Tag Archives: Бобруйск

В. Лякин. ОБОРОНА БОБРУЙСКОЙ КРЕПОСТИ (I)

 

Исторический
очерк
Мозырь
«Белый ветер»
2012

1

Рецензент
Профессор Гродненского государственного университета им.
Я.Купалы, доктор исторических наук В.В.Швед.

Лякин В.А.
Оборона крепости на Березине: исторический очерк.

На страницах этой книги читатель совершит увлекательное и
познавательное путешествие в нашу историю, узнает о строительстве
Бобруйской крепости и ее обороне от наполеоновских войск в 1812
году. Эта неприступная твердыня выполнила важную стратегическую
задачу и внесла немалый вклад в победу над врагом.
Для всех, кто интересуется историей Отечества.
2
Предисловие
Очередная книга белорусского писателя, историка и краеведа
В.А.Лякина из серии о событиях 1812 года на Беларуси
посвящена не очень известному, но яркому и важному эпизоду
того великого вооруженного противостояния, существенно
повлиявшему, как считают многие военные историки, на ход и
результаты всей кампании. Два века назад, когда гремела «гроза
двенадцатого года» и вершились судьбы народов России и всей
Европы, роль крепостей уже не была столь важной, как во
времена средневековья. Армии научились вести их правильную,
с применением инженерных новинок, осаду, а пушки большого
калибра могли сокрушить любые каменные стены и башни. Но и
крепости видоизменились: «оделись» в земляные валы,
ощетинились равелинами и реданами, гарнизон укрывался в
прочных казематах. Штурм таких твердынь мог стоить
нападающей стороне громадных людских потерь и не дать
результата. Бобруйская крепость, сооруженная по новейшему
проекту как раз накануне вторжения Наполеона в Россию, уже
вскоре после начала войны оказалась в тылу «Великой армии».
Она единственная, в отличие от других укреплений,
возведенных на белорусской земле (Динабург, Дрисса, Борисов)
не досталась врагу и, находясь четыре месяца в блокадном
кольце, полностью выполнила все возложенные на нее задачи.
Крепость оттянула не себя немало вражеских сил, которые в
ином случае могли быть использованы Наполеоном на более
важных направлениях. Ее гарнизон во главе с храбрым и
деятельным генерал-майором Г.А.Игнатьевым контролировал
важную переправу через Березину, собирал разведывательные
данные о противнике и тревожил его коммуникации. В книге
подробно, на основе архивных источников и воспоминаний
очевидцев описаны строительство и оборона этой твердыни на
Березине, деятельность российского командования по деблокаде
крепости, ее использование в послевоенный период. Читатель
узнает о современном состоянии историко-архитектурного
памятника, планах его реконструкции и превращения в
3
культурно-туристический центр республиканского значения. Не
меньший интерес, чем основной текст, представляют и
приложения к нему: боевые составы гарнизона Бобруйской
крепости, взаимодействовавшего с ним 2-го резервного корпуса
русской армии, блокировавшей крепость наполеоновской
группировки генерала Я.Домбровского. Издание снабжено
словарем фамилий, фортификационных и военных терминов,
что делает его более интересным и доступным для широкого
круга читателей.

В.Л.Бычковский, заместитель директора ООО «Каре тур»,
руководитель проекта «Березина – война и мир».

4

Сен-Жан д’Акр на Березине

Император Французов, король Италии, протектор Рейнского
Союза, медиатор Швейцарии, регент Великого герцогства
Клеве-Берг проснулся в два часа ночи от едкого запаха дыма и
блиставших за окном огненных сполохов. Догорал уездный
город Дорогобуж, подожженный вчера отступавшими русскими.
Уцелело три сотни домов из тысячи, в том числе и обособленно
стоящая на взгорке кирпичная, окруженная большим садом и
огородом усадьба здешнего городничего, которую со
вчерашнего вечера занимала Главная квартира
главнокомандующего «Великой армией». Несколько минут он
пролежал на своей узкой походной складной кровати, не
шевелясь, с закрытыми глазами, пытаясь задержать в памяти
тающие фрагменты увиденного сна. Весна 1799 года, Палестина,
высокие стены старинной приморской крепости Сен-Жан д’Акр.
Она закрывала путь на Дамаск, и далее, на Евфрат, к Индии.
Чтобы повторить блистательный путь македонской фаланги
Александра Великого, французской армии во чтобы то ни стало
нужно было взять эту твердыню. Вспомнились склоны горы
Турон, откуда был хорошо виден осажденный город. Это было
то самое место, где за сотни лет до него ставили свои палатки
Людовик Святой и Ричард Львиное Сердце. Расположившаяся
здесь небольшая французская армия занимала как бы
гипотенузу треугольника, где крепость была противоположным
углом, а море – двумя другими сторонами. Тяжелейшая
двухмесячная осада, три неудачных штурма и множество
кровавых стычек при вылазках гарнизона принесли огромные,
невосполнимые потери. Погибли талантливый генерал
Кафарелли, немало отличных офицеров и множество храбрых
солдат, армия оказалась на грани гибели. К тому же
французский лагерь навестила чума – проклятье Востока. Тогда
старый недруг Сидней Смит даже изрек пророчество: «Долина
Назарета – это завершение необычайной военной карьеры
Бонапарта». Сколько их было, таких предсказаний, а его
счастливая звезда восходит все выше и сияет все ярче.
5
Вспомнилось озорное юношеское лицо одноклассника по
военному училищу Филлипо, с которым они вместе сдавали
выпускной экзамен профессору Лапласу. Судьба развела их на
четырнадцать лет и вновь сблизила на этом клочке каменистой
земли у моря, но по разные стороны крепостных стен. Филлипо
в чине инженер-полковника служил англичанам и был тут
одним из руководителей обороны. Они так и не встретились, его
бывший приятель, совсем еще молодой, умер в крепости от
перенапряжения и теплового удара. Да, тогда обстоятельства
сложились неблагоприятно, и он внял этому предупреждению
свыше, снял осаду и увел поредевшую армию обратно в Египет.
Странный непонятный и тревожный сон…
Протянув руку, император взял с прикроватного столика
маленький колокольчик и позвонил. В комнату тут же вошел
будто бы и не спавший мамелюк Рустам в своей расшитой
золотом восточной куртке, тюрбаном на голове и кривой
турецкой саблей на поясе. За ним в дверь проскользнул
камердинер Констан, сразу же отправленный Наполеоном за
кофе. Император умылся водой из кувшина, которую поливал
ему на руки оруженосец, с помощью Констана быстро побрился,
освежился одеколоном и облачился в свой любимый зеленый
мундир гвардейских егерей с нашитой на него Большой звездой
ордена Почетного Легиона. Камердинер помог ему надеть
высокие сапоги и подал черную фетровую треуголку, по
которой все издалека узнавали императора. Наполеон вышел на
крыльцо. В предрассветной темноте с холма, на котором стоял
дом городничего, хорошо были виды ровные огни бивачных
костров Старой гвардии, и дальше, до самого леса на горизонте
– бесчисленные бивачные огни линейной и легкой пехоты
корпусов Даву, Нея и Жюно.
Переход из Смоленска до Дорогобужа был одним из самых
утомительных за эту кампанию. Выехав из города в час ночи 25-
го августа (здесь и далее даты по новому стилю), поезд
императора на рассвете перешел Днепр у Соловьева, и, оставляя
реку по левую сторону, быстро продвигался по московскому
тракту. На лесной поляне за селом Михалевка сделали короткий
6
привал на завтрак, а за несколько вёрст до Дорогобужа
император пересел из кареты на коня Эмира. Стояла
удушающая жара. Внезапно налетавшие бешеные порывы ветра
поднимали с дороги до небес тучи пыли и мелкого песка,
ослеплявшие и затруднявшие дыхание. Проехав Дорогобуж, где
дорога и река расходились, Днепр круто поворачивал на север,
император продолжил движения на отдаленный пушечный гром.
Через полчаса он встретился с И.Мюратом, авангард которого
вел перестрелку с казаками атамана М.И.Платова, занявшими
выгодные позиции по берегу речки Осьмы, что пересекала
московский тракт. Разглядывая в подзорную трубу противника,
Наполеон слушал доклад Неаполитанского короля. Две попытки
сбить русских с дороги не увенчались успехом, войска понесли
ощутимые потери от артиллерийского огня, и следует
подождать подхода своих пушек. Утвердив сделанные
начальником авангарда распоряжения, император вернулся к 17

часам в Дорогобуж. Повозки с запасами провизии для штаб-квартиры отстали, но к счастью, в усадьбе нашлось несколько
мешков муки, из которой повара приготовили сносный ужин для
императора и его свиты. Другим повезло меньше, продуктов в
уцелевших от пожара домах завоеватели почти не нашли. Но
зато на мещанских огородах поспевало великое множество
капустных кочанов, и солдаты тут же обозвали Дорогобуж
«городом капусты».
Потом была долгая работа допоздна, непродолжительный
трехчасовый сон с этими странными видениями из давних лет…
Совершив небольшую прогулку в приятной ночной прохладе по
саду, император вернулся в дом начинать новый рабочий день.
Он был мрачен и молчалив. Часа в три ночи с аванпостов, от
И.Мюрата прибыло донесение, что в сумерках казаки подожгли
мост через Осьму и ушли вслед за своей армией по столбовой
дороге к Вязьме. Ушли, опять ушли в глубь своих бесконечных
лесов и полей…
С рассветом на окружавших город биваках пехоты почти
одновременно раздался грохот барабанов, отбивавших
«Генеральный сбор», а на биваках кавалерии – звуки труб,
7
исполнявших сигнал «Седлать». Подгоняемые начальством
солдаты поднимались со своих импровизированных подстилок у
костров, наскоро перекусывали тем, что осталось от ужина,
приводили в порядок амуницию, разбирали составленное в
козлах оружие, седлали и запрягали лошадей. Спустя полчаса
барабаны пробили «Построение», а трубы пропели «По коням».
Гасли бивачные огни, подразделения становились на
перекличку, затем сводились в походные колонны. В третий раз
гремели барабаны и звучали трубы, исполняя команду «К
выносу знамени». После того, как бронзовые орлы занимали
свои места впереди полков, массы войск приходили в движение.
Согласно отданных накануне распоряжений главные силы
«Великой армии» двинулись по московскому тракту за
кавалерией И.Мюрата. Находившийся за Днепром итальянский
корпус вице-короля Е.Богарне направился на деревни Благово и
Березняки для охвата северного русского фланга, а польский
корпус князя И.Понятовского, двигавшийся южнее почтового
тракта – на деревни Бражино и Лужки для охвата южного
фланга русской армии.
В половине десятого утра, имея под седлом коня Курда,
император в сопровождении свиты и эскорта направился на
противоположный берег Днепра, где им накануне был назначен
смотр 93-го линейного полка корпуса маршала М.Нея.
Саперная гвардейская рота всю ночь сооружала свайный мост
через неширокий и неглубокий в этом месте Днепр, но
закончить работу до приезда императора не успела. Не слушая
оправданий руководившего работами инженерного полковника,
Наполеон двинул жеребца прямо в реку, и легко преодолел ее,
лишь слегка замочив сапоги. Свита и конвой двинулись следом.
Полк в парадной форме, под ружьем, был выстроен недалеко, на
поле сжатой пшеницы, в идеально ровную линию, с
интервалами между батальонами. Впереди главного строя
находилась рота полковой артиллерии со своими двумя
начищенными до блеска 3-фунтовыми пушками, позади строя –
полковой обоз. Это была настоящая боевая воинская семья.
Свой первый бой 93-й линейный, исполняя задачу корабельного
8
десанта, принял при печально известном Трафальгаре. Хотя
морское сражение и было проиграно, в полку с тех пор твердо
уверовали, что это их стрелок, взобравшись на мачту, сразил
метким выстрелом знаменитого английского флотоводца
Нельсона. Затем полк отличился при Кольберге, Молино-дельРей, Экмюле, Эсслинге, Клегенфурте, Ваграме, и несколько
дней назад – при Валутиной Горе. Когда блестящая кавалькада
с Наполеоном во главе показалась на равнине, ее огласил рёв
трех тысяч луженых солдатских глоток:
– Да здравствует Император!
Клич катился по строю, его подхватывал каждый батальон,
мимо которого проезжал полководец. Наполеон спешился и
выслушал строевой рапорт полковника барона Ф.Бодуэна. С
этим сорокапятилетним пикардийцем он был знаком давно, еще
со времен осады Тулона. Потом храбрый и честный служака
сражался под командованием генерала Бонапарта в Италии. Три
года спустя отличился и был ранен при Маренго, где прямо на
поле битвы был произведен первым консулом в батальонные
командиры. И уже от императора Наполеона он получил звание
полковника и баронский титул. Сопровождаемый свитой,
полководец осмотрел вначале артиллерию, затем двинулся
вдоль шеренг линейцев, принимая поочередно рапорта от шефов
батальонов Мишо, Кортеза, Вольтера и Гасно. Император
тщательно проверял состояние экипировки, обмундирования и
оружия, интересовался, имеется ли на каждого солдата 150
патронов и 3 запасных кремня, хватит ли у артиллеристов
снарядов на случай большого сражения, задавал множество
других вопросов. Настроение его заметно улучшилось: полк
почти не имел отставших, был обмундирован и вооружен
согласно регламента, солдаты глядели молодцами и не
жаловались на дурное снабжение. В строю Наполеон узнал
несколько старых ветеранов своих первых походов, приветливо
беседовал с ними, вспоминал славные бои, где они отличились.
У полковника, каждого шефа батальона и командира роты он
спрашивал, кто самый храбрый из его солдат, и тут же называл
его имя сопровождающим для оформления производства в
9
офицеры, повышения в чине или иной награды. Несколько
рядовых сами обратились к императору за наградой, и тот
справлялся у их товарищей, достойны ли они ее. Получив
подтверждение, приказал адъютанту записать и эти имена.
Обойдя весь строй, главнокомандующий остановился возле
носилок с ранеными в последней стычке с русскими.
Склонившись над одним из них, спросил имя, и есть ли какие
просьбы.
– Ваше Величество, трое моих братьев погибли на Вашей
службе, и я последняя опора и надежда моих старых родителей,
уже не в состоянии Вам более служить. Поручаю себя милости
Вашего Величества.
– Бертье, запишите его …
Наполеон вновь сел на коня, и полк прошествовал мимо него
церемониальным маршем. Распорядившись выдать солдатам
двойную мясную и винную порцию из своих запасов, император
обратился к окружившим его офицерам полка:
– Господа, вы не имеете такой блестящей выправки и
формы, как моя Гвардия, но вы сражаетесь в тысячу раз чаще,
чем она, вы всегда впереди, от вас зависит успех и победа в бою.
Я доволен вами, и в честь заслуг полка награждаю доблестного
полковника Бодуэна командорским крестом ордена Почетного
Легиона!
Под громогласное «Да здравствует император!» кавалькада
понеслась к уже готовому мосту через Днепр. (93-й линейный
«растает» в огненном вулкане близкой уже Бородинской битвы.
Его командир будет ранен, в 1813 году получит эполеты
бригадного генерала, но два года спустя погибнет в сражении
при Ватерлоо).
После ужина в кабинете у императора прошло совещание в
узком кругу, на которое были приглашены лишь начальник
Генштаба и находившийся при армии министр –
государственный секретарь Франции граф П.Дарю. Для них у
стены были поставлены кресла. На большом столе посреди
комнаты лежала большая карта военных действий, утыканная
разноцветными булавками, обозначавшими передвижение
10
войск. Ее только что обновил, в соответствии с полученными
донесениями, сам начальник топографического бюро при
императоре полковник барон Л.Бакле д’Альб. Сбоку, на
маленьком табурете, сидел безмолвный и неприметный
секретарь императора Ф. де Меневаль, ценимый им за редкое
умение записывать со скоростью мысли.
Докладывал состоявший в должности переводчика
императора (на самом деле исполнявший обязанности
начальника секретной службы Генштаба) аудитор 1-го класса Ф.
Лелорнь д’Идевиль:
– Ваше Величество, два дня назад вся русская армия стояла
здесь, на позициях у Дорогобужа. По показаниям пленных и
местных жителей утром 24-го генералы Барклай и Багратион
подробно осматривали местность, очевидно подыскивали
позицию для сражения. Перебежчик-поляк утверждает, что
слышал своими ушами, как Багратион изругал, и даже грозил
разжаловать в рядовые главного квартирмейстера армии за то,
что он расположил часть войск тылом к нашему авангарду…
– Не очень-то доверяйте этим перебежчикам. Помните, как в
Витебске один такой божился, что видел собственными глазами,
как в пьяной ссоре был убит великий князь Константин…
Кстати, чем занят брат мой, русский царь?
– Сир, по сведениям из перехваченной корреспонденции и от
наших агентов известно, что император Александр находился в
Москве две недели, всю вторую половину июля. Там он
распорядился собирать рекрутов и ополчение по всем
губерниям. Он обратился также за финансовой помощью к
дворянству и купечеству. Московская губерния пообещала ему
80 тысяч подкрепления, Украина – 18 тысяч казаков, некоторые
влиятельные частные лица выставляют за свой счет целые
батальоны и эскадроны с полным снаряжением. Московское
купечество сделало пожертвования на два миллиона рублей
золотом. Очевидно, по наущению влиятельного московского
митрополита Платона, прозванного за красноречие Златоустом,
которому сто десять лет…
– Сто десять лет?
11
– Сто десять лет от роду, сир, и по его наущению эта война
пропагандируется как священный поход против нас. Он поднес
царю икону весьма почитаемого в России святого Сергия и
произнес речь, в которой имел дерзость сравнить Ваше
Величество с библейским Голиафом… В найденных здесь, в
Дорогобуже, русских газетах сообщается об отслуженных в
Москве и Санкт-Петербурге торжественных молебнах по поводу
одержанных русскими побед при Витебске и Смоленске…
– Как, они осмеливаются лгать не только людям, но и
самому Господу Богу? Продолжайте…
– Третьего августа царь прибыл в Санкт-Петербург, сейчас
ведет переговоры с английским посланником, и, как доносит
наш источник, готовит встречу с наследным принцем Швеции
Бернадотом…
– Вот как? Этот неблагодарный вновь собирается меня
предать?
– Увы, сир, увы… Нашим людям в Стокгольме удалось
снять копию с его последнего письма царю, но я не смею…
– Читайте же!
– «Возможно, что он – имеется в виду Ваше
Императорское Величество – выиграет первое сражение, потом
второе и даже третье. Исход четвертого будет неопределенным.
Однако если вы проявите стойкость, то, несомненно, выиграете
пятое!».
Матовое лицо императора исказила презрительная гримаса.
– Довольно. Ступайте.
Когда за аудитором закрылась дверь, Наполеон задумчиво
произнес:
– Да, этот малый не промах: женившись на моей бывшей
невесте, он, как кажется, нацелился и на мой трон… Верно я
сделал, уволив Бернадота из армии, когда он так
опростоволосился при Ваграме, и напрасно, видит Бог,
напрасно, согласился на избрание его наследником шведского
короля…
Император встал со стула, подошел к столу с картой, и,
скрестив руки на груди, продолжил:
12
– Мы зашли на восток так далеко, как до нас проникал
только Александр Македонский, если не считать поляков,
которые сражались в Москве два века назад. Взгляните на карту,
господа: мы стоим сейчас на самой высокой точке русской
возвышенности, откуда берут свое начало великие реки Волга,
Днепр и Западная Двина, впадающие соответственно в
Каспийское, Черное и Балтийское моря. Когда-нибудь новый
Ксенофонт напишет об этом великом походе новый «Анабазис»,
прославив в веках героев Франции… Меня интересует ваше
граф и ваше, князь, мнения относительно действий, которые
необходимо предпринять для успешного завершения этой
кампании.
Встав с кресла, П.Дарю обернулся к императору:
– Сир, безусловно, вся Франция и Европа в восторге от
последних побед «Великой армии». Однако битва за Смоленск и
тяжелые, на пределе возможного переходы последних дней
тяжело сказались на войсках. Нужно смотреть правде в глаза:
Барклай не даст нам генерального сражения, а будет и дальше
изматывать своей «скифской войной». Ожесточение войны
растет, силы противника множатся. В сражении при Валутиной
горе мы захватили всего лишь несколько пленных, и – ни одного
орудия, даже ни одной обозной повозки! Русские отступают в
полном порядке, не бросая раненых и даже успевают хоронить
своих убитых, о чем в армии Вашего Величества, к сожалению,
не очень-то заботятся. Жители, начиная от Смоленска, тоже
уходят, сжигая свои деревни и города, как этот несчастный
Дорогобуж…
– А что скажете вы, Бертье?
– Ваше Величество, совершенно ясно и очевидно, что по мере
дальнейшего продвижения вперед мы будем встречать перед
собой пустыню. Русские четко придерживаются своей системы,
оставляя за собой пожарища, где не найти жилья, пищи и
фуража, даже воды, потому что они бросают в колодцы павших
лошадей. Мы зашли очень далеко вглубь России, и было бы
благоразумным остановиться, дать отдых войскам. С
прискорбием приходится констатировать, что их уже коснулся
13
дух разложения. Солдатам не раздают пайков, они вынуждены
питаться за счет конфискаций и грабежа. Многие по этой
причине оставляют ряды и становятся жертвами нападений
казаков и крестьян. Продвигаться далее на восток опасно. Мы
должны остановиться и решить вопрос с заключением мира.
Закончив говорить, начальник Генерального штаба
почтительно склонил голову, а император зашагал от окна до
противоположной стены и обратно с регулярностью маятника,
говоря на ходу – быстро и размеренно:
– Господа, я вижу с сожалением, что вы не понимаете
очевидных вещей. Да, война затянулась и, скажу откровенно,
надоела уже и мне самому. Но нам нужна, необходима победа в
генеральном сражении, без чего вряд ли получится заключить
мир на приемлемых условиях. Русские не стали драться у
Дорогобужа, но тем выше вероятность, что они дадут
генеральное сражение у Вязьмы. Они надеются на подход
подкреплений из Калуги и Москвы, до которой остается не
более пятидесяти лье. Их духовный центр, древняя столица
Москва уже близка и они не сдадут ее без боя, иначе русская
армия будет опозорена в глазах народа. Нужно идти вперед,
приняв все необходимые меры предосторожности, обеспечив
безопасность тыла и флангов армии, ее коммуникаций. Мы
настигнем врага завтра или послезавтра, вцепимся в него и не
дадим в очередной раз ускользнуть. Под стенами Москвы мы
добудем новую победу и новую славу. Опираясь на богатые
ресурсы этого огромного города, мы приведем в порядок армию,
организуем страну, а русские бояре, опасаясь бунта своих
крепостных, принудят Александра подписать выгодный для нас
мир. Через две недели мы будем в Москве, а через месяц – конец
войне. Сегодня же напишите, граф, в этом духе сообщение
нашим посланникам при европейских дворах. Ступайте, а вы,
Бертье, останьтесь.
Вновь склонившись над картой, император продолжил,
обращаясь к начальнику Генерального штаба:
– Вот и пришло время двинуть корпус Виктора из Пруссии
для обеспечения наших тылов, подготовьте приказ о его
14
передислокации в Литву. Дивизии Домбровского и приданных
ему частей должно быть достаточно для удержания
коммуникации из Минска до Орши и Смоленска. Кстати,
уведомите герцога Бассано в Вильно, чтобы находящийся в
Гродно батальон из этой дивизии был в нее возвращен…
Полагаю, этих сил хватит и для того, чтобы сдерживать
находящиеся у Мозыря русские войска генерала Эртеля,
которых всего-то 6-8 тысяч, большей частью новобранцев. А вот
Бобруйская крепость, боюсь, полякам не по зубам… Я приказал
Домбровскому взять ее в осаду и попытаться захватить. И если
это случится, то будет великим чудом, которое, увы, не
произошло 13 лет назад, когда мы штурмовали Сен-Жан-д’Акр в
Палестине. Если бы Акра тогда пала, мы бы быстро дошли до
Евфрата, и даже до Индии, устанавливая везде новый порядок.
Признаюсь, Бертье, полет моего воображения впервые
оборвался у тех неприступных стен…
И вдруг все сложилось, как в мозаике, императору стал ясен
смысл сегодняшнего сна. Ангел-хранитель вновь предупреждал,
что уже достигнут предел возможного, и если он будет, как и
под Сен-Жан-д’Акр упорствовать, воинское счастье и удача
покинут его… Тяжелый взгляд владыки полумира нашел на
карте реку Березину и, следуя по ее течению, остановился на
Бобруйской крепости. Гнетущее молчание затягивалось и Бертье
начал собирать со стола свои бумаги, собираясь откланяться.
– Да, вот еще – не поднимая головы от карты, продолжил
император – прикажите поместить под арест этого господина из
Главного управления госпиталями, который, как мне доложили,
предоставил десять походных амбулансов следующему за
армией виноторговцу. Да еще имел наглость утверждать, что это
вино предназначено для императора. Допросите этого негодяя и
доложите мне, какое он понесет наказание в соответствии с
тяжестью его вины. Выясните также, какой офицер Молодой
Гвардии сопровождал эти повозки из Вильно, и по какой
причине этот офицер оказался вовлеченным в постыдные
коммерческие спекуляции. Все конфискованное вино должно
15
быть немедленно передано в госпитали. Но займетесь этим
позже – через два часа мы выступаем на Славково.
И затем, без всякой связи с предыдущим и с оттенком иронии
в голосе:
– Эх, Бертье, если бы мы взяли тогда Сен-Жан-д’Акр, я
короновался бы императором Востока, вас сделал бы великим
визирем, и мы вернулись бы в Париж через Константинополь.
Но теперь мы вначале возьмем Москву, заключим с царем мир,
по которому эта Бобруйская крепость достанется нам без боя,
как трофей. Идите, князь, и вы тоже, Меневаль.
Собрав свои бумаги в портфели, оба удалились, император
остался в комнате один. Отстегнув и бросив в угол шпагу, где
уже валялась треуголка, он присел у стола и, подперев голову
руками, долго размышлял, окидывая взглядом на карте
неимоверно и опасно растянувшуюся коммуникационную
линию «Великой армии». Итак, жребий брошен, не впервые ему
идти наперекор обстоятельствам и судьбе. Вязьма, Гжатск,
Можайск, Москва… Чутье полководца подсказывало, что где-то
здесь русская армия даст, наконец, долгожданное генеральное
сражение, победа в котором завершит эту тяжелую и
чрезвычайно затянувшуюся кампанию. До безвестного пока села
Бородино оставалось двести верст и десять дней пути.
16
Гроза идет с запада

К исходу первого десятилетия 19 века Французская империя
прочно и безраздельно властвовала во всей континентальной
Европе, исключая Россию. Островная Англия, обескураженная
крахом нескольких организованных ей антифранцузских
коалиций и жестоко разоряемая потерей европейских рынков,
казалось, долго не продержится и пойдет на мир с Наполеоном.
В соответствии с условиями не слишком почетного и выгодного
для России Тильзитского мира эта империя тоже была
вынуждена присоединиться с лета 1807 года к антианглийской
континентальной блокаде. Наполеон торжествовал,
устрашенные Пруссия, Австрия и европейские государства
помельче безмолвствовали. Однако вскоре ситуация стала
меняться. Разрыв отношений с Англией, основным торговым
партнером России, очень негативно отразился на состоянии ее
экономики и вызвал плохо скрываемое озлобление со стороны
правящей дворянской элиты и влиятельного купечества. Уже с
1809 года царское правительство стало постепенно отходить от
согласованной с Францией политики, а вскоре к экономическим
противоречиям между двумя государствами добавились и
политические. Уверенный в своей силе и могуществе Наполеон
вначале пытался диктовать российскому двору свои условия, а
когда это не принесло результатов, взял курс на подготовку
очередной победоносной военной кампании. В 1810-1811 годах
простыми декретами он присоединил к Французской империи
Голландию и некоторые немецкие территории, стал наводнять
своими войсками прусские и польские пределы, концентрируя
их в опасной близости от российской границы. Отбросив
колебания и сомнения, стал готовиться к неизбежной войне и
Александр I. Давая весной 1811 года прощальную аудиенцию
покидавшему Санкт-Петербург французскому послу
А.Коленкуру, царь не скрывал своих намерений. «…Если
император Наполеон начнет войну, то возможно и даже
вероятно, что он нас побьет, но это не даст ему мира. …Мы
предоставим нашему климату, нашей зиме вести за нас войну.
17
Французские солдаты храбры, но менее выносливы, чем наши:
они легче падают духом. …Я первым не обнажу меча, но я
вложу его в ножны последним. Я скорее удалюсь на Камчатку,
чем уступлю провинции, или подпишу в моей завоеванной
столице мир, который был бы только перемирием». Посланник
прекрасно знал и впоследствии доложил Наполеону, что за
этими словами царя стояла напряженная государственная
деятельность по укреплению обороноспособности, сухопутных
и морских рубежей России. За несколько лет до этого разговора
российский инженер-генерал П.К.Сухтелен, управлявший
делами особой Инженерной экспедиции, был послан в
длительную инспекционную поездку по западной границе
империи. Состояние ее фортификационного прикрытия
выглядело в тот момент весьма удручающе. Имелось только две
относительно современные крепости (в Риге и Киеве),
удаленные друг от друга на расстояние более тысячи верст. По
итогам инспекции генерал представил царю детальный проект
усиления этого направления постройкой семи новых крепостей
на пространстве от Вильно до Днестра. Но денег в казне было
мало, документ положили под сукно. С 1809 года, когда
отношения России и Франции вновь стали обостряться, а
политический горизонт затянуло мрачными военными тучами,
закрывать далее глаза на плачевное военно-инженерное
обустройство западных рубежей империи было уже
невозможно. У всех на виду был сравнительно недавний
пример, когда стойкая оборона в 1799 году турецко-английским
гарнизоном мощной приморской крепости Сен-Жан д’Акр
положила конец грандиозным восточным планам генерала
Бонапарта и поставила на грань гибели французский
экспедиционный корпус в Египте.
18
Строительство крепости

В начале 1810 года Военное министерство России уже
всерьез озаботилось проектом укрепления западных рубежей
страны. Он предусматривал усиление оборонительной линии по
рекам Западная Двина и Днепр: приведение в порядок
имевшихся тут старых укреплений и строительство двух новых
крепостей. Сразу же выяснилось, что в Военном министерстве
нет достоверных сведений на этот счет, за исключением
найденных в архиве инженерного департамента нескольких
старых чертежей, «…по коим нельзя удостовериться о нынешнем
положении строений». Посему из Санкт-Петербурга в начале
марта для осмотра старых укреплений и выбора мест для
строительства новых спешно откомандировали толковых
инженерных офицеров.

 

Строительство Бобруйской крепости. Фрагмент экспозиции Бобруйского государственного краеведческого музея

В их числе был и поручик Теодор
Нарбут, сыгравший, пожалуй, ключевую роль в появлении
Бобруйской крепости. 26-летний офицер происходил из
старинного белорусского шляхетского рода. Образование
получил на математическом факультете Виленского
университета, в 1803 году вступил на военную службу и был
зачислен в Инженерный департамент. Преподавал точные науки
во 2-м кадетском корпусе в Санкт-Петербурге, участвовал в
гидротехнических работах на р.Неман, в 1807 году сражался с
французами (дважды ранен), в 1808 году – со шведами (вновь
ранен, произведен в поручики и награжден орденом Св.Анны).
При начале изыскательских работ Бобруйск не числился в
списке приоритетов, особое внимание обращалось на Динабург,
Быхов и Рогачев. Так, 12 марта 1810 года инспектор артиллерии
генерал-лейтенант П.Л.Меллер-Закомельский информировал
Военного министра о количестве орудий, которые необходимо
поставить «…в устраиваемые вновь в Динабурге и около
Рогачева или Быхова две крепости». Но дело повернулось иначе.
Прибыв с изыскательскими целями в район Быхов – Могилев
инженер-поручик детально изучил этот район и предложил
руководству другой вариант – заложить крепость западнее, на
правом берегу Березины. По его мнению, для этого хорошо
19
подходило возвышенное плато, на котором располагался
поветовый город Бобруйск. Здесь имелся большой холм с
высокими и крутыми склонами к Березине, сама река была
судоходной, а в городе сходилось несколько дорог. Инспектор
инженерного департамента Военного Министерства генерал
К.И.Оперман проверил представленные расчеты, лично
обследовал местность, после чего поддержал предложение
своего подчиненного. Окончательное решение о возведении
новой крепости в Бобруйске было принято в начале мая 1810
года и тогда же К.И.Опперману было предписано начать здесь
работы «…не теряя времени». Перед этим М.Б.Барклай де Толли
затребовал у генерала сведения, какие конкретно территории и с
какими находящимися на них постройками займет территория
крепости, чтобы определить сумму выкупных платежей.
Военный министр предписал собрать эту информацию «…в
непроницаемой тайне», резонно полагая, что в ином случае
владельцы земли и строений непомерно вздуют цены на свое
имущество. Т.Е.Нарбут, принявший активное участие и в
постройке крепости, был произведен в штабс-капитаны и
награжден орденом Св.Владимира. «Удачный выбор места, где
выстроен Бобруйск – писал известный военный историк
А.И.Михайловский-Данилевский, – оказал в Отечественную
войну величайшую, неоценимую услугу. Ни одна крепость в
России нигде не была столь полезна, как Бобруйск в 1812 году».
К этому времени город имел уже долгую и славную
полутысячелетнюю историю. В конце 14 века Великий князь
Литовский Витовт приказал построить здесь первый, пока еще
деревянный, замок. Селение в 15-16 веках не раз горело при
набегах крымских татар и в войнах с Московским государством,
но вновь возрождалось из пепла. В 20-е годы 17 века,
Бобруйский замок, стоявший на холме при впадении речки
Бобруйки в Березину, был обнесен глубоким рвом и валом с
новыми дубовыми стенами. В нем было несколько десятков
орудий разного калибра, которые могли обстреливать переправу
через реку, каменный цейхгауз и пороховой погреб. Гарнизон
составлял небольшой отряд наемных воинов, который при
20
необходимости пополнялся местными жителями. В ходе
штурмов 1649 и 1655 годов эти укрепления сильно пострадали,
но затем вновь были отстроены. К исходу 18 столетия они,
однако, совершенно обветшали, были частично разобраны и уже
не представляли никакой боевой ценности.
В течение лета 1810 года были решены основные
организационные вопросы нового строительства. В Бобруйск на
работы были направлены 12 батальонов пехоты и несколько
отдельных инженерных подразделений под общим
командованием генерал-майора Г.А.Игнатьева. Главным
строителем крепости был назначен отозванный с Кавказа
генерал-майор Е.П.Фелькерзам, а К.И.Оперману были поручены
разработка проекта и наблюдение за производством работ. Этот
способный 45-летний организатор и инженер был родом из
Гессен-Дармштадта, знал несколько европейских языков, а
после вступления в молодости на царскую военную службу
прекрасно освоил и русский язык, говорил на нем почти без
акцента. В войне со шведами отличился в Гогландском и
Роченсальмском морских сражениях, участвовал в Польском
походе 1792 года. Затем возглавил Депо карт при военном
ведомстве, где провел огромную работу по картографическому
оформлению государственных границ. Был произведен в
генерал-майоры и в 1801-1805 годах руководил работой по
составлению известной «Столистовой» карты Российской
империи. Позднее К.И.Оппермана направили в Италию с
секретным поручением изучить новейшую систему
возводившихся там Наполеоном укреплений. Выполнив эту
непростую задачу, генерал дополнительно провел еще и
топографическую съемку на Ионических островах в
Средиземном море. В перерывах между военными походами и
научными исследованиями его также привлекали для
преподавания инженерных наук младшим братьям царя,
великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам. В 1811 году
К.И.Опперман был произведен в инженер-генерал-лейтенанты и
назначен директором Инженерного департамента. В Бобруйске
работала подчиненная лично ему специальная инженерная
21
команда из пяти инженерных офицеров и семи специалистов-унтеров для «сочинения и черчения» нужных проектных
документов. Руководил ее работой опытный фортификатор
инженер-майор Г.Ф.Зимсон, занимавшийся до этого
крепостными работами в Кронштадте и Выборге. 20 июня
император Александр I предварительно утвердил общий план
крепости и годовую смету в 461 029 рублей на ее строительство.
Цитадель из семи полигонов и прибрежного фронта фактически
поглощала исторический центр города, располагаясь на правом
берегу Березины, при впадении в нее речки Бобруйки. На
противоположном берегу Березины планировалось построить
тет-де-пон (предмостное укрепление).

Бобруйская крепость в плане на 1812 год

10 августа царь уже
официально утвердил решение о постройке и доработанный в
деталях проект крепости, начертав на документе резолюцию:
«Быть по сему. Александр».
4 июня 1810 года, еще до подхода войск, в Бобруйске
начались первые земляные работы, которые велись силами 1 300
крестьян из окрестных поветов. 5 августа число работников
пополнили 3 600 «нижних чинов». Строительство велось
спешно и с размахом. Верки (валы) возводились первоначально
временного профиля, с усилением их деревянными палисадами.
Деревья для них вырубались в окружавших Бобруйск казенных
лесах и подвозились к месту работ на казенных же
артиллерийских лошадях. Одновременно устраивали
деревянные сортии (подземные ходы и галереи для вылазок) с
надежными, обшитыми железом, внешними воротами. В местах
возведения равелинов и бастионов были заложены каменные
блокгаузы. Для укрепления гласиса и верков на окрестных лугах
нарезалось огромное количество больших и тяжелых пластин
дёрна. Специальные «дерноукладчики» (у каждого было 2
помощника) укладывали их вплотную одна к другой, скрепляя
специальными деревянными кольями. На флангах бастионов
возводились каменно-земляные реданы с казематами на три
орудия каждый. На общественных выгонах возле города для
нужд строительства поставили известковый и кирпичный
заводы. Кроме того, гранит, и некоторые другие
22
стройматериалы доставлялись с Украины, Карелии, даже Урала
и Кавказа.
В начале сентября ход крепостных работ проинспектировал
Е.П.Фелькерзам и остался весьма недоволен их планированием
и организацией, из-за чего терялось немало времени. По его
распоряжению был уточнен порядок развода подразделений на
работы, план на следующий день доводился до них с вечера.
Бобруйской инженерной команде дополнительно было передано
170 артиллерийских лошадей. По всей губернии спешно
разыскивали вольных мастеров для производства сложных
работ, которые не могли быть исполнены солдатами. Инженергенерал вскоре убыл в Санкт-Петербург, оставив
контролировать работы двух своих адъютантов, поручиков
Викторова и Сусалина. Осенью начали строительство двух
пороховых погребов. Здание бывшего Бобруйского иезуитского
костела переоборудовали под цейхгауз, а на монастырских
руинах возвели арсенал. Работы велись до конца октября, после
чего крестьян-чернорабочих отпустили по домам, а большую
часть войск направили на «зимние квартиры». В Бобруйске
остались «резервные» (укомплектованные новобранцами)
батальоны Ярославского пехотного, 5-го егерского полков и три
роты пионерного полка. Для солдат были устроены утепленные
бараки и приобретены полушубки. За зиму они заложили
фундаменты еще четырех пороховых погребов и подготовили
много различных стройматериалов. Из пионер была
организована отдельная команда плотников в 150 человек и еще
550 солдат при 300 лошадях занимались вырубкой и подвозкой
леса. Жителям Бобруйска, чьи строения были предназначены к
сносу, было предписано переселиться до 15 марта на новое
место, за понесенный ущерб им полагалась компенсация.
Остаться на территории крепости могли только те из них, кто
мог построить там каменный дом. Для остальных участки под
застройку отводились вне крепости, в запроектированных
форштадтах (предместьях) – Слуцком, Минском Березинском.
Отчитываясь военному министру о проделанных за сезон
работах, К.И.Опперман писал: «окромя как во время государя
23
Петра Великого никогда в одном году столь обширные
инженерные работы предпринимаемы и производимы не были».
Между тем, в декабре 1810 года скончался главный строитель
крепости генерал-майор Е.П.Фелькерзам и на его место был
назначен срочно переведенный из Киева инженер-полковник
С.С.Фёдоров. Для введения его в курс дела и внесения
некоторых согласованных изменений в проект крепости зимой
1811 года в Бобруйск из столицы вновь прибыл генерал
К.И.Опперман. (В этом году он посетил крепость трижды).
Ранней весной на работы прибыли еще 11 пехотных и 3
егерских батальона, а также понтонная рота. Все находившиеся
при крепостных работах войска были сведены в отдельную
резервную дивизию под командованием Г.А.Игнатьева. Этот 43-
хлетний генерал-майор был родом из служивых дворян, прошел
обучение в Артиллерийском и Инженерном корпусах, побывал в
войнах с турками, польскими конфедератами, участвовал в
знаменитом итальянском походе А.В.Суворова. Инициативный
и бесстрашный, он отличился при штурме Измаила и
нескольких полевых сражениях, заслужил боевые награды, в
числе которых был и высоко ценившийся в армейской среде
орден Св.Георгия 4-й степени. Будучи по натуре не только
храбрым воином, но и деятельным администратором, он вскоре
добился увеличения дневного солдатского пайка с 10 до 15
копеек, что значительно улучшило питание его занятых
тяжелым физическим трудом людей. За лето вся крепость
опоясалась валами в 8-10 метров высотой, были построены
здания различных мастерских и складов. В местах, откуда из
города расходились почтовые тракты, были устроены трое
мощных каменных ворот – Минские, Слуцкие и Водяные.
Прилегающие к воротам участки дорог и две главные
магистрали внутри крепости были замощены камнем. В местах,
где местность вдоль рвов недостаточно плотно поражалась
огнем с бастионов, были возведены фланкирующие казематы из
двойных деревянных срубов, промежуток между которыми
заполнялся землей и камнями. Перед рвом устраивались
замаскированные «волчьи ямы».
24
14 июля 1811 года Бобруйская крепость была причислена к
1-му классу оборонительных сооружений Российской империи.
Она служила важнейшим опорным пунктом армии на
белорусском Полесье и местом сбора войск и воинских
припасов на случай вторжения противника с запада. К концу
этого года в результате чрезвычайных усилий инженеров и
рядовых строителей все фронты, направленные на север, запад и
юг, представляли уже грозную силу. Это далось ценой
чрезвычайно напряженного и тяжелого труда. Известно о 218
умерших или погибших на строительстве «нижних чинов»,
крестьян же никто не считал. (В официальном списке умерших
учтен, надо полагать, и рядовой А.Чарнецкий, за
приверженность к Наполеону лишенный шляхетства и отданный
в солдаты. Между тем, известно, что он бежал из Бобруйска,
имитировав свое утопление в реке, взял новую фамилию
Даленго-Ходаковский, которую и прославил позднее своими
трудами в археологии и славяноведении). Количество больных
на работах так умножилось, что госпиталь в Бобруйске и
ближайший в Глусске оказались переполненными, и Военное
министерство распорядилось в июле 1811 года устроить еще
один госпиталь на 300 коек в находившемся южнее крепости
местечке Паричи Минской губернии.
Зимой и весной 1812 года были полностью закончены брамы
(укрепленные ворота), активно велись работы на тет-де-поне на
правом берегу Березины и в Нагорном укреплении на южном
берегу речки Бобруйки. По распоряжению Военного министра
М.Б.Барклая де Толли, к которому поступали многочисленные
жалобы о злоупотреблениях военных и гражданских
чиновников, была разработана и утверждена специальная
инструкция, определявшая «…правила, коим должно следовать
в наряде обывателей на крепостные работы и в их смене».
Документ предписывал наряжать из ближайших к крепости
поветов Могилевской губернии по 500 рабочих, которых
должны были сменять через две недели работ. Каждый должен
был взять из дому продовольствия на эти три недели (с учетом
дороги и возможного опоздания смены), а казна выплачивала
25
ему по 15 копеек за каждый рабочий день. Дела пошли живее, и
вскоре были закончены каменный пороховой склад на несколько
тысяч зарядов и три деревянных на 1,5 тысячи зарядов каждый,
каменные здания офицерского собрания и провиантского
магазина. После завершения ледохода напротив Водяных ворот
был построен мост через Березину. Из укреплений Санкт-Петербурга, Нарвы, Риги и Ревеля в Бобруйск были доставлены
344 орудия различного калибра: от 24-х фунтовых пушек на
крепостных лафетах до 3-х фунтовых полевых; имелись также
мортиры и единороги. Из них на 200 орудий прислуги не
имелось, предполагалось, что ее подберут и обучат на месте.
В марте 1812 резервная бригада Г.А.Игнатьева была
преобразована в 34-ю пехотную дивизию с дислокацией в
Бобруйской крепости, а генерал занял еще и должность
начальника гарнизона. В феврале 1812 года, когда главные силы
российской армии начали стягиваться к западной границе,
Военное министерство распорядилось двинуть туда 1-й и 3-й
батальоны пехотных полков, предварительно пополнив их до
полной штатной численности за счет 2-го батальона,
остававшегося на месте. Их этих запасных батальонов (и
эскадронов) в тылу намеревались сформировать несколько
новых дивизий, которые должны были составить гарнизоны
Рижской, Динабургской и Бобруйской крепостей, а также войти
в состав трех резервных армий. До конца этот проект
осуществить не успели. В итоге 1-я и 2-я резервные армии стали
1-м и 2-м отдельными корпусами, и лишь 3-я армия
(Обсервационная, затем Западная) была развернута в
соответствии с планом. 34-я пехотная дивизия, составлявшая
костяк десятитысячного (по штату) гарнизона Бобруйской
крепости, находилась в оперативном подчинении у командира 2-
го резервного корпуса генерала Ф.Ф.Эртеля, штаб которого
находился в Мозыре. Эту дивизию составляли «запасные»
батальоны полков двух боевых дивизий: 24-й (Уфимского,
Ширванского, Бутырского и Томского пехотных, 19-го и 40-го
егерских полков) и 26-й (Ладожского, Полтавского,
26
Нижегородского и Орловского пехотных, 5-го и 42-го егерских
полков).
Первым комендантом крепости стал командир 2-го
пионерного полка, потомственный военный из лифляндских
дворян, подполковник К.К.Берг. Годом ранее император
утвердил подготовленное Военным министерством «положение
о защите крепостей и обязанностях комендантов в военное
время». Документ гласил, что последний «…за оборону отвечает
жизнью и честью». Кроме большой ответственности комендант
обладал и широкими полномочиями: отдавал распоряжение
местным властям и гражданской полиции на пролегавших
территориях, мог затребовать и получать он них различную
помощи и сведения, а на период возможной блокады вообще
признавался «…уполномоченной самовластной особой».
В мае 1812 года в Бобруйске по служебным делам побывал
артиллерийский поручик И.Т.Радожицкий. В своих
воспоминаниях он пишет, что «…увидел большую деятельность
между инженерами, которые занимались построением недавно
начатой крепости. Они поправляли главный парапет, который от
слабости грунта часто обваливался. При всей деятельности
инженеров, наружные пристройки еще не были кончены». Эти
недоработки не укрылись и от глаз начальника штаба 2-й
Западной армии генерал-майора Э.Ф.Сен-При. 19-го июля он
отметил в своем походном дневнике: «Бобруйск – крепость на
Березине с 8-ю плохо одетыми бастионами. Трудные подступы
со стороны Березины, не закончена со стороны неприятеля».

Внешний вид Бобруйской крепости

Внутренний вид Бобруйской крепости

Если бы у этого русского генерала (француза по
национальности), было время для детального осмотра твердыни,
он, безусловно, по достоинству оценил бы ее мощь. Крепость
имела вид геометрической фигуры, близкой к квадрату, одна
сторона которого изгибалась вдоль русла реки Березины. Общая
протяженность укреплений составляла 3,8 км., внутренняя
площадь – немногим более 1 кв. км. 1-й и 2-й полигоны
составляли северный фронт (856 м.), 3-й и 4-й полигоны –
западный фронт (1070 м.), 5-й и 6-й полигоны – южный фронт
(856 м). Вдоль болотистого острова, отделенного рукавом
27
Березины, проходила Крепостная набережная, составлявшая 7-й
полигон. 8-й полигон (Нагорное укрепление), а так же тет-депон, к началу войны полностью завершить не успели.
Значительная часть городской застройки (до 250 домов) вошла в
черту крепости, прочие оказались между южным фронтом
крепости и Нагорным укреплением. Уже после начала войны в
крепости был устроен госпиталь на 1 тыс. человек.
Большое скопление в Бобруйске войск и активные
строительные работы привлекли внимание наполеоновской
разведки. «Доходит до сведения – писал Военный министр в
декабре 1810 года подполковнику К.К.Бергу – что около
строящихся крепостей и в бывших провинциях польских
скитаются подозрительные люди под различными названиями
путешественников, монахов и даже нищих, кои могут
осматривать и снимать на план местоположения, укрепления,
подговаривать воинских чинов к побегу и возмущать
неблагомысленных жителей ко вреду государственному».
Обезвредить шпионов удавалось далеко не всегда. О встрече с
таким агентом, маскировавшимся под «каморника» (землемера)
поведал в своих записках И.Т.Радожицкий. «Мне назначили –
вспоминал он – в городе (Несвиже – В.Л.) для перемены другую
квартиру. Со вступлением моим за порог в новое жилище
представился мне каморник, окруженный математическими
инструментами и планами. Я предложил ему, чтобы он очистил
квартиру, определенную мне по власти еврейского кагала, и в
удостоверение представил налицо десятника еврея. Каморник
отвечал мне на польском неловком наречии, что он квартирует
тут с позволения князя Р. (Д.Радзивилла – В.А.) и не позволит
себя согнать с места никому. Разговор у нас сделался живее;
устрашенный десятник еврей убежал, а польский каморник
превратился во француза… Догадавшись, каков был гость, я
поспешил к своему командиру, но покуда отыскали
городничего, каморник исчез, не оставив лоскута бумаги на
месте”.
28

 

Продолжение следует

Опубликовано 08.04.2023  08:39

Бермудский треугольник семьи Паперно (2)

Часть 1

 

.
Дед мой по отцу, Моисей Аронович Паперно, человек очень необычной судьбы, родился в 1893 г. в Белоруссии, а умер в 1962 г. в Москве. Последний из поколения его братьев скончался в 1972 г. за несколько лет до моего рождения. В силу различных обстоятельств общения родственниками по этой линии не было почти никакого. Да и документы особо не сохранились. Опрос папы дал самые минимальные сведения. На фоне многочисленной маминой родни с подробно изученными глубокими корнями ситуация выглядела крайне удручающей.

.
Разумеется, история семьи Паперно вызывала у меня как у носителя этой фамилии наибольший интерес. А сложность задачи только подзадоривала.

.
Для начала удалось получить выписку из домовой книги по последнему месту жительства деда, адресов его братьев и сестры я не знал. Важно было выяснить, откуда они родом.
Из отцовского рассказа я знал, что дед родился в Речице, начинал трудовую деятельность в Киеве, был призван в царскую армию, после революции стал НЭПманом, обладал значительным имуществом, впоследствии у него отобранным, во время войны строил завод в Вятских Полянах, потом в эпоху борьбы с «безродными космополитами» лишился работы, пытался прокормиться, снимаясь в кино, и доживал свой век в крошечной комнатке с семьей из пяти человек. Сестра его похоронив молодую дочку, зарезанную известным хирургом во время неудачной операции на сердце, вскоре скончалась сама. Старший брат ушел еще раньше, связь с родственниками прервалась. Сын младшего брата уехал в Америку, не оставив концов.
Прабабушка умерла в Москве перед войной. От прадеда не осталось ничего, кроме имени.

Большую часть поисков я вел самостоятельно, развив кипучую деятельность. Нашел на Востряковском кладбище могилу прабабушки и ее младшего сына. Выписка из домовой книги подтвердила место рождения, там было написано «Речица».

.
Опираясь на это, я обратился к известному профессиональному исследователю архивов. И хотя по другим линиям он мне очень помог, в отношении фамилии Паперно значимых результатов достичь, увы, не удалось.

.
А далее в результате долголетней обширной переписки с различными архивами удалось выяснить, что подлинное место рождения – г. Мозырь, а не Речица. Из найденных впоследствии документов выяснилось, что проживая в Мозыре фактически (где их отец работал мастером на местной спичечной фабрике «Молния»), братья деда все же были приписаны к Речицкому еврейскому обществу, а предки к Глускому и Бобруйскому обществам. Не буду утруждать читателя подробностями этой своей исследовательской работы. Достижения были мизерными, а усилия титаническими.

.
Параллельно я старался фиксировать все линии Паперных, представители которых попадались на моем пути. И этот накопленный материал позволил через некоторое время сделать определенные выводы.

.
Во-первых, оказывается, предки всех изученных мною линий происходили из Бобруйского уезда, с потенциальным эпицентром в местечке Паричи. Имеется довольно много сведений о ранних поколениях, но соединиться с ними не удавалось. Если мысленно соединить линиями Бобруйск, Речицу, Мозырь – получится подобие треугольника, бермудского треугольника семьи Паперно, как я его в шутку называю.

.
Во-вторых, у носителей фамилии стойко бытует легенда о своих итальянских корнях. Действительно, в конце пятнадцатого – середине шестнадцатого веков под влиянием юдофобской политики Римских пап часть итальянских евреев переселилась в Речь Посполитую, где в то время подобных притеснений не было. У итальянских евреев до сих пор распространена фамилия «Пиперно», искажением которой некоторые полагают наше семейное имя. Эта фамилия происходит от города Приверно под Римом, некогда столицы племени вольсков, описанной еще Титом Ливием. Кажется, с 12 века и до реформ Муссолини город так и назвался – Пиперно.

.
Впрочем, есть и другие этимологические гипотезы. Например, от реки Арно во Флоренции. Израильско-итальянский профессор, на которого я вышел, заинтересовался моими исследованиями, но впоследствии по техническим причинам связь прервалась…

.
Важной вехой для всестороннего осмысления своей родословной явилась для меня семейная поездка – своего рода этнографическая экспедиция по местечкам Беларуси. Среди прочего мы посетили Мозырь и Речицу. Мы разыскали места массовых убийств евреев в период Холокоста, кладбища. С синагогами здесь было сложнее. И почти не встретили евреев – сформировалось ощущение «выжженной земли». Это было очень грустно…

.
И вот наступила осень 2020 г. Выздоравливая после тяжелого ковида, случайно обнаружил в сети сообщение о том, что в г. Мозыре при ремонте дороги возле здания бывшей тюрьмы под асфальтом нашли камни с давно уничтоженного еврейского кладбища, использованные в свое время для ее мощения.

На некоторых мацевах сохранились надписи, и приводился список имен, среди которых я заметил своего прадеда Аарона Паперно(го), скончавшегося в 1915 г. Совпадение имен и дат позволило подтвердить, что это именно он.

.
Всю прошедшую суровую зиму я ждал, что потеплеет, стает снег, и можно будет удалить налипшую глину и лед, чтобы полноценно прочесть надпись на надгробии. В итоге оказалось, что отца прадеда звали Элияу Зеэв. Это красиво совпадало с именем Вольф, которое носил старший брат моего деда.

.
Наконец, несколько недель назад я заказал в НИАБе два дела, рассмотренные в 1865 г. Речицким магистратом, из которых выяснилось, что прапрадед Элияу Зеэв Вольф Мовшевич проживал в Речице, будучи приписан к Глускому и к Бобруйскому обществу. При этом, в одной из найденных мною тамошних линий часто повторялось имя «Элияу», а одним из их потомков, родившимся в начале 19 века был как раз Мовша. Круг замкнулся.

Многое еще впереди, очень хочется, например, выяснить девичью фамилию прабабушки. Но в наше время, когда массово оцифровываются еще недавно недоступные архивные фонды, когда крепнет интерес к генеалогии у разных людей, выкладывающих в свободный доступ результаты своих поисков, шансы растут и перспективы грезятся захватывающими.
.
.
школьная спортплощадка на месте старого еврейского кладбища в г. Мозырь (2015 г.)
.
Продолжение следует

Менахем Йеошуа (Евгений) Паперно

.
Опубликовано 12.08.2021  04:14