Василь Жукович. КУЗЯ (рассказ)

Студентку Галину Кузьницкую мало кто называл настоящим именем. Её, маленькую и чернявую, с первых дней знакомства девчата в группе звали Галкой, а потом с чьего-то языка легонько слетело и твёрдо закрепилось прозвище Кузя, с чем она скоро свыклась.

В. Жукович c женой Верой (фотография отсюда); обложка cборника его рассказов (Минск, 2015).

Ей легко давалась учёба: в институт поступила не после школьной десятилетки, как остальные, а набравшись знаний в педучилище. На вступительных экзаменах она имела высший балл по всем основным предметам и положительную оценку по иностранному языку. Чем-то удалось зачаровать «немку» Ираиду Павловну Рубанюкову. Да, только зачаровать или загипнотизировать могла абитуриентка многоопытную преподавательницу, потому что, как выяснилось, в том педучилище немецкого не было. Здесь, наверное, кстати добавить: у будущего педагога язычок ходил гладко. С чем бы это сравнить? Пожалуй, с менташкой в руках самого проворного косца.

На подготовку к занятиям, зачётам и экзаменам Кузя тратила совсем немного времени, и потому студентов, которые в читальнях сидели сиднем с конспектами и книгами в руках, называла тугодумами.

Её тянуло действовать. Чтобы оправдать звание студентки филологии, пыталась сочинять стихи. Но в том, что к ней быстро приходило, не хватало красоты и силы. Не раз она поднималась на сцену как вокалистка, ей больше всего нравились испанские песни. Их тексты переводила сама, а в результате из уст её под музыку лился набор простых чужих словечек вроде: «Каррамба, сеньоры…» Голос у неё был слабоватый, и бедность вокала не компенсировалась упрощённым артистизмом.

Успех ждал первокурсницу в спорте. Как ни парадоксально, закрепилась она в институтской сборной по баскетболу, где, известно, не последнюю роль играет высокий рост спортсменов. Какую же погоду могла сделать в команде баскетболистка-малявка? О, надо было видеть Кузю в игре! У болельщиков и, конечно, у самих игроков команды вызывало восхищение то, с какой невероятной ловкостью пробивалась она через толпу рослых и сильных спортсменок, на месте подбора подхватывала мяч, а затем передавала его в эпицентр атаки для точного броска.

Видимо, занятия спортом как-то отразились на её походке: шла Кузя резво, правым плечиком вперёд, что называется – бочком. У неё не было никаких комплексов из-за маленького роста и природной худощавости, она ещё и гордилась своим росточком и щуплой фигурой. Особенно после одной деканатской проверки, когда искали в общежитии прогульщиков занятий, а Кузю не нашли, потому что она залезла под кровать и там свернулась клубочком, как сворачивается сонная кошка.

Успехи в учёбе давали Кузе свободное время и возможность посещать библиотеки – институтскую, городскую, областную. Читала много, можно сказать, глотала повести, романы, новеллы, рассказы, прежде всего французских прозаиков: Бальзака, Гюго, Золя, Мопассана, а ещё российских – Бунина и Шолохова.

Но всё, чем она занималась после лекций, не приносило ей покоя. Хотелось приключений, словно в ней сидел руководивший ею дьяволёнок.

2

– Ой, девочки, я так нацеловалась, аж голова кругом! – неожиданно похвалилась двум однокурсницам, Марине и Мальвине, вернувшись поздним вечером в свою комнату. Глаза у неё блестели, как у кошки, а губы и щёки горели.

– И с кем же ты, Кузька, так начмокалась? Кто тебя так возбудил? – заинтересовались озорная Мальвина и дородная, спокойная Марина. Они уже засыпали после вечернего душа, но оживились.

– Представляете, он фотограф. У него такой богатый фотоаппарат, а сам он такой азартный! Щёлкал и щёлкал меня в парке, – продолжила она, – говорил, скоро принесёт фоточки.

– Значит, он тебя привлёк аппаратом, а не своей красотой, – пошутила Марина, слегка покраснев.

– А для мужчины красота необязательна, – отбивалась Кузя. – Главное – ум и сила.

– Откуда ты знаешь, какой у него ум? – смеялись девушки. – Может, он сильно головастый?

– Это не смешно, – отвечала она, – ум виден сразу. Профессиональный фотограф, он и магнитофоном пользуется. А Есенина шпарит на память – заслушаешься!

– Говоришь, ещё и сильный? – подкалывала Мальвина.

– Представь себе, он меня поднимает на ладони одной руки.

– Богатырь, да и только! – посмеивалась уже совсем разрумяненная Марина с утихомиренной Кузи.

Тем временем Мальвина предостерегала:

– Смотри, чтоб этот умник тебя не окрутил!

– Да я уже окрученная, девочки, – вздохнула Кузя и добавила: – Давайте будем спать.

– Смотри, докрутишься! – как-то по-матерински увещевала её Мальвина.

Фотo В. Р.

3

После первого курса Кузя осталась без фотографа, он куда-то уехал, даже не простившись. Но это нисколько не расстроило гулящую. С каждым годом она наращивала интимные обороты, по два-три свидания за вечер становились нормой. Она почти перестала читать романы, на это уже недоставало времени – её увлекали собственные романы, которые споро завязывались и довольно скоро завершались. Свидетельницами неожиданного финала одного из них оказались однокурсницы, которые присутствовали на её уроке в девятом классе, где Кузя проходила педпрактику. Тогда она вела занятия, прохаживаясь перед первыми партами, и вдруг остановилась как вкопанная. Она замерла, пожалуй, на целую минуту: так она растерялась, узнав в одном из учеников за последней партой юношу, с которым накануне вечером целовалась. Парень всё время наклонял голову, но никак не мог спрятать высокий рыжий чуб.

Её обидело то, что при знакомстве он назвался студентом мединститута. Казалось бы, чего уж так обижаться! Разве никто никогда её не обманывал, разве ей не всё равно было, с кем приятно проводить время – с учеником-старшеклассником или студентом-медиком? Но обиды хватило, чтобы с ним больше не встречаться.

Сильнее же всего за время учёбы в институте Кузя увлеклась мотоциклистом Адамом. Это началось на пятом курсе. По земле шла осень. Природа завораживала богатством оттенков. Деревья ещё не осыпали под ноги листву. Золото берёз и ясеней, бронза каштанов, рубины рябин и густой багрянец канадских клёнов – всё в зачарованных глазах сливалось в яркие полосы. Они, казалось, бежали навстречу по обе стороны асфальта, по которому мчал Кузю на новеньком блестящем мотоцикле её кавалер. Его лёгкая курточка вздувалась на нём, будто воздушный шар. На Кузе было тонкое платье и невесомый болоньевый плащик.

– Как тебе, Галюня? – спрашивал он, немного повернув голову. – Не зябко? Может, сбавить темп?

– Нет, молодец! Я люблю высокую скорость! – бодрым голосом пробивалась она через треск мотора и шум ветра.

«Галюней назвал. Так никто ещё не называл меня! Ласковый…» – думала она, отправляясь к нему домой на следующий день после мимолётного знакомства.

4

Всю его ласковость узнала она в скором времени, как только в своём дворе Адам заглушил мотор, ловко слез с сиденья и подал ей тёплую руку.

– У тебя свой дом? – удивилась студентка, окинув глазами просторную постройку с роскошной черепичной крышей.

– У родителей квартира в городе, а здесь, за городом, – моя дача, я единственный в семье сын.

Минут пятнадцать спустя они сидели у камина, в котором потрескивали охваченные огнём поленца, пили шампанское за знакомство и за встречу, закусывали шоколадом и целовались.

В постели Адам сказал студентке, что с ней он чувствует себя на седьмом небе, ведь у неё всё такое привлекательное и вся она изящная, не то что какая-нибудь толстуха.

– Толстухи тоже кому-то приятны и нужны, – не согласилась с ним любовница.

После полученного наслаждения Адам объявил, что ему надо будет совсем рано выехать на работу. Простились они на безлюдной остановке, дождавшись автобуса.

Обо всём этом Кузя рассказала соседкам на следующий день. А поздним вечером, когда вернулась в комнату общежития, в её желудке разыгрался голод и, поскольку у неё в запасе никаких лакомств не оказалось, «одолжила» кое-что в тумбочке Марины, за что утром получила замечание, когда Марина заметила утечку привезённой от матери вкуснятины. Но Кузя не собиралась краснеть за свой поступок. Более того, она ещё и отомстила обиженной: в следующий раз, возвратившись ночью, вставила ей, сонной, между пальцев ног бумажные лоскутки и подожгла их…

Дьяволёнок, сидевший в дерзкой особе, высовывал рожки всё дальше. С особым запалом стала Кузя сплетничать. Почему-то ей было интересно распускать лживые слухи, мол, кто-то в кого-то влюбился.

Между тем её главный роман, который так стремительно начался и, как ей казалось, многообещающе развивался, пришёл к развязке. Он длился от золотой осени до пышно цветущей весны. Та весна оказалась для неё драматичной, печальной: последнее студенческое увлечение завершилось позорным крахом. Однажды тёплым майским утром Кузя ощутила в себе вероятность великой перемены, а несколько дней спустя окончательно поняла: так и есть!… Тогда она чуть не вслух сказала: «Боже мой, я – тяжёлая!»

Случилось то, чего она побаивалась. Именно побаивалась, а не боялась. Кузя в Адаме видела довольно надёжного мужчину. Может, не столько видела, сколько хотела видеть. Разговора между ними никогда не было о том, что будет, если она забеременеет. Теперь в её душе блуждала надежда: он не такой, чтоб отвернуться и оставить её, свою Галюню, наедине с большой проблемой. Не таков он, чтобы отказаться от женщины, возносящей его на седьмое небо, и от своего ребёнка!..

Именно с такой подспудной надеждой и призналась она Адаму, внимательно глядя ему в глаза, во время очередного свидания у него в постели:

– Миленький мой, я уже беременная!

– От кого? – с невероятной лёгкостью осведомился он.

– Ты что, с ума съехал?! – выпалила она. – Думаешь, твоя Галюня настолько распущенная?

– Всякое случается с красавицами, – сказал Адам с кривенькой, игривой улыбкой. – Думаю, и ты – не исключение.

– Да как у тебя язык поворачивается! – возмутилась Кузя.

– Ладнo, маленькая, – всё ещё блуждала улыбка по его губам, – сегодня у нас пятница… Давай встретимся в воскресенье. Под нашей липой. В восемнадцать. Окей?

Не ожидая согласия, он, приглаживая привычным движением рук свои длинные, курчавые, спутанные ветром чёрные волосы, добавил:

– А сейчас пойдёшь на остановку одна, точнее, не одна, а с кем-то уже вдвоём, ведь ты говоришь, уже потяжелела…

Она толком даже не уловила его цинизм, однако, вяло топая на автобусную остановку, в душе своей не переставала взвешивать его прежнее поведение и недавнее. Тревожные мысли о будущем не отступали и не давали как следует спать две ночи подряд – с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье. А в воскресенье, ещё задолго до назначенного свидания, она стояла под нежно-зелёной кроной липы, опершись спиной о ствол. Сквозь ситцевое платье и невесомый болоньевый плащик Кузя ощущала холодок дерева.

Трескучий мотоцикл стремительно приближался. Беременная глянула на ручные миниатюрные часы. Стрелки на циферблате показывали без пяти восемнадцать. «Пунктуален, как никогда», – подумалось ей. Но несколько мгновений спустя ей подумалось, что пунктуален не один Адам, потому что на мотоцикле прикатили двое, похожие, как две капли воды: оба чернявые, оба синеглазые, и носы с горбинкой. «Мамочка, близнецы! – мысль молнией пронеслась в голове. – Мутил, что он единственный сын у родителей…». Значит, за ней приезжали и забирали в постель по очереди, а затем делились между собой подробностями проведённых с нею вечеров. Это всё она уже не могла не понять, когда близнецы молча демонстративно насмехались над ней, широко скаля зубы. Кузя так и не выяснила, который из них Адам, поскольку недолго-то и длилась немая сцена: рулевой близнец бойко развернул мотоцикл, и после прощальных жестов братья с ходу отправились в обратный путь.

Чтобы не упасть, Кузя обняла липу. У неё резко заболела голова, кольнуло в сердце. Она чувствовала себя то пустой бутылкой из-под шампанского, то пробкой от бутылки. Как-то доплелась до общежития. В комнате рассказала девчатам свою трагикомичную историю. Утром долго лежала на панцирной кровати, не пошла в столовку завтракать. Днём ходила туда-сюда как неприкаянная. К выпускным экзаменам не готовилась. Переменилась в лице, похудела.

«Что происходит с Кузьницкой?» – обеспокоенно спрашивал куратор, выдающийся профессор и заботливый человек, у активисток курса. Они, конечно, ничего от него не утаили. Ещё и попросили поговорить с несчастной: боялись, что она сведёт себя со света. Было очевидно, что обманутая и униженная Кузя никак не может выбраться из депрессии.

Когда и как поговорил с ней куратор, никто не знал. Госэкзамены она сдала, но сниматься для коллективного фото не захотела. И вообще избегала лишних встреч. Слух прошёл, что она переехала куда-то к Балтийскому морю, а в какую страну – точно не известно.

Перевёл с белорусского Вольф Рубинчик. На языке оригинала рассказ можно найти здесь; для belisrael.info автор прислал исправленный вариант.

Опубликовано 18.06.2018  14:22