Воспоминания Семёна Гофштейна (3)

(продолжение; предыдущая часть здесь)

СЛУЖБА В РЯДАХ СОВЕТСКОЙ АРМИИ

Как и студенческие годы, служба в армии была одним из самых счастливых периодов в моей жизни. Я попал в Ленинградский военный округ – в артиллерийский гаубичный полк гвардейской танковой дивизии. Служить довелось в Гатчине, и служба складывалась неплохо. Ко мне хорошо относились и солдаты и офицеры. У нас в полку только три человека имели высшее образование: командир полка полковник Яковлев, пропагандист полка майор Сахновецкий и я, рядовой Семён Гофштейн. Как только я прибыл на место службы, меня направили на учёбу в полковую школу, где я учился на старшего вычислителя батареи. После окончания полковой школы мне присвоили звание ефрейтора, и я оказался в батарее капитана Антоненко, лучшего в нашем полку командира батареи.

Тогда, во второй половине 1950-х годов, почти все офицеры нашего полка были фронтовиками. Это были закалённые в боях, суровые воины, истинные герои войны. У нашего командира полка было 8-9 боевых орденов, две медали «За отвагу», две «За боевые заслуги», много медалей за оборону наших городов и за освобождение от фашистов городов Европы. А у капитана Антоненко было 6-8 боевых орденов, в том числе четыре (!) ордена Красной Звезды, два ордена Отечественной войны, один или два ордена Красного Знамени. Даже у нашего старшины были три боевых ордена и медаль «За отвагу». Самое главное: ни наш полковник, ни наш командир батареи никогда не повышали голос на рядовых солдат. Они бережно к нам относились, а мы точно выполняли приказы и указания наших боевых командиров. Перефразируя немного слова Лермонтова, о них можно сказать: «Полковник наш, рождённый хватом, слуга стране, отец солдатам» То же самое можно было сказать и о нашем капитане Антоненко: «Наш капитан, рождённый хватом….» и т. д.

Нашего капитана мы про себя называли батей, да он по сути им и был. Иногда он сам обращался к нам со словом сынки, любил и ценил своих солдат, но был в меру требовательным, и мы чётко выполняли все его приказы и указания. И все офицеры нашего полка хорошо относились к солдатам, уважали нас и любили. Фронтовики, одним словом.

Приведу один случай. В нашем полку служил фронтовик и полный тёзка великого русского писателя капитан Лев Николаевич Толстой. На Лужском полигоне шли военные учения. Мы вырыли глубокие траншеи и находились там. Было холодно, дул осенний, пронизывающий до костей ветер. Рядом со мной стоял капитан Толстой в офицерском плаще. Вдруг он снял с себя плащ и подал его мне. Я смущённо отказался, но капитан приказал мне одеть. Я подчинился, но через 3-4 минуты всё же снял плащ и отдал офицеру. Ночь. Гремели орудия, как всегда на учениях. И вдруг небо покрыли разноцветные полосы, одновременно раздался невероятный гром. Наши орудия никогда не издавали подобного шума, даже если одновременно стрелял весь дивизион и даже полк. Капитан Толстой прислушался и воскликнул: «Это заговорили наши современные «катюши»!».

Спустя примерно месяц-два после учений я находился в карауле, в бодрствующей смене. Капитан Толстой был начальником караула. Мы разговаривали, и тут капитан вспомнил эти учения. Он сказал, что был очень удивлён моей выносливостью и стойкостью во время учений: мол, такой слабый, щуплый на вид, а держался молодцом…

Такими были все наши боевые командиры. Требовательные, строгие, все они чутко и с любовью относились к своим солдатам, и мы их любили.

Вспоминается ещё один эпизод из моей военной службы. У нас в батарее служил солдат со специальным средним образованием. Он несколько высокомерно относился к тем, у кого образование было пониже. Он знал, что у меня высшее педагогическое образование, и спросил однажды: «Как ты можешь подчиняться нашему старшине, у которого семь классов?» Я ему ответил: «У нашего старшины есть высшее военное образование – академия войны, а его диплом у него на груди, его три ордена и его боевые медали». Немного подумав, солдат со мной согласился.

Когда командование дозналось, что я пишу стихи, мне стали давать задания писать стихи к праздникам и торжествам. Произведения эти были не столько художественные, сколько высокопатриотические.

Однажды мне поручили написать к 1 Мая новое стихотворение. Я пообещал и забыл. О поручении я вспомнил накануне праздника. Что делать? И я попросился в караул. Вдруг в караульном помещении зазвенел звонок, меня позвали к телефону. Звонил сам замполит полка. Он тоже был фронтовиком, у него был даже орден Ленина. Но в отличие от очень образованного и интеллигентного командира полка, замполит был несколько грубоват с подчинёнными и солдатами. И вот я слышу в телефонную трубку: «Товарищ ефрейтор, почему не выполнили приказ? На гауптвахту захотели?» Я переспросил: «Какой приказ?» Ответ: «Не притворяйтесь, что не понимаете. Где вы и ваше стихотворение? Сейчас я пришлю вам замену, а вы должны явиться в наш дом культуры. Стихотворение есть? Сколько дать вам времени на стихотворение, 15 минут хватит?» Мой ответ: «Постараюсь» – «Не «постараюсь», а «так точно». Как только напишете, доложите!» – «Есть доложить лично!»

Через пять минут мне удалось написать следующее «стихотворение». Привожу содержание этого «шедевра»:

Эй, углекоп из Саара!

Детройта народ трудовой!

Люд рабочий земного шара!

Марш с песней вперёд боевой!

Весеннее солнце сияет.

Знамя рабочее, кровью алей!

Мы Первое Мая встречаем—

В ногу! Шагай смелей!

Дрожат пусть те, кто с жиром,

Карман у кого тугой!

Рабочий—хозяин мира,

Он, и никто другой!

Пусть слышат рабочего голос

Магнаты разного рода,

Пусть дыбом встанет их волос

От грозной воли народов!

Смелее шагай, кто с нами!

Рабочий, твёрже ступай!

Выше Красное знамя!

Мы с песнями встретим Май!

Я позвонил замполиту полка и доложил о выполнении задания. Он приказал прочитать. Я прочитал ему эту «бeлиберду», и, как ни странно, она ему понравилась. Он даже похвалил меня и сказал: «Молодец! Немедленно в казарму, надень парадный мундир – и в клуб!» В клубе я увидел нашего капитана и других офицеров полка в светлых парадных мундирах. На правой стороне мундира нашего капитана красовались четыре ордена Красной Звезды и два ордена Отечественной войны. Я подошёл к моему капитану и залюбовался его орденами. Он вопросительно на меня посмотрел, и я сказал ему, что редкий воин страны имеет четыре ордена Красной Звезды. Таких воинов меньше, чем Героев Советского Союза. Он мне рассказал о четвёртом ордене Красной Звезды. Он был уже старшим офицером батареи и стрелял из закрытой позиции по указанным целям из своих шести гаубиц. И вдруг в тыл вышли немецкие танки. Старший офицер батареи приказал развернуть три орудия против танков, а тремя орудиями продолжал выполнять главную боевую задачу. Немецких танков было девять, и все они были уничтожены, за что нашего капитана представили к ордену Ленина, а вручили четвёртый орден Красной Звезды. Я сказал капитану, что он получит орден Ленина за выслугу лет, а кавалер четырёх орденов Красной Звезды является героем Великой Отечественной войны, даже если это звание является и неофициальным.

Моё выступление с этим «стихотворением» всем понравилось, и мой капитан выписал мне увольнительную в город с правом поездки в Ленинград.

Вспоминаю ещё один случай из моей солдатской жизни. В полк приехал командир нашей дивизии генерал-майор Иванушкин. Состоялся смотр, генерал стал обходить строй полка. Его сопровождал командир нашего полка полковник Яковлев. Генерал прошёл рядом с нашим командиром батареи, остановился напротив старшего офицера батареи и спросил его: «Почему при применении противником оружия массового поражения мы должны применить средства радиационной, химической и другой защиты?» Старший офицер батареи ответил: «Чтобы сохранить жизнь личному составу». Генерал сказал: «Ответ неправильный, товарищ старший лейтенант». Я стоял рядом с офицером. Генерал посмотрел на меня и спросил: «А что скажете вы, товарищ ефрейтор?» Я ответил: «Чтобы выполнить боевую задачу!» Генерал был удивлён и воскликнул: «Абсолютно правильный ответ! Молодец, ефрейтор!» Командир полка что-то ему тихо шепнул, и генерал спросил: «У вас высшее образование, оказывается?» – «Так точно, товарищ генерал!» – «Молодец!» Генерал пожал мне руку. После смотра ребята долго подшучивали надо мной и советовали как можно дольше не мыть правую руку.

В нашей батарее ребята были дружные и со мной хорошо ладили. Особенно хорошо ко мне относился Шахаббас Мусаев. Он был родом с Кавказа и гордился тем, что он родился в Гунибе, там, где до последнего патрона сражался имам Шамиль. Но сближение и последующая солдатская дружба с Мусаевым произошла не сразу.

Однажды вся наша батарея чистила личное оружие. Почтальон принёс мне письмо. Я быстро помыл руки, открыл конверт, где лежала поздравительная открытка. В ней моя сокурсница поздравила меня с днём рождения. Шахаббас протянул руку за открыткой. Руки его были в масле, которым мы чистили автоматы. Я сказал ему: «Вымой сначала руки!» Он молча пошёл мыть руки, пришёл и на моих глазах стал тщательно их вытирать. Я спокойно протянул ему открытку, он взял её, скомкал и бросил на пол. Я заревел: «Убью, гад!» Он достал из бокового кармана своей гимнастёрки фотографию красавицы-горянки, протянул её мне и сказал: «Рви!» Я ему говорю: «Ты что, Аббас! Я не варвар, чтобы рвать фото девушки, да ещё такой красивой. Спрячь фото!» Шахаббас рвёт фото и говорит мне: «Сразу видно, что ты не джигит! Из-за бабы друга убивать!» Он отвернулся от меня. Я обнял его за плечи и сказал ему: «Прости, друг! Я не хотел тебя обидеть. Сгоряча сказал глупость. Ты настоящий джигит». И мы стали друзьями. Я помню имена многих моих боевых товарищей: Заботин, Мохненко, Кондратенко, Лацис и многие другие.

Однажды, возвращаясь с больших окружных учений, наши машины застряли в большой автомобильной пробке. Мы сидели в кузове нашего автомобиля. Подъехал военный легковой автомобиль. Вдруг из него выскочил старший сержант и громко позвал меня по имени. Это был мой однокурсник Аркадий Ленкевич. Мы на учениях были «южные», а Аркадий был «северным», т. е. нашим условным противником. Мы возвращались домой немытыми, а он был чистеньким. И он спросил у меня: «Что вы все такие чумазые?» Я ему сказал: «Мы артиллеристы, целые сутки вели учебную стрельбу по целям» и спросил его, на какой он должности в своём полку. Он сказал мне, что он комсорг полка. Пробка понемногу рассосалась, он пошёл к своей машине, а мы тоже двинулись в путь…

Однажды замполит полка вызвал меня в кабинет и предложил мне учиться в вечерней партийной школе. Я согласился и по вечерам стал посещать занятия. Однажды я вернулся с занятий и увидел, что на моей койке лежит что-то круглое. Это был гранат. Один наш солдат из Узбекистана получил посылку. Всё, что было в посылке, он раздал товарищам. Не забыл и про меня.

Посылок из дома я не получал, но мама присылала мне каждый месяц 10 рублей. По тем временам это были неплохие деньги. Солдатам выдавали на карманные расходы по 3 рубля в месяц. Полученные из дома деньги я тратил на своих друзей. Я покупал торты, мы делили их поровну на каждого, и все были довольны. Но даже если бы я этого не делал, они мне не предъявляли бы претензий. В батарее у нас была настоящая солдатская дружба. До сих пор у меня ностальгия по тем временам.

Вскоре меня вызвали в штаб полка и приказали отправиться на сдачу экзаменов на офицера запаса в штабе дивизии. На следующий день я прибыл на место. Каково было моё удивление, когда я увидел своего сокурсника Аркадия Ленкевича…

Я приехал на сдачу экзаменов с опозданием на целую неделю: был на полковых учениях. И что я увидел? Вместо подготовки к экзаменам все загорали на солнышке.

Но с моим приездом и с моими разговорами о том, что надо готовиться, они все взялись за подготовку к экзаменам. Большую помощь по артподготовке мне оказал курсант артиллерийского училища. Училище он не окончил, ушёл на срочную службу и теперь сдавал с нами экзамены на звание офицера запаса.

Я и все остальные успешно сдали экзамены, и мы разъехались по своим частям. Приказ о присвоении звания младшего лейтенанта ещё не пришёл, и я продолжал обычную службу. Правда, при встрече со мной некоторые офицеры говорили: «Привет, поручик!» и улыбались.

Маюров Иван Иванович – Герой Советского Союза (26.10.1918 – 29.05.2000) – фото из Википедии

Мне довелось ещё поучаствовать во всесоюзных соревнованиях старших вычислителей батарей. Я выступил неплохо, но в призёры не попал, хотя и заработал отпуск домой за хорошую службу. На этих соревнованиях я встретил очень отважного человека, майора Маюрова, Героя Советского Союза. Он привёз на соревнования своих ребят и сидел на скамеечке возле своих палаток. Я проходил мимо и отдал честь. Майор спросил меня: «Как дела, солдатик?» Я ответил, что дела идут отлично, он подозвал меня и пригласил сесть рядом. Мы поговорили с ним немного, и я спросил его о том, как он заработал Звезду Героя. Он ответил мне: «Пустячок. Форсировали Днепр. Захватили небольшой пятачок. Я приказал ребятам окапываться. И тут немцы попёрли на нас. Я приказал ребятам поглубже зарыться в землю и вызвал огонь на себя. Огонь наших батарей смёл немцев, а мои ребята остались целыми и невредимыми. Так я и получил Звезду Героя». Я сказал майору: «Ничего себе пустячок» и попросил разрешения удалиться.

Когда я возвратился в часть после соревнований, капитан Антоненко сообщил мне, что я заработал краткосрочный отпуск домой, но поскольку я вот-вот получу звание офицера запаса, то он спросил моего согласия отдать отпуск другому отличному солдату, если я не возражаю. Конечно, я согласился.

В нашей батарее мы оформляли ленинскую комнату, и в этом деле я играл не последнюю роль. Нас было четверо. Мы занимались оформлением и не заметили, как в комнату вошли командир полка и замполит. Они остановились у порога и ждали, когда кто-нибудь из нас подаст команду «Встать! Смирно!» Тут сержант увидел командиров и подал нам команду встать. Полковник покачал головой и сказал: «Мы тут стоим уже минут пять, а вы, сержант, нас не замечаете». Увидев меня, он сказал: «Да тут, оказывается, и офицер был». Он подошёл ко мне, протянул мне руку и сказал: «Поздравляю с присвоением звания «младший лейтенант», товарищ Гофштейн. Завтра вы увольняетесь в запас». Я спросил: «А ленинская комната?» – «Придётся оформлять без вас». Я спросил: «А не могу ли я остаться дней на 10, чтобы завершить работу?» – «Вы согласны?» – «Так точно!» И я остался оформлять комнату. Ни на какие занятия я уже не ходил, всё время занимался оформлением. Однажды я вышел в казарму. Ребята ушли на занятия и забыли убрать спальню. Старшина вошёл и увидел мусор. Он взял метлу и стал мести пол. Я подошёл к нему и сам взялся за метлу. Старшина посмотрел на меня удивлённо, поблагодарил и вышел из спальни.

Через 10 дней ленинская комната была оформлена. Я отправился в штаб полка, получил необходимые документы по демобилизации и отправился прощаться с товарищами.

Сержант Заботин был личным связистом старшего вычислителя батареи. Мы были с ним неразлучны. Во время учений он подавал команду «прямая», а я тут же на своём приборе управления огнём выполнял свою работу. Прощаясь, я снял с руки часы и подарил их товарищу.

С тяжёлым сердцем я покидал свой полк, свою батарею, капитана Антоненко, других офицеров, своих товарищей по службе. Незадолго до приказа о присвоении офицерского звания я стал кандидатом в члены КПСС. Я обрадовался, что первым, кто дал мне рекомендацию, был мой капитан Антоненко. Вот и всё. Служба окончилась, и я уехал домой в Белоруссию.

(продолжение следует)

Опубликовано 22.07.2019  22:09