В первой половине дня 23 марта 1919 года со стороны Гомеля к одноэтажному, выкрашенному в желтый цвет, деревянному зданию с большой надписью «МОЗЫРЬ» над входом, подкатил воинский эшелон. Заскрипели отодвигаемые двери вагонов-теплушек, и на перрон наводнился солдатами в серых шинелях, фуражках и папахах. Некоторые, с котелками в руках, побежали к «кубовой», где был кран и надпись сверху – «КИПЯТОКЪ». Кое-кто зашел в вокзальное помещение, а большинство, разбившись на группки и дымя цигарками, стали обсуждать «текущий момент» и свои солдатские дела. Из единственного на весь состав пассажирского вагона вышли, оглядываясь по сторонам, несколько «красных» командиров. Одним из них был стройный, выше среднего роста, с хорошей офицерской выправкой, 28-летний Владимир Стрекопытов, бывший штабс-капитан, а ныне начальник хозчасти 68-го полка 2-й (Тульской) бригады 8-й стрелковой дивизии Красной Армии. Прочитав надпись над дверями вокзала, он с недоумением обратился к проходившему мимо железнодорожнику:
– Скажи, уважаемый, разве это и есть город Мозырь? По карте, так вроде на другой стороне Припяти должен быть.
Путеец усмехнулся:
– Сколько работаю, годков двадцать уже, мне этот вопрос проезжие задают. Мы-то меж собой нашу станцию «Мозырь-Калинковичи» называем, тут недалеко за лесом местечко Калинковичи, а Мозырь – так верно, за рекой, в десяти верстах отсюда будет.
– Вот в местечко-то мне и нужно, спасибо, товарищ…
Этим же вечером эшелон продолжил движение, но не к Словечно, на фронт, а обратно – в Гомель. Под мерный перестук колес «военспец» достал из походной сумки толстую тетрадь, карандаш, зажег огарок свечи и стал записывать свои впечатления о бурных, невероятных событиях этого дня. Что было на тех страничках, мы уже никогда не узнаем. В начале октября 1940 года, за несколько дней до своего ареста органами НКВД, отставной полковник-«белогвардеец» бросит в горящий камин все тетради своих, до того бережно хранившихся военных дневников. Но останутся протоколы его допросов, другие официальные документы, воспоминания участников тех бурных событий, что позже советские историки назовут «стрекопытовским мятежом».
Предыстория его такова. В середине января 1919 года в Гомель из Тулы прибыла недавно сформированная там из мобилизованных крестьян, разночинцев и «военспецов» пехотно-кавалерийская часть, получившая наименование 2-й Тульской бригады 8-й дивизии Западного фронта. Ее командиром был бывший офицер В.Каганин, комиссаром – Ильинский. Бригада состояла из 67-го полка (командир Лазицкий), 68-го полка (командир Мачигин, комиссар – М.Сундуков), артиллерийского и кавалерийского дивизионов.
Владимир Стрекопытов родился в Туле в купеческой семье. Добровольцем пошел на 1-ю мировую войну, в 1915 году окончил 2-ю Ораниенбаумскую школу прапорщиков. По своим политическим убеждениям был социал-демократом, примыкал к «меньшевикам». После развала царской армии вернулся домой, а осенью 1918 года стал командиром батальона в 68-м полку. Но уже в ноябре бдительная Тульская ЧК арестовала не вполне благонадежного «военспеца», и, пожалуй, вскоре бы и расстреляла, но за своего подчиненного вступился командир полка Мачигин. Перед отправкой бригады на фронт его освободили, но батальон уже не доверили, назначили в хозчасть.
Выстроенные в Гомеле еще до войны добротные казармы 160-го Абхазского полка были на тот момент полностью разорены и непригодны к жилью, в связи с чем бригаду разместили по обывательским домам и квартирам. «На большевистскую власть – вспоминал бывший командир 2-го эскадрона кавалерийского дивизиона С.Маньян – все смотрели как на что-то преходящее, и те неудачники, которые не успели вовремя очутиться за пределами «коммунистического рая», приспосабливались, как могли, в сложившейся обстановке, лишь бы не умереть с голоду и не замерзнуть в неотапливаемых помещениях до наступления лучших дней. …Никаких занятий в эскадронах, конечно, не велось. Наряды были сведены до минимума и люди в эскадронах убивали свой досуг в зависимости от вкусов и привычек. Любители женского общества танцевали в общественном собрании, поклонники искусства посещали кинематографы, более жизненные и практичные элементы пустились в спекуляцию, а кокаинисты и алкоголики предавались своим привычкам в домашней обстановке».
В действительности все было еще хуже: солдаты сидели на полуголодном пайке, копили злобу от приходивших из дому вести о «продразверстке» и притеснениях. Отношения между гомельскими властями и военными были весьма натянутыми. Местная ЧК во главе с И.И. Ланге вскоре арестовала часть командного состава в полках бригады (вскоре они были расстреляны), что ей туляки не забудут… В середине марта выехавший в Москву на 8-й съезд РКП(б) глава гомельских коммунистов М.Хатаевич обратился лично к Л.Троцкому с просьбой срочно отправить 2-ю Тульскую бригаду на фронт. И уже в ночь на 18 марта из Реввоенсовета республики поступило распоряжение в срочном порядке передислоцировать туляков из Гомеля в район железнодорожной станции Словечно для удержания напиравших с юга украинских националистов. Головной эшелон с 1-м батальоном 68-го полка, после проведения торжественного митинга с оркестром и речами, отправился из города тем же вечером, 2-й батальон, артиллерия и командование бригады – на следующее утро, а 21-го марта – 67-й полк.
Последним, рано утром 23-го марта, выехал эшелон с тыловыми подразделениями под командованием В.Стрекопытова. Прибыв в Калинковичи, начальник хозчасти, во исполнение приказа из штаба бригады, направился в местечко, чтобы устроить там базу снабжения. «В момент прибытия – читаем в его письменных показаниях следователю НКВД двадцать лет спустя – оказалось, что город властями был эвакуирован, а по улицам разгуливали толпы солдат в поисках добычи. У кооператива (сейчас здание ОО «АнРи» – В.Л.) расстреливали замки. Я вмешался. Своими действиями считал необходимым предотвратить неминуемый погром». Однако с В.Стрекопытовым было лишь несколько бойцов, и для того, чтобы навести в местечке должный порядок, он вернулся на железнодорожную станцию за подмогой.
Между тем, первые прибывшие 19 марта к Словечно подразделения Тульской бригады совершили пеший переход к югу и заняли на фронте боевой участок севернее украинского города Овруч. Вечером того же дня в штаб бригады прибыл работник политотдела армии Д.Гуревич с приказом на следующее утро атаковать и взять Овруч. Утром 20 марта красноармейские цепи пошли в бой, но были остановлены сильным артиллерийским огнем, а затем и отброшены контратакой «петлюровцев». Необученные, еще не имевшие боевого опыта, неотступно преследуемые противником, «красные», уже не слушая своих командиров, начали беспорядочное отступление. К темноте неорганизованные толпы беглецов начали прибывать на железнодорожную станцию Бережесть и немедленно грузиться в вагоны. Как вспоминал очевидец, «…эшелоны ринулись, обгоняя друг друга, вследствие чего едва не происходит крушение». Вдогон их обстрелял подоспевший украинский бронепоезд: снарядами было разбито 2 вагона, еще 25 человек убиты и ранены.
Утром 23-го, все части бригады, как бежавшие от Овруча, так и только что прибывшие из Гомеля, собрались на станции Словечно. Здесь командиры смогли навести в полках относительный порядок, комбриг распорядился занять позиции и держать оборону. Когда приказ был объявлен красноармейцам, они вновь вышли из подчинения и устроили митинг, где прозвучали требования немедленной отправки домой, в Тулу. «Военспецы» притихли, лишь комиссар Ильинский попытался было успокоить и образумить митингующих. Но его и немногочисленных коммунистов оттеснили от импровизированной трибуны под крики «Долой войну! Расстрелять его! Выдать Петлюре!». В итоге под всеобщее шумное одобрение была принята резолюция не занимать здесь позиций, а ехать в Гомель, и оттуда – домой. Потерявшее уже всякую надежду повлиять на подчиненных, командование бригады закрылось в своем штабном вагоне, лишь один Ильинский на очередной остановке у разъезда Пхов вновь попытался образумить солдат. Это чуть не стоило ему жизни, разъяренные красноармейцы потащили своего комиссара на железнодорожный мост через Припять, чтобы сбросить оттуда в реку. Но за Ильинского вступился уважаемый солдатами «военспец» В.Утехин и каким-то чудом предотвратил расправу. Видя такой оборот дела, политотделец А.Гуревич, комбриг В.Каганин, штабные офицеры покинули эшелон и направились под защиту властей г.Мозыря, что находился на противоположном берегу реки. Немного позже, уже со станции Калинковичи, к ним приехали на дрезине комиссар М.Сундуков, «военспецы» Лазицкий и Куманин. Постепенно к этой группе присоединились другие тульские коммунисты и сочувствующие, всего около 60 человек. А.Гуревич, добравшись до Мозырского ревкома, телеграфировал в штаб армии о происшедших событиях, а затем сообщил командованию бригады, что нужно любой ценой вернуть полки на фронт, иначе будут приняты меры к их усмирению, и тогда каждый пятый мятежник будет расстрелян. Деваться было некуда, и командованиеи бригады вновь направилось к своим мятежным солдатам в Калинковичи…
А там, за время двухчасовой отлучки В.Стрекопытова в местечко, ситуация резко поменялась. Со стороны Мозыря, один за другим, прибывали, облепленные людьми, даже с сидевшими на крышах вагонов, составы. После полудня здесь собралось 8-10 тысяч человек; вокзал, перрон и вся прилегающая территория были запружены густыми толпами военных и гражданских. Дело в том, что желая более комфортно разместиться, туляки останавливали все приходящие на стацию поезда, высаживали оттуда пассажиров и прицепляли «реквизированные» вагоны к своим составам.
Стрекопытовцы бегут с фронта
В этой невообразимой сутолоке и неразберихе В.Стрекопытов разыскал еще сохранившую остатки дисциплины 6-ю роту 68-го полка и увел ее с собой в местечко. Там почти до самого вечера они наводили порядок, изгоняя грабителей и погромщиков. «Жители, состоявшие из женщин, стариков и детей – читаем в тех же протоколах допроса, – благодарили меня за избавление и просили как-нибудь охранить их в дальнейшем. Оказавшемуся единственному милицейскому дал, однако, инструкции и ушел на ст. Калинковичи». А там уже вновь было пустынно и тихо, на путях стоял последний, поджидавший 6-ю роту, железнодорожный состав. Находившиеся в нем сослуживцы поведали В.Стрекопытову о том, что здесь происходило в его отсутствие. «…Передавали, будто бы днем приезжал комиссар дивизии Гуревич и бригадный комиссар Ильинский, собрали полки на митинг, приказывая вернуться на фронт, за что солдаты чуть не подняли их на штыки. Тогда комиссары с коммунистами уехали на бронепоезде на фронт – задержать наступление петлюровцев. Из Калинковичей эшелоны ушли в Гомель, кто руководил, не знаю, но со слов других будто бы угрозой заставили машинистов». Известно, что на митинге в Калинковичах бунтующая бригада избрала в качестве руководящего органа «повстанческий комитет» (туда вошли по два представителя от каждой части) во главе с бывшим прапорщиком Б.Кридинером. Уезжая в Мозырь, Ильинский приказал комиссару М.Сундукову остаться со своим полком, не прекращая попыток образумить подчиненных. Но те буквально растерзали его в эшелоне, и это была первая жертва мятежа.
Михаил Сундуков
В Гомеле о событиях в Словечно и Калинковичах узнали уже 23 марта, но никак не отреагировали. Там шло бурное заседание ревкома, делили посты в только что учрежденной Гомельской губернии. По свидетельству одного из участников собрания «…все внимание товарищей было обращено на должности, а известиям с фронта не придали большого значения». Правда, поставили железнодорожникам задачу задерживать мятежные эшелоны на промежуточных станциях, где их можно было бы поодиночке разоружить. Сделать это не удалось, и утром 24 марта на Полесскую станцию Гомельского ж.д. узла прибыли, один за другим, 11 войсковых эшелонов. «На всех перекрестках прилегающих к вокзалу улиц – вспоминал С.Маньян – расположились вооруженные красноармейцы. Маленькая вокзальная площадь была забита серыми шинелями. Вся эта военная толпа, при полной боевой амуниции, с походными мешками на спинах, хранила какое-то жуткое молчание». Осознав, наконец, масштабы происходящего, гомельское руководство объявило немедленную мобилизацию коммунистов, назначив местом общего сбора трехэтажное здание гостиницы «Савой».
Прибыв в город с последним эшелоном, В.Стрекопытов пошел за разъяснениями своему полковому командиру. «…На вопрос, в чем дело, полковник замахал руками. Я-де не спал три ночи, а тут твориться – не поймешь что! Выбрали повстанческий комитет во главе с прапорщиком Кридинером. И они решили ехать на Брянск, будто бы там тоже восстание рабочих. Но ведь это же безумие – добавил он. …Я произнес (перед солдатами – В.Л.) короткую речь, доказывая, что в Брянск ехать нельзя, что Троцкий нас за уход с фронта не помилует. Что мы сначала укрепимся здесь, а потом посмотрим, что делать». В итоге собравшаяся на митинг многотысячная толпа приняла это предложение и единодушно избрала В.Стрекопытова новым командиром бригады, которую переименовали в 1-ю Русскую народную армию. Своей главной целью повстанцы провозгласили борьбу за возвращение разогнанного большевиками Учредительного собрания. Следующие несколько дней были калейдоскопом бурных событий. Туляки и примкнувшее к ним некоторое количество местных железнодорожников, бывших офицеров и гимназистов старших классов взяли под свой контроль железнодорожный узел, основные городские учреждения, тюрьму (в ней оставили одних уголовников, остальных выпустили), телеграф, артиллерийские и продовольственные склады. Гомельский отряд ВЧК, наполовину состоявший из немецких и китайских «интернационалистов», пополненный партийными и советскими функционерами (всего ок. 300 человек с винтовками и двумя пулемётами) был осажден в гостинице «Савой», но после артиллерийского обстрела сдался. Наиболее активные коммунисты из числа пленных (председатель ревкома С.Комиссаров, председатель уездной ЧК И.Ланге, всего 15 человек) были расстреляны в ночь на 29 марта, перед уходом повстанцев из города.
Кое-где были попытки грабежей и раздавались призывы к еврейскому погрому, но они решительно пресекались. «По занятии г.Гомеля – вспоминал В.Стрекопытов – мною через коменданта было по городу расклеено объявление, что за погром, грабеж и другие хулиганские действия все лица, задержанные на месте преступления, тут же на месте будут расстреляны». Хотя восставших поддержал г.Речица (находившаяся там караульная рота вошла в состав бригады), уже к исходу марта на Гомель с трех сторон повели наступление спешно переброшенные сюда их разных мест сильные отряды Красной армии. 28 марта они начали артиллерийский обстрел и наступление на городские пригороды. Бой шел с переменным успехом, в районе Новобелицы повстанцы успешно отбили все атаки и даже взяли пленных. Однако к «красным» постоянно подходили подкрепления, их силы росли. На исходе дня командование Тульской бригады приняло решение «…оставить Гомель и, забрав из него как можно большее количество военного материала, отойти на Мозырь и далее на соединение с войсками Петлюры». Добавим, что туляки забрали с собой и казну гомельского ревкома (14 миллионов царскими деньгами и керенками). Перед рассветом 29 марта эшелоны бригады, один за другим, двинулись на запад, в сторону Калинковичей. В первой половине дня авангард «стрекопытовцев», усиленный бронепоездом, вступил возле Василевичей в бой с советским бронепоездом и вышел из него победителем. В.Стрекопытов распорядился после прохода последнего эшелона Речицы взорвать железнодорожный мост через р. Днепр, но в сумятице отхода этого сделано не было.
Тем временем, после убытия восставших в Гомель, оставшиеся верными советской власти бойцы 2-й Тульской бригады (около 300 человек) во главе с комбригом Каганиным и комиссаром Ильинским, получив местное подкрепление (бронепоезд, батальон пехоты, кавалерийский дивизион и артиллерийскую батарею) с трудом сдерживали натиск противника на Мозырь. Однако 27 марта советское командование отозвало бронепоезд к Гомелю, и это решило судьбу Мозыря. На следующий день украинские «сичевые стрельцы» после мощной артподготовки сбили «красных» с позиций, нанесли им большие потери и взяли город. Отступая к Калинковичам, те все успели подорвать за собой железнодорожный и автомобильный мосты через Припять. Это обстоятельство, а также уцелевший железнодорожный мост у Речицы решили судьбу восстания и 2-й Тульской бригады – повстанцы оказались меж молотом и наковальней. 30 марта «стрекопытовцы» с боем заняли разъезды Нахов и Голевица, до Калинковичей осталось только 10 километров. Но взять станцию и местечко не удалось, они были хорошо укреплены, да и смысла в этом уже не было, оба моста через Припять были подорваны. К тому же с тыла повстанцев начал обстреливать подошедший из Гомеля советский бронепоезд с отрядом китайцев, были на подходе и другие их подразделения. «Я решил – читаем в объяснениях В.Стрекопытова – уходить походным порядком на Юревичи, что в 40-50 верст влево». Бросив загруженные разным имуществом эшелоны и артиллерию (с орудий сняли и выбросили в болото замки и прицелы), только с личным оружием и пулеметами, батальонные колонны общей численностью около 6 тысяч человек, двинулись заболоченным лесом к переправе у Юровичей-Барбарова. Там, как вспоминали очевидцы, в течение всего дня 1 апреля на небольших лодках местных жителей, где помещалось лишь 3-4 человека, они переправлялись через широко разлившуюся в паводок Припять. Сохранились воспоминания, что туляки задешево продавали, и даже бесплатно раздавали здесь местным жителям своих коней с седлами и упряжью, которых невозможно было переправить на другой берег. Около тысячи отставших были взяты преследователями в плен.
В дальнейшем В.Стрекопытов и его последователи пережили еще немало приключений. Их отряд участвовал на стороне «петлюровцев» в боях с Красной армией под Новгород-Волынским, но в середине мая под Ровно перешел к полякам, был разоружен и помещен в Брестскую крепость. После длительных переговоров часть «стрекопытовцев» отправили летом в Прибалтику, где включили 1-м Тульским полком (командир В.Стрекопытов) в «белую» армию генерала Н.Юденича. После окончания Гражданской войны ее остатки были интернированы в Эстонии, где командир полка создал из своих бывших солдат и возглавил Тульскую рабочую артель (ок. 1000 чел.), занимавшуюся рубкой леса. Сам В.Стрекопытов жил в Таллинне, активно участвовал в деятельности Союза русских эмигрантов в Эстонии. Когда прибалтийские республики были включены в состав СССР, здесь начались аресты эмигрантов и противников советской власти. За В.Стрекопытовым пришли 17 октября 1940 года. На допросах бывший офицер, понимая, что его участь предрешена, вел себя достойно. Был расстрелян 5 апреля 1941 года. Его сестра Нина смогла после Гражданской войны эмигрировать в Болгарию, а другие родственники – в Чехию, где их потомки проживают до сих пор.
В. Стрекопытов – 1922 г. В. Стрекопытов – 1936 г.
Владимир Лякин
Опубликовано 23.02.2016