Tag Archives: Сало Флор

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИМЕНИ. ИСААК ЛИПНИЦКИЙ

Недавно в Украине одесское издательство ВМВ выпустило в свет книгу киевских авторов Николая Фузика и Алексея Радченко об их талантливейшем земляке «Исаак Липницкий: звезды и тернии». Учитывая, что имя серебряного призера XVIII первенства СССР по шахматам (1950), двукратного чемпиона Украины (1949, 1956), тренера, теоретика и литератора Исаака Оскаровича Липницкого (1923–1959) долгие годы было почти забыто, этот труд, в котором использовано множество ранее неизвестных материалов, представляет несомненный интерес для шахматистов. Помимо биографической части, в книге на 328 страницах приведены 103 партии Липницкого (целиком или фрагментарно), статистика его турнирных результатов и ряд дополнительных материалов.

Один из авторов книги, Н. Фузик (к сожалению, его соавтор А. Радченко ушел из жизни еще в 2013 году), предоставил нам для публикации отрывок из этой книги, посвященный судьбе Липницкого сразу после окончания войны. В то время шахматист служил в Советской военной администрации в Германии (СВАГ). Текст дополнен специально для belisrael.info.

На территории Республики Беларусь по вопросам приобретения книги можно обращаться к Леониду Шетько: shetko@tut.by

 

ИСААК ЛИПНИЦКИЙ: ЗВЕЗДЫ И ТЕРНИИ

(фрагмент из книги)

Пора снова вспомнить о шахматах

Итак, долгожданная победа! Война окончена, но 32-й стрелковый корпус, как и вся 5-я ударная армия, продолжал нести службу в составе Группы советских оккупационных войск в Германии. 6 июня 1945 года на подконтрольной СССР немецкой территории была создана Советская военная администрация в Германии (СВАГ), в одну из структур которой перевели и Липницкого. Его должность оказалась достаточно высокой для того, чтобы 60 с лишним лет спустя поместить краткую биографию Липницкого в справочнике «Советская военная администрация в Германии, 1945-1949». Вот ее окончание: «В СВАГ прибыл с должности старший помощник начальника Разведотдела 32-го стрелкового корпуса. С 31 октября 1945 г. – начальник 5-го отделения (пожарной инспекции) КЭО АХУ (квартирно-эксплуатационного отделения административно-хозяйственного управления) СВАГ». Впрочем, в архивных документах, раздобытых С. Берестецкой [родственницей Липницкого, бывшей киевлянкой, проживающей ныне в Лос-Анджелесе], и тут имеются некоторые расхождения. Если в одной учетной карте его должность указана точно как в приведенной выше цитате, то в другой он значится как «старший инспектор управления материально-технического обеспечения СВАГ». Эти данные вступают в явное противоречие с утверждением Вадима Теплицкого [в его книге «Исаак Липницкий», 1993, 2008], что наш герой служил «представителем Советской военной комендатуры в Берлине». Хотя как знать, может, хорошо зная немецкий язык, он выполнял и какие-то поручения в комендатуре (например, в качестве переводчика).

Липницкий с обер-бургомистром Берлина Артуром Вернером (из архива Л. Якир)

Скорее всего, именно по поводу оформления документов, связанных с переводом на новое место службы, оказался Липницкий осенью 1945 года в Москве, где 19 сентября у него, как рассказывает Теплицкий, произошла судьбоносная встреча. Купив два билета в Большой театр (специально с прицелом на потенциальное знакомство?), он увидел у входа красивую девушку и пригласил ее составить ему компанию… Вскоре они поженились и уехали в Берлин, на новое место службы Исаака Липницкого.

Так в его жизнь вошла Ляля Лещинская. Увидев имя Ляля, авторы поначалу засомневались: так ли звучит официальный «паспортный» вариант? Ведь в близком кругу этим уменьшительным именем могут называть Елену, Ларису… Тем не менее, все, к кому авторы обращались за разъяснениями, включая Любовь Якир [в девичестве Коган, шестикратную чемпионку Украины, дружившую с Липницким всю жизнь] и Ефима Лазарева [киевского мастера, тренера, журналиста и литератора], лишь недоуменно разводили руками и уверяли, что помнят эту женщину только под именем Ляля. Окончательные сомнения отпали, когда незадолго до сдачи книги в печать одному из авторов удалось найти могилу Липницкого на Байковом кладбище в Киеве. На плите рядом со скромным памятником нашему герою значится: «Лещинская Ляля Марковна. 29.04.1923 – 23.06.1984».

Увы, счастья этот брак Липницкому не принес…

Пора, однако, было вспомнить и о шахматах, что не преминул сделать Липницкий на новом месте службы. При Центральном клубе СВАГ он организовал шахматный кружок, причем подошел к делу со всей серьезностью. В клубе регулярно проводились турниры, в которых приняли участие сотни шахматистов сотрудников СВАГ. Созданная при клубе квалификационная комиссия выдавала участникам турниров справки о выполнении норм для присвоения или подтверждении категорий. Был также организован семинар по изучению шахматной теории, который вели для всех желающих кандидаты в мастера и первокатегорники.

Липницкий дает сеанс воинам Советской Армии в Берлине (из архива Л. Якир)

Липницкий-шахматист оказался в Берлине не одинок. Более того, он встретил здесь достойных соперников. Весной 1946 года впервые было проведено первенство СВАГ, первое место занял кандидат в мастера майор Борис Наглис (будущий мастер и многолетний директор Центрального шахматного клуба в Москве), вторым стал первокатегорник лейтенант Монастырский. В аналогичном турнире, прошедшем в июле-августе того же года, Липницкий играл гораздо успешнее, но 11,5 очков из 13 хватило лишь для второго места – кандидат в мастера (и тоже будущий мастер) Рашид Нежметдинов набрал на пол-очка больше. Далее, если верить заметке в «Шахматах в СССР» (№ 10, 1946), расположились: 3-4. Майор Филимонов, Николаев (по-видимому, гражданское лицо, поскольку его воинское звание нигде не упоминается) – 9, 5. Лейтенант Михайлович (все – первая категория) – 8, и т.д. Любопытно, что о втором турнире сообщалось не только в «Шахматах в СССР», но и в британском журнале «Chess» (ноябрь, 1946), где была такая фраза: «По мнению К. Рихтера, первый и второй призеры – полностью сформировавшиеся мастера».

NB. Сначала в книгу предполагалось поместить снимок, полученный от Л.Якир, на котором обращает на себя внимание подпись, отпечатанная вместе с фото.

Скорее всего, данный снимок к Якир попал в таком виде. Ваш покорный слуга собрался было поместить эту фотографию в главе книги, где повествовалось о периоде уже после окончания Липницким военной службы. Однако позднее Татьяна Федоровна Лазарева в архиве своего покойного мужа Ефима Марковича нашла очень похожий, но несколько иной снимок, вынудивший меня срочно внести коррективы – на этот раз резкость позволила разглядеть на табличках с фамилиями партнеров ключевую надпись «Штаб СВАГ». Т. е. Липницкий с партнером явно запечатлены во время первенства СВАГ в 1946 году.

Липницкий – Николаев. Во время первенства СВАГ (из архива Е. Лазарева)

В шахматном кружке регулярно устраивались и блицтурниры, в которых принимали участие не только сотрудники СВАГ, но и местные шахматисты. Одним из них был неоднократный чемпион Берлина Бертольд Кох, впоследствии международный мастер. В 1946 году в Лейпциге он выиграл чемпионат Советской оккупационной зоны (несколькими годами позже этот турнир назвали бы первенством ГДР). Другой примечательной личностью, посещавшей шахматный кружок Центрального клуба СВАГ, был уже упомянутый мастер Курт Рихтер, тоже неоднократный чемпион Берлина, дважды выступавший за Германию на Олимпиадах («Турнирах наций») в 1930 и 1931 гг. С последним Липницкий сыграл серию тренировочных партий, продемонстрировав явное превосходство над более маститым соперником. Концовка одной из партий:

Липницкий – Рихтер. Берлин, 1946 г.

Комментирует Борис Ратнер

В 1946 году Липницкий сыграл в Берлине несколько тренировочных партий с немецким мастером Рихтером. Несмотря на многолетний отрыв от практической шахматной игры, Липницкий с большим подъемом и подкупающей свежестью провел встречи с опытным противником.

Ход белых

15.Лa3 a5 16.h3 ab 17.Лd3 Сe6 18.Сg5 Фg7 19.Лfd1 Кf6. Теперь понятен замысел белых. Нельзя, конечно, 19…С:c4 из-за 20.Л:d7! и белые выигрывают.

20.С:e6 fe 21.К:e5 Сe7 22.Кd7. Черные сдались.

(Бюллетень «ХХ шахматный чемпионат СССР», № 14)

NB. Когда книга уже вышла в свет, я получил от Алана МакГоуэна сообщение, что в немецком молодежном журнале «Horizont» (от 12 мая, № 12, 1946) он нашел еще одну партию между ними! Рихтер вел в этом журнале шахматную колонку и, по словам Алана, не стеснялся показывать и свои проигранные партии, если считал, что они представляют интерес.

Рихтер – Липницкий. Берлин, 1946

Сицилианская защита [B70]

Комментирует Курт Рихтер

Старая английская шутка гласит: «Никогда не упускай возможность дать шах, поскольку это может быть мат!». Она адресована игрокам, которым шахование представляется основной целью игры, и которые считают большим успехом возможность объявить шах на первых же ходах. «Один лишний шах» часто может нанести большой вред – но при этом и «упущенный шах» тоже! Тут мы в очередной раз сталкиваемся с «неупорядоченностью» шахматной игры, с ее противоречиями и контрастами.

1.e4 c5 2.Кf3 d6 3.d4 cd 4.К:d4 Кf6 5.Кc3 g6 6.Сe2 Сg7 7.g4? Это продвижение пешки чересчур поспешно, и черные получают неожиданную возможность этим воспользоваться.

7…С:g4! 8.С:g4 К:g4 9.Кe6. На немедленное Ф:g4, конечно, последовало бы С:d4. Поэтому белые стремятся испортить пешечную структуру черных.

9…fe? Таков выбор черных. Но гораздо сильнее было 9…С:c3+ 10.bc Фc8!, например, 11.Фd4 Кe5! с очень опасной угрозой Кf3+.

10.Ф:g4 Кc6 11.Кe2 e5 12.c3 Фd7 13.Фg3 0–0–0 14.Сe3 Фe6 15.0–0 Лdf8 16.b4 Крb8 17.f3 Фc4 18.Фe1 h5 19.a4 Лf7. Слишком медлительно. Черные теперь попадают в большие затруднения. Последовательней было 19…Сh6.

20.b5 Кd8 21.Фf2 Лhf8 22.С:a7+ Крa8 23.Фb6! Трудности усугубляются.

23…Ф:e2 24.Лf2 Фd3(?)

[Лишь этот ход выпускает перевес, в то время как отступление на одну клетку дальше после 24…Фc4 25.Фa5 Кe6 26.Сb6+ Крb8 27.Фa7+ Крc8 28.Фa8+ Крd7 29.Ф:b7+ позволяло черным отразить все угрозы путем 29…Кc7 – Авт.]

25.Фa5 Кc6. А почему не Л:f3? А потому, что при помощи красивого маневра перекрытия 26.Сe3+!! Крb8 27.Л:f3 Л:f3 28.Ф:d8# белые ставят мат! [Впрочем, если не брать ладью, то после 27…Крc8 28.Л:f8 Ф:e3+ 29.Лf2 Сf6 черные вполне могут сопротивляться, невзирая на материальный урон – Авт.]

26.bc Фa6 27.Ф:a6 ba 28.Лb1! Матовая атака, сочетаемая с сильной угрозой продвижения проходной пешки. Надвигается кризис.

28…Кр:a7

29.Лb7+? Всего лишь один лишний шах! Следовало немедленно играть Лfb2! Разница скоро станет очевидной.

29…Крa8 30.Лfb2 Сh6!! Спасительная идея. На 31.с7 теперь возможно Се3+ и Са7!, что без шаха было бы невозможно. Также весьма поучительно 30…Лc8 31.Л:b6 Л:c6 32.Лb8+ Крa7 33. Л1b7#.

31.Лd7 e6 32.Лbb7 Л:d7 33.Л:d7 Сe3+ 34.Крg2 Сc5 и черные выиграли. Их мертвый слон на g7 неожиданно решил исход борьбы, т. к. белые дали один неправильный шах! 0–1

* * *

Летом 1946 года Липницкий встретился сразу с несколькими знаменитыми советскими шахматистами – Василием Смысловым, Александром Котовым, Сало Флором, Исааком Болеславским (последний, впрочем, был ему хорошо знаком по довоенным украинским турнирам). Эта встреча состоялась не за шахматной доской. На одном из стендов Центрального шахматного клуба в Москве одно время висел любопытный снимок группы советских шахматистов на фоне полуразрушенного рейхстага, двое из которых (Липницкий и Наглис) в военной форме. Как вспоминал много лет спустя Б. Наглис, «Летом 1946 года советская шахматная делегация по пути на международный турнир в Гронинген остановилась в Берлине. Мы с Липницким в качестве хозяев водили земляков по городу, показывали местные достопримечательности». Предполагал ли в те дни киевский кандидат в мастера Исаак Липницкий, что менее, чем через четыре с половиной года, сам будет на равных играть с шахматными грандами в чемпионате страны?

В № 18 газеты «64» за 1972 год было помещено интервью Виктора Чепижного с Наглисом и упомянутая фотография советских шахматистов на фоне рейхстага. Это фото перекочевало и в книгу «Шахматы сражаются» (Москва, 1985). К сожалению, низкое качество этих репродукций делало бессмысленным их сканирование, но очень уж хотелось заполучить фотографию для книги! Сергей Воронков помог списаться с Чепижным, но полученный от него ответ не слишком обнадеживал:

«К сожалению, не могу Вам помочь. Я помню эту фотографию, она изначально была не лучшего качества (любительская?), к тому же сильно отретушированная. Вряд ли фотоархив сохранился после ликвидации издательства “Физкультура и спорт”».

Но не зря говорят, что случай ненадежен, но щедр. В декабре 2014 г. Воронков сообщил: в процессе работы по созданию Музея шахмат в Государственной публичной научно-технической библиотеке России, где они сейчас с Чепижным работают, Виктор Иванович принес целую папку старых фотографий. Среди них оказался и приводимый ниже шикарный снимок, за который, пользуясь случаем, выражаем Виктору Ивановичу огромную благодарность!

Берлин, май 1946 г. Слева направо: Липницкий, Наглис, Котов, Нежметдинов, Флор, Смыслов, Мухин, Чарышников [нет, почти наверняка – Вересов!], Болеславский (из архива В. Чепижного).

NB. Фотография была снабжена подписью с указанием всех участников, которые Сергей Воронков и воспроизвел, посылая мне отсканированную копию. В таком виде она и вошла в книгу. Но минимум один персонаж постоянно вызывал вопросы, когда я показывал снимок друзьям и коллегам – а не Гавриил ли Вересов стоит второй справа? Тем не менее, Воронков долго не решался признать ошибку, ссылаясь на авторитет Чепижного, хотя сам Виктор Иванович сегодня уже и не помнит, откуда к нему попал этот снимок. К тому же, никто не знал, кто такой Чарышников – а вдруг он и впрямь очень похож на Вересова? Решающим аргументом оказался… портфель в руках человека на снимке: как мы помним из воспоминаний Ботвинника, именно Гавриил Николаевич во время той поездки носил в ставшем знаменитым портфеле все необходимые документы и деньги, ухитряясь забывать его при каждой возможности…

А еще после всех мучительных поисков автору этих строк оказалось небезынтересным узнать, что приведенный снимок существует в нескольких вариантах. Еще один вариант, оказывается, много лет хранился у Василия Смыслова (его недавно обнаружил любитель шахматной истории Андрей Терехов, получивший, с любезного разрешения родственников Василия Васильевича, доступ к его архиву). Как знать, может, со временем всплывут и другие фото? Например, Липницкий на снимке тоже с фотоаппаратом!

Разгром американцев и таинственный «лейтенант Д. Неккерман»

Ранее, тем же летом 1946 года, состоялось еще одно памятное мероприятие. По словам Наглиса, «идея провести шахматный матч между американскими и советскими военными пришла в голову И. Липницкому. Как будто американцы были не против помериться с нами силами. Мы обратились с этим предложением к генерал-полковнику В. И. Чуйкову, кстати, большому любителю шахмат, и он помог организовать эту встречу.

Матч между командами Центрального клуба Советской военной администрации в Германии и Американской военной администрации состоялся в Берлине в американской зоне. Встретили нас приветливо. Правда, со свойственной американцам прямолинейностью они заранее высказали уверенность в своей победе».

В «Шахматах в СССР» (№ 8-9, 1946) об этом матче повествует безымянная заметка «Победа шахматистов Советской Армии»:

«Недавно в Берлине состоялся матч на 10 досках между командами Центрального клуба Советской военной администрации в Германии и Американской военной администрации. Матч закончился решительной победой советской команды, выигравшей все 10 партий. Команда-победительница выступала в следующем составе (в порядке досок): кандидат в мастера майор Липницкий, кандидат в мастера гвардии майор Наглис, кандидат в мастера мл. лейтенант Нежметдинов, шахматисты первой категории Николаев, лейтенант Спивак, майор Филимонов, лейтенант Богуславский, старший лейтенант Воронов, Соколовский и шахматист второй категории Петропавловский. В американской команде играли лейтенант Неккерман, полковник Стивенс, капитан Саллисон, капитан Винегард, сержант Полковский, лейтенант Банк, рядовые Клейпфельд, Пулитцер, Кончек и Леви».

Поскольку завершалась эта коротенькая публикация партией лидеров команд Липницкий Неккерман с краткими примечаниями победителя, можно с большой долей вероятности предположить, что он и был автором всей заметки.

Счет в матче открыл Борис Наглис – его партия с полковником Стивенсом продолжалась 13 минут и закончилась в 13 ходов. Много лет спустя победитель высказал подозрение, что на столь высокую доску полковника посадили не столько за шахматные, сколько за боевые заслуги – вся его грудь была в орденах, а сам он был старше и выглядел солиднее остальных товарищей по команде.

Но эта партия оказалась единственной легкой победой советских шахматистов, на остальных девяти досках завязались ожесточенные сражения. Тем не менее, советской команде постепенно удалось склонить чашу весов на свою сторону, и после четырех часов игры американцы один за другим стали подписывать капитуляцию. Дольше всех продолжалась партия на первой доске. Невзирая на упорное сопротивление, майору Липницкому удалось, в конце концов, запутать в осложнениях лейтенанта Неккермана.

Липницкий – Неккерман. Берлин, 1946

Сицилианская защита B60

Комментирует Исаак Липницкий

1.e4 c5 2.Кf3 Кc6 3.d4 cd 4.К:d4 Кf6 5.Кc3 d6 6.Сg5 Фa5. Приводит к потере нескольких темпов. Лучше 6…e6.

7.Сb5 Сd7 8.Кb3 Фb6 9.0–0 a6 10.Сe3 Фc7 11.Сe2 e6 12.a4 Кa5 13.К:a5. После шаблонного 13.Кd4 Кc4 14.Сc1 Сe7 15.b3 Кe3 16.С:e3 Ф:c3 черные могут быть удовлетворены своей позицией.

13…Ф:a5 14.Фd4 Лc8 15.b4 Фc7 16.Лa3 Сe7 17.f4 0–0 18.e5! Захватывая инициативу и подготовляя неожиданную комбинацию.

18…de 19.fe Кd5 20.К:d5 ed 21.Сh6 Сe6. На 21…gh 22.Лg3+ Сg5 23.h4 Лce8 24.hg Ф:e5 25.Фh4 белые получают неотразимую атаку.

22.Лg3 g6 23.С:f8 С:f8 24.Сg4 Сg7 25.С:e6 fe 26.Лg5 Фe7. Или 26…Ф:c2 27.Фg4 и т.д.

27.Лg3 Лc4 28.Фa7 С:e5 29.Фa8+ Крg7 30.Лgf3.

30…Ф:b4? Спасенья нет. На 30…Л:b4 следует 31.Фc8.

[Позволим себе (при полной моральной поддержке железного друга!) не согласиться с уважаемым комментатором – позиция на диаграмме объективно вполне защитима для черных, а вот случившееся в партии взятие на b4 ферзем действительно дает белым неотразимую атаку (кстати, вполне возможно и спокойное 30…Лc7). Предводителю черных после 31.Фс8 надо было лишь отрешиться от магии слова «ферзь», а затем проявить необходимую аккуратность: 31…a5! 32.Лf7+ Ф:f7 33.Л:f7+ Кр:f7 34.Фd7+ Крf6 35.Фd8+ (35.Ф:h7 Сd6) 35… Крf7 36. Ф:a5 Лc4 37.Фb5 Лc7 38.Фb6 Крe7, и выясняется, что черные держатся. – Авт.]

31.Лf7+ Крh6 32.Фg8 Лc7 33.Ф:h7+ Крg5 34.Л:c7 Фb6+ 35.Крh1 Ф:c7 36.h4+ Крg4 37.Ф:g6+ Кр:h4 38.Лf7. Черные сдались.

(«Шахматы в СССР», № 8-9, 1946)

Содержание этой партии определенно свидетельствует, что Липницкому противостоял хоть и уступавший в классе, но достаточно грамотный соперник. Тут же возникает закономерный вопрос: неужели он так и не «засветился» в американской шахматной жизни до войны или после нее? Неизвестно даже его имя – лишь в упомянутой заметке в «Шахматах в СССР», а впоследствии и газете «64», где было помещено уже известное читателю интервью В. Чепижного с Б. Наглисом, указан только инициал: «Д. Неккерман». Но насколько он точен?

Довольно быстро удалось выяснить, что в Нью-Йоркском опене 1939 г. (40-м Конгрессе Американской шахматной федерации) участвовал некто Michael Neckermann, занявший в предварительной группе 5-е место при семи участниках, а в утешительном турнире – 3-е при восьми и сыгравший вничью с победителем утешительного турнира 15‑летним Даниэлем Абрахамом Яновским, будущим гроссмейстером (в главном финале победителем стал Файн, вторым – Решевский). В шахматной колонке газеты «Brooklyn New York Daily Eagle» тоже встречаются упоминания о Майкле Неккермане – участнике турниров в Маршалловском шахматном клубе в Нью-Йорке. Более того, в американском журнале «Chess Review» нашлось и три партии этого шахматиста, причем одна из них прокомментирована им самим. Но имеет ли он хоть какое-то отношение к противнику Липницкого? Поначалу это предположение представлялось маловероятным – ведь еще в мае 1943 года Майкл Неккерман играл в очередном турнире Маршалловского клуба в Нью-Йорке. Заинтересовавшиеся с подачи автора этих строк данным вопросом Алан МакГоуэн и американец Яков Зусманович пытались дополнительно что-то выяснить: первый написал в Маршалловский клуб, а второй – в американскую федерацию, но ответа на свои обращения они так и не получили.

NB. Хоть ответов они и не получили, но через какое-то время на сайте chessgames.com коллекция партий пополнилась поединком Липницкий–Неккерман, причем,с указанием имен обоих противников: Isaac Lipnitsky – Michael Neckermann. Более того, коротенькая (4 фразы) биография американца на этом сайте изложена формулировками, подозрительно смахивающими на те, что имели место в нашей переписке с Аланом Макгоуэном. На мой вопрос, не посылал ли Алан информацию о Неккермане на сайт, он ответил, что не знает, кто это сделал, но «возможно, это был кто-то из Маршалловского шахматного клуба», поскольку Алан обращался к ним с просьбой подтвердить, действительно ли этот шахматист играл с Липницким в Берлине в 1946 году.

Однако результаты последующих поисков, проведенных Аланом МакГоуэном параллельно с одним из авторов этой книги, заставили призадуматься. Более внимательный просмотр публикаций упомянутой бруклинской газеты показал, что Майкл Неккерман (один раз он назван как M.F.Neckermann) неоднократно упоминался в ней с 1936 по 1943 гг. Последний раз это случилось 29 июля 1943 г. По сообщению секретаря клуба Кэролайн Маршалл (жены знаменитого шахматиста!), Неккерман к тому времени уже находился в составе Транспортного корпуса (Transportation Corps – служба военных сообщений сухопутных войск США) в Новом Орлеане. В том же сообщении отмечалось, что Неккерман в те дни неоднократно сражался в шахматы с «бывшим соратником» Олафом Ульвестадом (который, к слову, впоследствии в московском матче СССРСША 1946 года свел вничью микроматч с Бронштейном).

В свою очередь МакГоуэн обнаружил, что шахматист с такой же фамилией ранее несколько раз упоминался в немецких журналах «Deutsche Schachblätter» и «Deutsche Schachzeitung» за 1934 год как участник местных турниров в Мюнхене.

Кроме того, Алан на мощном генеалогическом ресурсе https://familysearch.org разыскал целый ряд документов о некоем Michael F. (Franz) Neckermann, родившемся в Германии в 1910 или 1911 г. (такая неопределенность объясняется тем, что в регистрационных документах часто указывался лишь возраст без указания точной даты рождения), иммигрировавшем в США в 1935 году (прибыл на пароходе из Бремена 4 июля) и работавшем впоследствии в торговой компании клерком по приемке и доставке товаров. Фамилия нашего клерка и время перемены его места жительства наводят на мысль, что Михаэль Неккерман, вероятно, был одним из многих евреев, спасавшихся от стремительно набиравшего обороты нацистского режима в гитлеровской Германии.

Нашлась даже информация о бракосочетании в третьем квартале 1934 г. в вестминстерской церкви св. Маргариты (Лондон) между Михаэлем Неккерманом и американкой Луизой Бункер (Louise E. Bunker), вернувшейся затем пароходом Гамбург – Нью-Йорк на родину 16 октября 1934 г. в качестве Луизы Бункер-Неккерман (супруг, как мы уже знаем, прибыл следом спустя несколько месяцев). Сохранилась в архиве и запись во время переписи населения Нью-Йорка 1940 г. на супругов Майка и Луизу Неккерман 29 и 34 лет от роду, родившихся, соответственно, в Германии и штате Висконсин.

4 июня 1943 г. Майкл Неккерман был призван на военную службу, с которой вернулся только 30 ноября 1949 г. пароходом из немецкого Бремерхафена. По словам Алана, при отправке американских военных в Германию принималось во внимание и знание немецкого языка. Правда, согласно данным на «фамильном» сайте, Неккерман начал службу в 1943 году в звании рядового, а противник Липницкого тремя годами позже был в звании лейтенанта (в самом младшем офицерском чине). Тем не менее, подобное продвижение по службе, особенно во время войны, представляется вполне возможным [а может, имела место и еще одна ошибка в советской прессе].

Теоретически остается вероятность, что найденные МакГоуэном документы не относятся к одному и тому же человеку, включая свидетельство о смерти 18 марта 1972 г. Майкла Ф. Неккермана, проживавшего в Индиан Хилл, штат Огайо. Но не многовато ли совпадений? Если же сопоставить имеющиеся данные о трех условных персонажах – противнике Липницкого Д. Неккермане (1), шахматисте М. Неккермане (2) и найденные на генеалогическом сайте данные о М. Неккермане (3), то складывается занятный «пазл»: 1 и 2 недурно играли в шахматы, 2 и 3 примерно в одно и то же время были призваны в армию, а 1 и 3 во время войны служили в Германии. Алан также предположил, что вряд ли Неккермана поставили на первую доску американской команды наобум, наверняка на то были определенные основания (прошлые успехи). Иными словами, уверенность в том, что противником Липницкого был какой-то другой Неккерман, по меньшей мере, сильно пошатнулась, тем более что никаких других носителей этой фамилии так и не нашлось ни среди американских шахматистов тех лет, ни в доступных базах данных американских военнослужащих времен Второй мировой войны.

Но вернемся к основной теме.

Сам матч с американцами прошел «в теплой и дружеской обстановке», чему отчасти способствовали несколько забавных инцидентов.

Б. Наглис: «Во время игры шахматистам стали разносить виски и коньяк. Мы с Нежметдиновым (он освободился от игры вторым) выпили по рюмке, но решили не «налегать», так как предстоял банкет. А вот и последняя партия закончена. Липницкий подвел общий итог – 10:0!

На банкете руководитель американской команды вынужден был признать полное превосходство наших шахматистов. «Мы знали, что русские хорошо воюют, а теперь знаем, что они так же хорошо играют в шахматы!».

Ну, а с банкетом вышла промашка. Закусок было – «завались», а выпить оказалось нечего.

– Будет когда-нибудь порядок в этой системе? – спрашиваю Нежметдинова.

И вдруг американский полковник, сидевший рядом, говорит с улыбкой на чистейшем русском языке:

– Господин майор, в нашей системе никогда порядка не будет. У нас ведь система капиталистическая!

Посмеялись. Пошутили. Американцы переживали свое поражение, хотели взять реванш на следующий год. Но встреча не состоялась».

Майор Липницкий в Берлине, 1946 г. (из архива Л. Якир)

Загадки одного визита

Упомянем также один таинственный эпизод в период службы Липницкого в СВАГ – его визит в Триберг к маэстро Ефиму Боголюбову, опальному для советских властей…

…Об этом визите пишет в своей книге Теплицкий, ссылаясь на воспоминания Георгия Пучко, которому Исаак Оскарович поведал о своей встрече с опальным бывшим претендентом на шахматную корону: «В один из осенних дней 1946 года И. Липницкий решает совершить поездку в небольшой горный немецкий городок Триберг, о чем впоследствии никогда публично не распространялся, но однажды все же признался об этом своему приятелю, киевскому шахматисту Георгию Пучко».

Впрочем, похоже, что для близких друзей делались исключения. Во всяком случае, Любовь Якир, оказывается, тоже была в курсе: «Мне сам Липницкий рассказывал, что он разыскал в Германии Боголюбова и сыграл с ним». К сожалению, других подробностей Любовь Иезекиилевна не знала или к моменту нашей встречи уже не помнила. Однажды она упомянула о визитерах во множественном числе, но на уточняющий вопрос «Липницкий ездил к Боголюбову один или в компании с кем-то?» ответить затруднилась. Правда, в своих рукописных воспоминаниях упомянула: «О встрече с Боголюбовым в Триберге Липницкий мне рассказывал как о своем смелом поступке. Подробностей не помню».

И всё-таки: возможна ли была подобная поездка хотя бы в принципе? К тому же, Триберг находился во французской зоне оккупации (думается, что окажись он в советской, быть бы Ефиму Дмитриевичу совсем в других местах!). Шахматный литератор и историк из Барнаула Владимир Нейштадт тоже заинтересовался этим вопросом и даже спросил мнение на этот счет своих восточноевропейских коллег – Томаша Лисовского (Польша) и Яна Календовского (Чехия). Ответ не заставил себя ждать: оба они не видят каких-то неодолимых барьеров к осуществлению подобного замысла. Во-первых, Календовский уверен, что Боголюбов «нормально жил со своей семьей в Триберге и в 1946 году, и вполне мог принимать гостей, хотя бы и советских военных». А во-вторых, Лисовский к этому добавляет, что и «Липницкий – в униформе советского офицера – был сравнительно в безопасности в зоне союзников, если у него была хорошая “бумага”».

Есть, однако, одно серьезное «но»: Берлин (где служил Липницкий) от Триберга отделяют около 760 километров, так что незаметно отлучиться для такой поездки вряд ли представлялось возможным. Трудно также допустить, что в свой замысел Исаак Оскарович посвятил кого-то из руководства (например, уже упоминавшегося большого любителя шахмат генерала Василия Чуйкова, который содействовал организации матча с американцами). Давно ведь известно: делиться с начальством планами, которых оно не только ни в коем случае не должно допускать, но даже и знать о них – это значит крупно подставлять его.

На наш непросвещенный взгляд, куда правдоподобнее выглядел бы некий документально оформленный благовидный предлог для визита в зону оккупации союзников – скажем, изучение передового капиталистического опыта в деле пожарной безопасности. 🙂 Или что-то другое в этом же роде. Как знать, может, в личном деле Липницкого сохранилась какая-то запись о такой командировке?

Скорее всего, подробности этой встречи мы уже вряд ли узнаем, если только где-то в потаенном архиве вдруг не обнаружится неизвестное ранее свидетельство…

Автор с книгой на фоне дома (Киев, ул. Крещатик, 29), в котором прошли последние годы жизни Липницкого.

Опубликовано 21.06.2018  07:48

Из отзывов:

Vladimir Okhotnik 21.06. в 17:49

В свое время книга И.О. Липницкого ”Вопросы современной шахматной теории’ , по ощущениям, была для меня этакой шахматной мистикой на уровне Булгаковской ”Мастер и Маргарита”. Интересно, что первым порекомендовал мне книгу (в 1967 году) племянник Липницкого – мастер Виктор Гуревич. На протяжении многих лет я неоднократно возвращался к этой блестящей работе…

Виктор Купрейчик (03.07.1949 – 22.05.2017) / Viktor Kupreichik

(Русский перевод ниже)

Віктар Купрэйчык: “Не шкадую, што галасаваў супраць…”

Імя В. Д. Купрэйчыка знаёмае ўсім аматарам шахмат. Без перабольшвання можна сказаць, што першы мінскі гросмайстар (ён заваяваў гэтае званне ў 1980 г.) стаў жывой легендай. Паводле А. С. Суэціна, Купрэйчык – “шахматыст яркага камбінацыйнага стылю, заўсёды гатовы рызыкаваць“. “Непапраўны рамантык” – гэткім эпітэтам узнагародзіла Купрэйчыка журналістка газеты “Прессбол” Эльміра Харавец. Удзельнік сямі чэмпіянатаў СССР, безлічы міжнародных турніраў, дагэтуль заваёўвае першыя прызы і “гады яго не бяруць” (гэта ўжо словы расійскага гросмайстра Юрыя Балашова). Упершыню Віктар Давыдавіч стаў чэмпіёнам Беларусі ў 1972 г., і вось у 2003 г. – паўтарыў свой поспех у 69-м першынстве краіны. Не будзе лішнім заўважыць, што ў 1980-я ён рэдагаваў “Шахматы, шашки в БССР”, а зараз з’яўляецца намеснікам старшыні Беларускай федэрацыі шахмат, старшынёй камісіі БФШ па спартыўнай этыцы. Пачнем, аднак, з дэбюту, а не з мітэльшпіля…

* * *

– Як Вы рабілі першыя крокі ў шахматах?

– У 1959 г. волей лёсу я трапіў у шахматную секцыю Дома піянераў – тады гэта была практычна адзіная шахматная секцыя ў Мінску. Плённа займаўся пад кіраўніцтвам Абы Ізраілевіча Шагаловіча – ён цяпер у ЗША (памёр у 2009 г. – belisrael.info).

– Ці былі шахматысты ў сям’і?

– Дзядзя ўмеў гуляць, ён мяне навучыў, а бацькам было не зусім да шахмат. Мама працавала намесніцай галоўнага бухгалтара на 42-м заводзе (быў такі “закрыты” завод), а тата – галоўным эканамістам славутай фабрыкі “Камунарка”. Цяпер яны на пенсіі.

– А Вашая дачка гуляе ў шахматы?

– Не, адно хады ведае.

– Акрамя Шагаловіча, яшчэ хтосьці трэніраваў Вас?

– Гаўрыіл Мікалаевіч Верасаў, Ісаак Яфрэмавіч Баляслаўскі. Гэта было не тое каб трэнерства, але я вучыўся розуму.

– Хто з іх найбольш паўплываў на Вашае станаўленне?

– Г. М. Верасаў, заснавальнік беларускай шахматнай школы.

– А з тагачасных гросмайстраў?

– У 1960-61 гг. ішлі матчы Батвіннік-Таль, якія прыцягвалі ўвагу ўсіх, і нас, пацаноў, таксама. Канешне, на мяне ўражанне зрабіў Міхаіл Няхем’евіч Таль. Потым з гэтага ўражання вырас шахматны стыль.

– Вы самі былі трэнерам у Смыслова на пачатку 1980-х гг…

– Хутчэй, секундантам, у прэтэндэнцкіх матчах.

– Што, на Вашу думку, галоўнае ў трэнерскім майстэрстве?

– Адназначна цяжка сказаць. На ўзроўні сур’ёзных шахмат вялікае значэнне мае псіхалагічная сумяшчальнасць.

– Пры супрацы са Смысловым яна была?

– Была, канешне. Васіль Васілевіч вялікі філосаф, вельмі інтэлігентны чалавек, са старой рускай інтэлігенцыі. Ніякіх праблем не было. Так, урэшце ён прайграў Каспараву, але ж той тады быў на самым уздыме…

– Ці плануеце ў бліжэйшы час займацца трэнерскай працай?

– Пажывем-пабачым. Паспрабую дапамагаць нашым шахматыстам у сілу сваіх магчымасцей.

– Калі ўзяць год Вашага першага чэмпіёнства – 1972-і – і 2003 г., наколькі ў Беларусі змянілася стаўленне да шахмат?

– Жыццё ідзе, мяняюцца шахматы, мяняецца шахматная культура. Раней у шахматах было больш месца для суб’ектыўнай творчасці. Цяпер, у сувязі з кампутарызацыяй, творчы пачатак у шахматах у пэўнай ступені згубіўся, вырасла спартыўнае значэнне гульні. Гэта ўсё – натуральны працэс.

– За гэтыя 30 год болей людзей у Беларусі стала гуляць у шахматы ці меней? Колькі зараз людзей гуляюць у шахматы?

– Мы ў федэрацыі не вядзем дакладнага падліку беларускіх шахматыстаў – мы лічым сваіх членаў. У 1970-я гады ў шахматы гулялі практычна ўсе. Цяпер, канешне, у моладзі болей інтарэсаў, і прэстыж шахмат падупаў.

– Як можна было б узняць прэстыж гульні? У 1980-я гг. Вы вялі шахматныя перадачы на беларускім тэлебачанні. Ці можна іх аднавіць?

– У тыя часы на тэлебачанні былі людзі, якія цікавіліся шахматамі. Цяпер – мне судзіць цяжка, бо ўжо год 15 як я адышоў ад гэтай справы, не магу нічога спрагназаваць.

– Хто з беларускіх палітыкаў гуляе ў шахматы?

– У парламенце – спадар Ігар Катляроў, ён, здаецца, мае першы разрад. Суправаджаў нас на алімпіяду. Пра Валодзю Парфяновіча ведаю, што крыху гуляе.

– Ці рэальна стварыць у парламенце “шахматнае лобі”?

– Расійскі парламент вядомы сваімі шахматыстамі, Іваненка – майстар спорту, Жукаў – кандыдат, прычым даволі моцны. Яны там пастаянна ладзяць сустрэчы. Запрашалі нашых парламентарыяў, тыя рыхтаваліся-рыхтаваліся, але потым вырашылі згуляць у футбол – там шанцаў болей. А наконт “лобі” – гэта лепей да Катлярова…

– Ці не пашкодзіла Вашае галасаванне супраць кандыдатуры А. Лукашэнкі на пост прэзідэнта Нацыянальнага алімпійскага камітэта ў 1997 г. развіццю шахмат у Беларусі? Ці гуляе першы прэзідэнт у шахматы наагул?

– Не. Я не шкадую, што галасаваў супраць. Не ведаю, ці гуляе Лукашэнка ў шахматы, думаю, што не.

– Традыцыйнае пытанне: Ваша найбольш памятная партыя?

– Авой, іх многа. Бадай, партыя з Міхаілам Талем, якую я згуляў у чэмпіянаце СССР Мінску. Тады ў клубе Дзяржынскага быў аншлаг. Народ стаяў за білецікамі, пачынаючы з Ленінскага праспекта… Вось тэкст гэтай партыі.

Купрэйчык – Таль, Мінск, 1979.

1.e4 c5 2.Кf3 d6 3.d4 cd 4.К:d4 Кf6 5.Кc3 a6 6.Сg5 e6 7.f4 Фb6 8.Кb3 Кbd7 9.Фe2 Фc7 10.g4 Сe7 11.0-0-0 h6 12.Сh4 g5 13.fg Кh7 14.Сg3 hg 15.e5 К:e5 16.Кe4 d5 17.Сg2 de 18.Ф:e4 Сf6 19.Тde1 Кf8 20.Тhf1 Сg7 21.Сe5 Ф:e5 22.Ф:e5 С:e5 23.Т:e5 Т:h2 24.Сe4 Кh7 25.Кa5 Крe7 26.Тc5 Кf6 27.Тc7+ Крd6 28.Т:f6 Кр:c7 29.Т:f7+ Крd8 30.Кc4 e5 31.Кb6 Тb8 32.Тf8+ Крc7 33.Кd5+ Крd6 34.Кb6 Крc7 35.Кd5+ Крd6. Тут, як слушна заўважыў Балашоў, балельшчыкі закрычалі: “Купрей, делай “рыбу”! Я ўсё чуў, але працягнуў гуляць на выйгрыш. 36.Тd8+ Крc6 37.Тg8 Сe6! 38.Кb4+ Крc7 39.Тg7+ Крd6 40.Тg6 a5 41.Кd5. Партыя была адкладзена, і я дабіўся нічыёй!

(С. Флор пісаў у «Физкультурнике Белоруссии», 19.12.1979: «Он [Купрейчик] пять часов подряд атаковал Таля. Таль ведь сам предпочитает атаковать. Купрейчик красиво пожертвовал пешку, затем фигуру. Ситуация сложилась такая, что почти над каждым ходом Таль обязан был ломать голову, искать единственную защиту, что ему и удалось. В печати лаконично сообщается: партия Купрейчик-Таль закончилась вничью. Но сколько нервов, сколько энергии стоила эта партия Купрейчику и особенно защищавшемуся Талю, представить себе трудно». – рэд.).

– Чым яшчэ помны той чэмпіянат?

– У Мінск прыязджаў Карпаў, чэмпіён свету, хоць з якіхсьці прычын і не сеў за дошку. З яго помаччу ўдалося тады вырашыць праблему шахматнага палаца – пасля асабістага візіту сп. Карпава да сп. Машэрава. Дарэчы, раней Карпаў, як старшыня фонду міру, рэгулярна наведваў Беларусь. Цяпер радзей стаў прыязджаць, але кожны раз сустракаецца з аматарамі шахмат, ведае пра нашыя справы, маральна дапамагае.

– А прэзідэнт ФІДЭ Кірсан Ілюмжынаў?

– Калі ён завітаў у Мінск тры гады таму, то дапамог нашым дзецям грашыма, аплаціўшы паездку на чэмпіянат свету.

– Якімі гульнямі, акрамя шахмат, цікавіцца чэмпіён Беларусі?

– Футболам. На шахматных студэнцкіх алімпіядах, куды я ездзіў тры гады запар, праводзіліся спаборніцтвы: зборныя шахматыстаў супраць англійскай 4-й ці 5-й лігі. У Германіі – дык нават супраць 2-й лігі. Гадоў 30 таму гуляў за зборную журналістаў Мінска супраць зборнай журналістаў Вільнюса. Увогуле, многія шахматысты вельмі любяць футбол.

– Якія кніжкі Вы чытаеце, якую музыку слухаеце?

– Аддаю перавагу белетрыстыцы гістарычнага кірунку. Што да музыкі, я – не вялікі меламан. “Бітлзы” засталіся кавалкам майго жыцця… Добрую музыку слухаю.

– Вы былі рэцэнзентам многіх шахматных кніг, што выходзілі ў Беларусі. Гадоў 20 таму ў Канадзе выдадзены зборнік партый Купрэйчыка. Самі напісаць кніжку не плануеце?

– Пакуль не. Рукі не даходзяць. Тут сябры плануюць нешта выпусціць да майго 55-годдзя…

– Як удаецца сумяшчаць віцэ-прэзідэнцтва ў федэрацыі і ўдзел у турнірах?

– Шахматы – гэта маё жыццё, а ў грамадскай працы я не заняты на 100%. Вось у жніўні 2003 г. з’ездзіў на адкрыты турнір у Літве, дзе падзяліў 1-5 месцы. У чэрвені згуляў у чэмпіянаце Еўропы. Між іншага, чэмпіён кантынэнту – Зураб Азмайпарашвілі – з’яўляецца нават прэзідэнтам федэрацыі шахмат у Грузіі, і гэта не зашкодзіла яму перамагчы.

– Што скажаце на такія пасажы з артыкула гросмайстра Сяргея Далматава ў “64”, напісаныя пасля чэмпіянату Еўропы: “Шахматы сейчас на стадии старости… Нет по большому счету творчества, риска. Времена Таля, когда можно было интуитивно пожертвовать, допустим, фигуру, и кто лучше играл, тот и побеждал, – безвозвратно канули в Лету. Сейчас в дебюте, а зачастую в миттельшпиле играешь не с каким-нибудь конкретным Ивановым, а с Каспаровым, Крамником, Анандом и Компьютером вместе взятыми!…Как ни печально это говорить, думаю, на профессиональном уровне шахматы вскоре умрут”.

– Крыху рэзкавата, але многа праўды. Сапраўды, цяпер нельга гуляць, як Таль. А што шахматы памруць… Не, я думаю, яны будуць змяняцца, але не памруць. Сапраўды, у шахматах ёсць праблемы з фінансаваннем, з арганізацыяй турніраў сярэдняга звяна – раней яны прыцягвалі больш увагі грамадскасці, мо таму, што было цяжэй трапіць на міжнародны турнір. Каб паехаць за мяжу, трэба было трапіць у першую дзясятку ўва ўсім Савецкім Саюзе. Цяпер жа, нават калі ты пасрэдны ігрок, але маеш грошы – паязджай, гуляй у опэн-турнірах з гросмайстрамі. Ці выгадна гэта гросмайстрам? Вы толькі не лічыце, што Купрэйчык скардзіцца…

– Чаго б Вы пазычылі маладым шахматыстам, якія хочуць звязаць сваё жыццё з шахматамі?

– Працавітасці. Рамантычныя шахматы адышлі ў мінулае. Гульня набывае больш прафесійны характар, вымагае вялікай працы.

Гутарыў Вольф Рубінчык

Аўтограф 2003 г

(апублікавана ў мінскім часопісе «Шахматы-плюс», № 1, снежань 2003)

***

Виктор Купрейчик: «Не жалею, что голосовал против...»

Имя В. Д. Купрейчикa знакомо всем любителям шахмат. Без преувеличения можно сказать, что первый минский гроссмейстер (он завоевал это звание в 1980 г.) стал живой легендой. По мнению А. С. Суэтина, Купрейчик «шахматист яркого комбинационного стиля, всегда готовый рисковать». «Неисправимый романтик» таким эпитетом наградила Купрейчика журналистка газеты «Прессбол» Эльмира Хоровец. Участник семи чемпионатов СССР, многочисленных международных турниров, до сих пор завоёвывает первые призы, и «годы его не берут» (это уже слова российского гроссмейстера Юрия Балашова).

Впервые Виктор Давыдович стал чемпионом Беларуси в 1972 г., и вот в 2003 г. повторил свой успех в 69-м первенстве страны. Не будет лишним заметить, что в 1980-е он редактировал «Шахматы, шашки в БССР», а теперь является заместителем председателя Белорусской федерации шахмат, председателем комиссии БФШ по спортивной этике. Начнем, однако, с дебюта, а не с миттельшпиля…

– Как Вы делали первые шаги в шахматах?

– В 1959 г. волей судьбы я попал в шахматную секцию Дома пионеров – тогда это была практически единственная шахматная секция в Минске. Плодотворно занимался под руководством Абы Израилевича Шагаловича – он сейчас в США (умер в 2009 г. – belisrael.info).

– Были ли шахматисты в семье?

– Дядя умел играть, он меня научил, а родителям было не совсем до шахмат. Мама работала заместителем главного бухгалтера на 42-м заводе (был такой «закрытый» завод), а папа – главным экономистом знаменитой фабрики «Коммунарка». Сейчас они на пенсии.

– А Ваша дочь играет в шахматы?

– Нет, только ходы знает.

Помимо Шагаловича, ещё кто-то тренировал Вас?

– Гавриил Николаевич Вересов, Исаак Ефремович Болеславский. Это было не то чтобы тренерство, но я набирался ума.

– Кто из них наиболее повлиял на Ваше становление?

– Г. Н. Вересов, основатель белорусской шахматной школы.

– А из тогдашних гроссмейстеров?

– В 1960–61 гг. шли матчи Ботвинник-Таль, которые привлекали внимание всех, и нас, пацанов, тоже. Конечно, на меня впечатление произвёл Михаил Нехемьевич Таль. Потом из этого впечатления вырос шахматный стиль.

– Вы сами были тренером у Смыслова в начале 1980-х годов

– Скорее, секундантом в претендентских матчах.

Что, по Вашему мнению, главное в тренерском мастерстве?

– Однозначно трудно сказать. На уровне серьёзных шахмат большое значение имеет психологическая совместимость.

– При сотрудничестве со Смысловым она была?

– Была, конечно. Василий Васильевич большой философ, очень интеллигентный человек, из старой русской интеллигенции. Никаких проблем не было. Да, в конце концов он проиграл Каспарову, но тот тогда был на самом подъёме…

– Планируете ли в ближайшее время заниматься тренерской работой?

– Поживём-увидим. Попробую помогать нашим шахматистам в силу своих возможностей.

– Если взять год Вашего первого чемпионства, 1972-й, и 2003 год, насколько в Беларуси изменилось отношение к шахматам?

– Жизнь идёт, меняются шахматы, меняется шахматная культура. Раньше в шахматах было больше места для субъективного творчества. Сейчас, в связи с компьютеризацией, творческое начало в шахматах в определённой степени утратилось, выросло спортивное значение игры. Это всё – естественный процесс.

– За эти 30 лет больше людей в Беларуси стало играть в шахматы или меньше? Сколько сейчас людей играют в шахматы?

– Мы в федерации не ведем точного подсчёта белорусских шахматистов – мы считаем своих членов. В 1970-е годы в шахматы играли практически все. Сейчас, конечно, у молодежи больше интересов, и престиж шахмат упал.

– Как можно было бы поднять престиж игры? В 1980-е гг. Вы вели шахматные передачи на белорусском телевидении. Можно ли их восстановить?

– В те времена на телевидении были люди, которые интересовались шахматами. Теперь – мне судить трудно, ведь уже лет 15 как я отошёл от этого дела, не могу ничего спрогнозировать.

– Кто из белорусских политиков играет в шахматы?

– В парламенте – господин Игорь Котляров, он, кажется, имеет первый разряд. Сопровождал нас на олимпиаду. О Володе Парфеновиче знаю, что немного играет.

– Реально ли создать в парламенте «шахматное лобби»?

– Российский парламент известен своими шахматистами, Иваненко – мастер спорта, Жуков – кандидат в мастера, причём довольно сильный. Они там постоянно проводят встречи. Приглашали наших парламентариев, те готовились-готовились, но потом решили сыграть в футбол – там шансов больше. А насчет «лобби» – это лучше к Котлярову…

Не повредило ли Ваше голосование против кандидатуры А. Лукашенко на пост президента Национального олимпийского комитета в 1997 г. развитию шахмат в Беларуси? Играет ли первый президент в шахматы вообще?

– Нет. Я не жалею, что голосовал против. Не знаю, играет ли Лукашенко в шахматы, думаю, что нет.

– Традиционный вопрос: Ваша наиболее памятная партия?

– Ой, их много. Пожалуй, партия с Михаилом Талем, которую я сыграл на чемпионате СССР в Минске. Тогда в клубе Дзержинского был аншлаг. Народ стоял за билетиками, начиная с Ленинского проспекта… Вот текст этой партии:

Купрейчик – Таль, Минск, 1979.

1.e4 c5 2.Кf3 d6 3.d4 cd 4.К:d4 Кf6 5.Кc3 a6 6.Сg5 e6 7.f4 Фb6 8.Кb3 Кbd7 9.Фe2 Фc7 10.g4 Сe7 11.0-0-0 h6 12.Сh4 g5 13.fg Кh7 14.Сg3 hg 15.e5 К:e5 16.Кe4 d5 17.Сg2 de 18.Ф:e4 Сf6 19.Лde1 Кf8 20.Лhf1 Сg7 21.Сe5 Ф:e5 22.Ф:e5 С:e5 23.Л:e5 Л:h2 24.Сe4 Кh7 25.Кa5 Крe7 26.Лc5 Кf6 27.Лc7+ Крd6 28.Л:f6 Кр:c7 29.Л:f7+ Крd8 30.Кc4 e5 31.Кb6 Лb8 32.Лf8+ Крc7 33.Кd5+ Крd6 34.Кb6 Крc7 35.Кd5+ Крd6. Тут, как правильно заметил Балашов, болельщики закричали: «Купрей, делай “рыбу”»! Я всё слышал, но продолжил играть на выигрыш. 36.Лd8+ Крc6 37.Лg8 Сe6! 38.Кb4+ Крc7 39.Лg7+ Крd6 40.Лg6 a5 41.Кd5. Партия была отложена, и я добился ничьёй!

***

(С. Флор писал в «Физкультурнике Белоруссии», 19.12.1979: «Он [Купрейчик] пять часов подряд атаковал Таля. Таль ведь сам предпочитает атаковать. Купрейчик красиво пожертвовал пешку, затем фигуру. Ситуация сложилась такая, что почти над каждым ходом Таль обязан был ломать голову, искать единственную защиту, что ему и удалось. В печати лаконично сообщается: партия Купрейчик-Таль закончилась вничью. Но сколько нервов, сколько энергии стоила эта партия Купрейчику и особенно защищавшемуся Талю, представить себе трудно». – ред.).

– Чем ещё памятен тот чемпионат?

– В Минск приезжал Карпов, чемпион мира, хотя по каким-то причинам и не сел за доску. С его помощью удалось тогда решить проблему шахматного дворца – после личного визита г-на Карпова к г-ну Машерову. Кстати, раньше Карпов, как председатель фонда мира, регулярно посещал Беларусь. Сейчас реже стал приезжать, но каждый раз встречается с любителями шахмат, знает о наших делах, морально помогает.

– А президент ФИДЕ Кирсан Илюмжинов?

– Когда он заехал в Минск три года назад, то помог нашим детям деньгами, оплатив поездку на чемпионат мира.

– Какими играми, кроме шахмат, интересуется чемпион Беларуси?

– Футболом. На шахматных студенческих олимпиадах, куда я ездил три года подряд, проводились соревнования: сборные шахматистов против английской 4-й или 5-й лиги. В Германии – так даже против 2-й лиги. Лет 30 назад играл за сборную журналистов Минска против сборной журналистов Вильнюса. Вообще, многие шахматисты очень любят футбол.

– Какие книги вы читаете, какую музыку слушаете?

– Предпочитаю беллетристику исторического направления. Что касается музыки, я – не большой меломан. «Битлзы» остались куском моей жизни… Хорошую музыку слушаю.

– Вы были рецензентом многих шахматных книг, выходивших в Беларуси. Лет 20 назад в Канаде издан сборник партий Купрейчика. Сами написать книжку не планируете?

– Пока нет. Руки не доходят. Тут друзья планируют что-то выпустить к моему 55-летию…

Как удается совмещать вице-президентство в федерации и участие в турнирах?

– Шахматы – это моя жизнь, а в общественной работе я не занят на 100%. Вот в августе 2003 г. съездил на открытый турнир в Литве, где разделил 1-5-е места. В июне сыграл в чемпионате Европы. Между прочим, чемпион континента – Зураб Азмайпарашвили – является даже президентом федерации шахмат в Грузии, и это не помешало ему победить.

– Что скажете на такие пассажи из статьи гроссмейстера Сергея Долматова в «64», написанные после чемпионата Европы: «Шахматы сейчас на стадии старости… Нет по большому счету творчества, риска. Времена Таля, когда можно было интуитивно пожертвовать, допустим, фигуру, и кто лучше играл, тот и побеждал, – безвозвратно канули в Лету. Сейчас в дебютах, а зачастую в миттельшпиле играешь не с каким-нибудь конкретно Ивановым, а с Каспаровым, Крамником, Анандом и Компьютером вместе взятыми!… Как ни печально это говорить, думаю, на профессиональном уровне шахматы вскоре умрут».

– Резковато, но много правды. Действительно, сейчас нельзя играть, как Таль. А что шахматы умрут… Нет, я думаю, они будут меняться, но не умрут. Действительно, в шахматах есть проблемы с финансированием, с организацией турниров среднего звена – раньше они привлекали больше внимания общественности, может, потому, что было труднее попасть на международный турнир. Чтобы поехать за границу, нужно было попасть в первую десятку во всем Советском Союзе. Теперь же, даже если ты заурядный игрок, но имеешь деньги – поезжай, играй в опен-турнирах с гроссмейстерами. Но выгодно ли это гроссмейстерам? Вы только не считайте, что Купрейчик жалуется..

– Чего бы Вы пожелали молодым шахматистам, которые хотят связать свою жизнь с шахматами?

– Трудолюбия. Романтические шахматы отошли в прошлое. Игра приобретает более профессиональный характер, требует большой работы.

Беседовал Вольф Рубинчик

Автограф 2003

(Опубликовано в минском журнале «Шахматы-плюс», № 1, декабрь 2003)

***

Интервью В. Купрейчика газете «Прессбол» (2010)

Беседа с корреспондентом «Народной воли» (2013)

Разговор о шахматах + фото и партии В. Купрейчика на chesspro.ru (2014)

О Вересове и Купрейчике вспомнил наш автор Дмитрий Ной (2016)

Опубликовано 22.05.2017  19:48

***

Продолжение темы здесь

*

Дополнение 2019 года
В 2003 г. история шахмат Беларуси не была для меня приоритетной сферой знания, потому и написал об уважаемом Викторе Купрейчике “первый минский гроссмейстер“. На самом деле Алексей Суэтин, будучи жителем Минска, завоевал звание международного гроссмейстера в 1965 г. (три года спустя он уехал в Россию, но факт остаётся фактом).
Не останавливался бы здесь на своей неточности, если бы в 2019 г. в Москве не вышел сборник “Виктор Купрейчик: Иду на вы” (составители В. Барский, А. Сорокина) с подзаголовком “Жизнь и творчество первого гроссмейстера Беларуси”. В книгу без моего ведома попал и отрывок из вышеприведенного журнального интервью 2003 г. с В. Д. Купрейчиком.
В. Рубинчик, г. Минск  05.09.2019  14:05

Разрыв чемпионатной цепи

Первенства республики по шахматам в Беларуси обычно проводятся ежегодно, и редко промежуток между ними составлял более 2 лет. Однако интервал между 12-м и 13-м первенствами достиг 6 лет, а из участников 12-го первенства в 13-м играл только один. Не будем говорить загадками – читатели, вероятно, поняли, что 12-е первенство было предвоенным, а следующее – послевоенным. Только месяц проведения был один и тот же…

Апрель 1941 года. Последние мирные недели, но люди, хотя в воздухе пахнет грозой, верят в лучшее и строят планы на будущее. Та весна выдалась холодной и затяжной. Лишь в середине апреля вскрылась ото льда Свислочь – и сразу начался её небывалый разлив. Максимальный подъём уровня воды составлял 4,57 м. Были залиты городской сад (нынешний парк им. Горького), стадион «Пищевик»… На улице Пулихова вода затопила огороды и вплотную подошла к домам. В ночь на 16 апреля происходило переселение жителей части затопленных домов. Вода во многих местах просочилась через дамбы. Возможно, на фоне наводнения и иных повседневных забот минчан (21 апреля в Минске проводились учения гражданской обороны сo всеобщим затемнением и светомаскировкой) 12-й чемпионат республики прошёл не так заметно, как предыдущие. Тем более что 19 и 20 апреля в Минске выступал государственный джазовый оркестр под управлением великого музыканта Эдди Рознера.

Перейдем, однако, от «лирики» непосредственно к турниру. Из 15 участников четверо представляли Минск (чемпион БССР 1936 и 1939 гг. мастер Гавриил Вересов, студент мединститута Комиссарук, чемпион Минска и призёр первенства республики 1937 г. Юлиан Настюшонок, самый молодой участник, ученик 25-й школы Матвей Райнфельд, кстати, занимавшийся шахматами во Дворце пионеров у Г. Вересова). Четвёрка представляла и Витебск: троекратный чемпион республики (1928, 1934, 1937 гг.) мастер Владислав Силич, нередко игравшие в первенствах М. Жудро, В. Зисман и Ю. Майзель. Последнего не следует путать с уроженцем Минска мастером Исааком Мазелем, жившим в то время в Москве. По одному представителю было от Гомеля и Могилёва. От Гомеля выступал Абрам Брейтман, который после безвременной смерти двукратного чемпиона республики мастера Абрама Маневича (в феврале 1940 г.) остался сильнейшим шахматистом города. Могилёв представлял опытный первокатегорник, чемпион БССР 1932 г. Николай Сташевский.

stashevsky_zhytkevich

Сташевский (слева) играет с Житкевичем в чемпионате БССР 1937 г. Фото из дневника Леонида Житкевича.

Впервые приняли участие в турнире шахматисты «западных областей»/«крэсов всходних», присоединённых к БССР осенью 1939 г. Два шахматиста (Барин и Заблудовский) представляли Белосток, один (Шпигельмахер) – Брест. На табличках двоих участников вместо названий городов значилось «РККА» (Рабоче-крестьянская Красная армия). Фамилии этих шахматистов были Левитас и Серебрийский.

Перед началом первенства более половины его участников сыграли за сборную БССР в товарищеском матче с шахматной сборной Литвы. Это была интересная идея республиканского спорткомитета – пользуясь общим сбором шахматистов, пригласить в гости сильную команду соседей. Литва вошла в состав СССР только летом 1940 г., а в 1930-е гг. литовские шахматисты 5 раз принимали участие в «турнирах наций» – так тогда назывались всемирные шахматные олимпиады. Литовцы в 1937-38 гг. дважды занимали 7-е место, правда, в 1939 г. опустились на 14-е (к слову, третьей пришла тогда сборная Эстонии). Столь опытный соперник стал для белорусской команды отличным раздражителем, ведь большинство представителей БССР выступали ранее лишь в местных соревнованиях, и лишь немногие – во всесоюзных турнирах.

Команды играли на 10 досках в 2 круга, и результат оказался неожиданным: белорусы победили гостей со счетом 14:6. Среди «хозяев» обе партии выиграли: на 1-й доске Г. Вересов, на 3-й – А. Брейтман, на 6-й – А. Иванов, на 10-й – А. Серебрийский. Кстати, Иванов, один из сильнейших шахматистов Минска, в первенстве БССР 1941 г. по каким-то причинам участия не принял. Его лучший результат в республиканских чемпионатах относится к 1936 г. – 8-е место из 14 (в 1938-м он поделил 8-10-е). За литовцев не играл мастер В. Микенас, и его отсутствие, возможно, повлияло на результат матча. C другой стороны, Г. Вересов опередил Микенаса в XII чемпионате СССР осенью 1940 г., да и личную партию выиграл.

После блистательного исхода формально внутрисоюзного, а фактически международного матча белорусские шахматисты занялись «выяснением отношений» между собой. Здесь вне конкуренции оказался Вересов, который в то время входил в десятку лучших игроков Советского Союза. То, что он находился в отличной форме, показал матч с командой Литвы, где его соперником был неоднократный чемпион этой страны, участник четырех всемирных олимпиад Исаак Вистанецкис. Как сказано выше, Вересов выиграл обе партии. Чемпионат БССР мастер также прошёл без поражений и, сделав всего четыре ничьи, в третий раз стал первым призёром. Тут неожиданностей не было…

12-й чемпионат БССР, Минск, апрель-май 1941 г.
Участники 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Очки
1 Вересов Г. * 1/2 1 1 1/2 1/2 1 1 1 1/2 1 1 1 1 1 12.0
2 Левитас Б. 1/2 * 1/2 1 1/2 1/2 1 1/2 1 1 1 1 1 1 0 10.5
3 Брейтман A. 0 1/2 * 0 0 1 1 1 1/2 1 1 1 1 1 1 10.0
4 Силич В. 0 0 1 * 1/2 1 1 0 1/2 1 1 1 1/2 1 1 9.5
5 Шпигельмахер 1/2 1/2 1 1/2 * 1 1/2 1 1/2 0 1 1 1 0 1 9.5
6 Жудрo М. 1/2 1/2 0 0 0 * 1 1 1 1/2 1 1 1 1 0 8.5
7 Барин 0 0 0 0 1/2 0 * 1 0 1/2 1 1 1 1 1 7.0
8 Комиссарук 0 1/2 0 1 0 0 0 * 0 1 1 0 1 1 1/2 6.0
9 Сташевский Н. 0 0 1/2 1/2 1/2 0 1 1 * 0 0 1/2 1/2 1/2 1 6.0
10 Райнфельд М. 1/2 0 0 0 1 1/2 1/2 0 1 * 0 0 1/2 1/2 1 5.5
11 Майзель Ю. 0 0 0 0 0 0 0 0 1 1 * 1 1/2 0 1 4.5
12 Настюшонок Ю. 0 0 0 0 0 0 0 1 1/2 1 0 * 0 1 1 4.5
13 Заблудовский 0 0 0 1/2 0 0 0 0 1/2 1/2 ½ 1 * 0 1 4.0
14 Зисман В. 0 0 0 0 1 0 0 0 1/2 1/2 1 0 1 * 0 4.0
15 Серебрийский А. 0 1 0 0 0 1 0 1/2 0 0 0 0 0 1 * 3.5

 

Два армейских шахматиста, Борис Левитас и Александр Серебрийский, волей жребия в первом туре встретились между собой. Победу в этой «междоусобице» одержал Серебрийский, игравший белыми. Ирония судьбы – Левитас после этого проигрыша больше не знал поражений и сумел занять 2-е место. А будущий мастер Серебрийский выступил неудачно – остался последним с результатом «минус 7»… Курьёзно его поражение Сташевскому в 14-м туре:

diag1941

Серебрийский – Сташевский

1…Фb4+ 2.Kpe2 Ф:b5?? Черные взяли коня, рассчитывая после 3.Ф:b5 K:d4+ остаться с лишней фигурой. Связки коня они не заметили. Когда ход был сделан, Сташевский увидел связку и на взятие соперником ферзя собирался сдаться. К удивлению и смеху наблюдателей, сдались белые.

Третье место с результатом 10 очков досталось гомельчанину Брейтману. Не очень удачно играл весной 1941 г. В. Силич, хотя в квалификационном отношении он превосходил прочих участников «с периферии» (лишь Силич и Вересов тогда имели в БССР звание мастера спорта по шахматам). Силич, игра которого и в 1930-х не отличалась стабильностью, разделил со Шпигельмахером 4-5-е места. Замкнул шестерку сильнейших первокатегорник М. Жудро; он и ранее (в 1938 и 1939 гг.) занимал 6-е место, а в 1937-м даже делил 3-5-е.

zhudro

Дружеский шарж на М. Жудро (бюллетень «Чырвонай змены», 1936 г.)

Турнир завершился 3 мая. Думал ли кто-то из участников первенства на закрытии турнира о том, что их всех ждёт впереди? Вряд ли… Хотя предыдущее, 11-е первенство (декабрь 1939 г.) происходило на фоне войны с Финляндией, и многие белорусские шахматисты в то время присоединились к ура-патриотической кампании советского правительства…

Судьба чемпиона, Г. Вересова, – тема для отдельных статей. Здесь скажем, что он ушёл на фронт добровольцем, был ранен в конце 1941 г., заслуженно награждён в 1942-м… В 1946 г. Вересов среди прочих восстанавливал белорусскую шахсекцию и возглавил её, а также поделил 1-2-е места в чемпионате Минска с другим фронтовиком, Рафаилом Горенштейном. Фамилию 2-го призёра турнира 1941 г., Б. Левитаса, удалось обнаружить среди участников турниров в Азербайджане. В 1950 г. он стал чемпионом Азербайджана и неоднократно выступал за сборную этой республики. Живым пришёл с войны и А. Серебрийский – он поселился в Харькове, играл в украинских и всесоюзных турнирах, а в 1966 г. стал мастером спорта. А. Брейтман вернулся живым, но искалеченным: как писал А. Ройзман, «война сломала ему жизнь». Начиная с 1948 г. постоянно играл в белорусских турнирах, выступал за сборную республики. Чемпионом БССР так и не стал, зато неоднократно занимал 2-е место. Последний раз в финале первенства республики его фамилия фигурирует в 1954 г., а затем Брейтман уехал из Беларуси: сначала в Узбекистан, оттуда – в Грузию.

martirosov_breitman

Встреча Брейтман – Мартиросов (начало 1950-х)

Из белорусских шахматистов, погибших на фронте, назовем Ю. Настюшонка (1911-1941), В. Силича (1904-1944), А. Иванова (год гибели неизвестен). Призер 11-го первенства БССР 1939 г. Р. Фрадкин погиб на оккупированной территории; весной 1941 г. он не играл в чемпионате БССР, поскольку учился в Москве. Поспешил домой на каникулы

Вернулись с войны и много лет служили белорусским шахматам Яков Каменецкий (чемпион Минска 1940 г., известный также как журналист, шахматный композитор и организатор заочных турниров), один из лучших игроков БССР 1930-х гг. Леонид Житкевич и Або Шагалович. Последний стал мастером спорта (в 1957 г.), не раз побеждал в чемпионатах Минска, входил в число призёров на чемпионатах республики. А. Шагалович с конца 1940-х гг. работал тренером во Дворце пионеров; среди его воспитанников сотни шахматистов, в том числе В. Купрейчик, В. Дыдышко и другие члены сборной республики 1960-80-х гг.

Из числа участников последнего довоенного первенства выделим могилевчанина Сташевского. Его фамилия в БССР долгое время была под запретом, поскольку он сотрудничал с гитлеровцами (зам. бургомистра г. Могилёва в 1942-43 гг.; какое-то время служил и переводчиком отдела пропаганды немецкой комендатуры).

Неизвестна судьба восьмерых участников 12-го чемпионата: вероятно, большинство из них погибло в гетто, в партизанах или на фронте.

Отстроить шахматную жизнь в послевоенной Беларуси оказалось очень нелегко: помимо людских потерь, была разрушена инфраструктура, уровень жизни упал ниже, чем в соседних республиках. Этим, главным образом, и объясняется задержка с организацией очередного чемпионата (напомним, что в Украине первое послевоенное первенство было устроено уже в 1944 г., в Литве – в 1945 г.). Отчасти влиял и «человеческий фактор»: так, в газете «Звязда» 15.04.1947 констатировалось, что спорткомитет БССР, «который готовил этот турнир почти два года, не обеспечил его нормальное проведение: на 16 участников есть всего 4 пары шахматных часов».

При всех трудностях первенство 1947 г. прошло в очень интересной борьбе. Вересов приложил много усилий, чтобы сохранить титул чемпиона, но победителем вышел брестский мастер Владимир Сайгин, сразу после войны перебравшийся в Беларусь из России и работавший на железной дороге. В ту пору ему ещё не исполнилось 30. Любопытно, что в том же 1947-м Сайгин сыграл вне конкурса в чемпионате Литвы, поделил 2-3-е места с Давидом Бронштейном. По нашей просьбе вспоминает Дмитрий Ной:

С Владимиром Сайгиным я был хорошо знаком, он – ученик казанской шахматной школы наряду с Рашидом Нежметдиновым. Человек исключительно честный, правдивый, скромный. Работал электриком и занимался с детьми: его самыми известными учениками были Виктор Кабанов и Володя Шапиро, позже – известные брестские тренеры по шахматам.

Сайгин болел туберкулёзом, с середины 1960-х гг. больше 10 лет жил на Северном Кавказе, потом вернулся в Брест – кажется, к дочке. Многократный чемпион Беларуси, добродушный, даже простоватый. Не боролся за дополнительные заработки…

Вторым в начале мая 1947 г. пришёл Вересов, третьим – чемпион Литвы мастер Владас Микенас (1910-1992), выступавший вне конкурса. Вместо него, как сообщала газета «Сталинская молодежь», мог приехать гроссмейстер Саломон Флор (1908-1983), но что-то не сложилось – может быть, Флор отказался играть «на равных» с шахматистами второй категории… Четвёртое место занял быстро прогрессировавший первокатегорник из Гродно Ратмир Холмов, который до 1945 г. жил в Архангельске. Во время войны Р. Холмов (1925-2006) служил на флоте, а в Беларуси работал инструктором в областном спорткомитете. После турнира Холмов за несколько месяцев проделал путь до мастерского звания, в 1948 г. довольно легко (без поражений) стал чемпионом БССР и – c подачи В. Микенаса – переехал в Литву. Затем он добился звания мг (1960) и всемирного признания (1-3-е места в чемпионате СССР 1963 г.; побеждал Корчного, Спасского, Фишера…), вернулся в Россию… Сохранял гроссмейстерскую силу практически до самой смерти.

13-й чемпионат БССР, Минск, апрель-май 1947 г.
Участники 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Очки
1 Сайгин В. * 1 1/2 1 1 1 1 1/2 1 1 1 1 1 1 1 1 14.0
2 Вересов Г. 0 * 1/2 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 13.5
3 Микенас В. 1/2 1/2 * 1/2 1 1 1 1/2 1 1 1 1 1 1 1 1 13.0(вне конкурса)
4 Холмов Р. 0 0 1/2 * 1 1 1 1 1/2 1 1 1 1 1 1 1 12.0
5 Каменецкий Я. 0 0 0 0 * 1 1/2 1/2 1/2 1 1 1 1/2 1 1 1 9.0
6 Жидц В. 0 0 0 0 0 * 1 1 1 1/2 1/2 1 1/2 1 1 1 8.5
7 Шитик В. 0 0 0 0 1/2 0 * 0 1/2 1/2 1/2 1 1 1 1 1 7.0
8 Житкевич Л. 1/2 0 1/2 0 1/2 0 1 * 1 0 0 0 1 1 ½ 1/2 6.5
9 Чемерикин 0 0 0 1/2 1/2 0 1/2 0 * 1 1/2 1/2 1 1 1 0 6.5
10 Шумахер A. 0 0 0 0 0 1/2 1/2 1 0 * 1/2 1/2 1/2 1 1 1 6.5
11 Шагалович A. 0 0 0 0 0 1/2 1/2 1 1/2 1/2 * 0 1 0 1 1 6.0
12 Синицкий 0 0 0 0 0 0 0 1 1/2 1/2 1 * 1 0 ½ 1 5.5
13 Яскевич 0 0 0 0 1/2 1/2 0 0 0 1/2 0 0 * 1 1 1 4.5
14 Цырульников Б. 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 1 1 0 * 1 1 4.0
15 Резник 0 0 0 0 0 0 0 1/2 0 0 0 1/2 0 0 * 1 2.0
16 Лейкo Л. 0 0 0 0 0 0 0 1/2 1 0 0 0 0 0 0 * 1.5

Иные участники чемпионата 1947 г., как видно из таблицы, могли рассчитывать разве что на ничью с первыми призёрами. Впрочем, трудно согласиться с А. Ройзманом, писавшим в журнале «Шахматы» (№ 4, 2008), что «состав был во многом случайным»; в газетах 1946-47 гг. сохранились сведения о предварительных турнирах, организованных в республике. Например, армейский офицер Чемерикин (имя, увы, пока не установлено) хорошо выступил весной 1946 г. в чемпионате Минска – поделил 3-4-е места с научным работником БГУ Борисоглебским.

По состоянию на весну 1947 г. самый молодой участник первенства Валентин Жидц был чемпионом Могилёва, ученик Силича Леонид Лейко – вице-чемпионом Витебска, Абрам Шумахер (студент Гомельского пединститута) и Борис Цирюльников – соответственно, чемпионами Гомельской области и Гомеля. Владимир Шитик и Леонид Житкевич были заметны в Минске, Яскевич – в Гродно. Все они ещё долго и небезуспешно выступали в белорусских соревнованиях, хотя к мастерскому уровню так и не приблизились. Наиболее удачным выступлением В. Жидца станет, пожалуй, чистое 3-е место в чемпионате БССР 1952 г. – 9,5 очков из 13, всего на полшага позади первых призеров, Исаака Болеславского и Владимира Сайгина. После относительной неудачи 1947 г. уже в следующие два-три года подтвердили свою квалификацию Яков Каменецкий (1-2-е место в чемпионате Минска 1948 г., 2-3-е место в чемпионате БССР 1949 г.), Або Шагалович (1-2-е место в чемпионате Минска 1948 г., в том же году – 3-е место в чемпионате БССР и 2-3-е места в чемпионате республики 1950 г.) и Абрам Шумахер (дележ 2-3-е места с Шагаловичем в чемпионате БССР 1950 г.).

mikenas_saigin

Фото из журнала «Шахматы в СССР» (№ 7, 1947). Очень скоро в редакции перестанут путать инициал Р. Холмова…

Из сильнейших в первенстве БССР 1947 г. не играл разве что вышеупомянутый Брейтман (вице-чемпион республики 1937 г.; в чемпионатах 1948 и 1951 гг. он повторит своё достижение). «Сочемпион» Минска 1946 г., будущий мастер Горенштейн весной 1947 г. жил уже во Львове; похоже, уехал из Витебска в Ленинград и кандидат в мастера Исаак Айзенштадт, немного отставший от победителя – Холмова – во всебелорусском тренировочном турнире (Ждановичи, весна 1946 г.).

Почему-то в апреле 1947 г. в Минск не прибыли чемпионы двух областей – Барановичской (Кронрад) и Бобруйской (Прудич). Их участие обещала «Сталинская молодежь» 30.03.1947, но шансов опередить Сайгина, Вересова и Холмова у этих малоизвестных шахматистов так или иначе было немного. Не являлись сильными игроками ни Резник, приехавший из Бобруйска, ни представитель Советской армии Синицкий, хотя в отдельных партиях они, судя по газетным отчетам, держались неплохо. Cиницкий сыграл ещё в первенстве БССР 1948 г. (6 из 13, 9-е место), а дальнейшая судьба Резника покрыта завесой тайны.

sm23-4-47

Заметка из «Сталинской молодежи», 23.04.1947.

К сожалению, тексты партий, сыгранных в чемпионате 1947 г., найти пока не удалось. Победа мастера Силича над первокатегорником Настюшонком в 1941 г. (взята с сайта http://al20102007.narod.ru) даёт, однако, некоторое представление об уровне игры в тогдашних белорусских турнирах:

1.e4 c5 2.Кf3 Кc6 3.d4 cd 4.К:d4 Кf6 5.f3 e6 6.c4 Сc5 7.К:c6 bc 8.Кc3 0-0 9.e5 Кe8 10.Кe4 f6 11.a3 Сe7 12.ef К:f6 13.К:f6+ С:f6 14.Сd3 Лb8 15.Фc2 Фa5+ 16.Kрf1 Фh5 17.h4 Сd4 18.Лh3 c5 19.g4 Ф:g4 20.Фg2 Ф:g2+ 21.Kр:g2 d5 22.Лg3 Сa6 0-1.

Остаётся добавить, что местом проведения первенства БССР 1941 г. был институт физкультуры на ул. Пушкинской (ныне – просп. Независимости), а первый послевоенный чемпионат, как и многие другие шахматные соревнования того времени, проходил в окружном Доме офицеров.

Юрий Тепер, Вольф Рубинчик (г. Минск)

Опубликовано 20.10.2016  19:12

Ю. Тепер. О Викторе Корчном

Июнь 2016 года. От одного из знакомых слышу: «Умер Корчной». Вспомнилась характеристика выдающегося русского дипломата Александра Горчакова: «Человек, переживший свою славу». В 1970-80-х годах о Викторе Корчном знали все, а многие ли помнят сейчас? Многие ли вообще интересуются шахматами в Беларуси?

Я видел и слышал гроссмейстера дважды во время его приезда в Минск (декабрь 1975 г.). Казалось бы, чем тут поделиться? Но начал вспоминать – и понял: мне есть что сказать о выдающемся шахматисте.

* * *

Август 1971-го. Я достиг возраста бар-мицвы (тогда, конечно, не знал, что это такое) и готовлюсь к началу своей шахматной «карьеры» в Минском дворце пионеров. Во дворе у нас шахматный бум, чего ни раньше, ни позже не наблюдалось – возможно, он был связан с успехами Роберта Фишера. Я успешно играю с парнями, которые значительно старше меня, кто-то сообщает отцу о моих успехах, на что тот не без доли кокетства отвечает: «Надо же ему умственно развиваться, не всё же время футбол да футбол». Решил выучить какой-нибудь дебют, выбор пал на сицилианскую защиту. Единственная шахматная книга в доме – «Основы шахматного творчества» Я. Г. Рохлина. Нашел в ней партию Матанович – Корчной и получил общее представление о шевенингенском (или, как сейчас говорят, схевенингенском) варианте. Суть его, правда, осталась для меня не очень понятной (ее позже объяснил тренер М. И. Шерешевский), но порядок ходов я запомнил. Сам не знаю, почему – у Корчного-то в партии этого не было – решил сначала выводить слонов на е7 и d7, а уж потом коней. Неожиданно идея принесла успех в моем первом турнире, в партии с соперником третьего разряда (у меня тогда разряда еще не было):

М. Дудецкий – Ю. Тепер. 1.е4 с5 2.Кf3 d6 3.d4 cd 4.K:d4 e6 5.Kc3 Ce7 6.Фg4?? е5 7.Ф:g7 Сf6 8.Cg5? Можно было ограничиться потерей одного коня, сейчас теряются две фигуры. 8…C:g7 9.C:d8 ed 10.Kb5 Kp:d8 и черные постепенно реализовали перевес. Интересно, как бы Виктор Львович реагировал на мои записки, скорее всего посмеялся бы, ведь с юмором у него всегда был порядок.

В детстве я не болел за Корчного. Творческий портрет его, изображенный в книге В. Васильева «Седьмая вуаль», особого впечатления на меня не произвел. Гораздо симпатичнее мне (наверное, не только мне) был Михаил Таль. В 1972 г. вышел фильм «Гроссмейстер», где снялись М. Таль и В. Корчной. Помню, наш тренер А. И. Шагалович говорил: «Фильм хороший, но и ошибок там хватает. Вот показано, что Корчной очень любит ничьи, а ведь это совершенно не так». Ясно, Корчной играл в фильме тренера по фамилии Волков и сыграл очень хорошо (в отличие от Таля, изображавшего самого себя), но зрители в эти тонкости далеко не всегда вникали. После бегства Корчного из СССР фильм больше не показывали, и сейчас мало кто вспомнит, о чем вообще там шла речь.

Приезд Корчного в Минск (декабрь 1975 г.) стал большим событием в шахматной жизни Беларуси. Я, тогда уже студент института культуры, был на двух выступлениях Корчного – в старом здании РШШК и в библиотеке по ул. Интернациональной. Встреча в клубе продолжалась недолго, в число участников сеанса одновременной игры меня не включили. Победу в том сеансе одержал мой друг Миша Клиза, тогда еще не кмс, а перворазрядник. Помню, на мой вопрос, какое впечатление произвел на него Корчной, Миша в шутку (а может, и не только) ответил: «Впечатление, что он играть не умеет!»

korchnoi_fb1975

Заметка из «Физкультурника Белоруссии» за 1975 г. Вместо «Туранина» правильно «Турапина» (чемпионка БССР 1977, ныне – известная брестская тренерка)

Из устного выступления запомнился вопрос из зала: «Правда ли, что советское правительство запретило Борису Спасскому жениться на француженке?» Ответ был такой: «Нет, неправда, потому что Спасский женился на француженке». В то время я об этих околошахматных делах еще ничего не знал. Корчной рассказывал о том, что он и многие другие сильные игроки недовольны системой проведения чемпионатов СССР (высшая и первая лиги). В высшей лиге оставалось тогда лишь 6 человек, а остальные выбывали в первую (7-12-е места) либо во Всесоюзный отборочный турнир, который называли «школа мужества» ввиду того, что пробиться наверх оттуда было очень тяжело. Гроссмейстер также говорил, что ведущие зарубежные шахматисты не любят играть в СССР из-за маленьких призов, при том, что уровень игры советских мастеров очень высок и можно потерять рейтинг.

Продемонстрировал Корчной свою партию с югославским гроссмейстером Планинцем из Мемориала Алехина 1975 года. Запомнился рассказ о том, что после партии (был королевский гамбит) соперник спросил югослава, знает ли тот, что в югославской шахматной энциклопедии есть статья Корчного об этом дебюте. На это Альбин Планинц ответил: «Нет, я не знал, иначе сыграл бы что-то другое».

О втором выступлении Корчного я узнал чуть ли не в последнюю минуту. На следующий день, в понедельник, я вернулся домой из института. Отец специально позвонил соседям (у нас тогда телефона не было), они позвали меня к телефону, и он сообщил: «В семь вечера Корчной выступает в библиотеке на Интернациональной. Возьми книгу Корчного, можно будет под фотографией взять автограф». Папа имел в виду книгу «Ленинградский межзональный турнир 1973 года» (редактор-составитель Ю. Бразильский), где имелись фотографии всех участников турнира.

Нахожу нужную книгу и вовремя прихожу к месту лекции. Сеанса не было – только встреча с любителями шахмат. Без всякой рекламы небольшой зал (вместимость человек 50) переполнен. Встречу ведет кандидат в мастера Григорий Аронович Шмуленсон, ныне известный литератор («Гаш»). Начало выступления проходит спокойно, Корчной говорит о главных турнирах того времени (чемпионаты СССР, Мемориал Алехина), о которых уже рассказывал в РШШК. Дальше он переходит к соревнованиям на первенство мира 1973-75 гг., и его тон меняется. Со смехом зал встречает рассказы о матчах 1974 года Корчной – Мекинг и Корчной – Петросян. Думаю, история об «обмене любезностями» между партнерами после окончания матча в Огасте (США) будет чем-то новым для читателей; в книгах Корчной об этом не писал. Насколько помню, Виктор Львович говорил: «После окончания матча Мекинг заявил, что я выиграл матч благодаря тому, что мне звонили из Москвы. Он даже не мог себе представить, что я настолько сильнее его в эндшпиле. Я не остался в долгу и сказал, что бразилец вышел в претенденты из-за того, что межзональный турнир проходил у него на Родине и он мог в решающий момент купить пару очков, что и принесло ему победу в турнире».

История матча с Тиграном Петросяном в Одессе хорошо известна и пересказа не требует. Когда речь заходила о Петросяне, в словах Корчного замечалась неприязнь, которую он даже не пытался скрывать. Попытаюсь воспроизвести его слова: «В 1951 г. должны были играть на первенство мира Михаил Ботвинник и Давид Бронштейн. Ботвинник тогда заявил, что не может чемпионом мира стать человек, у которого нет высшего образования. Бронштейн на это ответил: «Будет первый». Но он ошибся. Первым чемпионом мира, у которого на момент завоевания короны не было не только высшего, но и среднего образования, стал Петросян. После этого у него очень быстро появилось и среднее образование, и высшее, а чуть позже – и диссертация… Экс-чемпион мира очень не искренний человек. Он может в печати ругать мастеров за ничью в 15 ходов, а сам предлагать ничью на 8-м ходу».

Об Анатолии Карпове Корчной старался говорить менее резко. По поводу интервью югославским журналистам, за которое его наказали после матча с Карповым, лектор говорил следующее: «Я сказал, что Карпов играет неплохо, но его победу не следует переоценивать, поскольку игра шла не на равных. На Карпова работал почти весь тренерский штат Союза, а я был совсем один. Может быть, это интервью прошло бы спокойнее, но Петросян, чтобы мне отомстить, сообщил о моем «преступлении» наверх, и сразу началась травля в печати. В итоге мне снизили гроссмейстерскую стипендию на 100 рублей, запретили участвовать в международных турнирах, даже проходящих в СССР». Для подавляющего большинства слушателей, в том числе, конечно, и для меня, эта информация звучала сенсационно.

Невозможно передать всё, сказанное Корчным: его выступление продолжалось более двух часов. Но хорошо помню, что на вопрос об отношении к белорусским шахматистам ответ был таков: «Я две партии проиграл Виктору Купрейчику. С Альбертом Капенгутом мы два раза сыграли вничью и один раз мне удалось его победить. Так что если Таля я считаю «пижоном», то белорусских шахматистов я очень уважаю и желаю им успехов».

В конце вечера Корчному подарили панно с изображением зубра. При этом было высказано пожелание: «Бить ваших врагов так, как их бьют наши зубры». На память о встрече мне остался автограф на книге.

korchnoi_avtograf

Интерес к личности Корчного в 1970-х был огромен, и то, что я услышал в конце 1975 г., стало моей «фишкой», имевшей успех почти в любой компании. Зимой-весной 1976 г. у нас в институте изучался курс психологии. Я взялся писать работу по психологии шахмат. Преподаватель (доцент Вера Николаевна) в теме не разбиралась, но поощрила мое рвение. Основу работы составили сведения из книг Н. В. Крогиуса, где обильно приводились высказывания Корчного по разным вопросам шахматной борьбы и психологии шахмат.

К июню работа была написана, набрана (на машинке), готова к представлению на республиканский конкурс студенческих научных работ. Экзамен для меня в том году представлял собой приятную светскую беседу с Верой Николаевной. Я получил оценку «отлично». Мы договорились встретиться после студенческих каникул и обсудить окончательный текст перед подачей на конкурс.

Решение Корчного остаться за границей (июль 1976 г.) поставило мой труд под удар, но я об это поначалу даже не задумался. «Прозрение» пришло осенью. Встретил в институте В. Н., она была напугана и сказала: «Надо немедленно выкинуть из работы все упоминания о Корчном, иначе могут быть неприятности и у тебя, и у меня».

Делать работе «обрезание» мне не хотелось, как не было и желания приписывать высказывания Корчного кому-то другому (например, Петросяну, автору диссертации по схожей тематике). В общем, работа «Некоторые проблемы психологии шахмат» так и осталась не поданной на конкурс, а я искренне пожалел, что Корчной так не вовремя стал невозвращенцем. Хотя, может, всё к лучшему, ведь особой научной ценности, как я теперь понимаю, мой текст не имел…

…Октябрь 1976 года. В Минске – первая лига чемпионата СССР. В выступлениях перед зрителями «старички» стараются осудить Корчного, доказать, что их с ним ничего не связывает. На открытии турнира берет слово Сало Флор (главный судья). Он начинает фразу так: «Корчного за его поведение мы, конечно, осуждаем, но…» Договорить Флору не дает Марк Тайманов: он вскакивает с места и резко заявляет: «Мы осуждаем Корчного не за поведение, а за предательство». Сейчас я понимаю, что Марк Евгеньевич, старый друг Корчного, переживал большие неприятности после матча с Фишером в 1971 г. и спустя пять лет просто боялся снова не попасть «в струю», но тогда мне было стыдно за Тайманова. Я рассказал об этом эпизоде одному из друзей, и его реакция была аналогична моей: «Мы тоже осуждаем Тайманова за предательство».

Май 1977 года. Группа из 4 человек (я и 3 девушки) проходит практику в библиотеке института «Минскгражданпроект». В программе, помимо заданий по специальности, и так называемая «общественно-политическая практика». Не помню, что должны были делать мои коллеги, но мне дали задание подготовить политинформацию для читателей библиотеки. Я отдавал себе отчет в том, что до Бовина и Зорина мне далеко, и после краткого обзора политических новостей свел дело к шахматной информации. Рассказал о прошедшем в начале 1977 г. четвертьфинальном матче Корчной – Петросян, о том, что ему предшествовало. Добавил рассказ о неучастии СССР и его союзников в шахматной Олимпиаде 1976 г. в Израиле… и с удивлением обнаружил, что посетители библиотеки, пришедшие вовсе не для того, чтобы меня слушать (библиотека техническая, здания производственные), забросили свои занятия и с интересом прислушиваются к моей «скрытой антисоветчине». После выступления одна девушка говорит: «Вы очень интересно рассказываете. Приходите к нам и расскажите нам в отделе». Я с удовольствием принял приглашение. Заведующая библиотекой Гольбина (имени не помню) отправила меня на новое мероприятие, сказав, что это повышает авторитет библиотеки.

Захожу по указанному адресу, спрашиваю, о чем рассказывать. В ответ – молчание. Пересказываю выступление Корчного – и получаю порцию аплодисментов. Записываю в отчет по практике: «Выступал в одной из групп. Получилось удачно. Мне аплодировали и поблагодарили». Наш руководитель практики Николай Васильевич Иванов посмеялся над моим отчетом. Единственное его замечание: «Можно было бы скромнее». Так Корчной помог во время практики 🙂

Май 1978 года. В старом клубе (РШШК) выступает Лев Полугаевский. Он в отличном настроении после командного турнира I лиги в Могилеве, поскольку посетил родной город (впервые после эвакуации в 1941 г.), а команда «Локомотив», которую возглавлял Лев Абрамович, вернулась в высшую лигу. Гроссмейстеру всё нравится. Он говорит о хорошей организации соревнования, расточает комплименты игре белорусской команды «Красное знамя». Особенно выделяет А. Я. Ройзмана, набравшего на 2-й доске 4,5 очка из 5: «Такой блестящий тактик, как Борис Гулько, попался на тактику Ройзмана». Наш мастер довольно улыбается. Но вот речь заходит о предстоящем матче на первенство мира Карпов – Корчной (Багио, 1978) и о провальном для Полугаевского матче с Корчным (Эвиан, 1978) – и настроение гроссмейстера сразу меняется. Он растерянно говорит: «Это что-то удивительное. Ну, не может же он в таком возрасте играть намного лучше, чем раньше. Наверное, принимает какие-то допинги или стимуляторы, в шахматах же нет допинг-контроля. В начале партии он выглядит сонным, а затем постепенно приходит в себя, и на 5-м часу игры, когда соперник устает, Корчной находится в лучшей форме». Не знаю, как это комментировать: больше ни от кого я такого не слышал.

Впервые рассказал Полугаевский и о будущей жене Корчного Петре Лееверик. Имен он не называл: просто сообщил, что у Корчного, который борется за выезд семьи, появилась другая женщина. Я пересказал эту лекцию Полугаевского моему другу Мише Кагану; он взял лист бумаги и записал рассказ «для истории». Кстати, у Кагана была целая подборка фотографий Корчного разных лет.

О матче Карпов – Корчной писано-переписано; вспомню, что в сентябре 1978 г. оказался на сельскохозяйственных работах в Поставском районе Витебской области. Меня и нескольких студентов выпускного курса отправили туда с первокурсниками. Юные девушки о шахматах знали мало, но с немалым интересом слушали мои «майсы» о Корчном. Еще спросили, какое название дать стенгазете. Я, недолго думая, ответил: «Цугцванг-78». Попутно пришлось объяснять, что такое цугцванг. Название понравилось, так и написали. А в один из рабочих дней мне говорят, что надо выступить с лекцией о матче в местной школе. По этому случаю тщательно бреюсь, а наша преподавательница Тамара Николаевна Королёва зашивает мне штаны, которые я порвал, когда лазил на дерево (в первые дни мы собирали яблоки). Она просит, чтобы я был поосторожнее в речах о Корчном. Стараюсь выполнить пожелание – больше говорю о Карпове, о матче Гаприндашвили – Чибурданидзе, о состоянии белорусских шахмат.

После выступления школьники просят меня сыграть с ними. Успеваю сыграть две партии – гудок машины прервал партию на самом интересном месте. Возвращался я в хорошем настроении – легче говорить о шахматах, чем копаться в земле и таскать ведра…

Приехав с «картошки» в Минск, застаю драматическую концовку матча. При счете 5:5 слышу разговоры в клубе: «Если Карпов проиграет, то в руководстве полетят головы». Но Карпов вырывает победу, и головы остаются на месте. Зато в «Литературной газете» в статье о матче печатается фотография: Корчной, стоящий на голове, а рядом – его наставники-йоги… Позже я прочел в статье о командном молодежном первенстве СССР (1949) стишки о Корчном «Самый главный пёс – Корчной, он растёт вниз головой», и подумал: «Забавное получилось предсказание».

Матч Карпов – Корчной (Мерано, 1981) не вызывал у минчан столь живого интереса, как матч 1978 г. Стало очевидным, что сила Корчного падает, снизился и интерес к его судьбе. Я еще выступил перед студентами Минского пединститута перед началом матча, но это было последнее мое выступление, связанное с Корчным. Во время матча 1983 г. Корчной – Каспаров я уже болел за Каспарова.

Юрий Тепер, ведущий библиотекарь БГПУ им. М. Танка, г. Минск

06.10.2016

Опубликовано 7.10.2016  9:45

С. Воронков. Всё тайное однажды станет явным

Как-то Давид Бронштейн, наш легендарный шахматист, едва не отобравший корону у самого Ботвинника, рассказал мне, что в 1954 году, во время матча СССР – США, он увидел в «New York Times» карикатуру под названием «Куклы Кремля»: «Снизу все мы – Смыслов, Бронштейн, Керес, Авербах, Геллер, Котов, Петросян и Тайманов, а сверху – кремлевская верхушка во главе с Хрущевым дергает нас за ниточки. Это выглядело оплеухой. А сейчас я думаю, что, в сущности, тот карикатурист был прав: мы и впрямь были марионетками, только не сознавали этого». Действительно, за рубежом все наши именитые гроссмейстеры должны были играть роль «советских шахматистов», не позволяя себе никакой отсебятины. Причем, если «партия прикажет», то и за шахматной доской тоже. Ведь ставки в этом черно-белом театре были очень высоки: одна неверная реплика, и ты уже невыездной!

На обложке книги «КГБ играет в шахматы» (2009) – тот же театр марионеток, что и на карикатуре из нью-йоркской газеты 1954 года!

Турнир в Бухаресте 1953 года стал международным дебютом для будущего чемпиона мира Бориса Спасского. «Смешно, но мне помогла советская власть, – вспоминает он. – Турнир начался с рубки между советскими шахматистами, и в результате вперед вышел венгр Ласло Сабо. И тут из Москвы приходит телеграмма: “Прекратите безобразие, начинайте делать между собой ничьи!” Конечно, хорошо, что я уже завоевал очко против Смыслова, но, думаю, мне было бы все же нелегко, при моей молодости и неопытности, сделать ничьи с Болеславским и Петросяном. А так все подчинились кремлевскому приказу, и я стал международным мастером» (из парижской газеты «Русская мысль», 1997). В итоге турнир выиграл Александр Толуш, тренер Спасского. Казалось бы, что страшного, если б на его месте был Сабо: человек из соцлагеря, не американец же? Но в те годы любое другое место для советских шахматистов, кроме первого, рассматривалось как провал.

Современному читателю невдомек, что шахматы получили такое гипертрофированное развитие в СССР не просто так: они служили важным инструментом пропаганды. Поначалу это даже не скрывалось. В 1929 году вождь советских шахмат Николай Крыленко (в то время прокурор РСФСР, а затем нарком юстиции) в ответ на буржуазный призыв «Долой политику из шахмат» рубанул с пролетарской прямотой лозунгом «Шахматы – орудие политики», под которым и жили с тех пор советские шахматы. То, что «мы впереди планеты всей» не только «в области балета», но и в самой интеллектуальной игре, призвано было символизировать превосходство социалистической системы над капиталистической.

Вождь советских шахмат Николай Крыленко выдвинул в 1929 году лозунг «Шахматы – орудие политики», под которым и жили с тех пор советские шахматы

«Шахматной лихорадкой» страна заболела еще в 1925 году, когда в Москве устроили грандиозный турнир с участием Капабланки, Ласкера, Рубинштейна, Маршалла и других корифеев. Советское правительство с подачи Крыленко выделило на него огромные средства (кстати, это был первый случай проведения турнира за счет государства), но овчинка стоила выделки. Прорыв блокады на культурном фронте должен был стать – и стал! – прологом к прорыву на куда более важных фронтах: экономическом и политическом. Ну а сам турнир вполне мог явиться первой пробой «командной игры», в которой потом не раз упрекали советских шахматистов.

Все знают, что победу в турнире одержал Ефим Боголюбов. В ту пору он был еще не «ренегатом», отказавшимся от советского гражданства, а двукратным чемпионом СССР, и значит, Крыленко был кровно заинтересован в его победе. Залогом успеха Боголюбова стал феноменальный результат против советских участников – 8 из 9 (!), объясняемый обычно тем, что Ефим Дмитриевич, в отличие от западных коллег, был хорошо знаком с их игрой. Да, это так. Но верно и обратное: советские мастера тоже уже приноровились к его игре – если в чемпионате СССР 1924 года Боголюбов вынес всех чуть ли не под ноль, то в 1925-м потерпел два поражения при шести ничьих. А в этом турнире они безропотно уступали ему, хотя отнюдь не пасовали перед другими грандами мировых шахмат, с которыми играли впервые в жизни! Уверен, что сам Боголюбов тут ни при чем, но вот Крыленко, как мы увидим, не очень стеснял себя в средствах достижения цели…

На карикатуре Б.Ефимова в журнале «Красная нива» (1925) четверка победителей Московского турнира: Е.Боголюбов, Эм.Ласкер, Х.Р.Капабланка и Ф.Маршалл. Флаг СССР в руках первого призера – о такой картинке Крыленко мог только мечтать!

По высшему разряду, сразу в двух столицах – Москве и Ленинграде, был проведен в 1933 году и матч между чешским гроссмейстером Сало Флором, которого называли «одним из будущих кандидатов на борьбу за мировое первенство», и лидером советских шахмат, уже двукратным чемпионом СССР Михаилом Ботвинником. Формально вызов бросил Флор, но инициатива исходила от советской стороны: советником полпредства в Праге был тогда известный большевик и шахматный мастер Александр Ильин-Женевский, который всё и устроил, посулив Флору солидный гонорар в валюте и роскошные условия. И не обманул. «Крыленко организовал матч с большим размахом. Играли в Колонном зале Дома союзов. Участников разместили в гостинице “Националь”, счет у нас в ресторане был открытый. (…) Флор всему этому удивлялся. Он, видимо, думал, что советские шахматисты всегда так живут» (из книги М.Ботвинника «К достижению цели», 1978). В стране тогда была карточная система, но что-что, а пускать пыль в глаза иностранцам у нас умели!

Московская половина матча сложилась для Ботвинника неудачно: в шести партиях он потерпел два поражения. Шансов отыграться на столь короткой дистанции, тем более против «непробиваемого» чеха, практически не было. Флор потом писал: «Ботвинник, чрезвычайно симпатичный юноша, с самого начала был убежден, что матч проиграет. То, что позднее произошло, было, полагаю, для него и для всей советской шахматной общественности большой неожиданностью». Еще бы: Ботвинник выиграл две партии подряд, 9-ю и 10-ю, и сравнял счет! В последней, 12-й, соперники по предложению Флора расписали ничью… Крыленко был счастлив! И на заключительном банкете заявил: «Ботвинник в этом матче проявил качества настоящего большевика…»

А что же Флор? Говоря о матче, он никогда не позволял себе ничего лишнего. А вот с близкими людьми иногда бывал откровенен. Писатель Владимир Мощенко многие годы был другом Сало Михайловича и, главное, записывал беседы с ним, которые и легли в основу его романа «Сало Флор. Горький чешский шоколад». Так вот Флор как-то обмолвился: «В общем, так скажу: я отблагодарил хозяев за гостеприимство». А на вопрос, при чем здесь «благодарность», когда он сам же писал о депрессии после поражения в 9-й партии, воскликнул: «Какая там депрессия! Знаете, чему я научился у мудрого Ильина-Женевского? Дипломатии! Понятно? (…) Никаких особых срывов – так, рабочие моменты. И я хотел, чтобы действительно был праздник. У всех, не только у меня – и у Ботвинника, и у Моделя с Рагозиным, и у товарища Крыленко – шефа советских шахмат. Я сказал Раисе (будущая жена, с которой Флор познакомился во время матча. – С.В.), что жду новых приглашений в Москву! Ей это понравилось. Мне – не стану скрывать – тоже».

Вот такая история. «Смыслов, Бронштейн, Спасский и Корчной вообще скептически относятся к проигрышу Флором двух партий подряд», – утверждает Генна Сосонко в книге «Мои показания» (2003) и приводит слова Смыслова: «Сало рассказывал мне, что тогда в Ленинграде получил в конце матча роскошный подарок – соболиную шубу. Правда, когда он в Праге пошел к меховщику, оказалось, что шуба совсем не соболиная, а из хорька…»

В матче с Сало Флором советский чемпион Михаил Ботвинник, по сути, впервые заявил о своих притязаниях на скипетр шахматного монарха. Шарж Ю.Юзепчука в журнале «Смена» (1933)

Еще дороже и помпезнее были Московские турниры 1935 и 1936 годов, призванные испытать на практике силу наших мастеров, выросших уже при советской власти. Приезд звезд мировых шахмат во главе с Ласкером, Капабланкой и Флором вызвал в стране новый приступ «шахлихорадки» и выдвинул целую плеяду молодых талантов… Цель, намеченная Крыленко в середине 30-х и получившая затем одобрение на самом верху, была достигнута в 1948 году, когда Михаил Ботвинник выиграл матч-турнир на первенство мира!

Зарубежные корифеи с самого начала заняли сугубо прагматическую позицию: мол, хрен с ней, с политикой, она только мешает зарабатывать. Поэтому они охотно посещали «шахматное Эльдорадо», как с легкого пера Сало Флора окрестили Советский Союз, а потом расточали похвалы в адрес хозяев. Понять их можно: принимают по-царски, селят в лучших гостиницах, в ресторанах открытый счет, призы в валюте – чего еще желать?! После войны шахматный бум в СССР принял совсем уже гротескные формы, и западным гроссмейстерам отнюдь не хотелось прозябать в стороне от пышущего жаром очага шахматной культуры. Поэтому холодная война – холодной войной, а турниры – турнирами, тем более что призы не пахнут. В общем, как говорил незабвенный Давид Гоцман, «картина маслом»…

Первым, кто вывернул эту благостную картинку наизнанку, навел тень на советский плетень и светлый образ Ботвинника, да еще призвал вспомнить о морали и не позволять коммунистам использовать шахматы в политических целях, был экс-чемпион СССР Федор Богатырчук. Попав после войны в Канаду, он сразу же послал письмо в «Chess» – самый авторитетный тогда шахматный журнал. Едва ли Федор Парфеньевич предполагал, что его статья «Шахматы красной пропаганды» вызовет столь яростную полемику, но бабахнуло здорово. Еще бы! Это была первая публичная попытка открыть западной общественности глаза на положение дел в советских шахматах, в которых – как и во всем советском спорте – якобы одни любители и никаких профессионалов. На самом деле, если вы хотите добиться успеха, то должны распрощаться со своей профессией и всецело посвятить себя шахматам. Только тогда государство вас поддерживает: выделяет стипендию, организует творческие сборы, оплачивает поездки за рубеж. Например, Ботвиннику «дали специального тренера, который сопровождал его на первоклассные курорты перед каждым серьезным турниром. О расходах он мог не беспокоиться». Богатырчук же, несмотря на свои успехи (призер четырех чемпионатов СССР, чемпион страны), вынужден был, по сути, оставить шахматы, поскольку не мог расстаться со своей профессией врача и ученого.

Экс-чемпион СССР Федор Богатырчук был первым, кто попытался открыть западной общественности глаза на истинное положение дел в советских шахматах

По словам Ф.П., «шахматы в Советском Союзе перестали быть просто игрой» и давно превратились в дело государственной важности. На их распространение «тратятся громадные суммы», но «утверждения красных пропагандистов, что шахматы необходимы для культурного развития молодого поколения, являются лишь дымовой завесой для сокрытия истинных целей». В частности, «за границей шахматы используются красной пропагандой как метод воздействия на интеллектуалов. Гигантское развитие шахмат в СССР преподносится в качестве показателя высокого интеллектуального уровня масс, конечно, “возможного только в советском государстве”».

Реакция на письмо была предсказуемой: кто-то, подобно Андре Жиду, отчетливо видел тоталитарную сущность советской системы и не обманывался насчет достижений «в области балета», однако другие, как в свое время Лион Фейхтвангер, всё еще принимали сталинские декорации за правду жизни и мечтали о таком же «светлом будущем». К счастью, левацкая фронда, охватившая значительную часть западных интеллектуалов после войны, с годами поутихла. Одних излечило «дело Сланского» (1952), когда была повешена верхушка чехословацкой компартии, других – кровавая бойня в Будапеште (1956), ну а кто-то сохранял иллюзии вплоть до советских танков на улицах Праги (1968)…

Особый интерес в письме вызвал рассказ о Московском турнире 1935 года, где Ф.П. в очередной раз победил Ботвинника (к слову, такого счета с ним не имел больше никто: три победы, две ничьи и ни одного поражения!). Точнее, не о самом турнире, а о последствиях этой победы. В 1936 году три киевских шахматиста написали форменный донос на Ф.П. в газете «Комунiст», и он получил повестку в отдел пропаганды КП(б)У. Ему удалось отмести все обвинения, и тогда начальник «со скрытой угрозой» произнес: «Ваша последняя победа над Ботвинником в турнире, который имел огромное значение для престижа Советского Союза, также может быть объяснена не самым благоприятным для вас образом»!

Подробности «допроса» Богатырчук привел в книге «Мой жизненный путь к Власову и Пражскому манифесту» (Сан-Франциско, 1978), которую я готовлю к изданию в России. Но находка в украинском эмигрантском ежемесячнике «Федералист-демократ», выходившем в Канаде под редакцией Ф.П., стала настоящим откровением. В 1953 году он опубликовал там свои «Воспоминания бывшего советского шахматного мастера» – рассказ о той самой истории, но гораздо полнее, чем в книге! Статья большая, ограничусь только фрагментом:

Фрагмент той самой статьи в украинском эмигрантском ежемесячнике «Федералист-демократ» (1953), который выходил в Канаде под редакцией Богатырчука

«Когда я, беспартийный интеллигент, получил вызов в обком, то уже знал, что меня ждут большие неприятности, и еще неизвестно, вернусь ли я домой. Во время чистки все партийные организации выполняли функции НКВД, и очень часто те, кого вызывали по какому-нибудь делу, арестовывались на месте и препровождались в тюрьму.

(…) Я решил свое оправдание строить на своих успехах в шахматной игре. Я указал, что кроме советских шахматных чемпионатов я принимал участие и в двух московских международных турнирах, и в первом из них (1925 г.) даже завоевал приз, став выше таких буржуазных корифеев, как Рубинштейн, Земиш, Ейтс и другие.

– А я припоминаю другой случай, – сказал т-щ Н. – Ваш выигрыш у Ботвинника на московском международном турнире 1935 года. Эту ответственную партию вы выиграли в тот момент, когда лично для вас этот выигрыш не имел значения, поскольку у вас не было никаких видов на приз, а вот Ботвиннику это поражение могло испортить виды на первое место. Разве, выигрывая партию у Ботвинника, вы не знали, что вы косвенно подрываете престиж пролетарского государства, о чем тогда заботился Ботвинник?

В голосе т-ща Н. я услышал явно угрожающие интонации.

Я вспомнил, что мой пропуск был нанизан на штык красноармейцем, стоявшим у входа, и мне, выражаясь языком того времени, сделалось очень “моркотно”.

Однако я совладал с собой и указал Н., который, по-видимому, на мое счастье, никаким шахматистом не был, что я выиграл у Ботвинника в тот момент, когда у него было такое хорошее положение в турнире, что проигрыш не мог ничего испортить. Кроме того, я отметил спортивное качество выигранной мной партии, которая удостоилась высокой оценки всех участников турнира, в том числе и буржуазных. На мой взгляд, добавил я, хороший выигрыш у советского чемпиона другим советским мастером только поднимает престиж советского шахматного искусства.

– Мы беспокоимся сейчас не о советском шахматном искусстве, а о первом в мире пролетарском государстве, – заявил Н., – и для его престижа мы должны быть готовыми пожертвовать всем, а не только шахматной партией».

То, что ради «государственных интересов» советские шахматисты могут специально проиграть друг другу или сделать ничью, подозревали уже с середины 30-х годов. Однако ни прямых улик, ни утечек информации с нашей стороны не было, и свидетельство Богатырчука стало первой ласточкой. Потом, как ни странно (видимо, не просчитав всех последствий), разоткровенничался Ботвинник.

Сначала в «Аналитических и критических работах. 1923–1941» (1984), где он впервые прокомментировал партию с Чеховером из того же турнира. Я бы ее и не заметил, если бы Юрий Львович Авербах не сказал мне однажды: «А знаешь, почему эту партию Ботвинник не комментировал при жизни Чеховера? Думаю, у них была договоренность на этот счет». Действительно, ни в одном сборнике Ботвинника этой блестящей, с жертвой двух коней, партии нет. А ведь она игралась в самый критический момент (в 16-м туре), когда, потерпев поражения от Ильи Кана (13-й тур) и Богатырчука (15-й), Ботвинник остро нуждался в победе, чтобы сохранить шансы на первый приз. А теперь почитайте его послесловие к шедевру: «Такие партии редки в моей турнирной практике, поскольку, следуя совету Капабланки, я всегда стремился избирать более простые пути, если они находились. Но все же такие партии у меня встречались – можно сослаться, скажем, на встречу с Портишем (1968). Партия же с Чеховером произвела такое впечатление, что даже нашлись ”специалисты”, утверждавшие, что она была заранее составлена. Предположим, что я еще мог оказаться под подозрением, но разве это было справедливо по отношению к честному Вите Чеховеру?»

Что касается «честного Вити Чеховера», то вот свидетельство Петра Романовского, которому в 1941-м на допросе в «Большом доме» на Литейном проспекте в Ленинграде показывали донос на одного шахматиста: «Перед глазами П.А.Романовского лишь мелькали строчки, но и этого ему было достаточно, чтобы узнать почерк с характерными узкими высокими буквами и косым наклоном. Заметил Петр Арсеньевич и автограф, тот самый, что много раз видел на бланках для записи партий. Он принадлежал одному из тех, кто жил по принципу: большая карьера стоит малой подлости. Особенно, если одновременно светила карьера и этюдиста, и шахматного писателя, и пианиста» (из книги С.Гродзенского «Лубянский гамбит», 2004). Трудно не узнать в этом портрете мастера Виталия Чеховера, возможно, считавшего полезным для карьеры умышленно проиграть влиятельному лидеру советских шахмат.

Да и как ответить на очевидный вопрос: почему после двух нулей Ботвинник идет на острейшую игру, рискуя потерять всё? Психологическая загадка. Эта атака по принципу «пан или пропал» настолько выбивается из его стиля, что единственный похожий пример он сумел отыскать только в партии 1968 года!

В мемуарах Ботвинника «У цели» (1997; полная версия книги «К достижению цели») есть еще более красноречивые эпизоды. И если в первом с инициативой, чтобы соперник «сплавил партию», выступил Крыленко, то во втором – сам Андрей Жданов, входивший в ближайшее окружение Сталина!

Шулерскую фразу Крыленко, приведенную Ботвинником, процитировал затем Генна Сосонко в своем эссе о двукратном чемпионе СССР Григории Левенфише:

«”Не было, не было и быть не могло, чтобы на Левенфиша могло быть оказано давление, дабы он проиграл мне партию”, – сердился Ботвинник, когда заходила речь о Третьем московском турнире 1936 года. Видимо, позабыв, как на финише предыдущего турнира, когда они с Флором остро конкурировали, к нему в номер зашел Крыленко и предложил: “Что скажете, если Рабинович вам проиграет?”».

Напомню, что в турнире 1935 года Ботвинник с Флором пришли к последнему туру наравне, первому предстояло играть с И.Рабиновичем, второму с Алаторцевым. Ботвинник пишет, что с гневом отверг предложение Крыленко, а на вопрос шефа: «Но что же делать?» – ответил:«Думаю, что Флор сам предложит обе партии закончить миром; ведь нечто подобное он сделал во время нашего матча…» И добавил:«К тому же он может бояться, что Рабинович мне ”сплавит” партию». Лучше б Михаил Моисеевич этого не писал! Тогда бы следующая его фраза не выглядела так убийственно: «Тут же заходит С.Вайнштейн: Флор предлагает две ничьи». Значит, Флор и впрямь боялся, что «здесь нечисто играют»!

Но вернемся к турниру 1936 года: «На сей раз Капабланка, соперником которого был Элисказес, опережал Ботвинника на пол-очка, но тому предстояла партия с Левенфишем. “Положение ваше затруднительно. Все поклонники Ботвинника жаждут вашего поражения, – говорил Капабланка Левенфишу во время прогулки в саду у кремлевской стены в день тура. – Не беспокойтесь, я вас выручу и выиграю у Элисказеса”. Он действительно выиграл, а партия Левенфиш – Ботвинник закончилась вничью. Рассказывая об этом эпизоде в книге, Ботвинник с плохо скрываемым раздражением употребляет странно звучащий по-русски оборот: “Левенфиш позволил себе распустить слух, что его заставляют проиграть в последнем туре”. Но чем больше он сердился и говорил “не было”, тем становилось очевиднее: было, было» (из книги «Мои показания», 2003).

Богатырчук о матч-турнире 1948 года: «Если в турнире при пяти игроках команда из трех сильных мастеров начнет действовать сообща, то ни у Капабланки, ни у Ласкера, ни у Алехина не будет ни малейшего шанса стать чемпионом». Слева направо: П.Керес (СССР), В.Смыслов (СССР), С.Решевский (США), М.Эйве (Нидерланды) и М.Ботвинник (СССР)

Второй эпизод еще показательней. Опасаясь, что шахматной короной может завладеть американец, Жданов перед московской половиной матч-турнира 1948 года (первая половина прошла в Гааге) вызвал Ботвинника на заседание секретариата ЦК, где присутствовали также Ворошилов и Суслов. Михаил Моисеевич начал убеждать, что причин для волнений нет. «Но все же мы опасаемся, что чемпионом мира станет Решевский, – сказал Жданов. – Как бы вы посмотрели, если бы советские участники вам проигрывали нарочно?» Ботвинник, по его словам, «потерял дар речи», а когда обрел, то наотрез отказался. Но Жданов настаивал, и тогда Ботвинник предложил: «Хорошо, оставим вопрос открытым, может быть, это и не понадобится?» Жданов радостно согласился, добавив: «Мы ВАМ (на этом слове он сделал ударение) желаем победы!»

В таком важном государственном деле, по-видимому, все средства были хороши. Слово Льву Альбурту, самому знаменитому после Корчного шахматному «невозвращенцу»: «У экс-чемпиона мира Макса Эйве, когда он ехал в Москву, конфисковали в Бресте тетради с шахматными записями (как уточняет Ботвинник, “секретными дебютными анализами Эйве”. – С.В.). Таможенники, видите ли, вообразили, что это шифр. По просьбе Ботвинника тетради потом вернули (Эйве был растроган и сердечно благодарил), но копии записей каким-то образом попали к советским гроссмейстерам. Власти провели свою партию в отличном стиле…» (из мюнхенского журнала «Страна и мир», 1986).

Итоги матч-турнира породили новую волну слухов о «договорных» партиях между советскими игроками. Особенно подозрительно выглядел разгром, учиненный Ботвинником одному из главных фаворитов – Паулю Кересу: четыре поражения подряд! (Лишь в пятой партии, которая уже ни на что не влияла, эстонец забил «гол престижа».) Но главный упрек, брошенный Богатырчуком в адрес ФИДЕ, состоял в другом: как же они могли допустить, чтобы на трех представителей СССР приходилось всего два игрока из других стран? Вот фрагмент открытого письма Ф.П., опубликованного журналом «Canadian Chess Chat» (1950):

«Все, за исключением полных простаков, сейчас хорошо знают, что шахматы в СССР подчинены политике, а все шахматные мастера не более чем пешки в руках машины коммунистической пропаганды. Ввиду этого факта ФИДЕ имела право предположить, что в таком важном политическом событии (с точки зрения советской пропаганды), как чемпионат мира, со стороны советских шахматных мастеров возможна некая командная работа. А если в турнире при пяти игроках команда из трех сильных мастеров начнет действовать сообща, то ни у Капабланки, ни у Ласкера, ни у Алехина не будет ни малейшего шанса стать чемпионом. Я просмотрел все партии этого турнира, и некоторые партии, сыгранные между советскими мастерами, изумили меня своей бессодержательностью.

В особенности Керес против Ботвинника совершенно не выказал своего мастерства. Тот же Керес играл с Эйве и Решевским в своей обычной манере с поразительной легкостью. Конечно, этот факт можно объяснить превосходством Ботвинника, но я знаю игру обоих и совсем не уверен в этом превосходстве. Игра Смыслова с Ботвинником также не была столь впечатляющей, какой она была временами в партиях с другими мастерами.

Зная о методах советской пропаганды, я не сомневаюсь, что слабая игра объясняется скорее влиянием соответствующих инструкций, чем игровым превосходством Ботвинника. Другие турниры с участием советских мастеров позволяют подозревать ту же самую командную игру…»

Москва, 4 июля 1955. На прием в резиденции американского посла по случаю Дня независимости были приглашены участники матча СССР – США. Сэмюэль Решевский (в центре) с советскими вождями Н.Хрущевым (справа) и Н.Булганиным (слева)

Матч-турнир 1948 года стал первым случаем, когда звание чемпиона мира разыграли не в матче, а в турнире (правда, проведенном в пять кругов, чтобы минимизировать элемент случайности). Причиной этого была смерть Александра Алехина в 1946 году, который ушел непобежденным чемпионом. Если Алехин и его предшественники по трону сами выбирали себе соперников, то теперь ситуация изменилась. Вступив после войны в ФИДЕ, советская федерация добилась принятия новой системы розыгрыша первенства мира, разработанной Ботвинником. Зональные турниры, затем межзональный и, наконец, турнир претендентов, победитель которого выходил на матч с действующим чемпионом.

В условиях, когда добрая половина участников отборочных турниров была из СССР, западные шахматисты не имели шансов прорваться сквозь «советский строй». Ведь наши игроки могли делать между собой быстрые ничьи, получая необходимую передышку, либо даже проигрывать одному из своих, чтобы вывести его в лидеры.

Показателен межзональный турнир 1952 года в Стокгольме, где советские участники расписывали друг с другом короткие ничьи, даже не считая нужным имитировать видимость борьбы. Впрочем, когда я спросил Авербаха о причинах такого «пацифизма», он ответил, что никаких указаний из Москвы не было, просто они сами не хотели рисковать. Охотно верю, но спортивным такое поведение не назовешь… Кончились все эти «ничейные» ухищрения  жутким скандалом, разразившимся после турнира претендентов на Кюрасао (1962), где трое из наших участников – Тигран Петросян, Пауль Керес и Ефим Геллер – все 12 партий между собой закончили вничью. Будущий чемпион мира, американец Бобби Фишер был настолько шокирован, что опубликовал в журнале «Sports Illustrated» статью под заголовком «Русские подмяли мировые шахматы», где прямо обвинил Петросяна, Кереса и Геллера в сговоре! Дискуссия не утихает до сих пор. С неожиданным заявлением выступил не так давно Виктор Корчной: «Этот заговор был направлен против меня – точнее, против меня с Фишером».

Юная американская звезда Бобби Фишер еще не знает, что ждет его от Т.Петросяна и Е.Геллера в турнире претендентов (1962)… После Кюрасао о такой сцене уже не могло быть и речи!

Так был сговор или нет? Незадолго до смерти гроссмейстер Алексей Суэтин выпустил книгу «Шахматы сквозь призму времени» (1998) – едва ли не самую откровенную в российской шахматной мемуаристике. Вот строки о Кюрасао: «Главное острие подготовки нашей славной когорты было направлено против 19-летнего Фишера, выросшего в грозного конкурента отечественной школы. Но звездный час американца еще не пробил. Фишер был еще неопытен и весьма уязвим в дебюте, что наши гроссмейстеры использовали сполна, ловя его на заготовленные варианты и задав хорошую “трепку”. В то же время тройка первых призеров еще до начала турнира заключила “пакт о ненападении” друг на друга. Турнир проходил в четыре круга при восьми участниках. Так что каждый из них, по сути, играл не 28, а 20 партий. Прямо скажем, солидная экономия сил».

Одними ничьими дело, понятно, не ограничивалось. Претендентское дерби в Цюрихе (1953) памятно благодаря замечательному сборнику Бронштейна «Международный турнир гроссмейстеров». Но лишь в конце жизни Давид Ионович решился рассказать, как всё было на самом деле. Глава в нашей с ним книге «Давид против Голиафа» (2002) так и называется – «”Сплавка” в Цюрихе». Остановлюсь только на ключевых моментах.

Победители претендентского дерби в Цюрихе (1953): Василий Смыслов, Сэмюэль Решевский, Пауль Керес и Давид Бронштейн, который лишь на склоне лет решился поведать о закулисных махинациях на том турнире

«Турнир был изнурительным и нервным: два месяца игры, 30 туров! Руководство делегации (зампред Спорткомитета Д.Постников, его заместитель Мошинцев из КГБ и гроссмейстер Бондаревский, по совместительству из тех же органов) нагнетало страсти, все время напоминая, что никак нельзя пропустить вперед Решевского. Выйди он на Ботвинника, нам всем бы не поздоровилось. Еще бы: девять советских участников не смогли удержать одного американца!

А тот, как назло, шел в лидерах вместе со Смысловым. (…) Как бы то ни было, “тройка” решила действовать. Вызвали Кереса на берег Цюрихского озера и в течение трех часов уговаривали сделать белыми быструю ничью со Смысловым, чтобы в следующем туре тот мог всеми силами обрушиться на Решевского (мне об этом в тот же вечер рассказал Толуш, секундант Кереса).

Керес мужественно выдержал натиск. Может, он и обещал подумать, но на игру пришел в боевом настроении. Однако был весь красный, возбужденный, и я видел, что играть он не в состоянии. Видел это и Смыслов, который внезапно подошел ко мне (чего никогда не делал во время игры) и спросил: “Что это Пауль так зло на меня смотрит? Обидел я его, что ли?” Я не знал, что ответить, и промолчал – а вдруг Смыслов не в курсе? Керес, конечно, проиграл.

“Тройка” решила ковать железо, пока горячо. Сначала убедили Геллера, что Бронштейн завтра якобы требует от него очко, чтобы не пропустить вперед Решевского. Затем вызвали к озеру меня и сказали: Геллер уже получил приказ вам проиграть! Я пробовал возражать, но допустил ошибку, упирая не на то, что всё это вообще неспортивно, а на факт проигрыша Геллером пяти партий. “Вы что, хотите парня совсем угробить?” – “Нет-нет, он согласен, он патриот”. Я сделал вид, что согласен, а сам решил схитрить и играть тупо на ничью, чтобы исключить проигрыш. (…)

Я наивно думал, что на Геллере разговор закончится. Ан нет. “Теперь вот что, – сказал Постников, закуривая очередную папиросу (рядом угрюмо шагал “комиссар”). – После Геллера у тебя Смыслов. Учти, его перед партией с Решевским волновать нельзя! Он должен знать, что ты потом с ним сделаешь быструю ничью”. – “Но у меня белые!” – “Какая разница? Мы не можем рисковать, что в турнире победит американец”. – “Но я тоже могу победить в случае удачного финиша?” – “Я сказал: ничья и быстро! – отрезал Постников и веско добавил: – Мы только что получили шифрованную телеграмму от Романова: «Игру между советскими участниками прекратить». Понял?

Я обомлел от такой лжи. Мой взгляд не понравился Мошинцеву, и он решил усилить давление, выпалив на повышенных регистрах: “Вы что же, всерьез думаете, что мы приехали сюда в шахматы играть?!” Тут уж крыть было нечем. “Значит, так, – продолжил кагебист. – Перед партией со Смысловым вы зайдете к нему в номер и договоритесь, как сделать ничью. Всё понятно?” Я понуро кивнул. И меня оставили одного созерцать озеро…

Придя на партию с Геллером, я увидел, что на нем нет лица. Неужели и впрямь согласился проиграть? Однако он, как я понял уже много позже, получил от Бондаревского указание выиграть, наказав меня за “жадность”! И пока я лавировал в своем лагере, “тупо играя на ничью”, Ефим методично усиливал позицию. Все же надо бы мне играть повнимательней, но я попросту зевнул пешку и проиграл. (…)

В день партии со Смысловым, часов в двенадцать, ко мне зашел Мошинцев: “Вы уже были у него?” – “Нет”. – “Тогда пойдемте”. И буквально подтолкнул меня к соседнему номеру: “Заходите, Смыслов вас ждет”. Хотя мы были соседи, я ни разу не заходил к нему. Сейчас под конвоем пришлось постучаться. “Войдите”. Вхожу. Вижу унылую картину: у окна, не глядя друг на друга, сидят двое – Смыслов и его секундант Симагин. Здороваюсь, подхожу. Симагин отводит глаза и демонстративно смотрит в окно. Говорю о погоде, еще о какой-то ерунде… Смыслов нервно перебивает: “Нет, Дэви, скажи, как мы будем играть?” Я что-то мямлю… “Нет, как мы будем играть? – И неожиданно говорит: – Вот Керес играл на выигрыш и проиграл…” Мне стало ясно, что он с самого начала знал про весь этот дьявольский спектакль. “Ладно, – отвечаю, – как-нибудь сыграем”. И быстро ухожу. Мошинцев за дверью ждет меня: “Договорились?” – “Да”. И он отстал…»

Заканчивая свой рассказ, Бронштейн пишет, что лично к Василию Смыслову у него претензий нет: «Дело не в нем, а в самой системе, царившей тогда в советских шахматах. Разве я не понимаю, что каждый из нас мог оказаться в такой ситуации?»

Казалось бы, между тем, что произошло на Кюрасао и в Цюрихе, разницы нет. И там, и там была успешно решена задача не пропустить к матчу на первенство мира «чужака». Но разница есть, и существенная! Правда, чтобы заметить ее, надо быть Корчным: «Конечно, советское спортивное руководство устраивало заговоры – это было известно еще раньше. Один из самых знаменитых – турнир претендентов в Цюрихе (1953), когда было сделано всё, чтобы выиграл Смыслов, а не Бронштейн. Это была очень хитрая комбинация, но продуманная сверху. А вот то, что случилось на Кюрасао, – не было задумано сверху. В том-то и штука, что всё было спланировано Петросяном и его окружением. Чем данный заговор и отличался от всех остальных советского периода».

Название книги самого знаменитого из шахматных «невозвращенцев» говорит само за себя. На родине она была издана только в 1992 году

По сути, Виктор Львович утверждает: наши шахматисты и сами, без всяких указаний сверху, при случае использовали «командную игру», о которой писал Богатырчук. Закрывая глаза на то, что это противоречит принципам «fair play» – честной игры, а значит, рано или поздно жди расплаты (мы же с детства знаем, что «жухала долго не живет»).

Скандал на Кюрасао вышел советским шахматистам боком, похоронив столь удобные для них турниры претендентов. Настойчивость американцев вынудила ФИДЕ отказаться в 1964 году от порочной практики и начать проводить матчи претендентов – один на один, чего и добивался Фишер. В конце концов, несмотря на все преграды, он пробился к матчу на первенство мира и в 1972 году отобрал у Спасского шахматную корону, которой до этого четверть века безраздельно владели советские чемпионы!

Не помог и административный ресурс, которым так сильны были советские шахматы. Напуганный фантастическими результатами Фишера в матчах претендентов (с Таймановым – 6:0, с Ларсеном – 6:0 и с Петросяном – 6,5:2,5!), Спорткомитет СССР объявил «всеобщую мобилизацию». То, что в подготовке Спасского участвовали опытные тренеры, различные спортивные, медицинские и научно-исследовательские организации, что сама подготовка проходила на правительственных дачах и в санаториях и, разумеется, за государственный счет, не удивляет: в советском большом спорте это было нормой. Но вот обязать почти всю элиту советских шахмат, включая экс-чемпионов мира, представить под грифом «секретно» отчеты с их оценкой стиля и силы игры Фишера, а заодно, для сравнения, и Спасского – стало настоящим ноу-хау руководства Спорткомитета! В детальном исследовании приняли участие Петросян, Спасский, Таль, Ботвинник, Смыслов, Керес, Тайманов, Корчной, Геллер, Авербах, Бондаревский, Болеславский, Полугаевский, Котов… А позднее всплыли из небытия и секретные документы ЦК КПСС, из которых стало ясно, какую роль в борьбе за мировую корону играли… политические гроссмейстеры со Старой площади.

Расплата за грехи. В 1972 году Роберт Фишер отобрал у Бориса Спасского шахматную корону, которой до этого четверть века безраздельно владели советские чемпионы!

Карикатура из журнала «Chess Life». На столе газета с результатами матчей Фишера с Таймановым, Ларсеном и Петросяном. Рядом со Спасским – дебютные справочники на 1.е4. Напротив – генсек Л.Брежнев и премьер-министр Н.Косыгин. Мудрый вождь спрашивает: «Но Борис, а что будет, если он не сыграет 1.е4?»

Придумка, видно, понравилась, и в дальнейшем точно так же пытались действовать и при подготовке Анатолия Карпова к матчам с Фишером и Корчным. Естественно, подобное никогда не афишировалось – отчеты носили закрытый характер и не предназначались для печати. Недаром ироничный Михаил Таль приписал к своему посланию: «Прошу извинить за несовершенство стиля. Ведь этот “труд” не будет опубликован, разве что через Х+1 лет в антологии, посвященной моему творчеству».

Но он ошибся. Все эти документы впервые увидели свет в нашей с Дмитрием Плисецким книге «Russian versus Fischer» (1994; «Русские против Фишера», 2004), подтвердив библейскую истину – всё тайное однажды станет явным!

Оригинал

Размещено 5 сентября 2015  15:37

Лев ПСАХИС : СХВАТКА СО СМЕРТЬЮ

14 ноября 2014 “Спорт Экспресс”  Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ

ШАХМАТЫ

РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

Лев ПСАХИС : СХВАТКА СО СМЕРТЬЮ

В шахматном мире Лев Борисович – фигура таинственная. Мы листаем список чемпионов СССР – там сплошь легенды. Дважды встречается фамилия Псахиса.

Далее – эмиграция, цирроз, пересадка печени и чудесное исцеление. 55-летний гроссмейстер рассказывает иронично. Роняя между делом: “Мои шансы врачи оценивали в два процента…”

О’ГЕНРИ

– Когда последний раз были в Москве?

– Восемь лет назад. Именно столько я не играю. Работаю тренером. Мои ученики – в Израиле и Америке.

– На какой срок достаточно уйти из шахмат, чтоб потерять квалификацию навсегда?

– Теряется не квалификация – интерес к практической игре. В блиц сыграю с удовольствием. А пять-шесть часов над доской – слишком трудно. Время обниматься – и время уклоняться от объятий. Мое время обниматься прошло.

– Многие полагают, с 40 лет начинается откат.

– В 1984-м позабавили слова Каспарова в матче со Смысловым: “Ты живешь до сорока, потом доигрываешь”. Гарри еще не знал, что ему стукнет сорок. А я скажу так – феномена вроде Корчного или Смыслова уже не случится. Истощение нервной системы будет происходить раньше и раньше.

– Корчной в преклонные годы выдавал достойные партии?

– Они не вошли бы в пятьдесят его лучших, но любопытны. В 77 лет Корчной легко обыгрывал сильного гроссмейстера. Не знаю, как удавалось сохранять мотивацию. Это главное, что препятствует шахматистам после сорока – понимаешь, что не сможешь расти. А Смыслов в 63 года доходил до финала претендентских матчей!

– Среди гроссмейстеров встречаются люди без высшего образования?

– Ушли из университетов Юсупов, Долматов и я. Учился на юридическом, после четвертого курса брал академотпуска. Увлекся. Дотянул почти до перестройки. Так и не окончил. Извините, если разочаровал.

– Когда перебрались в Израиль, мести улицы не пришлось?

– Нет. Знал людей, которые мели, – например, известный шахматный фотограф. Он же уверял, что среди них есть советский профессор. Это считалось приличной работой. Денежной, с социальными гарантиями.

– Как в анекдоте – еврей-дворник.

– Евреи – не очень хорошие дворники, я бы вам не рекомендовал. Метут без сердца. А самое престижное занятие в Израиле в смысле заработка – ассенизатор. Устроиться нереально!

– Сколько получают?

– Когда-то назывались суммы в 4-5 тысяч долларов. Я в 1990 году появился в Израиле с 880 долларами в кармане.

– Зачем вы эмигрировали?

– Не любил советскую власть. Я не большой поклонник Сибири и города Красноярска, в котором жил. Там зябко.

– Сегодня снова бы уехали?

– Сто процентов! Здорово, когда рядом плещется море. Если б остался в той России – уже не было бы ни меня, ни родителей. Через четыре года в Израиле матери делали шунтирование. В Москве тогда не знали, что это такое.

– Родители живы?

– Да. Правда, валяясь с циррозом на больничной койке, думал: жизнь моя – как рассказ О’Генри. Герой ехал тремя разными дорогами, но все равно был убит из одного и того же пистолета.

– В чем схожесть?

– Чем бы ни занимался – в лучшем случае попал бы в эту больницу, где нахожусь. Вот она, точка пересечения.

ГАРИК

– За что вас отчислили из школы Ботвинника?

– В Красноярск приехал Флор. Я бегал за ним, играл в сеансах. Память у меня была отличная. Флор показывал диаграммы – а я говорил, кто играл, когда, какой сделал ход. В цирке это произвело бы впечатление. Соломон Михайлович, человек немолодой, тоже воодушевился. Вернулся в Москву – рассказал обо мне Ботвиннику. Так в 14 лет я очутился в его школе.

Вскоре привезли Гарика Каспарова. Регалий у меня не было, а мозги работали. Обычно варианты считали мы с Гариком. Такая моя бойкость Михаилу Моисеевичу не нравилась. Хоть Каспарова он обожал.

Играл я быстро и легкомысленно. Страдал, когда Ботвинник дал указание: на каждый ход тратить не меньше полминуты. В какой-то партии пожертвовал коня – и проиграл. Ботвинник назвал это “хулиганством” – конь мне еще пару минусов добавил. В итоге из школы освободили меня и Лену Ахмыловскую – в будущем участницу претендентского матча за звание чемпионки мира.

– Если б Ботвинник был жив – как прокомментировал бы вашу судьбу?

– Сказал бы: “Толстый. Энергии нет. Но – старался!” У него была своя система ценностей. По-настоящему хорошо для Ботвинника в шахматах – это Капабланка и Рубинштейн. Сносно – Смыслов. Таль – вызывает вопросы. А полностью невозможно – Бронштейн. Когда я жертвовал коня, это отдавало оппортунизмом. Тянуло к Талю, а то и к Бронштейну.

– Вы говорили про Каспарова: “Порой он переставал быть человеком, начинал играть, как машина”.

– Каспаров – это бросок кобры. Ботвинник – питон. Допускаешь ошибочку, он обвивает, сжимает – и у тебя не остается воздуха.

– Каким юный Каспаров помнится?

– Мы сели у телевизора, шла 12-я серия “Семнадцати мгновений весны”. Я не видел ни одной. Не было у меня привычки смотреть советское ТВ. Каспаров объяснял: “Это генерал Вольф. Он сделал то-то. А это – Мюллер…” Так я узнал содержание предыдущих серий. Но увлекали по-настоящему нас только шахматы. 10-летний Гарик был очень крут.

– Обыгрывали его?

– Мы регулярно играли в блиц, который давался ему фантастически. А у меня была идея – поменять дебютный репертуар. С Каспаровым пробовал варианты. Сыграли партий триста, счет для меня скверный. Но через три месяца на первенстве СССР я ходом d4 победил Каспарова, Романишина, Тукмакова – и поделил с Гарри первое место.

– Когда осознали, что он в вашем поколении “уберет” всех?

– Это было очевидно. Гения чувствуешь. Другой тип мышления. Но и поддержка у него была особенная. Целая свита. Мы не встречались несколько месяцев – Каспаров из мальчишки превратился в плечистого бугая.

– Главная черта его характера?

– Умен невероятно. Импульсивен, подозрителен. Но мне доверял. Расскажу случай. Те, кто знают Гарри Кимовича, сильно удивятся. 1990 год, намечался матч с Карповым. У Каспарова в компьютере – мощная база данных. Теперь-то счет идет на миллионы. А тогда у меня было две тысячи партий, у него – раз в пятнадцать больше. Я попросил разрешения некоторые переписать. Он ответил: “Мы с ребятами отъедем часа на четыре. Вот мой компьютер. Смотри, что хочешь”. Потом указал на отдельные папки: “Сюда – не влезай!” До сих пор интересно: что было бы, если б ослушался? Завыла бы сирена? С Каспаровым еще яркий эпизод связан.

– Какой?

– В 80-е были в Австрии на студенческом первенстве мира. Накануне отлета идем в гостиницу мимо парка развлечений “Пратер”. Гарри предлагает: “Давайте всей командой прокатимся на американских горках. Билеты оплачиваю”. У нас-то денег не было.

– Согласились?

– Саша Кочиев усмехнулся: “Заманчиво попасть в совместный некролог. И все же воздержусь”. Отправились вчетвером – Каспаров, Долматов, Юсупов да я.

– Страшно?

– По сравнению с “драконом” в Барселоне – ерунда. Вот там в 2007-м были минуты ужаса. Когда восьмой раз опрокинули вниз головой, честно, захотелось отстегнуть ремень безопасности. Хотя экстремальные аттракционы люблю. Адреналин!

Австрийская поездка памятна и другой историей. Нашу команду пригласили на ужин в “Хилтон”, где Каспаров давал сеансы. Я заказал сырную тарелку. Когда принесли 20 видов, потерял дар речи.

– Немудрено – для советского гражданина.

– Вы не представляете, какой это был дефицит в Красноярске! Если появлялся в продаже, о сорте не задумывались. Сорт был один. Назывался – сыр. Как-то жене прислали из Литвы два вида. Приятель, директор продуктового магазина, поразился: “Чем вильнюсский отличается от сыра?” Ему в голову не приходило, что существуют разные сорта! В нашем сибирском захолустье нормальное снабжение было разве что в закрытых городах – Красноярске-26, Красноярске-45…

– Бывали?

– С сеансами. Все строго. Колючая проволока, пропускной режим. В Красноярске-26 мне заплатили 80 рублей. Истратил там же. Целый мешок приволок – сто творожных сырков, десять пачек сметаны, четыре килограмма мяса… Разделили на три семьи – мою, родителей и брата.

Красноярск-45 – менее секретный. Там заправлял генерал, фанат шахмат. В 1985-м после первого матча с Каспаровым к нему в гости поехал “смертельно уставший” Карпов. Когда я играл с генералом, распирало от смеха.

– Почему?

– Ходы записывал денщик. А на экскурсии по городу показали роддом. Чтоб поддержать беседу, спросил: “Много рождается детей?” – “Статистика знает”. Я подумал, не расслышали, повторил. Ответ тот же. Наверное, решили, что выведаю секретную информацию и вычислю, сколько всего в городе жителей.

ХУЦПА

– В какой момент примирились с мыслью, что не будете чемпионом мира?

– Рано. По большому счету, моя карьера длилась года полтора. В 1980-м и 1981-м выиграл чемпионаты СССР. Потом из шахматиста, близкого к “замечательному”, превратился в “очень хорошего”. А это уже стандарт. Зато чемпионом Союза становился, не являясь гроссмейстером!

– Это редкость?

– Кажется, ни до того, ни после такого не происходило! Было два звания гроссмейстера – советский и международный. Стать советским – занятие более трудоемкое. Надо в течение трех лет дважды в первенстве СССР попасть в шестерку. Или разок – в тройку. А я выигрываю чемпионат – но звание не присваивают!

– Мотив?

– Да не было мотива. О, молодость, пою тебе я гимны! Никто не возражал – просто не присваивали, и все. Позже лидировал в зональном турнире – и как бы между прочим сообщили. Но когда побеждаешь в первенстве СССР, не особо заботишься, есть ли у тебя звание гроссмейстера. Без него даже прикольнее быть чемпионом.

– При этом одолеть кого-то из великих стариков была для вас задача почти невозможная.

– Да! Я, провинциальный мальчик, вижу героев из книжек. Смыслов! Петросян! Спасский! За доской сковывало преклонение. Перемешиваясь с громадным желанием их обыграть. Эта ядовитая смесь приводила к неприятным результатам.

Старенький Смыслов давил на меня долго. Ходу на 78-м я допустил решающую ошибку. С Петросяном по-идиотски разыграл дебют. Он добился выигрышной позиции. Но внезапно притормозил. Я не понимал – почему? Все явно!

– Чем кончилось?

– Петросян угодил в цейтнот, пожертвовал ферзя. Обыграл меня на нервах. Я спросил: “Тигран Вартанович, как же так?” – “Сейчас выигрываю мало, каждая победа дорога. Нельзя упускать!”

– Со Спасским игралось веселее?

– Он любил поговорить с соперником. Ты садишься за доску, обхватываешь голову руками… Неожиданно раздается голос Спасского: “Чемодан мой потерялся в аэропорту. Да и вообще все как-то странно… Может, ничья?”

А у меня белые! Отвечаю: “Борис Васильевич, хочется поиграть” – “Давайте. Но предложение в силе”. Разыгрывает староиндийскую защиту. Это обычно ходы Каспарова. То есть людей разбойничьего типа. Чувствую – Спасский заиграл в бисову силу! Спрашиваю: “Не подписаться ли нам на ничью?” – “Я не могу отказать…”

– Нынче плохи его дела.

– У пожилых это неизбежно.

– У 92-летнего Авербаха с каждым годом все лучше.

– Очень рад, если Юрий Львович процветает. Чаще бывает иначе – я видел Мишу Таля за два года до смерти. Это была тень. Приятнее вспоминать, как познакомились.

– Как?

– В Красноярске блиц-турнир, Таль давал сеансы. Я опоздал, но меня, 18-летнего, к нему привели. Таль понятия не имел, кто я. Сели играть. Вы знаете, что такое “хуцпа”?

– Нет.

– Запомните, важнейшее слово. Типа – “А я смогу!” Выигрываю у Таля первую партию. Следом он – три. Потом опять я. Матч заканчивается 5:5. Изумленный Таль на меня смотрит: “Еще?” Нет бы отказаться – а я махнул рукой: “Ладно. На победителя”. Он выиграл.

В следующий раз столкнулись, когда я стал чемпионом Союза. После 11 туров у меня положение безнадежное. Но свел вничью отложенную партию, четыре выиграл. Предпоследний тур, делю второе – пятое место.

Еду в лифте, назавтра играть с Разуваевым. Хочу избрать осторожное – чтоб обеспечить себе место в следующем первенстве СССР. Вдруг в мозгу мелькнуло: если выиграешь эту… затем еще… То – что?!

– Как сыграли?

– Рискованно. Быстро выиграл. А Юсупов весь турнир провел в отложенных партиях – на них сидел, лежал и делал все остальное. Его ждало пять доигрываний! Заключительный тур. Прихожу – а на мою табличку садится голубь.

– Вот это знак.

– Я не суеверный, но к таким вещам присматриваюсь. Свою партию выиграл. Юсупов с Долматовым проигрывают. Догнать может лишь Белявский. Я физически желал ему победы!

– Почему?

– Представил атмосферный столб, который на меня обрушится, если в одиночку стану чемпионом. Белявский выиграл, звание мы поделили. В ресторане подходит Таль: “Я – Миша. Обращайся на “ты”. Ну что, солнцем полна голова?” Угадал!

ФИШЕР

– С Фишером встречались?

– Через дверь.

– ???

– В 1993-м он жил в Будапеште. Я работал с Юдит Полгар. Возвращаемся с прогулки, на автоответчике сообщение: “Это Фишер. Перезвоните”. Юдит запрыгала от восторга. Они потом общались. Поселился он на том же этаже, в соседней квартире. Но пять метров, разделявшие нас, оказались преградой непреодолимой. Как-то Жужа спросила: “Хотим с Бобби пивка попить. Ты с нами?” – “Конечно”. – “Я уточню – не против ли он”. Фишер был непреклонен: “Нет!”

– Почему?

– Еврей из Советского Союза, живущий в Израиле, – для него это было чудовищное сочетание. Я не горевал. Нынешний Фишер был малоинтересен. В молодости я помнил все его партии, но тот Фишер, к сожалению, закончился в 1972 году.

На почве антисемитизма и ненависти к Америке у него обострились проблемы с головой. Когда террористы разрушили в Нью-Йорке башни-близнецы, он в интервью филиппинскому радио выражал бурную радость. Евреев избегал. Исключение – Андрэ Лилиенталь. В Будапеште они сдружились. Но в день его рождения Фишер долго топтался под окнами квартиры Лилиенталя. Один из гостей, Евгений Андреевич Васюков, не выдержал, спустился: “Бобби, почему не заходите?” – “Там кругом евреи”. – “Вы преувеличиваете. Я не еврей”. Фишер оживился: “Докажите!”

– Как вас занесло в тренеры к сестрам Полгар?

– В 90-е голландский миллиардер проводил турниры, съезжалась шахматная верхушка. Приехал в Арубу. Узнал, что Юдит собирается играть матч со Спасским. Начал помогать. После победы она пригласила заниматься в Будапешт. Эти уроки долго вспоминал с ужасом.

– Почему?

– 20 суток по восемь с половиной часов беспрерывного анализа. Я одурел! Представьте: вас запирают с 17-летним гением и заставляют решать совместные задания. Рождается комплекс неполноценности. Юдит в молодости напоминала мне компьютер сильнее, чем кто угодно. Рассчитывала почти без ошибок. При колоссальных пробелах в стратегии. Месяца три после мы не работали. А в 1997-м я провел с Юдит в два раза больше времени, чем с женой. У вас двусмысленные улыбки!

– Жена поняла?

– Это оплачивалось.

– Юдит могла говорить о чем-то кроме шахмат?

– Когда уходили родители, мы слушали рок. От Pink Floyd до Dusty Sprinrfield. Не было бы меня рядом – Юдит врубала бы heavy metal.

– Кавалеры вились?

– Отшивала. В итоге вышла за венгерского ветеринара. У него своя клиника. Сестры, Жужа и София, тоже замужем. У всех куча деток.

– Общались на русском?

– Русском и английском. Сестры посещали русский детский сад, мама их из Закарпатья. Жужа – полиглот, у нее на приличном уровне языков шесть. Учитывая, что муж вьетнамец, – наверняка освоила седьмой. Живут в Америке. А София с мужем, шахматистом Ионом Косашвили, – в Израиле.

ИНДИЯ

– Сколько отработали в Индии?

– С 2006-го по 2010-й. Тренировал всех, кроме Ананда. Шахматисты там одаренные, но есть проблема отцов и детей. В Индии огорчить родителей – табу. Из-за этого нередки случаи, когда молодежь заваливает вступительные экзамены и кончает жизнь самоубийством. Или такой пример. Классную индийскую шахматистку папаша послал учиться на бухгалтера. Она понимает все величие этого решения, но не в силах его по достоинству оценить.

– Антисанитария повсюду?

– Сейчас – нет. Это в 1988 году, когда впервые там побывал, насмотрелся всякого. Причем оказался в Калькутте, которую сами индийцы не жалуют. За духоту, плотность населения и соседство с Бангладеш. Ехали медленно по центру на машине, кондиционера нет. В открытое окно совали руки калеки, прокаженные, нищие. Шофер отгонял их: “Тут надо быть немножечко фашистом…” Я, старый либерал, горячо возражал. Когда же прогуливался по Калькутте, проклял все.

Меня окружили десяток бродяг. Из жалости сыпанул горсть монеток – и толпа моментально разрослась до нескольких сотен. Прибавил шаг – не отстают. Преследовали километров пять. Если сворачивал в магазин – дожидались у дверей. Зайти боялись – вышвырнули бы сразу.

– Что посоветуете туристу, который летит в Индию?

– Этот совет пригодится в любой азиатской стране. Ничего съестного не покупать на улице. Овощи и фрукты мыть с мылом. В ресторан идти только тот, где кондиционер и меню на английском. Но воду, которую индийцы подают в графинах, пить нельзя. Она из-под крана.

– Представления об этикете там тоже специфические.

– Как повезет. У индийца из высшего и среднего слоев общества с этикетом порядок. Из низшего – беда. Тот в самолете способен снять носки и вытянуть ноги перед твоим носом.

– Как насчет традиционных индийских развлечений – крикет, Болливуд?

– Фанат крикета – Петя Свидлер. В Индии это спорт номер один, но мое знакомство с ним ограничилось парочкой телетрансляций за ужином в ресторане. И с кинозвездами не пересекался. Кстати, почти весь Болливуд – давным-давно в Швейцарии. Это их любимое место съемок.

– За руль в Индии рискнули сесть?

– Я вообще машину не вожу. У меня и прав-то нет. Перед отъездом в Израиль благодаря одному шахматисту купил их за 100 долларов. Но никому не показывал.

– Что так?

– Тогда израильтяне каждые вторые права из Советского Союза признавали фальшивкой. С этими меня бы точно завернули. Отпечатаны в Киеве, на сомнительном принтере… Я чувствовал себя Паниковским.

ЦИРРОЗ

– Как узнали о болезни?

– В 2001-м прилетел в Москву на первенство мира. До этого три недели валялся с температурой 41 градус. Здесь она упала до 38,5. Отвезли к мануальному терапевту, который сказал: “Что-то с печенью. В Израиле – немедленно на обследование”. А там чемпионат мира по блицу. Перед финалом услышал от доктора, что у меня цирроз. В ту же секунду понял – шахматная карьера завершена. После сыграл несколько партий, но это уже был не я. “Псахис-2”.

– Откуда цирроз?

– К нему приводят алкоголизм либо вирусный гепатит. В моем случае – второй вариант. Гепатит С внесли с кровью еще в Союзе. В 1973-м была опухоль на ноге. Когда вырезали, произошло жуткое кровотечение. Переливание крови, реанимация, 50 дней в госпитале…

Может, потому и карьера не состоялась. Был гепатит С, о чем я не подозревал. Болезнь называют “медленный убийца”. Большую часть срока о ней не догадываешься. Она из тебя высасывает энергию. Ты дряхлеешь, но списываешь все на возраст.

Цирроз постоянно дарит новые знания. Например, раздувает живот. Это асцит. Я весил 130 килограммов, из них около 30 – отеки. Вода, скопившаяся в брюшной полости. После операции ушло за месяц.

– От диагноза “цирроз” до операции – сколько времени?

– Пять лет. Несмотря на отвратительную слабость, мотался в Индию, Ханты-Мансийск. На Азиатских играх в Китае стало совсем худо. Слово “кранты” не отражает. Врачи с трудом отправили домой. Дальше начала отказывать голова. Для шахматиста штука досадная. Я знал, что с телом проблемы, но голова – это “мое”! Выяснилось, печень не удаляет плохие вещества. Те меняют на какой-то процент состав крови.

– И что?

– Пошли в ресторан. Жена говорит, выглядел я странно. Но сам не ощущал. Заказал антрекот – а разрезать не получается. Перешучиваюсь с официанткой. Дома заснул. Помню, жена бьет меня по щекам, плачет: “Вставай!” – “Куда?” Повторяю без конца: “В чем идея? В чем идея – вставать?” – “К тебе доктор!”

Приступы были все чаще. Поехали на Голанские высоты в заповедник. Вскарабкался на 300 ступеней – а на следующий день лежал пластом. Жена дает мобильник – я не могу нажать кнопку. Забыл, как входить в шахматную программу “Chess Base”.

– Понимали, что уходите?

– Конечно. Я угасал. Думал: “Интересно, буду ли задавать самому себе дурацкий вопрос – за что это мне?” Быстро понял – нет. Самое мучительное – когда из тебя “вытекает жизнь”. Цирроз не лечится, только пересадка печени. В очередь я встал после Китая.

– Длинная очередь?

– Доживают не все. В Израиле сложно в этом плане, по религиозным соображениям не каждый отдает органы. Да и страна маленькая. В Европе проще. Вырежут у покойника – и спрашивать не станут.

Когда в очереди по Израилю достиг почетного первого места, была уже призрачная надежда, что успеют сделать операцию. Лежу в больнице, гнию – печени нет. 17 дней ждали! Врачи потом говорили: “Еще сутки – и все…” По дороге в операционную настраивался, как на очень трудную партию. Твердил: “Соберись!” Возможно, льщу себе, но когда вышел из мрака, было абсолютное убеждение: если б не это качество, выработанное шахматами, – я бы не вытянул.

– Сколько стоит пересадка печени?

– В Израиле – бесплатно. А из Индии, когда хотели ускорить, ответили: “150 тысяч долларов плюс ваш донор”. Я твердо решил – на это не пойду. Все равно помирать.

ВИДЕНИЯ

– В курсе, чью печень вам пересадили?

– Нет. Я специально не выяснял. Так спокойнее.

– Сколько длилась операция?

– 12 часов. Переливали дикое количество крови. Месяц было ощущение, что это не я. Из горла торчала трубка. Жена нарисовала алфавит – пытался указать букву, а рука падала. В реанимацию заглянул главврач. Проверять, соображает ли башка. Я назвал свое имя. “Где вы?” Этот вопрос поставил в тупик. Но я схитрил по-шахматному: “В больнице!” – “В каком она городе?” – “Лондон”. – “Сколько вам лет?” – “34”. Мне было 52.

– Видения случались?

– Каких только не было! Брат с таким сталкивался по службе – сказал моей жене: “Не бойся, он все забудет”. Но я, к сожалению, ничего не забыл.

В голове не заканчивался шахматный турнир, где ставка – жизнь. Я должен войти в двойку. Из гроссмейстеров играл Миша Гуревич, мой старинный приятель. Остальные – дети санитаров. Борьба серьезная. Я разыгрывал один и тот же вариант защиты Нимцовича. Попадал в цейтнот. Среди ночи будил сиделку: “Катя, у меня мало времени – беги, предложи ничью!” Та пугалась: “Я не понимаю, о чем вы” – “Скорее!” Выход нашла жена. Сделала вид, что убегает, вернулась: “Они согласны”. Это веселая история?

– Не очень.

– То чудилось, что я – в Лондоне, там произошел военный переворот. Очнувшись, первым делом поинтересовался: “Почему меня не расстреляли?” То был с делегацией в Грузии, играл в шахматы с Саакашвили, зазывал всех на экскурсию. Когда проснулся, увидел реанимационное отделение и медбрата, араба. Спросил: “Хусейн, почему я здесь, а не в Тбилиси?” Самое забавное в такие мгновения – пересечение реальности и… альтернативной реальности, назовем ее так. Я же все четко помню!

Еще дважды в своих, надеюсь, видениях я умирал. Что обычно об этом рассказывают? Коридор, полоска света… У меня было иначе.

– Как?

– Померев первый раз, долго копался в интернете – что пишут о моей смерти? Второй раз возникло ощущение невероятного счастья. Все муки в прошлом. Я лежал и размышлял: “Почему я тут? Надо подняться, покинуть комнату”. Но что-то удерживало. Пока пытался разобраться, услышал голос врача: “Псахиса на перевязку”. Отвечаю: “Какая перевязка? Я же умер!” – “Да что ты! У тебя улучшились все анализы!” Через секунду ко мне вернулось сознание… Что это было? Не знаю! Я человек не религиозный. Процентов на 90 – атеист и на 10 – агностик.

– Не почувствовали себя верующим после такого?

– Нет. В Америке живет мой друг, шахматист Борис Гулько. Вот он набожный. Когда в больнице беседовали по скайпу, сказал: “Лева, мы за тебя читаем молитвы”. – “Спасибо” – “Хорошо бы тебе дать какой-нибудь обет” – “Нет, Боря, это не моя игра. Лучше читайте молитвы”. Никогда ничего подобного не делал, а сейчас начну: “Плиз, плиз…” По-моему, неправильно.

Верю я не в Бога, а в космос. В психологическую поддержку. Поэтому попросил по скайпу Сашу Бабурина в своем шахматном интернет-журнале написать о моей болезни: “Помощь не требуется. Достаточно сочувствия и добрых пожеланий”. Набралось их немало. Может, действительно помогло? Я прикинул, что это добавит мне 1-2 процента. Ха! Изначально свои шансы выкарабкаться оценивал в 15-20 процентов. Когда все осталось позади, доктор сказал правду: “У вас было два процента. Даже после пересадки печени”. Я ж еще месяц балансировал на грани. В полной несознанке. Сакраментальная фраза: “Мы его теряем” звучала неоднократно. Пошел на поправку, когда сделали вторую операцию.

– Для чего?

– Нужно было убрать то, что в меня влили. Но врачи не знали, выдержит ли сердце? Когда наконец очухался и добрался до компьютера, написал в Facebook: “Дамы и господа, большой сюрприз! Я все еще жив!”

– Оптимистично.

– Иногда думаешь, что счастье – первый миллион долларов. Или десятый. Чепуха! Пять месяцев я спал только на спине. Измучился страшно! И вот получаю возможность лечь, как хочу. Ребята, поверьте, это счастье не сравнится ни с чем! Сплю на боку, смотрю фильмы, брожу в интернете… Я кайфовал от самых банальных вещей.

– Какое кино просила душа?

– К Антониони был не готов. Предпочитал комедии. В клинике транслировали российские каналы – на ура шло все, включая “Модный приговор”! Потом залез на шахматные сайты. Почувствовал себя, словно персонаж Вашингтона Ирвинга – Рип ван Винкль. Тот 20 лет проспал в горах, а я был в ауте несколько месяцев. Читаю, что Свидлер выиграл Кубок мира. И долго-долго вспоминаю – кто такой Свидлер?

– С памятью проблемы?

– Подводит иногда. То ли болезнь виной, то ли возрастное. Вообще то, что сижу сегодня перед вами, – конечно, чудо. Врачи говорили, что и без диализа печени вряд ли проживу. Делать его необходимо трижды в неделю.

– Это дорого?

– Для меня как гражданина Израиля – бесплатно. Просто при таком раскладе не смог бы никуда выезжать. Но диализ не потребовался. Я отношусь к редкой группе людей, которые спустя три с половиной года после операции не начали опять лечение.

– Что теперь не для вас?

– Болячки по-прежнему при мне. Гепатит С живет в крови, а не в печени. Рано или поздно придется пройти по второму кругу. Есть новые лекарства – надеюсь, и эту схватку я выиграю.

Пока мне можно все. Спокойно гуляю по десять километров вдоль моря. С женой в Ватикане поднялся по винтовой лестнице. 320 ступенек. Назад было тяжелее – но выдержал. Люблю устраивать себе проверки на прочность. Когда в больнице сделал первый шаг, меня держали два дюжих санитара. Да и не шаг это был – еле-еле подвинул ногу на сантиметр. Ходил с тросточкой. Через пять месяцев откинул ее и рванул с семьей в Прагу.

Для мужика самое гнусное – физическая несостоятельность. Хуже любой боли. Лежишь, как “тумба Юханссон”, и просишь: “Поверните мне руку… Подвиньте ногу…” Бесконечное моральное унижение.

– Алкоголь под запретом?

– Отчего же? Греет сам факт – знаю, что могу выпить. Пусть доза скромная – стаканчик вина в неделю. Да больше и не хочется.

– С учетом всего, что пережили за эти…

– Три часа интервью? – усмехнулся Псахис.

– В том числе. Чего еще от жизни ждете? О чем мечтаете?

– Не осталось уже мечты. Как и амбиций. Хочется жить дальше – но так, чтоб было интересно. Ездить по миру, работать с учениками, радоваться их успехам. Допускаю, кто-то скажет: “Что хорошего, когда живешь жизнью других?” Я не комплексую. С возрастом понятие “скучно” или “не скучно” должно быть определяющим. С финансовой точки зрения выбрал специализацию не самую привлекательную – занимаюсь только с талантливыми людьми. Охват резко уменьшается – зато не скучно.

Опубликовано на обновляющемся сайте 15.11.14  11:08