Зиновий Кнель. СУДЬБА «ДУБОСЕКА» (ч. 2)

Глава 4

Немцы появились в Любани на шестой день войны 27 июня 1941года. Они въехали по улице Ленинской со стороны Глуска и Бобруйска, впереди на большой скорости два мотоцикла с колясками, на каждом – пулемёт, затем, с интервалом в несколько минут появилось ещё два мото-циклиста. Они остановились почти на окраине, слева от них – мельница, а с правой стороны, в пятистах метрах – еврейское кладбище. Это тоже знак судьбы: в дальнейшем они будут перемолоты, как на мельнице, а вместо завоёванных территорий найдут своё место на кладбище, только не на еврейском.

Мне было 14 лет и 3 месяца. Что я мог знать о немцах, фашистах. Мы не знали, что в первую очередь они уничтожают евреев. Ведь с Германией был заключён так называемый «Мирный договор», так что о настоящей сущности фашизма мы не знали. Был только один кинофильм «Профессор Мамлюк», но это было так далеко от нас, что как будто нас не касалось.

Вслед за въехавшими мотоциклами и бронемашиной бросились бежать мальчишки моего возраста и поменьше, я в том числе. Мы подбежали вплотную к немцам, подошли и взрослые мужчины, молча смотрели на немцев, которые стояли в люке бронемашины и сидели за пулемётами в колясках мотоциклов.

Во всём их виде можно было усмотреть наглость завоевателей, сверхчеловеков над остальными. Ведь остальные, по их мнению, не люди. Они постояли примерно полчаса, дали пулемётную очередь поверх наших голов и уехали тем же маршрутом, что и въехали.

Знали бы эти наглые самоуверенные завоеватели, им бы и во сне не приснилось, что в толпе мальчишек стоял я, еврейский мальчик 14-ти лет, что через три года фашист-эсесовец под дулом моего автомата, сержанта Красной армии, будет умолять меня о пощаде. У него «муттер, киндер», но я ответил ему, что «майне муттер, майне фир швестер ду гешиссен». Он замолчал.

Пять дней после этого визита в Любани немцев не было, они появились 3 июля на танках, бронемашинах, тупорылых грузовиках. Сидели там, в зелёном, чёрном, очень выделялись белые кресты на тёмной броне. Немцы заходили в дома, уносили с собой яйца. Начался день 4 июля, день новой власти. С утра в каждый дом заходило по два немца, они всех мужчин, русских, белорусов, евреев, мальчиков высокого роста выводили на улицу, под конвоем сопровождали на центральную площадь местечка. Немцы зашли и в наш дом, пошарили по всем углам и указали мне, чтобы я вышел на улицу. Выход из нашего дома был в большие сени, немцы на какую-то минуту ещё задержались в нашем доме, а я на улицу не вышел, затаился за дверью, которая прикрыла меня от немцев, которые так и ушли, не заметив меня.

Всех мужчин местечка одной колонной под конвоем погнали в сторону деревни Костюковичи, в трёх километрах от местечка. Там был песчаный карьер, затем отсортировали евреев, русских и белорусов отпустили, а мужчин евреев – 200 человек расстреляли.

На центральной площади местечка и по улицам был вывешен приказ немецкой комендатуры:

  1. Все евреи, в том числе и дети, должны нашить на одежду жёлтые латы: одну на груди, другую – на спине, диаметр латы 10см.
  1. Все евреи должны в течение 3 дней переселиться в отдельный район местечка, так называемое гетто. За невыполнение приказа – расстрел.

 

Более жуткого, издевательского и унизительного и представить себе было невозможно. Ходить, как клоуны с жёлтыми латами, быть посмешищем. Унизить достоинство человека, отделить евреев от всего остального населения, запереть за колючей проволокой в одном районе, лишить родного крова… Что может быть ужаснее!

Глава 5

Слово «гетто» взято из времён средневековья, когда западноевропейских городах отводили для проживания евреев часть города – гетто. Этим названием символизируется связь фашизма со средневековьем. Разница в том, что германские фашисты во стократ превзошли своих средневековых предшественников. В те времена евреев в гетто не убивали. А для немецких фашистов гетто была ширмой, за которой евреев уничтожали физически. Гетто было по существу громадным концлагерем, в котором истреблялось всё еврейское население. Для гетто в Любани отгородили половину улицы Мельничной, половину улицы Ленинской, Комсомольскую улицу, Банную улицу с переулками. Часть ограды гетто шла по реке Аресса, в некоторых местах рядом со зданиями. Половина улицы Ленинской, где мы жили, в гетто не вошла, и мы – мама и пятеро детей переселились в гетто, в дом, в котором до войны жил начальник милиции. Дом состоял из двух частей: вход с улицы, где 2 комнаты занимал начальник милиции и вход со двора, где была одна комната, в которую мы поселились.

Мужчины евреи, я в том числе, должны были прятаться, так как после первого погрома немцы периодически делали облавы в гетто, хватали тех мужчин, которые не успели спрятаться и расстреливали их. Со второй половины июля 1941года до 7 ноября 1941 года при приближении немцев к дому моё место, где я прятался, было под печкой, так называемый «катух».

В Любани немцы назначили бургомистра – это был наш сосед через улицу – Сержанин, он был учителем, преподавал химию, ещё при царе окончил Университет. Назначили его бургомистром против воли, но в Любани никто не хотел быть бургомистром. Он был хорошим человеком, старался ничего плохого евреям не делать. В первой половине 1942 года он умер от инфаркта.

После него назначен был бургомистром некто Галченя – этот служил немцам по всем правилам. Начальником полиции назначен был Гедранович, до войны он был главным бухгалтером МТС. Очень умный человек. Когда организовали подполье, ему предложили пойти начальником полиции и работать на партизан. Гедранович поддерживал связь с командиром партизанского отряда Брагиным, но Брагин погиб летом 1942 года. Стали проваливаться партизанские связные в Любани. Решили, что это работа Гедрановича. Партизаны сами выдали его полицаям. Гедрановича взяло гестапо, пытали, издевались над ним, резали тело, посыпали раны солью. Это уже после войны стало известно, но он ничего не сказал палачам.

Особенно зверствовали в Любани полицаи. Они озверели, упиваясь властью, приходили в гетто, отбирали последнее, что ещё оставалось в домах евреев. Настоящими зверями были полицаи Березовский, Ременчик, Мордвилко, бывший окруженец Хижняк, братья Таждны. Помню, в соседний дом, где жила многодетная семья Молиных, зашёл Березовский с полицаями, стал требовать золото. По его приказу перевернули всё вверх дном, в коридоре стояла бочка квашеной капусты и бочка огурцов – всё, что они смогли заготовить на зиму. Березовский принёс канистру с керосином и вылил керосин в эти бочки, а потом разлил содержимое помойного ведра в кучу картофеля.

Наступил ноябрь 1941 года. В первых числах этого месяца в гетто повесили двух женщин в двухстах метрах от нашего дома, там росли два тополя, несчастных повесили на них. На груди у женщин были таблички, на которых написано, что так будет со всеми, кто имеет дело с партизанами. А партизаны в Любанском районе уже вовсю действовали. Повешенные женщины были еврейками, одна из деревни Сорочи, а вторая, как говорили, из Слуцка. Они несли листовки из партизанского отряда, их поймали по дороге.

В ночь на 7 ноября партизаны напали на гарнизон фашистов и полицаев в Любани, фашисты понесли большие потери, но партизаны вынуждены были отступить. К нам в дом, в нашу комнату зашли два партизана, еврея, они попросили попить водички. Я спросил у них, как можно попасть к ним. Они ответили, что сказать, где они находятся, они не имеют права, но чтобы я запомнил деревню Загалье, они там часто бывают.

Назавтра 7 ноября 1941года в гетто начался очередной погром, ловили всех мужчин, немцы и полицаи ходили по домам с собаками, обыскивали все углы. Я понял, что моё укрытие под печкой, в катухе меня не спасёт, и я дворами, через улицы две гетто побежал к дому моего школьного товарища Зямы Львовича, он жил вдвоём с матерью, я знал, что у него есть хорошее укрытие. Оно находилось в сарае, вход туда был снаружи через уборную. В будке уборной отодвигался ящик с испражнениями и по лестнице спускались в убежище, где было одиннадцать мужчин. Туда я и свалился им на голову двенадцатым без приглашения. Мужчин, которых поймали в этот день, расстреляли.

Проходил день за днём, моя мама один раз в день приносили мне еду, и никто не знал, что будет с нами на следующий день. В один из таких дней мама принесла мне куриную лопатку (каким чудом удалось в гетто достать курочку – уже никогда не узнаем!). И тут я услышал возглас одного из мужчин: «если сейчас они едят курятину, то можно себе представить, как они жили до войны!» Он, видимо, решил, что мы были богачами.

О том, как жила до войны еврейская семья, можно узнать из маминых открыток брату. Как могла жить семья из семи человек богато, если папа работал конюхом в лес-промхозе, мама была домохозяйкой и пятеро детей, где самой старшей к началу войны было 16 лет, а двум младшим по семь лет!

Как-то в середине ноября мой школьный товарищ Зяма решил на ночь выбраться в свой дом, чтобы искупаться и отдохнуть в домашних условиях. Но ночью была облава в гетто, Зяму схватили и расстреляли. После этого мама Зямы не захотела, чтобы мы больше оставались в её убежище, она предложила нам уйти. Но нам некуда было идти, мы не торопились уходить. Почему же я решил уйти из убежища 3 декабря, объяснить не могу, но получилось именно так, в ночь с 3 на 4 декабря я вышел из убежища и явился в дом, где мы жили в гетто.

Назавтра четвёртого декабря 1941 года Любанское гетто было ликвидировано, все евреи гетто были убиты. Уходя из убежища, я, конечно, не знал, что будет на следующий день. Все, кто остался в убежище после моего ухода, также были убиты.

Глава 6

Придя в дом, я твёрдо решил, что единственное правильное решение – уйти в лес и попытаться найти партизан. Но не тут-то было. Мама заявила, что никуда я не пойду, она сказала, «что будет со всеми, то будет и с тобой». Я полагаю, что мама не думала, что немцы будут убивать женщин и детей, она надеялась, что вскоре немцев выгонят с советской территории, а мне надо подумать, как дальше прятаться от фашистов.

Наступило утро 4 декабря 1941 года, нас разбудил громкий стук в дверь примерно в 7 часов утра. В комнату ворвались два пьяных полицая, я узнал одного из них – это был Хижняк – бывший окруженец. Громко крича и ругаясь, они заставили всех быстро выходить на улицу. Мы все: мама, старшая сестра Михля, сёстры Хая, Рохля и Нехама вместе со мной еле успели одеться и выйти на улицу под конвоем полицаев, где из всех домов выгоняли жильцов на улицу. Никто не знал, что случилось и что нас ожидает.

Всех сгоняли в большой двор бывшего райисполкома, который был оцеплен немцами и полицаями. В этом дворе к полудню было уже примерно 700 человек, наверное, это были все оставшиеся жильцы гетто. Все стояли замёрзшие, было холодно, шёл снег, дети плакали. В полдень поступила команда построиться всем в колонны по сто человек, тут же со двора вывели первую колонну и объявили, что будут каждые полчаса выводить следующую колонну. Куда всех поведут, никто не знал, но уже догадывались, что наступил страшный финал для евреев гетто.

Я с мамой и сёстрами оказался в четвёртой колонне. Нас повели по улице Ленинской, мимо дома, где мы жили когда-то, до гетто. Я осматривался по сторонам, но вырваться из колонны никак не получалось. Впереди нас, по бокам с обеих сторон и сзади − по четыре немца и по четыре полицая и по одной овчарке с каждой стороны. При-близились к последним домам Ленинской улицы, и стало понятно, что нас ведут в сторону Машинно-тракторной станции. Когда мы туда приблизились, всех охватил страх и ужас. Мы увидели скопление людей впереди, но это были все немцы и полицаи. Они стояли возле длинных настилов, но приблизившись к ним, мы увидели, что это большие металлические щиты, их было три, а в двадцати метрах от них работала большая машина, она гудела, как трактор.

До войны я окончил только 7 классов, но физику изучал и я понял, что это генератор, который даёт электрический ток. Я понял, что так фашисты решили сэкономить боеприпасы, что нас убьют электрическим током. Тут нашу колонну разделили на три группы и поставили на эти железные плиты. Впереди нас стояли немцы и полицаи. Все поняли, что наступил наш конец, плакали дети и женщины, некоторые молились. Думаю, что у всех, в том числе и у меня, если были чёрные волосы, они становились седыми.

Выделялись бандиты-полицаи Березовский, Ременчик – по прозвищу Трусик, Мордовилко, братья Таждны, Хижняк. Немцы стояли спокойно, по их лицам было видно, что они выполняют свою повседневную работу, они привыкли к этому, их надменные лица ничего не выражают. А бандиты-полицаи впервые участвуют в таком массовом «мероприятии» по уничтожению людей, их это радовало, они смеялись, выкрикивали громко: «жиды, вам будет там новая жизнь, там вы все будете богатыми». Вдруг из нашей группы раздался громкий возглас: «фашисты, изверги полицаи, скоро наступит и ваш конец, наш Сталин отомстит за нас, будьте вы прокляты!»

Я узнал смелую женщину, которая так выкрикнула. Это была Бискина Хайсоре с Ленинской улицы. Бандит Березовский подбежал к ней с криком: «ах ты, жидовская большевистская морда, не хочешь быть там богатой, то подохнешь». Он выстрелил ей в висок и столкнул в большой ров, в яму, которая находилась позади плит. После этого раздалась громкая команда по-немецки, генератор заработал сильнее, мы все, стоящие на плитах стали падать в яму. Видимо, я потерял сознание. Придя в себя, я не понял, живой я или нет. Сознание подсказывало, что живым я не могу быть, значит, это в другой жизни мне снится сон… Но почему же мне хочется пошевелиться, поднять руки, мне трудно это сделать, значит, это не сон.

Постепенно я приходил в себя, понял, что не могу пошевелиться, так как сверху я придавлен человеческими телами. Медленно, не спеша, я стал освобождаться от того, что мне мешало, почувствовал свежий морозный воздух, увидел тёмное ночное небо, вспомнил, что когда мы падали в яму, был ясный день, а сейчас − ночь. Полежал ещё немного, вокруг тишина. Я стал искать способ, чтобы выбраться из ямы. С большим трудом мне это удалось, я выбрался и лёжа, по-пластунски стал передвигаться от ямы, отдалился от неё примерно на сто метров. Было морозно, шапка моя осталась там, в яме, но холода я не ощущал, даже вспотел, когда полз. Далее, согнувшись, стал удаляться от ямы в сторону крайних домов. Было примерно после полуночи. Куда мне идти я знал, было одно потайное место, где прятался мой дядя, муж маминой сестры Алте Абрам Голод. Там на огороде в первые дни войны был сооружён большой бункер, накрытый сверху толстыми брёвнами, вход туда вёл через сарай. Но остался ли бункер после ликвидации гетто я не знал. Другого выхода не было, достигнув крайних домов, огородами, вдоль реки стал добираться до того дома, где было это убежище. Так как кругом было тихо, я вошёл в сарай, поднял потайную крышку входа в яму, спустился вниз по лестнице и оказался в большом бункере, где в полной тишине находилось 18 человек – мужчины, женщины и дети. Все были напуганы, так как не знали, кто этот неизвестный, который пробирается к ним. Мой дядя Абрам тоже был в этой яме. Это было в ночь с 4 на 5 декабря 1941 года. Что ожидало всех нас, восемнадцать человек в этом убежище, никто не знал. Я твёрдо решил, что надо уходить в лес, но думал дождаться конца дня 5 декабря и предложить моему дяде уходить вместе. Но думаешь одно, а события развиваются по-другому. К концу дня 5 декабря снаружи над ямой раздались крики: «жиды, выходите, вылезайте», затем началась стрельба в покрытие бункера. Но так как уже наступила ночь, полицаи решили, что они успеют закончить своё грязное дело на следующий день. Удивительно даже, как они не додумались поискать вход в яму в этот раз! Прошло примерно ещё два часа, было тихо. Нужно было выбираться из ямы и уходить. Я спросил у моего дяди Абрама, пойдёт ли он вместе со мной, на что получил ответ: «куда я с тобой денусь!» Я от него этого не ожидал. Я его племянник, если бы мне было даже 7 лет, то, и тогда как бы он мог оставить мальчика одного и уходить без меня. Но мне уже скоро пятнадцать, он думает, что я ему буду обузой! Конечно, это такой возраст, когда старший может влиять на младшего, но почему он воспринимает меня как маленького мальчика?! Не ожидал от него. Именно в эту минуту рушилось моё детское убеждение, что взрослый человек может всё, может отвести от младшего любую беду. Именно в эту минуту я почувствовал, что моё детство кончилось, что теперь я должен стать взрослым, самостоятельным человеком.

Я встал, сказал всем, что я выхожу из ямы, что вечером следующего дня приду посмотреть, что останется от укрытия. Должен признаться, что своими действиями я не сам управлял, а как будто кто-то со стороны.

Выбравшись из ямы, я не знал, куда идти, всё делалось автоматически. Я пошёл в свой дом, где мы жили до гетто. Была уже глубокая ночь, до рассвета я просидел на полу, а когда рассвело, залез под печь, в катух. Видимо, я немного поспал, проснулся от того, что кто-то вошёл в дом и нагнулся, посмотреть, что в катухе под печью. Я увидел соседского мальчика, лет десяти, он, наверное, меня не заметил, зайдя с улицы, где был дневной свет. День 6 декабря закончился, наступила ночь, я вылез из катуха, дворами, огородами пошёл посмотреть, что стало с убежищем, откуда накануне ушёл. Увидел я, что яма полностью разрушена, толстые брёвна разбросаны. Никого нет…

Пробираясь дворами и огородами я заметил, что улицы пусты, ведь немцы и полицаи ночью боятся выходить. Я пошёл прямо по улице, направился к дому редактора Любанской районной газеты, фамилия его была Костюковец, я был уверен, что он не может быть предателем. Его жена по имени Марфа и её мать часто бывали у нас дома, что-то продавали, что-то покупали. От них я узнал, что накануне ночью к ним приходил мой дядя Абрам, они дали ему продукты, от них он ушёл в другую от Любани сторону, туда, где не было партизан. (Уже после войны стало известно, что дядя Абрам в первой же деревне был схвачен полицаями и расстрелян).

Редактора районной газеты я дома не застал, я догадался, что он в партизанах. Его жена и её мама дали мне еду, я вышел от них и, идя по улице, услышал, что за мной, примерно в ста метрах идёт человек. Твёрдым шагом в сапогах я поравнялся с одним пустующим еврейским домом, посредине дома была яма погреба, я спустился туда, спустил штаны, как будто собираюсь опорожняться, а человек, который шёл за мной, тоже вошёл в дом, нагнулся, посмотрел, что я делаю и ни слова не говоря, ушёл. Думаю, что это был полицай, связанный с партизанами, он мог выйти из дома редактора, где я только что был, пойти за мной, чтобы посмотреть, куда я пойду, может быть, и оказать мне помощь в случае надобности. Если бы это был «настоящий» полицай, он так бы меня не оставил. В ту ночь я не думал ещё уходить из Любани, я наметил встречу с ещё одним человеком, с человеком храбрым, смелым, которого я давно знал, в гетто многие знали его как подпольщика, партизанского связного. Он учился вместе с моей старшей сестрой в одном классе. Его имя Владимир Луковский. С первых дней войны этот храбрый юноша, ещё до прихода фашистов, ходил по улицам местечка с навешенными на пояс гранатами Ф-1 и кинжалом. Такая бравада, конечно, была излишней. Моя встреча с ним была связана с определённым риском, так как я не знал, арестован Владимир фашистами или нет. Но если арестован, в его доме может быть засада.

День 7 декабря я провёл под печкой, в катухе, в пустующем еврейском доме на улице Ленинской, почти рядом с нашим домом. Наступила ночь на 8 декабря, в эту ночь я твёрдо решил уходить из Любани. Но прежде, чем отправиться к подпольщику Владимиру, я решил зайти к моей учительнице по черчению по фамилии Глебович (имя и отчество не помню). Её муж в 1937 году был репрессирован как враг народа. С приходом немцев её сын (он тоже учился с моей старшей сестрой в одном классе) перешёл на сторону фашистов и возглавил фашистскую молодёжную организацию. Но, несмотря на всё это, я был уверен, что моя учительница Глебович осталась честным человеком. Её дом располагался тоже по улице Ленинской, недалеко от нашего дома. Было примерно 10 часов вечера, когда я постучал к ней в дверь, учительница открыла, она схватила меня за рукав, сказав только два слова: «быстро заходи». Квартира была из двух комнат, в комнате, куда я зашёл, учительница была одна, сказала мне, чтобы я ничего не боялся, так как её сын в другой комнате, он не тронет. Я сказал, что ухожу из Любани, но в ответ услышал такое, что испугало меня. Она сказала, чтобы я зашёл к Луковскому Володе, он мне точно скажет, где перейти реку Аресса и где я смогу встретить партизан. Вот, подумал я, это мать человека, который служит фашистам. Но, главное, что мне нужно было, я узнал – Володя не арестован.

Затем учительница дала мне приличную порцию еды, я попрощался с ней и вышел из дома. Направился я к Володе, он жил через одну улицу от Ленинской, подошёл я к его дому, а в доме – гуляние, громкая музыка, как будто немцев нет в Любани, как будто нет войны. Постучал я в дверь, вышла женщина, я сказал ей, что мне нужен Володя. Она, ни слова не говоря, повернулась, через минуту Володя вышел. Он меня знал, понял, зачем я к нему пришёл, объяснил мне, в каком месте перейти реку. Лёд крепкий, нужно обойти мост, охраняемый фашистами, прямо по дороге, никуда не сворачивая, пройти примерно 20 км., будет большая деревня Калиновка, в деревню не заходить, так как там бывают то партизаны, то немцы. От деревни Калиновка налево будет дорога, лес с обеих сторон дороги, нужно пройти лесом примерно 20 км., сначала будет деревня, где находится совхоз Барриков, а в трёх километрах за совхозом деревня Загалье, где должны быть партизаны.

Я попрощался с Володей, дворами стал пробираться к реке Аресса, перешёл реку, обогнул мост, охраняемый немцами и прошёл по дороге налево от Любани. Это была ночь с 8 на 9 декабря 1941 года, ночь, в которую я покидаю Любань навсегда, Любань, где прошло 14 лет моей жизни, Любань, где остаются в земле мои дорогие мама и четыре сестры и все мои земляки, всё еврейское население местечка, все убитые немецкими фашистами. Убиты мужчины, женщины и дети за то, что они были евреями. И если судьбою мне предназначено выжить, то пощады фашистам от меня не будет.

СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ

Моей маме Кейле, сестричкам Михле, Хае, Нехаме и Рохле, а также всем землякам местечка Любань, убитым немецко-фашистскими извергами. Вот имена погибших:

Ленинская улица:

Кнель Кейля + 4 детей = 5 человек

Менделева Дора + 2 детей = 3

Пукин Залмон + жена и 2 детей = 4

Шейнкман Лейбе + жена + 2 детей= 4

Гуревич Смерул – 1 человек

Гринберг Цивье +4 детей = 5

Кацнельсон Ицек + жена = 2

Левин Ёсел + жена = 2

Петриковский Борух + жена + 2 детей = 4

Каплан Бася = 1

Крапцон Семён + жена + 3 детей + сестра = 6

Сурпин Веня = 1

Кустанович Мотл + жена + 1 ребёнок = 3

Лишиц Ита + 3 детей = 4

Кацнельсон Хася = 1

Речин Гелер + жена = 2

Подлипская Хая + 2 детей = 3

Львович Зимул +1 реб. = 2

Левин Алтер + жена + 1 реб. = 3

Пукин Лейзер + жена + 2 детей = 4

Стрелец Сахне + жена = 2

Бискин Арье + жена + 3 детей = 5

Кузнецов Исроел + жена +1 реб. = 3

Каплан Сара + муж + сестра = 3

Молин Рахмеел + жена + 1 реб = 3

Гельфанд Исроэл + жена + 3 детей + зять = 6

Гельфанд Алкона + жена + 1 реб = 3

Маслан Берко + жена + 1 реб = 3

Шкляр Яков + жена = 2

Розенберг Идл + жена = 2

Кустанович Алтер + жена + 3 детей = 5

Бискин Хайсоре = 1

Голдин Орке + жена + 2 детей = 4

Левин Рахул = 1

Кацнельсон Авраам + жена + 1 реб = 3

Хана-Рива + 2 детей = 3

Файтул + 2 детей = 3

Бабицки + жена = 2

Кунцман + жена + мать = 3

Шейнкман Хая + 3 детей = 4

Каплан Лейбл + жена + 3 детей = 5

Каценельсон Бадане = 1

Молин Арче + жена + 3 детей = 5

Каплан Тайбул + жена + 2 детей = 4

Гарчикова Песя + сестра = 2

Меклер Сара = 1

Речин Ита = 1

Гарачиков Мойсей + жена + 2 детей = 4

Советская улица

Бабицки + жена + 3 детей = 5

Гарачиков Эля + жена + 1 реб = 3

Кавалерчик Сара + детей = 3

Кустанович Неше + 1 реб = 2

Росман Алконя + жена +1 реб = 3

Росман Айзик + жена + 1 реб = 3

Рейзенсон Эля + жена + 2 детей = 3

Лифшиц Хайсоре + 1 реб = 2

Кацнельсон Шолем + жена = 2

Бискин Слава +1 реб = 2

Подлипски Яков + жена = 2

Кацнельсон Злата = 1

Пимштейн Мотл + 2 детей = 3

Кравцов Меер + жена +1 реб = 3

Зубаровская Добба + 3 детей = 4

Рудштейнов + жена + 1 реб = 3

Церлина + сестра + 2 племянника = 4

Кустанович Сара +2 детей +1 внук = 4

Терушкин Гирш + жена + 1 реб =3

Трейчанский Рувель + жена = 2

Эпштейн Гирш + жена = 2

Кустанович Юдас = 1

Кацнельсон Алтер + жена = 2

Гарачиков Лейзер + жена = 2

Шепиловский Яков + дочь + зять + 2 детей = 5

Фишман Юдель + жена + внук = 3

Гарачикова Хая +1 реб = 2

Крапцон Семён + жена + 3 детей = 5

Комисар Берко + жена + 3 детей = 5

Кантор Бадана + муж + 2 детей = 4

Духан Бейле + 3 детей = 4

Каплан Пойма = 1

Росин Лейба + жена + 2 детей = 4

Шкляр Муша + 1 реб = 2

Эпштейн Хаим+жена + брат + 3 детей = 6

Кустанович Нехе + жена + 1 реб = 2

Ковалерчик Гена + 2 детей = 3

Росман Рива + 3 детей = 4

Бецер + жена + 3 детей = 5

Стрелец Лейзер + жена +2 детей = 4

Лифшиц Липа = 1

Лифшиц Яков + жена + 1 реб = 3

Кустанович Довид + жена + 2 детей = 4

Цырин Ирсул + жена = 2

Танхалевич Исрол + жена + 2 детей = 4

Кустанович Тамара + 3 детей = 4

Смелкинская Итка = 1

Новая улица

Финкельштейн + жена = 2

Цимес + жена = 2

Польские беженцы = 12 человек

Интернациональная улица

Каплан Айзик + жена = 2

Яхнюк Хана + 3 детей = 4

Яхнюк Цире + 1 реб = 2

Цирлин Пеше + 3 детей = 4

Слабодник + жена = 2

Львович Хаим + жена = 2

Духан Мера +2 детей = 3

Кушнер Бройне + 2 детей = 3

Кустанович Либе + 1 реб = 2

Сейне Лее и Алтер = 2

Кацнельсон Вульф + жена + 3 детей = 5

Гуревич Фрида + муж+ 1 реб = 3

Львович Муля + жена + 2 детей = 4

Росин Яков + жена + 2 детей = 4

Бляхер Матля + 2 детей = 3

Львович Ара + жена + 3 детей = 5

Асовская Слава + 2 детей = 3

Эпштейн Феня +2 детей = 3

Нозик Ошер + жена + 1 реб = 3

Кулаковский Ицко + жена = 2

Меклер Хана + 2 детей = 3

Кустанович Элконе + Эстер-Малка = 2

Кацнельсон Фаля + дочь Сара + зять + 2 детей = 5

Кустанович Фейга + племянница + 2 детей = 4

Разанский Вульф + жена + 1 реб. = 3

Грозовский Гершун + жена + 2 детей = 4

Камисар Нахама + 2 детей = 3 Левин Авраам + жена = 2

Гринберг Герц + жена = 2

Вальсамаха Лиза + 2 детей = 3

Лунин Ицхак + жена + сестра + 2 детей = 4

Росин Элконе + жена+ 2 детей = 4

Росин Авраам + жена + 2 детей = 4

Цирлин Хена+ сестра +1 реб. = 3

Кроник Берко + жена +1 реб. = 3

Мигдалович Бася + 1 реб = 2

Корыш Фрида + 4 детей = 5

Леиперт Брохе + 2 детей = 3

Кикоин Хаим + жена + 1 реб. = 3

Кацнельсон Ицхок + жена = 2

Терушкин Гесул + жена = 2

Кунцер Лейба + жена + 1 реб = 3

Стрелец Голда + 3 детей = 4

Бискин Гдалья + жена + 3 детей = 5

Кацнельсон Авраам + жена + 2 детей = 4

Подлипски Рахмеил + жена + 2 детей = 4

Марголин Завул + жена + 2 детей = 4

Белер Сымен + жена + 3 детей = 5

Росин Яков + 1 реб. = 2

Эпштейн Нова + 2 детей = 3

Молин Шолым + жена + 3 детей =5

Калининская улица

Фегунберг Яков  + жена = 2

Молин Борух + невестка + 3 детей = 5

Розанская Сара + 4 детей = 5

Кустанович Дина + 3 детей = 4

Гонкин Нафтале + жена + 1 реб = 3

Гершман Алконе + жена + 1 реб. = 3

Корыш Мойше +жена + 2 детей = 4

Узденски Меир + жена + 2 детей = 4

Рейзенсон Финне + 3 детей = 4

Аксельбанд Рува + жена +2 детей = 4

Кустанович Яков + жена + 1 реб. = 3

Пушкинская улица

Маслан Алтер + жена + 2 детей = 4

Росин Стиес + жена + 1 реб. = 3

Подлипская Ася = 1

Шейнкман Шмерул + жена + 2 детей = 4

Первомайская улица

Кацнельсон Двоша +1 реб. = 2

Кустанович Гирш + жена + 3 детей = 5

Лифшиц Роше + 3 детей = 4

Речин Хаим + жена + 2 детей = 4

Смелькинсон Хая = 1

Хинич Довид + жена + 2 детей = 4

Стрелец Авраам + жена + 2 детей = 4

Стралец Матля = 1

Кацнельсон Михул + жена + 2 детей = 4

Каплан Эля + жена + 1 реб. = 3

Циркел Ципа = 1

Подлипски Шмуля + жена = 2

Шапиро Вульф + жена = 2

Эпштейн Люба + 2 детей = 3

Шапиро Нехаме + 1 реб. = 2

Шапиро Беньямин + жена+ 2 детей = 4

Львович Нехаме = 1

Кустанович Хася + 2 детей = 3

Кустанович Берко + жена = 2

Росман Хана + 3 детей = 4

Слободник Лейба +жена + 2 детей = 4

Песецки Мойсей +жена + 2 детей = 4

Львовича Лёва + жена + 2 детей = 4

Малый Залман + жена + 3 детей = 5

Цырлин Хаим + жена + 3 детей = 5

Слабодник Берко + жена + 2 детей = 4

Подлипская Малка + 2 детей = 3

Больничная улица

Эпштейн Меер + жена + 2 детей = 4

Кацнельсон Бася + 1 реб. = 2

Львович Бейле + мать + 2 детей = 4

Зубовски Яков + жена + 2 детей = 4

Ковалерчик Гревня + жена = 4 детей = 6

Мас Хава = 4 детей = 5

Ковалерчик Авраам + жена + 2 детей = 4

Ковалерчик Хася = 1

Смелкинская Галя + 2 детей = 3

Смелкинская Хася + 3 детей = 4

Смелькинский Арон + жена + 1 реб. = 3

Яхнюк Залман + жена + 2 детей = 4

Лельчук Сара + 1 реб. = 2

Стрелец + жена = 2

Кузьмич Шмуэл + жена = 1 реб. = 3

Чкаловская улица

Зеликман Сима + 2 детей = 3

Шапиро Самуил + сестра = 2

Шейнкман Сроль + жена + 2 детей = 4

Гарадецкая Сейне = 1

Каплан Бадане +2 детей = 3

Красноармейская улица

Хинич Лейба + жена = 2

Кустанович Тема + 2 детей = 3

Вечеребина + отец + мать + 2 детей = 5

Росин Роза + 2 детей = 3

Мандель Сахна + сын с женой + 2 детей = 5

Лифшиц Моисей +жена = 2

Львович Эстер + муж + 1 реб. = 3

Львович Берко = 1

Каплан Хаим-Ошер + жена + 3 детей = 5

Кунцер Хаим + жена + 2 детей = 4

Речин Фрума + 2 детей = 4

Каплан Исроэл + жена + 3 детей = 5

Гольдштейн Нехаме + 2 детей = 3

Каплан Сара = 1

Кустанович Элька + 1 реб = 2

Росин Юдка + жена = 2

Кустанович Мера + 1 реб. = 2

Кесельман Бася = 1

Рудштейн Гитул + 4 детей = 5

Духон Нахим + жена + 3 детей = 5

Розанская + 2 детей = 3

Пимштейн Мотул + жена + 2 детей= 4

Пейсахович Лиза + 3 детей = 4

Терушкин Хася + мать = 2

Львович Симхе + жена + брат = 3

Глускин Схарья + жена + 4 детей = 6

Гольдберг Мендель + жена + 4 детей = 6

Рожанская +7 детей = 8

Погосткин Мойсей + жена = 2

Гольштейн Ава + жена + 1 реб. = 3

Эпштейн Арче + жена + 2 детей = 4

Хемес (дочь) =1

Всего убито немецкофашистскими извергами в местечке Любань в 1941 году безо всякой вины стариков, женщин и детей 852 человека.

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ВАМ, НАШИ ДОРОГИЕ РОДНЫЕ БЛИЗКИЕ, НАШИ ЗЕМЛЯКИ. И ПУСТЬ ОНА БУДЕТ БЛАГОСЛОВЕННА!

Памятник на месте уничтожения евреев Любанского гетто 4.12.1941 г.

Установил памятник Давид Комиссаров с надписью:

«Погибшим советским гражданам».

Глава

О том, как сложилась дальнейшая судьба Владимира Луковского, я узнал, когда работал над этой книгой, из информации в Любанской районной книге «Память». Вот эта запись:

«Было солнечное воскресное утро. Только людей это не радовало, уже было известно, что началась война. Во второй половине дня 22 июня в Доме культуры началось собрание жителей района. Ученикам старших классов поручили следить за обстановкой, за подозрительными посторонними людьми, за небом.

После собрания на площади состоялся митинг. Военком объявил о всеобщей мобилизации. Многие жители Любани стали записываться добровольцами в Красную армию. Из тех, кто по возрасту не подходил для мобилиза-ции и из молодёжи допризывного возраста сформировали истребительный отряд.

Многие школьники старших классов стали его бойцами, в том числе Владимир Луковский, Болеслав Куркевич, Андрей Ременчик, Владимир Низки и многие другие. На базе истребительного отряда в г. Любани была создана подпольная организация. В её состав входили Володя Луковский и Болеслав Куркевич – руководители организации, Володя и Константин Ременчики, Яков и Валентина Шаплыко и другие. Они поддерживали связь с командованием партизанского отряда М.М. Розова, передавали сведения о численности немецкого гарнизона в Любани, добывали пропуска. Владимир Ременчик по приказу командования партизанского отряда вступил в полицию, что помогало подпольщикам в выполнении многих боевых задач. Члены подпольной организации оказывали помощь раненым красноармейцам и командирам Красной Армии. Активную помощь подпольщики оказывали в подготовке операции по разгрому немецко-полицейского гарнизона в Любани в ночь с 6 на 7 ноября 1941 года.

Весной 1942 года руководители подпольной организации в Любани Владимир Луковский и Болеслав Куркевич были арестованы и после жестоких пыток расстреляны. Многие подпольщики влились в ряды партизанских отрядов».

Владимир Луковский – руководитель молодёжной подпольной организации в Любани в 1941 году.

(автор этой книги получил от него ориентировку, благодаря ему нашёл партизанский отряд).

Памятный камень, установленный в центре Любани в сквере, где покоится прах погибших Луковского Владимира и Куркевича Болеслава.

Итак, я продолжаю своё повествование. Любань осталась позади, продолжая путь по дороге, я старался не потерять её из вида, так как началась метель, пошёл большой мокрый снег, дорогу замело. Когда рассвело, я оказался в лесу, никакой дороги не было видно. Продвигаясь по лесу, я увидел впереди человека в крестьянской одежде, который собирал дрова, хворост. Я остановился, не зная, что это за человек – друг или враг. Он тоже увидел меня и первым подал голос: «подходи, не бойся меня». Я подошёл, он спросил, откуда я, потом говорит: «пойдёшь со мной, мой дом через реку на краю, немцы и полицаи в пяти километрах отсюда». Я доверился ему и не ошибся. В доме, куда я с ним зашёл, никого не было. Он посадил меня за стол, поставил большую сковородку с блинами, миску со сметаной, сказал, чтобы я лез на печь, согрелся и постарался уснуть. «А потом вечером я разбужу тебя и скажу, куда и как дальше идти.

Уговаривать меня не пришлось, тем более, что с начала войны я не ел такого, как в этом доме, в глаза не видел такой еды. Звали этого белорусского крестьянина Михась, а его маленькая деревушка называлась Куценка. На печи я хорошо согрелся и хорошо поспал. Вечером Михась разбудил меня, опять посадил за стол с прежним угощением и объяснил: перейти речку, идти всё время вдоль речки, а когда увижу мост – к нему не подходить, за мостом находится деревня Калиновка, где могут быть и немцы, и полицаи, но могут быть и партизаны. Точно так и говорил мне Владимир Луковский.

Поблагодарив Михася, я отправился в путь. Иду вдоль реки, темнеет, впереди метров за пятьсот вижу мост, на мосту группа людей. Разобрать кто это, полицаи или партизаны не могу, пошёл в обратную сторону. В мою сторону раздались винтовочные выстрелы, я побежал, обернулся и увидел, что за мной бегут два человека. Стемнело уже хорошо, увидел я несколько стогов сена и залез в первый стог, постарался углубиться в него, затаился. Преследователи мои пробежали мимо, через некоторое время они вернулись и направились в сторону моста. Я вылез из своего укрытия и пошёл влево от реки, углубился в лес километра на два, потом повернул направо и вышел на заснеженную дорогу, которая вела через лес. По намеченному маршруту мне надо идти налево по дороге примерно 15 км. Потом должен быть совхоз Барриков, где, возможно, я уже встречу партизан.

Но от немцев я уходил из Любани ночью, а явиться в населённый пункт, где могут быть партизаны, я считал более удобным в дневное время. Перейдя дорогу, я углубился в лес, нашёл столетнее дерево с большим дуплом, залез в это дупло, оно было мне по росту, там я стоя стал дожидаться рассвета. Ночную тишину нарушал только вой волков, которых, наверное, тоже война напугала. Я видел их на расстоянии 200 м. от меня. Впервые увидел, какие у них зелёные глаза, как они светятся ночью. У меня было такое ощущение, что они меня не тронут, страха я не испытывал. Ночь прошла, рассвет наступил, вышел я из лесу, пошёл по дороге. Через несколько километров лес закончился, дальше дорога шла полем с обеих сторон от неё. Было понятно, что случайная встреча на этой дороге с полицаями или немцами к добру не приведёт, но выбора не было, надо идти. Пройдя несколько километров, я увидел, что навстречу мне движется запряжённая двумя лошадьми телега, в ней – люди. Я пошёл в сторону от дороги, быстрым шагом влево, удалился метров на пятьдесят, услышал окрик: «Эй, стоять!» Но я не остановился и пошёл дальше, раздалась автоматная очередь, пули просвистели над головой, автоматически я упал на землю, покрытую снегом. Лежу и думаю: «вот и кончилось моё везение, и наступил мой конец». Слышу шаги, громкий голос: «встать, чего разлёгся!» Встал, увидел человека в кожанке с немецким автоматом. Командует: «вперёд!». Он повёл меня к подводе, на которой сидело ещё 3 человека, все с немецкими автоматами. Подойдя к ним, я понял, что это не полицаи, так как у них на рукавах не было белах повязок с надписью «полиция», которые есть у полицаев. Внимательно осматривает меня, спрашивает, почему не остановился, когда крикнули. Отвечаю:

Не слышал.

Куда идёшь?

К партизанам.

Они переглянулись, чуть-чуть усмехнулись, такого нахальства или смелости они от меня не ожидали. Спросили, откуда я иду. Я ответил, что 4 декабря в Любани ликвидировали гетто, моя мать и четыре сестры погибли… Мне сказали:

Иди прямо по дороге, никуда не сворачивай, ни влево, ни вправо, потом найдёшь, кого надо.

Погода была морозная, пошёл обильный, сухой снег. Пройдя примерно ещё десятка полтора километров, вдали увидел строения, приблизился и вдруг, как из-под земли появился человек с винтовкой в руке, который шёл навстречу мне. Там же неподалёку я увидел в окопе ещё одного человека за ручным пулемётом.

Стой! Кто такой? Куда путь держишь?

Рассказываю, кто я, откуда иду, куда иду – в партизаны. Такого ответа они от меня тоже не ожидали. «Так-так, пошли со мной!» Подошли к зданию. Вывеска на стене «Дирекция совхоза «Барриков». На крыльце часовой, вызвали начальника повыше, опять те же расспросы, зашли в одну из комнат, где уже находилось два человека, сказали:

«ожидай здесь, никуда не уходить». Через некоторое время в комнату зашла молодая, красивая девушка, лет 25, не больше. Представилась: «Я – Секретарь Слуцкого под-польного горкома партии, фамилию не назвала, я с вами познакомлюсь, затем с вами будет разговаривать командир отряда Комаров.

Вначале она знакомится с двумя мужчинами, которые уже находились в комнате до меня. Оба евреи, бежали из гетто, один учитель из Слуцка, второй журналист из Бобруйска. Затем подошла моя очередь.

Сколько тебе лет?

Отвечаю, что через 3 месяца, в марте 1942 года будет пятнадцать.

С тобой будет проблема, в отряд по возрасту могут тебя не взять. Тогда сделаем так: запишем тебя на два года старше, будут спрашивать, скажешь, что семнадцать.

Так я стал на два года старше, вместо 1927 года рождения, родился по-новому в 1925 году. Дальше, все, кто вступают в отряд, должны поменять фамилии и имя. Учитель из Слуцка взял фамилию Михайлов, журналист из Бобруйска назвался фамилией Емельянов.

А какую фамилию ты хочешь взять?

Я ответил – Зиновьев. Но секретарь Слуцкого горкома партии говорит: Зиновьев не годится, так как это был троцкист, враг народа. Я дам тебе фамилию. Будешь Григорьев Женя. Так, я 10 декабря 1941 года до 14 июля 1944 года в партизанском отряде я был Григорьев Женя. После всего этого наша красивая девушка повела нас троих к командиру партизанского отряда Комарову. Заходим в просторную комнату, увидел человека с усами, как у Чапаева, широкоплечего, подпоясанного ремнём с портупеей, на ремне – маузер. Он предложил нам сесть на скамейку, осмотрел нас всех, очень внимательно смотрит на меня, спрашивает, сколько мне лет. Отвечаю, что семнадцать. Моим ответом командир отряда остался доволен. (Впоследствии я уже знал, что настоящая фамилия командира отряда Корж Василий Захарович).

Далее мы услышали: «Слушайте внимательно – вы зачисляетесь бойцами в партизанский отряд, отныне личной жизни у вас не будет, подчиняться во всём своим командирам и беспрекословно выполнять все приказы, за невыполнение приказов – наказание по законам военного времени. Сейчас вы получите первое задание, которое вам объяснит помощник начальника штаба». Далее нам всем троим выдали винтовки, патроны к ним, мы вышли во двор, где уже стояли запряжённые сани, помощник начальника штаба и мы сели в них и поехали. После часовой езды в глубокий лес мы остановились у хорошо замаскированной землянки.

Эта землянка была полностью загружена свиными и говяжьими тушами. От замначальника штаба мы получили приказ: охранять эту землянку до тех пор, пока за нами не приедут. Приехали за нами 25 декабря 1941 года, забрали нас и всё содержимое землянки, в которой мы пробыли две недели.

Приехали в деревню Загалье, это в пяти километрах от совхоза Барриков, где остановился отряд Комарова. Нас распределили на постой по домам. Я получил задание: встречать партизан, возвращающихся с заданий, размещать их по домам, в каждый дом – по два человека, им должна быть обеспечена горячая еда. На постой я определился в крайний дом деревни, все партизаны возвращались мимо этого дома, мне было удобно встречать их. Однажды вечером, встречая группу партизан, я увидел в этой группе редактора Любанской районной газеты Костюковца, в дом которого перед уходом из Любани я заходил. Чутьё меня не обмануло, такой человек не мог быть предателем, и его место было только в партизанском отряде. Я ему всё рассказал, что виделся с его женой, он был рад получить весточку от родных.

В деревне Загалье мы простояли весь январь 1942 года, партизаны привыкли, что я их обеспечивал постоем на жильё и горячим питанием, меня стали называть не иначе, чем Женя Комендант. И это прозвище за мной сохранилось до 1 июля 1944 года, до соединения с действующей армией. Ко мне обращались не по партизанской фамилии Григорьев, а всегда Женя Комендант.

 
Опубликовано 14.02.2017  13:30