Tag Archives: Александр Белявский

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.4)

Предыдущие части 1, 2,

Продолжаю делиться своими воспоминаниями о шахматной жизни в Белоруссии

(чтоб увеличить шрифт на обратной стороне обложки, кликните на нее)

Четырехлетняя работа над книгой подошла к концу, она уже в типографии и можно сосредоточиться на событиях в республике, как правило, оставшихся за бортом, хотя что-то, бесспорно дублируется, особенно в этом фрагменте о периоде 1971-73гг.

В сентябре 1971 года я успешно дебютировал в финале 39-г-о чемпионата СССР.

Подробнее главу из книги можно прочитать на сайте e3e5

Партия Капенгут – Балашов, 39-й ч-т СССР, Ленинград 1971г. откладывается

Как награду за ч-т предложили сыграть в традиционном матче с второй в мире в то время сборной Югославии в Ереване, причём его формула оказалась экспериментальной. Женщины на этот раз сражались отдельно в другом городе. 6 мужских (с 2 запасными) и 3 юношеские доски играли 6 туров по шевенингенской системе. Не придумали ничего лучшего, чем черные и белые дни.

Для акклиматизации нас вызвали на несколько дней раньше. Запомнилась прогулка со Штейном, когда Лёня с энтузиазмом доказывал нерациональность фишеровской расстановки в Модерн-Бенони с ферзём на е7. К этому времени культ будущего чемпиона набрал силу, и было любопытно, как трехкратный чемпион страны не боится “ни бога, ни чёрта”. К слову, я был не согласен с ним, и через несколько месяцев применил эту идею против Т. Петросяна, а потом ещё и ещё. В «Chess Base magazine» #107 я с удивлением прочитал в комментариях турецкого гроссмейстера С. Аталыка про этот план: «…is called Kapengut Benoni for some reason».

Л.Штейн, стоит Ю.Николаевский. 39-й ч-т СССР, Ленинград 1971г.

В свободный день нас возили на высокогорную базу Спорткомитета СССР в Цахкадзоре, построенную к Олимпийским играм в Мехико в 1968 г. Опрометчиво я посулил нашим гостям хороший банкет, памятуя кавказское гостеприимство, но увы… Драголюб Минич на обратном пути не выдержал: ”Я пьян, я пьян от этой кислой воды…” Жуткое впечатление у меня осталось от печей для экстренной сгонки веса. Внутри перед дверцей топки типа русской печи маленькая ступенька для рук и головы. Меня ещё долго преследовали ночные кошмары, как будто я лежу внутри.

Жили мы в гостинице “Ани”. Один шеф-повар обожал шахматы, и нас встречали как королей, а другому было наплевать, и его отношение передавалось официантам. После тура мы ужинали глубоким вечером, выбор был ограниченным, и Керес заказал глазунью, попросив для нее ложечку. Тот благополучно забыл, а нам не с руки было начинать кушать без него. В конце концов мы все-таки съели что-то, а ПП все ждал ложечку.

В партии с чемпионом мира среди юношей 1961 г. Бруно Пармой я применил интересную новинку, подготовленную ещё к прошедшему первенству страны, однако в какой-то момент сыграл неточно, и он сумел уравнять. Через полгода я поймал на эту идею Тукмакова и выиграл важную встречу для выхода в следующий чемпионат Союза

В №47 «64» за 1971 г. Айвар Гипслис написал: «Весь вечер зрители с большим вниманием следили за острой схваткой Марович – Капенгут. Уже в дебюте советский мастер пожертвовал две фигуры. Но в какой-то момент Капенгут сыграл не самым энергичным образом и упорной защитой белым удалось отразить грозный натиск…»

Немного об одной из своих лучших новинок.

В преддверии командного чемпионата СССР 1969 года в Грозном я организовал двухнедельный сбор под Минском, где в гордом одиночестве вникал в тонкости системы фианкетто Модерн Бенони. По количеству найденных идей эта вылазка стала «болдинской» осенью, естественно, моего масштаба. На базе привезенной со сбора тетради с анализом новых идей я решил подготовить статью, которая чуть позже была напечатана в «Шахматном бюллетене» № 7 за 1971 г., где я указывал эту возможность. Обычно в своих статьях я к каждой рассматриваемой партии только давал оценку и рекомендацию, но здесь попробовал также наметить пути развития инициативы за черных. Но, хотя на сборе я разработал вариант досконально, мне было жалко публиковать его, и я ограничился общей фразой: «Возможно, игру черных в какой-то момент можно усилить» – правду, только правду, но… не всю правду! Это постоянная проблема для активных игроков: что-то нужно оставлять… на потом.

Напряженнейшая партия была отложена. Я просил помочь с анализом официального тренера нашей команды Славу Осноса, но он объяснил, что в его обязанности входит только помощь Корчному. Через несколько лет мы жили в одном номере, и я мог оценить его остроумие. Например, по поводу присвоения звания «заслуженный тренер РСФСР» после их расставания он заметил: «Алименты на Корчного». Перед партией с Наной Александрией он, теряясь перед интересной женщиной, свел подготовку к просмотру в зеркале разных вариантов одежды. Окончательно разозлившись на себя за это: «Разрядился, как петух», он так и не мог сконцентрироваться и проиграл.

В итоге я анализировал с нашей молодежью – Белявским и Аршаком Петросяном, игравшими на юношеских досках. Саша нашел этюдное решение, к сожалению, за моего соперника.

После официального заключительного банкета в ресторане часть народа поднялась к югославам в люкс. Я практически не пил, но мне было интересно пообщаться с корифеями в неформальной обстановке. Матанович предложил сотрудничество с “Информатором”, а потом поинтересовался, почему закрывают “Шахматную Москву”. Я рассказал версию об обзоре выступления чемпиона мира перед дипломатами, когда Спасский заметил: “Советский рынок пуст, поэтому наши гроссмейстеры предпочитают ездить за рубеж”. Возможно, цензор подумал о нехватке турниров, но, конечно, нашлись доброжелатели, обратившие внимание соответствующих органов. Я прокомментировал, что, может, и не стоило “дразнить гусей”. Тут же сидевший рядом, казалось, отключившийся Корчной неожиданно встрепенулся и высказал глубокую мысль: “Ты не прав. В наше время каждый должен фрондировать, насколько может себе позволить. Иначе быстро закрутят гайки”. Спустя полвека, подготавливая рукопись к печати, я узнал, что причиной послужило письмо в ЦК Тиграна Петросяна.

В начале 1972 года я увлекся идеей шахматного кинолектория. С письмом от Федерации я договорился с директором кинотеатра «Новости дня» на ул. Энгельса о показе заказанных им в Госфильмофонде лент о матчах Ботвинника, «Вечно второй» о Кересе, «Большие сражения на маленькой доске» – о недавно прошедшем чемпионате СССР в Ленинграде. Гвоздем программы стала одна из новелл фильма «Семь шагов за горизонт», где Таль дает сеанс вслепую. Условием директора был выкуп всех мест в зале на 4 вечера, естественно, за мой счет. Пришлось развернуть бурную активность, обзвонить массу народа, в результате на руках осталась лишь незначительная часть билетов. Мне обеспечили микрофон и по ходу просмотра я кое-что комментировал, вызывая дополнительный интерес, особенно, когда моя физиономия мелькала на экране.

Михаил Таль в научно-популярном фильме “7 шагов за горизонт” (Киевнаучфльм, 1968 г.)

Конечно, эта свистопляска на пару недель оторвала меня от подготовки. В 1972 г. в преддверии Всесоюзной шахматной Олимпиады в Вильнюсе проходил традиционный матч-турнир столиц Прибалтики и Белоруссии. Рига приехала основной сборной республики без А. Гипслиса. Когда мы встретились в первый день до жеребьёвки, Таль был в гриме прямо с Ленфильма, где пробовался на роль главного героя в фильм “Гроссмейстер”. Регламент был жёсткий, партии доигрывались с перерывом в пару часов.  При встрече он предложил ничью любым цветом в случае, если жребий сведёт нас в этот вечер, но подчеркнул, что речь идёт только о дне приезда. После откладывания мы пошли покушать, но в одном из лучших вильнюсских ресторанов для нас не нашлось мест. Мы попросили Микенаса позвонить, после чего нас накормили.

Миша, привыкший к своей исключительности, всегда очень болезненно воспринимал подобные моменты, они выбивали его из колеи, внутренняя реакция на такие ситуации зашкаливала. Вот и сейчас в очередной раз любимец миллионов меня поразил – он не мог вспомнить позицию с Микенасом, отложенную два часа назад! Но не всегда же в борьбе за возврат трона его будут окружать тепличные условия!

В последнем туре победитель матч-турнира определялся во встрече Латвия – Белоруссия. Я играл белыми с Талем. За два года моей службы в армии в Риге, куда я был переведён приказом министра обороны, мы сыграли, я предполагаю, несколько тысяч партий в блиц. Ещё после предыдущей встречи в 39-м чемпионате страны, где его первый ход был 1.g3, Миша сказал, что не хотел встревать со мной в теоретическую дискуссию. Сейчас выбор старинного варианта Рио-де-Жанейро говорит о том же. Тем ни менее мне нравилась моя позиция. Примерно в этот момент я перекинулся парой слов со своим приятелем по двухлетнему пребыванию в Риге Толиком Шмитом, игравшим рядом на второй доске, и выразил недоумение Мишиным выбором дебюта. Тот прокомментировал слова экс-чемпиона мира на собрании команды о том, что, если матч будет складываться хорошо, он сделает ничью, и посоветовал не упускать шансы. После 18 ходов я сыграл

 

19.Nf6+!? Трудно удержаться, чтобы не дать такой шах Талю, однако, поразмыслив в этой позиции через ход, я понял, что ради «красного словца» – эффектного хода – продешевил, забрав качество. (Впрочем, это я перенял у своего оппонента, иногда злоупотреблявшего «красотой»). Сейчас не так просто наметить план. В лагере чёрных нет заметных слабостей, поэтому сначала надо разменять тяжёлые фигуры, чтобы активизировать короля. Но это не так просто сделать.

Когда-то, по-моему, на 39-м чемпионате СССР, после успешного старта, кто-то из журналистов спросил меня, в чем разница между сильным мастером-финалистом и гроссмейстером. Немного задумавшись, я ответил, что в отдельных компонентах он может не уступать, но привел пример – позиционная жертва качества. Безусловно, мастер понимает рациональность подобного решения, но в нем сидит неуверенность в своей технике для дальнейшего поддержания равновесия. (Естественно, речь идет о начале 70-х, когда число гроссов только перевалило за двадцатку.) Однако и титулованным не просто в течение длительного времени поддерживать баланс. Все же, к 60-му ходу мне удалось реализовать материальный перевес. Как следствие, белорусская команда обогнала латвийскую, а в турнире первых досок я оторвался на 2 очка из трёх партий.

Когда я рассказал об этом своему другу, автору книги «Математика на шахматной доске» Жене Гику, он тиснул на одном из сайтов этот эпизод как задачку, но для «красного словца» заменил Микенаса и Лудольфа на Кереса и Штейна, вызвав нездоровую дискуссию.

Через месяц на Всесоюзной олимпиаде Миша отреваншировался в решающем матче  полуфинала и мы не попали в первый финал. По сравнении с предыдущим командным турниром наш состав сильно омолодился. Из ветеранов остались только Вересов, в качестве запасного сыгравший только одну партию, и Ройзман на 7-й доске.

Первой напряжённой встречей в Москве стала острейшая партия с Петросяном, завершившаяся вничью. Тигран был очень расстроен, но, когда я имел глупость показать при зрителях выигрыш после 28. Nd3!! (он не видел этого хода), то по-настоящему разозлился. Если раньше при встрече мы мило улыбались и обменивались рукопожатием, то после этого он старался меня не замечать, а в крайнем случае сухо кивал. Но, поскольку мы через 2 года играли вместе за «Спартак», прежние отношения восстановились.

Запись партии Тиграном Петросяном. Видно, как он нервничал в конце

Январёв в своей книге писал: “Что и говорить, обидная ничья, но, как ни странно, она сыграла в творческой судьбе Петросяна положительную роль. После того, как в 1969 году его многолетнее сотрудничество с Болеславским прекратилось, Петросян как действующий гроссмейстер нуждался в обновлении дебютного репертуара, в притоке свежих идей. Именно партия с Капенгутом (прямо Петросян об этом не говорил, но упоминал 1972 год) послужила толчком к такому обновлению.”

Во втором финале запомнилась партия с Кересом. В какой-то момент я пожертвовал пешку, но Пауль Петрович прошёл мимо сильнейшего продолжения, и игра выровнялась. Я предложил ничью, он принял. Начали смотреть, лидер эстонской команды предположил, что в заключительной позиции у него получше. Я возразил: “Если бы я хоть на секунду предположил, что у меня похуже, я никогда не посмел бы предложить Вам ничью”. Он мило улыбнулся и согласился с моей оценкой.

Я не оставил себе копию, не сомневаясь, что она появится в бюллетене, но неожиданно редакция пропустила партию лидеров. Спустя несколько лет уговорил своего приятеля Иво Нея поискать её в архиве Кереса. В 1990 г. в Литве Гельфанд готовился к матчу претендентов с Николичем. Саша Хузман попросил посмотреть эту партию и с удивлением обнаружил, что моя идея осталась новинкой 18 лет спустя.

Повеселю читателей забавным эпизодом. В тот день я играл с Борисенко на отдалении от главного финала, где Гуфельд применил с Полугаевским мою разработку, но комизм ситуации был в том, что они оба не слишком хорошо помнили эталон.

Еще в 1961 году, когда я увидел новинку Левы в партии со Штейном, в голову пришла любопытная жертва пешки. Самое забавное, пролежавшая 7 лет идея пригодилась во встрече с учителем: мой тренер включил анализ нашей партии в монографию, изданную в ГДР. Через несколько лет я в очередной раз поймал на вариант своего приятеля Володю Тукмакова, не читавшего свежую работу мэтра. Как сказал мне Ясер Сейраван: «Гроссмейстеры книг не читают, они их только пишут!». Полугаевский в статье “Жаркие дни в Ростове” в №11 спецвыпуска ЦШК “Международные встречи” на стр.14-15 подробно остановился на дебюте этой встречи и, разочарованный, написал после 22-х ходов “… и здесь соперники неожиданно согласились на ничью, что, откровенно говоря, не делает им особой чести”. (Последний ход я сделал не лучший и предложил ничью, а Володе стоило нервов понимание, что очередной раз влетел на мою разработку).

В те времена еще не считались зазорным разговоры во время тура и вот, подбегает, запыхавшись, наш толстяк и сходу: “Какой порядок ходов был у тебя с Тукмаком?” Поскольку он всегда оставлял для меня повод сердиться на него, я не торопился отвечать и процедил один ход. На горизонте показался Полугаевский, и Эдик помчался за доску. Лева начал издалека: “ Знаешь, Алик, я погорячился, когда писал статью. Ты извини! А что у тебя дальше было?” Замаячила фигура Гуфельда, и лидер команды России отправился восвояси. Эти забеги продолжались ещё пару ходов – я получил удовольствие от таких мизансцен.

Ещё эпизод. Мы жили в гостинице “Останкино”. За несколько часов до последнего тура, в котором Белоруссия встречалась с Арменией, ко мне в местном ресторане подошел Карен Григорян и начал жаловаться, что у него не осталось денег на дорогу домой. Я отдал ему оставшиеся талоны на питание. Он тут же предложил ничью без игры сидевшему вблизи Купрейчику и на одолженные “на дорогу” заказал водку. Виктор последовал его примеру. Перед началом тура мы с Ваганяном уже сидели за своим столиком и услышали, как подошедший Карен, снимая пиджак, громко произнес: “Никаких ничьих”. Я подумал, что Григорян маскирует свои намерения перед командой, и был шокирован, когда он разгромил “не вязавшего лыка” белоруса. В результате мы проиграли матч и отстали на пол-очка от Эстонии, выигравшей второй финал. Лучше всех в команде сыграли Юферов (5-я доска, 6,5 из 8) и Костина (1-я девичья, 6 и 8).

Через несколько лет на первой лиге чемпионата СССР, где было запрещено соглашение на ничью до 30-го хода, Рашковский в цейтноте Клована предлагает ничью, но нужно сделать кучу ходов. “Как?” – шепчет на сцене тот. Нёма диктует. “А может, так?”. “Ян, я же не Карен!” Тут же последовал предложенный Нёмой вариант.

После шахматной Олимпиады СССР раздался звонок гос. тренера гроссмейстера Антошина, предлагающего заменить утверждённый для меня в плане спорткомитета страны за попадание в десятку на ч-те турнир в Нови-Саде на Кечкемет (Венгрия). В то время Югославия по оформлению была приравнена к капстранам, да и призы были соответствующими. Он дал понять: если документы на осеннюю поездку не будут готовы, то я останусь «на бобах». Худшие опасения косвенным образом подтвердились. Мне предоставили место в специализированной туристической группе на Олимпиаду в Скопле осенью, однако выезд «зарубили». Я понял – «Доктор Живаго» закрыл кап. страны надолго. Только в разгар перестройки я сумел опять посещать их.

Вторым участником от нашей страны оказался Суэтин, сразу предложивший перемирие на время турнира, хотя я и не считал себя в состоянии войны с ним. Он, очевидно, имел в виду период моего возвращения из армии, когда он, в качестве председателя республиканской федерации, возможно, опасаясь потенциальной конкуренции, старался представлять меня в глазах начальства в чёрном свете. Я поставил себе программу-минимум – выполнить норму международного мастера, однако это очень сковывало, я не мог максимально сконцентрироваться, не был приспособлен играть с оглядкой, что иногда приводило к легкомысленным решениям. На банкете после закрытия молоденькая девушка-демонстратор подошла и, тщательно выговаривая слова, произнесла: “Мой папа – советский офицер”. Холодный душ – напоминание о событиях 1956 года.

В августе в Одессе в полуфинале очередного зонального чемпионата СССР безусловным фаворитом был Штейн, однако приехавшая к отцу Женя Авербах спутала все карты, и Лёня даже не попал в финал, правда, место в межзональном было гарантировано. Жить ему оставалось меньше года и, как мне говорил Миша Таль, она последней видела блестящего шахматиста живым.

Турнир проходил в шахматном клубе, возглавляемом Эдуардом Валентиновичем Пейхелем, колоритнейшей фигурой, о котором я был наслышан ещё со времён студенческих олимпиад от Ромы Пельца. Когда там же я был тренером Альбурта на международном турнире 1976 г. и требовалось решить какой-то вопрос, Лёва нервничал, объясняя, что он не может зайти в кабинет директора с пустыми руками.

Незадолго до конца полуфинала я увидел его в действии. Мой приятель Марик Дворецкий попросил помочь с анализом тяжелой отложенной против Тукмакова, сохраняющего шансы на выход, и я нашёл интересную идею с реальными шансами на спасение. Обрадованный Марик пошёл на пляж, и там его обокрали. Он обратился за помощью к Пейхелю, а при доигрывании не избрал найденный план. На мой вопрос, почему он не использовал анализ, смущенно ответил: “У тебя же всё равно лучший коэффициент и попадаешь в финал в любом случае”. В итоге Володя зацепился за выходящее место с худшим Бергером, и Федерация допустила его в чемпионат страны, откуда Тукмаков вышел в межзональный. Интересно, что ни один из квартета гроссмейстеров нашего полуфинала не прошёл отбор.

40-й зональный чемпионат СССР в конце 1972 г. в Баку был организован безобразно, даже не печатался бюллетень. После критики в центральной прессе слегка подсластили пилюлю, раздав участникам растворимый кофе, но и здесь “восточное гостеприимство” было на уровне Оруэлла – все равны, но гроссмейстеры равнее, а наиболее титулованные ещё круче. У Володи Савона появилась шутка:” Ты двухбаночный или трёхбаночный?”

Победитель 39-го ч-та СССР В.Савон и призер М.Таль, Ленинград 1971г. На 40-м ч-те они поменялись местами.

После первого тура я возвращался в гостиницу в приподнятом настроении – оценка отложенной с Альбуртом радовала. За несколько ходов до контроля, пожертвовав пешку, я соорудил капкан для ферзя. Болеславский, сумевший ради меня вырваться на чемпионат от подготовки очередных переизданий своих дебютных монографий для ГДР, разделял оценку отложенной. Успокоенный результатом анализа, я уже собирался лечь спать, но тут ИЕ обнаружил парадоксальную возможность за белых. Посмотрели ещё, и мне стало не до сна. Любопытно, что Лёва и его тренер Игорь Платонов считали, что ничью должны делать чёрные. Однако жертва пешки была правильной, а ошибся я контрольным ходом. Весь анализ напечатан в “Шахматы в СССР” 1973 г., №2. Почти полвека спустя, рассказывая об этом, я включил модуль и, на глубине 48 полуходов, его оценка –5.18.

В первом ряду: А.Капенгут, Л.Альбурт, Е.Убилава, во втором: Г.Кузьмин и Е.Свешников. Одесса 1968г.

В следующей встрече с Зильберштейном прошёл дополнительную проверку вариант в системе Найдорфа, где незадолго до этого Спасский победил Фишера в матче на первенство мира. Детальный анализ нашей игры опубликовал Леонид Александрович Шамкович в статье “Жертвы, жертвы…”, “Шахматы в СССР” 1973 №3 стр. 3-6. В превосходно проведенной партии последним ходом я подставил ладью. Таль подошёл со словами: «Если во втором туре такое, то что дальше!?» Пришлось признаться Мише, что месяц назад похоронил мать и было не до шахмат. Вик. Васильев в «64» №47 за 1972 год написал: «А вот Капенгут допустил ошибку трагичную. Подставив в лучшей позиции ладью в партии с Зильберштейном, он прошёл в комнату участников и буквально свалился в кресло, выронив из рук книгу. Поднять её у него уже не было сил. Да, и в шахматах случается забивать мяч в свои ворота, и можно понять, каких страданий стоят такие ошибки…». В итоге вместо двух заслуженных побед досталось лишь пол-очка. После такого начала мне уже было трудно оправиться.

 М.Цейтлин, А.Капенгут, Л.Шамкович

В свободный день Тукмаков позвал Разуваева и меня в нелегальный ресторан. Его тёща лечила, если мне не изменяет память, сына владельца. Тот, безусловно, хотел нас угостить, но Володя чётко предупредил, что мы рассчитываемся сами. Забавно было смотреть на официанта, который не понимал, какие цены он должен называть гостям хозяина за браконьерскую осетрину на вертеле. Мой старый приятель Володя Багиров хмыкнул насчёт клички этого места – “Сортирный”.

После 8 туров единоличным лидером стал Васюков, но тут появился свежий “64” №48, где Вик. Васильев спрашивает его: “Скажите, почему вы часто расходитесь с партнёрами в оценке?” Он ответил: ”Может быть, потому, что я глубже оцениваю позицию”. Это интервью буквально взвинтило будущих партнёров, и Женя окончил турнир со скромным +2. Беглый анализ его результата поражает воображение – 9 из 10 белыми и только 2,5 из 11 другим цветом, причём 8 отложенных по ходу турнира, одна из них дважды.

Другим героем первенства стал чемпион страны среди юношей 1965 г. Миша Мухин. В 15-м туре в жутком цейтноте с Зильберштейном они отшлёпали, не считая, больше ходов, чем требовалось. Бдительный судья мастер Алик Шахтахтинский заметил, что флажок у Валеры упал, когда он делал 40-й ход, однако бакинец не успел их остановить. Позже за кулисами я случайно услышал, как главный судья Борис Баранов распекал подопечного за «несвоевременное» свидетельство, повлиявшее на турнирную гонку.

К сожалению, из-за двух, скажем так, сомнительных партий в последнем туре, алмаатинец не попал сразу в межзональный турнир, а матч-турнир он проиграл. Через несколько лет Миша умер молодым, так и не реализовав свой потенциал. 

Записывая грустные строки и оглядываясь на это, понимаешь, что мне ещё повезло. Казалось бы, рядовое событие, о котором сейчас расскажу, перевернуло мою жизнь, как я понял это лишь спустя несколько лет.

Весной 1973 г. в Москве собрали совещание тренеров высшей квалификации. Приехали и мы с ИЕ. Собрали весь цвет. Помню Кобленца, Эстрина, Ватникова, Столяра, одним словом, несколько десятков корифеев. Я не собирался выступать, но по ходу набросал несколько тезисов и за 10 минут выпалил их.

Начало 70-х

Сначала привлёк всеобщее внимание, заявив, что центр теоретической мысли перемещается на Запад. Помимо “Schach Archive”, с 1965 г. начал выходить в Белграде “Informant”, а с 1972 г. в Ноттингеме “The Chess Player”, и наши ведущие игроки предпочитают печататься там. Я предложил наладить обмен информацией внутри страны. Для этого обязать всех участников зарубежных турниров сдавать на пару дней для копирования турнирные бюллетени с партиями, распространяемые затем среди членов сборной. Начать работу над картотекой, используя опыт Латвии и Эстонии. Особое внимание призвал уделять рейтингу, в то время ещё не имевшему официального статуса, но уже несколько лет печатавшегося в Европе, спрогнозировав отставание, если не заниматься этим всерьёз.

Надо заметить, что кое-что из предложенного было реализовано, однако лишь спустя много лет. Верочка Стернина трудилась над картотекой. В середине 80-х стали ксерокопировать бюллетени. Однако я посягнул на святая святых: ведь реализация рейтинговой иерархии сужает возможности начальства “казнить или миловать” – распределять поездки!

Не случайно, после скорого введения рейтинга в документы ФИДЕ количество турниров для обсчёта не превышало 8, установленного международной федерацией бесплатного лимита, рационального для небольших стран, но не для лидера мировых шахмат. Наши чиновники этим виртуозно пользовались, сделав лимит священной коровой. Можно только догадываться, по какому принципу они отбирали эти турниры. Эдик Гуфельд мне как-то рассказывал, как, заинтересовав гостренера, ответственного за подачу материалов в ФИДЕ, удалось избавиться от обсчёта турнира, где он сыграл неудачно.

Перед полуфиналом очередного первенства страны во Львове я принял предложение двоюродного брата провести сбор в Нальчике. Он защитил докторскую в 30 лет и возглавлял отделение биофизики в БГУ. Когда ректор университета разогнал кафедру ядерной физики, профессор Габрилович не мог найти работу в Белоруссии и пришлось переехать на Северный Кавказ завкафедрой микробиологии и деканом медицинского факультета. В дальнейшем Изя стал членом-корреспондентом АМН. Попутно он поигрывал в шахматы, выполнил КМС и долгие годы возглавлял Кабардино-Балкарскую федерацию. Брат боготворил Болеславского и поселил нас у себя дома.

Член-корреспондент АМН. Председатель Кабардино-Балкарской федерации шахмат И. Габрилович

Как-то я ему пожаловался, что уже 5 лет отравляет жизнь постоянная усталость глаз, особенно во время турниров. Началось это во время Спартакиады профсоюзов 1969 года в Ленинграде, когда в полуфинале мне удалось обогнать Корчного. Врачи ничего не находили, кроме конъюнктивита, и всё сваливали на последствия армейского сотрясения мозга. Когда во Львове “сверление изнутри” вернулось, я не нашёл ничего умнее, чем заказывать капли с антибиотиком, которые довели меня до гноя из глаз. О нормальной игре не могло быть и речи.

Впоследствии я старался перед туром вести щадящий образ жизни, оберегал глаза от нагрузки как мог, но ничего не помогало. Схожие проблемы были у Юры Разуваева. Он пытался делать примочки из спитого чая. Настоящую причину я узнал только в 1982 г. в Сочи, где аспирантка, по-моему, Альбина Шумская, меряла кровоснабжение мозга членов сборной СССР, причём, в отличие от обычных реоэнцефалограмм по 4 точкам, она, по рекомендации своего руководителя-академика, меряла по 22! Популярно она объяснила, что по трем участкам, ответственным за зрение, ток крови значительно ниже нормы, а по четвертому получше, не всё равно недостаточно. Как с этим бороться, наша исследовательница не знала.  Хотя турнир я завалил, несколько хороших партий удалось сыграть.

Небольшой международный турнир в Люблине достался мне по плану республики, хотя подразумевался финал чемпионата страны. Так в Москве убивали двух зайцев, отчитавшись по двум линиям, выкраивая в распоряжение руководства лишнюю поездку для «своих». Проводили соревнования местные власти, но советские участники приезжали как гости Польской федерации – это вызывало различные недоразумения по дороге туда и обратно. Как-то по дороге в гостиницу с тура зашла речь о Цукерторте, родившимся здесь. Я слушал одним ухом и вдруг чисто рефлекторно напрягся, услышав: “Нет, он не был жидом, его отец был пастором“ (он крестился), однако тон и контекст исключали оскорбление. Будущий гроссмейстер Ян Плахетка ужасно разволновался, когда я напомнил о наших разговорах в 1968 г. о “социализме с человеческим лицом“. В Чехословакии так же, как и у нас, стали бояться за разрешение на выезд.

Случайно в Варшаве по пути домой я встретил их руководителя мастера Стефана Витковского с Мариком Дворецким. За обедом в русском ресторане “Тройка” в высотном здании Дворца культуры – подарке Сталина полякам, мне предложили поехать с Мариком в Поляница-Здруй – более респектабельный турнир, где можно было выполнить ещё один балл международного мастера, хотя достаточно и двух. Конечно, надо было ехать! Моего паспорта с визой для этого хватало. Но я знал, что вскоре будет конгресс ФИДЕ и боялся трудностей с предварительной, по-моему, за месяц, отправкой моего классификационного представления на конгресс. Конечно, можно привезти непосредственно на заседания, но для этого нужна добрая воля советского шахматного руководства, в наличии которой я сомневался.

 Дворец Культуры в Варшаве

Тем не менее, в опубликованных в “Советском Спорте” материалах конгресса, моя фамилия не значилась. Я тут же отправился в Москву. Председатель федерации Авербах, вроде бы хорошо ко мне относившийся после частых совместных прогулок по паркам Львова, констатировал лишь своё отсутствие на конгрессе, намекнул на незначительную роль и отправил к Батуринскому. Тот, в свою очередь, мямлил о приезде туда уже после рассмотрения классификационных вопросов и рекомендовал поговорить с Родионовым, представляющим там Союз.

Спустя полвека. А.Капенгут и Ю.Авербах. Флорида 2008г.

“Не солоно хлебавши”, я вернулся в Минск и попросил инструктора Спорткомитета БССР Евгению Георгиевну Зоткову отправить официальный запрос, оставшийся безответным. После повторного ей позвонили и рекомендовали больше не делать это. Я отправил документы в ФИДЕ заказным письмом с уведомлением о вручении. Через год после заявления о розыске мне выплатили компенсацию за “утерянное” письмо 11 руб. 76 коп. Написал также и Стефану Витковскому, но ответа не получил.

Осознание случившегося привело к мучительной боли изнутри, которую не удавалось погасить. Чтобы облегчить своё состояние, я твердил себе о месте евреев в этой стране, “всяк сверчок знай свой шесток”, и прочие банальные истины, но не отпускало. Я начал ломать в себе честолюбивые планы, подпитывающимися десятилетними успехами. Только, когда я сломал стержень уверенности в себе, стало полегче, но какой ценой… Я не мог мобилизовать себя за доской, а главное, исчезла способность максимальной концентрации, что я почувствовал, с треском завалив чемпионат республики, ранее выглядевший лёгкой прогулкой. Через десятые руки до меня дошло, что Батуринский распорядился выкинуть мои документы. Оказавшись на одном из туров Высшей лиги и разговаривая с друзьями в привилегированных местах, я встречал умоляющие взгляды администратора турнира Бори Рабкина, просившего меня уйти. Он прекрасно ко мне относился, но я увидел момент очередной взбучки ему от Батуринского, и до меня дошло.

Я не могу утверждать наверняка, но построил гипотезу, что на мое выступление на совещании, никак не затрагивающее директора ЦШК лично, кто-то обратил внимание, и, возможно, полковнику-прокурору пришлось оправдываться, за что и невзлюбил меня. Вряд ли это было указание КГБ. Учитывая мой характер, стоп-сигнал на дальних подступах к элите обошёлся ему малой кровью. Последующие остановки нежелательных талантов шли уже по проторенным тропам.

В книге «Профессия – шахматист» В. Тукмаков пишет о первенстве страны среди молодых мастеров 1970 года: «…у большинства спортивная карьера состоялась. Назову только имена будущих известных гроссмейстеров: Альбурт, Ваганян, Гулько, Джинджихашвили, Купрейчик, Разуваев, Романишин, Свешников, Тукмаков. Имена Дворецкого, Капенгута, Подгайца, почему-то гроссмейстерами не ставших, тоже хорошо известны.» Уверен, что автору этих строк прекрасно известно, почему!

Продолжение следует

Опубликовано 01.10.2023  12:49

Обновлено 02.10.2023  19:52

Другие материалы автора:

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

Альберт Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут. Глазами секунданта

 

***

Вышла книга А. Капенгут “Теоретик, игрок, тренер” Цена: 1200 руб.

Количество страниц: 496

30.10.2023  17:29

P.S.

От редактора belisrael

Подробно о партии с Талем из традиционного матч-турнира столиц Прибалтики и Белоруссии, проходившего в 1972 в Вильнюсе, автор рассказал в материале Победа над Талем, опубликованом на сайте 28 января 2024

 

Альберт Капенгут. Глазами секунданта

На днях в Еврейской шахматной энциклопедии прочитал:

Gleb Gorbunov

Был ребёнком, но до сих пор не могу понять, почему уважаемый М. Н. Таль безропотно проиграл Полугаевскому четвертьфинальный матч в 1980 году? Вероятно, кудесник шахмат опасался, что Корчной обыграет его в полуфинале с особой жестокостью.

Часть главы из книги, готовящейся к печати в библиотеке Федерации шахмат России отвечает на этот вопрос.

После триумфа в Рижском межзональном 8-й чемпион мира стал третьим, покорившем вершину 2700 после Р.Фишера и А.Карпова.

Анализ партии М.Таля с О.Романишиным. Сидят также А.Капенгут и Мишина жена Геля. За Олегом стоит А.Петросян

Как театр начинается с вешалки, так претендентский цикл — с жеребьевки. 17 ноября в Амстердаме состоялась эта церемония. Если бы Таль своей рукой не выбрал Полугаевского, он мог бы сказать, что пары подтасованы. (Белявский рассказывал про аналогичную ситуацию в 1982 году!) Ведь подумать только, суммарный рейтинг нашей четверки на 230 очков выше! Впрочем, неунывающий экс-чемпион мира не упустил заметить, что партнеры разделились строго по возрасту!

Конечно, я разделял эйфорию, охватившую Мишу и близких после межонального, однако не мешало бы подумать и о дальнейших планах. Зная нашего героя, я понимал, что он видит свой матч с Карповым, но работа, необходимая для достижения цели, оставалась за кадром. При обсуждении календаря Таль захотел через полтора месяца сыграть в чемпионате СССР. Я безуспешно пытался отговорить его. Его статусу в этот момент мог соответствовать только очередной титул, а это “бабушка надвое сказала”. Естественно, ему хотелось расслабиться после трудной для него самодисциплины до и во время межзонального, но он в очередной раз “слетел с катушек”. Вообще, ему было тесно в прокрустовом ложе условностей, навязанных системой.

К слову, в какой-то момент работы еще летом, я замурлыкал популярную когда-то песню «Я сказал тебе не все слова…», и Миша как-то странно отреагировал. Только спустя много лет, прочитав мемуары Салли, понял его, но и в тот момент я осознал, что этот мелкий эпизод он воспринял, как какой-то знак, так же, как и мою реакцию в нашей партии на чемпионате СССР 1971 года.

Михаил Таль наблюдает за игрой чемпиона СССР 1971 года Владимира Савона

Я стал совсем своим, меня перестали стесняться, и было грустно констатировать метаморфозу моего кумира за 15 лет, прошедших со времени наших интенсивных контактов в период моей службы в Риге. В то время Таль говорил о себе словами Ива Монтана “солнцем полна голова”. Однако, прессинг властей – достаточно вспомнить снятие почти с трапа на Олимпиаду в Лугано в 1968 году; «освобождение» от редакторства «Шахматы» (Рига) и апофеоз: экс-чемпион мира за бортом ч-та СССР в своем родном городе в 1970 году. Надо было обладать его гениальностью, чтобы вновь подняться. Много других примеров, когда подобные испытания не выдерживали. Возможно, свою роль сыграли и наркотики в своё время. Эта дистанция, полная трудных испытаний, превратила нашего героя в мизантропа, обиженного на весь мир, в том числе и за недостаточное признание его гениальности.

Еще в начале нашей работы проскакивала обида на Карпова, от гонорара за работу в Багио до дележа в Монреале. (Геля говорила, что Миша не мог себе позволить обогнать чемпиона мира.) Думаю, что это послужило мощным тонизирующим фактором для подготовки и игры в межзональном. Апофеозом был визит чемпиона мира в Минск на несколько дней во время чемпионата СССР. Их комнаты в гостинице “Минск” были почти рядом, но никаких контактов не было.

Особенно часто высказывалась более непосредственная Геля, раздосадованная суммой в $3 000. Когда я потом работал на Карпова, в разговоре с Игорем Зайцевым зашла об этом речь, оказалось, что они получили по $5 000. Безусловно, это несоизмеримо с их вкладом, но всё же есть разница, и разговоры о бессребренике обретают несколько другой подтекст. Как-то Геля похвасталась, что привезла из Канады норковую шубу. Я поинтересовался, надевала ли она её когда-нибудь? – “Ты что, стану я на себе $3 000 таскать!”

К слову, Таль после совместного корректнейшего разбора свежесыгранной партии подчеркнуто вежливо благодарил соперника за анализ – с однозначной реакцией собеседника, тут же запоздало понимающего укор, что это он должен был благодарить экс-чемпиона мира. Я не раз наблюдал такие сцены, разыгранные под копирку. Характерная для Миши деталь!

Однако по-настоящему гениальность Таля поражала, когда Миша сам выступал в роли ЭВМ. Ботвинник, который в последние годы жизни работал над созданием «электронного гроссмейстера», дал этому феномену своеобразную оценку: «С точки зрения кибернетики и вычислительной техники, Михаил Таль – устройство по переработке информации, обладающее большей памятью и большим быстродействием, чем другие гроссмейстеры; в тех случаях, когда фигуры на доске обладают большой подвижностью, это имеет важнейшее, решающее значение.”

На чемпионате СССР 1979 г. у нас не было такого обилия справочных материалов, как на межзональном, поэтому нам приходилось больше полагаться на его феноменальную память. Например, перед партией с Геллером, покончив с завтраком, Миша сосредоточился и начал бормотать: “Где Фима играл последний год?” Насчитав 4 турнира, он начал вспоминать по порядку все партии, сыгранные там нужным цветом. “Так, он проиграл в этой системе, да и в похожей встрече, хоть и выиграл, но стоял подозрительно”. Наметив 4-5 точек соприкосновения репертуаров, он начал новый круг. “А что в этой позиции было сыграно интересного за последнее время?”

В итоге, после 15 минут такой активности, которой я не уставал поражаться, мне поступал заказ найти конкретные партии, и мы приступали к анализу во всеоружии, причем КПД был очень высок – новинки сыпались как из рога изобилия. Я немало времени провёл за доской с великими шахматистами, но Таль был уникален! Как следствие, в турнирах его талант раскрывался полнее, ибо подобный выбор дебютной стратегии эффективнее многочасовой подготовки соперников.

В такие минуты я с горечью вспоминал время, потерянное на десятки, если не сотни часов нашего блица в 1964-66 гг. Ведь займись мы тогда подобными анализами, Таль мог бы гораздо полнее реализовывать свой гигантский потенциал, растраченный порой почём зря, да и мне бы это не помешало. А ведь я говорю только о нескольких годах его творчества!

За блиц-партиями Я.Сейравана с А.Войткевичем наблюдают Ю.Васильев, Б.Ларсен, А.Капенгут и М.Таль. Игра проходила с перевесом рижанина

«Вершиной» Мишиной подготовки к чемпионату были недельные гастроли где-то в Полтаве, откуда Таль прилетает «с корабля на бал» в Минск на турнир высшей лиги, совершенно простуженный, считая себя обязанным стать чемпионом. Это всегда трудно, а при недомогании — вдвойне. Пришлось даже пропустить партию третьего тура против Романишина, оказавшуюся роковой для экс-чемпиона мира. Во время очередного доигрывания, когда игралась пропущенная встреча, Геля и я сидели в девятом ряду, когда Миша в цейтноте на 38-м ходу опустил коня на е3, потом тут же его подобрал и поставил на f6. Я успел пробормотать ей: ”Он подставлял коня!” и побежал за сцену. В комнату участников зашли игроки, отложившие партию, начинается анализ. В ключевой позиции происшествия Таль искусственным голосом, пытаясь быть непринуждённым, произнёс: ”Я чуть было не подставил коня”. Надо было видеть долгий кинжальный взгляд Олега в ответ. У столика в тот момент стоял судья из Гомеля Феликс Гилютин, ничего не сказавший, а чуть поодаль был зам. главного судьи Лева Горелик. Потом он мне сказал: ”Таль как бы выронил этого коня, но я рад, что не стоял рядом”. Спустя несколько недель мы с Олегом вдвоём парились в Новогорске на олимпийской базе. Зашла речь об инциденте. Мой приятель, с которым играли ещё 12 лет назад, со злостью на партнёра произнёс: ”Если бы я знал, что за моей спиной стоял Аршак, я, конечно же, заявил бы об этом. Но полагаться на незнакомого судью, возможно, преклоняющегося перед авторитетом экс-чемпиона мира, я не мог себе позволить”. (Напрашивается ассоциация с эпизодом из партии Каспаров – Ю. Полгар из Линареса-94, подробно рассказанная А. Карповым в «Жизнь и шахматы»).

Я думаю, что раздвоенность между желанием выиграть турнир любой ценой и предательством любимого дела всей жизни сослужили плохую службу (а как назвать иначе?). Достаточно было при доигрывании после одиннадцатого тура вместо желательных трех очков в четырех партиях, которые выводили на делёж первой строки, взять лишь полтора, чтобы «посыпаться» не останавливаясь.

Встреча с 8-м чемпионом мира в АН БССР. Минск 79 г

На закрытии Таль вдруг позволил себя уговорить сыграть в командном чемпионате Европы, хотя ранее отказывался. Тогда же принимается спонтанное решение принять участие в сборе под Москвой. Анатолий Карпов, да и не только он, выражали недоумение по поводу такой подготовки. От пары месяцев до матча остались крохи.

Это только считается, что гроссмейстеры играют короткий матч. Их состязание длится всю жизнь. Уже 25 лет яростные баталии перемежаются короткими ничьими, и «гамбургский счет» отражает не только итог, он показывает ныне так часто поминаемую всуе психологическую совместимость. Не в последнюю очередь, я бы сказал, «репертуарную», ибо в партиях больших шахматистов выбор варианта играет зачастую решающую роль. Не побоюсь заметить, что по отработанности дебюта Полугаевскому не было равных в мире — глубина поиска достигается за счет сужения круга проблем, и это его «ахиллесова пята». Своего рода принцип неопределенности Гейзенберга в шахматах. Таль в этом плане полный антипод своего соперника. Рижанин мог играть все что угодно, и те позиции, на которых экс-чемпион мира заканчивал иногда дебютную подготовку, для его оппонента служили исходной базой для анализа. Если в турнире широта кругозора позволяет «подбирать ключи» к уязвимым точкам соприкосновения с репертуаром соперника, то в матче такой подход к дебюту становится бумерангом.

Вот и вырисовывается главная проблема — глубина погружения в круг возможных систем для предстоящего поединка, особенно при дефиците времени. Тут бы собраться в пружину и работать, работать… Но для артистической натуры рижанина самопрограммирование глубоко чуждо. Мне кажется, что Таль подсознательно хватался за любую возможность избегать кропотливой работы. Интересно мнение 13-го чемпиона мира: “Он, конечно, превосходил Полугаевского, но уже требовалась подготовка, требовались другие качества, уже спортивные, исследовательские, Талю этого всегда не хватало, это вынуждало его пробуксовывать”.

В спартанской обстановке хоккейно-футбольной базы сборных страны в Новогорске Миша не мог высидеть больше одного дня и умчался в Москву. На следующий день он приехал на такси, усталый от дороги, кое-как отзанимались пару часов, но такая ситуация его не устраивала, и наша звезда переложила на меня транспортные вопросы.

Тем временем Алик Рошаль решил проблему места для занятий в столице оригинальным способом. Его приятель, директор универмага “Минск”, по понятиям брежневской Москвы – большой человек, снял “под Таля” люкс в закрытой гостинице столичного горкома в арбатских переулках. Его альтруизм объяснялся просто – после обеда с очередной молоденькой продавщицей они отдыхали в этом номере, открытом для нас с 3-4 часов. Я добирался со сбора с пересадками по несколько часов, а Миша приезжал от очередной пассии. Неудивительно, что Геля перестраховывалась с квартирой в Дубулты и с шубой! В какой-то момент я не удержался и проехался по поводу ситуации. На что тот с честным взглядом покаялся: “Я не бабник, я – алкоголик!” Но пользы от таких занятий было мало, хотя жертва ладьи из 4-й партии будущего матча придумана именно там. К слову, о нравах того времени – в ресторане с обширным меню по смехотворным ценам сидели исключительно пожилые мужчины в темных костюмах с депутатскими значками.

По возвращении Таля из Швеции с командного чемпионата Европы кое-как удалось вырваться в Баку на тренировочные партии с Гариком Каспаровым. Из планировавшихся шести партий, к сожалению, были сыграны только две. Первая партия закончилась вничью. Вторую Миша проиграл белыми. Когда Гарик, не скрывая радости, воскликнул: “Это моя первая победа в Каро-Канне над гроссмейстером!” – на Мишу нельзя было смотреть. «Как гроссмейстером? Просто гроссмейстером?» Он сильно принял после партии, и тут ему сообщили о смерти брата. Это было уже слишком. “Позвони Кларе Шагеновне, – сказал он Геле, – чтобы она организовала укол…”

Известие о кончине брата позвало в Ригу. Мой рейс на Минск перенесли на другой день, когда я уже сидел в аэропорту. Пришлось звонить Аиде. Я оказался первым, кто обживал новую квартиру Гарика в другом подъезде, только что подаренную Гейдаром Алиевым – ещё стоял запах краски! Помимо раскладушки с лампой, мне дали пока ещё запрещённую в Союзе “Защиту Лужина”, “свежачок” из Швеции.

Начались хлопоты о переносе матча. В конце концов президент ФИДЕ Ф. Олафссон санкционировал перенос на 23 марта. Через пару дней начался сбор, запланированный в Юрмале. Витолиньш и я устроились в традиционном «Интуристе» в Майори, а Миша застрял дома. Вначале аргументировал простудой, и мы часами добирались к нему электричкой и трамваем, психическое состояние Алвиса из-за трудностей с транспортом начало вызывать тревогу. Один случай мог кончиться совсем плохо, Геля сообразила увеличить дозировку сильных антидепрессантов. Потом мы были обескуражены громадными солнечными очками нашего героя в полутёмной комнате. Через пару дней Миша случайно снял их, и мы увидели огромный фингал под глазом, оставалось только догадываться, кому он был этим обязан. Вскоре я был приглашён на заседание президиума шахматной федерации Латвии, где, в присутствии Кобленца, не счёл возможным скрывать свой взгляд на возможность негативного исхода матча. Про себя вспоминал Болеславского, отказавшегося работать с ним ещё против Ботвинника со словами: ”Талю нужен не тренер, а нянька!”

К слову, у Миши была обширная шахматная библиотека, но в жутком беспорядке. Я как-то организовал субботник, и втроем мы стали расчищать авгиевы конюшни. Я натолкнулся на переписанные от руки партии полуфинала СССР 1952 г., которые экс-чемпион мира решил выкинуть. Когда вечером я рассказал об этом Валерию Журавлеву, тот в отчаянье готов был бежать во двор Мишиного дома и копаться в помойке, чтобы спасти их! Нашёл также переплетённую дипломную работу по Ильфу и Петрову и, конечно, взял почитать, ибо много слышал о ней, но, пожалуй, самым главным была сама тема после многолетнего умолчания в сталинские времена.

В шахматном плане “маг комбинаций” категорически отказался заниматься чёрным цветом и весь сбор был посвящён опровержениям фирменного варианта соперника, где острейшие фантазии радовали его глаз.

В Алма-Ату прилетели за несколько дней до начала матча. Вначале нас было семеро. Помимо семьи, секундантов – меня и Витолиньша, были доктор и директор Латвийского шахматного клуба.

Гера в своих воспоминаниях об отце пишет: “На память приходит также имя Иосифа Ефимовича Гейхмана, который долгие годы был не только другом отца, но и его лечащим врачом. (Миша называл его “доктари” – АК) Он тяжело переносил поражения отца и страшно переживал, если отец плохо себя чувствовал — настолько, что, когда в 1988 году отец в очередной раз лежал в реанимации, Иосиф Ефимович получил инфаркт и умер”.

Я уже упоминал о нём на матче с Корчным. Милейший человек, гордившийся спасением Аркадия Райкина, как он рассказывал, с того света, сразу располагал к себе, и прогулки с ним были лучшим лекарством от стресса.

Анализ партии М.Таля с О.Романишиным. Стоят А.Витолиньш и Л.Любоевич, на заднем плане Мишина жена Геля с Н.Захаровым

Не могу повторить эту характеристику, говоря о Николае Михайловиче Захарове. Прекрасный администратор, эффектный мужчина, он использовал свою должность как трамплин для очередного карьерного прыжка, пользуясь покровительством министра здравоохранения Латвии Канепа, попутно руководившего федерацией шахмат. Через несколько лет, окончив ВПШ, он уже руководил «Медтехникой» в его епархии. В независимой Латвии Захаров стал одним из руководителей русской партии. С его слов я узнал о предварительном зондаже в КГБ моего возможного выезда в качестве секунданта в капстраны. Помог он и Лёве Гутману, пришедшему на поклон к Талю в преддверии выезда на ПМЖ, вывезти личную картотеку, в дальнейшем так нужную ему для поддержания за рубежом репутации теоретика. Здесь я в очередной раз увидел двойной стандарт в отношениях Таля с людьми – когда слышал указания, которые он давал Геле и Захарову, и мог сравнить с тем, что он говорил в лицо.

Однако силой обстоятельств я стал у директора клуба на пути. Придя на работу в клуб, первым делом НМ выбил себе четырёхкомнатную квартиру (не обращая внимания на многолетнюю очередь сотрудников), но в микрорайоне. Под эгидой успешной Мишиной игры на межзональном он начал разговоры о получении под меня элитной квартиры бывшего премьер-министра, известного писателя Вилиса Лациса. Я удивлялся, как во время турнира Канеп несколько раз подходил ко мне с информацией на эту тему. Когда Захаров понял отсутствие у меня интереса, он стал приглашать в республику Володю Багирова, посулив свою квартиру, чтобы оставить элитную за собой. В конце концов он провернул этот полукриминальный вариант, но Багиров, узнавший задним числом подноготную, был вне себя от ярости. Однако для того, чтобы реализовать эту комбинацию, директору клуба надо было выжить меня с роли Мишиного секунданта, в чём он и преуспел по окончании матча.

Уютный Дом отдыха ЦК КП Казахстана располагался на полпути от Медео до современного здания Дома офицеров, где развернулись баталии. Осталось загадкой, повлияла ли перемена высоты в 400 м. К услугам шахматистов были бассейн, сауна. Надо было видеть, с каким упоением экс-чемпион мира выигрывал турнир за турниром… в настольный теннис.

В первый же день в столовой, когда все наши уже разбрелись, ко мне подсел известный казахский поэт Олжас Сулейменов, как оказалось, председатель федерации шахмат Казахстана. Я знал о скандале с его нашумевшей книгой “Аз и я”. Выяснилось, что он заехал на пару дней сюда, чтобы познакомиться поближе с Мишей. Я тут же разыскал Таля, но он категорически отказался тратить время на диссидентствующего национального героя. Кстати, недавно я прочитал очередную легенду, что Таль и Высоцкий были приятели, но в своё время Миша в ответ на мой вопрос буркнул, что они как-то пересекались в одной компании. Такое мифотворчество больше подходит для “художественной” литературы типа “Прекрасной толстушки” Ю.Ф. Перова, где в одном из героев легко угадывается Таль.

Я списался заранее со своим другом Борей Каталымовым и привёз от него чемоданы с литературой. Здесь сразу вспоминается негатив – по окончании матча я просил Мишу о каком-то небольшом жесте благодарности в адрес тренера, ради него лишившегося на полмесяца своей библиотеки, но получил категорический отказ. Говорят, большинством звёзд любые проявления внимания воспринимаются как само собой разумеющееся, но каждый раз чёрствая неблагодарность в подобных ситуациях, а я их насмотрелся за время нашей работы, оставляет рубец. Может быть, следовало с самого начала соблюдать дистанцию, ибо в процессе сближения тебя начинают воспринимать как собственность.

На открытие матча прилетели председатель федерации шахмат, лётчик-космонавт Севастьянов и директор ЦШК Батуринский. Они появились в столовой дома отдыха, когда мы уже пообедали. На столе оставалась большая ваза с пирожками. Пока Виталий Иванович развлекал публику баснями из быта космонавтов, Виктор Давыдович с вожделением упивался видом желанного деликатеса. Несколько раз он нерешительно совершал движения в сторону вазы, но никто ничего уже не ел, да и при его комплекции это было бы лишним. Я поймал напряжённый взгляд 5-летней Жанночки, пристально следящей за чужаком. Наконец, наш шеф сдался и решительно потянулся за пирожком, но тут как гром с небес прозвучало: “Куда тебе, пузырь, сейчас лопнешь!” Тут в самый раз Миша мог ласково воскликнуть знакомое: “Мой Арафатик”. Как-то в «Интуристе» Жанна с отцом и мной зашла в лифт и с ходу громко заявила чете пожилых иностранцев: “А я – дочка Таля!” Конечно, они не понимали русскую речь, да и имя для них ничего не значило. Я как-то спросил пятилетнего ребёнка: “Жанна, ты умная девочка. Почему ты иногда так себя ведёшь?” – “Папе нравится”.

Случайно я услышал о предполагаемом через полтора месяца участии экс-чемпиона мира в турнире в Бугойно. На мой взгляд, это говорило о его неверии в победу, ибо для подготовки к Корчному не оставалось бы времени. Кроме того, никаких шагов для оформления моего выезда не предпринималось. Напрашивалась мысль о поддержке федерацией мощного заслона против “злодея”, в котором я был бы не так нужен. Конечно, здесь интересы страны пересекались с потаённым желанием чемпиона мира играть за валюту, и я не был уверен в искренности намерений Батуринского. Я спросил Мишу, его аргумент – от турнира всегда можно отказаться. Во время важного разговора с ВД он попросил меня на время выйти, а потом руководитель советских шахмат заметил мне, что у них есть возможность сделать документы на выезд оперативно. Всё это выглядело не слишком убедительно, а в сочетании с пустыми обещаниями экс-чемпиона мира типа международного турнира и кучей других мелочей заставляло задуматься.

За анализом М.Таля и его секунданта А.Капенгута наблюдают участники межзонального Л.Любоевич и Ф.Тройс, а также А.Войткевич, помогавший при подготовке к турниру

В первой партии Полугаевский провоцировал партнёра на повторение варианта из межзонального. После матча, во время прогулки по прекрасному парку дома отдыха, Лёва, обмениваясь впечатлениями с автором, подтвердил предположение, что нас ждало усиление. Миша предпочёл систему Бондаревского – Макогонова, тщательно подготовленную к матчу в Багио, однако 40-минутное раздумье над 17-м ходом не помогло избрать правильный план.

Получать пробоину в первом туре рижанину не привыкать — это давно стало печальной традицией. Но тем большего внимания требовал белый цвет: был взят первый тайм-аут. Еще задолго до матча мы разошлись во мнении, будет ли применен «фирменный» вариант соперника, и я был не прав. На 10-м ходу Таль пожертвовал фигуру.

Идея А. Витолиньша ведет к очень запутанной игре, которая не носит форсированного характера. Подобные позиции исключительно трудоемки, и нам пришлось немало часов провести за анализом возникающих осложнений.

Должен покаяться, что дал Талю спорный совет. Я напомнил, как перед последним туром межзонального позвонил чрезвычайно взволнованный Полугаевский, с которым у меня были приятельские взаимоотношения свыше 10 лет, и начал осторожно интересоваться моим мнением, как надежнее всего сделать белыми ничью с Георгиу, обеспечивающую ему матчи претендентов. Он был в таком состоянии, что ему больше нужна была консультация психотерапевта, чем теоретика. Наконец, Мише надоело ждать, пока я освобожусь, и он лениво махнул рукой: “Зови”. Через пару минут влетает взъерошенный Лева и начинает сыпать вариантами. За ним вскоре прибежал Верховский, потом приплёлся Аверкин, понурив голову. Стало ясно, что “нет пророка в своем отечестве” и собственные тренеры его не устраивают. Лева демонстрировал интереснейшие идеи. Лишь спустя 9 лет Таль впервые применил одну из них против Тиммана (Хилверсум, 5-я партия матча), и сейчас система называется его именем, хотя ее автором был Полугаевский. К сожалению, аналогичные ситуации в теории встречаются достаточно часто, что я не раз ощущал на собственной шкуре.

Напоминая эту комичную подготовку, я предложил ходы анализа делать без раздумий, нагнетая психологический эффект. Понимал, что подопечный не привык играть подобным образом, но мне казалось, что при возникновении ситуации, требующей свежего решения, скажется комбинационное дарование, практически неограниченное лимитом времени. Однако я не учёл включение в команду соперника Никиты Глебовича Алексеева – видного психолога, в будущем члена-корреспондента академии. Как следствие, Лёва мужественно сражался, будучи пойманным на вариант, ведь позиция после 19 ходов стояла у нас дома и Таль истратил только 15 минут, в основном на хождение по сцене, а у чёрных оставалось около получаса. Критическая позиция возникла к 26-му ходу. В зале я поделился с Витолиньшем несложным вариантом, где белые получали 4 пешки за фигуру при продолжающейся атаке, однако Миша прошёл мимо. Отложенная была близка к ничьей, которую надо было искать. Я ошибочно полагал, что ничья достигается в эндшпиле «ладья, слон и конь против ладьи и коня без пешек». Однако Таль, взяв второй тайм-аут, игнорировал анализ. Геля, понимая его состояние, повторяла басни о похождениях Лёвиной жены Ирочки, по прозвищу “умница”, пытаясь вывести Мишу из ступора. С момента откладывания он больше суток не интересовался позицией! Неужели в аналогичной ситуации любой другой участник матчей претендентов мог так поступить!?

В интервью Гельфанд сказал, что Таль много работал. Может быть, Боря помнил с моих слов, что Миша со страшной скоростью впитывал гигантские объёмы информации благодаря своей гениальности, но это совершенно разные материи! Я довольно подробно описываю подготовку и игру в матче, чтобы читателю было предельно ясно, в чём его ахиллесова пята!

В результате в последний момент в машине мы, казалось, нашли ничью в главном варианте, но оказалось, что Лёва записал другой ход, и Миша за доской ничего не смог сделать.

М. Таль – Л. Полугаевский

Сицилианская защита В96

4-я партия матча, Алма-Ата, 1980

1.e4 c5 2.Nf3 d6 3.d4 cxd4 4.Nxd4 Nf6 5.Nc3 a6 6.Bg5 e6 7.f4 b5. Последний бой состоялся в четвёртой партии. К этому времени подъехали Кобленц и Багиров. Если появление маэстро было само собой разумеющимся, то Володя сам по себе стал психологическим оружием. Около 10 лет совместной работы Лёва отправил “коту под хвост” на 45-м чемпионате СССР, обыграв своего секунданта чёрными и лишив гроссмейстерского балла. “До поры до времени” Таль безучастно взирал на возню Захарова с приглашением бакинского гроссмейстера, включая его пребывание на нашем сборе, однако после возражений Полугаевского против переноса сроков он “дал добро” на приезд Володи в Алма-Ату. Но и здесь наш лидер был непоследователен, ибо только после решающей партии выяснилось, что весь встретившийся вариант был аккуратно записан табличной нотацией в тетради Багирова. К слову, в 1964 г. на сборе перед чемпионатом мира среди студентов я впервые увидел эту систему записи у Володи, а в Алма-Ате, увидев обилие подборок, подготовленных моим учеником Серёжей Артишевским по заказу Таля, но, кстати, так и не оплаченных, бывший тренер Лёвы радостно воскликнул: “Как родные!”

8.e5 dxe5 9.fxe5 Qc7 10.exf6 Qe5+ 11.Be2 Qxg5 12.Qd3 Qxf6 13.Rf1 Qe5 14.Rd1! Ra7 15.Nf3 Qc7 16.Ng5 f5 17.Qd4 h5! 18.Rxf5!? exf5 19.Nd5 Qd7!! После встречи Миша констатировал, что жертва ладьи, найденная в краснопресненской гостинице, была Лёве известна, но через два хода, задумавшись на 40 минут, он не решился на агрессивное 20.Rd3, предпочтя 20.Qh4 Be7 21.Kf1, хотя и не видел опровержения, а думал лишь, чем удивить соперника.

20.Rd3!±.

Самый очевидный ход с угрозой выиграть “прямой наводкой” (21.Re3+).

Чёрным не просто найти защиту. Не сомневаюсь, что в нормальном состоянии “рижский волшебник” в этой позиции раскатал бы любого. Но, выбитый из колеи неудачным стартом, Миша ищет “пятый угол” – не форсированный выигрыш, а лишь как удивить партнёра. Я в этой главе уже не раз отмечал важность душевного комфорта для взлётов экс-чемпиона мира.

Анализируя после матча, я установил отсутствие защиты у чёрных и напечатал варианты в “Шахматы, шашки в БССР” №4 за 1980 год стр. 7-9, а в процессе работы над этим текстом спустя 40 лет проверил анализ на компьютере. Особенно впечатляла позиция, где после тихого хода лишние ладья и слон не могут спасти чёрных. Подтверждает это мнение и то, что Лёва через несколько лет избирал другой путь в своём фирменном варианте, хотя и там компьютер нашёл пробоины.

20…Nc6. Естественная попытка найти защиту, подключая коня. Остальное проигрывает:

20…f4? 21.Qe4+ Kd8 22.Nb6+–;

20…Rh6? 21.Bxh5+! Rxh5 22.Re3+ Kd8 23.Qb6+ Rc7 24.Nxc7 Rh6 (24…Qxc7 25.Nf7+ Kd7 26.Qe6#; 24…Rxg5? 25.Nd5++–) 25.Nf7+ Qxf7 26.Ne6+ Kd7 27.Rd3++–;

Эффектно белые выигрывают как после 20…Bd6?! 21.Re3+ Kf8

(21…Be7 22.Qxg7 Qxd5 23.Qxh8+ Kd7 24.Rd3+–; 21…Kd8 22.Qh4 Bg3+ 23.Rxg3 Qxd5 24.Rd3+–) 22.Nf6! gxf6 (22…Bg3+ 23.hxg3 Qxd4 24.Re8#) 23.Qxf6+ Kg8 24.Bf3! Bb7 (24…Bf8 25.Qg6+ Bg7 26.Re8+ Qxe8+ 27.Qxe8+ Bf8 28.Qe5 Bb4+ 29.Kf1+–) 25.Qg6+ Kf8 (25…Qg7 26.Qe6+) 26.Ne6++–.

так и при 20…Rb7?! 21.Re3+ Kd8 (21…Qe7? 22.Qc5 Be6 23.Nxe7 Rxe7 24.Rxe6 Rxe6 25.Qc8+ Ke7 26.Qxe6+ Kd8 27.Nf7++–; 21…Be7 22.Qxg7 Qxd5 23.Qxh8+ Kd7 24.Bf3!+–) 22.Qh4! Qxd5 (22…Be7 23.Nf7+ Ke8 24.Nxe7 Qxe7 25.Rxe7+ Rxe7 26.Nxh8+–; 22…Qe8 23.Nf7+ Kd7 24.Qd4 Bc5 25.Qxc5 Qxf7 26.Nb6+ Rxb6 27.Rd3++–) 23.Ne6+ Kd7 (23…Ke8 24.Nc7++–) 24.Qd8+ Kc6 25.Rc3+ Bc5 26.Rxc5+ Qxc5 27.Bf3++– Невероятно красивый мат!

Детальный анализ показывает, что чёрные могут пытаться спастись, лишь пожертвовав ферзя, однако надо найти подходящую ситуацию. 20…Be7?! 21.Re3 0–0 22.Rxe7 Qxe7 23.Nxe7+ Rxe7 24.Kf1 Nd7 25.Qd5+ Kh8 26.Qd6+–. Этот путь трудно советовать!

21.Re3+

21…Ne7! Единственная защита!

21…Kd8?? 22.Qb6++–;

21…Be7? 22.Qxg7 Qxd5 23.Qxh8+ Kd7 24.Rd3+–;

21…Qe7? 22.Qb6 Rh6 23.Bxh5+!+–.

22.Nf6+! Удар, знакомый по предыдущим примечаниям.

22…gxf6 23.Qxf6 f4!?

23…Rg8? 24.Bxh5+ Kd8 25.Rc3!+–;

23…Qd5 24.Qxh8 Qc5 25.Bxh5+ Kd7 26.Rd3+ Nd5 27.Bf3 Kc7 28.Rxd5 Qe7+ 29.Re5 Qg7 30.Ne6+ Bxe6 31.Qxg7+ Bxg7 32.Rxe6+–.

24.Re5 Qd4. Сомнительна попытка сохранить материал 24…f3?! 25.Bxf3 Bb7 26.Qxh8 Bxf3 27.gxf3 Qd6 28.Qxh5+ Kd7 29.Re4!, например: 29…Qd5 30.Qg4+ Kc6 31.Nh7 Rd7 32.Qe6+ Kb7 33.Qxd5+ Nxd5 34.Nxf8+–.

24…Rg8 25.Bxh5+ Kd8 26.Rc5 Rc7 27.Nf7+ Ke8 28.Ne5+ Kd8 29.Nxd7 Bxd7 30.Rxc7 Kxc7 31.Qxf4+ (отсутствие координации чёрных фигур в сочетании с беспомощным королём делает шансы на спасение призрачными) 31…Kc8 32.Bf3 Nf5 33.33.Qe4±.

25.Rxe7+ Rxe7 26.Qxd4 Bg7 27.Qd5 Bg4 28.Ne4±. Лучшее, чего чёрные могут добиться! Однако перевес белых не вызывает сомнений.

После 4 партий в нашем лагере воцарилось уныние: Миша не реализовал две блестящие разработки белыми, на которые Лева попался в своем фирменном варианте, и проиграл черными. Ясно, что приходилось играть резко любым цветом, но он был совершенно растерян и подавлен, с трудом осознавая, куда его завела жизненная философия “А мне так хочется”. Я пытался уговорить его применить мою свежую идею в Модерн Бенони   (см. партию с Маровичем №24), но безуспешно. В конце концов он отказался… из-за острейшей позиции, но меньше всего потому, что эта ситуация может разрешиться миром! Миллионам почитателей гениальности 8-го чемпиона мира просто невозможно представить его состояние в тот момент!

Пожалуй, здесь можно поставить точку. Стало ясно, что счет 3:1, с учетом взорвавшихся мин, не давших, однако, ожидаемого эффекта, делает рижанина «смертником». Статистика показывает, что очень много матчей из десяти партий заканчиваются 5,5:2,5. Это объясняется тем, что проигрывающий обязан рисковать и «горит» еще больше.

Прочитав эти заметки, можно прийти к выводу, что не столько Полугаевский выиграл, сколько Таль проиграл. Это мое субъективное мнение. Москвич продемонстрировал в матче свои лучшие качества — отработанный дебютный репертуар, прекрасный расчет, отличную технику реализации преимущества.

Спустя несколько лет после матча

После матча в упомянутой статье “Глазами секунданта” я писал: “За двадцать лет со времени матча с Ботвинником шахматы на высшем уровне сильно изменились — несравненно возрос аналитический элемент, связанный с обузданием лавины информации. Он требует обстоятельного аскетического, профессионального подхода. Эмоциональную гениальность чародея 64-х полей приходится укладывать на «прокрустово ложе» повседневной многочасовой работы. Но к самобытным талантам, видимо, нельзя подходить с обычными мерками! Никто не сомневается, что весь шахматный мир будет еще не раз восхищаться блестящими взлетами фантазии, крупнейшими турнирными успехами экс-чемпиона мира. Но сможет ли он активно бороться в следующем претендентском цикле, зависит во многом от возможности самопрограммирования”.

После матча Захаров вызвал меня на откровенный разговор и задал вопрос о перспективах Таля в следующем цикле. Я вынужден был констатировать реальное положение дел. Не сомневаюсь, что это помогло ему провернуть задуманную комбинацию, но мне не хотелось врать, ведь не очень приятно выступать в роли очевидца, еще меньше — быть лицом, когда косвенно, когда и прямо отвечающим за падения всеобщего любимца (за взлеты отвечает он сам).

Как сказал Сергей Есенин: “Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии”. Спустя 40 лет тяжело вспоминать, как гений не реализовал полностью свой дар, я думаю, из-за выпестованной вседозволенности, сжигающей изнутри.

Ранее опубликованные материалы автора:

А. Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.1)

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.2)

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.3)

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

Книга выйдет в скором времени в библиотеке Федерации шахмат России.

Опубликовано 26.07.2023  21:42

Обновлено 27.07.2023  21:04 и 30.07.2023  17:05

 

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

От ред. belisrael

В продолжение опубликованных ранее материалов автора из готовящейся к выходу книги, предлагается несколько переделанная глава о Болеславском, в которой много белорусской специфики.

Фото автора – капитана команды Беларуси на Олимпиаде в Москве 1994 года в тренировочной форме с национальной бчб символикой, ныне признанной “экстремистской” 

Фото Болеславский на турнире претендентов 1950

Болеславский Исаак Ефремович (1919—1977) международный гроссмейстер. заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР. 

«Для меня идеалом в шахматах всегда был стиль Болеславского. У кого еще из современных шахматистов так хорошо воедино слиты стратегия, тактика, логика и фантазия?». Под этими словами Светозара Глигорича, наверное, подписались бы многие крупные шахматисты.

В “64” за 1981г. №19 стр. 13-15 я написал: “И все-таки вряд ли ошибусь, если скажу. что вклад Болеславского в шахматы как теоретика еще более весом, чем его практические достижения”. На это Давид Бронштейн попенял мне в частном разговоре, что я не прав, ибо он был блестящий игрок, который был вынужден отказаться от больших нагрузок, как я знаю, по состоянию здоровья. Только поэтому своё гигантское дарование мой учитель посвятил развитию дебютной теории. Оценки ИЕ стали чуть ли не «священным писанием» для целого поколения шахматистов, а лучшей наградой для дотошных теоретиков было признание «Опроверг вариант самого Болеславского».

Человек другой генерации, Саша Белявский в своих мемуарах “Бескомпромиссные Шахматы” Москва 2004 стр. 28 написал: “Болеславский любил анализировать дебютную часть партии много больше, чем практически играть. Его анализы отличались добротностью, а книги по теории дебютов содержали множество оригинальных идей, оспаривающих выводы практики. Из общения с Болеславским я почерпнул методы работы над дебютами”.

Мне выпал счастливый жребий много лет работать с этим обаятельным человеком;  попытаюсь рассказать, каким его знал я. На молодых шахматистов, впервые увидевших минского гроссмейстера на Всесоюзных соревнованиях 60—70х годов, не производил сильного впечатления невысокий, полный, рано полысевший, молчаливый человек, который не расставался с видавшей виды старенькой тюбетейкой.  Как-то одна западная газета окрестила ее «ермолкой, похожей на среднеазиатский наряд». На людях все эмоции ограничивались восклицаниями: «Плохо дело!» да «Горе, горе!». Короткие реплики “пустое!» казалось, говорили о флегматичности, но Болеславского выдавали мятущиеся пальцы рук, по-пасторски сложенных на животе. Немногословие бессменного тренера сборной СССР вошло в историю, но все дискуссии заканчивались, когда он изрекал вердикт. Впрочем, аналогичная ситуация сопутствовало заседаниям республиканской Федерации.

Внешней замкнутостью, пассивностью Исаак Ефремович пытался скрыть легко ранимую натуру. При этом он тонко разбирался в людях, давал меткие оценки, хотя непрактичность его порой была поразительна. Среди близких Болеславский становился совсем другим, иногда даже язвительным. Случалось, он слегка подтрунивал над интеллигентнейшим Сокольским. Кочевал даже анекдот о нём, часами молча гуляющим во время турнира претендентов в Будапеште со своим тренером. В конце концов тот не выдержал: «Чудесная погода, Исаак Ефремович», и в ответ услышал: «Ну. и болтун же вы, Алексей Павлович!».

Большие друзья. они вместе переехали в начале 50-х годов в Минск, жили в одном доме. Сокольский был очень близок с Болеславским. Помню, с какой болью АП рассказывал мне, как ИЕ откликнулся на просьбу старого друга Дэвика Бронштейна, переданную через Вайнштейна, позволить ему догнать Болеславского в турнире претендентов 1950 г., где АП был секундантом своего соседа.

Встреча Болеславского и Бронштейна, 1950 г

Гена Сосонко в книге «Давид Седьмой» стр.40 писал: «Исаак Ефремович Болеславский в доверительной беседе с земляком и любимым учеником Альбертом Капенгутом рассказывал, что немного партий этого матча действительно игралось…». Пользуюсь возможностью сказать, что ИЕ никогда мне этого не говорил, а весьма вольная трансформация моих слов, сказанных в доверительной беседе «не для печати», не делает чести автору.

Вернёмся к старинному другу героя. К слову, они и обращались друг к другу – ИЕ и АП. Однажды в поздравительной открытке Сокольский написал: «Вы примите, о ИЕ, поздравления мае», и Болеславский долго посмеивался над приятелем, который продал грамматику ради рифмы. АП был, пожалуй, излишне сентиментален, и ИЕ часто подтрунивал над ним. Последним выступлением Болеславского был турнир памяти Алексея Павловича Сокольского (Минск, 1970 г)

Однако надо не забывать, что их переезд в Минск в начале 50-х по приглашению первого секретаря ЦК КПБ Н.Патоличева вызывал недовольство тех, кому они могли мешать. Адриан Михальчишин писал: «В начале 50-х белорусы переживали шахматный бум благодаря «старому партизану» Гавриилу Вересову – он перевел в Минск Болеславского, Суэтина и Сокольского!» Насколько я знаю, это заслуга известного журналиста Я. Каменецкого, более того, я был свидетелем нескольких стычек Вересова с Болеславским и Суэтиным, несколько раз он жаловался на них в ЦК КПБ.

Одним из недовольных был директор шахматного клуба А. Рокитницкий. Он всячески препятствовал учреждению в Спорткомитете БССР должности инструктора по шахматам, подчеркивая, что выполняет эти функции на общественных началах. Однако делал это заслуженный тренер БССР по шашкам на свой лад.

В 1964 г. на конференции Федерации шахмат ее председатель Шагалович в своем докладе привел вопиющие факты. Наибольшее впечатление на меня тогда произвело выступление Болеславского. В этот момент он был сам на себя не похож, метался по сцене как раненый зверь. Он рассказывал о содержании документов, которые я воочию увидел позже, работая в архиве клуба над материалами по истории шахмат в Белоруссии.

Читаю письмо 1956 г. из Федерации шахмат СССР председателю Спорткомитета БССР: «В связи с учреждением Спорткомитетом СССР звания «Заслуженный тренер СССР» просим представить ходатайство о присвоении этого титула Болеславскому и Сокольскому». Резолюция председателя комитета Коноплина: «т. Рокитницкому – подготовить». Далее читаю «подготовленный» ответ: «Мы отказываемся ходатайствовать… ибо не знаем, что они сделали для страны (! – АК), но в республике они не подготовили ни одного разрядника». В итоге бессменный тренер сборной СССР Болеславский получил это звание лишь в 1964 г. по ходатайству сборной страны, а Сокольский – в 1965 г. за 3-е место на Спартакиаде Народов СССР 1963 г. А впервые белорусские любители познакомились с прославленным гроссмейстером на чемпионате города вскоре после его переезда. Трудно представить победителя недавнего турнира претендентов в одном состязании с перворазрядниками. Не уклонялся Исаак Ефремович и от участия в чемпионатах Белоруссии. В одном из них еще зеленым юнцом я ощутил на себе силу игры выдающегося шахматиста (смотри партию №1)

Под влиянием личности Исаака Ефремовича выросло не одно поколение белорусских мастеров. Но разве можно ограничивать его влияние только шахматами! Он блестяще знал художественную литературу (филолог по образованию) и сыпал цитатами в самых неожиданных ситуациях. Болеславский великолепно знал поэзию, особенно любил Caшv Черного. Как-то в Тбилиси на чемпионате СССР среди женщин 1974 года Исаак Ефремович читал наизусть своим ученицам Тамаре Головей и Татьяне Костиной поэмы Лермонтова. На сборах он любил играть в составление из букв длинного слова других покороче. В стандартном режиме после всех участников зачитывал свой оставшийся список, превосходящий всё услышанное от других. Как-то во время очередной прогулки в лесу Шагалович с изумлением слушал, как мы с ИЕ горланили песни Галича и Кима. Вспоминая своё детство, он признавался в любви к украинским песням. Очень часто ездил в город своей молодости Днепропетровск. Как-то я его развеселил, спросив: “Что, Туров – это псевдоним Баранова?” Насмеявшись над аналогией, он объяснил, что это – другой сотрудник редакции.

Поскольку после демобилизации в 1966 г. я восстановился в БПИ со второго семестра, то был относительно свободен и согласился поехать тренером Головей и Арчаковой на финал женского чемпионата СССР в Киев. Хотя я и раньше много помогал Тамаре советами, но тут я увидел специфику во всем блеске. Девочки расположились в таблице через одного, поэтому через день предстояла подготовка к той же партнерше тем же цветом. Относились к этому очень ответственно, годами вместе слушали Болеславского, и, естественно, в тетрадках были одни и те же варианты. Безусловно, они знали это наизусть, но все равно повторяли. Однажды, увидев старую запись, я попытался показать, что есть более сильное нововведение, но был с негодованием отвергнут, ведь это рекомендовал сам ИЕ! По приезде я спросил у него. Наш общий тренер объяснил:” Я думал, что это продолжение им легче понять”.

Новый 1967 год я встречал у Болеславских. После триумфа Петросяна в 1963 г Армения встречала чемпиона мира и его секунданта “на ура”. Не меньше месяца они ездили “по городам и весям”, а наиболее рьяные болельщики забрасывали их посылками каждый год. Накануне праздника из очередной извлекли трехзвездочный коньяк и любимое варенье Тиграна из грецких орехов. Были только Сокольские.

Играли в буриме. Каждый за столом придумывал две строчки, но следующему показывал только последнюю. В тот раз АП сочинил: «И губы милой целовал», на что ИЕ в своей манере пригвоздил друга: «Но тут наехал самосвал». Потом зачитывали и все долго хохотали. .

Большая часть его заграничных поездок в 60-х связана с работой тренером сборной СССР. Конечно, авторитет Болеславского у тех, кто входил в шахматную элиту, был непоколебим. Миша Таль рассказывал, как на Олимпиаде в Варне в 1962 г. команда что-то анализировала в комнате у ИЕ. Чтобы разрядиться, Боря Спасский произнёс со смаком первую строчку фривольного четверостишья, которую охотно подхватил Керес. Когда мой тренер услышал последнюю матёрную строчку, он всех вытолкал взашей из номера. Трудно представить кого-то ещё, кому можно было так поступить с элитой. Редкий матч на первенство мира обходился без его участия.

Холмов, Кобленц, Гипслис, Таль, Болеславский. Ч-т СССР, Рига-58

Болеславский помогал Давиду Бронштейну, Василию Смыслову, Тиграну Петросяну, Борису Спасскому. Лишь во время матчей с участием Таля он брал «тайм-аут», объясняя Кобленцу, что рижанин вызывает тёплые чувства, но ему нужен не тренер, а нянька, хотя тот искренне относился к минчанину с большим пиететом. Достаточно прочитать воспоминания Миши об их отложенной с чемпионата СССР 1957 г.: “Болеславский долго думал перед тем, как записать ход, а затем, как это часто бывает, мы после партии начали разбирать ее по горячим следам. Человек удивительной доброты, достаточно щепетильный, Исаак Ефремович показал, какой записал “закрытый” ход. Он из этого большого секрета вроде бы не делал. Ход, который (по его словам) был записан, довольно естественный и относительно быстро приводил к упрощениям и к позиции, где наиболее вероятна ничья. До доигрывания было несколько дней, и, когда мы с Кобленцем сели анализировать отложенную позицию, первым делом он ткнул в это напрашивающееся продолжение. Мы бегло посмотрели: вроде бы ничья. И тут вдруг Кобленцу пришел в голову очень неочевидный, неожиданный “секретный” ход соперника. Я убеждал, что Болеславский не похож на человека, который запишет один ход, а будет показывать другой… Кобленц настаивал, мы просидели за анализом этого хода несколько часов, но убедительного ответа не нашли. Я пришел на доигрывание, вскрыли конверт, и я увидел ход, который показал ранее Болеславский. Однако его последствия мы ведь и не проанализировали…”

В 1962 г. участникам турнира претендентов на Кюрасао предложили выбор – послать с каждым тренера или жену. Естественно, выбор был очевиден, а тренером на всех послали ИЕ с запретом готовить Тиграна против остальных советских гроссмейстеров. Со смехом мой тренер пересказывал разговор Корчного с Геллером, когда ленинградцу стал понятен тройной сговор: “У кого же ты будешь выигрывать?” – “У тебя”.

Отработав успешно матчи 1963 и 66 гг., он надеялся, что новый чемпион мира при распределении международных выступлений не забудет своего тренера, но тот мог обеспечить, например, Бевервийк Игорю Платонову за победу над Геллером в 1969 г., а не человеку, столько сделавшего для него. Последний турнир за рубежом Болеславский сыграл в 1963 году, когда ему было только 44 года, да в 1965 г.  подменил в последний момент основного участника на чемпионате Европы.

После первого матча со Спасским была выпущена книга с комментариями секундантов, но поверхностные примечания Бондаревского трудно сравнивать с обстоятельным “разбором полётов” ИЕ. Весной 1968 г. Петросян “вспомнил” о предстоящем в следующем году матче на первенство мира. ИЕ иногда жаловался, что тот совершенно не занимается. Болеславский считал, что матч 1966 г. Спасский проиграл из-за ошибочного выбора дебютной стратегии и понимал, что больше это не повторится. Зная эту семейку, пытался подсунуть вместо себя Суэтина, который мечтал о квартире в Москве, однако Тигран предпочел иметь обоих, а у ИЕ не хватило стойкости отказываться.

Надо сказать, что Болеславский был крайне ортодоксален в вопросах морали. Однажды в 1968 г. Корчной, дал “Шахматной Москве” №18 очень интересное интервью, но, когда я попытался заговорить об этом с ИЕ, тот, не вступая в дискуссию, дал ему уничтожающую характеристику:” Похотлив, как обезьяна”. Я был шокирован, ведь это совершенно из другой оперы. Злые языки нашептали, что во время сбора на подмосковной даче Петросян и Суэтин, решив расслабиться, пригласили девушек. Взбешенный Болеславский позвонил Роне Яковлевне. Та тут же приехала и навела порядок, но это не осталось для ИЕ бесследным.

Болеславский, Рона Петросян

На следующий год, оказавшись в Москве к концу матча, я встретился с ИЕ вскоре после начала 19-й партии и вместе пошли в зал. По дороге я спросил, какой сегодня будет дебют. Слегка поколебавшись, он назвал испанскую. Увидев на демонстрационной доске сицилианскую, Болеславский, наглухо замкнувшись, уединился в уголок, ему было не до меня.  Петросян, проиграл эту встречу, ставшую решающей, а ИЕ, позвонившему в квартиру чемпиона мира, где он жил во время матча, выкинули на площадку чемодан с вещами. Когда в Минске он мне это рассказывал, его колотило. Потом, в течение нескольких лет, Тигран пытался восстановить отношения, но на этот раз учитель был непреклонен.

В 1971 году ИЕ впервые согласился поехать моим тренером на 39-й чемпионат СССР. Молодежи свойственно не обращать на это внимание, поехал с тобой тренер и хорошо. А то, что он при этом доплачивает из своего кармана, не говоря уже о пропадающих побочных заработках (сеансы, статьи, занятия помимо основной работы и т.д.) мало кто замечает. При работе на Кавказские республики организаторы старались компенсировать расходы оформлением тренерской нагрузки, но для Белоруссии это было не реально. Безусловно, я ценил стремление Болеславского мне помочь и его решение поехать много значило. Неожиданно после 3-х туров я стал лидером при звёздном составе, однако в этот момент мой тренер преподнёс неприятный сюрприз, отказавшись от дебютной подготовки к Полугаевскому.

После разрыва с Петросяном Болеславский недолго оставался свободным – его пригласил на сбор Лёва. Из общения с ИЕ я пришёл к выводу, что он ориентируется на долгосрочное сотрудничество с ним. Однако тут сработал фактор различного подхода к совместной работе. После сбора выдающийся теоретик опубликовал статью по системе Авербаха староиндийской защиты, куда включил кое-что из совместных анализов. Полугаевский был в ярости, но ничего ему не сказал, а ИЕ был уверен в дальнейших контактах. К слову, не скажу, что нравилось, когда тренер опровергает мои разработки в печати, но я осознавал, что ему надо кормить семью. Чтобы писать на высоком уровне, надо опережать практику, а тут генератор идей под боком.

Я уже в какой-то публикации высказывался на эту тему, приводя наиболее известные примеры докатившихся до печати разборок – Карпов и Белявский или Каспаров – Гельфанд. Мое субъективное мнение о ситуациях, не оговоренных заранее – если спарринг-партнер оплачивается (конечно, речь идет не о командировочных расходах), то работодатель – собственник анализов. В противном случае, итоги совместной работы принадлежат обоим.

Увидев мою реакцию, ИЕ подсластил пилюлю, пообещав анализировать отложенную, если она будет хуже. В системе Мароци возник эндшпиль по 3 пешки на королевском фланге и по две на ферзевом, однако мои слон и конь противостояли паре слонов соперника. В какой-то момент я спросил Лёву, играет ли он на выигрыш? “Конечно!“ Я растерялся, и тут же сделал сомнительный ход, ослабляющий пешки, а за несколько ходов до контроля упустил четкую ничью, указанную Ваганяном.

В обзоре тура М.М. Юдович писал: “Партия отложена в слоновом эндшпиле при равном количестве пешек. Все же Капенгуту предстоит преодолеть ряд технических затруднений”. ИЕ немного подвигал бесперспективную позицию и уговаривал меня не тратить силы и сдаться, что я и сделал. Через несколько дней он комментировал эту партию в турнирный бюллетень и ужасно разволновался, установив, что вариант, которым аргументировал сдачу, не проходит. Пришлось его успокаивать, что я это нашел, но позицию уже нельзя спасти.

В 1972 году по инициативе Геллера Болеславский был приглашен на предматчевый сбор Спасского в Сочи. Кстати, на этот сбор ИЕ попросил у меня рукопись еще не опубликованной статьи по Анти-Бенони. Спустя полгода в разговоре с Н. Крогиусом выяснилось, что они не смотрели нужный материал по причине… плохой печати! Потом ИЕ рассказывал, что Ефиму Петровичу хотелось во что бы то ни стало опровергнуть систему Найдорфа с 6.Bg5, и они истратили на это уйму времени.

Чемпиону мира настолько понравилась энциклопедическая эрудиция ИЕ, что он настоял в ЦК на поездке Болеславского в Рейкьявик, о чем мало кто знает. Исаак Ефремович жил там с туристами отдельно от Спасского как корреспондент “Шахматного бюллетеня”, но, когда Р. Фишер начал выигрывать партию за партией, он наряду с Геллером стал играть ведущую роль при подготовке. Болеславскому приходилось буквально дневать и ночевать в резиденции чемпиона, ибо Фишер начал бегать из дебюта в дебют, и только знания ИЕ позволяли 10-му чемпиону мира поддерживать определенный уровень.

Проиграв матч, Спасский совершенно неожиданно для Болеславского дал ему приличную сумму, однако Исаак Ефремович стеснялся показать окружающим, что у него есть деньги, и лишь в последний момент решился и купил в аэропорту пересадки очень дорогой радиоприемник, чтобы слушать “вражеские голоса”. Вы бы видели его разочарование, когда я объяснил бесполезность покупки, ибо там не было коротких волн!

На мой взгляд, Е. Геллер и И. Болеславский являлись теоретиками-гигантами, определявшими лицо времени, но их отношение к публикациям было полярно противоположно. Одессит работал на себя и в глубине его анализов, к сожалению, я убедился на нашей партии.  Мой учитель, охотно делившийся знаниями, не случайно 14 лет был тренером сборной страны, постоянно выигрывающей золото на Олимпиадах. А вообще-то, на мой взгляд, Болеславский был на голову сильнее всех остальных публичных теоретиков того времени, и его рекомендации воспринимались современниками как высший знак качества.

Геллер, 1971 г. Ленинград, 39 ч-т СССР

Благодаря феноменальной памяти его познания были энциклопедическими. Как-то Исаак Ефремович рассказывал, как в молодости с Бронштейном и Константинопольским они развлекались, по очереди расставляя на доске позиции из различных партий. Оппоненты же должны были вспомнить, что это за поединок. Конечно, при нынешнем потоке информации эта забава была бы не под силу даже прославленным эрудитам.

Болеславский – Фурман – Бронштейн

Перед несостоявшимся матчем Карпова с Фишером в 1975 г. по заказу С. Фурмана ИЕ сделал широкий обзор современного состояния теории. После преждевременной кончины Болеславского в 1977 г., перед матчем в Багио, Семен Абрамович предложил мне сделать работу учителя, но я не обладал его энциклопедическими знаниями, и мы договорились о свободном поиске. Когда я сдал эту работу, меня тут же попросили сделать следующую.

Письмо Фурмана

Трудно найти современный дебют, в теорию которого Болеславский не внес бы весомый вклад. Особенно его радовало, когда домашняя заготовка срабатывала у питомцев. Он высказывал удивительно много свежих дебютных идей и щедро делился со всеми, не ограничиваясь лишь своими подопечными и учениками. Тренер самого высокого ранга, он заботился и о белорусских резервах, находил время ездить на Всесоюзные юношеские соревнования и это, естественно, приносило плоды.

Один из его учеников, Заслуженный тренер БССР Михаил Шерешевский в книге «Моя методика» пишет: «Это был суперкласс! Гроссмейстер мирового масштаба, тренер сборной СССР и чемпионов мира. Все, кому посчастливилось в составе сборной Белоруссии с ним работать, могли почерпнуть для себя очень многое. Но системы не было! Мы занимались анализом дебютов и их связью с миттельшпилем, а также разбором сыгранных партий.

Конечно, понимание игры у И. Болеславского было колоссальным, умение анализировать уникальным, комбинационное зрение острым, но имеющий уши должен был сам услышать. Никто тебе ничего «не разжевывал» и в рот не клал».

Понятно, что «небожителя», спустившегося с шахматного Олимпа до уровня групповых занятий со сборной республики, мало интересовал пройденный путь до попадания в команду, а недочёты в знаниях лишь встречали недопонимание и лёгкое осуждение. Поэтому дискуссионно сравнение с  Мариком Дворецким, отработавшего методику совершенствования от кандидата в мастера до гроссмейстера.

Число находок Болеславсного можно измерить, пожалуй, четырехзначным числом. При таком изобилии он не любил конспирации, охотно печатал свои анализы, многое показывал на лекциях. Меня всегда поражала его уникальная дебютная интуиция – случалось, он не мог однозначно ответить, чем именно какой-нибудь ход плох или хорош, но его оценки подводили крайне редко. Были у нас и принципиальные споры. Он любил находить истину самостоятельно, я же предпочитал предварительно познакомиться с уже имеющейся информацией, как следствие его же тренерского подхода, когда ещё в 1959 г. на любой вопрос 14-летнего юнца сурово спрашивал, что на эту тему я уже читал. Естественно, приходилось готовиться к занятиям.

Мы часто по этому поводу пикировались с ИЕ, и мой основной аргумент был: “Мне бы Вашу голову!” Возможно, будь у остальных такой инструмент, его метод устроил бы каждого, но увы…

Как-то году в 1960-м на собрании сборной республики на квартире ИЕ участники помоложе столпились у столика, за которым сидели мэтры. Я, как самый молодой, видел доску лишь краешком глаза. Кто-то спросил мнение нашего лидера об одной идее в популярной тогда системе Раузера. Я тут же прокомментировал: «Этот ход впервые применил Гольденов». Когда я произнес его имя, Ройзман тут же заткнул мне рот, но я видел, что Исаак Ефремович сидит озабоченный. Спустя 5 минут он повернулся ко мне и кивнул: «Да».

В вопросах этики он был весьма щепетилен. что я почувствовал на себе. Тяжело разойдясь с Т. Петросяном в 1969 году, Болеславский был секундантом Л. Полугаевского на межзональном турнире. Я уже рассказывал о проблемах, возникших перед партией с Лёвой в финале XXXIX чемпионата СССР.

Когда я демобилизовался в 1966 г., он попросил меня редактировать первый том его рукописи для ГДР – популярная в будущем дебютная серия только началась. Я проверял его рекомендации и оценки, автоматически исправляя опечатки Нины Гавриловны., что, несомненно, помогло мне в дальнейшем совершенствовании. Спорные моменты вызывали дискуссии. Получив авторские экземпляры, один из них ИЕ подарил мне с пожеланием не только изучить, но и развивать дальше. Надеюсь, несколько систем, названных моим именем, подтверждают, что я выполнил пожелание мэтра. В мою первую книгу “ Индийская защита” я включил посвящение “Памяти учителя И.Е. Болеславского”. Мои ученики Гельфанд, Смирин, Шульман продолжили развивать теорию шахмат, публикуя свои книги..

Другие титулованные звезды нанимали “негров” – мастеров на своих условиях, лишь где-то в предисловии благодарили реальных авторов за помощь. Эту же систему потом применили и югославы в 80-90-х годах при издании всех энциклопедий и монографий. Тайманов как-то предлагал это и мне, но я хотел, чтобы имя светилось. Даже после переезда в США Джин предлагал анонимно готовить его дебютные видеокурсы, но и здесь я отказался, хотя, возможно, сделал ошибку, не учитывая специфику жизни шахматистов в Америке.

В отличие от других, ИЕ писал сам, но жесткие сроки не позволяли ему писать на том же уровне, как статьи в журналы, и, вынуждено, его критерии качества снизились. Последние 10 лет жизни ИЕ интенсивно работал над этой серией. Приходилось пересматривать многие общепринятые оценки, разрабатывать новые продолжения. Заменяя общеизвестные варианты, базирующиеся на практике, на свои рекомендации, мой тренер рисковал – ведь в случае их опровержения читатель не имел альтернативы. Хотя и редко, но это случалось. Чтобы осветить какую-то проблему при лимитированном объёме приходилось допускать перестановки ходов, далеко не всегда сильнейшие. За первым изданием появились последующие. Исаак Ефремович много работал над книгами, и до поздней ночи можно было видеть огонек в его окне. Между прочим, это лишний довод против тех, кто объяснял ранний отход от практики «леностью» Болеславского. Конечно, он должен был выдерживать график и опускаться до популяризации, что наложило заметный отпечаток и на другие публикации.

Мы много времени проводили за совместным анализом, поэтому в монографиях текст некоторых вариантов был продолжением дискуссии со мной: там, где я находил какие-то идеи, он старался их опровергнуть. Естественно, это било по моему репертуару. Обладая феноменальной памятью, Исаак Ефремович не хотел тратить время на обработку шахматной литературы, как это приходилось делать мне. Однако лавина информации резко возрастала, и надо было найти способы обуздать ее. В конце концов, он вынужден был придумать свою систему. Под каждый том отводился блокнот для телефонного справочника, где на странице сверху писалась “шапка” варианта и, по мере поступления свежей периодики, указывался краткий адрес ссылки типа “ШБ-73/10-28”.

По несколько раз в неделю я бывал у ИЕ, однако, когда маленького сынишку не на кого было оставить, он приходил ко мне. О его тренерском подходе хорошо говорит один эпизод.

Во время 40-го чемпионата СССР я обратил внимание на партию Васюков – Разуваев в системе Россолимо, где Юра применил новинку на 7-м ходу. После тура я немного посмотрел, разбираясь в идее жертвы отравленной пешки. К моему удивлению, во время тренировочного матча Белоруссия – Эстония Вейнгольд прельстился материалом. После тура я заметил Саше, что я уже напечатал анализ с ключевым 13-м ходом. Он уверял, что просмотрел все опубликованные материалы по варианту. Редкий случай, когда оба правы – дома я нашёл это в своей статье… по Английскому началу! Сейчас система носит моё имя.

Я решил обыграть парадокс и прокомментировал в “Шахматы в СССР” за 1975 г. №6 стр. 11-12. ИЕ просмотрел журнал и поинтересовался возможностью белых получить приемлемую позицию в миттельшпиле. Пришлось признаться в неточности и, как следствие, подачи эффектной идеи в комментариях, обходя острые углы. Можно представить, какие слова мне пришлось выслушать!

К слову, Болеславский не раз констатировал, как часто мне приходилось выигрывать партию дважды из-за потери концентрации в подавляющих позициях. В своё время нам понравился детский фильм “Айболит-66”. Две цитаты оттуда мне часто приходилось слышать в свой адрес: “Нормальные герои всегда идут в обход” и “И мы с пути кривого ни разу не свернём, и, если надо, снова пойдём кривым путём”.

Время окончания нашей работы было стабильным – 8 часов вечера, когда учитель, иногда в моей компании, пытался слушать “вражеские голоса”.

Когда я рассказал Болеславскому о “ Докторе Живаго”, он признался, что встречался с лидером Народно-трудового Союза Е. Романовым на турнире претендентов в Цюрихе в 1953 г., его настоящая фамилия Островский, и, оказывается, он был тренером ИЕ на матч-турнире за звание абсолютного чемпиона СССР. Впоследствии я читал об этом в книге Евгения Романова «В борьбе за Россию» Москва, 1999. Кстати, тогда же мой тренер рассказал о своей встрече с чемпионом СССР 1927 г. Федором Богатырчуком в Амстердаме в 1954 г., а Сергею Воронкову, описавшему свою большую работу, чтобы установить этот факт, достаточно было спросить у меня.

Как-то, разоткровенничавшись, он рассказал о событиях, предшествовавших матч-турниру 1948г. Перед первенством СССР 1947 г., Дмитрий Васильевич Постников, в то время зам. председателя Спорткомитета, как написал Д. Кряквин, “настоящий вершитель шахматных судеб в послевоенном СССР”, а впоследствии председатель Федерации страны, объявил участникам о планируемой просьбе к ФИДЕ включить в матч-турнир двух победителей этого и следующего чемпионатов. Ими стали победитель турниров Керес и Болеславский, дважды финишировавший вторым. Но уже убили Михоэлса и на фоне борьбы с космополитизмом включили Смыслова.

Керес-Болеславский

Уже подготовив рукопись к печати, я наткнулся на старое (2016) интервью Д. Гордона с А. Белявским, где Саша рассказывает, как М. Ботвинника не включили в команду СССР на Олимпиаду в Хельсинки в 1952 году. Я и раньше где-то читал эту версию, скорее всего, рассказанную самим «патриархом». Однако, в “64” №1 за 2003 год был напечатан протокол собрания, где принималось решение не заявлять чемпиона мира на первую доску. (Кстати, при голосовании Болеславский был единственным воздержавшимся.). В свою очередь, ИЕ рассказывал мне своё видение, где акценты расставлены по-другому.

Наиболее полно отразил ситуацию С. Воронков в статье  «КОНЕЦ ЭПОХИ» от 28 ноября 2017.  Однако он не упомянул, а возможно, и не знал, что триггером послужила ситуация со сборной СССР по …футболу на летних олимпийских играх 1952 года в той же Финляндии. Проигрывая 1:5 за полчаса до конца игры команде Югославии (в то время её главой был злейший враг Сталина Иосиф Броз Тито), советская сборная сумела отыграться, но повторный матч проиграла.

«Говорят, что по прибытии в Москву футболисты и тренеры сборной СССР долго не выходили из вагона, опасаясь, что их арестуют прямо на перроне – за проигрыш принципиальному политическому противнику. Но время шло, а люди из ГБ не появлялись, и спустя час все разъехались по домам. Однако история на этом не закончилась. Через месяц спортивное руководство страны приняло решение о расформировании являвшегося базовым клубом сборной ЦДСА. Формулировка? «За провал команды на Олимпийских играх и серьёзный ущерб, нанесенный престижу советского спорта».

Шахматистами, да и начальством, в этой ситуации владел страх! К слову, одним из тренеров нашей команды был А. Сокольский.

Любопытно мой учитель рассказывал про Олимпиаду в Тель-Авиве 1964 г. Их сопровождал майор КГБ со смешной фамилией Приставка, однако не слишком им докучавший. Лучшим книжным магазином города слыл “Болеславский”. Так он назывался ещё долгие годы после смерти дяди ИЕ. На приеме у бессменного премьера Бен-Гуриона убеждённый коммунист Ботвинник вёл с хозяином дискуссию о социалистических принципах кибуцев, а на вопрос, что запомнили шахматисты-евреи на иврите, отличился Лёня Штейн, озвучивший какое-то ругательство. Увидев улицу, названную в честь известного сиониста Жаботинского, он удивился: “Как они уважают наших спортсменов!”. Штангист-однофамилец несколько месяцев ранее выиграл Олимпийские игры.

Было ещё немало забавных ситуаций, рассказанных в соответствующем настроении. Вот одна из них. В 1954 году сборная СССР гастролировала по Южной Америке. Заканчивая выступления в Уругвае, часть команды уже сидела в автобусе, но Петросяна никак не хотели отпускать его соотечественники из большой армянской колонии, одаривавшие его всевозможными сувенирами. Сопровождающий чекист положил на сиденье кофточку для жены, приобретённую на крохи от суточных, и вышел поторопить с отправкой. Одессит решил разыграть друга и перекинул упомянутое скромное приобретение на место Тиграна, наконец вернувшегося в автобус и слегка удивившегося пакетику. “Это тебе армяне передали.” прокомментировал Геллер, и тот спокойно положил это в чемодан.

В конце апреля 1967 г. команда республики играла традиционный матч с ГДР в Берлине по схеме двух четверок. Руководителем делегации был зав. сектором спорта ЦК КПБ Павел Владимирович Пиляк. Незадолго до поездки ИЕ узнал, что 3 месяца назад с него сняли стипендию за снижение спортивных показателей. Непонятно, почему бессменный старший тренер сборной СССР на семи Олимпиадах был оформлен как играющий гроссмейстер, но это не самое “левое” решение на московской кухне. Одно распределение международных поездок чего стоило! ИЕ очень болезненно переживал лишение средств к существованию. Надо отдать должное нашему куратору, он быстро осознал место Болеславского в шахматной жизни республики и вскоре после возвращения открыл под него позицию в Школе Высшего Спортивного Мастерства.

Учебно-тренировочный сбор к Спартакиаде 1967 г. проходил в только что открывшемся мотеле “Интуриста” на 17-м километре Брестского шоссе. Удобное автобусное сообщение из центра в 2 шагах от квартиры, городские телефоны выглядели соблазнительно для ИЕ. Во время нашего первого сбора Болеславский любил следить за нашей игрой в волейбол, иногда гулял по лесу, а Нина Гавриловна носила за ним раскладной стульчик. Потом он не раз выбирался туда просто погулять. Охотно ездил на сборы в открывшийся в 1974 г.  олимпийский центр в Раубичах, где было раздолье для прогулок по биатлонным дорожкам.

После фиаско в ГДР Вересова сдвинули на пятую доску, спустя месяц незаметно поменяли с Ройзманом. Затем повторилась ситуация 1963 г. Уже в поезде, ИЕ, стесняясь смотреть мне в глаза, объяснил мнение ЦК КПБ и попросил уступить ГН. Получив желаемое, но чувствуя себя неуверенно, наш ветеран тут же предложил иметь в команде сильного запасного, например, его, чем взбесил Болеславского.

В финале Вересов опять проиграл все партии, особенно трагично в решающем матче за пятое место с Грузией. В очередном цейтноте, помня об ответственности перед командой, он предложил ничью мастеру Ломая, но когда тот отказался, не выдержал и возмутился:” Мальчишка, как Вы смеете отказываться от ничьи, когда Вам предлагает международный мастер”. Обалдевший Теймураз тут же сделал ход, подставляя фигуру. ГН схватил ее, но затем дал очень плохой шах, уводя ладью, защищавшую от мата по первой горизонтали. После этого надо было давать вечный шах, и снова, как в ГДР, подсознательное нежелание ничьи привело к просрочке времени.

Задерганный Болеславский не мог на это смотреть. “Все, можете уезжать”. В прострации Вересов походил минут 10, потом подошел к ИЕ и грубо оскорбил его. Тот вначале собирался по возвращении подать в суд, потом подостыл и ничего не предпринимал. Его друг Давид Бронштейн в своей книге “The Sorcerer-‘s Apprentice 1998”, написанной в соавторстве с Томом Фюрстенбергом, подчеркнул: “You ought to know that Veresov was very anti-Semitic. He lived in Minsk and was a real enemy of Isaac Boleslavsky”.

Летом 1968 г. Болеславского пригласили тренером студенческой сборной на очередной Олимпиаде. В команде играли два его ученика. На Клязьминском водохранилище мы в основном отдыхали, хотя с нами был лучший тренер страны. Там мне довелось получать для него письма до востребования от близкой подруги довоенных лет. Он рассказывал историю его женитьбы в эвакуации и добавлял, что у Нины Гавриловны золотые руки, но голова… Однако стоически нёс свой крест и главным приоритетом для него был достойный жизненный уровень семьи, оставляя за кадром свою персону.

Пресс-центр 1 лиги, Минск, 1976 г. Нина Гавриловна Болеславская печатает обзор руководителя пресс-центра Капенгута. Сидит демонстратор Валерий Смирнов

Для него неприятным сюрпризом стала ситуация перед доигрыванием последнего тура полуфинала, когда по всем параметрам мы не попадали в главный финал (подробнее в главе о малых олимпиадах). ИЕ, зная в первую очередь от меня об уверенных победах, жалел, что связался, но, к счастью, всё обошлось. Встряска не прошла бесследно для Болеславского, написавшего гневную статью в “Шахматы в СССР” №10 за 1968 г. стр.18 -22., причем сотрудники редакции мне говорили, что кое-где им пришлось сглаживать эмоции.

Гуляя по окрестностям, мы натолкнулись на вишнёвые деревья на косогоре. Я забрался и стал лакомиться, соблазняя ИЕ, но, когда он стал карабкаться, я быстренько сделал кадр. Однако мне не повезло – порвалась перфорация и плёнка была испорчена. На обратном пути в Вене я знал один магазинчик, где наша сборная успешно отоварила свои гроши. ИЕ был в столице Австрии 5 раз, но выводить по карте пришлось мне. Когда мой тренер увидел, что он не мог торговаться как я, попросил купить кое-что и для его семьи.

В 1968 г. на командном первенстве страны среди обществ мы жили в гостинице “Рига” напротив оперного театра. Недалеко был шахматный клуб, а рядом – популярное в то время кафе “Луна”. Как старожил, я сводил ИЕ и Тамару Головей, выступавших за “Спартак”, в это заведение. На обратном пути я спросил своего тренера, как ему там понравилось, и с изумлением услышал в ответ: ”Вы знаете, Алик, для меня это слишком дорого”.

Немного помог маэстро. Став директором Латвийского объединенного шахматного клуба и отказавшись от государственного финансирования, Кобленц организовал выпуск шахматной литературы, которая при огромных тиражах оставалась дефицитом, но поскольку в Советском Союзе  по идеологическим соображениям книги невозможно было печатать не централизованно, то пришлось ограничиться ротапринтами тиражом в 2 000 экз. Вскоре Болеславский стал в этой серии основным автором, публикуя на русском языке очередные переработанные главы, написанные для ГДР.

Даже после серийного выхода трех монографий с последующими переизданиями, его финансовые возможности были ограничены. Некоторые мастера в Минске соглашались давать сеанс только вместе с лекцией, получая через лекционное бюро шахматного клуба около 20 руб. ИЕ соглашался ехать в парк Челюскинцев за 10 руб.

В начале 70-х мы много работали над комментированием партий, вначале только в Информатор, потом и что-то в “Chess Player”, с которым я начал контактировать с 1972 г. Помимо белорусских турниров, я привозил избранные поединки с соревнований, где играл. Часть из них Болеславский отбирал для работы. Дома я находил соответствующие ссылки на предшественников, и только после этого начинался совместный анализ, который потом я оформлял и отсылал.

Как-то ИЕ предложил написать статью по шевенингену. Я тут же вспомнил свою первую теоретическую статью по проблемам этой системы, которая была напечатана в “Шахматном бюллетене”, 1967 г. №3, стр. 68-70. Однако возникающий миттельшпиль трудно объяснить доступным языком, ибо к одной и той же позиции можно прийти самыми разными порядками ходов, и в то же время в каждом из них возможны совершенно самостоятельные продолжения, и её понимание базируется на нюансах перестановок ходов. Я начал, как обычно, подбирать материал, но потом учитель отказался от нашей затеи и объяснил: “Вы знаете, Алик, я подумал и решил, что не надо нивелировать разницу в классе”. Кстати, в воспоминаниях о работе с Талем я рассказываю о нашей попытке покорить этот Монблан перед межзональным.

Перед полуфиналом очередного первенства страны во Львове 1973 г. я принял предложение двоюродного брата провести сбор в Нальчике. Член-корреспондент АМН Габрилович поигрывал в шахматы, выполнил КМС и долгие годы возглавлял Кабардино-Балкарскую федерацию. Брат боготворил Болеславского и поселил нас у себя дома. Как-то гуляя по городу, зашли в ресторан и мне захотелось цыплят табака, но цена стояла за 100 г. На мои настойчивые расспросы о возможной стоимости, официант стойко держался – “сколько завесит”. Получилось приемлемо, но почему-то на ИЕ этот мини диалог произвёл большое впечатление, и в разных ситуациях он напоминал мне – “сколько завесит”.

К 1974 г. сложилась ситуация, когда ИЕ встречался со мной индивидуально, как  правило для совместного комментирования, а с Купрейчиком, Дыдышко, Мочаловым, Шерешевским и Юферовым в другие дни. К этому времени его дочь Таня неудачно побывала замужем в Одессе и вернулась. Однажды смущённый ИЕ попросил помочь организовать для неё не шахматный контакт с моим приятелем в то время Серёжей Юферовым. Я не мог ему отказать – к концу совместного занятия, как бы случайно, дочка зашла в кабинет и, слово за слово, пригласила нас в свою комнату посидеть поболтать за бутылкой сухого.

ИЕ терпеть не мог ходить по кабинетам, но всюду его встречали с огромным уважением. Например, ИЕ со смехом рассказывал мне про заседание штаба по подготовке республики к Спартакиаде Народов СССР 1975 г., который возглавлял первый заместитель председателя Совета Министров БССР Владимир Фёдорович Мицкевич. Когда все расселись, Заслуженный тренер СССР Генрих Матвеевич Бокун, который тогда возглавлял спорт, спросил у ВФ: ”С кого начнем?”, не сомневаясь в выборе фехтования, как коронного для Белоруссии олимпийского вида спорта, и был шокирован ответом: “О чем речь, когда здесь сам Болеславский”.

В преддверии Спартакиады Народов СССР 1975 г. в Риге, Болеславский договорился с Латвийским клубом о проведении учебно-тренировочного сбора для нашей команды на Рижском взморье. Взамен ИЕ, занимаясь с нами, ещё читал лекции хозяевам. К этому времени с постоянными жалобами на глаза я попал к главному офтальмологу Минска, поставившему мне страшный диагноз – опухоль мозга. (к счастью, ошибочный). Пришлось добиваться энцефалограммы на единственном в республики аппарате. Я рассказал об этом ИЕ, он посочувствовал, заодно попросил не претендовать на первую доску. Учитель не хотел лишних проблем, хотя за пару месяцев до нашего разговора Витя набрал 3.5 из 15 в чемпионате СССР. Чтобы подсластить пилюлю, он добавил, если мне запретят играть, то возьмёт вторым тренером. Я поделился ситуацией со здоровьем с Юферовым.

Во время сбора Нина Гавриловна умудрилась огорошить Серёжу ближайшим приездом Тани “к нему”. Сказать, что он был напуган, мало – одним словом, она “из Савла сделала Павла”. Он знал, как Купрейчик тяготился ведущей ролью Болеславского в белорусских шахматах, и они написали совместное заявление в ШВСМ, отказываясь заниматься у ИЕ. Попутно возражали против моей кандидатуры в качестве второго тренера.

ИЕ ужасно перепугался. Ещё свежи были в памяти три месяца без зарплаты и унижение от Петросяна. Хотя нашего лидера заверили, что на его зарплате заявление учащихся не отразится, тем не менее, морально он был готов к капитуляции.

Слухи о возникшей ситуации распространились быстро и через пару месяцев на Спартакиаде я получил несколько деловых предложений. Сначала Алик Рошаль предложил на великолепных условиях переехать в Ташкент, затем директор Ленинградского клуба Наум Антонович Ходоров и, автономно, будущий руководитель советских шахмат Бах предложили стать местным гос. тренером. Алик, поднаторевший в составлении обменных цепочек, детально объяснил мне, как трансформировать выделяемую 2-х комнатную квартиру вкупе с минской в более приличное жильё. Я решил поинтересоваться мнением чемпиона мира, ещё выступавшего за Ленинград. Он ответил, что это не его инициатива, но знает об этом, а на вопрос, что будет представлять эта работа, составление подборок для него или беготня по кабинетам со сметами, ответил, что не знает, но, несомненно, будет такого человека использовать.

Естественно, я тут же поделился с Болеславским, на что тот, пряча глаза, посоветовал: “ Конечно, Алик, Вам надо переезжать”. Он предельно чётко дал понять, что защищать меня не будет, а ситуация через несколько дней на собрании команды вылилось в нашу короткую стычку, для большинства совершенно непонятную. До нелепой кончины спустя полтора года у меня так и не повернулся язык сказать, что триггером была его просьба, хотя, если бы её и не было, может быть позже, подвернулось бы что-то другое.

В феврале 1977 г. ИЕ вышел из дома за рыбой для кота, поскользнулся и упал на Ленинском проспекте, сломав ногу. Проходившая мимо призёр одного из женских чемпионатов республики вызвала скорую, доставившую его в леч. комиссию. Так называлось в Минске 4-е управление Минздрава. Был карантин на грипп. Забытый врачами, «незаметный пациент» просился домой. Перед выпиской врач его даже не осмотрела, а тромб уже начал своё черное дело. Через 15 мин. после появления в своей квартире он скончался.

Фото Болеславского с похорон

В это время я играл в чемпионате ВЦСПС в Вильнюсе и снова, как 11 лет назад, меня вызвали в Минск. Когда появился в знакомой квартире, был ошарашен первой же фразой Тани: “Ты представляешь, у него на книжке только 3 тысячи!”. На похоронах мне даже не дали слова. Нелепейшая смерть этого милого. обаятельного человека была для всех тяжелым ударом, но по-настоящему начинаешь постигать утрату через годы.

В интервью для “The Chess Gerald” за 1994 г.№4 стр. 59-64, я говорил: «В какой-то момент сотрудничества с Болеславским я задумался: вроде бы этим я обязан себе, этим – тоже, а что же я взял у него? И уже позднее понял, что на мне неизгладимая печать его отношения к любимому делу, его шахматного мировоззрения».

Опубликовано 04.11.2021  20:59

***

Еще материалы автора:

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.1)

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.2, начало)

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.2, окончание)

К 60-летию Льва Псахиса

Счастливый человек с трудной судьбой. Льву Псахису – 60!

Впервые о Лёве Плахисе я услышал от Виталика Цешковского где-то в начале семидесятых: «Есть у нас в Сибири такой юный нахал – Псахис. Во время большого блицтурнира заявил всем, что обыграет меня. Но я поднапрягся и обыграл выскочку». Удивлённый таким зазнайством неизвестного мне Псахиса,– Цешковский был одним из сильнейших советских шахматистов, в 1968 году делил 4-5 места в Первенстве СССР, я на всякий случай спросил: «А кто выиграл тот турнир?» – «Псахис» – без всякого удовольствия ответил Виталик.

 

Лев Псахис

Позже дошли до Москвы слухи о каких-то партиях, которые Псахис играл в сеансах с чемпионом мира Карповым, гастролировавшим по Сибири. Подробности я не запомнил, но там тоже речь шла о каком-то нахальстве Псахиса. То ли хотел обыграть всенародного чемпиона, то ли вообще обыграл.

Позже Псахиса пригласили в знаменитую школу Михаила Ботвинника, но после первой же сессии великий человек отчислил Лёву. Наверное, тоже за нахальство. Догадываюсь, Псахис засыпал постаревшего чемпиона вариантами, за которыми не было никакой возможности уследить.

 

Я присутствовал лишь на одной сессии школы Ботвинника, попал на последнее занятие перед оздоровительной частью программы. Основной ассистент Ботвинника Марк Дворецкий увёз тогда своего ученика Артура Юсупова на первенство мира среди юношей и попросил меня заменить его. Я охотно согласился, так как среди учениц школы была такая девочка Аня Ахшарумова, которая сегодня уже более сорока лет моя жена. И мне на той сессии показалось, что педагогический дар Ботвинника сильно преувеличен. Любимцами чемпиона были мальчик-сыроед – действительно редкость среди шахматистов, и крепыш, наверняка победивший бы прочих слушателей в любом спорте кроме шахмат. А Лёва Ботвиннику не приглянулся.

«Чем школа была столь привлекательна для тебя?» – спросил я Псахиса годы спустя. – «Ведь на занятиях была скука. Дети демонстрировали свои малоинтересные партии, а Ботвинник рекомендовал им посмотреть свою победу над Капабланкой в АВРО-турнире».

– Ты не понимаешь – отвечал мне Лёва самой характерной для себя фразой, – Это была возможность вырваться из дома и две-три недели пожить в шахматной атмосфере, пообщаться с другими шахматистами.

Я действительно не понимал Лёву, так как жил не в глубине сибирских руд как он, а в Москве и мог в любой день заехать в шахматный клуб и поиграть блиц с работавшим там Олегом Моисеевым, который был «всегда готов». А то мог обсудить шахматную тему по телефону с ближайшим своим другом Юрой Разуваевым. Лёва же находился в шахматной пустыне и рос как цветок на камнях.

Впрочем, о своём Красноярске Псахис, фамилия которого звучала для меня тогда как вырвавшееся из бутыли шампанское, а сам Лёва соответствовал ей, рассказывал так красочно, что город представлялся мне сибирским Парижем, в котором я в те времена не бывал. Хотя история Лёвы о его знакомом директоре гастронома, который считал, что сыр – это такой единый продукт, деление которого на Пошехонский, Костромской, а то и вообще Голландский – ни на чём не основанные легенды, подрывала версию о родстве Красноярска с Парижем. Лёва, большой поклонник сыра, возвращался к себе в Сибирь из Европы, которой для него были Минск или Москва, с чемоданом, наполовину наполненным сыром.

Перед тем, как начать наслаждаться историями Псахиса, я имел удовольствие с ним познакомиться. Осенью 1980 года под Москвой проходили какие-то большие сборы, и шахматистки – подруги Ани, к тому времени уже моей жены, решили её навестить. А Лёва за кем-то из них, а то и за всеми сразу, ухаживал, и приехал с ними.

У нас уже полтора года проистекали 7 тощих лет отказа, и ни на какие сборы нас, понятно, не брали. Как и на турниры. Девушки не заботились, но Лёвино игнорирование правил хорошего тона советского человека, не включавших посещение изменников, было характерно для него. Лёва никаким советским человеком и не был. Он был совершенно свободным. Мне даже представилось тогда, что до их Енисея советская власть ещё толком не добралась.

Потом мы с Аней устроили нашу первую голодовку, и нам разрешили немного играть. Я выиграл Первую лигу первенства СССР, попал в Высшую во Фрунзе – было тогда такое название у столицы Киргизии, и стал свидетелем высочайшего в жизни триумфа Псахиса.

О выдающемся таланте Псахиса было уже известно. После первой лиги первенства СССР 1979 года Разуваев, обладавший замечательной интуицией не только на шахматной доске, сообщил мне: «У Гарри появился реальный конкурент». В 1980 году Лёва поделил победу с Сашей Белявским в Первенстве СССР в Минске. Во Фрунзе 22-хлетний чемпион СССР защищал свой титул в гонке с уже полностью расцветшим Каспаровым.

Гарик демонстрировал гениальную игру. Её хватило, чтобы в последнем туре знаменитой победой над Тукмаковым догнать Псахиса, весьма легкомысленно подошедшего к своей партии. Но у Лёвы были основания считать моральным победителем себя.

Во-первых, он выиграл личную партию у Каспарова (как и в первенстве год назад у своего ко-чемпиона Белявского). Во-вторых, Лёва достиг своего результата с недобором. О его поражении в выигранной позиции от Артура Юсупова знают все: Марк Дворецкий посвятил спортивным ошибкам Псахиса в этой партии, по-моему, несколько глав в своей книге.

Как играл Лёва в период своей гениальности? Он пришёл в шахматы с рядом новых идей. Так он был художником в разыгрывании чёрными «ежа», а его победа над Кареном Григоряном – одна из ярчайших в этом построении. Лёва замечательно трактовал чёрными новоиндийскую защиту. Здесь классикой может считаться победа Лёвы над Белявским в Минске, которую я уже поминал.

Лёва замечательно чувствовал динамику борьбы, умел поддерживать напряжение и переигрывать партнёров на поздних стадиях партии. Имея основание рассматривать себя соперником гениальному Гарри, Псахис так сравнивал свою игру с каспаровской: «Гарик – это цунами. Но если ты выстоял перед этой мощной первой волной – твои перспективы неплохи. Я же накатываю не так мощно, но мои волны идут одна за другой, и против них устоять непросто».

Начало карьеры как у Псахиса – в юном возрасте две победы подряд в первенствах СССР, сравнимо лишь со стартом Михаила Таля, побеждавшего в первенствах СССР 1957 и 58 годов. Почему талант Псахиса не расцвёл до аналогичных высот?

Версий объяснений несколько. Одна следует из сборника новелл Стефана Цвейга «Звёздные часы человечества». На каком-то этапе все элементы психики и личности человека приходят в полную гармонию, и он производит свой максимум. А потом гармония расстраивается. В таком случае нужно радоваться, что случился взлёт, а не печалиться, что он закончился. Другие живут в спаде, не зная взлёта, всю жизнь.

Другая версия: Лёва был пасынком в советских шахматах. Не сравнить его положение, несуществующую поддержку, возможности с двумя его возможными конкурентами тех лет Карповым и Каспаровым. Лёва выиграл свой второй чемпионат СССР, не получив даже звания «Гроссмейстер СССР» за первую победу. А международные звания, которых у Лёвы тоже не было, присваивались за турниры за границей, на которые в ту пору посылал Спорткомитет СССР. Не у всех, видно, фамилия «Псахис» вызывала такие радужные ассоциации, как у меня.

Летом 1981 года студенческая сборная СССР отправлялась на командное студенческое первенство в Чикаго. Двукратный чемпион СССР оказал национальной сборной честь, согласившись за неё выступать. Но поездка Лёвы висела на волоске до последнего момента. Понятно, посылать Псахиса в Америку очень не хотелось. А не выиграет команда турнир – кто будет отвечать? Прорвался Псахис в Америку.

В те годы Лёву при переливании крови по поводу неопасной операции заразили смертельной болезнью. Здоровые люди могут только гадать: как чувствует себя человек, зная, что в его крови живёт его неизбежная гибель, как это влияет на его творческое настроение.

Болезнь развивалась, и лет 8 назад Лёва начал умирать. Я пытался звонить ему – Лёва терял связь с миром.

К тому времени Псахисы уже лет 20 жили в Израиле. В последний момент появилась возможность попытаться спасти Лёву, и доктора взялись за сложнейшую операцию. Дважды жизнь Лёвы обрывалась, и дважды душа возвращалась назад в тело. После того, как позже при аналогичных операциях умерли трое пациентов, больнице запретили проводить такие операции. Но лёвина операция произошла до того.

Потом случился ещё один прорыв в медицине, и смертельную болезнь изгнали их лёвиной крови. Живи и радуйся.

Характером Псахис отличается от большинства других ведущих шахматистов. Средневековый монах в своей книге призывал запретить шахматы как игру, развивающую лень. Лёва же, в отличие от многих коллег – трудоголик. Он написал и издал несколько дебютных книг. Я написал когда-то раздел для югославской дебютной энциклопедии и знаю, какое это мучительное и муторное занятие – копаться в паутине перестановок ходов, протоколировать мёртвые знания. Лёва также создаёт учебные программы, и нынешний расцвет индийских шахмат в большой степени – заслуга Псахиса. Он провёл бессчётное количество тренировочных сессий в Индостане и помог овладеть секретами шахмат многим молодым индийским дарованиям.

Не все замыслы Лёвиной юности осуществились. Многие великие свершения, на которые он был способен, не материализовались. Но иные состоялись, и остались сверкающими вершинами его карьеры. Посоветую Лёве помнить совет Василия Андреевича Жуковского:

Не говори с тоской: их нет, / Но с благодарностию: были.

Конечно, 60 лет – это возраст, в котором молодость начинает покидать нас. По иудейским представлениям – это середина жизни. Хочу пожелать Льву Псахису насыщенной и плодотворной второй её половины.

Борис Гулько

Оригинал

***

***

Партия с турнира “Минск-82”, комментарий Сергея Бегуна и Николая Петропавловского. В турнире Псахис поделил 4-6-е места с Купрейчиком и Чандлером

“Минск-82” (май)

Партия с 49-га ч-та СССР во Фрунзе (конец 1981 г.), где Псахис поделил с Каспаровым 1-2-е места. Комментарий Евгения Мочалова

Фото с того же чемпионата

***

Еще материал, опубликованный на сайте 15.11.2014

Лев ПСАХИС : СХВАТКА СО СМЕРТЬЮ

Опубликовано 29.11.2018  06:36

От редакции belisrael. Кроме расходов по содержанию сайта, подготовка и размещение каждого материала  требует немало времени.  Многие публикации имеют также практическое значение. Да и ряд авторов, присылающие свои материалы, заслуживают поощрения. А посему важно помнить о необходимости поддержки сайта.

ПАМЯТНЫЙ 1987 ГОД

Продолжаем публиковать диалоги двух минчан – «за шахматы» и «за жизнь». Читайте также: «О «матчах дружбы» и не только», «Москва-1984 не по Оруэллу», «Гексашахматы, заря перестройки», «Юрию Теперу – 60!»

Вольф Рубинчик. Ты говорил, что 1987 год – самый для тебя памятный. Интересно, чем?

Юрий Тепер. По насыщенности событиями он явно выделяется. В 1987-м состоялись гексашахматные соревнования, в которых я сыграл, республиканский вузовский турнир по шахматам в Гомеле, где я был тренером команды пединститута. Ещё участвовал во Всесоюзном совещании тренеров в Ярославле и наблюдал за двумя крупными турнирами в Минске (мужской чемпионат СССР по шахматам, женский чемпионат мира по стоклеточным шашкам).

В. Р. Запомнились только спортивные моменты?

Ю. Т. Конечно, не только. Горбачёвская «перестройка» создавала новую реальность, было много неожиданного и интересного.

В. Р. С чего начался для тебя 1987-й?

Ю. Т. Если говорить о памятных событиях, то с 54-го чемпионата СССР, проходившего в РДШШ (Республиканском Дворце шахмат и шашек). Очень упорная борьба велась не только за победу, но и за выход в межзональный турнир. Припоминаю рисунки, выставляемые в фойе, и стихотворные эпиграммы на участников от Григория Шмуленсона. Например, посвящённую Льву Псахису:

Был чемпионом Псахис дважды.

Уверенность не покидает нас,

Что в нём проснётся лев однажды,

И станет первым в третий раз.

Увы, Л. Псахис выступил в Минске средне (9 из 17, 8-11-е место с Купрейчиком, Лпутяном и Тукмаковым; первые два места заняли Александр Белявский и Валерий Салов.

Ещё понравился шарж на Виктора Купрейчика:

Купрейчик Виктор смел в бою

Идёт ножа по острию –

Его открытое забрало

У нас покой и сон забрало.

В. Р. Забавная игра слов. Жаль, что Виктор Давыдович после чемпионата продёрнул Г. А. Шмуленсона в «Шахматах, шашках в БССР» за то, что в газетных комментариях тот «садился не в свои сани» (но руководству не пришло в голову исключать Шмуленсона из федерации!). А партии какие-нибудь зацепили тебя?

Ю. Т. Разве что одна, в которой Купрейчик «наказал» Артура Юсупова в русской партии. 47-й чемпионат СССР 1979 г., первый из проведенных в Минске, произвёл гораздо более сильное впечатление.

В. Р. Когда, кстати, завершился чемпионат 1987 года?

Ю. Т. В конце марта. В начале июля открылась вузовская спартакиада в Гомеле, а во второй половине июля я уже играл в гексашахматы (ГШ) в Ульяновске.

В. Р. Как выступила команда пединститута в Гомеле?

Ю. Т. 9-е место из 15… В команду входили 6 человек (4 мужчины + 2 женщины). Играли 5 туров по швейцарской системе, набрали 14 очков из 30. Считаю, выступили достойно: после провала на старте (0:6 с нархозом) сумели одержать в матчах 2 победы, затем на равных сражались с сильными командами Могилёвского машиностроительного института (2,5:3,5) и свели вничью матч с коллегами из Бреста.

Гомель, июль 1987 г. Справа налево: Юрий Тепер, Павел Залесский (аспирант; играл в шахматы мало, но выступил хорошо); Ольга Чугуева, студентка, поступившая в 1984 г.; иранец Михран (на турнире был судьёй и хорошим другом команды пединститута), Наташа Шапиро, Олег Акашкин (в том году окончил институт, но ещё имел право играть за команду). Сидят: Андрей Касперович, Сергей Макаревский («неформал», увлекавшийся турпоходами).

В. Р. Начальство осталось довольно?

Ю. Т. Когда мы вернулись в Минск, все были в отпуске. Позже ко мне претензий не поступало. Правду сказать, результаты соответствовали возможностям команды. А 8 дней спустя я уже ехал в Ульяновск: поездом через Москву, один, без компании. От Москвы до Ульяновска было 17 часов дороги – с 9 утра до 3 ночи.

В. Р. Скучал, поди?

Ю. Т. Особо нет. Не сложилась компания, так что поделаешь… Ехали со мной две женщины, они почти всю дорогу между собой говорили о своём. Я читал, думал о предстоящей борьбе, о встрече с друзьями-соперниками. Вспоминал спартакиаду в Гомеле, где в конце турнира поссорился из-за ерунды с Наташей Шапиро, игравшей у нас на женской доске (сейчас она живёт в Израиле). Думал о будущей встрече с речичанкой Наташей Гараевой, с которой мы должны были представлять Беларусь на ульяновском турнире. И ещё задавался вопросом, а встретят ли меня ночью на вокзале. Куда оттуда ехать, я не знал: адреса у меня не было.

Шахматисты минского пединститута, 1987 г. Стоят: Валерий Селюжицкий (из Пинска, учился на физическом факультете), Андрей Касперович. Сидят: Ю. Тепер, Н. Шапиро.

В. Р. И как получилось?

Ю. Т. Встретил меня Андрей Жупко. До 6 утра – времени, когда начинал ходить трамвай – сидели на вокзале и обменивались новостями. Я ему предлагал пройтись пешком до гостиницы. Он ответил: «У вокзала очень глухой район, идти больше часа, рисковать смысла нет».

Разместили нас на этот раз в гостинице «Венец» – лучшей в городе. Все расходы были за свой счёт. Увидев условия проживания, Андрей сказал: «Живут же буржуи! Я бы не отказался так пожить за свой счёт».

В. Р. И что ж там было такого «буржуйского»?

Ю. Т. По нынешним временам – ничего особенного. Кровать, стол, чёрно-белый телевизор, душ с ванной в двухместном номере. Со мной жил командировочный.

Прибыл я в свой день рожденья – 18 июля, мне подарили шахматы в старинном стиле (они видны на предпоследнем фото здесь). Я прибыл на турнир первым, позже стали подтягиваться и остальные участники.

До начала турнира (20 июля) оставался день на «акклиматизацию». Утром 19-го приехала Гараева. Передаю ей привет от минских гексашахматистов. Она озадачила меня ответом: «Где этот привет, давай его сюда!»

Сергей Лапко пригласил нас с Наташей сыграть в блиц-турнире в классические шахматы. Едем за Волгу, где играли заводские шахматисты. Лапко победил, я занял 3-е место, Наташа от игры отказалась, и Сергей посадил её отмечать результаты. Моим призом стал ручной фонарь. А на следующий день стартовал ГШ-турнир.

Царь-пушка не стреляла, царь-колокол не звонил, а этот царь-фонарь не зажигался… Минск, август 2018 г.

В. Р. Что скажешь о составе?

Ю. Т. Состав был довольно сильный, но по количеству уступал турниру 1985 г. Из 16 участников 9 представляли местный регион (3 – Ульяновск, 6 – область), 2 – Беларусь, 2 – Москву (С. Цыганков и С. Соколов), по 1 – Калинин (Волков), Кемерово (Е. Карманов), Алтайский край (А. Пузин).

Троих ульяновцев я хорошо знал, а из «провинциалов» знал только Ф. И. Гончарова. Е. Дорохов выступал в турнире 1983 г., остальные ранее играли по переписке, за доской дебютировали.

По рейтингу и предыдущим результатам участников разбили на две восьмёрки. Наша группа имела следующий состав по жребию: 1. Е. Дорохов (р. п. Языково, Ульяновская обл.), 2. Н. Гараева (Речица Гомельской обл.), 3. Милищанский (Ульяновская обл.; очень здорово играл по переписке), 4. А. Жупко (Ульяновск), 5. Ю. Тепер (Минск), 6. С. Соколов (Зеленоград Московской обл.), 7. А. Иванов (пос. Чуфарово Ульяновской обл.), 8. Е. Карманов (Кемерово).

В. Р. А если сравнить её с соседней группой?

Ю. Т. Наша была более ровной по составу, что не совсем видно из результатов. Все партии шли в очень упорной борьбе. Во второй группе первые четверо участников значительно превосходили вторую четвёрку и вели тяжёлую борьбу за два места. В нашей группе оказались вне конкуренции мы с Жупко…

В. Р. О, даже я слышал о вашей супермегапартии в 1-м туре…

Ю. Т. У Р. Дж. Фишера была книга «My 60 memorable games» (Мои 60 памятных партий). Если бы я издавал свою книгу с аналогичным названием, то партию с А. Жупко поставил бы первой.

Во время той памятной партии. Почему небритый? Накануне бритва сломалась…

В. Р. Что же произошло?

Ю. Т. Сначала Андрей переиграл меня по дебюту и выиграл качество. Я пытался захватить инициативу, но долго ничего не выходило. Соперник сам пытался атаковать моего короля, позиция максимально обострилась. В какой-то момент Жупко потерял бдительность, мне удалось нанести тактический удар и выиграть фигуру, но две лёгкие фигуры в ГШ слабее ладьи… В концовке партия приобрела совершенно сумасшедший характер; на самом краю флажка я выиграл ещё одну фигуру, а затем поставил мат. Победа оказалась для меня колоссальным допингом. Мы играли по 2 партии в день, и во 2-й партии я разгромил Е. Карманова практически без игры.

В. Р. Чем примечателен этот сибирский игрок?

Ю. Т. Евгений Михайлович – кмс по обычным шахматам. Он выиграл первый Всесоюзный ГШ-турнир по переписке, за что получил звание международного мастера по переписке. Я ему одну заочную партию проиграл, но в очных турнирах он не имел опыта. Добавлю, что в Ульяновск он приехал поездом в день открытия, и, возможно, не выспался. Партию первого тура он проиграл Дорохову, и мы были в неравных условиях. Я-то был выспавшийся, на моральном подъёме, а он уставший, после поражения… Короче, я быстро выиграл качество и получил атаку, в результате которой получил лишнюю ладью. К 30-му ходу он сдался.

Мне повезло, что я играл с Кармановым именно в тот момент. В другие дни играть с ним было бы сложнее, а тогда мне море казалось по колено. Больше такой эйфории никогда не испытывал.

Карманов занял 4-е место в группе, а во втором финале – 7-е место из 8. Позже он в очных турнирах не играл.

В. Р. Насколько хватило твоего морального подъёма?

Ю. Т. Утром следующего дня мне удалось без особых проблем белыми победить С. Соколова. Опять соперник был в плохой форме… А вот в 4-м туре партия могла плохо кончиться.

В. Р. Кто же посмел тебе воспротивиться?

Ю. Т. Играл я с школьником из посёлка Чуфарово, Алексеем (если не ошибаюсь) Ивановым. Почти ничего о нём не знал, кроме того, что в трёх турах он набрал 1 очко. Неожиданно он сумел создать крепкую оборону, не допускал грубых ошибок. Столкнувшись с такой организованной игрой от обороны, я просто не знал, что делать. Не скажу, что недооценил мальчишку, скорее я оказался не готов к тому, что соперник может выдержать моё давление и не ошибаться. Дело дошло до моего цейтнота, Иванов захотел выиграть и пошёл на осложнения. Тут я его и переиграл, поставив мат на краю флажка.

В. Р. Может, это и есть недооценка?

Ю. Т. Скорее, две лёгкие победы подряд расслабили меня. А вообще, в ГШ очень трудно выиграть, если соперник грамотно держит позицию. Гораздо сложнее, чем в обычных шахматах.

У мастера ГШ Тепера даже дорога к дому выложена гексагональной плиткой! Минск, ул. Ольшевского, август 2018 г.

В. Р. И тем не менее 4 из 4 ты набрал. Что было дальше?

Ю. Т. Перед 5-м туром несложные арифметические подсчёты говорили, что 5-я победа, скорее всего, выведет меня в финальную четвёрку. В тот момент у Жупко было 1 потерянное очко, у Гараевой – 1,5. Они должны были играть между собой…

В. Р. То есть мандража у тебя не было.

Ю. Т. Я нашёл хорошее средство от мандража. Шёл в номер к москвичам, играл с ними в карты до часу ночи, иногда позже. Потом возвращался в свой номер и засыпал как убитый. Утром вставал около 9, завтракал и являлся на игру в отличном настроении.

В. Р. А в какие карточные игры вы играли?

Ю. Т. Цыганков научил преферансу. Хорошо, что не было денежных ставок – мог бы крупно проиграться.

В. Р. Что поделывал днём между турами?

Ю. Т. Всякое бывало. Возле гостиницы была хорошая пельменная, чаще всего ел там. Потом гулял. После 3-го тура зашёл в книжный магазин и встретил там Свистунова, не игравшего в турнире. Рассказал ему о своих победах на старте. На вопрос, почему он не играет, Евгений ответил: «Ездил к тёще в деревню сено косить». На прощание он пожелал мне успеха.

Когда я рассказал об этой встрече Сергею Лапко, он рассмеялся: «Женя молодец. Я ему выбил освобождение от работы, чтобы он сыграл в турнире, а он едет к тёще…»

В. Р. Забавный эпизод. Вернёмся к турниру. В 5-м туре победил-таки?

Ю. Т. Да, и без особых проблем. Дорохов – 1929 г. р., на год моложе моего отца – ввязался в сложную борьбу, и я его переиграл в осложнениях. Когда он сдался, у меня были 3 лишние фигуры.

Хотя фамилией Евгений Константинович был схож с персонажем «Войны и мира» Долоховым, по характеру совершенно от него отличался. Всесоюзный клуб поручил ему заниматься регистрацией всех известных гексашахматистов Союза, и Дорохов очень серьёзно к этому подходил, вёл картотеку, расспрашивал, кто что знает. Я ему дал информацию обо всех минских гексашахматистах. Он говорил, что хотел бы расширить географию ГШ, устроить турнир в Языково (бывшее имение поэта Языкова); у него, Дорохова, был там большой дом, он готов был поселить у себя участников.

Я автоматически попал в финал после того, как Жупко выиграл у Гараевой. А мне предстояло играть с Наташей в следующем туре.

В. Р. Очень интересно! Как же вы поступили? Договорились или боролись?

Ю. Т. И то и другое 🙂 Я и сам в процессе не знал, на что играю.

Ещё в начале турнира, когда мы попали в одну группу, у нас состоялся примерно такой разговор. Наташа: «Юра, мы с тобой представляем Беларусь, я женщина слабая, вся надежда на тебя». Я: «Знаю, какая ты слабая: в прошлый раз мне весь турнир испортила! Короче предлагаю следующее: мы с тобой играем в предпоследнем туре, к тому времени что-то прояснится в турнирном положении. Будет понятно, кому помогать. А если очки будут нужны обоим, будем играть».

6-й тур. Чёрными я теряю фигуру (не специально). Тут во мне разыгралась спортивная злость – она ведь может сказать, что это не я помог ей, а она сама выиграла. Стал играть в полную силу, отыграл 2 пешки. В окончании создалась ситуация; если бы она ошиблась, я бы провёл пешку в ферзи и победил. Всё решал один ход белых: при правильной игре победила бы Наташа. Но я понял, что она не видит этого хода и решила, что проигрывает. И вот я слышу: «Это же нечестно, мы договаривались, что я выиграю» (рядом никого не было). Отвечаю: «Что ты хочешь, ходи королём – и у тебя всё в порядке».

Специально я не проигрывал, подсказал один ход. Многие не понимали, что в нашей партии происходило. Подошёл Ф. И. Гончаров: «Что же ты, Юра, землячке не помог». Решил, что я выиграл. Я показал ему оформленные бланки – он отошёл, ничего не сказав.

Победа над Милищанским в последнем туре далась непросто, но уже ничего не решала. Куда интереснее был случай в партии Иванов – Дорохов. Просто анекдот… В случае победы Дорохов обходил Карманова и выбивал его в 3-й финал. Заинтересованные лица сказали школьнику, что надо помочь земляку, т. е. проиграть. Мальчик так и сделал – сдался в равной позиции. Но ведь «лёгкие победы не льстят сердцу русскому» (это эпиграф из романа С. Н. Голубова «Багратион»). Дорохову такие победы были не нужны, и он сказал: «Играй!» Что делать дальше, Алексею не объяснили. Он заиграл в полную силу – и выиграл партию.

Рассказываю об этом со слов Жупко, т. к. в то время был занят своей партией. В итоге в финал вышли: Цыганков (Москва), Плеханов (Ульяновск), Тепер (Минск) и Жупко (Ульяновск).

Увы, на финал меня не хватило. Дело не в усталости, а, скорее, в психологии. В первом туре финала Плеханов играл со мной очень осторожно, один раз предложил ничью. Я отказался и почти сразу потерял фигуру из-за спешки. У меня был шанс фигуру отыграть, но увидел это я после сделанного хода… Больше шансов не было, и я проиграл.

С Жупко повторилась история из отборочного турнира, но только частично. Качество проиграл, компенсации не получил. В последнем туре сделал ничью с Цыганковым и остался 4-м (1. Жупко – 2,5; 2. Цыганков – 1,5; 3. Плеханов – 1,5; 4. Тепер – 0,5).

Особого огорчения не ощущал. Была усталость, желание всё закончить и вернуться домой (после банкета в номере Гончарова). Тяжело было с обратными билетами. Кое-как доехал до Москвы, а там денег хватило только на общий вагон. Так закончились ульяновские приключения…

В. Р. Но не приключения 1987 года! Чем запомнился августовский чемпионат мира в Минске?

Ю. Т. В шашках я разбираюсь слабо, а вот участие израильтянки Лили Карми помню хорошо. Она заняла место в конце таблицы (поделила 12-13-е место из 14), но болельщиков у неё было побольше, чем у некоторых лидеров.

В. Р. Догадываюсь, что наши евреи поддерживали…

Ю. Т. Да, минская молодёжь сионистской направленности (не менее 50 человек) постоянно тусовалась в РДШШ, ожидая, когда Лили окончит партию и выйдет. Меня это напрягало.

В. Р. Ты был «советским»?

Ю. Т. В какой-то степени. Ну и просто не устраивало, что спортивная борьба отходила на задний план. Один мой знакомый шахматист (Илья Рубинштейн) по этому поводу острил: «Надо обратиться в высокие инстанции, чтобы после окончания чемпионата Дворец переделали в синагогу, ведь представительница Израиля “освятила” это “нечистое” здание».

В. Р. А правда, что там, на ул. К. Маркса, когда-то реально была синагога?

Ю. Т. Я так слышал – точно не знаю. Вообще, турнирный зал во время чемпионата наполнялся и без «сионистов». Атмосфера была симпатичная; в Минск приезжал экс-чемпион мира Харм Вирсма (тренер Карен ван Лит, занявшей 3-е место), ему тоже понравилось. Минчане надеялись, что победит Елена Альтшуль или Зоя Садовская, а победила харьковчанка Ольга Левина, Альтшуль отстала на очко. Каждый день по телевидению передавали репортажи с чемпионата, к нему был интерес.

В. Р. Процитирую заметку Александра Чеховского из газеты «Физкультурник Белоруссии»: «В холлах Дворца постоянно кипят страсти. Здесь анализируют партии, минские мастера дают сеансы одновременной игры (Е. Ватутин, В. Беляевский), ход борьбы иллюстрируется на таблицах и фотостендах. Участницы и гости чувствуют себя здесь хорошо».

Ю. Т. Однако не обошлось без «ложки дёгтя». В фойе на 3-м этаже были вывешены подробные биографии всех участниц турнира. О Карми говорилось, что она жила в Латвии, занималась у тренера Адамовича, в таком-то году уехала в Израиль… Всё по делу. А на следующий день вся эта информация исчезла, остался только год рождения и то, что она чемпионка Израиля. Я сам это видел; пришёл к выводу, что власти в ту пору толком не знали, как относиться к «еврейскому вопросу».

На закрытие турнира Карми не явилась. Говорили, что она захотела съездить в Ригу к родственникам. Главный судья, бельгиец Раймон Пикар, сказал так: «Уехала раньше по своим делам, но мы её за это простим».

В. Р. И вот – «Кубок Москвы» по ГШ (22-23 августа)…

Ю. Т. Да, как сказал один мой приятель, «ударная минская группировка» (два Юрия, Бакулин и Тепер, Александр Павлович) ездила «брать Москву». Выступили малоудачно. Я занял 3-е место, Павлович – 4-е, Бакулин – 6-е. Всего играли 8 человек. Самое обидное было, что от первых мест я отстал на очко – из-за того, что зевнул мат в 1 ход Рощину, который остальные партии проиграл. A у меня было преимущество…

В. Р. Обидно. И как же окончился год?

Ю. Т. Подвернулась командировка на Всесоюзную тренерскую конференцию в Ярославль. Позвонил Лев Горелик, он отвечал за студенческие шахматы и был тренером в нархозе. Сказал, что есть вакансия, и если на работе меня отпустят, то могу поехать. Не без трудностей, но получил я разрешение у заведующего библиотекой. В Ярославле педагоги и к ним примкнувшие сфотографировались у шахматного клуба…

4-й справа в переднем ряду – знаменитый шахдеятель Яков Рохлин (1903–1995), тот самый, который приписал Ленину слова «Шахматы – гимнастика ума».

Вообще же, из той поездки уже мало что помню.

Вот он был какой – последний юбилейный год советской власти.

В. Р. Спасибо за рассказ! А я в начале того года, учась в 3-м классе, пришёл в только что созданный шахматный клуб Дворца пионеров (кажется, он ещё не звался «Стратегом»), вскоре выполнил норму II разрядa и осенью отправился на командный турнир в уютный литовский Кедайняй. Но это другая история.

Опубликовано 08.08.2018  22:32

БЕСЕДА С ИЛЬЕЙ СМИРИНЫМ (3)

(окончание: начало и продолжение)

–  Что вы думаете о разнице в силе игры между мужчинами и женщинами и в чем её причины?

– Что касается разницы в классе игры между мужчинами и женщинами, то она довольна серьезная, примерно, как и в других видах спорта. Сейчас она несколько сглаживается. Чем объяснить разницу: физиологий, психологией, биологией – понятия не имею, я дилетант в этом деле.

– Вы же  с Полгар встречались?

– Встречались? Да, нет, просто играл с ней (улыбается). Уникальная шахматистка. По-моему, две партии проиграл, одну выиграл, так что счет в ее пользу. Последнюю, очень важную для сборной Израиля партию на Олимпиаде 2010 в Ханты-Мансийске, я выиграл и в итоге мы заняли третье место.

– А с Хоу Ифань играли?

– Нет, не играл, она тоже играет очень сильно, хоть и не так, как Полгар в лучшие годы.

– Сестры Музычук, Костенюк?

– Тоже талантливые шахматистки, хотя и пониже классом, чем Хоу Ифань, но играют на уровне приличного гроссмейстера. Все же ведущие женщины-шахматистки прилично уступают сильнейшим мужчинам.

– Поскольку нередко ездите в Америку, где наблюдается значительный подъем интереса к шахматам, то просьба рассказать о своих наиболее любимых турнирах.

– В Америке, действительно, бываю почти каждый год, мне нравится эта страна. Что касается любимого турнира, то был такой Нью-Йорк Опен, который уже давно не существует. Я был последним его победителем в 2000-м. Мой, наверное, самой большой успех в Америке. Нью-Йорк Опен играли в центре Манхеттена. А я Манхеттен очень люблю, там была особая атмосфера, отличающаяся от других турниров. Также любил раньше играть в Лас-Вегасе. Вообще Вегас сюрреалистическое место, где стоит побывать, по крайней мере, человеку моего склада. Хоть оно искусственное, и если долго там находиться, то можно потерять чувство реальности. Это действительно центр мирового азарта и все построено для того, чтоб люди играли и тратили денежки. А чаще всего я играл в так называемых турнирах World Оpen – мировой опен, проводившихся в Филадельфии. В последние годы в Вашингтоне. В них я играл раз 15 или больше. Нет других таких турниров, в которых я бы играл столь часто. Несколько раз делил первое место, а один раз занял чистое второе, что большая редкость в “швейцарках”. Но чистое первое ни разу не занимал.

– Там хорошие призы?

– Относительно неплохие. Но  Леброн Джеймс так бы не сказал…

– В Америке проживает Юра Шульман из Беларуси. Одно время он был в сборной США, а несколько лет о нём ничего не слышно. Не перешел ли полностью на тренерскую работу или открыл свою шахматную школу?

  1. Юра Шульман со своим минским тренером Альбертом Капенгутом по дороге в Иерусалим на Маккабиаду 1993.                          2. Юра в Америке – С Юрой мы раньше часто играли в турнирах, виделись. Он играл за сборную несколько раз. Года 3 как уже не видел. У него, действительно, своя шахматная школа.

А вы знаете отца Юры, шашиста Марика Шульмана?

– Да, но не общался.

 

Миша Кац в Минске                                              и с дочкой Леной, ныне международным  мастером по шахматам. фото 1996

 

Кац и Елена Альтшуль, 1983                                          с Альтшуль и Зоей Садовской, 1986

– А вот с кем из шашистов очень близок, так это с Мишей Кацем. Считаю его старшим другом и истинным гением. Почему его считаю гением? Воспитал трех чемпионок мира по шашкам: Людмила Сохненко (1979),  Елена Альтшуль (1980, 1982, 1983, 1984, 1986)  и Зоя Голубева (Садовская) – многократная, начиная с победы в том же 1986 над Еленой Альтшуль, что само по себе уникальное достижение. А была еще Ирина Пашкевич, двукратный серебряный призер чемпионатов мира.

И еще. Как раз был турнир World open в Филадельфии. А в это время проходил знаменитый финал чемпионата мира по футболу Италия – Франция, когда Зидан ударил головой Матерацци. А мы были в Филадельфии, турнир кончился и надо было успеть попасть в Нью-Йорк на трансляцию, но как-то не попадали. И мы решили взять такси, долларов 400 на двоих. Мы оба, по-своему, азартные люди. Он жил уже лет 10 на знаменитом Брайтон-Бич, но никак не мог сориентироваться и объяснить таксисту, как ехать. И мы кружили по Бруклину. А я знаю, что такие рассеянные люди часто бывают очень талантливыми. И это было дополнительным подтверждением. Я действительно считаю его гениальным тренером, у него есть какая-то особая харизма . Когда приезжаю в Нью-Йорк всегда к нему захожу, иногда даже останавливаюсь на пару дней. Считаю его тренером от Бога, такого же уровня, как был Марк Дворецкий в шахматах.

Занятия в “Белой ладье”

– У него уже много лет своя шахматная школа . Называется “Белая ладья”. Находится на Брайтон-Бич недалеко от дома. Работают еще несколько тренеров. Дети с удовольствием ходят, педагог он потрясающий.

– В американских турнирах играются 2 партии в день, так что там не до театров. Надо приносить свой инвентарь. И ещё такой момент – победитель получает почти всё. Что думаешь об этом?

– Да, в американских турнирах, безусловно, надо победить или хотя бы занять место не ниже 3-го. Что касается двух партий в день, то, с одной стороны, это трудно. Но мне зачастую проще переносить именно большое, но кратковременное напряжение Иногда лучше пять дней – и турнир закончен, чем девять дней по одной партии. С одной стороны напряжение меньше, но более длительное. И в американских турнирах особо не надо готовиться к партии, а именно это отнимает много сил и энергии, в том числе нервной. Что касается инвентаря, то да, надо приносить. Раньше раза 2-3 покупал часы и шахматы, и всегда их забывал. Когда приходил через 20-30 мин. их уже не было, экспроприировали болельщики. И после этого я перестал покупать. Не прихожу со своим. Да, в этом отношении американские турниры –  чистое любительство. Хотя бы первые 10-15 досок они должны оснащать часами и шахматами. Кстати, в последнее время на турнирах World Оpen, по-моему, так и поступают. Самая первая моя поездка в Америку была в 90-м году, когда еще был Советский Союз. И тогда я впервые сыграл в World Оpen. Кстати, материальные условия были гораздо лучше, чем сейчас.

– Практически этот вопрос мы закончили, осталось услышать, что думаете о том, что экстремальные условия в американских турнирах, когда победитель получает все, побуждают играть острые дебюты, в том числе староиндийку. А вот в круговиках она встречается реже.

– Староиндийская (или «старушка»), всегда была моим основным дебютом.  Я редко играл черными классические системы на уравнение. А в швейцарках это не имеет большого смысла, там черными зачастую надо играть на победу. Хотя и бывают разные ситуации

– А кто вас спонсировал на поездку из Витебска, Минска?

– Там все стоило около тысячи рублей, а деньги у меня уже водились. Я уже ездил за границу и с первого турнира привез полторы тысячи долларов, что было огромной суммой по тем временам. Хорошая зарплата была долларов 15, стало быть я привез 100 зарплат. Вся поездка, включая билеты, стоила 70-80 долларов. Правда, за гостиницу мы платили отдельно. Вдвоем тогда жили в номере, сыграл неплохо, разделил 2-10-е место. Это было мое первое знакомство с Америкой, определенный культурный шок.

Фото М. Рабкина. Чемпионат СССР, Москва 1988

Статья в сборнике “Шахматы, шашки в БССР”, 1989

Правда, настоящий культурный шок был во время первой поездки на турнир за границу на Новый Год с 1988 на 89-й. Был мне уже почти 21 год, это сейчас нонсенс, чтоб в таком возрасте впервые играть в зарубежном турнире, но тогда из Союза не было свободного выезда. Единственной возможностью выехать за границу  –  было попасть в Высшую лигу чемпионата СССР. Я три года подряд отбирался туда, и  мне дали два выезда. В этих двух турнирах я и выполнил норму гроссмейстера. Первый был в Швецию на ежегодный турнир Rilton Cup на Новый Год. Это был Сальтшобаден, отель с камином, как в романах Агаты Кристи, рядом пруд, плавают уточки, лебеди, просто очаровательно.

Европа и Америка – это разные миры.

– С кем общаетесь в Штатах ?

Партия Гена Сагальчик – Гена Славин с юношеского первенства БССР в Пинске (октябрь 1984). Сагальчик занял 1-е место, а его тезка разделил 12-13 из 14. Фото из сборника “Шахматы, шашки в БССР”, 1984

– С Мишей Кацем, как я уже сказал, с Геной Славиным, кандидатом в мастера из Минска, с другим Геной – Сагальчиком, тоже из Минска, гроссмейстером. У него шахматная школа в Лонг Айленде под Нью-Йорком, а Гена Славин давно занимается бизнесом, но следит за шахматами как болельщик. К тому же в Штатах живут и мой сын Илан от первого брака и мой двоюродный брат Боря Сиротин с семьей. Америка для меня довольно близкая страна по ощущениям. Однако в последнее время все больше раздражает лицемерие, ханжество, например, «борьба за нравственность» в Голливуде, использование сексуальных скандалов для борьбы с политическими соперниками. Надеюсь, что американское общество это преодолеет.

– Илья, в лучшие годы вы были если не в мировой элите, то рядом. Что можете рассказать о самых-самых, то есть о тех, кто лучше знаком массовому читателю.

– Это о ком, о чемпионах мира?

– Ну да, хоть и не только. Насколько я знаю, вы играли с Корчным, например.

– Играл я с чемпионами мира, с Корчным несколько раз встречался. Кстати, в книге есть очень интересная партия с Корчным, которую я выиграл. Было это в Дрездене на межзональном турнире, 1998 год. Когда после партии он мне сказал: “Неплохо вы играете, молодой человек». А я уже был наслышан, что он не очень любезничает с соперниками, особенно, после проигрыша. Я промолчал, выждал паузу, он тоже помолчал секунд 5-10, после чего добавил: “На цейтнот”,  и высказался в том смысле, что я ничего не понимаю в своей староиндийской, что жертва пешки была бездарной. Но мне было интересно, я ничуть не обиделся на него. Корчной, конечно, личность выдающаяся. Играл с ним, общался. Таких людей сейчас не хватает шахматам. А любимый мой шахматист – это Михаил Таль, у него было блестящее чувство юмора. Я ничего не хочу сказать плохого, но сейчас как-то обезличены шахматисты. По крайней мере, трудно сказать, что у кого за душой, а вот Таль, Корчной, Бронштейн, были очень интересными людьми. Тот же Бент Ларсен, из буржуев. 

– Портиш?

Насчет Портиша я не могу сказать, плохо его знаю, а вот Ларсен был очень нестандартен, интересно было читать его комментарии и мысли. А Корчной, Таль – личности огромного массштаба.

– Спасский?

– Со Спасским я не играл, а вот у Смыслова выиграл хорошую партию на чемпионате СССР 1988-го, где участвовали Карпов, Каспаров и другие звезды. Потом мы играли несколько раз и все вничью. Карпову в том турнире я проиграл, Каспарову тоже, но там была очень интересная партия, которая есть в моей книге. Там есть отдельная глава “Мои памятные партии с чемпионами мира”. С Талем и Каспаровым, обе проигранные. С Крамником играл, одну выиграл в быстрые и проиграл в классические, и несколько ничьих. Играл с Анандом, Иванчуком, Грищуком, Топаловым, кстати, счетом с ним могу похвастаться – 2,5:1,5.

– Сейчас очень много новых шахматистов появляются на Западе.

– Да, конечно. Но на Востоке, пожалуй, еще больше. Благодаря компьютерной помощи сейчас значительно легче овладеть дебютной теорией и некоторыми другими аспектами игры.
В мое время, чтобы изучить дебют, надо было читать книжки, потратить много времени на поиски партий, делать подборки, записывать в тетради. Сейчас нажал на пару кнопок и у тебя все на экране. Конечно, стало легче. Но, с другой стороны, что-то теряется, ускользает.

– Сейчас модный вопрос  – о преподавании шахмат в школе, насколько это необходимо?

– Я не думаю, что это должен быть обязательный предмет, что надо заставлять детей заниматься шахматами, хотя это и возможно. На мой взгляд лучше, если это будет факультатив.

– С какого возраста?

– Лет с 5-6.

– Но есть же такие, кто начинает учить чуть ли не с 2-3 лет.

– Ну лет с 4. Сейчас же акселерация. Капабланка научился шахматам в 4 года самостоятельно, если судить по легенде. А кто должен преподавать? Преподаватель должен быть хорошим педагогом, он не обязан знать тонкости французской защиты, а иметь общее представление о шахматах и уметь обращаться с детьми. А уже на более продвинутом уровне с ними должны заниматься более квалифицированные шахматисты.

– В чем, по-вашему, польза от занятий шахматами для детей?

– Во-первых, одна из интереснейших игр, на мой взгляд. Развивает логику, фантазию, дисциплину мышления и вообще это гораздо лучшее времяпровождение для ребенка, чем ходить по подворотням или перед экраном компьютера «зависать» в социальных сетях. Кроме того, установленный факт, что те, кто профессионально занимается шахматами, никогда не болеют Альцгаймером. И вообще, единоборство, стремление победить интеллектуально, способствует успеху в дальнейшем в любых областях, даже если впоследствии человек бросил шахматы. Как раз Андрей Филатов – удачный пример.

– Илья, к завершению нашей беседы, несколько слов о своей семье, детях.

Ирит                                                                                  Илья и Лена

– Дочку зовут Ирит, ей уже 15 лет, правда, увлекается скорее театром, чем шахматами, а жену – Лена, она гид по Израилю, и тоже в своем деле творческий и увлеченный человек.

– Откуда она?

– Лена – коренная одесситка, приехала в Израиль в 1998-м, познакомились в 2001-м. И еще у меня сын Илан от первого брака, живет в Америке с 2000-го. Ему 26 лет.

Илья, Илан и Ирит на набережной Тель-Авива, январь 2017. Фото Лены Смирин

– Он не женат?

– Да нет пока. Есть предложения?

– И в завершение – традиционный блиц-опрос: любимые артист, писатель, музыкант, спортсмен.

– Любимых артистов множество, как тут выбрать. Конечно, несравненный Чарли Чаплин, Джек Николсон, Из  российских – величайший, парадоксальный Евгений Евстегнеев, два Олега – Даль и Янковский,  Из актрис, относительно современных – Мишель Пфайфер, а идеалом, женским  эталоном для меня является Одри Хепберн. Изумительное сочетание красоты, женственности  и таланта. Из российских – мощный дар у Инны Чуриковой.  Из  писателей – трудно выбрать, не из почитаемого, а из перечитываемого – наверно, Михаил Булгаков. И в последнее время увлекся Исааком Башевисом Зингером. Так получилось, что когда я приехал в Израиль, он как раз скончался в Нью-Йорке. И в газете “Вести”, – тогда я покупал русскоязычные газеты, хотя давно уже не покупаю, – как раз был некролог о нем. И тогда я впервые услышал это имя. Превосходный писатель, нобелевский лауреат. Его сравнивают с Габриэлем Гарсиа Маркесом по стилю.

И очень люблю, не меньше, чем Чехова, а перечитываю чаще, чем Чехова, Сергея Довлатова. Он близок мне по духу – ирония и самоирония, без пафоса и рецептов спасения человечества. Плюс замечательный стиль.

Музыка ?  В молодости нравились Битлз, Машина времени. С детства люблю бардовскую песню, увлекаюсь Галичем, особенно Высоцким, знаю много его песен. Считаю очень актуальным и сейчас. Люблю слушать Фрэнка Синатру, великого Муслима Магомаева, Джо Дассена. А сейчас увлекся и джазом, меня особенно поразил Чик Кориа, я был на его единственном концерте в Москве.

Знаком с Тимуром Шаовым, он недавно приезжал в Израиль. Я не большой знаток классики, но Моцарта, Бетховена слушаю и люблю.

Что касается спорта?

– В спорте у меня несколько кумиров. Раньше это был Майкл Джордан в баскетболе. Когда я сюда приехал, то в году 92-м начал плотно смотреть NBA. И вот тогда он был в самом соку. Потом он года полтора – два не играл с 94-го, когда вернулся, следил за ним очень внимательно до конца карьеры. Это, конечно, был уникальный спортсмен. Сейчас я болею за Cleveland Cavaliers с Леброном Джеймсом, но, пожалуй,  моим самым любимым спортсменом является Роджер Федерер. Я за него болею с 2003-го, это уникальный спортсмен и человек, очень харизматичный.

А к Надалю как относитесь?

Тоже великий спортсмен, но как болельщик я однозначно выбираю Федерера. Надаль, Джокович и Федерер относятся к величайшим теннисистам в истории. Что касается Федерера, то для меня он самый-самый. Даже в 2017-м выиграл два турнира Большого шлема, – в возрасте  35 лет, – чего никому не удавалось в истории. (уже после интервью Роджер выиграл и открытый чемпионат Австралии – belisrael)

Из футболистов мне нравится Месси. Любимая команда – сборная Бразилии образца Чемпионата Мира 1982 года и Барселона примерно пятилетней давности. Футболом я сильно увлекался раньше. В последние годы к нему как-то охладел, баскетбол NBA мне кажется более динамичной игрой. Но когда проходит Чемпионат Мира, полуфинал или финал Кубка Чемпионов, да и на стадии плэй-оф, стараюсь смотреть.

Мы благодарим Илью за интересные и подробные ответы на многочисленные вопросы и в преддверии 50-летия, хотя материал появится несколько позже, желаем доброго здоровья, удачи за шахматной доской, в написании новых интересных книг, на комментаторском поприще, и конечно, благополучия в семейной жизни.

У Ильи Смирина в Кфар-Сабе побывали редактор belisrael.info А. Шустин и М. Разумовский.  Часть вопросов подготовил Б. Шапиро.  10 января 2018  

* * *

Привет из Минска

Вспоминает постоянный автор belisrael.info, кмс Юрий Тепер

Сам я против Ильи Смирина не играл, а вот мои ученики – минимум два раза!

В феврале-марте 1986 г. проходило командное первенство города среди вузов. В том году Лев Горелик, известный организатор шахматной жизни в Минске, решил провести это первенство как межфакультетское: наподобие Кубка европейских чемпионов по футболу, где каждая страна выставляет свою главную команду.

У нас на факультете естествознания пединститута была сравнительно неплохая команда, в основном перворазрядники… Всё же перед встречей с сильной командой из института физкультуры (с Ильёй Смириным на 1-й доске) мы ощущали беспокойство. Михаил Клиза как студент-заочник не имел права играть, выступавший на 1-й доске Андрей Касперович заболел, а Александр Павлович, наша 2-я доска, не захотел играть со Смириным (по правилам доски должны были сдвигаться) – может быть, испугался. И вот он, Павлович, делится со мной, тренером-представителем, своим коварным планом… Запасным участником у нас был Саша Слесарчик – «спортсмен широкого профиля», успешно игравший в футбол, баскетбол. Симпатичный, общительный человек, но шахматный его уровень вряд ли превышал 4-й разряд. Павлович с ним поговорил, и Саша с удовольствием согласился сыграть за команду.

Мы заявили Слесарчика на 1-ю доску, возражений от судьи не последовало. Смирин стал опрашивать своих товарищей по команде: «Не знаете, какие дебюты Слесарчик играет?» Наташа Шапиро, игравшая на женской доске, услышала вопрос и, смеясь, пересказала мне. Я тоже улыбнулся: «Да он и сам, наверное, не знает. Как Остап Бендер!».

Грядущая «партия века» подняла нам настроение. Наш герой уверенно двинул пешку: 1.е2-е3!! Партия продолжалась от силы 5 минут. Илья выиграл несколько фигур (естественно, Слесарчик не сдавался), поставил мат, затем пожал руку и сказал ободряющие слова. Вскоре появился Горелик и спросил: «Что это за фокусы, кто разрешил выставлять запасного участника на 1-й доске?» Я объяснил… «Лучше бы ты сам сел за доску». – «Знал бы, что так можно, я бы так и сделал. И потом, Илья был не против, он высоко оценил игру нашего запасного!». В итоге нас не наказали. Мы спокойно перенесли поражение от команды ИФК. Павлович, кстати, на 2-й доске тоже проиграл.

Полагаю, Илья Смирин выступал для тренировки: он в ту пору уже был «без пяти минут мастер». Институт физкультуры провел турнир вне конкуренции – ни политех, ни БГУ не могли с ним соперничать. Мы оказались в серединке.

В мае 1987 г. еще один мой шахматный подопечный, Витя Царкевич (сильный перворазрядник, позже – глава местного совета в Пуховичском районе), перед «дембелем» тоже сразился со Смириным. Чемпионат Белорусского военного округа проходил в новом Дворце шахмат на Маркса, 10. В тот раз партия была более серьёзной, с довольно острой борьбой в сицилианской защите. Всё же Смирин выиграл, да и первое место в чемпионате БВО завоевал без особых проблем.  (4 февраля 2018)

Опубликовано 10.02.2018 22:39

Лев ПСАХИС : СХВАТКА СО СМЕРТЬЮ

14 ноября 2014 “Спорт Экспресс”  Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ

ШАХМАТЫ

РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

Лев ПСАХИС : СХВАТКА СО СМЕРТЬЮ

В шахматном мире Лев Борисович – фигура таинственная. Мы листаем список чемпионов СССР – там сплошь легенды. Дважды встречается фамилия Псахиса.

Далее – эмиграция, цирроз, пересадка печени и чудесное исцеление. 55-летний гроссмейстер рассказывает иронично. Роняя между делом: “Мои шансы врачи оценивали в два процента…”

О’ГЕНРИ

– Когда последний раз были в Москве?

– Восемь лет назад. Именно столько я не играю. Работаю тренером. Мои ученики – в Израиле и Америке.

– На какой срок достаточно уйти из шахмат, чтоб потерять квалификацию навсегда?

– Теряется не квалификация – интерес к практической игре. В блиц сыграю с удовольствием. А пять-шесть часов над доской – слишком трудно. Время обниматься – и время уклоняться от объятий. Мое время обниматься прошло.

– Многие полагают, с 40 лет начинается откат.

– В 1984-м позабавили слова Каспарова в матче со Смысловым: “Ты живешь до сорока, потом доигрываешь”. Гарри еще не знал, что ему стукнет сорок. А я скажу так – феномена вроде Корчного или Смыслова уже не случится. Истощение нервной системы будет происходить раньше и раньше.

– Корчной в преклонные годы выдавал достойные партии?

– Они не вошли бы в пятьдесят его лучших, но любопытны. В 77 лет Корчной легко обыгрывал сильного гроссмейстера. Не знаю, как удавалось сохранять мотивацию. Это главное, что препятствует шахматистам после сорока – понимаешь, что не сможешь расти. А Смыслов в 63 года доходил до финала претендентских матчей!

– Среди гроссмейстеров встречаются люди без высшего образования?

– Ушли из университетов Юсупов, Долматов и я. Учился на юридическом, после четвертого курса брал академотпуска. Увлекся. Дотянул почти до перестройки. Так и не окончил. Извините, если разочаровал.

– Когда перебрались в Израиль, мести улицы не пришлось?

– Нет. Знал людей, которые мели, – например, известный шахматный фотограф. Он же уверял, что среди них есть советский профессор. Это считалось приличной работой. Денежной, с социальными гарантиями.

– Как в анекдоте – еврей-дворник.

– Евреи – не очень хорошие дворники, я бы вам не рекомендовал. Метут без сердца. А самое престижное занятие в Израиле в смысле заработка – ассенизатор. Устроиться нереально!

– Сколько получают?

– Когда-то назывались суммы в 4-5 тысяч долларов. Я в 1990 году появился в Израиле с 880 долларами в кармане.

– Зачем вы эмигрировали?

– Не любил советскую власть. Я не большой поклонник Сибири и города Красноярска, в котором жил. Там зябко.

– Сегодня снова бы уехали?

– Сто процентов! Здорово, когда рядом плещется море. Если б остался в той России – уже не было бы ни меня, ни родителей. Через четыре года в Израиле матери делали шунтирование. В Москве тогда не знали, что это такое.

– Родители живы?

– Да. Правда, валяясь с циррозом на больничной койке, думал: жизнь моя – как рассказ О’Генри. Герой ехал тремя разными дорогами, но все равно был убит из одного и того же пистолета.

– В чем схожесть?

– Чем бы ни занимался – в лучшем случае попал бы в эту больницу, где нахожусь. Вот она, точка пересечения.

ГАРИК

– За что вас отчислили из школы Ботвинника?

– В Красноярск приехал Флор. Я бегал за ним, играл в сеансах. Память у меня была отличная. Флор показывал диаграммы – а я говорил, кто играл, когда, какой сделал ход. В цирке это произвело бы впечатление. Соломон Михайлович, человек немолодой, тоже воодушевился. Вернулся в Москву – рассказал обо мне Ботвиннику. Так в 14 лет я очутился в его школе.

Вскоре привезли Гарика Каспарова. Регалий у меня не было, а мозги работали. Обычно варианты считали мы с Гариком. Такая моя бойкость Михаилу Моисеевичу не нравилась. Хоть Каспарова он обожал.

Играл я быстро и легкомысленно. Страдал, когда Ботвинник дал указание: на каждый ход тратить не меньше полминуты. В какой-то партии пожертвовал коня – и проиграл. Ботвинник назвал это “хулиганством” – конь мне еще пару минусов добавил. В итоге из школы освободили меня и Лену Ахмыловскую – в будущем участницу претендентского матча за звание чемпионки мира.

– Если б Ботвинник был жив – как прокомментировал бы вашу судьбу?

– Сказал бы: “Толстый. Энергии нет. Но – старался!” У него была своя система ценностей. По-настоящему хорошо для Ботвинника в шахматах – это Капабланка и Рубинштейн. Сносно – Смыслов. Таль – вызывает вопросы. А полностью невозможно – Бронштейн. Когда я жертвовал коня, это отдавало оппортунизмом. Тянуло к Талю, а то и к Бронштейну.

– Вы говорили про Каспарова: “Порой он переставал быть человеком, начинал играть, как машина”.

– Каспаров – это бросок кобры. Ботвинник – питон. Допускаешь ошибочку, он обвивает, сжимает – и у тебя не остается воздуха.

– Каким юный Каспаров помнится?

– Мы сели у телевизора, шла 12-я серия “Семнадцати мгновений весны”. Я не видел ни одной. Не было у меня привычки смотреть советское ТВ. Каспаров объяснял: “Это генерал Вольф. Он сделал то-то. А это – Мюллер…” Так я узнал содержание предыдущих серий. Но увлекали по-настоящему нас только шахматы. 10-летний Гарик был очень крут.

– Обыгрывали его?

– Мы регулярно играли в блиц, который давался ему фантастически. А у меня была идея – поменять дебютный репертуар. С Каспаровым пробовал варианты. Сыграли партий триста, счет для меня скверный. Но через три месяца на первенстве СССР я ходом d4 победил Каспарова, Романишина, Тукмакова – и поделил с Гарри первое место.

– Когда осознали, что он в вашем поколении “уберет” всех?

– Это было очевидно. Гения чувствуешь. Другой тип мышления. Но и поддержка у него была особенная. Целая свита. Мы не встречались несколько месяцев – Каспаров из мальчишки превратился в плечистого бугая.

– Главная черта его характера?

– Умен невероятно. Импульсивен, подозрителен. Но мне доверял. Расскажу случай. Те, кто знают Гарри Кимовича, сильно удивятся. 1990 год, намечался матч с Карповым. У Каспарова в компьютере – мощная база данных. Теперь-то счет идет на миллионы. А тогда у меня было две тысячи партий, у него – раз в пятнадцать больше. Я попросил разрешения некоторые переписать. Он ответил: “Мы с ребятами отъедем часа на четыре. Вот мой компьютер. Смотри, что хочешь”. Потом указал на отдельные папки: “Сюда – не влезай!” До сих пор интересно: что было бы, если б ослушался? Завыла бы сирена? С Каспаровым еще яркий эпизод связан.

– Какой?

– В 80-е были в Австрии на студенческом первенстве мира. Накануне отлета идем в гостиницу мимо парка развлечений “Пратер”. Гарри предлагает: “Давайте всей командой прокатимся на американских горках. Билеты оплачиваю”. У нас-то денег не было.

– Согласились?

– Саша Кочиев усмехнулся: “Заманчиво попасть в совместный некролог. И все же воздержусь”. Отправились вчетвером – Каспаров, Долматов, Юсупов да я.

– Страшно?

– По сравнению с “драконом” в Барселоне – ерунда. Вот там в 2007-м были минуты ужаса. Когда восьмой раз опрокинули вниз головой, честно, захотелось отстегнуть ремень безопасности. Хотя экстремальные аттракционы люблю. Адреналин!

Австрийская поездка памятна и другой историей. Нашу команду пригласили на ужин в “Хилтон”, где Каспаров давал сеансы. Я заказал сырную тарелку. Когда принесли 20 видов, потерял дар речи.

– Немудрено – для советского гражданина.

– Вы не представляете, какой это был дефицит в Красноярске! Если появлялся в продаже, о сорте не задумывались. Сорт был один. Назывался – сыр. Как-то жене прислали из Литвы два вида. Приятель, директор продуктового магазина, поразился: “Чем вильнюсский отличается от сыра?” Ему в голову не приходило, что существуют разные сорта! В нашем сибирском захолустье нормальное снабжение было разве что в закрытых городах – Красноярске-26, Красноярске-45…

– Бывали?

– С сеансами. Все строго. Колючая проволока, пропускной режим. В Красноярске-26 мне заплатили 80 рублей. Истратил там же. Целый мешок приволок – сто творожных сырков, десять пачек сметаны, четыре килограмма мяса… Разделили на три семьи – мою, родителей и брата.

Красноярск-45 – менее секретный. Там заправлял генерал, фанат шахмат. В 1985-м после первого матча с Каспаровым к нему в гости поехал “смертельно уставший” Карпов. Когда я играл с генералом, распирало от смеха.

– Почему?

– Ходы записывал денщик. А на экскурсии по городу показали роддом. Чтоб поддержать беседу, спросил: “Много рождается детей?” – “Статистика знает”. Я подумал, не расслышали, повторил. Ответ тот же. Наверное, решили, что выведаю секретную информацию и вычислю, сколько всего в городе жителей.

ХУЦПА

– В какой момент примирились с мыслью, что не будете чемпионом мира?

– Рано. По большому счету, моя карьера длилась года полтора. В 1980-м и 1981-м выиграл чемпионаты СССР. Потом из шахматиста, близкого к “замечательному”, превратился в “очень хорошего”. А это уже стандарт. Зато чемпионом Союза становился, не являясь гроссмейстером!

– Это редкость?

– Кажется, ни до того, ни после такого не происходило! Было два звания гроссмейстера – советский и международный. Стать советским – занятие более трудоемкое. Надо в течение трех лет дважды в первенстве СССР попасть в шестерку. Или разок – в тройку. А я выигрываю чемпионат – но звание не присваивают!

– Мотив?

– Да не было мотива. О, молодость, пою тебе я гимны! Никто не возражал – просто не присваивали, и все. Позже лидировал в зональном турнире – и как бы между прочим сообщили. Но когда побеждаешь в первенстве СССР, не особо заботишься, есть ли у тебя звание гроссмейстера. Без него даже прикольнее быть чемпионом.

– При этом одолеть кого-то из великих стариков была для вас задача почти невозможная.

– Да! Я, провинциальный мальчик, вижу героев из книжек. Смыслов! Петросян! Спасский! За доской сковывало преклонение. Перемешиваясь с громадным желанием их обыграть. Эта ядовитая смесь приводила к неприятным результатам.

Старенький Смыслов давил на меня долго. Ходу на 78-м я допустил решающую ошибку. С Петросяном по-идиотски разыграл дебют. Он добился выигрышной позиции. Но внезапно притормозил. Я не понимал – почему? Все явно!

– Чем кончилось?

– Петросян угодил в цейтнот, пожертвовал ферзя. Обыграл меня на нервах. Я спросил: “Тигран Вартанович, как же так?” – “Сейчас выигрываю мало, каждая победа дорога. Нельзя упускать!”

– Со Спасским игралось веселее?

– Он любил поговорить с соперником. Ты садишься за доску, обхватываешь голову руками… Неожиданно раздается голос Спасского: “Чемодан мой потерялся в аэропорту. Да и вообще все как-то странно… Может, ничья?”

А у меня белые! Отвечаю: “Борис Васильевич, хочется поиграть” – “Давайте. Но предложение в силе”. Разыгрывает староиндийскую защиту. Это обычно ходы Каспарова. То есть людей разбойничьего типа. Чувствую – Спасский заиграл в бисову силу! Спрашиваю: “Не подписаться ли нам на ничью?” – “Я не могу отказать…”

– Нынче плохи его дела.

– У пожилых это неизбежно.

– У 92-летнего Авербаха с каждым годом все лучше.

– Очень рад, если Юрий Львович процветает. Чаще бывает иначе – я видел Мишу Таля за два года до смерти. Это была тень. Приятнее вспоминать, как познакомились.

– Как?

– В Красноярске блиц-турнир, Таль давал сеансы. Я опоздал, но меня, 18-летнего, к нему привели. Таль понятия не имел, кто я. Сели играть. Вы знаете, что такое “хуцпа”?

– Нет.

– Запомните, важнейшее слово. Типа – “А я смогу!” Выигрываю у Таля первую партию. Следом он – три. Потом опять я. Матч заканчивается 5:5. Изумленный Таль на меня смотрит: “Еще?” Нет бы отказаться – а я махнул рукой: “Ладно. На победителя”. Он выиграл.

В следующий раз столкнулись, когда я стал чемпионом Союза. После 11 туров у меня положение безнадежное. Но свел вничью отложенную партию, четыре выиграл. Предпоследний тур, делю второе – пятое место.

Еду в лифте, назавтра играть с Разуваевым. Хочу избрать осторожное – чтоб обеспечить себе место в следующем первенстве СССР. Вдруг в мозгу мелькнуло: если выиграешь эту… затем еще… То – что?!

– Как сыграли?

– Рискованно. Быстро выиграл. А Юсупов весь турнир провел в отложенных партиях – на них сидел, лежал и делал все остальное. Его ждало пять доигрываний! Заключительный тур. Прихожу – а на мою табличку садится голубь.

– Вот это знак.

– Я не суеверный, но к таким вещам присматриваюсь. Свою партию выиграл. Юсупов с Долматовым проигрывают. Догнать может лишь Белявский. Я физически желал ему победы!

– Почему?

– Представил атмосферный столб, который на меня обрушится, если в одиночку стану чемпионом. Белявский выиграл, звание мы поделили. В ресторане подходит Таль: “Я – Миша. Обращайся на “ты”. Ну что, солнцем полна голова?” Угадал!

ФИШЕР

– С Фишером встречались?

– Через дверь.

– ???

– В 1993-м он жил в Будапеште. Я работал с Юдит Полгар. Возвращаемся с прогулки, на автоответчике сообщение: “Это Фишер. Перезвоните”. Юдит запрыгала от восторга. Они потом общались. Поселился он на том же этаже, в соседней квартире. Но пять метров, разделявшие нас, оказались преградой непреодолимой. Как-то Жужа спросила: “Хотим с Бобби пивка попить. Ты с нами?” – “Конечно”. – “Я уточню – не против ли он”. Фишер был непреклонен: “Нет!”

– Почему?

– Еврей из Советского Союза, живущий в Израиле, – для него это было чудовищное сочетание. Я не горевал. Нынешний Фишер был малоинтересен. В молодости я помнил все его партии, но тот Фишер, к сожалению, закончился в 1972 году.

На почве антисемитизма и ненависти к Америке у него обострились проблемы с головой. Когда террористы разрушили в Нью-Йорке башни-близнецы, он в интервью филиппинскому радио выражал бурную радость. Евреев избегал. Исключение – Андрэ Лилиенталь. В Будапеште они сдружились. Но в день его рождения Фишер долго топтался под окнами квартиры Лилиенталя. Один из гостей, Евгений Андреевич Васюков, не выдержал, спустился: “Бобби, почему не заходите?” – “Там кругом евреи”. – “Вы преувеличиваете. Я не еврей”. Фишер оживился: “Докажите!”

– Как вас занесло в тренеры к сестрам Полгар?

– В 90-е голландский миллиардер проводил турниры, съезжалась шахматная верхушка. Приехал в Арубу. Узнал, что Юдит собирается играть матч со Спасским. Начал помогать. После победы она пригласила заниматься в Будапешт. Эти уроки долго вспоминал с ужасом.

– Почему?

– 20 суток по восемь с половиной часов беспрерывного анализа. Я одурел! Представьте: вас запирают с 17-летним гением и заставляют решать совместные задания. Рождается комплекс неполноценности. Юдит в молодости напоминала мне компьютер сильнее, чем кто угодно. Рассчитывала почти без ошибок. При колоссальных пробелах в стратегии. Месяца три после мы не работали. А в 1997-м я провел с Юдит в два раза больше времени, чем с женой. У вас двусмысленные улыбки!

– Жена поняла?

– Это оплачивалось.

– Юдит могла говорить о чем-то кроме шахмат?

– Когда уходили родители, мы слушали рок. От Pink Floyd до Dusty Sprinrfield. Не было бы меня рядом – Юдит врубала бы heavy metal.

– Кавалеры вились?

– Отшивала. В итоге вышла за венгерского ветеринара. У него своя клиника. Сестры, Жужа и София, тоже замужем. У всех куча деток.

– Общались на русском?

– Русском и английском. Сестры посещали русский детский сад, мама их из Закарпатья. Жужа – полиглот, у нее на приличном уровне языков шесть. Учитывая, что муж вьетнамец, – наверняка освоила седьмой. Живут в Америке. А София с мужем, шахматистом Ионом Косашвили, – в Израиле.

ИНДИЯ

– Сколько отработали в Индии?

– С 2006-го по 2010-й. Тренировал всех, кроме Ананда. Шахматисты там одаренные, но есть проблема отцов и детей. В Индии огорчить родителей – табу. Из-за этого нередки случаи, когда молодежь заваливает вступительные экзамены и кончает жизнь самоубийством. Или такой пример. Классную индийскую шахматистку папаша послал учиться на бухгалтера. Она понимает все величие этого решения, но не в силах его по достоинству оценить.

– Антисанитария повсюду?

– Сейчас – нет. Это в 1988 году, когда впервые там побывал, насмотрелся всякого. Причем оказался в Калькутте, которую сами индийцы не жалуют. За духоту, плотность населения и соседство с Бангладеш. Ехали медленно по центру на машине, кондиционера нет. В открытое окно совали руки калеки, прокаженные, нищие. Шофер отгонял их: “Тут надо быть немножечко фашистом…” Я, старый либерал, горячо возражал. Когда же прогуливался по Калькутте, проклял все.

Меня окружили десяток бродяг. Из жалости сыпанул горсть монеток – и толпа моментально разрослась до нескольких сотен. Прибавил шаг – не отстают. Преследовали километров пять. Если сворачивал в магазин – дожидались у дверей. Зайти боялись – вышвырнули бы сразу.

– Что посоветуете туристу, который летит в Индию?

– Этот совет пригодится в любой азиатской стране. Ничего съестного не покупать на улице. Овощи и фрукты мыть с мылом. В ресторан идти только тот, где кондиционер и меню на английском. Но воду, которую индийцы подают в графинах, пить нельзя. Она из-под крана.

– Представления об этикете там тоже специфические.

– Как повезет. У индийца из высшего и среднего слоев общества с этикетом порядок. Из низшего – беда. Тот в самолете способен снять носки и вытянуть ноги перед твоим носом.

– Как насчет традиционных индийских развлечений – крикет, Болливуд?

– Фанат крикета – Петя Свидлер. В Индии это спорт номер один, но мое знакомство с ним ограничилось парочкой телетрансляций за ужином в ресторане. И с кинозвездами не пересекался. Кстати, почти весь Болливуд – давным-давно в Швейцарии. Это их любимое место съемок.

– За руль в Индии рискнули сесть?

– Я вообще машину не вожу. У меня и прав-то нет. Перед отъездом в Израиль благодаря одному шахматисту купил их за 100 долларов. Но никому не показывал.

– Что так?

– Тогда израильтяне каждые вторые права из Советского Союза признавали фальшивкой. С этими меня бы точно завернули. Отпечатаны в Киеве, на сомнительном принтере… Я чувствовал себя Паниковским.

ЦИРРОЗ

– Как узнали о болезни?

– В 2001-м прилетел в Москву на первенство мира. До этого три недели валялся с температурой 41 градус. Здесь она упала до 38,5. Отвезли к мануальному терапевту, который сказал: “Что-то с печенью. В Израиле – немедленно на обследование”. А там чемпионат мира по блицу. Перед финалом услышал от доктора, что у меня цирроз. В ту же секунду понял – шахматная карьера завершена. После сыграл несколько партий, но это уже был не я. “Псахис-2”.

– Откуда цирроз?

– К нему приводят алкоголизм либо вирусный гепатит. В моем случае – второй вариант. Гепатит С внесли с кровью еще в Союзе. В 1973-м была опухоль на ноге. Когда вырезали, произошло жуткое кровотечение. Переливание крови, реанимация, 50 дней в госпитале…

Может, потому и карьера не состоялась. Был гепатит С, о чем я не подозревал. Болезнь называют “медленный убийца”. Большую часть срока о ней не догадываешься. Она из тебя высасывает энергию. Ты дряхлеешь, но списываешь все на возраст.

Цирроз постоянно дарит новые знания. Например, раздувает живот. Это асцит. Я весил 130 килограммов, из них около 30 – отеки. Вода, скопившаяся в брюшной полости. После операции ушло за месяц.

– От диагноза “цирроз” до операции – сколько времени?

– Пять лет. Несмотря на отвратительную слабость, мотался в Индию, Ханты-Мансийск. На Азиатских играх в Китае стало совсем худо. Слово “кранты” не отражает. Врачи с трудом отправили домой. Дальше начала отказывать голова. Для шахматиста штука досадная. Я знал, что с телом проблемы, но голова – это “мое”! Выяснилось, печень не удаляет плохие вещества. Те меняют на какой-то процент состав крови.

– И что?

– Пошли в ресторан. Жена говорит, выглядел я странно. Но сам не ощущал. Заказал антрекот – а разрезать не получается. Перешучиваюсь с официанткой. Дома заснул. Помню, жена бьет меня по щекам, плачет: “Вставай!” – “Куда?” Повторяю без конца: “В чем идея? В чем идея – вставать?” – “К тебе доктор!”

Приступы были все чаще. Поехали на Голанские высоты в заповедник. Вскарабкался на 300 ступеней – а на следующий день лежал пластом. Жена дает мобильник – я не могу нажать кнопку. Забыл, как входить в шахматную программу “Chess Base”.

– Понимали, что уходите?

– Конечно. Я угасал. Думал: “Интересно, буду ли задавать самому себе дурацкий вопрос – за что это мне?” Быстро понял – нет. Самое мучительное – когда из тебя “вытекает жизнь”. Цирроз не лечится, только пересадка печени. В очередь я встал после Китая.

– Длинная очередь?

– Доживают не все. В Израиле сложно в этом плане, по религиозным соображениям не каждый отдает органы. Да и страна маленькая. В Европе проще. Вырежут у покойника – и спрашивать не станут.

Когда в очереди по Израилю достиг почетного первого места, была уже призрачная надежда, что успеют сделать операцию. Лежу в больнице, гнию – печени нет. 17 дней ждали! Врачи потом говорили: “Еще сутки – и все…” По дороге в операционную настраивался, как на очень трудную партию. Твердил: “Соберись!” Возможно, льщу себе, но когда вышел из мрака, было абсолютное убеждение: если б не это качество, выработанное шахматами, – я бы не вытянул.

– Сколько стоит пересадка печени?

– В Израиле – бесплатно. А из Индии, когда хотели ускорить, ответили: “150 тысяч долларов плюс ваш донор”. Я твердо решил – на это не пойду. Все равно помирать.

ВИДЕНИЯ

– В курсе, чью печень вам пересадили?

– Нет. Я специально не выяснял. Так спокойнее.

– Сколько длилась операция?

– 12 часов. Переливали дикое количество крови. Месяц было ощущение, что это не я. Из горла торчала трубка. Жена нарисовала алфавит – пытался указать букву, а рука падала. В реанимацию заглянул главврач. Проверять, соображает ли башка. Я назвал свое имя. “Где вы?” Этот вопрос поставил в тупик. Но я схитрил по-шахматному: “В больнице!” – “В каком она городе?” – “Лондон”. – “Сколько вам лет?” – “34”. Мне было 52.

– Видения случались?

– Каких только не было! Брат с таким сталкивался по службе – сказал моей жене: “Не бойся, он все забудет”. Но я, к сожалению, ничего не забыл.

В голове не заканчивался шахматный турнир, где ставка – жизнь. Я должен войти в двойку. Из гроссмейстеров играл Миша Гуревич, мой старинный приятель. Остальные – дети санитаров. Борьба серьезная. Я разыгрывал один и тот же вариант защиты Нимцовича. Попадал в цейтнот. Среди ночи будил сиделку: “Катя, у меня мало времени – беги, предложи ничью!” Та пугалась: “Я не понимаю, о чем вы” – “Скорее!” Выход нашла жена. Сделала вид, что убегает, вернулась: “Они согласны”. Это веселая история?

– Не очень.

– То чудилось, что я – в Лондоне, там произошел военный переворот. Очнувшись, первым делом поинтересовался: “Почему меня не расстреляли?” То был с делегацией в Грузии, играл в шахматы с Саакашвили, зазывал всех на экскурсию. Когда проснулся, увидел реанимационное отделение и медбрата, араба. Спросил: “Хусейн, почему я здесь, а не в Тбилиси?” Самое забавное в такие мгновения – пересечение реальности и… альтернативной реальности, назовем ее так. Я же все четко помню!

Еще дважды в своих, надеюсь, видениях я умирал. Что обычно об этом рассказывают? Коридор, полоска света… У меня было иначе.

– Как?

– Померев первый раз, долго копался в интернете – что пишут о моей смерти? Второй раз возникло ощущение невероятного счастья. Все муки в прошлом. Я лежал и размышлял: “Почему я тут? Надо подняться, покинуть комнату”. Но что-то удерживало. Пока пытался разобраться, услышал голос врача: “Псахиса на перевязку”. Отвечаю: “Какая перевязка? Я же умер!” – “Да что ты! У тебя улучшились все анализы!” Через секунду ко мне вернулось сознание… Что это было? Не знаю! Я человек не религиозный. Процентов на 90 – атеист и на 10 – агностик.

– Не почувствовали себя верующим после такого?

– Нет. В Америке живет мой друг, шахматист Борис Гулько. Вот он набожный. Когда в больнице беседовали по скайпу, сказал: “Лева, мы за тебя читаем молитвы”. – “Спасибо” – “Хорошо бы тебе дать какой-нибудь обет” – “Нет, Боря, это не моя игра. Лучше читайте молитвы”. Никогда ничего подобного не делал, а сейчас начну: “Плиз, плиз…” По-моему, неправильно.

Верю я не в Бога, а в космос. В психологическую поддержку. Поэтому попросил по скайпу Сашу Бабурина в своем шахматном интернет-журнале написать о моей болезни: “Помощь не требуется. Достаточно сочувствия и добрых пожеланий”. Набралось их немало. Может, действительно помогло? Я прикинул, что это добавит мне 1-2 процента. Ха! Изначально свои шансы выкарабкаться оценивал в 15-20 процентов. Когда все осталось позади, доктор сказал правду: “У вас было два процента. Даже после пересадки печени”. Я ж еще месяц балансировал на грани. В полной несознанке. Сакраментальная фраза: “Мы его теряем” звучала неоднократно. Пошел на поправку, когда сделали вторую операцию.

– Для чего?

– Нужно было убрать то, что в меня влили. Но врачи не знали, выдержит ли сердце? Когда наконец очухался и добрался до компьютера, написал в Facebook: “Дамы и господа, большой сюрприз! Я все еще жив!”

– Оптимистично.

– Иногда думаешь, что счастье – первый миллион долларов. Или десятый. Чепуха! Пять месяцев я спал только на спине. Измучился страшно! И вот получаю возможность лечь, как хочу. Ребята, поверьте, это счастье не сравнится ни с чем! Сплю на боку, смотрю фильмы, брожу в интернете… Я кайфовал от самых банальных вещей.

– Какое кино просила душа?

– К Антониони был не готов. Предпочитал комедии. В клинике транслировали российские каналы – на ура шло все, включая “Модный приговор”! Потом залез на шахматные сайты. Почувствовал себя, словно персонаж Вашингтона Ирвинга – Рип ван Винкль. Тот 20 лет проспал в горах, а я был в ауте несколько месяцев. Читаю, что Свидлер выиграл Кубок мира. И долго-долго вспоминаю – кто такой Свидлер?

– С памятью проблемы?

– Подводит иногда. То ли болезнь виной, то ли возрастное. Вообще то, что сижу сегодня перед вами, – конечно, чудо. Врачи говорили, что и без диализа печени вряд ли проживу. Делать его необходимо трижды в неделю.

– Это дорого?

– Для меня как гражданина Израиля – бесплатно. Просто при таком раскладе не смог бы никуда выезжать. Но диализ не потребовался. Я отношусь к редкой группе людей, которые спустя три с половиной года после операции не начали опять лечение.

– Что теперь не для вас?

– Болячки по-прежнему при мне. Гепатит С живет в крови, а не в печени. Рано или поздно придется пройти по второму кругу. Есть новые лекарства – надеюсь, и эту схватку я выиграю.

Пока мне можно все. Спокойно гуляю по десять километров вдоль моря. С женой в Ватикане поднялся по винтовой лестнице. 320 ступенек. Назад было тяжелее – но выдержал. Люблю устраивать себе проверки на прочность. Когда в больнице сделал первый шаг, меня держали два дюжих санитара. Да и не шаг это был – еле-еле подвинул ногу на сантиметр. Ходил с тросточкой. Через пять месяцев откинул ее и рванул с семьей в Прагу.

Для мужика самое гнусное – физическая несостоятельность. Хуже любой боли. Лежишь, как “тумба Юханссон”, и просишь: “Поверните мне руку… Подвиньте ногу…” Бесконечное моральное унижение.

– Алкоголь под запретом?

– Отчего же? Греет сам факт – знаю, что могу выпить. Пусть доза скромная – стаканчик вина в неделю. Да больше и не хочется.

– С учетом всего, что пережили за эти…

– Три часа интервью? – усмехнулся Псахис.

– В том числе. Чего еще от жизни ждете? О чем мечтаете?

– Не осталось уже мечты. Как и амбиций. Хочется жить дальше – но так, чтоб было интересно. Ездить по миру, работать с учениками, радоваться их успехам. Допускаю, кто-то скажет: “Что хорошего, когда живешь жизнью других?” Я не комплексую. С возрастом понятие “скучно” или “не скучно” должно быть определяющим. С финансовой точки зрения выбрал специализацию не самую привлекательную – занимаюсь только с талантливыми людьми. Охват резко уменьшается – зато не скучно.

Опубликовано на обновляющемся сайте 15.11.14  11:08