Материалы собраны из воспоминаний, опубликованных в эти праздничные дни на стр. в фейсбуке – А. Ш.
Михаил Вейцман
Я внук двух дедов фронтовиков, внук гвардейца майора минометчика Михаила Вейцмана и сержанта Льва Львовича и это мой день не меньше, чем агрессивных и бряцающих оружием пропагандистов.
Пожалуйста, не мешайте классическое “никогда больше” на плюгавенькое “можем повторить”.
Цвет победы он красный, красный от крови, усилий и воли советского, американского, английского и десятка других народов. Победа общая, одна на всех над единым врагом. Не ведитесь на пропаганду, гордитесь дедами без лент и военных парадов. Поздравьте ветерана и старика вместо цепляния запятнавших себя лент.
С Днем Победы, друзья!
Михаил Эпштейн
Похоронка, или “Ну ничего”
Примерно через полгода после начала войны моя тетя Софья Михайловна Эпштейн получила похоронку на своего мужа Михаила Михайловича Глазова.
Она была в эвакуации с пятилетним сыном, и можно представить, что она испытала, открыв письмо. Привожу текст в оригинальном написании, только расставив точки.
6/XII 41 г.
Привет
Тов. Эпштейн София Михайловна
Сообщаю вам что много приходилось встречаться с вашими письмами и сегодня я решил написать. Верно это неочень Вас обрадует. Ну ничего. Ваш отец или муж Михаил Михайлович пал смертью храбрых в бою защищая родину. Вот что я могу вам сообщить. Ну ничего, мы за него отомстим в тройне. Так что наше дело правое и победа будет за нами.
С приветом к вам
Вот и всё, оно же “ну ничего”.
А рядом на похоронке красной ленточкой приклеено фото дяди Миши с такой надписью:
Тов. Глазов М. М.
За славную службу в Красной армии и создание благоприятных условий для дела победы.
Награждаетесь Вашей личной фотографией.
Командир полка
/СУВОРОВ/
Слава Богу, оказалось, что дядя Миша не был убит. Это была ложная похоронка. Он был ранен, попал в плен, провел там несколько месяцев, потом ему удалось бежать – и много тяжелого испытать на родине, которая охотнее хоронила своих сыновей, чем принимала назад из плена. Об этих мытарствах он не рассказывал, в отличие от истории своего побега от немцев.
Дядя Миша был одним из самых жизнерадостных людей, каких я знал, — и доставлять радость людям стало его профессией. Он работал массовиком-затейником (ныне говорят “аниматором”) в домах отдыха, санаториях, пионерлагерях. Разложив свой инвентарь из каких-то загнутых трубочек, он учил меня немудреным фокусам. Ниже одна из немногих его сохранившихся фотографий — “парадная”, со всеми наградами, среди которых и почетный орден Красной Звезды. Снимков дяди Миши сохранилось немного, потому что сам он и был главным семейным фотографом, его место было за, а не перед объективом. На последнем фото дядя Миша на работе, среди отдыхающих. Он стоит внизу справа, я слева, мне 10 лет.
Дядя Миша дожил до 86 лет, а сын его, мой двоюродный брат Эдик умер от рака в 34 года. Тетя Соня дожила до 91 года и до последних дней легко сбегала по ступенькам с третьего этажа многоквартирного московского дома. Когда в сентябре 2004 случился Беслан, тетя Соня сидела перед телевизором. Ей стало плохо, с инфарктом ее отвезли в больницу, где она вскоре умерла, – еще одна, неучтенная жертва Беслана.
Leonid Rein
Для меня и для нашей семьи День Победы – это не фанфары, не марши, не песни и пляски, а День Памяти павших. В этот день я вспоминаю обоих моих дедов, рядового Шевеля Рейна пропавшего без вести в боях в Польше в 1944 г.; гвардии рядового 101-го стрелкового полка, 1-й гвардейской армии Лазаря Розенталя, умершего от ран полученных в боях за Воронеж в новогоднюю ночь 1943 г. ; брата моего деда со стороны мамы, рядового 259-го стрелкового полка Якова Розенталя, пропавшего без вести в сентябре 1941 г; брата моей бабушки со стороны мамы, рядового 372-й стрелковой дивизии, Льва Малинковича погибшего в январе 1943 г. в боях за прорыв ленинградской блокады. יהיה זכרם ברוך Также в этот день мы отдаем дань уважения тем, кто вернулся с той войны (некоторых из них уже тоже нет с нами) – сестре моего деда с маминой стороны, старшему сержанту Анне Розенталь, одной из легендарных девушек-снайперов; брату моей бабушки с маминой стороны, капитану артиллеристско-технической службы, Семену Малинковичу (ז”ל) и еще многим другим кого я не знаю, кто не отсиживался в Ташкенте (как утверждали поганые антисемиты-полицайские дети и внуки) а был на самой что ни есть передовой. http://lyonka72.livejournal.com/345231.html
Роберт Розбаш
На этих фотографиях мой дед Яков Абрамович Розбаш и его брат Аркадий. Оба начали войну кадровыми военными. На западной Украине
Аркадий погиб в первые же дни. Пропала и его семья. Дед прошел с первых дней , через отступления, страшные бои под Киевом. Битву под Сталинградом (то, что он мне о ней рассказал я не перескажу никому). И вышибла его война уже в дни приближения победы. Под Кенинсбергом. Оторвав правую руку и воткнув в голову кусок снаряда. Но он выжил. И выжила моя семья.. Выжили родители всех тех, кто читает эти строки. Иначе бы они просто не появились на свет. И строки и их читатели..
Я безмерно благодарен за такой подарок, как жизнь всем тем, кто воевал и не вернулся..и тем, кто вернулся, оставив свои кровь, слезы и пот на бескрайних полях смерти 39/45гг
Михаил Алтерман
9 Мая, день Скорби и Памяти!
Сегодня пост чисто семейный. Мои мама и папа были младшими в своих семьях, воевали их старшие братья. Все три моих дяди прошли войну. У всех судьба сложилась по-разному.
Дядя Моисей (папин старший брат) начинал войну на Западном Фронте в 41 году, был ранен, а затем был начальником санслужбы 162 танковой бригады, военврач 2 ранга, в боях за Воронеж был представлен к Красной Звезде за личное участие и организацию эвакуации раненых под огнём (из 760 раненых ни один не погиб), но дали только медаль За боевые заслуги. Во время Харьковской операции, когда немцы перешли в контрнаступление, погиб в бою обороняя госпиталь 8 марта 1943. Где могила, и есть ли она неизвестно.
Мамин старший брат, дядя Зюня, тоже начинал войну на Западном фронте, а закончил в Манчжурии, в 1945, разгром Квантунской армии. Под постом их фотографии.
Мамин средний брат, до войны его звали Шуня Брандес, после войны и до его смерти – Александр Левицкий. Его военных фото не будет, поймёте в конце почему. Когда всё повалилось в июне-июле 41 он лесами вышел в родное местечко. Все мои родились на Волыни, в местечке Вчерайше (сейчас Житомирская область), там ещё жили его бабушка с дедушкой. Потом он оттуда ушёл каким-то образом после организации гетто. Я это вычислил, когда нашёл его имя (Шуня Брандес) в Книге Памяти Яд ва-Шем вместе с именами моих прабабушки и прадедушки. Насколько я знаю, он долго скитался, смог сменить документы на Александра Левицкого, украинца. В конце концов его поймали немцы и он оказался в концлагере. Медосмотр он прошёл, поскольку единственный в семье был необрезанный (в такое время родился). В 45 их освободили советские войска, и весь освобождённый лагерь целиком отправили в Сибирь за добавкой, ещё на 4 года. Естественно о своём настоящем имени он не упоминал. Никто в семье о нём ничего не знал (искали Брандеса, а не Левицкого), тем более что все родственники во Вчерайше легли в один ров, и до 49 года о его судьбе никто в семье не знал.
В 49 году дядю Сашу выпустили из лагеря. Ничего о своей семье он не знает. Запросы делать не может. И он едет в Одессу, где они жили до войны. По дороге он решает сойти с поезда в Москве и разыскать моего отца. Они в детстве дружили, пока семьи жили в одном местечке, а потом все разъехались. Это отдельная история, которая началась арестом моих дедов ЧК, а закончилась в Голодомор. Примерным поведением оба не отличались, апогеем было, когда они, пацанами, сожгли синагогу и потом скрывались в лесу, пока всё более не менее успокоилось. В 49 году мама с папой уже были год как женаты, о чём естественно он не имел понятия. Разыскал он папу, ну и естественно они взяли бутылку водки и отмечают это дело. Приходит мама из института, и что она видит. Да, жили мы в деревянном доме/бараке и вход из сеней, был прямо на кухню. Сидит какой-то мужик (а дядя Саша сел спиной к двери, и когда она вошла, прикрыл лицо ладонью). На столе бутылка водки, уже почти пустая, молодой муж сильно поддамши (зная дядю Сашу и папу, я сильно подозреваю, что бутылка была не одна). Реакция естественная, гордо подняв подбородок, пройти мимо и сообщить мужу, что он пьянь. Что она и сделала, а когда она прошла, дядя Саша, ей в спину – А брату здрасти сказать? Она обернулась и тут же упала в обморок (единственный в её жизни). Вот так. А фотографий его в 40е нет. Ни в немецком, ни в советском лагерях фотографирование не практиковалось (кроме лагерной охраны естественно).
С праздником 9 Мая! С Днём Памяти!
Andrei Roman Bessmertny-Anzimirov
Мой отец, кинорежиссёр-документалист майор Роман Григорьев, начальник киногрупп Юго-Западного и Западного фронтов. Отец дошёл до Будапешта (второе фото) и Вены (третье фото)
Ирина Черкасова
Это мой самый любимый праздник, потому что это победа не дурных политиков, а моего деда и моей бабушки! Бабушка рассказывала, что она очень плакала в этот день, потому что она очень хотела попасть на фронт, но её не пустили, т.к. она была передовиком тыла. Она работала на военном заводе, а вечерами ездила по железной дороге на товарнике в соседний город, учится на медсестру. У меня до сих пор сохранился диплом с её оценками, она очень хотела попасть на фронт. Когда началась война ей было 17 лет, я не могу себе представить, как эта хрупкая девушка работала на заводе за нескольких человек, самый большой процент её нормы был – 512% за смену. За пятерых….
А дед о войне говорить не любил, зато в детстве всегда водил меня на парад.
Ilana Baird
Мой самый любимый и родной дедушка Бенцион (Борис) Моисеевич Мейлах уже 20 лет как не с нами. 9 мая – единственный майский праздник, который он любил.У него была невероятная способность предвидеть события. Он называл это – “интуиция”. Только сейчас я нашла на сайте описание подвигов, которые он совершал на войне. Но нам он не любил рассказывать о войне. И не рассказывал о подвигах. Только одну историю я помню. Он полз по лесу с заданием восстановить прервавшуюся связь, под выстрелы немецкого снайпера, который видел его как на ладоне и стрелял в него, чтобы посмеяться. Подстрелил ягодицу. Дед просто встал, на глазах у снайпера, оторвал и привязал окровавленную штанину на ветку и, выпрямившись, пошёл по лесу, развевая красное кровавое знамя. Снайпер перестал стрелять по непонятным деду причинам, и дал ему дойти до места, где он благополучно починил связь. Обыкновенное чудо! Потом дедушка поменяет билеты на самолет и прилетит домой с отдыха на неделю раньше под странным предлогом “соскучился”, а его самолет (которым он должен был лететь) разобьётся через неделю… И ыообще было много всего… А май он не любил. Никогда. И говорил об этом нам. И умер он 1 мая:-( Самый светлый и добрый человек на свете. А с войны он принес три ранения и раздробленную руку. И любовь к жизни, легкий характер и морозоустойчивость (ходил без шарфа в мороз минус 40, ведь на войне они спали на снегу, укрывшись шинелькой…
Любим тебя и всегда будем любить! С праздником, дедушка! С твоим праздником!
Gennady Korban
Во времена СССР часть нашей семьи проживала в Риге. Латвию тогда называли советским западом.
У моего отца был отчим, которого я звал дед Димка. Это был одновременно очень позитивный и язвительный человек.
Во время войны он был ранен в горло, поэтому говорил дед не голосом, а звонким хрипом. Он частенько подкалывал домочадцев своим едким хриплым юморком.
Дед Димка научил меня играть в шахматы, и лишь, однажды проиграв, был вынужден показать мне свои награды и личную грамоту от Сталина – за взятие Берлина.
В то время дед Димка крутился, как все советские люди. Спекулировал запчастями для жигулей. На вырученные деньги он всегда доставал несколько ящиков бананов. И поэтому в нашей рижской квартире часто стоял аромат свежих бананов, которые в то время считались деликатесом. Во всем Союзе их можно было почему то достать или в Риге или в Москве.
Сегодня праздник Победы многие пытаются отождествлять с какими-то лозунгами, флагами и другой пафосной политической атрибутикой.
А у меня этот день ассоциируется с запахом бананов, которые дед Димка тащил в дом разыгрывая их со мной за партией в шахматы.
Roman Yanushevsky
Иосиф Львович Хвенкин, брат моей покойной бабушки Анны Львовны Янушевской. Молодой лейтенант, командир пулеметного взвода. Погиб в апреле 1942 года под Ленинградом. Это цена, которую наша семья заплатила за победу. Другой родственник, дальний, вернулся с фронта живым, повоевав в танковых войсках, но я еще был слишком мал, чтобы понимать, насколько важно было поговорить с дядей Ваней. А потом он умер. С днем Победы! Мы живы.
Darina Privalko
Это военный билет моего дедушки Зямы. Пятно внизу – не кола и не кетчуп.. Дедушка был ранен, но вернулся на фронт и прошел всю войну, своим примером бросая вызов тем, кто верит стереотипу о евреях, как “тыловых крысах “.. Хотя я уверена, что дедушка в те дни не думал о мнениях обывателей, а просто делал все возможное, чтобы защитить Родину и свою семью. Всех не удалось… Как у многих киевских евреев, и у меня есть родные, чей путь прервался в Бабьем Яру… Но дедушка Зяма и бабушка Зина (Зельда) выжили! Это они до и после войны.. Мои тети Неля и Ната родились в 1937 и 1938, а мамочка Ada Tinyanova- в дни послевоенной разрухи, в 1947. Если бы они решили “остановиться” на тете Неле и тете Нате , то не было бы ни меня, ни моей сестры Машки Мария Мартынюк, ни наших с ней чудных Игорехи Игорь Мартынюк и Даника Siamskiy Kot! Как здорово, что в самые страшные дни люди не боялись влюбляться и давать новую жизнь.. А может боялись – но все равно давали нам, внукам и правнукам, шанс жить – и верили, что мы будем жить в мире .. Make Love Not War…
Gali-Dana Singer
Похоронка на моего деда Гиллеля Лейбовича Мазья. Дед никогда не менял свои “неудобные” имя-отчество-фамилию (хотя на работе его и звали Ильей), но стоило пасть на поле боя, как тут-то его и русифицировали. Похоронку бабушка получила, когда война уже кончилась, так что ни о какой пенсии речи уже быть не могло
Мой дед Гиллель Лейбович Мазья (1909-1941) перед войной у станка на заводе “Словолитня”.
Из воспоминаний моего отца:
“Гиля был старшим сыном и должен был помогать отцу содержать семью. Получить высшее образование он не мог как сын лишенца и с 1930г. работал слесарем, a с 1934г. – механиком на ленинградском заводе “Словолитня”, где изготавливали оборудование для типографий.
В последний раз я увидел своего отца в середине июля 1941г. Как ни напрягаюсь, сколько-нибудь отчётливо вспомнить его живым не могу. На моё собственное, не стёршееся до сих пор, детское ощущение кого–то большого, улыбающегося и ласкового наложились его изображения на нескольких фотографиях и рассказы матери. Она говорила, он любил шутить. С увеличенного снимка 1941г., висящего в моём домашнем кабинете, на меня смотрит симпатичный, серьёзный молодой человек, но неужели это – мой папа? Два моих сына выглядят старше.
Мама рассказывала мне, что в тот год они строили радужные планы. Зарплату папы увеличили, и он купил ей беличью шубку, которую, уже сильно истёршуюся, она донашивала через несколько лет после войны.
Между прочим, на заводе отца звали Ильёй, а не Гилелем, как в паспорте, и это обьясняет выбор моего имени. Наивные родители полагали, что, именуясь “Владимир Ильич”, как Ленин, я смогу легче вписаться в окружающую среду.
В начале войны на “Словолитне” налаживалось производство военной техники. Отец имел право на бронь, но отказался, сказав жене, что ему стыдно по улицам ходить, когда другие воюют. Отправившись в военкомат в начале июля, он записался добровольцем.
…
Мой отец погиб под Ленинградом 21 декабря 1941 года. В “похоронке” сказано, что он убит у деревни Венерязи вблизи Пулкова (ныне не существующей), а недавно я прочитал на сайте “Мемориал” в графе “Где похоронен”, что он был “оставлен на поле боя после отхода наших частей””.
Мой дед Гиллель Лейбович Мазья. Погиб на фронте.
My grandfather Hillel Maz’ya
Григорий Лейбович Мазья. Погиб на фронте.
My grandfather’s younger brother Hirsh.
Шимон Левин
Мой дед Гвардии старший лейтенант Левин Хаим Залманович
Скончался от ран в 1944 году
***
БОЙЦУ
Бойцу сто грамм не повредят,
Пусть даже символических:
Боец свой праздник встретить рад
Отнюдь не прозаически!
Раз День Победы, праздник свой
Боец встречать готов,
Дай Бог ему живой настрой,
И чтоб он был здоров!
***
ПАТРОН
Вдвоём остались на один патрон.
Они шагают — скоро будут рядом.
В плен оба не хотим, ни я, ни он:
Замучают … От нас досталось гадам.
На пальцах бросили… Вот так, патрон его.
Прощай, приятель, не тяни резину.
Обнялись. Выстрел. Всё теперь для одного,
Воюй, как хочешь, хоть кидайся глиной.
Не скроешь наши славные дела:
Они приметили, а может, догадались,
Что пуст подсумок, что фортуна подвела,
Что мы ни с чем под занавес остались.
Теперь идут уже не торопясь,
Бесстрашные, раз у меня запас истрачен.
Ещё чуть-чуть и за меня возьмётся мразь,
А у меня нет ничего, чтоб дать ей сдачи.
Завидую приятелю: лежит,
Плевать ему на всё — с него не взыщут.
Как жаль, что не был я с утра убит!
Какие дуры пули — только мимо свищут.
Какой-то сзади шум и вдруг разрыв,
Они попятились и двинулись обратно.
Смотрю на них, не двигаясь, застыв:
Бегут назад? Зачем? — Мне непонятно.
Два наших танка — чудо из чудес:
Как видно, я у бога на примете!
Кричат, чтоб на броню скорей залез,
Мол, торопись, пока тебе удача светит!
Что если б он на пальцах проиграл? —
Патрон тогда бы у меня остался,
И всё, уже бы я отвоевал,
А он на танке по полям мотался.
Автор стихов – Леонид Шустер, прислал их специально для сайта.
Если кто-то еще хочет поделиться воспоминаниями, присылайте на адрес сайта, указанный на главной стр. В дальнейшем они будут добавлены в этот материал, либо в его продолжении.
А здесь можно увидеть большой материал Этот День Победы, опубликованный год назад.
Подготовлено и размещено 9 мая 2016