Tag Archives: Аркадий Хмелюк

Игорь Каноник. Минское гетто глазами моего отца (3)

(окончание; начало и продолжение)

…Весь август 1943-го, оставшись один, отец продолжал ездить на торфоразработки с единственной целью, при первой возможности убежать в лес. И в первых числах сентября к евреям, работавшим с торфом, подошла молодая деревенская девушка и спросила: «Кто здесь Додик?» Предварительно она поговорила с охранником-полицаем, который проверил её аусвайс и забрал из корзинки часть продуктов, которые она несла на обмен в Минск. Отведя отца в сторону, она тихо спросила: «Как зовут твою маму?». Выяснив этот вопрос, она обьяснила отцу, что если он сможет убежать, то должен обойти глубоко по лесу немецкий пост и ждать её через два километра на опушке леса. Через два дня она будет возвращаться из Минска, но к ней он не должен подходить, а должен осторожно идти за ней по лесу.

Это была минская подпольщица, связная партизанского отряда Лидия Дмитриевна Берестовская (после замужества Кащей). Направляясь в сторону Минска, находясь на очередном задании командования партизанского отряда и увидев группу евреев из гетто, она сразу вспомнила рассказ моей бабушки Лизы, который случайно услышала в отряде. Партизаны спрашивали бабушку, откуда она, где её семья. И бабушке пришлось рассказать о том, что в гетто остался её единственный оставшийся пока в живых сын, 14-летний подросток Додик, и что он, возможно, продолжает ездить на принудительные работы по торфоразработкам в то же место, откуда она смогла убежать в начале августа.

Лидия  Дмитриевна Кащей, спасшая моего отца

Отец в тот же день выпрыгнул на ходу из машины около леса, когда они возвращались в гетто. Полицай-литовец как раз сел в кабину к водителю-немцу, так как начался сильный дождь. Другие евреи его отговаривали не прыгать, говорили, что могут убить, если заметят. Отец им ответил, что и так скоро всех убьют. Двое суток он провёл в лесу, а на третий день ждал в условленном месте. К полудню на лесной дороге появилась та же молодая партизанка. Они шли несколько дней, в основном только в тёмное время, по кустам и болотам, так как опасались идти по лесным дорогам, у отца не было никаких документов. Лида хорошо ориентировалась на местности, так как была родом из этих мест, из деревни Скураты.

Партизанский отряд находился в глубоком лесу, но всего в десяти километрах от места торфоразработок. Когда они пришли, Лида сказала отцу: «Иди вон в ту землянку, там твоя мама работает поварихой»…

Cвидетельство узника гетто Давида Каноника

16 июля 1944 года в освобождённом Минске был проведён партизанский парад. В середине июля 1944-го отец с матерью вернулись в свой дом, дом семьи Каноник, где и жили до войны, до гетто, на Червенском тракте, по улице Крупской, 25. Но дом был занят, там уже давно жили другие люди, ведь они думали, что все евреи погибли. Мать не хотела ругаться, хотя не было большой проблемой законно вернуть дом. Но она не стала этого делать, видимо, не совсем хорошие воспоминания связывали её с этим домом. Зайдя в сарай во дворе, они нашли среди кучи дров свою коробку с довоенными фотографиями семьи. Бабушка с отцом пошли жить на Грушевку, там сохранился старый дом семьи Гоберман по улице Пакгаузной, 7 (позже улица Хмелевского), в котором бабушка жила до 1925 года, до того, как вышла замуж. И как раз из эвакуации вернулась её родная младшая сестра Роза Давидовна Тройчанская (Гоберман) с дочерью Эллой и сыном Эриком. Муж Розы, Соломон Тройчанский, остался в Челябинске, так как занимал высокую руководящую должность на оборонном заводе. И они, две сестры, поделили дом на две половины, с двумя входами. Доставшуюся отцу с матерью половину дома пришлось переделывать в жилое помещение. Так как до войны она использовалась для легкой брички прадеда Давида Гобермана, отца бабушки, который работал извозчиком. Вообще, на Грушевке жило много евреев, официально работавших извозчиками на кирпичном заводе Фридмана, который находился в Тучинке.

У Давида Гобермана были два родных брата, Нохим и Янкель, которые также жили на Грушевке и были главами своих очень больших семей. Все трое были сыновьями прапрадеда Абрама Гобермана, и все родились на улице Грушевской в доме № 46.

Давид Гоберман был главой большой семьи, у них с женой Эстер были четыре дочери и два сына. В каждом поколении в семье Гоберманов рождались двойняшки.

Один сын Давида Гобермана ещё в подростковом возрасте утонул на «Сажалке», в небольшом озере, которое было прямо на нашей улице. Второй сын, Евель Гоберман (Евель и моя бабушка Лиза были двойняшки, родившиеся в 1906 году), прошёл всю войну, он был призван в армию ещё в 1939 году. В звании капитана был политруком, заместителем командира 1-го танкового батальона 20-й танковой бригады Первого Белорусского фронта. Принимал участие в освобождении Белоруссии, награждён многими орденами и медалями.

Евель Давидович Гоберман, родной брат Елизаветы Давидовны Каноник (Гоберман)

После войны Евель с женой Фирой и их трое детей, старший сын Вова, средний Феликс и младшая дочь Софа жили на нашей же улице Пакгаузной, в доме № 4. Но в середине 50-х гг. Евеля Гобермана в числе коммунистов-тридцатитысячников направили работать председателем колхоза «Советская Беларусь» Клецкого района Минской области. Будучи очень умным человеком и сильным хозяйственником, Евель Гоберман вывел этот слабый и отстающий колхоз на передовые позиции в сельском хозяйстве Белоруссии. Так он получил право ежегодно представлять достижения сельского хозяйства Белоруссии на ВДНХ в Москве, где колхозу постоянно присуждали призы и медали.

После пяти лет работы председателем колхоза Евель Гоберман вернулся в Минск и был назначен на должность директора Минской щёточной фабрики, где и работал много лет до выхода на пенсию. Евель Гоберман умер в Минске в 1979 году.

Одна из четырёх дочерей Давида Гобермана, Люба, была замужем за офицером-пограничником, Изосимом (Зусей) Шмоткиным, они жили на заставе «Домачево» под Брестом. Люба с маленькой дочерью Эсмеральдой в первый день войны успела эвакуироваться с другими жёнами офицеров. Но далеко они не смогли уехать, под Минском машину разбомбило. Местные жители выдали её немцам как еврейку и жену офицера-пограничника, и она с дочерью была расстреляна. А тот самый офицер-пограничник Изосим Шмоткин вернулся с войны в звании майора. Создав новую семью, он жил по соседству с нами на Грушевке, в доме № 48. У них с женой Идой было двое детей, старший сын Лёня и дочь Ольга, с которой я учился в одном классе в школе № 3.

Давид Гоберман с женой Эстер и ещё одной дочерью Раей попали в гетто, где и погибли. Спаслась из гетто только одна их дочь, моя бабушка Лиза, 1906 года рождения, а также младшая дочь Роза 1911 г. р., которая была со своей семьёй в эвакуации в Челябинске.

Как ни странно, но район Грушевского посёлка полностью сохранился в довоенном виде, его не бомбили. Возможно потому, что там были расквартированы немецкие солдаты- железнодорожники, обслуживавшие Минский железнодорожный узел, часть из которых работала также на вагоноремонтном заводе. Например, в нашей школе №3 (где мы учились с сестрой Лилей), а это было новое четырёхэтажное здание, построенное в 1936 году, были немецкие казармы. После войны отец также там учился, оканчивая вечернюю школу.

…После получения справки из партархива в начале апреля 1986-го, отцу оформили в Московском районном исполкоме и в военкомате все документы. В домике на Грушевке установили телефон – кстати, этот деревянный дом (см. фото 2016 г.) пока стоит на ул. Хмелевского, 7. Отца поставили на льготную очередь на квартиру по месту работы на радиозаводе. Через год предложили квартиру в центре города в старом ведомственном доме радиозавода, на улице Коммунистическая. Как потом выяснилось, в этом доме жил Освальд, убийца президента Кеннеди, в то время, когда работал на Минском радиозаводе.

Дом семьи Каноник на Грушевке, фото 2016 г.

Кроме большого гетто, в Минске было ещё одно маленькое гетто. В конце лета 1941-го немцы отобрали из большого гетто 500 специалистов редких и важных для них специальностей и вместе с их семьями переселили в это маленькое гетто 3000 человек. С ноября 1941 года туда попадали также и европейские евреи-специалисты. Это был рабочий лагерь СС на улице Широкая. Лагерь постоянно пополнялся также за счёт военнопленных евреев, которых привозили из разных мест. Так в августе 1942-го с группой военнопленных туда попал офицер Александр Аронович Печерский. Он пробыл в рабочем лагере почти год, и за месяц до уничтожения Минского гетто в сентябре 1943-го его в составе большой группы евреев специалистов с их семьями отправили в лагерь уничтожения Собибор.

Лагерь уничтожения Собибор был создан весной 1942-го в юго-восточной Польше. Уже через месяц после прибытия Печерский стал руководителем единственного успешного восстания в лагере смерти в годы Второй мировой войны. После успешного восстания, которое было 14 октября 1943 года, нацисты убили всех, кто остался в лагере, и полностью уничтожили лагерь.

Одна из самых загадочных и трагичных историй Минского гетто – малоизвестная широкой публике история о том, как в начале октября 1943-го 26 евреев из нескольких семей, живших на улице Сухой, спрятались в заранее приготовленный подвал-схрон у самого кладбища. На то время в гетто оставались последние 3000 евреев. У спрятавшихся был верный расчёт – все уже понимали, что Минскому гетто остались считанные дни.

Так и случилось, с 21 по 23 октября был последний погром, это была зачистка. Прятаться в домах, подвалах и малинах не имело смысла, так как во время последнего погрома не осталось ни одного места, куда бы не летели гранаты, а на кладбище не нужно делать зачистки и кого-то искать. Они находились там 9 месяцев, до июля 1944-го года. Понимая, что гетто уже нет, они продолжали прятаться, и только ночью могли подышать свежим воздухом и осторожно набрать воды из ближайшей колонки.

Об этих людях есть замечательный рассказ минчанина Ильи Леонова «263 дня в подземелье», а также «1111 дней на грани смерти».

Как известно, Минск освобождали танкисты сразу нескольких армий, но настоящую зачистку города делала другая воинская часть. Это были бойцы 132-го пограничного (впоследствии Минский ордена Красной Звезды) полка войск НКВД, охраны тыла действующей армии, Третьего Белорусского фронта.

4 июля 1944 года, на следующий день после освобождения, выполняя свою работу, солдаты обходили весь город. Они обнаружили 13 обессиленных, оборванных людей на еврейском кладбище, на территории бывшего гетто, выглядевших как живые мертвецы.

Узнав об этом, командир полка, герой Гражданской войны, одесский еврей, гвардии полковник Хмелюк Аркадий Захарьевич отдал распоряжение срочно отвезти всех 13 выживших в Оршу в госпиталь, так как в Минске ещё не было госпиталя. Об этом также рассказывал отец в своих воспоминаниях.

Удостоверения Давида Ефимовича Каноника – партизана и участника войны

За зачистку Минска и окрестностей, а они изловили более 400 изменников, полицаев и предателей, этот полк, единственный среди воинских формирований НКВД, получил почётное наименование «Минский».

Меня в середине 70-х призвали в армию именно в этот «Минский» полк, в/ч 7574, конвойный полк внутренних войск. Воинская часть располагалась в центре Вильнюса, и занимала помещения бывшего монастыря примыкающего к тыльной стороне костёла Петра и Павла. Во дворе воинской части стоял большой памятник.

Однажды, во время праздника Дня Победы, в актовом зале выступали престарелые офицеры-ветераны. Один из них рассказывал, как в июле 1944-го они освобождали Минск. И 4 июля, на следующий день после освобождения, на территории, где было Минское гетто, на кладбище, обнаружили 13 выживших людей. История звучала неправдоподобно, ведь было известно, что Минское гетто перестало существовать в двадцатых числах октября 1943-го.

Демобилизовавшись из армии, уже дома в Минске, я рассказал об этом отцу. И тогда отец сказал, что это были их родственники и соседи с улицы Сухой. Одним из старших в этой группе из 26 евреев был Эля (Исраэль) Гоберман, двоюродный брат матери отца, моей бабушки Лизы Каноник-Гоберман. Эля Гоберман до войны также жил на Грушевке в доме № 46 и работал извозчиком на своей бричке, всегда запряжённой его любимым конём по кличке Хавер (друг). Конь понимал все команды на идиш.

Эля и его жена Хьена выжили, они были в числе 13 спасённых. Три их дочери погибли. В декабре 1942-го в гетто заболела и умерла их младшая шестилетняя дочь Майя, 1936 года рождения. В августе 1943 года полицаи случайно задержали и увели в машины душегубки их двух старших дочерей, среднюю Соню, 1932 года и старшую Фаню, 1928 года рождения. На протяжении более двух лет жизни в гетто родителям удавалось оберегать дочерей, которые прятались в «малине», когда родители были на принудительных работах.

Отец рассказывал, что дядя Эля ещё в августе 1943-го предлагал ему присоединиться к ним и тоже спрятаться в этом подвале. Подвал подготовил знаменитый минский печник Пиня Добин, хороший знакомый Эли Гобермана. Но отец отказался, так как надеялся в самое ближайшее время убежать и искать мать, которая уже была в партизанском отряде.

После войны отец часто виделся с Гоберманами, так как три родные сестры дяди Эли, Рая, Нехама и Йоха жили со своими семьями по соседству с нами на Грушевке, в том же доме № 46. Большой дом был разделён на три отдельные квартиры. Дядя Эля и его жена Хьена прожили долгую жизнь с мечтой о Сионе, но осуществить её тогда не было возможности. Эля Гоберман умер в 1973 году, а Хьена в 1981-м.

Эля и Хьена Гоберман, фото середины 1950-х

Отца уже нет в живых. Сохранились его воспоминания о жизни в гетто, записанные в 1996 году сотрудниками фонда Стивена Спилберга, которые находятся в еврейском музее в Минске.

Майя Каноник (Майзельс), жена Давида. Фото 2019. Сегодня 18 декабря ей исполнилось 85 лет, живет в Ашдоде. С чем ее и поздравляем от имени читателей сайта. Мазаль тов! 

Дети Давида Ефимовича Каноника, Лиля и Игорь (автор этого рассказа)

Вечная память всем родственникам, погибшим в Минском гетто.

Нашему поколению остаётся только память. Память нужна не мёртвым – память нужна живым.

Хочу отметить, что я не историк, но знаю историю.

Игорь Каноник,  Хайфа

Написано в 2013–2019 гг.

*

От редактора belisrael

Спустя некоторое время рассказ будет опубликован на иврите и англ.  Приглашаем волонтеров, знающих на хорошем уровне два и более языка.

Присылайте семейные истории, материалы на др. темы и не забывайте о важности поддержки сайта.

Опубликовано 18.12.2019  00:37

Обновлено 18 декабря 10:13

Отклик

Феликс Гоберман из Австралии прислал фотографии отца и матери 1945 года.

Евель Гоберман                                                           Фира Гоберман

Добавлено 20.04.2020  16:26

xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx

Читайте: Отклик из Австралии на публикацию Игоря Каноника о Минском гетто

Опубликовано 01.07.2020  20:50

 

1111 дней на грани смерти (ІІI)

(документальная повесть Ильи Леонова)

Окончание. Начало и продолжение здесь и здесь.

Освобожденных узников подземелья на некоторое время поместили в госпиталь, где все дети и взрослые восстанавливали свои силы и зрение. В госпитале всех узников подземелья взвесили: они оказались страшно истощены. Так, Эля Гоберман весил чуть более 47 кг, т. е. более чем в два раза меньше, чем перед войной. Вес его жены не превышал 36 кг.

Медико-биологические исследования, проводившиеся в 1960-х годах, показали, что у человека уже через несколько месяцев пребывания в ограниченном пространстве изменяются все циклические процессы организма, замедляется ход биологических часов. На восстановление биологических процессов требуется порядка 3-4 месяцев.

В 60-х годах автору этой повести рассказал об Эле Гобермане его тесть Айзик Тайц, призер Всесоюзной Спартакиады 1928 года по штанге и борьбе, который в первые послевоенные годы работал заместителем председателя Государственного Комитета БССР по спорту. Он с Гоберманом в 1930-х годах два-три раза в неделю встречался в минском клубе «КИМ», где по вечерам собирались спортсмены тяжелоатлеты-гиревики. Среди этих спортсменов выделялся высокий плотный парень, отличного телосложения, физически крепкий – Эля Гоберман. В то время тяжелоатлеты совмещали борьбу и поднятие тяжестей. На тренировках Эля показывал высокие результаты; на соревнованиях он выступал в полутяжелом весе по борьбе и штанге. Несмотря на отличные внешние данные и хорошие результаты на тренировках, его достижения на официальных соревнованиях были скромными.

Марк Гухман

Из воспоминаний Марика (Марка Львовича), сына Раси Гухман:

«Была в гетто биржа труда. Все хотели работать, потому что за это давали еду. А у нас с мамой давно уже нечего было менять на продукты. И однажды маме улыбнулась удача. Ее отправили работать в прифронтовой немецкий дом отдыха, что находился за вокзалом. Мама рыла окопы на его территории. Детей туда брать нельзя было. Могли и пристрелить. Но мама старалась, чтобы я попал в рабочую колонну. С ней я был вне опасности. Она смогла договориться в доме отдыха с каким-то немецким капитаном. Он выдал мне аусвайс. Я стал работать вместе с мамой. Подметал двор, собирал окурки.

У начальника этого прифронтового дома отдыха, генерала, был шофер – по-моему, не немец, а чех. Он стал проявлять ко мне знаки внимания. Заводил меня в гараж и набивал мне полные карманы продуктов. Удивительный был человек. От кого-то в гетто я слышал позже, что этот шофер ушел к нашим партизанам.

После последнего погрома 21 октября 43-го года, поставившего точку в существовании Минского гетто, нам с мамой уже негде было прятаться. Правда, у нас с мальчишками был склеп на еврейском кладбище, которое тогда находилось в конце Сухой улицы. Мы туда и направились. Не доходя до еврейского кладбища, увидели большой одноэтажный дом. Дом этот казался мёртвым. И вдруг видим, из окна вылез мужчина, навесил на дверь замок, и снова собирался залезть в окно. В это время мы и подошли. Он сказал нам:

– Лезьте в окно тоже.

Мы влезли, но никого не увидели, потому что обитатели этого таинственного дома находились в подвале, иначе склепе, или схроне. Вход в него был через духовку печки. Мужчина, который предложил нам лезть в окно, был хозяин этого дома Пинхус Яковлевич Добин. Добин переделал подвал в схрон. В этом схроне были нары, туалет, даже занавески. Добины отгородились этим схроном от внешнего мира, заготовив запас воды и продуктов. У них была большая семья: примерно моего возраста два сына да еще родственники. Конечно, и это замурованное жилье, и запас еды были рассчитаны только на них. А тут появились мы, потом еще соседи. Добины приняли всех. Вместо 13 нас было уже 26 человек.

Один за другим умерли все, кто пришел с нами. Я был очередной кандидат на тот свет. Но мне было уже все равно. Я не различал ни дня, ни ночи, ни солнца, ни дождя…

Нас увезли в какой-то барак — эвакуационный пункт. Передо мной положили горы еды, но есть я не мог. Ночью к нам приехал Илья Эренбург. Мама рассказывала и рассказывала ему. А через два дня нас повезли в Оршу. Поместили в больницу, где не было ни врачей, ни еды. Мама решила возвращаться в Минск. Она оставила меня на железнодорожном полустанке у стрелочницы, а сама собралась идти на поиски хоть какого-то транспорта. Только она отошла, как подъехал черный «виллис». Из машины вышел военный. Поинтересовался у стрелочницы, кто мы такие, вернул маму и велел ждать санитарную машину. Вскоре машина появилась. Нас посадили и привезли к большому корпусу военного госпиталя. Поначалу нас не хотели принимать. Мама подала дежурному записку, которую оставил военный из «виллиса», а он, оказывается, был начальником госпиталей фронта. Нас тут же вынесли из машины, помыли, одели, поместили в отделение челюстной хирургии. В схроне у меня началась цинга. И вот за мое лечение взялся протезист Иосиф Розовский. Это был необыкновенно чуткий человек. Вся семья его погибла, а я, наверное, напомнил ему сына. Он взял надо мной опеку и, в полном смысле слова, поставил на ноги. Я был истощен, ноги мои срослись, и я не мог ходить. Благодаря Розовскому я вернулся к жизни: окреп, повеселел. Мама была счастлива. Но пришла пора расставаться. Госпиталь переезжал. Мы простились с Иосифом Розовским и всеми, кто влил в нас жизненные силы. Нас посадили в воинский эшелон. И вот мы дома, в Минске, неузнаваемо разрушенном войной. А война еще гремела, но уже на западе. Наш дом по улице Торговой сохранился. Мы снова поселились в своей прежней квартире вдвоем с мамой. А мой отец пропал без вести на фронте в 1943 году».

Неблагоприятные внешние условия жизни, продолжительное недоедание и голод приводят детский организм к такому заболеванию, как дистрофия.

Бывшие узники Минского гетто: один из 13 оставшихся в живых в подземелье Эдуард Фридман (справа) и автор книги «Правда о Минском гетто» Абрам Рубенчик.

Из воспоминаний Эдуарда Фридмана:

«Мы скрылись в пещере в октябре 1943 года. Тогда нас было двадцать восемь человек… Пещеру вырыли возле территории еврейского кладбища, под бетонным перекрытием разрушенного дома. В двух отсеках оборудовали стеллажи. Первое время, чувствуя себя в относительной безопасности, люди жили дружно, не унывали и верили, что дождутся освобождения. Дети придумывали себе незатейливые игры, пела грустные еврейские песни моя мама Марьяся, много шутила неунывающая Рахиль…

Солдаты, освободившие город вызвали военных врачей: ведь мы были ослепшими от постоянной темноты, ходить уже не могли. Меня – высохшего и скрюченного, с неразгибающимися ногами – вынесли на носилках из пещеры, чтобы отправить в госпиталь. И оказалось, что от голода и темноты у меня, девятилетнего дистрофика, выросла борода».

Ефим Гимельштейн.

Из воспоминаний Фимы Гимельштейна, самого младшего из узников подземелья, ему было 6 лет:

«Мы скрылись в этой пещере в октябре 1943 года. Тогда нас было 28 человек. (По информации других источников, там было 26 человек.) В двух отсеках были оборудованы стеллажи. Каждая семья старалась запасти как можно больше сухарей и других непортящихся продуктов. Готовились к добровольному заточению несколько месяцев. Взяли самые необходимые вещи. Первое время, чувствуя себя в относительной безопасности, люди жили дружно, не унывали и верили, что дождутся Красной Армии и освобождения. Дети придумывали себе незатейливые игры. Чтобы не выдать себя своими разговорами и шумом, мы избрали необычный образ жизни: спали днем, а бодрствовали ночью. Через несколько месяцев все поняли, что мы можем погибнуть от жажды. В бочках кончилась вода. Мы только увлажняли пересохшие губы. Больше всего страдали дети. Прошло, наверное, уже пять месяцев. И молодежь стала роптать и проситься, чтобы их выпустили на волю из этой могилы. Парни и девушки готовы были уйти к партизанам. Но наш вожак Пиня Добин не соглашался. Это значило, по его мнению, посылать людей на верную смерть. Убеждения его старшего сына Бориса на него не действовали. И все-таки две девушки уговорили его. На дворе уже был март, весна. Они обещали установить контакт с партизанами и вернуться, чтобы вывести всех в лес. Как ушли, так их больше никто и не видел».

Из воспоминаний Лизы Левкович:

«Почти все время приходилось лежать на нарах. Движение было очень ограничено. Кушать приходилось периодически, в основном голодали. Сплошная антисанитария. Никто там не умывался. Не было воды. Только несколько раз, когда где-то весной из-под земли пришла к нам вода, мы несколько раз умылись. Сплошной мрак и темнота не позволяли на себя посмотреть в зеркало. Нас заедали вши. У меня тело покрылось коркой и очень чесалось.

После того, как нас спасли из этого ада, меня отвезли в Витебск, где я лежала в больнице, где меня привели в относительно нормальное состояние».

На второй день после освобождения Минска, а именно 5 июля, одна женщина остановила «виллис», в котором ехали офицеры Красной армии. Этой женщиной могла быть либо Рахиль, либо Муся. Она им сказала, что возле еврейского кладбища находятся живые люди, они замурованы. Один из офицеров раскрыл карту Минска, и она указала точный адрес этой «малины». По каким-то причинам эта женщина поехать с офицерами не могла. Где-то около обеда «виллис» приехал к указанному полуразрушенному дому, военные нашли вход в подвал. Они его расширили. В подземелье полез майор. Очутившись в склепе, он потерял сознание.

Когда начали вытаскивать из подвала людей, некоторые из них теряли сознание на свежем воздухе. Об обнаруженных живых людях было доложено командиру полка, герою гражданской войны, гвардии полковнику Хмелюку Аркадию Захаровичу. Он был одесским евреем. Этот полк НКВД вступал сразу же на освобожденную территорию и занимался поиском предателей, полицаев. (Только за первые сутки, этот полк изловил в Минске и под Минском более 400 изменников родины.) Полковник Хмелюк сам прибыл к освобожденным и, увидев их состояние, приказал срочно отвезти всех в Оршу, в госпиталь, так как в Минске ещё не было госпиталя.

263 дня жизни во тьме при отсутствии свежего воздуха, в условиях антисанитарии, недоедания и голода, напоминали о себе оставшимся в живых узникам подземелья и много позже. Их сопровождала общая слабость, постоянное головокружение, отечность ног и боль в суставах. Были проблемы с сердцем и зубами.

После победы над нацизмом государство продолжало вести войну со своим народом. Все, кто не смог эвакуироваться и оказался на занятой территории, лишались официального доверия. В кадровой анкете долгие годы существовала строка с вопросом: «Были ли вы или ваши родственники на оккупированной территории?». Начатое до войны преследование «врагов народа» возобновилось сразу же после освобождения Беларуси от немецких захватчиков. Руководители компартии и госбезопасности развернули широкую кампанию арестов среди тех, кто был в оккупации. Под видом пособников фашизма сотни подпольщиков оказались в ГУЛаге: среди них были и пережившие гетто. Только после смерти Сталина (1953 г.), люди, ходившие «по лезвию ножа» в течение всей оккупации, были реабилитированы. Не все смогли пережить эту несправедливость и возвратиться в родные края.

У всех этих людей долгое время после войны был своеобразный психологический синдром, заключавшийся в закрытости: не были исключением и оставшиеся в живых 13 узников подземелья. Несколько окрепнув, они не афишировали, как спаслись в Минском гетто. Они были замкнуты, когда речь шла об издевательствах и терроре, мучениях и опасностях в гетто. Тему оккупации и гетто старались не трогать, так как на государственном уровне существовала антиеврейская идеология. Госбезопасность с согласия партийных органов проводила антиеврейские кампании, такие как убийство при непосредственном участии министра госбезопасности БССР Цанавы на его собственной даче в Степянке народного артиста СССР, лауреата Сталинской премии Михоэлса (1948 г.), дело «театральных критиков» (1949 г.), «дело Еврейского антифашистского комитета» (1949–1952 гг.), «дело врачей» (1952–1953 гг.).

Вот что Александр Солженицын писал в книге «Архипелаг ГУЛАГ»: «Сталин собирался устроить большое еврейское избиение. Замысел Сталина был такой: в начале марта «врачей-убийц» должны были на Красной площади повесить. Всколыхнутые патриоты (под руководством инструкторов) должны были кинуться в еврейский погром. И тогда правительство, великодушно спасая евреев от народного гнева, в ту же ночь выселяло их на Дальний Восток и в Сибирь (где бараки уже готовились)».

После пребывания в больнице Гоберманы вернулись в Минск, где у них возникли некоторые вопросы с жильем, но эти проблемы были разрешены положительно.

Гоберманы стали проживать в нормальных условиях, у них была хорошая работа, но 36 месяцев в гетто, из которых 263 дня пришлись на сидение в темнице, потеря трех дочерей – всё это не прошло бесследно, оставило глубокие болезненные раны. Пережитые кощмары не давали нормально жить, периодически проявляясь во сне. Здоровье у бывших узников было подорвано, они часто болели, а иногда высказывались насчёт отсутствия цели в жизни. На это им всегда отвечали: «Раз вам удалось после таких мучений выжить в гетто, то глупо терять интерес к жизни сейчас».

Племянница Хьены, Ева, с любовью и уважением относилась к своим родственникам. У Гоберманов были и другие родственники, но они предпочитали ходить к Еве, у неё им было более вольготно, комфортно, душевно. С любовью, достоинством и уважением относилась к своим родственникам не только племянница, но и ее семья. Их поддерживали психологически и морально, они всегда были желанными гостями. Племянница, ожидая в гости дорогих родственников, готовила к обеду фаршированную рыбу и другие вкусные блюда. Ее муж Миша и дети, Марик и Софа, встречали гостей с чувством доброты и сострадания, интересовались, как они живут, их буднями, здоровьем. В свою очередь, Эля и Хьена по-родительски, как к своим детям, относились к Еве, ее мужу Мише и их детям.

Гоберманы прожили тяжелую и сложную жизнь. Бывая в районе Юбилейной площади, они всегда вспоминали страшные годы гетто. После выхода на пенсию они мечтали уехать в Израиль и забыть о кошмарах, но этой их мечте не суждено было сбыться из-за болезней. Эля скончался в 1973 г., на 71-м году жизни, Хьена – в 1981 г. на 74-м году.

На момент написания этой повести, по неполным данным, в живых остались Марк Гухман, который живет в США (город Баффало у Ниагарского водопада). Два сына Добина также живут в Америке, а Фима Гимельштейн и Эдуард Фридман поселились в Израиле.

Источники

Рубенчик, Абрам. Правда о Минском гетто: Документальная повесть узника гетто и малолетнего партизана. Тель-Авив, 1999.

Кандель, Феликс. Книга времен и событий. Т. 5. История евреев Советского Союза. Уничтожение еврейского населения (1941–1945). Иерусалим-Москва, 2006.

Документальный фильм «Хроника Минского гетто» (2013).

На рисунке Лазаря Рана – конвейер смерти для евреев. (В нижней части рисунка справа, по мнению автора данной повести, вдали показаны ворота еврейского кладбища, а среди домов в средней части рисунка – дом, где спаслись 13 человек).

Об авторе повести:

Илья Геннадьевич Леонов родился в 1933 г. Его мать, Рася Рольник, в 1907 г. в Минске, отец, Геннадий Леонов, в 1900 г, в Сморгони.

Всю жизнь, за исключением эвакуации (Новосибирск, 1941–1946 гг.), прожил в Минске. Здесь окончил вечернюю школу, Белгосуниверситет (вечернее отделение), защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук. Много лет проработал в области метрологии. Последние 10 лет работал на преподавательской работе (зав. кафедрой, профессор кафедры). Опубликовал около 100 статей, научных и не только.

* * *

Прим. belisrael.info: Повесть частично печаталась в журнале «Мишпоха» под названием «263 дня во тьме»; для нашего сайта автор подготовил более полный вариант. А здесь можно прочесть материал 2015 г. Н. Cымановича об узниках Минского гетто, которые спасались в подземелье. Он во многом построен на статьях И. Леонова.

Опубликовано 19.08.2017  17:16