Сегодня, 27 февраля, во время войны путинского режима в Украине, исполняется 7 лет со дня жестокого убийства Бориса Немцова на Замоскворецком мосту вблизи Кремля.
***
Опубликовано 27.02.2022 12:12
Tag Archives: Путинский режим
К 4-летию убийства Немцова (9.10.1959 – 27.02.2015)
Фильм Владимира Кара-Мурзы (мл.)
«Немцов» — фильм-портрет. О Борисе Немцове вспоминают люди с разными взглядами и разным отношением к 1990-м и к нынешней власти: те, кто был рядом, когда он занимался наукой и делал первые шаги в политике, когда занимал высокие посты и считался преемником Бориса Ельцина, когда стал одним из лидеров российской оппозиции. В фильме представлена уникальная хроника, в том числе из семейных архивов. В этом фильме нет смерти. В нем — только жизнь одного из самых ярких политиков современной России.
Фильм был впервые показан 9 октября 2016 года на Форуме Бориса Немцова в Берлине. Российская премьера состоялась 30 ноября 2016 года в Нижнем Новгороде. Показы фильма прошли более чем в 30 российских городах, в других странах Европы и в Северной Америке.
Автор и режиссёр: Владимир Кара-Мурза (мл.)
Исполнительный продюсер: Ренат Давлетгильдеев.
66 мин. Россия, 2016.
Фильм снят при поддержке «Открытой России».
Смотрите также
https://www.youtube.com/watch?v=Zh0u9-PlxAI
Опубликовано 27.02.2017 22:22
В санаториях у Сталина
28 Март 2017
Валентин Барышников
Марина Бергельсон – о семейной истории и казнях
“У меня была с собой кукла, каждому из нас полагалось четыре солдата, и я помню, как – между двумя какими-то уральскими тюрьмами – я со своей куклой тащусь по глубокому снегу, который мне выше колен, а вокруг четким каре через этот снег топают четыре солдата с ружьями, с некоторым недоумением глядя на меня, но стараясь не смотреть”.
Марина Бергельсон родилась в 1943 году. Когда ей было пять лет, ее деда, писателя Давида Бергельсона, арестовали по делу Еврейского антифашистского комитета. Зимой 53-го Марину вместе с родителями отправили в ссылку. Сообщение о смерти Сталина она услышала в больнице. Из пересыльной тюрьмы в Казахстане девочку выкупила бабушка, дав взятку коменданту. В Москве, пока не вернулись из ссылки родители, Марина жила в семье другого деда, писателя Леона Островера. Стала филологом. В 1973 году, накануне своего тридцатилетия, вместе с мужем эмигрировала из Советского Союза. Сейчас живет в Америке. В интервью Радио Свобода Марина Бергельсон рассказывает об истории своей семьи, погружаясь в прошлое на сотни лет, вспоминает детство в сталинские времена и размышляет над тем, почему в современной России Сталин вновь популярен.
Давид Бергельсон, дед Марины по отцовской линии, был расстрелян 12 августа 1952 года, в свой 68-й день рождения. Его, выросшего на Украине, в 1921-м уехавшего с семьей в Берлин, от нацизма бежавшего в Данию, по словам Марины, “обманом заманили” в Советский Союз в середине 30-х. В этом история его возвращения частично была похожа на историю возвращения Прокофьева, Цветаевой, Куприна и других, добавляет Марина.
Евреи весело пашут пшеницу
Он писал на идиш и хотел сохранить эту культуру. В межвоенные годы он ездил из Берлина в Польшу “посмотреть, что там происходит с литературой и евреями”, нашел – еще до немцев и холокоста – местный антисемитизм и решил, что там нельзя будет выжить. Потом поехал в Америку, где увидел, что американские евреи удачно ассимилируются и что идиш исчезнет в течение одного поколения. “Как все порядочные люди в 20–30-х годах, он был, естественно, человек левый, хотя никогда не был в партии”, – говорит Марина о деде. В Америке он встретился с “интенсивными коммунистами”, которые требовали: “У тебя есть право на русское гражданство, ты должен строить коммунизм”.
После Европы и Америки “осталась одна Россия”. В это время в СССР началось создание автономной еврейской области в Биробиджане. Советское правительство почему-то решило, что имя Бергельсона, одного из самых интересных еврейских писателей этого поколения, им необходимо, чтобы евреи поверили в Биробиджан и в то, что там может быть что-то положительное: “К нему стали присылать людей, которые рассказывали о прекрасном месте, где цветут цветы, евреи весело пашут пшеницу. И он полностью купился”.
Много лет спустя, уже в Израиле, говорит Марина, ее нашел человек, который был приставлен к Давиду Бергельсону во время его приезда в Россию и поездки в Биробиджан. По его словам, там они увидели страшную грязь, “по улицам без тротуаров ходили какие-то потерянные люди”. Ночью, рассказывал тот человек, дед Марины ушел бродить по страшному городу, вернулся в до колен забрызганным грязью костюме, абсолютно белый – по лицу текли слезы, дрожали руки. Все утро он говорил: “Как нас обманули”, и следующим поездом они уехали обратно.
Бергельсон с семьей осел в Москве, в 1936-м на скопившиеся в России гонорары купил квартиру в писательском доме в Лаврушинском переулке (“потом из кооператива дом сделали обычными государственными квартирами и, как всегда в моей семье, деньги пропали – но это неважно”). В этой квартире Марина выросла, и она помнит, как пришли за ее дедом.
Из текста Марины Бергельсон к чтениям “Ночь убитых поэтов” в одном из американских научных обществ:
Помни обо мне
“Январской ночью в нарушение строгого распорядка моей хорошо отрегулированной жизни меня разбудила мама (папы не было, он работал по ночам). Горел свет. Снаружи было темно и холодно – шторы не были задернуты, вопреки обыкновению, и с запотевших окон текло на подоконник над раскаленным московским радиатором. Стоял грохот, топот, стук, затем моя бабушка Циля вошла и, не глядя на меня, подошла к огромному белому шкафу, где хранилось белье. Два молодых человека в кожаных пальто вошли следом. Они что-то взяли с полки, и тогда она сказала, ломая руки: “Пожалуйста, пожалуйста, возьмите теплое белье”. Они вышли и появился дед. Он подошел к моей кроватке, глядя только на меня, поцеловал и сказал: “Спокойной ночи”.
– Пришли ночью, как они всегда приходили, – рассказывает Марина, когда просишь ее снова вспомнить события того дня. – В кожаных куртках и кожаных пальто. Гладкие лица с мертвыми глазами, очень на Путина все похожи, такие блондины склизкие. Дед, одетый в один из своих лучших, немецких костюмов, коричневый в полоску, – цвет костюма, рубашки, галстука я помню до сих пор, – подошел ко мне. Хотел что-то сказать, но у него было такое сведенное лицо, он на меня смотрел, держась за спинку моей кровати, и кроме “спокойной ночи” так ничего и не сказал. Мы смотрели друг на друга долго-долго, пока стоящий за ним человек со склизким лицом не сказал: “Пошли”. Дед повернулся и ушел, дверь в нашу спальню закрылась. В нашей комнате начался обыск, меня унесли в другую комнату, где я лежала, завернутая в одеяло на диване, вокруг летал пух, а у стола сидела и тихо плакала бабушка. Утром, когда я встала, – я обычно приходила к нему в кабинет сказать “доброе утро” и мы вместе шли завтракать в столовую, где они пили кофе, а я свой чай с молоком, – я подошла к его кабинету, но он был закрыт и на ручке висела коричневая блямба. Оказалось, половина нашей квартиры опечатана. Я спросила маму, что происходит и почему. Она сказала, что лопнула батарея, залило комнаты, поэтому их закрыли.
Из текста к чтениям “Ночь убитых поэтов”:
“Когда мама отправилась за покупками, домработница Настя была занята, а моя французская “мадам” ушла, я протащила через коридор тяжелый стул, забралась на него и, стоя на цыпочках, попыталась заглянуть через стекло в верхней части двери в одну из опечатанных комнат. Я ожидала увидеть комнату, заполненную до потолка зеленой водой, с чем-то плавающим внутри, со своей странной тихой жизнью, но не увидела ничего. Я боялась, что однажды двери откроются, вода выплеснется и смоет нас всех. Но двери никогда не открылись, и дедушка никогда не вернулся. Мне сказали, что он в санатории – этого слова я не знала, – и все, что осталось от его присутствия в доме, – халат в красно-черную полоску в ванной, пахнувший его табаком и его руками. Я росла и старалась не думать о странных комнатах, заполненных водой, и о людях в кожаных пальто. Но минуло четыре года, и они пришли за нами. Теперь я знаю, что говорило лицо деда. Оно говорило: “Прости”. Оно говорило: “Помни обо мне”.
“Это наша последняя фотография, сделанная в 1949 году. Вскоре его арестуют, и это станет концом его жизни и моего детства. Но пока мы играем и строим рожи”.
При аресте из дома Бергельсона забрали – в мешках, волоком – коллекцию еврейских инкунабул, которую он собирал всю жизнь, и его рукописи. Их потом так никогда и не нашли:
Не советский я человек
– Он, как многие хорошие писатели в то время, писал что-то для печати – что-то типа советского реализма, хотя у него не очень получалось, – и что-то для себя, настоящие вещи. Он изначально был модернист, был частью Серебряного века, с той разницей, что он писал на идиш. Его друзья оттуда, вкусы оттуда. Все, что он написал до Берлина и в Берлине, – изысканно модернистская литература. Он был такой немножко не от мира сего.
“Не советский я человек”, – цитирует Марина протоколы допроса ее деда. Еврейский антифашистский комитет был создан во время войны советским правительством в надежде получить международную помощь по “еврейской” линии. Комитет был составлен из известных советских евреев, представителей творческой и научной интеллигенции, которые должны были наладить контакты с зарубежными еврейскими организациями. Эти же контакты после войны – когда расчет Сталина на создание Израиля как социалистического, тяготеющего к СССР государства, провалился – были объявлены связями с еврейскими националистами. Членов комитета обвинили в шпионаже в пользу США и в том, что они планировали отторгнуть от СССР Крым, создав там еврейское государство. В 1949 году многие члены комитета были арестованы, подвергнуты пыткам. 12 августа 1952 года по делу ЕАК были расстреляны 13 человек, в том числе Давид Бергельсон.
Внучка врага народа
– После ареста деда, – продолжает Марина, – мы остались жить в наполовину опечатанной квартире в Лаврушинском, бабушка – в столовой, где стоял диван, а мы втроем – папа, мама и я – в том, что когда-то было спальней. Так мы жили до ареста. Мы как семья “врага народа” были арестованы в начале 1953 года, зимой, и отправлены в пожизненную ссылку в Казахстан, в место, где были оловянные рудники, оно называлось Тургай. Мы не знали, жив ли дед. Будучи, наверное, очень глупыми людьми, мы думали: то, что нас арестовали, – знак того, что он еще жив. Официально я называлась “внучка врага народа”, мне было девять. Взрослых предупредили, что будут арестовывать. Вызвали в отделение милиции и сказали, что завтра придут, показали бумаги на ссылку. Маме предложили немедленно развестись с отцом, тогда, сказали, оставят в покое ее и меня. Мама, историк по образованию, всегда очень любила жен декабристов и тут почувствовала себя женой-декабристкой и сказала, что не оставит отца. Родители решили, что перехитрят МГБ и спрячут меня, выздоравливавшую от ангины, у маминых родителей. Сами бабушка с дедушкой весь день и ночь накануне нашего ареста были в Лаврушинском, помогая маме с папой и бабушке Циле паковаться, а я была спрятана в огромной дедушкиной кровати в их квартире в Дмитровском переулке, где они поселились, еще когда дедушка практиковал медицину.
Меня, естественно, быстро нашли, заставили надеть какую-то одежду – прямо на ночную рубашку, теплую, фланелевую, специально заведенную, чтобы в ней болеть, – и отвезли в Лаврушинский, где на полу стояли чемоданы. Это было рано утром, день был безумно холодный. Нас погрузили в автобус, обычный городской, только без номера, с полосой на боку, – бабушку, маму, папу, меня, чемоданы. Я спросила маму с папой, куда мы едем. Они мне сказали – в санаторий. Почему-то все называлось санаторием. Сначала мы попали в тюрьму на Красной Пресне – пересыльная тюрьма для политических в то время, где мы провели несколько ужасных месяцев. Нас, конечно, сразу разделили с папой. По-моему, мама не очень понимала, куда нас везут, несмотря на то что ее предупредили об этом. Когда за нами со скрипом закрыли огромную железную дверь, мы оказались в страшной камере без окон, абсолютно пустой. Мама стала биться об эту дверь и кричать, чтобы ее выпустили. Это продолжалось долго. Я пыталась оттащить ее от двери, естественно, не очень понимая, что происходит. Потом нас отвели в камеру с двойными деревянными нарами, где мы оказались с необыкновенно приятными интеллигентными дамами, которые помогли нам устроиться. Я попала в больницу, затем вернулась обратно, а потом мы отправились по этапу в Казахстан через Урал. Пока мы были в тюрьме, умер Сталин.
Воспоминания об этом дне Марина записала для проекта 05/03/1953, где собраны свидетельства о смерти и похоронах Сталина:
Детки в клетке
“В день, когда умер Сталин, я лежала в детской больнице, выздоравливая от дифтерита и голода. В коридоре из черной “тарелки” лилась печальная музыка и что-то говорил бархатный голос.
Мне было девять лет, и в больницу меня привезли из пересыльной тюрьмы на Красной Пресне – в “черном вороне” с четырьмя серьезными солдатами с ружьями в кузове и вооруженным офицером в кабине. В тюрьме началась эпидемия дифтерита, убыстренная тюремной врачихой. Двигаясь от одной скрипучей железной двери камеры к другой, она проверяла всем горло деревянными палочками, которые опять и опять возвращались на ее медицинскую тележку. Моя мама упросила врачиху положить меня в изолятор в надежде, что там меня подкормят, но в изоляторе от мороза прорвало отопление, и я проснулась в кровати, вросшей в лед на полу. В больнице из-за радио дети не могли спать, и самые маленькие начали тихо плакать. В середине дня вдруг принесли неположенный крепкий и сладкий черный чай в стаканах.
Через день меня увозили обратно в тюрьму. На этот раз солдат было только двое, и они были какие-то растерянные. Около “черного ворона” стояли мои обожаемые бабушка с дедушкой. Щедро раздав всем нянечкам “на чай”, им удалось узнать день и час, когда меня будут забирать. Они пришли со мной прощаться, второй раз после ареста, и на мои страстные просьбы – пожалуйста, принесите мне что-нибудь почитать – принесли детские книги моего дяди Алюши. Алюша (Александр Островер) погиб под Кенигсбергом через две недели после своего двадцатилетия. Маленький Алюша любил Сетона-Томпсона и книги про зверей. Бабушка с дедушкой стояли сбоку от тюремной машины в грязном мартовском снегу. Дедушка, опираясь на палку, держал в руках стопку книг в темных кожаных переплетах. У бабушки в руках был термос моего любимого душистого чая и пакет с домашним печеньем. Обнимать их было нельзя. “Нам только посмотреть на тебя, только посмотреть”, – говорила бабушка, пытаясь тут же объяснить, что книжные магазины были вчера недоступны. “Передача не положена”, – сказал один солдат. Я уже держала, как спасение, книги, и мы все молча смотрели на него. “А, – сказал другой. – Пускай их!”
Когда меня привели обратно в камеру, моя мама сидела на нижних нарах и методично билась головой о железную палку с петлей для ноги, соединяющую верхние и нижние нары. На ней было то же красивое платье из мягкой серой английской шерсти, в котором она была, когда нас забрали, только за зиму в тюрьме у платья исчез белый пикейный воротник. Мама билась головой о железную палку и негромко приговаривала своим хорошо поставленным интеллигентным голосом: “Что же теперь с нами будет? Кто же нас защитит?” Я села рядом с ней со своими книжками. Через некоторое время она затихла, и я, устроившись в глубине нар, взяла верхнюю книжку из стопки, открыла ее и прочла на титульном листе: “Детки в клетке”. Книга была про зоопарк, радио в тюрьме не было, и про похороны мы ничего не знали”.
Ваше превосходительство, опять жид
Бабушка и дедушка, пришедшие к тюремной больнице, – родители матери Марины. Дед по материнской линии – Леон Островер, писатель и врач, прошедший две мировые войны, – был потомком знаменитой еврейской семьи, происходившей от Исаака Абарбанеля, которой в пятнадцатом веке, во времена гонений на евреев в Испании, сначала предложил королю выкуп, чтобы их не трогали, а потом, в 1492 году, возглавил исход части евреев в Неаполь. К девятнадцатому веку семья обеднела, но фамилия была столь известна, что один из живших в Польше потомков Абарбанеля отдал замуж в благополучные еврейские семьи пятерых дочерей, хотя у них “на всех была только одна пара туфель”, говорит Марина. Одна из этих дочерей – мать Леона Островера. Он вырос в богатой семье, получил прекрасное образование – по настоянию деда, раввина, считавшего, что образование – главное на свете. Еще в лицее издал первую книгу стихов, изучал философию в Краковском университете, диссертацию по Иосифу Флавию писал в Ватикане. Вернулся, чтобы получить в Германии медицинское образование – кормить будущую семью. Когда началась первая мировая война, Островера направили врачом в гусарский полк в составе русской армии:
– Он был с хорошей фигурой, голубоглазый и светловолосый. Когда он пришел к гусарскому полковнику, тот сказал: “Новый врач, как хорошо, а то как кого ни пришлют, это жиды”. Мой дедушка щелкнул каблуками и сказал: “Не повезло, ваше превосходительство, опять жид” – и стал любимцем полковника. Они дошли до западных границ империи, когда произошла революция. Однажды дед проснулся, вошел денщик и сказал, что ему надо выйти поговорить с солдатами. Солдаты сообщили, что повесили всех офицеров, но его не будут, поскольку он единственный, кто обращался с ними как с людьми. И назначили его временно комендантом маленького города, в котором они находились.
Писал про приличных людей
Потом, продолжает Марина, был заключен мир, дедушка уехал в Одессу, где встретился с будущей женой. Бабушка Марины, Рита, родилась в Одессе. Ее мать была из семьи Пастернаков: “Бабушкин брат Даниил был на одно лицо с Борисом Леонидовичем (Пастернаком), только красивее, но издали они были очень похожи”. Несколько лет Островер прожил в Одессе, говорит Марина, подружившись со многими обитавшими и бывавшими там в то время писателями, в том числе с Волошиным: “К нему дедушка с бабушкой позже приезжали каждое лето в Коктебель, в дом, который дедушка помог сохранить от национализации большевиками”. Из Одессы Леон Островер уехал – вместе с женой – бороться со вспышкой тифа в какую-то украинскую губернию и затем перебрался в Москву. Марина рассказывает, что ее дед принимал участие в создании Литфонда, издательства “Советский писатель”, но “очень рано понял, что дело идет не туда, куда надо”. Его старший брат жил в Америке, стал успешным офтальмологом, одним из первых, кто оперировал катаракту:
– Он прислал всей семье вызов. Бабушка отказалась уехать, потому что у нее на руках были старые, больные родители, тоже переехавшие в Москву из Одессы. Дедушка постепенно стал отходить от публичной жизни. Написал несколько книг, одна из моих самых любимых называется “Когда караван входит в город” – об Эразме Роттердамском, подходящая тема для России 20–30-х годов. После войны он стал писать для серии “Жизнь замечательных людей”, выискивая среди будущих революционеров приличных людей – он всегда писал про приличных людей. Во Вторую мировую войну он сначала заведовал госпиталем где-то в Ульяновске, потом – в Сызрани, на Волге. Это был очень большой госпиталь. Дед предвидел, что будет голод, и заставил городских жителей к зиме выкопать ямы и сделать огромные запасы квашеной капусты, которая потом спасала и госпиталь, и город от авитаминоза. Я родилась в Сызрани в его госпитале.
Девять лет спустя Марину вместе с семьей отправили по пересыльным тюрьмам через Урал в Казахстан:
Я с куклой тащусь по снегу
– Долго это было. Арестовали нас зимой, в Казахстане мы оказались поздней весной. На Урале тюрьмы перестали быть только политическими, они стали смешанными, для политических и уголовников. Уголовников становилось все больше, политических – все меньше. Тюрьмы были очень разные. В некоторых можно было существовать, другие были совершенно ужасные. На этапах нас порой везли, порой надо было идти пешком. У меня была с собой кукла, и я помню, как на пересылке между двумя какими-то уральскими тюрьмами – каждому из нас полагалось по четыре солдата – я со своей куклой тащусь по безумно глубокому снегу, который мне выше колен, а вокруг четким каре через этот снег топают четыре солдата с ружьями, с некоторым недоумением глядя на меня, но стараясь не смотреть. На предпоследней остановке в Казахстане уголовники, шедшие в обратную сторону, говорили, что возвращаются из Сибири, где в зоне вечной мерзлоты “для вас, евреев, строят лагеря”. Объясняли, как нас туда привезут, а потом разберут железную дорогу, чтобы мы – евреи – не могли оттуда убежать.
Марина Бергельсон рассказывает историю о том, как ее выкупили – буквально – из казахстанской тюрьмы:
Никакой девочки нет
– Мы оказались в Казахстане, в последней пересыльной тюрьме, а бабушка с дедушкой в Москве в это время продали дедушкин письменный стол времен Людовика XV, за которым он всегда работал, кресло, канделябры и письменный прибор, который у него стоял на столе. У них был прекрасный вкус, они собирали антикварную мебель, картины, особенно “малых” голландцев, и у них была дивная огромная библиотека. Продали часть библиотеки, самые ценные вещи, и моя необыкновенно храбрая бабушка надела свою нэповскую шляпку на одно ухо и с этими деньгами приехала на поезде в Казахстан. Нашла нашу тюрьму, коменданта, жившего в отдельной халупке. Пришла к нему, открыла сумочку, в которой было старыми деньгами 20 тысяч рублей – все, что они собрали за проданные вещи и часть библиотеки, – поставила на стол и сказала, что хочет получить свою внучку. Комендант был уже сильно пьян – все эти тюремные, лагерные люди к этому времени начали бояться, и он, наверное от страха, беспробудно пил. Он смахнул деньги из сумочки в стол, достал наше дело, вынул оттуда папку “внучки врага народа” и сунул ее в буржуйку. Велел привести меня и сказал: “Какая девочка? Никакой девочки нет. Уходите”. Бабушка взяла меня за руку, мы повернулись к двери, и он добавил: “Если я вас через два дня увижу в городе, обеих арестую, больше вы никогда неба не увидите”. Через день мы сели на поезд и уехали. Она привезла меня в Москву, домой к себе и дедушке. Дедушка пошел в районное отделение милиции, где его знали, и сказал: я нашел девочку, ей 9 лет, зовут Марина, документов нет. Я хочу ее усыновить и прописать. Милиционер помолчал, посмотрел на дедушку и все подписал. Так я стала дочкой моих бабушки и дедушки.
В книге “Скатерть Лидии Либединской” есть воспоминания ее дочери, Таты Либединской, дружившей с Мариной Бергельсон:
“Как-то Мариша позвала меня к себе в гости, и первое, что бросилось в глаза, – это дверь, на которой красовалась большая печать. “Это кабинет моего деда”… Маришка очень любила родителей мамы, но про дедушку, отца папы, я никогда не слышала. О нем я узнала от нашей общей подруги, она мне шепотом сказала: “А ты знаешь, Маришкин дед – враг народа!..” Но однажды вдруг вся семья Бергельсонов исчезла. Из их квартиры была сделана коммуналка… Позже я узнала, что всю семью выслали в Казахстан, а Маришку удалось отстоять, ее сняли прямо с этапа. Старики Островеры, родители ее матери, достали убедительную медицинскую справку, что Маришка является бациллоносителем дифтерита, и таким образом получили свою обожаемую внучку. Помню их просторные комнаты где-то на Петровке… Это был 1953 год, нам было по десять лет, а она мне рассказывала, как по дороге в Казахстан папа на ночлеге клал ее себе на грудь, чтобы ее не загрызли крысы, а на полу хлюпала вода”.
Марина так комментирует эти воспоминания:
Мадам Ворошилова была еврейка
– Татка перепутала. Это было на Красной Пресне, и мы не были вместе, папа был отдельно в мужской камере, в полуподвале – это его история. Их затопило, и когда он утром проснулся, в его ботинках сидели мыши. А то, что папа меня куда-то клал, – Тата тоже перепутала, это было в другой тюрьме, на Урале. Он меня прятал от уголовников, которые по ночам дрались. А справка – это миф. Давайте я расскажу историю лучше, чем про мышей. Моя бабушка ходила каждый день куда-то, пытаясь меня достать из тюрьмы. Бабушка и дедушка были чудесные люди, интересные, щедрые, добрые и прекрасно образованные, я их обожала. Они меня очень любили, а кроме того, у них погиб любимый сын, я была как бы его заместитель, и тут меня тоже забрали. Для них это был двойной ужас и двойное горе. Бабушка записывалась на прием, сидела в бесконечных очередях, просила неизвестно чего и получала отказы. Ей кто-то сказал, что жена Ворошилова – депутат какого-то московского района, недалеко от Пушкинского музея, – помогает людям. Бабушка в отчаянии решила пойти к ней, хотя это был не ее район. Она отсидела очередь и стала просить мадам Ворошилову – помогите спасти девочку. Мадам Ворошилова была еврейка. Она смотрела на мою бабушку, слушала и все время говорила: “Я ничего не могу для вас сделать”. Моя бабушка встала на колени: “Сделайте что-нибудь, помогите мне забрать мою внучку”. Мадам Ворошилова, ломая руки, встала из-за стола и сказала: “Ну почему вы меня просите и зачем вы ко мне пришли, вы же не из моего района?” Моя бабушка хотела ей сказать: потому что ты – еврейка, я надеялась, что ты поймешь. Но, естественно, не сказала, встала и ушла.
Погибший в 44-м году под Кенигсбергом сын Островеров был танкистом. В бумагах о представлении его к ордену Красной звезды говорится: “Командир танка “ИС” гвардии младший лейтенант Островер в боях 17.10.44 на подступах к государственной границе с Восточной Пруссией… огнем уничтожил 2 ПТО, один шестиствольный миномет, 1 ДОТ, 3 пулемета, до 15 солдат и офицеров противника…” Он собирался стать художником и архитектором, говорит Марина:
– Он был чудесный мальчик. Его любили солдаты, я читала письма, которые они написали бабушке с дедушкой после его смерти. Какой-то Вася, деревенский мальчик, писал: “Я не знал, что на свете такие люди бывают, как ваш Александр”. В Москве в его школе висит доска погибших, там есть его имя. Но могилы нет. После войны дедушка поехал под Кенигсберг, Калининград, пытался найти его могилу, но не нашел.
“Сегодня 70-я годовщина смерти моего дяди Алика… Мы встретились лишь однажды. Он писал письма мне и обо мне. Я скучаю без него всю мою жизнь. Вот мы втроем в 42-м году: Алик и моя мама, беременная мной”.
Марина, когда спрашиваешь об отношении к Сталину в ее семье, о том, когда она поняла, в какой стране живет, отвечает, что ее родители после возвращения из ссылки эти темы не обсуждали, ее бабушке Циле, вдове Бергельсона, было запрещено об этом говорить, но в доме Островеров было иначе:
“Усатый”, мерзость
– Я ходила в школу, училась, снаружи была такая полунормальная советская жизнь. Дома было абсолютное молчание, но бабушка с дедушкой Островеры говорили обо всем, о чем не говорили родители. Дедушка был мудрый, он нашел способ объяснить мне, что происходит, не называя все своими именами. Когда мне было еще лет 12–13, он вдруг рассказал историю убийства Николая Второго, как в него стреляли солдаты, а у него на коленях сидел его сын. Для меня, вернувшейся из тюрьмы, это была страшная история, как бы катарсис, я до сих пор помню ужас, с которым слушала. Почему-то именно это поставило точку надо всем. Его друзья говаривали о Сталине с большой ненавистью. Дедушка был картежник. В 20-х – начале 30-х годов по выходным в их доме собиралась компания: Фраерман, хороший детский писатель, Мандельштам, особенно до того, как женился на Надежде Яковлевне, Живов, переводчик стихов с польского. Они играли, по-моему, в преферанс или вист. Были еще приятные люди – это был такой постоянный вечер у Островеров. После нашего ареста, естественно, многие боялись с ними разговаривать, многие к этому времени умерли. Тот, кто еще оставался жив и оставался другом, как, например, Осип Черный, писавший о русских композиторах, говорили о Сталине, что это “усатый”, что это мерзость, – в их доме все было совершенно понятно.
Марина объясняет, почему в доме ее родителей о Сталине и политике не говорили, хотя “было ясно, что все его ненавидят, это висело в воздухе”: “Когда родители вернулись в 1954 году, они вернулись тяжело травмированными людьми, очень испуганными, судя по тому, как они вели себя потом”. Отец Марины – Лев Бергельсон – воевал, был награжден и, видимо, не был пугливым человеком:
Ночами делал галоши
– Его родным языком был немецкий, он вырос в Берлине, его привезли в Москву, когда ему было 17 лет, – все мое детство папа говорил еще с тяжелым немецким акцентом, – и он заканчивал школу для немецких эмигрантов – коммунистов, бежавших от Гитлера в Россию строить коммунизм: почти все они погибли потом в сталинских лагерях. Преподавали в школе уехавшие из Германии профессора, известные ученые. У моего папы был интерес и к гуманитарным предметам, и к спорту – он был спортсмен, но попал в школе к известному химику и влюбился в эту науку. Пошел в университет на химический факультет. Во время войны из-за своего немецкого был в разведке, переводчиком. Он прошел почти всю Европу – через Болгарию, Венгрию, закончил войну в Вене. Вернулся в 1946 году в Москву, пошел в аспирантуру. Но по ее окончании из-за ареста деда на работу его никуда не взяли, и он, защитивший диссертацию, работал ночами в резиновой артели, где делали галоши, а потом мячи для детей. После возвращения из лагеря опять начал работать и в конце концов стал членом-корреспондентом Академии наук, где после голосования к нему подошел академик Энгельгардт и сказал: “Я хочу, чтобы вы знали, что проголосовал против вас – не потому, что вы плохой химик, вы один из наших талантливых биохимиков, – а потому что вы еврей, и я считаю, что в русской академии нет места евреям”. Это произнес академик Энгельгардт, что слегка иронично.
Марина Бергельсон окончила английское отделение филологического факультета. Говорит, что и она сама, и ее друзья не принимали советской действительности. На вопрос, какой след на ней самой оставили пережитые в детстве тюрьма и ссылка, отвечает:
Уехать отсюда нельзя
– Мне разрушили здоровье. Полностью. Я была тихим и жизнерадостным ребенком, а стала больным ребенком и всю жизнь прожила довольно больной. Моя дочка говорит, что я человек бешеной храбрости. Я не вижу этого в себе, но она видит. Я не боялась, я была полна отторжением того мира. До 1968 года я и мои друзья жили с надеждой, что оттепель станет более теплой и все как-то улучшится. Что “Тарусские страницы”, “Литературная Москва” – это начало, а не конец. Но когда русские вошли в Прагу – я помню этот день очень хорошо, мы были в Коктебеле и слушали последнюю передачу пражского радио, я до сих пор помню голос женщины, которая говорит, что сейчас сломают дверь и войдут, – я поняла, что ничего хорошего никогда не будет. Я шутила с друзьями, что надо научиться лучше плавать и из Коктебеля переплыть в Турцию. Для меня в 1968 году надежда умерла, что в России что-то может наладиться когда-нибудь. Когда с моим будущим мужем, который долго вокруг меня ходил, мы дошли до разговоров о том, что поженимся, я выдвинула одно условие – я здесь жить не буду. Я думала, на этом наш роман и кончится, но он весело сказал: “Конечно, уедем при первой возможности”.
Мы начали “уезжать” в 1971 году, были “в отказе” около года, уехали в 1973-м. Хотели взять с собой бабушку – мамину маму, но она отказалась, сказала, что хочет быть похороненной рядом с дедушкой. Помогла мне уехать, но не поехала с нами. И мои родители отказались с нами уехать. Они очень боялись моего отъезда и мешали ему. Отец с большой твердостью сказал мне, что я сумасшедшая, что уехать отсюда нельзя, что я и мой муж кончим в Сибири, сгнием там, и я буду виновата. Эти разговоры мы вели с ним в 1971 году. Мы уехали без их согласия. Нужно было иметь разрешение родителей, которые должны были подписать возмутительную кагэбэшную бумагу о том, что у них нет материальных претензий, специально созданную, чтобы ссорить людей, делать несчастье более тяжелым. Без этой бумаги не принимали документы в ОВИР. Но мои родители были до такой степени испуганы событиями 1953 года, что в 1973 году мой отец категорически отказался подписать эту бумагу. Мы обошли это, но это сделало наш отъезд еще более трудным.
Марина Бергельсон и ее муж, известный лингвист Виктор Раскин, уехали в Израиль, а в 1978 году перебрались в США. Теперь, спустя 40 лет, когда просишь Марину прокомментировать ренессанс Сталина в России, она делает это с неохотой: “Я не в России, уехала в 1973 году и с тех пор там не была, хотя, естественно, знаю, что там происходит”:
Евреи первые жертвы, но никогда не последние
– Приличные люди все время вытекают оттуда, что очевидно означает, что остается их все меньше и меньше. Когда Путин воцарился второй раз, я сказала, что будет опричнина, наверное. Я говорила, что сначала будет НЭП, потом начнется время военного коммунизма, а затем мне показалось, что идет Иван Грозный с опричниной. Я смотрю на это как на разные виды повторения русской истории.
– Ваша семья была жертвой и Сталина, и Гитлера. Нынешнее возрождение Сталина в России поженено с антифашизмом, то есть, мол, что это благодаря ему был побежден фашизм. Мне кажется, судьба вашей семьи, члены которой воевали с нацизмом и были репрессированы сталинизмом, – возражение против этого.
– На самом деле фашизм и русский вариант коммунизма объединяет одна вещь – они оба интенсивно антисемитские режимы. Если смотреть на это с точки зрения моей еврейской истории, они ничем друг от друга не отличаются. Пока режим или культура не изживут из себя антисемитизма, они неизбежно будут скатываться в один или другой вид такого человеческого безобразия. Надо сказать, что немцы сделали героическую попытку изжить это и просить прощения за свой ХХ век. Но в России, к сожалению, не дошло до этого, за исключением тонкого слоя интеллигенции. Это никого не интересует, никто не переварил это, не встал на колени и не попросил прощения у жертв, в том числе и у погибших русских, у голодных обокраденных крестьян, у интеллигенции, измученной враньем, у военных инвалидов. Знаете страшную историю, как Сталин очистил Москву от инвалидов? Они исчезли в один день. Мне мама всегда, когда мы с ней шли из Лаврушинского переулка на базар на Пятницкую, давала в ладошку кучу монет, чтобы я всем клала в шапку по одной. Там сидели эти несчастные люди без ног на деревянных колясочках. И как-то раз мы с ней пошли на базар, и их не было. Никого. А теперь мы знаем, что их выслали и они погибли. А евреи, у которых отняли язык и историю? Причем это не только советская власть была, это была и русская, и украинская культура. Вокруг Бабьего Яра стояли украинцы, не только немцы. В лесах убивали тех, кого не добили немцы, даже в партизанских отрядах. Антисемитизм съедал людей, не давал им расцвести, если у них были способности, не давал им жить. Евреи обычно первые жертвы, но никогда не последние. Все это надо России переварить каким-то образом. Пока этого не произойдет, я думаю, никакой надежды на приличный строй нет.
Родители Марины Бергельсон уехали в Израиль после падения Советского Союза. Три года назад они умерли там, с разницей в две недели.
“Это первый официальный снимок меня с мамой. На мне – платье, в котором еще моему отцу делали обрезание, из крепкого белого сукна с голубой вышивкой. Когда я выросла, оно стало платьем моей куклы и позже было потеряно на тюремном этапе. Плюшевый мишка принадлежал фотографу. Моя мать умерла прошлой ночью в своей постели. Ей было 92”.
Дочь Марины Бергельсон Сара – историк, как и ее бабушка Ноэми, докторант Колумбийского университета, занимается историей ереси. Ее диссертация – про начало протестантизма, XV–XVI век.
Опубликовано 28.03.2017 15:56
Г. Каспаров. Ответы на вопросы
- 06-01-2017 (00:00)
Путинский режим — пространство, где размыты понятия добра и зла
Гарри Каспаров о “мировой шахматной партии”, об убийстве Бориса Немцова, выборах в США и своих детях
update: 07-01-2017 (00:05)
В новом году мы снова решили опубликовать интервью с Гарри Каспаровым и дали вам возможность задать ему вопросы. В своих письмах вы задавали вопросы о политике, выборах в США, российской оппозиции, шахматах и семейной жизни. Ответы на самые интересные вопросы ищите в нашем интервью.
— Какими именно вам видятся наиболее вероятные варианты развития “мировой шахматной партии” и что в каждом из этих вариантов, по-вашему, “светит” России? (Дмитрий Л.)
— Мне кажется, не совсем корректны аналогии геополитики с шахматами. В шахматах игра ведется по правилам, в ней два соперника, ресурсная база каждого известна. Сегодня “мировая шахматная партия” отличается тем, что количество игроков постоянно возрастает. Сто лет назад можно было говорить о нескольких великих державах, которые разыгрывали разные “пасьянсы”. Сейчас количество серьезных игроков в мире и на региональном уровне делает научное шахматное прогнозирование невозможным. Современные технологии позволяют в том числе и негосударственным образованиям играть активную роль на политической арене.
“Мировая шахматная партия” пока находится в подвешенном состоянии, идет процесс формирования правил. После 1991 года создалась ситуация, когда необходимо было вырабатывать концепцию будущего, к чему победивший в холодной войне Запад не был готов, и поэтому 25 лет прошли в шатаниях. Установки, которые доминировали во время холодной войны, были заменены меркантильными интересами. В ближайшие несколько лет будут определяться параметры новых так называемых “шахматных партий” и “пасьянсов”. Но, к сожалению, при любом раскладе перспективы России в лучшем случае представляются туманными. На сегодняшний день наша страна является поставщиком как грязной энергетики, так и грязных политических технологий. При нынешнем режиме позитивная роль России вообще не просматривается. А в каком состоянии страна окажется при новом раскладе — сказать трудно. Крах путинского режима может оказаться крахом всей государственной конструкции сегодняшней России, потому что она привязана к нынешней диктатуре, хотя я по-прежнему надеюсь, что Россия еще будет в состоянии внести позитивный вклад при резком изменении парадигмы своего развития. Но ближайшее будущее России наверняка будет крайне турбулентным, потому что на фоне глобальных мировых потрясений России не избежать роста внутренних противоречий, которые выльются в какой-то насильственный переход из одной формации в другую.
— В чем вы видите главную проблему России? В Путине? В ФСБ? (Татьяна К.)
— Этот вопрос сводит нас к философскому спору о роли личности в истории: что первично — общественные процессы, которые выталкивают наверх доминирующую историческую личность, или же эта личность играет решающую роль в формировании этих исторических процессов. Понятно, что Ленин, Сталин, Гитлер, Муссолини и Мао Цзэдун опирались на сложившуюся историческую базу, которой смогли воспользоваться. Так и Путин появился не на ровном месте. В недрах ельцинского режима созревал запрос на диктатуру, которая могла удержать результат приватизации 90-х годов, как собственности, так и власти.
Как и классическая диктатура, путинский режим опирается на конкретную личность. Поэтому попытка объявить Путина всего лишь ретранслятором воли какого-то количества людей, стоящего за ним — отрицание логики исторического процесса. Путинская Россия, в отличие от СССР, не располагает таким военным и экономическим потенциалом. Но путинизм — это другая, новая форма растления цивилизованного мира путем паразитирования на нем, при абсолютном минимуме идеологических концепций, который делает любую диктатуру менее мобильной и менее гибкой.
Сегодня можно вспомнить многочисленные попытки Объединенного гражданского фронта, Национальной ассамблеи, Маршей несогласных, “Другой России”, “Солидарности” сделать упор на Путине, на лозунге “Россия без Путина”. Всё это подвергалось издевательской критике официальных либералов (особенно когда в Кремле был Медведев), говорящих, что Путин вторичен, что нужно смотреть на глобальные процессы, не надо зацикливаться на одном человеке. Сегодня стало очевидно, что именно в Путине сконцентрировались все злокачественные образования российской политической жизни.
Понятно, что после ухода Путина всё сразу не изменится в лучшую сторону, но без его ухода никакие положительные перемены невозможны по определению. Любое псевдолиберальное завывание, что после Путина будет хаос, должно отметаться. Да, возможен хаос. Но при Путине мы уже живем в состоянии прогрессирующего фашизма. Каждый год его пребывания у власти увеличивает цену выхода из этого фашистского болота.
— Как люди, которые в целом порядочны и достойны, могут оправдывать или не замечать очевидное и страшное зло? И как вы к ним относитесь, пытаетесь переубедить или отгораживаетесь, считая нерукопожатными? Конкретный пример, о котором прошу вас рассказать, — ваш учитель Михаил Ботвинник. (Андрей К.)
— Проводить параллели с разными эпохами — сложно. В сталинские времена попытка высказать иное мнение грозила ГУЛАГом или физическим уничтожением. Ботвинник был убежденным сталинистом. Он считал, что те изменения, которые произошли в советское время, были в целом благотворны. До конца жизни он сохранил убежденность, что советский строй был прогрессивным и имел потенциал, который не был до конца реализован. Это послужило причиной наших серьезных разногласий в конце 80-го года. Но я понимаю, как и в каких условиях формировалось это мировоззрение.
Не стоит забывать, что в то время были другие риски, существовало идеологическое обоснование. СССР был проектом футуристическим. Это сейчас мы всё знаем про его бесчеловечность. Человечество вошло в 20-й век с ожиданиями гигантских социальных изменений. И Советский Союз строился на ожиданиях этих изменений. Т.е. там была идеологическая база. Сейчас же ничего, кроме меркантильного интереса и трусости, нет.
Когда мы сегодня говорим о конкретных людях, оправдывающих зло и рискующих максимум потерей работы, эти вещи несопоставимы. Люди, которые сегодня “продают душу дьяволу”, могут, может не так комфортабельно, но устроиться в другом месте. Это тоже отличительная черта путинского режима — развращение людей, создание пространства, где размыты понятия добра и зла, все становится относительно. И в какой-то момент идеологическая обслуга начинает верить, что категории “честность” и “продажность” носят условный характер.
— Что вы думаете о призыве к коллективному действию граждан в виде бойкота? В частности, бойкота использования транспорта, участия в выборах в знак протеста против необоснованного повышения цен за проезд и коммунальные услуги. По вашему мнению, приемлема ли такая форма протеста для оппозиции? (Серж М.)
— Бойкот задумывался как форма активного ненасильственного протеста. Не знаю, как можно бойкотировать использование транспорта. А вот бойкот выборов необходим. Это демонстрирует отношение к политической системе, которая пытается использовать внешний демократический институт для собственной легитимизации. Бойкот — это не просто лежание на диване. Вы можете использовать современные виды коммуникаций и распространять идеи бойкота. Это не просто не пойти на выборы, а нажать определенное количество кнопок на компьютере и объяснить своим друзьям в социальных сетях суть бойкота. Если значительное количество людей поймет, что данная политическая система представляет угрозу для их нормального существования и будущего их детей, то можно будет уже говорить про гораздо более серьезные формы бойкота. Но для этого необходимо определенное оппозиционное ядро, которое бы эту позицию отстаивало.
Понятно, почему власть активно втягивает нас в какие-то игры, подбрасывая маленькую косточку в виде городских или муниципальных выборов. Устойчивость путинского режима связана со способностью поддерживать определенный градус политической жизни в стране, чтобы все окончательно не замерзало и не уходило в некое подполье. Это видимость политической жизни, которая помогает держать весь процесс под контролем и создавать иллюзию людям, что они участвуют в реальном политическом процессе.
Активный бойкот — это как раз такая форма протеста, когда люди дают понять, что с такой властью не может быть никакого будущего и необходимо искать ненасильственные, по возможности, формы, чтобы от нее избавиться. Игнорирование официальных политических процессов является важным шагом в нужном направлении.
— Сколько может понадобиться времени Кадырову, чтобы оказаться в Москве со всей своей армией и на троне? (Vladimir S)
— Всем и так известно, что кадыровские боевики уже в Москве. Будущее Кадырова неразрывно связано с Путиным. История с убийством Бориса Немцова как раз показала, что связка между кремлевским диктатором и его чеченским нукером очень тесная.
— В чем, по-вашему, слабость российского самоуправления? Какие исторические факторы повлияли на ослабление общинной жизни? Как это изменить? (Wiktor S)
— Это очень непростой вопрос. Традиционно в России не было самоуправления в том виде, в каком оно складывалось и функционировало в Европе. Крестьянские общины и земство не располагали политической субъектностью, необходимой для политического веса. Исторически Россия самодержавная страна, к сожалению. Но, прислушиваясь к идеологам национал-демократов, таким как Широпаев, можно вспомнить, что в русской истории были и другие формы политического управления — Новгород, Псков и, конечно же, Киевская Русь.
Если провести исторические параллели, то сегодняшняя война с Украиной является продолжением многовекового противостояния ордынско-византийской Московии (со всеми самодержавными, клерикальными, домостроевскими традициями) и вольницы Северо-Запада и Украины.
— Уважаемый Гарри! Скажите, что делать с постоянно растущими ценами на ЖКХ и что делать, если Росводоканал внаглую занимается рэкетом и вымогает заведомо большие суммы? Когда прекратится вымогательство данных госструктур? С чем вы это связываете и как в данной ситуации поступать простым гражданам? Это касается не только Водоканала. Имеет ли смысл проводить акции протеста или безропотно сносить все издевательства режима? (Олег Т.)
— Как я уже говорил выше, акции протеста необходимы. Никто за вас ничего не сделает. Нет никакого иного решения, кроме массового общественного протеста. Попытка отсидеться и переждать не приведет ни к какому положительному результату, потому что процесс распада общества и государственных институтов касается всех. Ибо власть при отсутствии противовеса будет наглеть и дальше и отыгрываться на самых слабых. Чем меньше градус общественного протеста, тем выше аппетиты власти, которая будет компенсировать недостаток средств в казне за счет простых граждан. Безусловно, протест — вещь опасная. Но альтернативой является то, что вы всегда будете крайними.
Поддержка преступных авантюристических действий власти неизбежно возвращается бумерангом. Это убедительно показывает история. В 1939 году немцы тоже очень радовались тому, что Гитлер присоединяет к Германии одну за другой области Европы. Третий рейх “возрождался и вставал с колен”. Через 6 лет их страна лежала в руинах.
Японцы тоже очень гордились, когда 1941 году они смогли за несколько часов разнести вдребезги главную американскую военно-морскую базу на Тихом океане. Прошло 4 года — и мы знаем финал.
Этот финал повторяется всегда. С некоторыми историческими и географическими поправками, но конец всегда один и тот же. Поэтому думать, что можно аплодировать, поддерживать или молча радоваться “вставанию с колен”, игнорируя тот факт, что всё это происходит за счет разграбления России и личных потерь (за счет инфляции, повышения цен), достаточно легкомысленно. Рано или поздно вы получите проблемы по полной программе.
Чем выше градус протеста, тем выше вероятность, что ситуация изменится до того, как будет слишком поздно.
— Может ли, по вашему мнению, в обозримой перспективе ситуация настолько измениться к лучшему, чтоб вы позволили себе вернуться или хотя бы приезжать в Россию? (Эдуард С.)
— Пока у власти Путин, ни о каком возвращении в Россию речи быть не может. Сегодня это билет в одну сторону. При крахе режима я не сомневаюсь, что смогу сыграть определенную роль в том, чтобы Россия вернулась на цивилизованный путь развития.
— Как сделать, чтобы вы выступили в Конгрессе США? Чтобы Трамп услышал вашу точку зрения на международные отношения и на сегодняшнюю путинскую Россию? (hol7)
— Чтобы люди услышали твою точку зрения в свободном мире, необязательно выступать в Конгрессе США. У меня есть возможность выступать во многих европейских, во всех ключевых американских изданиях, причем в изданиях всего политического спектра — от самых консервативных до самых либеральных. Также у меня очень большой охват в социальных сетях, где я постоянно веду диалог с людьми. Однако моих усилий не всегда хватает для перелома американского общественного мнения, потому что тот уровень пропагандисткой активности, которую ведет путинская агентура и путинские лоббисты, просто зашкаливает. Сейчас применяются колоссальные усилия, чтобы воздействовать на американское общество. И тут есть определенные результаты, хотя путинская пропаганда не настолько эффективна в Америке, как в Европе. Гигантские финансовые вливания для подкупа людей, участия путинских апологетов в разных конференциях, международных программах позволяют поддерживать дискуссию. Вроде бы дискутировать уже не о чем, но дискуссия о целях и намерениях Путина все равно продолжается. Сейчас определенные люди, которые работают на Путина, подняли тему “перезагрузки отношений”, и эти люди мне хорошо известны. Они много лет работают на Кремль. И теперь они находят в трамповской Америке благодатную почву для своей дальнейшей деятельности.
Здесь нужно заметить, что некоторые действия российской оппозиции зачастую являются серьезным подспорьем для путинской идеологической работы. Наш главный аргумент, что в России диктатура и этот режим угрожает всему миру, нивелируется разговорами о том, что на самом деле в России гибридный режим и, мол, все не так очевидно, якобы нельзя прижимать Путина дальше, нужно искать какие-то компромиссы. Все эти разговоры, которые несутся из России, создают серьезные проблемы для того, чтобы зафиксировать в общественном сознании на Западе понимание настоящей сущности путинского режима.
— Если компьютер настолько сильнее человека, то что это означает? Что человеческие шахматы неисчерпаемы? (hol7)
— Скоро у меня выйдет книга Deep Thinking об отношении людей и компьютеров. Я много пишу по шахматной тематике, т.к. шахматы стали территорией, на которой человеческий интеллект борется с компьютерным. Это перспективная площадка для выяснения соотношения человеческой интуиции и предвидения с машинным расчетом. В мире все более актуальным становится вопрос о взаимоотношении людей и компьютеров, искусственного интеллекта, роботов. Используя свой опыт, в своей книге я попытался смоделировать собственный прогноз.
— Кто бы сейчас, по вашему мнению, заслужил звание чемпиона мира в борьбе с Карлсеном? Каруана? Накамура?
— Заслуживает тот, кто выиграет отборочный цикл. На сегодняшний день Магнус Карлсен, безусловно, сильнейший шахматист мира. С моей точки зрения, наиболее интересными были бы матчи Карлсена с Фабиано Каруана и с Уэсли Со. Может быть интересным матч с Максимом Вашье-Лагравом. Я предполагаю, что следующий отбор пройдет один из этих троих.
— Есть ли персона на сегодняшней политической сцене России, способная реально конкурировать с действующим президентом? (Владислав Х.)
— У нас нет действующего президента. У нас есть диктатор, а у диктатора не бывает реальных живых конкурентов. Сама постановка вопроса показывает непонимание природы политического режима в России. Это отрыжка электорального мышления, фантомная вера в то, что у нас якобы есть выборы. У нас есть диктатор, который использует формальный институт выборов для легитимации собственной власти. Политической конкуренции в такой политической системе нет и быть не может. Но Россия — большая страна с огромным интеллектуальным потенциалом, и смешно предполагать, что гэбэшный выходец из питерской подворотни является единственной альтернативой для будущего нашей страны.
— Верите ли вы в превращение России в страну европейского типа в “полном составе” (без разделения на несколько независимых государств)? (Valery G.)
— Исторический крах путинской диктатуры с высокой степенью вероятности приведет к изменению географических границ. Эта вероятность возрастает с каждым месяцем пребывания Путина у власти. Порядка 75% населения России живет к западу от Урала. Даже если говорить про Сибирь и Дальний Восток, Россия — это европейская цивилизация. А в Европе существует определенный набор правил, которых нужно придерживаться. К сожалению, работа по развращению российского общества, которая началась еще при позднем Ельцине и набрала обороты уже при Путине, делает процесс европеизации тяжелым. Сегодняшняя путинская пропаганда серьезно уменьшает шансы России на превращение в страну европейского типа. Европейство означает не только экономические формы взаимодействия между какими-то субъектами, но это и база законов, обязательных к исполнению. Это понимание необходимости и полезности выполнения этих законов как для индивидуума, так и для всего общества.
Увы, но на сегодняшний день российское общество поражено различными имперскими вирусами, такими как “крымнашизм”. Аннексия Крыма, агрессивные действия режима на востоке Украины и в Сирии, презрительное отношение ко всему миру создает у россиян ложное представление об ориентирах. Сегодня Россия паразитирует на мировой экономической системе. Для лечения необходима шоковая терапия. Я не знаю точно, как должна выглядеть такая терапия. Разговоры о том, что нужно менять элиты, но с людьми все в порядке, контрпродуктивны. Нужно признать, что всё общество тяжело больно. Выход из этого наркотического похмелья не будет легким. Не надо обманывать людей. Для того чтобы в России прошли нормальные выборы, необходимо выйти из похмелья, выбить дурь из головы. И говорить сейчас, до лечения, о какой-то европейской трансформации бессмысленно.
— Конец года обернулся кампанией против журналиста Аркадия Бабченко и ряда блогеров, высказавших свою точку зрения на катастрофу. Что это было: очередной виток борьбы власти против свободы слова, попытка увести внимание общества от причин катастрофы (и главной из них — втягиванием России в ближневосточный конфликт)? Или одним и другим сразу? (Игорь К.)
Одной из отличительных черт ситуации, связанной с высказываниями Аркадия Бабченко и Божены Рынской о потерпевшем крушение самолете, является масштаб охватившей российское общество истерики. Конечно, власть извлекла из всего этого выгоду, но значительная часть инициатив по сведению счетов с неугодными блогерами исходила от общества, причем совсем не только от “прохановых” — ряды обличителей пополнили и те, кто долгое время занимал достойную гражданскую позицию по ключевым вопросам.
Подобное положение вещей, безусловно, является индикатором состояния общества в целом, закономерным результатом многолетнего процесса фашизации России. Этот процесс долгое время протекал малозаметно, многие весьма неглупые люди воспринимали (а некоторые продолжают воспринимать до сих пор) путинский режим как некий “мягкий авторитаризм с человеческим лицом”, не замечая, что ничего человеческого в нем давно уже не осталось. Режим умело маскировался, но в этой маскировке ему очень сильно помогли те, кто, имея репутацию приличных людей, долгое время “облагораживал” режим, делая “полезные маленькие дела”, прикрывал своей репутацией преступную сущность российской власти.
И здесь мы снова подходим к важному вопросу: “Где проходят границы допустимого во взаимодействии с режимом и какова мера ответственности тех, кто, не совершая откровенных преступлений, тем не менее способствовал превращению России в агрессивную фашистскую диктатуру?”
Понятно, что мера ответственности разных людей: высшего военного и политического руководства, по чьим приказам совершаются военные преступления в Украине и Сирии, военнослужащих, непосредственно исполняющих эти приказы, кремлевских пропагандистов, насилующих массовое сознание, и всевозможных групп “культурной и благотворительной” поддержки, десантируемых на Донбасс и в Сирию, — разная, но, тем не менее, ответственность несут все.
Одним из главных исторических уроков Нюрнбергского трибунала стало юридическое признание того, что ответственность за злодеяния гитлеровского режима несли не только гиммлеровские палачи, но и геббельсовские пропагандисты. Это в конечном счете один длинный смысловой ряд с большим количеством запятых.
— Что можете сказать по поводу расследования убийства Бориса Немцова Игорем Мурзиным? Какая у вас позиция насчет результатов официального расследования убийства? (Григорий Ж.)
— Я опасаюсь высказывать суждение по вопросу, в котором окончательно разобраться не могу. Дело крайне запутанное, большое нагромождение деталей. Тексты Мурзина достаточно длинные, эмоциональные и содержат массу как нужных, так и второстепенных деталей. У меня нет достаточного времени, чтобы все изучить. Но мой здравый смысл говорит, что стреляло два человека. Все, что говорит адвокат Вадим Прохоров (представляет в суде интересы семьи Немцова — прим. Каспаров.Ru), мне трудно воспринимать на веру. Трудно поверить, что один стрелок Дадаев (предполагаемый киллер — прим. Каспаров.Ru) сделал шесть выстрелов. Тут как раз и начинается разрыв реальности между теми фактами, которые мне доступны, и той версией, которую отстаивает обвинение и которую полностью поддерживают адвокаты семьи Немцова. И, зная репутацию СК и прокуратуры, трудно воспринимать на веру все, что они говорят. С моей точки зрения, убийство могло быть совершено только с прямой санкции Путина.
У меня есть вопросы, на которые нет никакой ясности. Я вижу нежелание близких людей Немцова получения объективной информации, которое присутствовало в этом деле с первого дня.
Сразу же после этой трагедии мы слышим Илью Яшина, который говорит, что стреляли из “белой машины”, и как минимум дважды в своих интервью ссылается на разговор с Дурицкой (подруга Немцова, присутствовала на мосту в момент убийства — прим. Каспаров.Ru). В суде он уже обходит стороной разговор с ней и говорит, что об убийстве узнал от Ольги Шориной (помощница Немцова — прим. Каспаров.Ru). Уже произошло некое смещение информации. А сама Ольга Шорина в интервью сообщает, что узнала об убийстве от другой помощницы Немцова. Это, конечно, мелочи, но мы сталкиваемся с тем, что не имеем всей необходимой информации. Кому на самом деле первому позвонила Дурицкая? И почему людей, которым якобы первым позвонила Дурицкая, нет в суде? Видимо, звонила она не Яшину и не Шориной. Самое интересное в этой истории — появление “белой машины”. И эта машина является для меня индикатором того, что убийство было спланировано спецслужбами и версия с “белой машиной” была заранее подготовлена для вброса в СМИ. В показаниях Дурицкой нет никакой “белой машины”. Возможно, следователи сказали об этом Яшину. А адвокат Прохоров ничего по этому поводу не замечает. Т.е. машина взялась неизвестно откуда. И до появления пленки с камеры ТВЦ следствие уверенно нам рассказывало про “белую машину, из которой стреляли”. В 1:15 представитель СК, стоя на Большом Москворецком мосту, говорит, что в Немцова стреляли в 23:15 на Большом Каменном мосту. К этому времени, по словам Шориной, она уже встретилась с Дурицкой в здании СК, где та была допрошена вместе со “свидетелем Виктором Молодых”. И тут я солидарен с Мурзиным и Илларионовым в том, что именно этот “свидетель” является настоящим убийцей Немцова.
История с “белой машиной” (не желтой, красной или черной) указывает на подготовленность спецслужбами этого убийства, потому что машина, на которой передвигались обвиняемые, оказалась именно белой. А какова степень вовлеченности чеченцев в этот процесс, мне неизвестно. Может быть, они соучастники. Очевидно, что это люди с темными биографиями. Но в данном случае нас не интересуют их предыдущие “подвиги”. История с вероятным алиби Дадаева, “испорченные” видеопленки с камер в его доме, отсутствие в суде ключевых свидетелей увеличивает у меня количество вопросов. Я не понимаю, как адвокаты семьи Немцова могут соглашаться с тем, что суд не вызывает свидетелей, которые могли бы потенциально доказать алиби обвиняемых. В этот момент суд теряет всякую легитимность в глазах нормального человека.
Убийство Немцова — реперная точка, которая показывает, что путинская власть будет уничтожать своих оппонентов. А Борис был абсолютно бескомпромиссным оппонентом власти и лично Путина. Да, конечно, он искал различные формы участия в политической жизни, участвовал и побеждал на выборах в Ярославле. Но не это сделало его смертельным врагом режима — он был одним из ключевых людей, кто вместе с Биллом Браудером и со мной работал по продвижению “списка Магнитского”. Борис до последнего дня по-настоящему боролся с путинской диктатурой. Результат — показательный расстрел у стен Кремля.
— Несколько раз приходилось слышать, что Запад опасается возможного раздробления России на несколько субъектов. Причина — у новых независимых государств останется в распоряжении боевое оружие и войска, которые лидеры могут использовать для удовлетворения своих амбиций или для защиты от Кремля. Развал РФ может принести больше пользы или вреда в масштабах геополитики? (Serhiy S.)
— Запад боялся раздробления СССР, и здесь нет ничего удивительного. Западная геополитика строится на концепции статус-кво. Запад старается избегать глобальных геополитических изменений и ищет варианты купирования ситуации. Распад Советского Союза стал для Запада шоком. Администрация Буша-старшего делала все, чтобы этого избежать. Сегодняшняя ситуация в России в некотором смысле является аналогом того, что происходило 25 лет назад. Потенциальный распад России пугает западных политиков, т.к. может добавить еще больше неопределенности в нынешний мир, инфицированный хаосом. Некоторые из этих политиков искренне считают, что Путин может быть их союзником в вопросе сохранения статус-кво. Путин очень умело с помощью своей пропаганды создал образ главной угрозы, идущей с исламского Востока. И в этом вопросе он пытается представить себя как союзника Запада по борьбе с терроризмом. Хотя очевидно, что все попытки найти форму компромисса с путинской Россией игнорируют реальность и вряд ли смогут изменить ход исторического процесса. У Запада явно нет понимания, как действовать в условиях спонтанного развала России. И фактически с 1991 года у Запада нет стратегического плана. Вот с 1945 по 1991 год стратегия была: в условиях холодной войны и противостояния с СССР нужно было удерживать по периметру западный мир, нужно было противостоять попыткам дальнейшей коммунистической экспансии, нужно было создать привлекательную модель для остального мира. Планы, сформулированные при Гарри Трумэне, триумфально реализовались при Рональде Рейгане. Сегодня у лидеров свободного мира должно, наконец, появиться понимание того, что сохранение путинской России в ее нынешнем виде является куда большей проблемой, чем потенциальный распад страны.
— Начав политическую карьеру в 2005 году, вы стали одним из известнейших оппозиционеров. Были ли попытки со стороны режима как-то договориться с вами, привлечь на свою сторону?(Serhiy S.)
— В самом начале были такие попытки. Несколько “ходоков” пытались выяснить, что мне нужно и готов ли я обменять свою “политическую агрессивность” на какое-то количество мандатов в Госдуме и другие привилегии. Однако они быстро перестали ходить. И никакого желания вступать в переговоры с режимом у меня не было.
— В романе Владимира Набокова “Защита Лужина” главный герой видит мир как постоянную игру в шахматы. Для него это заканчивается грустно. Может, для любых правителей, политиков было бы неплохо время от времени оценивать окружающие события с позиций гражданского общества? Как их заставить учитывать мнение народа? (Serhiy S.)
— Это соотношение определяется той формой политического устройства, которая называется демократия. Это устройство несовершенно, но позволяет определять настроения в обществе. Понятно, что настроения в западном обществе сейчас больше сдвигаются к изоляционизму, национализму и консерватизму. В этом плане выборы там являются тем инструментом, который позволяет регулировать процесс. Проблема сейчас в том, что на выборы идут люди, которые подверглись пропагандистской обработке. Но в любом случае попытки законсервировать власть и формировать мнение народа сверху всегда в истории приводили к известному результату.
— Вас называют лучшим шахматистом мира. В шахматах вы чемпион. А что лично вас заставило заниматься политической деятельностью? (juri m)
Участие в политической жизни страны было для меня естественным. Шахматы в СССР являлись инструментом для пропагандистской машины. Еще в раннем возрасте мне было понятно, что, играя с Карповым, я уже участвую в политической жизни. В конце 80-х годов участвовал в формировании первых демократических организаций. В начале 90-х поддерживал Ельцина. Это стало для меня попыткой помочь стране встать на цивилизованный путь развития, используя свои знания и умения. У меня большой стаж участия в политической жизни без прямого вхождения в политическую систему — участия в выборах.
В 2005 году я понимал, что перехожу в игру, где не будет четкого результата. Добиться абсолютной победы будет невозможно. И выбор был — уезжать или бороться с режимом. Сколько мог, я боролся в России. К сожалению, теперь приходится бороться из-за рубежа.
— Как вы думаете, как во многих русскоговорящих жителях Нью-Йорка уживается критическое отношение к Путину и любовь к Трампу, который восхищается Путиным и хочет с ним дружить?(Сергей О.)
— Этот вопрос касается не только жителей Нью-Йорка. К сожалению, у многих русскоязычных граждан США (да и в других западных странах наблюдается схожая картина) совсем не критическое отношение к Путину. Эти люди как будто смотрят в кривое зеркало. Но если брать ту американскую аудиторию, которая критически относится к Путину и все понимает, то выясняется, что многие американцы голосовали не за Трампа, а против Обамы и Клинтон. Это в какой-то мере была реакция на правление Обамы и восприятие Хиллари Клинтон как продолжение политики Обамы. И у многих “русских”, живущих в Америке, это вызывало отторжение. Т.е. вопрос стоял не “кто лучше”, а “кто хуже” — Трамп или Клинтон. Многие действия Обамы сдвинули политическую жизнь влево, и это не понравилось русскоговорящим жителям Нью-Йорка. Мне кажется, что при всех издержках Клинтон (а я последовательно критиковал политику Обамы) Трамп опасен своей непредсказуемостью. Но для многих выбор Трампа определялся собственными экономическими резонами.
— Мы вместе почти 10 лет боремся с этим режимом, только конца этой борьбе не видно. Какие у вас прогнозы? (Евгений Т.)
— На этот вопрос трудно ответить однозначно. Да, мы не добились тех результатов, которых хотели. Пока. Режим проявил гибкость, продолжил эволюционировать в сторону фашизма. Но давайте вспомним работу Объединенного гражданского фронта, “Другой России”, Национальной ассамблеи, “Солидарности”, Координационного совета оппозиции. Очень многие вещи были озвучены и прописаны. Часто нас обвиняли, что мы не объединялись, но оппозиция не могла объединиться по отношению к режиму, потому что оставались люди, которые продолжали работать внутри режима на его “эволюцию”. Пока это будет продолжаться, будет сложно добиться кардинального изменения. Режим всегда очень четко отсекал наиболее опасные для него радикальные ветви оппозиции, хорошо понимая, где возникает угроза корням режима. На сегодняшний день проведенная зачистка политического пространства позволяет режиму выдавать фейковые формы оппозиции за реальное противодействие режиму.
— Читали ли вы “Гарри Поттера” и как вы относитесь к главным героям? Верите ли вы, что добро все-таки победит? Можно провести параллели с реальным миром, где положительные герои, такие как вы, ведут борьбу с темными силами. (nikylinsa)
— Я читал Гарри Поттера с моими детьми. Неплохо написано, но я предпочитаю “Властелина колец”. Если говорить про параллели с реальным миром, то не могу не отметить интересный момент. Лет 5-6 назад несколько раз в лекционных контрактах с разными компаниями специально отмечалось, что я не должен говорить о России, Путине и политике, потому что компании, которые организовывали встречи со мной, имели бизнес в России. Я потом шутил, что Путин был как Волан-де-Морт — его имя нельзя было произносить, а себя, естественно, ощущал Гарри Поттером. Сейчас уже все поменялось, и теперь меня зовут говорить именно о Путине, причем в тех же самых местах, в которых раньше о нем нельзя было говорить. Так что прогресс есть. И тут если использовать аллегорический, символический язык (добро — зло, темные силы — силы света), то интересно, что западный мейнстрим с определенного момента стал отказываться от этой фразеологии, объявив ее пережитком холодной войны.
Например, когда я сдавал в печать свою книгу “Зима наступает” в американское издательство, то подзаголовком к ней была фраза: “Почему Владимир Путин и враги свободного мира должны быть остановлены?” Название было принято без проблем, а подзаголовок вызвал у издателя неприятие: “враги свободного мира” — язык холодной войны. Сейчас же издатель очень доволен — подзаголовок зачитывается с особым удовольствием на презентациях. В этом подзаголовке квинтэссенция того, о чем говорил не только я, но и Борис Немцов: Путин — это наша проблема, но рано или поздно он будет и вашей проблемой. Тогда все смеялись: “Какая проблема? Мы с Путиным бизнес делаем”. Теперь стало очевидным, что это проблема для всех — и для Европы, которую заполонили беженцы, которых Путин с Асадом и Ираном гонят бомбежками Сирии, и для Америки, которая столкнулась с попытками влиять на президентские выборы.
И сейчас западный либеральный мейнстрим вновь осваивает словарь Рейгана, где добро и зло имели геополитическую составляющую. Т.е. вместо морального релятивизма, процветающего с 1991 года, возвращается язык моральной четкости в определении позиции, которая является первым шагом на пути формирования стратегической линии по обузданию путинской агрессии и слому путинской диктатуры. И это хорошая новость.
— Демократические страны (например, англо-саксонского мира) исключительно протестантские. К ним относятся Германия и Швейцария, а также Скандинавия. Как по-вашему, религиозность (христианство) соотносится с политикой и экономикой? (Wiktor S.)
— По этому вопросу проводилось много исследований. Если делить мир по религиозно-конфессиональному признаку, то самыми успешными являются протестантские страны. Отношение протестантской этики к труду, людям и собственности сформировало демократические системы. Тот объем инноваций (научных, политических, социальных, культурных), которые были реализованы в христианском мире, и в первую очередь в протестантском, не имеют аналогов в других конфессиях. И с точки зрения вклада в развитие человечества, протестантизм — наиболее “продвинутая” ветвь христианства.
— Как вы относитесь к выдвижению Алексея Навального в президенты? Сможет ли он зарегистрироваться в качестве кандидата? (Андрей К.)
— На сегодняшний день очевидно, что выдвижение Навального на руку Кремлю. Независимо от того, что говорит какой-нибудь Песков или кто-то из сторонников Навального. Это помогает путинским лоббистам на Западе продвигать идею, что Россия — гибридная страна, а не диктатура. Это очень важно для Путина, потому что, например, при обсуждении кандидатуры Рекса Тиллерсона на пост госсекретаря для многих колеблющихся факт того, что в России есть “независимый кандидат, который борется с Путиным”, может сыграть важную роль. Якобы с Россией нужно вести не такую жесткую линию, а может быть, стоит найти возможность какого-нибудь компромисса. А вдруг если прижать Путина, то станет еще хуже. Поэтому лучше искать какие-то промежуточные формулы взаимодействия. Но совершенно очевидно, что если Кремль не захочет, то никакого выдвижения Навального не будет. Разговор о том, что он представляет угрозу Путину, оскорбителен для интеллекта нормального человека. Мы же понимаем, что остановить Навального при наличии кучи уголовных дел можно щелчком пальца. И разговоры о том, что “Путин боится применить какие-то меры к Навальному”, смешны. Такое количество пролитой крови делает диктатора совершенно невосприимчивым к каким-либо угрозам, кроме тех, которые могут повлиять на его личную власть. Например, серьезные действия Запада. Внутри России Путин считает для себя возможным творить все что угодно. Поэтому любые политические действия оппозиции могут происходить только с согласия Кремля или временного им игнорирования.
Решение о регистрации Навального Кремль будет принимать в конце 2017 года. Зато весь год мы будем слышать историю о том, что “нужно готовиться к выборам”, “мы сейчас подготовимся…”.
2017 год для властей психологически напряженный, и поэтому бесконечная выборная кампания Навального будет отвлекать политически активные массы от революционных настроений. Путин понимает, что ему это на руку. Все, кто читал книги по истории, знают, что эти игры носят двойной характер. Кремль использует Навального для внешней либерализации имиджа. А Навальный считает, что в нужный момент на каком-то повороте истории он сможет их кинуть. Проблема в том, что Навальный думает о “потом” (которое может для него и не наступить), а сейчас выгоду извлекает Кремль, для которого главный вопрос — санкции.
Внешняя легитимность очень важна для режима. Вспомним Координационный совет оппозиции, который все шпыняли, хотя его появление создало угрозу режиму в виде альтернативной легитимности. Естественно, КС был разгромлен. И сегодня Кремль уделяет особое внимание укреплению своей легитимности. Выборы мэра Москвы с участием Навального показали им “правильный” путь. Сегодня смешно читать аргументы типа “это был большой успех Навального”. Это был большой успех Собянина, который сейчас является легитимным мэром Москвы и делает всё, что хочет. И у Кремля есть искушение распространить этот опыт на всю страну. Другое дело, что, возможно, Путин к этому может быть не готов. Просто режим создал новую опцию — нужно будет, используют; сочтут излишней — использовать не будут. Я слабо верю, что Путин решится “конкурировать” с Навальным. Но если решится, то те выборы станут легитимизацией путинской власти и легитимизацией фашистского режима. А на Западе аргумент о том, что оппозиция участвует “наравне” с Путиным в выборах, перебьет все наши аргументы о том, что в России диктатура.
Выдвижение Навального — это форма электоральной наркомании для большого количества людей с оппозиционными взглядами. И, дозируя этот наркотик, Кремль поддерживает в них состояние электорального драйва.
— Что будет дальше между российско-турецкими отношениями после убийства нашего посла в Турции? И как вы оцениваете этот теракт? Кто стоит за этим? Сейчас рассматривают массу версий.(Максим Ф.)
— И вновь заглянем в историю. Путинский режим — преступный режим. И люди, которые работают на путинский режим, становятся соучастниками и подвергают себя опасности. Никто не защищен. Убийство, теракт — это, конечно, преступление. Когда режим нарушает все международные правила после того, что было сделано в Алеппо… Путинский режим стирает грань между добром и злом. Этот релятивизм будет возвращаться. И российский обыватель, который рассуждает в парадигме “нам можно, а им нельзя”, не понимает, что разбужены силы, которые действуют в аналогичной парадигме. Вот поэтому Запад хочет сохранения статус-кво. Потому что при сохранении статус-кво сохраняется определенная форма порядка. Почему с 1945 года границы были незыблемы? Потому что это гарантия от массового кровопролития и геноцида. Например, в Африке, где границы были проведены колониальными властями и зачастую разделяли целые племена, все понимают, что границы проведены произвольно и не очень справедливо. Но при этом каждый африканский диктатор знает, что незыблемость границ — защита от кровопролитных войн. Это инстинкт самосохранения.
Вы переходите границы, когда считаете, что всё это не имеет значения, что “нам можно” и “мы что хотим, то и делаем”, отжимаете у соседа территории, сбиваете самолеты. И считаете это нормальным? Запад не может ответить тем же. Ему нужно 2 года, чтобы собрать безупречные доказательств для суда. Всем понятно, кто сбил малайзийский “Боинг”, но Западу нужны юридически веские доказательства. И в этот момент на авансцену выходят силы, которым не нужны никакие доказательства. А для этих сил, в отличие от разглагольствующего Обамы, медлительной нидерландской и нерешительной английской прокуратуры, которая не может выговорить фразу “ядерный терроризм” в деле по убийству Литвиненко, существует своя правда, и они будут вершить свое “правосудие”. “Правосудие” так, как они понимают.
В этом и есть опасность путинского режима — он разрушает существующий свод правил, который удерживал мир от перехода за грань безумия.
— В прошлом году в интервью вы говорили, что могли бы объединиться с теми или иными оппозиционными силами, если у вас с ними будут какие-то общие идеи и точки соприкосновения. С кем из нынешних лидеров оппозиции вы могли бы создать коалицию? И видите ли толк в создании подобных объединений? (Константин Б.)
— Это вопрос скорее прошлого. Именно на этих идеях формировались ОГФ, “Другая Россия”, Национальная ассамблея, Координационный совет оппозиции, “Солидарность”. А офис “Солидарности” был штабным центром, где собирались представители всех политических взглядов. И именно с этим все время боролась власть, потому что именно такие объединения с точки зрения Кремля представляли для них угрозу. Отдельные шествия КПРФ, “Яблока”, “Русские марши” совершенно не волнуют Кремль. Главная опасность — синергия — объединение разных политических сил, согласных с тем, что в России нужно восстановить механизм смены власти (если быть более точным, то создать такой механизм) и вернуть страну в правовое поле, где законы обязательны к исполнению всеми.
— В этом году прошло два Форума свободной России. Вы говорили, что будет создана площадка для дальнейшей работы форума. Но ничего не слышно и не видно. Можете пояснить? (Тамара З.)
— Весной следующего года пройдет еще один форум. Это важная площадка, на которой объединяются люди с общими идеями, отличными от традиционных в нынешней оппозиции, представлениями о будущем России и сегодняшних задачах оппозиции. Форум — это во многом объединение людей, которые однозначно оценивают аннексию Крыма и всю агрессивную политику Путина. Мы считаем контрпродуктивным любое участие в путинских процедурах — это подыгрывание власти. Начала реализовываться идея создания контактной базы российской эмиграции. Мы хотим собрать информацию о тех людях, которые хотели бы в случае кардинальных перемен в России участвовать в общественно-политической жизни страны. Потому что реальные перемены внутри России не могут осуществляться нынешним бюрократическим аппаратом. И тут есть разногласия между участниками Форума и представителями “Открытой России”. С нашей точки зрения нынешний бюрократический аппарат России должен быть заменен полностью. Мы говорим о необходимости замены нескольких десятков тысяч человек, которые, очевидно, никогда никакие реформы проводить не будут. И как я уже говорил — никаких выборов сразу после ухода путинского режима быть не может. Этот процесс затянется на полтора-два года переходного периода. За это время должна быть создана новая система управления и новые правила, по которым выборы могут пройти. И должны появиться люди, которые смогут эти процессы осуществлять.
— Как вы оцениваете прошедшие выборы в Америке? По вашему мнению, они прошли честно? И что думаете о победе Дональда Трампа? (Роберт)
— Выборы прошли честно. Первый показатель этого — они кончились неожиданно, и это была позиция американского народа. Хотя Трамп по меркам любой другой демократической страны потерпел бы поражение. Он набрал почти 63 млн голосов, а Клинтон — около 66 млн. Но есть правило в Америке — все решает распределение голосов по штатам. Я считаю, что эта система давно устарела и необходимо переходить на общенациональное голосование. Но по нынешним правилам — победил Трамп.
Не думаю, что Трамп станет вторым Путиным и вряд ли что-то сможет кардинально поменять в США. Американское правительство не является основным источником финансирования экономики и конкретных людей. По всей стране разбросаны центры политического и финансового влияния. Сама страна достаточно мобильно реагирует на любые вызовы. Если Трамп будет продолжать вести себя так, как он это делал во время предвыборной кампании, то проблемы у него будут только нарастать.
— Хватит о политике! Расскажите, как вы проводите свободное время с семьей? (Зоя С.)
— Сейчас я со своей женой Дашей и двумя нашими детьми живу в Нью-Йорке. Дочери Аиде 10 лет, она много читает по-английски и по-русски. Мы вместе обсуждаем историю, географию, литературу. Моему младшему сыну Николасу полтора года — с ним мы в основном смотрим классические мультфильмы моего детства. Другой сын Вадим живет в Москве с моей мамой, ему 20 лет, он студент. Мы с ним регулярно созваниваемся и обсуждаем волнующие его вопросы. Старшей дочке Полине 23 года, она окончила Колумбийский университет и сейчас будет продолжать образование. Периодически она помогает мне в работе над аналитическими материалами.
Опубликовано 07.01.2017 00:10
Евгений Киселев о российской власти
Есть два простых рецепта, как укрепить пошатнувшуюся власть, как вернуть государю ускользающую популярность. Особенно тогда, когда народу приходится потуже затягивать пояса.
Первый способ — устроить маленькую победоносную войну.
Второй — разоблачить заговор.
И к тому, и к другому способу власть в России прибегала неоднократно — в разные времена.
Но если говорить только о Путине — собственно говоря, ради победы «преемника» на первых его президентских выборах была развязана вторая чеченская война.
Ради переизбрания его на второй срок раздули дело ЮКОСа, разоблачили мнимый заговор зловредных олигархов, якобы собиравшихся оптом и в розницу скупить всех депутатов, отдать всю русскую нефть поганым пиндосам и вообще отказаться от ядерного оружия.
В 2012 году Путин шел на третий срок под флагом борьбы с заговором «белоленточников» с Болотной и проспекта Сахарова.
Показалось, что рейтинг маловат — решили напасть на Украину.
Но война получилась не совсем маленькая и не совсем победоносная. Крым пал без единого выстрела, а вот на Востоке Украины не заладилось.
Оппозиционные гражданские активисты, пытающиеся выяснить правду о «грузах 200» из Украины — о потерях среди всех этих «отпускников», «добровольцев» и прочих «вежливых зеленых человечков» — утверждают, что они составили уже едва ли не треть от числа всех убитых и раненых за десять лет афганской авантюры.
Ну а раз с маленькой победоносной войной не совсем получилось, самое время разоблачить какой-нибудь новый заговор, начать новую кампанию борьбы с врагами народа.
Тут позволю себе краткий экскурс в историю.
В 1937 году перед началом «Большого террора» на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП (б) Сталин подвел под грядущие массовые репрессии идейно-теоретическую базу: мол, по мере продвижения страны вперед по пути строительства классовая борьба будет усиливаться. И поехали по ночным улицам больших и маленьких городов «черные вороны», заработали «тройки», заступили на бессонную кровавую вахту расстрельные команды…
Так вот, если вернуться из 1937 в канун 2015 — в минувшую пятницу в России произошло нечто подобное, очень важное и очень страшное событие. Подписав указ о новой военной доктрине, Путин включил в него пункт, из которого следует: одной из главных внутренних угроз является «деятельность по информационному воздействию на население, в первую очередь на молодых граждан страны, имеющая целью подрыв исторических, духовных и патриотических традиций в области защиты Отечества».
Ясно, что этот пункт позволит без труда объявить врагом государства любого человека, публично выступающего — в СМИ, в социальных сетях в интернете, на митинге, да где угодно — с критикой политики властей. Теоретическая база под возможные будущие массовые репрессии подведена.
Я говорю «возможные», я не говорю «грядущие». Хоть меня подмывает поздравить всех с наступающим 37 годом, я не делаю этого, потому что у меня в душе еще теплится слабая надежда, что история России в кой-то веки не пойдет по самому худшему сценарию.
Но, увы, Россия — «страна с непредсказуемой историей». Эта хлесткая фраза не моя, но я ее люблю и понимаю так: в истории России с завидным постоянством случались очень скверные повороты событий, которые ни один здравомыслящий человек предсказать не мог.
Ну кто, скажем, мог предвидеть в благословенном 1913 году, когда народ-богоносец в обстановке высокого патриотического подъема и единения с православным государем-императором праздновал 300-летие династии Романовых, что через четыре года эта династия падет, в стране начнется гражданская война, и пойдет брат на брата, и Россия кровью умоется, миллионы погибнут, а еще миллионы будут искать спасения на чужбине?
Кто мог предвидеть в середине 20-х, на пике «разгула НЭПа», что через каких-нибудь пять лет будет коллективизация и Голодомор, и еще миллионы погибнут?
Кто мог предвидеть, читая в 1933 году в советских газетах гневные заметки о новых порядках в гитлеровской Германии, что через несколько лет Советский Союз подпишет договор о дружбе с Третьим Рейхом?
Кто мог представить себе в победном 45-м, когда советские солдаты освобождали из нацистских лагерей смерти последних чудом уцелевших узников Холокоста, что спустя несколько лет широкомасштабную антисемитскую компанию развернут уже в СССР, что в ходе нее будут казнены и просто убиты (как актер Михоэлс) многие еврейские деятели, а от этнической чистки по образу и подобию других репрессированных народов советских евреев спасет только смерть Сталина?
Кто мог представить себе советские ракеты на Кубе, из-за которых человечество чуть не сгорело в пламени ядерной войны? Берлинскую стену? Танки на улицах Праги? Вторжение в Афганистан?
Кто мог предположить в 1989, когда мы ушли из Афганистана, и страна с облегчением вздохнула — наконец-то эта война закончилась! — что всего через пять лет начнется новая война — гораздо более страшная, на собственной территории, в Чечне?
А еще через пять лет — еще одна?
Кто мог представить себе еще лет десять назад, что Россия будет воевать с Грузией и с Украиной?
Прикажете продолжать?
Или я — хотя бы отчасти — сумел убедить вас, что в России надо быть готовыми ко всему? В том числе и к тому, как с нескрываемым злорадством написал на одном из прокремлевских сайтов какой-то аноним, что еще немного — и за вами начнут выезжать хмурые люди в пыльных шлемах?
Майор из РФ рассказал, как отправлял на Донбасс российских военных по приказу “сверху”. ФОТО
30.12.2014 16:00