Продолжение. Начало
18
Со станции Калинковичи эшелон отправился в Украину. После моей
случайной встречи в Калинковичах мы еще долго сидели и разговаривали.
Мои друзья говорили:
– Тебе, Коля, здорово повезло встретиться с родными.
Ночь прошла спокойно. Больше меня не интересовало по какому маршруту
дальше пойдет эшелон. Любое направление вело на фронт. Утром эшелон
прибыл в Овруч. Я с товарищем сошли с платформы вагона, прогуливаясь,
мы вышли на привокзальную площадь с правой стороны вокзала. Это место
привокзального базара. Хотя время утреннее, но на базаре суетился народ.
Там стояли лошади, запряженные в телеги. Сельчане и колхозники
продавали всевозможные овощи, фрукты, вино и прочие хозяйственные
вещи. Из нашего эшелона на рыночную площадку пришло много солдат.
Мы подошли к одной телеге, возле неё сидел и что-то делал старый
украинец. Он повернул в нашу сторону голову и спросил:
– Что вам, хлопцы, треба?
– Дед! Мы ходим просто так, смотрим, а что-либо купить у нас нет
денег, – ответил я.
Дед немного потоптался на месте и очень тихо проговорил:
– Сын у меня, может, погиб на войне. Иваном зовут, а если жив, то ходит, как и вы, на
каком-нибудь базаре и посматривает, кто чем торгует, а у самого денег нет, как и у вас.
Давайте, хлопцы, я вас угощу вином.
Рядом с нами стояли еще несколько солдат из нашего эшелона.
Дед подготовил закуску, очистил несколько перьев лука, нарезал огурцы,
положил яблоки на бумагу, насыпал немного соли.
В деревянную кружку он налил из бочки вино и угощал нас: каждому по
кружке вина. Вино домашнего изготовлния, хорошее. Мы с удовольствием
пили и закусывали, а дед с нами всё разговаривал и на прощание попросил нас:
– Mожет когда на войне встретите моего сына Ивана, то передайте
привет от батьки и скажите, что батько ждет его.
– Kак же мы узнаем твоего сына, если мы не знаем твоей фамилии? – спросил я у деда.
Он отвечает:
– Юрчаки мы, – и поправился:
– Сына моего зовут Иван Юрчак.
Я с удивлением переспросил:
– Как, говоришь, твоя фамилия?
– Моя фамилия Юрчак,- отвечает дед.
Я услышал, что сказал дед и обратился к друзьям:
– Ребята, у нас во втором взводе механиком-водителем служит Иван Юрчак, может он его
сын.
Мы побежали к эшелону, к платформе вагона, где стояла техника второго
взвода. Спросили у сидящего на платформе солдата:
– Где Иван Юрчак?
Солдат ответил:
– Наверно, как все, где-нибудь ходит по перрону.
Нашли его быстро. Он сидел на скамеечке у фронта вокзала со
своим другом, курил и спокойно о чем-то рассказывал. Возможно,
рассказывал о своей деревне, которая где-то недалеко от г. Овруча.
Мы спросили его:
– Иван, где твоя Родина, где ты родился, где жил до войны?
Он ответил, что его Родина недалеко от Овруча, назвал деревню и замолчал.
Я теперь не помню, как называлась та деревня.
Мы поняли, что вином нас угощал его отец:
– Ваня! Идем с нами, с правой стороны на привокзальном базаре тебя, по-видимому, ждет
твой отец.
Встретились отец с сыном. Они обнялись, Иван, высокий, плечистый,
прижимал к себе отца. Встреча оказалась очень трогательной,
неожиданной, на это трудно было смотреть, на глаза накатывались слёзы.
– Батько, як Вы тут оказались?— спросил Иван отца.
– Приехал, сынку, торговать. Хорошо, что ко мне подошли солдаты, а разговор с ними
закончился нашей встречей. Спасибо твоим друзьям. Век буду их помнить.
Отец Ивана выпряг лошадь, а телегу с бочкой вина попросил солдат
выкатить на перрон вокзала и поставить перед вагоном–платформой сына.
Пока отец и сын говорили, бочка с вином вмиг стала пустой. Телегу
закатили на место. Поезд стоял недолго. Прощание и снова в путь.
Расстояние до Львова поезд прошел через Коростень, Шепетовку без
каких-либо происшествий и очень быстро.
Где-то в 10-11 утра началась разгрузка боевой техники на специально оборудованном
месте для съезда танков, машин и другой техники.
Мне помнится, что для разгрузки техники этот специальный съезд сделан
перед городом Львовом. Так закончился во Львове мой путь к фронту и мои
дофронтовые встречи. Двадцать боевых машин перегнали к месту
дислокации полка, в котором вскоре бронезенитная рота приняла участие
в боевых сражениях в составе 3-й гвардейской танковой армии 1-го
Украинского фронта. Полк, в который прибыла бронерота, сосредоточился
в лесу, а его зенитно-артиллерийские батареи находились на огневых
позициях. 3-я гвардейская танковая армия находилась на
переформировании после продолжительных боев.
В ОБОРОНЕ
19
Прибывшую роту встретили командир 1719 ЗАП гвардии подполковник
Галина Василий Павлович, офицеры штаба, офицеры и солдаты, которые находились при
штабе полка. Бронезенитная рота выстроилась на поляне повзводно, лицом к фронту
штаба полка. Экипажи стали впереди машин в следующем порядке: командир машины,
мех. водитель, наводчик, 1 и 2 заряжающие.
Раздалась команда:
– Смирно, равнение на середину!
Один из старейших офицеров полка капитан Хохлов Сергей Иванович
доложил командиру полка, что прибывшая бронерота в составе 20 боевых
машин для смотра построена. Командир полка поздоровался с ротой.
В центре встречающих солдат и офицеров стоял почетный караул с
развёрнутым Знаменем полка. Командир кратко рассказал о боевом пути
полка. Он сказал, что бронезенитная рота вливается в состав Львовского
ордена Суворова 1719 ЗАП, и далее он рассказал, что полк, в который
прибыла рота, за активные боевые действия, за мужество и отвагу солдат и
офицеров в прошедших боях и за освобождение города Львова приказом
Верховного Главнокомандующего Вооруженными силами СССР награжден
орденом “Суворова” и ему присвоено наименование “Львовский”, что полк
прошел славный боевой путь от берегов Днепра до Львова. Затем он
объявил приказ о назначении командиром роты капитана Хохлова Сергея Ивановича.
Командир полка вместе с группой офицеров и командиром роты знакомились с каждым
экипажем отдельно. Когда командир приблизился к моему экипажу, я доложил:
– Первый экипаж второго взвода построен и готов выполнить поставленную перед ним
боевую задачу.
Командир улыбнулся, подошел ко мне ближе и спросил:
– Ты еще, наверно, не успел опериться?
Я не понял, что он имел ввиду.
– А бриться ты уже бреешься?
Я покраснел, кто стоял ближе к нему, тихонько рассмеялись.
Командир положил на мое правое плечо руку и сказал:
– Не волнуйся, солдат, молодость – это такая вещь, что со временем проходит, пока
станешь постарше и научишься воевать, в вашем экипаже будет более опытный
младший командир. На войне за день – два становишься стариком. Своё место еще
успеешь занять. Ты технику знаешь, новому командиру экипажа поможешь. Такая твоя
задача.
Вместо меня командиром машины назначили рядового Мамбиталиева. По гражданской п
рофессии – учитель, хорошо знал и разговаривал на русском языке. По национальности,
кажется, узбек.
Командиром взвода остался младший лейтенант Беззубов. Он сожалел, что
не оставили меня командиром машины. Под Москвой в Пушкино я прошел специальную
подготовку, хорошо знал материальную часть и огневую подготовку. Этого пока не знал
Мамбиталиев. Я не сожалел об этом, так как понимал, что я еще необстрелянный, и мне
хотелось проявить себя в боевой обстановке, а в глазах начальства я, по-видимому,
выглядел юношей. Я мог перейти в другой экипаж наводчиком. Ком. взвода по моей
просьбе оставил меня в своем экипаже первым заряжающим, а солдат, выполнявший
обязанности первого заряжающего, перешел в другой экипаж. Всё это было сделано с его
согласия.
Экипаж изменился: Мамбиталиев – командир, механиком – водителем
вместо Ивана Моисеенко стал бывший танкист, высокий, красивый солдат
по фамилии Фёдор Высоких. Наводчиком остался мой боевой товарищ
Александр Дмитриевич Порываев. Первым заряжающим стал я, а вторым-
мой одногодка, хороший и весёлый солдат Василий Зверев. Экипаж
изменился, но остался дружным, сплоченным и интернациональным.
В полку расформировали зенитно-пулемётную роту ДШК. Солдаты и
сержанты этой роты пополнили боевые расчёты зенитных батарей, которые
в боях понесли потери в личном составе. Часть солдат и сержантов
перешли в нашу роту. Во многих экипажах произошла замена командиров
машин и механиков-водителей. Из сержантов, участвовавших в сражениях
за Днепр и на Букринском плацдарме, в роту перешли сержанты Брусникин
Евгений Михайлович, Ларин Михаил Романович, Николай Разуваев,
Александр Курбатов и другие младшие командиры, которые имели боевой
опыт. Они были довольны тем, что теперь им не надо будет постоянно
снимать пулемёт с машины, устанавливать его в боевое положение,
перетаскивать его с места на место, а пулемёт ДШК все же тяжелый.
Я и Саша Порываев остались довольны, что нас не разлучили. После
строевого смотра офицеров роты вызвали в штаб полка, они получили
первое боевое задание. Ближе к ночи взвод Беззубова начал движение в назначенный
район. Двигались лесом, соблюдая полную светомаскировку.
Установки находились в боевой готовности. Для солдат это был первый
боевой выезд. Молодые солдаты отнеслись к нему со всей серьёзностью.
К полуночи взвод прибыл в указанный район. Для занятий и оборудования
огневых позиций взводу предстояло за ночь выполнить большие земляные
работы. Выкопали специальные укрытия для боевых машин, затем -укрытия
для экипажа и другие инженерные сооружения. Всё, что мы накопали и
сделали, до рассвета замаскировали. Экипажи очень и очень устали.
Я еще никогда столько не копал земли. Работали всю ночь, работали
молча, знали, что это нужно. Огневые позиции роты находились в
перелесках или на лесных полянах. Я, сидя на бруствере окопа, как-то
высказался:
– Когда я был в пехоте, копал намного меньше. Не знаю, будет ли для
нас время на войну, если ежедневно будем столько копать?
Механик-водитель, бывший танкист, Фёдор Высоких, улыбаясь проговорил:
– На войне время хватит для всего. Окапываться будем и по несколько
раз в день. Надо помнить, что жизнь того стоит: врагу урона больше
нанесёшь и, по возможности, технику сохранишь. В бою всё по
обстановке, а готовиться к нему необходимо заранее.
3-я гвардейская танковая армия, в которую входил 9-й механизированный
Киевско – Житомирский корпус, в состав которого входил наш 1719 ЗАП,
после продолжительных боев вывели на переформирование.
Наша задача состояла в том, чтобы прикрыть войска от авиации
противника, так как эти войска дислоцировались в лесах. Немецкие
самолёты навещали нас часто. Вначале появлялся самолёт – разведчик
«Хенкель-111», а через некоторое время и самолёты – бомбардировщики в
сопровождении истребителей. Огонь открывали только с разрешения
вышестоящих командиров. Когда завязывались воздушные бои, мы вели
себя предельно осторожно, чтобы не поразить в воздухе свой самолёт.
Как бы скрытно не формировались войска, а авиация противника налетала
и бомбила. Их задача состояла в том, чтобы первоначально подавить
зенитные огневые средства, а затем наносить удары по районам
сосредоточения боевой техники и живой силы корпуса.
Тогда было не до разрешения вышестоящих командиров. Огонь открывался немедленно
и на поражение. Требования, которые ставились перед
взводом, выполнялись. В то время корпус имел достаточное количество
зенитных средств. Кроме зенитных средств в районе сосредоточения
корпуса постоянно контролировала воздух и наша истребительная авиация.
Часто случалось открывать огонь и по наземным целям, так как отдельные
группы местных бандитов, которые воевали на стороне гитлеровской
Германии, старались своими действиями нанести нам вред и урон. От их
рук гибли наши солдаты и офицеры. Так погиб зам. командира полка по
снабжению майор Калюжный и несколько солдат, которые находились на
боевом дежурстве. Закончилось переформирование частей корпуса и
армии. Полк готовился к предстоящим наступательным боям. С нами много
раз проводились тактические учения.
Как –то на огневую позицию взвода пришел командир роты капитан Хохлов
Сергей Иванович и вместе с ним – медицинская сестра Мария Плешакова.
Она обошла экипажи и познакомилась с солдатами взвода. Маша
оказалась очень красивой девушкой: блондинка с короткой стрижкой,
добрые голубые глаза с таким маленьким прищуром, талия тонкая, гибкая.
Особенно ей шла обыкновенная солдатская пилотка, которую она носила
как-то с большим вкусом. Военная форма ей была кстати. Мария зашла в
землянку, осмотрела порядок в ней, оставила там свой вещевой мешок,
шинель в скатке, маленький самодельный чемодан и санитарную сумку.
Взвод собрался около командира роты. Он стоял у входа в землянку и
беседовал с солдатами. Когда Маша вышла из землянки, он спросил:
– Маша! Ты проверила порядок в землянке, как там?
– В землянке порядок, чисто всё убрано.
– Ну, что, остаешься на сутки в этом взводе?
– Да, я останусь.
Командир роты, обращаясь к взводному, строго его предупредил о ночной
охране огневой позиции. Затем он попросил:
– Если Маше нужно будет перейти в другой взвод, то в сопровождении солдата, одну её не
отпускай. Ты же знаешь какая здесь обстановка.
Ротный ушел, а Маша осталась в кругу солдат взвода. Самый пожилой
солдат Александр Морозов, обращаясь к Маше, спросил:
– Дочка! Где же ты спать будешь? Для тебя мы землянку не делали.
Маша, улыбаясь, ответила:
– Знаешь, папаша, если бы даже была отдельная землянка, то я бы в ней не ночевала,
боялась бы. Ночевать буду в вашей землянке вместе с вами, так будет безопаснее.
Солдаты рассмеялись, но одобрили её решение. Поведение Маши нам
понравилось. Она дружески разговаривала со всеми. Чувствовалось, что у
неё лёгкий и добрый характер. Вечером взвод собрался в землянке.
Сидели и разговаривали. Маша предложила песню и тут же начала петь.
Она хорошо пела, особенно песни войны. Песню поддерживали солдаты, и
вечер, как никогда, получился удивительно хорошим. Взвод полюбил Машу.
Ближе к отбою она достала плащ-палатку и попросила повесить её в конце
нары. Она для себя выделила узенькую полоску для сна. Меня не
стесняйтесь, ведите себя так, как вы привыкли, как вам удобно.
Командир взвода лёг рядом с палаткой, которая разделяла его и Машу.
Николай Разуваев улёгся, тяжело вздохнул и с грустью произнёс:
– А командир знает, где лучше устроиться на ночь.
Маша, улыбаясь, ответила:
– Ребята, не грустите, у вас всё впереди, спокойной ночи.
Так мы познакомились со своей медицинской сестрой, с которой нам
предстояло вместе воевать и при необходимости ждать от неё помощь.
Утром Маша вышла из землянки в нательной солдатской рубашке.
Она подошла к умывальнику, и тут же к ней подошел командир взвода.
Он с ведра набирал в кружку воду и лил ей на руки. Она умывалась, а
Константин это делал с большим удовольствием. С этого дня Маша стала любимицей
взвода, а между ней и Костей установились хорошие дружеские отношения. Во второй
половине следующего дня она собралась и попутной машиной уехала в первый взвод.
– Не скучайте, через несколько дней я снова буду с вами.
Без неё на огневой позиции стало скучно. Взвод влюбился в девушку,
которая этого заслуживала. Но скучать не приходилось. Шла кропотливая
подготовка к предстоящим боям. Это многочисленные тактические учения,
занятия по огневой подготовке и по материальной части пулемётной
установки. А еще через несколько дней экипажи получили трехдневный
боекомплект, который необходимо подготовить в боевое положение.
Я предложил специальное, довольно простое, устройство для набивки
патронов в металлические звенья, которые объединялись в ленту. Она вкладывалась в
специальный магазин, который устанавливался к пулемёту
с весом 40 кг.. Рота, взвода, экипажи основательно подготовились к
предстоящим наступательным боям. Мы научились умело использовать
боевую технику, приобрели определённый опыт и чувствовали себя уверенно.
САНДОМИРСКИЙ ПЛАЦДАРМ
20
Наступили холода. Полк в составе корпуса передислоцировали
на Сандомирский плацдарм. Несколько дней и ночей наши огневые
позиции находились в районе переправы на реке Висла, недалеко от
линии фронта во втором эшелоне. Нашей роте поставили боевую задачу
прикрыть район переправы и дислокацию воинских частей
корпуса от налётов авиации противника. Всю ночь в промёрзшей земле
рыли укрытия для боевых машин и землянку для личного состава взвода.
К рассвету закончили земляные работы и замаскировали. Теперь я
удивляюсь, как могли за ночь выполнить такой огромный объём работ.
Где бралась человеческая сила? Невольно на память приходили слова
механика-водителя Фёдора:
– На войне время хватит на всё, конечно, по обстановке. Окопаешься, сбережёшь себя и
технику, жизнь того стоит.
Установки постоянно находились в боевой готовности. От боевых машин не отлучались.
По команде “воздух” занимали боевые места и ждали появления цели. Через переправу
днём и ночью шли войска 3-й танковой армии. На участке района переправы, кроме
полковых средств, находилось много других зенитных частей и соединений. В дневное
время район переправы патрулировали наши истребители. В декабре 1944 года войска
3-й танковой армии сосредоточились вблизи района прорыва немецкой
обороны. Лежал не очень глубокий снег. Боевая техника находилась в
специально оборудованных, вырытых в земле, двориках, хорошо
замаскирована. Бронетранспортеры покрасили мелом или известью под
цвет снега. При необходимости окраска легко смывалась.
Для экипажей взвода вырыли землянку, где солдаты в ночное время
поочерёдно могли немного расслабиться и спокойно отдыхать. Теперь
ежедневно к обеду мы получали боевые 100 грамм. До этого я водку не
пил, но вспоминаю случай, когда жил в деревне Степановке. Меня и еще
трех человек моего возраста зимой 1943 года незадолго до призыва в
армию послали на работу по ремонту участка шоссейной дороги с
гравийным покрытием. Нас к месту ремонта привезли на санях. Стоял
жгучий мороз, мне помнится, это был январь или февраль. Рабочим
инструментом у нас была только лопата. Сваленный в кучи гравий замёрз
так, что и ломом его не возмешь, а у нас три штыковые лопаты. Зимний
день короткий, пытались что-то делать, но всё было напрасно. Скованный
морозом гравий не поддавался. Мы начали устраиваться на ночлег.
Развернули привезенную палатку, она оказалась очень старой и дырявой.
С большим трудом удалось её закрепить, так как забить деревянные
колышки в замёрзшую землю было трудно. Но всё же кое-как её поставили.
На землю, очищенную от снега, положили немного привезенной соломы, а
затем влезли в палатку, прижались друг к другу, чтобы было теплее. Мы
были голодными и принялись за наш ужин. Я налил в кружку немного водки,
достали буханку замерзшего хлеба, ломали кусочки, мокали в водку и
жевали, а сами потихоньку пьянели. Нам становилось теплее. Мгновенно
наступила темнота. После такого ужина мы начали засыпать. Нас разбудил,
а точнее растормошил, хозяин недалеко стоящего дома. Хозяин дома
башкир, говорил с нами по-русски, а ругался почему-то по-башкирски. Он
нас ругал за то, что мы осмелились ночевать в такой мороз, да еще в такой
палатке. Он очень нервничал, сорвал нашу палатку, скомкал её, взял её
под мышку и приказал нам: “Айда со мной”. На улице мы окончательно
замёрзли и тряслись, как осенние листья. Он нас завёл в свой тепло
натопленный дом, велел ложиться спать на полу в кухне. Мы легли и
мгновенно уснули. Утром хозяин попоил нас горячим чаем, ели свой хлеб и
были благодарны этому, казалось, злому человеку, который по существу
спас нас от неминуемой смерти. На прощание он нам сказал, чтобы после
обеда ушли в свою деревню. Еще полдня мы проковырялись на дороге,
ничего не смогли сделать и вернулись, но уже пешком, в свою деревню.
Я продолжаю свой рассказ.
Находясь в районе сосредоточения, нам приказали без разрешения
вышестоящего командования огонь по воздушным целям не открывать.
Часто появлялась “Рамма”. Это Хенкель 111, самолёт – разведчик.
Мы занимали боевые места, сопровождали цель и ждали команду.
Всё это делалось для соблюдения предосторожности и секретности при
дислокации войск в районе переправы. Но когда появлялись немецкие
бомбардировщики, огонь открывался незамедлительно.
В 150 метрах от нашей ОП стоял большой хуторский дом.
Во дворе имелся колодец “журавель” с подвешенным тяжелым деревянным
ведром. К нему мы ходили за водой для своих нужд.
Против дома стоял длинный деревянный сарай.
Двор дома выгорожен плетеным забором. В доме хозяина жило несколько
старших офицеров, а в сарае расположился стрелковый взвод солдат.
Круглые сутки во дворе дома солдаты несли охрану. Хозяин дома – поляк.
Как-то вечером я и мой друг Василий пошли к колодцу набрать на утро
воду. Около колодца стоял часовой, мы поговорили, покурили с ним и
отправились на свою ОП.
Когда мы шли по протоптаной от снега дорожке, около входа в дом
обратили внимание, что входная дверь открыта, а в кладовой, ближе к
небольшому окошку, висела небольшая свиная туша.
Василий заскочил в кладовую, открыл щеколду форточки, мигом вернулся,
взял ведро и мы пошли на свою огневую позицию.
Об этом мы рассказали командирам экипажей, а те приняли решение пополнить
продовольственные запасы взвода.
Оперативный план разработали быстро, продумали в какое время
лучше провести вылазку. Ночью четыре солдата подошли к дому с задней
стороны, прижались к плетеному забору против кладовой, где находилась
форточка- окно. Часовой, который охранял дом и сарай, стоял во
внутреннем дворе, прислонясь к сараю и курил.
Мы так подошли к задней части веранды, что часовой и не услышал наших
шагов. Два солдата пролезли в дыру забора, один из них надавил
на форточку, она открылась. Он влез через окно – форточку, потянул к
окну головную часть туши свиньи, второй солдат захватил тушу с передней
части и вдвоем они вытолкнули её через окно. Хорошо, что туша была
небольшой. Вскоре она оказалась на палатке. Закрыв форточку и не оставив
никаких следов от нашего посещения, мы ретировались на свою ОП.
На огневой позиции вырыли небольшую яму под котлом, где постоянно
нашим поваром готовилась еда для взвода, уложили в яму завернутую в
палатку тушу и затем всё, как положено, замаскировали, наложив под
котел дрова и ветки, а сами после всего легли спать.
Утром на нашу огневую позицию приходили какие-то два офицера и долго
разговаривали с нашим командиром.
Действительно, о случившемся командир ничего не знал.
Он собрал взвод и обо всём расспрашивал нас.
Тем временем в котле варился завтрак, наш повар, предупрежденный
нами, всё досмотрел и спокойно занимался своим делом. Позже снова
приходили офицер с сержантом, они снова всё кругом осмотрели, в том
числе землянку и вокруг неё. Осмотр проводился с разрешения
нашего командира. Никому и в голову не пришла мысль подойти к котлу.
Так прошло несколько дней, всё успокоилось, а наш повар готовил нам
свинину в больших порциях. Командир взвода догадывался, но молчал.
Взвод чувствовал себя виноватым, но тоже молчал.
Командир машины сержант Разуваев как-то сказал:
– Ладно, что сделано, то сделано. Жаль нашего командира, он
хороший человек и командир. Другой бы душу вытряс со взвода.
А хозяин дома пусть на нас не обижается. У него в сарае две коровы,
а в свинарнике еще много свиней, ему хватит. Пошутили да и точка.
Наступил 1945 год. Мы поздравляли друг друга с Новым годом, в
землянке пели песни, под хлопанье ладош танцевали. В этот Новогодний
вечер с нами была и Маша. Последнее время она часто находилась с нами.
Костя и Маша не скрывали, что любят друг друга. Мы к ней привыкли и
считали её своей.
И еще мне хочется рассказать об одном случае, который произошел в
другом взводе за неделю до наступления. Как-то вечером мы заметили
во взводе мл. лейтенанта Маслобойникова какое-то оживление.
Этот взвод находился от нас метрах в трехстах.
Командир послал двух солдат посмотреть, что там происходит. Они узнали,
что взвод где-то достал канистру спирта и готовится по-настоящему
отметить новый 1945 год.
Ребята нашего взвода попросили их поделиться с нами спиртом, налить
хотя бы один котелок, но они пожалели, не дали. Солдаты вернулись и обо
всём рассказали командиру.
– А Маслобойников где?- спросил Беззубов.
– На огневой позиции его нет, – ответил солдат.
В полночь командира разбудил часовой и говорит:
– Что-то происходит во взводе младшего лейтенанта Маслобойникова.
Беззубов отправил туда сержанта и солдата и приказал им узнать, что там случилось и где
командир взвода. Когда они приблизились к землянке взвода, то увидели следующую
картину. Солдат ползал раздетым по снегу, тер глаза и не разговаривал, а в землянке
несколько пьяных солдат находились в тяжелейшем состоянии. Командира взвода на ОП
не было.
Беззубов разбудил Машу и отправил её и сержанта в этот взвод.
По полевому телефону Беззубов вызвал скорую полковую помощь.
Она забрала всех, кто чувствовал себя плохо. Результат этой выпивки
оказался трагическим. Один солдат умер, трое – ослепли и не вернулись
в роту. Позже мы узнали, что они пили метиловый спирт.
Конечно, все мы сожалели о случившемся и были рады, что они не
поделились с нами этой отравой. После этого случая с солдатами роты, да
и всего полка, провели беседы о строгой личной ответственности перед
Родиной. Да, мы и сами поняли, к чему может привести такая
недисциплинированность. Мы тяжело восприняли этот случай.
21
10 января 1945 года полк совершил марш в район исходных позиций для участия в
зимней наступательной операции.
Взвод занял ОП в молодом сосновом лесочке. В этом районе
сосредотачивались войсковые подразделения 9-го механизированного
корпуса и приданные ему части. Укрытия для машин и окопы для экипажа
не копали. Это для нас было впервые. Солдат Морозов заявил:
– Руки чешутся, копать охота. Наверно дают передохнуть перед наступлением. Ну, это
тоже надо.
– Саша! Не горячись, еще накопаешься, – на шутку Морозова ответил Василий Щекин.
Танковые батальоны стояли на исходных позициях. Артиллерийские
позиции находились как впереди, так и позади войск, которые готовились к наступлению.
Несколько дней подряд прибывали и прибывали войска.
Казалось, что в лесу от прибывающей техники и солдат пехоты становится
тесно. Накануне наступательной операции прошли комсомольские
собрания. На взводном комсомольском собрании присутствовал парторг
полка Борис Иванович Шаповалов. Он высокого роста, прекрасный,
душевный человек, в полку к нему относились с уважением и любовью.
На этом коротком собрании солдаты и сержанты взвода поклялись
выполнить свой солдатский долг до конца.
Офицеров роты вызвали в штаб полка для получения боевого приказа.
В этот наступательный бой наш взвод передавался в танковый полк 69-й
механизированной танковой бригады.
Взвод переместился в назначенное место.Командир танкового батальона
поставил перед нами боевую задачу о совместном действии в предстоящем
наступательном бою. Наша задача заключалась в том, чтобы во время
танковой атаки мы прикрыли бы танки от авиации противника
и при необходимости отражали своим огнём вражескую пехоту.
Мы находились в ожидании начала боевых действий и с тревогой ждали
приказ. Наступил рассвет 13 января 1945 года. Кругом, насколько видел
глаз, лежал белый, еще никем нетронутый, снег.
Утро начиналось лёгким морозиком. Все подразделения, танковые и наши
экипажи заняли свои боевые места.
Внезапно началась артиллерийская кононада, которая длилась более двух
часов. Вокруг всё гремело. Стоя рядом, нельзя было разобрать и
отчетливо слышать человеческий голос. Передний край обороны
противника превратился в дымовой занавес. Стоял сплошной
артиллерийский гул. Беспрерывно волна за волной шла штурмовая авиация
в сопровождении истребителей. Темп артиллерийской подготовки всё
нарастал. От этого могучего удара наше настроение было приподнятым.
В воздух взлетело несколько ракет. На танках батальона места заняла рота
пехоты. Мы заняли свои боевые места.
Артиллерийская подготовка, как внезапно началась, так же внезапно
прекратилась. Стало тревожно, несколько долгих минут ожидания, тишина,
затем по всем видам связи прозвучала команда: ,,Атака,,. Этот миг для
каждого солдата, сержанта и офицера самый ответственный.
Все становятся решительными. Руки солдата крепче сжимают автомат или
винтовку. Миг, когда перестаёшь думать о жизни и смерти.
Мне трудно это описать. Всё загудело, оживилось.
Колоссальная масса танков, бронетехники двинулась с мест укрытий на оборону
противника. Насколько можно было видеть двигались танки и вели огонь по целям
обороны немцев. Вместе с танковым батальоном к обороне немцев двигался наш взвод.
Как и танки, наш взвод вёл огонь по живой силе противника.
Во время атаки артиллерия снова возобновила огонь по второй линии
немецкой обороны. Вскоре наш взвод вместе с танками достиг первую
линию его обороны. Перед глазами наступающих солдат стало
невообразимое зрелище. Блиндажи, дзоты, траншеи, окопы, всевозможные инженерные
сооружения артиллерийским огнём, в основном, были подавлены и разрушены.
Большое количество убитых, разбросанных и разорванных тел лежало, где
их настигал артиллерийский снаряд. Я видел убитого солдата, во рту
которого дымилась сигарета.
– Саша! – я толкнул в плечо Порываева:
– Смотри, как поработали наша артиллерия с авиацией. Похоже, что
по этому месту пронёсся смерч.
– Вот именно – смерч. Ты правильно подобрал слово к этому району.
Лучшего определения и не придумаешь. Так этим гадам и надо, – со
злостью ответил Саша.
Немецкие солдаты и офицеры, которые каким-то образом уцелели или
получили ранения, стояли, сидели, лежали, и большая часть уцелевших
солдат стояли с абсолютно седыми головами. Небо над полем боя
по-прежнему патрулировали наши самолёты.
После взятия первой линии обороны немцы начали приходить в себя и
оказывать сопротивление. Завязывались отдельные и групповые бои.
Наш взвод оказывал танковому батальону большую помощь.
По ходу движения танкового батальона мы уничтожали живую силу
противника, её бронетранспортёры, машины и мотоциклистов. Три боевых
машины м-17 несли на себе 12 крупнокалиберных пулемётов – это очень существенная
поддержка танковому батальону. Когда обстановка
требовала, мы вступали в сражение с немецкими самолётами, которые не
могли прицельно бомбить наши атакующие подразделения. В конце дня
13 января над полем боя появились три “мессершмитта”, они поочерёдно переходили в
пикирование. Взвод вёл активный прицельный огонь.
Самолёты сбрасывали бомбы хаосно. На втором заходе М – 109 перешел
в пикирование, и взвод его сбил. Это для нас явилось первой крупной
победой. Хорошо работали наводчики: Александр Порываев, Виталий
Исаков, Николай Ежов. Мои пулемёты работали безупречно.
Вскоре танковый батальон, в состав которого входил наш взвод, преодолел
вторую линию обороны немцев.
Танки не останавливались, продолжали стремительное наступление.
Войска 9-го механизированного корпуса, преодолев вторую
оборонительную линию противника, вышли на оперативный простор. Танки
далеко оторвались от наступающей пехоты и тыловых подразделений.
Находясь далеко в немецком тылу, танковый батальон внезапно нападал
на отступающие танки противника, врывался на артиллерийские позиции,
громил пехоту. Все эти действия приводили в панику отступающих немцев.
Всю ночь с 13 на 14 января не прекращались боевые действия.
Мне трудно вспомнить, кушали ли мы в это время. Но точно помню,
что спать не спали, да и было не до сна. Развивая наступление 14 января
1945 года, наш взвод совместно с группой тяжелых самоходок 383 тяжело самоходного
артиллерийского полка и совместно с другими
подразделениями 9 Мех. корпуса заняли город Енджев и вплотную
подошли к границам Германии. Теперь я с гордостью могу сказать, что
мы, молодые солдаты, с честью выполнили свой долг перед Родиной.
Часто спрашивают: “Как страшно в бою?” Да, наверно. Но в сложных
условиях, в тяжелейший момент, думать о жизни и смерти не
приходилось. Конечно, каждому из нас очень хотелось дожить до
Победы, но война есть война. Она распоряжалась нашими жизнями.
Мы закалялись в боях. Я чувствовал, что возмужал и стал совершенно
другим. Крепла наша солдатская дружба. Мы с уважением относились друг
к другу. Я не помню, чтобы кто-то на кого обижался. В экипаже каждый мог
заменить и помочь друг другу, так как оружие у нас было коллективным, и
судьба у нас была одна на всех. Солдаты, сержанты и офицеры роты
проявляли мужество и достоинство.
У меня сложилась особая дружба с Сашей Порываевым. Мы всегда вместе
ели из одного котелка. Если предоставлялась возможность поспать, то
спали рядом, прижавшись друг к другу. Одной шинелью старались
укрыться, а вторую-клали под себя. Когда было холодно или зимой,
Саша всегда говорил:
– Коль! Ложись и прижмись ко мне, нам будет теплее.
Продолжались наступательные бои. Особенно сильное сопротивление
немцы оказывали на своей границе. Нашему экипажу пока везло, пока
мы еще живы. В некоторых бронетранспортерах зияли пробоины. Уже были потери в
нашей Зенитно- пулемётной роте.
В бою сгорело несколько наших бронетранспортёров, погибли друзья.
Через несколько дней, находясь на территории Германии, мы прикрывали
от авиации противника сосредоточение танковых батальонов, которые
готовились к новой атаке в направлении на город Лигниц. Мы заняли и не
очень хорошо оборудовали огневые позиции. Когда наступление наших
войск было интенсивным, времени на оборудование ОП не хватало, так как
часто ОП приходилось менять. Иногда, только окопаешься, даже не
успеешь поставить машину в окоп и команда: «Отбой». На новой огневой
позиции всё начиналось снова. Но всё это мы делали. На дорогах к месту
сосредоточения войск стояли колонны машин, танки, пехота и артиллерия.
В начале первой половины дня налетела на наш район немецкая бомбардировочная
авиация, которая хорошо прикрывалась своими
истребителями. В налете участвовало огромное количество самолётов.
Такого количества самолётов противника я не видел ранее и позднее.
Казалось, что небо от них потемнело. Это было похоже на огромную
воронью стаю. Бомбардировщики шли волна за волной и сходу переходили
в пикирование. Стоял рев моторов, разрывы бомб, которые сыпались на
нас, как град. Всё вокруг было в дыму и в пыли. Плотная завеса дыма и
пыли мешали вести прицельный огонь.
– Саша! – кричал я в ухо Порываеву, – смотри левее, «Юнкерс» пикирует на нашу огневую.
– Вижу, вижу. Коля, присядь, не стой.
Экипажи вели беспрерывный огонь. От стволов пулемётов шел дым.
Падали сбитые немецкие самолёты, а налёт всё продолжался. В этом
районе сосредоточилось много зенитных средств. Шло настоящее
сражение зенитчиков с немецкой авиацией. Почему-то наши самолёты не появлялись. От
разрывов бомб и сплошного грохота солдаты взвода теряли
слух. Команды произносились криком. От дыма и пыли мы стали чумазыми,
но боевые места никто не оставил.
В этом бою часто приходилось менять магазины с пулемётными лентами.
Я и мои друзья – заряжающие больше всего беспокоились, чтобы на этот
бой хватило приготовленного запаса пулемётных лент. Собрать новую
ленту надо время, а в бою его нет. Самолёты улетели. Закончился этот
ужасный налёт. Всеми зенитными средствами сбили шесть самолётов
противника. В этом бою сгорел наш третий экипаж. Сгорела боевая
машина. Два солдата погибли, трое- получили ранения. Хотя зенитных
средств в этом районе находилось много, но этот налёт немецкой авиации
причинил нам много бед. На дороге горели автомашины, погибло много
солдат и офицеров из стоящей на дороге колонны. После налёта ненадолго установилась
гробовая тишина. Все приводили себя в порядок. В воздухе
появились наши истребители. Стало спокойнее. Я с Васей Зверевым
готовили и оснащали пулемётные ленты, так как в бою израсходовали весь боекомплект.
Через некоторое время после налёта танки двинулись
вперед, а за ними – два наших бронетранспортера.
Наша небольшая колонна двигалась по проселочной дороге.
На одном из перекрестков дороги немцы обстреляли нас из артиллерийских
орудий, но, слава богу, проскочили этот участок. Позже нас по этой дороге
двигался бронетранспортер, который вел механик – водитель Иван Юрчак.
На этом же перекрёстке дорог немецкий снаряд попал в его машину. Ивана
тяжело ранило, погибли командир экипажа и два солдата.
К этому перекрёстку подошли немецкие машины, которые, по-видимому, прорывались к
своим. Немецкие солдаты соскочили с машин и учинили
расправу над нашими погибшими солдатами. С еще живого Ивана Юрчака
содрали гимнастёрку, разорвали нательную рубашку и на его груди
вырезали звезду. Издевались и над другими погибшими солдатами. К этому
месту подоспел танковый взвод, который своим огнём и гусеницами
разгромил немецкое отступающее подразделение. Танкисты забрали
погибших солдат и привезли их к нам.
Вечером в одной братской могиле похоронили всех , кто погиб в этом бою. Прощальный
салют своим друзьям, и мы уходим с наступающим танковым подразделением. Так,
незадолго до своей гибели, Иван встретил своего отца, а отец повидался с сыном. Так
сложилась их судьба.
22
19 января 1945 года наш взвод занял огневые позиции в двух километрах
от реки Одер. На этом участке готовился прорыв немецкой обороны с форсированием
реки. В течение нескольких часов экипажи подготовили
окопы для себя и не в полный профиль – для бронетранспортёров.
Недалеко от нашего ОП окопалась батарея 37 мм орудий полка. Ближе к
нашей ОП находился орудийный расчёт, которым командовал ст. сержант
Валентин Чернов. Он подошел к нашей машине, разговаривал с нами, и я с
ним познакомился. С этого дня мы подружились.
Дальше за нашей батареей, на огромном поле, занимали ОП артиллерийские средства
зенитной дивизии. Утром из другого взвода к нам пришла медицинская
сестра Мария Плешакова. Она обошла два экипажа, поинтересовалась о самочувствии
солдат и подошла к Константину Беззубову.
Они сели на край окопа и разговаривали. К переднему краю фронта
двигались танки, артиллерия, стрелковые подразделения. Стоял
удивительно теплый январский день. Почти растаял снег. Недалеко от
огневой позиции, около дома я подобрал велосипед и подъехал на нем к
командиру взвода Беззубову. Я предложил ему велосипед. Он, улыбаясь,
говорит, что на велосипеде еще никогда не ездил. Мария вступила в
разговор и, смеясь, сказала:
– Костя! Мне хочется посмотреть, как быстро ты сможешь оседлать его. Давай, Коля, учи
своего командира.
Всё же он сел на велосипед, а я, сзади поддерживая его за сидение, стал
бегать за ним. Вскоре я начал отпускать велосипед, и он на прямых
участках ехал сам, на поворотах еще падал или сходил с него.
Солдаты взвода занимались своими делами: кто оснащал пулемётные
ленты, кто досматривал пулемёты, механики – водители проверяли
двигатели и ходовую часть бронетранспортёров.
Удивительно спокойно начался трудовой день войны. Некоторые солдаты
просто сидели, грелись на зимнем солнышке, курили, разговаривали. На
войне как на войне. Раздалась команда “Воздух”. Экипажи мгновенно
заняли свои боевые места. К огневой позиции приближались немецкие
самолёты М-109 и сходу переходили в пикирование. Звено за звеном
сбрасывали бомбы на наши огневые позиции. Экипажи своевременно
открыли огонь, пулемётные установки работали чётко. Загорается один,
а за ним – второй самолёт.
– Саша! Дорогой, так держи, бей гадов! – кричал я своему другу.
Немецкие самолёты делают второй заход на наши ОП и снова переходят
в пикирование, бомбы ложатся непосредственно на огневой позиции.
В этот момент я держал подготовленный 43 килограммовый магазин с
боеприпасами для зарядки верхнего пулемёта. Справа от нашего бронетранспортера
раздался взрыв большой силы.
Я очнулся на земле. Вначале подтянул к себе одну ногу, затем- вторую,
пошевелил руками, повернул влево и вправо голову, осмотрелся.
На позиции стояли дым и смрад. Метрах в 3 – 4 впереди меня лежала
магазинная коробка, пробитая большим осколком от бомбы. Я вскочил
с земли, забрался на бронетранспортер, так как на огневую позицию снова
шли немецкие самолёты. Василия на своём месте не было, а Саша как
вроде-то не сидит, а лежит в турели установки и лицо у него окровавлено.
Я стал его толкать, а он и не подавал признаков жизни, во многих местах на
его лице выступили капельки крови. Я пробовал вытащить его из турели
установки, но это мне оказалось не под силу. Самолёты снова перешли в пикирование, я
дотянулся до рукояток управления установкой, поднял
пулемёты на пикирующий самолёт, нажал на гашетку. Пулемёты работали,
но какая стрельба без прицела? Снова взорвались на огневой сброшенные
бомбы. На позиции стояла сплошная дымовая завеса со специфическим
запахом. Патронные ленты в магазинах закончились. Я успел зарядить три
пулемёта и снова открыл огонь по пикирующему самолёту. Хотя стрельба у
меня была не прицельная, но самолёт свернул в сторону и сбросил бомбу
далеко от огневой позиции. Через несколько минут дым рассеялся, и как
будто выглянуло солнце, хотя день, действительно, был солнечным.
Я соскочил с бронетранспортера и увидел, что около гусеницы машины
лежит и стонет командир экипажа Мамбиталиев, одежда на нём
окровавленная. Я затащил его под ходовую часть бронетранспортёра,
затем взял в кабине перевязочный пакет, снова заполз под установку и
лёжа смог закрыть осколочную рану на его животе. Заряжающего Василия
Зверева, убитого, сбросило взрывной волной на несколько метров от
установки. Пока невредимыми остались два члена экипажа: я и механик –
водитель Фёдор Высоких. Я позвал Фёдора на установку, вдвоём мы
вытащили из турели Сашу, привели его в чувства. Он снова занял своё
боевое место. Снова прозвучала команда «воздух». Самолёт Ю-88 с
бреющего полёта сбросил «гроб» с мелкими бомбами. Это пострашнее тяжеловесных
бомб.
Так как самолёт летел на бреющем полёте, его легко сбили зенитные
средства, сосредоточенные в этом районе. Но этот сброшенный «гроб»
отнял жизнь у младшего лейтенанта Константина Беззубова.
Он лежал на бруствере своего окопа. Около него оказалась Маша. Я и мой
друг Василий Щёкин присели на корточки и командира положили на наши
ноги. Смертельно раненого командира обступили подошедшие солдаты.
Маша растегнула и стащила с него брюки ниже колен, ей помогал солдат.
Осколок, по-видимому, большого размера попал ему в пах правой ноги и
полностью оторвал ногу. Ранение оказалось смертельным. Нога только
висела на коже. Костя еще дышал, но был без сознания. Маша как-то
сумела закрыть его рану. По рации вызвали скорую из полка. Она сидела
рядом с ним и плакала. Вскоре прибыла машина скорой помощи. Она
забрала Мамбиталиева и Беззубова. Когда скорая тронулась, Маша в
слезах с большой болью простонала:
– Прощай, дорогой друг. Такая короткая наша любовь. Тебя буду
помнить всю мою жизнь.
– Маша! Может всё обойдется и Костя хоть без ноги, но будет жить.
– Нет, с таким ранением он не выживёт.
Не доехав до медсанбата, Константин умер.
В нашем экипаже от прямого попадания осколка в область грудной
клетки погиб мой товарищ, мой одногодка, второй заряжающий
Василий Зверев. Саша Порываев пришел в себя, но впоследствии его лицо
осталось не совсем чистым, так как от брони турели краска впилась в
его лицо. Временно обязанности командира машины я принял на себя. Нам приказали
сменить огневую позицию. Новая ОП находилась недалеко от
места, где погибли наши товарищи. Еще не закончили копать могилу для
погибших солдат, как привезли тело мл. лейтенанта Беззубова.
Его, Василия Зверева, трех солдат из другого взвода и солдата из
артиллерийской батареи полка завернули в плащпалатки и похоронили.
Не помню, сколько человек похоронили в этой могиле, возможно, 5-6 или 7.
Попрощались со своими боевыми товарищами. Зарыли могилу,
поставили прибитую к палке фанерную табличку и химическим карандашом написали
фамилии и имена погибших солдат и офицера.
Маша стояла бледная, её трясло, она больше не могла плакать. К могиле
подошел командир роты Николай Иванович Хохлов. Он попрощался с
боевыми друзьями, забрал Машу, и они ушли. Мы с тревогой смотрели на
уходящую Машу. Кто-то из солдат крикнул:
– Маша! Ты не забывай нас. Мы любим тебя. Наш взвод для тебя – дом.
Командир роты и Маша остановились, она крикнула:
– Ребята, я с вами не прощаюсь, ваш взвод для меня стал родным.
Она сняла шапку-ушанку и помахала ею.
Несколько слов о внезапном налёте немецкой авиации на наш район.
Недалеко от огневой позиции находилось большое хлебное поле.
Хлеб прошлого года убрали, а небольшие скирды соломы оставались в поле.
По нескольку раз в день немецкая артиллерия наносила удары по району
сосредоточения войск корпуса, они были довольно точными. В 200 метрах
от нашей ОП в доме расположился штаб артиллерии корпуса. Здесь сосредоточилось
огромное количество боевой техники. Вышестоящие
командиры понимали, что кто-то корректирует огнем артиллерии и авиации
немецкиx подразделений. Командование послало взвод солдат осмотреть ближайшие
поля. После недолгих поисков обнаружили в одной из скирд
двух немецких разведчиков с радиостанцией.
После похорон наших погибших солдат и командира взвода временно
обязанности командира взвода исполнял сержант, командир второго
экипажа. Он послал меня в штаб артиллерии корпуса как связного.
Моя задача состояла в том, чтобы своевременно сообщить нашему взводу
время на марш, куда мы должны прибыть и с кем совместно наш взвод
должен выполнять дальнйшие задачи. Когда я находился в штабе, в это
время шел допрос пленных немецких разведчиков – радистов. Вышел
майор, посмотрел на нас, сидящих солдат в ожидании распоряжений.
Отобрал трех человек, в том числе и меня, и приказал пойманных немецких разведчиков
пустить в расход. Приказ командира выполнили.
Я рассказал о первых шести днях январского наступления 1945 года.
Каждый прожитый день на войне-это, по существу, целая жизнь.
В дальнейших боях нас распределяли в разные танковые или
механизированные бригады, в тяжело-самоходный артиллериский полк.
Во всех подразделениях, где мы находились, выполняли свои прямые
обязанности зенитчиков, но постоянно вели бои и с наземным противником. Командир
танкового батальона, или любой другой командир
механизированного подразделения, использовал нас по своему
усмотрению. Чаще это было прямым нарушением нашего основного
назначения. Часто командиры, которым мы подчинялись, ставили нас на
опасных участках, где предположительно могла прорваться немецкая
пехота или ее легкая техника.
Американские установки в первых боях хорошо себя зарекомендовали.
Они маневренные и в боевой обстановке весьма эффективные, плотность
огня высокая: всё же четыре крупнокалиберных пулемёта.
Рассказать о каждом боевом дне войны невозможно.
Я хочу только рассказать о наиболее труднейших, на мой взгляд,
интересных боевых и жизненных эпизодах из моей фронтовой жизни.
Как-то в январе 1945 года после тяжелого дневного боя наш взвод оказался
в какой-то лесной деревне. Лежал мокрый рыхлый снег. К вечеру
подморозило. В течение всего дня нам не удалось поесть, и мы ожидали
ротную походную кухню с горячим обедом.
Пока ждали обед, старались немного погреться, толкали друг друга,
делали пробежки, так как за день наша одежда промокла, а вечером
стала замерзать. Мимо нашего взвода пробежало несколько танкистов и
сказали нам, что недалеко от нас находится пчелиная пасека.
Все мы, молодые солдаты, не соображали всё, что касалось пчелиных дел.
Наш старший товарищ Александр Морозов знал толк в пчелах.
Несколько солдат отправились по адресу, который дали нам танкисты. Действительно, на
указанном месте стояли собраные на зиму пчелиные улья. Многие из них кто-то нарушил.
Саша аккуратно со знанием дела достал рамки из ульев и это лакомство принёс в взвод.
Каждый из нас получил рамку с сотами, из которых мы высасывали мёд.
Забава для нас оказалась приятной, немного забыли о голоде, а пока
сосали соты, немного нагрелись. Мы все так увлеклись этой работой, что
не заметили, как перемазались в меду. Легче всего снегом отмыли руки,
губы и щеки. Труднее всего было отмыть от мёда борта шинели.
С наступлением темноты прибыла долгожданная походная кухня.
Водитель и повар оправдывались:
– Ребята, не обижайтесь, что поздно приехали, долго вас искали.
Спасибо танкистам, что подсказали, где вы. Мы до утра остаёмся с вами. Покормим вас
завтраком и отправимся искать другие взвода роты.
Горячий обед обогрел нас, а ночь, как и все предыдущие ночи, на войне.
В конце января 1945 года после шестидневных январских боев в нашей
роте, в том числе и в нашем взводе, произошли некоторые
кадровые изменения. Дело в том, что за время прошедших боев наша рота
потеряла шесть боевых машин, это значит полных два взвода.
Нашему взводу передали из другого взвода экипаж с боевой машиной,
так как один бронетранспортер в январских боях сгорел.
Командиром взвода назначили мл. лейтенанта Маслобойникова вместо
погибшего мл. лейтенанта Беззубова, командиром роты – старшего
лейтенанта Смирнова Петра Ивановича. Он оказался прекрасным
человеком, хорошим командиром. Он всегда улыбался. Отличался своей
выдержанностью, храбростью и умом. Когда он бывал во взводе, около него
всегда собирались солдаты. Он мог по душам со всеми поговорить.
Мл. лейтенанта Маслобойникова мы хорошо знали и уважали. Он тоже нас
знал не только по фамилиям, но и по именам. Командиром машины в наш
экипаж назначили сержанта Брусникина Евгения Михайловича вместо
выбывшего из строя по ранению Мамбиталиева. Вторым заряжающим в
наш экипаж перевели солдата Подмаркова вместо погибшего Василия
Зверева. Первого командира нашей роты, прекрасного офицера, капитана
Хохлова Сергея Ивановича назначили командиром артиллерийской
батареи.
23
Во второй половине февраля наш взвод в составе танкового батальона и
других подразделений 9 мех. корпуса после продолжительного дневного
боя заняли большой населенный пункт.
Взвод находился на окраине деревни, невдалеке от отдельно стоящего
дома с большим внутренним двором. Командир взвода разрешил экипажам
с наступлением темноты заехать во двор дома и произвести необходимый
ремонт и технический осмотр боевых машин. Только машины въехали во
двор, в калитке показалась Машенька. Мы обрадовались её приходу. После
гибели Беззубова это было её второе посещение взвода. Как всегда, она
справилась о здоровье каждого из нас. Внешне она оставалась такой же внимательной,
душевной и красивой. Находясь в нашем взводе, она
больнее чувствовала гибель друга. Её настроение менялось.Она любила
Костю, взвод об этом знал. В нашем взводе ей всё напоминало о нём, о их
коротком фронтовом романе. Но война так предательски распорядилась их любовью. За
время январско-февральской наступательной операции наши бронетранспортёры
прошли большие расстояния. Во дворе бронетранспортеры поставили так, чтобы хорошо
просматривалась и простреливалась местность со всех сторон дворового участка. На
улице падал мелкий, мокрый снег, вокруг стояла тишина. Командир взвода приказал
командирам машин выставить охрану по одному солдату на машину. Личному составу
разрешили отдых. Мы уже давно не отдыхали в домашних условиях, всегда спали так, как
позволяла обстановка. Чаще всего спали поочередно, сидя в кабине машины, или на
брезенте около установки на бронетранспортере. Спать улеглись в одной из комнат дома
на полу голова к голове, таким вот кругом. Усталые, мокрые, но в
натопленной теплой комнате, мы тут же уснули.
Механики-водители работали всю ночь. В одном бронетранспортёре
заменили сцепление, проверили ходовую часть всех машин, заменили
смазку в двигателях, заправили их горючим.
Командир взвода по рации получил приказ от ротного направить
в штаб артиллерии корпуса связного.
Взводный стал будить спящих солдат, но поднять кого-либо оказалось не
так легко. Уставшим солдатам не очень хотелось покидать тёплую комнату.
Командир растолкал меня и попросил встать. Многих солдат он называл по
имени:
– Николай! Собирайся, медлить нельзя, ты моложе, выспишься потом.
А затем он приказал добраться до штаба 9 мех. корпуса и находиться там,
пока командующий артиллерией корпуса не даст распоряжение, куда
нашему взводу передислоцироваться и в чьё распоряжение прибыть.
Так случалось часто, что не из штаба полка или командира роты,
а вышестоящий командир направлял взвод туда, где он считал нужнее
использовать его боевую технику.
Я вытащил из-под Саши Порываева свою шинель, так как его шинелью
мы были накрыты. Он во сне что-то проговорил, не открывая глаз, спал
крепко. Я привёл себя в порядок, забрал свой вещевой мешок, закинул на
плечо автомат ППШ и взял два дополнительных диска. Командир взвода
вместе со мной вышли на улицу, подошли к калитке. Он объяснил мне, как
пройти до штаба корпуса, который находился в большом населёном пункте.
После теплой комнаты я ощущал озноб и, как говорят, зуб не попадал на
зуб. Я вышел за калитку и направился по широкой лесной просеке к
деревне. Ком. взвода крикнул мне вслед:
– Коль!, Будь осторожен!. Смотри в оба.
Светила луна, хотя редкие, какие-то грозные облака ползли над тихим
лесом. Ночью подморозило. Под ногами поскрипывал неглубокий снег, перемешанный с
грязью. От дневных боёв и движения техники вся просека выглядела черноватой и
тревожной. Деревня, в которую я шел, находилась в пределах 2 – 2,5 кмилометра от
расположения взвода. Я прошел 500-600 метров, оглянулся, еще хорошо виделся дом, в
котором на ночлег расположился взвод.
Я прибавил шаг. Впереди просеку пересекал узкий ручей шириной до 2,5
метров. Когда я приблизился к ручью, по мне прострочила пулемётная
очередь. Пули просвистели над головой, и впереди над водой появились
всплески и брызги от пуль. Я мгновенно упал, лежал и не двигался. Автомат
привёл в боевое положение. Снова установилась тишина. Теперь я
понимал, что она обманчива. До воды осталось несколько шагов.
Я приподнялся, согнувшись сделал первых два шага, ноги уже были в воде,
как снова прострочила короткая пулемётная очередь. Теперь я упал в воду.
Берег ручья, по-видимому, прикрыл меня. Я прополз по воде до другого
берега, осталось преодолеть небольшой подъём, а затем начинался
пологий спуск к деревне. Пролежал минуту – две, не ощущая холода, хотя
одежда полностью промокла. Я вскочил и что было сил рванул вперёд.
Проскочил подъём, а дальше меня скрыла местность. Бежал долго, затем, согнувшись,
ускоренным шагом шел по просеке. Впереди показались крыши
домов. Еще сотня метров и начинался крутой спуск к деревне. В самом низу
спуска около большого дома меня остановил голос часового:
– Стой, кто идет?
– Свой! – ответил я.
Часовой приказал:
– Бери правее и по дорожке сходи вниз.
Я выполнил команду часового. Сошел и стал.
– Кто и откуда? – спросил часовой.
– Иду в штаб.
Часовой скомандовал:
– Пройди вперёд.
Я прошел вперёд. Часовой зашел мне за спину и приказал идти прямо.
Около входа в дом нас остановил следующий часовой, который вызвал
командира, а тот приказал мне войти в дом. В доме я увидел, что командир – лейтенант.
Как и положено, доложил ему, что я послан от зенитно –
артиллерийского полка. В комнате около печки – буржуйки сидело много
солдат. Кто тихонько разговаривал, а кто, сидя, спал. Меня узнал солдат,
который тоже оказался посыльным от зенитно-артиллерийской батареи
нашего полка. Лейтенант приказал мне раздеться и обсушиться около
печки – буржуйки. Знакомый солдат помог снять с меня одежду и разложил её
около печи, на время дал мне свою шинель. Нательное и тёплое бельё, обмундирование
высохло быстро. Шинель и ботинки еще немного не
досохли, но по такой зиме это было нормально. Суше одежда и не бывала.
Утром я вернулся в свой взвод и передал командиру устное распоряжение
о месте, где должен действовать взвод с танковым подразделением.
Командир взвода спросил меня:
– Это по тебе вчера стреляли?
– Да, по мне! – ответил я.
– После твоего ухода взвод тоже не спал, немцы небольшой группой пытались нас
уничтожить, но мы своим огнём отбросили их обратно в лес.
Механики на славу потрудились. Они досмотрели боевые машины, что
следовало сделать, сделали. Вскоре взвод прибыл в танковую роту, где
вместе с ней продолжали наступление.
24
Взвод сопровождал к месту новой дислокации штаб 9-го
механизированного корпуса. По дороге двигалась боевая техника,
стрелковые подразделения и штабные машины корпуса. Вся колонна
двигалась только по твёрдой части дороги. Лежал мокрый, черный от грязи,
снег. Просёлочные дороги от боевой техники, танков и машин стали вязкими. Съехать на
обочину, или произвести обгон, могли только танки.
Бронетранспортёры двигались один за другим ближе к штабной колонне.
На одном из участков колонна стала. К взводу подошел командующий
артиллерией корпуса полковник Портянников. Он стал ругать взводного за
то, что не рассосредоточил боевые машины по колонне. Он был прав. Действительно,
установки двигались впритык одна к другой, да и вся
колонна двигалась медленно. Грузовые машины буксовали, и это
создавало большие трудности по движению колонны. Внезапно над
стоящей колонной появились три немецких самолёта М-109. В этот момент раздалась
команда «Воздух», установки одновременно открыли огонь по
первому, идущему на колонну, самолёту. Солдаты и офицеры колонны
рассыпались по левой и правой сторонам дороги, многие прижались к
стоящим танкам и бронетранспортёрам зенитного взвода. Мессершмитт
–109 загорелся, свернул левее колонны и рухнул на землю. Два других
самолёта беспорядочно сбросили бомбы и скрылись. Слышались крики:
– Ура! Молодцы зенитчики!
Полковник остался доволен. Он поздравил командира взвода, а в его лице
и взвод за отличный результативный бой. Самолёт сбили на его глазах, но
он всё же приказал рассосредоточить бронетранспортёры по колонне.
10 февраля 1945 года после короткой артиллерийской подготовки и
стремительной атаки танковых подразделений с механизированной пехотой
с участием бронезенитного взвода и других подразделений корпуса заняли
город Лигниц. В этом бою экипажи взвода, в основном, вели бой с пехотой противника.
19 февраля 1945 года после тяжелых боёв немцев выбили из города Яуер.
В конце февраля взводу приказали прикрыть штабную колонну от
самолётов противника до места новой дислокации.
Штабная колонна прибыла и расположилась в большом населённом
пункте – Херусвольдаво. В ожидании новых указаний взвод занял огневую
позицию с левой стороны деревни на крутом спуске к ней.
Деревня как бы находилась со стороны спуска в низине. Экипажи взвода почувствовали,
что от линии фронта находятся далековато, спокойно
заняли указанные позиции и даже не стали окапываться. Мы считали себя
в тылу, приводили в порядок боевую технику: разбирали и чистили пулемёты,
снаряжали пулемётные ленты, укладывали их в магазины или
в специальные ящики. Когда работа подходила к концу, мы увидели, что из
леса выбежало целое стадо диких коз. Расстояние от огневой позиции до
опушки леса по дальномеру – 1000 метров. Наш экипаж захотел проверить,
как подготовили пулемётную установку к бою. Саша Порываев дал
короткую очередь по выбежавшим на поляну козам, несколько коз упало.
Cолдаты взвода сходили к опушке леса и притащили на ОП две козы.
Одной козе пуля попала в шею и оторвала ей голову. Старейший солдат
Александр Морозов хотел разделать эти туши и передать их на ротную
походную кухню. В это время начался налёт немецкой авиации. В воздухе
появились наши истребители, и между ними завязался воздушный бой.
Попеременно истребители атаковали друг друга. Взвод огонь не открывал,
ждал удобного момента для открытия заградительного огня. Когда
немецкие самолёты стали заходить в хвост нашим истребителям, взвод
открыл огонь по их самолётам.
В воздушном бою находилось три немецких и три наших истребителя. И всё
же наш истребитель стал терять скорость и снижаться по кругу, а затем
медленно падать. Оставшиеся два наших истребителя, воспользовавшись
огневой завесой, смогли сманеврировать и зайти в хвост немецким
самолётам. Немцы беспорядочно сбросили бомбы, не причинив урон штабу
и огневой позиции взвода. Даьнейшего боя они не приняли и стали уходить.
Нашим самолётам удалось поджечь один их истребитель, а наш самолёт
упал недалеко от огневой позиции взвода. Я с друзьями сходили к месту
его падения. На его фюзеляже нарисовано много красных звёзд. Сам
самолёт не сбили, а в воздушном бою смертельно ранили лётчика в голову
пулей малого калибра. Посадить машину у него не хватило жизни. Вначале
он пытался управлять, а затем, по-видимому, потеряв сознание и находясь
низко над землёй, упал. Взводу предъявили претензию в гибели лётчика.
Командира взвода спасла от наказания лежавшая коза с оторванной
головой, убитая пулей из крупнокалиберного пулемёта нашего
бронетранспортёра. Несколько офицеров из штаба корпуса, которые
пришли на огневую взвода, осмотрели лежащих коз и сняли со взвода
обвинение. Так иногда бывает на войне.
В момент, когда немецкий самолёт зашел в хвост нашему истребителю и
вел по нём огонь, был смертельно ранен лётчик.
– Николай! Ты лётчика видел? – спросил Саша Порываев.
– Да, Саша, я его видел. Он молодой офицер в звании старшего лейтенанта. Один офицер
из его полка, который находился в корпусе, назвал лётчика по фамилии, кажется –
Ворошилов. Он, если считать по количеству звёзд на фюзеляже самолёта, сбил 16
стервятников. Жаль, хороший лётчик. Хорошо, что ты по козам стрелял, а то бы
точно на нас вину свалили, а что нет?
– Всё возможно, – с чувством досады ответил Саша.
Во второй половине дня стало известно, что большое немецкое
подразделение с боем пробивается к своим. На участок огневых позиций
взвода прибыла артиллерийская противотанковая батарея, и она стала
окапываться впереди позиций взвода, примерно в 100 метрах. Штаб
корпуса начал срочно уходить из этого населённого пункта. Командир
взвода собрал командиров машин и дал указание на случай отхода.
Теперь он сожалел, что бронетранспортёры не в окопах.
В этот момент только и не хватает приезда командира полка. Взвод боялся
не предстоящего боя, а именно приезда командира части.
Из леса, с места, где утром выходили дикие козы, показались немецкие
автомашины, бронетранспортёры с пехотой. Колонна вытягивалась из леса
и двигалась по направлению к деревне, где находились огневые позиции
взвода и прибывшей артиллерийской батареи.
Раздался первый артиллерийский залп. Несколько машин противника
загорелись. Наш взвод открыл огонь по пехоте и по автомашинам.
Работало 12 крупнокалиберных пулемётов. Немецкая пехота оказалась в
замешательстве, и они начали спешный отход в лес.
Вдруг из леса показались три танка типа «Тигр», которые двигались в
сторону артиллериской батареи и зенитного взвода. Еще два залпа дали артиллеристы.
Один танк загорелся. Взвод снова открыл огонь по
появившейся за танками пехоте. Все экипажи действовали слаженно.
Артиллеристы стали срочно оставлять свои позиции и выдвигаться по
верхней дороге в деревню. Командир взвода понял, что с танками взвод не справится, и
дал команду оставить позиции. Обстановка сложилась так, что
любое промедление могло бы привести к неоправданной гибели всего
взвода. Немецкие танки, ведя орудийный огонь по позициям взвода,
стремительно приближались к деревне. Верхний участок дороги для отхода
стал опасным, так как он простреливался танками.
За танками по всему полю шла немецкая пехота, впереди её двигались
четыре бронетранспортёра. Механики-водители приняли решение
спуститься в деревню прямо, но по очень крутому спуску.
Механик-водитель Баус крикнул:
– Я думаю, что дети зимой с этой горы на саночках спускаются, а мы должны, обязаны
одолеть этот спуск на наших машинах. Выхода нет. Поехали.
Бронетранспортёры спускались с горы фронтом, ведя огонь по пехоте и
бронетранспортёрам противника. Этот спуск взвод одолел, и мы мгновенно оказались
на улице деревни. Еще несколько минут и взвод занял позиции
на её окраине. Два немецких танка спустились в деревню по пологому
спуску, а пехота без труда сошла по её крутому спуску. Вся деревня
оказалась в руках немецких подразделений.
Кроме зенитного взвода на этом участке других подразделений корпуса не оказалось.
Артиллерийская батарея, по-видимому, ушла по дороге в
расположение своего полка. Так как силы оказались абсолютно неравными,
взводу оставалось одно: оставить деревню. Так командир и сделал.
На дороге, по которой мы отходили, нас остановил какой-то крупный
военначальник. Он отматерил командира взвода и приказал развернуть
бронетранспортёры и снова двигаться к оставленной деревне. Перед
деревней механики-водители развернули боевые машины на 180 градусов
и задним ходом подошли к кирпичным домам и заняли оборону. Машины
расположились удачно. Экипажи контролировали выезд из деревни. Вскоре появились
сапёры, они установили противотанковые мины на булыжной
дороге, недалеко от занятой нами позиции. Через некоторое время два
немецких танка появились на дороге и начали движение к выезду из
деревни. Экипажи ждали их появления с огромным волнением. Водители
как можно дальше заехали за стены домов и держали машины в готовности
к движению. Первый танк двигался медленно, как бы прощупывал
надёжность дороги. Второй – шел за ним на расстоянии метров двадцать.
Раздался мощный взрыв. Танк, который шел первым, развернуло на 90
градусов, и он застыл на месте: миной разорвало его гусеницу. Второй –
развернулся и отошел. Механики-водители сдали свои машины назад и
заняли первоначальное положение для стрельбы. Экипажи своим удачным
расположением и метким огнём не дали немцам выйти из населённого
пункта. Развёрнутый немецкий танк загородил дорогу своим машинам и
бронетранспортёрам. К концу дня подошли наши танки, артиллерийский
дивизион и пехота. Вскоре бой закончился. В деревне осталась вся
немецкая техника, а солдаты и офицеры взяты в плен. О такой удачно
проделанной работе мы и не мечтали, у нас осталось приподнятое боевое настроение.
– А полковник, который нас вернул, по-видимому знал, что нашему взводу без помощи
других подразделений не справиться. Он сделал всё, чтобы этот бой закончился
разгромом немецкой группы. Спасибо ему, – так высказался командир взвода.
25
В тот же вечер взвод передали в распоряжение 383-го тяжело-самоходного
артиллерийского полка, которым командовал полковник Веремей. Им была создана
специальная группа, в которую входили шесть тяжело-самоходных орудий, четыре танка
Т-34, взвод бронетранспортёров М-17, два взвода пехоты. Стрелки расположились на
танках и самоходках. Группой командовал полковник Веремей.
Она получила специальное задание прорваться к городу Лаубань и
оказать помощь подразделениям корпуса по его овладению.
В конце февраля 1945 года группа двинулась через лесные дороги к
городу Лаубань. До кирпичного завода дорога была более или менее,
затем с большим трудом преодолевали лесной участок по абсолютно раскисшей дороге,
которая превратилась в топкую непролазную грязь. Моросящий холодный дождик
съедал грязный тонкий наст снега,
который покрывал землю. Над лесом плыли черные низкие облака.
Так как передний мост бронемашины колёсный, а задняя ходовая
часть – гусеничная, то на таких дорогах они часто буксовали, садились
на «брюхо» и требовалась посторонняя помощь. В таких случаях на
помощь приходили танки или самоходки. Колонна на этом участке растянулась,
двигалась медленно. Два танка, которые шли впереди
всей колонны, осуществляли разведку местности и дороги. Хотя
солдаты имели плащ-палатки, но при такой погоде они мало
помогали. Все, кому судьбой суждено быть на открытом воздухе,
давно промокли и промёрзли. Итди или пробежать по такой дороге,
чтобы согреться, невозможно. На одном из участков дороги, вблизи
большого кирпичного дома, группа вступила в бой с немецким подразделением. Бой
оказался коротким. Немцы не выдержали огня
танковой группы и отступили в лес. Преследовать их не стали,
боялись посадить в грязи боевую технику. Дорогу, которая уходила
вправо, блокировали немцы. Позже стало известно, что обратная
дорога в районе кирпичного завода находится тоже в их руках.
Смешанная танковая группа полковника Веремея оказалась в мешке.
В дневное время становилось теплее, но холодный моросящий
дождик не прекращался. Ночью, ближе к утру, подмораживало, и для
всех наступало трудное время. Костры жечь не разрешалось. Шинели
к утру замерзали. Утром мы разводили небольшие костры, у которых
снимали с себя нательное бельё и веточками выгребали со швов
вшей, которые падали в костёр. Ежедневно немцы пытались пройти
через участок, который занимала танковая группа. Но их попытки
отражались огнём танков, самоходных орудий, зенитного взвода и
двух стрелковых взводов. Группа полковника Веремея тоже не смогла преодолеть
немецкий заслон и не продвинулась к городу Лаубань не
на один шаг. Для группы была большая радость, когда к ней
пробилась штрафная рота численностью более ста человек. Рота
состояла из осужденных военным трибуналом солдат и офицеров.
Она была хорошо вооруженная и имела большой боевой опыт. Роте
приказали занять оборону впереди танков и зенитного взвода.
Окопы, траншеи, которые они вырыли в неполный профиль, тут же заполнились водой.
Район, занятый танковой группой, имел большие сложности. Местность низкая, местами
переходящая в болотистую.
Построить землянку, где можно обогреться, просушиться, невозможно. Нахождение на
такой местности продолжительное время сказывалось
на моральном и физическом состоянии солдат. Танкисты и
самоходчики из тонкого леса делали остов шатра и на него натягивали брезент. На землю
в шатре накладывали мокрые сосновые ветки и хоть таким образом могли скоротать
ночь. Через два дня штрафная рота стала проявлять недовольство. Танкисты,
самоходчики дали им несколько танковых брезентов, и они на огневых позициях
зенитного взвода соорудили два шатра, но этого не хватало для них. Все
отдыхали поочерёдно, а кто не отдыхал, нёс нелёгкую ночную службу.
Командир группы полковник Веремей приказал командиру зенитного
взвода в случае, если штрафники самовольно станут оставлять свои
позиции, открывать по ним огонь без предупреждения. Хотя они и
проявляли недовольство, но своих позиций не покидали. Судьба этой
роты была такой же, как у танкистов и зенитчиков. Правда, те хоть
днём во время холодного изнуряющего дождя могли сидеть в своих
холодных бронированных машинах, а штрафники всю ночь на улице
то под дождём, то на морозике. Лучше всех на этом участке обстояло
дело у стрелков. Они находились левее всей группы. Их оборона
находилась в районе дороги, которая уходила вправо, около большого заброшенного
кирпичного дома. Рядом с домом находились траншеи
для ведения оборонительного боя, ближе к дороге они вырыли окопы
на случай отражения танков противника. Два пехотных взвода
обеспечивали безопасность танковой группы и всего правого участка
дороги. В доме они могли обогреться, просушить свою одежду. В двух стрелковых взводах
солдаты в своём большинстве были 1926 года рождения, были и еще моложе – 1927 года.
Командир одного из стрелковых взводов ходил в солдатской шинели, на ногах носил
солдатские ботинки с обмотками. Его отличали от солдат только погоны младшего
лейтенанта, которые он, по-видимому, получил недавно.Так продолжалась взаимная
осада: не группа Веремея, не немцы на этом участке местности не смогли добиться
успеха.
Недалеко от двух стрелковых взводов дорогу прикрывали два тяжело- самоходных
артиллерийских орудия калибра 150 мм. Место, где
солдаты группы могли отправлять свои естественные надобности,
находилось немного правее в лесочке от огневой позиции зенитного
взвода. Как-то я и мой товарищ Василий Щёкин пошли по своим делам
в лесок. Это ближе к позициям наших стрелковых взводов. Находясь в лесочке, мы
услышали рёв, а через несколько минут показались три
немецких танка типа «Тигр». Огромные стальные машины двигались
по дороге к обороне, которую занимала танковая группа Веремея. Они
ползли медленно одна за другой и тут же открыли огонь по нашим
пехотинцам, которые своевременно заняли свои позиции. Я и
Василий, нагнувшись, стали отходить с этого места к стоящим
самоходкам. Раздался первый выстрел из тяжело-самоходного
орудия, и ведущий немецкий танк загорелся и замер на месте, заняв
собою всю проезжую часть дороги. Со стороны дома огонь открыли
два взвода наших стрелков. Второй немецкий танк попробовал
развернуться, съехал с дороги, подставил свой борт нашей
самоходке. Снова прогремел выстрел, загорелся и второй немецкий
танк. Из леса на оборону наших стрелковых взводов выбежало до
полусотни солдат немецкой пехоты. Наши взвода открыли шквальный пулемётный и
автоматный огонь по наступающим. Бой длился 10 – 15
минут. Не достигнув успеха, немцы откатились в лес, а третий танк,
возможно их было и больше, задним ходом отошел в лес и скрылся.
Немецкие танки, подбитые в бою, полностью заблокировали участок
правой дороги. Тем самым для группы полковника Веремея основная
дорога стала безопасной. Никакая техника не могла двигаться по
болотистой местности. Немецкие стрелковые подразделения обошли
левой стороной и хотели заблокировать основную дорогу, по которой
танковая группа могла в случае необходимости отойти. Они не
рассчитали свои силы и не знали, кто стоит перед ними. Когда
немецкое подраздление вышло на дорогу, танки и наш зенитный
взвод открыли по ним огонь. Они стали спешно уходить в лес.Это
немецкое подразделение добила наша штрафная рота. Несколько
дней стояла необыкновенная тишина. Улучшилась погода. Стало
теплее, прекратился всем надоевший моросящий дождь. Снег еще
растаял в первые дни марта. 12 марта 1945 года во второй половине
дня к группе Веремея подошел реактивный дивизион «Катюш». Он
занял позиции в 300-х метрах от нашего взвода .
Когда стало темнеть, а дни стояли короткие, ракетчики дали залп по
немецкой обороне. Через огневые позиции взвода на голову немцев
летел град реактивных снарядов с таким рёвом, что всех одолевал
страх. В то же время мы гордились за боевую технику нашей армии. Реактивный
дивизион дал только один залп и этого было достаточно.
Оборона, где находилась штрафная рота, была недалеко от немецкой обороны, и
разрывы реактивных снарядов могли нанести ей урон. Они
заранее оставили свои позиции и собрались около нашего взвода.
Немцы оставили свои убогие позиции и ушли из этого, надоевшего
нашим солдатам, леса. На следующий день вокруг стало спокойно.
Разрешили разложить большие костры. Просушились так, что
кое – что прогорело, но зато хорошо обогрелись. У воинов группы
появилось приподнятое настроение. К нашему экипажу подошел
начальник штаба группы, переписал фамилии солдат и сержантов
взвода и сказал:
– За проявленную храбрость и за хорошо выполненную боевую задачу командир группы
полковник Веремей вас всех представляет к ордену «Отечественная война».
Корпус в середине марта 1945 года занял город Лаубань. В течение двухнедельных боев
взвод принимал самое активное участие в боях с наземным противником. Условия для
авиации противника из – за облачной и дождливой погоды сводились к нулю. Иногда
слышался звук от летящих самолётов на больших высотах. Солдаты взвода
радовались, что выполнили свой долг и полковник отметил их боевой
труд. Танковая группа отвлекла от города Лаубань значительные силы
немцев. Больше всего радовался наш взвод, что в этих трудных
условиях все остались живыми и здоровыми. Бронемашины и зкипажи
могли и дальше громить врага. Через несколько дней взвод узнал, что старшина
бронезенитной роты – старшина Молодцов героически
погиб в Лаубани. Он взорвал гранатой себя и подбежавшую к нему
группу немецких солдат, которые хотели его пленить. Утром группа
полковника Веремея, оставив могилы павших солдат и сержантов,
двинулась по той же дороге в свое расположение. Обратный путь
взвод преодолел без особых трудностей. В этом помогла погода.
26
12 марта 1945 года 1719 ЗАП вышел в отведенный ему район для
отдыха. Он пополнялся боевой техникой и личным составом. Группа,
в которую входил бронезенитный взвод, выполнила свою задачу.
14 марта взвод вернулся в расположение своего полка. В тот же день
для взвода организовали баннопрачечный день. В большой палатке оборудовали баню.
Врач полка осматривал солдат, ему помогали сестры роты Рита Тёшкина, весёлая,
доброжелательная, красивая девушка и Маша Плешакова. Машенька радовалась, что
снова встречает солдат родного для неё взвода. Рядом с палаткой стояли металлические
бочки, в которых пропаривалось нательное бельё, обмундирование, портянки и обмотки.
Для шинелей и шапок – ушанок стояли другие бочки. Кое- что с одежды солдатам
заменили. Через день, 16 марта, хорошо отдохнувших, чистых, с хорошим настроением,
солдат взвода доставили на полковое построение. На поляне, перед штабом полка,
построился полк лицом к зданию штаба, знаменосцы вынесли из него развёрнутое
полковое знамя. Перед строем полка стоял большой стол, покрытый красным
материалом, на котором лежали коробочки с боевыми наградами. Командир полка
гвардии подполковник В.П.Галина всех поздравил с окончанием
зимней операции 1945 года. Он пожелал однополчанам здоровья и
успехов в предстоящих боях. Минутой молчания полк почтил память
погибших в бою солдат, сержантов и офицеров.
Затем состоялось торжественное вручение боевых наград. В тот
памятный день я получил свою первую боевую награду – “Медаль за
отвагу”. Саше Порываеву вручили орден “Славы третьей степени”,
командиру экипажа Брусникину Евгению Михайловичу – орден
“Отечественная война второй степени”, механику-водителю Фёдору
Высоких – орден “Красная звезда”. Потом прошел слух, что при выносе
наградных листов с места, где воевал взвод в объединённой группе
под командованием полковника Веремея, наградные листы то ли
были сожжены, то ли были потеряны, толком никто ничего не знал.
Командир роты старший лейтенант Смирнов Пётр Иванович
радовался, что взвод вышел из окружения. Он солдатам взвода
говорил:
– По рации передали о гибели двух экипажей. На многих из вас заготовили похоронные
извещения, но ждали подтверждения. Отправить родным штаб не решился. Я рад, что
вижу моих доблестных солдат. Теперь Вы долго будете жить.
Поздравляю Вас с окончанием зимних боёв и благополучным возвращением в полк.
Всё оказалось по-другому, солдаты взвода выжили, выйдя из этого
вонючего мешка, а тот лес прозвали “Гнилым адом”. Я получил письмо
от мамы и радовался, что у них всё хорошо. В ответ написал длинное
письмо, так как в течение прошедшего месяца не писал.
Было не до писем. Я любил писать в хорошем настроении. Письма
писал патриотические, никогда не писал о боевых буднях. В них я
больше спрашивал о домашней жизни, об учебе брата и сестрички.
Еще прошло несколько дней отдыха. Как-то утром механик – водитель
Дима Баус и Маша решили сделать домашний завтрак для взвода.
Они к этому готовились, но держали в секрете. Заранее на
назначенное время они пригласили командира роты Петра Ивановича.
Им удалось напечь вкусных домашних блинов в большом количестве.
На стол поставили две бутылки «Шнапса». Когда взвод поднялся по
команде «Подъём» и привёл себя в порядок, Маша пригласила всех
на завтрак. Это был замечательный, дружеский, для всех
неожиданный, семейный завтрак. Каждый налил в свою кружку 100
боевых и с огромным аппетитом ел. Фёдор Высоких, обращаясь к
Маше и Диме, пожелал:
– Пока мы на отдыхе, кормите нас таким завтраком. Я ем и думаю,
что сижу в саду моего дома и мамка угощает меня блинами.
Особенно расслабиться не дали. Началась подготовка к решающим
боям. Пока взвод стоял на оборудованных огневых позициях, но
далеко от линии фронта. Экипажи занимались материальной частью пулемётов и
пулемётной установкой. Получили боекомплект,
снаряжали пулемётные ленты. Механики-водители ремонтировали
машины, работы хватало всем. Главное, взвод, как и прежде,
выполнял свои прямые обязанности: нёс круглосуточное дежурство на
своих боевых машинах. Теперь было проще, как только появится
самолёт противника, немедленно открывали по нём огонь. Да и
самолётов у немцев поубавилось, и лётчики стали намного трусливее.
Они и сами чувствовали скорый конец войны и, по-видимому, им
очень хотелось до него дожить. В прошедших боях рота понесла
значительные потери, и она сократилась по численности людского
состава и боевой техники.
К предшествующей операции роту техникой не пополняли. Возможно,
её просто не было. Зимние бои прошедшей операции оказались
тяжелыми. Погибли друзья, многие находились в госпиталях после
ранений. На войне о каждом прожитом дне можно написать много,
хотя бы о том, что думает солдат, о чем он мечтает. Фронтовой день
всегда длинный и всегда таит опасность. Солдату не очень хочется об
этом думать, а почему-то такие мысли приходят и от них бывает
трудно отвязаться. Для полка заканчивался короткий отдых. С ротой и артиллерийскими
батареями провели последнее тактическое учение.
Вокруг, где находились войска 9-го механизированного корпуса,
наблюдался подъём и подготовка частей к весенней операции,
возможно, последней. Экипажи взвода хорошо отдохнули и были
готовы к предстоящим боям.
НА БЕРЛИН
27
Полк в составе корпуса 11 апреля 1945 года совершил марш на
участок в район Белау и занял огневые позиции в 20 км. от переднего
края обороны противника. В последнее время улучшилась погода,
днём стало теплее, а иногда по-настоящему тепло. На деревьях стали набухать почки,
повсеместно обочины дорог, поляны, пригорки покрылись первой нежно-зелёной
травой. В дневное время солдаты переходили на летнюю форму одежды. Экипажи взвода
оборудовали хорошие огневые позиции. Противник чувствовал, что скоро войска
Советской армии перейдут в наступление. Их авиация появлялась
помногу раз за день. Бывали и массовые налёты. Зенитных средств
на участке стояло много, да и наша авиация постоянно патрулировала
район сосредоточения войск армиии. Взвод часто вступал в бой с
немецкой авиацией. Теперь их самолёты не могли прицельно бомбить
или расстреливать наши войска. Вечером командиру взвода
приказали оставить огневые позиции и совершить марш в танковый
батальон. Взвод в составе танковой роты двигался на участке
автострады в направлении на Берлин. На одном из участков дороги
немцы оказали сопротивление. С утра до вечера танковая рота,
зенитный взвод и другие подразделения корпуса не могли
продвинуться вперёд.
Происходили ожесточенные схватки с танками и пехотой противника.
Дважды наша авиация бомбила узлы, где окопались немцы, но всё
было безрезультатно. Ночью прибыли батарея 75мм орудий,
миномётная батарея и рота пехоты. К утру прибывшие подразделения окопались.
Танковая рота, в которую входил зенитный взвод,
получила другое боевое задание. Её развернули на 180 градусов,
вначале она двигалась в обратном направлении по автостраде, а
затем повернула вправо и двигалась по лесной дороге. Во время этого
марша сводная рота уничтожила отступающее немецкое
подраздление. Броневзвод поработал на славу. Он обеспечил
безопасность флангов танковой роты от фаустпатронщиков, которые
начали появляться при подходе армии к Берлину. Дальше броневзвод совместно с
танковой ротой вошли в горящий лес, по которому шла
дорога. Лес полыхал огнём, от дыма дышалось трудно. Нам приказали
одеть шинели и следить друг за другом. Ко всему, от полыхающего
леса было невыносимо жарко. Группу спасло то, что дорога шла по
широкой просеке. Около двух часов преодолевали сложный участок.
В более безопасных местах наша группа останавливалась и ждала
результаты головной разведки.
В полдень группа снова вышла к автостраде. На большой скорости,
уничтожая небольшие узлы сопротивления, она двигалась вперёд.
Для немцев это наступающее подразделение оказалось
неожиданным. Чаще небольшие группки противника или разбегались,
или здавались в плен. Сводной танковой группе поставлена задача к
утру 17 апреля прибыть в распоряжение танковой бригады, которая
готовилась к форсированию реки Нейсе. Взвод огневых позиций не
сооружал. На это просто не хватило время, так как едва успели к
началу наступления. В 6 часов 15 минут 17 апреля 1945 года
несколько тысяч артиллерийских и миномётных стволов в течение
40 минут кромсали оборону противника. В небе появились наши бомбардировщики,
которые обрушили свой груз на позиции врага.
И всё же, несмотря на такой мощный удар наших войск, немцы
оказывали сильное сопротивление. В 10 утра зенитный взвод занял
огневые позиции на втором берегу реки. В основном, взвод вёл бой с пехотой
противника. Немецкие самолёты появлялись, но им зенитные средства и самолёты армии
не давали прицельно бомбить наши подразделения.
Форсирование реки прошло быстро и успешно.
Броневзвод своим огнём поддерживал наступающую пехоту.
Заряжающие едва успевали готовить патронные ленты. Иногда
пулемёты от интенсивного огня раскалялись так, что со стволов шел
едкий дым. 18 апреля, находясь в распоряжении командира танкового батальона, взвод
вместе с ним форсировали реку Шпрее.
19 апреля войска корпуса стремительно двигались к Берлину.
21 апреля танковый батальон, в котором находился зенитный
броневзвод, форсировал канал Нотте. За прошедшие дни шли
ожесточенные танковые бои, и взвод в этих боях принимал самое
активное участие. Весь день 22 апреля шли бои за захват плацдармов
на северном берегу канала Тельтов и овладением пригородами
Берлина. В 6 часов утра началась артиллерийская подготовка.
Авиация наносила мощные бомбовые удары по немецким
укреплениям. Самолёты шли волна за волной. Огневые позиции
экипажей взвода находились у самого берега канала. Первое
форсирование канала оказалось неудачным. У противника еще было достаточно средств
и сил, чтобы остановить на некоторое время
продвижение наших войск. Взвод в тот день через канал не
переправился, а, как и ранее, оставался на северном берегу на
хорошо оборудованных огневых позициях в районе переправы.
Взводом хорошо простреливалась местность на втором берегу
канала. Немецкая пехота не могла подойти ближе к берегу, так как
взвод своим огнём отбрасывал её, и они несли потери.
25 апреля танки 69 бригады снова форсировали канал и подошли
вплотную к пригородам Берлина. В тот же день через канал
переправился наш взвод. Немцев выбили из укреплённых районов
канала. С этого момента началась операция по овладению столицей
Германии городом Берлином.
28
25 апреля в пригородах Берлина командование создало штурмовые
группы, в которые входили 2-3 танка, несколько артиллерийских
орудий, один бронетранспортёр М-17, пехота и другие боевые и вспомогательные
средства. Участок за участком, квартал за
кварталом в тяжелейших условиях городского боя приходилось
отбивать у немцев. Городские стены домов для них служили
крепостью. В подвалах прятались фаустпатронщики. Им удавалось расстреливать наши
танки, бронетранспортёры, машины и другую
боевую технику. Американские самолёты беспрерывно большими
группами бомбили кварталы Берлина. Город горел. На улицах
движение становилось опасным из-за обвала стен домов. Наш экипаж действовал умело.
Прежде, чем продвинуться дальше по улице, мы
очередями из пулемётов расстреливали окна подвалов. В основном, в
этих местах находились истребители наших танков –
фаустпатронщики. Такой тактический проход обеспечивал более
безопасный проезд для себя, танков, артиллерийских орудий и
пехоты. Войска шаг за шагом с боями продвигались к центру Берлина.
В это время установилась хорошая весенняя погода, а в Берлине
стоял смрад и угар, сплошная завеса пыли от бомбовых ударов нашей
и американской авиации, от артиллерийских, миномётных и танковых
снарядов, от зданий и домов, которые разваливались и горели.
При всём этом в войсках чувствовался конец войны.
Но для солдата и последние сражения еще были войной. Даже в
последнюю минуту сражений воин мог распрощаться с жизнью, или
стать инвалидом от ранения. В одном очень красивом месте города находилась огневая
позиция нашего экипажа. Стояла необыкновенная
тишина, как будто всё на несколько минут замерло. Я сидел на
бензобаке бронетранспортёра, свесив ноги, и разговаривал со своими товарищами,
которые сидели на зелёной травке около машины.
В этот момент на огневую позицию экипажа подъехал на “Джипе”
начальник артиллерии корпуса полковник Портянников. Когда он
сошел с машины и подходил к экипажу, появился немецкий самолёт
М-109 на бреющем полёте. Саша Порываев захватывает цель,
нажимает на спусковой крючек, и вместе с очередью из левого
верхнего пулемёта вылетает ствол. Самолёт улетел. Полковник
удивился и спросил командира экипажа:
– Что случилось, почему во время стрельбы произошла такая оплошность?
Командир экипажа стоял и не мог ответить из-за чего выбросило ствол.Полковник спокойно сказал:
– Разберитесь и чтобы подобного больше не случилось.
Экипаж переживал за этот случай. Но чего не бывает на войне.
Брусникин спросил у меня и Сергея Подмаркова о случившемся.
Я посмотрел на друзей и сказал:
– Приводили в порядок материальную часть, и Сергей установил ствол в пулемёт, но не
довернул его до соответствующего положения.
Левый заряжающий стоял и чувствовал себя виноватым, ему было
стыдно за случившееся. Экипаж не обвинил друга, но все восприняли
этот промах за свою вину. В первые послевоенные дни на одном из
собраний артиллерийских подразделений корпуса (это было в
Чехословакии) полковник Портянников вспомнил об этом случае и
иронически сказал:
– 1719 зенитно артиллерийский полк является лучшим артиллерийским подразделением,
хорошо воевал, но был случай, когда одна из установок начала вести огонь по самолёту
противника и вместе с пулемётной очередью стрельнула стволом.
Раздался смех в зале. Конечно, это была оплошность, но в боевой
обстановке может случиться всякое. На одной из улиц экипаж вёл
огонь по окнам большого дома, где засели немецкие автоматчики.
Из подвального помещения фаустник выстрелил в левый борт бронетранспортера.
Снаряд от фаустпатрона пробил броню на
несколько сантиметров выше бензобака. Экипаж чудом не пострадал.
В борту бронетранспортёра осталась памятная Берлинская дыра.
На новой огневой позиции в одном из районов Берлина стоял
огромный красивый дом. Мы прошли через калитку, вошли в подъезд
дома, по широкой лестнице поднялись на второй этаж, прошли по
коридору, заглянули в кабинеты, в которых был полный хаос. Бумаги,
книги валялись на полу и на столах. Солдаты поняли, что дом
принадлежал какому-то высокому чину. Немного позже мы узнали,
что этот дом являлся резиденцией Геринга. Когда об этом узнали,
Саша Порываев шутя спросил у меня:
– Коль! Ты там походил, а хозяина дома не встретил? Вот бы поймали, Вам бы по “Золотой
звезде”- каждому.
– Ты, Саша, фантазёр. Он, этот Геринг, давно намылил свои пятки. Да, если бы мы его и
встретили, то не знали кто он. А если он еще жив, то его обязательно задержат, или когда
– нибудь поймают. Свой конец он найдёт, или ему в этом помогут.
На новой огневой позиции как-то выдался спокойный час. Экипаж
занимался своими делами, приводили в порядок материальную часть.
Только собрались перекусить, как неожиданно рядом с боевой
машиной упала и взорвалась мина. В этот момент я находился на
машине, а мои друзья на земле готовили обед из сухого пайка.
Раздался мощный взрыв. Те, кто находились на земле, легли. Всё
обошлось, только маленький осколок прочертил у меня выше правой
брови.
Я рукой дотронулся до лица выше глаза, и на пальцах оказалась
кровь. Маша Плешакова с утра находилась в экипаже, да и другие
экипажи взвода находились недалеко в одном районе.
Маша сделала мне наклейку и сказала:
– Коля! Тебе повезло, теперь будешь жить. До твоей свадьбы царапины видно не будет.
30 апреля ожесточенные бои шли в городском районе Шарлоттенбург.
Штурмовая группа действовала напористо. Экипаж, в основном, вёл
бой с пехотой противника. Их самолёты не появлялись. Для них война закончилась. Всё
больше немецких солдат выходило из подвалов
домов с поднятыми руками. Тяжелые уличные бои шли полный день
1-го мая. У некоторых домов штурмовая группа задерживалась, пока
танки и артиллеристы не заставят засевших в них солдат противника прекратить
сопротивление. Экипаж М-17 своим плотным огнём по
окнам подвала и этажей дома не давал засевшим в них немецким
солдатам приблизиться к ним. Заряжающим приходилось снаряжать патронные ленты
непосредственно во время боя. Утром 2-го мая 9-й механизированный корпус в районе
станции Шарлоттенбург соединился с войсками ПЕРВОГО БЕЛОРУССКОГО фронта.
Этот день стал для солдат двух фронтов счастливым днём и большим праздником. Воины
двух фронтов понимали, что приближается конец
самой кровопролитной войны, еще день-второй и Берлин падёт.
Остались считаные дни до Победы. Днём экипажи взвода оказались
вместе и находились недалеко от Рейхстага. На улице стало тихо, прекратилась стрельба.
Кто-то громко прокричал:
– Белорусы овладели Рейхстагом!.
Закончилась Берлинская операция полным разгромом её гарнизона.
Командир роты собрал свои взвода, так как все они находились в
штурмовых группах. Рота прибыла к месту сбора полка. От радости
Победы солдаты пели, плясали до глубокой ночи . До 4-го мая полк
находился в поверженном Берлине. От Советской и особенно от
американской авиации, от тяжелых уличных боёв город очень
пострадал. Он смотрелся разрушенным и страшным. Повсеместно
горели дома, стоял едкий дым и смрад. По улицам ходить и ездить
стало опасно. Рушились стены домов, блокировались улицы. Но всё
же при такой ситуации в городе начали показываться берлинцы. Они выглядели
подавленными, видно, что за последние месяцы они
сполна глотнули участь войны. При встрече с Советскими солдатами
они неизменно кричали: “Гитлер капут”. Этим они демонстрировали
своё отношение к существовавшему режиму. Жителям Берлина
полковые кухни организовывали обеды. Пока стояли в городе,
экипажи приводили в порядок себя. Главное, чувствовался конец
войны. Ждали официального сообщения. За образцовое выполнение
заданий командования, за проявленное мужество личного состава
полка в Берлинской операции 1719 ЗАП награжден третьим орденом.
На этот раз Знамя полка украсил орден Богдана Хмельницкого второй
степени.
ПОБЕДА
29
Находясь в центре Берлина, вечером 3 мая 1945 года офицеров полка вызвали в штаб.
Через 30 минут из совещания вернулся командир. Он собрал взвод и объявил, что 3-я
танковая армия получила новую боевую задачу. В Чехословакии в городе Праге
вспыхнуло народное восстание. На улицах возводились баррикады. Шли неравные
кровопролитные бои. Восставшие пражане захватили радиостанцию
и много других важных объектов. Немцы начали бомбить город.
Чешские повстанцы обратились к Советской Армии и попросили помощь. Совершив 150
км. марш, к утру 5 мая армия сосредоточилась в районе Дрездена.
Взвод передали в танковую бригаду. По пути к месту сосредоточения
танки и взвод М-17 вступали в бои с мелкими разрозненными
группами немецких подразделений. Ночью 6-го мая взвод занял
огневые позиции на берегу реки Эльбы, недалеко от города Ризы.
7-го мая утром после артиллерийской подготовки танки на большой
скорости устремились на оборону противника. Вместе с танками в
этом сражении участвовал взвод М-17. От такого стремительного
натиска немцы спешно стали оставлять свои позиции и отходить. Кто
был поумнее и решил сохранить себе жизнь, сдались в плен. Кто еще
мечтал о реванше, отправились на тот свет заранее. Трудный,
дождливый день выдался 7-го мая. Дороги стали вязкими и трудно проходимыми.
Случалось так, что бронетранспортёрам помогали
выбраться из глубокой колеи танки. В середине дня 7-го мая взвод
находился в 69-ой танковой бригаде, которой поставлена задача идти
на Прагу. Ночью бригада подошла к перевалу, который немцы
заблокировали. Большого труда потребовалось танкистам расчистить
его от всевозможных завалов.
Местами немецкие подразделения, засевшие в горах, оказывали сопротивление.
Вражеская авиация появлялась редко и то на больших высотах. Как-то Саша Порываев,
сидя в турели установки, обращаясь ко мне, сказал:
– Отлетались стервятники, идут на такой высоте, что их нашими пулемётами не
достанешь. Хорошо, что есть работа бить этих гадов на земле.
– Так мы это с большим удовольствием и делаем, – ответил я.
Колонна, в которой находился взвод, двигалась по узкой горной
дороге с крутыми поворотами и со страшными обрывами. Иногда
движение останавливалось. Слышался бой впереди или позади
колонны. Часто на дороге противник устраивал всевозможные
сооружения или, так называемые, ловушки для танков и другой
боевой техники. Больше всего опасались артиллерийских обстрелов противника, так как
танки и другая техника на такой узкой дороге маневрировать не могли. Боевой расчёт
экипажа не на одно мгновение не оставлял боевые места. В ночь с 8 на 9 мая бригада
находилась недалеко от столицы Чехословакии города Праги.
Колонна двигалась по лесисто-горной местности. Стояла тёмная тихая ночь. Как-то
чувствовалось, что дорога в горах заметно улучшилась,
стала ровнее, местность просторнее, а Рудные горы – позади.
Колонна стала двигаться еще медленнее и остановилась. В горах
майская ночь оказалась холодной. Командир экипажа разрешил
поочерёдно нам отдохнуть. Я и Саша легли около турели на брезент и дремали. Командир
машины и механик – водитель находились в
кабине бронетранспортёра. Левый заряжающий сидел около
установки на бензобаке и нёс службу. Сквозь дремоту мы услышали
шум, топот ног, разговоры и какие-то радостные крики.
Как по тревоге, все вскочили, заняли свои боевые места на установке.
Женя Брусникин спросил бегущих солдат:
– Что случилось? Куда бежите?
– Спешим к радиостанции. Давайте с нами.
По голосам бегущих экипаж понял: что-то произошло хорошее.
Я соскочил с бронетранспортёра и вместе с Брусникиным ускоренным
шагом направились к стоявшей в колонне штабной радиостанции.
Около неё собралось много солдат, сержантов и офицеров, а воины
всё подходили. По радиостанции передавалось важное
правительственное сообщение. Гитлеровская Германия подписала акт
о безоговорочной капитуляции. Это была для воинов, для всего
нашего исстрадавшегося народа, радостная весть о долгожданной
Великой Победе. Я и Брусникин стояли далеко и не могли расслышать
слова, которые звучали в репродукторе радиостанции. Мое сердце
тревожно билось в груди. Вдруг рядом с радиостанцией раздалось
несколько пистолетных выстрелов и громкий выкрик:
– ПОБЕДА!
Одновременно все стоявшие у радиостанции начали, как по команде, скандировать:
– УРА, ПОБЕДА!
Радость победы переполняла сердца воинов. В колонне стихийно
началась стрельба. Когда я подбежал к установке, Саша развернул
турель вправо, не зная, что случилось, ждал команды.
Подбежал Брусникин и радостным голосом скомандовал:
– САША! ОГОНЬ!
Как все, Саша стрелял в сторону гор, а я, стоя сзади, обнимал его и
кричал:
– Саша, ПОБЕДА! Стреляй, не жалей патронов в честь нашей ПОБЕДЫ.
Вдоль колонны бежали офицеры и кричали:
– Прекратить огонь!
Но это оказалось не так просто, так как все были горды и радовались долгожданной
Победе. Стрельба стала затихать. Наступила тишина,
но никто уснуть не мог. Ребята мечтали о скором возвращении домой,
о встрече с родными и близкими. Воинов в эту холодную майскую ночь согревала
радость Великой Победы и скорого возвращения на Родину. На рассвете колонна
возобновила движение на Прагу.
30
Взвод в составе танкового батальона выдвинулся к железнодорожному вокзалу. По обе
стороны дороги рассредотачивались войска. Шли к городу фронтом.
На железнодорожном вокзале стоял длинный состав, вагоны заполнены немецкими
солдатами, он пытался отправиться от вокзала. Но куда, в какую сторону?, если все дороги
контролируются войсками Советской Армии. Танки батальона, приближаясь к вокзалу,
открыли огонь по поезду. С первого выстрела повредили паровоз. Взвод шел фронтом и
тоже открыл огонь по эшелону. Из вагонов выпрыгивали солдаты,
появились белые флаги из нательного белья. Стрельба прекратилась.
Танки и броневзвод обошли вокзал и на большой скорости двинулись
к центру города. Под натиском наших войск и восставших пражан
немцам не удалось разрушить город.
Там, где немцы пытались организовать узлы сопротивления, они
немедленно подавлялись наступающей армией и восставшей Прагой.
По центральной улице с двух сторон стояли жители Чехословацкой
столицы, они радостно встречали солдат и офицеров Советской
Армии. Кажется, вся Прага вышла на улицы. Девушки держали в руках огромные
красивые букеты цветов. Танки, бронемашины, артиллерия, стрелковые подразделения
двигались по улице, усыпанной цветами.
Встречающие пражане на проезжую часть улицы всё подбрасывали и подбрасывали
цветы. Повсеместно раздавались приветственные
возгласы “Наздар”- здравствуйте. Девушки в национальных кастюмах останавливали
танки, бронетранспортёры, садились на них и вместе с воинами проезжали по улицам
красавицы – Праги. В центре города, где останавливались воинские подразделения,
стихийно возникали митинги в честь воинов Советской Армии.
Во многих местах девушки и юноши Праги плясали, танцевали,
веселились. В этих встречах наши воины принимали самое
активное участие. Гремела музыка, солдаты выходили
на площадку и пускались впляс. На русском языке раздавались возгласы:
– УРА! ПОБЕДА! День 9-го мая выдался тёплым, солнечным, безветреным, истинно
праздничным. Победителей встречали зелёные и цветущие улицы Праги. Армию
освободителей встречал гостеприимный народ города.
До конца дня экипажи взвода находились в центре города.
– Коля! Я такого красивого города никогда не видел. Очень гостеприимные люди живут в
нём. А я не знал, что ты умеешь так лихо плясать! Очень здорово, что нам довелось
увидеть такой красивый конец войны. Дома будет что рассказать.
С таким радостным чувством Порываев поделился со мной.
Вечером командир роты приказал взводу выехать на окраину Праги
и указал место сбора роты. На большом зелёном пологом спуске
воинов встречали местные жители. Была удивительно красивая
встреча. На большой территории расположились повозки. На них
стояли бочки с вином и всевозможные закуски. Настроение у жителей
и воинов соответствовало праздичному дню, да еще такому
долгожданному. Жители радушно угощали воинов привезёнными
закусками, всевозможными домашними напитками, вином. Во многих
местах играла музыка, молодёжь и воины танцевали, веселилились.
Звучали тосты в честь Советской Армии.
В этот торжественный, праздничный вечер на красивом пологом
зелёном участке группа местных жителей организовала казнь.
На высоком месте закопали столб, привязали к нему предателя,
обложили его дровами и ветками, зачитали какую-то бумагу, облили
дрова бензином и подожгли. Они приглашали воинов на это
судилище, но никто не пошел к месту казни. Фёдор Высоких спросил
хозяина, который угощал вином и закуской наш экипаж, за что его
казнят? Он просто ответил:
– Он не человек, такую казнь заслужил, так как совершил много преступлений против
жителей нашего района.
До утра затянулся первый Победный день. От обилия угощений и
выпитого вина в честь Победы все чувствовали себя уставшими.
10 мая по приказу командира роты взвод совершил марш в одну из
деревень недалеко от Праги. Жители села радушно встретили
появление на их земле Советских солдат. В этот прекрасный майский
день в центре деревни благоухал цветущий фруктовый сад, он же и
парк для его жителей. После непродолжительной офицальной встречи
воинов взвода разобрали по домам гостеприимные сельчане.
Я оказался в хорошей чешской семье. Во дворе дома, в саду, стоял подготовленный
накрытый стол. Хозяин дома пригласил соседей,
друзей на общий обед. Погода стояла тёплая, поистине майская,
весенняя. Хозяин дома усадил меня рядом с ним. Он произнёс тост за
Победу, за славную Советскую Армию и её воинов, за Советский
народ. Он благодарил воинов за оказанную помощь по освобождению Чехословакии от
гитлеровской Германии. Он говорил на чешском
языке, а я старался его понять, так как некоторые слова звучат, как и
по-русски, а много слов – по-белорусски. Во всяком случае, мы
понимали друг друга и обходились без переводчика. Пили вино,
закусывали, пели песни, разговаривали, расспрашивали меня о моей
Родине. После выпитого вина под песни и хлопанье в ладоши
танцевали. Праздничный обед затянулся до поздней ночи. Меня
положили спать в свободной комнате их дочери. Она в это время
находилась в Праге, где принимала участие во встрече Советской
Армии. Мне как-то непривычно спалось в чистой, мягкой постели,
о которой давно забыл. Проснулся поздно утром, осмотрелся и увидел,
что дверь в комнате, где я спал, приоткрыта. В проёме двери стоит и
смотрит на меня красивая, невысокого роста, чернявая девушка. Она
стояла в белой, очень красивой, вышитой кофточке.
Она смотрела на меня и улыбалась, и мне было приятно смотреть на
неё. Затем она громко проговорила:
– Спать хватит. Вставай завтракать, – и, улыбаясь, прикрыла дверь.
Я понял, что пора встать. Рядом с кроватью на стуле, где я сложил свою прокопченую в
боях, выгоревшую солдатскую форму, лежало постиранное, высушенное, выглаженное
обмундирование. На гимнастёрке пришит свежий белый подворотничек. К гимнастёрке
по-прежнему приколота моя боевая медаль «За отвагу». Рядом со стулом стояли
начищенные керзовые сапоги. Я оделся, вышел в переднюю. Девушка стояла и ждала
меня. Она спросила:
– Как тебя зовут? Меня будешь звать – Славушка.
– А я Николай, у тебя красивое имя.
Она провела меня во двор, где стоял умывальник. Я снял гимнастёрку
и нательную рубашку и стал умываться, а Славушка набирала в
черпак холодную воду и по-настоящему лила на мою шею и спину.
Я от удовольствия фыркал, радовался, что умываюсь, да еще мне
помогает красивая девушка. Она развеселилась, стала брызгать на
меня водой, а затем большим расшитым полотенцем вытерла спину.
Я оделся, запоясал свою гимнастёрку, а Славушка стояла и смотрела
на проворного, молодого, худощавого, высокого парня. Я искоса
посматривал на Славушку и тоже улыбался.
– Как хорошо, что больше нет войны. Можно радоваться подаренной судьбой жизнью,
смотреть, как живут люди, принимать их улыбки и самому улыбаться, – так, радуясь,
думал я.
Завтракали во дворе дома в саду. Снова пили вино, кушали,
разговаривали, а Славушка сидела рядом со мной, и я этому
радовался. К хозяину во время завтрака зашли соседи и пригласили
меня в гости. По символически установленной жителями села
очереди я гостил еще в двух домах. Везде радушно встречали,
принимали, пили вино и каждый хозяин угощал своими
национальными блюдами. Вечером в саду на танцевальной площадке
собралось всё село. Пели песни, танцевали под баян.
Я танцевал со Славушкой, а она старалась танцевать только со мной
и не отпускала меня. Воины взвода на всю жизнь запомнят, как жители большого
населённого пункта принимали их.
Через два дня взвод покинул гостеприимное село. На прощание
собралось много сельчан. Кто-то фотографировал, дарили солдатам
цветы, желали успехов. Прощаясь, я обнял свою весёлую подругу,
поцеловал её. Она ответила взаимным поцелуем, на её глазах
блестели слезинки. Раздалась команда:
– По машинам!
Когда взвод тронулся, один из бронетранспортёров, сдавая назад,
наехал на молодое деревцо и сломал его. Мы видели, как
провожающие сожалели по сломанному деревцу, как им всё дорого то,
что их руками посажено или сделано. Эту оплошность нам простили. Провожающие,
прощаясь, машут платочками, руками, желают воинам благополучия и скорого
возвращения на Родину.
Нашему взводу жаль расставаться с жителями села, которые так
хорошо приняли и проводили нас. В тот же день взвод прибыл в
расположение полка.
Полк расквартировали в бывших немецких казармах, в этом гарнизоне разместились и
другие воинские части 9-го механизированного
корпуса. На следующий день для подразделений полка организовали
банно – хозяйственный день. Солдат и сержантов подстригли,
оставили короткую причёску, выдали новое обмундирование. Вместо
ботинок солдаты получили новые керзовые сапоги. Несколько дней
приводили в порядок боевую технику. В первые послевоенные вечера
воины писали письма родным и знакомым.
Так для меня и моих товарищей закончилась
ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА.
Полк, в котором я воевал, а затем продолжал свою службу,
прошел славный боевой путь от берегов Днепра до Берлина и Праги.
Боевой путь 1719-го Львовского зенитно-артиллерийского орденов
Суворова, Александра Невского, Богдана Хмельницкого полка:
Переяслав – Букрин 26.10.1943 г.
Киев 6.11.1943 г.
Житомир 31.12 1943г.
Бердичев 9.01.1944г.
Ровно 8.02.1944г.
Полонное 28.02.1944г.
Проскуров 19.03.1944г.
Львов 23.07.1944г.
Перемышель 29.07.1944г.
Енджеюв 14.01.1945г.
Лигниц 10.02.1945г.
Яуер 19.02.1945г.
Лаубань 14.03.1945г.
Форст 15.03.1945г.
Берлин 2.05.1945г.
Риза 6.05.1945г.
Прага 9.05.1945г.
————————————Конец первой части.————————————
ЗЕНИТНО-ПУЛЕМЁТНАЯ
РОТА 1719 ЗАП.
ЧЕХОСЛОВАКИЯ МАЙ 1945 ГОДА. ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ.
ЧЕХОСЛОВАКИЯ 12 МАЯ 1945 ГОДА НА ТРЕТИЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
ДЕВУШКА ПО ИМЕНИ СЛАВА И НАУМ РОШАЛЬ.
АВСТРИЯ 24 МАРТА 1946 ГОДА НАУМ РОШАЛЬ И АЛЕКСАНДР ПОРЫВАЕВ.
1946 ГОД. МНЕ 20 ЛЕТ
АВСТРИЯ.
ЗЕНИТНО-ПУЛЕМЁТНАЯ РОТА 1719 ЗАП СЕНТЯБРЬ 1945 ГОДА.
ГЕРМАНИЯ. ГОРОД КОТБУС – 1947 ГОД. ТОРЖЕСТВЕННЫЕ ПРОВОДЫ СОЛДАТ И СЕРЖАНТОВ, ОТСЛУЖИВШИХ СВОЙ СРОК В АРМИИ.
НА ФОТО: КОМАНДИР 1719 ЗАП ГВ. ПОДПОЛКОВНИК ГАЛИНА ВАСИЛИЙ ПАВЛОВИЧ,
ОФИЦЕР ПОЛКА, СЕРЖАНТ РОШАЛЬ НАУМ РОМАНОВИЧ.
ГЕРМАНИЯ, ГОРОД КОТБУС – 1947 ГОД.
ТОРЖЕСТВЕННЫЕ ПРОВОДЫ СОЛДАТ И СЕРЖАНТОВ, ОТСЛУЖИВШИХ СВОЙ СРОК В АРМИИ.
НА ФОТО: КОМАНДИР 1719 ЗАП ГВ. ПОДПОЛКОВНИК ГАЛИНА ВАСИЛИЙ ПАВЛОВИЧ
СТАРШИНА АНИСТРАТОВ ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ.
26 АПРЕЛЯ 1948 ГОДА.
НА ФОТОГРАФИИ ГРУППА ОДНОПОЛЧАН 1719 ЗАП.
СЛЕВА НАПРАВО: ПЕРВЫЙ РЯД: БРУСНИКИН, ЗАВАРЗИН, ЧЕРНОВ, ОСИПОВ,
ТИШИН, ГАЙДА, МУРТАЗИН, СИДОРОВ.
ВТОРОЙ РЯД: РОШАЛЬ, ГОРБАЧЕВ, КУРЕНКОВ, САРЫЧЕВ, НИКИТЕНКО, ВАСИЛЬЕВ, ЕЖОВ.
ТРЕТИЙ РЯД: КОНОНОВ, ————, ЛОЗОВОЙ.
ГЕРМАНИЯ, КОТБУС – 1950 ГОД.
Я СРЕДИ СВОИХ ДРУЗЕЙ.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Я понимаю, что всё пережитое мною в те далёкие военные годы, невозможно описать,
так как многое уже стёрлось из памяти.
Всё же моя военная судьба и судьба нашей семьи
вкратце освещена в моих эпизодических рассказах.
Это незабываемые случайные встречи с отцом в Орле, Башкирии
и в Нижнепавловских военных лагерях, где я начинал свою
военную службу.
Это абсолютно случайная, непредсказуемая, неповторимая
встреча с мамой, братом Лёней и сестрой Фаиной и с мамиными
сёстрами Соней, Геней, с их детьми в 1944 году в Калинковичах,
когда мой эшелон шел на фронт.
Я хочу назвать имена самых близких, самых дорогих моему
сердцу солдат, сержантов и офицеров, с которыми был
вместе, деля все тяготы фронтовой жизни.
Это мой боевой товарищ, друг, с которым был
неразлучен во всех описываемых мною боях,
Порываев Александр Дмитриевич, 1923 года,
житель Башкирии.
Это Брусникин Евгений Михайлович, бывший
командир нашего экипажа, прекрасный и умный человек,
1925 года, москвич.
Хохлов Сергей Иванович, 1917 года, житель города Казани.
Он был первым командиром нашей самоходной роты.
Весёлый, честный, добропорядочный командир, в
то время он был в звании капитана.
Шаповалов Борис Иванович, 1916 года, парторг полка,
житель города Коломны.
Пикус Лазарь Израилевич, 1920 года, бывший комсорг полка,
в настоящее время живёт в Израиле.
Лозовой Павел Григорьевич, 1925 года, житель гор. Харькова.
Исаков Виталий Федорович, 1925 года, мой боевой
товарищ, бывший наводчик, солдат нашего взвода.
Наша дружба продолжается и в настоящее время.
Житель города Ярославля.
Мои боевые друзья.
Бабаринов Василий Дмитриевич, 1925 года,
житель города Львова.
Говенко Амвросий Иосифович, 1923 года,
житель города Иванкова Киевской области.
Гайда Иван Андреевич, 1926 года, механик-водитель
бронетранспортёра, мой одногодка,
житель Курганской области.
Кожевникова Маргарита (Рита) Алексеевна, 1924 год,
бывшая медицинская сестра роты. Очень весёлая,
добрая, отзывчивая, прекрасный товарищ,
жительница города Кемерово.
Ларин Михаил Романович, 1925 года, бывший
командир машины, старший сержант,
порядочный человек, хороший друг,
житель Мордовии, село Ельники.
Никитенко Виталий Кузьмич, 1925 года, житель
Киевской области, город Белая Церковь.
Дынников Анатолий Павлович, 1925 года,
житель гор. Дзержинска Уральской области.
Кашталёв Павел Евсеевич, 1925 года,
житель гор. Новомосковска Тульской обл.
Кононов Пётр Фёдорович, 1925 года,
житель Новосибирской обл.
Высоких Фёдор, бывший механик – водитель в нашем экипаже, житель из Украины.
В 1950 году Главнокомандующим советскими оккупационными войсками в Германии
маршалом Жуковым Г.К. в одном приказе группе сержантам и старшинам нашего полка
было присвоено первичное офицерское звание. Все мы были, по-настоящему, хорошими
друзьями, все являлись участниками Великой Отечественной войны:
Брусникин Евгений Михайлович,
Кашталёв Павел Евсеевич,
Никитенко Виталий Кузьмич,
Рошаль Наум Романович,
Соколов Анатолий,
Чернов Валентин Павлович,
Криворотенко Иван Иванович.
Мне хочется назвать моих боевых друзей, которые рано
ушли из жизни уже в послевоенное время:
Ястребов Игорь Александрович, 1925 года, бывший
разведчик полка, житель города Киева,
умер в июне 1988 года.
Чернов Валентин Павлович 1925 –1971 г.
Криворотенко Иван Иванович 1925 – 1980 г.
Смирнов Пётр Иванович, умер в 1983 году.
Многие и многие другие, бывшие воины: солдаты, сержанты
и офицеры, погибшие на войне, умершие в послевоенное
время и ныне живущие – я всех вас помню.
В третьей части воспоминаний я постараюсь рассказать о наших
послевоенных встречах, о моих боевых друзьях.
Из 1-й части книги “Мои воспоминания“. 10 июля 2000
От редактора belisrael.
Вчера я получил письмо от Наума Рошаля из Америки. Он поздравляет всех своих белорусских земляков, а также посетителей сайта с Днем Победы.
Думаю, есть смысл продолжить публикацию избранного из его воспоминаний.
От имени всех читателей сайта поздравляю Наума Рошаля с Днем Победы, желаю оставаться таким же бодрым, и чтоб на 100-летний юбилей можно было ему выражать очередные добрые пожелания.
Опубликовано 08.05.2020 21: 41