Автобиографическая повесть. 

 Дом, в котором автор родился и прожил часть своей жизни, находился на Юбилейной площади в Минске. За время своей «жизни» на этой площади дом был свидетелем многих событий, от голода 1891-1892 годов и до его сноса в 1962 году. Самые страшные события, которые пережил дом, были годы фашистской оккупации. Он «видел» разрушения и пожары  города. Оказавшись в самом центре Минского гетто дом был свидетелем всех ужасов и зверств фашизма. По рассказам очевидцев, бывших узников гетто, и на основании других источников, описаны отдельные события, которые «видел» и «слышал» мой дом на протяжении его пребывания на Юбилейной площади.      

В книге описаны отдельные станицы жизни автора. Приводятся  достопримечательности города-героя  Минска,  которыми гордится автор.

УДК 

                                                                               ББК 

   ISBN                                               © И. Г. Леонов, 2018

 СОДЕРЖАНИЕ

1. Пролог…………………………………………3

2. Жизнь без детства………………………….7

3. Дом на Юбилейной площади……………29

4. 263 дня   в подземелье…………………..46

5. Жизнь в послевоенном Минске…………63

6. Мои университеты…………………………73

7. Линкор Новороссийск …………………….81

8. Гауптвахта ………………………………….84

9. Вольф Мессинг …………………………….85

10. Эпилог……………………………………….86

1. ПРОЛОГ

Прошло более семидесяти лет как начали греметь залпы Второй мировой войны. В некоторой степени, в соответствии с Пактом Молотова-Риббентропа от 23 август 1939 года, СССР вступил в войну в 1939 году на стороне Германии, т.е.  со дня подписания этого документа. Вот почему, за неделю до нападения гитлеровской Германии на СССР правительство своим сообщением ТАСС от 14 июня 1941года,  дезинформировало население в части приближения войны. В этом сообщении утверждалось, что «по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на Советский Союз, лишены всякой почвы …». Депеша ТАСС не только  дезориентировало население страны, но и притупило его бдительность. Эта была огромная ошибка нашего правительства. Высшему эшелону власти СССР было хорошо известно об отношении Гитлера к евреям. Так, в 1939 г. Гитлер и Риббентроп направили письмо советскому правительству и в нем указывалось, что их шокирует руководитель министерства иностранных дел еврей Максим Литвинов. Поэтому, в переговорах и подписание знаменитого, трагического, печального, исторического и нечеловеческого  договора между СССР и гитлеровской Германией. принял участие Молотов.  Их информировали о всегерманском еврейском погроме, который немецкие фашисты устроили  9 ноября 1938 г. В этом погроме, только за одну ночь были разрушены и сожжены 267 синагог, 7,5 тысячи предприятий, магазинов и лавок, принадлежащих евреям, а число погибших было более 90 человек. Они знали о злодеяниях и еврейских гетто, которые устраивали на захваченых территориях Чехословакии и Польше нацисты. На одно из совещаний, которое проходило в Линках, на даче Сталина в 1939 г был приглашен специальный корреспондент газеты «Известия» в Париже писатель Илья Эренбург. В своем выступлении он охарактеризовал гитлеровский фашизм. В конце выступления он сказал: «В скором времени гитлеровская Германия развяжет неслыханную войну, и вы убедитесь, что фашизм – хуже людоедов». После этого выступления Сталин сказал: «Не надо нагнетать обстановку. Не так страшен серый волк. Великий русский народ нельзя поставить на колени».

Информация о насилиях и злодеяниях фашистов, и в частности, к коммунистам, евреям и цыганам, по непонятным причинам не доводилась до советского народа. Информационный голод населения был кому-то на руку. Вот почему при неожиданном вторжении гитлеровцев на территорию Белоруссии, на произвол судьбы было брошено  все население республики.

В истории разных стран, в том числе и СССР, имеются много событий и эпизодов, о которых страны не любят вспоминать. Но забыть об этом не дают люди, судьбы которых были сломаны, искалечены и изуродованы, а в ряде случаях, и истреблены разного рода несправедливостью.

Просчеты и дезинформация населения о неуклонном соблюдении условий советско-германского пакта о ненападении нанесли не только большой вред, но стоили миллионы  жизней. Только в Белоруссии, как известно, погибло около 3 000 000 гражданского населения, т.е. треть довоенного населения.

Нападение фашистской Германии 22 июня 1941 стало для народа СССР Великой Отечественной войной.  Не смотря на то, что над Брестом, уже  рано утром гремели залпы войны, простые жители Минска узнали о начале войны только по выступлению Молотова по радио в первой половине дня. Он, напряженным голосом, сказал: «Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…..» Над Минском, как и над всем народом СССР, повисло это страшное  слово ВОЙНА.

 Сегодня все дети войны, это люди преклонного возраста, которые стали взрослыми уже в детском возрасте. В годы войны они прошли не только через бедность, холод, голод, но они потеряли свое детство, юность и здоровье. Многие из них потеряли родителей, родных и близких, а вместо букварей,  учебников и школьных парт они нищенствовали и бродяжничали. Глядя на все что творилось  вокруг,  и постоянно находясь среди горя, боли и страха, дети научились переносить все тяготы и лишения. Они, как и взрослые, научились терпеть все невзгоды и перестали плакать.

  Великая  отечественная война – величайшая трагедия нашего Отечества. Это страшная, особая страница, а точнее период, в истории каждой семьи. Эта война была самой кровавой и самой разрушительной войной. Этот период стал черной  дырой в  жизни  каждого пережившего эту Великую Отечественную войну.

Война на территории Беларуси длилась дольше, чем на территории других европейских стран. Поэтому не  является случайностью, что число погибших и самые большие материальные потери среди стран Европы понесла наша Белая Русь.  В течение очень короткого времени после оккупации Минска, гитлеровцы установили в городе жестокий оккупационный режим. Ими были  созданы фашистские лагеря смерти на улице   Широкой (ныне Куйбышева), по Логойскому тракту (ныне Я.Колоса), в пригородах Минска — Дроздах и Масюковщине, в деревне Тростенец. Лица еврейской национальности были согнаны в особый лагерь смерти – гетто.

  История возникновения гетто имеет большую историю.  В 1084 г. евреи германского города Шпейера направили правящему монарху петицию, в которой  просили  устроить гетто, т .е выделить участок для поселения евреев. Только в 1412 г., по ходатайству евреев, гетто были утверждены законом во всей Португалии. Возведение стен гетто в Вероне и Мантуе столетиями праздновалось во время ежегодных еврейских праздников Пурим. Гетто в России и Польше были существенной составной частью талмудистской организации, и любая попытка отменять их немедленно была бы объявлена «преследованием». В 1555 году Папа Римский Павел IV узаконил гетто специальным  документом, в котором утверждалось, что евреи должны жить отдельно от христиан, в гетто.

  Когда по распоряжению Муссолини в начале 30-х годов прошлого столетия было уничтожено римское гетто, еврейская печать оплакивала это событие в следующих словах: «Исчез один из самых замечательных памятников еврейской жизни. Там, где лишь несколько месяцев назад бился пульс активной еврейской жизни, остались только немногие полуразрушенные здания, как последняя память об исчезнувшем гетто. Оно пало жертвой фашистской любви к красоте, и по приказу Муссолини гетто было стерто с лица земли».  Еврейские гетто это были территории, где счастливо жили евреи,  занимались различными ремёслами, соблюдали свои традиции и вероисповедование,   развивали свою культуру, влюблялись и создавали семьи, рожали детей и довольно много, как правило, не менее пяти. Они отмечали все праздники и ходили друг к другу в гости.

 Гитлеровский фашизм изуродовал содержание гетто. Они огораживали колючей проволокой жилые кварталы и сгоняли туда евреев для их уничтожения. Эти концентрационные еврейские лагеря смерти стали они называть гетто.

За колючей проволокой концлагерей находилось более  200 000 белорусских граждан.  Так только  в Минском гетто, жертвами стали порядка 100 000 белорусских евреев.

 Только на территории Белоруссии было создано около 70 гетто. За колючей проволокой гетто,  концлагерей и других принудительных местах, люди подвергались ужасным пыткам и издевательствам, в которых было уничтожено около 800 000 евреев

  В первые дни войны в восточные районы СССР было эвакуировано более 1 500 000 гражданского населения Беларуси.  Среди эвакуированных в восточные районы СССР была и моя семья – отец, мать, два брата, сестра и я. На начало войны я был в возрасте семи с половиной  лет, и мое детство пришлось на годы Великой отечественной войны.

  Пройдут года, десятилетия, но то, что творили гитлеровские фашистские изверги, садисты и деспоты люди не забудут никогда. Они на это не имеют права. Все памятники жертвам фашизма должны служить предупреждением для всех настоящих и будущих поколений.

 2. ЖИЗНЬ БЕЗ ДЕТСТВА

  В  1940 году из-за того, что мне на первое сентября не было еще семи лет,  меня не приняли в первый класс. Уже в начале лета 1941 года я, как и все дети, которые      собираются идти в школу, как  раньше, так  и сейчас, ожидал это событие со счастливой  гордостью. Меня должны были записать в новую школу. Школа была уже построена и находиласьточно напротив нашего дома, внутри квартала, за  одноэтажными домами. Эти дома отделяли двор школы от улицы Республиканской, по которой двигался транспорт и трамваи. Ныне это улица Романовская Слобода, В школе уже шли отделочные работы, и она должна была принять своих учеников 1 сентября 1941 года.    Но, увы, судьба распорядилась принципиально по-другому. В первом классе мне не суждено было учиться. Я начал учиться в школе только через три года в 1944 году. И  произошло это не в новой школе и не в Минске, а на расстоянии более четырех тысяч километров, в Новосибирске.

 22 июня 1941 г минчане готовились к большому гулянью, открытию большого, вновь созданного в Минске искусственного водохранилища – Комсомольского озера.  В канун этой даты я просил своего старшего брата Мишу, что бы  он взял меня с собой на открытие. Он не очень хотел меня брать, но папа ему это поручил, и ему ничего не оставалось делать,  как согласиться. К большому сожалению, этому событию не суждено было состояться.  22 июня 1941 г,  а более точное время  22 июня в 3 часа 30 минут главные силы Вермахта напали на Советский Союз.  Уже после этого, в 5:30 утра посол Германии в СССР В. Шуленбург явился к Народному комиссару иностранных дел СССР В. М. Молотову  и сделал заявление, содержание которого сводилось к тому, что советское правительство проводило подрывную политику в отношении Германии в оккупированных ею странах, направленную против Германии, и «сосредоточило на германской границе все свои войска в полной боевой готовности». Заявление заканчивалось следующими словами: «Фюрер поэтому приказал германским вооружённым силам противостоять этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами». Эта черная дата явилась началом длительных военных действий фашистской Германии против СССР, началом  больших человеческих жертв,  сильных  разрушений городов и сожжений деревень.

  Первые тревожные и совсем необычные для мирного населения Минска признаки войны появились уже  22 июня, в воскресенье  вечером.  Многие минчане увидели на своих улицах беженцев.  На Площадь Свободы,  где находилась военная  комендатура,  стали прибывать грузовые и легковые автомашины с женщинами и детьми. Люди в основном были без вещей. Это прибывали первые беженцы в Минск, семьи военнослужащих с военных гарнизонов, которые находились западнее Минска.   Прибывающие беженцы располагались прямо в сквере на Площади Свободы, некоторых посылали к Дому  Красной Армии, ныне Дома офицеров и они располагались там в сквере. Была сформирована городская комиссия по организации помощи беженцам,  этим беженцам выдавалась какая-то материальная помощь. Здесь же был открыт пересыльный пункт.

Вечером того же дня по улицам Минска курсировали машины и из них всем жителям приказывали вечером и ночью не включать в квартирах свет и всем сделать маскировку на окнах.

В понедельник, 23 июня, в городе началась мобилизация населения. Многие минчане, не ожидая повесток, добровольно приходили в военкоматы. На предприятиях, в учреждениях, учебных заведениях, при домоуправлениях были созданы группы самозащиты.  Утром 23 июня была объявлена первая воздушная тревога. Все радиопередачи прекратились, и на протяжении всего дня из громкоговорителей, больших конусных динамиков, которые была закреплены на уличных столбах,   раздавалась только одна фраза: “Городу Минску дан сигнал воздушной тревоги”.  Несмотря на такое строгое предупреждение, в первой половине дня над городом налетов немецкой авиации не было. Первые немецкие бомбардировщики появились над Минском в полдень 23 июня, они бомбили товарную станцию (ныне район Железнодорожной улицы) и аэродром (бывший аэропорт Минск-1). На аэродроме не было зенитного прикрытия, поэтому большое количество самолётов было уничтожено прямо на земле, практически полностью сгорели склады с авиационным горючим.

В первые дни войны правительство республики не организовало эвакуацию минчан. Более того: «Штаб Западного фронта, правительство республики, руководство переехали в г. Могилев. В ночь с 24 на 25 июня 1941 г. ЦК КПБ(б) и правительство оставили Минск. Эвакуация населения и материальных ценностей не состоялась…» (Из книги «Минское антифашистское подполье», Мн.: Беларусь, 1995.) Город остался без руководства, был брошен на произволе судьбы: минчане самостоятельно, кто как мог, покидали город. Многие из тех, кто покинул город 23-го и ранним утром 24 июня, смогли спастись от фашистской чумы.

 Вечером, 23 июня, наш папа договорился с одним соседом о необходимости на время бомбежки покинуть город. Поэтому с вечера мама начала готовить нас  к походу.  Все считали, что бомбежка прекратится через два-три дня и жизнь продолжится, как и раньше. Поэтому было решено брать с собой в дорогу только самое необходимое. Этим самым необходимым был ограниченный запас продуктов питания, имевшиеся деньги (достаточно скромные),  документы, некоторая одежка и подстилки.

Рано утром, 24 июня,  в городе была объявлена воздушная тревога. Вскоре послышался своеобразный прерывистый гул самолетов. Этот гул все усиливался и усиливался, и через  некоторое время над домом пролетело большое количество самолетов, а вскоре послышались взрывы.

           Глядеть на город  Минск с высоты  Юбилейной площади было не только горестно, но и очень страшно. Куда не взглянешь, везде виднелись пожары, слышались раскаты взрывов, дым, гарь и пыль закрывали небо. Тушить пожары, видимо, было некому и нечем. Город горел, дома разрушались и погибали. То, что пришлось видеть и слышать в этот день, а это взрывы, пожары, черное небо над головой, разбитый и перевернутый трамвай, разрушенные  дома, большое количество раненых и убитых, весь этот кошмар сопровождает меня всю жизнь. Даже сейчас, когда я слышу только сильный раскат грома, не видя молнии, мне становится как-то некомфортно, и где-то в ячейках памяти идет сравнение с бомбежкой в далеком детстве.

В перерывах между воздушными тревогами по радио объявляли, чтобы жители покидали город.

Наша семья: отец, мать и четверо детей и соседская семья:  муж, жена и трое детей отправились в путь в направление железнодорожного вокзала.

Уходя из города, по дороге мы встречали таких же,  как и мы, беженцев. Люди шли кто  навстречу нам, кто в сторону от нашего направления. Не доходя  до вокзала,  какие-то люди не пустили нас идти далее к вокзалу, а  направили в сторону дороги на  Могилев.       С воздуха нас сопровождали немецкие  самолеты, а  на  земле  – канонады взрывов и пожары.  Мы шли мимо горящих домов.

 Фото 1.  Вот  точно так  же, мы    беженцы, уходили  из Минска. (Фотография заимствована из Сборника  «Дети войны» Вестник К.  Интернет)

        Очень хорошо помню, как проходили мимо только что разрушенного дома, возле которого были убитые. Предпринимать какие либо действия по отношению к убитым, находящиеся по близости люди с повязками, не рекомендовали, и указывали нам     скорее покидать город.

Подойдя к деревне Будилово, это ныне где-то в районе пересечения улицы Ванеева и Партизанского проспекта, нас встретил военный патруль и направил лесом в сторону железной дороги, сказав, что там формируются поезд для беженцев. По дороге мы  встречали машины с военными и пешие отряды военных, которые направлялись в город.

 Поздно вечером, замученные, уставшие, голодные, добрались до железной дороги. Это было где-то в районе Уручья. Дальше идти не было сил.  В лесу решили передохнуть.  Мгновенно все уснули. Рано утром, с рассветом, в июне это было часа в четыре утра, двинусь дальше искать где формируется поезд для беженцев. Шли мы лесом, вдоль железной дороги. Только к полудню  25 июня мы  добрели до поезда. Это было в районе   железнодорожной станции Колодищи. В общей сложности, мы прошли около 30-35   километров.

 После некоторых формальностей  нас посадили в поезд, который  состоял из сплошных товарных двухосных вагонов. Вагонов в поезде было очень много. В каждый вагон поселяли человек по 30-40. В вагоне были с двух сторон сделаны трехъярусные полки. Доски полок были необтесанные, прямо из-под пилы. Нашей семье досталось по два места на трех полках. В каждый вагон были выделены по два ведра и два больших чайника. Одного из пассажиров вагона назначили старшим по вагону. Ведра и чайники на  станциях, где имелся участок  с надписью  КИПЯТОК,  наполнялись холодной и горячей водой.

На фото 2 представлен наш «пассажирский» вагон.  В таком товарном вагоне – «теплушке» мы покидали Минск. Во время войны множество таких двухосных грузовых вагонов было переоборудовано под перевозку людей.

       Импровизированные пассажирские вагоны назывались “теплушками”. Название связано с установкой в них печки. Двухосные вагоны, производства двадцатых-тридцатых годов, широко использовались во время войны для перевозки боеприпасов и военных,    эвакуации людей и имущества. Только за второе полугодие 1941 года такими вагонами были перевезены 291-я стрелковая дивизия, более полутора миллионов человек пополнения, а объемы эвакуации составили 1,5 миллиона вагонов или 30 тысяч поездов. Эти вагоны спасли огромнейшее количество жизней беженцев. Можно также утверждать, что благодаря этим вагонам и была победа Советского народа в Великой  Отечественной войне.

Несколько слов о своих родителях и моей семье.

    Мой папа Леонов Геннадий Михайлович родился в 1902 году в Сморгони.  В семье было пятеро детей, при этом две старшие сестры и два брата от другого отца, который умер.  Когда моему папе исполнилось 12 лет,  умер и его отец. После смерти отца, закончив три  класса,  он начал работать, и был  несколько лет подмастерьем   у  кожевника, который занимался выделкой кож. Когда ему исполнилось 15 лет, он поехал  в Минск.  В городе он устроился работать на кожевенном заводе, на котором проработал  до 18 лет и его забрали в Красную Армию. Служил он на флоте, в Кронштадте. В конце 1924 года он демобилизовался и возвратился  в Минск. После демобилизации папа работал на стройках кровельщиком

Наша мама, Рольник Рася Мовшевна, родилась в 1907 году  в городе Минске. Ее отец, вторично женился на ее маме, нашей бабушке, в возрасте 40 лет. Маму, единственную дочь у родителей, жизнь не баловала.  Уже в 15 лет она стала круглой сиротой и без средств существования. Ее мать умерла, когда ей шел 12-ый  год, а через 4 года умер отец. Единственным ее доходом были кое-какие средства, которые ей выплачивал кузнец, арендуя кузницу отца.  Кузница в те времена находилась во дворе нашего дома.

Родители поженились  в 1925 году. Через год родился мой старший брат Миша. Еще через полтора года, в конце 1927-го, родился второй брат Борис. В 1929 году наша семья пополнилась девочкой – моей сестрой Неллой. А  в 1933 году родился автор этих строк. Мама и все  дети родились в доме на Юбилейной. Вот в таком составе: отец, мать и четверо детей нас застала война.

Наша мама, очень тихая и добрая женщина, прожив от роду 34 года в Минске, ни разу в жизни не только не  пользовалась железной дорогой, но даже не была в вагоне поезда.    Знакомство с железной дорогой у нее  прошло не при очень благоприятных условиях,   при эвакуации  из родного города. Она впервые в жизни во второй половине дня 25 июня 1941 года села в вагон поезда. Раздался долгий осипший, словно очень усталый, гудок паровоза, резкий толчок и наш поезд начал свой долгий путь куда – то на восток. Мы покидали наш родной Минск. Никто из «пассажиров» не знал куда едем, и на какое время мы уезжаем. Поезд достаточно часто останавливался и в основном не на железнодорожных станциях, а среди леса или поля. По «почерку» торможения поезда, мы в дальнейшем узнавали и причину остановки. Если осуществлялось резкое торможение, в результате которого «пассажиры» даже падали, не удержавшись, то это значило, что будет объявлена воздушная тревога. Как только останавливался поезд, кто-то из руководства поезда, используя самодельный рупор в виде конусообразной металлической трубы, кричал: «Воздушная тревога. Всем покинуть вагоны». Этот сигнал произносился три-четыре раза. Следует отметить, что двери в этих вагонах открываются и закрываются только с внешней стороны. Поэтому, по  сигналу «Воздушная тревога», кто-то с внешней стороны открывал двери нашего вагона и все покидали вагон. Дети и некоторые взрослые просто выпрыгивали из вагонов. Для пожилых людей, а их было достаточно много, а также  для женщин  с детьми на руках, выйти из вагона было достаточно сложная проблема. В вагон можно было попасть по ступенькам лесенки, которую вешали на направляющие, по которым двигалась дверь. Самая нижняя ступенька этой лесенки соответствует уровню посадочных вокзальных платформ. Так как наш поезд останавливался в основном в непредсказуемых местах, то нижняя ступенька лесенки оказывалась довольно высоко от земли, на расстоянии 70-80 см, и чтобы пользоваться ею, необходимо была особая сноровка, которой не обладали многие  «пассажиры». В связи с этим, кто-то из взрослых всегда стоял у дверей и оказывал помощь, как при посадке, так и при выходе из вагона. Как только покидали вагон, все   убегали на расстоянии  80-100 метров от железной дороги и ложились  на землю.    Рекомендовано было ложиться в ямки, бороздки или другие защитные места. Через   некоторое время после объявления тревоги наплывал гул моторов, и появлялись  немецкие «стервятники». Они пролетали над поездом достаточно низко, чуть ли ни на бреющем полете, у них хорошо были видны фашистские кресты на бортах самолетов. Самолеты сбрасывали бомбы и обстреливали из пулеметов людей, бежавших от поезда.  Вспышки взрывов были видны спереди и сзади и по сторонам нашего поезда.  Среди пассажиров нашего поезда появлялись первые убитые и раненые. В одном из таких налетов, когда люди убегали от поезда, пуля настигла одного мужчину из нашего вагона. Когда воздушная тревога закончилась, его раненного принесли в вагон. К сожалению, в вагоне не было ни одного медицинского работника. У одной женщины в сумочке был йод. Обработав йодом его пулевое ранение, перевязали чем-то рану. Этот мужчина все время стонал, и особенно это хорошо было слышно ночью. Так как наш поезд в основном останавливался на полустанках и в чистом поле,  где  не было медицинского пункта, то нормальную медицинскую помощь ему не оказывали и его состояние ухудшалось.  Только на третий день поезд остановился на какой – то большой железнодорожной станции и тут же  пригласили в вагон врача с медпункта станции. Осмотрев нашего раненого мужчину, врач сказала, что ему необходима срочная хирургическая помощь. Нам показалось, что из-за него задержали наш поезд на этой станции. Через некоторое время к вагону подъехала санитарная машина его на носилках перенесли в машину. Вместе с ним сошли с вагона его жена и две маленькие девочки.

Бывали случаи, когда кто-то садился не в свой вагон или отставал от поезда.  Такой случай произошел в соседнем вагоне. Одна восьмилетняя девочка, звали ее Мая, отстала от поезда.  Ее мама на протяжении всего времени, сколько мы были в пути, рыдая  и плача, бежала вдоль поезда на всех остановках и кричала: «Мая, Маечка, где ты, где ты, где ты?». Этот крик, убитой горем женщины, кажется, звучит во мне и сегодня.

Мама по приезду в Минск, встретила эту женщину, они, когда то учились в одном классе.  Та ей рассказала, что все время, находясь в эвакуации, писала в разные места, но либо не было ответов, либо ответы были не утешительные. Приехав в Минск в 1945 году, она продолжала искать свою дочь. Только в 1946 году организация Красного Креста ее осчастливила. Ее дочь отстала от поезда. Всю войну, вплоть, до 1946 года, когда они встретились, эта девочка провела в детском доме.

После того, как фашистские самолеты улетали, воздушная тревога отменялась.      Воздушные тревоги длились порядка 30-40 минут, а иногда и более часа. После отмены воздушной тревоги на посадку отводилось очень мало времени, после чего поезд тут же   отправлялся.

В процессе движения нашего поезда остановок было достаточно много не только из-за налетов немецких самолетов. Много раз наш поезд останавливали, пропуская вперед другие поезда. Был и такой случай длительной остановки нашего поезда. То ли наш поезд бомбили, то ли другой, но к счастью в поезд бомба не попала, а разрушен был  железнодорожный путь. Мы тогда простояли добрые полдня. Когда наш поезд проезжал  этот отремонтированный участок, по сторонам дороги еще стояли военные ремонтники дороги.

Ехали мы из  Минска достаточно долго. Наконец, от нашего поезда отцепили часть вагонов, в том числе и наш вагон. Это было на станции Атяшево, Мордовской АССР.  Здесь всех высадили из вагонов и привели в какую-то школу. В этой школе нас  разместили по классам. Кроме нашей семьи, в классе, где  нас разместили, было еще четыре семьи. В одном углу были составлены парты в несколько этажей. Жители этого класса из этих парт сделали импровизированные четыре комнаты, при этом парты для нас были и столами и стульями. Здесь, в Атяшево, наконец, нас накормили. Все время, что находились в поезде, мы в принципе голодали, в лучшем случае в течение дня съедали пару кусочков хлеба с горячей водой. В школе мы пробыли около 10 дней. Часть семей, которые проживали с нами в школе, были расквартированы. Но нам, к сожалению, не повезло, и мы вынуждены были ехать дальше в тыл.

Нас снова посадили на поезд, состоящий из таких же теплушек, и мы поехали дальше. И вот снова та же  проголодь, и тот самый кипяток на станциях. Единственным отличием нашего теперешнего путешествия в неизвестном направлении было то, что наш поезд не преследовали немецкие самолеты и не объявляли воздушные тревоги. Это было радостным и утешительным моментом в тяжелой дороге. Вместе с тем, мы ехали достаточно долго, так как наш поезд часто останавливали, пропуская вперед различные товарные поезда.

И вот наш поезд остановился. От поезда отценили пять вагонов, в том числе и наш. Мы приехали  в город Харабали, что в Астраханской области. Нам предложили покинуть вагон – это  была наша конечная станция.

Всех приезжих стали распределять по квартирам. Нам, вместе с нашей минской соседкой, выделили две комнаты в двухкомнатной квартире. Комнаты были относительные небольшие, порядка 16-18 м². Вход в каждую комнату был с большой кухни. Своеобразной особенностью квартиры было и то, что каждая комната отапливалась, обособлено, т.е. собственной печью

Папа и мама вскоре устроилась работать на консервный завод. Нам стали выдавать   карточки на продукты. Положительным для семьи было и то, что на заводе, где они работали,  их там в обед кормили, но выносить за пределы завода ничего не разрешалось.

В сентябре месяце в Харабали нас настигло первое расставание. Папа, проработав на заводе две недели, был призван в Красную Армию, и тут же был направлен на фронт в район Туапсе.

Через месяц  получили от него стандартное фронтовое письмо – треугольник.

 Мы неустроенные, четверо детей, на чужбине остались с мамой, и без главы семьи. Наша мама до начала войны не работала, была домохозяйка, растила и воспитывала детей. Можно себе представить ее моральное и психологическое состояние. Большую моральную помощь ей оказали наши соседи, с которыми мы вместе неразлучно двигались из Минска.  У них главу семьи не призвали в армию, так как ему шел пятьдесят девятый  год, и в таком возрасте мужчин в армию не брали.

Вокруг города Харабали были поля бахчи, на которых росли помидоры, дыни и арбузы.  Мои братья, а им было 15 и 14 лет, уговорили колхозного бригадира разрешить им   работать на уборке арбузов. За работу с ними расчитывались арбузами и помидорами. Это нас очень спасало от голода. Однако этот уборочный период длился не очень долго. Устроиться на постоянную работу братья из-за возраста не могли. На консервный завод, где работала мама, приезжих в таком возрасте не брали, а в колхозах вскоре закончился рабочий сезон. Кроме того, работать в колхозе было не выгодно, так как колхозники не получали  продуктовые карточки.

Карточная система снабжения, была  введена  в самом начале войны. Она обеспечивала городское население кое – какими продуктами питания. Паек, который получали по карточкам,  был,  мягко говоря, очень и очень скромным. Так, на неработающего человека полагалось 200 г хлеба в день, работающие, как правило, получали от 600 до 800 г  в день. Именно этим объясняется тот факт, что большинство подростков в эвакуации стремились устроиться на работу. Несмотря на этот скромный паек, мы жили в проголодь, но все же он не позволял умереть с голоду.

Конец 1-й части

Опубликовано 09.02.2018  02:11