной СССР, а Сокольский – в 1965 г.»

Услышав выступление Болеславского, подавляющее большинство делегатов проголосовали за предложение председателя федерации шахмат БССР Або Шагаловича просить Спорткомитет освободить А. В. Рокитницкого от занимаемой должности. Против голосовали только двое – А. М. Сагалович (возможно, по должности) и Дима Ной, который со времени занятий с Шагаловичем во Дворце пионеров не любил бывшего тренера.

Наивно предполагать, что предложение освободить Рокитницкого от должности было результатом дрязг между директором клуба и председателем федерации. Настоящей причиной было противодействие Рокитницкого учреждению в спорткомитете БССР должности инструктора по шахматам, причём Аркадий Венедиктович подчеркивал, что выполняет эти функции на общественных началах. Вот только делал это заслуженный тренер БССР по шашкам на свой лад… Впрочем, Ливенцев не любил, когда его припирали к стенке, и отказался уволить Рокитницкого.

Вернемся к первенству страны, которое мне удалось выиграть, обогнав Цешковского, Тукмакова, Джинджихашвили и др. Партия с «Джином» стала первой, прокомментированной мной в специализированной прессе – рижском журнале «Шахматы», № 19, 1964 (с. 19). Когда вскоре я оказался в Москве, член президиума федерации шахмат СССР, председатель юношеской комиссии гроссмейстер А. А. Котов, сообщил мне о решении послать меня в Гастингс, но в итоге там оказался Юра Разуваев.

Партия Витолиньш Капенгут, первенство СССР среди юношей, Рига, 1964 г.

Забавно, что Боря Гельфанд, тоже ставший чемпионом СССР среди юниоров в Риге, назвал свою статью-отчет «Двадцать лет спустя». Больше представители Белоруссии этот титул не выигрывали.

В журнале «Шахматы» (Рига), № 18, 1964, с. 14, заслуженный тренер Украины Ю. Н. Сахаров, принимавший участие в пяти чемпионатах СССР, написал: «Капенгут – сложившийся по стилю мастер, тяготеющий к сложной тактической борьбе. Он еще не всегда чувствует опасность, играя черными, не всегда рационально расходует время для обдумывания, но его превосходство над остальными участниками не вызывает никаких сомнений. Капенгут, безусловно, наш сильнейший юниор на сегодняшний день».

Золотая медаль чемпиона СССР в командном зачёте в составе сборной «Буревестника» в 1968 г. Такая же причиталась и за первенство страны среди юниоров 1964 г.

Биография человека, написавшего те строки в 1964 г., поражает. Приведу выжимки из нескольких сайтов. Когда началась война, Юрия не взяли в армию как сына «врага народа», расстрелянного в 1937-м. Он был привлечен оккупационными властями к работе переводчиком в гестапо. Позже с занятой территории немцы отправили его на принудительные работы, в угольные шахты на Запад. После освобождения Бельгии союзниками Сахаров вступил в армию США и с оружием в руках дошел до Эльбы, откуда вернулся на Украину. Был награжден американским орденом Пурпурного сердца.

Весной 1951 года в полуфинале чемпионата СССР во Львове Сахаров взял чистое первое место и выполнил норматив мастера спорта. Но звание он не получил. Последовали донос, арест, обвинение. В конце концов, ему дали 25 лет – за то, что в течение нескольких месяцев провоевал против немцев в армии США. В 1955-м Юрий Николаевич отказался от предложенной амнистии, настаивая на реабилитации, последовавшей в 1956 г.

В 1968 г., на излете оттепели, Юрию Николаевичу позволили выехать на международный турнир в Болгарии, где Сахаров победил и завоевал балл международного мастера. Но далее до конца жизни украинец оставался «невыездным» – сказывался шлейф ареста и обвинения…В 1981 г. у железнодорожной станции близ Киева был найден окровавленный, совершенно растерзанный труп Сахарова.

В 1965 г. мы играли в полуфинале страны в Омске, где Сахаров разделил 1-е место. Когда после этого его пригласили выступить на местном телевидении, Сахаров поставил условием разговор по-украински. К слову, он терпеть не мог летать, но поезда от Омска до Москвы шли трое суток, и он скрепя сердце решил лететь до столицы, а дальше ехать ночным экспрессом. Из-за нелетной погоды самолет сел в Киеве. Наутро к нему пришел Гуфельд, и Сахаров с восторгом рассказал, как он сэкономил на билете. «Не будь фраером!» Эдик потащил его в Борисполь и начал там шуметь: «Безобразие! Вместо Москвы я оказался в Киеве» – «Пожалуйста, проходите на посадку» – «Нет, я поеду поездом». Ему еще вернули стоимость пролета.

Сразу после турнира был сбор сильнейших юношей в Майори (Юрмала). Там я увидел 15-летнего Юру Балашова, который, фанатично следуя указаниям Ботвинника, засекал расстояние и время прогулок по пляжу. Занятий практически не было, а сбором руководили директор Ростовского клуба А. А. Богатин и В. Н. Юрков. Вечером на скамейках перед старым зданием гостиницы, в которой обитал также Московский симфонический оркестр, ежедневно пару часов шли разговоры «ни о чем». Я был поражен, когда Арон Абрамович слово за слово опознал кузена – скрипача, связь с которым потерялась со времен войны!

Вскоре предстоял сбор команды ЦДСА, полуфинал и финал командного первенства страны среди обществ. Команда без лидеров собралась на армейской турбазе Кудепста на полпути из Адлера в Сочи. Тон задавал Гуфельд, который страстно жаждал похудеть и заставлял всех до изнеможения гонять мяч, но потом наедался как барбос. Через пару лет он понял тщетность своих попыток и только мерил время – 20 кг назад, 30 кг и т. д.

Во время сбора я посетил турнир претенденток в Сухуми, где Болеславский помогал Кире Зворыкиной (1919–2014). Мое знакомство с Кирой Алексеевной началось в 1960 году, когда 15-летним юнцом я попал в сборную команду Белоруссии, но ее лучшие результаты, включая матч на первенство мира, были уже позади. Супружеская чета Зворыкиной и Суэтина, приглашенная в Минск чуть позже Исаака Ефремовича, получила жилье на площади Победы. Когда я познакомился с ними поближе, они были в разводе, но воспитывали совместно Сашу, подававшего большие надежды в плавании. Последние годы Кира Алексеевна жила в Москве с семьей сына, ставшего известным ученым.

У Киры Алексеевны был поистине чемпионский характер. Она с завидным упорством зацикливалась на себе. Многолетняя журналистская деятельность, постоянные занятия спортом, даже ее отношения с окружающими лишь подтверждают это. Очень едкое остроумие, однако, заканчивалось на своей персоне.

Мне приходилось бывать ее тренером, и я не переставал удивляться, с какой жадностью Зворыкина постигала новые знания, причем на другой день могла повторять то же самое вновь и вновь, ибо память сдавала. Она всегда была готова играть в мужских чемпионатах республики с мастерами. Лучший результат был в чемпионате 1961 г., где Кира Алексеевна выиграла у Гольденова, Сокольского и Шагаловича, а ничьи сделала с Багировым и Ройзманом.

Иногда в голову Зворыкиной приходили оригинальные решения. Однажды в очередной партии я избрал незнакомую для нее систему староиндийской защиты. Она подумала 40 минут и перешла к защите Грюнфельда. Я не уверен, что любой гроссмейстер сообразил бы, как это сделать.

Когда международный арбитр Зворыкина согласилась быть главным судьей 42-го женского чемпионата СССР (Таллинн, 1982 г.), она не представляла, что окажется в эпицентре крупного скандала. Супружескую пару Бориса Гулько и Анну Ахшарумову долго не выпускали в эмиграцию. На чемпионат страны был командирован человек из КГБ, чтобы «опекать» Аню. В решающей партии Нана Иоселиани просрочила время во встрече с ней. Эта победа делала Ахшарумову чемпионкой СССР. Чекист позвонил в Москву. Началось «выкручивание рук» Зворыкиной. Только главный судья мог принять решение продолжать партию. В этот трудный момент Кира настояла, чтобы ей сообщили об оформленном решении Федерации шахмат СССР.

Больше половины участниц подала протест главному судье. Зворыкина потом рассказывала, с каким трудом она уговаривала шахматисток отозвать свои подписи, ибо хорошо представляла, чем это грозит им. Зато через пару часов на требование чекиста ознакомить его с заявлением, она с улыбкой спросила: «Какое заявление?». Я думаю, она не перешла Рубикон порядочности, который каждый для себя устанавливает сам. Известно, что многие советские чемпионы опускали свою планку ниже и ниже. На мой взгляд, исключение составлял только Борис Спасский.

Вернёмся в 1964 г. Потом Кобленц пересказал мне содержание своего письма Малиновскому: «…Ваши слова о подготовке своего, армейского Таля запали мне в душу…» и далее изложил мою ситуацию. Затем это послание было отправлено порученцу Родиона Яковлевича полковнику Комиссарову. Дочь маршала Наталья Родионовна рассказывала: «Папа действительно был хорошим шахматистом и считал, что военному человеку играть в шахматы полезно и даже необходимо. У него была богатейшая шахматная библиотека, книги с автографами Ботвинника и других легендарных шахматистов».

В ЦДСА показали телеграмму Ливенцева, где он пишет, что мне созданы все условия, и просит отменить решение о переводе. На ней – резолюция министра: «Подтвердить приказ». Мне пришлось вновь появиться в своем саперном батальоне и забрать пакет с документами.

Проездом в Минске договорился с друзьями о вечеринке по случаю 7 ноября. Предполагалось вначале посидеть в кругу семьи, а потом встретиться на только что полученной Лёней Бондарем квартире – на бульваре Толбухина, рядом с кинотеатром «Партизан». В квартире была лишь раскладушка, а вместо хозяина его сестра. Я немного запаздывал, однако заметил у подъезда редчайшую по тем временам «Чайку». Зашёл; половина компании была мне незнакома. Лариса представила меня как-то помпезно, не характерно для нее. Батарея бутылок, многих этикеток я раньше никогда не видел. Играют два магнитофона. Танцую с незнакомкой – она оказалась школьницей выпускного класса, недавно переехавшей в Москву. Где там живёт? На Ленинских горах. «Где правительственные особняки?» – «Недалеко, и вообще, папа сказал, чтобы поздно не возвращалась».

Незнакомая часть компании дружно уехала, но одного парня заинтересовала подруга Ларисы, и Арнольд вернулся, а дальше всё встало на свои места. Я разговаривал с Наташей Мазуровой, которая пару недель как переехала в столицу, и папа отпустил ее повидать друзей, предоставив персональный ТУ-134 с сопровождающим. С ней были Наташа и Лена Машеровы, Лена Притыцкая и еще кто-то. Злые языки мне потом говорили, что новый знакомый увивался за другой Наташей, но в конце концов Петр Миронович его выгнал.

По приезду в Ригу я явился к начальнику Дома офицеров подполковнику Орлову. Он предложил на следующий день встретиться у штаба Прибалтийского округа, чтобы представиться руководству. Однако, посмотрев на меня в форме, вздохнув, босс предпочел оставить в машине. В итоге зам. командующего округом подписал разрешение на проживание у родственницы с выплатой денежной компенсации за питание (78 копеек в день). Приписали меня к топографическому отряду, учитывая мои курсы геодезии в техникуме и БПИ. По итогам года как член сборной страны – чемпиона мира среди молодёжи – я получил фотоаппарат с гравировкой: «рядовому Капенгуту от министра обороны».

Безусловно, в сравнении с саперным батальоном на границе это была сказка. Однако появились две проблемы – на что жить и что делать. Помог маэстро – так друзья звали А. Н. Кобленца. Он организовал еженедельные занятия в Рижском институте инженеров гражданской авиации, а также рекомендовал в газету «Советская молодежь» вести шахматный отдел.

Чуть позже я стал постоянным автором рижского журнала «Шахматы», причем забавным способом – обнаружив плагиат! В № 7 (апрель 1965 г.) статья Б. Беленького повторяла фрагмент из брошюры В. Пушкина «Эвристика и кибернетика». Ответственный секретарь А. Домбровскис, руководивший журналом при зицредакторе Тале, испугался шума (который я и не собирался поднимать – просто демонстрировал свою память) и потребовал доказательств. Пришлось мне раздобыть эту книгу, а он, в порядке компенсации, открыл зеленую улицу для материалов «чужака».

Сложнее было с времяпровождением. Конечно, начальник отдела туризма и шахмат отставной подполковник Воробьев не слишком жаловал мой вольный статус, требуя присутствия в Доме офицеров, а в случае выборов даже отправляя в спортроту на голосование (в форме, с ночевкой). Иногда я засиживался в республиканской публичной библиотеке, продолжая копаться в каталогах журнальных переводов.

Слева направо: А. Воробьёв, зам. начальника Дома Офицеров, член сборной Прибалтийского округа Розалия Абрамовна Мещанинова, помогавшая М. Талю создать книгу о матче с М. Ботвинником, А. Капенгут

Совсем по-другому жизнь пошла, когда тетя познакомила с сыном своей приятельницы Мариком Блюмом, и он пригласил меня в молодежную компанию, где смутное отношение к шахматам имел лишь отец Лени Сандлера, который сейчас живет в Австралии. Кстати, на первой вечеринке я обратил на себя внимание, обыграв его вслепую. Часто приходилось встревать в политические споры. Оттепельный (я бы сказал, вегетарианский) период в жизни страны, когда появилось много отсидевших по 58-й статье, и лишь слегка преследовалось инакомыслие, привел к росту национального самосознания, подталкивавшего к эмиграции. В нашей компании постоянно шли дискуссии об этом. Я защищал позицию, сходную со многими высказываниями Ильи Эренбурга, и всегда был в меньшинстве, но меня уважали, поэтому терпели, хотя другие с аналогичными взглядами долго не задерживались.

Ближе других был Вульф Залмансон. Когда я по возвращении в Минск женился, как-то поздним вечером раздался звонок. Вульф пришёл в офицерской форме, и я не сразу узнал его. Поговорили тогда совсем немного. Вскоре по «самолетному делу» его приговорили к десяти годам. Дружил я также с Маргаритой Соломяк, вскоре вышедшей замуж за Арона Шпильберга (позже его арестовали на волне гонений на еврейских активистов).

Марик Блюм c горящими глазами пророка был, можно сказать, неформальным лидером сионистской молодежи. Когда в 1966 г. я вернулся из Швеции, мне рассказали, что его посадили после стычки с милицией на концерте израильской певицы Геулы Гиль. После отсидки его побыстрее выпихнули в Израиль, где он сменил имя на Мордехай Лапид, стал активистом поселенческого движения, и был убит палестинцами из проезжавшей машины в 1993 году. Погиб и его 18-летний сын, трое других детей были ранены. Всего у него их было 15.

Тем не менее позже я жалел, что в этот период жизни недостаточно занимался шахматами, особенно анализом и классическим наследием, несмотря на огромное количество сыгранных партий и громадную практику игры в блиц. Очень не хватало Болеславского с его подходом. Милейший маэстро был прекрасным организатором, превосходным собеседником, но практической помощи оказать не мог.

Вскоре мне пришлось уже в новой команде, ставшей своей на пару лет, отбираться в лично-командном полуфинале чемпионата Вооружённых сил в Вильнюсе. В сборной Прибалтийского округа играли чемпион СССР среди юношей 1960 г. Толя Шмит, будущие гроссмейстеры Лева Гутман и Юзик Петкевич. С некоторым трепетом я познакомился с легендой шахмат Милдой Рудольфовной Лауберте. 12-кратная чемпионка своей страны играла в женских чемпионатах мира еще до войны. Ее муж, гроссмейстер по переписке Лу́цийс Э́ндзелинс, в 1944 г. эмигрировал в Австралию. Когда мы заговорили о нем, я понял, что он ей по-прежнему дорог. Свекор остался крупной фигурой в латышской филологии, академиком и почетным доктором дюжины зарубежных университетов.

В Вильнюсе мы играли в гарнизонном Доме офицеров; бывшем генерал-губернаторском, а ныне – Президентском дворце.

В гостинице «Вильнюс» я жил в одной комнате с главным судьей, капитан-лейтенантом Сергеем Агассиевым. Мы быстро нашли общий язык, и я был зачарован его биографией. Попытаюсь восстановить часть его рассказов. Все было необычно, начиная с национальности Агассиева (ассириец). Он плавал на атомной подлодке, во время 8-месячного похода к берегам Индонезии получил дозу облучения. Стал адъютантом командующего Тихоокеанским флотом. Потом учился на закрытом факультете Военно-политической академии. Впоследствии кто-то говорил, что Агассиев стал военно-морским атташе в Египте.

В судейскую коллегию входили также Леня Верховский и Дора Анчиполовская, которая была первым приятелем, кого я встретил в аэропорту Бен-Гуриона в 1989 г., когда прилетел со сборной СССР на командный чемпионат Европы в Хайфе. С 1967 г. там не было советских самолетов, и до 1989 г. мне трудно было представить себя на Земле обетованной.

Дора много переводила с французского и даже издала «Мемуары одинокой женщины», где писала о своих отношениях с Корчным, Штейном, Авербахом и т.д. В 2008 г. ее убили в Иерусалиме. Леня любил рассказывать анекдоты, помнил очень много всякой всячины, написал кучу книг, но старался «плыть по течению».

Запомнилось, как Женя Рубан менял свои талоны у буфетчиц, запивал булочку кефиром, а на сэкономленные гроши покупал в букинистическом книги Бердяева, Ильина, Шестова и др. В Прибалтике кое-что еще сохранилось из досоветских изданий, да и КГБ был помягче.

К слову, рижский окружной Дом офицеров, в котором мне пришлось околачиваться два года, также занимал одно из лучших зданий города. Оно было построено в стиле «Арт Нуво» в начале ХХ века; до и после Советской власти принадлежало рижскому латышскому обществу. В апреле 1965 г. в «золотом зале» этого здания играли матч претендентов Керес и Спасский, а я, как в какой-то мере хозяин, руководил работой пресс-центра. Большинство публики болело за эстонца, не в последнюю очередь по политическим мотивам, и по окончанию решающей острейшей партии победитель стоял в одиночестве. Заметив это, я тут же подошел к Боре и начал заговаривать ему зубы, чтобы он не обращал внимания на реакцию окружающих.

Летом в Одессе проходили финалы командного и личного чемпионатов Вооружённых сил с разбежкой около 2 недель. Там я познакомился с Милой Цифанской и Мариной Глезер, которые играли на девичьей доске за Сибирский и Белорусский округа. Если вторая быстро поменяла шахматы на программирование (сейчас мы иногда пересекаемся в Чикаго), то Людмила, переехав в Гомель, игру не забросила и принимала активное участие в шахматной жизни республики. В 1978 г. стала чемпионкой БССР, а в 1980 г. в составе команды Белсовета победила в командном первенстве ДСО «Спартак». Вместе с Цифанской мы играли и в Кубке СССР среди обществ в 1982 г. (за «Спартак»), а ещё раньше, в 1968 г., выступали в аналогичном турнире в Риге, только в разных командах. Людмила вышла замуж за постоянного участника белорусских турниров 1970-80-х гг. Борю Марьясина и уехала в Израиль, где стала международным мастером и основным членом сборной на Олимпиадах и чемпионатах Европы.

Участники личных турниров оставались на эти 2 недели в Одессе за счет ЦДСА, что послужило темой для фельетона в «Красной Звезде». Однако, если подсчитать стоимость билетов туда и обратно, да и сборы по подготовке каждого, то получилась бы сумма, на порядок большая, но шума было изрядно.

Чемпионом стал Савон, оторвавшись на 3 очка от второго призера. Его игра производила на меня очень сильное впечатление, даже большее, чем на 39-м чемпионате СССР, который он выиграл (может быть потому, что я сам тогда вкладывался по-черному и не замечал ничего вокруг). Володя погружался в игру настолько, что его почти не оставалось для кипящей вокруг жизни.

Тогда мы в течение восьми лет много времени проводили вместе. Савон не был большим интеллектуалом, его непосредственность иногда вызывала улыбку, но харьковчанин был искренним добрым парнем. Если бы федерация на самом деле заботилась о пополнении большой сборной, то, выделив ему несколько международных турниров, сняла бы с него заботу о титуле, как средстве обеспечить себя. Не сомневаюсь, что в этом случае его талант заиграл бы новыми красками. Смешно сказать, что в 1965 году, набрав в полуфинале +7 и став третьим, он оказался за бортом финала, а в двухступенчатом чемпионате «Буревестника» мой друг Эдик Бухман вышел с +1, Толя Быховский же – вообще с 50%.

Уже после того, как он стал чемпионом СССР в 1971 г., его послали в Чили. Там Савон сыграл в небольшом турнирчике в Ла-Серена, а потом к нему обратился второй человек в компартии Родриго Рохас и попросил бесплатно поездить по глубинке с выступлениями, чтобы поддержать социалистическое правительство Альенде и продемонстрировать солидарность и дружбу советского народа. Володя мотался в тяжелейших условиях по 2-3 сеанса в день, но был искренне горд своей миссией. Я думаю, что никто больше из наших гроссмейстеров не был способен на это.

Наконец я сыграл в полуфинале чемпионата СССР. Четыре предыдущих года у меня были шансы сделать это раньше, но увы…Об одном из победителей – Сахарове – я уже писал, а вот о двух сбоях в профессиональной работе мозга – нет.

Партия с приятелем-соперником Виталием Цешковским – на 19-м ходу могу выиграть качество, но у черных есть компенсация, оценивая ее, истратил много времени. Решил поискать что-то еще, не нравится. Время поджимает, думаю, что надо вернуться к первоначальному замыслу и… не могу его вспомнить. В цейтноте упустил выигрыш, прошел через проигрыш, спустился в зал, и болельщик спрашивает, почему я так долго думал и не взял. Только после этого вспомнил вариант. Безусловно, провал в памяти, но интуиция не подвела – инициатива черных в этом случае была опасна.

Еще один прокол случился во встрече с Бухути Гургенидзе. Воюя против староиндийского клина, я разменял тяжелые фигуры по вертикалям «b» и «f» и забрал пешку на а7 с технически выигранной позицией. Собираюсь вернуть коня на b5 и, с рукой в воздухе, замечаю, что зеваю в два хода фигуру. Нормальная реакция – поставь назад и отдышись, есть и другое поле. Но в голове мелькают обрывки мыслей – что я делаю? Ведь можно свихнуться! И как противовес – а что тебе эта фигура, эта партия, этот турнир, эти шахматы! И я опускаю коня на отравленное поле. Стоит сказать, что после секундного затмения я сумел без фигуры при доигрывании сделать ничью. Может, это последствия армейского сотрясения? Слабым утешением был приз за самую красивую партию турнира против Баранова.

Другой победитель этого полуфинала – Эдик Гуфельд – завел разговор о поездке его тренером на чемпионат страны. Конечно, я знал, что ни на одно его слово нельзя положиться, но побывать на таком сильном турнире хотелось. Однако действительность превзошла ожидания. В Дом офицеров пришла бумага из ЦДСА: «…командировать в Таллинн… с постановкой на питание и размещением в одной из воинских частей города».

Идея сменить махонькую комнатушку тети на казарму меня не прельщала, к тому же компенсацию за еду уже получил. Вообще, начальник Дома офицеров неплохо относился к протеже министра и подписывал без разговоров бесконечные командировки в Минск, когда в календаре открывалось очередное окно. Я наловчился, как основание, использовать директиву министерства обороны по всем спортивным мероприятиям года – отыскать в здоровом томе нужную строчку тяжело даже для компетентного человека. В итоге он подписал обоснование: «Для просмотра партий чемпионата СССР».

Когда я разместился в той же гостинице, что и участники, Гуфельд встревожился, и я объяснил свой статус. Он начал мямлить, что вот-вот оформит нормальные условия, но хотя верить ему было бы наивно, я начал работу. Да и его подготовка к партии выглядела как анекдот. Играя белыми с Кересом, после 1.е4 е5 он, в мандраже, не знал, как сделать ничью! Присутствовавший при этом цирке Леня Штейн, вдоволь подтрунивавший над ним, предлагал один за другим способы добиться искомого результата. Однако за доской Эдик преобразился и даже пожертвовал Паулю Петровичу пешку в дебюте!

В итоге через неделю он решил сохранить хорошую мину при плохой игре, и, чтобы не пришлось компенсировать расходы за свой счет, заявил, что он отказывается от моей помощи. Зная, с кем имею дело, подозвал Володю Савона как свидетеля его слов. Пока оставались деньги, помогал Гене Кузьмину, потом вернулся домой.

После очередного чемпионата Латвии, утешая Толика Шмита, неудовлетворенного своим выступлением, я сказал, что он, как и в прошлом году, разделил 3-4-е места, на что тот отпарировал: «Только тогда впереди были Таль и Гипслис, а сейчас Айвар и ты». О нравах в республике в то время можно судить по закрытию, когда второму призеру ничего не досталось. Случайно Толик проболтался, что ему дали 15 руб. Я не выдержал и поинтересовался у директора Солманиса. Думаете, он извинился? «Откуда я знаю? Сколько он Вам назвал?» В итоге мне выписали на 5 руб. больше, чем Шмиту.

В турнире мне удалось применить подготовленную дома оригинальную идею в славянской защите на 7-м ходу – это была моя первая новинка, напечатанная в «Информаторе» 1/374. За последующие полвека вариант многократно испытывался на гроссмейстерском уровне, но так и остался анонимным. В целом, я думаю, что число моих новшеств за это время приближается к тысяче, а количество комментированных партий зашкаливает за нее.

Ставший чемпионом Айвар был представителем титульной национальности, что давало ему определенные преимущества. Несмотря на то, что он был членом КПСС, однажды он сказал мне в переполненном «золотом зале» Дома офицеров: «Здесь тебе Латвия, а не Советский Союз!»

Чемпионат ВС обернулся для меня кошмаром – в середине турнира меня отправили в Минск к отцу, но не предупредили, что папа уже умер. Панихида была в школе, которой он руководил с нуля более 10 лет. Когда-то в детстве я приходил в учительскую и часто играл в шахматы с преподавателем математики, Героем Советского Союза Владимиром Алексеевичем Парахневичем. Когда отец схватил очередной инфаркт, тот возглавил школу. С сочувствием он сказал: «Жалко старика». Я напомнил, что папе было всего 54 года. Вернувшись в Вильнюс, я слег на нервной почве; ребята навещали меня и расписывали ничьи. Только Виктор Желяндинов хотел меня обыграть, но не сумел.

Сразу по возвращении из Швеции Эдик Бухман и я, не заезжая домой, отправились на полуфинал СССР в Краснодар. Играл я там, увы, очень легкомысленно. В итоге, как и в прошлом году, не хватило до выхода 1,5 очка из 17; это очень много. Забавный эпизод – на рынке, увидев меня в сверхмодной нейлоновой рубашке, какой-то темпераментный кавказец кричит: «Продай, 10 рублей даю». Пришлось ему объяснить, что у нее госцена 25. Он кивнул соседке по прилавку и увязался за мной, по дороге набавляя цену. У дверей гостиницы он говорил уже о 75 руб., и я еле удержался, чтобы не зайти с ним в свою комнату и отдать ее за эти деньги.

Как всегда, очередная партия с Гуфельдом привела к очередному конфликту. В сложной позиции он пожертвовал качество с неясными шансами. Перед ним стояла дилемма – или жертвовать фигуру с потенциальным вечным шахом (однако если я уклоняюсь, у него опасная атака), или его инициатива выдыхается. Задача – спровоцировать на продолжение борьбы после жертвы коня. Как? Вывести меня из себя. Первый этап – предлагает ничью. Я реагирую соответственно – прошу сделать ход, и я обдумаю его предложение, а сам в зале подсаживаюсь к Роме Джинджихашвили и сообщаю ему о предложении Эдика. Следует ход по пути к вечному шаху, я сажусь за доску, а мой партнер встает и с апломбом произносит: «Теперь я на ничью не согласен». Мне стало любопытно, что он сделает? Подписываю бланки и останавливаю часы.

Р. Джинджихашвили и А. Капенгут

Он садится за доску: «А у тебя свидетели есть?» – «В зале Джин видел» – «В зал можешь кого угодно приводить (было сказано порезче). Зови судью, я требую очко из-за остановки часов». Зову главного судью Поволоцкого (из Гродно). Гуфельд заявляет, что он не предлагал ничью, потом, что он предложил полтора хода назад. «Да, поражение», – говорит судья. «Вы сомневаетесь, что он предложил ничью?» – «Нет, но ты не имел права, согласившись на ничью, останавливать часы». Судьи собрались за сценой, начался гвалт. Васюков в цейтноте останавливает время и идет за сцену, требуя прекратить это безобразие. Гипслис мне шепчет: «Если тебе засудят, я потребую то же для Васюкова». Звонят в Москву, те предлагают продолжать партию. Эдик тут малость протрезвел, ведь, устроив этот сыр-бор, сейчас он должен будет жертвовать фигуру и давать вечный шах. «Ладно, ничья», – промямлил он. После этого эпизода в очередном издании кодекса появилась строчка: «Остановка часов из-за недоразумения не влечет за собой никаких последствий».

Надо же было судьбе так распорядиться, что его выход в финал зависел от меня. Если бы мне нужно было сделать ничью, чтобы он не вышел, то вопрос бы не стоял, но проигрывать черными Васюкову не хотелось. Естественно, Гуфельд пришел ко мне, можно с натяжкой сказать, что извинился, и попросил играть с полной отдачей, разработав целую шкалу, начиная с моего проигрыша, до результата, благодаря которому он попадает в финал. При этом оставил мне 25 руб. в счет будущей премии – для солдата это не так уж мало.

У Эдика нервная система не выдерживала перегрузок и он, быстро сыграв вничью, прошептал: «Удваиваю». Партия была отложена в чуть худшей позиции и через несколько часов предстояла защита. Гуфельд уже был пьян в стельку, мешал анализировать, лишь повторял: «Утраиваю». Помог Толя Лейн со свежей головой. Еще 5 часов доигрывания – и протрезвевший Эдик собирает друзей для импровизированного банкета. Наивно полагавший, что он мне должен, я держался рядом. В магазине у кассы наш победитель шарит по карманам и просит меня заплатить: «Ведь я тебе должен намного больше». В итоге мне осталась лишь сдача…

(окончание следует)

© Albert Kapengut 2020

Опубликовано 21.12.2020  20:13

К 60-летию Льва Псахиса

Счастливый человек с трудной судьбой. Льву Псахису – 60!

Впервые о Лёве Плахисе я услышал от Виталика Цешковского где-то в начале семидесятых: «Есть у нас в Сибири такой юный нахал – Псахис. Во время большого блицтурнира заявил всем, что обыграет меня. Но я поднапрягся и обыграл выскочку». Удивлённый таким зазнайством неизвестного мне Псахиса,– Цешковский был одним из сильнейших советских шахматистов, в 1968 году делил 4-5 места в Первенстве СССР, я на всякий случай спросил: «А кто выиграл тот турнир?» – «Псахис» – без всякого удовольствия ответил Виталик.

 

Лев Псахис

Позже дошли до Москвы слухи о каких-то партиях, которые Псахис играл в сеансах с чемпионом мира Карповым, гастролировавшим по Сибири. Подробности я не запомнил, но там тоже речь шла о каком-то нахальстве Псахиса. То ли хотел обыграть всенародного чемпиона, то ли вообще обыграл.

Позже Псахиса пригласили в знаменитую школу Михаила Ботвинника, но после первой же сессии великий человек отчислил Лёву. Наверное, тоже за нахальство. Догадываюсь, Псахис засыпал постаревшего чемпиона вариантами, за которыми не было никакой возможности уследить.

 

Я присутствовал лишь на одной сессии школы Ботвинника, попал на последнее занятие перед оздоровительной частью программы. Основной ассистент Ботвинника Марк Дворецкий увёз тогда своего ученика Артура Юсупова на первенство мира среди юношей и попросил меня заменить его. Я охотно согласился, так как среди учениц школы была такая девочка Аня Ахшарумова, которая сегодня уже более сорока лет моя жена. И мне на той сессии показалось, что педагогический дар Ботвинника сильно преувеличен. Любимцами чемпиона были мальчик-сыроед – действительно редкость среди шахматистов, и крепыш, наверняка победивший бы прочих слушателей в любом спорте кроме шахмат. А Лёва Ботвиннику не приглянулся.

«Чем школа была столь привлекательна для тебя?» – спросил я Псахиса годы спустя. – «Ведь на занятиях была скука. Дети демонстрировали свои малоинтересные партии, а Ботвинник рекомендовал им посмотреть свою победу над Капабланкой в АВРО-турнире».

– Ты не понимаешь – отвечал мне Лёва самой характерной для себя фразой, – Это была возможность вырваться из дома и две-три недели пожить в шахматной атмосфере, пообщаться с другими шахматистами.

Я действительно не понимал Лёву, так как жил не в глубине сибирских руд как он, а в Москве и мог в любой день заехать в шахматный клуб и поиграть блиц с работавшим там Олегом Моисеевым, который был «всегда готов». А то мог обсудить шахматную тему по телефону с ближайшим своим другом Юрой Разуваевым. Лёва же находился в шахматной пустыне и рос как цветок на камнях.

Впрочем, о своём Красноярске Псахис, фамилия которого звучала для меня тогда как вырвавшееся из бутыли шампанское, а сам Лёва соответствовал ей, рассказывал так красочно, что город представлялся мне сибирским Парижем, в котором я в те времена не бывал. Хотя история Лёвы о его знакомом директоре гастронома, который считал, что сыр – это такой единый продукт, деление которого на Пошехонский, Костромской, а то и вообще Голландский – ни на чём не основанные легенды, подрывала версию о родстве Красноярска с Парижем. Лёва, большой поклонник сыра, возвращался к себе в Сибирь из Европы, которой для него были Минск или Москва, с чемоданом, наполовину наполненным сыром.

Перед тем, как начать наслаждаться историями Псахиса, я имел удовольствие с ним познакомиться. Осенью 1980 года под Москвой проходили какие-то большие сборы, и шахматистки – подруги Ани, к тому времени уже моей жены, решили её навестить. А Лёва за кем-то из них, а то и за всеми сразу, ухаживал, и приехал с ними.

У нас уже полтора года проистекали 7 тощих лет отказа, и ни на какие сборы нас, понятно, не брали. Как и на турниры. Девушки не заботились, но Лёвино игнорирование правил хорошего тона советского человека, не включавших посещение изменников, было характерно для него. Лёва никаким советским человеком и не был. Он был совершенно свободным. Мне даже представилось тогда, что до их Енисея советская власть ещё толком не добралась.

Потом мы с Аней устроили нашу первую голодовку, и нам разрешили немного играть. Я выиграл Первую лигу первенства СССР, попал в Высшую во Фрунзе – было тогда такое название у столицы Киргизии, и стал свидетелем высочайшего в жизни триумфа Псахиса.

О выдающемся таланте Псахиса было уже известно. После первой лиги первенства СССР 1979 года Разуваев, обладавший замечательной интуицией не только на шахматной доске, сообщил мне: «У Гарри появился реальный конкурент». В 1980 году Лёва поделил победу с Сашей Белявским в Первенстве СССР в Минске. Во Фрунзе 22-хлетний чемпион СССР защищал свой титул в гонке с уже полностью расцветшим Каспаровым.

Гарик демонстрировал гениальную игру. Её хватило, чтобы в последнем туре знаменитой победой над Тукмаковым догнать Псахиса, весьма легкомысленно подошедшего к своей партии. Но у Лёвы были основания считать моральным победителем себя.

Во-первых, он выиграл личную партию у Каспарова (как и в первенстве год назад у своего ко-чемпиона Белявского). Во-вторых, Лёва достиг своего результата с недобором. О его поражении в выигранной позиции от Артура Юсупова знают все: Марк Дворецкий посвятил спортивным ошибкам Псахиса в этой партии, по-моему, несколько глав в своей книге.

Как играл Лёва в период своей гениальности? Он пришёл в шахматы с рядом новых идей. Так он был художником в разыгрывании чёрными «ежа», а его победа над Кареном Григоряном – одна из ярчайших в этом построении. Лёва замечательно трактовал чёрными новоиндийскую защиту. Здесь классикой может считаться победа Лёвы над Белявским в Минске, которую я уже поминал.

Лёва замечательно чувствовал динамику борьбы, умел поддерживать напряжение и переигрывать партнёров на поздних стадиях партии. Имея основание рассматривать себя соперником гениальному Гарри, Псахис так сравнивал свою игру с каспаровской: «Гарик – это цунами. Но если ты выстоял перед этой мощной первой волной – твои перспективы неплохи. Я же накатываю не так мощно, но мои волны идут одна за другой, и против них устоять непросто».

Начало карьеры как у Псахиса – в юном возрасте две победы подряд в первенствах СССР, сравнимо лишь со стартом Михаила Таля, побеждавшего в первенствах СССР 1957 и 58 годов. Почему талант Псахиса не расцвёл до аналогичных высот?

Версий объяснений несколько. Одна следует из сборника новелл Стефана Цвейга «Звёздные часы человечества». На каком-то этапе все элементы психики и личности человека приходят в полную гармонию, и он производит свой максимум. А потом гармония расстраивается. В таком случае нужно радоваться, что случился взлёт, а не печалиться, что он закончился. Другие живут в спаде, не зная взлёта, всю жизнь.

Другая версия: Лёва был пасынком в советских шахматах. Не сравнить его положение, несуществующую поддержку, возможности с двумя его возможными конкурентами тех лет Карповым и Каспаровым. Лёва выиграл свой второй чемпионат СССР, не получив даже звания «Гроссмейстер СССР» за первую победу. А международные звания, которых у Лёвы тоже не было, присваивались за турниры за границей, на которые в ту пору посылал Спорткомитет СССР. Не у всех, видно, фамилия «Псахис» вызывала такие радужные ассоциации, как у меня.

Летом 1981 года студенческая сборная СССР отправлялась на командное студенческое первенство в Чикаго. Двукратный чемпион СССР оказал национальной сборной честь, согласившись за неё выступать. Но поездка Лёвы висела на волоске до последнего момента. Понятно, посылать Псахиса в Америку очень не хотелось. А не выиграет команда турнир – кто будет отвечать? Прорвался Псахис в Америку.

В те годы Лёву при переливании крови по поводу неопасной операции заразили смертельной болезнью. Здоровые люди могут только гадать: как чувствует себя человек, зная, что в его крови живёт его неизбежная гибель, как это влияет на его творческое настроение.

Болезнь развивалась, и лет 8 назад Лёва начал умирать. Я пытался звонить ему – Лёва терял связь с миром.

К тому времени Псахисы уже лет 20 жили в Израиле. В последний момент появилась возможность попытаться спасти Лёву, и доктора взялись за сложнейшую операцию. Дважды жизнь Лёвы обрывалась, и дважды душа возвращалась назад в тело. После того, как позже при аналогичных операциях умерли трое пациентов, больнице запретили проводить такие операции. Но лёвина операция произошла до того.

Потом случился ещё один прорыв в медицине, и смертельную болезнь изгнали их лёвиной крови. Живи и радуйся.

Характером Псахис отличается от большинства других ведущих шахматистов. Средневековый монах в своей книге призывал запретить шахматы как игру, развивающую лень. Лёва же, в отличие от многих коллег – трудоголик. Он написал и издал несколько дебютных книг. Я написал когда-то раздел для югославской дебютной энциклопедии и знаю, какое это мучительное и муторное занятие – копаться в паутине перестановок ходов, протоколировать мёртвые знания. Лёва также создаёт учебные программы, и нынешний расцвет индийских шахмат в большой степени – заслуга Псахиса. Он провёл бессчётное количество тренировочных сессий в Индостане и помог овладеть секретами шахмат многим молодым индийским дарованиям.

Не все замыслы Лёвиной юности осуществились. Многие великие свершения, на которые он был способен, не материализовались. Но иные состоялись, и остались сверкающими вершинами его карьеры. Посоветую Лёве помнить совет Василия Андреевича Жуковского:

Не говори с тоской: их нет, / Но с благодарностию: были.

Конечно, 60 лет – это возраст, в котором молодость начинает покидать нас. По иудейским представлениям – это середина жизни. Хочу пожелать Льву Псахису насыщенной и плодотворной второй её половины.

Борис Гулько

Оригинал

***

***

Партия с турнира “Минск-82”, комментарий Сергея Бегуна и Николая Петропавловского. В турнире Псахис поделил 4-6-е места с Купрейчиком и Чандлером

“Минск-82” (май)

Партия с 49-га ч-та СССР во Фрунзе (конец 1981 г.), где Псахис поделил с Каспаровым 1-2-е места. Комментарий Евгения Мочалова

Фото с того же чемпионата

***

Еще материал, опубликованный на сайте 15.11.2014

Лев ПСАХИС : СХВАТКА СО СМЕРТЬЮ

Опубликовано 29.11.2018  06:36

От редакции belisrael. Кроме расходов по содержанию сайта, подготовка и размещение каждого материала  требует немало времени.  Многие публикации имеют также практическое значение. Да и ряд авторов, присылающие свои материалы, заслуживают поощрения. А посему важно помнить о необходимости поддержки сайта.

Ю. Тепер. О Викторе Корчном

Июнь 2016 года. От одного из знакомых слышу: «Умер Корчной». Вспомнилась характеристика выдающегося русского дипломата Александра Горчакова: «Человек, переживший свою славу». В 1970-80-х годах о Викторе Корчном знали все, а многие ли помнят сейчас? Многие ли вообще интересуются шахматами в Беларуси?

Я видел и слышал гроссмейстера дважды во время его приезда в Минск (декабрь 1975 г.). Казалось бы, чем тут поделиться? Но начал вспоминать – и понял: мне есть что сказать о выдающемся шахматисте.

* * *

Август 1971-го. Я достиг возраста бар-мицвы (тогда, конечно, не знал, что это такое) и готовлюсь к началу своей шахматной «карьеры» в Минском дворце пионеров. Во дворе у нас шахматный бум, чего ни раньше, ни позже не наблюдалось – возможно, он был связан с успехами Роберта Фишера. Я успешно играю с парнями, которые значительно старше меня, кто-то сообщает отцу о моих успехах, на что тот не без доли кокетства отвечает: «Надо же ему умственно развиваться, не всё же время футбол да футбол». Решил выучить какой-нибудь дебют, выбор пал на сицилианскую защиту. Единственная шахматная книга в доме – «Основы шахматного творчества» Я. Г. Рохлина. Нашел в ней партию Матанович – Корчной и получил общее представление о шевенингенском (или, как сейчас говорят, схевенингенском) варианте. Суть его, правда, осталась для меня не очень понятной (ее позже объяснил тренер М. И. Шерешевский), но порядок ходов я запомнил. Сам не знаю, почему – у Корчного-то в партии этого не было – решил сначала выводить слонов на е7 и d7, а уж потом коней. Неожиданно идея принесла успех в моем первом турнире, в партии с соперником третьего разряда (у меня тогда разряда еще не было):

М. Дудецкий – Ю. Тепер. 1.е4 с5 2.Кf3 d6 3.d4 cd 4.K:d4 e6 5.Kc3 Ce7 6.Фg4?? е5 7.Ф:g7 Сf6 8.Cg5? Можно было ограничиться потерей одного коня, сейчас теряются две фигуры. 8…C:g7 9.C:d8 ed 10.Kb5 Kp:d8 и черные постепенно реализовали перевес. Интересно, как бы Виктор Львович реагировал на мои записки, скорее всего посмеялся бы, ведь с юмором у него всегда был порядок.

В детстве я не болел за Корчного. Творческий портрет его, изображенный в книге В. Васильева «Седьмая вуаль», особого впечатления на меня не произвел. Гораздо симпатичнее мне (наверное, не только мне) был Михаил Таль. В 1972 г. вышел фильм «Гроссмейстер», где снялись М. Таль и В. Корчной. Помню, наш тренер А. И. Шагалович говорил: «Фильм хороший, но и ошибок там хватает. Вот показано, что Корчной очень любит ничьи, а ведь это совершенно не так». Ясно, Корчной играл в фильме тренера по фамилии Волков и сыграл очень хорошо (в отличие от Таля, изображавшего самого себя), но зрители в эти тонкости далеко не всегда вникали. После бегства Корчного из СССР фильм больше не показывали, и сейчас мало кто вспомнит, о чем вообще там шла речь.

Приезд Корчного в Минск (декабрь 1975 г.) стал большим событием в шахматной жизни Беларуси. Я, тогда уже студент института культуры, был на двух выступлениях Корчного – в старом здании РШШК и в библиотеке по ул. Интернациональной. Встреча в клубе продолжалась недолго, в число участников сеанса одновременной игры меня не включили. Победу в том сеансе одержал мой друг Миша Клиза, тогда еще не кмс, а перворазрядник. Помню, на мой вопрос, какое впечатление произвел на него Корчной, Миша в шутку (а может, и не только) ответил: «Впечатление, что он играть не умеет!»

korchnoi_fb1975

Заметка из «Физкультурника Белоруссии» за 1975 г. Вместо «Туранина» правильно «Турапина» (чемпионка БССР 1977, ныне – известная брестская тренерка)

Из устного выступления запомнился вопрос из зала: «Правда ли, что советское правительство запретило Борису Спасскому жениться на француженке?» Ответ был такой: «Нет, неправда, потому что Спасский женился на француженке». В то время я об этих околошахматных делах еще ничего не знал. Корчной рассказывал о том, что он и многие другие сильные игроки недовольны системой проведения чемпионатов СССР (высшая и первая лиги). В высшей лиге оставалось тогда лишь 6 человек, а остальные выбывали в первую (7-12-е места) либо во Всесоюзный отборочный турнир, который называли «школа мужества» ввиду того, что пробиться наверх оттуда было очень тяжело. Гроссмейстер также говорил, что ведущие зарубежные шахматисты не любят играть в СССР из-за маленьких призов, при том, что уровень игры советских мастеров очень высок и можно потерять рейтинг.

Продемонстрировал Корчной свою партию с югославским гроссмейстером Планинцем из Мемориала Алехина 1975 года. Запомнился рассказ о том, что после партии (был королевский гамбит) соперник спросил югослава, знает ли тот, что в югославской шахматной энциклопедии есть статья Корчного об этом дебюте. На это Альбин Планинц ответил: «Нет, я не знал, иначе сыграл бы что-то другое».

О втором выступлении Корчного я узнал чуть ли не в последнюю минуту. На следующий день, в понедельник, я вернулся домой из института. Отец специально позвонил соседям (у нас тогда телефона не было), они позвали меня к телефону, и он сообщил: «В семь вечера Корчной выступает в библиотеке на Интернациональной. Возьми книгу Корчного, можно будет под фотографией взять автограф». Папа имел в виду книгу «Ленинградский межзональный турнир 1973 года» (редактор-составитель Ю. Бразильский), где имелись фотографии всех участников турнира.

Нахожу нужную книгу и вовремя прихожу к месту лекции. Сеанса не было – только встреча с любителями шахмат. Без всякой рекламы небольшой зал (вместимость человек 50) переполнен. Встречу ведет кандидат в мастера Григорий Аронович Шмуленсон, ныне известный литератор («Гаш»). Начало выступления проходит спокойно, Корчной говорит о главных турнирах того времени (чемпионаты СССР, Мемориал Алехина), о которых уже рассказывал в РШШК. Дальше он переходит к соревнованиям на первенство мира 1973-75 гг., и его тон меняется. Со смехом зал встречает рассказы о матчах 1974 года Корчной – Мекинг и Корчной – Петросян. Думаю, история об «обмене любезностями» между партнерами после окончания матча в Огасте (США) будет чем-то новым для читателей; в книгах Корчной об этом не писал. Насколько помню, Виктор Львович говорил: «После окончания матча Мекинг заявил, что я выиграл матч благодаря тому, что мне звонили из Москвы. Он даже не мог себе представить, что я настолько сильнее его в эндшпиле. Я не остался в долгу и сказал, что бразилец вышел в претенденты из-за того, что межзональный турнир проходил у него на Родине и он мог в решающий момент купить пару очков, что и принесло ему победу в турнире».

История матча с Тиграном Петросяном в Одессе хорошо известна и пересказа не требует. Когда речь заходила о Петросяне, в словах Корчного замечалась неприязнь, которую он даже не пытался скрывать. Попытаюсь воспроизвести его слова: «В 1951 г. должны были играть на первенство мира Михаил Ботвинник и Давид Бронштейн. Ботвинник тогда заявил, что не может чемпионом мира стать человек, у которого нет высшего образования. Бронштейн на это ответил: «Будет первый». Но он ошибся. Первым чемпионом мира, у которого на момент завоевания короны не было не только высшего, но и среднего образования, стал Петросян. После этого у него очень быстро появилось и среднее образование, и высшее, а чуть позже – и диссертация… Экс-чемпион мира очень не искренний человек. Он может в печати ругать мастеров за ничью в 15 ходов, а сам предлагать ничью на 8-м ходу».

Об Анатолии Карпове Корчной старался говорить менее резко. По поводу интервью югославским журналистам, за которое его наказали после матча с Карповым, лектор говорил следующее: «Я сказал, что Карпов играет неплохо, но его победу не следует переоценивать, поскольку игра шла не на равных. На Карпова работал почти весь тренерский штат Союза, а я был совсем один. Может быть, это интервью прошло бы спокойнее, но Петросян, чтобы мне отомстить, сообщил о моем «преступлении» наверх, и сразу началась травля в печати. В итоге мне снизили гроссмейстерскую стипендию на 100 рублей, запретили участвовать в международных турнирах, даже проходящих в СССР». Для подавляющего большинства слушателей, в том числе, конечно, и для меня, эта информация звучала сенсационно.

Невозможно передать всё, сказанное Корчным: его выступление продолжалось более двух часов. Но хорошо помню, что на вопрос об отношении к белорусским шахматистам ответ был таков: «Я две партии проиграл Виктору Купрейчику. С Альбертом Капенгутом мы два раза сыграли вничью и один раз мне удалось его победить. Так что если Таля я считаю «пижоном», то белорусских шахматистов я очень уважаю и желаю им успехов».

В конце вечера Корчному подарили панно с изображением зубра. При этом было высказано пожелание: «Бить ваших врагов так, как их бьют наши зубры». На память о встрече мне остался автограф на книге.

korchnoi_avtograf

Интерес к личности Корчного в 1970-х был огромен, и то, что я услышал в конце 1975 г., стало моей «фишкой», имевшей успех почти в любой компании. Зимой-весной 1976 г. у нас в институте изучался курс психологии. Я взялся писать работу по психологии шахмат. Преподаватель (доцент Вера Николаевна) в теме не разбиралась, но поощрила мое рвение. Основу работы составили сведения из книг Н. В. Крогиуса, где обильно приводились высказывания Корчного по разным вопросам шахматной борьбы и психологии шахмат.

К июню работа была написана, набрана (на машинке), готова к представлению на республиканский конкурс студенческих научных работ. Экзамен для меня в том году представлял собой приятную светскую беседу с Верой Николаевной. Я получил оценку «отлично». Мы договорились встретиться после студенческих каникул и обсудить окончательный текст перед подачей на конкурс.

Решение Корчного остаться за границей (июль 1976 г.) поставило мой труд под удар, но я об это поначалу даже не задумался. «Прозрение» пришло осенью. Встретил в институте В. Н., она была напугана и сказала: «Надо немедленно выкинуть из работы все упоминания о Корчном, иначе могут быть неприятности и у тебя, и у меня».

Делать работе «обрезание» мне не хотелось, как не было и желания приписывать высказывания Корчного кому-то другому (например, Петросяну, автору диссертации по схожей тематике). В общем, работа «Некоторые проблемы психологии шахмат» так и осталась не поданной на конкурс, а я искренне пожалел, что Корчной так не вовремя стал невозвращенцем. Хотя, может, всё к лучшему, ведь особой научной ценности, как я теперь понимаю, мой текст не имел…

…Октябрь 1976 года. В Минске – первая лига чемпионата СССР. В выступлениях перед зрителями «старички» стараются осудить Корчного, доказать, что их с ним ничего не связывает. На открытии турнира берет слово Сало Флор (главный судья). Он начинает фразу так: «Корчного за его поведение мы, конечно, осуждаем, но…» Договорить Флору не дает Марк Тайманов: он вскакивает с места и резко заявляет: «Мы осуждаем Корчного не за поведение, а за предательство». Сейчас я понимаю, что Марк Евгеньевич, старый друг Корчного, переживал большие неприятности после матча с Фишером в 1971 г. и спустя пять лет просто боялся снова не попасть «в струю», но тогда мне было стыдно за Тайманова. Я рассказал об этом эпизоде одному из друзей, и его реакция была аналогична моей: «Мы тоже осуждаем Тайманова за предательство».

Май 1977 года. Группа из 4 человек (я и 3 девушки) проходит практику в библиотеке института «Минскгражданпроект». В программе, помимо заданий по специальности, и так называемая «общественно-политическая практика». Не помню, что должны были делать мои коллеги, но мне дали задание подготовить политинформацию для читателей библиотеки. Я отдавал себе отчет в том, что до Бовина и Зорина мне далеко, и после краткого обзора политических новостей свел дело к шахматной информации. Рассказал о прошедшем в начале 1977 г. четвертьфинальном матче Корчной – Петросян, о том, что ему предшествовало. Добавил рассказ о неучастии СССР и его союзников в шахматной Олимпиаде 1976 г. в Израиле… и с удивлением обнаружил, что посетители библиотеки, пришедшие вовсе не для того, чтобы меня слушать (библиотека техническая, здания производственные), забросили свои занятия и с интересом прислушиваются к моей «скрытой антисоветчине». После выступления одна девушка говорит: «Вы очень интересно рассказываете. Приходите к нам и расскажите нам в отделе». Я с удовольствием принял приглашение. Заведующая библиотекой Гольбина (имени не помню) отправила меня на новое мероприятие, сказав, что это повышает авторитет библиотеки.

Захожу по указанному адресу, спрашиваю, о чем рассказывать. В ответ – молчание. Пересказываю выступление Корчного – и получаю порцию аплодисментов. Записываю в отчет по практике: «Выступал в одной из групп. Получилось удачно. Мне аплодировали и поблагодарили». Наш руководитель практики Николай Васильевич Иванов посмеялся над моим отчетом. Единственное его замечание: «Можно было бы скромнее». Так Корчной помог во время практики 🙂

Май 1978 года. В старом клубе (РШШК) выступает Лев Полугаевский. Он в отличном настроении после командного турнира I лиги в Могилеве, поскольку посетил родной город (впервые после эвакуации в 1941 г.), а команда «Локомотив», которую возглавлял Лев Абрамович, вернулась в высшую лигу. Гроссмейстеру всё нравится. Он говорит о хорошей организации соревнования, расточает комплименты игре белорусской команды «Красное знамя». Особенно выделяет А. Я. Ройзмана, набравшего на 2-й доске 4,5 очка из 5: «Такой блестящий тактик, как Борис Гулько, попался на тактику Ройзмана». Наш мастер довольно улыбается. Но вот речь заходит о предстоящем матче на первенство мира Карпов – Корчной (Багио, 1978) и о провальном для Полугаевского матче с Корчным (Эвиан, 1978) – и настроение гроссмейстера сразу меняется. Он растерянно говорит: «Это что-то удивительное. Ну, не может же он в таком возрасте играть намного лучше, чем раньше. Наверное, принимает какие-то допинги или стимуляторы, в шахматах же нет допинг-контроля. В начале партии он выглядит сонным, а затем постепенно приходит в себя, и на 5-м часу игры, когда соперник устает, Корчной находится в лучшей форме». Не знаю, как это комментировать: больше ни от кого я такого не слышал.

Впервые рассказал Полугаевский и о будущей жене Корчного Петре Лееверик. Имен он не называл: просто сообщил, что у Корчного, который борется за выезд семьи, появилась другая женщина. Я пересказал эту лекцию Полугаевского моему другу Мише Кагану; он взял лист бумаги и записал рассказ «для истории». Кстати, у Кагана была целая подборка фотографий Корчного разных лет.

О матче Карпов – Корчной писано-переписано; вспомню, что в сентябре 1978 г. оказался на сельскохозяйственных работах в Поставском районе Витебской области. Меня и нескольких студентов выпускного курса отправили туда с первокурсниками. Юные девушки о шахматах знали мало, но с немалым интересом слушали мои «майсы» о Корчном. Еще спросили, какое название дать стенгазете. Я, недолго думая, ответил: «Цугцванг-78». Попутно пришлось объяснять, что такое цугцванг. Название понравилось, так и написали. А в один из рабочих дней мне говорят, что надо выступить с лекцией о матче в местной школе. По этому случаю тщательно бреюсь, а наша преподавательница Тамара Николаевна Королёва зашивает мне штаны, которые я порвал, когда лазил на дерево (в первые дни мы собирали яблоки). Она просит, чтобы я был поосторожнее в речах о Корчном. Стараюсь выполнить пожелание – больше говорю о Карпове, о матче Гаприндашвили – Чибурданидзе, о состоянии белорусских шахмат.

После выступления школьники просят меня сыграть с ними. Успеваю сыграть две партии – гудок машины прервал партию на самом интересном месте. Возвращался я в хорошем настроении – легче говорить о шахматах, чем копаться в земле и таскать ведра…

Приехав с «картошки» в Минск, застаю драматическую концовку матча. При счете 5:5 слышу разговоры в клубе: «Если Карпов проиграет, то в руководстве полетят головы». Но Карпов вырывает победу, и головы остаются на месте. Зато в «Литературной газете» в статье о матче печатается фотография: Корчной, стоящий на голове, а рядом – его наставники-йоги… Позже я прочел в статье о командном молодежном первенстве СССР (1949) стишки о Корчном «Самый главный пёс – Корчной, он растёт вниз головой», и подумал: «Забавное получилось предсказание».

Матч Карпов – Корчной (Мерано, 1981) не вызывал у минчан столь живого интереса, как матч 1978 г. Стало очевидным, что сила Корчного падает, снизился и интерес к его судьбе. Я еще выступил перед студентами Минского пединститута перед началом матча, но это было последнее мое выступление, связанное с Корчным. Во время матча 1983 г. Корчной – Каспаров я уже болел за Каспарова.

Юрий Тепер, ведущий библиотекарь БГПУ им. М. Танка, г. Минск

06.10.2016

Опубликовано 7.10.2016  9:45

Лев ПСАХИС : СХВАТКА СО СМЕРТЬЮ

14 ноября 2014 “Спорт Экспресс”  Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ

ШАХМАТЫ

РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

Лев ПСАХИС : СХВАТКА СО СМЕРТЬЮ

В шахматном мире Лев Борисович – фигура таинственная. Мы листаем список чемпионов СССР – там сплошь легенды. Дважды встречается фамилия Псахиса.

Далее – эмиграция, цирроз, пересадка печени и чудесное исцеление. 55-летний гроссмейстер рассказывает иронично. Роняя между делом: “Мои шансы врачи оценивали в два процента…”

О’ГЕНРИ

– Когда последний раз были в Москве?

– Восемь лет назад. Именно столько я не играю. Работаю тренером. Мои ученики – в Израиле и Америке.

– На какой срок достаточно уйти из шахмат, чтоб потерять квалификацию навсегда?

– Теряется не квалификация – интерес к практической игре. В блиц сыграю с удовольствием. А пять-шесть часов над доской – слишком трудно. Время обниматься – и время уклоняться от объятий. Мое время обниматься прошло.

– Многие полагают, с 40 лет начинается откат.

– В 1984-м позабавили слова Каспарова в матче со Смысловым: “Ты живешь до сорока, потом доигрываешь”. Гарри еще не знал, что ему стукнет сорок. А я скажу так – феномена вроде Корчного или Смыслова уже не случится. Истощение нервной системы будет происходить раньше и раньше.

– Корчной в преклонные годы выдавал достойные партии?

– Они не вошли бы в пятьдесят его лучших, но любопытны. В 77 лет Корчной легко обыгрывал сильного гроссмейстера. Не знаю, как удавалось сохранять мотивацию. Это главное, что препятствует шахматистам после сорока – понимаешь, что не сможешь расти. А Смыслов в 63 года доходил до финала претендентских матчей!

– Среди гроссмейстеров встречаются люди без высшего образования?

– Ушли из университетов Юсупов, Долматов и я. Учился на юридическом, после четвертого курса брал академотпуска. Увлекся. Дотянул почти до перестройки. Так и не окончил. Извините, если разочаровал.

– Когда перебрались в Израиль, мести улицы не пришлось?

– Нет. Знал людей, которые мели, – например, известный шахматный фотограф. Он же уверял, что среди них есть советский профессор. Это считалось приличной работой. Денежной, с социальными гарантиями.

– Как в анекдоте – еврей-дворник.

– Евреи – не очень хорошие дворники, я бы вам не рекомендовал. Метут без сердца. А самое престижное занятие в Израиле в смысле заработка – ассенизатор. Устроиться нереально!

– Сколько получают?

– Когда-то назывались суммы в 4-5 тысяч долларов. Я в 1990 году появился в Израиле с 880 долларами в кармане.

– Зачем вы эмигрировали?

– Не любил советскую власть. Я не большой поклонник Сибири и города Красноярска, в котором жил. Там зябко.

– Сегодня снова бы уехали?

– Сто процентов! Здорово, когда рядом плещется море. Если б остался в той России – уже не было бы ни меня, ни родителей. Через четыре года в Израиле матери делали шунтирование. В Москве тогда не знали, что это такое.

– Родители живы?

– Да. Правда, валяясь с циррозом на больничной койке, думал: жизнь моя – как рассказ О’Генри. Герой ехал тремя разными дорогами, но все равно был убит из одного и того же пистолета.

– В чем схожесть?

– Чем бы ни занимался – в лучшем случае попал бы в эту больницу, где нахожусь. Вот она, точка пересечения.

ГАРИК

– За что вас отчислили из школы Ботвинника?

– В Красноярск приехал Флор. Я бегал за ним, играл в сеансах. Память у меня была отличная. Флор показывал диаграммы – а я говорил, кто играл, когда, какой сделал ход. В цирке это произвело бы впечатление. Соломон Михайлович, человек немолодой, тоже воодушевился. Вернулся в Москву – рассказал обо мне Ботвиннику. Так в 14 лет я очутился в его школе.

Вскоре привезли Гарика Каспарова. Регалий у меня не было, а мозги работали. Обычно варианты считали мы с Гариком. Такая моя бойкость Михаилу Моисеевичу не нравилась. Хоть Каспарова он обожал.

Играл я быстро и легкомысленно. Страдал, когда Ботвинник дал указание: на каждый ход тратить не меньше полминуты. В какой-то партии пожертвовал коня – и проиграл. Ботвинник назвал это “хулиганством” – конь мне еще пару минусов добавил. В итоге из школы освободили меня и Лену Ахмыловскую – в будущем участницу претендентского матча за звание чемпионки мира.

– Если б Ботвинник был жив – как прокомментировал бы вашу судьбу?

– Сказал бы: “Толстый. Энергии нет. Но – старался!” У него была своя система ценностей. По-настоящему хорошо для Ботвинника в шахматах – это Капабланка и Рубинштейн. Сносно – Смыслов. Таль – вызывает вопросы. А полностью невозможно – Бронштейн. Когда я жертвовал коня, это отдавало оппортунизмом. Тянуло к Талю, а то и к Бронштейну.

– Вы говорили про Каспарова: “Порой он переставал быть человеком, начинал играть, как машина”.

– Каспаров – это бросок кобры. Ботвинник – питон. Допускаешь ошибочку, он обвивает, сжимает – и у тебя не остается воздуха.

– Каким юный Каспаров помнится?

– Мы сели у телевизора, шла 12-я серия “Семнадцати мгновений весны”. Я не видел ни одной. Не было у меня привычки смотреть советское ТВ. Каспаров объяснял: “Это генерал Вольф. Он сделал то-то. А это – Мюллер…” Так я узнал содержание предыдущих серий. Но увлекали по-настоящему нас только шахматы. 10-летний Гарик был очень крут.

– Обыгрывали его?

– Мы регулярно играли в блиц, который давался ему фантастически. А у меня была идея – поменять дебютный репертуар. С Каспаровым пробовал варианты. Сыграли партий триста, счет для меня скверный. Но через три месяца на первенстве СССР я ходом d4 победил Каспарова, Романишина, Тукмакова – и поделил с Гарри первое место.

– Когда осознали, что он в вашем поколении “уберет” всех?

– Это было очевидно. Гения чувствуешь. Другой тип мышления. Но и поддержка у него была особенная. Целая свита. Мы не встречались несколько месяцев – Каспаров из мальчишки превратился в плечистого бугая.

– Главная черта его характера?

– Умен невероятно. Импульсивен, подозрителен. Но мне доверял. Расскажу случай. Те, кто знают Гарри Кимовича, сильно удивятся. 1990 год, намечался матч с Карповым. У Каспарова в компьютере – мощная база данных. Теперь-то счет идет на миллионы. А тогда у меня было две тысячи партий, у него – раз в пятнадцать больше. Я попросил разрешения некоторые переписать. Он ответил: “Мы с ребятами отъедем часа на четыре. Вот мой компьютер. Смотри, что хочешь”. Потом указал на отдельные папки: “Сюда – не влезай!” До сих пор интересно: что было бы, если б ослушался? Завыла бы сирена? С Каспаровым еще яркий эпизод связан.

– Какой?

– В 80-е были в Австрии на студенческом первенстве мира. Накануне отлета идем в гостиницу мимо парка развлечений “Пратер”. Гарри предлагает: “Давайте всей командой прокатимся на американских горках. Билеты оплачиваю”. У нас-то денег не было.

– Согласились?

– Саша Кочиев усмехнулся: “Заманчиво попасть в совместный некролог. И все же воздержусь”. Отправились вчетвером – Каспаров, Долматов, Юсупов да я.

– Страшно?

– По сравнению с “драконом” в Барселоне – ерунда. Вот там в 2007-м были минуты ужаса. Когда восьмой раз опрокинули вниз головой, честно, захотелось отстегнуть ремень безопасности. Хотя экстремальные аттракционы люблю. Адреналин!

Австрийская поездка памятна и другой историей. Нашу команду пригласили на ужин в “Хилтон”, где Каспаров давал сеансы. Я заказал сырную тарелку. Когда принесли 20 видов, потерял дар речи.

– Немудрено – для советского гражданина.

– Вы не представляете, какой это был дефицит в Красноярске! Если появлялся в продаже, о сорте не задумывались. Сорт был один. Назывался – сыр. Как-то жене прислали из Литвы два вида. Приятель, директор продуктового магазина, поразился: “Чем вильнюсский отличается от сыра?” Ему в голову не приходило, что существуют разные сорта! В нашем сибирском захолустье нормальное снабжение было разве что в закрытых городах – Красноярске-26, Красноярске-45…

– Бывали?

– С сеансами. Все строго. Колючая проволока, пропускной режим. В Красноярске-26 мне заплатили 80 рублей. Истратил там же. Целый мешок приволок – сто творожных сырков, десять пачек сметаны, четыре килограмма мяса… Разделили на три семьи – мою, родителей и брата.

Красноярск-45 – менее секретный. Там заправлял генерал, фанат шахмат. В 1985-м после первого матча с Каспаровым к нему в гости поехал “смертельно уставший” Карпов. Когда я играл с генералом, распирало от смеха.

– Почему?

– Ходы записывал денщик. А на экскурсии по городу показали роддом. Чтоб поддержать беседу, спросил: “Много рождается детей?” – “Статистика знает”. Я подумал, не расслышали, повторил. Ответ тот же. Наверное, решили, что выведаю секретную информацию и вычислю, сколько всего в городе жителей.

ХУЦПА

– В какой момент примирились с мыслью, что не будете чемпионом мира?

– Рано. По большому счету, моя карьера длилась года полтора. В 1980-м и 1981-м выиграл чемпионаты СССР. Потом из шахматиста, близкого к “замечательному”, превратился в “очень хорошего”. А это уже стандарт. Зато чемпионом Союза становился, не являясь гроссмейстером!

– Это редкость?

– Кажется, ни до того, ни после такого не происходило! Было два звания гроссмейстера – советский и международный. Стать советским – занятие более трудоемкое. Надо в течение трех лет дважды в первенстве СССР попасть в шестерку. Или разок – в тройку. А я выигрываю чемпионат – но звание не присваивают!

– Мотив?

– Да не было мотива. О, молодость, пою тебе я гимны! Никто не возражал – просто не присваивали, и все. Позже лидировал в зональном турнире – и как бы между прочим сообщили. Но когда побеждаешь в первенстве СССР, не особо заботишься, есть ли у тебя звание гроссмейстера. Без него даже прикольнее быть чемпионом.

– При этом одолеть кого-то из великих стариков была для вас задача почти невозможная.

– Да! Я, провинциальный мальчик, вижу героев из книжек. Смыслов! Петросян! Спасский! За доской сковывало преклонение. Перемешиваясь с громадным желанием их обыграть. Эта ядовитая смесь приводила к неприятным результатам.

Старенький Смыслов давил на меня долго. Ходу на 78-м я допустил решающую ошибку. С Петросяном по-идиотски разыграл дебют. Он добился выигрышной позиции. Но внезапно притормозил. Я не понимал – почему? Все явно!

– Чем кончилось?

– Петросян угодил в цейтнот, пожертвовал ферзя. Обыграл меня на нервах. Я спросил: “Тигран Вартанович, как же так?” – “Сейчас выигрываю мало, каждая победа дорога. Нельзя упускать!”

– Со Спасским игралось веселее?

– Он любил поговорить с соперником. Ты садишься за доску, обхватываешь голову руками… Неожиданно раздается голос Спасского: “Чемодан мой потерялся в аэропорту. Да и вообще все как-то странно… Может, ничья?”

А у меня белые! Отвечаю: “Борис Васильевич, хочется поиграть” – “Давайте. Но предложение в силе”. Разыгрывает староиндийскую защиту. Это обычно ходы Каспарова. То есть людей разбойничьего типа. Чувствую – Спасский заиграл в бисову силу! Спрашиваю: “Не подписаться ли нам на ничью?” – “Я не могу отказать…”

– Нынче плохи его дела.

– У пожилых это неизбежно.

– У 92-летнего Авербаха с каждым годом все лучше.

– Очень рад, если Юрий Львович процветает. Чаще бывает иначе – я видел Мишу Таля за два года до смерти. Это была тень. Приятнее вспоминать, как познакомились.

– Как?

– В Красноярске блиц-турнир, Таль давал сеансы. Я опоздал, но меня, 18-летнего, к нему привели. Таль понятия не имел, кто я. Сели играть. Вы знаете, что такое “хуцпа”?

– Нет.

– Запомните, важнейшее слово. Типа – “А я смогу!” Выигрываю у Таля первую партию. Следом он – три. Потом опять я. Матч заканчивается 5:5. Изумленный Таль на меня смотрит: “Еще?” Нет бы отказаться – а я махнул рукой: “Ладно. На победителя”. Он выиграл.

В следующий раз столкнулись, когда я стал чемпионом Союза. После 11 туров у меня положение безнадежное. Но свел вничью отложенную партию, четыре выиграл. Предпоследний тур, делю второе – пятое место.

Еду в лифте, назавтра играть с Разуваевым. Хочу избрать осторожное – чтоб обеспечить себе место в следующем первенстве СССР. Вдруг в мозгу мелькнуло: если выиграешь эту… затем еще… То – что?!

– Как сыграли?

– Рискованно. Быстро выиграл. А Юсупов весь турнир провел в отложенных партиях – на них сидел, лежал и делал все остальное. Его ждало пять доигрываний! Заключительный тур. Прихожу – а на мою табличку садится голубь.

– Вот это знак.

– Я не суеверный, но к таким вещам присматриваюсь. Свою партию выиграл. Юсупов с Долматовым проигрывают. Догнать может лишь Белявский. Я физически желал ему победы!

– Почему?

– Представил атмосферный столб, который на меня обрушится, если в одиночку стану чемпионом. Белявский выиграл, звание мы поделили. В ресторане подходит Таль: “Я – Миша. Обращайся на “ты”. Ну что, солнцем полна голова?” Угадал!

ФИШЕР

– С Фишером встречались?

– Через дверь.

– ???

– В 1993-м он жил в Будапеште. Я работал с Юдит Полгар. Возвращаемся с прогулки, на автоответчике сообщение: “Это Фишер. Перезвоните”. Юдит запрыгала от восторга. Они потом общались. Поселился он на том же этаже, в соседней квартире. Но пять метров, разделявшие нас, оказались преградой непреодолимой. Как-то Жужа спросила: “Хотим с Бобби пивка попить. Ты с нами?” – “Конечно”. – “Я уточню – не против ли он”. Фишер был непреклонен: “Нет!”

– Почему?

– Еврей из Советского Союза, живущий в Израиле, – для него это было чудовищное сочетание. Я не горевал. Нынешний Фишер был малоинтересен. В молодости я помнил все его партии, но тот Фишер, к сожалению, закончился в 1972 году.

На почве антисемитизма и ненависти к Америке у него обострились проблемы с головой. Когда террористы разрушили в Нью-Йорке башни-близнецы, он в интервью филиппинскому радио выражал бурную радость. Евреев избегал. Исключение – Андрэ Лилиенталь. В Будапеште они сдружились. Но в день его рождения Фишер долго топтался под окнами квартиры Лилиенталя. Один из гостей, Евгений Андреевич Васюков, не выдержал, спустился: “Бобби, почему не заходите?” – “Там кругом евреи”. – “Вы преувеличиваете. Я не еврей”. Фишер оживился: “Докажите!”

– Как вас занесло в тренеры к сестрам Полгар?

– В 90-е голландский миллиардер проводил турниры, съезжалась шахматная верхушка. Приехал в Арубу. Узнал, что Юдит собирается играть матч со Спасским. Начал помогать. После победы она пригласила заниматься в Будапешт. Эти уроки долго вспоминал с ужасом.

– Почему?

– 20 суток по восемь с половиной часов беспрерывного анализа. Я одурел! Представьте: вас запирают с 17-летним гением и заставляют решать совместные задания. Рождается комплекс неполноценности. Юдит в молодости напоминала мне компьютер сильнее, чем кто угодно. Рассчитывала почти без ошибок. При колоссальных пробелах в стратегии. Месяца три после мы не работали. А в 1997-м я провел с Юдит в два раза больше времени, чем с женой. У вас двусмысленные улыбки!

– Жена поняла?

– Это оплачивалось.

– Юдит могла говорить о чем-то кроме шахмат?

– Когда уходили родители, мы слушали рок. От Pink Floyd до Dusty Sprinrfield. Не было бы меня рядом – Юдит врубала бы heavy metal.

– Кавалеры вились?

– Отшивала. В итоге вышла за венгерского ветеринара. У него своя клиника. Сестры, Жужа и София, тоже замужем. У всех куча деток.

– Общались на русском?

– Русском и английском. Сестры посещали русский детский сад, мама их из Закарпатья. Жужа – полиглот, у нее на приличном уровне языков шесть. Учитывая, что муж вьетнамец, – наверняка освоила седьмой. Живут в Америке. А София с мужем, шахматистом Ионом Косашвили, – в Израиле.

ИНДИЯ

– Сколько отработали в Индии?

– С 2006-го по 2010-й. Тренировал всех, кроме Ананда. Шахматисты там одаренные, но есть проблема отцов и детей. В Индии огорчить родителей – табу. Из-за этого нередки случаи, когда молодежь заваливает вступительные экзамены и кончает жизнь самоубийством. Или такой пример. Классную индийскую шахматистку папаша послал учиться на бухгалтера. Она понимает все величие этого решения, но не в силах его по достоинству оценить.

– Антисанитария повсюду?

– Сейчас – нет. Это в 1988 году, когда впервые там побывал, насмотрелся всякого. Причем оказался в Калькутте, которую сами индийцы не жалуют. За духоту, плотность населения и соседство с Бангладеш. Ехали медленно по центру на машине, кондиционера нет. В открытое окно совали руки калеки, прокаженные, нищие. Шофер отгонял их: “Тут надо быть немножечко фашистом…” Я, старый либерал, горячо возражал. Когда же прогуливался по Калькутте, проклял все.

Меня окружили десяток бродяг. Из жалости сыпанул горсть монеток – и толпа моментально разрослась до нескольких сотен. Прибавил шаг – не отстают. Преследовали километров пять. Если сворачивал в магазин – дожидались у дверей. Зайти боялись – вышвырнули бы сразу.

– Что посоветуете туристу, который летит в Индию?

– Этот совет пригодится в любой азиатской стране. Ничего съестного не покупать на улице. Овощи и фрукты мыть с мылом. В ресторан идти только тот, где кондиционер и меню на английском. Но воду, которую индийцы подают в графинах, пить нельзя. Она из-под крана.

– Представления об этикете там тоже специфические.

– Как повезет. У индийца из высшего и среднего слоев общества с этикетом порядок. Из низшего – беда. Тот в самолете способен снять носки и вытянуть ноги перед твоим носом.

– Как насчет традиционных индийских развлечений – крикет, Болливуд?

– Фанат крикета – Петя Свидлер. В Индии это спорт номер один, но мое знакомство с ним ограничилось парочкой телетрансляций за ужином в ресторане. И с кинозвездами не пересекался. Кстати, почти весь Болливуд – давным-давно в Швейцарии. Это их любимое место съемок.

– За руль в Индии рискнули сесть?

– Я вообще машину не вожу. У меня и прав-то нет. Перед отъездом в Израиль благодаря одному шахматисту купил их за 100 долларов. Но никому не показывал.

– Что так?

– Тогда израильтяне каждые вторые права из Советского Союза признавали фальшивкой. С этими меня бы точно завернули. Отпечатаны в Киеве, на сомнительном принтере… Я чувствовал себя Паниковским.

ЦИРРОЗ

– Как узнали о болезни?

– В 2001-м прилетел в Москву на первенство мира. До этого три недели валялся с температурой 41 градус. Здесь она упала до 38,5. Отвезли к мануальному терапевту, который сказал: “Что-то с печенью. В Израиле – немедленно на обследование”. А там чемпионат мира по блицу. Перед финалом услышал от доктора, что у меня цирроз. В ту же секунду понял – шахматная карьера завершена. После сыграл несколько партий, но это уже был не я. “Псахис-2”.

– Откуда цирроз?

– К нему приводят алкоголизм либо вирусный гепатит. В моем случае – второй вариант. Гепатит С внесли с кровью еще в Союзе. В 1973-м была опухоль на ноге. Когда вырезали, произошло жуткое кровотечение. Переливание крови, реанимация, 50 дней в госпитале…

Может, потому и карьера не состоялась. Был гепатит С, о чем я не подозревал. Болезнь называют “медленный убийца”. Большую часть срока о ней не догадываешься. Она из тебя высасывает энергию. Ты дряхлеешь, но списываешь все на возраст.

Цирроз постоянно дарит новые знания. Например, раздувает живот. Это асцит. Я весил 130 килограммов, из них около 30 – отеки. Вода, скопившаяся в брюшной полости. После операции ушло за месяц.

– От диагноза “цирроз” до операции – сколько времени?

– Пять лет. Несмотря на отвратительную слабость, мотался в Индию, Ханты-Мансийск. На Азиатских играх в Китае стало совсем худо. Слово “кранты” не отражает. Врачи с трудом отправили домой. Дальше начала отказывать голова. Для шахматиста штука досадная. Я знал, что с телом проблемы, но голова – это “мое”! Выяснилось, печень не удаляет плохие вещества. Те меняют на какой-то процент состав крови.

– И что?

– Пошли в ресторан. Жена говорит, выглядел я странно. Но сам не ощущал. Заказал антрекот – а разрезать не получается. Перешучиваюсь с официанткой. Дома заснул. Помню, жена бьет меня по щекам, плачет: “Вставай!” – “Куда?” Повторяю без конца: “В чем идея? В чем идея – вставать?” – “К тебе доктор!”

Приступы были все чаще. Поехали на Голанские высоты в заповедник. Вскарабкался на 300 ступеней – а на следующий день лежал пластом. Жена дает мобильник – я не могу нажать кнопку. Забыл, как входить в шахматную программу “Chess Base”.

– Понимали, что уходите?

– Конечно. Я угасал. Думал: “Интересно, буду ли задавать самому себе дурацкий вопрос – за что это мне?” Быстро понял – нет. Самое мучительное – когда из тебя “вытекает жизнь”. Цирроз не лечится, только пересадка печени. В очередь я встал после Китая.

– Длинная очередь?

– Доживают не все. В Израиле сложно в этом плане, по религиозным соображениям не каждый отдает органы. Да и страна маленькая. В Европе проще. Вырежут у покойника – и спрашивать не станут.

Когда в очереди по Израилю достиг почетного первого места, была уже призрачная надежда, что успеют сделать операцию. Лежу в больнице, гнию – печени нет. 17 дней ждали! Врачи потом говорили: “Еще сутки – и все…” По дороге в операционную настраивался, как на очень трудную партию. Твердил: “Соберись!” Возможно, льщу себе, но когда вышел из мрака, было абсолютное убеждение: если б не это качество, выработанное шахматами, – я бы не вытянул.

– Сколько стоит пересадка печени?

– В Израиле – бесплатно. А из Индии, когда хотели ускорить, ответили: “150 тысяч долларов плюс ваш донор”. Я твердо решил – на это не пойду. Все равно помирать.

ВИДЕНИЯ

– В курсе, чью печень вам пересадили?

– Нет. Я специально не выяснял. Так спокойнее.

– Сколько длилась операция?

– 12 часов. Переливали дикое количество крови. Месяц было ощущение, что это не я. Из горла торчала трубка. Жена нарисовала алфавит – пытался указать букву, а рука падала. В реанимацию заглянул главврач. Проверять, соображает ли башка. Я назвал свое имя. “Где вы?” Этот вопрос поставил в тупик. Но я схитрил по-шахматному: “В больнице!” – “В каком она городе?” – “Лондон”. – “Сколько вам лет?” – “34”. Мне было 52.

– Видения случались?

– Каких только не было! Брат с таким сталкивался по службе – сказал моей жене: “Не бойся, он все забудет”. Но я, к сожалению, ничего не забыл.

В голове не заканчивался шахматный турнир, где ставка – жизнь. Я должен войти в двойку. Из гроссмейстеров играл Миша Гуревич, мой старинный приятель. Остальные – дети санитаров. Борьба серьезная. Я разыгрывал один и тот же вариант защиты Нимцовича. Попадал в цейтнот. Среди ночи будил сиделку: “Катя, у меня мало времени – беги, предложи ничью!” Та пугалась: “Я не понимаю, о чем вы” – “Скорее!” Выход нашла жена. Сделала вид, что убегает, вернулась: “Они согласны”. Это веселая история?

– Не очень.

– То чудилось, что я – в Лондоне, там произошел военный переворот. Очнувшись, первым делом поинтересовался: “Почему меня не расстреляли?” То был с делегацией в Грузии, играл в шахматы с Саакашвили, зазывал всех на экскурсию. Когда проснулся, увидел реанимационное отделение и медбрата, араба. Спросил: “Хусейн, почему я здесь, а не в Тбилиси?” Самое забавное в такие мгновения – пересечение реальности и… альтернативной реальности, назовем ее так. Я же все четко помню!

Еще дважды в своих, надеюсь, видениях я умирал. Что обычно об этом рассказывают? Коридор, полоска света… У меня было иначе.

– Как?

– Померев первый раз, долго копался в интернете – что пишут о моей смерти? Второй раз возникло ощущение невероятного счастья. Все муки в прошлом. Я лежал и размышлял: “Почему я тут? Надо подняться, покинуть комнату”. Но что-то удерживало. Пока пытался разобраться, услышал голос врача: “Псахиса на перевязку”. Отвечаю: “Какая перевязка? Я же умер!” – “Да что ты! У тебя улучшились все анализы!” Через секунду ко мне вернулось сознание… Что это было? Не знаю! Я человек не религиозный. Процентов на 90 – атеист и на 10 – агностик.

– Не почувствовали себя верующим после такого?

– Нет. В Америке живет мой друг, шахматист Борис Гулько. Вот он набожный. Когда в больнице беседовали по скайпу, сказал: “Лева, мы за тебя читаем молитвы”. – “Спасибо” – “Хорошо бы тебе дать какой-нибудь обет” – “Нет, Боря, это не моя игра. Лучше читайте молитвы”. Никогда ничего подобного не делал, а сейчас начну: “Плиз, плиз…” По-моему, неправильно.

Верю я не в Бога, а в космос. В психологическую поддержку. Поэтому попросил по скайпу Сашу Бабурина в своем шахматном интернет-журнале написать о моей болезни: “Помощь не требуется. Достаточно сочувствия и добрых пожеланий”. Набралось их немало. Может, действительно помогло? Я прикинул, что это добавит мне 1-2 процента. Ха! Изначально свои шансы выкарабкаться оценивал в 15-20 процентов. Когда все осталось позади, доктор сказал правду: “У вас было два процента. Даже после пересадки печени”. Я ж еще месяц балансировал на грани. В полной несознанке. Сакраментальная фраза: “Мы его теряем” звучала неоднократно. Пошел на поправку, когда сделали вторую операцию.

– Для чего?

– Нужно было убрать то, что в меня влили. Но врачи не знали, выдержит ли сердце? Когда наконец очухался и добрался до компьютера, написал в Facebook: “Дамы и господа, большой сюрприз! Я все еще жив!”

– Оптимистично.

– Иногда думаешь, что счастье – первый миллион долларов. Или десятый. Чепуха! Пять месяцев я спал только на спине. Измучился страшно! И вот получаю возможность лечь, как хочу. Ребята, поверьте, это счастье не сравнится ни с чем! Сплю на боку, смотрю фильмы, брожу в интернете… Я кайфовал от самых банальных вещей.

– Какое кино просила душа?

– К Антониони был не готов. Предпочитал комедии. В клинике транслировали российские каналы – на ура шло все, включая “Модный приговор”! Потом залез на шахматные сайты. Почувствовал себя, словно персонаж Вашингтона Ирвинга – Рип ван Винкль. Тот 20 лет проспал в горах, а я был в ауте несколько месяцев. Читаю, что Свидлер выиграл Кубок мира. И долго-долго вспоминаю – кто такой Свидлер?

– С памятью проблемы?

– Подводит иногда. То ли болезнь виной, то ли возрастное. Вообще то, что сижу сегодня перед вами, – конечно, чудо. Врачи говорили, что и без диализа печени вряд ли проживу. Делать его необходимо трижды в неделю.

– Это дорого?

– Для меня как гражданина Израиля – бесплатно. Просто при таком раскладе не смог бы никуда выезжать. Но диализ не потребовался. Я отношусь к редкой группе людей, которые спустя три с половиной года после операции не начали опять лечение.

– Что теперь не для вас?

– Болячки по-прежнему при мне. Гепатит С живет в крови, а не в печени. Рано или поздно придется пройти по второму кругу. Есть новые лекарства – надеюсь, и эту схватку я выиграю.

Пока мне можно все. Спокойно гуляю по десять километров вдоль моря. С женой в Ватикане поднялся по винтовой лестнице. 320 ступенек. Назад было тяжелее – но выдержал. Люблю устраивать себе проверки на прочность. Когда в больнице сделал первый шаг, меня держали два дюжих санитара. Да и не шаг это был – еле-еле подвинул ногу на сантиметр. Ходил с тросточкой. Через пять месяцев откинул ее и рванул с семьей в Прагу.

Для мужика самое гнусное – физическая несостоятельность. Хуже любой боли. Лежишь, как “тумба Юханссон”, и просишь: “Поверните мне руку… Подвиньте ногу…” Бесконечное моральное унижение.

– Алкоголь под запретом?

– Отчего же? Греет сам факт – знаю, что могу выпить. Пусть доза скромная – стаканчик вина в неделю. Да больше и не хочется.

– С учетом всего, что пережили за эти…

– Три часа интервью? – усмехнулся Псахис.

– В том числе. Чего еще от жизни ждете? О чем мечтаете?

– Не осталось уже мечты. Как и амбиций. Хочется жить дальше – но так, чтоб было интересно. Ездить по миру, работать с учениками, радоваться их успехам. Допускаю, кто-то скажет: “Что хорошего, когда живешь жизнью других?” Я не комплексую. С возрастом понятие “скучно” или “не скучно” должно быть определяющим. С финансовой точки зрения выбрал специализацию не самую привлекательную – занимаюсь только с талантливыми людьми. Охват резко уменьшается – зато не скучно.

Опубликовано на обновляющемся сайте 15.11.14  11:08