Роман Янушевский

Рано или поздно все мы задумываемся о корнях, пытаемся так или иначе разузнать о  своих предках. Двадцатый век, как и девятнадцатый до него были богаты событиями, поэтому вы вряд ли встретите скучные семейные истории, скорее, много изломанных судеб. Столько всего переплелось – погромы, революции, войны… Глобализация началась в первую мировую войну, втянув в свою воронку миллионы жизней. А что человеческие судьбы? Они что перышки. История разбрасывается ими, как ей вздумается. Война в школьном учебнике уже не страшна, потому что смерть там предстает оптом, безымянными солдатами. Но у всякого горя есть лица, так же, как и у всякой радости. И каждая семья проживает свою маленькую историю. Владимир Палей – один из тех, кто помогает ее восстановить, насколько это возможно, извлекает всеми забытые имена из пыльных архивов, помогает желающим познакомиться со своими предками. В общем, он – архивный генеалог.

– Расскажи, как ты пришел к тому, чтобы заниматься генеалогией, тем более на профессиональном уровне?

– Пожалуй, по наитию, как и все происходит в жизни. Будучи ребенком родителей-технарей, впитав логическое мышление с молоком матери, лет до десяти меня вообще не интересовали такие абстрактные вещи, как литература, история, искусство.

А в десять лет я влип в историю в буквальном смысле слова. Потому что исторические рассказы и логическое мышление слишком часто входили в противоречие друг с другом. Так, пытаясь найти ответы на образовавшиеся вопросы, я очень сильно увлекся историей, естественно, сначала историей России, потому что это ближе, понятнее.

И с сожалением я обнаружил, что даже в условиях семидесятых годов двадцатого века в Советском Союзе было очень сложно найти какую-то объективную информацию о той же Киевской Руси. Ведь все исторические книги писались, исходя из марксистского подхода о ничтожности роли личности в истории.

Вскоре я понял, что гораздо проще восстанавливать ход событий по биографии правителей: киевских князей, московских царей, и тут же начал систематизировать всю собранную информацию по периодам правления того или иного монарха. Сходу возник вопрос, почему они руководили государством именно в такой порядке, а не в ином. Ответ лежал на поверхности – по праву наследования. Соответственно, для того, чтобы понять, кто, откуда и куда, нужно было составить родословную.

Позанимавшись некоторое время родословными всевозможных правителей, сначала Руси, потом всех остальных европейских государств, а затем и всех остальных неевропейских государств, в какой-то момент я подумал – почему я знаю родословные каких-то монархов, которые ко мне не имеют никакого отношения, но не знаю своей собственной. Это случилось как раз в тот момент, когда я перешел к изучению древнеиудейского и древнеизраильского царств. Так образовалась матрица, и где-то лет с двенадцати-тринадцати я занялся генеалогией собственной семьи, успев многое восстановить, застав еще в живых старших родственников.

– Насколько ты преуспел в этом, до какого колена продвинулся?

– В те годы немного, где-то на четыре поколения, лет на сто-сто пятьдесят. Я считал, что это очень скромно, но с другой стороны, тогда, при советской власти, не было доступа в архивы.

Поэтому когда я в 1992 году совершенно случайно обнаружил рекламное объявление – некое общество с ограниченной ответственностью «Архивы России» («АРОС») предлагает всем желающим восстановить их родословную – я откликнулся на рекламу и пришел по указанному адресу. Показал, что мне удалось собрать на основе опроса старших родственников, и сказал: ребята, хочу больше. На меня посмотрели большими круглыми глазами и сказали: понимаете, молодой человек, у вас уже больше, чем мы предлагаем нашим клиентам ПОСЛЕ архивного исследования. И пригласили меня на учредительное собрание еврейского генеалогического общества. Все было очень быстро, шел 1992 год. А с 1993 года появился реальный доступ к архивам, теперь в них можно было работать.

И вот без специального образования и особой подготовки, но так уж получилось, я быстро освоил этот специфический навык. Уже в 1995 году меня выбрали президентом общества, а в 1998 году я возглавил еврейский отдел Ассоциации профессиональных генеалогов бывшего Советского Союза. Еврейское генеалогическое общество любительское, а ассоциация – профессиональная. И вот с теми самыми сотрудниками «АРОС», к которым я пришел в 1992 году просто с улицы, мы теперь коллеги, работаем в команде. У них нет сомнений в моем профессионализме. Уже почти пятнадцать лет мы занимаемся архивной генеалогией. Потому что не только рукописи не горят, как известно, но и архивы.

– Занявшись архивной генеалогией профессионально, насколько хорошо ты изучил историю своей семьи?

– Если до попадания в архивы я знал генеалогию своей семьи где-то со второй половины девятнадцатого века, то благодаря архивам удалось проследить еще на сто пятьдесят лет – от самого начала восемнадцатого века. За эти пятнадцать лет удалось поработать почти в трех десятках архивов как в бывшем Советском Союзе, так и в Америке, Израиле, Швейцарии, Югославии, Франции.

Да, действительно сохранилось далеко не все, но существующий стереотип – какие архивы, были же войны сплошные, ничего не сохранилось – он очень далек от действительности. Никакая армия не воевала с архивами, армии воевали между собой. Многие архивы пострадали не в результате военных действий, и даже не в период войн, а в мирное время. Причем гораздо больше, чем в военное. В результате недостаточного финансирования, из-за переделов административных границ, потому что в России, так и в Белоруссии, Украине, Литве – европейской части бывшего СССР архивные документы хранятся строго по административно-территориальному принципу.

Например, если документы формировались в период губернского деления Российской империи, после чего губернии были расформированы, и образованы области в границах, которые не совпадают с границами губерний, то старый губернский архив делился. Документы передавались в новосозданные областные архивы, там, где было возможно отделить. Далеко не все, что выехало из губернского архива, доехало до областного.

Кроме того, недостаточное финансирование архивов не позволяло своевременно проводить ремонт в архивохранилищах, создавать должные условия для хранения архивных документов. Случались пожары и потопы. Ветхие дела просто разваливались, когда не было денег на реставрацию.

– Насколько глубоко возможно проследить по архивам различную информацию?

– Тут очень много факторов влияет на результат. Наиболее существенный фактор – это то, что абсолютное большинство евреев приобрели фамилии всего на всего двести лет назад. До начала девятнадцатого века, как в Российской империи, так и в империи Габсбургов, и в Пруссии, и вообще в Европе все городское население, частью которого были евреи, не имело фамилий. Кроме того, абсолютное большинство евреев Российской империи более двухсот лет назад были подданными Речи Посполитой, то есть Польского государства, а в нем не проводились переписи населения.

В общем, вплоть до конца восемнадцатого века мы имеем дело с людьми, у которых нет фамилий, живущих в стране, где не проводились переписи. Глубже этого проследить их семейную историю порой представляется просто невозможным. За редким исключением потомков раввинов и законоучителей европейского Средневековья, когда семьи заботились о сохранении собственной родословной сами, не полагаясь на государство. В таком случае мы можем проследить корни вплоть до родоначальника. У кого-то он жил в пятнадцатом веке, у кого-то в десятом. Но это буквально единицы. Для девяноста девяти процентов евреев Советского Союза и Российской империи оптимальный вариант – это начало восемнадцатого века.

Если в списки первой переписи населения после раздела Польши – в российскую перепись 1795 года попадал пожилой человек, которому было лет семьдесят, значит, мы имеем дело с 1725 годом. То есть, плюс-минус первая треть восемнадцатого века – это максимум для абсолютного большинства российских евреев. Но и этого достигают далеко не всегда.

– Что собой представляет архив? Насколько там систематизирована информация?

– Естественно, доступны только систематизированные материалы. В  каждом архиве есть неразобранные дела, и благодаря ним порой возникают открытия – когда исследователь получает возможность работы с документами, еще не введенными в научный оборот.

В архивной генеалогии есть несколько пластов. Базовый уровень – метрические книги, содержащие записи о родившихся, женившихся, разведенных и умерших, а также переписи населения, которые в Российской империи назывались ревизиями, а их результаты – ревизскими сказками. Сказка – не потому что это придумано, а потому что «со сказа», то есть, записано со слов.

Плюс так называемые микропереписи: в крупных городах составлялись такие посемейные списки в промежутках между ревизиями, или между последней (десятой) ревизией 1858 года, и первой уже всероссийской переписью 1897 года. Вот и базовый уровень, благодаря которому мы можем узнать имена, даты, но ничего не можем сказать о самих людях.

Вспомогательными инструментами этого уровня являются списки учета призывников, налогоплательщиков, и прочие финансовые документы, где можно узнать имена и даты, но почти ничего о самом человеке. С этим пластом документов все просто – документы либо есть, либо нет, и если сохранились, мы можем узнать, где они имеются в наличии. Когда берешь архивное дело в руки, ты знаешь, что там находится только то, что записано. Либо это метрические записи, либо это переписи населения.

Гораздо более сложный, с заранее неизвестным результатом другой пласт документов – то, что мы называем «за пределами метрик». По существовавшей в Российской империи практике, если человек, глава семьи хотел что-либо существенно изменить в своем социальном статусе, как то: открыть торговое дело, построить вместо деревянного дома каменный, вместо маленького дома большой дом, получить лицензию на тот или иной вид предпринимательской деятельности или выделить выросшего сына в отдельный бизнес, он не мог это сделать самостоятельно, а должен был подать прошение властям.

Форма прошения была составлена таким образом, что прежде чем изложить суть просьбы, нужно сначала на двух-трех-четырех страницах представиться. «Я, такой-то такой-то, сын такого-то, принадлежу или возглавляю семью, состоящую из, прибывшую в город N тогда-то, при таких-то обстоятельствах…» В общем, описать всю историю семьи и лишь потом изложить просьбу. Если находишь такое дело, это уже не просто имена и даты.

Но здесь мы сталкиваемся с большими сложностями, потому что, во-первых, заранее неизвестно, существовало ли подобное прошение или прошения от этой семьи. Во-вторых, их никогда не собирали отдельно. Раз они подавались в губернское правление, то и хранятся среди прочих дел губернского правления, и поэтому такое прошение можно обнаружить между отчетом пожарной команды уездного города и постановлением об очередном призыве на воинскую службу. Дела губернского правления гигантские по своему объему, и все это нужно просматривать вручную, потому что ни российские, ни украинские, ни белорусские архивы не компьютеризированы и не оцифрованы.

Берешь такое многокилограммовое дело столетней – стопятидесятилетней давности и постранично его листаешь, дыша  пылью, и пытаясь разобрать каракули, которые когда-то были черным по белому, а сегодня это рыжим по желтому. Но если находишь подобное, это стократно окупает хлопоты, треволнения и весь твой труд. Ровно по Маяковскому – «из тонны шлака грамм руды» добываешь.

Есть своя специфика в разных регионах, потому что, например, Западная Украина не входила в состав Российской империи, а была частью Австро-Венгрии, и потому здесь не уместно говорить о российских ревизиях, кроме того, в Австро-Венгрии, вообще, не проводились переписи населения. Зато метрические книги там велись гораздо более пунктуально, чем в Российской империи, данные записывались каллиграфическим почерком, и как они были черным по белому, так и остались: и бумага, и чернила другого качества. Естественно, записи велись не на русском языке, а сначала на немецком, потом на польском, и затем на украинском. Но в целом, работать несколько проще.

Сложнее устанавливать родственные связи, потому что ревизская сказка дает полный состав семьи, и там уже не надо теряться в догадках, где отец, где сын, где брат – кто родственник, а кто однофамилец. Когда же ревизий нет, и есть только метрические записи, не всегда возможно точно установить степень родства. В общем, везде есть своя специфика работы, а в целом можно сказать – чем крупнее населенный пункт, в котором проживали предки наших клиентов, тем больше там сохранилось документов.

Если мы проводим архивное исследование не на основе места проживания, а пытаемся восстановить историю политически или экономически активного персонажа, то лучше начинать поиск с Российского государственного исторического архива в Санкт-Петербурге, потому что это архив Российской империи. Но наибольший успех ожидает исследователя, когда точно известен населенный пункт проживания, а лучше рождения человека.

– Можно ли почерпнуть в архивах информацию о наших современниках?

– Важно отметить, что все наши исследования начинаются от семидесяти пяти лет назад и раньше, потому что по законам практически всех стран на этот срок сохраняется тайна личной жизни, и документы генеалогического характера не находятся в открытом доступе. Только когда они передаются на государственное хранение в открытый доступ, тогда уже можно с ними работать.

Когда мы начинали в 1992, были доступны документы досоветского периода. С тех пор прошло пятнадцать лет, открылись документы и первых лет советской власти. Но наши основные исследования приходятся на период Российской империи, и в гораздо меньшей степени на советский период. Поэтому прежде чем к нам обратиться, человек должен сам на основе опроса своих старших родственников установить место жительства семьи восемьдесят лет назад. Только тогда мы можем хоть чем-то помочь.

– Если есть желание проследить историю своей семьи, к кому можно обратиться? Стоит самостоятельно обратиться в архив и лично проверить, есть ли там нужные документы или все-таки лучше искать специалиста?

– Есть несколько возможных вариантов действий. Можно направить письменный запрос в архив. Важно только определить, в какой именно архив его направлять, потому что документы хранятся по территориальному принципу.

И хорошо если семья проживала восемьдесят лет назад в городе Киеве – как он был центром Киевской губернии, так и сейчас центр Киевской области. Тут ясно – запрос нужно отправлять в киевский архив. В Киеве есть, как минимум, три архива. Хуже, если семья проживала в уезде, который относился, например, к городу Новозыбкову, который до двадцатых годов двадцатого века был уездным центром Черниговской губернии, а теперь это районный центр Брянской области.

– Запрос должен быть конкретным, правильно?

– Совершенно верно, абсолютно конкретным. Если человек хочет получить ответ, он должен указать фамилию, имя, отчество своего известного предка, и запросить данные о нем, о его семье, о его предках. Если, например, человека звали Ицик, а сегодняшний запрос будет на имя Ицхака или Исаака, то архив честно ответит, что ни про Ицхака, ни про Исаака у него никаких данных нет. Про Ицика у них никто не спрашивал.

В населенных пунктах, которые меняли административную принадлежность чаще всего часть документов хранится в старом месте, а часть в новом. Надо писать в оба архива. Чтобы получить положительный ответ на прямой запрос в архив, данный запрос должен быть корректно составлен. Затем придется очень долго ждать, и даже получив отрицательный ответ, нет никакой гарантии, что данных действительно нет, и это не является простой отпиской.

Другой путь – можно поехать самому в архив, написать заявление на имя его директора с просьбой допустить к работе с архивными документами по конкретной теме, сидеть в читальном зале, самому изучать эти метрические книги, ревизские сказки, налоговые ведомости. Нужно иметь навыки работы с такими документами, изначально понимать, какие именно дела стоит заказывать для изучения. Где-то сотрудники архива подскажут, а где-то не смогут, не захотят, у них не будет времени. И еще невозможно ответить на незаданный вопрос. Если человек не спрашивает, то ему никто не отвечает.

Послать письменный запрос – это самый дешевый вариант, но и самый низкий результат. Поехать самому – это чуть подороже, результат будет чуть лучше, но тоже никаких гарантий, что будет исчерпывающий ответ на вопрос. Обратиться к специалисту – это самый дорогой вариант, но и ответ будет самый полный.

Практически во всех постсоветских странах или крупных регионах есть профессионалы, которые оказывают подобного рода услуги. К ним не надо ехать, им можно написать. Они есть в Белоруссии, Молдове, Литве, на Украине. Каждый из этих независимых исследователей работает в своем регионе. Есть также генеалогическая служба, находящаяся в Москве, которая работает по всей территории бывшего Советского Союза. Для нас не составляет проблемы, если часть семьи жила, скажем, в Одессе, другая – в Вильнюсе, а третья – на сегодняшней границе России и Белоруссии. Мы работаем со всеми архивами, и гарантируем, что достаем из архива все, что там сохранилось.

Прежде чем браться непосредственно за исследования, мы обращаемся к уже накопленной базе данных по тому, какие дела и в каких архивах сохранились. Естественно, не на уровне конкретных имен и фамилий, а хронологических отрезков и населенных пунктов. Так мы заранее можем честно сказать, что по такому-то населенному пункту за такой-то год не сохранилось ничего, не тратьте ваши деньги понапрасну. Или наоборот, что сохранилось достаточно много, есть смысл проводить исследования.

– Что человек получает в результате вашего исследования?

– Если речь идет о базовом уровне – метриках и ревизиях, мы предоставляем родословную схему семьи, сколько нам удалось восстановить поколений родственных связей. Всё это сводится в единую диаграмму. На каждое событие, имя, дату, родственную связь прилагаем копию архивного документа, подтверждающего сей факт.

При необходимости переводим на доступный клиенту язык. В переводе нуждаются не только русскоязычные документы для англоязычного клиента, но и часто для современного русскоязычного клиента документы, составленные на старорусском языке. Бывают бумаги на русском языке, написанные так, что кроме специалиста никто их прочесть не может. Мы работаем с документами на иврите, идише, польском, немецком, старобелорусском, украинском. Язык оригинального документа для нас проблемы не составляет, точно так же как и перевод на любой необходимый клиенту язык. Также мы предоставляем в качестве бесплатного приложения историю данного населенного пункта, происхождение фамилии, что далеко не всегда очевидно – не все лежит на поверхности.

Если мы видим, что заказчик готов проявлять интерес за пределами метрик и ревизий, и нам удается найти описание семьи или персонажей, можно и дальше продолжить исследования. В частности, мы работаем также с судебными архивами и архивами полицейских управлений. Чем более активную общественную позицию занимали представители данного семейства, тем больше документов отложилось в государственных архивах. Мы собираем абсолютно все, что сохранилось, и предоставляем эти данные в товарном виде – как в качестве диаграммы родственных связей, так и в описании наиболее ярких страниц в семейной истории.

– Во сколько клиенту обойдется эта услуга, если речь идет о минимальном наборе – метриках и ревизских сказках?

– Начиная с нуля, если человек обращается, а согласно нашей базе данных, к великому сожалению, ему уже никто не сможет помочь. Мы же приступаем к работе только тогда, когда точно знаем, что хоть что-то сохранилось.

Цена зависит также от региона, потому что тарифы на архивные услуги рознятся от места к месту. На сегодняшний день минимальная ставка  – начиная от пятисот долларов. Это такой невозвратный аванс, причем сумма едва покрывает наши собственные расходы.

– А какой потолок?

– Практически нет предела. В среднем, успешное исследование начинается где-то от двух тысяч долларов, иногда оно переваливает и за десять тысяч. Порой бывают действительно яркие персонажи – люди, которые за свою жизнь успевали семь-восемь раз поменять страну проживания и в хорошем смысле наследить своей бурной профессиональной или общественной деятельностью во всех этих государствах. Такое исследование и занимает не один год, требует больших расходов, но зато приносит солидные результаты.

– Сколько времени обычно занимает исследование?

– Бывает, укладываемся в два-три месяца, но тот срок, который мы гарантируем клиенту – первый этап исследования занимает до полугода. В случае, например, с литовскими архивами официально установленный Архивным управлением Литовской республики срок ответа по существу на генеалогическое обращение – полтора года. Принципиальный ответ – есть или нет данные, они дают очень быстро, буквально в течении нескольких дней, а вот при расширенном положительном ответе, что конкретно имеется, ожидание длится около полутора лет.

– Это если обращаться к фирмам-посредникам, которые занимаются генеалогическими исследованиями, или в архив?

– Один нюанс – если обращаться в архив напрямую, вам предоставят копии найденных документов. Но никто не будет анализировать их, не станет заниматься ничем, кроме метрик и переписей, я уж не говорю о переводе бумаг на другие языки. Нашли документ, сняли с него копию, поставили печать: «Копия верна», и отправили. Лишь независимые исследователи оказывают услуги по анализу документов, переводу, составлению родословных схем и поиску биографических сведений за пределами метрик и переписей.

– Кто ваши клиенты?

– Люди, которые всерьез интересуются своими корнями и готовы платить за это. Встречаются и известные фигуры, в том числе так называемые «олигархи», но по понятным причинам, я не стану упоминать имен, они не любят рекламы.

– Сколько независимых исследователей работает на территории бывшего СССР?

– Наша ассоциация профессиональных генеалогов на сегодняшний день – это единственное объединение профессионалов в области генеалогии всего бывшего Советского Союза. Нас, если я не ошибаюсь, порядка двадцати пяти членов.

Специализирующихся в еврейской генеалогии – я возглавляю как раз еврейский отдел в ассоциации – всего пять человек. К тому же часть членов нашей ассоциации являются специалистами «в том числе и по еврейской архивной генеалогии», хотя их основным приоритетом является нееврейская генеалогия. Это не означает, что существует какая-то принципиальная разница между генеалогией еврейской, русской или украинской семьи.

Вообще, генеалогия – очень специфический вид деятельности, она требует высокой квалификации, при этом не являясь продуктом массового спроса. Быстрых денег здесь не сделаешь. Для людей, которые занимаются ею с начала девяностых, она стала не просто профессией, но и частью их жизни. Наши молодые коллеги, которые хотя и пробуют заниматься подобными исследованиями, очень быстро понимают, что это далеко не самое хлебное занятие, поэтому, к огромному сожалению, наши ряды особо не пополняются.

(Примечание: впервые материал в несколько сокращенном виде был опубликован в «Окнах», приложении израильской газеты «Вести» от 26 июня 2008 г.)          7 июня 2011

В продолжение материала получил письмо, которое публикую полностью:

Дорогие коллеги!