КЕЭ, том 10, кол. 387–389 |
ШУЛЬМАН, семья еврейских деятелей культуры и искусства.
Борух Лейб Шульман (1870, местечко Калинковичи, Минская губерния, – 1963, Львов), кантор (см. Хаззан), певец (тенор). Внук К. Шульмана. Родился в семье учителя, организовавшего в местечке вместо хедера школу с дополнительным преподаванием русского языка, математики и других светских предметов. Его отец также выступал в синагоге в качестве кантора в сопровождении организованного им хора, в котором с детства пел Шульман. После окончания в 1883 г. школы Шульман работал пекарем, сапожником, кузнецом, лесорубом. В 1896 г. переехал в Одессу, работал на табачной фабрике и начал заниматься вокалом у Д. Менотти. Вскоре поступил в хор Одесского оперного театра, а позже в хор кантора Э. З. Разумного (1864–1904) в одесской Большой (так называемой Шалашной) синагоге, стал солистом хора, а затем вторым кантором. По рекомендации итальянских вокалистов во главе с М. Батистини община города направила Шульмана в Милан к А. Борджи, у которого Шульман учился до 1904 г., когда после смерти Э. З. Разумного был назначен главным кантором Большой синагоги. До 1917 г. Шульман сочетал канторскую службу с концертными выступлениями, называя их «еврейскими духовными и оперными концертами», в которых первые отделения были составлены из оперных арий, а вторые — из фрагментов еврейской литургии. В тот период Шульман стал одним из известнейших канторов Российской империи, выступая с успехом в Варшаве, Вильне (см. Вильнюс), Кишинёве, Херсоне, Киеве и других городах. В 1910 г. Шульман совершил гастрольное турне по Европе (Берлин, Вена, Лондон), а в 1914 г. — по США. В 1917 г., во время выступлений Шульмана в главной синагоге Петербурга, состоялось его знакомство с Ф. Шаляпиным, высоко оценившим голос и исполнительское мастерство кантора.
В 1919 г. здание Большой синагоги было разрушено, служба в других одесских синагогах была запрещена властями. Переезжая из города в город, Шульман иногда выступал в синагогах с концертами. В 1926 г. Шульман получил приглашение стать кантором в Лондонской синагоге, однако по просьбе детей отказался от него. В 1935–46 гг. жил в Москве. Во время 2-й мировой войны в эвакуации Шульман пел в синагоге города Фрунзе. С 1946 г. жил во Львове, был кантором местной синагоги вплоть до ее закрытия в 1961 г.
Зиновий Шульман (1904, Одесса, – 1977, Москва), певец (тенор), сын Боруха Лейба Шульмана. Окончил Одесскую гимназию, учился пению у артиста Одесского оперного театра В. Селявина, затем по его совету поехал для продолжения учебы в Москву, где выступал в самодеятельности и занимался вокалом у Д. Горина. Начал выступать в 1923 г., в 1924 г. совершил первую гастрольную поездку в составе бригады профсоюза работников искусства (Рабис) на Украину. Первый сольный концерт Зиновий Шульман дал в Одессе в марте 1925 г., включив в программу еврейские песни и романсы. В 1929 г. прошел конкурс перед комиссией во главе с секретарем Рабиса Ф. Коном (1864–1941) и был включен в группу молодых певцов, направляемых для завершения образования в Италию; впоследствии поездка была отменена. Зиновий Шульман учился в Государственном институте театрального искусства на музыкально-драматическом отделении (окончил в 1934 г.).
В 1934–35 гг. был солистом Оперного театра имени К. Станиславского (ныне Музыкальный театр имени К. Станиславского и В. Немировича-Данченко). С 1935 г. Зиновий Шульман посвятил свою жизнь исключительно собиранию и исполнению еврейских песен, включая в программы также оперные арии, которые исполнял на идиш. В программах Зиновия Шульмана звучали песни на слова еврейских поэтов, в том числе П. Маркиша, И. Фефера, Ш. Галкина на музыку (или в обработке) еврейских композиторов М. Вайнберга, Л. Когана, З. Компанейца, Л. Пульвера и других.
В 1939 г. он стал лауреатом первого Всесоюзного конкурса артистов эстрады (Москва). Во время войны Зиновий Шульман много выступал в концертных бригадах на фронте и в госпиталях, а также в четырех концертах в Москве, организованных Еврейским антифашистским комитетом. Он был чрезвычайно популярен у публики, в том числе и нееврейской. В 1948 г. на концерте Зиновия Шульмана в Москве присутствовала Голда Меир (тогда посол Израиля в СССР), а через несколько дней после этого по ее просьбе он исполнил в Московской хоральной синагоге каддиш и Эль мале рахамим (см. Хазкарат нешамот) по жертвам Катастрофы.
В 1949 г. после концерта в Кисловодске Зиновий Шульман был арестован. На закрытом судебном заседании в Киеве его обвинили в еврейском национализме и осудили на десять лет лишения свободы. В 1956 г. был реабилитирован, возвратился в Москву и возобновил концертную деятельность. Участвовал в постановках Московского еврейского драматического ансамбля (см. Театр. История еврейского театра. Еврейский театр в Советском Союзе (1954–91) и посткоммунистической России. Московский еврейский драматический ансамбль), исполнял еврейские народные песни. В последние годы занимался преподаванием, издал «Сборник еврейских песен из репертуара Зиновия Шульмана» (М., 1973), воспоминания «Живи, моя песня. Записки певца» (частично опубликованы в журналах «Советиш Геймланд» /1969/ и «Дружба народов» /1969/). В 1997 г. Зиновию Шульману в Израиле было посмертно присвоено звание асир Цион (узник Сиона).
Натан Шульман (псевдоним Владимир Донато; 1906, Одесса, – 1983, Киев), пианист, сын Боруха Лейба Шульмана. Окончил Одесскую музыкальную школу имени П. Столярского и Московскую консерваторию по классу А. Гольденвейзера (1875–1961). Известный концертмейстер, работал с вокалистами: выступал в концертах с Л. Собиновым, С. Лемешевым, М. Александровичем и другими. Был главным концертмейстером Киевского театра оперы и балета.
Михаил Шульман (1908, Одесса, – 1993, Тель-Авив), актер и театрально-концертный администратор. Сын Боруха Лейба Шульмана. Окончил студию В. Мейерхольда. Первый директор Краснознаменного ансамбля песни и пляски имени А. Александрова. После гастролей ансамбля в Париже в 1937 г. был арестован, освобожден в 1947 г. и вскоре арестован вторично. Работал в концертных организациях. В 1972 г. уехал в Израиль. Автор книг воспоминаний «Бутырский декамерон. Моя жизнь в новеллах» (Т.-А., 1979), «Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?» (Т.-А., 1987).
Симона Шульман (1910, Одесса, – 1948, Москва), журналистка, дочь Боруха Лейба Шульмана. Член редколлегии газеты «Вечерняя Москва».
Семейный альбом
Начатая Вами акция – сделать страницы журнала “Мишпоха” местом встречи людей, носящих фамилию Шульман, мне очень интересна. В Израиле, я думаю, проживают сотни наших однофамильцев, в одном только городе Реховоте, согласно телефонной книге, несколько десятков.
Сейчас я пишу книгу о своем отце – известном еврейском певце Зиновии Шульмане. Естественно, что в книге будет уделено много внимания нашей родословной. Она заслуживает того! А биографии своего прапрадеда Калмана Шульмана я собираюсь посвятить целую главу будущей книги.
Семья писателей, просветителей, музыкантов В “Еврейской энциклопедии”, вышедшей в Санкт-Петербурге в 1913 году под редакцией доктора Л. Каценельсона, Калману Шульману посвящена статья. Из нее можно узнать, что видный писатель эпохи просвещения родился в городе Старый Быхов. Несколько лет провел в знаменитой на весь еврейский мир – Воложинской иешиве. Затем изучал раввинскую литературу в Вильно, под руководством раввина Израиля Гинзбурга (Заречьера). Именно там, в Вильно – Литовском Иерусалиме – Калман примкнул к местному кружку маскилим. Так называли поборников светского знания, которое они стремились распространить среди евреев при помощи литературы. Особенно близко подружился Калман Шульман с поэтом Михой Иосифом Лебенсоном. Об этом человеке стоит рассказать подробнее. Писал он на иврите. В отрочестве освоил русский, немецкий, французский и польский языки. Много занимался переводами и перевел на иврит вторую книгу “Энеиды” Вергилия, “Лесной царь” Гёте, стихи других поэтов. В Берлине слушал лекции Шеллинга. Калман, как и его друг Лебенсон, питал романтическую любовь к библейскому языку. Он был прекрасным стилистом. И, безусловно, смелым человеком. Представляете, какое впечатление произвел его перевод на иврит романа Эжена Сю “Тайны Парижа”. А для еврейской молодежи, которая училась в иешивах и была воспитана на сухой схоластике, этот роман явился откровением. Он разбудил интерес к внешнему миру. Оказывается, за стенами синагоги бушевали страсти, о которых они и не подозревали. Книга стала манить их в загадочную, неведомую даль. И как это ни странно, но перевод бульварного романа сыграл свою культурно-просветительскую роль. |
Сам прекрасный актер и певец, он рассказал о своем впечатлении Шаляпину, и тот захотел познакомиться с кантором Борухом Шульманом. Встреча состоялась в доме Шаляпина. Вначале пел хозяин – потом гость. Он пел из синагогального репертуара, а потом, по просьбе Федора Ивановича, арию Манрико из оперы Верди “Трубадур”. Шаляпин был в восторге от его голоса и исполнения. Посетовал на несостоявшуюся оперную карьеру, подарил на память свой портрет с дарственной надписью, который как реликвия хранится в семье кантора в Израиле. От дедушки мой отец унаследовал красивый голос (лирико-драматический тенор). Дед был его первым учителем и готовил к карьере кантора. Но революция 1917 года нарушила планы. Советская власть стала притеснять служителей культа. Шалашная синагога сгорела дотла, никто даже не пытался погасить пожар. Власть требовала, чтобы кантор Шульман прекратил отправление служб в синагогах. Он не соглашался, переезжал с семьей из города в город. В конце концов его лишили гражданских прав. В семье моего деда было шестеро детей: три сына и три дочери. Все дети были музыкальны. Старший сын, Зиновий, стал певцом, средний – Натан окончил с отличием Московскую Государственную консерваторию по классу профессора А.Б. Гольденвейзера. Он был прекрасным пианистом-аккомпаниатором, работал с такими выдающимися певцами, как Л.В. Собинов,С.Я. Лемешев, Б. Гмыря. Много лет он был главным концертмейстером Киевской оперы. Иногда выступал с братом Зиновием, и этот дуэт вызывал неизменный восторг у публики. Младший брат – Михаил, окончил театральную студию В.Ю. Мейерхольда, впоследствии стал первым директором Краснознаменного ансамбля песни и пляски им. Александрова. Их младшая сестра Симона стала журналисткой. Она работала в газете “Вечерняя Москва”. Писала репортажи об эпопее челюскинцев и папанинцев. (Впоследствии один из первых летчиков – Героев Советского Союза Иван Тимофеевич Спирин стал ее мужем). В 1924 году состоялась первая гастрольная поездка Зиновия Шульмана; в программе – романсы, оперные арии и еврейские народные песни. Но необходимо было настоящее музыкальное образование. И зимой 1920 года с направлением Одесского отдела народного образования Зиновий приехал в Москву в Главискусство Наркомпроса. Он выступал перед комиссией под председательством Феликса Кона, исполнял арии из опер “Тоска” Пуччини, “Дочь Кардинала” Галеви, “Трубадур” Верди. Папа рассказывал, что был потрясен, когда услышал решение комиссии: “Включить З. Шульмана в число молодых певцов, направляемых для завершения вокального образования в Италию. Но, увы, через несколько дней поступило указание об отмене впредь поездок в Италию. И в виде исключения среди года отец был направлен в ГИТИС, где стал учиться на вокально-драматическом отделении. Его педагогом по вокалу стал известный в свое время тенор Роман Исидорович Чаров. По окончании учебы он был принят по конкурсу в Оперный театр им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко. Его оперная карьера складывалась блестяще, ему поручают ведущие теноровые партии. Но заложенная с детства любовь к еврейской музыке и песне берут вверх в его сердце. В 1935 году он покидает театр и посвящает свою жизнь сбору и исполнению еврейских песен. Часто он включает в программу и оперные арии, которые исполняет на языке идиш. В его программе было много песен на слова известных еврейских поэтов: П. Маркиша, И. Фефера, С. Галкина на музыку (или в обработке) композитора М. Вайнберга, А. Когана, З. Компанейца и других. Во время войны Зиновий Шульман в концертных бригадах посещает фронтовые части и госпитали. Буквально за одну неделю он подготовил программу, составленную из советских песен и песен народов СССР. Он дал ряд концертов в фонд обороны. Четыре концерта в Москве в 1943-1944 гг. были организованы Еврейским антифашистским комитетом. Соломон Михайлович Михоэлс выступал на них со вступительным словом. В 1948 году во время пребывания посла Государства Израиль Голды Меир в Москве состоялся концерт Зиновия Шульмана. Она с сотрудниками посольства была на концерте и передала ему с благодарностью корзину цветов. Через несколько дней певец по просьбе посла исполнял в главной московской синагоге поминальную молитву по погибшим от рук фашистов миллионам евреев. Между Зиновием Шульманом и Голдой Меир установились теплые, почти дружеские отношения. Певец был необычайно популярен. Концертные залы были всегда переполнены. Многие почитатели его таланта, ныне живущие в Израиле, вспоминают, что на его концерты в Москве и Колонном зале Дома Союзов даже с билетом трудно было пройти, и порядок зачастую обеспечивала конная милиция. После одного из таких концертов летом 1949 года в Кисловодске, когда в зале еще звучали овации, а на сцену летели букеты цветов, за кулисы к артисту явились сотрудники службы безопасности и объявили ему, что он арестован. Во фраке и лаковых туфлях певец был отправлен в “столыпинском вагоне” в Киев. Узнав, что отец находится во внутренней тюрьме МГБ Украины, я, его пятнадцатилетняя дочь, привезла ему из Львова передачу, которую у меня с удовольствием приняли. Однако через 15-20 минут ее вернули, заявив, что Шульман “не хочет” ее принять… Лишь после освобождения отца я узнала, что он в это время объявил голодовку, пытался вскрыть себе вены, добиваясь встречи с прокурором. Следствие велось с применением к певцу всего арсенала моральных унижений и издевательств, его били и мучили пыткой круглосуточных допросов без сна. Следователи хотели создать “групповое дело”. Особенно настаивали на наличии у него личных контактов с еврейским певцом М. Александровичем. З. Шульман говорил, что не знаком с ним и никогда не встречался, хотя у них было несколько личных встреч. Он охотно делился с ним своим репертуаром еврейских народных песен. На закрытом судебном заседании (“тройка”) Зиновий Шульман был объявлен еврейским националистом, врагом народа и приговорен к 10 годам лагерей срочного режима. Так жертвой геноцида, проводимого сталинским режимом против еврейского народа, стал еще один ее выдающийся деятель. Непосильный физический труд в Карагандинских лагерях подорвал его здоровье. На лесоповале в сорокаградусные морозы он искалечил руку. Но и в этих нечеловеческих условиях он оставался певцом, в редкие минуты отдыха вокруг него собирались друзья по несчастью, и он пел для них еврейские песни. А в Иом-Киппур он даже отваживался, рискуя жизнью, петь молитвы. Когда его старый отец по “каналам лагерной связи” узнал о тяжелой болезни сына, он отважился написать письмо начальнику Управления Карагандинских лагерей. Старый кантор с присущим ему чувством юмора и нарочитой наивностью писал: “Я впервые слышу, чтобы от пения можно было искалечить руку…”. Он прислал афишу и отзывы прессы о концертах сына. К удивлению, письмо помогло. Зэка Шульмана вызвал начальник лагеря и поручил ему ежедневно носить воду и мыть огромный клуб с полом из неструганых досок, топить печи, а главное, организовать самодеятельность и хор, который потом прогремит на всех “соревнованиях” между лагерями. Пожалуй, это письмо отца спасло его от смерти, так как весил он тогда всего 50 килограммов. В 1957 году Зиновий Шульман был реабилитирован. Еврейская культура в СССР к тому времени, по сути, перестала существовать. Он на три-четыре года возобновляет концертную деятельность, но для этого уже нет ни сил, ни условий. Последние годы жизни певец посвятил тому, чтобы передать свой громадный опыт молодым исполнителям, которые приезжали к нему в Москву за еврейскими песнями. Он отдает им много времени и душевных сил. Он издает “Сборник еврейских песен из репертуара Зиновия Шульмана”. Туда вошли народные песни, песни еврейских композиторов, а также песни, написанные им самим. О своем жизненном и творческом пути Зиновий Шульман пишет воспоминания “Живи, моя песня”. В эти годы, вплоть до 1967 года, пока СССР не разорвал дипломатические отношения с Израилем, отец был частым гостем в посольстве Израиля. Его приглашали на торжественные приемы и национальные праздники. Там он иногда пел. После каждого из таких посещений он приносил домой новую пластинку с записями пения лучших канторов мира. Эти “матанот” ему вручали от имени Голды Меир. У отца собралась уникальная для СССР коллекция пластинок еврейского литургического пения. Друзья отца – артисты, музыканты бывали у него в гостях и слушали эти пластинки. Среди них знаменитый тенор Иван Семенович Козловский. Он с восторгом слушал канторское пение, которое считается сложнейшим для вокалистов. Когда в 1969 году Зиновий Шульман тяжело заболел, премьер-министр Израиля Голда Меир поручила послать для него лекарства, но они не дошли до адресата. А в это время известные деятели искусства (среди них Иван Семенович Козловский, Леонид Утесов, Сергей Лемешев – всего 20 подписей) обратились с письмом к министру здравоохранения с просьбой закупить для Зиновия Шульмана лекарство в США. В 1977 году Зиновий Борисович Шульман умер, но память о выдающемся еврейском певце живет в его песнях. Жанна Марковская-Шульман
|
Журнал Мишпоха
№ 6 (6) 2000 год
КЕЭ, том 8, кол. 922–923 | |
Обновлено: | 05.11.2005 |
ТЕЛЕ́СИН Зяма (Залман; Зиновий Львович; 1907, Калинковичи, Минская губерния, – 1996, Иерусалим), еврейский поэт. Писал на идиш. Родился в многодетной семье ремесленника, посещал хедер (до его закрытия властями), затем работал с отцом жестянщиком-кровельщиком, овладев в совершенстве профессией. В 1929 г. уехал в Москву, поступил на еврейское отделение литературного факультета Московского государственного педагогического института имени А. Бубнова (окончил в 1935 г.). Вместе с женой, поэтессой Рахелью Баумволь, выпускницей того же отделения, был направлен в Минск, работал редактором государственного издательства и публиковал свои стихи в еврейской прессе. В Минске вышли в свет первые два поэтических сборника — «Ойф майн эйгенер эрд» («На родной земле», 1939) и «Лидер ун поэмен» («Стихи и поэмы», 1941). В годы 2-й мировой войны Телесин добровольно пошел на фронт рядовым и был демобилизован в конце 1945 г. (после тяжелой контузии) в звании капитана.
В послевоенные годы Телесин жил в Москве. Две его стихотворные книги были изданы на идиш — «Ойф дер лихтигер велт» («В светлом мире», М., 1957) и «Ойф майне ахраес» («На мою ответственность», М., 1968). В Москве вышли также на русском языке два сборника переводов его стихотворений — «Глубокие корни» (1957) и «Близко к сердцу» (1965), и в «Детгизе» — пять иллюстрированных детских книг. Стихи Телесина переводили такие известные поэты, как М. Светлов, Я. Козловский (1921–2001), Юлия Нейман (1907–94), Аделина Адалис (1900–81), Татьяна Спендиарова и другие, а также жена и сын (см. ниже).
Первые же публикации Телесина показали, что в еврейскую литературу пришел самобытный поэт, отлично владеющий народным языком, который звучал в доме его родителей в Белоруссии. В лирике видное место занимали пейзажи Полесья, в бытовых зарисовках — обычаи и нравы людей местечка. В еврейской поэзии он был мастером образного, поэтического описания труда; персонажи его ранних стихотворений — кузнец, плотник, печник, швея, сапожник.
В 1971 г. Телесин с женой репатриировались в Израиль. Выезду предшествовали обыски, преследования и запугивания со стороны властей, связанные, главным образом, с правозащитной и диссидентской деятельностью сына (см. ниже).
В Израиле вышли стихотворные сборники Телесина: «Гевейн фун зикорн» («Плач памяти», 1972), «Комец алеф — о» (фраза, с которой начиналось изучение еврейской азбуки, 1980), «Дер вег фунем фойгл» («Путь птицы», 1976), «Дос ниселе вос файфт» («Свистящий орешек», 1992), что свидетельствовало о новом творческом подъеме поэта. Сохранив присущие ему элементы народной поэзии (простота и ясность мысли, афористичность, задушевность, тонкий юмор), Телесин обогатил свой поэтический язык звучными рифмующимися сочетаниями славянизмов и гебраизмов. Появились стихи, посвященные близким друзьям, погибшим в застенках КГБ, — еврейским поэтам. Галерея героев войны с нацистами пополнилась образами борцов Израиля, к пейзажам Полесья органически прибавились одухотворенные пейзажи Иерусалима, Изреельской долины, Негева. Некоторые израильские стихи Телесина положены на музыку (в частности, композитором Ц. Х. Пайкиным) и звучат на концертах и по радио.
Телесин — лауреат самой престижной в литературе на идиш премии имени И. Мангера (1990), награжден также премией Союза еврейских писателей и журналистов (1979), премией «Кдошей Люблин» (1972) и др.
Юлиус Телесин (родился в 1933 г., Москва), сын Телесина, математик, шахматист и поэт-переводчик. В 1960-е гг. — видный диссидент (см. Самиздат. Участие евреев в общем самиздате). С 1970 г. — в Израиле. Автор книг на русском языке: «Тысяча и один советский политический анекдот» (1986, США), «Теория комбинаций» (шахматный учебник, Иер., 1992).
ЕВРЕЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА И ПУБЛИЦИСТИКА > На языке идиш
Владимир Винокур
Владимир Натанович Винокур – актер, певец, юморист, народный артист России. Родился 31 марта 1948 года в городе Курске.
С ранних лет Володе нравилось петь. Увидев тягу мальчика к сцене, мать записала его в хор Дома пионеров. Брат – Винокур Борис Натанович (1944г.рожд.), инженер-строитель, предприниматель, вице-президент крупной фирмы. Приведу также отрывки из другого интервью В. Винокура
– Мой папа родился и вырос в Белоруссии, в местечке Калинковичи – это в Гомельской области. Мама – на Украине, в Кривом Роге. У отца были простые родители: моя бабушка была домохозяйка, а дед работал слесарем на Путиловском заводе. Дед – участник первой мировой войны, почти неграмотный, но с мозгом министра. Расписывался почти крестиком. Есть такие люди, одаренные умом политического деятеля международного класса. Второй дедушка, мамин отец, был артистом еврейского театра, очень талантливый был человек, комедийный актер, пел хорошо. Бабушка тоже играла в театре, она была травести – исполнительница мальчиковых ролей.
Простые родители отца и интеллигентные родители мамы дружили. Их связывало одно – принадлежность к нации, традиции. Мои родители и бабушка с дедушкой, чтобы скрыть что-то от детей, говорили на идише. В Израиле многие старики говорят на идише, а на иврите говорит новое поколение. В России евреи ассимилированы и язык знают понаслышке. Татары, украинцы, калмыки, белорусы, все народы Кавказа сохраняют язык и письменность, но у евреев так не сложилось. Хотя была когда-то в Биробиджане создана автономия, но это выдуманное все, я бывал там много раз, это просто блеф. Понимаете, если бы в свое время были школы, где изучали бы родной язык, историю, может быть, что-то сохранили бы. Сегодня пришло время, когда открылись частные школы, где дети учат иврит, но их все равно очень мало. Конечно, я жалею, что не знаю языка. Что-то понимаю, но это больше из-за того, что когда-то в школе учил немецкий. Брату повезло больше, он воспитывался, когда прабабушка еще жива была, она была набожная женщина, читала Тору, молилась. А наш отец был коммунист, но не по принадлежности, а как бы… по духу. Я хочу сказать, что мы огульно осудили коммунистическое движение, а в коммунизме было что-то такое. Простые труженики верили в какие-то идеалы, они были честны, хотя бы по отношению друг к другу и к окружающим. Тогда не было коррупции, воровства, которое сегодня есть. Отец всю жизнь был руководителем огромного предприятия, где было несколько заводов. Он всегда боялся служебную дачу взять или лишний раз вызвать служебную машину, говорил, что это неудобно. Это были люди с совестью. У верующих людей всегда так, только одни верят в Б-га, другие – в идеалы. Нельзя обвинять прошлое поколение, они были составной частью огромной страны. Им досталась жуткая доля – разруха, войны и стройки – больше ничего, они не успели пожить. Отец умер шесть лет назад, а маме первого января будет 80 лет, она жизнерадостная такая девушка и очень оптимистично настроенная. Я не перестаю удивляться, глядя на нее. Не могу сказать, что она соблюдает все еврейские праздники и ходит в синагогу, но она смотрит все телевизионные программы на эту тему, хорошо знает историю народа. Она преподавала русский и литературу у меня в школе, была у меня классным руководителем, моей учительницей. Отец был учителем по жизни, мог дать совет в любой трудной ситуации. Он был очень мудрый, эрудированный человек, дружил со всеми моими ребятами. Мои друзья: Лещенко, Кобзон, Розенбаум – все ходили к нему, как к мудрому ребе. Они говорили: “Пойдем к Натанчику, посоветуемся”. Даже сейчас, когда я еду на кладбище и кто-то из них знает, то едут со мной, чтобы еще раз поклониться человеку, который им почти заменил отца. Например, Иосиф рано лишился отца, у Левы есть отец, но моего отца он считал вторым отцом. Отец знал идиш, знал иврит, говорил свободно по-немецки, хорошо знал философию, архитектуру, прекрасно рисовал. Я как-то случайно познакомил их с Сашей Шиловым. Саша сказал: “Мне нужен такой библейский образ”, – и упросил меня, чтобы я с отцом провел переговоры о портрете. Отец согласился, и портрет получился “один к одному” – http://www.sem40.ru/famous2/m721.shtml |