***

Исповедь

I

        Сегодня солнце ещё не взошло. Тяжёлое небо в предрассветной мгле выглядит особенно неприглядно. Тихо. Всё отдыхает. Только почему-то не спится. Вчера что-то произошло. Вроде и не пил вообще, а в голове и желудке муторно.

        – А ты бы больше лез куда не надо, спал бы как все.

        Я оглянулся. Вокруг никого. Даже шелеста не  было… Подозрительно стал вглядываться в наступающий рассвет. Ну вот опять мерещатся глюки.

       – Не мерещатся. Это из-за твоего вчерашнего поведения. Сам себе места не находишь.

       – Что вчера стряслось? Ничего особенного. Вечеринка как вечеринка. Григорий как всегда напился, но он и в этом своём подпитии хоть и выглядит чуть опьяневшим, но всё равно здраво мыслит. Правда, Ольга? 

        – А что Ольга? Весь вечер была задумчивая. Зачем ты её всё норовил отвлечь от своих мыслей? Ей просто было неудобно вдруг встать и уйти, но в вашей компании она явно случайно. И вообще, какое тебе до неё дело?

        Нет! Какая-то паранойя. Хорошо никто не видит. С кем это я? И почему он всё время мне перечит.

         Решил ни о чём больше не думать, просто понаблюдать за восходом сквозь ветви столетних дубов, как чудища стоящих, растопырив свои ветви. Обнажённые и никого не стеснявшиеся в своей чёрно-мокрой наготе. Солнцем и не пахло, а потому они казались всё более и более страшными. Вот-вот затопчут ну, если не тело, то душу уж  точно. 

        Кстати, Ольга вчера тоже на фоне таких же  деревьев с веранды, куда она удалилась, выглядела тоже полуобнажённой, ссутулившейся и несчастной при тусклом свете отдалённого фонарного столба. Мне её стало жалко… 

        – Оля, что с тобой происходит? В нашей компании ты всегда как не в своей тарелке. 

        – Какоё твоё дело? Оставь её в покое. Не видишь, она сегодня от вас всех далека. Не приставай. Ей и так тошно. Уйди и лучше выпей хоть одну рюмку. На тебя смотреть противно в этой подвыпившей компании. 

        Опять этот мерзкий голос.

        – Ну что ты ко мне пристал? Не хочу пить сегодня. Остынь. Боже! Какой ты надоедливый.

        Когда-то, очень давно, мне вот так всё время  не давало покоя так называемое “Моё Второе Я”. Это мне цыганка объяснила, как его вызывать для помощи в трудных ситуациях. Чёрт бы её побрал, но я таки  научился это делать. Так это паршивое  “Я”  стало  постоянно  вмешиваться в мои  действия и мешать мне внутренне, т.е. взывало к  совести. Правда, вот уже лет десять как оно замолчало. Но его голос я знал хорошо. Попробуй спутать – съест с потрохами. Но сейчас меня преследовало нечто  другое.

        – Павел, что с тобой? Ты с кем разговариваешь? – Ольга оглянулась, удивлённо раскрыв озирающиеся вокруг глаза.

        У Ольги было приятное, интересное лицо. Большие, чуть раскосые карие глаза. Даже чересчур большие для миловидного овала. Они подчеркивали небольшой, чуть курносый, маленький носик, обрамлённый снизу красивым очертанием пухлых губ. Губы она, если можно так выразиться, не имела, а носила всегда чуть приоткрытыми, словно хотела что-то сказать. Сквозь эту тонкую щель отчётливо просматривался ряд белых немного мелковатых зубов.

        – Извини, я сам не знаю, что со мной происходит. Ты сегодня какая-то вся не своя. Что-нибудь произошло? Вроде все с тобой были сегодня очень обходительны.

        – Да нет, всё нормально. Просто настроения  нет. Такое со мной случается, и я это время хочу быть только сама с собой. Прости. Зря приехала.

        – Слышишь намёк? Проваливай от неё. Уважь  бедное одиночество. 

       – Как ты мне надоел. Оля, хочешь, уйдём  вместе. По-английски. 

        – Cтранно ты разговариваешь. Как будто нас трое. Нет, не сегодня. Извини, просто иди выпей  хотя бы за моё здоровье. – Она отвернулась опять в сторону деревьев. Было прохладно. Я накинул на  неё свой пиджак.

        – Спасибо. –  Поёжившись, она приняла в нём  удобное положение. – Очень мило с твоей стороны.

        Всегда, когда  я её встречал, мне казалось, что где-то наши пути уже пересекались. Не раз ломал  голову, но хоть убей, не мог вспомнить. Мне уже  перевалило за сорок. Всё ещё холост. Однако чувствую себя достаточно уютно в своей трёхкомнатной холостяцкой квартире. Сам себе и бог, и чёрт,  и, если меня и мучают какие проблемы, так, слава  Богу, связанные только с самим собой. 

        – Оль, пойдём в кафе напротив. Я угощу тебя  “Маргаритой”. В конце концов нам обоим одиноко сегодня. Мне нужны свободные уши и немой собеседник.

        Ольга повернулась ко мне со слезами на глазах. Быстро их вытерла, чуть размазав тушь под  левым глазом. Я подошёл к ней и протянул платок.

        – Вытри глаза аккуратнее. Я знаю, как выйти  незамеченными.

        Она больше не сопротивлялась. Быстро припудрившись, всхлипывая, поплелась за мной, словно другого выхода не было. Через десять минут мы уже сидели за столиком в кафе. Оля потягивала из бокала свой коктейль, а себе я взял чашечку тройного эспрессо. Мне хотелось взбодриться. Какое-то время мы сидели  молча. Потом я признался ей в своей неблаговидной уловке и острой необходимости выговориться. Ольга улыбнулась. Всё-таки есть в ней что-то неземное.

        – Так и быть. Я знаю чего ты добиваешься. Я заметила твой странный интерес к моей скромной персоне. Исповедь – дело не благонадёжное. Попробую удоволетворить твоё любопытство. Только не перебивай, хорошо? – Она замолчала, вскинув на меня свои уже высохшие, но обеспокоенные глаза, собираясь с мыслями.

        – Моей дочери, – продолжила Ольга тихим голосом, – уже стукнуло двадцать. Мне надоело жить, обманывая себя и всех вокруг, придуманной, кстати, не лучшим образом, историю своей жизни. Почему-то из всех моих знакомых ты один относишься ко мне с пониманием. Остальным всё безразлично. Каждый сидит в своей семейной скорлупе и, по большому счёту, всем наплевать  друг на друга. 

        Я хотел было возразить, но Ольга протянула  навстречу открытую ладонь.

        – Не перебивай. Ты обещал и не выгораживай  наших друзей, тем более, что ты, я чувствую это, того же мнения.

        – Хорошо. Будь по-твоему.

        Ольга долго крутила платок, не зная с чего начать.

        – Начни с начала. Я всегда предполагал, что у  Литы никогда не было отца. Мы с тобой знакомы уже лет восемь. Но у меня ощущение, что мы виделись очень давно. Но это всё глупые догадки, начинай.

        Ещё три-четыре минуты молчания и, наконец,  не торопясь, словно заглядывая вовнутрь себя, Ольга начала:

        – Это было давно, в году шестьдясят пятом, в  мае. Я встретила на одной из танцулек сибирского художника. Его звали Сергей. Наша любовь была такая стремительная и всеобъемлющая, что даже вспоминая её  сейчас, мне становится как-то не по себе. Мурашки бегают. Я его должна была бы люто возненавидеть. Но, наверное, правильно говорят, что любовь зла…  Он прекрасно знал живопись, часто в парках рисовал меня, я у  него была  даже несколько раз  натурщицей. Потерять голову в восемнадцать лет  проще  простого, если влюбиться, скорее даже просто втюриться. Через пару месяцев, как сейчас помню, в свой день рождения двадцать третьего сентября, он мне сделал предложение. 

        Ольга замолчала. Я старался не дышать. Было видно с каким трудом она подбирает слова.  Слёзы, вдруг набежавшие в уголках глаз, высохли,  но лицо всё ещё горело. Она разволновалась, откинулась на спинку стула и, посмотрев прямо мне в глаза, резко встала.  

        – На сегодня всё. Встретимся завтра. Не провожай меня. И быстрыми шагами удалилась в моём пиджаке.

            Затра так завтра, закрыв глаза руками, сказал или подумал. Скорее третье. 

 

       Весь разговор опять всплыл с такой реальностью, что грусть опять наступила на пятки. Ольга, Ольга. В какой жизни мы могли пересечься…  Школа, университет, армия, работа… за всю свою жизнь вспомнились лишь пять Олей, включая из  “Евгений Онегина”. Ни одна из них на неё совершенно не похожа.

         Мы встретились в первый раз в “Пассаже”, в  Ленинграде. Она была в эффектном красном платье.

        – Блин, ни одной юбки не пропустишь. Потащился вслед за красивыми ножками. Ловелас хренов.

        Она  была чудо  как  хороша, не обращая никакого внимания на реплику, отметил я про себя и улыбнулся своим воспоминаниям.

        Правда, познакомиться не удалось.

        – Ты же себе так голову разобьёшь! – Передо  мной нарисовался мой  давний  друг Александр.  –  Сколько же лет мы не виделись?

       Мы вместе служили в одной роте и я, конечно, моментально забыл эту даму в красном.

        … Так, после этого мы вместе возвращались в  Москву “Стрелой”. Она была с подругой. В джисах и нейлоновой кофточке. Выглядела ещё более привлекательно. 

        – Размечтался. Остановись. На работу опоздаешь.

        – И то верно. – Мне как-то стало уже наплевать на него. Пусть говорит.

         День пробегает быстро, когда много забот.  Времени не замечаешь. Тем более, если отчёт на носу. Придя домой, прочитал  записку, всунутую в почтовый ящик:

        – Куда ты пропал вчера. Ольгу умыкнул, а она  в отместку умыкнула твой лапсердак. Запиши  телефон  –  732-54-87. Увидимся. 

        Действительно. Я даже не обратил на это внимания. Не впервой. Надо позвонить. Думаю, сегодня мы встретимся. В это время раздался звонок в дверь. Перед глазами появилась Лита в том  самом красном платье с пиджаком, накинутым на  плечи.

        – Здравствуйте. Мама  Вас благодарит за внимание.

        – Заходите. – Приятная неожиданность.

        Машинально показал куда-то в пространство кулак и сам себе улыбнулся.

        Лита в этом платье выглядела замечательно. Очень похожая на мать, в своих манерах и простодушном поведении чем-то схожая с моим отношением к жизни. Это довольно распространённое качество современной молодёжи. По-видимому, моё холостяцкое положение продлило состояние непринуждённости в общении и молодые особы часто этим пользовались. Но Лита это дочь моей хорошей знакомой. 

        – Уймись. – Вот мерзавец. Прав зараза. Я уже  стал к нему снова привыкать и даже не отвечать, если он прав. 

        – Заходите, заходите. – Повторил я как можно  любезней. – Мне будет очень приятно с Вами побеседовать, если  у Вас есть время и желание на то. – Галантности меня обучили смолоду и я ею пользовался, не без успеха. 

         – Очень интересно посмотреть как  живут старые холостяки.

        – Съел, кобель!? – Прошуршало прямо в левом  ухе.

        – Мне мама много рассказывала о Вас. Называла верным другом. Мало к кому относится этот  эпитет из её уст. – Лита поправила копну  красивых густых рыжих волос. Похоже натуральных.  Двадцать лет назад этот цвет был в моде. – А у  Вас симпатичненько. И чисто. Не то что у моих сверстников. Значит мама у Вас никогда не была. Иначе она бы мне не единожды ткнула в нос вашу аккуратность. А что вы сделали со своими ушами? Они перестали у Вас торчать. – Без тени намёка на курьёзность вопроса, разглядывая фотографии на стене, спросила, внимательно меня рассматривая. 

        Сегодняшнее поколение двадцатилетних не имеет “стоп” центров. Говорят всё подряд без тени нерешительности. Интересно, о чём она сейчас думает и что предложит. Словно почувствовав мой вопрос, безо всяких обиняков обратилась ко  мне как к старому знакомому:

        – Приходите сегодня к нам вечером на чай.  Мама спекла для меня  “Наполеон”. Будет только  моя подружка.

        – А как на это посмотрит мама? Мы не настолько близки, чтобы вот так, негаданно-незвано, явиться в гости. 

        –  Глупости. Мама будет только рада.

         Лита быстро набрала номер. К телефону не  торопились подойти.

         – Мама,  где  ты? Я сейчас… Вас кажется Павлом называют. Точно! Я Павла пригласила сегодня на “Наполеон”. Не задерживайся. Видите всё нормально. Я её предупредила. 

        – А почему для Вас? У Вас сегодня день рождения?

        – Надо же какая проницательность. Я забыла.  Ну, конечно, Вы математик. Быстро Вы аппроксимировали ситуацию. – Лита впервые посмотрела  на меня оценивающим взглядом. – Нет, не понимаю свою маман. Я бы давно вас определила рядом.

        – Рядом Фурье?

        – Нет, рядом с собой. Спрошу у мамы разрешения, если у неё нет особых на Вас перспектив, –кокетливо вздёрнув голову, Лита оголила в улыбке мамин ряд зубов.

         – Перестань раздевать девку. Она может почувствовать. Плакал твой “Наполеон”.  

         – Наполеон-Наполеон…, причём тут твой Наполеон? – Вдруг вырвалось из меня. Какой идиот!

        – Это Вы мне? Извините, я не расслышала,  что Вы сказали. – Лита читала надпись под фотографией. – Вам здесь двадцать, а выглядите не более чем на семнадцать. Симпатичненький такой. Вы с мамой тогда ещё не были знакомы?  

        – Как Вам сказать? Не знаю. У меня всё время есть такое чувство, будто мы знаем друг друга очень давно, может быть и с этого возраста. Вы  заканчиваете Матфак, как я полагаю. Не так ли?  –  Нужно было срочно уходить от этой скользкой темы. Классная девушка. Палец в рот не клади. – А сегодня учебный  день. Труба зовёт. 

        – Значит, я вас не заинтересовала. Жаль. Я лучше бы с Вами посидела в кафе. Не судьба. Но я Вас жду,  т.е. мы Вас ждём вечером.

        Лита решительно направилась к двери и уже прямо в дверном проёме повернулась и с довольной улыбкой, приподняв подбородок выпалила:

       – А я Вам понравилась, – и захлопнула дверь.

       – Ха-Ха-Хи! Так тебе и надо, мерзавец.

        Сколько не старался найти в обрывках памяти хоть что-нибудь нас связывающее, всё безрезультатно.

        Надоела одинокость? Набрал номер телефона.  По-видимому она всё ещё на работе. Стоп. Захочет сама позвонит. Мысли путались.

        – Не ври самому себе. Ты ещё не знаешь что такое любовь. Но зачатки где-то прорастают, я их  нащупала. 

        – Нащупала. И что за баба во мне сидит…  Нащупала. Чушь какая-то.

        Весь день в глазах появлялись то Ольга, то Лита. Мешали сосредоточиться. Работа была срочная, но всё равно это только работа. Со мной уже  много лет ничего похожего не приключалось. Лита своей болтовнёй заставила меня задуматься  всерьёз об Ольге. Захотелось её увидеть, дотронуться… Глаза в слезах. В них мне места не было.  Почему она плакала…  или по кому… скорее всё же почему? И эта вредина во мне сидит молча.

        – Не хочу мешать. Сам разберись, что тебе нужно. Я здесь не советчица. Но советую не прошляпить своё счастье.

        – … Прошляпить своё счастье… Причём здесь прошляпить? Какое счастье?

        Прошла неделя. Мелкие заботы, рутинные дела потихоньку выбили Ольгу из головы. Интерес, неожиданно возникший, остался невостребованным. Она не перезвонила, а мне навязываться как-то не сруки. 

        На очередные выходные поехал в Ленинград к друзьям. Вернее в Пушкин. К тому самому Сашке. Это из-за него я не догнал ту женщину в красном. Выходя из электрички, нос в нос сталкиваюсь с Ольгой и Литой.

        – Павел!  Как  интересно!  Вы  тоже  приехали сюда? Мама, вот тебе повезло. Тебе не придётся ждать меня в одиночестве. Павел составит тебе компанию. Я права, Павел?

        Меня застали врасплох. Ни здрасте, ни до свидания. 

        – Безусловно! Буду рад. – Неожиданно вдруг  ответил я, просто загипнотизированный милым нахальством Литы.  

        – Лита, что ты себе позволяешь? Здравствуй,  Павел. Извини мою дочь. Это тлетворное влияние университетского образования. Такая вот беспардонность. Ты сюда приехал по своим делам и не  слушай её. Как ты себя ведёшь? – Обратилась она негодующим взглядом к дочери.

        – Павел?! – В глазах Литы было столько мольбы.

        – Нет. Вернее да. Я конечно с большим удовольствием проведу время с тобой. Тем более что за тобой должок.

        – Вот и прекрасно. – Лита чмокнула мать в  щеку. – Павел, до встречи. – И убежала к автобусной остановке. 

        В течение пятнадцати минут пешком неторопливо дошли до ближайшего кафе. Я что-то говорил совершенно ни о чём, лишь бы дать Ольге сосредоточиться.

       Мы заняли столик у окна. 

        – Я продолжу. Только прошу тебя не делать  никаких выводов.

         – Я с родителями жила в Ольгино. Недалеко от современного кемпинг-мотеля “Ольгино”, что в сосновом бору. Это достаточно близко от метро “Чёрная речка”. В Ленинграде работала в мастерской по восстановлению портиков старинных зданий. С Сергеем познакомилась в Офицерском  клубе. Жила в строительном общежитии на Разъезжей, от Рубинштейна в сторону Лиговки. Слишком много времени надо было тратить каждый день до работы.

        Вот в этом общежитии мы решили устроить нашу свадьбу. Мне только исполнилось восемнадцать. Он был тремя годами старше. Регистрация должна была произойти прямо в общежитии. На свадьбу приехали мои  родители, около тридцати гостей, среди которых  было несколько моряков. Сергей  опаздывал на полчаса. 

        Ольга вдруг замолчала. У неё опять появились слёзы. Вытерев пальцами краешки глаз, она продолжила, как будто нашла нужные слова на паркете.

        – Как он зашёл в наш “Банкетный зал”, в фойе!? Красный, уже подвыпивший, но что было для меня самым ужасным, он приехал с другой девушкой, тоже в свадебном платье. Она вся светилась счастьем. Я потеряла дар речи. Убежала на  второй этаж к открытому окну. На улице шёл снег и фонарь напротив сверкал в снежинках так празднично, что первая мысль была выброситься из окна. Прямо перед ним мне дорогу перегородил какой-то старшина первой статьи из приглашённых. Я села на ступеньки и разрыдалась. В голове стояла такая сумятица, что сама не понимая что  делаю, схватила этого старшину за руку и опрометью бросилась с ним к себе в комнату на четвёртый этаж.

        Я слушал эту бедную женщину и внутри у меня вдруг стало как-то муторно. Нет, этого не может быть… В это трудно было поверить.

        – Как он мог, негодяй, так со мной поступить? Как я буду смотреть в глаза моим родителям, друзьям? Боже мой, как я не терплю сочувствия!

        Я упала на грудь старшине, разрыдалась и уже не могла остановиться. Не хватало воздуха. Вскочила и побежала к окну.

       – Да куда ж ты бежишь, дурёха? – Старшина  схватил меня за руку и бросил на кровать. Он сам открыл форточку. Свежий морозный воздух подёрнул зананавеску на окне. Фонарь тусклым жёлтым светом освещал комнату сквозь замороженное стекло.

       – Пока он открывал форточку, я сорвала с себя платье и нижнее бельё и, закутавшись с головой в одеяло, прильнула лицом к стенке, всё ещё судорожно всхлипывая. Я с ним не была знакома. И в этот момент мне вдруг ужасно захотелось отдаться, как в первую брачную ночь Сергею. Выскочила из под одеяла нагая, зарёванная, стала растёгивать его ремень. По каким-то причинам он сопротивлялся, как только мог. Отвесил мне пощёчину. Мне до сих пор не понятен тот дикий экстаз и непреодолимое желание переспать не важно с кем. Так что я его в буквальном смысле слова изнасиловала.

         Вдруг она замолчала. Что творилось в её душе? И как-то отрешённо закончила просто для себя, видимо забыв о моём присутствии…

       – До полного своего удовлетворения. Меньше всего в этот момент я думала о последствиях.

       Ольга подняла на меня странно опустошённые  глаза. Несколько мгновений стояла мёртвая тишина. Было слышно только учащённое биение своего же сердца.

       – И когда, наконец, я успокоилась, – продолжила Ольга свой монолог,

упавшим голосом, – мне вдруг стало совершенно безразлично всё.

 

деталь работы – акварели знаменитого Американского акварелиста Стива Ханкса “Centered”

Безразлично всё вокруг происходящее. И этот случайный моряк, и его идиотское состояние. Я была полна благодарности к нему за желание мне помочь.         

        – Спасибо. Иди, беги из этого мерзкого здания. Забудь меня. Спасибо ещё раз. – Промолвила я ему обессиленно, уткнувшись в стенку.

        Он неторопливо оделся. Я чувствовала кожей его сочувствие.

        – До свидания.

        – Прощай, – с большим трудом произнесла я,  совершенно обессиленная.

        – На следующий день я перевелась в такую же организацию в Москве. Вернулась в Ленинград в первый раз снова через двенадцать лет. И почти 

столкнулась с тобой в “Пассаже”. Жизнь странная  штука. Ты на меня обратил внимание, но не узнал. Я сменила цвет волос почти сразу. И стрижку тоже. Не мудрено. Прошло двенадцать лет. Судьба свела нас снова в одну компанию. И только ты один замечал моё настроение. Каждый раз. Ко всему привыкают. Извини.

      Ольга не отрывала глаз от пола. Какой же я всё-таки идиот. Как я мог её забыть. Этот эпизод ещё часто снился мне по ночам, не давал покоя. С Сергеем я никогда не обсуждал этой ситуации. Было не совсем удобно говорить с ним об этом

        – Ты не всё вспомнила. Как я мог в течение  стольких лет не понять кто ты? Ольга…, разреши удочерить мою дочь?

        Какой глупый вопрос… Теперь я понял её поведение, и слёзы, и странную манеру смотреть на  меня вопросительным взглядом.

        –  Ты специально рекомендовала надеть Лите то самое красное платье? Оно ей немного коротко, но очень красит. Ты ей всё рассказала… И её намёки… Выходи за меня… Лита будет не против. Правда, у меня нет кольца… – Я продолжал бормотать какие-то неуместные, глупые слова, боясь её ответа…

        Ольга подняла глаза впервые за весь рассказ.  Я никогда раньше не видел в них такого блеска.

Валерий Шурик из Америки для belisrael.info

Опубликовано 31.05.2017  00:46