Tag Archives: евреи Украины

Украинские евреи о захватнической путинской войне

Мы в метро, «нас бомбят не первый день». Что о российской «денацификации» говорят евреи Украины
Олег Шмелев  10 марта 2022, 19:21

Под Киевом. Фото: Felipe Dana / AP

Оправдывая нападение на Украину, Владимир Путин — и вслед за ним вся государственная пропаганда — оперирует терминами «денацификация» и «демилитаризация», которые обычно ассоциируются с послевоенной Германией. В Киеве же, по словам Путина, засела «шайка наркоманов и неонацистов», которая «взяла в заложники весь украинский народ». «Медиазона» обсудила эти тезисы с украинскими евреями.

«Все разговоры Путина о неонацизме не стоят выеденного яйца»

Иосиф Зисельс, глава Ассоциации еврейских организаций и общин Украины

В Украине за последние 8 лет ни разу на моей памяти не было плохого отношения к евреям. Дело в том, что я занимаюсь мониторингом антисемитизма профессионально, я не сам анализирую, но еще в Советском союзе создавал сеть анализа и мониторинга антисемитизма. Тут мне не может повесить лапшу на уши ни российская власть, ни какая-либо другая, потому что я сам хорошо это знаю. Поэтому я говорю: никакого нацизма, никакого антисемитизма особо выделяющегося в Украине нет. В Украине три с половиной года не было ни одного нападения, потом было три — на уровне статистической ошибки, это при всем при том, что в Западной Европе нападения исчисляются десятками за год, а случаев вандализма — сотни. У нас в прошлом году было восемь или девять.

Харьков. Фото: Sergey Bobok / AFP

Поэтому все разговоры Путина и любых других деятелей России об антисемитизме, о неонацизме, о правом радикализме не стоят выеденного яйца, это все высосано из пальца. В Украине есть некоторое количество праворадикальных организаций, некоторые — искусственные, которые за российские деньги имитируют радикальную деятельность. У меня есть письмо, которое написано больше года назад в СБУ и МВД Украины о том, что некоторые праворадикальные группы получили деньги от оппозиционной платформы «За жизнь», есть такая у нас пророссийская парламентская партия — это Юрий Бойко, Вадим Рабинович и Виктор Медведчук, кум Путина — известно, кто конкретно, фамилия Кива, передал деньги праворадикальным группам для осуществления провокаций. Они в прошлом году сделали такие провокации, пикетировали 6 января прошлого года израильское посольство за то, что Израиль не признает Голодомор. 6 января это очень знаменательная дата, это канун Рождества, никого нет уже. Они пришли вечером, было темно, постояли у посольства, отрабатывали деньги, сняли на телефоны сами себя и ушли. Если считать их праворадикалами… Они, кстати, антисемитской пропагандой не занимались, потому что в этой партии ОПЗЖ достаточно много евреев.

Дальше, какой может быть антисемитизм и нацизм в стране, если президент имеет еврейские корни? Министры имеют еврейские корни, 73% знали, что Зеленский еврей и тем не менее отдали за него голоса на выборах во втором туре. Я к нему отношусь и относился всегда очень скептически, но людям он понравился чем-то, мне он не нравится, но дело не в этом. За еврея отдали 73% в стране, которую Путин хочет денацифицировать, более абсурдное трудно предположить. Но путинскую пропаганду не смущает то, что они дошли до абсурда.

По-моему, все лежит на поверхности: Путин играет на подсознании людей, которые помнят, что такое фашизм, что такое нацизм. Он хочет настроить людей подсознательно, не через рефлексию и обдумывания, выбирая слова. Работают психологи, не только военные ведь воюют. Определенные слова вызывают негативные ассоциации, вот нацизм вызывает негативную ассоциацию, фашизм, антисемитизм, и они запускают эти слова.

Киев. Фото: Emilio Morenatti / AP

Мы, украинские евреи, еще в 2014 году написали письмо Путину, оно обошло весь мир, это письмо, о том, что никакого значимого антисемитизма в Украине нет, занимайся своим делом, мы ему написали, Россией занимайся, там гораздо больше правого радикализма. Так о чем вы говорите? Я, который защищает права евреев уже черт знает сколько лет, никогда не сказал бы слова против того, если бы видел какой-то инцидент и стал бы его скрывать. Мы тщательно проверяем каждый инцидент, мы не преувеличиваем количество инцидентов, но и Боже упаси не уменьшаем.

Ничего еврейского в этой войне нету, евреи, как и все, страдают от этой войны, от того, что магазины стали хуже работать, лекарств стало меньше. Россия не понимает сути украинского общества.

«То, что говорит великий Путин — просто фашизм»

Сестры Татьяна и Рита Юшкевич, Харьков

Мы в метро, нас бомбят не первый день. Наш город многонациональный, здесь родились наши дети и внуки. Мы никогда за все время жизни не чувствовали никакого нацизма. Здесь его не было, и фашизма в том числе — мы с сестрой клиенты Хеседа, мы еврейки. То, что говорит великий Путин — просто фашизм с его стороны.

Уничтожается культура нашего города. Понимаете, бомбят по жилым кварталам: больницы, школы, наш театр с уникальным органом. Это же не военные объекты. Вот мы сейчас спускались в метро днем, стреляли «Грады», слово «денацификация» мы услышали впервые от Путина, мы вообще не поняли, что это за слово вначале.

Бомбы в том числе и для нас, евреев, и для украинцев, и для русских. И для многонационального города, самого красивого в Украине.

Мы уже в возрасте. В советское время мы получили образование, да, у нас был русский язык, со второго мы изучали украинский язык. Мы прекрасно владеем русским языком, знаем литературу, многие из нас владеют иностранными языками. Ущемление русского языка? Когда Украина стала более независимой, естественно иметь свой язык, мы к этому относимся очень спокойно. Но именно наш регион русскоязычный, никакого ущемления нет. Идет, допустим, какая-то документация на украинском — это, наверное, правильно.

Киевское метро. Фото: Efrem Lukatsky / AP

Даже если нам отвечают на украинском, мы понимаем, это не проблема. Не нужно нас денацифицировать, говорить, что есть фашисты, нацисты. По поводу Киева: сын живет в Израиле, внучка практически каждый год приезжала. Два года назад мы были в Киеве, в музее, немного опоздали и экскурсовод вела на украинском языке. Я к ней обратилась: можно вести на русском? У меня внучка не очень знает украинский язык. Она говорит — давайте спросим у людей. Там было 10 человек, они сказали — Бога ради, людям все равно.

А бомбить святыню, Бабий Яр, это не фашизм? Где расстреляны во время войны, где Холокост существовал. У нас в Харькове бомбили Успенский собор, который не тронули фашисты. Он построен на пожертвования харьковчан в честь победы над Наполеоном.

Нам очень тяжело, больно и страшно говорить об этом. Дочь здесь с нами в метро, а сын в Питере живет. Здесь у каждого пятого родственники, знакомые, друзья в России, и то, что творит он — просто ад, путь в никуда.

Такой помощи, которую мы чувствовали от властей города, от волонтеров… люди сплотились: женщина пирожки привезла, от города поступает полевая каша, молоко. Детям памперсы. Вчера девочки-волонтеры из фармацевтического колледжа спросили, кому какое лекарство нужно привезти из аптеки. И когда они были в аптеке, бомбили рядом наш уникальный Дворец труда. У нас город студентов, ученых, осколком девушку ранили, мы оказывали ей помощь. Что же вы делаете — бомбить аптеки? Такое не придумаешь. Мы такого себе представить не могли. 23 числа, даже разговаривая со своими родными — «да нет, такого быть не может».

А по поводу 8 лет войны — если бы Россия не мешала, Украина открыла бы границы и сама справилась. Да, возможны какие-то сложности, но мы бы справились сами. Всю жизнь Донецкая область была дотационной.

Какие-то выступления недовольных проходят, но все в рамках закона. Есть и факельные шествия, но все очень организованно, люди выражают свою позицию. На ЛГБТ-мероприятиях люди тоже выражают свою позицию. Нравится это, не нравится, если это проходит мирно и не затрагивает другие слои населения… мы думаем, и у вас такое есть.

Харьков. Фото: Andrew Marienko / AP

В Питере раньше два раза в год бывали. Теперь не знаем, как быть, потому что наш город разбомблен. Это правда, это есть. Мы здесь всю жизнь прожили и ничего подобного не видели. Россияне не знают, я писала родственникам — не знают, не верят. Сваха сказала: у вас же выпустили зеков, они по Киеву бегают и убивают людей, и женщинам дали оружие. Я говорю, позвольте, во время войны женщины были снайперами, летчицами. А то, что зеки: выпустили тех, кто умеет держать оружие, и были в АТО, рэкет какой-то был. Конечно, самых-самых зеков не выпустили, это точно.

«Сегодня идет война, которая объединила всех»

Михаил Гольденберг, председатель Николаевской еврейской общины

Я бы не называл то, на что ссылается российская госпропаганда, «разгулом нацизма». До начала войны на территории Украины реализовывалась попытка смены идеологических ориентиров с опорой на замену национальных героев. Вместо закрепившихся в памяти героев Второй мировой, выдающихся личностей советского времени, начали выдвигать тех, кто еще в начале ХХ века стремился реализовать идеи независимости страны. Тех, которые при этом нередко применяли в своих теоретических изысканиях крайне националистические идеи, носящие и расистский оттенок. Эта идеологическая переориентация населения, особенно юго-восточной и частично центральной ее части, не всеми принималась положительно. Важную роль в этом неприятии сыграла память о роли участников вооруженных националистических формирований в вооруженном противостоянии Красной армии и о причастности их к трагедии Холокоста. Именно последнее сформировало негативное отношение многих евреев (и не только) к подобной героизации лидеров и участников националистических движений Украины.

Начавшаяся война объединила подавляющее большинство граждан Украины, независимо от национального происхождения. Это объединение, особенно украинских евреев, можно проследить и по трансформации отношения к приветствию «Слава Украине». Это приветствие раньше вызывало неприятие многих, особенно пожилых людей, помнящих о том, что им пользовались участники расстрелов во время Холокоста. Многие знают, что этим лозунгом подписывались антисемитские статьи в годы войны, подписывались приказы о сборе евреев для их уничтожения. Сегодня это приветствие, звучащее по всем телеканалам, во всех воинских частях, превратившееся в призыв к отпору, уже не вызывает отторжения у большинства евреев, многие из которых начали даже пользоваться им. Сомневаюсь, примут ли евреи позиции националистов, несущие в себе и неприемлемые расистские идеи, но об этом скажем позже.

Сегодня идет война, которая объединила всех и пока сняла эту проблему с повестки дня. О вторжении люди рассуждают не в свете борьбы с «разгулом нацизма», а в свете бомбежек, ракетных обстрелов, воздушных тревог, опасений за жизнь свою и своих близких. Это вызывает дух сопротивления этому нападению. О будущем мы сейчас думаем не в свете того, «что будет после захвата», а «как мы будем восстанавливать страну».

«Эта безумная конструкция с “денацификацией” является практически калькой гитлеровской риторики»

Александра Сомиш, арт-менеджер фестиваля еврейской культуры «LvivKlezFest»

Я как украинка еврейского происхождения с четвертью русской крови, считаю такую формулировку ужасающей. Сама мысль о существовании нацизма в Украине мне кажется диким искажением реальности, тем более сейчас, когда у нас президент — еврей, а его партия имеет большинство в парламенте. Одним из основных тезисов программы президента Зеленского был «Какая разница, на каком языке вы говорите».

Да и при предыдущем президенте Порошенко, которого я всегда поддерживала, вопроса ущемления прав каких-либо национальностей не стояло.

Резюмирую: никакого разгула нацизма в Украине не было и нет. Это все абсолютнейший бред. Именно этот бред использовали, чтобы оккупировать Донбасс сначала, его же используют и сейчас. Украинские евреи, в основном, думаю, со мной согласятся. Есть у нас, конечно, люди, зазомбированные русской пропагандой, но это не зависит от национальности.

Вся эта безумная конструкция с «денацификацией» и «решением украинского вопроса» является практически калькой гитлеровской риторики.

Львов. Фото: AP

Сейчас толпы русскоязычных граждан востока Украины бегут на «нацистский» запад нашей страны, чтобы спастись от «спасасателей-денацификаторов». Бабий Яр обстрелян «борцами с нацизмом» вместе с людьми, пришедшими туда почтить память жертв Холокоста, а в бомбоубежищах сидят евреи, пережившие его.

Во Львове с начала независимости была очень яркая и насыщенная еврейская культурная жизнь, поддерживаемая на государственном уровне. На самых престижных локациях города проходил один из крупнейших европейских фестивалей еврейской культуры LvivKlezFest, завершавшийся многочасовым гала-концертом на центральной площади Львова. Причем участниками были коллективы из очень многих стран в том числе и из России, даже после начала российской агрессии 2014 года.

Я со своим ансамблем и театром объездила очень много городов Украины, включая Донецк и Луганск. Во всех городах нас тепло встречали, причем нашей аудиторией были далеко не только евреи. Так что ни о каком нацизме или даже радикальном национализме речи и быть не могло. И не может.

Редактор: Егор Сковорода

Источник

Опубликовано 13.03.2022  16:32

 

Воспоминания о Якове Тепере (I)

Вольф Рубинчик. Ты давно хотел поговорить о своём отце. Что мешало сделать это раньше? Я-то с ним знаком не был…

Юрий Тепер. Меня удерживал масштаб личности отца. Он был очень ярким и разносторонним человеком, рассказать об этом непросто. И ещё я его очень любил, а когда любишь человека, боишься что-то передать неточно, исказить. Но отцу была присуща смелость, и он учил меня преодолевать страх.

В. Р. Хорошо, с чего начнём?

Ю. Т. Просматривая папины бумаги, обнаружил его автобиографию, написанную в 1965 г.

В. Р. Любопытный документ эпохи, но суховатый, требует пояснений… И кроме того, что было в последующие годы?

Ю. Т. Много интересных событий и смерть в Минске – 5 января 1997 г. от онкологического заболевания.

В. Р. А на Дальний Восток отца отправили по распределению?

Ю. Т. Да, но можно сказать, что папа сам это «спровоцировал» – в хорошем смысле. Он сказал, что пойдёт на распределение последним – ему было всё равно, куда его направят. А по учёбе он шёл далеко не последним, и общественной деятельностью занимался (рассказывал, что был редактором институтской стенгазеты в Одесском политехе). Как он писал, «несмотря на сталинские времена, газета была достаточно острой и злободневной».

В. Р. Анатолий Рыбаков из-за неправильного редактирования был отправлен в ссылку, а твой отец осуждён не был – и всё же попал в места ещё более отдалённые…

Ю. Т. Такова была жизнь.

В. Р. Отступим от официальной биографии. Расскажи о том, что более всего запомнилось из общения с отцом.

Ю. Т. Начну с того, о чём хотел написать ещё в статье, посвящённой поездке в Вильнюс весной 1973 г. Напомню, в 14 лет я участвовал в газетном конкурсе решения задач и этюдов, за что был включён в состав белорусской пионерской команды. Я дал согласие на поездку в Литву для встречи с тамошними шахматистами. Это было во время весенних каникул. В шахматном клубе я узнал, что в то же время состоится турнир в ДЮСШ с нормой первого разряда, и решил записаться в него.

Встал я утром в воскресенье и сказал отцу, что иду играть в турнире. Папа, обычно спокойный и уравновешенный, устроил мне головомойку… Диалог шёл примерно так:

Папа: Становишься «большим профессионалом»! Ты, кажется, дал согласие на участие в команде газеты. Собираешься «раздваиваться», как «Прозаседавшиеся» у Маяковского?

Я: Когда я давал согласие, то не знал о турнире. И из турнира можно выбыть, это моё личное дело.

Папа: А если ты начнёшь все партии выигрывать? Ты тогда скажешь, что выполнение разряда для тебя важнее поездки. А если поедешь, то будешь переживать, что упустил шанс выполнить разряд, плохо сыграешь в матче… Или, ещё хуже, вообще не поедешь. Пойми, тебя включили в команду республиканской газеты, можно сказать, в сборную республики. В конкурсе участвовало много людей, другие были бы рады попасть в команду… а ты двурушничаешь. Бывает, что человек не может выполнить свои обязательства, например, если заболеет. Но ты же умышленно готов подвести команду. Ты мой сын. Я никогда людей не подводил и тебе не позволю. Лучше потренируйся со мной.

И мы сели играть партию.

В. Р. Сурово…

Ю. Т. Я эту выволочку запомнил на всю жизнь. Отец действительно был человеком слова – честным и ответственным.

В. Р. Вернёмся к биографии. В отличие от некоторых горе-знатоков еврейской истории, я наслышан о дореволюционных «ишувниках». И всё же то, что еврей родился в деревне, пусть и в конце 1920-х годов,– не такое уж частое явление…

Свидетельство И. Тепера об окончании института в Одессе

Ю. Т. Мой дед Иосиф (о нём упоминалось в материале к моему 60-летию) окончил сельскохозяйственный институт в Одессе и работал в Винницкой области агрономом. Раз уж речь зашла об отце папы (о мамином отце мы уже говорили), то кратко расскажу о его учёбе. Сперва он поступил в медицинский, но в сельскохозяйственном была выше стипендия. Он куда-то обратился, и его перевели… Нужда была всё равно большая. Дед с группой студентов устроились работать грузчиками. Он вспоминал: «Занятия были во 2-ю смену. Придёшь после погрузки – и так хорошо выспишься на лекции». О папином рождении он говорил: «Роды шли очень тяжело, акушер был болен гриппом и боялся что-то предпринять, чтобы не внести инфекцию. Роженица кричала: Не могу больше терпеть, дайте мне яду». Родился отец 5 мая 1928 года.

В. Р. День печати (так вот откуда редакторский пост в стенгазете!) и день рождения К. Маркса.

Ю. Т. По этому поводу отец любил шутить: «Я у Карла не спрашивал, когда мне родиться!»

Я. Тепер в раннем детстве

В. Р. А как он относился к марксизму-ленинизму?

Ю. Т. Ярым адептом коммунизма не был – мне кажется, рассматривал его как одну и возможных общественных систем с достоинствами и недостатками. Вообще, отец был настроен «технократически». Мог рассказывать антисоветские анекдоты, но диссидентов не жаловал. Говорил, что они делают выбор за себя, а страдают их семьи, другие близкие люди. Очень хорошо по поводу взглядов отца сказал один из его коллег на поминках в январе 1997 г.: «Яша знал, что цари, генеральные секретари и президенты приходят и уходят, а дела рук человеческих остаются».

Припоминаю, когда в конце 1980-х – начале 1990-х пошли массовые публикации о прошлом, многие люди обсуждали дела минувших дней дома и на работе. Отец говорил: «У нас это обсуждать нет времени, мы работаем. А бездельники пусть обсуждают что угодно: и 1914, и 1917, и 1937 годы, и прочее».

В. Р. Тоже позиция… Рассказывал ли отец о довоенном времени?

Ю. Т. О деревне рассказывал, что там все говорили на украинском, он тоже. В Артёмовске все говорили на русском – и он украинский забыл.

В. Р. А на идише не говорили?

Ю. Т. Отец умалчивал. Вообще дед Иосиф идиш знал, но, в отличие от деда Аркадия, говорить на нём не любил. По словам отца, в городе была еврейская школа, но популярностью не пользовалась. Из его знакомых лишь один мальчик в неё ходил, и уровень преподавания по общеобразовательным предметам уступал там русской школе.

В. Р. Каким тебе видится довоенный подросток Яша Тепер?

Ю. Т. Смелым, энергичным, весёлым… Папа рассказывал, что перед войной был очень популярен волейбол, и в 1940 г. его избрали председателем общественного волейбольного клуба, в котором состояли и взрослые. У него хранились мячи и волейбольная сетка – или ключ от комнаты с инвентарём. Ещё интересный факт. Родители отправили его учиться музыке – игре на скрипке – но Яша особого усердия не проявлял. Как-то он подрался, сломал себе руку (наложили гипс) и сказал: «Вот хорошо, не надо ходить на музыку!» Его отец ответил: «Не хочешь учиться – дело твоё. Я заставлять не буду».

Ещё воспоминание о временах, когда были карточки. Дедушка получал неплохой паёк как специалист. Отец с бабушкой Софой идут в магазин, отоваривают карточки. Получают на семью из трёх человек (брат отца Дима родился в 1937 г.) буханку чёрного хлеба и кусочек сверху. Несут хлеб домой, пробегает беспризорник, хватает кусок хлеба и убегает с ним. Бабушка кричит: «Подожди, я тебе ещё дам!»

В. Р. Эпизод прямо для кино. А дальше – война…

Ю. Т. В первые месяцы семья оставалась на месте. Отец вспоминал: «Было полное непонимание того, что происходит. Почему непобедимая Красная Армия отступает перед врагом?!»

В. Р. Да, у многих оно было. Как у Твардовского в «Тёркине»: «Что там, где она, Россия, / По какой рубеж своя?»

Ю. Т. Была надежда, что ситуация переменится после зимнего контрнаступления, но и летом 1942 г. пришлось оставаться в эвакуации, в Средней Азии.

В. Р. Что ты знаешь об этом периоде?

Ю. Т. Об узбекском городе Каттакургане мало что знаю. Дед продолжал работать агрономом, ездил по колхозам. Отец 4 года учился в местной школе (начал он учиться в 8 лет, а закончил школу уже после войны, в Молдавии).

В. Р. В узбекской школе надо же было учить узбекский?

Ю. Т. Отец рассказывал, что изучил язык за несколько месяцев и говорил не хуже узбеков. В классе не раз приходилось отстаивать своё достоинство кулаками. Постепенно его зауважали за хорошую учёбу и за то, что мог дать списать, или что-то подсказать на уроке. Об учителях отец не упоминал, а говорил, что учила его танцевать самая красивая девочка в классе. Отец у неё был узбек, а мать русская.

Летом у школьников были военные сборы (потенциально они ещё могли попасть на войну). Было на сборах очень голодно. По ночам ребята во главе со своими военными командирами добывали себе дополнительное пропитание на местной бахче.

В. Р. «Организовывали», как тогда это называлось.

Ю. Т. Охранял бахчу сторож-узбек с ружьём, заряженным солью. Однажды он заметил что-то неладное и выстрелил. Не помню, попал ли в кого-нибудь…

Дед вспоминал, что, когда он разъезжал по колхозам, его везде хорошо кормили, не отпуская без обеда. Как-то он сказал, что ему надоело одно и то же меню – плов с мясом. Председатель колхоза спросил его: «Ока (товарищ) агроном, чего же ты хочешь?» Дед ответил: «Хочу пельмени!» Он был уверен, что узбеки не знают о них. Председатель записал неизвестное ему слово в записную книжку и пошёл выполнять заказ.

В. Р. Пельмени в Средней Азии называются «манты». Видимо, дед не знал этого слова?

Ю. Т. Может быть… Но слушай майсу дальше. В Узбекистане почти открыто существовало многожёнство. Одной из жён председателя была татарка из Казани. Она знала, что такое пельмени, и приготовила их. Председатель с гордостью позвал деда и сказал: «Садись, сказал пельмени – будут пельмени».

В. Р. Забавная история… Ещё такие есть?

Ю. Т. Увы, сам я ничего не спрашивал, приходится довольствоваться тем, что мне рассказывали.

В. Р. После войны твой отец окончил школу в Бельцах. Почему не в Артёмовске?

Ю. Т. Дед говорил, что не хотел возвращения на руины. Почему он выбрал именно Бельцы, не знаю – может, потому, что родился относительно недалеко, в Дубоссарах. В Молдове дед прожил до самой смерти в 1990 г.

В. Р. О Бельцах расскажешь?

Ю. Т. Как-то папа говорил, что, когда он приезжал в 1960-х годах в гости к родителям, одна молодая женщина узнала его: «Я Вас запомнила. Вы учились в 10-м классе, а я в первом. Вы к нам в класс приходили делать политинформацию». А вот ещё одна история, которая могла закончиться трагически… Как-то поздно вечером отец возвращался из кино. Ему попался известный местный бандит с пистолетом. У них произошёл примерно такой диалог:

Бандит: Стой на месте, побежишь – пристрелю.

Папа: А какой смысл в меня стрелять?

Б.: Откуда идёшь?

П. Из кино.

Б. Почему идёшь по этой улице? По другим тебе ближе.

П. Там разрыли, пройти нельзя.

Б. Ладно, иди. Но если кому-нибудь скажешь, что видел меня с оружием, я тебя в следующий раз пристрелю.

Позже отец обратился к знакомому милиционеру, и тот сказал: «Надо было тебе сразу идти ко мне. Мы бы вдвоём могли его взять». Отец тогда промолчал, но подумал: «Да уж, пока бы мы его ловили, он бы нас обоих пристрелил».

В. Р. После окончания школы отец пошёл «в люди». Что скажешь о четвёрках в аттестате?

Ю. Т. Молдавский язык папа за год выучить не успел, так что четвёрка – максимум, на что он тогда был способен. А четвёрка по русскому языку и литературе – субъективизм при проверке экзаменационного сочинения.

В. Р. И всё-таки, что там было?

Ю. Т. Революционная тема. Накануне папа прочёл книгу о поддержке революции зарубежными рабочими и, как он считал, хорошо её изложил. Это не понравилось проверявшим, указавшим: «Удар в историю». Я это сочинение не читал, но папа действительно был в большей степени «технарь», а не «гуманитарий».

В. Р. Ясно. В автобиографии сказано: «поступил в Львовский политехнический институт». И не побоялся же твой папа сразу после войны ехать в «гнездо бандеровцев»? 🙂

Ю. Т. Я уже говорил, что он был смелым человеком. Вообще-то он сам не знал, куда ехать – во Львов или в Одессу. Поезд на Львов отходил раньше…

Я. Тепер с пойманной и убитой им змеёй, 1965 г.

В. Р. Что-нибудь интересное об этом периоде он рассказывал?

Ю. Т. Начнём с того, что поезд по дороге обстреляли. Окна в вагонах были без стёкол, и пули свободно залетали в вагон.

В. Р. Ого, снова кинематографичный эпизод!

(окончание следует)

Опубликовано 23.08.2020  17:13

Жанна Чайка. Как мы собирались и приехали в Израиль (I)

Привет всем, майнэ тайерэ! А давайте я вам расскажу а майсэлэ

Как мы собирались и приехали на Землю Обетованную

Часть 1

В 60-х годах уехала в Израиль папина дальняя родственница, ан алмунэ, с которой папа дружил с детства и помогал ей, чем мог. Она прислала несколько писем, папа ответил, потом вдруг его вызвали в милицию.

Папа с мамой, Йосиф Гуральник и Феня Гуральник

Я была тогда ещё небольшая, но слыхала, как папа рассказывал потом тихонько маме, что ему пригрозили очень сильно, если он будет поддерживать связь с «врагом». Папа был расстроен, мама успокаивала, а я понимала, что папе сказали что-то нехорошее, и мне было почему-то страшно.

Папа перестал писать письма, но адрес у нас сохранился, и он мечтал когда-нибудь тоже приехать в страну еврейскую.

Я выросла, вышла замуж, и папы не стало. Это было где-то в конце 80-х, люди начали активно собираться в Израиль. Я в то время работала главбухом спортивного клуба в Белой Церкви, была хорошо устроена и не собиралась вообще никуда, хоть на работе мой начальник мне часто говорил, мол, все едут и «жаль, что я не еврей, я бы тоже уехал». Я отшучивалась.

Мама жила в доме одна, недалеко от моей работы. Kаждый день я приходила к ней в обед и вечером, после работы. И вот однажды в обед я пришла, а она протягивает мне большой конверт и говорит: «Читай». А в нём был вызов в Израиль.

Я, конечно, потеряла дар речи и сказала: «Когда ты написала, как, почему ничего не сказала?» На что она ответила: «Ты бы не согласилась, а теперь мы дарф фурн

Значит, надо собирать документы. Я всегда имела дело с бумагами, потому собрала все документы, пошла в милицию, и мне всё там быстро сделали. Было это весной 1992-го.

Но. Нужно было собираться, и мама начала узнавать у людей, как это делается. А где обычно собираются люди? Да, правильно, на рынке – или на базаре, как у нас говорили.

Каждый день она приносила эпэс а наес, что точно нужно взять с собой, и мы начали составлять список.

Под № 1 мама записала ХАЛАТЫ. «Какие халаты?» – спросила я.

«Дус мир гэзугт эйнэ идэнэ, зи вэйст олдинг, мы гэйт дортн азэй». Значит, так там ходят, в такой одежде.

Я переспросила: «В халатах?»

Мама сказала: «Йо, дорт штарк гэйс». Очень там жарко.

Я представила, как я буду ходить по городу в домашнем ситцевом халате и это не совсем мне понравилось, но мы пошли выбирать халаты. Мама сказала: «Мы дарф кэйфн фар алымын», для нас всех. Ей, мне и сестре моей, итого тридцать штук, по 10 на брата. С халатами мы разобрались и приобрели.

Вторым пунктом было зэйф, т. е. мыло. «Дэр шухн унгэкэйфт асах зэйф», – шёпотом мне сообщила мама. И однажды, проходя мимо открытого гаража соседа, я действительно увидела гору стирального порошка у одной стены. «Привет, – сказал сосед, – вишь, как я запасся порошком и мылом? Гэй арайн, хоб а кик».

Я зашла в гараж: «Вэйз мир, абысл зэйф, цы вус?»

Он засмеялся и сказал: «Мне хватит на несколько лет, и ещё не забудь туалетную бумагу». Пачки с рулонами серой и белой туалетной бумаги стояли, плотно прижатые друг к другу, и заполняли вторую стену аж до потолка.

Пунктом Три было Белье Постельное. Пододеяльники, наволочки, простыни.

«Настоящий хлопок, лён», – радовалась мама, гладя горку белья, купленного в магазине. «Надо брать всё новое, так говорят люди», – обьясняла мама.

Пункт Четвертый, схэрыс, материя. А как же?! Мы же всегда шьём сами, нам нужен материал. И мы купили разной материи, крепдешина, атласа, ситца, штапеля, шерсти, даже несколько кусков драпа, на всякий случай.

Пункт Пять. Джинсы, куртки. Всё самое хорошее, супер, как говорили вьетнамцы, продававшие нам джинсы и юбки джинсовые, которые после первой стирки полиняли донельзя. Но тогда мы им поверили – они же уверяли, что оригинал.

Пункт Шестой. «А в чём мы повезём наши вещи? – сокрушалась мамочка моя. – Люди шьют сумки».

Сказано, сделано, недаром я главбух спортивного клуба. Купила у себя на работе туристические, брезентовые, добротные палатки, три штуки, и зять пообещал, что есть а гитэр шнайдэр, эр кэн махн фын зэй… Вус? Мир а кик тун.

Палатки я торжественно передала зятю (мужу сестры), деньги тоже, и мы стали ждать. Время идет, а сумок нет.

«Что с сумками?» – спрашиваю осторожно, чтоб не обидеть зятя. А он-таки обиделся: «Что, не доверяете? Такой человек! У него все шьют!» Ша, ша, я доверяю, но пора складывать баулы.

После долгих разговоров, через несколько недель, он принес нам сумки. Я посмотрела на них и сказала: «А что они так поменяли цвет?»

«А что не так?» – спросил зять. «Ну, цвет не защитный, а другой, – робко намекнула я на подмену. – Это не те палатки, что я покупала и отдала для пошива».

«Ой, гит, гит, – сказала мама, – зол зайн аза мин».

Все остальные пункты были мелкие, и по ним собрать всё было легко.

Когда сумки были собраны, документы на руках, мы потихоньку раздали родственникам и друзьям (и вообще кому придётся) нажитое, которое в 90-х годах продать реально не было возможности. У людей не было денег, тогда были купоны на Украине, да и у нас не было времени возиться со всякой ерундой, как сказал мой зять.

Однажды гэкимэн цы инз а шухн. Эр ыз гэвын а жестянщик, а блэхэр. Этот сосед поговорил с мамой, а я была на работе. Когда я пришла, мама рассказала, что его дочь уже несколько лет в Израиле, живёт в хорошем месте, и он советует поехать туда, где она живёт. Так как мы не знали, в какой город ехать, мы подумали, почему бы нет? За это, не в службу, а в дружбу, мы заберем гостинец для дочи. Дочь нас примет, устроит, найдёт квартиру, фарвус нэйн?

«Надо дочке помочь», – намекнул жестянщик. Ну, вы понимаете, что-то подкинуть, ну, за помощь… Мне эта идея совсем, никак, не понравилась.

Мама сказала: «Подумаешь, а пэкэлэ! Возьмём. Мы дарф зэй махн а тэйвы, всё-таки она нас примет, на всё готовое, как сказал жестянщик, и поможет. И кроме того, жена жестянщика детдомовская, и мы с ней вместе работаем, и ещё к тому же, она моя однофамилица, тоже Векслер».

Назавтра сосед принёс три буханки черного хлеба, 3 кг сала и большой масляный радиатор весом килограммов 5. Сверху наш сосед дядя Изя положил конверт и очень благосклонно сказал. «Это вам, тут адрес дочи, она вам уже сняла квартиру!» Наш благодетель так умильно улыбался, что, казалось, никто не сможет отказать в его просьбе.

Я сказала: «Конечно, мы вам очень благодарны, но такой вес мы не можем взять».

Дядя Изя не сильно сопротивлялся и согласие было достигнуто: две буханки чёрного украинского хлеба, 2 кг сала и письмо, без радиатора. Он с сожалением смотрел на масляный радиатор и причитал: «Там же холодно зимой, Фаишка говорила, у них нет обогрева…»

Я была непреклонна. И не раз об этом потом вспоминала, т.к. из-за лишнего груза у нас тоже была история с географией, но об этом в другой раз.

Часть 2

Про халаты и мыло я уже рассказала. Но были такие вещи, которые вёз с собой почти каждый.

«Как можно не взять подушки, одеяла? – хлопотала моя мамочка. – Мы дарф нэмэн, хочь а пур штык» (пару штук). Фын а пур штык вышло несколько пуховых одеял, подушек, чтоб каждому было на что положить голову и чем укрыться.

Я сказала: «У меня есть несколько ковров, я их очень люблю, их выл ныт угибн дус, их выл дус ныт фаркэйфн, их нэмэн мыт зэх».

«Вэйз мир, – сказала мама, – ви дист лэйгн дус?» Куда это класть? В сумки, которые нам пошили из палаток. Они, должна вам сказать, были необьятные. Я свернула ковры, наши мужчины втолкнули их и потом сидели на них, чтоб ковры примялись в сумках.

Каждый день вдруг что-то отыскивалось крайне важное и позарез необходимое, без чего нельзя ехать и нельзя прожить в Израиле. Так в один день я посмотрела на огромную гору книг, которые ещё не были упакованы. Мама сказала: «Это не берём!»

«Как?! – ответила я. – Мне очень нужна вся классика, романы, фантастика, словари, и я найду им место». И нашла. В каждую сумку я заталкивала, тайком от мамы, ещё и ещё.

Сумки полнели. Мама качала головой и говорила: «Гэшволыны сумкэс».

«Пригодится», – оправдывалась я после каждого пополнения, потому что без книг я не могла прожить, это точно.

В общем, было взято всё, что нужно человеку на новом месте жительства: посуда, сервизы, одежда, зубная паста, иголки, шерстяные нитки (мы же вяжем). Конечно, тетрадки, учебные принадлежности и учебники. Как без физики, химии? У нас же дети, им нужно будет.

А чем красить волосы? Я так привыкла подкрашивать их в красный цвет, вдруг там не будет такого шампуня? И три литра красящего шампуня засунула в углы баулов.

Всё. Собрались. Продали дома. За доллары.

И тут страшная весть – доллары везти нельзя, заберут на таможне. Надо спрятать, чтоб не нашли. И золотые украшения.

«Kуда спрятать? – сокрушалась мама, – а вдруг найдут? Ды мэнчн мы от гэзугт…» Ну да, люди говорили и пугали по-крупному. Как лютует таможня, знали все.

И вот наши мужчины принесли благую весть: на таможню надо взять водку!

«Какую водку, зачем?», – спросила я. «Ну, что не ясно – дать на лапу таможенникам, они пропустят».

Взяли ящик водки, в те же баулы затолкали, обернули бережно, чтоб не разбилось в пути.

Всё. Едем. С баулами садимся в автобус, который нас должен везти через белорусскую границу в Польшу. В руках ручная кладь, сумочки, все украшения на руках, шее, в ушах. Деньги спрятали кто где – я в кроссовки под стелькой.

Входим в автобус. Моя дочь несёт ведёрко.

«Что в нем?» – спрашивает сопровождающий. – «Животное». – «Какое?»

Заглядывает. Там наш любимец Мунька.

«Где его паспорт? – спрашивает сопровождающий. – Его нельзя без документов».

Ребёнок плачет. Я говорю, что нам не говорили об этом. И на него не надо.

«А что это вообще?» – трёт лоб проверяющий.

«Морская свинка».

Он начинает что-то проверять у себя. И бормочет: «Собаки, кошки, попугаи. В списке нет свинок! Отдайте провожающим!»

Ребёнок плачет.

«Ладно, едьте, – сжалился проверяющий, – всё равно на таможне заберут его».

Довольные и счастливые, мы сели и поехали. Таможню белорусскую прошли ночью незаметно, покатили в Варшаву. Ехали мы долго и вот она, Варшава. Поселили нас в гостинице.

Мы так обрадовались, что, наконец, можно принять душ и выспаться в кровати в лежачем положении, не сидя. Кроватями были деревянные топчаны, туалетной бумаги в туалетах не было, но мы нашли выход. Назавтра пошли гулять по городу и забрели на рынок. Был конец мая, относительно тепло. Мы решили, что, раз ещё остались какие-то деньги русские, их нужно истратить на базаре. Купили красивые свитера и шорты – а как же в южной стране, где есть море, без ярких маек, шортиков для детей?

Возвращаемся в гостиницу, а нам сообщают, все со своими бэбэхами на проверку багажа. Что это? «Ерунда, – говорят нам, – будут всё взвешивать».

Мы тащим всё в огромный зал, там в конце сидит человек, рядом с ним напольные весы, люди подходят, ставят багаж на весы. И в другом конце зала горы вещей. Что за вещи? А это лишний груз, люди выбрасывают из сумок, оставляют здесь! На человека положено 40 кг и ручная кладь до 7 кг.

У нас лёгкий шок. Через 20 минут мы открыли все свои баулы и начали вынимать лишний груз, за который нужно было доплачивать. И, конечно, кое-что из вещей осталось в том огромном зале, где лежали горы классных вещей. Но халаты, мыло и передачу для дочки соседа мы повезли с собой дальше. И после нескольких часов нервотрёпки нам разрешили отдохнуть, проверили паспорта, штампы… Назавтра мы полетели авиарейсом Варшава-Тель-Авив (Бен-Гурион).

Наш Мунька сначала сидел в самолете смирно, но когда поднялись в воздух, через какие-то полчаса начал пищать. И никак нельзя было его успокоить. Проводница ошарашенно посмотрела на нас и зашипела: «Кто вам разрешил взять крысу в самолёт?». Дочь прижала ведёрко с Мунькой к себе, проводница махнула рукой и ушла.

Кормили в самолёте довольно неплохо, даже дали пирожные, шоколадки и газировку. Через пару часов 27 мая мы приземлились на Земле Обетованной.

Не могу передать то чувство восторга, радости и гордости, которое зрело в моей душе, когда самолет шел на посадку. В окно я видела просторы новой Родины, о которой мечтали мои предки, и эту мечту удалось осуществить мне…

(окончание следует)

Примечание редактора belisrael

Читая вставленные в текст идишские слова, следует помнить, что есть отличие украинского от литовско-белорусского диалекта идиша. 

Опубликовано 01.12.2019  18:41

СМЕХ И СЛЕЗЫ ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМА

Доброжелательное приветствие на идиш «Мир вам!» стало известно буквально на весь мир после того, как великий еврейский писатель Соломон Наумович Рабинович, родившийся на украинской земле, взял его в качестве творческого псевдонима.

  

Памятники Шолом-Алейхему в Киеве (1997) и Москве (2001)

Шолом-Алейхем, как вспоминали современники, был очень веселым человеком. Недаром он завещал своим близким в годовщину его смерти читать на могиле один из своих юмористических рассказов. «Смеяться полезно. Врачи советуют смеяться…» — один из рецептов жизни и творчества писателя, а его творческое кредо звучит как парафраз Гоголя: «Видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы».

Значение литературного наследия Шолом-Алейхема не только в еврейской, но и в мировой культуре поистине огромно. Он сумел передать полноту и выразительность, юмор и лиризм языка идиш. Писатель творил свой собственный мир, населяя его евреями всех разновидностей, какие только водились в России на рубеже столетий. Каждый характер — полнокровная личность, с ее неповторимым своеобразием. Имена некоторых его героев превратились у евреев в имена нарицательные. Писатель стал проводником юмора простых местечковых жителей, тяжелая жизнь которых всегда сопровождалась улыбкой и песней, которые никогда не сдавались. Преломляясь сквозь призму этого здорового, добродушного юмора, безрадостная «черта оседлости» принимает особый колорит, ее старосветские обитатели, озаренные лучами искрометного смеха писателя, приобретают особую глубину и значительность. Юмор, легкость изложения, умение сказать о сложном просто, о грустном – весело – то, что во все времена привлекает читателя в произведениях Шолом-Алейхема.

Биография мастера сама по себе увлекательнее любого рассказа. Несмотря на взлеты и падения, удачи и потери, его жизнь точно так же была наполнена добрым юмором. Недаром писатель сказал: «Неважно, как поворачивается к тебе жизнь, ты должен продолжать жить, даже если она тебя убивает».

Ранние годы Шолом-Алейхема достаточно подробно описаны в автобиографическом романе «С ярмарки», оставшемся, к сожалению, неоконченным. Будущий писатель родился 2 марта 1859 года в городе Переяславе Полтавской губернии (теперь Переяслав-Хмельницкий, Киевская область) в патриархальной еврейской семье. Вскоре родители переехали в село Вороньково близ Киева. Семью преследовали невзгоды – вскоре отец разорился, а когда мальчику было 13 лет, умерла его мать. Впрочем, Соломон оставался любознательным и общительным подростком, продолжал прилежно учиться, любил сочинять смешные истории.

Приблизительно в это время произошел забавный случай, после которого Соломон уже не сомневался в своем умении шутить и заставлять окружающих смеяться. После смерти матери мальчика отец Соломона женился снова – так в доме появилась мачеха, весьма эксцентричная и несдержанная особа. Когда ей что-то не нравилось и она бывала в ударе, злые слова, слетавшие с ее языка, вились и текли, как масло, без остановки, на одном дыхании – все сплошные ругательства. Однажды Соломон решил записать в алфавитном порядке все «плохие» слова, которые ему доводилось слышать от мачехи, и назвал он свой дневник «Лексикон». Над составлением этого своеобразного словаря автору пришлось немало попотеть и несколько раз переписывать его. Отец, видно, заметил, что мальчик над чем-то усиленно трудится. Как-то вечером он подошел, заглянул через плечо сына, затем взял рукопись и перечитал ее всю, от первой до последней буквы. Но, мало того, он показал «труд» Соломона жене! Чего можно было ожидать от этой дамы в данном случае? Ругани и проклятий, естественно. Однако свершилось чудо. Когда мачеха прочла «Лексикон», на нее неожиданно напал безудержный смех. «Она так хохотала, так визжала, что казалось, с ней вот-вот случится удар…» – вспоминал позже писатель. Это было спасением, и спасение даровал смех.

В 15 лет Соломон произвел свой, можно сказать, второй литературный опыт. Вдохновленный «Робинзоном Крузо» Даниэля Дефо, юноша написал собственную версию романа на родном языке. Тогда же он твердо решил стать писателем и взял знаменитый псевдоним – Шолом-Алейхем, что в переводе с идиш означает «мир вам». Молодой человек был достаточно образован: получил основательное еврейское образование дома, под наблюдением отца, а также в русской гимназии в Переяславе, куда семья вернулась после того, как обеднела.

К 17 годам он стал вполне самостоятельным: сначала подрабатывал всем, что подворачивалось под руку, но в конце концов ограничился работой репетитора по русскому языку. Благодаря работе юноша и познакомился со своей будущей спутницей жизни. На протяжении трех лет молодой учитель давал частные уроки дочери богатого еврейского предпринимателя из местечка Софиевка Киевской губернии Ольге Лоевой. По классике жанра между ними вспыхнуло чувство. Вопреки недовольству своего отца, в 1883 году Ольга стала женой Шолом-Алейхема и впоследствии родила ему шестерых детей.

С 1883 года писатель, ранее творивший на иврите и русском языке, начал писать исключительно на идиш, всячески способствуя его литературному признанию. В то время вся еврейская литература выходила на иврите – «высоком» языке. Идиш же, разговорный, «народный» язык простых евреев, считался жаргонным и нелитературным. Шолом-Алейхем в корне поменял эту традицию.

После смерти тестя в руки Шолом-Алейхема перешло немалое наследство, однако финансовая жилка, видимо, не была самой сильной стороной писателя. Он не смог выгодно вложить и приумножить капитал. Сперва он финансировал литературный альманах на идиш «Еврейская народная библиотека», выплачивая молодым авторам сумасшедшие гонорары, затем занимался биржевыми спекуляциями в Одессе, где окончательно и прогорел.

Кстати, об Одессе. Жизнь и творчество Шолом-Алейхема было тесно связано с этим городом. Он вместе с семьей поселился там в 1890 году и начал работать в газетах «Одесский листок» и «Одесские новости». Писатель так и остался в нашей памяти неразрывно связанным с культурным образом Одессы, с его прославленной юмористической составляющей. Когда Шолом-Алейхем переехал в Одессу, город уже шутил вовсю, но все же во многом его талант сотворил особый одесско-еврейский юмор. Именно одесским страницам Шолом-Алейхема обязаны мы тем, что даже спустя столетие одесский юмор и еврейский юмор стали почти синонимами. Интересно, что до приезда в Одессу Шолом-Алейхем писал в основном сентиментальные повести с мелодраматическими сюжетами. Только в Одессе впервые блеснул драгоценными гранями его смешливый гений. Роман «Менахем-Мендл» стал первым образцом одесской темы в еврейской юмористике.

Юмористика Шолом-Алейхема лирична, в ней все «от первого лица». Его герои произносят монологи, осмысливая жизнь, изумляясь ее невзгодам и абсурдам, которые открываются в этом осмыслении, и сама способность ТАК видеть и говорить рождает улыбку, тот самый высокий элитарный юмор, о котором сказано: «горьким смехом моим посмеюся». Шолом-Алейхема называли «еврейский Марк Твен» и «еврейский Чехов». Интересно, что никогда Марка Твена и Чехова не сравнивали между собой, они очень разные писатели. Но в Шолом-Алейхеме есть и энергичный задор первооткрывателей-американцев Марка Твена – разве мальчик Мотл не соединяет в себе Тома Сойера и Гека Финна в одном лице? Есть у Шолом-Алейхема и та печальная улыбка, с которой смотрел на «русские сумерки» Чехов.

Именно в этот период были опубликованы рассказы «Будь я Ротшильдом», «На скрипке», «Дрейфус в Касриловке», «Немец», представляющие собой образцы этого особого юмора, «смеха сквозь слезы», который стал известен в мировой литературе как «юмор Шолом-Алейхема» и полнее всего проявился в повести «Мальчик Мотл».

Об одном из произведений писателя хочется сказать особо. В 1894 году Шолом-Алейхем издал повесть «Тевье-молочник», ставшую первой из широко известного цикла. Главный герой Тевье, бедный еврей из местечка, имеющий грубоватую внешность и нежную душу, стал одним из любимых типажей писателя. Жизнь Тевье, его семьи, его дочерей очень тяжела, тем не менее повесть пропитана особой добротой. В монологах главного героя есть место и шуткам, и тонкому юмору местечковых историй, и народным традициям, и общению с Б-гом, и трагедии гонения евреев, и сарказму. Трагичная история еврейской семьи, философское отношение героя к жизни с долей грустного юмора заставляет каждого читателя задуматься о своем месте в этом мире, и может быть по-другому воспринимать свою жизнь. Все так и есть – «и смех, и слезы»…

«Тевье-молочник» обрел не только литературную, но и сценическую славу – достаточно вспомнить спектакль Соломона Михоэлса, американский мюзикл «Скрипач на крыше», телепостановку с Михаилом Ульяновым, «Поминальную молитву» московского театра «Ленком» с Евгением Леоновым…

К началу ХХ века литературный дар Шолом-Алейхема получил должное признание, и уже в 1903 году вышло первое собрание сочинений в четырех томах. Он был известен как сложившийся писатель с мировым именем, организовывал публичные выступления, в том числе за рубежом. Литературные вечера, на которых он читал свои рассказы, пожалуй, и были его любимым жанром. Его жажда деятельности и творчества была поистине неиссякаема.

Революционные события в России и особенно прокатившиеся по империи погромы вынудили Шолом-Алейхема с семьей уехать. Он обратился с письмами к Льву Толстому, Чехову, Короленко, Горькому, приглашая их принять участие в задуманном им сборнике в помощь пострадавшим от кишиневского погрома. Сборник вышел под названием «Помощь».

В 1905-1907 годах писатель жил во Львове, бывал в Женеве, Лондоне, других европейских городах, в конце 1906 года приехал в Нью-Йорк, где был горячо принят еврейской общиной. В 1908 году он выехал в большое турне с чтением своих рассказов по городам Польши и России. Во время этих путешествий Шолом-Алейхем заболел туберкулезом легких и на несколько месяцев слег в постель, после чего по настоянию врачей отправился на курорт в Италию.

В том же году в связи с 25-летием творческой деятельности Шолом-Алейхема в Варшаве был создан юбилейный комитет, выкупивший все права на издание его произведений и вручивший их писателю. Параллельно в Варшаве начало выходить многотомное собрание сочинений, так называемое «Юбилейное издание», а в 1909 году петербургское издательство «Современные проблемы» выпустило собрание сочинений Шолом-Алейхема на русском языке, тепло встреченное публикой. Максим Горький тогда написал ему, что восхищается его повестью «Мальчик Мотл», назвал его «летописцем черты оседлости», и предложил совместное издание сборника еврейских писателей на русском языке.

В эти годы увидел свет роман «Блуждающие звезды» – высшее достижение писателя в этом жанре. Его герои Лео и Роза были с детства влюблены друг в друга, но мечта о театральной славе вырвала их из привычного мира и в конце концов разлучила. Оба становятся знаменитостями, окружены ореолом славы, но им – «блуждающим звездам» – уже не суждено вновь полюбить. Роман выдержал огромное количество изданий на идиш, русском, английском, испанском, французском, немецком и даже китайском языках.

 

Книги Шолом-Алейхема в переводе на белорусский (1992, 1998)

Своеобразным литературным комментарием к процессу Бейлиса стал роман Шолом-Алейхема «Кровавая шутка», в сценическом варианте – «Трудно быть евреем». Сюжет основан на мистификации: два друга-студента, еврей и христианин, ради шутки на спор обменялись паспортами. В итоге христианин с еврейским паспортом становится жертвой кровавого навета и проходит мучительные испытания. Писатель очень хотел опубликовать роман и в русском переводе, но из-за цензуры при его жизни этого не случилось, и на русском языке роман появился лишь в 1928 году.

Первая мировая война застала Шолом-Алейхема на одном из немецких курортов, и, как русский подданный, он был выслан из Германии. Однако из-за военных действий вернуться в Россию было уже невозможно, и он снова отправился в Америку.

Поначалу американская пресса, и не только еврейская, всячески приветствовала писателя-эмигранта, но со временем его практически перестали печатать – по официальной версии по причине «нехудожественности». Один из издателей объяснил Шолом-Алейхему, что он «недостаточно бульварен для Америки».

Психологию американского «потребителя» Шолом-Алейхем в шутливой форме описал в одном из писем. Писатель, поправившись на десять фунтов, шутит, что если дело так пойдет и дальше, он через год будет весить 330 фунтов, а с таким весом ему успех в Америке был бы обеспечен: « Не надо ничего писать, надо только дать анонс: «Чудо чудес! Приходите! Валите толпами! Смотрите! Удивляйтесь! Самый крупный юморист в мире! Весит 330 фунтов! Шолом-Алейхем – вход один доллар… Не прозевайте!»

Американский этап в творчестве Шолом-Алейхема, несмотря на существующие проблемы и тяжелую болезнь, был крайне насыщенным. В 1915-1916 годах он интенсивно работал над автобиографическим романом «С ярмарки», в котором дал эпическое описание отцовского дома, своего детства, отрочества. Этот роман Шолом-Алейхем считал своим духовным завещанием: «Я вложил в него самое ценное, что у меня есть, — сердце свое. Читайте время от времени эту книгу. Быть может, она … научит, как любить наш народ и ценить сокровища его духа».

В этот же период Шолом-Алейхем опубликовал вторую часть своей уже ставшей знаменитой повести «Мальчик Мотл» — «В Америке». Шолом-Алейхем устами сироты Мотла, сына кантора, рассказывает о жизни евреев-эмигрантов в Америке. Иногда иронично, порой юмористически рисует писатель быт и нравы бывших касриловских обитателей, нашедших приют в «благословенной» Америке. Также в 1915 году была написана комедия «Крупный выигрыш», в некоторых сценических вариантах она называлась «200 тысяч». В основу пьесы, которая впоследствии вошла в репертуар многих театральных коллективов, положен сюжет внезапного обогащения и связанных с этим изменений человеческого характера и уклада жизни – согласитесь, очень современный сюжет.

Cцена из спектакля «200000» по Шолом-Алейхему, постановка Белорусского государственного еврейского театра (1943). Cправа налево – Моисей Сокол, Григорий Герштейн, Юдифь Арончик.

До последних дней Шолом-Алейхем мечтал, что, когда кончится война, он с первым же пароходом вернется домой. Однако этому так и не суждено было произойти. Шолом-Алейхем умер от обострения туберкулеза 13 мая 1916 года в Нью-Йорке. Ему было 57 лет. Похоронили писателя на бруклинском кладбище Маунт-Небо в Сайпрес-Хилз.

Проводить его в последний путь пришло невероятное количество людей. Вот как описывает эти похороны американский литератор и общественный деятель Морис Самюэль в своей книге «Мир Шолом-Алейхема»: «Десятки тысяч людей, наводнивших в те дни улицы Нью-Йорка, можно назвать «плакальщиками» в полном смысле этого слова: они скорбели неподдельно, не напоказ. И не показная, а неподдельная скорбь побудила сотни профсоюзов, братств, объединений, сионистских клубов, благотворительных обществ в воскресный день 14 мая 1916 года в срочном порядке созвать своих членов и послать 15 мая своих представителей на кладбище. Неподдельная скорбь побудила все без исключения американские города, из которых можно за ночь добраться до Нью-Йорка, прислать свои делегации на его похороны. Эти люди оплакивали не только Шолом-Алейхема, но и часть своей жизни, которая уходила от них».

Шолом-Алейхем до конца своих дней оставался романтиком-народником, безмерно любящим «простых» людей, и они всегда отвечали ему взаимностью. Ведь все произведения классика, затрагивающие самые грустные социальные темы, близкие каждому простому человеку – бедность, унижение, дискриминацию – всегда несли в себе примиряющую ноту доброго юмора и живительный свет надежды. Поистине «Мир вам!»…

В те дни газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала завещание великого писателя. Главное пожелание Шолом-Алейхема заключалось в том, чтобы его имя ассоциировалось у всех только со смехом. А еще в завещании он написал: «Где бы я ни умер, пусть меня похоронят не среди аристократов, богачей и знати. Пусть меня похоронят там, где покоятся простые евреи-рабочие, настоящий народ, дабы памятник, который потом поставят на моей могиле, украсил простые могилы вокруг меня, а простые могилы дабы украшали мой памятник — как простой честный народ при моей жизни украшал своего народного писателя».

Источник: газета «Еврейский обозреватель», 2016

Опубликовано 07.03.2019  15:29

Запомним живым… Мультипликатор Давид Черкасский (1931-2018)

О, ес!

Давид ЧЕРКАССКИЙ: “Данелия мне сказал: “Мало тебя, что ли, на шару ставила раком наша страна? Закрой глаза, отдайся этому колумбийцу и получи 500 долларов”

ДМИТРИЙ ГОРДОН. «БУЛЬВАР ГОРДОНА» 16 МАЯ, 2006 00:00
Все, за что бы ни брался знаменитый режиссер-мультипликатор Давид Черкасский, он делает радостно и гениально. Весело творит, уморительно острит, гусарски ухаживает за дамами, напропалую кутит…
Дмитрий ГОРДОН

Все, за что бы ни брался знаменитый режиссер-мультипликатор Давид Черкасский, он делает радостно и гениально. Весело творит, уморительно острит, гусарски ухаживает за дамами, напропалую кутит… При одном только упоминании его имени коллеги-аниматоры невольно расплываются в улыбке, да что там коллеги – Черкасского любят все. Когда на недавнем международном фестивале мультипликации “Крок”, президентом которого уже много лет прославленный режиссер является, таксист спросил его: “Куда ехать?”, Давид Янович озадаченно развел руками: “Куда угодно – я везде нарасхват!”. При ближайшем рассмотрении он оказывается очень похож на своих отважных героев – любящего присочинить капитана Врунгеля, предающегося философским размышлениям доктора Айболита, поиздержавшихся в гульбе пиратов из “Острова сокровищ”… Ненавязчиво автор дает понять детям и взрослым: не будьте паиньками, не приспосабливайтесь к власть имущим, не унывайте – “и за энто режиссенто вас сниманто в киноленто. О, ес!”. По-моему, все в этой жизни ему удавалось легко: Черкасский не напрягался, не мучился, не пытался надувать щеки. Выдавая на-гора одну ленту за другой и получая за них международные призы, он успевал выпить и погулять, еще раз выпить и еще раз погулять. Разгильдяй, фантазер и насмешник, он прибил над рабочим столом огромный гвоздь, на который, как в сортире, цеплял все, что приходило в его голову. В общем, всем своим образом жизни утверждал небезызвестный постулат, который гласит: “Хорошее поведение – последнее прибежище посредственности”. Как видим, его старания не пропали даром… Хотя Давид Янович (откликается также на прозвища Дод, Яныч и Иваныч) не накопил за долгую жизнь денег и живет в квартире на непрестижной киевской окраине Троещине, свою старость он называет роскошной. Еще бы, в 74 года маэстро не только читает без очков и демонстрирует в улыбке собственные, а не вставные зубы, но и катается на горных лыжах, ходит в тренажерный зал, танцует рок-н-ролл… Ну и, конечно же, продолжает обольщать женщин. С дамами Черкасский настолько галантен, что даже к жене, с которой прожил четверть века, до сих пор обращается на вы. Любопытствующим объясняет такой феномен просто: “Мы еще недостаточно хорошо друг друга знаем”. Кстати, исследователям его творчества еще предстоит ответить на сакраментальный вопрос: почему в жизни Давида Черкасского женщин было великое множество, а вот в его фильмах нет ни одной, за исключением злобной сестры Айболита Варвары? Впрочем, режиссер-мультипликатор надеется еще это упущение исправить. Неисправимый оптимист, он считает, что “быть все время в дерьме украинское кино не может”.

“Я РЕШИЛ, ЧТО МНЕ ДАДУТ ГОДА ТРИ, НО ЯВИЛАСЬ КОМИССИЯ ИЗ ЦК, И СТАЛО ЯСНО, ЧТО МЕНЯ РАССТРЕЛЯЮТ”

– Давид Янович, при жизни человеку у нас редко обычно говорят, насколько он талантлив, хорош и умен, – лишь в некрологе добрых слов не жалеют. Я тем не менее хочу, чтобы вы жили долго, поэтому не стану дожидаться, пока вас официально объявят гениальным мультипликатором. По-моему, все и без меня знают: вы неподражаемый, удивительный, замечательный… Другой просто не мог создать культовые мультики, которые обожают и дети, и взрослые…

– Дима, вы так много обо мне сказали… Если честно, в том добром и очаровательном человеке, которого вы тут описали, я себя не узнал… Раньше вообще вздрагивал, когда обо мне говорили “гениальный”, хотя сейчас… привык. Конечно, это слово обязывает, ну да ладно: говорят – пусть говорят, гениальный так гениальный. На этом и остановимся.

– Насколько я знаю, вы окончили Киевский инженерно-строительный институт. Как же вас занесло в мультипликацию, какая между этими двумя сферами: строительством и искусством – связь?

– Как это ни странно, мультипликатором я хотел быть с детства. Помню, еще до войны папа повел меня в кинотеатр, где показывали мультипликационный фильм “Барон Мюнхгаузен”. Мне так понравилось – я просто обалдел! Тогда картинки у нас делали “под Америку” – так и Дисней начинал. Вот и я рисовал примерно в этом же духе… Потом – цепочка случайностей. Я почему-то затеял у себя дома большую мультипликационную картину – забавные сценки, уйма персонажей. Неделю над ней пыхтел, а только закончил – звонит приятель: “Ты знаешь, на “Научфильме” создают студию анимационных картин”.


Давид Янович – украшение любой, даже самой яркой компании. С Романом Виктюком, Владимиром Быстряковым и другими в очереди за супом

– Будто специально для вас…

– Самое поразительное, однако, не это. Когда я пришел на студию, у кабинета директора уже сидели человек 30 художников в обнимку с картинами, но на мое счастье Григорий Семенович Александров, который тогда возглавлял “Научфильм”, ничего в мультипликации не понимал…

– Это с директорами бывает…

– Посмотрев на мои картинки, он сказал: “О-о-о, да это же то, что нам нужно”. В общем, меня взяли, а всем художникам дали от ворот поворот. Ну а дальше пошло-поехало: оказалось, что рисунки архитекторов, их манера идеально подходят для мультипликации, и я стал приглашать своих друзей из строительного института. Так появились Володя Дахно, Алла Грачева, Рэм Пружанский – в общем, все наши. Можно сказать, на студии возникла целая архитектурная мастерская…

– Тем не менее вас пытались с мультипликацией разлучить, даже увольняли с работы. За что?

– В 61-м году я решил встретить Новый год на месте прежней работы, в “Проектстальконструкции”. На праздничный вечер пришло человек 300, но так как пили мы тогда очень мало, часам к трем ночи веселье иссякло, народ потянулся к выходу. Ну а поскольку я люблю шумные компании, поспорил с друзьями, что через минуту всех развеселю. Залез на стул, разделся догола и с криком: “Ап!” спрыгнул. Объективности ради, скажу, что не всем моя выходка понравилась. Некоторые особо впечатлительные натуры удалились, но большая часть общества осталась довольна, и праздник обрел второе дыхание.

Вскоре по Киеву поползли упорные слухи, что кто-то в “Проекстальконструкции” лег на стол голышом и у него на животе играли в карты. Когда они дошли до студии, комитет комсомола объявил мне выговор. Возможно, тем дело и кончилось бы, но вскоре на “Научфильм” нанесли визит проверяющие из райкома. Директор при их виде так разволновался, что потребовал исключить меня из рядов ВЛКСМ.

Следующим этапом был товарищеский суд с участием представителя горкома… Я уже решил, что мне дадут минимум года три, но явилась комиссия из ЦК, и стало ясно, что меня расстреляют. На суде говорили, что своим внешним видом Черкасский развращает детей и не имеет права работать на идеологическом фронте, республиканская газета опубликовала обо мне разгромную статью с красивым названием “Плесень”.

В конце концов, меня уволили за аморальное поведение. Выставили за дверь с треском, потом тихо взяли назад, в осветители, а через год я без лишнего шума опять влился в славные ряды мультипликаторов. Правда, после этого конфуза мне никогда не предлагали вступить в партию, но я не особо рвался протирать на партсборищах штаны. Да и некогда было – каждый год делал по фильму.

“В МОЕМ ВОЗРАСТЕ “НА ЛЮБОВЬ” ЖЕНЩИН УЖЕ НЕ ВОЗЬМЕШЬ”

– Вы неизменно шли в авангарде мультипликации, хотя одно время критики считали, что ваша манера напоминает армянских кинематографистов, югославских…

– Ну, армянских тогда еще на свете не было – это сейчас мультипликация у них потрясающая (на мой взгляд, Роберт Саакянц – просто гений), а вот на югославов мы действительно чем-то были похожи, хотя в то время не видели их работ вообще. Это же был 59-й год, железный занавес… Для начала нас повезли на “Союзмультфильм” – посмотреть, что это такое и как выглядит. В коридорах студии пахло целлулоидом, ходили полупьяные художники…

– Запах искусства!

– Ой, мы смотрели на них как на богов. Мэтры приходили на работу к 10-ти, потом базарили, точили карандаши – это был их ритуал. В 11 один из них сладко потягивался, поднимался из-за стола и шел через дорогу. Там он мечтательно смотрел на пруд с лебедями и поворачивал налево, к будочке. Чем она была замечательна? Тем, что ты бросал туда двугривенный и получал полстакана портвейна. За первым к будочке отправлялся второй художник, потом третий… Освободившиеся еще более мечтательно смотрели на пруд с лебедями… Когда от будочки отходил последний мультипликатор, к ней снова направлялся первый… В общем, к трем часам они были пьяны в стельку, но как работали! Гениально – лучшего я просто не видел!

Мы приобщились к высокому искусству, смотрели фильмы Диснея. Через неделю нас привезли в Киев и бросили в реку: плывите! Наши руководители Ирина Борисовна Гурвич и Ипполит Андроникович Лазарчук – шикарные были люди! – не стали с нами нянчиться, а сразу предложили снять двухчастевый фильм “Приключения Перца”. Ну а поскольку мы понимали, что так, как на “Союзмультфильме”, не сделаем, пошли своим путем. У нас была очень своеобразная мультипликация, мы сверкали, затмив даже москвичей с их традициями. С нами носились как с писаной торбой, наши работы везде хвалили. Скажу по-еврейски: разве это могло не нравиться?!

– Давид Янович, а это правда, что ваш отец был сталинским наркомом?

– Ну, не совсем наркомом – заместителем украинского наркома юстиции. С сыном ему повезло – в детстве я был на редкость удачный мальчик. Когда только родился, врач меня осмотрел, вздохнул и сказал, что это не самый лучший товар в мире, – успокоил, одним словом, маму. По мере сил я старался оправдать эту характеристику. Когда меня отдали в садик, на следующий день я отковырял от тапочки пуговичку и засунул себе в нос…

– Зачем?

– Если бы я знал… К счастью, погибнуть врачи мне не дали: наша семья была тогда прикреплена к Лечсанупру на Пушкинской. Потом я сражался с приятелем и проглотил гвоздик. Прислушиваясь к внутренним ощущениям, подошел к маме и спросил: “Если человек проглотит гвоздь, что с ним будет?”. Она “успокоила”: “Как что? Сдохнет!”.

– Добрая мама!

– Но она же не думала, что ее сын такой проворный… Я к соседке тете Рае: “Где тут у вас можно лечь, чтобы тихо умереть?”. Тетя Рая забила тревогу. В это время папа, как всегда, был на совещании – при Сталине их проводили по ночам. В разгар заседания к нему в кабинет вошел секретарь и сказал: “Товарищ Черкасский, ваш сын гвоздем удавился”. Бедный папа упал в обморок. В общем, пришлось нас двоих в больницу везти. Отца откачали, мне сделали рентген…

– И как доставали железку?

– Никак – выяснилось, что гвоздь идет шляпкой вниз. Чтобы его обволокло, мне давали кушать кашку, кормили вареной морковкой с котлетами, и он как-то рассосался, исчез или незаметно выпал.

В больнице мне понравилось: чисто, красиво, и через неделю меня привезли туда снова – на этот раз я проглотил металлический шарик от детского бильярда… Когда он грохнулся об унитаз, только чудом фаянс не разбился… Провожал меня медперсонал со слезами на глазах и очень просил родителей впредь не давать ребенку ничего длинного, мелкого и круглого…

– Отец до вашего триумфа дожил?

– Да!

– Он понимал, что вы занимаетесь серьезным делом?

– Думаю, до конца так этого и не осознал, хотя и смягчился, когда я начал приносить зарплату. Правда, она у нас была невелика, но все равно какие-то деньги… На вопрос: “Чем художника радует творчество?” – у нас на студии отвечали так: “Во-первых, возможностью приходить на работу, во-вторых, зарабатывать мало денег, в-третьих, получать удовольствие от процесса, что компенсирует отсутствие денег, а в-четвертых, делать “халтуру”, которая дает много денег и совсем не дает удовольствия”. Сейчас, слава Богу, я вроде бы зарабатываю прилично.

– Неприличный вопрос: прилично -это сколько?

– Так, что хватает на главное: на женщин (в моем возрасте “на любовь” их уже не возьмешь), на выпивку и на друзей…

“ОТДЕЛЬНЫХ КВАРТИР У НАС НЕ БЫЛО, ПОЭТОМУ ВСЕ САМОЕ ЛУЧШЕЕ ПРОИСХОДИЛО В ПОДВОРОТНЯХ”


– Кстати, о женщинах. Вам, если не ошибаюсь, 75 лет – возраста мы ж не скрываем…


“Худенькие барышни меня не интересуют – женщина должна быть крупной и выше меня”. С Русланой Писанкой

– Боже упаси – 74. Не будем опережать события!

– С виду добропорядочный человек респектабельной еврейской наружности, на прожженного ловеласа и бабника не похожи, тем не менее общие друзья рассказывали мне, что в Киеве в свое время практически не осталось красивых женщин, которые бы избежали вашего, скажем так, пристального внимания. Это правда?

– Большей частью – легенды и сплетни, которые, как вы понимаете, я распускаю о себе сам. Возвращаются же они ко мне, прибавив в масштабах и обрастая подробностями.

Мое понимание красоты очень своеобразное. Худенькие, мелкие барышни меня не интересуют – женщина должна быть высокой, крупной, полной, выше меня….

– Рубенсовских форм?

– Конечно. Как говорил великий знаток и ценитель прекрасных дам Боря Каменькович: “Неважно, какая женщина, – главное, чтобы она была схвачена в талии”.

– Вам, значит, нужна талия и немножко ниже?

– Не так… Талия и очень много ниже, в разные стороны. Размер эдак 54-56, легкий целлюлитик… Такая, знаете ли, рябь по утреннему морю…

– Раньше, я слышал, киевлянок снимали прямо на Крещатике. У крупных ценителей этого дела там были свои излюбленные точки, где прямо на улице они охмуряли, или, как говорили в то время, клеили красавиц…

– Да-а-а (мечтательно), сейчас так уже не говорят. В годы моей молодости все выглядело очень романтично. Тогда на Крещатик вываливал весь киевский бомонд: ходили туда-сюда смешливые барышни, прогуливались стиляги – очень красивые хлопцы, бродил люд попроще (одетый вроде бы без претензий, но и серым его не назовешь, потому что глаза у всех были бешеные).

– Процесс обольщения – это, по-вашему, искусство?

– Конечно. У меня, например, лучше всего получалось, когда поднимался по улице Ленина – ныне Богдана Хмельницкого… Здесь была уйма интеллектуалок с хорошими фигурами.

Поскольку дам я любил выше себя, завидев подходящую, забегал вперед, становился перед ней и был уже вроде наравне. (Если за женщиной семенишь и заглядываешь ей в лицо, ничего не выйдет). Однажды, знакомясь с девушкой, я так неудачно ее повернул, что непривычно оказался внизу. Задрав голову, сказал: “Здравствуйте!”, но она смерила меня взглядом и тут же отрезала: “До свидания!”.

– Как же происходил процесс знакомства, заигрывания?

– Как говорится, у каждого Додика своя методика, но есть и общие правила. Ни в коем случае нельзя задавать даме вопросы, на которые можно ответить односложно: “да” или “нет”. Говорить надо, во-первых, с напором, во-вторых, не останавливаясь, а в-третьих, если получится, следует выбросить подлежащие, чтобы красавица слышала русскую речь, но не понимала: чего же он хочет? Конечно (улыбается), твои глаза показывают, чего… На губах – легкая улыбка, но главное – говорить, говорить и так тихо-тихо пододвигать ее к подворотне.

– А к подворотне зачем?

– Молодой человек (с пафосом), отдельных квартир тогда почти не было, поэтому в наше время все самое лучшее происходило в подворотнях.

– Хотите сказать, что пользовали девушек…

-…везде!

– Везде – это где? В телефонных будках, на склонах Днепра?

– О-о-о (закатывает глаза), склоны Днепра – самый драматичный вариант, потому что в самое неподходящее время, как назло, скатывался вниз. Пробовал даже ямочки делать для ног – не помогало, скользил все равно. Однажды мы так увлеклись, что перевернулись и тихо съехали. Люди “забивали козла”, и они просто обалдели, увидев, что к ним летит пара вниз головой. Красиво было, молодость!

– Каков, интересно, был при таких знакомствах процент удачи?

– Из 20-30 женщин, которых я из толпы выхватывал, примерно 10 соглашались прийти на свидание.

– То есть один к двум?

– Иногда один к трем – по-разному… Из них шесть приходили, и как правило, две встречи увенчивались победами…

– Сразу?

– Да! В общем, если десяток ежедневно просеивал, неделя была заполнена.

– Стоп: каждый день вы отправлялись на свидание к следующей?

– Конечно! Это теперь стало сложнее. Все-таки возраст, а тогда все зависело только от вдохновения…

Дима, вам не стыдно задавать мне такие вопросы? Мне скоро 75 лет!

“РАЗЪЯРЕННЫЕ ТЕТКИ КРИЧАЛИ: “ДО КАКИХ ПОР К АБРАМОВИЧУ БУДУТ ХОДИТЬ РАЗНЫЕ СИФИЛИТИКИ?”

– Я просто поражаюсь, когда при таком ритме жизни вы занимались мультипликацией?

– Сам не знаю. Я ведь навалял очень много. У нас, мультипликаторов, есть своя мерка – на одну часть (10 минут) отводилось восемь месяцев, и нормально. Федор Савельевич Хитрук, например, сделал за свою жизнь шесть или семь частей, Юра Норштейн что-то около того…

– Потрясающий режиссер…

– Да. Двух гениев я уже назвал, добавлю в эту компанию Эдика Назарова – он тоже потрясающий… У меня же во “Врунгеле” – 13 частей, в “Докторе Айболите” – 7, в “Острове сокровищ” – 11… Итого порядка 40-ка.

– Вернемся к дамам. При таком образе жизни у вас, думаю, нередко возникали проблемы со здоровьем. Мне, например, рассказывали, что, оказавшись как-то в командировке в Одессе, вы не на шутку занемогли и попали к чудо-доктору со странной фамилией Абрамович…


В свои 74 года Давид Янович по-прежнему сексапилен

– Не знаю даже, стоит ли об этом… В Одессе был другой смешной случай. Меня послали туда спасать художественную картину, которую почти завалили. Жил я в гостинице “Аркадия”, где дежурной была роскошная женщина, мечта поэта. Каждую ночь, чтобы посторонние не проходили в номера, она ложилась прямо в коридоре на втором этаже. Я возвращался со съемки в три часа, подсаживался, и рука, конечно, искала, где бы остановиться.

И вот она (что значит начитанная, романтичная одесситка), помня, что меня как-то не по-русски зовут, с придыханием говорила: “Не надо, Рауль!”. Это было очень смешно…

– Фидель, Рауль – какая, в конце концов, разница… А что же Абрамович?

– В картине, которую я снимал, принимали участие 250 лучших местных девиц. Естественно, один роман плавно переходил в другой, а закончилось это безумие визитом на угол улиц Ленина и Маркса, где жил этот замечательный Абрамович. Прием почему-то был мне назначен на 12 часов ночи.

– Как я понимаю, этот господин был венерологом? Или, чтобы вас не смущать, назовем его дерматовенерологом?

– Дима, ну если ты на переднем крае, там, разумеется, свистят пули, и естественно, иногда попадают осколки. Ну а поскольку все происходило то ли в 76-м, то ли в 77-м году, это было чревато…

В общем, представьте себе: старый дворик, бывший доходный дом – хороший, трехэтажный… Симпатичный фасад, внутри мраморная лестница, которая, правда, немножко уже покосилась…

Поднимаюсь по ней к двери, на которой штук 20 звонков… Мне сказали: нужен нижний… Нажимаю кнопку и слышу: приближаются быстрые лапоточки. Дверь открыл сморщенный хлопчик, росточком метр 20 или метр 50. На вид ему было лет 96 – как я понимаю, этот эскулап пользовал еще Беню Крика и всю портовую Одессу. Не глядя на меня, он скомандовал: “Пошли!”. Идем мы по длинному коридору, а справа и слева открываются двери, и выскакивающие оттуда разъяренные тетки кричат: “До каких пор к Абрамовичу будут ходить разные сифилитики? Прячьте детей! Абрамович, убирайся в свой Израиль!”… За окном ночь, а тут борщом пахнет, котлетами…

– Коммуналка!

– Наконец, мы оказались в крохотной комнате, где, конечно же, стояло пианино, на нем, разумеется, лежала скрипка, а под ним спал мальчик – бодрствующим я его так ни разу не видел. Абрамович протянул мне стаканчик: “Мочитесь!”, посмотрел на содержимое и вытащил свой шприц, еще кованный, весь в амурах. Когда он всадил его в мою бедную задницу, я аж подпрыгнул: “Ой!”. Доктор лишь ухмыльнулся: “А мне вас не жалко!”.

На следующий раз все повторилось: нижний звонок, строй орущих теток и бабок, “эти сифилитики”… В комнате в конце коридора Абрамович скомандовал: “Снимите брюки”. Когда я снял, он удовлетворенно хмыкнул: “А, это вы!”…

– По дырке от укола узнал?

– Ну да! За все это время он ни разу на меня не посмотрел – взгляд его упирался в район моего живота. Когда в меня вонзилась игла, снова я не удержался от “Ой!” и снова услышал, что ему меня не жалко… На третий день доктор посмотрел на стаканчик с мочой и сказал: “Все, она такая чистая, что можете выпить. А теперь поговорим о гонораре”.

Одесса… Дима, о чем вы меня спрашиваете?

“КОЛУМБИЙЦУ Я СКАЗАЛ, ЧТО ИЗ ПОЛЬШИ, ЧТОБЫ В СЛУЧАЕ ПРОКОЛА ВСЕ ВАЛИТЬ НА ПОЛЯКОВ”


– Знаменитый кинорежиссер Георгий Данелия в кругу друзей на бис рассказывает историю о том, как вас пытался соблазнить колумбийский наркобарон. Преувеличивает?

– Нет, все так и было… Когда мы закончили “Остров сокровищ”, меня впервые послали на Кубу…

– К Фиделю и Раулю?

– Почти. Фиделю я даже пожимал руку, а вот Рауля не видел. Сказочный остров, большущий международный фестиваль, жили в роскошной гостинице. Прилетели мы поздно, с собой – бутылка водки, из которой грех было себе не налить…

Ровно в полночь за окном раздалась музыка, и во дворе, где были установлены три огромных подиума, мы увидели огромную толпу шикарных кубинцев – человек, наверное, тысячу… Помните, одно время у мясников считалось, так сказать, бонтоном приходить в Дом кино? Они являлись красиво одетые, с перстнями…

– Для полного кайфа им не хватало только Дома кино!

– Здесь было точно такое же ощущение. Я увидел перстни и понял, что это богатейшие люди. Они танцевали…

-…Тут позволю себе меленькое отступление. Будучи десятиклассником, я однажды пришел на танцы, прищурил глаза (томно прикрыл веки), и девушка, которая на меня посмотрела, тут же написала письмо, дескать, “вы очень мне нравитесь”, попутно объяснив, в какой момент это почувствовала. Тогда я и понял, что с полуопущенными веками просто неотразим, и с этим ушел в жизнь.

В Гавану меня провожали очень смешно. Руководство студии торжественно объявило: “Давид, мы тебя посылаем”, после чего начальник отдела кадров добавил: “Давид, у меня к вам просьба… Пожалуйста, не крадите в магазинах”. Директор подытожил: “Ни с кем не разговаривайте, потому что везде американские шпионы”.

С этим я и уехал. То есть, во-первых, я знал, что очень красивый, когда прищуриваю глаза, а во-вторых, что нельзя ни с кем разговаривать и красть в магазинах. При этом на всю поездку нам дали по четыре с половиной доллара.

В общем, во двор я вышел во всеоружии: прищурив глаза, да еще и с рюмочкой в руках… Вскоре через свои полуприкрытые веки замечаю, что от танцующих отделяется дама в моем вкусе и медленно плывет ко мне… Ну, думаю, клюнула! Дождавшись, когда она приблизилась, резко открыл глаза – передо мной мужик с усиками. Короче, хотя и запретили мне с кем-либо общаться, мы разговорились. Когда мимо прошли две барышни, я ему говорю: “It is very beautiful women”. Идальго проникновенно на меня посмотрел и сказал: “I don’t love women. I love men”, – и я понял, что провокации начались.

– Вы хоть сообщили ему, что приехали из СССР?

– Нет, соврал, что из Польши, чтобы в случае прокола все валить на поляков. Оценив обстановку, я прижался к стенке, чтобы сзади никто не въехал, и мы продолжили беседу. Причем с каждой выпитой рюмкой все лучше понимали друг друга. Даже не представляю как – в основном картиночки рисовали. Он протягивает бумажку: “Сколько тебе лет: 40, 50, 60 или 70?”. Я резво подчеркиваю последнюю цифру (мне не было еще и 50-ти), и идальго приходит в полный восторг. Оказывается, он обожает именно старичков.

На следующий день под дверь мне он подсунул бумажку на испанском языке типа: “Люблю и жить без тебя не могу”, – еще и стишок какой-то. Влюбился… Не надо мне было прикрывать глаза – кто ж перед этим устоит!

Когда мы обедали в ресторане, воздыхатель сидел за столиком напротив и глаз с меня не сводил. Я даже начал нервничать: “Он же из Колумбии, а там наркомафия. Вдруг это наркобарон и меня выкрадут?”. Данелия, который был руководителем нашей делегации, сказал: “Давид, хочешь совет? Ты был в магазине, видел, какая там аппаратура. Нам дали всего по четыре с половиной доллара, а у твоего колумбийца куча денег. Завтра же иди и отдайся ему за достойное вознаграждение… Мало тебя, что ли, на шару ставила раком наша страна? Закрой глаза и получи 500 долларов. Кстати, мне за совет стольник”.

Ой, чуть не забыл, этот любвеобильный идальго мне еще девушку предлагал. “Если хочешь, – сказал, – ты будешь заниматься любовью с ней, а я с тобой”.

– Интересная комбинация…

– План мы обдумывали всей делегацией, крутили и так, и эдак. На следующий вечер снова танцы, и все, елки-палки, провожают меня на подвиг. Представьте: вот он идет, советский человек, сексуальной походкой N 4, с затягом левой ноги и вилянием кормой, зарабатывать полтыщи “зеленых”.

– Так вы уже к своему падению были морально готовы?

– Нет, конечно. Думал, получу деньги и как-нибудь увернусь, встану к стене…

Увидев меня, колумбиец кинулся через весь зал навстречу.

– Глаза у вас были прищурены?

– Нет, уже все – широко раскрыты. Естественно, прежде чем отправиться в будуар, в милой предварительной беседе я должен был прощупать, насколько клиент богат и не стоит ли поднять цену. Но когда мы разговорились, выяснилось, что никакой он не наркобарон, а режиссер, к тому же бедный. Когда я понял, что нас опять, в который раз, хотят обмануть, в знак протеста наша делегация удалилась.

…Данелия сказал, что он этого ожидал, потому что только такое дерьмо и может на меня клюнуть.

“СО МНОЮ ЖЕНА РАЗВЕЛАСЬ, А Я С НЕЮ – НЕТ”

– Между прочим, это был мой не первый опыт общения с гомосексуалистами. С этим явлением я познакомился еще совсем юным, когда в институте учился. Помню, иду с чертежами к себе на Прорезную и вдруг меня останавливает плюгавенький человечек: “Простите, вы студент?”. Я гордо: “Да”. – “Можно вас на минутку? Только давайте зайдем в парадное – тут неудобно, люди мешают”. А мы ведь тогда еще о гомосексуалистах ни сном ни духом и слова-то такого не знали.

Пошел я за ним, абсолютно ничего не подозревая, а человечек несет какую-то чушь… Мол, у него брат очень испорченный, может не поступить в институт, а ему так хочется, чтобы младшенький получил диплом. Вдобавок этот развратный братец якобы научил его какому-то “методу ушка”. “Сначала, – говорит, – нужно поцеловать женщину вот сюда”, – и на мне все это воспроизводит. Но это же 53-й год, я лопух лопухом. Он тихо пальцами водит, а у меня пока и в голове ничего нет. На всякий случай кладу чертежи на то место, к которому он подбирается, и когда, наконец, до меня доходит, что к чему, бью его тубусом по голове и, крепко возбужденный, убегаю…

Самое интересное, что лет через 10 у этой истории было продолжение. Иду как-то по Крещатику, смотрю – он! Абсолютно не изменился, такой же рыжий, такой же махонький…

-…и снова без брата…

-…но с мыслями о нем. Идет этот хлопец следом за каким-то большим красавцем как привязанный: тот в аптеку свернул – он за ним… На меня никакого внимания! Тут я как осерчал на него: мол, как это понимать? Тогда хотел, сейчас – нет? Обидно, Дима!

– Не знаю, Давид Янович, что из услышанного о вас правда, а что нет, тем не менее даже не представляю, каково вашей жене с вами жить. У вас, кстати, большая разница в возрасте?

– Нет, лет 16-17.

– Действительно, маленькая. Она не обижается, когда все эти истории до нее доходят?

– Во-первых, я стараюсь Наташу от этого оградить, а во-вторых, она так увлечена своей работой (супруга тоже мультипликатор), что на меня никакого внимания не обращает. Это, кстати, очень выгодная позиция. В браке главное – так построить свою жизнь, чтобы не было дрязг, ссор, каких-то ненужных сложностей.

– Говорят, вы с ней расходились, снова сходились…

– Точнее сказать: она со мною разведена, а я с нею нет.

– Это как?

– Да просто. Дело давнее – сыну Саше было, по-моему, лет пять или шесть. Наташа тогда еще замечала меня и подала на развод.

– Застала вас с кем-то?

– Нет – нашла фотографии с женщинами и приклеила их на стену.

– Так вы ко всему еще и фотографироваться любили?

– Я вас умоляю: ничего там такого не было – обыкновенные портреты. Это случилось в 86-м, когда рванул Чернобыль. Женщины с детьми уехали из Киева, а мужики остались. Естественно, собирались компании. Кто-то щелкнул меня в обнимку с моими дамами, а Наташа, обнаружив компромат, обиделась. Сказала: “Вот заявление в суд, нужна твоя подпись”. Я и подмахнул бумажку не глядя…

Суд произвел на меня неизгладимое впечатление. Маленькая комнатка, сидят двое: судья и какой-то совершенно испитой человек. Судья читает Наташино заявление, потом смотрит на меня, опять читает… “Вы видели это?” – спрашивает меня. “Да!” – говорю. “Тут написано, что каждый день вы приходите домой пьяный, гоняетесь за всеми с ножом по квартире, а соседи вас утихомиривают”… Тут я понял…

-…что не все прочитал…

– В ужасе только и смог выдавить: “Да! Согласен!”. Судья интересуется: “Так, может, вас на принудительное лечение направить?”. Тут уже я подскочил: “Нет! Там не все правда!”, Наташа тоже испугалась. Потом она пошла в суд, оформила документы о расторжении брака, а я не захотел, поэтому у меня в паспорте стоит штамп, что я женат, а у нее нет. Кстати, позднее, когда на евреях выезжали за границу, она опять хотела выйти за меня замуж, но я сказал, что, во-первых, ехать не собираюсь, а во-вторых, за мной надо ухаживать.

– Она с вами живет по сей день?

– Да, причем замечательно.

– Простила и все забыла?

– Давным-давно.

– Чтобы окончательно расставить все точки над “i”, последний вопрос на личную тему. Глядя на озорной блеск в ваших глазах и подтянутую фигуру, зная о вашем увлечении горными лыжами, 74 года вам не дашь ни за что. Скажите, вы по-прежнему клеите девушек на Крещатике?

– Если честно, молодые меня не интересуют. Мой возраст – от 30-ти до 40-ка, очень хороши бывают 45-летние. Так, кстати, было всегда: я ни в школе на молодняк не смотрел, ни в институте… Дело в том, что когда мне было лет 13, в эвакуации меня соблазнила одна дама. Роскошные формы, внешнее недоступная, но с легкой развратцей на лице.

– Она была замужем?

– Да, но шла война. Поймала меня, когда я воровал у ее мужа порох, и…

– Каким образом это происходило?

– Нет, что угодно, только не это! Короче, с тех пор меня и заклинило. Люблю больших, властных дам с порохом.

– Сколько женщин вращается сегодня на вашей орбите?

– Каждая из них думает, что она одна. И пусть думает.

– Ответ настоящего мужчины. Давид Янович, снимая мультипликационные фильмы, вам никогда не хотелось перейти к художественным картинам?

– Вы знаете, нет. Что мне хотелось бы, так это совместить актерство с мультипликацией. В 92-м году в Ялте я уже снял довольно много материала для фильма “Сумасшедшие макароны”. Действие происходило в Древнем Риме, в средние века на пиратских галеонах и во времена нэпа. Персонаж разговаривал с невидимкой, которого я должен был дорисовать. Это было очень эффектно, потому что актеры снимались хорошие: Семен Фарада, Мамука Кикалейшвили, Саша Филиппенко… Мне только осталось сделать мультипликацию, но завершить работу не успел: деньги кончились, все рассыпалось. Материал до сих пор лежит, хотя он уже все равно устарел.

“ПРИ ЧЕМ ЗДЕСЬ АКТРИСЫ?”


– Сегодня приходится слышать, что техника рисованных мультипликационных фильмов скоро уйдет в прошлое -все будут делать компьютеры…

– Я с этим категорически не согласен. Вы же понимаете, Дима, не важно, что у тебя в руках: ручка, карандаш или компьютер, – все равно ты этим управляешь. Кстати, сейчас я пишу заявку по моим “макаронам” – фильм будет называться “Звездные спасатели”. Там, где снимались актеры, я собираюсь их сделать в 3D-анимации: частично изображение объемное, компьютерное, а остальное рисованное. Логически это может быть, потому что действие происходит на какой-то планете, где рисованные человечки живут, – что-то вроде “Гиперболоида инженера Гарина”… Уверен: если нарисовать смешных персонажей и сделать их в 3D-анимации, это будет красиво по форме.

– Ваши ленты озвучивали Гердт, Джигарханян, Яковлев. Сложно с такими мастерами работать?

– Очень легко. Друг друга мы понимали с первого взгляда, получалась такая взаимодедукция. Ты им что-то рассказываешь, они выполняют намного лучше, ну а уже потом, отталкиваясь от их голосов, я иначе рисую анимацию. Понимаете, актер заражает, и это прекрасно.

– По мере приближения выборов на наших телеэкранах появляются очередные агитационные мультсериалы. Никогда не принимали участия в их создании?

– Нет, от этого я далек, абсолютно. Занимаюсь своим делом, которое ни к большой, ни к средней, ни к малой политике отношения не имеет, даже не очень понимаю, что это такое. По-моему, там вращаются люди своеобразные. Если раньше какие-то иллюзии у меня были, то сейчас большая девальвация произошла. Наверное, никогда не надо называть то, что делаешь, революцией, потому что законы у нее очень жесткие: едва одержав победу, революционеры ссорятся, тянут одеяло на себя, и все возвращается на круги своя…

– Давид Янович, через вашу жизнь прошло столько выдающихся людей, что впору писать мемуары… Если представить, что вас занесло на необитаемый остров, но перед этим сказали: “Выберите себе пять человек и живите вместе”, кого бы с собой взяли?

– Остров большой или маленький?

– Вам бы хватило…

– Взял бы пять женщин и расселил их в разных местах, чтобы они друг о друге даже не догадывались.

– Это были бы актрисы?

– (Обиженно). При чем здесь актрисы? Просто роскошные барышни!

– Смотрю на вас и удивляюсь: как вы в своем возрасте умудрились сохранить такой заряд бодрости, оптимизма, такое потрясающее чувство юмора? Это гены, что-то врожденное?

– Я и сам над этим не раз размышлял. Знаете, у меня есть знакомые, которые не любят все. Светит солнце – им жарко, льет дождь – холодно, снег – вообще отвратительно. Утро – плохо, день – еще хуже… По-моему, это очень большой дар, когда человек рождается оптимистом, когда ему все нравится – пусть это и попахивает легким идиотизмом. То, что мне не по душе, я просто вычеркиваю из жизни, не обращаю на это внимания, – у меня своя среда, параллельная, я окружаю себя людьми, которые мне симпатичны и приятны.

– Просыпаясь, вы с радостью думаете о предстоящем рабочем дне?

– Нет, но если при этом у меня ничего не болит – уже хорошо. Если на ночь выпил, утром легкий хмель в крови еще бродит, ты ощущаешь его остатки, и все вокруг кажется симпатичным… Как пела Эдит Пиаф: “Жизнь в розовом цвете”.

“В СВОИ 74 ЛЮБЛЮ ТАНЦЕВАТЬ РОК-Н-РОЛЛ. ЭТО МОЙ ТАНЕЦ, НА НЕМ Я ВОСПИТАН”

– До перестройки эстрадная, театральная, киношная и художественная богема до безобразия много пила. Люди просто пропадали, гибли на рабочих местах. Вы тоже были, как я слышал, не дурак выпить. Интересно, сколько могли осилить за один присест?


С Дмитрием ГордономФото Александра ЛАЗАРЕНКО

– Скажу, сколько готов выпить сейчас. За вечер 500 граммов коньяка. Это если с хорошей едой, за изысканной легкой беседой, обязательно с танцами. Танцевать обожаю!

– Наутро голова не болит?

– Вот, например, вчера я выпил 600 граммов и чувствую себя замечательно. А какая хорошая была компания!

– Не секрет, что на танцплощадке равных вам нет, и танцуя, вы, говорят, можете покорить любую женщину. Вы этому учились или что-то внутри бродит?

– Да не бродит оно – с этим надо родиться!

– Какие танцы вы любите?

– Рок-н-ролл.

– Вы и сегодня его отплясываете?

– Конечно. Это мой танец, на нем я воспитан. Правда, сейчас он уже слегка адаптированный, не такой, как у физкультурников… Я и танго люблю, а вот вальс ни разу в жизни не танцевал.

– Как известно, вы один из отцов-основателей фестиваля анимационных фильмов “Крок”. Проводя его, вы не останавливаетесь где-то в гостинице, чтобы чинно, как люди, провести нормальное мероприятие, а садитесь на пароход и плывете вокруг света…

– Ну, не вокруг света – вниз по Днепру, но до Ялты доходили. Просто мультипликаторы – это особая категория людей. На студии Довженко, на других студиях режиссеры почему-то не ладят друг с другом, как-то не любят коллег…

-…я даже догадываюсь почему…

-…а у нас всегда была творческая атмосфера и веселье. В футбол каждый день мы играли по два часа – даже не понимаю, когда кино делали. Работа шла как-то радостно…

– Представляете, сколько бы вы успели сделать, если бы не тратили время на дам?

– Не уверен, не уверен…

– Миллионам телезрителей вы стали известны не по мультипликационным шедеврам, в которых ваше лицо не появлялось, а благодаря передаче “Золотой гусь”, шедшей на телеэкранах несколько лет. Вам не казалось, что слава эта, пусть и беспроигрышная, но сомнительная?

– Нет, мне очень нравилось приходить на съемки. Во-первых, компания была очень хорошая, во-вторых, шли какие-то легкие разговоры… Потом мы садились за стол, и я с удовольствием слушал, как ребята рассказывают анекдоты. Вовка Быстряков, покойный Толик Дьяченко, Валера Чигляев, Женя Паперный делали это просто потрясающе.

– Часто ли в анекдотах слова надо было заменять сигналом “бип”?

– Да, и в программу они впоследствии не входили.

– Зачем же рассказывали? Для себя?

– Ну да, чтобы развеселить ребят. Один раз, помню, так и не смог довести анекдот до конца – забыл. Сколько было смеха! После этого я постоянно делал вид, что забываю, – хотел доставить ребятам удовольствие. Вы даже не представляете, какое тут начиналось веселье: мне и самому было смешно.

– Какой анекдот из вами рассказанных самый любимый?

– Сидят две англичанки у камина, вяжут. Одна говорит: “Дорогая, мы столько знакомы… Забыла только, как тебя зовут”. Вторая задумалась: “На когда это тебе нужно?”…

Слушайте, недавно приятель рассказал анекдот э-э-э… эстетский. Судят какого-то большого начальника за то, что он изнасиловал уборщицу. Он говорит: “Ну поймите, день был совершенно безумный. Спущусь-ка я, думаю, не на лифте, а по лестнице. Смотрю, на втором этаже стоит дама в интересной позе, моет пол. Ну, я сзади пристроился и…”. Даму спрашивают: “А вы что же?”. Она объясняет: “Ну что? Мою пол, и вдруг кто-то сзади пристраивается”. – “Чего же вы не отодвинулись вперед?”. – “Как? По чистому?!”…

– Лично мне, Давид Янович, кажется, что сегодня время менее легкое и беззаботное, чем было до перестройки. Раньше снимали какие-то бесшабашные, дышащие легкостью и весельем картины – в том числе и мультипликационные. Не связываете это с тем, что сейчас слишком много времени люди творческие посвящают поискам денег, заняты борьбой за выживание и зачастую им не до философского осмысления реальности, не до творчества?

– Что толку страдать о том, что было когда-то, – делу этим не поможешь. Просто тогда мы были молоды и мне было абсолютно все равно, есть деньги, нет их… У меня было два списка: этим отдать, у тех одолжить… Постепенно я всех сводил, и они уже друг с другом рассчитывались, минуя меня…

Сейчас об украинском кино говорить не приходится, потому что нет денег. Плюс растянувшиеся на два года выборы: то с президентом не могли определиться, теперь вот с Верховной Радой… Властям не до нас, не до кино: у них свои дела, – и я их понимаю…

– А жизнь проходит!

– (Грустно). Проходит… Между прочим, сейчас у меня есть два мощных заказа: полнометражная картина “Старик Хоттабыч” и “Звездные спасатели”, о которых уже упоминал. Все это, правда, московские проекты. В России очень большой подъем, но как только в Украине появятся деньги, и у нас кино возродится – много молодых сейчас под парами.

– С вами можно общаться бесконечно, и самое грустное в нашей беседе то, что она пролетела, как одно мгновение…

– Что, уже конец?

– Увы. Благодарю вас за то, что вы есть, что вы такой оптимист и излучаете радость. Хочу пожелать вам сделать еще не один фильм, потому что, вопреки анекдоту армянского радио, любим мы вас в первую очередь все-таки за это… Спасибо!

– Не за что, Дима, – как говорится, был рад. Напоследок, может, что-нибудь спеть?

– А кстати…

– Вот только петь я не умею…

Опубликовано 01.11.2018  20:48

Между предательством и победой

Между зрадой и перемогой – исповедь израильтянина – беженца с Донбасса


Проукраинский митинг в Донецке, 5 марта 2014

Судьба Максима типична для многих проукраински настроенных дончан еврейского происхождения. Весной 2014-го выходил на митинги за единую Украину (а они были и в Донецке, и весьма многочисленные), после оккупации уехал в Киев, а спустя несколько месяцев репатриировался в Израиль. Сегодня живет в треугольнике  Хайфа — Киев — Донецк (где остались многие близкие люди). О корнях конфликта на Донбассе, первой фазе его развития и ситуации, в которой оказалась еврейская община, мы говорили с Максимом еще в январе 2015-го (см. «Между ватниками и вышиватниками», «Хадашот», №1, 2015). Сегодня пришло время говорить о тяжелых последствиях, оказавшихся гораздо глубже, чем виделось несколько лет назад. Итак, горький монолог человека, который, возможно, заставит задуматься как свидетелей зрады, так и адептов перемоги.  

Человеческая глупость — одно из самых ярких впечатлений за четыре года этого конфликта. Нет, глупцами я называю вовсе не тех, кто не согласен с моей точкой зрения,  — тоже порой субъективной. Глупость — это примитивное и упрощенное видение мира, отсутствие критического анализа и, главное, — полное отсутствие самокритики и готовности пересмотреть свою позицию.

Очень многие знакомые (а среди них — умные, образованные и интеллигентные люди)  неожиданно поверили в то, что конфликт на Донбассе начался из-за условной «донецкой бабушки», призвавшей русские танки. И вообще, если «донецкие» сами все это допустили и не остановили, то… Все попытки объяснить, что пассивность моих земляков — далеко не главный фактор, повлиявший на ситуацию, наталкивались на стену непонимания.

Да, регион наш достаточно пассивен, и я сам иногда думаю, мол, если бы тогда на проукраинские митинги нас выходило не десять, а пятьдесят тысяч человек, возможно, все сложилось бы по-другому… Возможно, но …сомнительно. Гораздо большую роль сыграли в те дни общая геополитическая ситуация, близость границы с Россией и, в конце концов, предательство украинской власти, просто сдавшей регион.


Титушки на донецком Евромайдане, 22 января 2014

Я часто слышу вопрос-упрек:  что делали дончане весной 2014-го, чтобы защитить свой город? И отвечаю: «То, что делают все граждане в любом нормальном государстве. Работают и платят налоги, на которые содержатся армия и полиция. Которые, в свою очередь, обязаны защищать своих граждан, их безопасность и целостность страны».

Мне трудно представить себе картину, когда в Израиле или США террористы при поддержке местных маргиналов и городских сумасшедших захватывают тот или иной город, но претензии в итоге предъявляются не к полиции, армии и властям, которые это допустили, а к жителям самого города. Обычно в таких случаях проводится спецоперация, уничтожаются или берутся под арест террористы и их активные пособники, проштрафившиеся официальные лица подают в отставку, а пострадавшие жители  получают компенсации. Так должно быть, но у нас все по-другому, и общество принимает это как норму.

Впрочем, это уже перевернутая страница истории. Но нормой стало и мнение, что

все «нормальные» (читай — «наши») из Донбасса выехали, остались лишь сепары и быдло. Налицо классический сталинский принцип — если со своими не эвакуировался, в партизаны не ушел, не застрелился, значит — предатель или, как минимум, пособник оккупантов.

Попытка объяснить, что у человека могут быть тысячи личных причин не покидать родной город, просто игнорируется. Люди не уезжают потому, что не могут оставить старых родителей, больных родственников; привязаны к своему дому; не имеют средств и специальности для обустройства на новом месте; не рассчитывают на социальные программы для переселенцев и так далее, и тому подобное. В конце концов, отъезд — это колоссальный стресс, на преодоление которого не у каждого есть силы. Как можно осуждать за это? Десятки тысяч сограждан не могут решиться уйти с плохой работы или развестись, когда отношения исчерпали себя, — очень сложно изменить свою жизнь даже в условиях мирного времени. И во много раз труднее выйти однажды из своей квартиры с одним чемоданом и уехать в неизвестность, став беженцем. С другой стороны, не каждый из покинувших город дончан пошел на этот шаг из патриотических побуждений.

В 2014 году мы оставили не свою квартиру, а прошлую жизнь. Обнулить счетчик, начать все с начала, открыть новые горизонты — не более чем красивые слова, не отражающие драму, постигшую большинство переселенцев.

Разумеется, примерить на себя ситуацию, понять, почему конкретный человек сделал или не сделал тот или иной выбор, очень сложно. Гораздо проще окрасить его в какой-то цвет,  повесив соответствующий ярлык, — и именно это происходит по отношению к «донецким».

На самом деле в реальной жизни куда больше оттенков. В молодости, изучая историю Гражданской войны в России, я удивлялся, как это так получается — человек был белым, а вскоре стал большевиком. Или эмигрировал, а потом вернулся в Советскую Россию.

Только сегодня я понимаю, что в первую очередь это был не белый или красный, а человек со своими личными обстоятельствами, попавший в жернова жестокой эпохи. Пора перестать делить людей на категории, а попытаться увидеть конкретного человека в конкретных обстоятельствах и понять, почему он сделал именно такой выбор.

Это касается не только «донецких» или вынужденных переселенцев, но и, например, участников АТО. Это ведь совершенно разные люди — патриоты-добровольцы, мобилизованные, мародеры, мечтающие о наживе, военнослужащие, выполняющие свою работу, — люди  с совершенно разной мотивацией или без оной. Кто-то шел защищать свою землю от оккупантов, кто-то — брать взятки на блокпостах, кого-то случайно занесло.

В итоге все эти люди будут окрашены в один цвет: черный или белый — в зависимости от господствующей на данный момент идеологии. Один ярлык сразу на сотни тысяч людей — без малейшего интереса к отдельной личности.

А правда… она неудобна своей сложностью, многогранностью и невозможностью втиснуться в устоявшийся шаблон. Каждый видит свою часть правды, выдавая ее за всю правду целиком, что, по сути, и является ложью.


Митинг переселенцев с временно оккупированных территорий, Днепропетровск

Это в полной мере применимо и к ситуации в Донецке вообще, и еврейской общине города, в частности.

В Донецке работают предприятия, магазины, ездят машины, по улицам ходят люди — все это есть, но в совершенно несопоставимых, по сравнению с довоенным временем, масштабах. С карты города словно исчезли аэропорт, вокзал, многие банки.

Похожая ситуация и в еврейской общине. Действуют отдельные еврейские организации и некоторые проекты, но большинство из них закрылись или были урезаны.  Евреи в городе вроде бы есть, но несравнимо меньше, чем несколько лет назад.

Вообще, феномен «донецких» претерпел после 2014-го интересную трансформацию.

В Facebook появилась группа «Донецкие Киевские», есть подобные группы и в других городах и даже странах. Кто-то из переселенцев осел на новом месте и уже ассоциирует себя с ним, кто-то мечтает вернуться в родной город, кто-то по-прежнему считает, что дончанин — это человек, живущий в Донецке. Иногда на это накладывается отношение к конфликту — от «уехав, вы предали родной город» до «пока там будет ДНР, я туда не вернусь».

Еврейская община повторяет этот паттерн. В Донецке продолжает функционировать синагога, вместе с тем, была создана Донецкая еврейская община в Киеве. Многие евреи из Донецка уехали в Израиль и, не успев организоваться там в землячество, продолжают вращаться в своем кругу на уровне социальных сетей.

В результате возникают довольно сложные модели самоидентификации, как представили мне недавно одного человека: это мой донецкий брат из Израиля, он сейчас в Киеве живет.

Нельзя не отметить сходство ситуации в ЛДНР с сектором Газа. Именно с этим анклавом, а не с Южной Осетией или Абхазией, где военная фаза противостояния была относительно короткой. Кроме того, в этих непризнанных образованиях действительно живут отдельные народы — абхазы и осетины.

Донбасс — иная история. Одним не прекрасным утром дончане проснулись и услышали: «Поздравляем, с этого дня — вы новороссы, и живете в ДНР». Никто не понимал, что это значит, ведь жители Донецка не являются отдельным народом и мало чем отличаются от обитателей соседних областей.

Подобным образом и арабы сектора Газа не отличались от окружавших их соплеменников, пока им не объявили, что они, оказывается, палестинцы, не обнесли границей и начали лепить палестинский народ. И он реально начал создаваться, поскольку группа людей, живущая на изолированной территории, переживающая одинаковые события и подвергающаяся информационной обработке, рано или поздно станет единым социумом.

Таким образом, если ОРДЛО не вернется в обозримом будущем в Украину или эти территории не аннексирует Россия, есть реальные шансы на создание там некоей новой общности.


В синагоге донецкой еврейской общины в Киеве

И как возник, пусть и искусственным путем, палестинский народ, так в будущем вполне может родиться народ Новороссии. Есть и другие моменты, сближающие ОРДЛО с сектором Газа. Например, перманентная война как механизм управления территорией и формирования идентичности; ведение огня из жилых кварталов, прикрываясь гражданским населением; планомерное обрушение экономики, создающее предпосылки для пополнения местного ополчения, служба в котором становится единственной  возможностью кормить семью; подавление любого инакомыслия и т.д. и т.п.

Есть ли из всего этого выход? Он там же, где и «вход», то есть внутри нас.

Я убежден, что наши действия мало определяют конечный результат. Человек может выходить на киевский майдан или донецкий референдум исходя из самых лучших побуждений или иллюзий — называйте как угодно. Но зачастую конечный результат борьбы отличается от того, на который вы рассчитывали.  И все решают совсем другие люди в высоких кабинетах исходя из своих (а не ваших) интересов.

Можно быть трижды патриотом и героем войны, но если твой генерал предатель, война будет проиграна. Потому что генерал даст приказ пропустить колонну Гиркина в Донецк  или выходить из Иловайского котла в пристрелянный врагом коридор. Значит ли это, что твои поступки ничего не определяют?

Вовсе нет. На духовном уровне твои действия определяют буквально все.  Потому что главное, — это какой путь ты прошел и кем стал. С этой точки зрения — главное  — выйти в нужный момент на майдан и вступить в бой — и важно не чем он кончится, а как ты себя в нем вел.

А через какое-то время в аналогичной ситуации правильнее уже никуда не выходить, ведь пройденный путь и накопленный опыт подскажут, что все это — обман.

А потом смысл состоит уже в том, чтобы просто не сломаться и не разочароваться,  а сохранить веру в себя, людей и Б-га.

В идеале каждый из нас должен найти и осмыслить свой «выход» и свой путь.  И чем больше появится людей с осмысленным подходом к жизни, тем взрослее и совершеннее станет общество.

Оригинал

***

Ранее опубликованный на нашем сайте материал научного работника из Донецка Марии Гольцовой, 4 года назад переехавшей в Минск и в прошлом году посетившей родные места: 

Евреи Донбасса вчера и сегодня

Опубликовано 28.05.2018  17:19

 

Шимон Бриман о белорусских евреях

Анна Соусь. Что утратила Беларусь с отъездом евреев – Шимон Бриман о сонных местечках и пассивной общине

Шимон Бриман у синагоги в Быхове

Израильский историк и журналист Шимон Бриман несколько недель путешествовал по местам, связанным с еврейской историей Беларуси, и поделился своими впечатлениями с «Радыё Свабода».

«Было грустное ощущение запущенности и невостребованности старых еврейских объектов»

Шимон, вы специалист по еврейской истории Украины, но история вашей семьи связана с Беларусью. Недавно на сайте «РС» (и у нас belisrael.info) были опубликованы десять фактов уничтожения в Беларуси еврейского исторического наследия, которые озвучил Яков Гутман. После двух недель путешествий по еврейским местам Беларуси какое у вас ощущение, что происходит с еврейским наследием Беларуси?

— Я увидел много исторических мест, в основном в южной и восточной Беларуси. У меня было грустное ощущение запущенности и невостребованности старых еврейских объектов. Особенно меня шокировала старинная средневековая синагога в Быхове, построенная в 1610 году, которая теперь стоит просто с заколоченными окнами и дверьми без крыши, хотя при разумном подходе из этого можно было сделать уникальный туристический объект.

Мне было грустно видеть, как на этой средневековой стене кто-то краской написал по-русски «Всем евреям смерть». Мне, как израильскому туристу, когда я увидел это, ударило по глазам. Если говорить о других местах и городах, то мне не понравилось, что много где синагоги не переданы еврейским общинам, и там находятся какие-то иные объекты, хотя, например, в соседней Украине более 20 лет действует закон о возвращении религиозных объектов общинам. Когда я шёл по Могилёву и видел в старой синагоге клуб бокса и еще какие-то спортивные залы, всё это вызывало у меня нехорошие эмоции. Так просто не должно быть. На мой взгляд, Беларусь отличается от иных соседей тем, что власти даже не думают и не обсуждают возможности передачи или возвращения еврейским общинам сохранившихся еврейских объектов.

Пассивная еврейская община

– А поднимают ли эти вопросы сами еврейские общины? Как это происходит в соседних с Беларусью странах, наверное, это инициатива нескольких сторон…

– Вы правы. Нужно сказать, что и еврейские общины Беларуси – те, что остались – очень маленькие и слабые. Некоторые из них, возможно, не в состоянии взять на свой баланс какие-то большие здания, но если бы власти передавали такие объекты, я уверен, нашлись бы международные еврейские организации, зарубежные спонсоры, которые помогли в переустройстве, ремонте и содержании таких исторических объектов. Сама еврейская община Беларуси тоже у меня оставила впечатление, что это достаточно, не скажу, что пассивная община, но люди, которые, как и большая часть белорусов, относятся к властям как к чему-то, данному с неба. Есть власти, как они скажут, так и будет. Есть определённая пассивность и нет инициативности.

Классический пример был в этом году в июне. Три месяца подряд весной 2017 года еврейские организации получали требования от налогового ведомства о выплате налога с помощи потерпевшим от Холокоста евреям, и при этом все еврейские общины молчали, никто даже не пикнул, что власти могут быть не правы, до того времени, как благодаря и вашим публикациям, и моим публикациям, и иным СМИ, был отменен этот налог. Есть такая пассивность, и она меня удручает.

«Минск был океаном еврейской жизни, сегодняшняя картина – просто жалкие остатки былой роскоши»

– Если говорить о нынешнем еврейском сообществе Беларуси, какое оно в демографическом плане, есть ли молодое поколение? Есть ли будущее у белорусской еврейской общины? Возобновляются ли поколения, или люди просто уезжают и доживают в Беларуси старые евреи, которые не уехали…

– В демографическом плане ситуация в Беларуси, Украине и России примерно одинаковая. Подавляющее большинство оставшегося еврейского населения – это пожилые люди, люди средних лет и очень старые люди. Молодёжь составляет, может быть, от 10 до 20 процентов еврейского населения. При этом в городах Беларуси, в общинах, в синагогах я видел не только старых людей, но видел и группы молодёжи, которые возвращаются к традициям своих предков, и это меня радовало. Я видел такую еврейскую молодёжь в Минске, в минской синагоге, в Гомеле…

Опять же речь идёт о нескольких десятках человек, которые ходят молиться в этих городах. В сравнении с тем, что Минск был просто океаном еврейской жизни. [Еврейская] Беларусь была таким океаном, ушедшим материком, Атлантидой, исчезнувшей под водой, и сегодняшняя картина – просто жалкие остатки былой роскоши.

«Если бы там были евреи, то все колёса крутились бы значительно быстрее»

– Как вы считаете, что утратила Беларусь с отъездом евреев, сотен тысяч евреев?

– Мне кажется, что Беларусь утратила какой-то очень живой, инициативный элемент, который был в Беларуси основой и интеллигенции, и специальных наук. Я знаю, что в малых городах Беларуси, в местечках евреи раньше были мастерами, специалистами розных направлений. Еврейской изюминки теперь не хватает.

Я видел довольно сонные райцентры, бывшие еврейские местечки – сонные в том плане, что в них нет инициативы, желания обновляться, придумывать что-то новое, идти вперёд. Мне кажется, что если бы там были евреи, то все колёса крутились бы значительно быстрее, придумывалось что-то новое, развивалось что-то новое. Беларуси не хватает предпринимателей еврейского происхождения, которые тут были раньше.

«Количество тех, кто спасся во время Холокоста в Украине и в Беларуси, отличается»

– Вы специализируетесь по истории украинского еврейства. С вашей точки зрения, насколько существенно отличалась жизнь еврейской общины в Беларуси и в Украине?

– Действительно, будучи по происхождению украинским евреем, я почувствовал лёгкую ментальную разницу, когда контактировал с белорусскими евреями. Действительно, есть влияния тех народов, среди которых жили общины евреев. Белорусские евреи очень схожи по ментальным кодам с самими белорусами. Это значительно более спокойные люди, не такие по-южному импульсивные, как, может быть, часть украинских евреев. Есть отпечаток ментальности местного населения на белорусских евреях.

В историческом плане, я считаю, что белорусские евреи не пережили такого количества погромов и насилия в прошлые столетия, как это было у украинских евреев. Можно сказать, что жизнь евреев в Беларуси была более спокойной и стабильной, нежели у евреев в Украине. Опять-таки войны не обходили стороной ни Украину, ни Беларусь, трагические события Второй мировой войны прокатились смертельным валом и по евреям Украины, и по евреям Беларуси. Но количество тех, кто спасся во время Холокоста в Украине и в Беларуси, отличается.

Есть такие сведения, что в Украине выжили, спаслись от уничтожения в годы Холокоста только 2 процента евреев, в то время как в Беларуси остались в живых немного больше 10 процентов евреев. Почему так? Историки обсуждают разные причины. Причина заключается не только в том, что в Беларуси было больше лесов, где можно было спрятаться и спастись в партизанских отрядах, но и в том, что местное население в годы Второй мировой войны относилось к евреям в среднем менее враждебно, чем местное украинское население.

«Евреи перестали быть массовыми соседями белорусов в повседневной жизни»

– Сталкивались ли вы в Беларуси с проявлениями антисемитизма?

– Напрямую не сталкивался. Может, потому, что я был в Беларуси менее двух недель. Сами белорусские евреи мне рассказывали, что к ним отношение хорошее, с уважением, и нет явных проявлений антисемитизма. Возможно, это связано с тем, что еврейская община превратилась в настолько микроскопический элемент, что просто нет, против кого проявлять этот антисемитизм. Евреи перестали быть массовыми соседями белорусов в повседневной жизни. Значительно больше экс-белорусских евреев живёт в Израиле и США, чем в самой Беларуси.

Сувенир «Абраша» на площади Свободы у ратуши в Минске. Шимон Бриман считает этот сувенир безвкусным и оскорбительным, поскольку он культивирует негативные стереотипы о евреях. Фото Ш. Бримана.

— Я знаю, что ваши дед и бабушка приехали в Витебск в 1920-е годы, и в вашем семейном архиве сохранился уникальный портрет вашего деда, написанный Иегудой Пэном. Поделитесь этой историей, пожалуйста.

— Семья моего деда и бабушки, Семёна и Софии Бриманов, приехала жить в Витебск в 1929 или 1930 году, они жили там до Второй мировой войны. По рассказам моего дяди, который всё детство провёл в Витебске, их семья жила по соседству с домом старого художника Иегуды Пэна, и мой дед Семён, будучи молодым человеком, помогал старому художнику по-соседски – колол дрова и так далее. И художник в знак благодарности нарисовал его портрет на полотне маслом. Нарисованный молодой человек в пиджаке и галстуке, как сейчас говорят мои знакомые, очень похож на меня сегодняшнего. Мы с дедом очень похожи.

Так случилось, что в начале 1940-х годов до начала немецкого вторжения мой дед Семён в Витебске был арестован за какие-то анекдоты. Он был остроумный человек и, вероятно, кто-то донёс. Деду дали несколько лет тюрьмы, вывезли его из Витебска, а тут началась война, немецкое вторжение, и бабушка осталась одна с детьми и пожилой матерью в Витебске. Я вижу по датам, что они успели эвакуироваться из Витебска 5 июля 1941 года за четыре дня до прихода немцев в город. Единственное, что бабушка успела вывезти из своей квартиры, было свёрнутое в трубочку полотно, портрет её арестованного мужа. Портрет был с бабушкой все годы скитаний, они попали сначала на Урал, потом в Баку, потом встретились с дедом, который из заключения попал в армию. После окончания войны они приехали жить в Харьков, где я потом и родился. С того времени десятки лет портрет деда кисти Пэна висел в нашей семейной квартире. С большими трудностями я смог в начале 2000-х годов оформить разрешение на вывоз из Украины этой семейной реликвии. Этот портрет висит сейчас у нас в Израиле, в доме моего отца, чем я очень горжусь.

Перевод с белорусского В. Р.

Оригинал

От ред. belisrael.info. Мы далеко не во всём согласны с собеседником А. Соусь. В частности, считается, что во время Катастрофы погибло не 98%, а около 70% от довоенной численности украинских евреев (в процентном отношении это сопоставимо с потерями белорусских евреев, а то и меньше). Приглашаем читателей к дискуссии на facebook.com/aaron.shustin

Опубликовано 31.08.2017  20:43

Комментарий (с сайта svaboda.org):

Геннадий Винница, PhD (02.09.2017 09:07): «”Ёсьць такія дадзеныя, што ва Ўкраіне выжылі, выратаваліся ад зьнішчэньня ў гады Галакосту толькі 2 працэнты габрэяў, у той час як у Беларусі засталіся ў жывых крыху больш за 10 працэнтаў габрэяў“. Согласно текста речь идет о евреях, оказавшихся во время Второй мировой войны на оккупированной территории Беларуси. Однако откуда взята цифра более 10 % выживших? Это утверждение ошибочное и вводит в заблуждение интересующихся темой Холокоста в Беларуси. В процентном отношении число выживших евреев на территории Беларуси примерно равно указанной в статье цифре по Украине и составляет не более 2-3 % от общего количества евреев, оказавшихся на оккупированной территории. И еще. В годы Второй мировой войны большинство местного населения в восточной части Беларуси не участвовало в таких массовых акциях, как погромы против евреев. В то время как в западной части Беларуси практически везде проводились акции по разграблению еврейского имущества с активным участием местного населения».  

Добавлено 03.09.2017  00:27

Maksim Bahdanovič & the Jews / Багдановіч і яўрэі (паэту – 125)

pomnik_bahdanovichu_minsk

Помнік М. Багдановічу. Фота з tut.by

  1. М. Багдановіч пра яўрэяў

ЧЕРВОННАЯ РУСЬ

…Однако, хотя Львов стоит на русинской земле, русинского в нем очень мало. Здесь, как и в большинстве городов Червонной Руси, население состоит главным образом из евреев и поляков. Евреи сильно поддаются влиянию польской культуры, так что многие из них начинают считать себя «поляками моисеева вероисповедания». Все они в общественных делах употребляют польский язык. Вот почему Львов имеет вид польского города. То же самое следует сказать и о других значительных галицких городах – Перемышле и Коломый, а отчасти и о Станиславове, Стрые, Дрогобыче, Тарнополе, Бродах. Из украинских городов Буковины назовем Черновицы, в котором есть университет; в Венгрии упомянем Мармарош. Все они не слишком велики, но зато очень благоустроены и отличаются большим оживлением просветительской деятельности как польской, так и русинской, а иной раз и еврейской. Есть в городах и немного немцев, по большей части военных.

Что касается сельского населения Червонной Руси, то оно почти сплошь русинское. Однако и здесь всё же немало евреев. Занимаются они торговлею, шинкарством, ростовщичеством, изредка – ремеслами. В большинстве это очень загнанные и бедные люди, небесполезные тем, что они хорошо наладили в крае торговлю. Однако их тут слишком много, и это тяжелым камнем ложится на плечи русинского крестьянина…

1914

Впервые опубликовано в брошюре «Червонная Русь. Австрийские украинцы» в серии «Библиотека войны» № 8-9 (Москва, 1914). Печатается по изданию: Максім Багдановіч. Поўны збор твораў. Т. ІІІ. Мінск: Белорусская наука, 2001. С. 31–32.

МЫТАРСТВА БЕЖЕНЦЕВ

У нас своевременно сообщалось о прибытии в Ярославль большой партии беженцев-евреев, численностью около 800 чел. Беженцы были направлены в Ярославль, разместить их в других городах не представлялось возможности (только Пошехонье выразило согласие приютить человек 80 из них), в сельские местности доступ для них, как для евреев, был воспрещен, – а между тем город ничего не делал для приема этой партии и не отводил никакого помещения. Дни проходили за днями, беженцы жались в вагонах на ст. Всполье, не имея долгое время ничего горячего, и хлопоты местного еврейского комитета не приводили ни к чему.

Наконец вступилась администрация. Губернатором было предписано городу отвести для беженцев помещение. В результате для беженцев устроили два убежища: одно на Власьевской ул., где раньше помещались немцы-колонисты, другое – по Борисоглебской, в помещении, занимаемом до этого столярной мастерской. Оба помещения плохи и не удовлетворяют минимальным требованиям, предъявляемым к жилью, особенно власьевское; достаточно указать, что благодаря этому в свое время из него были взяты немцы.

Теснота, кухня отсутствует, за горячей пищей приходится идти на Борисоглебскую ул. Но все же хорошо хоть то, что оторванные от насиженного места, измученные дорогой люди осели, наконец, и имеют над головой кров.

Но, оказывается, мытарства беженцев еще не закончены. Город предлагает еврейскому комитету очистить к 15 августа помещение, потребовавшееся для других нужд. А между тем что может снять комитет? Свободных помещений в городе совсем не имеется. И встает вопрос: что же делать с сотнями людей, которые очутятся 15-го августа на городской мостовой?

Думается, что если комитет в данном случае не находит выхода, то у города он есть. В Ярославле имеется довольно много обширных публичных помещений, служащих целям, во всяком случае, довольно безразличным. Как пример можно взять хотя бы дом Соболева. Почему бы городу не предпринять нужных шагов, чтобы это помещение (или иное) было передано в городское пользование? Мы не настаиваем на данном решении. Быть может, оно неудачно. Но закрывать глаза на этот вопрос нельзя; и, прежде всего, именно городу нельзя.

1916

Впервые опубликовано в газете «Голосъ» 31.07.1916 под псевдонимом «Ив. Февралевъ». Печатается по изданию: Максім Багдановіч. Поўны збор твораў. Т. ІІІ. Мінск: Белорусская наука, 2001. С. 182–183.

Прим. belisrael.info: увы, и 100 лет спустя проблемы, описанные классиком, не всегда разрешаются. См. хотя бы материал от 24.10.2016, с названием почти по Богдановичу: «Беды беженцев».

ДЕТСКАЯ КОЛОНИЯ

Возвратился в город детский очаг еврейского беженского комитета, два летних месяца пробывший в Тверицах на Монастырской даче. В очаге – дети дошкольного возраста, малыши, от 3 до 6 лет. Жило их на даче человек 40, всё больше девочки (мальчиков было только около дюжины), да еще насчитывалось с десяток приходящих, проводивших весь день на даче, но ночевать возвращавшихся домой. Дача – в сосновом бору, так что было где поиграть и погулять. Устраивались подвижные игры, были занятия по лепке, рисованию, резьбе и т. п. Руководили детями г. Рубашева, присланная центр.(альным) к.(омите)том, и ее помощница г. Пескина, наладившие вместе жизнь очага.

Кормили детей пять раз на день: утром в 8 час. чай, в 11 ч. – завтрак, в 2 ч. – обед, в 5 ч. – вечерний чай, в 7 ч. – ужин, после которого дети вскоре укладывались спать.

Очаг может похвалиться тем, что дети заметно прибыли в весе, приблизительно от 5 до 14 фунтов, а в среднем – фунтов 8-10. Убыли не наблюдалось ни у одного ребенка. Расход на стол разложился по 14 руб. в месяц на каждого питомца, а весь расход на содержание очага – 22 р.

1916

Впервые опубликовано в газете «Голосъ» 26.08.1916 под псевдонимом «Ив. Ф.». Печатается по изданию: Максім Багдановіч. Поўны збор твораў. Т. ІІІ. Мінск: Белорусская наука, 2001. С. 184.

* * *

manaszon1916

Рэпрадукцыя карціны Монаса Манасзона «Максім Багдановіч і Змітрок Бядуля ў 1916 г. у Мінску» (1974)

  1. Яўрэі пра М. Багдановіча

«Плач, бедная Беларусь… Ты страціла аднаго з найлепшых сыноў тваіх… Асірацелі вы, нівы нашыя, бары і пушчы… Той, каторы апяваў вас у сваіх цудоўных лірычных песнях, пайшоў ад нас… Шмат ты ад яго спадзявалася, бедная Беларусь… Праўда, шмат ён зрабіў, але мог яшчэ зрабіць болей. З таго часу, як «упалі з грудзей Пана Бога, парваўшыся, пацеркі зор», што «так маркотна і пільна на край мой радзімы глядзяць», з таго часу ўжо восем гадоў, як пачаў свае першыя вершы ў газеце «Наша ніва», – кожны з нас нецярпліва чакаў усё новых і новых твораў яго… Багдановіч даў нам багатую паэзію роднай Беларусі. «Быццам тысяча крэпка нацягнутых струн» звінела яго паэзія… Да апошніх дзён сваіх ён дбаў не аб сабе, але аб долі гаротнага народу свайго… пісаў яшчэ апавяданні, крытыку літаратуры беларускай, публіцыстычныя артыкулы па-расейску ў розных журналах аб беларускім руху. Цікавіўся ён і роднай сястрой Беларусі – Украінай і вельмі важныя працы друкаваў у журнале «Украинская жизнь» аб рытміцы вершаў розных украінскіх паэтаў…» (Змітрок Бядуля, некралог у газеце «Вольная Беларусь», 1917)

«Максім Багдановіч – майстар невялікага лірычнага верша. Верш яго заўсёды, бадай, лірычны – г. з. напісаны ад імя самога паэта і гаворыць пра пачуцці самога паэта… М. Багдановіч часта выступаў з сімвалічнымі творамі. Гэта значыць, што ён пісаў творы, у якіх звяртаўся да вобразаў-сімвалаў, у якіх часта ўцякаў ад рэчаіснасці свайго часу ў свет надзорных вышынь, паэтычных абстракцый… М. Багдановіч быў незвычайна добра знаёмы з выдатнейшымі творамі рускай і заходне-еўрапейскай літаратуры і сам пісаў на рускай мове. Стыхійнае цягненне да культуры, створанай іншымі народамі, і ў першую чаргу да вялікай рускай культуры, рабіла тое, што паэт вельмі часта вырываўся з абмяжаваных нацыянальных рамак. У гэтым ён на многа стаіць вышэй многіх нашаніўскіх пісьменнікаў, якія вясковую абмяжованасць і шавінізм ставілі за прынцып свае творчасці». (Айзік Кучар, брашура, 1939)

«Як паэт, М. Багдановіч складваўся пад уплывам В. Брусава і А. Блока. Яго творчая дзейнасць мела месца ў перыяд ад паражэння рэвалюцыі 1905 года да 1917 года – года ранняй смерці паэта. Творчасць М. Багдановіча поўная найглыбейшых унутраных супярэчнасцей. У лепшых сваіх творах ён уздымаўся да смелага пратэсту супраць капіталістычнай рэчаіснасці. Але колькасць вершаў з рэвалюцыйнымі матывамі ў Багдановіча невялікая. Побач з імі мы знойдзем шмат вершаў, адзначаных пячаткай песімізму і сузіральнасці, створаных пад уплывам тэорыі і практыкі сімвалізму. Асобныя творы Багдановіча навеяныя нацыяналістычнай рамантыкай» (Уладзімір Гальперын, «Литературная газета», 1948).

«Максім Багдановіч, як правіла, пісаў невялікія па размеру вершы, імкнучыся перадаць іх змест скупымі і лаканічнымі, але надзвычай ёмкімі паэтычнымі сродкамі. У вершах паэта сапраўды словам цесна, а думкам прасторна. Таленавіты паэт-рэаліст, Багдановіч у яркую і дасканалую паэтычную форму ўкладваў глыбокі змест. У гады першай сусветнай вайны Максім Багдановіч стварае рад паэтычных і публіцыстычных твораў, у якіх ён, асуджаючы вайну, выражае спачуванне яе ахвярам». (Навум Лапідус, рукапіс, 1957)

«Ва ўмовах соцыяльнай і нацыянальнай прыгнечанасці беларускага народа паэта востра хвалявала пытанне аб тым, якім шляхам будзе разгортвацца барацьба за нацыянальнае самавызначэнне і развіццё беларускай культуры… З абурэннем адгукаўся пісьменнік аб бессаромных спробах рэакцыянераў гандляваць беларускім народам… Палымяная абарона жыццёвых інтарэсаў свайго народа, яго справядлівых соцыяльных, нацыянальных і культурных патрабаванняў ніколі не вылівалася ў Багдановіча ў пачуццё непрыязнасці да рускага або якога-небудзь іншага народа. Наадварот, паэт, які выхоўваўся на лепшых традыцыях рускай культуры і прагна ўбіраў у сябе каштоўныя здабыткі ўсяго чалавецтва, быў прыхільнікам самых цесных і ўсебаковых сувязей паміж народамі. З асаблівай павагай ён ставіўся да вялікай спадчыны рускай культуры, да перадавых яе прадстаўнікоў». (Навум Перкін, прадмова да кнігі, 1957)

«Максіму Багдановічу давялося адыграць у развіцці беларускай паэзіі асаблівую ролю. З ім у беларускую літаратуру ўвайшла новая плынь – узоры рускай, грэчаскай, італьянскай, французскай, нямецкай, славянскіх літаратур. На беларускай мове загучалі вершы Гарацыя, Авідзія, Шылера, Гейнэ, Верлена, творы славянскіх паэтаў… Спелую паэзію Багдановіча адрознівае вялікі дыяпазон тэм і жанраў, гэта звязана з шырокім кругам творчых інтарэсаў, мастацкіх пошукаў паэта, а таксама з незвычайнай інтэнсіўнасцю ўнутранага жыцця героя яго лірыкі». (Рахіль Файнберг, прадмова да кнігі, 1963)

«Багдановіч не падзяляў праграмнага, філасофскага песімізму сімвалістаў, якія лічылі неадольнай, а ў нейкім сэнсе нават і адзіна спрыяльнай для мастацтва чалавечую адасобленасць і раз’яднанасць. Беларускі паэт абвострана, нервова ўспрымаў гэту адасобленасць чалавека ў сучасным яму грамадскім свеце, і ўсяляк шукаў выйсця з яе… Над паэзіяй Багдановіча чыстае зорнае неба. Зорка – высокая сведка гаротнага народнага жыцця, і яна ж, ва ўрыўку, што адносіцца да апошніх гадоў Багдановіча – увасабленне новай долі народа, якая – паэт шчыра верыў у гэта – ужо не за гарамі: «Ты не згаснеш, ясная зараначка, ты яшчэ асвеціш родны край!» Менавіта ў гэтай світальнай свежасці гучання і каларыту – адна з самых прывабных рыс паэзіі Багдановіча, які здолеў падняцца над усім, што скоўвала і абцяжарвала яго свабодны дух… Максім Багдановіч – першы беларускі паэт, які шырока звярнуўся да прыгожага не толькі ў жыцці, але і ў помніках матэрыяльнай культуры, у творах жывапісу і дойлідства». (Рыгор Бярозкін, кніга, 1970)

«Звычайна пасля работы Максім спяшаўся дамоў да Бядулі або, калі адчуваў сябе лепей, ішоў працаваць у Пушкінскую бібліятэку. Там ён праглядаў зборнікі Шэйна, Раманава, Афанасьева… Сёстры Бядулі – Рэня і Геня – слугавалі госцю, часта ён сядзеў з імі на ганку, чытаючы ім вершы або распавядаючы казкі. Дзяўчаты спявалі яму песні, паказвалі розныя сцэнкі, лоўка маніпулюючы лялькамі…

– Вось створым мы з вамі, дзяўчаты, тэатр і будзем вандраваць па ўсёй Беларусі, – марыў Максім.

– Дзіўна пазіраеце вы на свет, Максім Адамавіч, – казала Рэня. – У вашых пушчах жывуць лесавікі, пекныя русалкі купаюцца ў срэбраных водах вашых азёр, а вось зараз у промнях вечарніцы вы і самі падобны да лесуна…» (Леанід Зубараў, кніга, 1989)

Падрыхтаваў В. Р.

Меркаванне Яўгена Гучка: Змітрок Бядуля і Максім Багдановіч павінны вярнуцца на Радзіму

Апублiкавана 27.11.2016  18:52

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (19)

Мінуў месяц пасля серыі № 18 – ізноў здароў! Цяпер мы ў сінявокай перажываем «перадвыбарны» перыяд, які па традыцыі амаль не адчуваецца – нават у Мінску. Усё ж на месца ў «парламенце» прэтэндуюць у сярэднім па 5 кандыдатаў, гэта вам не хухры-мухры. А раптам у прыстойных людзей гэтым разам нешта атрымаецца? 🙂

Сістэма стамілася, і прыдворныя хвілосафы ўжо разважаюць на тэму «хто пасля Лукашэнкі» (іх адказ – «Лукашэнка-2», хто б сумняваўся), аднак інэрцыя мінулых гадоў дае пра сябе знаць. Выпадак з палітолагам Алесем Лагвінцом, якога не зарэгістравалі, лішні доказ… Нязменная лічылка Ліда Я. па-плагіятарску прапанавала яму аддзяляць «мух ад катлет»: маўляў, збор подпісаў – адно, а канцэрт (27.07.2016, з удзелам Лявона Вольскага) – другое, і што ж ета робіцца, «я не панялА»?.. Знайшлася жанчынка – школьная сакратутка сакратарка Віка Г. – якой «заміналі» кіраваць аўтамабілем плакаты з выявай патэнцыйнага кандыдата. Блытаніна ў яе «паказаннях» наводзіць на думкі пра фатальны брак сумлення.

А. Лагвінцу, вядома, трэ’ было даць магчымасць балатавацца – хаця б таму, што яшчэ адносна малады, са свежымі ідэямі. Пры гэтым не ідэалізую свайго былога камрада па ЕГУ: часта ён сябе падманваў, хіба таму, што працуе ў канторы пана Мілінкевіча, які даўно «пра..аў усе палімеры». На пенсіі пану, відаць, сумна… Нядаўна з гаркавай усмешкай згадаў я мілінкевіцкі «жэстачайшы прагноз» у лістападзе 2010 г.: Расія праз паўтара года зменіць Лукашэнку, які ёй надакучыў.

Прыпомніліся і падзеі жніўня 2004 г., калі я рабіў у акрузе, дзе па іроніі лёсу рваліся ў дэпутацікі ўсё той жа Лагвінец (тады яму было крыху за 30), Анатоль Лябедзька і Ірына Аляксанава, якая апекавалася сістэмай сацыяльнай абароны Мінска. На няшчасце, 12 год таму працаваў я акурат у гэтай самай сістэме – сацыёлагам тэрытарыяльнага цэнтра. Вымушаны быў бачыць, як в. а. дырэктара, 23-гадовая (!) Нэла Ц. у працоўны час распісвала графік, каму ісці ў вулічныя пікеты за Аляксанаву, каму – па кватэрах, і давала інструктаж: «Вы ж толькі не кажыце людзям, што збіраеце подпісы па загадзе».

Двойчы мне навязвалі дзяжурства «імем рэвалюцыі» – двойчы адмаўляўся і тлумачыў амаральнасць/процізаконнасць ужывання адмінрэсурсу ў палітычных мэтах. Пасля 3-й «прывабнай» прапановы, за якую маім калегам абяцалі адгулы, вырашыў грукнуць дзвярыма: падаў заяву аб звальненні і скіраваў адкрыты ліст Аляксанавай, а таксама яе «баявой памочніцы» з адміністрацыі Фрунзенскага раёна («куратарства» выбарчых «мерапрыемстваў» з боку Святланы А. не было сакрэтам), каб яны не займаліся… абы-чым. Яны б, можа, і рады былі адмовіцца, але за імі стаяў начальнік лукашэнкаўскай адміністрацыі Урал Латыпаў, які не хацеў пусціць «апазіцыю» ў палату прадстаўнікоў… Што ж, даслаў копію свайго звароту і ў адрас кіраванай Лябедзькам Аб’яднанай грамадзянскай партыі – ні адказу, ні прыказу… Тое мяне не здзівіла – пра норавы ў асяроддзі «штатных апазіцыянерчыкаў» к таму часу добра ведаў.

Сышоў я з цэнтра, не адпрацаваўшы ў ім і месяца. Гісторыя мела пэўны розгалас. «БелаПАН» апублікаваў пару радкоў – Нэла дала інфармагенцтву «чэснае слова», што ўсё было ў рамках закона. Аляксанава сваю кандыдатуру не зняла і пралезла-такі ў «дэпутаты» (спадзяюся, хоць цяпер ёй сорамна – ну, не ёй, дык дачкам). Неўзабаве асноўныя фігуранты яе кампаніі пастрачвалі свае пасады: і Нэла, і яе непасрэдная начальніца ў адміністрацыі, і начальніца начальніцы, і нават сам Урал Рамдракавіч. Я-та пазбавіўся заробку, эквівалентнага 75-80 долараў за месяц, і ў наступныя 12 гадоў не прапаў, хоць і застаўся ў Беларусі; думаю, фальсіфікатары страцілі больш… Мараль ясная: паскудствы не акупляюцца (развешаць бы такое дацзыбао на выбарчых участках…). Слоган «страх – адзінае, чаго варта баяцца» таксама правільны, але ў Беларусі ён чамусьці не спрацоўвае. Мо таму, што за стагоддзі большасць насельніцтва ўсмоктвала страх з матчыным малаком.

У 2012 г. знайшоўся чалавек, які не абмежаваўся адкрытым лістом, а паставіў грамаду «на вушы», расказаўшы пра фіктыўныя сходы па вылучэнні кандыдата (тагачаснага старшыні Мінгарсавета) у сістэме жыллёва-камунальнай гаспадаркі. Так, і Павел Спірын не працуе больш у сістэме, але тэндэнцыя відавочная: змаганне з хлуснёй працягваецца, і не зусім беспаспяхова. Магчыма, у 2016 г. народ ужо проста дасць выспятка фэйкавым кандыдатам (літаральнага выспятка – нагой пад ж…), асабліва тым, хто запляміў сябе ў палаце прадстаўнікоў і ў «вертыкалі». Не тое каб я ўхваляў гэткія метады, але не быў бы катэгарычна супраць: сто з гакам «ківалаў» у апошнія пару гадоў з нейкім асаблівым цынізмам тапталі Канстытуцыю і саму ідэю «прававой дзяржавы». У расійскай Дзярждуры Дзярждуме хоць нейкі «голас апазіцыі» гучаў…

Ёсць прадчуванне, што сёлета і ў «палаце № 6» (сур’ёзна – палата прадстаўнікоў шостага склікання!) з’явіцца кволае прадстаўніцтва «альтэрнатыўных сіл». Ну, зарэгістраваныя ж у якасці кандыдатаў Андрэй Дзмітрыеў і Таццяна Караткевіч з «Гавары праўду», старшыня Таварыства беларускай мовы Алег Трусаў…

Вядома, «ГП» – пусты палітпраект, і быў такім яшчэ за часоў Някляева (2010–2015). А. Дзмітрыеў – «цёмны конік», пра якога палітвязень Ігар Аліневіч пісаў у кнізе «Еду ў Магадан»:

Справа была 31 снежня 2010 г. у камеры № 1, дзе ў той час знаходзіўся Дзмітрыеў, начальнік штаба Някляева. Увечары Дзмітрыева пацягнулі на кабінет, дзе ён выгандляваў сабе вызваленне невядома за што. Пасля яго паднялі ў камеру, каб ён сабраў свае рэчы. Аднак сукамернікам Дзмітрыеў сказаў, што, маўляў, яму абяцалі Новы год у асяроддзі масак. Мужыкі сабралі яму з сабой два пакеты з ежай і, перажываючы, развіталіся. А грамадзянін Дзмітрыеў роўна патупаў дадому… У размове ён, не саромеючыся, распавядаў, як пабудаваў кватэру і зрубіў грошыкі на прэзідэнцкай кампаніі, а сама палітыка дэмакратычных сіл яму фіялетавая. Верагодней за ўсё, Дзмітрыеў данёс пакеты з прадуктамі да бліжэйшай сметніцы, хоць, хто ведае, можа, і да навагодняга стала, бо ўсяедны палітык нічым не грэбуе.

У маі 2016 г. былы каардынатар па Мінску ў штабе Дзмітрыева-Караткевіч Яраслаў Берніковіч заявіў, што за Караткевіч улетку 2015 г. не было сабрана 100 тысяч подпісаў, то бок Дзмітрыеў, а за ім і Цэнтрвыбаркам, проста схлусілі публіцы.

Аднак гэты шлейф скандалаў – і прадказальнасць Караткевіч як пратэжэ А. Д. – якраз і патрэбныя новаму пакаленню лукашыстаў. Старых, кансерватыўных кадраў ужо не хапае, а маладыя апартуністы здольныя і пыл у вочы Захаду пусціць, і зарабіць-падзяліцца… Паказальна, што «ГП» падбірае былых дзяржчыноўнікаў, у тым ліку ідэолага раённага маштабу, які дагэтуль марыць пра «перадавую ідэалогію».

Амаль такое ж «усяжэрнае» і ТБМ пад кіраўніцтвам экс-парторга, 62-гадовага А. Трусава. Усё ж ён не толькі языком малаціць умее: археолаг, спецыяліст па архітэктуры, кандыдат навук… У інтэрв’ю сціпла ацаніў свае шансы зноў трапіць у парламент – чвэрць стагоддзя таму Трусаў быў ужо ў Вярхоўным Савеце – у 25%. Я ж мяркую, што яго шансы – 70:30 (у «раскручанай» летась Караткевіч – 60:40, у Дзмітрыева – 50:50). Ва ўладзе ўсё вастрэй адчуваюць неабходнасць «перавесці стрэлкі» з эканамічных і сацыяльных праблем на сімвалічныя – ужо і «дзень вышыванкі» ладзяць. Прадстаўнік ТБМ, які б’ецца, напрыклад, за пераклад шыльдаў і фанцікаў на беларускую, вельмі падыходзіць на ролю стваральніка шумавых эфектаў. Пагатоў з боку грамадства – незалежна ад «прафесійных абаронцаў беларушчыны» – у сярэдзіне 2010-х назіраецца цікавасць да мовы. Да прыкладу, 15 і нават 10 год таму такую аб’яву на звычайным мінскім слупе цяжка было сабе ўявіць.

Kamputary

Прасп. Пушкіна, жнівень 2016 г.

Каго дакладна не пусцяць у ПП, дык гэта «зялёных». Будоўля АЭС пад Астраўцом, асабліва пасля нядаўняга інцыдэнту («упала бочка»), – адна з самых балючых кропак цяперашняга рэжыму. Па вялікім рахунку, будоўлю трэ было б закансерваваць, магчыма, зрабіць з яе турыстычны аб’ект… Але, хутчэй за ўсё, так не будзе: машыну, якой адмаўляюць тармазы, зазвычай спыняе мур. Цяперашняе пакаленне кіраўнікоў РБ сфармавалася ў 1970-х, калі АЭС сведчыла пра магутнасць «самага прагрэсіўнага» дзяржаўнага ладу. Не выключаю, што і верш Ніла Гілевіча «Роднай партыі» 1958 г. («Нам служыць пакораны атам / Палае святлом над зямлёй») паўплываў на іхні светапогляд.

Наўрад ці зараз дапамогуць пратэсты літоўцаў або іншых замежнікаў: калі б пару мільёнаў грамадзян Беларусі падпісаліся за спыненне, то, можа, і быў бы плён… Без «сваіх людзей» у органах улады, аднак, нерэальна разгарнуць антыядзерную кампанію ў маштабе ўсёй краіны. «Зялёным» застаецца публікаваць адозвы на ўласным сайце, што таксама карысна… як пластыр пры апендыцыце.

І пра надвор’е… пра мясцовых інтэлектуалаў. Як у інстытуце філасофіі хацелі напісаць гісторыю беларускай пошты, успамінаў раней. На мінулым тыдні выявілася, што філосафы-сацыёлагі-культуролагі паважаюць сябе яшчэ менш, чым думаў. Доўгі час яны распрацоўвалі тэму грандыёзнай значнасці твораў тав. Гюлена для Беларусі – о, вядома, толькі праз павагу да яго ідэй, ніякай матэрыяльнай зацікаўленасці!

Зараз Фетхулаху Гюлену пагражае ў Турцыі турма – а можа, зіндан? Рэкамендую спецыялістам шырокага профілю, пачынаючы з Яўгена Бабосава (зрэшты, гэтаму акадэміку ад агітпропа – у БССР 1960-70-х нам.загадчыка аддзела ЦК партыі – добра за 80, пара б і пра душу паклапаціцца), звярнуць увагу на даробак зняволенага кітайца Лю Сяабо – лаўрэат Нобелеўскай прэміі міру, як-ніяк. Улады КНР настолькі яго баяцца, што на рашэнне амерыканскага Сената пераменаваць вуліцу ў яго гонар адказалі пагрозамі, запатрабавалі ад Белага дома накласці вета на рашэнне Сената… Варта Акадэміі навук намякнуць, што яна збіраецца прысвяціць зборнік дысідэнту Лю, як кітайскія інвестыцыі ў «Вялікі камень» (і ў эканоміку РБ) пацякуць ракой… 🙂

Яшчэ адзін тапанімічны казус. У Кіеве Маскоўскі праспект хацелі зрабіць праспектам Бандэры – фактычна, ужо і зрабілі (рашэнне гарсавета ўступіла ў сілу 9 жніўня). Можна зразумець украінскія яўрэйскія суполкі, якія напярэдадні выступалі з пратэстамі. Аргументы Віталя Нахмановіча (маўляў, саветы яшчэ больш людзей пазабівалі, чым АУН з Бандэрам) не падаліся мне пераканаўчымі – чаму ўвесь час трэба выбіраць паміж кепскім і яшчэ горшым?

Пэўна, пераназоў праспекта не перашкодзіць мне вярнуцца ў цудоўны Кіеў (хіба толькі па раскрыцці забойстваў Алеся Бузіны і Паўла Шарамета), але асадачак застанецца… З іншага боку, калі «правадыр» яўрэяў Расіі пачынае па-лакейску разважаць: «з Украіны ўсе яўрэі з’едуць, усе ўцякуць. Успомніце, які шматвяковы антысемітызм там быў заўсёды, і зараз на Украіне ідзе рост антысеміцкіх і фашысцкіх настрояў», даводзіць, што «Крымнаш», а Шэндэровіч з Макарэвічам – дурні, то ад гэтага не менш брыдка, чым ад ініцыятывы кіеўскага мэра Клічко ды яго міньёнаў.

Непрыемна і ад таго, што ў Беларусі пакрыёма прасоўваюць «грамадскую» рэабілітацыю нацысцкіх калабарантаў. Самы зыркі прыклад сёлета – артыкул Сяргея Ч. пра Уладзіслава К., у 1930-х – аднаго з заснавальнікаў беларускай нацыянал-сацыялістычнай партыі, у 1941–43 гг. – рэдактара жудка юдафобскай «Беларускай газэты» ў Мінску. Пісаць пра такога «заўсёды смела і аддана заклікаў свой народ ісці шляхам змагання»… ну, скажам, непрыстойна. Маю спадзеў, што К. і яго аднадумцы не апынуцца ў пантэоне «герояў адраджэння» пасля змены ўлады ў краіне.

Вольф Рубінчык, г. Мінск

15.08.2016

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 16 жнiўня 2016 12:17

“Украина никогда не вернется в империю”

Михаил Гольд, «Еврейская панорама»   30 января 2015

Современный классик, поэт и переводчик, депутат и дипломат,

Герой Украины Дмитро Павлычко — о себе, стране и … еврейском вопросе
Dmitro Pavlichko

— Дмитро Васильевич, вы родились недалеко от Косова, где большинство населения в 1920-е годы составляли евреи, а в начале 1930-х евреем был и городской голова — Яков Гертнер. Как, исходя их ваших детских воспоминаний, складывались отношения в треугольнике «поляки-евреи-украинцы»?

— Родом я из Стопчатова — большого села Косовского района, километров на семь распластавшегося под Карпатами. При Австро-Венгрии в Стопчатове было восемь еврейских корчм и лавок, но при поляках их стало меньше. Я, кстати, учился в польской школе — отец так решил, ведь польские власти вели себя так же, как через пару лет Советы — преференции получали те, кто учился в польских (потом — русских), а не украинских школах. А отец был простой крестьянин и с трудом оплачивал учебу моего старшего брата Николая, студента коммерческой школы — это некое подобие колледжа — в Коломые.
Поэтому я ходил из своего села в местечко Яблунов (оттуда родом мать знаменитого мима Марселя Марсо — Ханця Верберг, — М.Г.), в польскую школу, где учились, в основном, поляки и евреи, а я был единственным украинцем (была, впрочем, и одна украинка).

Так или иначе, но у меня много «еврейских», почти семейных, воспоминаний. Отец — за то, что отдал меня в польскую школу, получил работу дорожного мастера, но на жизнь не хватало, и он подрабатывал на лесопилке в Стопчатове у еврея Майорка, – возможно, его звали Меир. Отец одолжил у Майорка деньги — надо ведь чем-то платить за учебу и учебники, брату нужен был и костюм, и кашкет (в этом кашкете, купленном на деньги Майорка, я ходил много лет спустя, уже будучи студентом Львовского университета). При этом отношения отца и Майорка были вовсе не похожи на отношения начальника и подчиненного — отец помнил о долге, Майорко же его успокаивал, мол, потом отдашь, бывал у нас дома, просто по-дружески.

Врезался в память и еще один стопчатовский еврей, державший лавку и корчму, — Маньо — к этому человеку с красивой седой бородой меня отправляли за керосином для лампы и рыбой, она у него была отменная, на Святой вечер покупали только у него. Продавал он и шмир — это идишское слово все понимали, — солидол для смазывания колес у телеги. Когда отец собирался в лес за дровами, меня посылали к Маньо, я, как сейчас помню, протягивал жестянку, которую он возвращал со шмиром и насыпал мне в карман пригоршню конфет впридачу. Такие у меня детские впечатления, поэтому я вырос с убеждением, что еврей — это друг и сосед, а не чужак.

— Во время немецкой оккупации вы были учеником гимназии в Коломые, по соседству с которой нацисты устроили гетто. Как реагировали на это ваши соученики, что вы сами чувствовали, когда вчерашних соседей стали по ночам вывозить в лес и расстреливать?

— Одно из самых сильных потрясений в моей жизни — смерть школьного друга Мойше-Дувида в сентябре 1941-го. Однажды утром немецкий мотоциклист заехал во двор школы, а Мойше-Дувид как раз подходил к дверям — у него была очень характерная внешность, даже слепой догадался бы, что перед ним еврейский мальчик, этой своей непохожестью он мне и нравился. Мотоциклист заметил его, спросил, куда, мол, идешь — я всё это из окна наблюдаю — и вижу, как немец встает с мотоцикла, достает пистолет и прямо на улице убивает ребенка. Я, конечно, убежал домой в слезах, долго плакал, рассказал матери — всё это осталось со мной на всю жизнь.

А потом наша гимназия действительно стала граничить с гетто. И однажды, подойдя к забору, я увидел сквозь щель голодные детские глаза. Взял хлеб, который мама мне дала, привязал к нему камень — чтобы дальше летел — и перебросил на ту сторону. Так я делал несколько раз, всегда ночью. Мои друзья знали об этом. Молчали.

С украинским антисемитизмом я столкнулся фактически с приходом немцев. Кое-кто был рад, что евреев изгоняют из Яблунова, Косова, Коломыи и заключают в гетто. Но больше было тех, кто евреев спасал — с риском для жизни своей и своей семьи. Я в свое время написал поэму о вдове писателя Марко Черемшины, которая прятала двух еврейских мальчиков — и она их спасла, они уехали после войны в Палестину. Описал я и трагедию в Шипаревском лесу, где были расстреляны почти все евреи Коломыи.

Через ворота гетто в Коломые
Текут потоки страшные людские —
Под равнодушным пологом небес
Идут евреи в Шипаревский лес.
Смиренно, в парах, по привычке школьной,
И каждый – со звездой шестиугольной,
В одеждах длинных, черных как смола,
С глазами слезными колонна молча шла.
Несчастных девушек босые ноги
Ступают по заснеженной дороге,
Внучат старухи за руку ведут…
Я в школу шел — мне по дороге тут!
Нет, не стою, — иду я вдоль колонны.
Я слышу их сердец больные стоны.
Но мир наш — глух. Назло страданьям всем,
Притворщик мир! — он слепо-глухо-нем!
И я, и я молчу: боюсь конвоя,
Готового, как зверь, на дело злое.
Я — в школу… Но мой чувствует язык,
Что в горле — пепел… как безмолвный крик!
Тут не до школы… На доске на классной
Мне мнится тех несчастных вид ужасный,
На мертвых лбах — известкой — белый мел,
И я скатился в яму, еле цел,
И выползаю ночью из могилы,
А утром я опять в колонне стылой,
Она трясиной вязкой, среди дня,
В свою молитву засосет меня…
И вот я, весь охваченный слезами,
Бреду в бреду меж черными рядами,
Со школьниками — школьник, в темный лес,
Где ждет «учитель»: автомат СС.
Перевод Феликса Рахлина

Помню, отец после всего этого ужаса заплакал и говорит, мол, не отдал я Майорку деньги, не успел… Когда писались «Еврейские мелодии», уже на излете советской власти, мне подумалось, что этим в какой-то мере отдаю долг отца… Я, кстати, в свое время был членом международного комитета по разработке концепции музея Бабьего Яра и сегодня иногда прихожу к Меноре, но музея до сих пор нет. Кто виноват? Украина должна чувствовать ответственность за увековечение памяти жертв Холокоста. Должна! Но и братья-евреи должны! Для меня это, повторюсь, в какой-то мере и личная трагедия. У меня есть стихотворение «Читая Шолом-Алейхема» (в свое время я прочел всего Шолома — сперва по-русски, потом по-украински, помогал издать его на украинском языке), высоко ценю его мягкий юмор, но стихотворение это закончил фразой: «Але не сміюся, бо Мойше стоїть у вікні…» Никуда не деться от этих воспоминаний, Мойше-Дувид действительно стоит передо мной…

— Хотелось бы развеять кривотолки вокруг вашего пребывания в УПА в 1945-м. Где вы воевали, почему ушли из отряда и как вас отпустили после восьми месяцев проверок в НКВД?

— В УПА, будучи 16-летним парнем, я «прослужил» два месяца — апрель-май 1945 года, нас было в сотне двенадцать юнцов — моих ровесников, не принимавших участия в боях. Когда советские и американские войска встретились на Эльбе, сотенный позвал меня в свою палатку (мы в лесу стояли, над Прутом), включил приемник (станция была немецкая) и говорит: ты же учил немецкий в гимназии, послушай, о чем говорят. А после услышанного резюмировал: «Это конец». Через несколько недель он собрал нас, подростков — и скомандовал: «Марш по домам, идите в школу, вступайте в комсомол, но не забывайте, где вы были». У меня десятизарядка была тяжелая — сотенный вырвал ее из моих рук и бросил в кучу оружия. Было обидно до слез, у меня звон этого оружия до сих пор в ушах стоит. Уходя из сотни, я отдал роевому свой пиджак — а там были стихи, потом думаю, не дай бог его убьют — найдут же, вычислят… Его действительно вскоре убили, но стихи мои, наверное, были где-то спрятаны. Не нашли…

Вернулся я домой, пошел было в 9-й класс, и тут меня взяли — причем, стали шить дело как активисту «детской» сотни — один из моих ровесников-односельчан стал «колоться» в НКВД, рассказывать, как они с приятелями собирались на пастбище, а ночью приходили бойцы УПА и они служили им проводниками. Возможно, все это и было, но прошло мимо меня, поэтому я сначала упирался, а потом подумал — пусть лучше посадят как подростка, чем узнают, что я был в настоящей сотне. В общем, дело сошло на нет, и нас отпустили. При советской власти немногие знали об этом эпизоде моей биографии — Андрей Малышко, помню, смеялся, называл «бандеровским юшковаром».

— Вы никогда не считались диссидентом, напротив, на протяжении десятилетий входили в творческую элиту советской Украины. Как это удавалось, учитывая, что часто стихи Павлычко раздражали власть, а тираж сборника 1958 года «Правда кличе!» из-за одной строки «Що здох тиран, але стоїть тюрма!», намекающей на ситуацию в СССР после смерти Сталина, был даже изъят из продажи и уничтожен.

— Да, это был драматический момент. Наделавшее шуму стихотворение из «Львовских сонетов» называлось «Коли помер кривавий Торквемада…».

Коли помер кривавий Торквемада,
Пішли по всій Іспанії ченці,
Зодягнені в лахміття, як старці,
Підступні пастухи людського стада.
О, як боялися святі отці,
Чи не схитнеться їх могутня влада!
Душа єретика тій смерті рада —
Чи ж не майне де усміх на лиці?
Вони самі усім розповідали,
Що інквізитора уже нема.
А люди, слухаючи їх, ридали…
Не усміхались навіть крадькома;
Напевно, дуже добре пам’ятали,
Що здох тиран, але стоїть тюрма!

Меня любил и поддерживал Олесь Гончар, ему я признался, что был в УПА… Вспоминаю: мы идем по заснеженному Львову, он впереди, я сзади — тропка узкая, на одного, и я спрашиваю, что делать, я же в УПА был, а тут книгу изъяли, да еще со скандалом… Спрашиваю, а он будто не слышит — ночь, метель. Только сказал, иди, мол, за мной, и замолчал. Тогда я взбираюсь на сугроб и едва ли не в ухо ему кричу: «Олесь, что же делать?». А он мне спокойно: «Иди за мной». Что это значит? Не рядом, а след в след? Я снова спрашиваю, и он снова повторяет те же слова. И тут до меня доходит их двойной смысл.

Но спас меня в тот раз… Шолохов. Я рано вступил в Союз писателей, когда в 1954 году вышла моя первая книжечка, Бажан принял меня в СП — 25 лет мне было, никто меня не знал, никто не рекомендовал. В том же году участвовал в съезде писателей Украины и тогда же, в 1954-м, познакомился с Шолоховым — я выступал на литературном вечере в Киеве, где он присутствовал. Шолохов же в статье о знакомстве с Гончаром, Остапом Вишней вспомнил и о молодом поэте Дмитре Павлычко. Это дорогого стоит. Когда в 1958-м разразился скандал, я, оказавшись в командировке в Москве, случайно увидел в гостинице Шолохова (Михаил Александрович там жил) — он меня вспомнил, спрашивает, как дела? Беда, говорю, и прочитал ему стихотворение о Торквемаде, с которого все и началось. Он зовет к себе в номер и оттуда звонит Николаю Грибачеву — редактору «Огонька» и члену ЦК партии. «Коля, — говорит, — позвони во Львов, скажи, у них там талантливейший поэт есть, пусть отцепятся от парня». И тот позвонил. Я возвращаюсь из Москвы, меня прорабатывают на обкоме, ругают, обвиняют в зазнайстве, но из партии не исключают, советуют опомниться и т.п.

Когда Шолохов отмечал 70-летний юбилей, мы с Гончаром поздравляли его от Украины, Гончар произнес речь, а я повязал Шолохову рушник и на ушко успел шепнуть: «Спасибо!».

— С коллегами по перу из первопрестольной хорошие были отношения?

— Всякое бывало. Я, например, дружил с Солоухиным. Михаил Светлов любил слушать украинскую речь. А с Евтушенко не сложилось. Мы плыли однажды из Ленинграда на фестиваль в Хельсинки, жили в одной каюте. Он был рупором советской молодежи, вокруг всегда крутилось много корреспондентов, однажды он им меня представляет и говорит: Дмитро Павлычко – талантливый поэт, но… пишет по-украински, писал бы по-русски — вы бы его знали. А у самого мать — украинка, с которой он меня познакомил буквально накануне, она продавала газеты на Ленинградском вокзале в Москве. Евтушенко был тогда совком, не понимал, что украинский язык для меня — это честь и совесть моего народа.

Примерно на этой же почве возникло недопонимание с Солженицыным. Он подошел ко мне на одном из последних перед изгнанием из СССР съездов Союза писателей, протягивает письмо, просит подписать. Я почитал — это политический манифест, шедевр антисоветский. Спрашиваю, а с Украиной-то что будет? Вы предлагаете освободить Россию, а с нами как? Он и говорит, мол, Украина — это же часть России. Я выругал его по-русски и отошел…

— Вы были главой Совета национальностей РУХа — одним из тех, кто боролся за независимость Украины, мечтая о стране, где каждый — русский, поляк, еврей, крымский татарин — будет чувствовать себя в своем УКРАИНСКОМ государстве, идентифицируя себя с языком, культурой и ориентирами этого государства. Почему, на ваш взгляд, украинская политическая нация тогда, в начале 1990-х, так и не стала реальностью?

— Сложный вопрос. Я, например, на Учредительном съезде РУХа в 1989-м неоднократно подчеркивал, что евреи — это наши братья и друзья. К нам, кстати, явились тогда москвичи из «Памяти» и стали укорять – мол, что ж вы с евреями связались?! Пришлось просить хлопцев выгнать «гостей», чтобы духу их не было. И наши ребята их вытолкали.

Еврейский вопрос был для нас тогда не маргинален — я предложил, чтобы Александр Бураковский возглавил Совет национальностей, и он занял этот пост в 1990 году — за национальную политику в РУХе отвечал еврей, а не украинец.

Что касается формирования политической нации, то надо понимать, что украинский народ в 1990-е был в значительной степени народом советским. Москвоцентризм был очень силен, все мы искали защиты в Москве — меня спас Шолохов, а Сталин спас Довженко, когда того местная власть гнобила. Когда Гончар написал «Собор» — его в Киеве мордовали, а брежневская челядь разрешила издать. Мы еще не могли нормально воспринять свободу и государственность — во всем РУХе было полмиллиона человек — не много для такой огромной страны. А сегодня нас десятки миллионов — людей, которые хотят интегрироваться в Европу, слишком уж очевидно стало, что с Россией нам не по пути. Будет построена стена на границе с РФ или нет — она уже де-факто стоит. Ее строили цари, императоры, генсеки, кагебисты, каратели Украины.

Самое печальное, что многие выдающиеся россияне — философы, интеллектуалы — традиционно отказывали Украине в праве на государственность, рассматривая нас как специфический регион России с мелодичными песнями и чернобровыми девушками. Во многом им это удалось, поэтому в 1990-х мы просто не могли стать теми, кем ощущаем себя сегодня. Судя по тому, что сегодня против России воюет много русских, белорусов, поляков — добровольцев, политическая украинская нация существует.

Я часто думаю о том, что нас воспитывают наши победы и наши поражения. РУХ ведь развалился потому, что Черновол набрал на первых президентских выборах 26% (а это победа, как ни крути) и решил, что бывший секретарь ЦК Кравчук ему не партнер. И когда президент Кравчук предложил ему пост премьера, возможность сформировать РУХовское правительство, Черновол отказался — с коммунистом, мол, не пойду. И РУХ постепенно сошел с политической сцены.

Поражение идет от победы. Россия сейчас решила, что может превратить США и весь мир в ядерную пыль, и это ее уничтожит. Что произошло с немцами, когда они исступленно повторяли один народ, один рейх, один фюрер? Это стало началом конца. То же произойдет и с путинской Россией.

— Горшки побиты окончательно и бесповоротно?

— Мы могли бы быть вместе, проблема в том, что они хотят, чтобы нас не было вообще, как народа, как суверенного независимого государства. Москва должна свыкнуться с тем, что Украина никогда не вернется в империю, мы уже там были и достаточно долго — сначала в царской, потом в коммунистической.

Мы живем в уникальное время — среди украинских солдат, воюющих и гибнущих за Украину на востоке, множество русскоязычных. Выходит, что сегодня нас ничего не разделяет с русскоязычной частью украинского общества. А что нас объединяет? Земля — пейзаж, в котором мы живем, река, в которой купаемся, хлеб, который едим, то есть все, что осязается нами как нормальная жизнь. И русский язык этому не помеха. Владимир Путин, наверное, гениальный реформатор России, если ему удалось разбудить в русском языке, на котором говорит значительная часть Украины, ненависть к Российской кровавой государственности.

Недаром российские офицеры удивляются: а где же бандеровцы, с которыми мы должны воевать? А нет их. Приходится стрелять в русскоязычных украинцев. И они стреляют — и в людей, и в язык. Им кажется, что они бьют бандеровцев, а они Россию убивают.

Мы должны быть благодарны Путину — никто не смог так поднять Украину и объединить западных и восточных украинцев, украинцев всех национальностей, как это удалось ему. Более того, сегодня идет уже не украино-российская, а российско-европейская война на нашей земле, мы чувствуем, что воюем за Украину и за Европу. И мы уже победили, ведь, несмотря на то, что завтра нас могут раздавить танками, все равно захватчики побегут отсюда. Чем больше войск они введут, тем быстрее Европа поймет, с кем имеет дело, и тем скорее Россия проиграет.

— На протяжении десятилетий украинских евреев в массе своей было принято относить к умеренно-пророссийскому (с точки зрения культурной идентификации) лагерю. У вас, как национал-демократа, не было обиды за столь скептическое отношение к перспективе национального государства?

— Была обида. Но я всегда искал то, что объединяло украинцев и евреев. Все наше общество было иным, а сегодня украинский язык и культура востребованы куда больше. Завтра и на Донбассе будут говорить по-украински, тысячи детей беженцев с востока Украины уже учатся в украинских школах. И люди, которые общаются сегодня по-русски и отдают жизнь за Украину, — и они заговорят по-украински, только не надо их к этому принуждать. Язык к ним придет, а не к ним, так к их детям — государство наше на этой территории уже утвердилось, и единственное, о чем необходимо помнить, — не нужно ничего насильно навязывать. Комбаты, которые говорят со своими бойцами по-русски, в Верховной Раде переходят на украинский. Думаю, что и украинские евреи заговорят по-украински. К сожалению, есть и те, кто чувствует себя русским не только в Украине, но и в Израиле. Но, с другой стороны, некоторые евреи в Израиле чувствуют себя украинцами, даже журнал издают на украинском языке.

Но мне никого и никогда не хотелось украинизировать — пусть наши сограждане остаются евреями, русскими, татарами, белорусами и т.д. Я прекрасно понимаю, что настоящие, мыслящие русскоязычные евреи и русскоязычные русские в Украине являются украинскими патриотами, частью политической нации.

— Я слышал, что совсем недавно вы перевели гимн Израиля на украинский язык, а чуть раньше на иврите вышли ваши «Еврейские мелодии»…

— Да, в новой книге «Вірші з Майдану» я поместил переводы нескольких гимнов — гимна Европы («Ода радости» Шиллера), гимна Польши, гимна Хорватии — хорваты, как и украинцы, заимствовали первые строки своего гимна у поляков. Гимн Польши был написан в 1797 году как песня польских легионов, стоявших в Италии. А в 1848-м, во время Весны народов, вся Европа пела этот гимн на всех языках — в знак солидарности с Польшей, пытавшейся сбросить с себя ярмо России, Австрии и Германии. Перевел я и гимн Израиля; хоть он и выпадает из этого ряда, но кажется мне созвучным нашей ситуации:

Доки ще в серці палахтить роду єврейського душа,
Доки ще гордо ідем на схід вчаровані в рідний Сіон,
Наша надія ще жива, як мрія двох тисячоліть,
Бути нам народом вільним там, де стоїть Йерусалим.

Что касается «Еврейских мелодий», то мне очень приятно, что они вышли в Израиле в прекрасном переводе на иврит репатрианта из Харькова Антона Паперного и с предисловием главы Союза украинских писателей в Израиле Александра Деко. И в завершение признаюсь, что очень хотел бы, чтобы симпатии к моему творчеству в Израиле переросли в симпатии еврейского государства к Украине, которая переживает сегодня, возможно, самый великий, основополагающий эпизод своей истории.

Добавлено на сайт 6 февраля 2015  16:25