Monthly Archives: September 2018

Нам пишут (письмо от В. Бернштама)

Здравствуйте, уважаемые господа!

Вас беспокоит коллекционер иудаики из израильского города Реховот. Я сотрудничаю с несколькими журналами для коллекционеров в России, США и Украине. На сайте www.berncollect.com размещены мои статьи по коллекционированию.

В 1959 году, когда отмечалось столетие со дня рождения Шолом-Алейхема, в Минске было организовано непочтовое гашение. Кто организовал его в условиях советского строя, мне не удалось установить. В 2012 году, в надежде получить информацию, я опубликовал в журнале «Мишпоха» заметку об этом гашении. К сожалению, на заметку никто не откликнулся. Я был бы благодарен, если бы Вы сочли возможным опубликовать ту заметку (см. ниже) на Вашем сайте. Возможно, кто-либо из читателей belisrael.info знает историю редкого – если не уникального – гашения.

С уважением,

Д-р Владимир Бернштам

http://www.berncollect.com/

* * *

KТО ОРГАНИЗОВАЛ КЛУБНОЕ ГАШЕНИЕ В МИНСКЕ?

Владимир БЕРНШТАМ (Израиль)

Некоторое время назад крымский коллекционер Владимир Агарков подарил мне конверт с маркой, посвященной столетию известного еврейского писателя Шолом-Алейхема. К юбилею писателя Министерство связи СССР выпустило марку с его портретом. Шолом-Алейхем неоднократно бывал в Белоруссии, выступал с чтением своих произведений.

Наклеенная на простой конверт без рисунка, марка, посвященная Шолом-Алейхему, погашена специальным, а не почтовым штемпелем. Такой же штемпель стоит и на левой стороне конверта. На штемпеле надпись: «100 лет со дня рождения Шолом Алейхема, 2.III.1959 г., гор. Минск». По-видимому, данный штемпель не имеет никакого отношения к почте и попадает под определение «клубный» [1].

По поводу филателистической ценности таких штемпелей существуют различные взгляды [2], но, без сомнения, можно утверждать, что многие включают их в свои коллекции.

Что же касается описываемого здесь гашения, то интересно было бы узнать, кто явился его инициатором. Вполне возможно, что оно было подготовлено Минским городским обществом коллекционеров, при котором в 1959 году работала филателистическая секция [3].

Использованные источники:

  1. Большой филателистический словарь / Н.И. Владинец, Л.И. Ильичев, И.Я. Левитас, П.Ф. Мазур, И.Н. Меркулов, И.А. Моросанов, Ю.К. Мякота, С.А. Панасян, Ю.М. Рудников, М.Б. Слуцкий, В.А. Якобс; под общ. ред. Н.И. Владинца и В.А. Якобса. – М.: Радио и связь, 1988. – 320 с.
  2. История клубных гашений, форум портала коллекционеров UUU http://forumuuu.com/showthread.php?t=21066
  3. Колосов Л. Страницы истории белорусской филателии (1896–1960). Веснiк сувязi. – 2004. – № 5; http://www.belpost.by/company/history/kolosov-o-pochte/bel-filateliya-page2/

Опубликовано 15.09.2018  19:09

КУРОПАТЫ. КОСА НА КАМЕНЬ-2

От ред. belisrael.infoПервые интервью “БелГазеты” о “великом противостоянии” под Куропатами читайте здесь. Процесс по иску А. Израилевича к газете “Новы час” о защите чести, достоинства и деловой репутации, упомянутый в материале, закончился в суде Советского района г. Минска тем, что 10 сентября 2018 г. суд отклонил требования бизнесмена.

Коса на камень

14.09.2018

«Поедем поедим»: противостояние продолжается?

Прошли три месяца противостояния в Куропатах. Локальные стычки между защитниками мемориала и посетителями ресторана «Поедем поедим» продолжаются. Последний пример – инцидент между бизнесменом Аркадием Израилевичем и активистами, произошедший 29 августа. Как дальше может развиваться противостояние вокруг ресторана? На эту тему в «Визави» рассуждают бизнесмен Аркадий ИЗРАИЛЕВИЧ и координатор инициативы «Абаронім Курапаты» Анна ШАПУТЬКО.

АРКАДИЙ ИЗРАИЛЕВИЧ: «ПОЧЕМУ ЕВРЕЙСКИЙ РЕСТОРАН ВСТАЛ ПОПЕРЁК ГЛОТКИ?»

– Что произошло 29 августа возле ресторана «Поедем поедим»? Активист Денис Урбанович утверждает, что вы его избили.

– Я специально не поехал в суд по моему иску к газете «Новы час», чтобы никого не разозлить, вечером приехал в ресторан «Поедем поедим». Там стояло человек десять, с которыми я полез драться. А когда всех избил, естественно, они вызвали милицию и скорую помощь. Они определили, что я находился под алкогольным опьянением и даже под огромной дозой наркотиков. Шапутько тут же поставила диагноз Урбановичу: двойной перелом ноги, правда, на следующий день три милиционера, приехавшие задерживать, его еле скрутили. На фоне всего Северинец дал огромное интервью. Вот что было (смеется).

– А в какой стадии находится конфликт?

– Дела никого нет, меня даже никто не вызывал. Это была обычная банальная провокация.

– 29 августа в первой половине дня прошло заседание суда по вашему иску к газете «Новы час», куда вы не поехали. Но прибыли в ресторан «Поедем поедим», что породило всякие слухи.

– В соцсетях звучали призывы прийти на суд. Поэтому я, чтобы не провоцировать какие-то беспорядки, на суд не пошел, а отправил туда адвоката, как это делается во всем цивилизованном мире. К тому же газете я предложил мировую – ее она не устраивает.

– На каких условиях вы готовы урегулировать спор с газетой «Новы час» во внесудебном порядке?

– Суть моего предложения проста. Я считаю, что газета выполняет заказ. На мой взгляд, автор статей Денис Ивашин, главный редактор газеты Оксана Колб являются членами, как я это называю, «экстремистской группы батьки Северинца и матки Шапутько», которых в народе прозвали «защитниками Куропат». Я даже специально выписал определение экстремизма – «приверженность крайним взглядам и методам действия».

Сначала я обратился через прессу, затем позвонил лично Оксане Колб и предложил следующее. Есть понятие «медиация» – досудебное решение спора. Скандал мне совершенно не нужен, деньги любят тишину – давайте все вернем на место. Вызывайте любых независимых журналистов (Белсат, «Радыё Свабода», кого хотите), пусть они присутствуют в роли рефери. Меня абсолютно незаконно назвали бенефициаром, фактически хозяином ресторана «Поедем поедим». Я считаю, все эти публикации сделаны преднамеренно, и они принесли мне массу проблем. Я предложил: если вы доказываете, что я хозяин, я приношу вам извинения. А если я не являюсь хозяином (а по документам видно, что я никакого отношения к заведению не имею), то вы просто пишете опровержение. Все, никаких денег мне не нужно. Тем более что из заявленных BYN40 тыс. я не собирался ни копейки положить себе в карман, а хотел все отдать на благотворительность, в том числе и на строительство комплекса в Куропатах.

– Но ведь редактор предлагала вам изложить собственную точку зрения на страницах газеты…

– Первое «расследование» вышло 13 июня, после чего большинство СМИ обратились ко мне за комментариями. Кроме Белсата и «Новага часу». Потому что «Новы час» планировал опубликовать весь цикл статей, которые могли рухнуть после обнародования всей правды. У газеты плачевное финансовое положение, поэтому и придумали весь этот финт. Из статьи получается, что одни евреи абсолютно незаконно отодвинули охранные зоны, построили на костях ресторан.

Хотя ситуация очень проста: почему вы не идете в Минобл­исполком, в Минкульт, Гостройнадзор, которые дали коммерсанту Зайдесу разрешение на строительство? Зайдес получил разрешение, проинвестировал проект, в том числе деньгами американских инвесторов, а сейчас на этих инвестициях поставлен крест – позиция, как я считаю, совершенно деструктивная. Я вообще не понимаю: во всем мире оппозиция воюет с властью, но я первый раз вижу, чтобы оппозиция в нашей стране добивала остатки бизнеса.

– Куропаты в силу своего статуса являются достаточно рискованным местом для бизнеса. Почему владельцы с самого начала не просчитали все возможные риски?

– Я не владелец бизнеса, поэтому могу лишь высказать собственное мнение. Я возле Куропат прожил 10 лет. С одной стороны урочища построили поселок Солнечный – никого это не волновало, построили автозаправку – никого раньше не волновало и сейчас не волнует: ездить по костям, проливать бензин на костях – это можно. А вот еврейский ресторан встал почему-то поперек глотки.

Давайте так: границы охранных зон не нарушены. Даже если нарушены – есть цивилизованные пути решения таких проблем. Я живу у мемориала «Яма» – почему ни у кого не болела душа, когда там строили гостиницу «Хилтон», в 20-50 метрах от «Ямы» находится масса ресторанов (расстояние от “Ямы” до соседних ресторанов значительно преуменьшено – ред. belisrael.info), в которых по ночам музыка играет (и еще как играет!). Парк Челюскинцев, «Тростенец» – в любой точке Минска когда-то что-то нехорошее происходило. Почему они вцепились в Куропаты? А почему они не пикетируют КГБ, чтобы тот рассекретил документы о том, кто расстрелян в Куропатах? Я не хочу кощунствовать, но, может быть, там были те, кого и нужно было расстрелять?

– Суд потребовал уточнить исковые требования к «Новаму часу». Решили, как будете действовать дальше?

– Суд попросил уточнить, в какой форме мы хотим получить опровержение. А «Новы час» отказался от мировой.

– Конфликт вокруг ресторана длится уже больше трех месяцев. Даже если открытая фраза противостояния и закончится, нет ли у вас опасения, что конфликт не исчезнет – просто перейдет в новую фазу?

– Нет. Власть поступила очень мудро: решила не обращать внимания на все происходящее (собака лает, ветер носит). Именно это и взбесило Северинца и его сторонников, которые начали устраивать провокации. Даже в моем случае произошла обычная банальная провокация. Я не хотел ехать в ресторан на такси, потому что мне пришлось бы пройти какое-то расстояние пешком. Поэтому я специально поехал на машине с водителем. Обычно, когда приезжают машины, охранники оттесняют активистов, которые не видят, кто приехал. Мой друг пригласил меня на день рождения, 65 лет, – я не мог ему отказать. Я специально сел на заднее сиденье, с зашторенными окнами. Но они то ли просчитали, то ли узнали машину – сразу на нее налетели, не давали мне выйти. Выйдя, я пытался обойти толпу, но Урбанович меня толкнул – видео я разместил на Tut.by. После этого началась небольшая потасовка. Я преследовал цель – отогнать всех от машины, которую поцарапали.

Когда я понял, что публика абсолютно невменяемая, вызвал милицию. И тут началась провокация: Урбанович поднимал то одну, то вторую штанину, Шапутько начала кричать: у него перелом, вызвала скорую. Скорая забрала Урбановича, отвезла в больницу, сделала рентген – а там только царапина. Не удивительно, что три милиционера, приехавшие на следующий день задержать Урбановича и доставить в райотдел, еле скрутили его.

Кто такой Урбанович? Сварщик по образованию, революционер в душе, идейный лентяй и тунеядец. Стоять на свежем воздухе и получать какие-то гранты гораздо интереснее, чем в цеху работать по специальности.

Вот я смотрю на видео, где этот пострадавший сидит в милицейской машине и рассказывает на камеру, как его «мутузили». Сидит, курит, а потом берет и опять же цинично бросает окурок на землю, на то самое святое место, которое он якобы защищает. Вот уж действительно дьявол кроется в деталях. Этот «защитник» может сколь угодно вставать в благородную позу, но его истинная сущность все равно проскользнет в таких вот деталях. Впрочем, как и истинная сущность других его сторонников, которые хлопотали вокруг него. Ведь ни одного из них этот поступок не возмутил. Никому из них не пришла в голову мысль подобрать окурок – для них это в порядке вещей. Разве могут такие люди уважать то место, где гадят? Я и про Куропаты, и про страну в целом.

Почему журналисты, которые прописались на этом месте, не видят таких очевидных вещей? Почему они в принципе не стараются сохранить нейтралитет и объективно взглянуть на ситуацию? Журналист должен стоять над схваткой, а не участвовать в ней и тем более открыто поддерживать одну из сторон.

Меня удивляет тот факт, что камера оператора куплена на деньги европейской страны, а они отстаивают интересы людей, пропагандирующих бытовой антисемитизм. Мне непонятно, почему эти люди стоят под флагом ЕС. Мне интересно, какая страна в Европе их поддерживает? Почему ЕС не волнует, что тысячи водителей, каждый день проезжая по МКАД, ассоциируют эту группу с их странами? Я не верю, что эти люди долго простояли бы под флагами США и Израиля. Представьте моральный уровень этих людей: вызывать скорую, когда в это же время другому человеку может быть действительно плохо, или вызвать милицию, если где-то происходит преступление.

– Похоже, Куропаты превратились в вашу личную проблему?

– У меня нет никаких политических амбиций, я не собираюсь пиариться. Не трогайте меня – и я никого не трону.

Справка «БелГазеты». Аркадий Израилевич родился в 1963г. в Минске. Окончил Белорусский институт механизации сельского хозяйства по специальности «инженер-электромеханик». В 1989г. его родители ­уехали в Израиль на постоянное место жительства. Сам живет и работает в Минске. В бизнесе с 1991г. Не женат. 

ГАННА ШАПУЦЬКА: «КАЛI IЗРАIЛЕВIЧ ПАЧНЕ ЗМАГАЦЦА СУПРАЦЬ РЭСТАРАНАЎ ПОБАЧ З «ЯМАЙ», Я АСАБIСТА ЯГО ПАДТРЫМАЮ»

– Што было каля рэстарана «Паедзем паядзім» 29 жніўня, калі адбыўся інцыдэнт з бізнесменам Ізраілевічам? Апошні называе гэта правакацыяй з боку пратэстоўцаў.

– 29 жніўня курапацкую варту трымала БХД, тактыка якой – спыняць і не прапускаць машыны на тэрыторыю ахоўных зонаў мемарыяла, самавольна захопленай бізнесоўцамі,што падцвердзіла Генпракуратура і ў 2012г., і зараз у адказах на нашыя звароты. Усе машыны, якія ехалі ў гэты дзень у рэстарацыю, спыняліся непадалёк і наведвальнікі ішлі пешшу, ніякіх сутычак пры гэтым не было, усё было спакойна.

Пакуль не прыехаў Ізраілевіч, машына якога ледзь не ўехала ў пратэстоўцаў; Ізраілевіч выскачыў, быццам кіпнем ашпараны, з крыкамі, чаму, маўляў, мяне не прапускаеце, і кінуўся на пратэстоўцаў з кулакамі, ударыў Дзяніса Урбановіча, пасля Сяргея Анянкова, пасля мяне, пасля ізноў Урбановіча па назе. І толькі калі мы выклікалі міліцыю, крыху супакоіўся. Паводзіў сябе неадэкватна, груба, быццам п’яны.

– Дарэчы, рэтранслюю вам рытарычнае пытанне Аркадзя Ізраілевіча: вакол мемарыяла «Яма» працуе мноства рэстаранаў, нікому няма справы да аўтазапраўкі каля Курапатаў. Чаму грамадскасць так учапілася за рэстаран «Паедзем паядзім»?

– Наконт «Ямы» я адказваю так: я супраць рэстарацый побач з «Ямай», бо гэта неверагодна страшнае месца, там павінна быць ціха. І калі той жа Ізраілевіч пачне змагацца за гэтую цішыню там, супраць рэстарацый побач, я асабіста яго падтрымаю. Я ніколі не пайду ў тыя рэстарацыі. Рэстарацыя ў Курапатах фактычна з’явілася ў нас на вачах, злачынства, якое мы намагаемся спыніць з 2012г.; на нашых вачах чыноўнікі ўзаконілі беззаконне, на нашых вачах бізнэсоўцы плююць на закон тут і зараз і на нашых вачах тут і зараз яны зневажаюць памяць тысяч і тысяч закатаваных, але ж толкам не ўшанаваных дзяржавай людзей. Адна дзяржава іх забіла ні за што, а другая здзекуецца з іх і іх родных, злачынства расцягнутае ў часе. Гэта трэба спыніць і як мага хутчэй.

– Ужо больш за тры месяцы працягваецца абарона Курапатаў. Ці можна падводзіць вынікі трохмесячнай варты?

– Можна падвесці першыя вынікі 100 дзён змагання, 100 дзён супраціву. Мы і не разлічвалі на хуткае закрыццё рэстарацыі, мы гатовыя маральна да вельмі доўгага змагання, але ж, дзякуй Богу, нас пачулі грамадзяне Беларусі і не толькі. Дзякуючы нам усім «Бульбаш-хол» працуе, але ж стаіць пусты, акрамя, як мы называем, «масоўкі Зайдеса», то бок гэта ці яго сябры, ці радня, знаёмыя (фактычна адны і тыя ж людзі), – ніхто не едзе ў рэстаран. Лічу гэта перамогай абаронцаў.

– Рэстаран «Паедзем паядзім» па-ранейшаму працуе, ледзь не штодня адбываюцца сутычкі паміж наведвальнікамі і абаронцамі, якія заканчваюцца ці суткамі, ці штрафамі для апошніх. Ці не прыйшоў час перагледзець тактыку і стратэгію абароны Курапатаў?

– Як следства, канешне, трэба падумаць аб змене фармату. Ды ён і сам сабой мяняецца, бо адныя і тыя ж машыны спыняць ніякага сэнсу няма, зараз ад актыўнага супраціву, на маю думку, трэба перайсці да фіксацыі і назірання і ўзмацняць абарону юрыдычную. Пасля сходу абаронцаў [адбыўся ў нядзелю. – «БелГазета»], мы вырашым пытанне новага фармату. Абарона будзе працягвацца абавязкова: мы будзем дамагацца закрыцця рэстарацыі. Заўтра мы аб’явім аб кампаніі збору подпісаў за закрыццё рэстарацыі побач з мемарыялам. Падпісныя лісты будуць ва ўсіх абаронцаў, і кожны чалавек зможа прыехаць у Курапаты і паставіць свой подпіс пад патрабаваннем закрыць рэстаранна-забаўляльны комплекс. І тым самым супрацьстаяць карупцыі, духоўнаму вандалізму, абараніць Памяць.

Даведка «БелГазеты». Ганна Шапуцька па адукацыі фізік. Працавала інжынерам на заводзе «Інтэграл», потым разам з мужам зладзіла невялікі прыватны бізнэс. Пасля Плошчы-2006 актыўна ўлілася ў грамадскую дзейнасць. Зараз Ганна Шапуцька – каардынатарка ініцыятывы «Абаронім Курапаты».

Беседовал Юрась ДУБИНА

Оригинал

Опубликовано 14.09.2018  21:58

 

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (85)

Навагодні шалом! Віншую ўсіх, каторыя ловяць кайф ад 5779 года паводле яўрэйскага календара.

Засмучае тое, што з кожным годам галасы розуму ў віртуальнай прасторы, дый у свеце, гучаць усё больш прыглушана. Мо справа ў тым, што розум на планеце – велічыня пастаянная, а насельніцтва павялічваецца (аксіёма Коўла)? Дык у Беларусі яно, наадварот, змяншаецца. Дзякуючы мудрай дэмаграфічнай, эканамічнай і палітычнай палітыцы за 2017 год жыхароў стала меней на 12,8 тыс., хаця ёсць дзіўнаватая статыстыка, згодна з якой, наадварот, нас стала болей «прыблізна на 760 чалавек». Як сказаў бы вялікі рэжысёр: «Не веру». Узяць афіцыйны даведнік Белстату – там пазначана змяншэнне з 9504,7 тыс. чалавек да 9491,8 тыс.

За І квартал 2018 г. выявілася падзенне яшчэ на 7,5 тыс., за ІІ квартал – на 6 з нечым тысяч. Карацей, к ліпеню паказчык апусціўся ніжэй за стан 2011 г. (тады было 9481,2 тыс.), і нават іміграцыя ў Сінявокую і Працвятаюшчую ўжо не дапамагае. Што характэрна, падае нават колькасць насельнікаў Мінска: у ліпені 2018 г. было 1981,7 тыс., а ў студзені – на 800 чалавек болей.

Дапускаю, у прызначэнні С. Румаса «прэм’ер-міністрам» (насамрэч ён атрымае права на гэтую пасаду толькі пасля згоды палаты прадстаўнікоў, гл. Канстытуцыю і папярэдні выпуск «К&М») не апошнюю ролю адыграў той факт, што ён – шматдзетны бацька. Хіба мае навучыць беларусаў размнажацца 🙂

Тым часам тутэйшыя, дарма што лічацца адным з самых неэмацыйных народаў, ахвотна «ядуць» адно аднаго. Гісторыя з упёртым процістаяннем ля Курапатаў «пратэстоўцы – уладальнікі рэстарана і прымкнуўшы да іх Ізраілевіч» нагадвае казку пра мядзведзікаў, якія дзялілі галоўку сыру… (хто ў гэтай гісторыі ліса-«памочніца», здагадайцеся самі).

Няўменне шукаць і знаходзіць кампрамісы, дальбог, вылазіць бокам. Успомнілася гісторыя 2015 года… У лістападзе ўрадавая газета «Звязда» абвясціла: «У Мінску хутка можа з’явіцца помнік Васілю Быкаву», прадэманстравала макет помніка аўтарства Аляксандра Батвінёнка і Армена Сардарава. Які ўсчаўся вэрхал! І зорка, на якую абапіраўся пісьменнік, не падабалася, і тое, што ініцыятарам праекта быў названы старшыня Саюза пісьменнікаў Беларусі Мікалай Чаргінец – маўляў, якое ён мае дачыненне да «нашага Быкава»? Між тым… якія б адыёзныя крокі ні рабіў Чаргінец у 1990–2000-х гадах, у 1980-х яны з В. Б. калі не сябравалі, то былі ў добрых адносінах.

Тыповы адмоўны водгук (ад Ліліі Кобзік) змясціла інтэрнэт-газета «Салідарнасць» 24.11.2015. Даю фрагменты без перакладу, пакідаючы напісанне прозвішча архітэктара з малой літары на сумленні аўтаркі і рэдакцыі: «…этот памятник не только тонкое изощренное издевательство над памятью Быкова, кроме прочего, он добавит Минску в карму еще одну каплю сумрачной безысходности… Хочется сказать сардаровым и всем остальным: не делайте этого»

Мая рэпліка ў адказ, адпраўленая назаўтра, не зацікавіла выданне – такая во «Салідарнасць» 🙁 Што ж, апублікую хаця б тут і цяпер:

Я не заўважыў у праекце ні здзеку з памяці пісьменніка, ні «змрочнай безвыходнасці»: выраз твару і пастава адпавядаюць таму, што бачыў на прыжыццёвых здымках. На фота ў «Звяздзе» хутчэй відаць сум, а не змрочнасць. Наогул Васіль Быкаў не быў аптымістам, у многіх яго інтэрв’ю і творах, не толькі перад самай смерцю, праводзілася думка, што «нам тут шчасця не будзе». У Мінску нямала «вясёлых» помнікаў і скульптур (перад Камароўкай, у раёне плошчы Свабоды, у Міхайлаўскім скверы…), так што адзін сумны не сапсуе «карму».

Помнік народнаму пісьменніку патрэбен, зорка не замінае – хаця б таму, што В. Быкаў меў баявы ордэн Чырвонай Зоркі. Калі ў Беларусі робіцца нешта карыснае, няхай нават па ініцыятыве «рэжыму», то не варта гэтым грэбаваць.

…Помніка дзядзьку Васілю ў Мінску няма і праз тры гады. Адной з прычын гэтага, пэўна, сталася зацятая бескампраміснасць (або бескампрамісная зацятасць) часткі «быкаўцаў».

З улікам гэтай – дый не толькі гэтай – гісторыі я пайшоў на кампраміс у пытанні з дошкай у гонар часопіса «Штэрн» па вул. Рэвалюцыйнай, 2 у Мінску. У чэрвені Мінгарвыканкам вырашыў павесіць яе без прозвішчаў знакамітых пісьменнікаў, якія працавалі ў часопісе (а між тым можна было пералічыць Зэліка Аксельрода, Майсея Кульбака, Ізі Харыка).

Куртатая прапанова не тое каб усцешыла, аднак let it be – хто захоча, той знойдзе пра супрацоўнікаў «Штэрна» дадатковыя звесткі. Прынцыпова тое, каб на дошцы з’явіліся ідышныя літары. Зараз ідзе абмеркаванне праекта ў мастацкай радзе.

На маю думку, шансы годна ўвекавечыць памяць пра сусветна вядомы часопіс даволі вялікія. Так, у жніўні 2018 г. шыльды, прысвечаныя мірскай ешыве i Мендэле Мойхер-Сфорыму, з’явіліся, адпаведна, у Міры i Капылі.

Справа – стоп-кадр з ont.by. Надпісы на шыльдзе – на беларускай, іўрыце і англійскай

А ў ліпені пачалося ажыўленне ў Слоніме, канкрэтна, у старажытнай сінагозе:

Публікацыя з бюлетэня «Слонімскі край», № 7 (29), ліпень 2018

Чым горшы Мінск – незразумела. «Яўрэйскія» цікавосткі, без сумневу, прыцягнуць турыстаў; асабіста мяне вабіў у Кіеў, сярод іншага, і помнік Шолам-Алейхему.

Ініцыятыву са «Штэрнам», як паведамлялася, падтрымаў Беларускі фонд культуры. А вось міністэрства інфармацыі і Нацыянальнае агенцтва па турызму ад справы «самаўхіліліся». Увогуле, Вераніка Д., начальніца агенцтва ў 2016–2018 гг., якая прэзентавала сябе як культуролаг і спецыяліст па яўрэйскай гісторыі, займалася больш самапіярам, чым рэальнымі справамі 🙁 Чамусьці я не здзівіўся, калі ўбачыў яе, «члена праўлення Саюза беларускіх яўрэйскіх грамадскіх аб’яднанняў і абшчын», у складзе «Грамадскай палаты Саюзнай дзяржавы». Забаўна: саюзнай дзяржавы няма, а «палата № 6», невядома кім фундаваная, існуе 🙂 Насельнікі ейныя, таварышы альтэрнатыўна адоранага папа Чапліна (не кінаакцёра), cур’ёзна заяўляюць, што яна стала «дзейным інструментам падтрымкі расійска-беларускай інтэграцыі…»

Насамрэч, тут кроку не ступіш – плюхнешся ў абсурд. Як вам «пушкінскі» камень, на пачатку верасня адкрыты ў Фрунзенскім раёне горада Мінска?

Здымкі 13.09.2018

Калі гэта й кампраміс паміж пажаданым і магчымым, то не вельмі ўдалы. Слушна адзначылі чытачы tut.by – больш нагадвае надмагілле, ніж ілюстрацыю да казак Аляксандра Сяргеевіча. Карацей, хацелі як лепей…

Дарэчы, паспяшаўся ініцыятар манумента (бізнэсмен Сяргей Наско) казаць у жніўні, што «на праспекце Пушкіна няма нічога, звязанага з Пушкіным». Станцыя метро «Пушкінская» не лічыцца? Дый шмат гадоў на доме № 41 вісіць такі барэльеф:

Фота 13.09.2018

Хто-хто, а расійскі класік у сталіцы Беларусі ніколі не быў забыты, пакрыўджаны. Помнік з капелюшом у сэрцы Мінска, абласная бібліятэка імя Пушкіна на іншым лапіку «сэрца», і г. д.

А гэта – «даўгабуд», незавершаны гандлёва-сэрвісны цэнтр на рагу прасп. Пушкіна і вул. Прытыцкага, акурат пад шматпавярховым гатэлем «Арбіта»:

Здымкі 13.09.2018

Зараз яго спрабуюць давесці да ладу… хіба к Еўрапейскім гульням (чэрвень 2019 г.) і завершаць. Аднак нашто было абяцаць, што рамонт скончыцца ў верасні 2017 г., нават з дакладнай датай – 30.09.2017? Тэндэнцыя такая: чым менш у Беларусі людзей, тым болей марнаслоўя.

Паглядзеўшы на рухі новага першага намесніка прэм’ер-міністра РБ Аляксандра Т-на (раней кіраваў апаратам савета міністраў), няцяжка сцяміць, што «бег на месцы» прадоўжыцца. То чалавеку патрэбен «стратэгічны штаб па развіцці лічбавай эканомікі» і «электронная медыцына» (робаты замест участковых дактароў і вузкіх спецыялістаў, якіх фатальна не хапае ў паліклініках?), то ён на днях прыкляпаўся да паштальёнаў – яны быццам бы павінны стаць «універсальнымі работнікамі, якія могуць праз гаджэты і выхад у Сеціва дапамагчы грамадзянам, у тым ліку і з замовай-дастаўкай тавараў інтэрнэт-крам». Па-першае, занадта дробна для аднаго з вышэйшых чыноўнікаў краіны ставіць задачы работнікам у асобнай галіне – на тое ёсць адміністрацыя прадпрыемства «Белпошта», у крайнім выпадку, намеснік міністра сувязі. Па-другое… дзядзечка, адчапіцеся вы ад маіх былых калег. Дарэмна хтосьці думае, што паштары абмяжоўваюцца «дастаўкай пошты і пенсій»: ёсць яшчэ такая хітрая штука, як планы па продажы маркіраванай і немаркіраванай прадукцыі, распаўсюд кілаграмаў рэкламы, многае іншае… За плату, якая ледзь перасягае пражытковы мінімум. А цяпер, выглядае, на паштальёнаў (пераважна паштальёнак, многія – перадпенсійнага ўзросту) навесяць яшчэ абавязкі кансультантаў інтэрнэт-крамаў. Але ж тыя, хто ўмее гандляваць, на «Белпошце» не затрымліваліся, і наўрад ці затрымаюцца.

У прынцыпе, пасля падхалімскай заявы Т-на «вы ведаеце, што словы кіраўніка дзяржавы ніколі не разыходзяцца са справай» (ага, ведаем па казусах з омбудсменам, судом прысяжных, дый нават са «штоквартальнымі» пашыранымі сходамі выканкама НАК) з новым урадам усё ясна. Пачакаем, вядома, 100 дзён з моманту прызначэння верхавіны – да канца лістапада 2018 г. – тады можна будзе крытыкаваць больш «субстантыўна». І саміх міністраў, і таго, хто іх прызначыў, і тых, хто гэтага «лідара» усхваляе. Праўда, сістэма настолькі разбэсцілася, што яе прадстаўнікам ужо можна пляваць у вочы – яны скажуць, што дождж ідзе.

Даволі характэрны адказ «па-беларуску» здабылі сёлета грамадскія актывісткі ў час суда з упраўленнем юстыцыі Мінгарвыканкама – дзясяткі памылак (і суд прыняў!)… «М1гарвьнсанкама», «Рэспублт Беларусь» – шэдэўральна.

У 2001 г. і я дастаў падобны дакумент у судзе Маскоўскага раёна горада-героя Мінска… Праўда, суддзя «па выканаучым вырабам» («по исполнительным изделиям»?) Антаневіч выявіўся крыху больш пісьменным. Ну дык і 17 гадоў не прайшлі марна!

Але на сёння досыць пра сумнае. 11.09.2018 прыйшла адхлань – прэзентацыя «яўрэйскага» нумару часопіса «ПрайдзіСвет» (таго самага № 20, дзе на карцінцы-заманусе – дзяўчына з казіным тварыкам). Павел Касцюкевіч, параіўшыся на месцы, пастанавіў вынесці пасяджэнне на ганак кнігарні Логвінава, бо ўнутры было б занадта горача. Сказаў – зрабіў… Выступоўцы чыталі свае творы і пераклады з ганка. Побач гойсалі машыны, але асноўнае было чутно.

П. Касцюкевіч (без кепкі) і Я. Ліпковіч; аўтарка belisrael.info i «ПрайдзіСвета» І. Ганкіна з мужам Дзмітрыем

Вёў вечарыну Альгерд Бахарэвіч (на здымку з fb – злева), які шчэ год таму меркаваў, што са мною не варта мець справы. Перадумаў – і нічога, свет не перакуліўся 🙂

Г. Янкута чытала ў сваім перакладзе з ідыша верш Ганны Марголін; А. Хадановіч – Мойшэ Кульбака

Арганізатары падрыхтавалі для гасцей пачастункі, адэкватныя Рош а-Шонэ, – прынамсі яблыкі на стале я бачыў сам.

«Вольфаў цытатнік»

«Іронія спараджаецца толькі болем»; «Перамены толькі тады добрыя, калі ёсць рэчы, якім не здраджваеш і на якія сам можаш пакласціся»; «Тое, пра што хочаш сказаць – не заўсёды тое, што гаворыш. І дакладней – заўсёды не тое» (Рашыд Нугманаў, yahha.com).

«Калі чалавек выклікае любоў адных і нянавісць іншых – гэта сведчыць толькі пра яго значнасць. Калі ён выклікае ўсеагульную любоў – ён, хутчэй за ўсё, неяк таемна падлізваецца да чалавецтва і кажа нешта занадта бясспрэчнае. Усё значнае – спрэчна, палемічна» (Дзмітрый Быкаў, 31.08.2018).

Вольф Рубінчык, г. Мінск

13.09.2018

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 14.09.2018  00:19

Из Минска в Красное по дороге смерти…

(Библиографический портрет Романа Лазаревича Гуревича)

Введение

Все ребята из нашего Х класса  любят  бывать  в  Минске,  современном  и красивом  городе. На каникулах мы  посещаем выставки, музеи, театры. С родителями навещаем родственников и друзей. Каждый раз остаются только теплые и приятные воспоминания о замечательно проведенном времени.

Есть люди, которые  знали  Минск совсем другим: наполненным страданиями, муками, невыносимой человеческой болью.  Роман Лазаревич Гуревич – один из многих десятков тысяч минских евреев, которые  на протяжении двух с половиной лет   испытали ужасы нацистской  оккупации.

Сегодня молчаливым напоминанием о  том страшном времени   являются памятники и мемориалы в память о погибших евреях  Минского гетто.      На месте «Большого» гетто по улице Мельникайте, где 2 марта 1942 года было    убито около 5 000 евреев,  включая 200 сирот из детского дома вместе с медперсоналом и воспитателями в  1947 году был установлен обелиск, а в  2000 году  скульптурная композиция «Последний путь», созданная архитектором Леонидом Левиным.

Мемориальный комплекс «Тростенец» в Минске построен на месте одноименного концентрационного лагеря, действовавшего во время Второй Мировой войны, в котором    с 1941 по 1943 год   было убито 206 500 человек всех возрастов и национальностей.1

 В центре Минска на территории бывшего еврейского гетто и бывшей улицы Еврейской  осенью 2008  к  65-ой годовщине уничтожения    установлен мемориал “Разбитый очаг”.  В гетто,  помимо местных евреев уничтожали и привезенных из Германии, поэтому там стоят плиты с названиями их родных городов – Бонн, Дюссельдорф, Бремен, Гамбург, Кёльн.

  1. Еврейское сопротивление нацизму на территории Беларуси в годы Великой Отечественной войны 1941–1944 гг. Мн., 2011, с.113

Роман Лазаревич  и сегодня не знает,  в котором из этих  мест покоятся его мама Хана, маленький братик Сема,  бабушка Геня.

Еще есть  в Беларуси одно памятное место, которое посещает  Роман Лазаревич для почтения памяти погибших соотечественников. В нашей деревне Красное  на улице Набережной установлен памятник на месте  уничтожения 2340 евреев, узников Красненского гетто  и трудового лагеря.  С сентября по февраль 1943 года 9-летний Роман находился  в Красненском гетто.

Познакомиться с  бывшим узником Минского и Красненского гетто Романом Лазаревичем Гуревичем нам помог директор Музея истории и культуры евреев Беларуси Вадим Николаевич Акопян.   Исследовательскую работу по изучению истории жизни и трагедии еврейской общины  в  Красном мы решили  начать с посещения Музея истории и культуры евреев Беларуси. Вадим Николаевич  рассказал  о жизни еврейского народа на территории Беларуси в довоенное время, поддержал нашу инициативу и  подарил книгу воспоминаний узников Минского гетто  «Память и время». В книгу вошли воспоминания и Романа Лазаревича Гуревича.

Посещение места уничтожения гетто и трудового лагеря в д.Красное 21 сентября 2016 года.

Общение с Романом  Лазаревичем  началось  21 сентября  2016 года  в Международный день мира.  Этот день был посвящен памяти жертв  Холокоста в д. Красное. Гость поделился своими воспоминаниями о  пути, который ему пришлось пройти из Минского в  Красненское гетто.  Тогда  нами были сделаны первые записи воспоминаний Романа Лазаревича.

Во время встречи в Красненской средней школе 21 сентября 2016 года.

После встречи  в школе мы легко наладили  дружеские отношения и продолжаем общаться по телефону.  Роман Лазаревич  по состоянию здоровья не смог присутствовать  18 октября  на информационно-образовательной встрече «Историческая память – путь к построению миролюбивого устойчиво развивающегося  сообщества».  Встреча была посвящена  планированию  подготовки  мероприятий, посвященных 75-летию ликвидации гетто в Красном.  В апреле  2018 года  Роман Лазаревич  планирует принять активное участие в памятных мероприятиях.

Довоенная жизнь

Роман Лазаревич Гуревич родился в Минске   26 сентября 1932 года. Его отец Лазарь Калманович  работал парикмахером, а мать Хана  заботилась о детях и доме. В семье воспитывалось 3-е детей: Майя (1928 г.р.),  Роман (1932 г.р.) и Семен (1940 г.р.). Семья Гуревичей  проживала на ул.Свердлова – напротив стадиона «Динамо». На улице Шорной  жили  дедушки и бабушки по отцовской и   материнской  линии.  Их предки в конце XIX века переселились в Минск из Смиловичей.

Родители Романа Лазаревича были людьми неверующими  и  в семье не  соблюдались еврейские традиции. Отец разделял социалистические идеи и   одобрял   политику  советской власти. Лазарь Калманович Гуревич категорически отрицал возможность нападения Германии на Советский союз и  убеждал  семью сохранять спокойствие.  Даже когда  получили известие о начале войны,  отец всех уверял в быстром ее окончании и 23 июня отправил  Майю и Романа отдыхать в пионерский лагерь под Острошицкий Городок.

Начало войны

Ярким воспоминанием в  памяти мальчика остались утренние бомбежки и обстрелы, поле, перепаханное снарядами, и появление танков в  Острошицком Городке. Танкисты окружили бюст Сталина и стали его  расстреливать, а детей заставляли смотреть,  давая понять, что они пришли на эту землю хозяевами.   Только  через  несколько дней мама  смогла  прийти забрать детей.  В Минск добирались целый день пешком. По дороге мама сообщила детям, что   дом сгорел во время бомбежки и жить они будут у ее родителей.

Жизнь в Минском гетто

19 июля 1941 года в Минске был издан приказ о  переселении евреев в гетто.  Улица Шорная вошла в  территорию гетто.1 Всей большой семьей пришлось переселиться  в одну комнату.  Дедушка, который   воевал   в годы  Первой мировой войны,   вспоминал немцев как   культурный народ и всех  уверял в том, что   ничего страшного не может с ними  произойти.

  1. Еврейское сопротивление нацизму на территории Беларуси в годы Великой Отечественной войны 1941–1944 гг. Мн., 2011,с.26

Утром трудоспособное население собиралось у ворот, которые полицейские открывали в определенное время.    Организованной колонной  взрослые уходили на работу в город.  Лазарь Калманович Гуревич  работал на мясокомбинате и мог иногда приносить мизерные остатки от переработки мясной продукции. Это была большая поддержка для семьи.

Самое страшное время в гетто  наступало после 7 часов вечера:  начинались облавы.  Чтобы уберечься от участившихся облав,  под полом в комнате  взрослые  оборудовали   “малину” – обитый  досками подвал.     Вечерами в нем прятались всей семьей.  Бабушка размачивала хлеб в водке и кормила им маленького Сему. Для того, чтобы  малыш  спал и не кричал, не выдавал присутствие людей под полом.

Во время погрома 2 марта 1942 года  дедушка и бабушка Геня  с маленьким Семой  не успели спрятаться в  подвал.   Полицейские выгнали их  из дома  и куда-то повели. Позже рассказывали, что дедушка сделал попытку убежать и был убит на месте, а куда увели бабушку с Семой и где их  могила, неизвестно.

Отец  держал связь  с подпольщиками и    ушел  в   партизанский отряд, надеясь позже забрать в отряд жену с детьми.
Как кадры страшного кино, сохранились в детской памяти события весеннего вечера. Дети гуляли на улице. В дом вошли и быстро  вышли  двое  полицейских. Брат с сестрой забежали в дом и увидели страшную картину – мама и соседка лежат на полу в луже крови. Мысль о том, что самых близких тебе людей больше нет, доводила до безумия. Всю ночь    дети провели в оцепенении.

Утром сестра пошла на работу. Только  в 10 часов    специальная служба забрала тела. Страшно представить,  сколько ужаса и боли  испытал  девятилетний мальчик.

Роман и Майя  в гетто остались одни.  Отец посылал    связного, чтобы организовать  им побег из гетто, но  тот перепутал адрес.

Роману было очень страшно оставаться одному, когда  сестра с взрослыми уходила на работу   на вагоноремонтный завод.  В гетто бывали  случаи, когда кто-то не возвращался  с работы. Чтобы не расставаться,   Майя  стала брать брата с собой на  завод.  За работой бригады, в которой    девушка  отбывала повинность, следил гражданский немец. Он закрывал глаза на то, что  возле взрослых находился   девятилетний мальчик, а иногда  даже  угощал его  хлебом.

Пока взрослые работали,  Роман собирал  сигаретные  окурки возле поездов,  которые перевозили солдат немецкой армии.  Из собранных окурков брат  с сестрой  делали  папиросы и  меняли их  на еду.1

Побег из Минского гетто

Дети часто слышали от взрослых, что в районе Логойска действует партизанский отряд. В начале осени 1943 года сестра  приняла решение бежать из гетто и искать отца. Решили не возвращаться  после работы в гетто,  спрятались на складах, а  поздним вечером  вышли  в город и направились в сторону Логойска. Роман Лазаревич удивляется смелости  детского поступка: в ночное время  по городу ходят еврейские дети…

Возле  Радошкович детей окружили полицейские на велосипедах.  Сестра  шепнула, что надо  разбегаться    в разные стороны.  Дальше Роман шёл один, как позже выяснилось, в сторону Молодечно.  В  какой-то деревне  зашёл в  крайний дом попросить кушать.  Хозяйка встретила приветливо и посадила за стол. В это время зашёл полицейский и стал выяснять личность мальчика. Женщина слёзно просила: «Отдай хлопца»,  упала на колени и шепнула: «Просись в туалет, а там    доска оторвана, сможешь сбежать». Так  и сделал, до леса бежал по  высокому бурьяну.  Полицейский, когда понял, что мальчик сбежал,  стал стрелять по полю.  Прыгая из стороны в сторону,  Роман добежал до леса.  Дальше долго шел наугад и   вышел    в деревню Плебань,  постучался в дом. Хозяин дома оказался зажиточным крестьянином и решил оставить мальчика работать в хозяйстве – пасти гусей. Городскому  жителю  было очень сложно справиться с незнакомой задачей. Хозяин понял, что толку с такого работника не будет и отвел мальчика в гетто в Красное

  1. Память и время: альманах. – Минск, 2014,с.89

 

Жизнь в Красненском  гетто

В гетто в Красном евреям жилось очень тяжело, ни у кого   лишней еды не было. Собрались  главы семей  и решили, что каждая семья по очереди  днем будет брать мальчика к себе, а для ночлега  определили место   в сарае.   Там стояли двухэтажные нары с соломой, окон не было.  Ночью на лицо сыпались вши.  В начале января 1943 года Роман тяжело заболел тифом и долго лежал в сарае.   Чтобы другие не заболели,  мальчика отселили в отдельную комнату.  Сознание терялось,  но  в памяти осталось, что кто-то постоянно приносил еду и питье. После болезни  его на постоянное  время забрала к себе молодая семья с ребенком. Роман Лазаревич хорошо помнит пальто, которое кто-то ему принес. Оно было большое по размеру, с дырочками на груди. О характере  происхождения  этих дырочек мальчик  быстро догадался…  Это пальто стало спасением его жизни в холодную зиму 1943 года.

Побег из Красненского гетто

В конце февраля 1943 года  ночью Романа разбудили с  новостью, что  нужно собираться и быстро уезжать  из гетто:  за ним приехал  связной из партизанского отряда «Мститель» бригады им. Ворошилова,  в котором  воевал  отец.  Дошли слухи в партизанский отряд, что в гетто в Красном есть еврейский мальчик из Минска.  Посыльный из партизанского отряда сообщил весть о победе Красной Армии под Сталинградом.

По заданию отца, Роман был доставлен на хутор к Франтишеку и Климентине Мартинкевичам, которые жили в лесу возле деревни Бригидово Вилейского района и  поддерживали связь с партизанским отрядом.  В семье Мартинкевичей мальчика окружили вниманием и заботой. Хозяин заставлял учить Романа  польские молитвы вместе с детьми Кристиной и Казимиром, чтобы  никто не смог догадаться, что в семье живет еврейский мальчик.1

В мае 1943 года немцы сожгли деревню Бригидово и оставаться на хуторе у лесника стало опасно. Лазарь Гуревич забрал сына в партизанский отряд.1

1.Праведники  народов мира в Беларуси. – Минск, 2015,с.122

 

В партизанском отряде

В партизанском отряде «Мститель» Роман наконец встретился  с отцом и сестрой.  Сестре удалось найти партизанский отряд, в котором воевал отец. В  отряде она  работала санитаркой.

В марте 1944 года партизаны  вместе с тяжелоранеными отправили на самолёте детей партизан  в Москву.  После прилета  группу, в которой  был Роман Гуревич, разместили в  санатории    в  Клязьме.  Мальчик нуждался в серьезном лечении: нарушен обмен веществ в организме, все тело было покрыто фурункулами.

Встреча с родными

Когда Роман узнал радостную весть об освобождении  Минска, то сразу побежал  убеждать директора    санатория  выдать  паёк и отправить его домой.

Доехать мальчик  смог только до Гомеля, так как поезда до Минска ещё не ходили. Месяц скитался по городу, ожидая полного освобождения Беларуси  и возобновления железнодорожного движения. Даже пришлось  послужить юнгой на  пароме.

В Минске сразу стал искать отца с сестрой.  Ему  подсказали, что в Лошице находится штаб партизанского движения. Но  о местонахождении  отца там не  ничего не знали, только сказали: «Ищите. Сумеете – найдете…». В сентябре 1944 года  он случайно встретился с отцом в Минске возле дома, где жили до войны.   Лазарь Калманович с Майей  жили в общежитии на улице Энгельса.

Послевоенная жизнь

 

1953 год. После демобилизации из рядов Советской Армии со сводными сестрами Аллой и Наташей.  Вся жизнь только начинается.

 

В годы работы инженером на производственном предприятии «Беларусьэнергоремонт».

Жизнь стала налаживаться. Переростком пошёл в школу, окончил вечернее отделение политехнического института. Всю жизнь проработал на производственном предприятии «Беларусьэнергоремонт». Сегодня это ОАО “Белэнергоремналадка”.

Часто по работе приходилось  ездить из Минска  в Вильнюс. Дорога шла по до боли знакомым местам: Радошковичи – Плебань – Красное…

На протяжении  всей жизни Роман Лазаревич   поддерживал  дружеские отношения с семьей  Мартинкевичей. В 2005  году  Франтишек и Климентина Мартинкевичи  признаны Праведниками народов мира.

В кругу семьи

Сегодня Роман Лазаревич окружен заботой и вниманием  семьи  сына. Часто к нему  в гости приходят волонтеры из религиозной  общины “Бейс Исроэль”.  Мы также продолжаем с ним созваниваться. Роман Лазаревич делится воспоминаниями, интересуется  жизнью современной молодежи.   Нам нравится разговаривать  на разные темы, но всегда чувствуется, что то, что  Роман Лазаревич пережил подростком, до сих пор живет в нем непреходящей болью…

Последний визит к сестре Майе Лазаревне в Израиль.

Заключение

В ходе  работы  над составлением  библиографического портрета Романа Лазаревича Гуревича мы расширили свои знания  о событиях Великой Отечественной войны.  В воспоминаниях Романа Лазаревича Гуревича отражена не только трагедия еврейского населения Беларуси, но и всего нашего народа, всей Европы.

Сравнивая годы    нашего детства   и детства Романа Лазаревича, мы получили  возможность еще раз  осознать, в какое счастливое время мы родились:  живем  в окружении любви и заботы родителей, имеем прекрасные условия для учебы и развития, мечтаем о будущем.  Поэтому знакомство наших ровесников  с судьбами людей, видевших пожары войны, унижения и принуждения, потерявших свое детство,  важно для того, чтобы они смогли оценить время, в котором живут, и стремится делать добрые дела, выстраивать отношения  с окружающими миром на основе взаимоуважения и взаимопонимания. Каждому из нас  стоит задуматься о том, что мир и согласие  на планете зависят от усилий каждого человека.

Свидетелей  Холокоста  с каждым годом остается все меньше и меньше. Очень важно  успеть услышать и записать  воспоминания  участников  событий одной из  самых страшных войн на планете – Второй мировой. Именно эти воспоминания   должны стать    гарантией того, что подобное больше никогда не повторится.

Осознавая трагедию Холокоста, чувствуя боль и сострадание, современное общество  должно идти по пути  толерантности,  искать стратегии согласия людей, различающихся цветом кожи, национальностью, вероисповеданием, взглядами и убеждениями.

 

Список использованных источников:

  1.  Еврейское сопротивление нацизму на территории Беларуси в годы Великой Отечественной войны 1941–1944 гг. Мн., 2011

2. Память и время: альманах. – Минск,  2014

3. Праведники  народов мира в Беларуси. – Минск, 2015

 

Авторы работы:

Алиева Сабина,

Ходасевич Александра,

Чаевская Дарья,

учащиеся

ГУО «Красненская

средняя школа

Молодечненского района»

Фотографии из семейного  архива

Романа Лазаревича Гуревича

 и архива Красненской средней школы:

   

Опубликовано 11.09.2018  22:46

Our work deserves your support

On August 25, 2018 the independent website belisrael.info has celebrated 10 years since its foundation, that site has done a great job, it publishes materials on a variety of topics, including many exclusive, in addition on several languages. At the same time, its only exists thanks to the enthusiasm of individuals, and maintenance costs are rising.
 
Belisrael.info plays an important public role, it gained prestige in Israel and other countries. Now this is one of a few popular Internet resources, which has almost none permanent external support. I apply to people living in Israel, America, Canada, Australia, Germany, England and other countries of Europe, South, North and Central America, Asia, as well as the former Soviet Union: your financial and technical assistance would give the site the opportunity to develop – would encourage the authors already writing for us, as well as attract new ones from among professional journalists, writers, and historians. After all, any work should be evaluated and paid for. In addition, a number of charitable projects could be implemented. We invite volunteers who speak several languages. Let’s do good together!
Learn how to transfer money here 
Posted on 09/11/2018  18:35

העבודה שלנו ראויה לתמיכה שלכם

ב -25 באוגוסט 2018 אתר האינטרנט העצמאי belisrael.info חגג 10 שנים מיום הקמתו, האתר הזה עשה עבודה נהדרת, הוא מפרסם חומרים במגוון נושאים, כולל רבים מהם בלעדיים, במספר שפות. הוא קיים אך ורק בזכות ההתלהבות של אנשים אינדיבידואלים, עלויות התחזוקה עולים.
Belisrael.info
ממלא תפקיד ציבורי חשוב, הוא זכה ליוקרה בישראל ובמדינות אחרות. עכשיו זה אחד ממשאבי האינטרנט הפופולריים היחידים, אשר כמעט ואין לו תמיכה חיצונית קבועה. אני פונה לאנשים החיים בישראל, באמריקה, בקנדה, באוסטרליה, בגרמניה, באנגליה ובמדינות אחרות באירופה, דרום צפון ומרכז אמריקה, אסיה ומדינות ברית המועצות: הסיוע הכספי והטכני שלכם ייתן לאתר הזדמנות להתפתח – יעודד את הכותבים שכבר כותבים עבורנו, מקרב עיתונאים מקצועיים, סופרים והיסטוריונים. אחרי הכל, כל עבודה צריכה להיות מוערכת ומשולמת. בנוסף, ניתן יהיה לבצע מספר פרויקטי צדקה. אנו מזמינים מתנדבים המדברים מספר שפות. בואו לעשות טוב ביחד!
למד כיצד להעביר כסף כאן.
פורסם בתאריך 09/11/2018 18:21

Наша работа заслуживает вашей поддержки

25 августа 2018 исполнилось 10 лет независимому сайту belisrael.infoкоторый проделал огромную работу, на нем публикуются материалы на самые разные темы, в том числе немало эксклюзивных, к тому же на нескольких языках. При этом он существует  благодаря энтузиазму одиночек, а расходы на техническое обслуживание растут.

Belisrael.info играет важную общественную роль, он завоевал авторитет в Израиле и др. странах. Сейчас это один из немногих популярных на разных континентах интернет-ресурсов, практически не имеющий постоянной внешней поддержки. Обращаюсь к живущим в Израиле, Америке, Канаде, Австралии, Германии, Англии и ряде других стран Европы, Северной, Южной и Центральной Америки, Азии, а также бывшего Союза: ваша финансовая и техническая помощь дала бы сайту возможность серьезно развиваться – позволила бы поощрять уже пишущих для нас авторов, а также привлекать новых из числа профессиональных журналистов, писателей, историков, краеведов. Ведь любая работа должна быть оценена и достойно оплачена. Кроме того, можно было бы осуществить ряд благотворительных проектов в Израиле и не только. Приглашаем волонтеров, владеющих несколькими языками. Давайте вместе делать добрые дела!
Узнать о способах перечисления денег можно здесь.

Опубликовано 11.09.2018  17:09

Звезда Эммануила Казакевича

02 сентябрь 2018

Иван Толстой

Звезда Эммануила Казакевича. Вспоминая полузабытого писателя


Беседа с историком Олегом Будницким

Иван Толстой: Сегодня я пригласил в студию историка Олега Будницкого, который в последние годы плотно занимается историей Второй мировой войны, ее ракурсов и разнообразных измерений. Среди ярких фигур того времени – писатель Эммануил Казакевич, 95 лет со дня рождения которого исполнилось в этом году. Нельзя сказать, что фигура Казакевича забыта, но в последние годы он сильно отошел в тень. И Олег Витальевич Будницкий обещал его из тени несколько вызволить. О каких мифах и репутациях у нас пойдет речь?

 

Олег Будницкий: Я пришел вам рассказать быль о капитане, начальнике разведотдела дивизии Эммануиле Казакевиче, которого все знают, прежде всего, как писателя, автора знаменитой повести “Звезда”, абсолютного бестселлера послевоенного, и не только, времени. Эта вещь с 1947 года, когда она вышла в “Знамени”, до 1951-го, по моим подсчетам, выдержала как минимум двадцать изданий тиражом несколько миллионов экземпляров и была переведена на несколько десятков иностранных языков. Но я хочу говорить о Казакевиче не как о писателе прежде всего, но как об участнике войны, как об уникальном литераторе, который занимался не своим делом, как подавляющее большинство литераторов, а воевал. И достиг там, учитывая его абсолютную непригодность к военной службе, достаточно высоких позиций и чинов. Чтобы вы представили степень непригодности Казакевича к военной службе – он был белобилетником, у него была сильная близорукость. На одном глазу – минус восемь, а на другом – минус десять. Человек с таким зрением и отнюдь не богатырского здоровья дослужился до должности начальника разведывательного отдела дивизии, а потом был помощником начальника разведывательного отдела армии. Насколько я понимаю, это самые высокие позиции, которые занимал какой-либо литератор в течение Великой Отечественной войны.

Это писатель, который из еврейского поэта превратился в русского прозаика, и это произошло благодаря войне, прежде всего

Его довоенная биография замечательна. Во-первых, Казакевич был еврейским писателем, писал на идише. Во-вторых, он был поэтом, он писал стихи, пьесы стихотворные на идише, роман в стихах написал. А знаем мы его прежде всего как писателя русского. И это – следствие войны, в известном смысле.

Казакевич родился в Украине, жил в русскоязычных городах Киеве и Харькове, там он то ли закончил, то ли не закончил машиностроительный техникум (из тех документов, которые доступны, установить это сложно). Конечно, русский был его родным в такой же степени, как идиш, он должен был владеть украинским языком, но писал он на идише.

В 18-летнем возрасте, в 1931 году, он уехал в Биробиджан строить эту страну, эти молочные реки. Название его пьесы “Молоко и мед” – это парафраз Библии, имеется в виду, что здесь, в Биробиджане, будет построено то самое замечательное “царство” еврейское, где евреи, наконец, смогут жить свободно и счастливо на берегах Биры и Биджана. Потом туда приехали его родители. Откуда с юношества такие литературные устремления? Его отец был довольно известным еврейским публицистом, литератором, когда они жили в Киеве, у них ночевала практически вся еврейская литература. Однажды Перец Маркиш сострил, обращаясь к матери Казакевича: “Скоро ваша кушетка заговорит стихами”. Столько поэтов на этой кушетке ночевало! Отец в Биробиджане стал главным редактором газеты “Биробиджанер штерн” – “Биробиджанская звезда”. Казакевич уже в 1932 году издает свой первый поэтический сборник “Биробиджанстрой”. Но он был там не столько литератором поначалу, сколько строителем. Он работал на стройке, был бригадиром, одно время был председателем колхоза, уже в 20-летнем возрасте был одним из основателей и директором биробиджанского молодежного, а потом и взрослого театра. В общем, жил полной жизнью.

У него рано умерли родители, уже в 1935 году, он осиротел и в 1937 году уехал – по некоторым данным, ему посоветовали с глаз долой исчезнуть, больно заметная фигура, а там шли всякого рода поиски врагов.

Казакевич, среди прочего, переводил на идиш пьесы советских драматургов, скажем, Владимира Киршона, репрессированного впоследствии, и классику. Первым его переводом на идиш была в 1937 году брошюра некоего Уранова, которая называлась “О некоторых коварных приемах вербовочной работы иностранных разведок”.

Казакевич довольно рано женился, завел двух дочерей. Жил то в Белоруссии, то в Украине, явно зная обстоятельства времени, стремясь быть не на виду. В Москве он появился в 1938 году, в 1940-м его приняли в Союз советских писателей, что было большим достижением для молодого, 27-летнего литератора. Там была специальная секция еврейских писателей, которые писали на идише.

Иван Толстой: Олег Витальевич, можно спросить вас: случай Казакевича, вот это удачливое избежание ареста в годы Большого террора, подтверждает ли то негласное народное правило, что, переместившись географически, ты мог уйти от ареста? Потому что предгулаговская репрессивная система все-таки подчинялась неким административным, бюрократическим правилам – нет человека, нет и дела.

Среди “незаметных” литераторов было два самых главных таланта, выдвинувшихся во время войны, – Александр Бек и Эммануил Казакевич

Олег Будницкий: Это зависело от человека. Каких-то людей разыскивали независимо от того, где они жили. Некоторые, не такие важные, исчезнув с глаз долой, могли избежать печальной участи. В отношении Казакевича (об этом пишут люди, лично его знавшие, но документов я не видел) это более чем вероятно.

Казакевич в Москве, начинается война, в армию он попасть не может – он пытался когда-то поступить на службу в Красную армию по призыву, но его не взяли из-за близорукости. Но когда начинается набор в народное ополчение в Москве, он в него вступает через Союз писателей и становится бойцом этой знаменитой “писательской роты”. Название условное, потому что формально никакой “писательской роты” не было, но в Краснопресненской дивизии народного ополчения Москвы оказалось писателей почти на роту.

Я занимался специально этим вопросом, пытался восстановить состав этой “писательской роты”. У меня такое ощущение, что писательское руководство туда определило тех писателей, которых считали не столь важными, там практически нет крупных литературных имен. Самый крупный там был Юрий Лебединский, классик советской литературы, но это был человек с большими проблемами – его бывшая жена, бывшая сотрудница ГПУ (Герасимова, сестра жены Фадеева), была арестована. Там был литератор Павел Блохин, автор “Красных дьяволят”, но уже давно вышедший в тираж. Был Рувим Фраерман, автор “Дикой собаки Динго”, но еще не бывший такой всесоюзной знаменитостью, подлинная слава к нему пришла после того, как вышел фильм в 1960-е годы. Если говорить о еврейской секции, то там было несколько писателей разного возраста, вплоть до преклонного, вроде Арона Гурштейна. Как говорят, Фадеев предотвратил под разными предлогами вступление Переца Маркиша, Льва (Лейба) Квитко и некоторых других, которых он считал крупными и ценными. А эти – пускай повоюют.

И среди “незаметных” литераторов было два самых главных таланта, выдвинувшихся во время войны, – Александр Бек и Эммануил Казакевич. Александр Бек уже во время войны написал знаменитое “Волоколамское шоссе”, а Казакевич, до того как он оказался на фронте, ничего, кроме стишков или заметок в бригадную газету, не писал. В бою он оказался уже в октябре 1941 года, когда начинается наступление германской армии на Москву, Вяземская катастрофа, когда эти дивизии народного ополчения были по большей части уничтожены или понесли колоссальные потери, хотя формально сохранили свои номера. Казакевич был контужен во время этого немецкого наступления.

Но сделаю шаг назад. Потому что во дворе Союза писателей он познакомился с начинающим литературным критиком Даниилом Даниным (настоящая фамилия – Плотке), который оставил очень яркую зарисовку Казакевича. Он увидел очень высокого, узкоплечего, студенческого неухоженного вида молодого человека. Они сразу перешли на “ты” и очень сдружились. По воспоминаниям Данина, Казакевич пощупал его бицепс и сказал: “Не Бальзак!” Тот пощупал бицепс Казакевича и ответил ему той же монетой. Вот эти двое “не бальзаков”, оба с сильнейшей близорукостью, вступили в народное ополчение и стали близкими друзьями с этого момента. Это очень важно для понимания последующей литературной судьбы Казакевича.

Каждый мыслящий человек должен теперь быть в армии, если только он не женщина и не баба

Казакевич попадает в запасной полк после контузии, его, поскольку у него проблемы с ногами, определяют библиотекарем на какое-то время, и он, будучи недоволен этой ситуацией, пишет в стихах докладную командиру полка Захару Выдригану с просьбой его использовать по военному профилю. Выдриган – чрезвычайно любопытная фигура. Из украинских крестьян, закончил три класса церковно-приходской школы, разведчик эпохи Первой мировой, потом в Красной армии служил, был ранен на фронте, в начале войны его определили командовать запасным полком. При этом он был большой книгочей и любитель литературы. Ему это стихотворное обращение очень понравилось, он познакомился с Казакевичем, отправил его на курсы младших лейтенантов и определил себе в адъютанты. У них завязалась дружба, несмотря на существенную разницу в возрасте и на то, что это люди из разных миров. Возможно, именно это и притягивало их друг к другу. Захар Выдриган сыграет очень важную роль в дальнейшей военной судьбе Казакевича.

В эти дни Казакевич съездил в Москву, они стояли недалеко, в Шуе, и его письмо жене может позволить понять его мотив. С одной стороны, понятно – патриот, на фронте вступил в партию, человек достаточно серьезных коммунистических убеждений. Но он побывал в Москве и пишет: “Чувствую себя хорошо, искренне доволен, что я в армии и посильно помогаю в борьбе с противником. Особенно это чувство укрепилось во мне после пятидневного пребывания в Москве. Нет, каждый мыслящий человек должен теперь быть в армии, если только он не женщина и не баба”. Имелись в виду мужчины, которых он навидался в Москве, те, кто под разными предлогами избегали службы.

Но тут прознали в учебной бригаде, в которую входил запасной полк, что в адъютантах у полковника Выдригана – член Союза писателей. И его тут же взяли в бригадную газету. Тем временем Выдриган добился перевода в действующую армию и был назначен заместителем командира дивизии. Были для этого и личные мотивы – Выдриган получил похоронки на обоих своих сыновей, которые погибли на фронте. Один на самом деле не погиб, его похоронка была ложная, он, увы, погиб уже после войны, разбившись во время тренировочного полета, – это был герой Советского Союза Николай Выдриган. Захар прислал Казакевичу вызов на фронт, вызов ложный, потому что он не имел полномочий, чтобы кого-то отозвать из запасной бригады, из должности, которая вполне соответствовала квалификации, в действующую армию. Казакевич понимал, что вызов – это “филькина грамота” и просто сбежал, оставив письмо начальнику политотдела с объяснением своего поступка. Это уже 1943 год. Он прибыл в дивизию, его разыскивали, он чуть было не угодил под трибунал, но как-то его отбили, тем более что человек сбежал на фронт, а не наоборот. Казакевич служил поначалу в оперативном отделе штаба дивизии, потом стал начальником разведывательного отдела. Поскольку разведывательный отдел работал не лучшим образом, а Казакевич проявил себя как человек явно способный в этом деле, он довольно скоро стал начальником разведотдела дивизии.

Чем, как разведчик и как человек военный, Казакевич привлекал сослуживцев и внимание начальства? Во-первых, поразительное хладнокровие и способность не терять чувство юмора в любой ситуации. Во-вторых, аналитический ум, умение из разрозненных фрагментов сложить цельную картину и составить представление о противнике. В-третьих, безусловная и бесспорная храбрость, граничащая с лихачеством. Кроме того, он поразительным образом умел сходиться с самыми разными людьми, везде становился душой компании, умел воодушевлять рядовых и не рядовых. В семье любили музыку, он неплохо пел, любил классику. Даже такие забавные моменты бывали, когда нужно было выработать условные позывные для разведгрупп или условно обозначать те или иные структуры воинские, он придумывал названия вроде “гобоя”, “флейты”, а политотдел, конечно, назвал “оперой”.

Казакевич за время войны был награжден четырьмя орденами – два ордена Красной звезды и два ордена Отечественной войны II степени, и четырьмя медалями, в том числе и такой важной персональной медалью, как медаль “За отвагу”.

Некоторые эпизоды из его деятельности как разведчика.

На участке дивизии, где Казакевич служил, никак не удавалось захватить “языка”. Хотя соседи “языка” только что захватили, он дал показания, но важно было получить сведения о том, что было непосредственно на участке, за который отвечала дивизия Казакевича. Поскольку этого “языка” захватили и вытащили из траншеи ночью, то немцы, предположил Казакевич, ночью теперь бодрствуют, а под утро они уже должны расслабиться и отдыхать. Нужно пойти в поиск при свете дня. Что и было сделано. Он этот поиск возглавил, и они утром захватили “языка”. За что он и был награжден медалью “За отвагу”.

Если судить о потерях по донесениям, то каждый противостоящий нам немец убит дважды, а некоторым особенно не повезло, и их вывели из строя трижды

Или такой штришок вспоминал начальник разведывательного отдела армии. Нужно было переправиться через одну очень неприятную речку и захватить “языка” – высокий берег контролировали немцы, они это дело простреливали. Казакевич предложил сначала, как показалось начальнику Михаилу Малкину, довольно банальную вещь – под прикрытием дерева, которое сплавляется по реке, переправиться. Но в чем была задумка Казакевича? Эти деревья сплавлять постоянно. По первому дереву немцы открывают огонь, по второму – тоже, на третье они уже не обращают внимания. И вот за одним из этих деревьев переплыли разведчики.

Или, это уже было в Германии, Казакевич уже служил в разведотделе армии, его начальник застал его за тем, что он стоит у стереотрубы и упорно за чем-то наблюдает. Что такое? На нейтральной полосе был дом, никого там нет, он полуразрушенный. Но Казакевич заметил, что там какое-то движение, немецкие солдатики туда все время ползают. И Казакевич отправил туда разведчиков, которые обнаружили, что в этом доме находился продовольственный склад – ликеры, шоколад. Там устроили засаду, одного такого любителя сладкого утащили и получили от него ценные сведения. Допрос проводил лично Казакевич, который очень неплохо владел немецким языком.

Немецкий был главным иностранным языком до войны в Советском Союзе. Казакевич вообще увлекался немецкой литературой, он переводил много Гейне и так далее. Любопытно, что его начальник все время ругал, что он таскает за собой какой-то сундук. Не секрет, что наши люди, когда получили официальное разрешение, много чего прибрали к рукам в Германии, массу трофеев. И было впечатление, что Казакевич трофеи в этом сундучке возит. А когда в Москве начальник посетил Казакевича, когда он еще не был автором “Звезды”, он обратил внимание на нищую обстановку комнаты, где они жили с семьей, Казакевич по-прежнему донашивал военное обмундирование. И жена открыла этому начальнику сундучок. В нем были книги немецкие и ноты.

Главное достижение – история, как обнаружили немецкую дивизию СС “Викинг” в районе Ковеля, где Красная армия готовила наступление (эта операция должна была открывать дорогу на Польшу). Группе, которую Казакевич отправил в тыл противника, удалось установить, что здесь подведены свежие немецкие части, что немцы готовят контрудар, и можно было строить определенные планы в этом отношении.

Умение вычленить истину отличало Казакевича от многих других руководителей разведки

В повести “Звезда” именно этот эпизод положен в основу, но по повести группа погибает, успев передать сведения по радио, а в реальной жизни группа во главе с Николаем Ткаченко благополучно вернулась обратно. Литература – это не отражение жизни, а преображение жизни, наверное, чаще бывало по-другому, чаще такие группы погибали. То есть это не хроника, это творчество.

Что еще отличало Казакевича, что отмечают его товарищи по оружию? Это трезвая оценка и того, что происходило по ту сторону линии фронта, и трезвая оценка того, что сообщали разведчики о своих подвигах и о состоянии противника. Как-то Казакевич докладывал об обстановке на участке его дивизии, это касалось ситуации под Ковелем. Он рассказал, кто противостоит армии на данном участке и, закончив официальную часть, сказал: “Ну, вообще-то это – фактическая сторона дела. Что же касается юридической, то перед фронтом дивизии противника вроде бы нет, по той простой причине, что, если судить о потерях его по всем нашим донесениям за последние недели, то каждый противостоящий нам немец убит дважды, а некоторым особенно не повезло, и их вывели из строя трижды”. Потом Казакевич добавил: “Не исключено, что к общей сумме потерь по ошибке могли приписать немцев, погибших в боях с русскими войсками в 1914 или 1915 году”. Он вполне понимал, что на войне, по известному выражению Бисмарка, “врут в такой же степени, как во время выборов и на рыбалке”.

Или еще одно его донесение. “Сегодня ночью в районе высоты 213/3 наши ребята, якобы, захватили пленного, которого, якобы, допросили и, якобы, выяснили, что он, по меньшей мере, из личной охраны фюрера”.

То есть с одной стороны, он своим людям верил, с другой стороны – он понимал, что многие сообщения разведчиков надо делить на два, а то и на двадцать. И вот это умение вычленить истину отличало Казакевича от многих других руководителей разведки.

Иван Толстой: Олег Витальевич, ваш интерес к Казакевичу монографический? Вы интересуетесь именно этим писателем или ваш интерес – это часть какого-то большого исследования?

Олег Будницкий: Да, это часть большого исследования, это книга о советских евреях на войне. Проект построен, с одной стороны, на общих вещах, а с другой – через истории конкретных людей самого разного уровня и масштаба, от рядовых до командармов. И среди этих персоналий, конечно, невозможно обойти Казакевича, и не только потому, что он писатель, но это тот писатель, который из еврейского поэта превратился в русского прозаика, и это произошло благодаря войне, прежде всего. И второй момент, и это касается писателей любого происхождения, – это единственный писатель, который на войне не писал, а воевал, и, не имея никакого военного образования, подготовки, сделал феноменальную карьеру. Это случай уникальный.

Иван Толстой: А что положено в основу этого исследования или будущей книги? Это найденные дневники, документы, письма? Что есть фундамент этой книги?

Если гнуться после каждого выстрела, то к концу войны можно превратиться в обезьяну

Олег Будницкий: Это дневники военного времени – как опубликованные, так и в значительной степени не опубликованные, которые мне разные люди предоставили, в основном, это извлеченные из семейных архивов. И я, как всегда, обращаюсь к слушателям с призывом присылать мне (мой электронный адрес можно найти на сайте Высшей школы экономики) разного рода документы, касающиеся войны. Я пишу книгу о евреях, о войне, но это вовсе не означает, что мой интерес ограничивается евреями. Как вы знаете, о войне я писал по самым разным сюжетам, и в принципе, конечной целью было бы написать социальную историю Красной армии или вообще социальную историю войны, что совсем глобальная задача.

Так уж получилось, что меня мои коллеги американские вовлекли в проект по истории советского еврейства, такой семитомник готовится в Издательстве Нью-Йоркского университета, и меня попросили написать том о войне. И наряду с дневниками мне удалось выявить более трехсот бесед, записанных с участниками войны, евреями по национальности, которые что-то сделали примечательного во время войны, что и побудило меня написать эту книгу не судя с птичьего полета, а через личный опыт людей самого разного уровня, от парикмахера до командующего армией.

Возвращаясь к Казакевичу. Я говорил, что он был человек отчаянной храбрости, иногда безрассудный, он был дважды ранен, один раз он был ранен тяжело. 22 июля 1944 года, во главе конной группы разведчиков, совершил рейд в тыл противника, они захватили мост через реку Володарка на пути отхода немцев, прямо как в фильме “Великолепная семерка”, и удерживали мост, вступив в бой с существенно превосходящими силами противника. Только кровь и смерть были не киношными, а настоящими – двое разведчиков были убиты, трое ранены, в том числе Казакевич, который получил осколочное ранение в правое бедро и был эвакуирован в тыловой госпиталь. Еще до этого был ранен полковник Выдриган.

Или другой разведчик вспоминает. “Апрель 1944 года. Обнаружили наблюдательный пункт полка, обрушили шквал огня, “Юнкерсы” бомбят, все ходы сообщения разрушены, и это все видно хорошо с наблюдательного пункта дивизии. В момент небольшого затишья появляется Казакевич, причем идет не по ходам сообщения, которые были завалены, а прямо по открытой местности. “Высокий, с высоко поднятой головой, в очках, он шел, не пригибаясь от выстрелов. Командир полка сказал офицеру Василию Бахтеярову: “Это твой начальник Казакевич идет нас воодушевлять”. Казакевич, зайдя в полуразрушенный блиндаж, обратился шутливо к его обитателям: “Живы, смертники?” – и всем крепко пожал руку”. На слова, что так нельзя, Казакевич ответил: “Война еще не кончилась. Если гнуться после каждого выстрела, то к концу войны можно превратиться в обезьяну”.

Оказавшись в госпитале с тяжелым ранением, он писал жене: “За три года и один месяц я совершил не менее пяти подлинных подвигов, в самые трудные минуты был весел, бодр и подбадривал других, не боялся противника, не лебезил перед начальством, не старался искать укрытия от невзгод, а шел им навстречу. Любил подчиненных и был любим ими. Оставался верен воспоминаниям о тебе и двух детских жизнях, нашей плоти. Сохранял юмор, веру и любовь к жизни, во всех случаях. Был пять раз представлен к награждению орденами (получил пока только один орден), из рядового стал капитаном, из простого бойца – начальником разведки дивизии. Будучи почти слепым, был прекрасным солдатом и хорошим разведчиком. Не использовал своей профессии писателя и плохое зрение для устройства своей жизни подальше от пуль. Имел одну контузию и два ранения”. Немножко есть похвальба, но, с другой стороны, все это святая истина, так оно и было.

Он отличался, кончено, чувством юмора. Когда он служил в разведотделе армии, одной из его обязанностей было оставление сводок для фронтового начальства. Надо было перерабатывать поступившие донесения с мест. Написаны эти донесения были чудовищным языком, конечно. И однажды Казакевич с самым серьезным видом предложил начать сводку бодрым утверждением о том, что наши войска, преодолевая упорное сопротивление противника, успешно подвигались “по Тюрингии дубовой, по Саксонии сосновой, по Вестфалии бузинной, по Баварии хмельной”. С тем же серьезным видом он объяснял двойную пользу для фронтовых разведчиков такого введения. Во-первых, познакомятся с вряд ли им известными стихами Эдуарда Багрицкого, во-вторых, повторят административное деление Германии. Осталось неизвестным, в самом ли деле в такой стихотворной форме пошло донесение в штаб фронта.

Иван Толстой: Да, Казакевич был известен своим остроумием, кто-то вспоминает, что он не мог пропустить ни одного случая, чтобы не пошутить. Это, действительно, чудная человеческая характеристика.

Олег Витальевич, я хотел вас попросить обрисовать писательское и общественное лицо Эммануила Казакевича после войны. Ведь он довольно рано скончался, в 1962 году, то есть 49 лет. Чем занимался Казакевич в послевоенные годы, как он это время прожил и каким его запомнили?

Олег Будницкий: Я хочу завершить его военную биографию. После войны он остался некоторое время в Германии, служил в советской военной администрации, и один из двух романов, которые он сумел завершить, – “Дом на площади” – это как раз о советской военной администрации в Германии. Он не собирался быть профессиональным военным. Рапорт об увольнении начальнику штаба армии майор Казакевич подал в стихах:

В виду того, что я слеп как сова,

И на раненых ногах хожу как гусь,

И гожусь для войны едва-едва,

А для мирного времени совсем не гожусь.

К тому же, сознаюсь откровенно и впрямую,

Что в военном деле не смыслю ничего,

Прошу отпустить меня домой,

Немедленно с получением сего.

Казакевича отпустили домой. И приехал он домой на машине, на “Опель Кадете”. Сразу поясню, что советским офицерам и генералам было позволено приобретать, за не очень большие деньги, личные машины в Германии. Каждому рангу была положена определенного уровня модель. Он даже в Москве одно время пытался подрабатывать извозом, но у него это не очень хорошо получалось.

Почему я об этом “Опель Кадете” вспомнил? Он его продал, и на эти деньги, не очень большие, они существовали, пока он пытался написать какую-то вещь, за которую можно было бы получить гонорар и, вообще, как-то войти в литературу на русском языке. Жили они вчетвером в ужасных условиях, это была комната 18 метров на втором этаже барака бывшего общежития строителей 30-х годов, с удобствами на улице, с шаткой лестницей, ведущей на второй этаж, с какой-то ветошью при входе. Казакевич пытался написать приключенческую повесть. У него были какие-то знакомые в журнале для юношества “Пограничник”, он писал повесть, которую условно назвал “Зеленые призраки” (разведчики в маскхалатах) и подсчитывал, какой же гонорар может “Пограничник” заплатить.

Когда он закончил эту повесть, жена ее перепечатала, он предложил свои друзьям по “писательской роте” Даниилу Данину и Борису Рунину “ударить водкой по бездорожью” и собрался прочесть им написанное. Женой Данина была Софья Разумовская, литературный редактор в журнале “Знамя” – главный журнал, где публиковали литературу о войне в то время. Он стеснялся читать и попросил Софью Разумовскую не слушать. Та села в соседней комнате читать гранки, а Казакевич стал читать Данину свой текст. Через какое-то время Софья Разумовская тихо вошла в комнату и села за спиной Казакевича. То, что читал Казакевич, это была “Звезда”. Он сам не понимал уровень того, что он написал. Когда он закончил, Разумовская сказала: “Какая приключенческая повесть? Это пойдет в “Знамя”. Они сказали, что название невозможное для серьезной вещи, и предложили назвать по позывным группы лейтенанта Травкина – “Звезда”. Даниил Данин утверждал, что он был автором этого названия.

Разумовская отнесла рукопись в редакцию, прочел Тарасенков, зам главного редактора, потом Всеволод Вишневский, такой литературный разбойничек, который выведен в “Мастере и Маргарите” Булгакова под именем Мстислава Лавровича. Он травил Булгакова, Зощенко, правда, посылал деньги ссыльному Мандельштаму в Воронеж. Но при этом у этого литературного разбойничка был неплохой литературный вкус. Он прочел “Звезду” и в четыре утра позвонил Николаю Тихонову, тогдашнему главе советской литературы, заявив, что это новое явление в литературе. “Звезда” вышла в первом номере “Знамени” за 1947 год, имела колоссальный успех. Вот так Казакевич ворвался в литературу. За “Звезду” он получил Сталинскую премию второй степени. Это феномен. Тот же Вишневский был “крестным отцом” “В окопах Сталинграда” Виктора Некрасова, который тоже получил Сталинскую премию. Казакевич получил премию второй степени, а премию первой степени получили три толстенных, разной степени бездарности романа, не только Михаил Бубеннов, но и Илья Эренбург с его “Бурей”. Видимо, в той иерархии толстая книжка должна была получать премию первой степени. А в “Звезде” 78 страниц, как можно было дать первую премию за такую незначительную брошюрку?

Казакевич занял сразу место одного из ведущих писателей. Следующая вещь, “Двое в степи”, подверглась разгромной критике. Напомню сюжет. Один офицер проштрафился, благодаря его нерадивости погибла дивизия, его приговаривают к смертной казни, его конвоирует солдатик, и солдатика убивают, он гибнет от немецкой пули. Как пишет Казакевич: “Великий разводящий – Смерть – сняла этого часового”. И тот идет, тем не менее, чтобы быть приговоренным к расстрелу, потому что он считает, что он должен этим искупить свою вину. Вот такая экзистенциальная вещь подверглась разгромной критике, как и другая его повесть – “Сердце друга”. Впоследствии это все было экранизировано. И он написал два больших романа, такую дилогию – “Весна на Одере” и “Дом на площади”, которые, с моей точки зрения, слабее повестей в литературном отношении.

Казакевич был лидером прирожденным, и нельзя забыть о роли, которую Казакевич сыграл в появлении в печати новой литературы в эпоху оттепели и публикации старой, вроде стихов Марины Цветаевой. Я имею в виду альманах “Литературная Москва”, два тома которого вышли. Хотя там нет понятия “главный редактор”, но всем было ясно, что это Казакевич. Он просто стал человеком, который организовывал и продвигал эти издания.

Мы знаем, что он интересовался личностью Ленина, у него есть повесть “Синяя тетрадь”, где он пытался понять, что такое государство и революция. И рассказ его “Враги” в свое время произвел сильное впечатление. Рассказ о том, что Ленин, якобы зная, что Мартов, его враг главный и ближайший друг молодости, должен подвергаться аресту, дал ему знать, чтобы он уехал за границу, дал ему такую путевку в жизнь. Что, скорее всего, миф.

У Казакевича были большие планы. Он писал огромный роман “Новая земля” об истории советской власти первой четверти века. Он остался незаконченным, потому что Казакевич умер. Он был весьма активен в общественной жизни. Не могу не привести его эпиграмму, написанную совместно с Твардовским по поводу двух известных литературных деятелей, лидеров кампании борьбы с космополитами, – драматурга Сурова, чьи пьесы были написаны литературными неграми, которые были изгнаны из литературы, и Михаила Бубеннова.

Скандал был в том, что они подрались, один другого бил стулом, другой воткнул ему в известное место вилку.

Суровый Суров не любил евреев,

Он к ним враждой старинною пылал,

За что его не жаловал Фадеев

И А. Суров не очень одобрял.

Когда же Суров, мрак души развеяв,

На них кидаться чуть поменьше стал,

М. Бубеннов, насилие содеяв,

Его старинной мебелью долбал.

Певец березы в жопу драматурга,

С ужасной злобой, слово в Эренбурга,

Столовое вонзает серебро.

Но, следуя традициям привычным,

Лишь как конфликт хорошего с отличным

Решает это дело партбюро.

И, увы, Казакевич скончался на 50-м году жизни от рака. Умирал тяжело, знал, что умирает, писал в записных книжках: “Мне бы еще немножко, чтобы я что-то успел дописать”. Думаю, что, возможно, его лучшие вещи были бы впереди, но все-таки шедевром осталась, прежде всего, “Звезда”, которая и сейчас читается просто без отрыва. Хотя немножко там идеализированы герои, но это живые люди, это на очень небольшом пространстве очень здорово воспроизведенные характеры и обстановка, и видно, что человек, который написал эту повесть, знал, о чем пишет.

И до последних дней, несмотря на этот ужас медленного умирания, Казакевич не терял чувства юмора и самоиронии. Вот одна из его эпиграмм, которую он пишет за несколько недель до смерти:

Шепот в Ваганьково и в Новодевичьем:

Ну, что же медлят там с Казакевичем?

Когда Даниил Данин навестил его в больнице, он лежал под маской с закисью азота, которая позволяла снимать боль, Казакевич сострил: “Видишь, я четвертый космонавт”.

Увы, ушел рано, ушел замечательный писатель и герой войны.

Оригинал

Опубликовано 09.09.2018  18:30

 

Yohanan Ben Yaakov. Trip to Belarus. Pesach 1990

On the eve of Pesach, on April 1990, I went with the Israeli delegation, one of the 34 organizers of the Pesach Seder in the Soviet Union. It was the first Israeli delegation that met with the Jews of the USSR after the fall of the Iron Curtain, and I was instructed to lead the Pesach seder in Mozyr, a small town in the south of Belarus, near Chernobyl.

When I arrived in Mozyr, which was closed to tourism and foreign visits, I discovered that there are from 3 to 5 thousand Jews. There is no minyan for prayer, there is no place for prayer, there are no Hebrew teachers, there is no Jewish cultural club, there is no Jewish community. I found two Jewish textbooks brought here before my arrival.
Near the place of mass execution of Kalinkovichi jews, September 22, 1941. from the left, Edik Gofman of Mozyr and Kalinkovichians Grisha Weinger (1920 – 1994, Nazrat Illit, Israel), Aaron Shustin and Leva Sukharenko.
A monument erected in 1996 with funds collected by fellow countrymen living in Israel and other countries.
.
An elderly Jew remembered a few words in Hebrew. Sometimes he went to Shabbat and holidays to pray in the elderly minyan in the nearby town of Kalinkovichi, where he read the Torah. He was the only one in the area who could read the Torah.
On the left is Leva (Leiba) Shnitman from Kalinkovichi .            Yankel Mopsik
Kalinkovichi and Mozyr Jews near the house in Kalinkovichi on the street of Kalinina 31, in one of the room there was a synagogue. In the front in a sweater Aaron Shustin, the founder of the site belisrael.info
                                                                    Joseph Malkin
.
This elderly man, Yosef Malkin, was the hero of my first Seder, held in Mozyr. The faded and dusty local restaurant hall was decorated with a number of colorful and spectacularly vivid paintings of Eretz Israel, in all corners Jewish national flags flaunted. Pictures of seven plant species and the landscape of the Land of Israel were surrounded by a large Jewish audience that gathered in the evening and darkened the wooden articles of the symbolic Belarusian figures located on the walls of the hall …
.
.I started the Seder with the description of the “throne of my God”, which is now in the Peschah Seder in my house in Kfar-Ezione and in tens of thousands of Jewish homes in Israel, which are going to celebrate Pesach. A vacant chair near the Seder table is waiting for them, those who are sitting with us now. Speaking of Kiddush, I respected the elderly Yosef Malkin, who came with many awards on his jacket for his service in the Red Army in World War II. Two days before I managed to find this kind old man, and he accepted my request to consecrate and take part in the preparation of the Seder. The only Jew in Mozyr, who from childhood remembered some Jewish rules of life.
 
 
The reader of the Pesach Haggadah is Sveta Shustin. In the front is Zhenya Kotlyar from Kalinkovichi
.
.With trembling hands, Mr. Malkin took a large silver bowl filled with red wine from Israel, and began to read in Hebrew with a heavy Ashkenazi accent the words of the Kidush. His voice choked with excitement that rose and filled his eyes with warm tears. The people around us did not understand the intensity of his emotions, I realized. Who knew that these images were in the head of this Jewish old man who in his childhood knew the rich Jewish world around him, a bright Jewish life thriving “within the town limits”, old Jewish communities, famous yeshivas, prosperous Hasidism, the awakening Zionist movement. Yosef Malkin knew in his childhood that it was in Volozhin and Minsk, Bobruysk and Pinsk, Vitebsk and Grodno, Brisk and Vilna, Dvinsk and Dubno, Mir and Baranovichi, Slonim and Rakov, Lida and Oshmyany and many other towns and villages. All this was destroyed by the enemies of Israel, past and worn out of the world. From the intensity of his emotions, Yosef’s hands trembled, tears choked his throat, he could not finish Kiddush. I had to do it myself and continue to manage Seder …
.At the end of the Seder Yosef Malkin asked me to come to his house. It was very late, so we agreed that I would come on the first day of Pesach. The whole family, his daughters, his sons-in-law and grandchildren, as well as other family members gathered in a small apartment. As a result of my attempt to remember about his childhood, a hearty conversation ensued. The old man said that several times over the past decades he have ate matza for Pesach. He could try some matza on Pesach, which reached him in secret and indirect way.
In the armchair an interpreter from English. Zina Zeltser (Vinokur)  from Kalinkovichi
.
Suddenly the old man went to the hidden corner of the wall under the ceiling, took off the cover, opened the slot and pulled out a dusty bag of cloth. Inside were moldy canvas wrappers, which filled the room with a cloud of dust. From them appeared the Shofar of Yosef! The shock was huge. No one in the family knew about this, even his wife, it seems, did not know about this hidden object. Yosef gave me the shofar and quoted a verse with a heavy Yiddish accent: “blow a big shofar for our freedom …”. I asked: “Did anyone in the family know what kind of strange object it was? – No one answered, no one knew. I hesitantly asked Yosef Malkin why he hid it from them, why does no member of his family know anything about the shofar? The old man answered in a whisper, as if in secret: my wife also does not know. If they knew, one of them would have reported it and it would all have ended bitterly. To his amazement, his elderly wife, who always listened in silence, said: “I knew!” Shofar was discovered by chance, but she was afraid to tell her husband that she knew that he would not report it! “These two friendly elders
were tearful and we were all with them.” People there realized that the story was a big surprise for me. For seventy years Rabbi Yosef Malkin kept the shofar, perhaps he even occasionally used it once or twice, but his wife, his amazing wife, could not reveal the secret.
.
.When I returned to Israel, I learned something about the nature of Soviet power. Nachman Raz, a member of the kibbutz Geva, then the chairman of the Knesset Education Committee, gave me the memorial book of Nadezhda Mandelstam (Am Oved, 1977). A book that opened a window to the Soviet world and the Jews in it. Horrors of those times of Stalin’s terror created such a deep furrows in the souls of this elderly couple that they could no longer be cured. And I learned more about the term “Stukach” (snitch) in the years of my future work in the countries of the former Soviet Union. The couple’s fear was real, the secret was their only refuge.
Yosef Malkin gave me the shofar, briefly explaining to his family what he had in mind, and asked me with tears that I would take him to the Land of Israel, to be trumpeted on the “terrible days”. The Jewish community in Mozyr will disappear, Yosef said, he is the last in this city who knows what shofar is. I quoted him the biblical stanzas: “Blow the shofar for our freedom and pray to bring all of us from Galut!”. To take the shofar from the borders of the Soviet Union was a risky mission. We were warned not try to take nothing out. I confess that the desire to free the shofar and bring it to Israel exceeded the fear. Shofar got on a plane with me, he wasnt found by the soviet authorities and he got to Israel. On Rosh Hashanah in 1990 and the following years we blew this shofar in the synagogue in Kfar Etzion. I cherish this shofar, and this is one of the most valuable items that we have.
.
After that trip, most of the families from Mozyr and the district with whom I communicated immigrate to Israel. On Saturday, September 5, 2015, the new commander of the brigade, Colonel Roman Hoffmann, joined the morning prayer in the synagogue. During the prayer he stood beside me, and at the end he stretched out his hand and said: Shabbat shalom, I read your words about Gush Etzion and learned from you about the area where I was appointed commander. I said “I thought we’d never met.” Roman replied, it’s true, but the materials I found on the Internet, I read and heard your lectures. That’s why I know you. His Russian accent was obvious, and I asked: Roman, where did you come from? He answered, from a small town in Belarus, which no one knows. Of course, his name will not tell you anything. When I insisted, he quietly muttered, from Mozyr! Roman and his family repatriated from there a few months after Pesach 1990. It is likely that his parents attended the Pesach Seder I held there, or at a large meeting that was held with members of the community.
.
After Mozyr Y. Ben Yaakov visited Bobruisk. Below there are the pictures that was taken there
Dina Leokumovich soon repatriated to Israel and later was the envoy of the Sokhnut
___________________________________________________________________________________________________
The photo of Yohanan Ben Yaakov, 2016
Letter from Yohanan Ben Yaakov:
.
When I returned from Belarus, the late Minister of Education Zvulun Hammer invited me to become a his adviser and chief in the process of absorbing immigrants in the educational system, as well as the Jewish educational program in the Soviet Union, which I created with several partners. I called it (חפציב”ה) Heftziba (from the first letters of the words formal Zionist Jewish education in the Soviet Union). This word is mentioned in one of the prophetic verses of the prophet Isaiah, which describes the return from the galut (dispersion) to the land of Israel and the construction of the country. During this period, and after my first trip to the Soviet Union, I also initiated the creation of the Naale program (the repatriation of youth without parents).
I have already been a pensioner for five years, and these programs continue to work.
.
Happy jewish New Year!
.
Yohanan Ben-Yaakov
.
.Translation from hebrew by Igor Shustin
.
Published on 09/09/2018 12:21
.
                                                                   ********************
P.S.
Please send us your family stories and other materials about various things,
and we will publish it on the site in different langueges.
.
We invite volunteers who speak different languages to come work with us.
Together we can make big things.

Our work deserves your support

А «БУБЛИЧКИ»-ТО НАШИ!

От переводчика. До недавнего времени я, как и многие уважаемые граждане, полагал, что популярная песенка 1920-х годов зародилась в Одессе. «Википедия» указывает на харьковский след. Но недавно полученный мною от израильского коллеги файл ставит под сомнение – если не опровергает – обе версии… Оч-ч-чень похоже, что мелодия всемирно известного шлягера, подхваченного Леонидом Утёсовым и сёстрами Бэрри, была создана всё-таки у нас, в восточной Беларуси. Итак…

* * *

«БУБЛИЧКИ»

Российская метаморфоза идишного напева

Сенсация дня во всей Европе – новый фокстрот «Бублички», представляющий собой обработку русско-советской уличной песенки под тем же названием. Но танец, захвативший всех, которому не было и нет равных в современной эксцентрической танцевальной музыке, имеет, как нам известно, иное происхождение; его интересную историю я сейчас вкратце и расскажу.

Под Могилёвом жили в своё время два свадебных дел мастера старой закваски: бадхен Эля-Веля и скрипач Мордехай-Зерах. Первый был высоким, худым, безбородым, не отращивал усы. В лице его было нечто бабье. Второй же, напротив, был человек приземистый, широкий в кости, с типичной еврейской бородкой и парой небольших, слегка вьющихся пейсов. Если Веля был несколько легкомыслен, то Мордехай-Зерах, наоборот, весьма набожен. Во время девичьего танца он всегда стоял в одной позе – словно кантор перед молящимися – чтобы не смотреть сверх меры на женщин.

Ни одна богатая свадьба или сиюм (окончание изучения талмудического трактата), ни одно веселье у господ не обходилось без Эли-Вели Кричевера, Мордехая-Зераха Чечерскера (Кричев и Чечерск – местечки на Могилёвщине) и их капеллы. Многие доселе смакуют вкус и сладость их игры и пения. «Кабалас-поним» («Приветственная»), «Добрыдень», «Калэ базэцн» («Посажение невесты»), «Хупе вечере» («Свадебный ужин»), «Голдене йойх» («Золотой бульон»), «Шлэйер-варемс» («Тёплая шаль») и т. д. – всё это было им подвластно. То Мордехай-Зерах играл волехлы (клезмерские мелодии с бессарабскими мотивами), а Эля-Веля читал импровизированные стихи в рифму, пародировал талмудистов, делал намёки на злобу дня. То исполнялись разнообразные танцы – фрейлахсы, «бройгез-танц» («танец обиды») и, вместе со всеми, «мицве-танц» («танец-заповедь»). В последнем, как говорят, музыканты затыкали за пояс таких гигантов, как Элиокум Цунзер и Арче Бобруйскер.

Дважды в год у Эли и Мордехая рождался новый напев с новыми словами для «танца-заповеди», и в течение полугода они пользовались им на всех свадьбах. Однако совершенно новый репертуар они должны были подготовить к свадьбе 16-летнего сына лоевского раввина, который был поздним и любимым ребёнком. Это ведь не мелочь – богатые сваты от известного торговца лесом, почтенный раввин Аба Пойзнер во главе празднества… Как не отхватить лакомый кусок?

Коронным номером программы был у них именно «мицве-танц».

Картинка с evrofilm.com

В сопровождении всех клезмеров начинает бадхен свои рифмованные присказки в честь богача, хасида, славного талмудиста и наставника, великолепного господина … (перечисляются его предки вплоть до праотца Авраама), который выходит танцевать с невестой. Мордехай-Зерах тем временем выводит на своей скрипочке сердечную руладу, выражающую невестину душу, а отец невесты со всем почтением берёт дедовский платок за один конец, а другой протягивает стеснительной невесте, чьё лицо покрыто вуалью до глаз, призывая её к танцу. Пока они танцуют, публика прихлопывает. Люди стоят кругом, взявшись за руки, а бадхен поёт припев, текст которого мы приводим здесь. После той свадьбы вся публика запомнила его:

То nemt zhe jidelakh,

Аlе di fidelakh

Un zingen lidelakh

Veln mir zen;

Tsum mitsve-tentsele,

Аlе in krentsele!

Nоr zej а mеntselе:

А mentsl gej!

Свадебный танец. Автолитография М. Горшмана, 1926

А ну, ребяточки,

Возьмите скрипочки

И вместе песенки

Мы пропоём;

Да будем верными

Мы танцу древнему,

Скорей, еврейчики,

Все в хоровод!

(вольный перевод В. Р.)

Таким образом, типично еврейский напев полюбился и пришёлся по сердцу евреям целого округа. На долгие годы он стал почти традиционным на всех свадьбах, а затем исчез, когда обычай «танца-заповеди» прекратил своё существование.

М. Горшман. «Свадьба», 1926

Благодаря тому, что российское еврейство избавилось от «черты оседлости», напев получил известность среди наших братьев, современных московских евреев. В Москве он обернулся вышеупомянутой уличной песенкой, вариантом которой сейчас наслаждается вся Европа…

Э. Гиршин

Перевёл с идиша Вольф Рубинчик. Источник: газета «Dos naje lebn» (Белосток), 09.10.1928.

* * *

Оригинал статьи прислал израильтянин Павел Гринберг, давно изучающий еврейскую музыку. Исследователь комментирует: «Статья Элиягу Гиршина интересна тем, что она явилась своеобразной реакцией на всепольскую популярность “Бубличков” в 19271928 годах. По моим прикидкам, сначала в Польше Бублички” зазвучали по-русски, позже на польском, и, наконец, на идише. Причем на момент опубликования статьи Гиршина идишская версия даже еще не была записана (а то и написана), это случится только в начале 1929 года. На польском же языке Бублички пели такие звезды, как Ханка Ордонувна

Вот Гиршину и стало за евреев обидно. Вообще, автор, уроженец польского Плоньска, – очень любопытная фигура. Профессиональный музыкант и педагог, этнофольклорист, а не только “однобокий” кантор, он и песни на идише писал, и аккомпанировал, коль была нужда. Рассказанная им история “Бубличков по большому счёту бездоказательна, и вот тут-то вступает в силу фактор репутации рассказчика».

* * *

П. Гринберг любезно выслал для сайта также краткую биографию Э. Гиршина из книги Леона Блащика «Евреи в музыкальной культуре польских земель в XIX и XX веках» (Leon Blaszczyk «Zydzi w kulturze muzycznej ziem polskich w XIX i XX wieku», 2014). Предлагаем её в переводе с польского. Действительно, непонятно, по какой причине успешному хормейстеру и вокалисту нужно было придумывать историю о «Бубличках», тем более что Могилёв – не его малая родина. Стало быть, история о Кричевере и Чечерскере правдива 🙂

Элиягу (Элинька) Гиршин (1876?, – 1960, Париж). Вокалист, кантор, дирижер, композитор. В 1903 г. окончил Варшавскую консерваторию по специальности «воинский капельмейстер». Служил кантором в Плоньске, а затем в варшавской синагоге «Синай». Считался одним из лучших хормейстеров своего времени. В 1920-е годы преподавал вокал в школе театрального объединения «Еврейская сцена» в Варшаве. Примерно в середине 1930-х годов уехал в Париж и стал кантором в одной из городских синагог. В 1937 году журнал «Di shil un di khazonim velt» («Синагога и мир канторов») присудил ему I приз за лучшую литургическую композицию. Был музыкальным рецензентом в различных изданиях. В последние годы жизни сотрудничал с парижским журналом «Unzere vort» («Наше слово»).

Опубликовано 05.09.2018  19:41

Водгук

З дзяцінства памятаю рыфму: “публіка – рублікі” (“дорогая публика, гоните рублики”). А ўжо ад каго яе пачуў – не ўспомню. Помню, што спявалі ў Малкавічах Ганцавіцкага раёна. Гэта была, як я цяпер зразумеў, пародыя на песеньку, пра якую я толькі што прачытаў (Анатоль Сідарэвіч, 09.09.2018).

Rafael Grugman , 30 сент. 16:37 Прекрасная статья. Понравились и иллюстрации