* * *
26 ияра – первый день Шестидневной войны. 53 года назад мы начали кампанию, в которой: 1. Ликвидировали угрозу уничтожения Израиля. 2. Освободили всю западную Эрец-Исраэль. 3. Доказали всему миру, что с нами надо считаться. Запомним эти три пункта.
Война стала результатом уверенности арабов, что нас можно победить. В этом их активно убеждал СССР, имевший свои стратегические цели в противостоянии с США на Ближнем Востоке. Для начала КГБ и Штази создали в 1964 г. ООП и расширили поставки оружия арабским странам.
В самих арабских странах это был расцвет национализма и милитаризма, особенно после переворота в Сирии, приведшего к власти маоистско-националистский режим офицеров. Египет, Сирия и Иордания собрали свои армии под единым командованием, а к ним были присоединены и выдвинуты в сторону Иордании войска Ирака и Саудовской Аравии.
СССР пустил слух, что Израиль перебросил восемь бригад к сирийской границе. Несмотря на все опровержения, Насер ввёл свою армию в Синай, убрав оттуда международный контингент миротворцев. Иракцы выдвинулись на запад, и их построение указывало, что они нацелены на рассечение Израиля в самом узком месте – в районе Нетании. Где ширина Израиля была 15 км…
Демонстрация силы Израилю не помогла – когда в апреле 1967 г. произошел воздушный бой с сирийцами, израильтяне демонстративно сбили несколько самолетов противника прямо над Дамаском, где в это время проходили празднования правящей партии Баас. Вскоре, в мае 1967 г., было создано правительство Национального Единения («мемшелет ликуд леуми»), и проведена срочная мобилизация резервистов.
С приближением арабских армий к нашим границам была дана команда к атаке. В первый день была уничтожена почти вся египетская авиация и начались сухопутные бои в Синае и в секторе Газы. Успехи были невероятные.
Но победы в той войне так и остались чисто военными. Освобождение нашей страны прошло мимо нас. Мы так ею и не завладели (по крайней мере, часть израильтян так и не знает о важности Шило, Хеврона для нашей истории и традиции) и сегодня не знаем, с какой стороны подступиться к суверенитету в Иудее и Самарии.
Помочь этому может повторение трёх пунктов, упомянутых в начале. Только в обратном порядке. Необходимо:
1.(3) показать миру, что с нами надо считаться, что владение нашей страной – это наше законное право, и мы им не поступимся.
2.(2) провести, наконец, суверенизацию западной Эрец-Исраэль, со всеми вытекающими – сохранением наследия, ростом экономических преимуществ и укреплением безопасности.
3.(1) убедительно продемонстрировать всем нашим «френдам и фолловерам» на Ближнем Востоке, что мы чётко понимаем значение такого шага для национального будущего и готовы его защищать.
Пришло время сделать это, 53 года спустя начала нашего пути к полностью суверенной Эрец-Исраэль.
Лучше позже, чем никогда.
Удачи нам в этой решающей борьбе за нас и за наших детей.
Михаил Лобовиков (из фейсбука)
***
Предыстория войны
1. 10 жарких дней в мае
13 мая 1967 года правительство Египта получило официальное уведомление правительства СССР о том, что израильские войска готовят нападение на Сирию, и что на северной границе Израиля с этой целью сконцентрировано от 11 до 13 израильских бригад.
Сообщение это было сделано в Москве, в личной беседе Председателя Президиума Верховного Совета СССР Подгорного с главой египетской парламентской делегации Анваром Садатом.
Этo же сообщение ранее былo доведенo до сведения премьер-министра Израиля Леви Эшколя послом СССР Чувахиным, и тоже в личной беседе.
Эшколь ответил послу, что его источники информации, скорее всего, не совсем верны. Он предложил Чувахину совместную поездку на север, чтобы посол смог лично убедиться в том, что концентрации израильских войск там нет.
Так как поездка могла быть проделана буквально за пару часов, а спрятать 30-40 тысяч человек и 3-4 тысячи машин на пространстве шириной в 20 км было бы просто невозможно, предложение выглядело убедительнo.
Однако Чувахин не зря служил в МИДе СССР чуть ли не 30 лет. Он ответил, что его дело состоит не в том, чтобы проверять сообщения его правительства, а в том, чтобы доводить их до сведения израильского премьер-министра – после чего прервал беседу и откланялся.
Разговор был неприятным. На сирийской границе в первые месяцы 1967-го года действительно происходили инциденты – один за другим. «Федаины», шедшие из Сирии, устраивали нападения на дорогах, ставили мины. Были жертвы. Обстрелы пограничных киббуцев с Голанских высот шли так регулярно, что в дело пришлось вводить авиацию. 7 апреля сирийцы тоже задействовали свои МиГи, но неудачно. В воздушном бою над Голанами они потеряли несколько самолетов. Так что напряжение существовало, в этом посол был прав. Поэтому Эшколь предложил начальнику генштаба Израиля (им в ту пору был Ицхак Рабин) сократить военный парад, который должен был состояться в День Независимости, 15 мая, до минимума.
14 мая египетские войска начали продвижение на Синай, к египетско-израильской границе. Колонны военной техники в два часа дня прошли через улицы Каира, прямо под окнами американского посольства.
В тот же день начальник Генштаба египетской армии, генерал Махмуд Фавзи, вылетел в Дамаск для установления координации между армиями Египта и Сирии. Большой тревоги это в Израиле не вызвало. Начальник военной разведки Израиля, генерал Ярив, уведомил премьер-министра, что речь идёт, скорее всего, о демонстрации – вроде той, которую египетская армия уже проводила в 1960 году… Вероятность возникновения войны он рассматривал как низкую – по прогнозу разведки, пик готовности египетской армии должен был прийтись на конец 1970 года, после завершения программы военных поставок из СССР…
15 мая в Израиле состоялся необыкновенно скромный военный парад, в котором против обычая не участвовали ни танки, ни самолеты, a просто прошли строем несколько пехотных частей. Отсутствие военной техники на параде было замечено арабской прессой – хотя интерпретировано это наблюдение было совсем нe так, как надеялся Эшколь. Арабские газеты пришли к единодушному мнению – всё, что может стрелять, уже стоит на сирийской границе.
Во время парада Эшколь получил записку из военного ведомства – число египетских войск на Синае выросло с 30 тыс. до 60 тыс. и продолжало возрастать. После совещания в министерстве обороны было решено начать частичную мобилизацию.
Утром 16 мая индийский генерал, командующий войсками ООН на Синае, получил уведомление от генерала Фавзи с просьбой убрать его части с египетско-израильской границы, чтобы «не препятствовать действиям египетской армии в том случае, если Израиль предпримет агрессию против какой-либо арабской страны». Просьба эта была немедленно доведена до сведения самого генсека ООН, бирманского дипломата У Тана, который педантично ответил, что просьба одного генерала к другому не может быть основой для каких-либо действий со стороны ООН – но добавил, что если он получит эту просьбу в должной форме, то он её исполнит.
Его желание было немедленно удовлетворено – министр иностранных дел Египта Махмуд Риад в любезном письме на имя Генерального Секретаря уведомил его, что правительство Египта приняло решение «о прекращении деятельности войск ООН как на территории Египта, так и в полосе Газы».
Дальше случилось нечто, что не имело аналогов в истории международных организаций. Без всяких консультаций У Тан согласился выполнить запрос правительства Египта. Это в высшей степени драматическое решение было принято с неслыханной, поистине космической скоростью – ответ был доставлен египетскому правительству через 75 минут после получения его просьбы.
Абба Эбан, министр иностранных дел Израиля в тот период, в своих мемуарах изумляется, что ООН, известная своим бюрократизмом и медлительностью, оказалась способна к таким стремительным действиям. Складывается впечатление, что удивлялся он зря – этот экспромт выглядел хорошо подготовленным.
Попробуйте представить себе, что чрезвычайно важный документ должен быть прочитан, осмыслен, ответ на него должен быть сформулирован, он, наконец, должен быть отпечатан (сразу, без черновика?) и доставлен адресату – и всё это за 75 минут?
Эбан почему-то жалуется, что ни с Израилем, ни с государствами, которые поставляли свои контингенты в войска ООН на Синае, никак не проконсультировались. С некоторыми странами совещания, несомненно, состоялись. Например, Индия и Югославия не только моментально выразили полное согласие на вывод своих частей, но начали осуществлять этот вывод без всяких задержек, даже не получив на этот счет никаких (по крайней мере официальных) инструкций из Секретариата ООН.
Выходит, то, что с Израилем не посоветовались – как раз понятно. Вот что абсолютно непонятно: У Тан не собрал Совет Безопасности, не известил без промедления Генеральную Ассамблею, не поговорил ни с одним из послов стран, имеющих постоянное представительство в Совете Безопасности – и, кстати, имеющих там право вето.
Что ещё более интересно – ни одна из этих держав не пожелала выступить с инициативой созыва сессии Совета Безопасности, на что они имели неотьемлемое право. Действия Генерального Секретаря критиковали только США и Канада, да и то частным образом. Это обьясняли впоследствии тем, что западные страны сочувствовали Израилю, но полагали, что в Генеральной Ассамблее азиатские и африканские страны автоматически поддержат Египет – как видного члена Движения Неприсоединения. Конфронтации же хотелось избежать. А Совет Безопасности был блокирован Советским Союзом, который уже выразил мнение, что «никакого кризиса нет, а в обострении обстановки виноваты израильские провокации».
Эбан с большой гордостью приводит свои слова из речи, произнесенной им впоследствии, в которой он остроумно сравнил действия войск ООН c «пожарной бригадой, отозванной именно в тот момент, когда появились первые следы дыма».
17 мая два египетских МиГа пролетели над территорией Израиля – с востока (из Иордании) на запад. Их полёт прошел точно над израильским ядерным центром в Димоне. Перехватить их не успели.
У Тан выразил желание посетить Каир с целью «ознакомиться с ситуацией на месте». Почему он решил поехать туда после своего решения, а не до того, тоже осталось необьяснённым.
18 мая египетские дипломаты посоветовали ему отложить его визит до тех пор, пока он не получит официального приглашения.
19 мая посол СССР в Израиле посетил министра иностранных дел Израиля Эбана по его просьбе. Он разьяснил министру, что все дело вовсе не в движении египетских войск на Синай, а «в политике Израиля, непрерывно и без всякой нужды обострявщей и без того непростую обстановку», и высказал смелое предположение, что «мины на израильских дорогах, примыкающих к израильско-сирийской границе, на самом деле ставят агенты ЦРУ».
Эбан пишет в своих мемуарах, что советское посольство уведомило Москву о том, что правительство Эшколя неустойчиво, не располагает должным авторитетом для ведения войны и вообще может пасть в любую минуту.
Цена этой осведомленности была не слишком велика – 21 мая совершенно такая же информация появилась в израильской газете «Йедиот Ахронот», с разьяснением, что оставшиеся не у дел (после неудачных для них выборов 1966 года) видные деятели Рабочей партии Шимон Перес и Моше Даян ведут переговоры о создании нового правительства с лидером оппозиции Менахемом Бегином. Эшколя на посту премьер-министра в этом случае должен был бы сменить Бен-Гурион.
Возникает, правда, вопрос – откуда Эбан знал о содержании советских телеграмм? Либо израильская разведка читала советскую дипломатическую переписку и не считала нужным это скрывать, либо – что более вероятно – посол Чувахин сказал министру ещё что-то, что в протокол их разговора не заносилось. Например, он мог посоветовать правительству Израиля проявить больше уступчивости – ввиду ненадежности положения самого правительства…
Вечером 21 мая премьер-министр Эшколь выступил с речью, обращённой к нации. Речь эта была произнесена после совещания в министерстве обороны, где было принято мнение, что война, скорее всего, неизбежна. Тем не менее, Эшколь полагал, что надо сделать всё возможное, чтобы её избежать. Он был не одинок в этом мнении – Бен-Гурион полагал, что ситуация очень опасна, что помощи ниоткуда не видно, и что виноват в этом Эшколь.
Старик (Бен-Гуриону исполнилось уже 81 год) был очень недоволен своим преемником. Толковый агроном, очень дельный администратор, прекрасно проявивший себя на посту министра финансов, Эшколь в свои 72 года не имел ни военного опыта, ни ораторского дара, ни харизмы прирождённого лидера. Он произнёс в Кнессете сдержанную, даже примирительную речь. Акабский пролив и доступ к Эйлату даже не были упомянуты – Эшколь хотел показать, что сама мысль о действиях Египта, направленных на возобновление блокады, так «немыслима», что даже не приходит ему в голову.
22 мая, в тот момент, когда У Тан, получивший наконец приглашение посетить Насера, должен был приземлиться в его столице, радио Каира обьявило о закрытии Акабского пролива – «для всех судов, направляющихся в израильский порт Эйлат». Обьявление блокады морского порта любой страны, согласно всем законам и прецедентам международного права, являлось актом войны.
2. Ожидания, колебания, совещания и назначения
23 мая в министерстве обороны Израиля состоялось экстренное совещание, проходившее в расширенном составе. В нем участвовали все министры, представители партий, входивших в правительственную коалицию, высшие чины армии и военной разведки, а также представители оппозиции.
От недавнего оптимизма не осталось и следа.
Гамаль Абдель Насер последовал примеру Эшколя. Не в пример израильскому премьеру, президент Египта был блестящим оратором. Он произнес впечатляющую речь, в которой, в частности, сказал следующее:
«Мы находимся в конфронтации с Израилем. Однако сейчас не 1956 год, когда Франция и Великобритания были на его стороне. Сейчас Израиль не поддержан ни одной европейской страной. В этот раз мы встретимся с Израилем лицом к лицу. Евреи угрожают нам войной. Я отвечаю им: “Ахлан ва-сахлан” (“Добро пожаловать”)».
Абба Эбан в своей книге «Свидетель и очевидец» («Personal Witness») сообщает, что на совещании было принято единодушное решение – срочно отправить его за границу для консультаций, чтобы «… искать поддержку международного сообщества в неожиданно разразившемся кризисе…» Но была большая вероятность, что вместо Эбана будет отправлен другой эмиссар.
Эбан, опытнейший дипломат, образованный и остроумный человек, полиглот с тройной золотой медалью Кембриджа (он очень гордится этим отличием в своей автобиографии), не имел в своей стране и тени того влияния и авторитета, на которые он полагал себя вправе рассчитывать. Даже Эшколь, который назначил его министром иностранных дел Израиля и заместителем премьер-министра, полагал, что его зам «всегда готов заменить трудное решение блестящей речью», и определял Эбана – на родном идишe, на котором до конца жизни предпочитал говорить в частном кругу – как «дер гелернтер нар», что можно приблизительно перевести как «учёный дурак». Эбан знал о такой своей репутации и боролся с ней как мог – например, приводил лестные отзывы из американской прессы о своём красноречии, где стиль его речей сравнивали со стилем Де Голля и Черчилля.
Избранные речи А. Эбана были даже записаны на пластинку (1959)
Как бы то ни было, 25 мая Эбан улетел. Путь его лежал сначала в Париж, потом в Лондон, и, наконец, в Вашингтон. В 1957-м Франция обещала поддержку Израиля в случае повторной блокады Эйлата, а Великобритания и США в том же году сделали заявления, сводившиеся к тому, что «Акабский пролив является международными водами». Что означало: они не могут быть перекрыты Египтoм без нарушения международного права.
Эбан очень надеялся, что Англия и США усмотрят в такого рода действиях ущемление их собственных интересов. На поддержку Франции он больших надежд не питал – отношения с ней сильно охладились. Де Голль искал сближения с арабским миром, и в последнее время на срочные телеграммы из Израиля французский МИД просто не отвечал.
26 мая президент Египта выступил с очередной речью, обращенной к Панарабской федерации профсоюзов. Он повторил свои предыдущие слова о том, что «теперь не 1956-й год» и добавил нечто новое: «если война разразится, она будет тотальной и ее целью будет уничтожение Израиля». Он назвал Соединенные Штаты «главным врагом», а Англию – «американским лакеем».
27 мая Эбан вернулся домой. Результаты его поездки были неутешительны, хотя сам он интерпретировал их очень положительно.
На все его доводы, что «в 1957-м вы нам обещали», во всех трёх столицах ему отвечали «да, но сейчас 1967-й…». Разница была в оттенках.
Хуже всего приём был во Франции – Де Голль требовал, чтобы Израиль ни в коем случае не предпринимал «односторонних действий». Британский премьер-иинистр Гарольд Вильсон в Лондоне говорил с Эбаном более дружески, но сообщил, что его страна «старается сочетать размеры своей ответственности с размерами своих ресурсов, поэтому в одностороннем порядке ничего предпринимать не будет». Президент США Джонсон был не столь прямолинеен – в манере, которая составила бы честь дельфийскому оракулу, он говорил, что «Израиль не останется одинок, если только не захочет остаться одиноким». В конкретных шагах, направленных на помощь Израилю – например, в ускорении поставок обещанных, но задержанных самолетов «Скайхок» – он отказал. Правда, американцы обещали «рассмотреть вопрос об организации международной армады, которая под защитой американских военных судов прошла бы Акабским проливом». Именно это обещание и послужило основанием для оптимистического отчёта Эбана своему правительству.
27 мая У Тан, вернувшись из Египта, предcтавил доклад Совету Безопасности ООН о положении на Ближнем Востоке. Он сказал, что «как президент Египта Насер, так и министр иностранных дел д-р Махмуд Риад заверили его, что Египет не предпримет наступательных действий против Израиля, а главной целью является восстановление положения, которое существовало до 1956 года».
Произнесённую накануне тем же Насером речь «о тотальной войне, целью которой будет уничтожение Израиля» генсек ООН не заметил – возможно, по причине понятной у столь занятого человека рассеянности. Однако речь эта произвела совершенно иное впечатление и в Израиле, и в арабских странах – и там, и там её восприняли совершенно серьёзно.
По Каиру и Дамаску шли ликующие демонстрации – толпы народа несли плакаты, выражающие восторженную поддержку своих правительств. Газеты выходили с огромными заголовками «Конец Израилю!» и с рисунками, на которых изображался горящий Тель-Авив с залитыми кровью улицами и с грудами черепов… В Израиле, как легко догадаться, настроение было обратным.
Новорождённый Израиль был создан людьми, уцелевшими после крематориев и расстрельных рвов Катастрофы. Так что невмешательство наблюдающего за развитием конфликта мира задевало самые больные воспоминания – рассчитывать на «справедливых мира сего» было нечего.
Действия же собственного правительства доверия публике не внушали. Последнeй соломинкой в этом смысле стало выступление Эшколя 28 мая. Он приехал на радио сразу после бессонной ночи, проведённой на совещании в министерстве обороны, текст читал с черновика, говорил скомканно и невнятно. В довершение всего он сбился, никак не мог найти потерянную строчку, и – в прямом эфире! – попросил своего помощника показать ему нужное место.
30 мая стало известно, что американский проект создания международной флотилии, которая под защитой американского флота прошла бы Акабским проливом, не может быть реализован. Ни одно из 80 государств, которым участие в этом предприятии предлагалось, к нему не присоединилось. Египет довёл до сведения США, что по кораблям, пытающимся нарушить территориальные воды Египта, будут стрелять.
В тот же день в Каир прилетел неожиданный гость – король Иордании Хуссейн. Приняли его по-братски, с распростёртыми обьятиями, хотя буквально за пару дней до визита радио Каира называло короля «хашемитской шлюхой». Король Хуссейн пришёл к выводу, что война неизбежна, что его политическая позиция, сформулированная как «сидеть на заборе и ждать исхода событий» больше не обеспечивает безопасность ни его стране, ни ему лично, и что надо спешить присоединиться к победителю. Был немедленно заключен договор о дружбе и взаимопомощи, иорданскaя армия отдана под командование египетского генерала, а Ахмед Шукейри – глава палестинской политической организации, находившийся под контролем египетского правительства, заклятый враг короля Хуссейна – вылетел в Амман в качестве посланца доброй воли. Свои радикальные антииорданские взгляды он молниеносно изменил.
Для Израиля это было огромным событием. Война на три фронта становилась совершенно осязаемой реальностью. Общественное мнение пришло к выводу, что «надо что-то делать, и немедленно…».
Вечером 1 июня на пост министра обороны Израиля был назначен Моше Даян. Даян был человек в Израиле известный, говорили про него разное. Например, утверждалось, что он хвастун, враль и позёр… А ещё он считался истинным автором победы в войне 1956-ого года. То, что именно он будет готов действовать решитeльно, у израильской публики не вызывало сомнений…
Абба Эбан пишет в своей книге, что он, Эбан, позвонил 1 июня начальнику генштаба Израиля генералу Рабину и его заместителю, начальнику службы военной разведки генералу Яриву, и сообщил им, что «можно начинать». Он утверждает, что оба генерала и премьер-министр Эшколь «выразили глубокое облегчение» по этому поводу.
Визит Леви Эшколя на синайский фронт, июнь 1967 г.
Для постороннего наблюдателя слова Эбанa звучат несколько комично – он выглядит человеком, с важным видом дающим разрешение на отправление поезду, который уже пошёл.
Дипломатия кончилась, дальше должна была высказаться армия…
По книге Бориса Тененбаума «Арабо-израильские войны»
Опубликовано 20.05.2020 14:35
