Зачем мне считаться шпаной и бандитом –
Не лучше ль податься мне в антисемиты:
На их стороне хоть и нету законов, –
Поддержка и энтузиазм миллионов.
В. Высоцкий
* * *
После войны наша семья осталась в Ташкенте, хотя все родственники вернулись в Украину. Мама вспомнила о проблемах с «пятой» графой. Еще до войны в Киеве процветал махровый антисемитизм, и она предвидела его в будущем. Время показало, что мама была абсолютно права. Если в Ташкенте в то время всем были открыты двери в учебные заведения, и мы получили высшее образование, то в Киеве ни один из наших родственников не смог поступить в институт. Мандатные комиссии вузов находили тысячи причин, чтобы отказать молодым евреям. Им приходилось уезжать на учёбу в Белоруссию или в республики Средней Азии.
Моя двоюродная сестра Аня решила стать учителем русского языка. В то время хотеть можно было всё, всем и везде… только не ей в Киеве. С фамилией Браверман даже к приемной комиссии трудно было подобраться. Не помогло даже то, что ее отец, гвардии майор, прошел с оружием в руках всю войну и закончил ее в логове врага – Берлине.
В Ташкентском институте русского языка и литературы на ее фамилию смотрели иначе. Училась она заочно. Много лет надо было летать на экзаменационные сессии. Прошли годы. Аня успешно сдала государственные экзамены. Мечта сбылась: получила диплом учителя русского языка и литературы.
Совсем другая картина была в Украине. Миша Рыбак, мой двоюродный брат, математику любил с детства. В старших классах даже занимался по вузовской программе. На вступительном экзамене по математике в Киевском политехническом институте он ответил на все вопросы экзаменатора. Ему стали задавать дополнительные, по программе высшей школы. Он знал материал и уверенно отвечал. В самом конце ему сказали, что надо было лучше подготовиться к вступительным экзаменам. Миша вернулся домой с сединой в волосах…
Тут подошел призыв в армию. Попал во внутренние войска Министерства внутренних дел СССР. Приходилось часто сопровождать преступников из киевской городской тюрьмы в суд. Однажды сопровождал в тюрьму арестованного за взятку… своего бывшего экзаменатора по математике из Киевского политехнического института.
– Я ни в чем не виноват, – сказал тот, – такая была установка – евреев не пропускать.
Прожив в Калифорнии несколько лет, как-то в городской библиотеке Сан-Хосе случайно наткнулся на литературу о чемпионе мира по шахматам, американце Роберте Фишере. Родился он в годы войны в Чикаго. Его мать, Регина Фишер, в девичестве Вендер — еврейка и отец Ханс-Герхард Фишер — немецкий еврей. Но чем больше я вчитывался, тем больше удивлялся, и всё ниже и ниже падал в моих глазах его авторитет.
Почему так случилось? Потому, что он превратился в ярого антисемита и ненавистника своей Родины. Уже с 1996 года Фишер стал появляться на страницах газет и журналов, на радио и телевидении с резкими выступлениями в адрес США и… евреев. В 1999 году его выступление в венгерском радиоэфире было прервано ведущим, так как состояло исключительно из ругательств в адрес евреев. Последними из попавших в эфир слов были: «Эти грязные ублюдки, придумавшие никогда не существовавший Холокост, теперь пытаются захватить весь мир…».
* * *
Антисемит таков, и это априори,
Неважно, молод он, иль абсолютно сед.
Шатает мозг его, как щепку в бурном море,
Одна лишь мысль: еврей — всегда виновник бед.
Бен Эзоп
* * *
СТОЛИЦА ДРУЖБЫ И ТЕПЛА?
“Заседание кафедры иностранных языков”… в узбекском ресторане в Нью-Йорке (фото автора).
Так случилось, что почти все преподаватели одной из кафедр Ташкентского педагогического института иностранных языков, которых судьба в годы войны забросила в далекий солнечный Узбекистан, сейчас живут в городе Большого Яблока.
Иногда, когда мы приезжаем с женой, ее коллеги проводят «заседание кафедры» в… одном из узбекских ресторанов. Приходят празднично одетые с мужьями и внуками. Ресторан – это ностальгия по Ташкенту, городу детства и юности. Ностальгию усиливают знакомые мелодии. Без волнения нельзя было слушать чудесную песню «Сияй, Ташкент»:
Когда война опустошала
И разрушала города,
Его земля теплом дышала,
Звала, звала друзей сюда.
Чьё сердце было одиноко,
К тому надежда здесь пришла.
Сияй, Ташкент – звезда Востока –
Столица дружбы и тепла!
В этой прямо-таки семейной обстановке мне вспомнилось многое.
* * *
Город наш хоть не велик,
Но, однако, многолик.
И узбеки, и армяне,
Греки, турки и славяне,
И татары, и таджики,
И евреи, и калмыки.
Мусульмане и буддисты,
Христиане и баптисты,
Кришнаиты, иудеи,
Да и просто без идеи.
Все в Ташкенте проживают
И друг друга уважают.
Не за нацию и лесть –
За радушие и честь.
Максим Чистяков
Абсолютно прав Максим. Я могу и сейчас под присягой это подтвердить; родился я в Киеве, а вырос-то на узбекской земле. Но… есть одно «но» – так было раньше. Сейчас же всё по-другому. И это не со слов уличного прохожего или залетного туриста. В 80-х годах неравенство между материальным положением села и города, провинции и центра, русификаторская политика властей породили недовольство простых людей – рабочих, дехкан. Шел рост национализма, авторитета религии. Все беды узбеков ассоциировались с центром и с русским народом.
Вспомнился анекдот, популярный в то время. Дехканин трудится в поле. К нему прибегает сын и кричит:
– Ота, русские на Луну полетели!
Тот прекращает работу, опирается на кетмень и спрашивает:
– Все?
– Нет, один.
– Э-э… – и дехканин продолжил свою работу.
В условиях падения жизненного уровня в конце 80-х годов скрытое недовольство населения стало обретать открытые формы. На узбекской земле проросли семена проклятого антисемитизма. Пришлось двадцать пять лет тому назад попрощаться со столицей солнца и тепла.
– Кто мог подумать, что мне придётся уехать из Ташкента?! Невозможно было в это поверить. Но когда столкнулась с проявлением ненависти к евреям, пелена с глаз мгновенно спала. Стала собирать чемоданы, – с волнением говорила Тоня Юсупова.
Согнувшись в виде запятой,
Гонимые судьбой треклятой,
Мы все ходили под пятой
И под графой ходили пятой.
Ю. Солодкин
* * *
ЗА ИСКЛЮЧЕНЬЕМ ПУСТЯКА…
Позади воинская служба. Перед демобилизацией успешно сдал экзамены экстерном за полный курс военного училища. Теперь я – офицер Советской Армии, младший лейтенант запаса. Впереди, как я думал, всё для меня. Посудите сами: высшее образование, да служба в армии, да член КПСС, только выбирай двери, все они открыты. Кто скажет «нет»?
Дома сказали:
– Предоставляем тебе месячный отпуск за отличную службу.
Жили мы, что тут скрывать, бедно. Вот я и пошёл на первую попавшуюся работу. Стал старшим инспектором областного комитета ДОСААФ.
– Идёшь по моим стопам, – сказал папа. – Я тоже начинал свою жизнь до армии с добровольной оборонной организации ОСОАВИАХИМ. Там, кстати, и встретил твою маму – прилежную курсантку. Так что у нас в семье это вошло в традицию.
Зарплата – одно название, но всё же принёс домой хоть какие-то деньги!
Как-то ко мне пришел посетитель. Это был председатель комитета по делам физической культуры и спорта при Фрунзенском райисполкоме.
– Ты уже не помнишь меня. Подскажу: школьные соревнования по волейболу. Много мне помогал в судействе, в организации, сам выступал за наш район. Потом ты играл в сборной города, – сказал Владимир Петрович Простов, – получилось так, что ты рос на моих глазах. Знаю, что окончил факультет физвоспитания, что вернулся из армии. В фармацевтический институт требуется преподаватель физического воспитания. Счастливо тебе!
КАДРЫ – ДЕЛО СЕРЬЁЗНОЕ
Ташкентский фармацевтический институт. Приветливо встретила заведующая кафедрой:
– На учёном Совете института кафедру критиковали за то, что уж очень много у нас преподавателей преклонного возраста, что совсем нет притока молодёжи. Так что идём прямо к ректору. Некоторые наши преподаватели узнали вас, вместе учились, и отзываются отлично. Думаю, что для отказа не будет основания.
– Ассалом алейкум, – улыбаясь и протягивая мне руку, вышел из-за стола пожилой мужчина с традиционной узбекской тюбетейкой на голове, – омолаживать кафедру решили, Фаина Марковна? Правильно.
Он внимательно выслушал мой рассказ, потом – речь заведующей кафедрой. Казалось мне, что вот сейчас он скажет: всё, достаточно, если кафедре нужен, то мы – не против. Я уже представлял себе, как начну свой первый рабочий день, на что ухлопаю свою первую зарплату.
– Всё очень хорошо. Но кадры – дело серьезное. Предоставьте нам недельку на размышление, – сказал ректор.
ВРАТЬ ИЛИ НЕ ВРАТЬ?
Семь дней – как семь минут. На этот раз нас долго продержали в приёмной.
– Извините, – вежливо сказал ректор, – столько дел сейчас – голова ходуном ходит. Понимаете, какая ситуация. Из одного управления Совета Министров нам направили молодого специалиста. Из Самарканда. Говорю вам откровенно: не могу я ответственным товарищам отказать. Договоримся так: если будет какая-то возможность, пригласим.
* * *
Между нами говоря,
Может быть и даже зря
Я касаюсь этой темы,
Но извечная проблема –
Значит, врать, или не врать!
Тут уж нужно выбирать.
С. Олексяк
* * *
Только спустя много лет я узнал правду. На следующий день после нашего визита ректор пригласил к себе заведующую кафедрой физического воспитания и спорта.
– Фаина Марковна, – по-деловому сказал ректор. – Мы вместе работаем уже много лет, и мне от вас скрывать нечего. Тем более, что вы – секретарь нашей партийной организации. Знаете, как я отношусь к вашей национальности. Все мои учителя были евреями. Но я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. По количеству работающих у нас евреев мы на первом месте среди вузов Ташкента. Просто чемпионами стали. Кадровая политика Министерства высшего и среднего образования и отдела науки и учебных заведений Центрального Комитета Компартии Узбекистана вам хорошо известна. Так что, я не против молодого специалиста, но…
Прямо как у знаменитого певца Леонида Утесова:
Всё хорошо, прекрасная маркиза
Дела идут и жизнь легка
Ни одного печального сюрприза
За исключеньем пустяка…
ПРОЧНЫЙ ШЛАГБАУМ
Работал в редакции газеты «Фрунзевец» Туркестанского военного округа. Увлекла история журналистики. Если позволяло время, то подолгу засиживался в архивах. Собрал много интересного материала. Написал несколько брошюр, опубликовал серию статей в научных изданиях.
Как-то коллега из «Блокнота агитатора» аспирант-заочник Борис Палацкий сказал:
– Пора за науку браться.
Он привел меня на кафедру истории Ташкентского педагогического института.
– Надо выбрать конкретную проблему. Сдать экзамены кандидатского минимума. Определиться с руководителями. И, конечно, публикации по теме. Планируйте на это примерно три-четыре года, – сказала мне доктор исторических наук, профессор кафедры истории Галина Ильинична Желтова. – Ректор института, профессор Абдуллаев, возглавляет нашу кафедру. За ним – последнее слово.
– Мне нравятся молодые журналисты, которые хотят заниматься наукой, – приветливо встретил он нас. – Проявите себя, и через год можно будет говорить об аспирантуре. А пока даю согласие руководить вашей научной работой, как соискателя кафедры.
Я подумал: «Какие тут хорошие и доверчивые люди». Пришел, как говорят, с улицы, и в меня поверили.
А вам встречались «солнечные» люди?
Мне с ними кофе кажется вкусней,
Душевная, промозглая простуда
Проходит сразу от таких людей.
Они гуашью самой-самой светлой
Рисуют мир открыто для людей,
Хочу сказать спасибо им за это,
За то, что мир наш делают теплей.
К. Газиева
* * *
Через год ректора педагогического института, заслуженного деятеля наук, доктора исторических наук, участника Великой Отечественной войны, похоронили. Сердце не выдержало – инфаркт миокарда.
Много тёплых слов сказали об этом известном ученом его аспиранты, преподаватели, друзья, студенты.
Плохие мысли лезли мне в голову, что тут на кладбище, провожая в последний путь замечательного человека, и похороню свою мечту. Весь год трудился. Было очень сложно со временем: журналистские командировки, работа, семья. Но сумел сделать очень много. На кафедре утвердили тему научного исследования, сдал все экзамены кандидатского минимума, появились научные публикации. И тут меня осенило: почему бы не поступить в очную аспирантуру университета при кафедре истории журналистики? Нужно только отнести все документы в отдел аспирантуры – и не надо сдавать вступительные экзамены. Чисто автоматически я становился бы аспирантом. Так гласили правила и инструкции министерства высшего образования СССР. Я гордился собой. Какой я молодец! Но на минуточку забыл одну поговорку: «гладко было на бумаге, да забыли про овраги».
МУДРАЯ ЖЕНА
Отнес документы в отдел аспирантуры Ташкентского университета. Всё оказалось в порядке.
– Ура, – радовался как ребенок, – осталось только ждать приказа о зачислении.
– Через месяц мы вас ждём, – приятно улыбалась заведующая отделом аспирантуры.
Моя жена – разумный человек, в то время она преподавала в институте иностранных языков:
– Не торопи события. Будь готов ко всему.
– Пойми, мне нельзя отказать. Просто нет причин.
Через месяц я летел в университет, словно на крыльях. Читаю приказ о зачислении. Что такое? Не верю своим глазам. Нет моей фамилии. Иду к заведующей отделом аспирантуры. На этот раз на ее лице нет и следа улыбки.
– Вас ждет первый проректор по науке.
СТРЕЛОЧНИК ВИНОВАТ
Профессору на вид было более шестидесяти лет. Но и в этом возрасте он сумел на моем пути выложить стопудовую преграду и поставить заслон.
– Горе мне с молодыми работниками, – начал он. – Не везет, и всё. Представляете, наша молодая машинистка случайно пропустила вашу фамилию в приказе. Peктор так его и подписал. Изменить уже ничего нельзя. Через два года у нас будет очередной приём на эту специальность, и обещаю, что лично возьму всё под СВОЙ контроль.
Вот тебе и ленинская национальная политика. Сам виноват! Захотелось в науку, да еще с комфортом – через аспирантуру. Вот вежливо и культурно указали на дверь. Интересно, что в этом приказе о зачислении в аспирантуру молодая машинистка пропустила только одну… еврейскую фамилию.
Я – боец по жизни. Никто ничего никогда не принес мне на блюдечке. Но в этом случае я не мог с первым проректором тягаться. Дело в том, что в отделах культуры, пропаганды и агитации ЦК Компартии Узбекистана многие работники имели научные степени, а у некоторых из них научным руководителем был… первый проректор. В то время я работал в редакции журнала «Партийная жизнь» (орган ЦК КП Узбекистана). Уж очень разные были у нас «весовые» категории.
После всего на душе было как-то муторно.
«ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ» ИЗ ЗАСАДЫ
Неожиданно, уже на самой финишной прямой, из засады высунул голову еще один «доброжелатель». Это был профессор, доктор исторических наук Худайберген Иноятов. Он что-то не поделил с моим научным руководителем, у них остались какие-то нерешенные проблемы. На предварительной защите в Институте истории Академии наук Узбекистана он решил отыграться на мне, и не только по этой причине…
– Вы работаете в Министерстве высшего и среднего специального образования. Какое отношение это имеет к истории журналистики? Научная проблема должна быть близка соискателю.
– Работал в журнале «Партийная жизнь». Меня пригласили в отдел общественных наук министерства. До этого трудился в редакции газеты Туркестанского военного округа «Фрунзевец». Так что тема исследования мне очень близка.
– У вас что там – заочное, что ли, образование?
Спокойно отвечаю:
– Окончил факультет журналистики Ташкентского университета и педагогический институт. Дипломы в нашей стране идентичны: в дипломе выпускника не пишется форма обучения.
– Вы изучили узбекский язык?
– Я сдал экзамен кандидатского минимума по английскому языку. Сдача узбекского языка не предусмотрена программой кандидатских экзаменов.
Профессор зло посмотрел на меня. Я знал, что, когда будет защита, диссертационный совет проведет тайное голосование по присуждению ученой степени, и тут он сможет поставить подножку.
На защиту моей диссертации пришли друзья, знакомые. Был среди них и профессор-травматолог, доктор медицинских наук Адыл Шарипович Шакиров. Только недавно я завершил книгу об этом мужественном человеке, который войну закончил в логове врага – в Берлине. Когда мы с ним разговаривали, к нам подошел профессор Х. Иноятов. Они были знакомы.
– Как мой друг? – спросил Адыл Шарипович. – Я за него волнуюсь. Все учителя у меня были евреями. Они всегда переживали за меня. Теперь мой черед.
Всё прошло успешно.
ПУХЛАЯ ПАПКА МИНИСТРА
Фото автора. Моя сестра Марина Яковлевна Шейнман.
– Не ты первый, не ты последний, – успокаивала меня сестра Марина после той встречи с первым проректором университета. И рассказала о своем нелицеприятном знакомстве с антисемитом, только рангом намного выше.
Однажды в университет на кафедру иностранных языков пришло приглашение на стажировку во Францию. Принять были готовы только одного человека. У многих других подразделений учебного заведения, вплоть до профсоюзной организации, были весьма «скромные» желания послать своего человека. Спасибо проректору по науке профессору С. Николаеву. Он всё, как мог, всем объяснил:
– Разнарядка пришла на кафедру, и там должны решать этот вопрос.
Моя сестра много лет преподавала в Узбекском государственном университете мировых языков. Учила студентов французскому языку. Автор многих учебно-методических пособий. Активный участник научных и научно-методических конференций.
– Марина Яковлевна, кроме вас у нас нет другого кандидата, – сказала заведующая кафедрой. – Но вы понимаете, что на каком-то этапе вашу кандидатуру по некоторым причинам могут отклонить.
Она четко дала понять: фамилия Шейнман может подвести.
– Вот и думаю, – продолжала заведующая, – может быть, сразу остановиться на Максуде Шариповой. Хоть она работает недавно… но вы сами понимаете.
Через несколько дней заведующая, наверное, где-то посоветовалась и сказала:
– Лучшей кандидатуры, чем ваша, у нас нет.
Кафедра единогласно рекомендовала мою сестру на стажировку во Францию. Ректорат утвердил. Остался последний шаг – поехать в министерство высшего и среднего специального образования Узбекистана, а потом уж заказывать билет на самолет.
Получилось так, что я много лет проработал в отделе общественных наук этого министерства. Знал, что любое решение вопроса зависело и зависит от одного человека – министра. Коллегия министерства – для «галочки», пустой звук. Министры менялись, как перчатки. Но сама тенденция оставалась и передавалась по наследству: «Я – хозяин-бай, что хочу, то и творю».
Позже сестра рассказывала:
– Сижу в кабинете, министр делал вид, что очень занят. Долго чего-то жду. Наконец, он оторвался от бумаг, положил ручку, поднял голову, снял очки и посмотрел на меня.
– Как ваша фамилия? – спросил тихим голосом.
Перед ним лежала пухлая папка с моими бумагами.
– Шейнман, – отвечаю.
Он сделал паузу. Дал мне понять, почему прозвучал этот вопрос.
– Давайте сделаем так, товарищ Шейнман, сейчас пошлем преподавателя Мавлюду Султанову из Бухары, а вас – в следующий раз.
«И это министр считает справедливым? – подумала она тогда. – Антисемитизм и национализм, как родные братья, пробрались и сюда, а еще говорят о какой-то справедливости».
Вот тебе и еще один «шлагбаум»!
На снимке: автор этих строк с сестрой М. Я. Шейнман.
* * *
Долой философскую заумь,
Её не продашь и за грош.
Да здравствует мощный шлагбаум!
А чем же шлагбаум хорош?
Устроен шлагбаум не сложно,
Не требует много труда.
Дойти до шлагбаума можно,
А дальше – обсудим всегда.
Л. Каганов
* * *
…Конец 80-х годов. Мы с семьей в Москве. На знаменитом Арбате. Что это? Идут стихийные митинги. Вижу физиономии с красными носами, слышу пламенные речи:
– Мы защитим русский народ. Чё ты мне толкаешь какую-то муру, – кричал полупьяный мужик, держа в руке поллитровку. – Тоже мне знаток русской истории. Ты только можешь мозги людям пудрить. Запомни: во всей нашей несладкой жизни виноваты только вы, жиды. Кто, скажи, делал революцию? Кто убивал царя-батюшку? Только евреи, вот. К чертовой матери, скорее все уехали бы в свой Израиль.
Там же, на Арбате, я подумал: «А чем интеллигентные профессора, доктора наук в Ташкенте, такие как ректор фармацевтического института, первый проректор университета, министр высшего и среднего специального образования, отличаются от этого пьяницы-оратора на Арбате? Да по сути – ничем. Одна идеология. Одного поля ягодки: только одни – с лукавой улыбкой, другие – с крепкими кулаками».
Шана това вэ метука!