Tag Archives: Гомельский погром 1903

Владимир Лякин. Разговор деда с «балаховцем»

На исходе серого, ненастного дня 10 ноября 1920 года во двор путевой казармы при железнодорожной станции «Мозырь-Калинковичи» (ныне дом № 1 по ул. Подольской) зашли пятеро с винтовками. На барашковых папахах – эмблема в виде черепа со скрещенными костями, на рукавах шинелей нашиты белые кресты. Месяца не прошло, как семья путевого обходчика Г. П. Сергиевича перебралась из землянки в это сравнительно благоустроенное жилье – и вот, принимай «гостей»! Постояльцы заняли жилую комнату, хозяева перебрались в кухню. Это были шестидесятилетний Павел Сергиевич (отец Георгия), его жена Пелагея, их невестка тридцатилетняя Ульяна и внук Дмитрий восьми лет. Сам же путевой обходчик и другие сочувствующие советской власти железнодорожники накануне покинули Калинковичи.

Незваные гости наказали хозяйке сварить картошки (другой еды в доме не было), расселись у стола, развязали свои вещмешки, достали оттуда хлеб, сало, консервы и пару бутылок самогона. Пока варилась картошка, в разговоре солдат прозвучало название полесского местечка Янов за Пинском, где недавно формировалась их 3-я Волжская дивизия «Народно-добровольческой армии». Услышав название родных мест, откуда семья Сергиевичей отправилась летом 1915 года «в беженство», дед подошел к ним. Завязалась оживленная беседа, к которой из коридора внимательно прислушивался маленький Митя. Много лет спустя писатель Д. Г. Сергиевич (1912–2004) расскажет об этом в своей автобиографической повести «Давние годы» и стихотворении «Дзед і балаховец».

Кто же такие «балаховцы» и как они появились в Калинковичах? Станислав Никодимович Булак-Балахович (1883–1940), белорус по происхождению, воевал вначале в царской, затем в Красной армии, потом перешел со своим отрядом к «белым». Сформированная им добровольческая дивизия в составе польской армии хорошо проявила себя в боях с «красными» на белорусской земле и под Варшавой, после чего была развернута в корпус. Когда между Польшей и Россией было заключено перемирие, польские власти намеревались его расформировать, но С. Н. Булак-Балахович убедил маршала Юзефа Пилсудского предоставить ему возможность провести самостоятельный поход на Беларусь, чтобы поднять там антисоветское восстание. Маршал, человек опытный и проницательный, дал такую характеристику генерал-поручику: «Не ищите в нем признаков штабного генерала. Это типичный смутьян и партизан, но безупречный солдат, и скорее умный атаман, чем командующий в европейском стиле. Не жалеет чужой жизни и чужой крови, совершенно так же, как и своей собственной».

Корпус получил дополнительное вооружение и статус «Русской народной добровольческой армии». В ее составе к началу ноября 1920 года были три пехотные и одна кавалерийская дивизии, а также отдельные подразделения, имевшие 20 тысяч бойцов, 36 орудий, 150 пулеметов, бронепоезд и авиаэскадрилью. Кроме белорусов в этой армии было немало кавказцев и выходцев из центральных российских губерний, бывших пленных 1-й мировой войны и красноармейцев (составленная из них 3-я Волжская дивизия генерала Ярославцева более всего «прославилась» антиеврейскими погромами и грабежом мирного населения).

Находившиеся на Полесье немногочисленные подразделения Красной армии (в августе она понесла громадные потери в окружении под Варшавой) и отряды местного советского актива были вынуждены быстро отступать под натиском превосходящих сил противника. В течение двух дней добровольческая армия заняла Житковичи, Туров и Петриков. 7-го ноября на параде в местечке Туров главнокомандующий поклялся «не складывать оружия, пока не освободит родной край от узурпаторов». Два дня спустя «балаховцы» взяли Мозырь и Калинковичи. Вот тогда и заявились вооруженные «гости» к Сергиевичам и другим калинковичанам…

Стихотворение «Дзед і балаховец» было написано Д. Г. Сергиевичем по детским воспоминаниям в 1993 году. Текст, написанный его рукой, был найден в личном архиве писателя уже после его смерти (впервые опубликован в альманахе «Палац» № 4, 2016).

Спанадна слухаць: дзе і што,

І як, чаму, якім манерам –

Стаў балаховец на пастой,

Разгаварыўся за вячэрай:

 

– Жывем мы, людзі, ў страшны час,

Ліхога толькі што і чуем…

Я рады, што зайшоў да нас.

І, як відаць, што заначуе.

 

Уважна слухаў яго дзед,

Сваё ўстаўляючы ў бяседу.

– Так-так, перакруціўся свет, –

Уторыць балаховец дзеду.

 

– А што б, калі ваякі ўсе, –

Гаворыць дзед, ніяк не змоўкне, –

Ды разышліся пакрысе

Па родных, па сваіх дамоўках?

 

– Ты – несвядомы дзед зусім, –

Гаворыць важна балаховец, –

А думаў ты, што будзе ўсім,

Як пераможа свет той “новы”?

 

Той Ленін, што сядзіць ў Маскве, –

Ужо ён вам згатуе долю!

Ты тут яшчэ сяк-так жывеш,

А прыйдзе ён – дык паняволіць.

 

– А, кажуць, ён за бедакоў, –

Мой мовіць дзед.

А той – як гляне:

– Той, хто, дзядуля, ды з паноў,

За бедакоў не стане!

 

А ён з паноў, ды немалых,

Па заграніцах цешыў душу,

А зараз ён табе, ні ў чых,

Твой добры лад парушыў.

 

– А вы даруйце, – кажа дзед, –

Бо я тым розумам не мыты,

Вось пагалоска ўсюды йдзе,

Што вы – звычайныя бандыты?..

 

Як вызверыўся той бандыт,

Схапіўся за пістолю.

А потым кажа:

– Не туды

Ты вернеш, дзед, нядолю!

 

О, д’ябальскі савецкі лад

Вас, цемнату, дурачыць,

Бо толькі з гадаў подлых гад

Бандытамі нас бачыць!

 

Мы – вызваліцелі ўсіх вас

Ад зграі бальшавіцкай,

І хто гаворыць так пра нас,

Той першы ў свеце гіцаль!

 

– Ну, добра, – кажа сціху дзед, –

Шана усім вам, слава.

Хутчэй бы нам пазбыцца бед,

Скажу табе, ей-права!

 

Цялушку вось зарэзаў вам,

Для вашага атраду –

Калі йдзе гэткі тарарам,

Які ўжо там парадак!

 

– Парадак будзе! Наш атаман

Булак той Балаховіч

Гаворыць ад душы, не ў зман,

Усім ён унаровіць.

 

А то, што йдзе пра нас брыда,

Дык што ты зробіш, браце!

То не віна, а то бяда –

Ва ўсім трэ разабрацца.

 

Бывае й так – чаго грашыць,

Што куляй суд мы чынім –

Як кажуць, за ўпакой душы

З прычынай й без прычыны.

 

А мэта ў нас, дзед, – будзь здароў –

І дойдзем мы, і здзейснім:

Дачыста ўсіх бальшавікоў,

Да аднаго павесім.

 

Ачысцім мы ад хеўры той

Вялізны шмат Еўропы!..

І кажа дзед:

– А божа ж мой!

А ці вяровак хопіць?!.

 

– Ня бойся – будзе ў нас ўсяго –

Вяровак і патронаў,

І будзеш ты, дзед, ого-го! –

Як дойдзем мы да трону!

 

За тое, што прывесціў нас,

Зарэзаў нам цялушку,

Пачаставаў – не толькі квас,

Гарэлку ліў у кружку!

 

На дабрыню мы дабрынёй

Адказваем – дастаткам.

Ты, дзед, вось круціш галавой,

А гэта ж праўда-матка!

 

Калі ты хочаш – за цяля,

Што сёння парашыў ты,

Мы пяць цялят дадзім за-для,

Каб вырас твой пажытак!..

 

На абразы касіцца дзед,

Мо’ на’т вышэй – у неба:

–Канешне, дзякуй за прывет,

Ды мне цялят не трэба!

 

Адно прашу, у бойцы той,

Што будзе, пэўна, скора,

Паверх галоў палі, браток, –

Каб людзям меней гора!

 

Паслухай, што гаворыць хрыч

Стары, як хіліць голаў…

Ў дараднікі ж мяне пакліч,

Як выйдзем да прастолу!

 

І выйшаў дзед на двор, у хлеў,

К бяседзе неахвочы,

А балаховец той збляднеў

І тут як зарагоча:

– Вазьму, вазьму цябе, стары,

К тваёй жа, дзед, выгодзе!..

 

Малюнак з даўняе пары –

Было ў дваццатым годзе.

 

Между тем, С. Н. Булак-Балахович объявил в Мозыре об упразднении на Беларуси советской власти и восстановлении Белорусской Народной Республики (БНР), утвердил состав правительства, а себя назначил главнокомандующим. Однако его успех был кратковременным, а всеобщего крестьянского восстания, на которое очень рассчитывали, не произошло. Вскоре в район Домановичей с севера подошла советская 16-я армия и с ходу атаковала противника. В ночном бою 14 ноября Калинковичи были отбиты, но день спустя вновь взяты «балаховцами». Войска советской республики, перегруппировавшись на линии Замостье-Луки-Хобное, предприняли новое наступление. В ожесточенных боях 16 и 17 ноября главные силы «Русской народной добровольческой армии» были разгромлены, Калинковичи и Мозырь освобождены. Несколько сотен уцелевших «добровольцев» во главе со своим генералом смогли прорваться в районе деревни Прудок на правобережье Припяти и скрыться за польским рубежом. «Назначенный в местечке самим Булак-Булаховичем городской голова, – вспоминал Д. Г. Сергиевич, через несколько дней скрылся в неизвестном направлении. В конце ноября, рано утром выглянув в окно, я увидел, как, охватывая наш дом с двух сторон, прошла цепь красноармейцев с винтовками наперевес. Только балаховцев на станции не было». В Польше остатки добровольческих войск были интернированы и разоружены. Несмотря на требования советских властей выдать им генерала и его бойцов, поляки на это не пошли.

Фрагмент заявления в милицию от владельца одной из калинковичских лавок, ограбленного «балаховцами» (документ найден в мозырском архиве автором этой статьи)

Отношение местного населения к «балаховцам» в то время и позднее было неоднозначным: кто-то видел в них освободителей от «красного» террора и продразверстки, кто-то – обычных грабителей. Из хранящихся в Мозырском зональном архиве документов видно, что местечко Калинковичи и железнодорожная станция тогда сильно пострадали (в основном не от боевых действий, а от разбоя), было убито несколько десятков местных жителей (большинство – представители здешней еврейской общины). Притом известно, что сам С. Н. Булак-Балахович преследовал мародеров и грабителей, отдавал их под суд, лично расстрелял за учиненный погром взводного Савицкого, поручиков Смирнова и Андреева. Для какой-то части белорусской молодежи этот храбрый, с прекрасной строевой выправкой, генерал и элитный белорусский эскадрон его личной охраны надолго стали образцом для подражания. В конце 1920-х годов газета «Чырвоная змена» даже напечатала статью о действовавшей на Гомельщине конной молодежной хулиганской шайке, врывавшейся по ночам в деревни с кличем «Гей, батька Балахович!». После оккупации Польши в 1939 году немецкими войсками генерал продолжал подпольную борьбу и был убит в Варшаве 10 мая 1940 года в перестрелке с немецким патрулём.

В. А. Лякин, г. Калинковичи

* * *

Наш постоянный автор Владимир Лякин родился 16 октября 1951 года в Хойниках Гомельской области. Автор книг “Свет православия на Калинковичской земле” (в соавторстве с протоиереем о. Георгием Каминским), “Фамилии калинового края”, “Мы с берегов Каленовки”, “Калинковичи на перекрестке дорог и эпох”, “Мозырь в 1812 году” и др. Член ОО “Саюз беларускіх пісьменнікаў”.

Недавно стало известно, что за книгу “Ліцвіны ў гвардыі Напалеона”, презентация которой состоялась в Минске в ноябре 2017 г., В. А. Лякин получил премию белорусского ПЕН-центра. Сердечно поздравляем!

Опубликовано 12.02.2018  09:27

***

комменты из фейсбука:

Роман Циперштейн, Пинск, 13 февр. в 00:59

Что было в Белоруссии до революции и до I мировой и в период до II мировой и во время войны и после я знаю от дедушки и от папы. Моего прадеда убили во время Гомельского погрома в Гомеле (1903) на вокзале, когда он возвращался в Мстиславль домой. После дедушкиной свадьбы семью моего отца, троих его братьев помогли “убрать” “друзья-соседи”, а мать с его братом и сёстрами сдали тоже соседи. Их полицаи из местных привезли из леса, где они прятались, загнали в сарай и подожгли, брат выскочил из горящего сарая, его словили, привязали к двум лошадям и разорвали. Это рассказали моему отцу очевидцы-соседи, настоящие православные, которые его около недели прятали в подвале, даже когда к ним в дом пришёл немец, который предупредил, о грядущих облавах, сказал, что бы они моего отца спрятали где нибудь а лесу. Так что знаю многое, что тут было.

Прадед Леви-Ицхак, сын Шмуэля-Реувена Трегубова

Шмария (Шмерл), сын Ицхака Трегубова и его мама Хая-Рахель Трегубова

Меер, сын Якова Циперштейна. Его разорвали, привязав к двум лошадям

дедушка Романа Циперштейна – Шмария (Шмерл), сын Ицхака

Прислано Романом Циперштейном 13 февраля

Добавлено 13.02.2018 15:52

 

М. Акулич. Гомель и евреи (1)

ПОЯВЛЕНИЕ ЕВРЕЕВ В ГОМЕЛЕ И ИХ РАССЕЛЕНИЕ

Впервые евреи в Гомеле появились еще во времена Киевской Руси, а новый приток евреев пришёлся на время правления в ВКЛ князя Витовта. Появление постоянного еврейского населения в Гомеле, скорее всего, относится к периоду между временем его включения в ВКЛ (1335 г.) и переходом под юрисдикцию Речи Посполитой (1569 г.).

Существует документ, по которому недалеко от Гомеля (в Белице) в 1637 году существовала еврейская община. Она относилась к тем общинам Великого Княжества Литовского, у которых имелись задолженности. В 40-е годы XVII столетия в Гомеле проживало порядка двух тысяч евреев.

Большинство евреев-поселенцев бежали из стран Западной Европы (прежде всего, из Германии), где были «чумные» погромы, в Речь Посполитую и ВКЛ. Эти евреи были людьми, обладавшими высокими навыками торговли и ремесла. Будучи сплоченными в кагалы (религиозные общины), они быстро заполняли города Беларуси.

Проворных еврейских торговцев не любили местные купцы, поскольку с ними оказывалось весьма проблематично конкурировать. Поначалу конфликты имели сугубо деловой характер, однако со временем в них проявлялась и религиозная нетерпимость.

ВОССТАНИЕ ПОД ПРЕДВОДИТЕЛЬСТВОМ БОГДАНА ХМЕЛЬНИЦКОГО, ВХОЖДЕНИЕ ГОМЕЛЯ В СОСТАВ РОССИИ

В 1648 г. в Украине началось восстание Богдана Хмельницкого. Один из его лозунгов был таким: «Жид, лях и собака — вся вера однака». В Гомеле собралось немало беженцев из Украины.

Перед Пасхой 1649 года украинскими казаками полковника Мартына Небабы был взят Гомель, после чего в нём вырезали евреев (иудеев) и католиков. Евреев вырезано было полторы тысячи человек (по другим данным, более двух тысяч). Среди них были и мужчины, и женщины, и дети. Сохранилась легенда о том, что уцелеть удалось лишь одной еврейской девушке, ставшей впоследствии родоначальницей рода Бабушкиных.

Похоронили жертв «хмельниччины» на старом еврейском кладбище, которое называлось Бабушкинским. Еще в начале ХХ века на нем стоял памятник жертвам страшной резни.

Тех из представителей еврейства, кто перешёл в православие добровольно, казаки не уничтожали. Однако большая часть из поменявших иудаизм на православие людей после возвращения Гомеля в Речь Посполитую вернулась к иудаизму. В то же время было немало случаев и насильственного обращения евреев в христианство.

ИСТОРИЯ ГОМЕЛЯ XVIII СТОЛЕТИЯ

К периоду 1770-х годов имел место заметный рост еврейской общины Гомеля. Среди евреев города были торговцы (причем и крупные, у которых были наемные работники, и мелкие) и cлужители культа. Также среди еврейского населения было немало ремесленников и бедняков.

Согласно законодательству Великого княжества Литовского евреи, проживавшие в городах Беларуси, являлись отдельной сословно-конфессиональной и податной группой населения. Не исключением был, разумеется, и Гомель. Права евреев охранялись и представлялись кагалом (кегилой), т. е. общиной, единицей еврейской социальной самоорганизации. В рамках общины происходило развитие особенной культуры с идишем, который использовался как язык общения, и ивритом, рассматривавшемся в качестве языка религии, делопроизводства и образования. В обязанности кагала входил сбор налогов, а также решение общественных и религиозных дел. В 1770-х годах высшим служителем культа, судьей по проблемам семьи и веры, и духовным главой кагала Гомеля был раби (раввин) по фамилии Давидович.

В 1772-м году Гомелю суждено было войти в состав Российской империи, однако из-за проведения Екатериной Второй знаменитой «черты оседлости», для евреев восточная практически граница не изменилась. Дело, кстати, касалось вовсе не религиозных соображений: “черту” захотело ввести московское купечество в целях защиты от конкуренции. Так или иначе, из-за данной “черты” Гомель для проживавших в нем евреев стал своеобразным гетто. Хорошо ещё, что отношение к евреям владельца города, просвещенного графа Николая Румянцева, отличалось толерантностью. При его содействии еврейской общиной была воздвигнута Большая каменная синагога в Гомеле.

ИСТОРИЯ ГОМЕЛЯ XIX СТОЛЕТИЯ

Начало 19-го столетия. Гомель становится одним из центров такого направления в хасидизме, как “Хабад”. Благодаря этому движению обучение иудаизму распространенилось во многих странах, где в итоге было обеспечено создание и развитие еврейских общин. Одним из самых известных гомельских приверженцев “Хабада” был Айзик-Ицхак бен Мордехай Эпштейн, написавший ряд проповедей и трудов по Каббале.

В 1855 году евреи в городе составляли более 77 процентов, но сорок лет спустя их уже было немногим более половины от всего населения Гомеля.

В 1864 году в Гомеле (вкупе с Гомельским уездом) жило 9730 евреев, отличавшихся своей активностью и участием в самоуправлении города. В городе в 1863-м году насчитывалось 9 синагог, а в 1897 году их было уже 26.

В 1891 году в городе родился раби Элияу-Элиэзер бар Реувен-Дов Деслер, выдающийся мыслитель и педагог, один из лидеров этического движения в иудаизме “Мусар”. Это был мудрец поколения, один из тех, кто возродил духовную жизнь евреев в Англии. Его многочисленные статьи и уроки, записываемые учениками, впоследствии были включены в широко известный сборник “Михтав миЭлияу” («Послание от Элияу»).

Евреи владели первыми в Гомеле промышленными предприятиями. В 1840 году возник сально-свечной завод Школьникова, в 1853-м — круподерный завод Любина, в 1864-м — костопальный завод Ловьянова. 1874 год был отмечен появлением крупчатного Белицкого завода Шендерова, 1877-й — медоваренного завода Шейнкмана, 1879-й — двух дрожжевых заводов Итоновой и Гамбурга.

В 1893 году в городе проживало евреев 14472 человека против 14291 человек православных. В 1897-м проводимой переписью населения было выявлено 20385 евреев, или примерно 55 процентов от всего его населения Гомеля.

Число синагог было 26, а еврейских молитвенных домов – 25. В гомельском еврейском училище обучалось 200 человек учащихся. В еврейской мужской гимназии училось 255 учащихся, их обучало 27 преподавателей.

Выпускником данной гимназии был, кстати, Л. Г. Выготский (тогда – Выгодский), позже – знаменитый психолог. В городе работала и женская прогимназия, а также начальное еврейское училище и женское училище Сыркиной.  Еще в Гомеле были училища благотворительные, 45 хедеров и талмуд-тора Голомштока.

ЕВРЕЙСКАЯ ЗАСТРОЙКА И ЖИЗНЬ ГОМЕЛЯ ПОСЛЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЯ ЕВРЕЕВ ИЗ МОСКВЫ И ПЕТЕРБУРГА

Самые предприимчивые из еврейских купцов и торговцев перебирались из Гомеля в Петербург и Москву. Но такое еврейское переселение не нравилось императору Александру III. Поэтому им была проведена своеобразная «массовая депортация» евреев в места, находящиеся в границах «черты оседлости».

После того, как евреи были изгнаны из Москвы и Петербурга в 1890-х годах, численность гомельских евреев заметно возросла.

Многие московско-еврейские предприниматели, имевшие «золотой запас», переехали в Гомель, являвшийся крупным центром речных и железнодорожных путей. Они-то и скупили участки в центральной части города, которые застраивались «доходными домами» – двух-трехэтажными каменными зданиями. Некоторые из этих зданий стоят в Гомеле и сейчас.

В то же время небогатые евреи, которые были ремесленниками и рабочими, заселили вместе с владельцами проданных участков в центре Гомеля окраины, которые прозывались “Америкой”, “Кавказом”, “Кагальным рвом”. Почему “Америкой”? Может, это название связано с эмиграцией местных жителей за океан, а может, устройство гомельской “Америки” напоминало «республику», кто знает…

Бедные евреи поселялись в «Кагальном рву», который был настоящей трущобой, не уступавшей по уровню криминальности и колориту одесской «Молдаванке».

Гомель интенсивно рос, в нём возникали большие модные магазины с солидными оборотами. Если взять темпы развития города, то уместно его сравнение даже с Киевом. Евреи торговали пенькой, льном и лесом. Размер торгового оборота в 1870 году равнялся примерно двум миллионам рублей, а в 1890 году — приблизительно пяти с половиной миллионам рублей.

НОРМЫ ЖИЗНИ ЕВРЕЙСКОЙ ОБЩИНЫ В ГОМЕЛЕ

Большая часть еврейской общины Гомеля подчинялась религиозным нормам. В субботу (шабес) верующие иудеи обязаны были отдыхать, курящим в этот день запрещалось курить. Непокорные нередко забрасывались камнями. Высшим из авторитетов был раввин, с которым советовались, которому доверяли разрешение конфликтов.

Государство желало установления контроля над общиной, а потому ввело государственное утверждение выборов казённых раввинов. Казённым раввином в Гомеле в начале ХХ столетия был домовладелец Меер Маянц. Однако никуда не исчезли и раввины духовные, неформальные. Представители власти называли их «фанатиками, препятствующими борьбе с имеющимися предрассудками».

 

В Гомеле открыли Большую и Малую каменные синагоги, Старосельскую синагогу, Любавичскую и Малолюбавичскую, а также «Рош-Пино». Всего их было 18, да ещё восемь молитвенных домов. До наших дней сохранилась лишь одна из синагог.

Из–за обязанности евреев читать Тору они, по статистике, были вдвое грамотнее представителей других народов, проживавших в Гомеле. Грамотных среди евреев насчитывалось более 30 процентов.

ЕВРЕЙСКИЕ ШКОЛЫ И ЗАНЯТОСТЬ ЕВРЕЕВ ГОМЕЛЯ В ЦАРСКОЙ РОССИИ

В 1910 году в Гомеле работало 45 начальных школ-“хедеров”, причём учителя-меламеды были сосредоточены в «Америке». Помимо этого в городе имелись: две религиозные школы, две талмуд-торы (специальные религиозные школы), еврейское начальное училища, еврейская женская прогимназия Сыркиной и частная еврейская гимназия доктора Ратнера.

В правительственные гимназии, а также в университеты евреев принимали дозировано, поскольку существовала «процентная норма». Государственная служба и ряд профессий были для евреев закрыты. Российская империя ограничивала жизнь представителей еврейской нации законодательно. В дискриминационном законодательстве было 500 пунктов и параграфов в пользу этого ограничения.

По этой причине иудейское население занималось в основном торговлей и производством. Еврейскими предпринимателями традиционно контролировалась большая часть торговли (как оптовой, так и розничной) Гомеля. К примеру, в руках евреев былa сосредоточенa торговля хлебом и лесом. Конкуренцию им составляли только купцы-старообрядцы.

Капиталисты-евреи владели девятью-десятью из крупнейших гомельских предприятий (общее число – 12). Порядка 70–80% менее крупных предприятий имели владельцев-евреев. При этом уместно заметить, что прадедушка известного барда Александра Розенбаума Артур Миляев был совладельцем фабрики по изготовлению тетрадей.

ДВИЖЕНИЕ ПРОСВЕЩЕНИЯ

В интеллигентной среде Гомеля к началу ХХ столетия начало разворачиваться движение “Хаскала”, являвшееся для евреев фактически движением просвещения.

В Гомеле молодой еврейский литератор Иосиф-Хаим Бренер опубликовал свой первый рассказ «Буханка хлеба». Позже он был призван в российскую армию, отправлен на войну с Японией, но в итоге оказался в Лондоне при содействии «Бунда» — Всеобщего еврейского рабочего союза в Польше и Литве. В Англии он примкнул к рабочим сионистам «Поалей-Цион». После этого Иосиф Бренер, один из пионеров литературы на иврите, поехал в Палестину и вместе с другими еврейскими активистами основал израильское профсоюзное объединение «Гистадрут» («Федерацию труда»). В 1921 году Бренера убили в Яффе арабские погромщики. В его честь в Израиле назвали один из крупнейших кибуцев, множество улиц в разных городах.

Первая бесплатная библиотека в Гомеле была создана И. М. Захариным, читальню расположили в доме братьев Шановичей. Захарин также организовал бесплатную школу для рабочих, однако его в 1897 году арестовала полиция, и это довело его до сумасшествия.

Когда революция 1905 года потерпела поражение, многие из гомельских интеллигентов-евреев стали работать в общественных организациях. В то время гомельское отделение «Общества распространения просвещения среди евреев в России» возглавлял отец всемирно известного в ХХ веке психолога Льва Выготского, Симха (Семён) Выгодский (1869–1931).

ОРГАНИЗАЦИЯ ”БУНД” В ГОМЕЛЕ

Большинство гомельских евреев не были богатыми: они были рабочими, ремесленниками, мелкими торговцами и даже нищими. Для оказания помощи самым бедным евреям в 1897 году возникло «Еврейское общество пособия бедным». Оно содержало дешевую скромную столовую для всех нуждавшихся, помогало старым евреям одеждой и хлебом, выдавало беспроцентные кредиты.

Но пролетариям на «еврейской улице» не хотелось подачек от хозяев. Оказавшись в условиях двойного гнета – экономического и социального – они нередко примыкали к революционерам. В 1893 году типографский рабочий Поляк, прибывший в Гомель из Минска, основал первый социалистический кружок для рабочих-евреев.

В 1898 году в Гомеле появилась организация «Бунд», представлявшая собой социал-демократическую партию (некоторое время входила в РСДРП, но отличалась от неё национальной позицией), довольно популярную среди рабочих. Бунд вёл пропаганду главным образом на идише, добиваясь для евреев того, что называлось «национально-культурной автономией».

СИОНИСТЫ ПРОТИВ БУНДОВЦЕВ

Первые из сионистов стремились к объединению и возрождению евреев как народа в Израиле, являющемся их исторической родиной. В Гомеле наблюдалась деятельность и партий «буржуазных» сионистов (к примеру, «Ховевей-Цион»), и «левых», которые призывали пролетариев, чтоб становились «рабочими Сиона» (например, «Поалей-Цион»). Сионисты открыли в городе ряд школ с преподаванием на иврите, а не на «жаргонном» идише. А гомельского врача Григория Брука в 1899 году избрали в Генсовет Всемирной сионистской организации, созданной незадолго до того.

Позже некоторые сионисты Гомеля поехали в Палестину, где вместе с другими деятелями основывали первые кибуцы, создавали военизированную организацию для их охраны под названием «Ха-Шомер» («Страж»). Таким образом, можно говорить об определенном участии гомельских евреев в создании Армии обороны Израиля.

Сионистам, исповедовавшим еврейскую исключительность, противостояли бундовцы, которые были за «интернациональное единство рабочего класса». Оппоненты даже доходили до драк в синагогах.

Любопытно, что поначалу сионистов поддерживала царская полиция. С её помощью в Гомеле, как и в других городах, стали появляться группы ЕНРП («Еврейской независимой рабочей партии»). Активисты этой партии предлагали ведение чисто экономической борьбы с хозяевами и эмиграцию в Палестину. Политику и царя трогать не предусматривалось. Однако вскоре эту «конструктивную оппозицию» разогнали из-за возмущения хозяев.

ГОМЕЛЬСКИЕ ЕВРЕЙСКИЕ ПОГРОМЫ

Любопытно, что первые «погромы» против демократически настроенных евреев устраивались евреями-консерваторами. Старейшины, прибегая к помощи полици, обходили дома и требовали выдачи бунтарской молодежи. Также они натравливали на бунтовщиков извозчиков и мясников. Это сильно разозлило бундовцев, которые отважно сразились с мракобесами и разгромили их наголову. После этого мясникам и извозчикам ничего не оставалось, кроме как самим попроситься в профсоюз социал-демократов.

«Русское» купечество и еврейские предприниматели между собой жестко конкурировали. Это обстоятельство, а также участие полиции привели к гомельскому погрому 1903 года. В нём проявили себя еврейские силы вооруженной самообороны, противостоявшей погромщикам. На стороне самообороны были те, кто относился как к сторонникам, так и противникам создания еврейского государства в Палестине.

,

Во время погрома были убиты десять евреев, кроме того, многие евреи были ранены, имущество подверглось грабежу.

После этого погрома в Гомеле в 1904–1906 гг. состоялся известный судебный процесс. Судили как погромщиков, так и евреев (участников самообороны; их было 36 человек). В суде царила неблагоприятная обстановка, но, благодаря тысячам свидетелей, виновные в погроме были установлены. Также были изобличены покровители этих виновных из числа представителей властей. В итоге некоторых евреев оправдали, а других осудили на короткий (несколько месяцев) срок тюремного заключения. Весть об этом процессе разнеслась по всей России, о нем узнали и за границей.

Уже в Палестине бывшими гомельчанами в 1909 году (весной) была создана вооруженная организация еврейской самообороны «Ха-Шомер». Руководство ею взял на себя Исроэль Шохат.

Подготовила Маргарита Акулич по материалам tut.by и иным источникам

(окончание следует)

Опубликовано 09.08.2017  16:02 

Юрий Глушаков. СУД И ПОГРОМ

Суд и погром: как в Гомеле русских и евреев за национальную рознь судили

110 лет назад, в конце 1906 года, завершился Гомельский процесс, придавший нашему городу всероссийскую известность. Этот суд был посвящен событиям, также прозвучавшим по всей Российской империи — гомельскому погрому 1903 года…

 

Погромом против погрома?

В начале XX века более 60 процентов населения Гомеля, входившего в «черту оседлости», составляли евреи. Ортодоксальные иудеи всегда были покорны власти. Но по мере того, как и на еврейской улице появились свои студенты и пролетарии, они стали играть активную роль в разворачивающемся революционном движении. В ответ весной 1903 года в Кишиневе разразился страшный погром. В Гомеле он произвел настолько сильное впечатление, что несколько человек сошло с ума в ожидании подобной резни.

29 августа 1903 года на Базарной площади Гомеля, в результате ссоры между лесником и торговкой селедкой, произошло массовое столкновение между христианами и евреями. 1 сентября в центр Гомеля из «Залинии» хлынула толпа рабочих-железнодорожников, принявшихся бить евреев и громить их дома и магазины.

Уже по горячим следам стали говорить, что еврейский погром вызвали сами евреи, устроив перед этим «русский погром». С другой стороны, революционная пресса, а потом — и советские историки, писали о том, что вылазку реакционеров-черносотенцев организовала гомельская полиция.

Особое присутствие

Первая попытка установить истину была предпринята на судебном процессе, который шел в Гомеле, с перерывом, с октября 1905 по ноябрь 1906 года. Гомельский процесс вела выездная сессия Киевской судебной палаты. К суду ее Особого присутствия первоначально привлекли 36 евреев и 44 — «христиан». Погромщиков защищали и соответствующие адвокаты — например, руководитель гомельского отделения «Союза русского народа» Е.А. фон-Бринкен.

Среди защитников евреев были такие известные в России юристы, как Максим Винавер, депутат I Государственной думы от партии кадетов, и Михаил Мандельштам. Защищал евреев и сын протоиерея и духовника царской семьи, Николай Соколов.

Михаил Мандельштам

Максим Винавер


Михаил Соколов

К процессу было привлечено около 1000 свидетелей. При этом 130 из них — не явилось. Поэтому часть офицеров 160-го пехотного Абхазского полка, находившихся на Дальнем Востоке, прокурорский надзор предложил считать «умершими».

Изданные в 1907 году протоколы процесса составили пухлый том более 1200 страниц, ныне являющийся библиографической редкостью. Стартовая цена на аукционах на книгу «Гомельский процесс» начинается с 300 долларов.

«Русский погром»

Процесс проходил в здании городского общественного правления под усиленной охраной войск и полиции, билеты в зал заседаний брались «с бою». Из показаний многочисленных свидетелей стала смутно вырисовываться картина происшедших в Гомеле беспорядков. В пятницу 29 августа, около пяти часов вечера, пьяный лесник имения Паскевичей Семен Шалыков заспорил с торговкой селедкой Элькой Малицкой. По словам Шалыкова, торговка не давала ему сдачи с 20 копеек, назвала «свиньей» и плюнула в лицо. По свидетельству же Малицкой, Шалыков хотел забрать за «полтинник» всю бочку, стоившую 12 рублей. И толкнул продавщицу, которая была беременной от удара при падении потеряла сознание.

Дальше показания сторон расходятся. Но десятки крестьян, привлеченные к суду, слово в слово твердят одно — внезапно, по свистку, отовсюду появились толпы евреев, вооруженные палками. Они стали бить лесника Шалыкова, людей, за него заступившихся, а затем избивать подряд всех «русских». Характерно, что всех не евреев — жителей Гомеля и окрестных белорусских сел, в царском суде упорно называют «русскими». Говорилось о девочке, которую якобы волочили по мостовой так, что кожа с лица слезла. Впрочем, девочку эту не нашли. Бесследно исчезли и трупы еще как минимум нескольких «убитых», о которых также показали свидетели. А вот крестьянин Федор Силков действительно получил удар ножом в шею, отчего вскоре и умер.

Нападению едва не подвергся даже поручик Абхазского полка Пенский, который то ли выручал молодого еврея от душившего его солдата, то ли, наоборот — избивал «еврейчика». Поручика от толпы спас начальник пожарной команды Рудзаевский и казенный раввин Гомеля Маянц.

Дом Маянца

Беспорядки были прекращены полицией и войсками под руководством прибывшего на место полицмейстера Фен-Раевского. К этому времени со стороны полиции и «еврейских скопищ» уже успели прозвучать одиночные выстрелы, но полицмейстер распорядился прекратить стрельбу. Тем временем толпа крестьян, убежавших в имении Паскевича и вооружившихся там кольями, вместе со слугами Паскевичей снова кинулась на евреев. Однако Раевский разогнал и их, и возбужденные толпы евреев. Увещевать последних полицмейстеру помогали еврейские интеллигенты, а группа особо буйных «сынов Израилевых» была арестована.

Так неужели гомельские евреи действительно пытались учинить «русский погром»?

Племенная вражда

Помощник прокурора Рыжов даже удивлялся, что погром произошел в «пункте, которому нельзя отказать в некоторой культурности — в Гомеле». Поэтому на суде с особым усердием пытались установить, была ли раньше в Гомеле вражда между евреями и христианами? Тут мнения расходились. Одни говорили, что никаких конфликтов не было, евреи и «русские» жили мирно, торговали, работали, общались друг с другом. Другие же свидетели, преимущественно офицеры и чиновники, показывали совсем иное… По их словам, еврейская молодежь вела себя «нагло и вызывающе». По субботам она тысячными толпами запруживала Румянцевскую и даже толкала представителей благородных сословий.

Командир роты Абхазского полка капитан Цельсов с возмущением жаловался судьям, как какое-то лицо еврейской национальности не уступило его жене место на тротуаре: «Моя жена — не кухарка, а дама представительная!» Видимо, по этой причине супруг «представительной жены», посланный со своей ротой на усмирение громил, отказывал мирным евреям в помощи.

Свидетель Ковалев заявлял, что «у нас евреи народ дерзкий, с ними опасно». Ходят-де с ножами. Даже во время погрома евреи якобы кричали: «Гомель — наш, мы его купили!» Опираясь на такого рода показания, государственное обвинение выстраивало следующую картину — гомельские евреи решили отомстить за гибель своих единоверцев во время Кишиневского погрома. С этой целью они создали вооруженные отряды, обучавшиеся стрельбе на Мельниковом лугу. А научившись, устроили 29 августа «русский погром».

Но версии о «русском погроме» резко противоречили показания одного из главных действующих лиц тех событий — гомельского полицмейстера Фен-Раевского. Полицмейстер точно показывает — в пятницу 29 августа драка была обоюдной. На последовавших за тем выходных полицмейстер узнал, что в понедельник руками рабочих железнодорожных мастерских готовится еврейский погром. Однако местная политическая полиция — жандармский ротмистр Дудкин, подобную информацию почему-то категорически опровергал.

Фен-Раевский все же распорядился с утра 1 сентября подтянуть к вокзалу роту солдат — и не ошибся. В 12 часов дня по гудку толпа рабочих пошла в город — жандармы распространили в мастерских слух, что евреи режут семьи рабочих! Полицмейстер встретил ее с абхазцами у входа на улицу Замковую (проспект Ленина) и пытался уговорить — но бесполезно, толпа была настроена агрессивно и заявляла, что поквитается с евреями за пятницу. Страсти подогревали слухи, что евреи якобы разграбили Ченковский монастырь и вырезали ребенка из живота беременной. Тогда Раевский отдал приказ окружить скопище. Но командир роты капитан Горсткин поставил цепь так редко, что мастеровые свободно прошли сквозь нее — и зазвенели стекла первых витрин. Вскоре на другой стороны Замковой появились отряды еврейской самообороны. И те, и другие пытались сойтись врукопашную — войскам и полиции едва удавалось их разделить. В это время помощник пристава Бржозовский получил удар камнем в спину. Подстрекатели громко закричали: «Евреи полицейского убили!». Толпа с удвоенным азартом принялась разносить дома и магазины. Мирные жители в ужасе разбегались и прятались.

Солдаты оттеснили самооборону дальше по Замковой, а громил — на боковые улицы. Рота капитана Архарова штыками отогнала их за линию железной дороги. Но погромщики, обрастая по ходу толпой вокзально-базарных босяков, вернулись через Мохов переезд и принялись разносить дома на «Америке». Пух и перья летали по узким улочкам этого района еврейской бедноты. Бесчинствами тут верховодил Петр Матузов из Еремино, работавший прислугой в мужском туалете на вокзале. Фен-Раевский лично увещевал его, но туалетный работник продолжал орудовать «с особой жестокостью и возбуждением». Видать, мстил за то пренебрежение, с каким ему кидали ему свои медяки еврейские коммерсанты? Правда, русские баре, спешившие по нужде, вряд ли испытывали к соплеменнику из сортира большее уважение…

Тем временем из толпы полицмейстеру кричали: «Жидовский батька, хабарник, ты нас продал». Тут к месту погрома по улице Ветренной (Гагарина) возвращается самооборона… И толпа приходит в неистовство. И она идет на солдат, разрывая на груди рубахи и крича «Лучше умереть от русских штыков, чем от жидовских ножей!». До этого капитан Архаров просто игнорировал приказы полицмейстера действовать оружием. Но тут нервы капитана не выдержали… После троекратного предупреждения он командует: «Пли!». Громыхнули выстрелы, и двое из толпы громил упали убитыми. Следующий залп, уже без предупреждения, ударил по еврейской самообороне. И тоже — два человека легло замертво…

А вот капитан Лысенко во главе своей роты спокойно наблюдал, как рядом с ним толпа громит Румянцевскую. На приказ полицмейстера принять меры бравый капитан не сдвинулся с места и ответил, что он охраняет… улицу. На этом месте помощник прокурора и адвокат Бринкен стали прерывать рассказ Раевского…

Бери часы — спасай Россию!

Но из показаний многочисленных свидетелей становилось ясно — дикие сцены разыгрались в этот день в разных местах города. Интеллигент Горн на улице Румянцевской бегал от погромщиков вокруг помощника пристава Чарнолусского, умоляя о спасении — но в конечном итоге был избит до потери сознания. Артель строителей Орловского банка убила Мордуха Кевеша, размозжив ему череп камнем. Еще двое евреев были убиты в тот день таким же образом — Меер Давидов на Новиковской улице, книгоноша Берко Лейкин — ударами гири по голове в районе костела. Самооборона, в свою очередь, охотилась за погромщиками или за теми, кого за них принимала. Емельян Головнев был заколот стилетом на улице Ново-Рогачевской. Некоего нищего Козлова, предположительно — участника погрома на Могилевской, нашли зарезанным возле «Гранд-отеля».

Базарная площадь

Насмерть напуганные еврейские женщины и дети прятались на чердаках и в садах, по крышам перелазили с дома на дом. Многих в это жуткое время давали убежище их соседи-белорусы. Равным образом, во время массовой драки 29 августа, евреи укрывали и защищали христиан.

Но некоторые сцены выглядели трагикомическими. К заводу Школьникова на Рогачевской подошла буйствующая толпа. Механик завода Кузьма Морозов и рабочие попросили не громить, чтобы не лишать их работы. Толпа потребовала отступного. Тогда механик передал «спасителям России» деньги. «Вот, хлопцы, два рубля на водку — бить не будем!» — заявил их предводитель Милетий Почекин, машинист из Прудка. Но в это время из-за угла вывалило еще одно скопище — и обе толпы с радостными криками принялись крушить дом заводчика-«эксплуататора» не той национальности. Громила Апрейчиков тут же натянул на себя брюки и рубашку Школьникова. Но вообще к грабежу у участников беспорядков было разное отношение. Наиболее «идейные» призывали: «Ничего не берите, чтобы не подумали, что это мы из-за денег». Но мародерство было повальным. Вслед за громилами ходили их жены, собиравшие выброшенные на улицу вещи в мешки. «Искажались» и «патриотические» лозунги. Так, Зиновий Кожемякин, круша часовой магазин Ямрома на Замковой, призывал: «Бей жидов, бери часы!» В некоторых домах били не только окна и зеркала, но даже кафельные печи. А вот на бутыли с наливкой у многих рука не поднималась — содержимое тут же употребляли по назначению.

Впоследствии в еврейских кругах утверждалось, что масштабы погрома были бы значительно большими, если бы не действия отрядов самообороны. До сих пор в немногочисленной уже еврейской диаспоре Гомеля бытует легенда о местной «Эсфирь». Согласно ей, некая молодая еврейка подслушала в трактире разговор полицейских о готовящемся погроме и успела предупредить об этом. Библейская же Эсфирь похожим образом спасла еврейский народ от готовящегося истребления и даже выпросила у своего мужа, персидского царя Артаксеркса, разрешение евреям на вооруженную самооборону. Удивительно, но в материалах гомельского процесса есть упоминание о Мере Эйдлиной, услышавшей от двух рабочих, что помощник начальника железнодорожных мастерских обещал им водку за участие в готовящемся погроме. И предупредившей об этих приготовлениях самооборону.

Среди привлеченных к суду была 17-летняя Ханна Кац. В красной кофте она подбадривала бойцов самообороны и будто бы лично бросала в солдат камни, палки, куски железа — и даже метнула топор. В погнавшегося за ней фельдфебеля Дуяновича эта «красная валькирия» выстрелила уже из револьвера. Но все же бравый фельдфебель настиг девушку в квартире и уложил ударом приклада в голову.

Высокий суд и низкая ложь

К вечеру погром утих. Но многие напуганные еврейские семьи всю ночь провели в своих убежищах. К утру 2 сентября к Гомелю товарными составами стали прибывать многочисленные толпы сельских жителей с колами и мешками. Они буквально окружили город по периметру и сделали несколько попыток прорваться в центр, но были остановлены войсками. Беспорядки закончились. Их итогом стало десять убитых, сотни раненных, избитых и ограбленных, 250 разрушенных домов и магазинов.

Но Гомельский процесс так и оставил многие вопросы без ответа. Странно, но председатель суда раз за разом прерывал защитников, задававших вопросы об участии в этих событиях сионистов. В частности, о съезде сионистов в Минске в 1902 году. Причем особенно настойчиво об этом спрашивали именно адвокаты-евреи! Известно, что сионистский съезд в Минске прошел с разрешения царского министра МВФ фон Плеве. В связи с этим некоторые впоследствии утверждали, что националисты с обеих сторон, вольно или невольно, но работали друг на друга. Что касается ярых противников сионистов — социал-демократического рабочего Бунда, то они сразу же в своих листовках заявили, что самооборона была организована ими. Защитники с самого начала также утверждали, что имеется сговор свидетелей по «русскому погрому». Почти никто из настоящих или мнимых пострадавших самостоятельно не обращался с жалобами — вся эта группа была разыскана полицией по окрестным деревням. Были и указания на то, что этих крестьян инструктируют городовые в комнате для свидетелей. Что касается свидетелей противоположной стороны, то в материалах процесса неоднократно зафиксировано, как председатель суда грубо прерывает и даже кричит на них. Дело дошло до того, что государственный обвинитель Рыжов призвал не верить показаниям нескольких свидетелей на основании того, что они — евреи. После того, как из суда был удален адвокат Николай Соколов, все демократические защитники также покинули процесс.

Наказание участникам беспорядков и с той, и с другой стороны было вынесено достаточно мягкое — от 5 до 2 месяцев тюрьмы. Еще приговор Киевской судебной палаты примечателен тем, что он вынес частное определение в адрес полицмейстера Фен-Раевского. Этого единственного представителя власти, делавшего все возможное для предупреждения погрома, суд фактически сделал ответственным за эти беспорядки. Признавалось, что преступные действия с обеих сторон стали результатом «межплеменной вражды». Но все же главным виновником погрома было объявлено само еврейское население.

Истинные же организаторы происшедшей трагедии так и не были установлены. Пока шел судебный процесс, в Гомеле в январе 1906 года состоялся еще один опустошительный погром.

Источники:

  1. Гомельский процесс. СПб, 1907.
  2. Государственный архив Гомельской области, Ф. 176, Оп.1, Д. 92
  3. Фонды ГИКУ «Гомельский дворцово-парковый ансамбль»
  4. 1905 год в Гомеле и Полесском районе. Гомель, 1925

Опубликовано 26.01.2017  14:28