Tag Archives: Давид Бронштейн

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.6)

Предыдущие части 12 4, 5

Хочу напомнить читателям, хотя ранние главы этого цикла перекликаются с книгой «Теоретик, Игрок, Тренер» (но не тождественны), последние только изредка дублируют отрывки.

В чемпионате республики 1976 года я сделал только 5 ничьих, причем с участниками из нижней половины таблицы – сказалась застарелая болезнь недооценки партнеров, уступающих в классе. Витя отстал на очко, проиграв не только мне, но и Юферову с Мочаловым.

Это фото, подаренное Купрейчику, могло напомнить ему предыдущую за несколько месяцев встречу, но здесь он также просмотрел эффектный удар, а затем растерялся в тактических осложнениях

В апреле 1976 г. в Тбилиси прошёл очередной Кубок страны среди обществ. Кавказское гостеприимство вылилось в гигантский банкет в древнейшем городе Грузии Мцхете, построенном на слиянии Куры и Арагви. Несколько часов мы пировали на открытом воздухе рядом с храмом XI века Светицховели и могли любоваться ещё более старым Джвари на другом берегу реки. Когда я занимался с Наной Александрией, она привезла в Минск в подарок чеканку с видом монастыря на доске, как она сказала, из того, что там осталось.

Запомнилось, как Боря Гулько в долгой буфетной очереди в гостинице “Сакартвело” увидел в мусорной корзине обрывок газеты с шахматной диаграммой, разгладил её и начал решать. Очень интересной получилась партия с Дорфманом. Спустя полгода в Минске он выиграл 1-ю лигу, где я руководил пресс-центром, и Болеславский сказал: “Смотрите, Алик, восходит звезда первой величины”.

Пресс-центр 1 лиги, Минск, 1976 г. Нина Гавриловна Болеславская печатает обзор руководителя пресс-центра А. Капенгута. Сидит демонстратор (будущий ММ) Валерий Смирнов

На следующий год Иосиф стал чемпионом СССР,  но затем отработанные методы чекистской верхушки советских шахмат сломали его карьеру, так же, как и Псахису, Мише Гуревичу, Чернину  и многим другим.

Этому знаменательному для Минска событию предшествовала основательная встряска. В газете «Знамя Юности» была напечатана статья Г. Вересова, В. Купрейчика и В. Холода «Ни шагу… вперед», перепечатанная «Советским Спортом» и даже «Шахматы» (Рига) №21 за 1976 год. (В отличие от газет, эту перепечатку легко найти.). Авторы убедительно говорят о застое в шахматной жизни республики, иллюстрируя фактами, и непосвященного читателя охватывает волна возмущения. Однако центр тяжести критики смещен со Спорткомитета БССР, делавшего непозволительно мало для нашего вида спорта, на общественный орган – республиканскую федерацию, не имеющую ни финансов, ни штатных работников. К слову, «А судьи кто?». Оба автора – члены президиума федерации, отнюдь не замеченные в активном вкладе в ее работу, порой даже не представлявшие составы комиссий, которые они якобы возглавляли.

Статья троих

Безусловно, ситуацию с клубом можно считать критической. Я даже не говорю о сравнении с Дворцами шахмат в Ереване и Тбилиси, Домом шахматиста в Таллине и, конечно, клубами в Москве и Ленинграде. Правда, говоря о Латвии, авторы поверхностно отмечают второстепенное направление работы. Мне, прослужившему в Риге несколько лет, работа местного клуба известна в деталях.  Когда в 1966 году А.Н. Кобленц  возглавил разворованное хозяйство клуба, он наладил производство магнитных досок и шахмат, получив деньги для поддержки дышащих на ладан периферийных клубов, для чего создал Республиканский объединенный шахматный клуб, отказавшись от государственного финансирования не только клубов, но также всех соревнований. Маэстро организовал выпуск шахматной литературы, которая при огромных тиражах оставалась дефицитом, но поскольку в Советском Союзе по идеологическим соображениям книги невозможно было печатать не централизовано, то пришлось ограничиться ротапринтами тиражом в 2 000 экз. Кобленц добился большого помещения в старой Риге под методический кабинет, где много перспективных шахматистов пополняло пять(!) различных картотек. К слову, хотя масштаб университета шахматной культуры нам и не снился, справедливости ради надо отметить, что все же Рокитницкий «с барского плеча» иногда «отстегивал» оплату лекций для кандидатов в сборную.

А статистика результатов сборной с 1963 по 75 гг. нуждается в расшифровке. Третье место в 1963 году было спортивным подвигом, а не нормой. В реальности мы не могли бороться на равных с командами Москвы, России, Ленинграда и Украины. Несколько уступали Грузии и Латвии. Поэтому наш диапазон от 5 до 7 места, но многое зависело от жеребьевки. При попадании в группу с парой из большой четверки мы были обречены на второй финал, а занять там первое место еще надо постараться.

Кстати, тогда в 1963 году, после приема у В.Ф. Шауро Гавриил Николаевич пальцем не пошевельнул, чтобы подготовить запрошенный хозяином кабинета проект постановления ЦК КПБ о развитии шахмат. Об «успешном выступлении» Вересова на Спартакиаде 1967 года – 0,5 из 5, было сказано немало, а меня из-за этой Спартакиады республика оставила без участия (и, скорее всего, еще, как минимум одной, золотой медали) во Всемирной студенческой Олимпиаде. Да и партия Купрейчика с К. Григоряном в последнем туре Спартакиады Народов СССР 1972 года лишила нас первого места во втором финале.

В конечном счете цель тройки была достигнута – А.И. Шагалович подал в отставку. Купрейчик отомстил за попытку заменить его Шерешевским в первенстве СССР среди молодых мастеров 1974 года!

Если попытаться взглянуть на работу Федерации шахмат БССР изнутри, то бросается в глаза систематическая работа юношеской, судейской, квалификационной комиссий, а также и по переписке, композиции, а существование остальных только на бумаге, причем я говорю это, основываясь на 30-летнем членстве в президиуме федерации. Например, будучи постоянно членом тренерского совета, я был приглашен на его заседание только один раз в 1984 году, когда потребовалось после отказа ряда мастеров заставить Гельфанда играть в Спартакиаде БССР, стартующую в день его возвращения домой. Правда, я допускаю мысль, что в случаях возможного проблематичного обсуждения на президиуме, нужные для гос. тренера решения оформлялись протоколами тренерского совета.

Я уже рассказывал, как в начале 70-х мне понадобилось создать картотеку спартаковцев – кандидатов в мастера. После очередных перевыборов, по-моему, в 1972 году, я заменил Диму Ноя во главе квалификационной комиссии и расширил документацию на всю республику. Ранее писал, что в начале 1960 года в БССР было 7 мастеров и только 5 кмс, а норму можно было выполнить лишь в финале чемпионата республики. Но лёд тронулся, и за десятилетие их число выросло больше чем на порядок. Вначале мы утверждали норму КМС в турнирах, а также проверяли наличие 2 кандидатских баллов, но вскоре это стало ненужным.

Запомнилось несколько нестандартных ситуаций. В спартаковских турнирах выполнил норму политэмигрант из Ирана Хакшенас. Хотя он неплохо говорил по-русски, у меня (единственного судью и секретаря на 14 столиков) не было времени выяснять его подноготную, но я не сомневался, что он должен быть в контакте с КГБ. Неожиданно Мочалов объяснил мне, что его кураторы возражают против присвоения. Долгие годы судейскую коллегию возглавлял Лёва Горелик. Когда он выполнил норму, против присвоения резко выступил Витя Купрейчик. Аргументов против не было, но документы отложили. В кулуарах я поинтересовался у Лёвы, может был судейский конфликт, но Горелик предположил другие мотивы. Возможно, на следующем заседании Вити не было, и все прошло автоматически.

Переписочников чаще всего возглавлял Яков Ефимович Каменецкий.  Вспомнил забавную ситуацию. У нашего ветерана всегда находилось много недоброжелателей из-за острого пера, и при очередных выборах его забаллотировали. Когда начали распределять комиссии, выяснилось, что возглавить переписку некому. Пригласили ЯЕ на заседание и спросили, может ли он продолжить возглавлять этот специфический вид шахмат, не будучи членом президиума. Каменецкий горячо начал: «Вот, когда унижают и оскорбляют…». Дима Ной прервал его: «А когда Вы других унижаете и оскорбляете, это как?». Тот отмахнулся: «Это – другое дело!», вызвав всеобщий хохот.

Не думаю, что раскрою большой секрет, если напишу, что в то время переписочники охотно спрашивали эпизодического совета у практиков. Например, я предполагаю, что какой-то вклад в победы Г. Несиса внес его подопечный А. Халифман. Многие помогали известному меценату Й. ван Остерому. В 70-е у меня порой консультировались спартаковцы: чемпион Европы А. Парнас, призер Я. Каменецкий, участники отборочных к чемпионатам и кубку мира А. Габрилович, Г. Шмуленсон и др., а иногда даже динамовец Э. Балендо. Некоторые партии, которые игрались по моим рекомендациям, я печатал с примечаниями, иногда даже в Информаторе.

Все же в чем-то статья, (а, скорее, постановление ЦК КПСС) помогла – Каменецкий пробил выход странички “64” в газете “Физкультурник Белоруссии»

Я считал своим долгом печатать в “ФБ” творческие отчеты об участии во всесоюзных, а иногда и в международных соревнованиях, хотя “злые языки” трактовали это по-другому: “В. Р. …И сам Альберт Зиновьевич не брезговал публикациями в советских изданиях”.

Спорткомитет БССР согласился на проведение в Минске 1 лиги. Громадную роль в ее успешном проведении сыграл тогдашний председатель городской федерации Л.Н. Христофоров. Будучи членом коллегии Министерства промышленного строительства, он уговорил министра отдать актовый зал почти на месяц.

На переднем плане Рашковский – Карасев, руководитель пресс-центра А.Капенгут наблюдает за встречей Купрейчик – Чехов

Газета «Советская Белоруссия» пригласила меня сделать несколько еженедельных обзоров. Я старался в маленький объем воткнуть максимум информации. После третьего обзора меня пригласил ответственный секретарь и, с трудом сдерживая улыбку, рассказал про летучку накануне, когда главный редактор – член ЦК КПБ, обсуждая очередной №, оставил за собой сокращение на несколько строк моего обзора. Он не подозревал, что там слова были как шестеренки в часовом механизме, и, промучившись несколько часов, распорядился гнать меня взашей. Для меня это было признание журналистской зрелости!

К слову, в то время я уже несколько лет сотрудничал с журналом «Промышленность Белоруссии».

«Промышленность Белоруссии»

Однако в какой-то момент на совещании идеологического актива республики П.М. Машеров коснулся этого издания, которое: «…печатает что угодно, от уроков английского до истории шахмат в БССР, только не то, для чего оно было создано».

Я уже рассказывал, что Болеславский терпеть не мог ходить по кабинетам, но всюду его встречали с огромным уважением. Например, ИЕ со смехом рассказывал мне про заседание штаба по подготовке республики к Спартакиаде народов СССР 1975 г., который возглавлял первый заместитель председателя Совета министров БССР Владимир Фёдорович Мицкевич. Когда все расселись, заслуженный тренер СССР Генрих Матвеевич Бокун, возглавлявший тогда спорт, спросил у ВФ: «С кого начнем?”, не сомневаясь в выборе фехтования как коронного для Белоруссии олимпийского вида спорта, и был шокирован ответом: “О чем речь, когда здесь сам Болеславский”.

Я это вспоминал, когда этот член Бюро ЦК КПБ со свитой приехал на турнир. Я уговорил его сесть за доску и поставил знаменитый пешечный этюд Рети, который он решил, но при следующей позиции начал бегать глазами по сторонам, кто его спасет. В ходе дальнейшей беседы мы акцентировали проблему нового помещения для шахматного клуба, и он не только пообещал, но и реально пробивал решение, принятое еще до визита А. Карпова в Минск в 1979 году.

Наш земляк выступил неплохо, но в высшую лигу не попал. Вспомнил рассказ Юрия Тепера: «Хорошо помню фразу одного моего знакомого во время первой лиги чемпионата СССР 1976 г. в Минске: «Ни Капенгут, ни Болеславский помогать Купрейчику в чемпионате не будут».

После отставки Шагаловича стал остро вопрос о кандидатуре председателя федерации. Было ясно на опыте Гольденова, Суэтина, Зворыкиной, что выбор из собственной среды не работает. Был брошен клич искать влиятельную персону со стороны. Мой друг Саша Любошиц, отдыхая в Сочи, познакомился с членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР Николаем Семеновичем Мисюком.

Мисюк и Любошиц, 1976

Как мне говорили со стороны, положение в элите зав. Кафедрой нервных болезней Медицинского института пошатнулось. Его сотрудник Арнольд Гурленя, о котором писал ранее, как я слышал, в свое время женился на Наташе Машеровой, и Николай Семенович был в фаворе, по квоте республики его выбрали в АМН СССР. Однако злые языки шептались, что к первому секретарю ЦК КПБ попала информация о их совместных похождениях, и он выгнал зятя. Мисюку хотелось реабилитироваться в глазах руководства, потому зондаж Любошица встретил взаимопонимание. Дальше по цепочке – Саша поговорил со мной, я с Болеславским, затем вчетвером собрались у ИЕ. Вскоре на заседании федерации утвердили нового председателя.

В конце года очередной мемориал Сокольского впервые проводился по новой формуле, заложенной в упомянутое закрытое постановление ЦК КПСС по развитию шахмат, продублированное заинтересованными организациями. (Я думаю, что именно благодаря ему такой резонанс обрела статья трех, процитированная вначале). Среди многих полезных нововведений для нас ключевым стал статус подобных соревнований, резко облегчающий финансирование их проведения. Раньше надо было из кожи вон лезть, чтобы обеспечить приглашенным, как правило, сильнейшим мастерам страны, по несколько оплаченных лекций с сеансами. В постановлении были регламентированы 3 категории турниров. Для нашего мемориала (по низшей категории) предусматривалось участие 14 мастеров, позволяющее «Спартаку» выплачивать денежные призы. По-прежнему ключевым осталось приглашение 2 КМС – победителей пирамид отбора по «Спартаку» и по республиканскому календарю. Поскольку к участию мы стали привлекать не только мастеров – кандидатов на участие в сборной республики, но и мало играющих, можно было ограничиться тремя приглашенными. Старожил турнира Володя Савон повторил прошлогодний успех, а финалисты чемпионатов СССР Янис Клован и Эдик Бухман разделили 3-4 места, устроив белорусским участникам суровый экзамен. По «спартаковской» пирамиде в турнир попал Веремейчик. Еще со времен учебы в БПИ я взял над ним шефство, посылал на «спартаковские» турниры, несколько раз содействовал его участию в мемориалах. Для выполнения мастерской нормы Володя попросил меня не обыгрывать его в последнем туре, хотя итог предыдущих встреч был разгромный.

В феврале 1977 г. случилось несчастье – умер И.Е. Болеславский. Снова, как 11 лет назад после смерти отца, меня вызвали из Вильнюса в Минск. На похоронах мне даже не дали слова. Нелепейшая смерть этого милого, обаятельного человека была для всех тяжелым ударом, но по-настоящему начинаешь постигать утрату через годы.

Перед несостоявшимся матчем Карпова с Фишером в 1975 г. С. Фурман  заказал ИЕ широкий обзор современного состояния теории. После преждевременной кончины Болеславского перед матчем в Багио, Семен Абрамович предложил мне сделать работу учителя, но я не обладал его энциклопедическими знаниями, и мы договорились о свободном поиске.

Письмо С.А. Фурмана

Когда я сдал эту работу, меня тут же попросили сделать еще одну. К тому времени я ежегодно печатал 3-4 теоретические статьи, зачастую перепечатываемые за рубежом. Еще в 1972 году Болеславский вез готовящиеся к печати теоретические работы к Спасскому перед матчем с Фишером. В начале 1978 года я работал над продолжением статьи по системе Анлийского начала, названной впоследствии моим именем. Меня попросили предоставить этот материал Карпову для подготовки к матчу с Корчным, гарантируя возможность публикации после матча. Когда же после Багио я предложил рукопись в журнал, редактор “Шахматного бюллетеня”, милейший Герман Самуилович Фридштейн, который был большим педантом, попросил справку, что чемпион мира не возражает против публикации. Я махнул рукой на этот облом, и статья пополнила ряд других моих неопубликованных материалов.

В 1984 г., уже работая в штабе чемпиона мира, я напомнил Толе об этих материалах, и выяснилось, что первый, с 30 новинками под “злодея”, до него не дошёл. Я заметил, что одну из новинок применил Полугаевский на Спартакиаде в 1979 г., хотя шахматист его уровня, безусловно, мог и сам найти эту идею. Чемпиона мира это задело, и он в тот момент захотел разобраться в детективной ситуации с утечкой, однако впереди был матч с Каспаровым.

Завоевав признание как известный теоретик, стал получать приглашения и на тренерскую работу. Я уже как-то писал, что побывал в роли тренера Гуфельда на 33-м чемпионате CCCР, однако не скажу, что мне это понравилось. В предыдущей главе я рассказывал о работе с Аршаком Петросяном. Запомнилось, как еще в 1962 году в Тбилиси Вахтанг Ильич Карселадзе  указывал на 12-летнюю Нану Александрия, как будущую соперницу Ноны Гаприндашвили, что в тот момент казалось немыслимым. В какой-то момент 1976г. Нана обратилась ко мне за помощью. Я провел несколько сборов, но не был готов к большим масштабам работы с ней и рекомендовал обратиться к Марику Дворецкому.

В Кисловодске-1976 занимаюсь с Наной, рядом Леня Верховский

Когда-то перед одной из партий я показал Тамазу Георгадзе одну кривую новинку, однако Подгаец опроверг её за доской. Тем не менее тбилисец доверял моим знаниям в дебютной стадии и однажды даже приехал ко мне в Минск позаниматься. Апофеозом наших отношений была история с материалом для “Modern Chess Theory”. Грузинский шахматист ехал в Англию и я попросил его передать мою статью. Он «перевыполнил» просьбу – издал как свою, соответственно и гонорар забрал. Несколько лет назад в Нью-Йорке на матче Карлсен – Корякин вспоминали с Альбуртом работу на международном турнире в Одессе , где у себя дома Лева выполнил гроссмейстерский балл, но на первой лиге у меня дома выступил неудачно. Готовились к партии в его квартире на Льва Толстого, потом я возвращался в «Аркадию» на трамвае. В ходе подготовки к Марику Цейтлину, одессит показал свежую идею в остром варианте защиты Алехина, которую постоянно применял. В трамвайной тряске я мысленно возвращался к намеченному варианту и вдруг увидел эффектную жертву фигуру за белых, заканчивающую игру. Срочно на полпути вышел, нашел телефон-автомат и успел предупредить. Запомнилась партия Альбурта с Бронштейном, дважды откладывавшаяся, где Лева записанным 77-м ходом пожертвовал слона. Когда начали смотреть, я нашел отличную возможность за партнера и пришлось искать ничью. Однако маститый гроссмейстер не ожидал жертвы и быстро проиграл.

Похожая ситуация случилась в том же городе спустя 12 лет на чемпионате СССР, где я был с Гельфандом, а Илюшка Смирин – с Ильей Ботвинником. Партию последнего тура с Ваганяном мой бывший ученик отложил в позиции, близкой к ничье. Его тезка к моменту откладывания уже набрался, и мы смотрели втроем. Нашли крепость, и я пошел спать. Очевидно, уже во сне я увидел, что стойка пробивается, вскочил, но по телефону ребят не нашел. Пришлось проверять комнаты их друзей, чтобы откорректировать. К слову, в нашей среде находки такого рода во сне не такая уже редкость!

Приезжали заниматься и другие. Доводилось работать и со сборными республик. Как-то в Паланге я занимался с мужской командой Литвы, а Миша Цейтлин – с женской. Оригинальный путь избрал А. Гипслис. Меня пригласили тренером команды Латвии на сбор с просьбой прочитать цикл лекций по Анти-Бенони. Айвар все конспектировал, а потом я увидел свои анализы на страницах 5-го тома Югославской энциклопедии, естественно, под его именем. Периодически приглашали читать лекции на профсоюзных семинарах тренеров высшей квалификации.

В очередном чемпионате БССР  не играл Купрейчик, и борьба развернулась между прошлогодним чемпионом и Юферовым. Наша встреча была отложена в безрадостной позиции, но в силу обстоятельств доигрывалась незадолго до финища. Участникам и прессе ситуация с лидерством казалась неясной, ибо они не подозревали, что я нашел шансы на спасение, и не только повторил прошлогодний успех, но и оторвался на 1,5 очка от Сережи, которого на финише нагнал Слава Дыдышко. В сердцах, мой конкурент признался в своем убеждении о разнице в нашей силе … «на цвет». Т.е., если он играет белыми, то равная игра…До тех пор я не слышал такого сравнения.

Как всегда, в «Спартаке» начальство обращало внимание на выступления в чемпионатах ЦС. В предыдущей главе я рассказал, как команда Белсовета ДСО «Спартак» разделила первое место на командном чемпионате общества в 1974 году в Москве. На этот раз в Киеве мы все-таки отстали от россиян. Вскоре сильнейшие спартаковцы встретились в личном чемпионате, который мне удалось выиграть в третий раз, но этот раз в дележе.

Партия Жидков – Капенгут

Оба стали чемпионами ЦС ДСО «Спартак», Фрунзе 1977 г.

Забавно, что в 1970 году с нами делил еще Гена Сосонко, но победитель определялся по Бергеру, зато в 1975 году  я обогнал Игоря Иванова на пол-очка. Тогда еще ленинградец, он меня поражал, когда делал ход, менял очки, брал лежавшую рядом скучнейшую, на мой взгляд, книгу Теккерея “Ярмарка тщеславия” и с увлечением читал, не вставая из-за доски. После ответа партнера все повторялось в обратном порядке. Я не удержался и спросил об этом. Он пожал плечами и ответил: “ Я каждый ход как бы решаю логическую задачу. Выдав результат, моя голова чиста”.

Для полноты картины еще один штрих. Во время моих игровых странствий по Союзу я старался всюду записываться в библиотеки, очаровывая дам, которые имели все права отказать временному читателю, и даже получал доступ к полкам. В Челябинске я взял с собой Игоря, памятуя о его интересе к чтению. Тот попросил посоветовать что-то. Когда мы вышли из библиотеки, он достал из-за пазухи несколько рекомендованных книг и, заметив что-то в моих глазах, добавил: “А что, Софья Власьевна не обеднеет” – “Что-что?” – “Ну, Советская власть”. При первой же, заработанной победой над А. Карповым, поездке за рубеж на Кубу, он отказался лететь с Ю. Разуваевым  в пользу следующего рейса, дозаправлявшегося в Канаде, и там сбежал.

Вскоре состоялся очередной Мемориал Сокольского. Как я уже писал выше, формула для установления денежных призов разрешала участие только 2 кмс – победителей отборочных пирамид федерации шахмат БССР и Белсовета “Спартака”, который финансировал турнир. У всех на слуху блестящая победа 15-летнего Каспарова в этом состязании в 1978 г., с которой обычно начинается его послужной список. В книге «Мой шахматный путь. 1973-1985» Гарик замечает, что его допустили к участию только благодаря просьбе М. Ботвинника. К нашему позору, помогло не это обращение к спортивному руководству республики, имеющим отдалённое представление о личности автора письма, а разрешение зампредседателя Спорткомитета СССР В. Ивонина, позволяющее бухгалтерии позиционировать Каспарова как мастера, чтобы его участие не отразилось на выдаче денежных призов. Поскольку я сам занимался этим оформлением, то очередной легенде должен быть положен конец, хотя Гарик, я думаю, просто не знал этих деталей.

Далее он пишет: «Во время жеребьевки я с некоторым замиранием сердца разглядывал грозных соперников: неоднократные финалисты чемпионатов страны Анатолий Лутиков (гроссмейстер!), Альберт Капенгут (замечательный теоретик и тренер), Виктор Купрейчик, Янис Клованс и Александр Захаров, а кроме них – десяток крепких мастеров, практически вся белорусская рать».

Капенгут -Захаров

С юным вундеркиндом приехала целая команда – тренеры Никитин и Шакаров и, конечно, мама. Когда я их пригласил к себе, первым делом Гарик ринулся к библиотеке, где было немало свежих томов, изданных на Западе. Пришлось Аиде его оттаскивать, когда сели за стол. О старте будущего чемпиона мира вспоминает Александр Никитин: «…первые же его партии потрясли всех – болельщиков, тренеров и, главное, самих участников. Турнир сразу стал заметным событием в спортивной жизни города. На Каспарова пошли зрители. Игра бакинца выделялась необычайной свежестью и какой-то загадочной силой. От хитроумных маневров его фигур у соперников буквально кружилась голова. Соревнование он провел вдохновенно…» Все же, в какой-то момент возраст сказался. Гарик вспоминает: «…в 9-м обиднейшим образом выпустил местного кандидата в мастера Валерия Смирнова, чего долго не мог себе простить. За несколько ходов до контроля у меня был начисто выигранный эндшпиль, но когда я прогуливался по сцене, Альберт Капенгут дружески шепнул мне на ухо, что в гостинице меня ждет второй том романа «Граф Монте-Кристо» (книгу принесла родственница Капенгута – мастер Тамара Головей). Я так обрадовался, что сразу же «поплыл», и вместо элементарного выигрыша получилась ничья». Тем не менее уже за 5 туров до финиша юноша выполнил норму мастера! Обычно всесоюзная пресса обходила наш турнир стороной. На этот раз газета «Советский Спорт» снизошла: «Восьмой мемориал Сокольского удался особенно. Накал борьбы был необычайно высок: из 153 партий лишь 60 закончились вничью. Героем турнира стал чемпион СССР среди юношей Гарик Каспаров из Баку. Так уж получилось, что не мастера экзаменовали школьника, а школьник давал урок мастерам!».

Каспаров и Никитин, примерно, во время Мемориала

Вскоре прошел очередной чемпионат БССР. Несмотря на участие Купрейчика, как и в прошлом году конкуренцию составил только Юферов. Все же мне удалось обогнать его на очко. Сережа мрачно констатировал: «У нас штатный чемпион».

Если же подходить совсем серьёзно, то вспоминается недавнее интервью Бориса Марьясина программе «Шахматное ретро», когда он простодушно сказал: «Капенгут у нас всё выигрывал». Возьмем статистику по чемпионатам CССР, то Витя к этому времени играл 3 раза, 6,5 из 22 , 3,5 из 15 и 6 из 17,  всюду последнее место. У меня только 2 раза – 10,5 из 21 и 9,5 из 21. Он набрал 16 из 54 (30%), я – 20 из 42 (47%).

Если же взять статистику по чемпионатам БССР и Мемориалам Сокольского 70-х годов, то разница по результатам соперников еще более впечатляющая, счёт личных встреч (+6) соответствующий, но на международные турниры по плану республики ездил исключительно Витя, а автору, так и не получившему в свое время международного звания, по достижении 35-летного возраста, впрочем, как и другим, вообще запретили участие во всесоюзном календаре.

Подпевалы, типа горе-историка шахмат в БССР (по газетным вырезкам) В. Рубинчика пытались объяснить счёт: «Как будто кто-то отрицал, что Капенгуту, когда он жил в БССР, случалось побеждать за доской Купрейчика, который на 5 лет моложе!». Для сведения псевдоисториков я написал в книге Теоретик, игрок, тренер, стр. 390: «Не раскрою большого секрета – я обратил внимание на способного мальчика ещё со времени сеанса одновременной игры М.М. Ботвинника в 1962 году и, когда Витя стал кандидатом в мастера, предложил приезжать ко мне поработать.

Ботвинник задумался над ходом в партии против Вадима Мисника. Рядом сидят Толя Ахремчук и Витя Купрейчик. Подсказывают Капенгут и Миша Павлик

 Даже после моего перевода в Прибалтийский округ приказом Р.Я. Малиновского я достаточно часто бывал дома и назначал ему встречи. Когда пришло время играть между собой, я предложил делать короткие ничьи, но к 1968 году боевой характер известного задиры захотел бури». Да и для сравнения напомню, что Каспаров и Гельфанд выигрывали Мемориалы Сокольского в 15 лет!

Продолжение следует

PS.

От редактора belisrael

В конце публикации А. Капенгут неодобрительно высказывается о В. Рубинчике, многолетнем авторе материалов на сайте по различным белорусским вопросам, в начале прошлого года исчезнувшего с сайта, и его можно понять, после того, как тот в комментариях в ютюб на “Шахматном ретро” беседы с А.К. написал:

Well, я не ўзор бескампраміснасці. Але ці стаў бы пасля 24.02.2022 выдаваць сваю кнігу пад грыфам федэрацыі шахмат Расіі (прыўладнай суполкі, дзе сярод куратараў – Пяскоў, Шайгу & Co.), ці хваліўся б гэткім выданнем на ўвесь свет? Не стаў бы і не хваліўся.

Well, я не образец бескомпромиссности. А вот стал бы после 24 февраля 2022 издавать свою книгу под знаменем федерации шахмат России (привластной организации, где среди кураторов – Песков, Шойгу и Со.) или хвастался такой публикацией на весь мир? Не хвастался бы и не хвалился.

Добавлю, что книга была написана и отправлена в издательство 4 года назад. И второе, 3 марта 2022 ведущие шахматисты России обратились к Владимиру Путину. Они призвали прекратить войну на Украине.

“Ошибка может привести к роковой точке невозврата”.

Соответствующее письмо подписали 33 шахматиста из Российской Федерации. Также против войны высказались ряд др. известных шахматистов.

.
Опубликовано 02.03.2024, 23:13
.
Другие материалы автора:

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

Альберт Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут. Глазами секунданта 

Альберт Капенгут. Победа над Талем

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

От ред. belisrael

В продолжение опубликованных ранее материалов автора из готовящейся к выходу книги, предлагается несколько переделанная глава о Болеславском, в которой много белорусской специфики.

Фото автора – капитана команды Беларуси на Олимпиаде в Москве 1994 года в тренировочной форме с национальной бчб символикой, ныне признанной “экстремистской” 

Фото Болеславский на турнире претендентов 1950

Болеславский Исаак Ефремович (1919—1977) международный гроссмейстер. заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР. 

«Для меня идеалом в шахматах всегда был стиль Болеславского. У кого еще из современных шахматистов так хорошо воедино слиты стратегия, тактика, логика и фантазия?». Под этими словами Светозара Глигорича, наверное, подписались бы многие крупные шахматисты.

В “64” за 1981г. №19 стр. 13-15 я написал: “И все-таки вряд ли ошибусь, если скажу. что вклад Болеславского в шахматы как теоретика еще более весом, чем его практические достижения”. На это Давид Бронштейн попенял мне в частном разговоре, что я не прав, ибо он был блестящий игрок, который был вынужден отказаться от больших нагрузок, как я знаю, по состоянию здоровья. Только поэтому своё гигантское дарование мой учитель посвятил развитию дебютной теории. Оценки ИЕ стали чуть ли не «священным писанием» для целого поколения шахматистов, а лучшей наградой для дотошных теоретиков было признание «Опроверг вариант самого Болеславского».

Человек другой генерации, Саша Белявский в своих мемуарах “Бескомпромиссные Шахматы” Москва 2004 стр. 28 написал: “Болеславский любил анализировать дебютную часть партии много больше, чем практически играть. Его анализы отличались добротностью, а книги по теории дебютов содержали множество оригинальных идей, оспаривающих выводы практики. Из общения с Болеславским я почерпнул методы работы над дебютами”.

Мне выпал счастливый жребий много лет работать с этим обаятельным человеком;  попытаюсь рассказать, каким его знал я. На молодых шахматистов, впервые увидевших минского гроссмейстера на Всесоюзных соревнованиях 60—70х годов, не производил сильного впечатления невысокий, полный, рано полысевший, молчаливый человек, который не расставался с видавшей виды старенькой тюбетейкой.  Как-то одна западная газета окрестила ее «ермолкой, похожей на среднеазиатский наряд». На людях все эмоции ограничивались восклицаниями: «Плохо дело!» да «Горе, горе!». Короткие реплики “пустое!» казалось, говорили о флегматичности, но Болеславского выдавали мятущиеся пальцы рук, по-пасторски сложенных на животе. Немногословие бессменного тренера сборной СССР вошло в историю, но все дискуссии заканчивались, когда он изрекал вердикт. Впрочем, аналогичная ситуация сопутствовало заседаниям республиканской Федерации.

Внешней замкнутостью, пассивностью Исаак Ефремович пытался скрыть легко ранимую натуру. При этом он тонко разбирался в людях, давал меткие оценки, хотя непрактичность его порой была поразительна. Среди близких Болеславский становился совсем другим, иногда даже язвительным. Случалось, он слегка подтрунивал над интеллигентнейшим Сокольским. Кочевал даже анекдот о нём, часами молча гуляющим во время турнира претендентов в Будапеште со своим тренером. В конце концов тот не выдержал: «Чудесная погода, Исаак Ефремович», и в ответ услышал: «Ну. и болтун же вы, Алексей Павлович!».

Большие друзья. они вместе переехали в начале 50-х годов в Минск, жили в одном доме. Сокольский был очень близок с Болеславским. Помню, с какой болью АП рассказывал мне, как ИЕ откликнулся на просьбу старого друга Дэвика Бронштейна, переданную через Вайнштейна, позволить ему догнать Болеславского в турнире претендентов 1950 г., где АП был секундантом своего соседа.

Встреча Болеславского и Бронштейна, 1950 г

Гена Сосонко в книге «Давид Седьмой» стр.40 писал: «Исаак Ефремович Болеславский в доверительной беседе с земляком и любимым учеником Альбертом Капенгутом рассказывал, что немного партий этого матча действительно игралось…». Пользуюсь возможностью сказать, что ИЕ никогда мне этого не говорил, а весьма вольная трансформация моих слов, сказанных в доверительной беседе «не для печати», не делает чести автору.

Вернёмся к старинному другу героя. К слову, они и обращались друг к другу – ИЕ и АП. Однажды в поздравительной открытке Сокольский написал: «Вы примите, о ИЕ, поздравления мае», и Болеславский долго посмеивался над приятелем, который продал грамматику ради рифмы. АП был, пожалуй, излишне сентиментален, и ИЕ часто подтрунивал над ним. Последним выступлением Болеславского был турнир памяти Алексея Павловича Сокольского (Минск, 1970 г)

Однако надо не забывать, что их переезд в Минск в начале 50-х по приглашению первого секретаря ЦК КПБ Н.Патоличева вызывал недовольство тех, кому они могли мешать. Адриан Михальчишин писал: «В начале 50-х белорусы переживали шахматный бум благодаря «старому партизану» Гавриилу Вересову – он перевел в Минск Болеславского, Суэтина и Сокольского!» Насколько я знаю, это заслуга известного журналиста Я. Каменецкого, более того, я был свидетелем нескольких стычек Вересова с Болеславским и Суэтиным, несколько раз он жаловался на них в ЦК КПБ.

Одним из недовольных был директор шахматного клуба А. Рокитницкий. Он всячески препятствовал учреждению в Спорткомитете БССР должности инструктора по шахматам, подчеркивая, что выполняет эти функции на общественных началах. Однако делал это заслуженный тренер БССР по шашкам на свой лад.

В 1964 г. на конференции Федерации шахмат ее председатель Шагалович в своем докладе привел вопиющие факты. Наибольшее впечатление на меня тогда произвело выступление Болеславского. В этот момент он был сам на себя не похож, метался по сцене как раненый зверь. Он рассказывал о содержании документов, которые я воочию увидел позже, работая в архиве клуба над материалами по истории шахмат в Белоруссии.

Читаю письмо 1956 г. из Федерации шахмат СССР председателю Спорткомитета БССР: «В связи с учреждением Спорткомитетом СССР звания «Заслуженный тренер СССР» просим представить ходатайство о присвоении этого титула Болеславскому и Сокольскому». Резолюция председателя комитета Коноплина: «т. Рокитницкому – подготовить». Далее читаю «подготовленный» ответ: «Мы отказываемся ходатайствовать… ибо не знаем, что они сделали для страны (! – АК), но в республике они не подготовили ни одного разрядника». В итоге бессменный тренер сборной СССР Болеславский получил это звание лишь в 1964 г. по ходатайству сборной страны, а Сокольский – в 1965 г. за 3-е место на Спартакиаде Народов СССР 1963 г. А впервые белорусские любители познакомились с прославленным гроссмейстером на чемпионате города вскоре после его переезда. Трудно представить победителя недавнего турнира претендентов в одном состязании с перворазрядниками. Не уклонялся Исаак Ефремович и от участия в чемпионатах Белоруссии. В одном из них еще зеленым юнцом я ощутил на себе силу игры выдающегося шахматиста (смотри партию №1)

Под влиянием личности Исаака Ефремовича выросло не одно поколение белорусских мастеров. Но разве можно ограничивать его влияние только шахматами! Он блестяще знал художественную литературу (филолог по образованию) и сыпал цитатами в самых неожиданных ситуациях. Болеславский великолепно знал поэзию, особенно любил Caшv Черного. Как-то в Тбилиси на чемпионате СССР среди женщин 1974 года Исаак Ефремович читал наизусть своим ученицам Тамаре Головей и Татьяне Костиной поэмы Лермонтова. На сборах он любил играть в составление из букв длинного слова других покороче. В стандартном режиме после всех участников зачитывал свой оставшийся список, превосходящий всё услышанное от других. Как-то во время очередной прогулки в лесу Шагалович с изумлением слушал, как мы с ИЕ горланили песни Галича и Кима. Вспоминая своё детство, он признавался в любви к украинским песням. Очень часто ездил в город своей молодости Днепропетровск. Как-то я его развеселил, спросив: “Что, Туров – это псевдоним Баранова?” Насмеявшись над аналогией, он объяснил, что это – другой сотрудник редакции.

Поскольку после демобилизации в 1966 г. я восстановился в БПИ со второго семестра, то был относительно свободен и согласился поехать тренером Головей и Арчаковой на финал женского чемпионата СССР в Киев. Хотя я и раньше много помогал Тамаре советами, но тут я увидел специфику во всем блеске. Девочки расположились в таблице через одного, поэтому через день предстояла подготовка к той же партнерше тем же цветом. Относились к этому очень ответственно, годами вместе слушали Болеславского, и, естественно, в тетрадках были одни и те же варианты. Безусловно, они знали это наизусть, но все равно повторяли. Однажды, увидев старую запись, я попытался показать, что есть более сильное нововведение, но был с негодованием отвергнут, ведь это рекомендовал сам ИЕ! По приезде я спросил у него. Наш общий тренер объяснил:” Я думал, что это продолжение им легче понять”.

Новый 1967 год я встречал у Болеславских. После триумфа Петросяна в 1963 г Армения встречала чемпиона мира и его секунданта “на ура”. Не меньше месяца они ездили “по городам и весям”, а наиболее рьяные болельщики забрасывали их посылками каждый год. Накануне праздника из очередной извлекли трехзвездочный коньяк и любимое варенье Тиграна из грецких орехов. Были только Сокольские.

Играли в буриме. Каждый за столом придумывал две строчки, но следующему показывал только последнюю. В тот раз АП сочинил: «И губы милой целовал», на что ИЕ в своей манере пригвоздил друга: «Но тут наехал самосвал». Потом зачитывали и все долго хохотали. .

Большая часть его заграничных поездок в 60-х связана с работой тренером сборной СССР. Конечно, авторитет Болеславского у тех, кто входил в шахматную элиту, был непоколебим. Миша Таль рассказывал, как на Олимпиаде в Варне в 1962 г. команда что-то анализировала в комнате у ИЕ. Чтобы разрядиться, Боря Спасский произнёс со смаком первую строчку фривольного четверостишья, которую охотно подхватил Керес. Когда мой тренер услышал последнюю матёрную строчку, он всех вытолкал взашей из номера. Трудно представить кого-то ещё, кому можно было так поступить с элитой. Редкий матч на первенство мира обходился без его участия.

Холмов, Кобленц, Гипслис, Таль, Болеславский. Ч-т СССР, Рига-58

Болеславский помогал Давиду Бронштейну, Василию Смыслову, Тиграну Петросяну, Борису Спасскому. Лишь во время матчей с участием Таля он брал «тайм-аут», объясняя Кобленцу, что рижанин вызывает тёплые чувства, но ему нужен не тренер, а нянька, хотя тот искренне относился к минчанину с большим пиететом. Достаточно прочитать воспоминания Миши об их отложенной с чемпионата СССР 1957 г.: “Болеславский долго думал перед тем, как записать ход, а затем, как это часто бывает, мы после партии начали разбирать ее по горячим следам. Человек удивительной доброты, достаточно щепетильный, Исаак Ефремович показал, какой записал “закрытый” ход. Он из этого большого секрета вроде бы не делал. Ход, который (по его словам) был записан, довольно естественный и относительно быстро приводил к упрощениям и к позиции, где наиболее вероятна ничья. До доигрывания было несколько дней, и, когда мы с Кобленцем сели анализировать отложенную позицию, первым делом он ткнул в это напрашивающееся продолжение. Мы бегло посмотрели: вроде бы ничья. И тут вдруг Кобленцу пришел в голову очень неочевидный, неожиданный “секретный” ход соперника. Я убеждал, что Болеславский не похож на человека, который запишет один ход, а будет показывать другой… Кобленц настаивал, мы просидели за анализом этого хода несколько часов, но убедительного ответа не нашли. Я пришел на доигрывание, вскрыли конверт, и я увидел ход, который показал ранее Болеславский. Однако его последствия мы ведь и не проанализировали…”

В 1962 г. участникам турнира претендентов на Кюрасао предложили выбор – послать с каждым тренера или жену. Естественно, выбор был очевиден, а тренером на всех послали ИЕ с запретом готовить Тиграна против остальных советских гроссмейстеров. Со смехом мой тренер пересказывал разговор Корчного с Геллером, когда ленинградцу стал понятен тройной сговор: “У кого же ты будешь выигрывать?” – “У тебя”.

Отработав успешно матчи 1963 и 66 гг., он надеялся, что новый чемпион мира при распределении международных выступлений не забудет своего тренера, но тот мог обеспечить, например, Бевервийк Игорю Платонову за победу над Геллером в 1969 г., а не человеку, столько сделавшего для него. Последний турнир за рубежом Болеславский сыграл в 1963 году, когда ему было только 44 года, да в 1965 г.  подменил в последний момент основного участника на чемпионате Европы.

После первого матча со Спасским была выпущена книга с комментариями секундантов, но поверхностные примечания Бондаревского трудно сравнивать с обстоятельным “разбором полётов” ИЕ. Весной 1968 г. Петросян “вспомнил” о предстоящем в следующем году матче на первенство мира. ИЕ иногда жаловался, что тот совершенно не занимается. Болеславский считал, что матч 1966 г. Спасский проиграл из-за ошибочного выбора дебютной стратегии и понимал, что больше это не повторится. Зная эту семейку, пытался подсунуть вместо себя Суэтина, который мечтал о квартире в Москве, однако Тигран предпочел иметь обоих, а у ИЕ не хватило стойкости отказываться.

Надо сказать, что Болеславский был крайне ортодоксален в вопросах морали. Однажды в 1968 г. Корчной, дал “Шахматной Москве” №18 очень интересное интервью, но, когда я попытался заговорить об этом с ИЕ, тот, не вступая в дискуссию, дал ему уничтожающую характеристику:” Похотлив, как обезьяна”. Я был шокирован, ведь это совершенно из другой оперы. Злые языки нашептали, что во время сбора на подмосковной даче Петросян и Суэтин, решив расслабиться, пригласили девушек. Взбешенный Болеславский позвонил Роне Яковлевне. Та тут же приехала и навела порядок, но это не осталось для ИЕ бесследным.

Болеславский, Рона Петросян

На следующий год, оказавшись в Москве к концу матча, я встретился с ИЕ вскоре после начала 19-й партии и вместе пошли в зал. По дороге я спросил, какой сегодня будет дебют. Слегка поколебавшись, он назвал испанскую. Увидев на демонстрационной доске сицилианскую, Болеславский, наглухо замкнувшись, уединился в уголок, ему было не до меня.  Петросян, проиграл эту встречу, ставшую решающей, а ИЕ, позвонившему в квартиру чемпиона мира, где он жил во время матча, выкинули на площадку чемодан с вещами. Когда в Минске он мне это рассказывал, его колотило. Потом, в течение нескольких лет, Тигран пытался восстановить отношения, но на этот раз учитель был непреклонен.

В 1971 году ИЕ впервые согласился поехать моим тренером на 39-й чемпионат СССР. Молодежи свойственно не обращать на это внимание, поехал с тобой тренер и хорошо. А то, что он при этом доплачивает из своего кармана, не говоря уже о пропадающих побочных заработках (сеансы, статьи, занятия помимо основной работы и т.д.) мало кто замечает. При работе на Кавказские республики организаторы старались компенсировать расходы оформлением тренерской нагрузки, но для Белоруссии это было не реально. Безусловно, я ценил стремление Болеславского мне помочь и его решение поехать много значило. Неожиданно после 3-х туров я стал лидером при звёздном составе, однако в этот момент мой тренер преподнёс неприятный сюрприз, отказавшись от дебютной подготовки к Полугаевскому.

После разрыва с Петросяном Болеславский недолго оставался свободным – его пригласил на сбор Лёва. Из общения с ИЕ я пришёл к выводу, что он ориентируется на долгосрочное сотрудничество с ним. Однако тут сработал фактор различного подхода к совместной работе. После сбора выдающийся теоретик опубликовал статью по системе Авербаха староиндийской защиты, куда включил кое-что из совместных анализов. Полугаевский был в ярости, но ничего ему не сказал, а ИЕ был уверен в дальнейших контактах. К слову, не скажу, что нравилось, когда тренер опровергает мои разработки в печати, но я осознавал, что ему надо кормить семью. Чтобы писать на высоком уровне, надо опережать практику, а тут генератор идей под боком.

Я уже в какой-то публикации высказывался на эту тему, приводя наиболее известные примеры докатившихся до печати разборок – Карпов и Белявский или Каспаров – Гельфанд. Мое субъективное мнение о ситуациях, не оговоренных заранее – если спарринг-партнер оплачивается (конечно, речь идет не о командировочных расходах), то работодатель – собственник анализов. В противном случае, итоги совместной работы принадлежат обоим.

Увидев мою реакцию, ИЕ подсластил пилюлю, пообещав анализировать отложенную, если она будет хуже. В системе Мароци возник эндшпиль по 3 пешки на королевском фланге и по две на ферзевом, однако мои слон и конь противостояли паре слонов соперника. В какой-то момент я спросил Лёву, играет ли он на выигрыш? “Конечно!“ Я растерялся, и тут же сделал сомнительный ход, ослабляющий пешки, а за несколько ходов до контроля упустил четкую ничью, указанную Ваганяном.

В обзоре тура М.М. Юдович писал: “Партия отложена в слоновом эндшпиле при равном количестве пешек. Все же Капенгуту предстоит преодолеть ряд технических затруднений”. ИЕ немного подвигал бесперспективную позицию и уговаривал меня не тратить силы и сдаться, что я и сделал. Через несколько дней он комментировал эту партию в турнирный бюллетень и ужасно разволновался, установив, что вариант, которым аргументировал сдачу, не проходит. Пришлось его успокаивать, что я это нашел, но позицию уже нельзя спасти.

В 1972 году по инициативе Геллера Болеславский был приглашен на предматчевый сбор Спасского в Сочи. Кстати, на этот сбор ИЕ попросил у меня рукопись еще не опубликованной статьи по Анти-Бенони. Спустя полгода в разговоре с Н. Крогиусом выяснилось, что они не смотрели нужный материал по причине… плохой печати! Потом ИЕ рассказывал, что Ефиму Петровичу хотелось во что бы то ни стало опровергнуть систему Найдорфа с 6.Bg5, и они истратили на это уйму времени.

Чемпиону мира настолько понравилась энциклопедическая эрудиция ИЕ, что он настоял в ЦК на поездке Болеславского в Рейкьявик, о чем мало кто знает. Исаак Ефремович жил там с туристами отдельно от Спасского как корреспондент “Шахматного бюллетеня”, но, когда Р. Фишер начал выигрывать партию за партией, он наряду с Геллером стал играть ведущую роль при подготовке. Болеславскому приходилось буквально дневать и ночевать в резиденции чемпиона, ибо Фишер начал бегать из дебюта в дебют, и только знания ИЕ позволяли 10-му чемпиону мира поддерживать определенный уровень.

Проиграв матч, Спасский совершенно неожиданно для Болеславского дал ему приличную сумму, однако Исаак Ефремович стеснялся показать окружающим, что у него есть деньги, и лишь в последний момент решился и купил в аэропорту пересадки очень дорогой радиоприемник, чтобы слушать “вражеские голоса”. Вы бы видели его разочарование, когда я объяснил бесполезность покупки, ибо там не было коротких волн!

На мой взгляд, Е. Геллер и И. Болеславский являлись теоретиками-гигантами, определявшими лицо времени, но их отношение к публикациям было полярно противоположно. Одессит работал на себя и в глубине его анализов, к сожалению, я убедился на нашей партии.  Мой учитель, охотно делившийся знаниями, не случайно 14 лет был тренером сборной страны, постоянно выигрывающей золото на Олимпиадах. А вообще-то, на мой взгляд, Болеславский был на голову сильнее всех остальных публичных теоретиков того времени, и его рекомендации воспринимались современниками как высший знак качества.

Геллер, 1971 г. Ленинград, 39 ч-т СССР

Благодаря феноменальной памяти его познания были энциклопедическими. Как-то Исаак Ефремович рассказывал, как в молодости с Бронштейном и Константинопольским они развлекались, по очереди расставляя на доске позиции из различных партий. Оппоненты же должны были вспомнить, что это за поединок. Конечно, при нынешнем потоке информации эта забава была бы не под силу даже прославленным эрудитам.

Болеславский – Фурман – Бронштейн

Перед несостоявшимся матчем Карпова с Фишером в 1975 г. по заказу С. Фурмана ИЕ сделал широкий обзор современного состояния теории. После преждевременной кончины Болеславского в 1977 г., перед матчем в Багио, Семен Абрамович предложил мне сделать работу учителя, но я не обладал его энциклопедическими знаниями, и мы договорились о свободном поиске. Когда я сдал эту работу, меня тут же попросили сделать следующую.

Письмо Фурмана

Трудно найти современный дебют, в теорию которого Болеславский не внес бы весомый вклад. Особенно его радовало, когда домашняя заготовка срабатывала у питомцев. Он высказывал удивительно много свежих дебютных идей и щедро делился со всеми, не ограничиваясь лишь своими подопечными и учениками. Тренер самого высокого ранга, он заботился и о белорусских резервах, находил время ездить на Всесоюзные юношеские соревнования и это, естественно, приносило плоды.

Один из его учеников, Заслуженный тренер БССР Михаил Шерешевский в книге «Моя методика» пишет: «Это был суперкласс! Гроссмейстер мирового масштаба, тренер сборной СССР и чемпионов мира. Все, кому посчастливилось в составе сборной Белоруссии с ним работать, могли почерпнуть для себя очень многое. Но системы не было! Мы занимались анализом дебютов и их связью с миттельшпилем, а также разбором сыгранных партий.

Конечно, понимание игры у И. Болеславского было колоссальным, умение анализировать уникальным, комбинационное зрение острым, но имеющий уши должен был сам услышать. Никто тебе ничего «не разжевывал» и в рот не клал».

Понятно, что «небожителя», спустившегося с шахматного Олимпа до уровня групповых занятий со сборной республики, мало интересовал пройденный путь до попадания в команду, а недочёты в знаниях лишь встречали недопонимание и лёгкое осуждение. Поэтому дискуссионно сравнение с  Мариком Дворецким, отработавшего методику совершенствования от кандидата в мастера до гроссмейстера.

Число находок Болеславсного можно измерить, пожалуй, четырехзначным числом. При таком изобилии он не любил конспирации, охотно печатал свои анализы, многое показывал на лекциях. Меня всегда поражала его уникальная дебютная интуиция – случалось, он не мог однозначно ответить, чем именно какой-нибудь ход плох или хорош, но его оценки подводили крайне редко. Были у нас и принципиальные споры. Он любил находить истину самостоятельно, я же предпочитал предварительно познакомиться с уже имеющейся информацией, как следствие его же тренерского подхода, когда ещё в 1959 г. на любой вопрос 14-летнего юнца сурово спрашивал, что на эту тему я уже читал. Естественно, приходилось готовиться к занятиям.

Мы часто по этому поводу пикировались с ИЕ, и мой основной аргумент был: “Мне бы Вашу голову!” Возможно, будь у остальных такой инструмент, его метод устроил бы каждого, но увы…

Как-то году в 1960-м на собрании сборной республики на квартире ИЕ участники помоложе столпились у столика, за которым сидели мэтры. Я, как самый молодой, видел доску лишь краешком глаза. Кто-то спросил мнение нашего лидера об одной идее в популярной тогда системе Раузера. Я тут же прокомментировал: «Этот ход впервые применил Гольденов». Когда я произнес его имя, Ройзман тут же заткнул мне рот, но я видел, что Исаак Ефремович сидит озабоченный. Спустя 5 минут он повернулся ко мне и кивнул: «Да».

В вопросах этики он был весьма щепетилен. что я почувствовал на себе. Тяжело разойдясь с Т. Петросяном в 1969 году, Болеславский был секундантом Л. Полугаевского на межзональном турнире. Я уже рассказывал о проблемах, возникших перед партией с Лёвой в финале XXXIX чемпионата СССР.

Когда я демобилизовался в 1966 г., он попросил меня редактировать первый том его рукописи для ГДР – популярная в будущем дебютная серия только началась. Я проверял его рекомендации и оценки, автоматически исправляя опечатки Нины Гавриловны., что, несомненно, помогло мне в дальнейшем совершенствовании. Спорные моменты вызывали дискуссии. Получив авторские экземпляры, один из них ИЕ подарил мне с пожеланием не только изучить, но и развивать дальше. Надеюсь, несколько систем, названных моим именем, подтверждают, что я выполнил пожелание мэтра. В мою первую книгу “ Индийская защита” я включил посвящение “Памяти учителя И.Е. Болеславского”. Мои ученики Гельфанд, Смирин, Шульман продолжили развивать теорию шахмат, публикуя свои книги..

Другие титулованные звезды нанимали “негров” – мастеров на своих условиях, лишь где-то в предисловии благодарили реальных авторов за помощь. Эту же систему потом применили и югославы в 80-90-х годах при издании всех энциклопедий и монографий. Тайманов как-то предлагал это и мне, но я хотел, чтобы имя светилось. Даже после переезда в США Джин предлагал анонимно готовить его дебютные видеокурсы, но и здесь я отказался, хотя, возможно, сделал ошибку, не учитывая специфику жизни шахматистов в Америке.

В отличие от других, ИЕ писал сам, но жесткие сроки не позволяли ему писать на том же уровне, как статьи в журналы, и, вынуждено, его критерии качества снизились. Последние 10 лет жизни ИЕ интенсивно работал над этой серией. Приходилось пересматривать многие общепринятые оценки, разрабатывать новые продолжения. Заменяя общеизвестные варианты, базирующиеся на практике, на свои рекомендации, мой тренер рисковал – ведь в случае их опровержения читатель не имел альтернативы. Хотя и редко, но это случалось. Чтобы осветить какую-то проблему при лимитированном объёме приходилось допускать перестановки ходов, далеко не всегда сильнейшие. За первым изданием появились последующие. Исаак Ефремович много работал над книгами, и до поздней ночи можно было видеть огонек в его окне. Между прочим, это лишний довод против тех, кто объяснял ранний отход от практики «леностью» Болеславского. Конечно, он должен был выдерживать график и опускаться до популяризации, что наложило заметный отпечаток и на другие публикации.

Мы много времени проводили за совместным анализом, поэтому в монографиях текст некоторых вариантов был продолжением дискуссии со мной: там, где я находил какие-то идеи, он старался их опровергнуть. Естественно, это било по моему репертуару. Обладая феноменальной памятью, Исаак Ефремович не хотел тратить время на обработку шахматной литературы, как это приходилось делать мне. Однако лавина информации резко возрастала, и надо было найти способы обуздать ее. В конце концов, он вынужден был придумать свою систему. Под каждый том отводился блокнот для телефонного справочника, где на странице сверху писалась “шапка” варианта и, по мере поступления свежей периодики, указывался краткий адрес ссылки типа “ШБ-73/10-28”.

По несколько раз в неделю я бывал у ИЕ, однако, когда маленького сынишку не на кого было оставить, он приходил ко мне. О его тренерском подходе хорошо говорит один эпизод.

Во время 40-го чемпионата СССР я обратил внимание на партию Васюков – Разуваев в системе Россолимо, где Юра применил новинку на 7-м ходу. После тура я немного посмотрел, разбираясь в идее жертвы отравленной пешки. К моему удивлению, во время тренировочного матча Белоруссия – Эстония Вейнгольд прельстился материалом. После тура я заметил Саше, что я уже напечатал анализ с ключевым 13-м ходом. Он уверял, что просмотрел все опубликованные материалы по варианту. Редкий случай, когда оба правы – дома я нашёл это в своей статье… по Английскому началу! Сейчас система носит моё имя.

Я решил обыграть парадокс и прокомментировал в “Шахматы в СССР” за 1975 г. №6 стр. 11-12. ИЕ просмотрел журнал и поинтересовался возможностью белых получить приемлемую позицию в миттельшпиле. Пришлось признаться в неточности и, как следствие, подачи эффектной идеи в комментариях, обходя острые углы. Можно представить, какие слова мне пришлось выслушать!

К слову, Болеславский не раз констатировал, как часто мне приходилось выигрывать партию дважды из-за потери концентрации в подавляющих позициях. В своё время нам понравился детский фильм “Айболит-66”. Две цитаты оттуда мне часто приходилось слышать в свой адрес: “Нормальные герои всегда идут в обход” и “И мы с пути кривого ни разу не свернём, и, если надо, снова пойдём кривым путём”.

Время окончания нашей работы было стабильным – 8 часов вечера, когда учитель, иногда в моей компании, пытался слушать “вражеские голоса”.

Когда я рассказал Болеславскому о “ Докторе Живаго”, он признался, что встречался с лидером Народно-трудового Союза Е. Романовым на турнире претендентов в Цюрихе в 1953 г., его настоящая фамилия Островский, и, оказывается, он был тренером ИЕ на матч-турнире за звание абсолютного чемпиона СССР. Впоследствии я читал об этом в книге Евгения Романова «В борьбе за Россию» Москва, 1999. Кстати, тогда же мой тренер рассказал о своей встрече с чемпионом СССР 1927 г. Федором Богатырчуком в Амстердаме в 1954 г., а Сергею Воронкову, описавшему свою большую работу, чтобы установить этот факт, достаточно было спросить у меня.

Как-то, разоткровенничавшись, он рассказал о событиях, предшествовавших матч-турниру 1948г. Перед первенством СССР 1947 г., Дмитрий Васильевич Постников, в то время зам. председателя Спорткомитета, как написал Д. Кряквин, “настоящий вершитель шахматных судеб в послевоенном СССР”, а впоследствии председатель Федерации страны, объявил участникам о планируемой просьбе к ФИДЕ включить в матч-турнир двух победителей этого и следующего чемпионатов. Ими стали победитель турниров Керес и Болеславский, дважды финишировавший вторым. Но уже убили Михоэлса и на фоне борьбы с космополитизмом включили Смыслова.

Керес-Болеславский

Уже подготовив рукопись к печати, я наткнулся на старое (2016) интервью Д. Гордона с А. Белявским, где Саша рассказывает, как М. Ботвинника не включили в команду СССР на Олимпиаду в Хельсинки в 1952 году. Я и раньше где-то читал эту версию, скорее всего, рассказанную самим «патриархом». Однако, в “64” №1 за 2003 год был напечатан протокол собрания, где принималось решение не заявлять чемпиона мира на первую доску. (Кстати, при голосовании Болеславский был единственным воздержавшимся.). В свою очередь, ИЕ рассказывал мне своё видение, где акценты расставлены по-другому.

Наиболее полно отразил ситуацию С. Воронков в статье  «КОНЕЦ ЭПОХИ» от 28 ноября 2017.  Однако он не упомянул, а возможно, и не знал, что триггером послужила ситуация со сборной СССР по …футболу на летних олимпийских играх 1952 года в той же Финляндии. Проигрывая 1:5 за полчаса до конца игры команде Югославии (в то время её главой был злейший враг Сталина Иосиф Броз Тито), советская сборная сумела отыграться, но повторный матч проиграла.

«Говорят, что по прибытии в Москву футболисты и тренеры сборной СССР долго не выходили из вагона, опасаясь, что их арестуют прямо на перроне – за проигрыш принципиальному политическому противнику. Но время шло, а люди из ГБ не появлялись, и спустя час все разъехались по домам. Однако история на этом не закончилась. Через месяц спортивное руководство страны приняло решение о расформировании являвшегося базовым клубом сборной ЦДСА. Формулировка? «За провал команды на Олимпийских играх и серьёзный ущерб, нанесенный престижу советского спорта».

Шахматистами, да и начальством, в этой ситуации владел страх! К слову, одним из тренеров нашей команды был А. Сокольский.

Любопытно мой учитель рассказывал про Олимпиаду в Тель-Авиве 1964 г. Их сопровождал майор КГБ со смешной фамилией Приставка, однако не слишком им докучавший. Лучшим книжным магазином города слыл “Болеславский”. Так он назывался ещё долгие годы после смерти дяди ИЕ. На приеме у бессменного премьера Бен-Гуриона убеждённый коммунист Ботвинник вёл с хозяином дискуссию о социалистических принципах кибуцев, а на вопрос, что запомнили шахматисты-евреи на иврите, отличился Лёня Штейн, озвучивший какое-то ругательство. Увидев улицу, названную в честь известного сиониста Жаботинского, он удивился: “Как они уважают наших спортсменов!”. Штангист-однофамилец несколько месяцев ранее выиграл Олимпийские игры.

Было ещё немало забавных ситуаций, рассказанных в соответствующем настроении. Вот одна из них. В 1954 году сборная СССР гастролировала по Южной Америке. Заканчивая выступления в Уругвае, часть команды уже сидела в автобусе, но Петросяна никак не хотели отпускать его соотечественники из большой армянской колонии, одаривавшие его всевозможными сувенирами. Сопровождающий чекист положил на сиденье кофточку для жены, приобретённую на крохи от суточных, и вышел поторопить с отправкой. Одессит решил разыграть друга и перекинул упомянутое скромное приобретение на место Тиграна, наконец вернувшегося в автобус и слегка удивившегося пакетику. “Это тебе армяне передали.” прокомментировал Геллер, и тот спокойно положил это в чемодан.

В конце апреля 1967 г. команда республики играла традиционный матч с ГДР в Берлине по схеме двух четверок. Руководителем делегации был зав. сектором спорта ЦК КПБ Павел Владимирович Пиляк. Незадолго до поездки ИЕ узнал, что 3 месяца назад с него сняли стипендию за снижение спортивных показателей. Непонятно, почему бессменный старший тренер сборной СССР на семи Олимпиадах был оформлен как играющий гроссмейстер, но это не самое “левое” решение на московской кухне. Одно распределение международных поездок чего стоило! ИЕ очень болезненно переживал лишение средств к существованию. Надо отдать должное нашему куратору, он быстро осознал место Болеславского в шахматной жизни республики и вскоре после возвращения открыл под него позицию в Школе Высшего Спортивного Мастерства.

Учебно-тренировочный сбор к Спартакиаде 1967 г. проходил в только что открывшемся мотеле “Интуриста” на 17-м километре Брестского шоссе. Удобное автобусное сообщение из центра в 2 шагах от квартиры, городские телефоны выглядели соблазнительно для ИЕ. Во время нашего первого сбора Болеславский любил следить за нашей игрой в волейбол, иногда гулял по лесу, а Нина Гавриловна носила за ним раскладной стульчик. Потом он не раз выбирался туда просто погулять. Охотно ездил на сборы в открывшийся в 1974 г.  олимпийский центр в Раубичах, где было раздолье для прогулок по биатлонным дорожкам.

После фиаско в ГДР Вересова сдвинули на пятую доску, спустя месяц незаметно поменяли с Ройзманом. Затем повторилась ситуация 1963 г. Уже в поезде, ИЕ, стесняясь смотреть мне в глаза, объяснил мнение ЦК КПБ и попросил уступить ГН. Получив желаемое, но чувствуя себя неуверенно, наш ветеран тут же предложил иметь в команде сильного запасного, например, его, чем взбесил Болеславского.

В финале Вересов опять проиграл все партии, особенно трагично в решающем матче за пятое место с Грузией. В очередном цейтноте, помня об ответственности перед командой, он предложил ничью мастеру Ломая, но когда тот отказался, не выдержал и возмутился:” Мальчишка, как Вы смеете отказываться от ничьи, когда Вам предлагает международный мастер”. Обалдевший Теймураз тут же сделал ход, подставляя фигуру. ГН схватил ее, но затем дал очень плохой шах, уводя ладью, защищавшую от мата по первой горизонтали. После этого надо было давать вечный шах, и снова, как в ГДР, подсознательное нежелание ничьи привело к просрочке времени.

Задерганный Болеславский не мог на это смотреть. “Все, можете уезжать”. В прострации Вересов походил минут 10, потом подошел к ИЕ и грубо оскорбил его. Тот вначале собирался по возвращении подать в суд, потом подостыл и ничего не предпринимал. Его друг Давид Бронштейн в своей книге “The Sorcerer-‘s Apprentice 1998”, написанной в соавторстве с Томом Фюрстенбергом, подчеркнул: “You ought to know that Veresov was very anti-Semitic. He lived in Minsk and was a real enemy of Isaac Boleslavsky”.

Летом 1968 г. Болеславского пригласили тренером студенческой сборной на очередной Олимпиаде. В команде играли два его ученика. На Клязьминском водохранилище мы в основном отдыхали, хотя с нами был лучший тренер страны. Там мне довелось получать для него письма до востребования от близкой подруги довоенных лет. Он рассказывал историю его женитьбы в эвакуации и добавлял, что у Нины Гавриловны золотые руки, но голова… Однако стоически нёс свой крест и главным приоритетом для него был достойный жизненный уровень семьи, оставляя за кадром свою персону.

Пресс-центр 1 лиги, Минск, 1976 г. Нина Гавриловна Болеславская печатает обзор руководителя пресс-центра Капенгута. Сидит демонстратор Валерий Смирнов

Для него неприятным сюрпризом стала ситуация перед доигрыванием последнего тура полуфинала, когда по всем параметрам мы не попадали в главный финал (подробнее в главе о малых олимпиадах). ИЕ, зная в первую очередь от меня об уверенных победах, жалел, что связался, но, к счастью, всё обошлось. Встряска не прошла бесследно для Болеславского, написавшего гневную статью в “Шахматы в СССР” №10 за 1968 г. стр.18 -22., причем сотрудники редакции мне говорили, что кое-где им пришлось сглаживать эмоции.

Гуляя по окрестностям, мы натолкнулись на вишнёвые деревья на косогоре. Я забрался и стал лакомиться, соблазняя ИЕ, но, когда он стал карабкаться, я быстренько сделал кадр. Однако мне не повезло – порвалась перфорация и плёнка была испорчена. На обратном пути в Вене я знал один магазинчик, где наша сборная успешно отоварила свои гроши. ИЕ был в столице Австрии 5 раз, но выводить по карте пришлось мне. Когда мой тренер увидел, что он не мог торговаться как я, попросил купить кое-что и для его семьи.

В 1968 г. на командном первенстве страны среди обществ мы жили в гостинице “Рига” напротив оперного театра. Недалеко был шахматный клуб, а рядом – популярное в то время кафе “Луна”. Как старожил, я сводил ИЕ и Тамару Головей, выступавших за “Спартак”, в это заведение. На обратном пути я спросил своего тренера, как ему там понравилось, и с изумлением услышал в ответ: ”Вы знаете, Алик, для меня это слишком дорого”.

Немного помог маэстро. Став директором Латвийского объединенного шахматного клуба и отказавшись от государственного финансирования, Кобленц организовал выпуск шахматной литературы, которая при огромных тиражах оставалась дефицитом, но поскольку в Советском Союзе  по идеологическим соображениям книги невозможно было печатать не централизованно, то пришлось ограничиться ротапринтами тиражом в 2 000 экз. Вскоре Болеславский стал в этой серии основным автором, публикуя на русском языке очередные переработанные главы, написанные для ГДР.

Даже после серийного выхода трех монографий с последующими переизданиями, его финансовые возможности были ограничены. Некоторые мастера в Минске соглашались давать сеанс только вместе с лекцией, получая через лекционное бюро шахматного клуба около 20 руб. ИЕ соглашался ехать в парк Челюскинцев за 10 руб.

В начале 70-х мы много работали над комментированием партий, вначале только в Информатор, потом и что-то в “Chess Player”, с которым я начал контактировать с 1972 г. Помимо белорусских турниров, я привозил избранные поединки с соревнований, где играл. Часть из них Болеславский отбирал для работы. Дома я находил соответствующие ссылки на предшественников, и только после этого начинался совместный анализ, который потом я оформлял и отсылал.

Как-то ИЕ предложил написать статью по шевенингену. Я тут же вспомнил свою первую теоретическую статью по проблемам этой системы, которая была напечатана в “Шахматном бюллетене”, 1967 г. №3, стр. 68-70. Однако возникающий миттельшпиль трудно объяснить доступным языком, ибо к одной и той же позиции можно прийти самыми разными порядками ходов, и в то же время в каждом из них возможны совершенно самостоятельные продолжения, и её понимание базируется на нюансах перестановок ходов. Я начал, как обычно, подбирать материал, но потом учитель отказался от нашей затеи и объяснил: “Вы знаете, Алик, я подумал и решил, что не надо нивелировать разницу в классе”. Кстати, в воспоминаниях о работе с Талем я рассказываю о нашей попытке покорить этот Монблан перед межзональным.

Перед полуфиналом очередного первенства страны во Львове 1973 г. я принял предложение двоюродного брата провести сбор в Нальчике. Член-корреспондент АМН Габрилович поигрывал в шахматы, выполнил КМС и долгие годы возглавлял Кабардино-Балкарскую федерацию. Брат боготворил Болеславского и поселил нас у себя дома. Как-то гуляя по городу, зашли в ресторан и мне захотелось цыплят табака, но цена стояла за 100 г. На мои настойчивые расспросы о возможной стоимости, официант стойко держался – “сколько завесит”. Получилось приемлемо, но почему-то на ИЕ этот мини диалог произвёл большое впечатление, и в разных ситуациях он напоминал мне – “сколько завесит”.

К 1974 г. сложилась ситуация, когда ИЕ встречался со мной индивидуально, как  правило для совместного комментирования, а с Купрейчиком, Дыдышко, Мочаловым, Шерешевским и Юферовым в другие дни. К этому времени его дочь Таня неудачно побывала замужем в Одессе и вернулась. Однажды смущённый ИЕ попросил помочь организовать для неё не шахматный контакт с моим приятелем в то время Серёжей Юферовым. Я не мог ему отказать – к концу совместного занятия, как бы случайно, дочка зашла в кабинет и, слово за слово, пригласила нас в свою комнату посидеть поболтать за бутылкой сухого.

ИЕ терпеть не мог ходить по кабинетам, но всюду его встречали с огромным уважением. Например, ИЕ со смехом рассказывал мне про заседание штаба по подготовке республики к Спартакиаде Народов СССР 1975 г., который возглавлял первый заместитель председателя Совета Министров БССР Владимир Фёдорович Мицкевич. Когда все расселись, Заслуженный тренер СССР Генрих Матвеевич Бокун, который тогда возглавлял спорт, спросил у ВФ: ”С кого начнем?”, не сомневаясь в выборе фехтования, как коронного для Белоруссии олимпийского вида спорта, и был шокирован ответом: “О чем речь, когда здесь сам Болеславский”.

В преддверии Спартакиады Народов СССР 1975 г. в Риге, Болеславский договорился с Латвийским клубом о проведении учебно-тренировочного сбора для нашей команды на Рижском взморье. Взамен ИЕ, занимаясь с нами, ещё читал лекции хозяевам. К этому времени с постоянными жалобами на глаза я попал к главному офтальмологу Минска, поставившему мне страшный диагноз – опухоль мозга. (к счастью, ошибочный). Пришлось добиваться энцефалограммы на единственном в республики аппарате. Я рассказал об этом ИЕ, он посочувствовал, заодно попросил не претендовать на первую доску. Учитель не хотел лишних проблем, хотя за пару месяцев до нашего разговора Витя набрал 3.5 из 15 в чемпионате СССР. Чтобы подсластить пилюлю, он добавил, если мне запретят играть, то возьмёт вторым тренером. Я поделился ситуацией со здоровьем с Юферовым.

Во время сбора Нина Гавриловна умудрилась огорошить Серёжу ближайшим приездом Тани “к нему”. Сказать, что он был напуган, мало – одним словом, она “из Савла сделала Павла”. Он знал, как Купрейчик тяготился ведущей ролью Болеславского в белорусских шахматах, и они написали совместное заявление в ШВСМ, отказываясь заниматься у ИЕ. Попутно возражали против моей кандидатуры в качестве второго тренера.

ИЕ ужасно перепугался. Ещё свежи были в памяти три месяца без зарплаты и унижение от Петросяна. Хотя нашего лидера заверили, что на его зарплате заявление учащихся не отразится, тем не менее, морально он был готов к капитуляции.

Слухи о возникшей ситуации распространились быстро и через пару месяцев на Спартакиаде я получил несколько деловых предложений. Сначала Алик Рошаль предложил на великолепных условиях переехать в Ташкент, затем директор Ленинградского клуба Наум Антонович Ходоров и, автономно, будущий руководитель советских шахмат Бах предложили стать местным гос. тренером. Алик, поднаторевший в составлении обменных цепочек, детально объяснил мне, как трансформировать выделяемую 2-х комнатную квартиру вкупе с минской в более приличное жильё. Я решил поинтересоваться мнением чемпиона мира, ещё выступавшего за Ленинград. Он ответил, что это не его инициатива, но знает об этом, а на вопрос, что будет представлять эта работа, составление подборок для него или беготня по кабинетам со сметами, ответил, что не знает, но, несомненно, будет такого человека использовать.

Естественно, я тут же поделился с Болеславским, на что тот, пряча глаза, посоветовал: “ Конечно, Алик, Вам надо переезжать”. Он предельно чётко дал понять, что защищать меня не будет, а ситуация через несколько дней на собрании команды вылилось в нашу короткую стычку, для большинства совершенно непонятную. До нелепой кончины спустя полтора года у меня так и не повернулся язык сказать, что триггером была его просьба, хотя, если бы её и не было, может быть позже, подвернулось бы что-то другое.

В феврале 1977 г. ИЕ вышел из дома за рыбой для кота, поскользнулся и упал на Ленинском проспекте, сломав ногу. Проходившая мимо призёр одного из женских чемпионатов республики вызвала скорую, доставившую его в леч. комиссию. Так называлось в Минске 4-е управление Минздрава. Был карантин на грипп. Забытый врачами, «незаметный пациент» просился домой. Перед выпиской врач его даже не осмотрела, а тромб уже начал своё черное дело. Через 15 мин. после появления в своей квартире он скончался.

Фото Болеславского с похорон

В это время я играл в чемпионате ВЦСПС в Вильнюсе и снова, как 11 лет назад, меня вызвали в Минск. Когда появился в знакомой квартире, был ошарашен первой же фразой Тани: “Ты представляешь, у него на книжке только 3 тысячи!”. На похоронах мне даже не дали слова. Нелепейшая смерть этого милого. обаятельного человека была для всех тяжелым ударом, но по-настоящему начинаешь постигать утрату через годы.

В интервью для “The Chess Gerald” за 1994 г.№4 стр. 59-64, я говорил: «В какой-то момент сотрудничества с Болеславским я задумался: вроде бы этим я обязан себе, этим – тоже, а что же я взял у него? И уже позднее понял, что на мне неизгладимая печать его отношения к любимому делу, его шахматного мировоззрения».

Опубликовано 04.11.2021  20:59

***

Еще материалы автора:

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.1)

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.2, начало)

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.2, окончание)

Шахматы – символическая война (2)

(Окончание интервью, взятого Хавьером Варгасом у гроссмейстера Оскара Панно в 2005 г. Начало здесь)

Итак, шахматы – это наука, искусство, спорт или всё сразу?

– Я думаю, что всё сразу. Очевидно, это игра, которая используется для проведения соревнований. Но шахматы должны быть рассмотрены и под другим углом, потому что это, можно сказать, точная наука, чрезвычайно сложная, но всё же наука. Даже физика или химия являются очень сложными науками, которые мы еще не исчерпали, и шахматы сопоставимы с ними. На доске имеется фиксированное количество фигур с постоянными правилами. Это гигантское, астрономическое число, что теперь доказано на вычислительных машинах.

Машины в шахматах находятся ещё в сфере грубой силы, исчисляя варианты. У них нет мышления, аналогичного человеческому, они не учатся на своих ошибках. Да, с грубой силой расчёта они продвинулись дальше во многих аспектах. Не допуская ошибок, не теряя материала, они ведут партии лучше, чем люди, особенно, если это быстрые шахматы, потому что человек, возможно, видит идеи на более высоком уровне, чем машина, но он допускает ошибки и неточности. Машина не допускает ошибок, и это указывает на тот факт, что шахматы – точная наука, которая, возможно, через тысячу лет будет исчерпана суперкомпьютерами. Для человека это всегда бесконечная игра, потому что мы не можем видеть все варианты.

Кроме всего прочего, в анализе, эндшпилях, партиях прошлого мы находим художественную жилку.

Мне припомнилось сравнение: в начале партии так много возможностей, что это напоминает гранитный блок, в котором возможны все потенциальные произведения искусства, но скульптор должен прийти и отсечь части, которые не являются существенными. Когда скульптор их удаляет, возникает произведение искусства. В граните таятся бесконечные произведения искусства, их проявление зависит от скульптора. В шахматах – то же самое: есть ряд произведений, которые действительно достойны величайшего уважения и восхищения.

Соревновательный аспект шахмат связан с желанием человека победить. Тот, кто выигрывает в честной игре, получает очень полезное и конструктивное удовольствие.

Шахматы приносят всего понемногу, и каждый человек должен выбрать наиболее удобную, самую выгодную или самую приятную для него отрасль.

– Кто-то сказал, что шахматное сражение – копия военного. Применимы ли принципы шахмат к войне, либо наоборот? Ещё шахматы сравнивают с политическими баталиями – вы согласны?

– Насчёт войны согласен абсолютно. Это бескровная война, в которой солдаты уходят в коробку, а не на кладбище. Если вы прочтёте «Искусство войны» китайского автора Сунь Цзы, то поймёте, что многие советы и наблюдения верны для шахмат. И наоборот: понятия шахмат применимы к военным ситуациям. На войне вам нужна стратегия, потому что цель состоит в том, чтобы победить врага или занять город, и есть трудности в зависимости от того, где ведутся атаки. Иными словами, это очень похоже на партию в шахматы. Стратегия войны – это стратегия шахмат; они идентичны, они обрабатываются с помощью одного и того же элементарного алгоритма. Я бы сказал, что они не похожи, а идентичны.

А как насчет политики?

– Ну, если вы хотите видеть в политике войну или соревнование. Политика мрачнее, потому что в ней нет абсолютных истин; Я бы даже сказал, что в политике вам приходится несколько раз продавать свою душу. Политики продают свои души много раз ради того, что им кажется высочайшими целями, и совершают смертные грехи, которые мы, простые граждане, никогда бы не совершили. Для них политический триумф превыше любой проблемы, которая для нас может быть фундаментальной – принципы, и так далее. Я говорю об Аргентине, потому что здесь правительство, очевидно, является отвратительным органом.

Как вы объясните шахматный бум в Аргентине в 1940-х, 1950-х годах и позже? Без сомнения, он был намного большим, чем в других странах Латинской Америки.

– Объяснение восходит к началу прошлого века. В 1905 году был основан аргентинский шахматный клуб, который стал очень важным учреждением. Связь Буэнос-Айреса с Европой была настолько интенсивной, что столица Аргентины имела полуевропейский вид, несмотря на три месяца плавания, которые тогда отделяли её от Европы. Аргентина начала привозить мастеров из Европы: приезжали Тартаковер, Рети, даже Ласкер. Мы стали очень ориентированной на шахматы страной – настолько шахматной, что Капабланка и Алехин, убегавшие друг от друга, наконец встретились… Ну, где был организован матч на первенство мира 1927 года? В Буэнос-Айресе, южноамериканском городе, куда можно было добраться только после трехмесячного путешествия.

Алехин свергнул Капабланку, и это сильно повлияло на людей, хотя шахматы и без того уже были популярны. Новости доходили до других аргентинских городов – Кордовы, Росарио, Мендосы. Аргентина создала федерацию, присоединившуюся к Международной федерации в 1924 году, и начала участвовать в олимпиадах, имея таких игроков, как Роберто Грау (Roberto Gabriel Grau ) и Дамиан Река (Damian Reca)

. В 1939 году нам было поручено организовать шахматную олимпиаду – «Турнир наций». Но когда задание было получено, Грау поговорил с президентом страны, и президент сказал: «Ну, это не было предусмотрено в бюджете, но мы посмотрим, что можно сделать, располагайте нашей моральной поддержкой». Грау поехал по стране, собирая средства. Он заинтересовал многих, и олимпиада началась. Все шахматисты прибыли на корабле.

В середине олимпиады Германия вторгается в Польшу, а Англия вступает в войну, и это было ужасно, потому что под конец олимпиады некоторые команды, например, Германия и Польша, избегали друг друга. Им пришлось согласиться на счёт 2:2, чтобы не прерывать турнир. Конечно, если убивают ваших соотечественников, вам не до шахмат. Затем немецкая команда не смогла вернуться в Германию. Все её члены остались в Аргентине, за исключением одного игрока, который отправился в Сан-Паулу.

Остался и Мигель Найдорф из Польши.

– Да, Найдорф тоже остался. Он создал семью, потому что он потерял свою семью в Варшаве. И ему пришлось задаться вопросами: «Оставаться ли?» «Что делать и где»? Найдорф был лидером аргентинских шахмат во времена Болбочана, создал кружок, а не школу, но он был полюсом притяжения, который стимулировал других.

Объясняет ли это успех Аргентины на соревнованиях?

– Я думаю, что основа уже была прочной, но олимпиада 1939 г. её усилила. Когда олимпиады возобновились после войны, в 1950 году Аргентина заняла 2-е место после Югославии; в 1952 году – 2-е после Советского Союза. Удалось стать вторыми после СССР и в Амстердаме 1954 года, где я впервые играл за нашу команду (на 3-й доске).

Оскар Панно против Яна Тиммана в Амстердаме (1977 г.). Фотo: Роб Богартс / Анефо

На турнире претендентов 1956 года: Мирослав Филип, Василий Смыслов, Пауль Керес, Герман Пильник, Давид Бронштейн, Ефим Геллер, Борис Спасский, Тигран Петросян, Оскар Панно, Ласло Сабо. Фото: Герберт Беренс / Анефо

Как вы считаете, шахматы должны преподаваться в школах?

– Я полностью убеждён в этом, и многие латиноамериканские страны могли бы это ввести у себя. У нас нередки экономические кризисы, которые не позволяют нам заниматься культурной сферой, к которой принадлежат шахматы, со всей щедростью. Но у шахмат есть черта, которой я придаю большое значение: шахматы – самый мощный образовательный инструмент из тех, что я знаю. Он же и самый экономичный, потому что для обучения, игры и стимулирования мышления мальчика, который отдаёт шахматам немного времени, ничего не нужно – картонная доска и набор фигур. Их можно довольно легко вырезать или нарисовать.

Обучение шахматам помогает детям научиться думать, размышлять, играть, упражнять свою память, проявлять ответственность. Мальчик видит, что принятие ответственности за ходы в дальнейшем оказывает воздействие, независимо от результата партии, независимо от того, выиграл он или проиграл. В любом случае он понимает, был ли его ход эффективным или нет.

Анатолий Карпов, блестящий советский чемпион мира, несколько раз ездил в Аргентину. Однажды в своей лекции он особо акцентировал то, что мальчик, играющий в шахматы, учится принимать решения.

Ребёнок от 8 до 10 лет, который учится у своего старшего брата, у своих родителей, у своих учителей, всегда, играя в шахматы, знает, что делать и как. Он первый согласится с моим понятием ответственности. Каждый его ход, выбираемый свободно, будет иметь значение в будущем; видя важность каждого хода, он осознаёт вещи, которые обычно пропускаются во время обучения. Он понимает важность принятия решений, концентрации внимания и заглядывания в будущее.

Когда обычный ребёнок так много думает о будущем? А вот в шахматах ему надо это делать. Если он не будет думать, то потерпит поражение. В шахматах приходится размышлять о важности ваших действий.

Как бы вы определили интуицию применительно к шахматам?

– Для начала нам нужно определить, что такое интуиция. Я не знаю, что такое интуиция, но это похоже на подсознательное намерение, связанное с опытом, потому что человеческий разум иногда рассуждает по аналогии (то, чего компьютер не научился делать). Когда возникает проблема, которая полностью отличается от того, что известно, машина склонна останавливаться, ведь у неё нету схемы, чтобы работать с такой проблемой. Человек же пытается проводить сравнения с предыдущим опытом. Итак, я думаю, что интуиция пользуется теми же средствами, что и рассудок, но на подсознательном уровне, где есть очень тёмные области, о которых мы не знаем.

А как насчёт самообучения машин?

Мы не знаем, что произойдёт с машинами. Люди, очевидно, обладают талантами и изобретательностью. Вопрос о том, как машины могут заниматься творчеством, является одним из аспектов, в которых застревают программисты.

Но каким образом шахматный мастер творит во время игры, во время проведения комбинаций, в своей стратегии, тактике?

Я бы сказал, что с тактической стороны комбинаций шахматы занятие, завязанное на расчёте. Другими словами, дело в технике расчёта.

Конечно, техника расчёта – самая простая часть; она требует некоторого обучения и концентрации игрока. Но есть области высшей стратегии, занятие которыми больше развивает креативность.

Что вы подразумеваете под высшей стратегией?

В игре есть два элемента: стратегия и тактика. Стратегия – это общие планы, которые могут быть изменены в соответствии с движениями противника, а тактика – конкретные действия с целью получить что-то немедленно при столкновении сил в бою. Например, военачальнику во время тактической операции удаётся взять пленных, захватить оружие, взять под контроль холм. Общая стратегия связана с планированием и не может обойтись без атаки.

Когда я говорил о творчестве, креативности, то забыл сказать о Моцарте. Мы знаем, что он гений, но где он взял мелодии? Они сложились из творческих элементов внутри него. И он был гением, потому что было много музыкантов, которые не могли сделать то же самое, несмотря на то, что блестяще владеют техникой. В шахматах мы также видели гениев: Таля, Фишера, теперь Каспарова и других.

Большое спасибо. Это был очень интересный и приятный разговор.

Перевод на англ. с оригинала на испанском Carlos Colodro. Перевод с англ. (с небольшими сокращениями) belisrael

Опубликовано 08.06.2020  16:50

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.1)

 

Альберт Капенгут

Я с детства знал, что газеты могут лгать…

Я решил начать записывать картинки прошлого. Почему-то мне раньше казалось, что мемуары пишут очень старые люди – «одной ногой в могиле». Тут же вспомнил Юру Разуваева, который рвался ко мне домой прочитать книгу Сомерсета Моэма «Подводя итоги» (The Summing Up, 1938), вышедшую в русском переводе в 1957 году. Как мы смеялись, узнав, что написал её Моэм за 27 лет до своей смерти, а после выхода «Итогов» он подарил миру кучу шедевров!

Думаю, что мой безвременно ушедший друг, еще в молодости зачаровывавший нас блестящими рассказами-воспоминаниями, мог бы приподнять завесу советского официоза, дать почувствовать аромат нашей молодости, а через него и запах эпохи. Но увы… Что может сейчас рассказать об этом времени журналист, дотошно штудирующий ветхие газеты того периода! «Я с детства знал, что газеты могут лгать, но только в Испании я увидел, что они могут полностью фальсифицировать действительность». Эта цитата из Джорджа Оруэлла погружает нас в перевернутый мир «1984», где он писал: «Кто владеет настоящим, владеет прошлым». Это можно с полным основанием отнести к истории шахмат в Белоруссии 1950-70 годов.

Хочу без прикрас поведать об этом времени не только как очевидец, но и как активный участник. Мой рассказ не столько о карьере, хотя «из песни слов не выкинешь», сколько о запомнившихся ситуациях, зачастую смешных, иногда нелепых, и пунктиром о людях, встречавшихся на пути, иногда со штрихами биографий. Мне хотелось бы побудить читателей заинтересоваться поиском более полной информации. Где-то пишу о событиях, повлиявших на мое мировоззрение, и совсем мало о личной жизни.

Детство

Начну, пожалуй, с момента, когда шахматы вторглись в мою детскую жизнь. Семилетним мальчиком я увидел, как дядя со старшим сыном играют на шашечной доске какими-то разными фигурами и при этом жмут кнопки сдвоенного будильника. Я начал приставать к отцу, который и объяснил азы незнакомой игры. Поскольку нормального комплекта под рукой не было, в дело пошли шашки, пробки из-под зубной пасты и тройного одеколона. Для королевской четы использовались нестандартные детали. Папа не мог запомнить мои условные фишки, сердился, но все равно выигрывал.

Через несколько месяцев на день рождения дядя подарил деревянную доску с фигурами, а еще через год – книги Григория Левенфиша «Шахматы для начинающих» и Георгия Лисицына «Заключительная часть шахматной партии». Я набирался опыта в основном в пионерских лагерях, летом, но в третьем классе ситуация изменилась. В школе прочитали лекцию о пользе труда, и мы с одноклассником решили записаться в кружок «Умелые руки» Дворца пионеров. О нашем начинании мы раззвонили дома, но, когда робко зашли в комнату Дворца, нам задали обескураживающий вопрос: «А что вы умеете делать?». Мы чистосердечно признались… «Вы знаете, ребята, у нас только с 5-го класса». Возвращаться домой несолоно хлебавши было стыдно, и я сказал: «Колька, я по второму этажу, ты по третьему, ищи кружок, куда можно записаться».

Так мы попали к Або Израилевичу Шагаловичу. Мой друг вскоре бросил кружок, а я застрял. В двух первых турнирах я выполнил нормы 5-го и 4-го разрядов, но занимал только второе место, первое же брала семиклассница Фаинка Турецкая. Вскоре выяснилось, что больше там делать нечего: в 42-й школе я занимался во вторую смену, а в утренней группе Дворца было всего несколько обладателей четвертого разряда, и нельзя было подняться на следующую ступеньку.

Летом родители отправили меня в пионерский лагерь «Стайки» – он находился рядом со спортивным лагерем, где сборная республики готовилась к Первой летней Спартакиаде народов СССР 1956 года. Павел Васильевич Григорьев, будущий тренер знаменитого борца, троекратного олимпийского чемпиона Александра Медведя, набирал группу на новый учебный год прямо через забор, разделяющий наши комплексы, избегая утомительных поисков в сентябре. Но и здесь мне не фартило – пока вечером из школы добирался в клуб стройтреста № 1 на Долгобродской на трамвае, пропускал ползанятия с объяснением приёмов. Долго я не продержался.

В нашем классе «физичка» немного играла в шахматы, и ей поручили курировать выступление школы в традиционном турнире на приз республиканской пионерской газеты «Зорька». Она пригласила меня в команду, где я оказался самым юным, а лидером был перворазрядник Вадим Анищенко. Его отец также любил играть; когда я учился на стройфаке БПИ, он был там зав. кафедрой. Школа в двух шагах от главной магистрали города напротив здания КГБ не могла не быть элитной. Впоследствии я узнал, что в 1947 г. её окончил будущий нобелевский лауреат Жорес Алфёров.

Как-то воскресным утром я встретил спешащим другого участника школьной сборной Эдика Зелькинда, который жил неподалеку во дворе знаменитого здания «холодной синагоги» на Немиге. Оказалось, он опаздывал на турнир во Дворце пионеров. Конечно, я помчался с ним и выяснилось, что я могу играть по воскресеньям! Началась новая жизнь.

Очередные занятия во Дворце пионеров в 1957 г. У демонстрационной доски стоит А. И. Шагалович. На переднем плане Тамара Головей играет с Володей Мельниковым

В группе выделялся Володя Литвинов, но он нечасто появлялся на занятиях. Строго говоря, так называть их можно лишь условно. Иногда Шагалович ставил нам позиции из потрепанного тома Г. Лисицына «Стратегия и тактика шахматного искусства», изредка – этюды из сборника «Советский шахматный этюд». Интересней было во время матчей на первенство мира – шла оживленная дискуссия. Совсем редко Або Израилевич давал нам сеансы. Однажды я быстро выиграл в варианте 5…Са5 французской защиты. Остальные три партии еще не кончились, и он захотел взять реванш, но снова проиграл, на этот раз в системе Раузера сицилианской, где сеансер поторопился взять отравленную пешку на d6. Сейчас трудно представить четверторазрядника, дважды побеждающего в маленьком сеансе без 5 минут мастера. Норму Шагалович и Ройзман выполнили в специально организованном турнире летом 1957 г.

Конечно, решающим фактором роста стало взаимное общение. Все гонялись за свежими спецбюллетенями (по дороге на углу улиц Энгельса и Карла Маркса был хороший магазин «Союзпечати»), новыми книгами, удивляли друг друга интересной информацией. Выделялся Боб Зборовский. Как-то, немного опоздав, я впервые увидел его жгучую шевелюру и значок 3-го разряда. Он доказывал Алику Берману перевес белых в «кривом» варианте защиты двух коней. Эдик восхищался Наташей Зильберминц, ставшей призером чемпионата БССР среди женщин (по-моему, в 1958 г.). В 1963 г. в день, когда ей исполнилось 20 лет, они поженились, а я был свидетелем… Алик Берман позже женился на Кларе Скегиной, но спустя лет 10 разошлись, она уехала в Израиль и в 2007 г. её не стало.

Генна Сосонко в новелле о Жене Рубане пересказывает мою историю о традиционном первенстве белорусских Дворцов и Домов пионеров в зимние каникулы 1957/58 гг., которое с 1947 г. играло роль командного чемпионата республики среди юношей, а результаты 1-й доски неофициально заменяли личные состязания. Этот принцип был заимствован из всесоюзного календаря. Немногие знают, что в 1954 г. на командном первенстве СССР среди юношей успешно выступал Толя Парнас, а двумя годами позднее сильнейшим юношей страны стал Олег Дашкевич, но на чемпионат мира поехал пасынок В.В. Смыслова В. Селиманов, занявший лишь 4-е место и впавший в глубокую депрессию после этого. Спустя 3 года он покончил с собой.

Вернемся к нашему турниру. Столице республики предоставлено право выступать двумя командами для чётности, и тренеры из других городов настояли на том, чтобы минские команды играли между собой в первом туре. Шагалович, опасаясь конкуренции, приказал второй команде проиграть с крупным счетом. Мы не умели и не хотели этого делать. На первой доске я черными остался с лишней фигурой и демонстративно подставил ладью Алику Павлову. Тем временем Женя Рубан из Гродно выиграл на 1-й доске все партии.

К слову, далеко не во всем, что я рассказывал Генне, можно узнать источник. В разговорах о Тале Сосонко с интересом поглощал массу мелких фактиков из жизни 8-го чемпиона мира, создающих общую картину, которую с завидным мастерством отлил в форму увлекательного рассказа. Однако было обидно, когда я делился с ним абсолютно не для печати словами Болеславского о взаимоотношениях с Бронштейном, а после выхода в свет книги «Давид Седьмой» (2014) Сосонко ехидно заявил, что он мог это узнать и не от меня!

В 1958 г. я случайно узнал, что мой друг Эдик Зелькинд учится с Толиком Сокольским, сыном мастера Алексея Павловича Сокольского, и что Эдик даже взял автограф маститого автора у него дома на нашей настольной книге тех лет – минском переиздании «Шахматного дебюта». Алексей Павлович пригласил одноклассника сына на свои занятия в «Спартак». Это недолго оставалось тайной от нас и вскоре, продолжая трижды в неделю околачиваться во Дворце (занятий практически не было, ибо Шагалович явно филонил), наша троица (+Боб Зборовский) ухитрялась еще дважды наведываться в бывший костел на площади Свободы, который был тогда передан ДСО «Спартак». Народа было немного, трудно представить, как всемирно известный теоретик мог ходить по школам, собирая детей.

Дебют Сокольского

Работа в «Спартаке» отнимала только два вечера в неделю, поэтому Алексей Павлович мог сосредоточиться на написании книг, которые до сих пор переиздаются на многих языках мира. Особенно много времени он отдавал популяризации дебюта 1.b4, названного его именем, хотя Тартаковер еще в 1924 г. назвал этот ход дебютом орангутанга. Можно представить реакцию автора, когда А. Котов на матче М. Ботвинник – Т. Петросян в 1963 г. подошел к АП, разговаривавшему со мной, и выдал анекдот: «Сидят в зоопарке две обезьяны и играют в шахматы. Одна пробует 1.b4, на что другая говорит – зря стараешься, все равно потом назовут дебютом Сокольского». Тем не менее свою книгу по этой теме АП назвал «Дебют 1.b2-b4», вышла в Минске в 1963 г. Несколько лет я даже считал своим долгом одну партию за турнир начинать так, а ученик АП по Львову заслуженный тренер Казахстана Борис Каталымов играл этот дебют всю жизнь.

Из учеников Сокольского в Минске можно вспомнить братьев Сазоновых, Руденкова, Муйвида, Карасика. Большую помощь в судействе (и не только) оказывала его жена Елена Павловна. Хотя мы не распространялись у Шагаловича о наших эскападах, он подозревал это и отпускал ядовитые комментарии в адрес Алексея Павловича. Мягкий по природе, Сокольский всегда старался обходить острые углы. К сожалению, мне чаще, чем хотелось, приходилось видеть, как АП не отвечал на выпады в свой адрес. Это был настоящий русский интеллигент старой закваски.

Однажды Сокольский, уезжая на турнир, поручил жене послать очередные ходы в чемпионате СССР по переписке, спросив у меня совета, и был ужасно возмущен одним из них. (За 12 лет нашего общения я не помню случая, чтобы он так выходил из себя!) Спустя 8 лет я «отреваншировался», объяснив Эдику за 20 минут до начала очередного тура чемпионата Минска, как выиграть у Сокольского в этом остром варианте по моей рекомендации, забракованной мастером. В молодости АП был хорошим тактиком, но с годами техника расчета притупилась, а репертуар остался прежним, поэтому такая катастрофа стала возможной.

Многолетняя деятельность по популяризации зачастую принижает уровень тренера. Не так просто с одинаковым успехом дискутировать с гроссмейстером и новичком. С АП это сыграло злую шутку – его объяснения для шахматистов высокого уровня бывали зашорены догмами. Особенно «доставала» теория плохих и хороших слонов, пригодная далеко не для всех структур.

В «Спартаке» мы узнали, что в промежутках между бесконечными турнирами бывают занятия и у Алексея Степановича Суэтина, чем не преминули воспользоваться. У него группы практически не было, но свое расписание он отсиживал, клея собственную картотеку. Мы немного помогали ему, и АС иногда что-то показывал, а некоторые его объяснения запомнились на всю жизнь, и я даже делился ими со своими учениками. Например, в позициях типа «ежа», которые в 1950-е годы были редкостью, он говорил, что белым в первую очередь надо думать об удержании перевеса, а не о его наращивании. На вопрос, что делать в заинтересовавшей нас позиции, он вспомнил, что белые здесь выигрывают качество, и только потом нашел, как. Нам было жаль, что мы не могли учиться у него чаще.

К тому времени Суэтин развелся с К. А. Зворыкиной, выглядел потерянным… В это трудно поверить, но он мог часами таскать меня за собой по городу, имея благодарного слушателя, который смотрел ему в рот. Проголодавшись, он заходил в кафе, угощая меня компотом. АС, как и АП, в те годы издавал в Минске немало книг, представлявших для нас огромный интерес.

В какой-то момент один из сильнейших шахматистов мира И.Е. Болеславский решил взять шефство над одним-двумя перспективными ребятами. Шагалович рекомендовал Витю Беликова и меня. Однако бесконечные отъезды Болеславского из Минска не позволяли регулярно заниматься, а названивать гроссмейстеру мы стеснялись. (Я учел этот печальный опыт, и, занимаясь с Купрейчиком в 1964-66 гг., сам звонил ему, когда приезжал в Минск из Риги).

Однажды наша жажда знаний подвела меня. Сильнейший в то время юноша Володя Литвинов не смог принять участие в дружеском матче с командой Москвы, и на заседании Федерации шахмат БССР четыре маститых тренера одновременно предложили мою кандидатуру. Можно представить негодование Шагаловича и Сокольского, не слишком тепло воспринявших ситуацию! Став тренером, я начал понимать азы отчетности, вызвавшие такую реакцию.

Возвращаясь к турниру Дворцов пионеров, забавно рассказать, что через год ситуация повторилась, и, по стечению обстоятельств, я опять возглавлял вторую команду, но на этот раз отмашки не было, и мы с треском обыграла первую. Шагалович стонал, но мы развили такой темп, что оторвались на 2 очка! Лучше всех сыграла Тамара Головей, сделавшая лишь одну ничью. Я, наконец, перевыполнил норму 1-го разряда и попал в команду БССР на юношеское первенство СССР, которое проводилось в Риге в августе 1959 г. Играл на детской доске (шахматисты до 16 лет). В предыдущем году костяк тогдашней сборной, играя в Харькове в группе «Б», завоевал путевку в высшую лигу.

Турнир Дворцов пионеров 1959 г. Слева за доской: А. Капенгут, А. Ахремчук, Т. Головей, справа Н. Петроченко

Там я начал обыгрывать будущих постоянных соперников – Рому Джинджихашвили и Алвиса Витолиньша. Нашими тренерами были Абрам Ройзман и его приятель перворазрядник Миша Левин. Последний в ресторане перед последним туром не поделил какую-то девицу с Рубаном (тогда Рубан еще не знал о своей будущей ориентации). Женя победил, но «хорошо смеется тот, кто смеется последним». Наутро наши тренеры написали в судейскую коллегию заявление с просьбой о снятии Рубана с последнего тура за нарушение спортивного режима, а по возвращении в Минск добились его дисквалификации на год.

Следующее первенство состоялось в российском Орле. Ситуация, когда в Спорткомитете БССР не было инструктора по шахматам, вылезла боком. Команда выехала без своего руководителя Якова Ефимовича Каменецкого, который в авральном порядке пытался заполучить на детскую доску Борю Малисова или Юру Шибалиса. Яков Ефимович был большим энтузиастом и много делал для развития шахмат в республике, при этом часто вызывая огонь на себя.

Не смогли поехать Тамара Головей и Наташа Зильберминц, в эти сроки, поступавшие в институты. Когда мы добрались, неожиданно Тима Глушнев потребовал заявить его на 1-ю доску, иначе отказываясь играть. Его предыдущие результаты были несопоставимы с моими, но команда испугалась выступать без двух игроков и, сделав реверанс в мою сторону (назвав безусловно сильнейшим), попросила меня занять 2-ю доску.

Там я подружился с Володей Тукмаковым. В какой-то момент он поразил меня, непринужденно сказав: «Когда мы будем гроссмейстерами…» В последнем туре Петя Кишик «сплавил» свою партию конкуренту из украинской сборной (Володе Альтерману), проведя взамен время с девчонкой, но, в отличие от Рубана, он в поезде умаслил Каменецкого, восхищаясь его «умом и проницательностью», и вышел сухим из воды. В итоге мы заняли 8-е место, но в отдельном зачете мальчиками при всех закидонах завоевали 1-е, набрав 43 очка из 72 и обогнав на пол-очка Украину! Приз, скульптурку Тургенева, сидящего с ружьем в своем имении Спасское -Лутовиново, сдали в клуб. Там кто-то быстро сломал тургеневское ружье, но скульптурку, стоявшую на сейфе в кабинетике, было трудно не заметить.

Тот кабинетик рядом с туалетом был убежищем директора Республиканского шахматно-шашечного клуба Аркадия Венедиктовича Рокитницкого и незаменимого завхоза Абрама Моисеевича Сагаловича – ведущего судьи в Белоруссии. На войне Сагалович остался без ног, с усилиями передвигался на протезах, но для подавляющего большинства любителей был верховным авторитетом в течение нескольких десятков лет. Он очень тепло относился к подрастающей молодёжи, и в клубе его слово было законом. Однако в мастерские распри и дела федерации предпочитал не соваться, хотя при следующем директоре Леониде Ильиче Прупесе, не разбиравшемся в нашем виде спорта, был своего рода «серым кардиналом». Панически боялся Гавриила Николаевича Вересова еще с прежних времен, когда тот был «большим начальником».

Клуб выписывал все тематические журналы, возможные по каталогу. Вересов жил рядом и брал их домой. Раз в несколько месяцев Сагалович как на Голгофу отправлялся к нашему ветерану домой, и тот милостиво разрешал инвалиду устраивать «шмон» в поисках литературы. Справедливости ради должен заметить, что спустя 10-15 лет, когда у меня была лучшая в Минске профильная библиотека, включавшая массу западных изданий, присылаемых взамен гонораров, Вересов ценил возможность пользоваться этим богатством и возвращал одолженное точно в срок.

Клуб на улице Змитрока Бядули, перестроенный из овощного магазина, достался шахматистам в 1959 г. Высокие потолки, громадные окна разительно отличали его от двух комнат глубокого подвала на площади Победы, где до 1959 г. проходили даже престижные состязания.

Почему-то вспомнилась одна ситуация в новом клубе. Литвинов реализовывал громадный перевес в решающей партии чемпионата Минска. Партнер в цейтноте сделал белыми контрольный ход, и Володя задумался настолько, что просрочил время в абсолютно выигранной позиции. Очень осторожно, сопереживая, Абрам Моисеевич объяснил нашему герою случившееся. «Да?» – протянул тот, расписался на бланке и ушел. Сверхэмоциональный Александр Любошиц (будущий мастер) не мог поверить своим глазам. После бессонной ночи из-за этой сцены он попросил меня, как Володиного приятеля, выяснить у него, что это – гигантское самообладание или ему на всё наплевать? Флегматичный Литвинов протянул: «Это же только проигрыш, ничего больше».

Сейчас мелькнула ассоциация с Игорем Ивановым, который за несколько лет до своего бегства в Канаду, в чемпионате ЦС ДСО «Спартак» 1975 г. в Геленджике, делал ход, менял очки, брал лежащую рядом скучнейшую, на мой взгляд, книгу Таккерея «Ярмарка тщеславия» и с увлечением читал, не вставая из-за доски. После ответа партнера все повторялось в обратном порядке. Очевидно, я ближе к Любошицу, ибо не удержался и спросил об этом. Он пожал плечами и ответил: «Я на каждом ходу как бы решаю логическую задачу. Выдав результат, моя голова чиста».

Для полноты картины еще один штрих. В молодости я очень много и быстро читал. В техническом зале библиотеки им. Ленина я копался по каталогу статей и выписывал координаты переводов интересующих меня авторов, ибо периферийные журналы для поднятия убыточного тиража зачастую получали от Главлита разрешения, невозможные для центральных. Во время моих игровых странствий по Союзу я старался всюду записываться в библиотеки, очаровывая дам, имевших право отказать временному читателю, и даже получал доступ к полкам.

В Челябинске я взял с собой Игоря, памятуя об описанной ситуации. Тот попросил моего совета. Когда мы вышли из библиотеки, он достал из-за пазухи несколько рекомендованных книг и, заметив что-то в моих глазах, добавил: «Софья Власьевна не обеднеет». – «Что-что?» – «Ну, Советская власть». При первой же поездке за рубеж на Кубу, заработанной победой над А. Карповым, он отказался лететь с Ю. Разуваевым, сел на следующий самолёт, дозаправлявшийся в Канаде, и сбежал…

Надо объяснить, почему в Орле 1960 г. я претендовал на лидерство. Разделив 1-3-е места в полуфинале чемпионата БССР среди мужчин, я мог впервые сыграть с гроссмейстером. Очередной чемпионат БССР решили перенести из Минска в Витебск, на родину погибшего во время войны мастера В. Силича, и назвать в его честь. Однако в ЦК КПБ запретили это, ибо официально Силич пропал без вести. На заседании федерации Шагалович начал брюзжать: «Почему обязательно Мемориал Силича, можно провести Мемориал Сокольского», на что Алексей Павлович, кисло улыбнувшись, ответил: «Простите, Або Израилевич, я еще не умер».

Планировалось, что я впервые сыграю в личном первенстве СССР среди юношей в Москве в школьные каникулы, а через пару месяцев поеду в Витебск. Однако в столице разразилась эпидемия оспы. В карантин поместили более 9000 человек, все 7 миллионов жителей Москвы были вакцинированы. Через месяц вспышку оспы удалось погасить. Естественно, наш турнир перенесли на несколько месяцев, хотя вся информация была «за семью печатями». К тому времени я уже второй год учился в архитектурно-строительном техникуме.

В 1956 г. мой отец, работавший директором посменной школы рабочей молодежи № 1 и, как следствие, пропадавший на работе с раннего утра до позднего вечера, заработал инфаркт, а выкарабкавшись, еще один, и после полугода больниц вынужден был выйти на пенсию по инвалидности в 45 лет. Он объяснил, что у меня нет времени оканчивать школу и надо получать специальность. Папа протянул еще почти 8 лет, но я выбрал относительно лучший вариант техникума. Сейчас вспоминается еще один эпизод. День похорон Сталина в 1953 г. был объявлен выходным, и по протяжному гудку вся страна должна была стоя почтить его память минутой молчания. Раздается гудок, я говорю: «Папа, встань». Он подошел к окну, задумчиво побарабанил по подоконнику: «Может, это и к лучшему»… «Что ты говоришь, папа?» Тогда я еще ничего не понимал.

Вернемся в 1960 г. Я подписал освобождение от учебы у завуча и перед отправлением поезда забежал на стадион «Динамо» в Спорткомитет БССР за бумагами. Тогда комитет занимал первые 2 этажа нынешнего физкультурного диспансера. Тамара, уже получившая командировку, ждала меня во дворе с симпатичной девочкой, причем моя кепка и её пальто оказались из одного материала. Мы познакомились – это была её сестра Мира, с которой спустя 8 лет мы поженились, а недавно отметили золотую свадьбу.

На турнире мы сыграли неудачно и не попали в финал. В одной из партий я применил сомнительную новинку; в то время мне казалось, что каждый шахматист должен иметь что-то свое «за душой». Дебюты Вересова и Сокольского не давали спокойно спать, и зеленый перворазрядник начал изобретать острый вариант для любителей сильных ощущений. Естественно, эту встречу я проиграл, но на этом не успокоился. Летом проиграл еще одну, после чего поутих. Сейчас, когда две системы названы моим именем, а новинкам нет счету, мне смешно, а тогда было не до шуток.

На подъезде к Орше я вспомнил, что в этот день начинается чемпионат БССР, в который я попал, а, поскольку у меня есть освобождение от учебы еще на неделю, молниеносно решил, что могу съездить посмотреть… Поручил спутнице завезти родителям сетку с апельсинами и выскочил с поезда. Сел на пригородный состав, вроде показанных в фильмах о гражданской войне, и поздно вечером появился в гостинице. Первым попался Ройзман, который начал убеждать, что мое место занято, и я зря приехал. Я не собирался «качать права», но мне стало интересно, что будет, и я промолчал. После бурного собрания мэтров я был признан участником чемпионата. Сыграл так себе; сделал ничьи с Сокольским и Гольденовым, однако проиграл не только Болеславскому и Суэтину, но и Ройзману.

Возвращался в техникум с тревожным сердцем – мое освобождение окончилось 2 недели назад. «Почему столько проиграл?» – был первый вопрос. У меня сразу отлегло – так не начинают дисциплинарный разнос. Ларчик раскрывался просто, комплекс зданий техникума расположен почти напротив клуба, в огромном окне которого выставлялась таблица чемпионата, где на следующий день появлялись результаты. В рутинных буднях преподавательского состава появилась тема для обсуждения.

На гребне волны интереса к шахматам был организован сеанс одновременной игры. Мой любимый учитель физики привел сынишку. Решил все выигрывать, ибо сделаю ничью с директором, а как же завуч? Тут повезло – мальчик сделал ход дважды, один вдогонку, другой – когда подошел. Я говорю об этом – он в слезы. Решение напрашивалось – сделал с ним ничью, остальные партии выиграл и показал, где он сделал два хода. Начали интересоваться иные участники. Когда показал все партии сеанса, статус наибольшего благоприятствования был гарантирован.

К слову сказать, в этот момент в техникуме я был заместителем председателя двух советов – физкультуры и научно-технического. В спортивном председателем был мой хороший друг, чемпион СССР 1961 г. по классической борьбе среди юношей Валерка Бродкин. В другой меня выдвинула преподавательница истории Гурвич. На первом курсе она поручила мне доклад на научно-технической конференции об истории создания храма Василия Блаженного. Поскольку у отца была неплохая историческая библиотека, сделать доклад было несложно.

Как-то я спросил Гурвич о Тухачевском, ответ был такой: «А что, его реабилитировали? Когда об этом будет напечатано, тогда и приходи». Мне рассказывали, что она сидела, а потом ей помог устроиться на работу ее бывший ученик Сергей Притыцкий, который в Польше стрелял на суде в провокатора, а затем стал председателем Президиума Верховного Совета БССР.

Все-таки любознательный мальчик нравился учительнице, и она решила научить меня уму-разуму, поручив подготовить доклад «Ленин о мирном сосуществовании», о чем тогда много говорил Н. С. Хрущев. Гурвич посоветовала обратить внимание на периоды Брестского мира и Генуэзской конференции. Я перерыл всё собрание сочинений Ленина, выписал всё отдаленно напоминающее – и озадаченно сказал ей, что не нашел ничего похожего. «Правильно, а теперь поработаем над цитатами…» И Гурвич виртуозно начала заменять куски текста многоточиями, соединять части фраз – вроде что-то и получилось.

Тогда же меня приняли в комсомол, оставалось получить членский билет в райкоме. Я заболел, потом поехал на сборы, затем на турнир… В конце концов, секретарь комсомольской организации техникума, отслуживший армию, с которым я занимался в одной группе, сказал, что меня исключили за неуплату членских взносов. Возможно, он хотел напугать, чтобы я вприпрыжку побежал за билетом, но меня это устраивало.

В техникуме я подружился с Сергеем Досиным. Он интересовался классической музыкой и, в частности, оперой, с гордостью демонстрировал сохраненные билеты. Например, «Фауст» он к своим 16 годам слушал больше 10 раз! Каждый раз, когда Сережа бывал у меня дома, он приставал с расспросами к моей маме, преподававшей в консерватории и музыкальном училище. В свое время отец очень хотел, чтобы я занимался на пианино, и давал неслыханные для меня карманные, но я ненавидел гаммы, которые твердила моя старшая сестра, и даже вернул деньги, что было очень нелегко.

Отец Досина возглавлял недавно созданное белорусское телевидение, которое имело очень ограниченную сетку вещания и часто транслировало концерты из филармонии, закупая площадь под громоздкие камеры. Естественно, для нас всегда находилось пару мест. Вскоре администратор стал нас пускать и без ТВ.

Сережа собирал пластинки, но возможности минского магазина невозможно было сравнивать с богатством столиц, и он просил покупать для него там. Для этого ему пришлось заняться моим ликбезом. Вскоре для меня стало привычкой посещать магазины грамзаписи. Однако финансовые возможности моего друга были не безграничны, он не мог выкупать дубли, а я не хотел расставаться с взятыми для него пластинками, выпущенными фирмами «Eterna», «Supraphon», «Muza», «Электрекорд». Возможно, отсюда пошла моя страсть к коллекционированию. Однажды, купив «Phillips» с записями Гершвина «Рапсодия в стиле блюз» и «Американец в Париже», вообще решил оставить себе. На 18-летие друзья подарили мне проигрыватель, и всё стало на свои места.

Чемпионат республики все-таки вышел мне боком по собственной глупости. Я сдружился с Олегом Дашкевичем, и перед туром мы решили, что будем играть быстрее – с условным контролем 1 час вместо 2,5. Этот разговор подслушал Ройзман, конкурировавший с Дашкевичем за выход в полуфинал чемпионата СССР, и написал заявление в федерацию, которую тогда, в 1960 г., возглавлял секретарь ЦК комсомола Белоруссии Владимир Петрович Демидов. Вскоре Демидов перешел в КГБ, отправился в Москву на учебу и быстро дорос до генеральской должности. Однако потом началась зачистка шелепинских выдвиженцев. В 80-х годах я неожиданно встретил его в Главлите, он помог завизировать рукопись для английского издательства, которая так и не вышла в свет.

Вернемся к заседанию. Я никому не был нужен, а Олега дисквалифицировали, и он оказался потерян для шахмат. Спустя почти 20 лет он играл как полный любитель в «Спартаке».

Совсем по-другому окончилась дисквалификация для Бориса Петровича Гольденова. Он был приглашен в Минск в 1953 г. как тренер по теннису и получил квартиру на ул. Свердлова напротив стадиона «Динамо». Гольденов был не только дважды мастером спорта, но и чемпионом Украины по обоим видам в один год! Как-то рассказывал, что играл с самим Капабланкой… в теннис. 3 раза отбирался в чемпионат СССР, причем последний раз – в 1964-65 гг.

Борис Петрович работал в минском Доме офицеров, где одно время прекрасные два зала шахматного клуба принимали самые престижные турниры. Вспоминается зональный четвертьфинал чемпионата СССР 1957 г., который выиграл высокий худющий кмс Айвар Гипслис. Когда я жил в Риге, узнал его кличку того времени – «чирка» (спичка). Помню длиннющую лестницу на второй этаж… Под звуки песенки Гурченко из «Карнавальной ночи» («Без пяти минут он мастер») я вприпрыжку обгоняю вторую женскую доску сборной республики Клару Скегину с подругой, и та говорит: «Возьми такого мальчика и сделай из него мастера». Я испугался, что из меня сейчас начнут делать мастера, и побежал быстрее.

Тогда был напечатан ротапринт со всеми партиями, остатки тиража долго лежали в клубе. Аналогичный мне удалось пробить через Научно-методическую библиотеку по физической культуре и спорту в 1971 г. – они выходили в течение 15 лет для Мемориалов Сокольского и чемпионатов БССР.

БП также вел отделы в газетах «Советская Белоруссия» и «Во славу Родины». На чемпионате Белоруссии 1958 г. был установлен только один приз – если мне не изменяет память, за лучшую партию. Эту награду решили отдать победителю турнира Г. Н. Вересову. Мальчишкой я широко раскрытыми глазами смотрел на скандал в центральном зале бывшего костела на площади Свободы. Слово для вручения предоставили представителю «Советской Белоруссии» Гольденову. БП поднимается на трибуну и зачитывает письмо участников, где встреча Литвинова с Н. Левиным признаётся более интересной, чем партия Вересов – Любошиц, поэтому просят награду вообще не вручать.

Позже мне рассказывали подробности заседания федерации шахмат БССР по этому поводу. Всё хотели спустить на тормозах, но Гольденов закусил удила и осмелился назвать Г. Вересова типичным советским барином, добавив что-то еще в таком же стиле. Гольденова дисквалифицировали. Однако на следующий год он написал заявление с просьбой допустить его в полуфинал страны, ибо он был лишен возможности отбираться. Сейчас думаю, что это была часть сделки, по которой он возглавил федерацию.

Гольденов был весьма колоритной фигурой. Боб Зборовский рассказывал, что он как-то видел у БП дома в коридоре стенгазету, где дочь за что-то оправдывалась и т.п. В 1965 г. Гольденов не смог поехать на матч в ГДР из-за профкома. Когда я во время службы в армии был вызван на сбор, он выдавал талоны день в день, излагая свое кредо: «Если бы мне гарантировали безнаказанность, я мог бы ограбить банк, но химичить на талонах… Нет уж».

В чемпионате республики 1963 г. при моем сильном цейтноте Гольденов что-то разменял. Не успел он донести руку до кнопки часов, как я уже сделал ответный ход и держал руку на кнопке. Он снял мою фигуру, поставил назад свою и грохнул по часам с такой силой, что моя рука подскочила чуть ли не на полметра.

Вернемся в 1960 г. Тогда в Белоруссии хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать мастеров (не совсем так, мы можем назвать семерых: Вересов, Гольденов, Ройзман, Сайгин, Сокольский, Суэтин, Шагалович – belisrael), но и кандидатов в мастера было не больше, а норму можно было выполнить лишь в финале чемпионата республики, что и сделал Бобков. Однако вскоре это сделали также Рубенчик, Литвинов (сплошные Володи), а затем и я в чемпионате столицы 1960 г.

Яркими событиями в шахматной жизни Минска тех лет были сеансы одновременной игры Б. Спасского, Е. Геллера, М. Таля и М. Ботвинника. В организации сеансов соревновались Б. Гольденов и Я. Каменецкий, как ведущие шахматных отделов в газетах.

Ботвинник задумался над ходом в партии против Вадима Мисника. Рядом сидят Толя Ахремчук и Витя Купрейчик. Подсказывают Капенгут и Миша Павлик

Летом 1961 г. я уже выступал в роли гастролера, отправившись в Гомель на первенство области играть вне конкурса для установления нормы. Кстати, популярный анекдот того времени: «У армянского радио спрашивают, какой длины крокодил? – От головы до хвоста 5 метров, от хвоста до головы – 2 м. Почему? Приводим пример – От понедельника до субботы 5 дней, от субботы до понедельника – 2 дня». Когда мы летели в Гомель, билет стоил 8 руб. Сколько стоил билет обратно? Ответ – 6 руб. Почему? Из Минска в Гомель летало два пассажирских рейса и один почтовый, а назад все брали людей. Сидели на скамеечке вдоль, как парашютисты в фильмах про войну.

Еще в 1959 г. меня пригласили посещать занятия сборной у Болеславского. Сейчас мало кто знает, что после «ленинградского дела» конца 1940-х гг. самый молодой кандидат в члены Политбюро Н. С. Патоличев впал в немилость и был отправлен руководить нашей республикой. Среди его начинаний было приглашение в Минск на постоянное место жительства группы известных шахматистов. Как-то Яков Каменецкий рассказывал в деталях, как ему удалось этого добиться. Об этом же пишет отец Бори Гельфанда в своих воспоминаниях. Жена Болеславского рассказывала, как ей показывали угловую 5-комнатную квартиру на втором этаже в доме на Ленинском проспекте, несколько окон которой выходило на улицу Урицкого. В то время её муж лидировал на турнире претендентов в Будапеште в 1950 г. Нина Гавриловна пыталась отказаться от огромной жилплощади, но ей объяснили, что это распоряжение первого секретаря ЦК. В симметричной квартире со стороны ул. Володарского жил еще один член команды нашей школы Леня Бондарь с родителями, а когда Бондарь женился на Тамаре Головей, там месяцами жили Рая Эйдельсон, Коля Царенков, Лёва Горелик… Тома была очень гостеприимной. В соседнем подъезде с Болеславским жил Сокольский.

Как-то году в 1960-м во время собрания членов сборной республики на квартире Болеславского участники помоложе столпились у столика, за которым сидели мэтры. Я, как самый молодой, видел доску лишь краешком глаза. Кто-то спросил мнение нашего лидера об одной идее в популярной тогда системе Раузера. Я тут же прокомментировал: «Этот ход впервые применил Гольденов». Когда я произнес его имя, Ройзман тут же заткнул мне рот, но я видел, что Исаак Ефремович сидит озабоченный. Спустя 5 минут он повернулся ко мне и кивнул: «Да». Тогда, по-моему, команда готовилась к очередному командному первенству страны, где дебютировала Головей, а на юношеской доске выступал Литвинов. Вскоре после этого турнира, где Белоруссия разделила 7-8-е места с Грузией, Исаак Ефремович, получавший стипендию спорткомитета страны, начал заниматься на общественных началах с Кирой Зворыкиной, Галей Арчаковой и Тамарой Головей, но только с 1968 г. эти тренировки начали оплачиваться. К слову, первый раз персональным тренером Головей он поехал только в 1969 г. – на финал чемпионата СССР в Гори. Естественно, наши дамы исключительно высоко ценили альтруизм замечательного человека.

Запомнилась одна короткая стычка, я думаю, что это было на каком-то сборе. Несколько участников во главе с Вересовым анализировали дебютный вариант. Подошел Суэтин и показал ход, радикально менявший оценку позиции. Наслаждаясь произведенным эффектом, он добавил: «Смотрите мою партию с …» Вересов не выдержал: «Чижик Вы, ээпс, обормот!»

В составе сборной «Красного Знамени» я играл на юношеской доске в полуфинале командного первенства страны среди обществ в Риге, в золотом зале Дома офицеров. Запомнилось, как Изя Зильбер, подойдя к столику, где П. Керес и М. Таль анализировали только что закончившуюся партию, заграбастал кучу фигур с доски обеими руками и начал им объяснять возможный эндшпиль, а они с улыбкой не мешали ему творить.

Чемпионат БССР 1961 г. собрал сильный состав. Вне конкурса играли Владимир Багиров и Ратмир Холмов. За год до нашего турнира 24-летний Володя блестяще дебютировал в первенстве страны, завоевав четвертое место и гроссмейстерский балл. Говорят, Юрий Авербах прокомментировал его появление на большой сцене советских шахмат: «Вы посмотрите, как держится этот азиат». Однако вожделенное звание Багиров получил только 18 лет спустя. На протяжении всей жизни мы много пересекались, особенно часто от студенческой олимпиады 1964 г. до матча Таль – Полугаевский в 1980-м, бывали друг у друга в гостях, жили в одном гостиничном номере, много времени проводили в прогулках и разговорах.

Ратмир Дмитриевич к тому времени перебрался в Литву. Он уже был чемпионом Белоруссии в 1948 г., когда жил в Гродно. К нам на турнир Холмов приехал, накануне став гроссмейстером, однако доиграть в чемпионате БССР ему не дали – под каким-то предлогом после 7 партий вызвали в Вильнюс. Владас Ионович Микенас говорил мне на Всесоюзном отборочном в Ростове в 1976 г., где был главным судьей: «Любого другого, кто пришел бы на тур в стельку пьяным, я бы немедленно снял с пробега, но все знают, сколько проблем было между нами в Литве».

Я впервые для себя разыграл с Холмовым чигоринскую систему испанской партии на командном первенстве СССР среди республик в Грозном в 1969 г., и Болеславскому понравилась моя победа. Следующую встречу я выиграл у Холмова в финале 40-го чемпионата СССР в Баку (1972 г.). Третью партию он сознательно играл на ничью, чем удивил меня. Потом Холмов все-таки взял реванш.

В воспоминаниях о Тигране Петросяне я рассказал эпизод из командного первенства страны среди спортивных обществ 1978 г. в Орджоникидзе, когда лидер «Спартака» позвал меня прогуляться. За нами увязался Суэтин. К моему удивлению, Петросян был с ним демонстративно холоден, если не сказать больше, а Суэтин из кожи лез, чтобы вернуть благосклонность экс-чемпиона мира, хотя тот его буквально не замечал.

В какой-то момент навстречу нам прошел Холмов и, подчеркнуто игнорируя Суэтина, обменялся с нами рукопожатиями. Петросяна это очень заинтриговало, и впервые за этот час он обратился к бывшему тренеру: «Что это?» Тот, обрадованный обращением, покосился на меня, но решив, что желанный контакт важнее, поведал: «Мы недавно играли в Будапеште, так на банкете он напился и стал кричать, что я – агент КГБ. Представляешь, при американцах!» Ратмира Дмитриевича мало выпускали за границу, преимущественно в соцстраны, однако он был один из немногих советских шахматистов, к которому Фишер относился с большой симпатией.

Но вернемся к чемпионату БССР 1961 г. Запомнилась партия с Болеславским, когда мой тренер поймал меня на домашнюю заготовку в Модерн-Бенони, с финальным аккордом жертвы ферзя. Потом в своих книгах и статьях я пытался доказать компенсацию за черных после жертвы качества, которую, естественно, не нашел за доской.

Очень интересно было общаться с другим участником – Игнатом Волковичем. Симпатичный молодой парень тихим голосом рассказывал про своего отца, оказавшегося в Аргентине, мечтавшего о возвращении со всей семьей и, наконец, получившего разрешение на это. Мне потом говорили, что они вернулись обратно, в Аргентину.

Вскоре мне удалось сделать дубль – стать чемпионом столицы и республики в течение полугода. В промежутке я столкнулся с редкой на этом уровне процедурой – присуждением неоконченных партий. После 60 ходов игра была вторично отложена в позиции, где две лишние связанные проходные при поддержке слона и коня боролись с двумя слонами соперника. Главный судья юношеского первенства СССР 1962 г. Владимир Григорьевич Зак присудил ничью, и я лишился призового места. Но, конечно, я сам во многом виноват – в турнире с напряжённым регламентом при первой возможности мчался в театры и на концерты.

Со значком чемпиона Минска

Через месяц состоялся учебно-тренировочный сбор сильнейших ребят страны в пансионате ЦДСА на Песчаной улице. Предполагался сеанс с часами Бента Ларсена. 15 кандидатов в мастера сели за столики, но вместо датского гроссмейстера приехали А. Никитин и А. Волович. Одному досталось 8 соперников, другому 7. Оба сеансёра сумели сделать по 4 ничьи, правда, надо учитывать, что через 10-15 лет часть участников стала гроссмейстерами.

Очень поучительной была встреча с М. Ботвинником. Я не удержался и спросил его мнение о жертве фигуры в системе Земиша староиндийской защиты. Он прокомментировал, что, готовясь к матч-реваншу с Талем, он обязан был смотреть аналогичные продолжения. Затем переспросил, откуда я, заметив, что в чемпионате Белоруссии была партия на эту тему. Пришлось признаться в своем авторстве. Затем мы с ним поехали на метро в центр с двумя пересадками, и он пытался вспомнить, где переход. Для москвича это – рутина, а мне было интересно его восприятие.

Последний раз мы виделись в Реджио-Эмилия в 1991-92 гг., куда спонсор пригласил всех чемпионов мира. Тогда Боря Гельфанд разделил в сильнейшем турнире второе место с Г. Каспаровым после В. Ананда. Приехав ночью, на завтраке я встретил Василия Васильевича Смыслова, и мы тепло разговаривали. Заходит Ботвинник. Смыслов зовет его к нам: «Михаил Моисеевич, смотрите, здесь гроссмейстер Капенгут». Ответом было бурчанье: «Он не гроссмейстер».

Белоруссия стала пионером международных матчей союзных республик с легкой руки Гавриила Вересова, возглавлявшего Белорусское общество культурных связей с заграницей в 1952-1958 гг. Вересов организовал ставший традиционным матч с Польшей, и наши выиграли все 3 встречи.

Весной 1962 г. мы принимали сборную Венгрии, в то время третью команду континента после СССР и Югославии. Они играли традиционный матч с Ленинградом и на обратном пути заехали к нам, повторив вояж 1957 г., однако с тем же неуспехом, проиграв с еще большим счетом. Наш ветеран и я выиграли всухую, причем одну партию (на юношеской доске) в 17 ходов. Запомнилось, как мне поручили зайти в гостиницу «Минск» за рекордсменом по сеансам вслепую Яношем Флешем, чтобы отвезти его на обычный сеанс, а он спрашивал моего совета, какой галстук ему предпочесть, чем немало удивил 17-летнего подростка.

Конечно, значительно чаще мы играли матчи с потенциальными соперниками на командных чемпионатах СССР. В конце мая мы отправились в закавказский вояж с посадкой в Симферополе. Я сидел рядом с Суэтиным и расспрашивал о его перелетах в стиле нашего общения 1958-59 гг., а потом попросил подсчитать их. В конце я нанес «сталинский удар»: «А правда, что каждый сотый рейс разбивается?» От возмущения он пересел на другое место, но наглый мальчишка не унимался – сел на следующем этапе с Шагаловичем и видя, как тот страдает каждую воздушную яму, приговаривал: «Ах, как хорошо». Надо было видеть мину Або Израилевича.

А. И. Шагалович в 1962 г

В Тбилиси запомнилось, как Вахтанг Ильич Карселадзе указывал на 12-летнюю Нану Александрию как на будущую соперницу Ноны Гаприндашвили, что тогда казалось немыслимым. В какой-то момент 1976-77 гг. Нана обратилась ко мне за помощью. Я провел несколько сборов, но не был готов к большим масштабам работы с ней, и порекомендовал обратиться к Марику Дворецкому.

В Кисловодске-1976 занимаюсь с Наной, рядом Леня Верховский

В день отдыха нас отвезли на недавно построенное водохранилище, где мы загорали у самой воды, а неподалеку отдыхал Венский балет на льду, опекаемый бдительной милицией. Она завернула Вересова, намеревавшегося пройти сквозь группу в павильон. Сокольскому стало плохо, и та же милиция помогла ему, на что Гавриил Николаевич, воинственно похлопывая себя по пузу резинкой трусов, произнес: «Да, его уже можно пропускать». Когда спустя 26 лет я вновь попал туда для занятий с Б. Гельфандом, И. Смириным, Л. Джанджгавой и Г. Гиоргадзе, место было не узнать, все утопало в зелени.

В Баку Володя Багиров, игравший в чемпионате БССР вне конкурса за год до нашего приезда, показал Приморский бульвар, перестроенный благодаря усилиям мэра Лемберанского. Помимо стекляшки шахматного клуба – там появилась своя мини-«Венеция», кафе «Жемчужина» и многое другое. Помню, как мы сели рядом в кафе попить чай и Сокольский уговаривал молодежь не бросать кусочки сахара в пиалу, а пить вприкуску, дабы не гневить местную публику.

В Армении нас повезли на озеро Севан. Стояла 40-градусная жара, мы выскочили из автобуса и, рискуя сломать шею, на ходу раздеваясь, по крутому косогору помчались к хрустально чистой воде, обжигавшей холодом. После такого купания мы уже не в состоянии были оценить свежевыловленную форель, которой нас потчевали заботливые хозяева. Мне в первую очередь запомнилась головоломная партия с Вагиком Восканяном, испорченная финальной ошибкой.

Общий итог всех трех выигранных встреч в Закавказье – 33,5:22,5 в нашу пользу. Это была хорошая подготовка к командному первенству СССР осенью в Ленинграде.

О нашем участии в нем, как и в других командных чемпионатах страны, расскажу поподробнее в будущей книге, упомяну только один момент. Карибский кризис был в разгаре, и для меня отрезвляющим шоком была ситуация, когда я только купил газету «Правда» (единственную, выходившую и по понедельникам) с заявлением Советского правительства о фальшивке американцев – на всю первую полосу, под аршинным заголовком. В это же время я услышал в прямом эфире заявление Хрущёва о том, что СССР соглашается убрать ракеты с Кубы.

В то время мастерская норма устанавливалась регулярно только в полуфиналах чемпионатов СССР, хотя иногда прилагались усилия сформировать состав с нормой и в других турнирах. Поэтому довольно популярны были матчи на это звание, в самом известном из них в 1954 г. 18-летний М. Таль победил неоднократного чемпиона БССР В. Сайгина. С нынешней инфляцией званий трудно представить, что в юниорском возрасте (до 20 лет) мастерами спорта по шахматам становились еще лишь А. Никитин (1935 г. р., в 1952 г.), Б. Спасский (1937, 1953), В. Савон (1940, 1960) и Г. Ходос (1941, 1960).

В то время молодежь в шахматной федерации страны опекал заместитель директора ЦШК СССР Григорий Ионович Равинский. Добрейший человек, но строгий экзаменатор, он был фанатиком любимого дела, всей душой вкладывающийся в подопечных. Помню, как он журил меня в ситуации, когда в 1961г. республика заявила меня для участия в полуфинале чемпионата страны и получила отказ, ибо я ещё не был мастером, а позвонить ему я постеснялся. «Место для юноши за счет республики – об этом можно только мечтать» – говорил он в сердцах. Трудно поверить, но заслуженный тренер СССР, международный арбитр проживал в «коммуналке» и ни разу не выезжал за рубеж.

Григорий Ионович пробил проведение матчей по шевинингенской системе – мастера против юношей-кандидатов в мастера. Первый такой турнир состоялся в июле 1962 г. в Ленинграде. Я жил в одном номере с получившим это звание на пару месяцев ранее А. Зайцевым. У нас сложились приятельские отношения, несмотря на то, что ему пришлось отдуваться на специально созванном собрании участников-мастеров по поводу 2 партий, проигранных мне в разгромном стиле.

Параллельно Саша продолжал играть в первенстве страны по переписке и часто интересовался моим мнением. Когда я, ознакомившись с его анализами одной позиции после 17 ходов в системе четырёх пешек староиндийской защиты, в восхищении сказал: «Ты будешь гроссом!», он, смущенный лестной оценкой, начал допытываться: «А почему ты так думаешь?». Я объяснил, что, несмотря на молодость, уже около 3 лет принимаю участие в анализе таких асов, как И. Болеславский, А. Суэтин, Г. Вересов, А. Сокольский, и могу сопоставить уровень. Уже 5 лет спустя А. Зайцев реализовал мое предсказание. Он участвовал в четырёх чемпионатах СССР (а в 1968/69 разделил 1-2-е места с Л. Полугаевским), но вскоре ушел из жизни.

Для выполнения нормы мне пришлось в последнем туре черными обыграть Г. А. Гольдберга, основателя шахматной специализации в Московском физкультурном институте. Забавно, что из моих 27 ходов 13 были сделаны конями.

Следующим шагом в юношеской иерархии могло стать попадание на чемпионат мира среди юниоров. Для этого надо было выиграть отборочный, где мастера Тукмаков и я котировались фаворитами. К этому времени норму мастера выполнил также Витолиньш, но ему еще не успели оформить звание. Конечно, наш республиканский спорткомитет, где так и не было инструктора, палец о палец не ударил, но ДСО «Красное Знамя» выделило лыжи, я вставал на лыжню на площади Свободы и поворачивал где-то за Масюковщиной. Однако выиграть турнир это не помогло.

С того года республики Прибалтики и Белоруссия стали на паях организовывать турнир с мастерской нормой. Каждая команда должна была выставить 3 мастеров и 1 кмс, но не всегда это получалось. Естественно, все платили за себя сами, однако в 1964 г. у нас Ройзман вместо талонов на 3 руб. предпочел получать суточные 2.60, а то, что Рубан, Литвинов и я при этом будем иметь только 1,5 руб., его не волновало. Не хочу выглядеть мелочным, просто на фактах показываю стиль работы внештатного инструктора спорткомитета.

Турнир 1963 г. в Лиепае выиграл эстонец Иво Ней, с которым я тогда много общался. Неудивительно, что через несколько месяцев, зайдя пообедать в гостиницу «Россия» рядом с Кремлем и увидев Нея, я бросился здороваться, и только потом сообразил, что он был с Кересом. Меня бросило в краску – я должен поздороваться с ним, но как? Очевидно, это было написано на моем лице, ибо Пауль Петрович улыбнулся и протянул руку. Вообще, эстонский гроссмейстер был образцом западного джентльмена. Впоследствии я очень ценил моменты общения с ним. Его авторитет в нашей среде был исключительно высок.

В 1971 г. мы играли в матче СССР – Югославия и жили в гостинице «Ани». Один шеф-повар обожал шахматы и нас встречали как королей, а другому было наплевать, и его отношение передавалось официантам. После тура мы ужинали глубоким вечером, выбор был ограниченным. Пауль Петрович заказал глазунью, попросив для нее ложечку. Шеф-повар благополучно об этом забыл… В конце концов мы все-таки съели свои блюда, а Керес все ждал ложечку. Кстати, у него было хобби – он помнил авиарасписание всей Европы, и работники спорткомитета постоянно звонили ему из Москвы за справкой.

Очень тепло вспоминаю Исаака Ильича Вистанецкиса. Ему уже было за 50, мне было нетрудно обыграть его. Полный, весёлый, с головой, похожей на биллиардный шар, неоднократный чемпион Литвы никогда не умолкал, и его легкий еврейский акцент слышался отовсюду.

Первое время я с восторгом внимал неугомонному собеседнику, потом немного подустал, но все наши последующие встречи не оставляли меня равнодушным. В начале 1970-х Исаак Ильич отправил в Израиль детей Яшу и Женю и очень тосковал без них. В последний раз мы встречались с Вистанецкисом в 1978 г. В Вильнюсе проходил международный турнир. Американский гроссмейстер Самуэль Решевский мог есть кошерную пищу только у Вистанецкиса, который на идиш без конца жаловался бывшему польскому еврею на советскую действительность. Однажды Решевский не выдержал и ответил, что грех стонать, они живут как средние американцы.

Летом 1963 г. нас ждало серьезное испытание – Спартакиада народов СССР. На подготовку спорткомитет денег не жалел – у нас был 40-дневный сбор, причем на 24 дня были оформлены путевки в Дом творчества писателей в Королищевичах, а оставшееся время готовились в Стайках. Вересов, Лившиц и я жили в биллиардной этой бывшей дачи Якуба Коласа. Зяма, выступавший в ипостаси женского тренера, привез бобинный магнитофон с пленками Булата Окуджавы, многие слушали его впервые. Как-то к нам зашли ведущие актеры театра им. Маяковского Максим Штраух и его жена Юдифь Глизер, отдыхавшие там же. Они признались, что давно хотели послушать Окуджаву, но не доводилось.

При переезде в Стайки 7-кратный чемпион БССР Владимир Сергеевич Сайгин оформил постель на себя и Вересова, а наутро поднял тревогу – пропали подушка и одеяло. Ближе к обеду появился сам Гавриил Николаевич, мечтательно делясь: «Хорошо с любимой летом ночью в лесу!» Ближе к отъезду он устроил нам более серьезный сюрприз – обратился к приятелям в ЦК, те нажали на спорткомитет, и нам рекомендовали поменять местами его и Суэтина (на 2-й и 3-й досках – belisrael). В спортлагере молодежь познакомилась с кое-кем из других видов спорта. Мне, во всяком случае, это пригодилось. Подробнее опишу это в будущей книге.

В. С. Сайгин в 1963 г

(Продолжение следует)

© Albert Kapengut 2020

Опубликовано 07.01.2020  01:05

Обновлено 07.01.2020  19:02

Шахматный перфекционист Г. Вересов

Конец 1979 года запомнился белорусскому шахматному миру не только впервые проведённым в Минске чемпионатом СССР и «бонусным» визитом Анатолия Карпова. За несколько дней до открытия чемпионата в редакцию газеты «Физкультурник Белоруссии» поступили печальные вести: скончался «член КПСС с 1942 года» и т. д.

       

«ФБ», 20.11.1979.

Председатель московской шахфедерации проф. Константинов в журнале «Шахматы в СССР» (№ 2, 1980) почему-то указал, что Г. Вересов умер 12 ноября. Ошибся Константинов и с якобы выигранным Г. В. первенством БССР-1938 – в том году чемпионом стал Абрам Маневич. А словарь «Шахматы» (Москва, 1990) оплошал с датой рождения мастера Вересова: правильная – 28.7.1912, а не 8.7.1912…

Из автобиографии Г. В. (архив Национальной академии наук Беларуси)

В энциклопедическом издании отмечены три победы Вересова в чемпионатах БССР: 1939, 1941, 1958. На самом деле побед было шесть – ещё и в 1936, 1956, 1963 гг. В марте 1956 г. с результатом 12 из 15 финишировали двое: мм Гавриил Вересов и мс Борис Гольденов. 27.03.1956 в «Физкультурнике Белоруссии» анонсировался матч на звание чемпиона республики, но он не состоялся, т. е. чемпионами того года следует считать обоих мастеров.

Уже в нашем веке о Вересове были изданы минимум две книжки, пусть и малотиражные: в 2002 и 2012 гг. Время от времени о шахматисте пишут как специализированные, так и «нешахматные» издания (сам я посвятил Гавриилу Николаевичу ряд заметок, а в журнале «Роднае слова» провёл параллели между судьбами Г. Вересова и И. Мазеля). В общем, этот человек не забыт, но о нём ещё многое можно сказать.

Отчасти согласился бы с минским активистом Леонидом Элькиным aka Manowar (кмс 1977 г. р.), заметившим в 2018 г.: «Наши шахматисты… ценят всех, кто внес свой вклад в развитие шахмат Беларуси. Купрейчика и Капенгута больше, чем Вересова, если уж на то пошло, потому что с Вересовым уже не так много из ныне живущих было знакомо». Но лишь отчасти: всё-таки мемориалы Вересова в Минске, несмотря на не самый сильный их состав, подпитывают интерес и к биографии Гавриила Николаевича.

Мастеру Вересову был посвящён телефильм «Рыцарь истины» – немногие из белорусских шахматистов удостоились подобной чести:

Правда, ещё во время первого TV-показа ленты (январь 2004 г.) ощущалась в ней… несамобытность. Если сравнить вступительное слово из отнюдь не идеальной книжки «Г. Н. Вересов» (Минск, 2002; составители – мм Э. Колесник и мм Е. Мочалов под общей редакцией мг В. Купрейчика, 350 экз.) и «текстовку» из фильма (0:50-1:25), то напрашиваются грустные выводы…

Страницы книжки в кадрах мелькают, а об авторах умалчивается. Впрочем, у составителей были шансы высказать свои претензии – не буду отбивать сей «хлеб». Лучше оспорю версию сценариста, прокомментировавшего победу претендента Г. Вересова над мастером спорта СССР В. Пановым в матче 1937 г.: «Только так в то время можно было стать мастером» (3:00). Почему «только так»? Владислав Силич из Витебска, первый шахматный мастер БССР, стал им в 1929 г. без матчей, выступив в полуфинале первенства СССР. Второй по счёту мастер, минчанин Исаак Мазель, получил звание за успешный результат в финале первенства СССР-1931. В 1939 г. Абрам Маневич из Гомеля выполнил мастерскую норму во Всесоюзном турнире кандидатов в мастера…

Ложен и тезис одного из героев фильма, мм Н. Царенкова (12:46-13:12), о том, что Г. Вересов при встречах за доской с мг И. Болеславским в чемпионатах БССР чаще всего побеждал. «На республике» у Вересова с Болеславским вообще не было результативных партий, а встречались они в 1955 г. (Болеславский – 2-е место после Суэтина, Вересов – 3-е), 1957 г. (тройка призёров – в том же порядке), 1961 г. (Болеславский – 2-й, Вересов поделил 4-5-е места с мастером Гольденовым). Удивительно, что и другие доступные мне партии Исаака Ефремовича с Гавриилом Николаевичем – из чемпионатов СССР 1940 и 1944 гг., Мемориала Сокольского 1970/71 – завершились вничью, а ведь оба игрока были (особенно в молодости) заядлыми атакёрами. То ли «находила коса на камень», то ли примешивались внешние обстоятельства.

Таблица чемпионата БССР-1957. Среди участников «высшей лиги» в то время насчитывалось 50% перворазрядников (в ХХI в. попадание в неё не гарантировано и гроссмейстерам).

История от кандидата в мастера Дмитрия Ноя (1935 г. р., бывший минчанин, живёт в США). Она гуляет по сети, но впервые была опубликована в июне 2016 г. на belisrael.info:

Мне рассказывал по горячим следам гроссмейстер Алексей Суэтин. В 2 часа ночи, в самый разгар сна, у него в квартире раздался телефонный звонок. Звонил Гавриил Николаевич Вересов. В Академии наук, где он тогда работал, проходит шахматный турнир. Играют довольно сильные шахматисты. И он в своей партии провёл блестящую комбинацию. Попросил взять шахматы и расставить на доске фигуры. «Ты представляешь, я просто обалдел», – говорил Суэтин. Действительно, комбинация была оригинальной. Позднее Вересов опубликовал её в журнале «Шахматы в СССР», она вошла в учебники.

Cкорее всего, речь шла о партии Вересова с Кухаревым (1959 г.):

 

Фрагмент из книги «Г. Н. Вересов» (Минск, 2002)

О перфекционизме Вересова при поиске «шахматной истины» рассуждали мастер Абрам Ройзман в упомянутом фильме 2004 г. (11:15-11:30) и гроссмейстер Виктор Купрейчик в интервью Сергею Киму (2014): «С Вересовым стал общаться, когда попал в команду Белоруссии. Гаврила был интересный человек. Ему было важно доказать, что какой-то авторитет, например, Ботвинник или кто другой, в анализе не прав. Помню партию Фишера с Ларсеном, по-моему, из матча претендентов, целый год “мусолил” с целью доказать, что Фишер в оценках ошибался. В книжке его есть анализы… Тоже был заводной и въедливый, с хорошим шахматным самолюбием». Нет оснований им не верить.

Шашист Аркадий Рокитницкий, рассказывая о минском шахматно-шашечном клубе, которым заведовал до 1970-х гг., упоминал о том, что Вересов мог сидеть в клубе целые сутки (его, уважаемого человека, стеснялись выпроводить). Ночью засыпал, просыпался, снова садился за доску, что-то анализировал… Иван Конышко, о котором ниже: «Вересов – отрешённый аналитик, ценил капитальную основу, и его любимое слово было капитально. В семье его принципы жена даже не пыталась переиначить».

В конце 1960-х у Вересова, который приближался к пенсионному возрасту, «пошла игра», и он заявил молодым Купрейчику и Капенгуту: «Я ещё раньше вас гроссмейстером стану!» По мнению Юрия Тепера, пересказавшего эту историю, «скорее всего он верил в то, что говорил».

Напорист и цепок Вересов был в сеансах одновременной игры. Минскому любителю шахмат Михаилу Клизе участие в сеансе, данном Вересовым в начале 1970-х, запомнилось очень – куда сильнее, чем противостояние другому именитому сеансёру, Виктору Корчному, в Минске-1975.

Итак, Гавриилу Вересову была присуща не просто любовь к шахматам, а шахматный фанатизм… Не худший вид фанатизма, однако и в нём таится опасность. Вересову настолько хотелось видеть любимую игру незапятнанной, что порой он портил жизнь другим – к примеру, мастеру Евгению Рубану (1941–1997). О чемпионате БССР-1975 писал Генна Сосонко:

Рубан выиграл это первенство; вторым, отстав на пол-очка, был тоже гродненский мастер Владимир Веремейчик. Заседание федерации республики после победы Рубана было бурным. Многие склонялись к тому, чтобы присвоить ему звание чемпиона, но были и яростные противники. В конце концов, возобладало мнение мастера Вересова, заявившего: «Да вы что? Хотите, чтобы педераст был объявлен чемпионом республики? Да вы понимаете, как после этого будут смотреть на нас? И в Комитете, и вообще все? Нет, не бывать этому!» И чемпионом республики был объявлен Веремейчик.

В «полуофициальном» сборнике «Стратегия, тактика, стиль» (Минск, 1979, с. 168) тоже указано, что Рубан «играл вне конкурса». Возможно, признание заслуженной победы удержало бы игрока от дальнейшего сползания в пропасть… С другой стороны, можно ли всерьёз упрекать Вересова в том, что он относился к гомосексуализму так, как в то время предписывали советские законы? А если начинать серию упрёков, то с него ли, в 1975 г. – уже пенсионера?

Щекотливая тема – отношение Вересова к евреям вообще и, в частности, к его окружавшим. В 2012 г. на основе имевшихся разрозненных сведений я попытался приоткрыть тему, написав очерк «Камуніст Верасаў і “яўрэйскае пытанне”». Несмотря на несовершенство этого текста, приведу его перевод с белорусского с небольшими сокращениями и дополнениями (вставки в квадратных скобках относятся к 2019 г.).

Коммунист Вересов и «еврейский вопрос»

Гавриил Вересов возглавлял советскую шахматную делегацию в Нидерландах (турнир в Гронингене, 1946). Это дало некоторым современникам основания заподозрить его в работе на спецслужбы… Я же сомневаюсь, что Вересов был агентом госбезопасности. После войны случалось, что он открыто, насколько это было возможно в советских условиях, высказывал свои мысли, за что иногда и страдал.

Добрые слова о своём бывшем преподавателе из минского института иностранных языков нашёл филолог Пётр Садовский [1941 г. р.] – в книге «Мой шибболет» («Радыё Свабода», 2008, с. 171): «На занятиях по общественным наукам запомнился только один честный преподаватель… Его звали Вересов. Он был мастер спорта международного класса, член сборной Беларуси. Он не читал лекцию как полотно, а брал только некоторые проблемы и высказывал своё видение. Это был, по-моему, 1961 год… Вересов владел талантом сказать правду такими словами, что мы понимали абсурдность актуального момента, и в то же время это не звучало как антисоветчина».

Минский инженер Иван Конышко, ровесник П. Садовского, не вступал в КПСС и не имеет сантиментов к «коммунистической мрази». В 1970-х он, кандидат в мастера спорта по шахматам, активно занимался журналистикой, [судейством] и дружил с Гавриилом Вересовым. В марте 2012 г. И. Конышко утверждал, что взгляды коммуниста Вересова были далеки от ортодоксальных: его друг был прежде всего «гражданином своей земли, народным интеллигентом» и использовал членство в партии для «достижения высот в культуре, не только шахматной». В частности, без Вересова вряд ли состоялись бы матчи белорусских шахматистов с поляками и венграми в 1950-е гг. [о том же говорит А. Ройзман в вышеуказанном фильме 2004 г.; 9:40-10:40] Эти матчи, организованные посредством местных властей, раздражали московских чиновников. Вересов инициировал «Шахматы, шашки в БССР» – первый в Беларуси специализированный бюллетень по интеллектуальным играм, «пробитый» [в Москве] через Кирилла Мазурова при помощи Максима Танка.

В англоязычном издании книги «Ученик чародея» («The Sorcerer’s Apprentice», 1995), подготовленной совместно с Томом Фюрстенбергом, Давид Бронштейн высказывался о Гаврииле Вересове: «антисемит, заклятый враг Исаака Болеславского». Писал, что не хочет, чтобы атаку Левитского (1.d4 d5 2.Cg5) называли именем Вересова, хотя последний и играл её довольно часто. В русскоязычном издании книги (Москва, 2004, с. 161) этих пассажей нет, а о Вересове даются такие слова Бронштейна: «С белорусским мастером я впервые встретился за доской ещё в чемпионате СССР 1944 года (и проиграл – В. Р.). Это был сильный шахматист с оригинальной манерой игры, что проявилось и в его пристрастии к дебюту 1.d4 d5 2.Кс3. Хотя так играли и до Вересова, но именно он серьёзно проанализировал это начало, поэтому справедливо, что в современных дебютных справочниках дебют носит имя Вересова» [далее говорится о двух партиях, сыгранных Бронштейном и Вересовым в товарищеском матче «Белоруссия – Москва»]. Здесь уже нет следов антипатии. Тем не менее соавтор Бронштейна по книге «Давид против Голиафа» Сергей Воронков подтвердил [в 2012 г.], что Д. Бронштейн называл Г. Вересова антисемитом, а из перевода книги на русский язык резкие высказывания исключил, дабы «не дразнить гусей». [По-моему, такая «самоцензура» не говорит в пользу версии о вражде с Болеславским по антисемитским мотивам. Не исключаю, что Г. В. действительно, как утверждал А. Капенгут, жаловался на какие-то действия Болеславского в ЦК. Но ведь и на русского Суэтина жаловался тоже].

В феврале 2012 г. я обратился к [минчанке] Татьяне Болеславской, вдове Д. Бронштейна [и дочери И. Болеславского], не давшей однозначной оценки личности Вересова. Она не слышала, чтобы отец на него жаловался (вообще, со слов Татьяны Исааковны, гроссмейстер Болеславский жизнью в Минске был по большей части доволен), но «Вересов слыл антисемитом». Т. Болеславская припомнила эпизод на рубеже 1960-70-х гг., когда Г. Вересов разрушил намеченный брак своего сына с еврейкой Ириной Ш., дочерью известного музыканта. Ш. после этого начала утаивать свою принадлежность к еврейству.

И. Конышко подтвердил, что Г. Вересов мог сказать: «Я не антисемит, но процентная норма в шахматах должна быть». В 1960-70-х гг., по словам Конышко, его друг противостоял «группировке», в которой важную роль играли Кира Зворыкина, Альберт Капенгут (и их «ставленницы» Зоткова, Белкина)… Оппоненты не хотели включать Вересова в чемпионаты республики, что обижало гордого международного мастера. Кроме того, по мнению Вересова, указанная «группировка» тормозила рост способных молодых шахматистов, которые могли бы создать ей конкуренцию.

По Конышко, Вересов высмеивал корыстолюбие тех евреев, которые «и у церкви копейку поднимут». Таким образом, в своей деятельности он, похоже, опирался на некоторые антисемитские стереотипы, но расистом его никак назвать нельзя. К евреям, которые вписывались в его «картину мира», на протяжении всего своего творческого пути он относился толерантно.

До Великой Отечественной войны в [минском] Дворце пионеров самыми перспективными учениками Вересова-педагога были Роман Фрадкин, Эммануил Гринвальд, Морис Срагович, Юлий Ботвинник… После войны, как вспоминал А. Ройзман («Шахматы», № 1, 2004) в друзьях Вересова ходил Яков Каменецкий, которого Вересов хорошо знал с довоенных времён. По И. Конышко, Г. Вересов уважал Семёна Фурмана («без образования, но самобытный талант»), и, что интересно, высоко ценил аналитическую работу эмигранта Виктора Корчного [в 1978 г.]: «на две головы выше многих помощников Карпова». Способностью к аналитической работе Корчной был ему близок, а вот о «карповцах» Игоре Зайцеве и Юрии Балашове, которого «засушил Михаил Ботвинник», белорусский мастер отзывался более скептично. В «Шахматах, шашках в БССР» за 1987 г. печаталась тёплая статья Александра Любошица: Вересов и этот [минский] мастер заглядывали друг к другу, играли долгие матчи в блиц… [Уважительно относился Гавриил Николаевич к Лазарю Моисеевичу… но не Кагановичу, а Ангеловичу, инженеру «Промэнергопроекта», который вёл шахматную секцию в политехническом институте. Минчанин Ангелович занимался у Вересова во Дворце пионеров ещё до войны]. В 1970-е гг. Вересов вёл шахматный кружок в институте иностранных языков, где тогда учился Леонид Левит (ныне – известный психолог). Старший по возрасту и званию охотно консультировал Левита в игре по переписке. Наконец, в журнале «Шахматы в СССР» № 2, 1980 появился некролог от Михаила Юдовича (с Юдовичем Вересов в 1977 г. открывал смоленский шахматный клуб). «Живой, общительный человек, всегда был рад встречам с любителями шахмат», – писал о нём Юдович.

Мировоззрение Вересова сформировалось, очевидно, в детские и юношеские годы, когда лояльность к «трудящимся евреям» сопровождалась в БССР «коренизацией», т. е. позитивной дискриминацией этнических белорусов. Отпечаток на его личности оставило и обучение в московской Академии общественных наук при ЦК, где в конце 1940-х не могли не нападать на «безродных космополитов» и «буржуазных националистов»…

* * *

Мнение вышеупомянутого Дмитрия Ноя (10.06.2016), которое не обязательно принимать на веру, но оно заслуживает внимания:

Вересову и его жене, учительнице, было совершенно безразлично, какой человек национальности. Но он был продуктом своего времени. Мы все прошли через «Дело врачей»

Вересов был ответственным советским работником. Характер замкнутый, и в общении с шахматистами это чувствовалось. Нам надоел его метод руководства. Выступит и тут же покидает зал. Вот избрали новую федерацию. И он с бухты-барахты говорит: «В федерации много евреев». Потом поправляется: «У меня сын женат на еврейке». И ушёл. Так или иначе, мы это запомнили. На следующем пленуме Любошиц попросил меня побеседовать с В. Кабановым из Бреста, чтобы он не голосовал за переизбрание Вересова. Остальных Любошиц взял на себя. Вересова забаллотировали, но сняли его мы за советский метод руководства. Ни в коем случае у него в голове не вертелись национальные вопросы.

Можно ли величать Г. Вересова «патриархом» и «классиком» белорусских шахмат? Если очень хочется, то можно… До войны он активно развивал в БССР и шахматы как спорт, и шахматную педагогику с журналистикой; после войны – возрождал шахматную жизнь в разорённом крае. О том, как непросто «выбивалось» у высоких чиновников помещение под шахматно-шашечный клуб в послевоенном Минске, поведал А. Ройзман («олитературенная» запись – в журнале «Неман», № 4, 2012, с. 190). Разумеется, большие заслуги Вересова не отменяют того факта, что мастер позволял себе сомнительные поступки… или наоборот, сомнительные поступки не отменяют больших заслуг.

На закате СССР двое моих соотечественников дали юным шахматистам странный совет…

Из книги М. Каждана и И. Ботвинника «Урок ведёт тренер», Минск, 1992.

Не считаю нужным «творить кумира» из А. Алехина, равно как из Г. Вересова, Б. Гельфанда, В. Купрейчика или А. Суэтина. Импонирует мне «объективистский» взгляд современного российского гроссмейстера Дмитрия Кряквина: «Я не раз испытал жуткое чувство разочарования, когда начал серьёзно изучать историю царства черно-белых полей. Внезапно у божественных фигур, залитых в книгах и статьях ослепительным светом, под рукавом сутаны проскальзывала когтистая рука и наоборот – демонизированные и вымазанные черно-красной краской образы стремительно светлели без искажения субъективной линзой писателя». Разве что «разочарования» давно не чувствую, ибо никем из шахматистов особо и не очаровывался.

Вольф Рубинчик, г. Минск

wrubinchyk[at]gmail.com

26.12.2019

PS от В. Р. Обсудить статью можно на фб-страничке редактора belisrael.info. Там же прошу делиться мыслями, нужно ли продолжение (есть, например, копия листка по учёту кадров, заполненного Г. Вересовым, и мог бы воспроизвести её).

Опубликовано 26.12.2019  17:53

Маэстро Алексей Суэтин и Беларусь

Алексей Степанович Суэтин, уроженец украинского города, неоднократно менявшего название (с 2016 г. этот город называется Кропивницкий), прожил без малого 75 лет: родился 16 ноября 1926 г., умер 10 сентября 2001 г. Пятая часть его пути была непосредственно связана с нашим краем. Живя в Минске с 1953 до 1968 г., Суэтин, как подсказывают «википедия» и сайт Алексея Поповского, шесть раз становился чемпионом Беларуси: в 1953, 1955, 1957, 1959, 1960, 1961 гг. Лишь в год переезда Алексей Суэтин поделил 1-2-е места с мастером Владимиром Сайгиным – затем побеждал единолично, и всякий раз, когда участвовал (!). При этом он регулярно опережал гроссмейстера Исаака Болеславского – то на пол-очка, то на очко, а то и на полтора (1959).

На памятной для белорусской команды III Спартакиаде народов СССР (1963) А. Суэтин играл на 3-й доске, ниже Иcаака Болеславского и Гавриила Вересова… зато, «выбив» 7,5 из 9, показал лучший результат и на своей доске (опередив Василия Смыслова и Бориса Спасского), и среди белорусов, внеся решающий вклад в завоевание «бронзы». Минский исследователь истории шахмат Юрий Тепер полагает, что «отправить» на 3-ю доску Алексея Суэтина, который объективно превосходил по силе чемпиона БССР-1963, было хорошим тактическим ходом.

В этой партии из первенства БССР А. Суэтин перехитрил «старшого» уже в дебюте:

А. Суэтин – Г. Вересов (Минск, 1955)

1.e4 c6 2.Kc3 d5 3.Kf3 Cg4 4.h3 Ch5 5.ed cd 6.Cb5+ Kc6 7.g4 Cg6 8.Ke5 Фc7?! («Эксперимент, заранее подготовленный моим противником и ставящий перед белыми непростые тактические задачи в условиях ограниченного времени. Пришлось изрядно поработать за доской»). 9.d4 e6 10.Фe2 Кf6 11.h4 Сb4 12.h5 Сe4 13.f3 O-O 14.С:c6 bc 15.g5 c5 16.Сe3! («Опровергает экстравагантную дебютную стратегию чёрных. Две фигуры чёрных под боем, но белые не должны спешить с их взятием. События по-прежнему развёртываются форсированно, но белые остаются с лишней фигурой» – Суэтин). 16…С:f3 17.К:f3 Кe4 18.O-O К:c3 19.bc С:c3 20.Лad1 Лab8 21.Лf2 Лb2 22.h6 Лfb8 23.Кe5 cd 24.С:d4 С:d4 25.Л:d4 Лb1+ 26.Kрg2 Фc3 27.Л:f7 Лg1+ 28.Kр:g1 Фg3+ 29.Kрf1 Лb1+ 30.Лd1 Фh3+ 31.Kрe1 Фg3+ 32.Лf2. 1:0. В своей книге 1980 г. победитель опустил последние 5 ходов.

Когда в Минске-1964 проходил матч «БССР – ГДР», первая тройка белорусских игроков была уже такой: Болеславский, Суэтин, Вересов. Во время ответного визита в Берлин-1965 – Суэтин, Болеславский, Вересов. Вообще, в известных матчах с Польшей, Венгрией и ГДР Суэтин успешно защищал честь Беларуси: например, в июле 1958 г., играя в Полянице-Здруй, набрал 7 из 8 (соревнования проходили по шевенингенской системе).

Сейчас «википедия» предлагает фото шахматиста, сделанное в 1995 г. (см. выше), хотя в статье, где говорится об успехах Суэтина в чемпионатах БССР 1950–60-х гг., было бы уместно более раннее изображение. Например, такое, с характерным профилем-«топором»:

Москва, 1963 (публиковалось здесь; за более качественную версию был бы признателен)

Или такое:

Ленинград, 1962. Командное первенство СССР – А. Суэтин выступает за спортивное общество «Спартак», чемпионом которого был в 1957, 1965 и 1967 гг.

А может быть, фото с книжной суперобложки 1969 г.:

Но, конечно, важнее то, как человек играл и что он сделал для «шахматного мира», а не то, как он выглядел.

В своё время зацепило надуманное противопоставление «привозных» и «доморощенных» шахматистов Беларуси – его в 2008 г. развивал тогдашний гостренер по шахматам и шашкам в газете «Спортивная панорама» (экс-«Физкультурник Беларуси»), официозе минспорта РБ:

Алексей Суэтин — привозной шахматист, он приехал из Тулы уже известным мастером. Суэтин женился на известной Кире Зворыкиной, достиг пика популярности, но потом семейная жизнь не сложилась, он развелся и уехал в Москву. Напомню, что в те годы на республику накатила волна приглашений спортсменов в различных видах спорта, в том числе и в шахматах. Это принесло свои плоды и дало большой толчок для будущего многих дисциплин. Доморощенным же первым гроссмейстером по праву считают Виктора Купрейчика.

В 2010-е гг. о Викторе Купрейчике немало писали как о «первом в истории шахмат Беларуси международном гроссмейстере». Не принижая заслуг блестящего игрока из Минска (1949–2017), завоевавшего высшее звание в 1980 г., следует заметить, что первым уроженцем Беларуси, прослывшим шахматным маэстро, являлся Давид Яновский из Волковыска (1868–1927), ещё в детстве покинувший родное местечко. Первым гроссмейстером, надолго поселившимся у нас, был Исаак Болеславский (1919–1977; гроссмейстер СССР с 1945 г., с 1950 г. – международный гроссмейстер), который жил и работал в столице БССР с 1951 г. А первым представителем Беларуси, добившимся высшего шахматного звания, оказался, нравится это кому-то или нет, именно Алексей Суэтин: с 1964 г. – гроссмейстер СССР, с 1965 г. – мг.

В книге «Избранные партии» (Минск, 1969) А. Суэтин рассуждал так: «Мои следующие (после переезда в Беларусь. – В. Р.) шаги шахматного совершенствования, периоды успехов и неудач, наконец, достижение гроссмейстерских высот – всё это неразрывно связано с Белорусской шахматной организацией».

Вероятнее всего, «эмиграция» Суэтина в Москву в конце 1960-х гг. была обусловлена прежде всего сотрудничеством гроссмейстера с Тиграном Петросяном и не имела отношения к разрыву со Зворыкиной в начале того же десятилетия. После 1968 г. бывший минчанин поддерживал и даже в чём-то крепил связи с Беларусью: многократно наведывался в Минск, активно печатался здесь (назову хотя бы книги «Дебют и миттельшпиль» 1980 г., «Выдающиеся советские шахматисты» 1984 г.), тепло отзывался о наших шахматистах, симпатизируя тому же Купрейчику. В общем, словцо «привозной» больше говорит о модусе гостренера Мочалова, чем о покойном Алексее Степановиче.

Дорога Суэтина к гроссмейстерскому званию был отнюдь не усыпана розами, о чём шахматист немало рассказывал и в упомянутом сборнике «Избранные партии», и в «прощальной» автобиографической книге «Шахматы сквозь призму времени» (Москва, 1998). Из-за неровности спортивных результатов он около 10 лет шёл к тривиальному ныне званию международного мастера – получил его лишь в 1961 г., за 3-е место в венгерском Дебрецене (Суэтина долго не отправляли на заграничные турниры с нормой мм). А. С. и мастером спорта СССР стал не очень-то рано – в 1950 г., когда ему было 24 года.

Довоенная жизнь в Туле, где шахматным наставником юного Суэтина во Дворце пионеров был шашист, и трудные военные годы вряд ли способствовали полноценной самореализации. Полагаю, когда Суэтин рассуждал на склоне лет: «В каждом человеке остаётся огромный неиспользованный потенциал. Большинство людей, прожив жизнь, раскрывает свои способности лишь в малой доле… Всё же, несмотря на преграды, талантливые люди, наделённые волей и настойчивостью, рано или поздно добиваются цели» («Столь долгое единоборство», Москва, 1989, с. 169-170), то имел в виду и себя.

Несмотря на талант и настойчивость, Алексею Суэтину не суждено было ни чемпионствовать в Советском Союзе, ни выходить в межзональные турниры, а уж тем более претендовать на мировую шахматную корону. Дважды он останавливался в полушаге от медалей в личных чемпионатах СССР, и, что характерно, в период, когда представлял нашу республику: в 1963 и в 1965 гг. (делил 4-6-е и 4-5-е места; в 1970–80-х гг. ни А. Капенгут, ни В. Купрейчик, увы, не взяли эту «планку»). Особенно впечатляет суэтинский успех 1963 г.: минчанин, наравне с Е. Геллером и Д. Бронштейном, набрал 11,5 из 19 – всего на пол-очка меньше, чем у тройки победителей. Позади в тот раз остались многие лидеры мировых шахмат (Л. Полугаевский, В. Корчной, М. Тайманов…), а международный мастер получил очень нужный ему гроссмейстерский балл.

В 1996 г. гроссмейстер Суэтин гордился тем, что завоевал звание чемпиона мира – пусть не «среди всех», но среди ветеранов. Фундамент этой победы, безусловно, закладывался и в белорусские годы.

Каким человеком был шахматист Суэтин? Мне не довелось с ним общаться, за исключением краткого эпизода (см. ниже), но вот что пишет из США кмс Дмитрий Ной 1935 г. р., врач по профессии, известный в своё время белорусский шахматный арбитр и журналист:

Суэтин – очень талантливый человек со многими человеческими слабостями, с очень трудной личной жизнью, мужественный, честный, невероятно работоспособный. Я очень многое от него перенял, особенно в общении с людьми, тем более, что он меня втянул в журналистику и помогал мне в тяжёлые для меня моменты жизни. Характеры людей он видел прекрасно, насквозь. Дружил со Смысловым, Петросяном, который «сделал» ему квартиру в Москве, и многими другими. Прекрасный был товарищ и человек!

Добрые слова содержатся и в разделе «Рассказывают современники» книги «Алексей Суэтин» из известной «чёрной серии» (Москва, 1987). Василий Смыслов: «Сердечность его характера мне особенно привлекательна». Лев Полугаевский: «В жизни Суэтин для меня приятен, как интересный собеседник, отличающийся лёгким характером и чувством юмора. Он – человек обязательный, работа для него превыше всего».

Однако сам Суэтин признавался, что характер у него далеко не идеальный («Шахматы сквозь призму времени»):

«До сих пор и в жизни, и в шахматах страдаю от импульсивности и опрометчивости своего характера… У меня всегда хромал чёткий расчёт вариантов» (с. 18-19).

«На протяжении всего шахматного пути меня преследует комплекс неуверенности» (с. 20).

«Особенно нервное состояние меня преследовало в период кризиса во второй половине 50-х годов, когда надо было «продираться локтями» (их же протирать) в сражениях за доской. Энергии как никогда было много, но проявить её, чтобы избавиться от прилипшей ко мне приставки полу и стать гроссмейстером, не удавалось. Именно в этот период, думается, заметно обострились черты моего характера в сторону резкости, даже не свойственной мне агрессивности» (с. 31).

В Беларуси «недоморощенный», видимо, наступал кое-кому на мозоли. Абрам Ройзман, который в 1950-е годы тоже имел немало амбиций, в своих мемуарах (журнал «Шахматы», Минск, № 4, 2004) давал понять, что А. Суэтин до и во время минского турнира 1957 г., мягко говоря, не способствовал повышению товарищей в звании. В итоге А. Ройзман выполнил-таки необходимую норму мастера спорта (за два тура до финиша повышенную на пол-очка), обыграв Суэтина в решающей встрече и поделив с ним 3-4-е места.

Спустя десятилетие после того турнира А. Суэтин написал в газету «Физкультурник Белоруссии» (07.01.1968) статью «Способности шахматиста», где изложил своё кредо: «Чем выше уровень игры и выше квалификация, тем больше и запросы у каждого из его обладателей. Это уже настоящая спортивная борьба, со всеми вытекающими последствиями… Шахматист должен быть упорным и хладнокровным, смелым в принятии решения и вместе с тем осмотрительным и хитрым в борьбе».

Именно в Минске шахматист Суэтин стал шахматным тренером, а также литератором, публицистом (тщательный анализ его публикаций – непростая задача; в том же «Физкультурнике…» их насчитывались десятки, а ведь были ещё журналы «Работніца і сялянка», «Маладосць»…) и даже телеведущим. Когда в 1980-х гг. А. Суэтина упрекали в сконфуженности во время комментирования матча Карпов – Каспаров, гроссмейстер парировал: «У меня немалый опыт работы на телевидении. Школу на этой стезе я прошёл ещё в Белоруссии, где в течение нескольких лет был нештатным шахматным комментатором и обозревателем. Даже писал и ставил небольшие пьесы, в основу которых были положены различные исторические факты или байки, такие, например, как Карл ХІІ в Бендераx”, Шахматный авторитет, Приключения маленького Леонардо… Уж чего-чего, а выхода в прямой эфир я никогда не боялся» («Столь долгое единоборство», с. 33).

Некоторыми подробностями о белорусском телевидении делилась Кира Зворыкина: «В 1955 году в Минске начал работать телевизионный центр. Редакция спортивных передач включила в белорусскую программу шахматы. Ведущими были Болеславский, Суэтин, Вересов или я. Это зависело от нашего спортивного календаря» («В рядах шахматной гвардии», Минск, 1984, с. 78). Увы, ныне записи «шахматных» телевыпусков 1950–60-х гг. труднодоступны – если вообще сохранились. Тем не менее можно констатировать, что «имя» в спортивной журналистике А. Суэтин сделал себе довольно рано, хоть его и критиковали, к примеру, за «Разговор с юным шахматистом» в сборнике «Дома и за рубежом» (Минск, 1968): «Такой раздел нужен, но литературно он сделан явно второпях» («Физкультурник Белоруссии», 14.07.1968; крупным мастером стиля шахматный гроссмейстер действительно не был). Вообще же Суэтина, как он сам упоминал в книге 1998 г. (с. 22), в наших краях не обижали: «После переезда из Минска, где я привык к известному почитанию, в Москве быстро почувствовал себя довольно одиноко».

Заслуживает внимания обзор от многократного чемпиона Беларуси в рижском журнале «Шахматы» (№ 9, 1962). Та статья А. Суэтина озаглавлена без лишних изысков: «Шахматисты в Белоруссии». Любопытно, что автор, как теперь сказали бы, «раскручивал» дебют Вересова, который, по его мнению, мог бы называться и «белорусским началом»… А вот о дебюте Сокольского Суэтин умолчал, хотя несколькими годами ранее выступал в роли редактора книги А. П. Сокольского «Шахматный дебют: теория и практика» (1955).

Кроме прочего, в статье Суэтина содержится ценная информация о соревнованиях трудовых коллективов. Похоже, мастер искренне ратовал за «низовые» шахматы – ещё в 1961 г. он писал в журнале «Маладосць»: «Белорусская шахматная федерация ставит своей неотложной задачей создание шахматных секций на каждом предприятии республики и регулярную организацию внутриколлективных турниров» (перевод с белорусского). Одним из первых – а возможно, и первым для аудитории за пределами БССР – Суэтин отметил успехи Капенгута: «Сильнейшим юношей Белоруссии является 17-летний кандидат в мастера Альберт Капенгут. Он отлично знает дебютную теорию, по-настоящему увлечён шахматами (как ни странно, редкое явление среди юных шахматистов Белоруссии!)» и Купрейчика: «С возрастающим вниманием следят болельщики за 12-летним Виктором Купрейчиком. Ученик 6-го класса 42-й школы (правильно «45-й» – В. Р.) Минска в этом году не только выполнил норму первого разряда, но и стал чемпионом школьников Белоруссии! Да и в матче Минск – Рига он отличился, выиграв обе партии» («Шахматы» № 9, 1962). И много позже, как видно из сборника «Стратегия, тактика, стиль» (Минск, 1979), А. Суэтин доброжелательно отзывался о творчестве А. Капенгута и В. Купрейчика, не забыв также о других белорусских мастерах…

Немного личного. Летом 1992 г. я неплохо отдохнул в Паланге (в те «лихие» годы независимые Беларусь и Литва как-то обходились без виз) с уже упомянутой книгой «Избранные партии». Несколько месяцев спустя удалось увидеть и автора… А. С. Суэтин приехал на минский международный турнир и расхаживал в чёрной куртке – возможно, той самой, что «увековечена» в энциклопедическом словаре «Шахматы» (Москва, 1990).

На книгу с академическим названием «Основы общей теории современного шахматного дебюта» (Минск, 1958), протянутую для подписания в кулуарах Дворца шахмат и шашек, московский гость посмотрел недоверчиво, даже спросил: «Откуда она у вас, молодой человек?» Неужто полагал, что его творения, изданные в Беларуси, исчезли из оборота? Но автограф поставил – в отличие от Давида Ионовича Бронштейна, который чуть не оттолкнул от себя «Международный турнир гроссмейстеров» при встрече в минском клубе «Веснянка» (2005)…

* * *

Далеко не всем известно, что в 1966 г. Алексей Суэтин был избран председателем шахматной федерации БССР и оставался им два года. Впрочем, его общественная деятельность – отдельная тема. Порадуюсь, если о ней вспомнят «старожилы».

Вольф Рубинчик, г. Минск

18.12.2019

wrubinchyk[at]gmail.com

___________________________________________________________________________________________________

Еще о шахматах из последних публикаций автора:

Снова о чемпионате СССР (Минск-79)

Разные взгляды на чемпионат СССР по шахматам (Минск-1979)

В.Рубинчик. Взлёт Галины Арчаковой

Шахматныя «варагі» ў Мінску / Шахматные «варяги» в Минске

Опубликовано 18.12.2019  11:38

Ю. Тепер о шахматистах-евреях (2)

(окончание; начало см. здесь)

Иллюстрация с форума immortalchess.net

Продолжим тему шахматистов Беларуси: разумеется, кроме «западников», интерес представляют и судьбы евреев из восточных областей. Самым талантливым здесь, пожалуй, был Роман Фрадкин (1923 г. р.), чей огромный потенциал почти не раскрылся. Мне удалось выяснить, что Роман переехал в Минск из Витебска в 1936 г. Вскоре он пошёл заниматься в шахматном кружке минского Дворца пионеров, который вёл Яков Каменецкий, а позже Гавриил Вересов. Учился юный игрок в школе № 4 г. Минска, успешно сочетал учёбу и шахматы. В 1938 г. Фрадкин стал чемпионом БССР среди юношей, а в 1939 г. получил право сыграть в первенстве республики среди взрослых. Выступление прошло успешно – при сильном составе Р. Фрадкин поделил 3–4-е места с мастером В. Силичем. После окончания школы летом 1940 г. отличник учёбы, только получивший аттестат зрелости, занял 1-е место в турнире белорусских шахматистов и получил там второй балл кандидата в мастера (всего для того, чтобы стать кандидатом, нужно было три балла). Осенью 1940 г. он поступил в Московский энергетический институт, где отучился на 1-м курсе…

Финал Романа Фрадкина был весьма трагичен. Прибыв в июне 1941 г. в Минск на каникулы (для этого он заранее сдал сессию в Москве), наш земляк уже не сумел вырваться из города и погиб в оккупации. Подобной оказалась и судьба его младшего товарища Матвея Райнфельда. Участник первенства БССР 1941 г. (10-е место), Матвей летом окончил 9-й класс 42-й школы.

В рядах Красной Армии проходили службу Абрам Брейтман, Яков Каменецкий и Або Шагалович. Как уже указывалось, один из сильнейших шахматистов БССР Я. Каменецкий был первым шахматным тренером во Дворце пионеров. Каменецкий известен и как шахматный проблемист, и как журналист. Вплоть до своей смерти в январе 1991 г. он занимался популяризацией шахмат в Беларуси.

А. Шагалович (1922–2009) до войны был чемпионом БССР среди юношей (1939), участвовал во «взрослом» чемпионате республики того же года, где показал результат 50%. Вернувшись после войны в Минск, он долгие годы сочетал успешные личные выступления (был чемпионом столицы, в 1957 г. получил звание мастера спорта) с тренерской работой. Практически вся сборная БССР 1970–80-х годов состояла из его учеников. В начале 1990-х годов эмигрировал в США.

Остановимся на судьбе Исаака Мазеля (1911–1945). Этот уроженец Минска ещё в 1927 г. организовал первый в республике школьный шахматный кружок. Позже он отвечал за шахматную работу в белорусских профсоюзах, а после переезда в Москву (1933) – и в профсоюзах СССР. Общественная работа не помешала Мазелю успешно выступить в первенстве СССР 1931 г. и выполнить норму мастера спорта. В чемпионате Москвы 1933–34 гг. поделил 2–3-е места; в дальнейшем его выступления не отличались стабильностью, но судьбе было угодно, чтобы в январе 1942 г., когда фашистские дивизии ещё стояли под Москвой, И. Мазель стал чемпионом столицы СССР. О том чемпионате 1941/42 немало рассказывалось в шахматной литературе.

В марте 1945 г. И. Мазель умер от тифа в ташкентском госпитале. Любопытны сведения о его семье, полученные мной от одной его родственницы в конце 1990-х годов. Отец шахматиста Яков Ильич Мазель был зубным врачом. У Я. Мазеля было четверо детей: Исаак, Доня (погибла в гетто во время войны; была стенографисткой у П. Пономаренко, по мужу Перлова, у неё была дочка Тома), Абрам (был учителем математики, ранен на финской войне, умер после Великой отечественной), Эля (балерина, жила в Ленинграде). Первая жена И. Мазеля осталась в Минске; вторым браком он был женат на шахматистке Ольге Рубцовой и имел троих детей.

Гомельчанин Абрам (после войны его чаще звали Анатолием) Брейтман, 1910 г. р., до войны не раз успешно выступал в чемпионатах Беларуси. В 1937 г. был вице-чемпионом республики, в первенстве 1941 г. занял 3-е место. С войны вернулся без ноги, но это не помешало Брейтману продолжить выступления в чемпионатах БССР и других сильных турнирах. Последний раз играл здесь в 1954 г., после чего переехал в Узбекистан, потом в Грузию, где и умер после 1978 г. «Война сломала ему жизнь!» – восклицал Абрам Ройзман в журнале «Шахматы» № 1, 2008 и пояснил: «На фронте он был тяжело ранен, к тому же погибли его близкие. Он стал неуживчивым, раздражительным…»

Малоизвестное фото с А. Брейтманом – турнир армейского спортивного общества, Минск, 1951 (предоставлено историком А. Пашкевичем)

Переходя к советским евреям-шахматистам, жившим за пределами Беларуси, нельзя не назвать талантливого ростовчанина Марка Стольберга (1922–1943). Уже в 17 лет выполнил норму мастера спорта, заняв в полуфинале первенства СССР 1–2-е места. Отлично стартовал Марк и в финале всесоюзного первенства 1940 г., одержав на старте четыре победы подряд. Хотя в дальнейшем удача отвернулась от юноши, результат его для дебютанта был приемлем (13–16-е места). Давид Бронштейн говорил о нём: «У нашего поколения был свой Таль – Марк Стольберг». Можно предположить, что, доживи Марк до победы, он был бы среди сильнейших в СССР и в мире.

Особая страница истории – шахматы в блокадном Ленинграде. От последствий блокады умер в апреле 1942 г. Илья Рабинович (1891–1942). Ещё до революции стал известен своими выступлениями в российских турнирах и на международной арене. Первая мировая война застала его на турнире в Мангейме (Германия), где он лидировал. Вместе с другими российскими шахматистами Рабинович был интернирован. Вернувшись в Россию в 1918 г., активно участвовал в возрождении шахматной жизни.

Практические шаги питерца были немалыми: троекратный чемпион «северной столицы» (1920, 1928, 1940), чемпион СССР в 1934–1935 гг. Илья Леонтьевич был первым из «лояльных» советских шахматистов, выступившим за границей на международном турнире (Баден-Баден, 1925), где занял 7-е место при 20 участниках. Другой представитель СССР, Ефим Боголюбов, стал в турнирной таблице выше, но вскоре заявил об отказе от советского гражданства.

Помимо практической игры, И. Рабинович вёл большую учебно-методическую и литературную работу, помогал молодому Ботвиннику. Когда началась война, И. Рабиновичу предложили уехать из Ленинграда. Он отказался, выразив желание защищать город, в котором родился и с которым всю жизнь был связан. В ноябре 1941 г.  выступал по радио из блокированного Ленинграда на немецком языке перед вражескими войсками, рассказывал о проходившем тогда в городе шахматном чемпионате, в котором сам и участвовал. Чемпионат из-за трудных условий завершён не был, а Рабиновича в январе 1942 г. вывезли на Большую землю, но спасти мужественного спортсмена, поражённого дистрофией, не удалось.

В Ленинграде погиб видный шахматный организатор Самуил Вайнштейн (1894–1942). Но большинству советских шахматистов, в том числе и многим евреям, удалось пережить войну. В своих мемуарах Михаил Ботвинник немало поведал о том времени… В последний момент эвакуировавшись из Ленинграда, сильнейший советский шахматист, по специальности – инженер-электрик, 2 года работал в Перми. В то же время он занимался аналитической работой и находил время для турнирных выступлений. Последующие события показали, что был на правильном пути; в 1948 г. М. Ботвинник стал чемпионом мира и сохранял титул 15 лет с двумя небольшими перерывами.

Из молодых шахматистов, выдвинувшихся перед войной, назовём Давида Бронштейна (1924–2006) и Исаака Болеславского (1919–1977), тем более что биографии обоих тесно связаны с Беларусью. И. Болеславский ещё в первенстве СССР 1940 г. попал в шестёрку лучших и подтвердил свои права, заняв 4-е место в матч-турнире 1941 г. за звание абсолютного чемпиона СССР. Во время войны днепропетровский студент эвакуировался в Свердловск, где продолжал учёбу в местном университете. В военные годы Болеславский участвовал в нечастых шахматных турнирах (Москва, Свердловск, Куйбышев). В единственном за годы Великой Отечественной чемпионате СССР 1944 года свердловский мастер занял 3-е место после Ботвинника и Смыслова, а в послевоенном чемпионате 1945 г. стал уже вторым (после Ботвинника).

О дальнейшей карьере Болеславского можно говорить много… Ему чуть-чуть не хватило в 1950 г. до матча на первенство мира с Ботвинником.

Переехав в Минск осенью 1951 г., Болеславский почти все силы отдал теоретической работе и тренировке местных шахматистов, но играл и в чемпионатах города, и в чемпионатах БССР. Впрочем, эти выступления (особенно в чемпионатах Минска) можно также рассматривать как «мастер-классы» для белорусских игроков.

Помешал Болеславскому добраться до Олимпа его младший товарищ Давид Бронштейн. Он родился в Белой Церкви, шахматную школу прошёл в Киевском Дворце пионеров у Александра Константинопольского. Будучи жителем Киева, получил и звание мастера спорта СССР за 2-е место в чемпионате Украины 1940 г. (после Болеславского). Интересно, что в 1938 г. во время матча команд Минского и Киевского дворцов пионеров Бронштейн сыграл вничью с Р. Фрадкиным.

Когда началась война, Давид был эвакуирован в Тбилиси, а позже работал на восстановлении Сталинграда. После чемпионата СССР 1944 г. переехал в Москву. Стремительно рос – уже в 1945 г. с 15-го места поднялся в чемпионате на 3-е, войдя в элиту советских шахмат.

В турнире претендентов 1950 г. лидировал Болеславский, Бронштейн за два тура до конца отставал на очко. Исключительным усилием воли Бронштейн догнал старшего товарища. Матч за первое место между ними закончился после упорной борьбы со счётом 6:6, а в борьбе до первой победы счастье улыбнулось Бронштейну. Но завоевать корону молодому гроссмейстеру не удалось – матч с Ботвинником окончился вничью, и тот сохранил своё звание.

Лучшие годы выступлений гроссмейстер Григория (Герша) Левенфиша (1889–1961) пришлись на довоенное время, когда в 1930-е гг. он дважды становился чемпионом СССР. Во время международных турниров в Москве  успешно соперничал с сильнейшими шахматистами мира: Ласкером, Капабланкой, Флором. В 1937 г. Григорий Яковлевич сумел добиться, пожалуй, крупнейшего успеха в карьере, сведя вничью матч с М. Ботвинником. На дальнейших выступлениях Левенфиша сказывался возраст и занятость в профессии. Интересно, что Левенфиш никогда не был профессиональным шахматистом, а всегда сочетал активные занятия шахматами с работой по специальности инженера-химика. Во время войны постоянно выполнял важные правительственные задания. После войны жил в Москве; незадолго до смерти подготовил книгу «Избранные партии и воспоминания».

В эвакуации в Казани находился во время войны Семён Фурман (1920–1978). Для нас его судьба интересна тем, что этот шахматист и тренер сыграл большую, можно сказать, решающую роль в становлении 12-го чемпиона мира Анатолия Карпова.

Родился С. Фурман в ноябре 1920 г. в Пинске, но вся его спортивная карьера связана с Ленинградом. Именно там он добился наибольших своих спортивных успехов, стал гроссмейстером и тренером чемпиона мира. Во время войны работал на заводе в Татарстане, был чемпионом этой республики 1944 г. Но и в Пинске его не забыли: уже в постсоветское время провели несколько мемориалов Фурмана.

Рассуждая о судьбах шахматистов-евреев, прошедших войну, хотелось бы упомянуть о талантливом мастере Исааке Липницком (1923–1959). Уроженец Киева, он вместе с Бронштейном занимался в шахматном кружке Киевского Дворца пионеров и до войны принял участие в первенстве Украины 1939 г. (7-е место). С 1942 г. будущий мастер находился в действующей армии, пройдя славный путь от Сталинграда до Берлина. После войны Липницкий некоторое время служил в Германии и участвовал в соревнованиях, проводимых советской военной администрацией, а в 1947 г. вернулся в Киев. Вскоре талантливый игрок, совмещая тренерскую работу и выступления  в турнирах, добился заметных успехов: стал чемпионом Украины 1949 г., победителем ряда всесоюзных турниров. Высшим достижением мастера стало попадание в призы чемпионата СССР 1950 г. (2–4-е места), причём он всего на 0,5 очка отстал от чемпиона страны Кереса. Любопытно, что стать чемпионом Исааку Оскаровичу помешал его первый тренер А. М. Константинопольский, победивший бывшего ученика в последнем туре. Самому Константинопольскому та победа мало что давала…

Повторить взлёт Липницкому больше не удалось, хотя турнирные успехи у него были и после 1950 г. Он успел написать две отличные шахматные книги, одну – в соавторстве с мастером Борисом Ратнером. Тяжёлая болезнь безвременно унесла жизнь талантливого мастера Липницкого. Ему посвящены книги В. Теплицкого «Исаак Липницкий» (2008), Н. Фузика и А. Радченко «Исаак Липницкий: Звёзды и тернии» (2018)

Среди тех, кто прошёл через войну и продолжил после Победы активно заниматься любимой игрой, назовём Иосифа Ватникова (1923–2013), ставшего в 1977 г. международным мастером, Ханана Мучника (1922–1991), мастера спорта с 1958 г., Бориса Наглиса (1911–1977), мастера спорта с 1961 г., Якова Нейштадта (1923 г. р., мастер с 1961 г.), Иосифа Погребысского (1906–1971, мастер с 1937 г.), Абрама Хасина (1923 г. р., международный мастер с 1964 г.) и др.

В 1950-70-е гг. появилась на свет целая плеяда шахматистов, переживших войну детьми. В основном они были в эвакуации. На Урале в войну находился рижанин Михаил Таль (1936–1992), чемпион мира 1960-61 гг., в Куйбышеве – уроженец Могилёва Лев Полугаевский (1934-1996), двукратный чемпион СССР (1967, 1968; в претендентских матчах доходил до полуфинала). Львовянин Леонид Штейн (1934–1973), троекратный чемпион СССР, был в эвакуации в Узбекистане. Всемирно известный уроженец Ленинграда Виктор Корчной (1931–2016) сумел подростком пережить ленинградскую блокаду. На 4 года старше Корчного был будущий мастер (с 1957 г.) Арон Решко, которому довелось играть в первенстве Ленинграда 1943 г. Служил авиамехаником во время войны будущий гроссмейстер Ефим Геллер (1925–1998), военным метеорологом был международный мастер Лев Аронин (1920–1983). Марк Тайманов (1926–2016) был в эвакуации в Узбекистане.

Закончить статью хотел бы кратким рассказом о судьбе двоих венгерских евреев – международных гроссмейстеров Андре Лилиенталя (1911–2010) и Ласло Сабо (1917–1998). В 1935 г. Лилиенталь приехал в Москву на международный турнир и решил остаться в СССР. К тому времени это был известный мастер, имевший немалые успехи (вспомним великолепную победу над Капабланкой в рождественском турнире 1934 г. в Гастингсе). До 1937 г. он ещё выступал за сборную Венгрии и легко разъезжал по Европе, а затем, после ареста своего покровителя Николая Крыленко, был вынужден принять советское гражданство. В воспоминаниях, записанных незадолго до смерти, А. Лилиенталь тепло отзывался о своём ровеснике Исааке Мазеле (называя его «Масел»), с которым дружил в молодые годы. В 1940 г. Лилиенталь стал чемпионом Москвы и разделил 1–2-е места с Игорем Бондаревским в чемпионате СССР, став выше М. Ботвинника и П. Кереса.

В Москве Лилиенталь жил до 1976 г., а потом решил вернуться в Венгрию, где помогал тренировать национальную сборную страны (которая на Олимпиаде 1978 г. сумела обойти советскую).

Пожалуй, не менее увлекательна биография Ласло Сабо. Во время Второй мировой войны он был мобилизован в венгерскую армию (трудовой батальон) и вынужден был участвовать в войне на стороне Германии. Вскоре он попал в плен – и это было везением, потому что большинство венгров, включённых в тот батальон, погибло. Вернулся в Венгрию Сабо уже после окончания войны. Русским языком он овладел в плену превосходно. В 1950–60-х годах добился немалых успехов; лидер национальной команды, он выступал на 11 олимпиадах (9 из них после войны), участвовал в трёх турнирах претендентов на первенство мира (1950, 1953, 1956).

Ремарка автора (23.09.2018). Разумеется, в этом материале перечислены далеко не все люди, заслуживающие нашего внимания и памяти. Так, например, в Польше были шахматисты-евреи помимо Д. Пшепюрки и М. Ловцкого; о многих из них написано в «Шахматной еврейской энциклопедии» И. Бердичевского… Возможно, о шахматистах Польши стоило бы подготовить отдельную статью. Буду рад мнению читателей на этот счёт.

Опубликовано 29.09.2018  04:48

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИМЕНИ. ИСААК ЛИПНИЦКИЙ

Недавно в Украине одесское издательство ВМВ выпустило в свет книгу киевских авторов Николая Фузика и Алексея Радченко об их талантливейшем земляке «Исаак Липницкий: звезды и тернии». Учитывая, что имя серебряного призера XVIII первенства СССР по шахматам (1950), двукратного чемпиона Украины (1949, 1956), тренера, теоретика и литератора Исаака Оскаровича Липницкого (1923–1959) долгие годы было почти забыто, этот труд, в котором использовано множество ранее неизвестных материалов, представляет несомненный интерес для шахматистов. Помимо биографической части, в книге на 328 страницах приведены 103 партии Липницкого (целиком или фрагментарно), статистика его турнирных результатов и ряд дополнительных материалов.

Один из авторов книги, Н. Фузик (к сожалению, его соавтор А. Радченко ушел из жизни еще в 2013 году), предоставил нам для публикации отрывок из этой книги, посвященный судьбе Липницкого сразу после окончания войны. В то время шахматист служил в Советской военной администрации в Германии (СВАГ). Текст дополнен специально для belisrael.info.

На территории Республики Беларусь по вопросам приобретения книги можно обращаться к Леониду Шетько: shetko@tut.by

 

ИСААК ЛИПНИЦКИЙ: ЗВЕЗДЫ И ТЕРНИИ

(фрагмент из книги)

Пора снова вспомнить о шахматах

Итак, долгожданная победа! Война окончена, но 32-й стрелковый корпус, как и вся 5-я ударная армия, продолжал нести службу в составе Группы советских оккупационных войск в Германии. 6 июня 1945 года на подконтрольной СССР немецкой территории была создана Советская военная администрация в Германии (СВАГ), в одну из структур которой перевели и Липницкого. Его должность оказалась достаточно высокой для того, чтобы 60 с лишним лет спустя поместить краткую биографию Липницкого в справочнике «Советская военная администрация в Германии, 1945-1949». Вот ее окончание: «В СВАГ прибыл с должности старший помощник начальника Разведотдела 32-го стрелкового корпуса. С 31 октября 1945 г. – начальник 5-го отделения (пожарной инспекции) КЭО АХУ (квартирно-эксплуатационного отделения административно-хозяйственного управления) СВАГ». Впрочем, в архивных документах, раздобытых С. Берестецкой [родственницей Липницкого, бывшей киевлянкой, проживающей ныне в Лос-Анджелесе], и тут имеются некоторые расхождения. Если в одной учетной карте его должность указана точно как в приведенной выше цитате, то в другой он значится как «старший инспектор управления материально-технического обеспечения СВАГ». Эти данные вступают в явное противоречие с утверждением Вадима Теплицкого [в его книге «Исаак Липницкий», 1993, 2008], что наш герой служил «представителем Советской военной комендатуры в Берлине». Хотя как знать, может, хорошо зная немецкий язык, он выполнял и какие-то поручения в комендатуре (например, в качестве переводчика).

Липницкий с обер-бургомистром Берлина Артуром Вернером (из архива Л. Якир)

Скорее всего, именно по поводу оформления документов, связанных с переводом на новое место службы, оказался Липницкий осенью 1945 года в Москве, где 19 сентября у него, как рассказывает Теплицкий, произошла судьбоносная встреча. Купив два билета в Большой театр (специально с прицелом на потенциальное знакомство?), он увидел у входа красивую девушку и пригласил ее составить ему компанию… Вскоре они поженились и уехали в Берлин, на новое место службы Исаака Липницкого.

Так в его жизнь вошла Ляля Лещинская. Увидев имя Ляля, авторы поначалу засомневались: так ли звучит официальный «паспортный» вариант? Ведь в близком кругу этим уменьшительным именем могут называть Елену, Ларису… Тем не менее, все, к кому авторы обращались за разъяснениями, включая Любовь Якир [в девичестве Коган, шестикратную чемпионку Украины, дружившую с Липницким всю жизнь] и Ефима Лазарева [киевского мастера, тренера, журналиста и литератора], лишь недоуменно разводили руками и уверяли, что помнят эту женщину только под именем Ляля. Окончательные сомнения отпали, когда незадолго до сдачи книги в печать одному из авторов удалось найти могилу Липницкого на Байковом кладбище в Киеве. На плите рядом со скромным памятником нашему герою значится: «Лещинская Ляля Марковна. 29.04.1923 – 23.06.1984».

Увы, счастья этот брак Липницкому не принес…

Пора, однако, было вспомнить и о шахматах, что не преминул сделать Липницкий на новом месте службы. При Центральном клубе СВАГ он организовал шахматный кружок, причем подошел к делу со всей серьезностью. В клубе регулярно проводились турниры, в которых приняли участие сотни шахматистов сотрудников СВАГ. Созданная при клубе квалификационная комиссия выдавала участникам турниров справки о выполнении норм для присвоения или подтверждении категорий. Был также организован семинар по изучению шахматной теории, который вели для всех желающих кандидаты в мастера и первокатегорники.

Липницкий дает сеанс воинам Советской Армии в Берлине (из архива Л. Якир)

Липницкий-шахматист оказался в Берлине не одинок. Более того, он встретил здесь достойных соперников. Весной 1946 года впервые было проведено первенство СВАГ, первое место занял кандидат в мастера майор Борис Наглис (будущий мастер и многолетний директор Центрального шахматного клуба в Москве), вторым стал первокатегорник лейтенант Монастырский. В аналогичном турнире, прошедшем в июле-августе того же года, Липницкий играл гораздо успешнее, но 11,5 очков из 13 хватило лишь для второго места – кандидат в мастера (и тоже будущий мастер) Рашид Нежметдинов набрал на пол-очка больше. Далее, если верить заметке в «Шахматах в СССР» (№ 10, 1946), расположились: 3-4. Майор Филимонов, Николаев (по-видимому, гражданское лицо, поскольку его воинское звание нигде не упоминается) – 9, 5. Лейтенант Михайлович (все – первая категория) – 8, и т.д. Любопытно, что о втором турнире сообщалось не только в «Шахматах в СССР», но и в британском журнале «Chess» (ноябрь, 1946), где была такая фраза: «По мнению К. Рихтера, первый и второй призеры – полностью сформировавшиеся мастера».

NB. Сначала в книгу предполагалось поместить снимок, полученный от Л.Якир, на котором обращает на себя внимание подпись, отпечатанная вместе с фото.

Скорее всего, данный снимок к Якир попал в таком виде. Ваш покорный слуга собрался было поместить эту фотографию в главе книги, где повествовалось о периоде уже после окончания Липницким военной службы. Однако позднее Татьяна Федоровна Лазарева в архиве своего покойного мужа Ефима Марковича нашла очень похожий, но несколько иной снимок, вынудивший меня срочно внести коррективы – на этот раз резкость позволила разглядеть на табличках с фамилиями партнеров ключевую надпись «Штаб СВАГ». Т. е. Липницкий с партнером явно запечатлены во время первенства СВАГ в 1946 году.

Липницкий – Николаев. Во время первенства СВАГ (из архива Е. Лазарева)

В шахматном кружке регулярно устраивались и блицтурниры, в которых принимали участие не только сотрудники СВАГ, но и местные шахматисты. Одним из них был неоднократный чемпион Берлина Бертольд Кох, впоследствии международный мастер. В 1946 году в Лейпциге он выиграл чемпионат Советской оккупационной зоны (несколькими годами позже этот турнир назвали бы первенством ГДР). Другой примечательной личностью, посещавшей шахматный кружок Центрального клуба СВАГ, был уже упомянутый мастер Курт Рихтер, тоже неоднократный чемпион Берлина, дважды выступавший за Германию на Олимпиадах («Турнирах наций») в 1930 и 1931 гг. С последним Липницкий сыграл серию тренировочных партий, продемонстрировав явное превосходство над более маститым соперником. Концовка одной из партий:

Липницкий – Рихтер. Берлин, 1946 г.

Комментирует Борис Ратнер

В 1946 году Липницкий сыграл в Берлине несколько тренировочных партий с немецким мастером Рихтером. Несмотря на многолетний отрыв от практической шахматной игры, Липницкий с большим подъемом и подкупающей свежестью провел встречи с опытным противником.

Ход белых

15.Лa3 a5 16.h3 ab 17.Лd3 Сe6 18.Сg5 Фg7 19.Лfd1 Кf6. Теперь понятен замысел белых. Нельзя, конечно, 19…С:c4 из-за 20.Л:d7! и белые выигрывают.

20.С:e6 fe 21.К:e5 Сe7 22.Кd7. Черные сдались.

(Бюллетень «ХХ шахматный чемпионат СССР», № 14)

NB. Когда книга уже вышла в свет, я получил от Алана МакГоуэна сообщение, что в немецком молодежном журнале «Horizont» (от 12 мая, № 12, 1946) он нашел еще одну партию между ними! Рихтер вел в этом журнале шахматную колонку и, по словам Алана, не стеснялся показывать и свои проигранные партии, если считал, что они представляют интерес.

Рихтер – Липницкий. Берлин, 1946

Сицилианская защита [B70]

Комментирует Курт Рихтер

Старая английская шутка гласит: «Никогда не упускай возможность дать шах, поскольку это может быть мат!». Она адресована игрокам, которым шахование представляется основной целью игры, и которые считают большим успехом возможность объявить шах на первых же ходах. «Один лишний шах» часто может нанести большой вред – но при этом и «упущенный шах» тоже! Тут мы в очередной раз сталкиваемся с «неупорядоченностью» шахматной игры, с ее противоречиями и контрастами.

1.e4 c5 2.Кf3 d6 3.d4 cd 4.К:d4 Кf6 5.Кc3 g6 6.Сe2 Сg7 7.g4? Это продвижение пешки чересчур поспешно, и черные получают неожиданную возможность этим воспользоваться.

7…С:g4! 8.С:g4 К:g4 9.Кe6. На немедленное Ф:g4, конечно, последовало бы С:d4. Поэтому белые стремятся испортить пешечную структуру черных.

9…fe? Таков выбор черных. Но гораздо сильнее было 9…С:c3+ 10.bc Фc8!, например, 11.Фd4 Кe5! с очень опасной угрозой Кf3+.

10.Ф:g4 Кc6 11.Кe2 e5 12.c3 Фd7 13.Фg3 0–0–0 14.Сe3 Фe6 15.0–0 Лdf8 16.b4 Крb8 17.f3 Фc4 18.Фe1 h5 19.a4 Лf7. Слишком медлительно. Черные теперь попадают в большие затруднения. Последовательней было 19…Сh6.

20.b5 Кd8 21.Фf2 Лhf8 22.С:a7+ Крa8 23.Фb6! Трудности усугубляются.

23…Ф:e2 24.Лf2 Фd3(?)

[Лишь этот ход выпускает перевес, в то время как отступление на одну клетку дальше после 24…Фc4 25.Фa5 Кe6 26.Сb6+ Крb8 27.Фa7+ Крc8 28.Фa8+ Крd7 29.Ф:b7+ позволяло черным отразить все угрозы путем 29…Кc7 – Авт.]

25.Фa5 Кc6. А почему не Л:f3? А потому, что при помощи красивого маневра перекрытия 26.Сe3+!! Крb8 27.Л:f3 Л:f3 28.Ф:d8# белые ставят мат! [Впрочем, если не брать ладью, то после 27…Крc8 28.Л:f8 Ф:e3+ 29.Лf2 Сf6 черные вполне могут сопротивляться, невзирая на материальный урон – Авт.]

26.bc Фa6 27.Ф:a6 ba 28.Лb1! Матовая атака, сочетаемая с сильной угрозой продвижения проходной пешки. Надвигается кризис.

28…Кр:a7

29.Лb7+? Всего лишь один лишний шах! Следовало немедленно играть Лfb2! Разница скоро станет очевидной.

29…Крa8 30.Лfb2 Сh6!! Спасительная идея. На 31.с7 теперь возможно Се3+ и Са7!, что без шаха было бы невозможно. Также весьма поучительно 30…Лc8 31.Л:b6 Л:c6 32.Лb8+ Крa7 33. Л1b7#.

31.Лd7 e6 32.Лbb7 Л:d7 33.Л:d7 Сe3+ 34.Крg2 Сc5 и черные выиграли. Их мертвый слон на g7 неожиданно решил исход борьбы, т. к. белые дали один неправильный шах! 0–1

* * *

Летом 1946 года Липницкий встретился сразу с несколькими знаменитыми советскими шахматистами – Василием Смысловым, Александром Котовым, Сало Флором, Исааком Болеславским (последний, впрочем, был ему хорошо знаком по довоенным украинским турнирам). Эта встреча состоялась не за шахматной доской. На одном из стендов Центрального шахматного клуба в Москве одно время висел любопытный снимок группы советских шахматистов на фоне полуразрушенного рейхстага, двое из которых (Липницкий и Наглис) в военной форме. Как вспоминал много лет спустя Б. Наглис, «Летом 1946 года советская шахматная делегация по пути на международный турнир в Гронинген остановилась в Берлине. Мы с Липницким в качестве хозяев водили земляков по городу, показывали местные достопримечательности». Предполагал ли в те дни киевский кандидат в мастера Исаак Липницкий, что менее, чем через четыре с половиной года, сам будет на равных играть с шахматными грандами в чемпионате страны?

В № 18 газеты «64» за 1972 год было помещено интервью Виктора Чепижного с Наглисом и упомянутая фотография советских шахматистов на фоне рейхстага. Это фото перекочевало и в книгу «Шахматы сражаются» (Москва, 1985). К сожалению, низкое качество этих репродукций делало бессмысленным их сканирование, но очень уж хотелось заполучить фотографию для книги! Сергей Воронков помог списаться с Чепижным, но полученный от него ответ не слишком обнадеживал:

«К сожалению, не могу Вам помочь. Я помню эту фотографию, она изначально была не лучшего качества (любительская?), к тому же сильно отретушированная. Вряд ли фотоархив сохранился после ликвидации издательства “Физкультура и спорт”».

Но не зря говорят, что случай ненадежен, но щедр. В декабре 2014 г. Воронков сообщил: в процессе работы по созданию Музея шахмат в Государственной публичной научно-технической библиотеке России, где они сейчас с Чепижным работают, Виктор Иванович принес целую папку старых фотографий. Среди них оказался и приводимый ниже шикарный снимок, за который, пользуясь случаем, выражаем Виктору Ивановичу огромную благодарность!

Берлин, май 1946 г. Слева направо: Липницкий, Наглис, Котов, Нежметдинов, Флор, Смыслов, Мухин, Чарышников [нет, почти наверняка – Вересов!], Болеславский (из архива В. Чепижного).

NB. Фотография была снабжена подписью с указанием всех участников, которые Сергей Воронков и воспроизвел, посылая мне отсканированную копию. В таком виде она и вошла в книгу. Но минимум один персонаж постоянно вызывал вопросы, когда я показывал снимок друзьям и коллегам – а не Гавриил ли Вересов стоит второй справа? Тем не менее, Воронков долго не решался признать ошибку, ссылаясь на авторитет Чепижного, хотя сам Виктор Иванович сегодня уже и не помнит, откуда к нему попал этот снимок. К тому же, никто не знал, кто такой Чарышников – а вдруг он и впрямь очень похож на Вересова? Решающим аргументом оказался… портфель в руках человека на снимке: как мы помним из воспоминаний Ботвинника, именно Гавриил Николаевич во время той поездки носил в ставшем знаменитым портфеле все необходимые документы и деньги, ухитряясь забывать его при каждой возможности…

А еще после всех мучительных поисков автору этих строк оказалось небезынтересным узнать, что приведенный снимок существует в нескольких вариантах. Еще один вариант, оказывается, много лет хранился у Василия Смыслова (его недавно обнаружил любитель шахматной истории Андрей Терехов, получивший, с любезного разрешения родственников Василия Васильевича, доступ к его архиву). Как знать, может, со временем всплывут и другие фото? Например, Липницкий на снимке тоже с фотоаппаратом!

Разгром американцев и таинственный «лейтенант Д. Неккерман»

Ранее, тем же летом 1946 года, состоялось еще одно памятное мероприятие. По словам Наглиса, «идея провести шахматный матч между американскими и советскими военными пришла в голову И. Липницкому. Как будто американцы были не против помериться с нами силами. Мы обратились с этим предложением к генерал-полковнику В. И. Чуйкову, кстати, большому любителю шахмат, и он помог организовать эту встречу.

Матч между командами Центрального клуба Советской военной администрации в Германии и Американской военной администрации состоялся в Берлине в американской зоне. Встретили нас приветливо. Правда, со свойственной американцам прямолинейностью они заранее высказали уверенность в своей победе».

В «Шахматах в СССР» (№ 8-9, 1946) об этом матче повествует безымянная заметка «Победа шахматистов Советской Армии»:

«Недавно в Берлине состоялся матч на 10 досках между командами Центрального клуба Советской военной администрации в Германии и Американской военной администрации. Матч закончился решительной победой советской команды, выигравшей все 10 партий. Команда-победительница выступала в следующем составе (в порядке досок): кандидат в мастера майор Липницкий, кандидат в мастера гвардии майор Наглис, кандидат в мастера мл. лейтенант Нежметдинов, шахматисты первой категории Николаев, лейтенант Спивак, майор Филимонов, лейтенант Богуславский, старший лейтенант Воронов, Соколовский и шахматист второй категории Петропавловский. В американской команде играли лейтенант Неккерман, полковник Стивенс, капитан Саллисон, капитан Винегард, сержант Полковский, лейтенант Банк, рядовые Клейпфельд, Пулитцер, Кончек и Леви».

Поскольку завершалась эта коротенькая публикация партией лидеров команд Липницкий Неккерман с краткими примечаниями победителя, можно с большой долей вероятности предположить, что он и был автором всей заметки.

Счет в матче открыл Борис Наглис – его партия с полковником Стивенсом продолжалась 13 минут и закончилась в 13 ходов. Много лет спустя победитель высказал подозрение, что на столь высокую доску полковника посадили не столько за шахматные, сколько за боевые заслуги – вся его грудь была в орденах, а сам он был старше и выглядел солиднее остальных товарищей по команде.

Но эта партия оказалась единственной легкой победой советских шахматистов, на остальных девяти досках завязались ожесточенные сражения. Тем не менее, советской команде постепенно удалось склонить чашу весов на свою сторону, и после четырех часов игры американцы один за другим стали подписывать капитуляцию. Дольше всех продолжалась партия на первой доске. Невзирая на упорное сопротивление, майору Липницкому удалось, в конце концов, запутать в осложнениях лейтенанта Неккермана.

Липницкий – Неккерман. Берлин, 1946

Сицилианская защита B60

Комментирует Исаак Липницкий

1.e4 c5 2.Кf3 Кc6 3.d4 cd 4.К:d4 Кf6 5.Кc3 d6 6.Сg5 Фa5. Приводит к потере нескольких темпов. Лучше 6…e6.

7.Сb5 Сd7 8.Кb3 Фb6 9.0–0 a6 10.Сe3 Фc7 11.Сe2 e6 12.a4 Кa5 13.К:a5. После шаблонного 13.Кd4 Кc4 14.Сc1 Сe7 15.b3 Кe3 16.С:e3 Ф:c3 черные могут быть удовлетворены своей позицией.

13…Ф:a5 14.Фd4 Лc8 15.b4 Фc7 16.Лa3 Сe7 17.f4 0–0 18.e5! Захватывая инициативу и подготовляя неожиданную комбинацию.

18…de 19.fe Кd5 20.К:d5 ed 21.Сh6 Сe6. На 21…gh 22.Лg3+ Сg5 23.h4 Лce8 24.hg Ф:e5 25.Фh4 белые получают неотразимую атаку.

22.Лg3 g6 23.С:f8 С:f8 24.Сg4 Сg7 25.С:e6 fe 26.Лg5 Фe7. Или 26…Ф:c2 27.Фg4 и т.д.

27.Лg3 Лc4 28.Фa7 С:e5 29.Фa8+ Крg7 30.Лgf3.

30…Ф:b4? Спасенья нет. На 30…Л:b4 следует 31.Фc8.

[Позволим себе (при полной моральной поддержке железного друга!) не согласиться с уважаемым комментатором – позиция на диаграмме объективно вполне защитима для черных, а вот случившееся в партии взятие на b4 ферзем действительно дает белым неотразимую атаку (кстати, вполне возможно и спокойное 30…Лc7). Предводителю черных после 31.Фс8 надо было лишь отрешиться от магии слова «ферзь», а затем проявить необходимую аккуратность: 31…a5! 32.Лf7+ Ф:f7 33.Л:f7+ Кр:f7 34.Фd7+ Крf6 35.Фd8+ (35.Ф:h7 Сd6) 35… Крf7 36. Ф:a5 Лc4 37.Фb5 Лc7 38.Фb6 Крe7, и выясняется, что черные держатся. – Авт.]

31.Лf7+ Крh6 32.Фg8 Лc7 33.Ф:h7+ Крg5 34.Л:c7 Фb6+ 35.Крh1 Ф:c7 36.h4+ Крg4 37.Ф:g6+ Кр:h4 38.Лf7. Черные сдались.

(«Шахматы в СССР», № 8-9, 1946)

Содержание этой партии определенно свидетельствует, что Липницкому противостоял хоть и уступавший в классе, но достаточно грамотный соперник. Тут же возникает закономерный вопрос: неужели он так и не «засветился» в американской шахматной жизни до войны или после нее? Неизвестно даже его имя – лишь в упомянутой заметке в «Шахматах в СССР», а впоследствии и газете «64», где было помещено уже известное читателю интервью В. Чепижного с Б. Наглисом, указан только инициал: «Д. Неккерман». Но насколько он точен?

Довольно быстро удалось выяснить, что в Нью-Йоркском опене 1939 г. (40-м Конгрессе Американской шахматной федерации) участвовал некто Michael Neckermann, занявший в предварительной группе 5-е место при семи участниках, а в утешительном турнире – 3-е при восьми и сыгравший вничью с победителем утешительного турнира 15‑летним Даниэлем Абрахамом Яновским, будущим гроссмейстером (в главном финале победителем стал Файн, вторым – Решевский). В шахматной колонке газеты «Brooklyn New York Daily Eagle» тоже встречаются упоминания о Майкле Неккермане – участнике турниров в Маршалловском шахматном клубе в Нью-Йорке. Более того, в американском журнале «Chess Review» нашлось и три партии этого шахматиста, причем одна из них прокомментирована им самим. Но имеет ли он хоть какое-то отношение к противнику Липницкого? Поначалу это предположение представлялось маловероятным – ведь еще в мае 1943 года Майкл Неккерман играл в очередном турнире Маршалловского клуба в Нью-Йорке. Заинтересовавшиеся с подачи автора этих строк данным вопросом Алан МакГоуэн и американец Яков Зусманович пытались дополнительно что-то выяснить: первый написал в Маршалловский клуб, а второй – в американскую федерацию, но ответа на свои обращения они так и не получили.

NB. Хоть ответов они и не получили, но через какое-то время на сайте chessgames.com коллекция партий пополнилась поединком Липницкий–Неккерман, причем,с указанием имен обоих противников: Isaac Lipnitsky – Michael Neckermann. Более того, коротенькая (4 фразы) биография американца на этом сайте изложена формулировками, подозрительно смахивающими на те, что имели место в нашей переписке с Аланом Макгоуэном. На мой вопрос, не посылал ли Алан информацию о Неккермане на сайт, он ответил, что не знает, кто это сделал, но «возможно, это был кто-то из Маршалловского шахматного клуба», поскольку Алан обращался к ним с просьбой подтвердить, действительно ли этот шахматист играл с Липницким в Берлине в 1946 году.

Однако результаты последующих поисков, проведенных Аланом МакГоуэном параллельно с одним из авторов этой книги, заставили призадуматься. Более внимательный просмотр публикаций упомянутой бруклинской газеты показал, что Майкл Неккерман (один раз он назван как M.F.Neckermann) неоднократно упоминался в ней с 1936 по 1943 гг. Последний раз это случилось 29 июля 1943 г. По сообщению секретаря клуба Кэролайн Маршалл (жены знаменитого шахматиста!), Неккерман к тому времени уже находился в составе Транспортного корпуса (Transportation Corps – служба военных сообщений сухопутных войск США) в Новом Орлеане. В том же сообщении отмечалось, что Неккерман в те дни неоднократно сражался в шахматы с «бывшим соратником» Олафом Ульвестадом (который, к слову, впоследствии в московском матче СССРСША 1946 года свел вничью микроматч с Бронштейном).

В свою очередь МакГоуэн обнаружил, что шахматист с такой же фамилией ранее несколько раз упоминался в немецких журналах «Deutsche Schachblätter» и «Deutsche Schachzeitung» за 1934 год как участник местных турниров в Мюнхене.

Кроме того, Алан на мощном генеалогическом ресурсе https://familysearch.org разыскал целый ряд документов о некоем Michael F. (Franz) Neckermann, родившемся в Германии в 1910 или 1911 г. (такая неопределенность объясняется тем, что в регистрационных документах часто указывался лишь возраст без указания точной даты рождения), иммигрировавшем в США в 1935 году (прибыл на пароходе из Бремена 4 июля) и работавшем впоследствии в торговой компании клерком по приемке и доставке товаров. Фамилия нашего клерка и время перемены его места жительства наводят на мысль, что Михаэль Неккерман, вероятно, был одним из многих евреев, спасавшихся от стремительно набиравшего обороты нацистского режима в гитлеровской Германии.

Нашлась даже информация о бракосочетании в третьем квартале 1934 г. в вестминстерской церкви св. Маргариты (Лондон) между Михаэлем Неккерманом и американкой Луизой Бункер (Louise E. Bunker), вернувшейся затем пароходом Гамбург – Нью-Йорк на родину 16 октября 1934 г. в качестве Луизы Бункер-Неккерман (супруг, как мы уже знаем, прибыл следом спустя несколько месяцев). Сохранилась в архиве и запись во время переписи населения Нью-Йорка 1940 г. на супругов Майка и Луизу Неккерман 29 и 34 лет от роду, родившихся, соответственно, в Германии и штате Висконсин.

4 июня 1943 г. Майкл Неккерман был призван на военную службу, с которой вернулся только 30 ноября 1949 г. пароходом из немецкого Бремерхафена. По словам Алана, при отправке американских военных в Германию принималось во внимание и знание немецкого языка. Правда, согласно данным на «фамильном» сайте, Неккерман начал службу в 1943 году в звании рядового, а противник Липницкого тремя годами позже был в звании лейтенанта (в самом младшем офицерском чине). Тем не менее, подобное продвижение по службе, особенно во время войны, представляется вполне возможным [а может, имела место и еще одна ошибка в советской прессе].

Теоретически остается вероятность, что найденные МакГоуэном документы не относятся к одному и тому же человеку, включая свидетельство о смерти 18 марта 1972 г. Майкла Ф. Неккермана, проживавшего в Индиан Хилл, штат Огайо. Но не многовато ли совпадений? Если же сопоставить имеющиеся данные о трех условных персонажах – противнике Липницкого Д. Неккермане (1), шахматисте М. Неккермане (2) и найденные на генеалогическом сайте данные о М. Неккермане (3), то складывается занятный «пазл»: 1 и 2 недурно играли в шахматы, 2 и 3 примерно в одно и то же время были призваны в армию, а 1 и 3 во время войны служили в Германии. Алан также предположил, что вряд ли Неккермана поставили на первую доску американской команды наобум, наверняка на то были определенные основания (прошлые успехи). Иными словами, уверенность в том, что противником Липницкого был какой-то другой Неккерман, по меньшей мере, сильно пошатнулась, тем более что никаких других носителей этой фамилии так и не нашлось ни среди американских шахматистов тех лет, ни в доступных базах данных американских военнослужащих времен Второй мировой войны.

Но вернемся к основной теме.

Сам матч с американцами прошел «в теплой и дружеской обстановке», чему отчасти способствовали несколько забавных инцидентов.

Б. Наглис: «Во время игры шахматистам стали разносить виски и коньяк. Мы с Нежметдиновым (он освободился от игры вторым) выпили по рюмке, но решили не «налегать», так как предстоял банкет. А вот и последняя партия закончена. Липницкий подвел общий итог – 10:0!

На банкете руководитель американской команды вынужден был признать полное превосходство наших шахматистов. «Мы знали, что русские хорошо воюют, а теперь знаем, что они так же хорошо играют в шахматы!».

Ну, а с банкетом вышла промашка. Закусок было – «завались», а выпить оказалось нечего.

– Будет когда-нибудь порядок в этой системе? – спрашиваю Нежметдинова.

И вдруг американский полковник, сидевший рядом, говорит с улыбкой на чистейшем русском языке:

– Господин майор, в нашей системе никогда порядка не будет. У нас ведь система капиталистическая!

Посмеялись. Пошутили. Американцы переживали свое поражение, хотели взять реванш на следующий год. Но встреча не состоялась».

Майор Липницкий в Берлине, 1946 г. (из архива Л. Якир)

Загадки одного визита

Упомянем также один таинственный эпизод в период службы Липницкого в СВАГ – его визит в Триберг к маэстро Ефиму Боголюбову, опальному для советских властей…

…Об этом визите пишет в своей книге Теплицкий, ссылаясь на воспоминания Георгия Пучко, которому Исаак Оскарович поведал о своей встрече с опальным бывшим претендентом на шахматную корону: «В один из осенних дней 1946 года И. Липницкий решает совершить поездку в небольшой горный немецкий городок Триберг, о чем впоследствии никогда публично не распространялся, но однажды все же признался об этом своему приятелю, киевскому шахматисту Георгию Пучко».

Впрочем, похоже, что для близких друзей делались исключения. Во всяком случае, Любовь Якир, оказывается, тоже была в курсе: «Мне сам Липницкий рассказывал, что он разыскал в Германии Боголюбова и сыграл с ним». К сожалению, других подробностей Любовь Иезекиилевна не знала или к моменту нашей встречи уже не помнила. Однажды она упомянула о визитерах во множественном числе, но на уточняющий вопрос «Липницкий ездил к Боголюбову один или в компании с кем-то?» ответить затруднилась. Правда, в своих рукописных воспоминаниях упомянула: «О встрече с Боголюбовым в Триберге Липницкий мне рассказывал как о своем смелом поступке. Подробностей не помню».

И всё-таки: возможна ли была подобная поездка хотя бы в принципе? К тому же, Триберг находился во французской зоне оккупации (думается, что окажись он в советской, быть бы Ефиму Дмитриевичу совсем в других местах!). Шахматный литератор и историк из Барнаула Владимир Нейштадт тоже заинтересовался этим вопросом и даже спросил мнение на этот счет своих восточноевропейских коллег – Томаша Лисовского (Польша) и Яна Календовского (Чехия). Ответ не заставил себя ждать: оба они не видят каких-то неодолимых барьеров к осуществлению подобного замысла. Во-первых, Календовский уверен, что Боголюбов «нормально жил со своей семьей в Триберге и в 1946 году, и вполне мог принимать гостей, хотя бы и советских военных». А во-вторых, Лисовский к этому добавляет, что и «Липницкий – в униформе советского офицера – был сравнительно в безопасности в зоне союзников, если у него была хорошая “бумага”».

Есть, однако, одно серьезное «но»: Берлин (где служил Липницкий) от Триберга отделяют около 760 километров, так что незаметно отлучиться для такой поездки вряд ли представлялось возможным. Трудно также допустить, что в свой замысел Исаак Оскарович посвятил кого-то из руководства (например, уже упоминавшегося большого любителя шахмат генерала Василия Чуйкова, который содействовал организации матча с американцами). Давно ведь известно: делиться с начальством планами, которых оно не только ни в коем случае не должно допускать, но даже и знать о них – это значит крупно подставлять его.

На наш непросвещенный взгляд, куда правдоподобнее выглядел бы некий документально оформленный благовидный предлог для визита в зону оккупации союзников – скажем, изучение передового капиталистического опыта в деле пожарной безопасности. 🙂 Или что-то другое в этом же роде. Как знать, может, в личном деле Липницкого сохранилась какая-то запись о такой командировке?

Скорее всего, подробности этой встречи мы уже вряд ли узнаем, если только где-то в потаенном архиве вдруг не обнаружится неизвестное ранее свидетельство…

Автор с книгой на фоне дома (Киев, ул. Крещатик, 29), в котором прошли последние годы жизни Липницкого.

Опубликовано 21.06.2018  07:48

Из отзывов:

Vladimir Okhotnik 21.06. в 17:49

В свое время книга И.О. Липницкого ”Вопросы современной шахматной теории’ , по ощущениям, была для меня этакой шахматной мистикой на уровне Булгаковской ”Мастер и Маргарита”. Интересно, что первым порекомендовал мне книгу (в 1967 году) племянник Липницкого – мастер Виктор Гуревич. На протяжении многих лет я неоднократно возвращался к этой блестящей работе…

БЕСЕДА С ИЛЬЕЙ СМИРИНЫМ (3)

(окончание: начало и продолжение)

–  Что вы думаете о разнице в силе игры между мужчинами и женщинами и в чем её причины?

– Что касается разницы в классе игры между мужчинами и женщинами, то она довольна серьезная, примерно, как и в других видах спорта. Сейчас она несколько сглаживается. Чем объяснить разницу: физиологий, психологией, биологией – понятия не имею, я дилетант в этом деле.

– Вы же  с Полгар встречались?

– Встречались? Да, нет, просто играл с ней (улыбается). Уникальная шахматистка. По-моему, две партии проиграл, одну выиграл, так что счет в ее пользу. Последнюю, очень важную для сборной Израиля партию на Олимпиаде 2010 в Ханты-Мансийске, я выиграл и в итоге мы заняли третье место.

– А с Хоу Ифань играли?

– Нет, не играл, она тоже играет очень сильно, хоть и не так, как Полгар в лучшие годы.

– Сестры Музычук, Костенюк?

– Тоже талантливые шахматистки, хотя и пониже классом, чем Хоу Ифань, но играют на уровне приличного гроссмейстера. Все же ведущие женщины-шахматистки прилично уступают сильнейшим мужчинам.

– Поскольку нередко ездите в Америку, где наблюдается значительный подъем интереса к шахматам, то просьба рассказать о своих наиболее любимых турнирах.

– В Америке, действительно, бываю почти каждый год, мне нравится эта страна. Что касается любимого турнира, то был такой Нью-Йорк Опен, который уже давно не существует. Я был последним его победителем в 2000-м. Мой, наверное, самой большой успех в Америке. Нью-Йорк Опен играли в центре Манхеттена. А я Манхеттен очень люблю, там была особая атмосфера, отличающаяся от других турниров. Также любил раньше играть в Лас-Вегасе. Вообще Вегас сюрреалистическое место, где стоит побывать, по крайней мере, человеку моего склада. Хоть оно искусственное, и если долго там находиться, то можно потерять чувство реальности. Это действительно центр мирового азарта и все построено для того, чтоб люди играли и тратили денежки. А чаще всего я играл в так называемых турнирах World Оpen – мировой опен, проводившихся в Филадельфии. В последние годы в Вашингтоне. В них я играл раз 15 или больше. Нет других таких турниров, в которых я бы играл столь часто. Несколько раз делил первое место, а один раз занял чистое второе, что большая редкость в “швейцарках”. Но чистое первое ни разу не занимал.

– Там хорошие призы?

– Относительно неплохие. Но  Леброн Джеймс так бы не сказал…

– В Америке проживает Юра Шульман из Беларуси. Одно время он был в сборной США, а несколько лет о нём ничего не слышно. Не перешел ли полностью на тренерскую работу или открыл свою шахматную школу?

  1. Юра Шульман со своим минским тренером Альбертом Капенгутом по дороге в Иерусалим на Маккабиаду 1993.                          2. Юра в Америке – С Юрой мы раньше часто играли в турнирах, виделись. Он играл за сборную несколько раз. Года 3 как уже не видел. У него, действительно, своя шахматная школа.

А вы знаете отца Юры, шашиста Марика Шульмана?

– Да, но не общался.

 

Миша Кац в Минске                                              и с дочкой Леной, ныне международным  мастером по шахматам. фото 1996

 

Кац и Елена Альтшуль, 1983                                          с Альтшуль и Зоей Садовской, 1986

– А вот с кем из шашистов очень близок, так это с Мишей Кацем. Считаю его старшим другом и истинным гением. Почему его считаю гением? Воспитал трех чемпионок мира по шашкам: Людмила Сохненко (1979),  Елена Альтшуль (1980, 1982, 1983, 1984, 1986)  и Зоя Голубева (Садовская) – многократная, начиная с победы в том же 1986 над Еленой Альтшуль, что само по себе уникальное достижение. А была еще Ирина Пашкевич, двукратный серебряный призер чемпионатов мира.

И еще. Как раз был турнир World open в Филадельфии. А в это время проходил знаменитый финал чемпионата мира по футболу Италия – Франция, когда Зидан ударил головой Матерацци. А мы были в Филадельфии, турнир кончился и надо было успеть попасть в Нью-Йорк на трансляцию, но как-то не попадали. И мы решили взять такси, долларов 400 на двоих. Мы оба, по-своему, азартные люди. Он жил уже лет 10 на знаменитом Брайтон-Бич, но никак не мог сориентироваться и объяснить таксисту, как ехать. И мы кружили по Бруклину. А я знаю, что такие рассеянные люди часто бывают очень талантливыми. И это было дополнительным подтверждением. Я действительно считаю его гениальным тренером, у него есть какая-то особая харизма . Когда приезжаю в Нью-Йорк всегда к нему захожу, иногда даже останавливаюсь на пару дней. Считаю его тренером от Бога, такого же уровня, как был Марк Дворецкий в шахматах.

Занятия в “Белой ладье”

– У него уже много лет своя шахматная школа . Называется “Белая ладья”. Находится на Брайтон-Бич недалеко от дома. Работают еще несколько тренеров. Дети с удовольствием ходят, педагог он потрясающий.

– В американских турнирах играются 2 партии в день, так что там не до театров. Надо приносить свой инвентарь. И ещё такой момент – победитель получает почти всё. Что думаешь об этом?

– Да, в американских турнирах, безусловно, надо победить или хотя бы занять место не ниже 3-го. Что касается двух партий в день, то, с одной стороны, это трудно. Но мне зачастую проще переносить именно большое, но кратковременное напряжение Иногда лучше пять дней – и турнир закончен, чем девять дней по одной партии. С одной стороны напряжение меньше, но более длительное. И в американских турнирах особо не надо готовиться к партии, а именно это отнимает много сил и энергии, в том числе нервной. Что касается инвентаря, то да, надо приносить. Раньше раза 2-3 покупал часы и шахматы, и всегда их забывал. Когда приходил через 20-30 мин. их уже не было, экспроприировали болельщики. И после этого я перестал покупать. Не прихожу со своим. Да, в этом отношении американские турниры –  чистое любительство. Хотя бы первые 10-15 досок они должны оснащать часами и шахматами. Кстати, в последнее время на турнирах World Оpen, по-моему, так и поступают. Самая первая моя поездка в Америку была в 90-м году, когда еще был Советский Союз. И тогда я впервые сыграл в World Оpen. Кстати, материальные условия были гораздо лучше, чем сейчас.

– Практически этот вопрос мы закончили, осталось услышать, что думаете о том, что экстремальные условия в американских турнирах, когда победитель получает все, побуждают играть острые дебюты, в том числе староиндийку. А вот в круговиках она встречается реже.

– Староиндийская (или «старушка»), всегда была моим основным дебютом.  Я редко играл черными классические системы на уравнение. А в швейцарках это не имеет большого смысла, там черными зачастую надо играть на победу. Хотя и бывают разные ситуации

– А кто вас спонсировал на поездку из Витебска, Минска?

– Там все стоило около тысячи рублей, а деньги у меня уже водились. Я уже ездил за границу и с первого турнира привез полторы тысячи долларов, что было огромной суммой по тем временам. Хорошая зарплата была долларов 15, стало быть я привез 100 зарплат. Вся поездка, включая билеты, стоила 70-80 долларов. Правда, за гостиницу мы платили отдельно. Вдвоем тогда жили в номере, сыграл неплохо, разделил 2-10-е место. Это было мое первое знакомство с Америкой, определенный культурный шок.

Фото М. Рабкина. Чемпионат СССР, Москва 1988

Статья в сборнике “Шахматы, шашки в БССР”, 1989

Правда, настоящий культурный шок был во время первой поездки на турнир за границу на Новый Год с 1988 на 89-й. Был мне уже почти 21 год, это сейчас нонсенс, чтоб в таком возрасте впервые играть в зарубежном турнире, но тогда из Союза не было свободного выезда. Единственной возможностью выехать за границу  –  было попасть в Высшую лигу чемпионата СССР. Я три года подряд отбирался туда, и  мне дали два выезда. В этих двух турнирах я и выполнил норму гроссмейстера. Первый был в Швецию на ежегодный турнир Rilton Cup на Новый Год. Это был Сальтшобаден, отель с камином, как в романах Агаты Кристи, рядом пруд, плавают уточки, лебеди, просто очаровательно.

Европа и Америка – это разные миры.

– С кем общаетесь в Штатах ?

Партия Гена Сагальчик – Гена Славин с юношеского первенства БССР в Пинске (октябрь 1984). Сагальчик занял 1-е место, а его тезка разделил 12-13 из 14. Фото из сборника “Шахматы, шашки в БССР”, 1984

– С Мишей Кацем, как я уже сказал, с Геной Славиным, кандидатом в мастера из Минска, с другим Геной – Сагальчиком, тоже из Минска, гроссмейстером. У него шахматная школа в Лонг Айленде под Нью-Йорком, а Гена Славин давно занимается бизнесом, но следит за шахматами как болельщик. К тому же в Штатах живут и мой сын Илан от первого брака и мой двоюродный брат Боря Сиротин с семьей. Америка для меня довольно близкая страна по ощущениям. Однако в последнее время все больше раздражает лицемерие, ханжество, например, «борьба за нравственность» в Голливуде, использование сексуальных скандалов для борьбы с политическими соперниками. Надеюсь, что американское общество это преодолеет.

– Илья, в лучшие годы вы были если не в мировой элите, то рядом. Что можете рассказать о самых-самых, то есть о тех, кто лучше знаком массовому читателю.

– Это о ком, о чемпионах мира?

– Ну да, хоть и не только. Насколько я знаю, вы играли с Корчным, например.

– Играл я с чемпионами мира, с Корчным несколько раз встречался. Кстати, в книге есть очень интересная партия с Корчным, которую я выиграл. Было это в Дрездене на межзональном турнире, 1998 год. Когда после партии он мне сказал: “Неплохо вы играете, молодой человек». А я уже был наслышан, что он не очень любезничает с соперниками, особенно, после проигрыша. Я промолчал, выждал паузу, он тоже помолчал секунд 5-10, после чего добавил: “На цейтнот”,  и высказался в том смысле, что я ничего не понимаю в своей староиндийской, что жертва пешки была бездарной. Но мне было интересно, я ничуть не обиделся на него. Корчной, конечно, личность выдающаяся. Играл с ним, общался. Таких людей сейчас не хватает шахматам. А любимый мой шахматист – это Михаил Таль, у него было блестящее чувство юмора. Я ничего не хочу сказать плохого, но сейчас как-то обезличены шахматисты. По крайней мере, трудно сказать, что у кого за душой, а вот Таль, Корчной, Бронштейн, были очень интересными людьми. Тот же Бент Ларсен, из буржуев. 

– Портиш?

Насчет Портиша я не могу сказать, плохо его знаю, а вот Ларсен был очень нестандартен, интересно было читать его комментарии и мысли. А Корчной, Таль – личности огромного массштаба.

– Спасский?

– Со Спасским я не играл, а вот у Смыслова выиграл хорошую партию на чемпионате СССР 1988-го, где участвовали Карпов, Каспаров и другие звезды. Потом мы играли несколько раз и все вничью. Карпову в том турнире я проиграл, Каспарову тоже, но там была очень интересная партия, которая есть в моей книге. Там есть отдельная глава “Мои памятные партии с чемпионами мира”. С Талем и Каспаровым, обе проигранные. С Крамником играл, одну выиграл в быстрые и проиграл в классические, и несколько ничьих. Играл с Анандом, Иванчуком, Грищуком, Топаловым, кстати, счетом с ним могу похвастаться – 2,5:1,5.

– Сейчас очень много новых шахматистов появляются на Западе.

– Да, конечно. Но на Востоке, пожалуй, еще больше. Благодаря компьютерной помощи сейчас значительно легче овладеть дебютной теорией и некоторыми другими аспектами игры.
В мое время, чтобы изучить дебют, надо было читать книжки, потратить много времени на поиски партий, делать подборки, записывать в тетради. Сейчас нажал на пару кнопок и у тебя все на экране. Конечно, стало легче. Но, с другой стороны, что-то теряется, ускользает.

– Сейчас модный вопрос  – о преподавании шахмат в школе, насколько это необходимо?

– Я не думаю, что это должен быть обязательный предмет, что надо заставлять детей заниматься шахматами, хотя это и возможно. На мой взгляд лучше, если это будет факультатив.

– С какого возраста?

– Лет с 5-6.

– Но есть же такие, кто начинает учить чуть ли не с 2-3 лет.

– Ну лет с 4. Сейчас же акселерация. Капабланка научился шахматам в 4 года самостоятельно, если судить по легенде. А кто должен преподавать? Преподаватель должен быть хорошим педагогом, он не обязан знать тонкости французской защиты, а иметь общее представление о шахматах и уметь обращаться с детьми. А уже на более продвинутом уровне с ними должны заниматься более квалифицированные шахматисты.

– В чем, по-вашему, польза от занятий шахматами для детей?

– Во-первых, одна из интереснейших игр, на мой взгляд. Развивает логику, фантазию, дисциплину мышления и вообще это гораздо лучшее времяпровождение для ребенка, чем ходить по подворотням или перед экраном компьютера «зависать» в социальных сетях. Кроме того, установленный факт, что те, кто профессионально занимается шахматами, никогда не болеют Альцгаймером. И вообще, единоборство, стремление победить интеллектуально, способствует успеху в дальнейшем в любых областях, даже если впоследствии человек бросил шахматы. Как раз Андрей Филатов – удачный пример.

– Илья, к завершению нашей беседы, несколько слов о своей семье, детях.

Ирит                                                                                  Илья и Лена

– Дочку зовут Ирит, ей уже 15 лет, правда, увлекается скорее театром, чем шахматами, а жену – Лена, она гид по Израилю, и тоже в своем деле творческий и увлеченный человек.

– Откуда она?

– Лена – коренная одесситка, приехала в Израиль в 1998-м, познакомились в 2001-м. И еще у меня сын Илан от первого брака, живет в Америке с 2000-го. Ему 26 лет.

Илья, Илан и Ирит на набережной Тель-Авива, январь 2017. Фото Лены Смирин

– Он не женат?

– Да нет пока. Есть предложения?

– И в завершение – традиционный блиц-опрос: любимые артист, писатель, музыкант, спортсмен.

– Любимых артистов множество, как тут выбрать. Конечно, несравненный Чарли Чаплин, Джек Николсон, Из  российских – величайший, парадоксальный Евгений Евстегнеев, два Олега – Даль и Янковский,  Из актрис, относительно современных – Мишель Пфайфер, а идеалом, женским  эталоном для меня является Одри Хепберн. Изумительное сочетание красоты, женственности  и таланта. Из российских – мощный дар у Инны Чуриковой.  Из  писателей – трудно выбрать, не из почитаемого, а из перечитываемого – наверно, Михаил Булгаков. И в последнее время увлекся Исааком Башевисом Зингером. Так получилось, что когда я приехал в Израиль, он как раз скончался в Нью-Йорке. И в газете “Вести”, – тогда я покупал русскоязычные газеты, хотя давно уже не покупаю, – как раз был некролог о нем. И тогда я впервые услышал это имя. Превосходный писатель, нобелевский лауреат. Его сравнивают с Габриэлем Гарсиа Маркесом по стилю.

И очень люблю, не меньше, чем Чехова, а перечитываю чаще, чем Чехова, Сергея Довлатова. Он близок мне по духу – ирония и самоирония, без пафоса и рецептов спасения человечества. Плюс замечательный стиль.

Музыка ?  В молодости нравились Битлз, Машина времени. С детства люблю бардовскую песню, увлекаюсь Галичем, особенно Высоцким, знаю много его песен. Считаю очень актуальным и сейчас. Люблю слушать Фрэнка Синатру, великого Муслима Магомаева, Джо Дассена. А сейчас увлекся и джазом, меня особенно поразил Чик Кориа, я был на его единственном концерте в Москве.

Знаком с Тимуром Шаовым, он недавно приезжал в Израиль. Я не большой знаток классики, но Моцарта, Бетховена слушаю и люблю.

Что касается спорта?

– В спорте у меня несколько кумиров. Раньше это был Майкл Джордан в баскетболе. Когда я сюда приехал, то в году 92-м начал плотно смотреть NBA. И вот тогда он был в самом соку. Потом он года полтора – два не играл с 94-го, когда вернулся, следил за ним очень внимательно до конца карьеры. Это, конечно, был уникальный спортсмен. Сейчас я болею за Cleveland Cavaliers с Леброном Джеймсом, но, пожалуй,  моим самым любимым спортсменом является Роджер Федерер. Я за него болею с 2003-го, это уникальный спортсмен и человек, очень харизматичный.

А к Надалю как относитесь?

Тоже великий спортсмен, но как болельщик я однозначно выбираю Федерера. Надаль, Джокович и Федерер относятся к величайшим теннисистам в истории. Что касается Федерера, то для меня он самый-самый. Даже в 2017-м выиграл два турнира Большого шлема, – в возрасте  35 лет, – чего никому не удавалось в истории. (уже после интервью Роджер выиграл и открытый чемпионат Австралии – belisrael)

Из футболистов мне нравится Месси. Любимая команда – сборная Бразилии образца Чемпионата Мира 1982 года и Барселона примерно пятилетней давности. Футболом я сильно увлекался раньше. В последние годы к нему как-то охладел, баскетбол NBA мне кажется более динамичной игрой. Но когда проходит Чемпионат Мира, полуфинал или финал Кубка Чемпионов, да и на стадии плэй-оф, стараюсь смотреть.

Мы благодарим Илью за интересные и подробные ответы на многочисленные вопросы и в преддверии 50-летия, хотя материал появится несколько позже, желаем доброго здоровья, удачи за шахматной доской, в написании новых интересных книг, на комментаторском поприще, и конечно, благополучия в семейной жизни.

У Ильи Смирина в Кфар-Сабе побывали редактор belisrael.info А. Шустин и М. Разумовский.  Часть вопросов подготовил Б. Шапиро.  10 января 2018  

* * *

Привет из Минска

Вспоминает постоянный автор belisrael.info, кмс Юрий Тепер

Сам я против Ильи Смирина не играл, а вот мои ученики – минимум два раза!

В феврале-марте 1986 г. проходило командное первенство города среди вузов. В том году Лев Горелик, известный организатор шахматной жизни в Минске, решил провести это первенство как межфакультетское: наподобие Кубка европейских чемпионов по футболу, где каждая страна выставляет свою главную команду.

У нас на факультете естествознания пединститута была сравнительно неплохая команда, в основном перворазрядники… Всё же перед встречей с сильной командой из института физкультуры (с Ильёй Смириным на 1-й доске) мы ощущали беспокойство. Михаил Клиза как студент-заочник не имел права играть, выступавший на 1-й доске Андрей Касперович заболел, а Александр Павлович, наша 2-я доска, не захотел играть со Смириным (по правилам доски должны были сдвигаться) – может быть, испугался. И вот он, Павлович, делится со мной, тренером-представителем, своим коварным планом… Запасным участником у нас был Саша Слесарчик – «спортсмен широкого профиля», успешно игравший в футбол, баскетбол. Симпатичный, общительный человек, но шахматный его уровень вряд ли превышал 4-й разряд. Павлович с ним поговорил, и Саша с удовольствием согласился сыграть за команду.

Мы заявили Слесарчика на 1-ю доску, возражений от судьи не последовало. Смирин стал опрашивать своих товарищей по команде: «Не знаете, какие дебюты Слесарчик играет?» Наташа Шапиро, игравшая на женской доске, услышала вопрос и, смеясь, пересказала мне. Я тоже улыбнулся: «Да он и сам, наверное, не знает. Как Остап Бендер!».

Грядущая «партия века» подняла нам настроение. Наш герой уверенно двинул пешку: 1.е2-е3!! Партия продолжалась от силы 5 минут. Илья выиграл несколько фигур (естественно, Слесарчик не сдавался), поставил мат, затем пожал руку и сказал ободряющие слова. Вскоре появился Горелик и спросил: «Что это за фокусы, кто разрешил выставлять запасного участника на 1-й доске?» Я объяснил… «Лучше бы ты сам сел за доску». – «Знал бы, что так можно, я бы так и сделал. И потом, Илья был не против, он высоко оценил игру нашего запасного!». В итоге нас не наказали. Мы спокойно перенесли поражение от команды ИФК. Павлович, кстати, на 2-й доске тоже проиграл.

Полагаю, Илья Смирин выступал для тренировки: он в ту пору уже был «без пяти минут мастер». Институт физкультуры провел турнир вне конкуренции – ни политех, ни БГУ не могли с ним соперничать. Мы оказались в серединке.

В мае 1987 г. еще один мой шахматный подопечный, Витя Царкевич (сильный перворазрядник, позже – глава местного совета в Пуховичском районе), перед «дембелем» тоже сразился со Смириным. Чемпионат Белорусского военного округа проходил в новом Дворце шахмат на Маркса, 10. В тот раз партия была более серьёзной, с довольно острой борьбой в сицилианской защите. Всё же Смирин выиграл, да и первое место в чемпионате БВО завоевал без особых проблем.  (4 февраля 2018)

Опубликовано 10.02.2018 22:39