Мікалай Дзядок пра «дзядуху» / Николай Дедок про «дедовщину»

(Перевод с белорусского см. ниже)

Мікалай Дзядок

Дзедаўшчына ў нашых сэрцах

(сайт газеты «Новы Час», 18.11.2017)

Cярод прычын жахлівага здарэння ў Печах называюць розныя: невыкананне статуту, разбэшчанасць камандзіраў, савецкія армейскія традыцыі, невялікія заробкі вайскоўцаў… Але, без гвалту войска няма, яно на ім пабудаванае і з яго складаецца. І на мой погляд, самая істотная прычына трагедыі не гучыць…

Выпадак у Печах абурыў усю Беларусь. Праблема дзедаўшчыны, зрэшты, выпаўзла — дакладней, яна была прымусова выцягнутая вонкі незалежнымі журналістамі і праваабаронцамі. Афіцыйныя асобы — ажно да кіраўніка краіны — мусілі рэагаваць. У байнэце загучалі самыя розныя меркаванні аб тым, у чым прычына дзедаўшчыны і гвалту ў арміі. Часцей за ўсё называліся мізэрныя заробкі афіцэраў, нізкі прэстыж вайсковай службы, і, канешне, усюдыісная савецкая спадчына.

Але ўсё вышэй пералічанае, гэтаксама, як і сама дзедаўшчына, — толькі наступствы, а ніяк не прычыны.

Найперш шчырае здзіўленне ў мяне выклікае абурэнне з нагоды таго, што «ў арміі чыніцца гвалт». А што такое армія? Хіба не апарат інстытуцыяналізаванага гвалту? Хіба не для гвалту (яго найбольш выразнай формы — забойства) армія была створаная? Ад прымусовай дысцыпліны і іерархіі (якая апрыёры ёсць гвалтам над свабоднай воляй асобы) да ўрокаў рукапашнага бою, ад штык-нажоў да аўтаматаў, кулямётаў, танкаў і ракет — армія пабудаваная на ідэалізацыі і няспыннай практыцы гвалту. Без гвалту войска няма, яно на ім пабудаванае і з яго складаецца.

У ідэале, канешне, гвалт гэты мусіць быць скіраваны на абарончыя мэты, супраць ворагаў дзяржавы, для таго, каб адстаяць суверэнітэт краіны. Але ж ва ўстанове, якая прасякнутая гвалтоўнымі сімваламі і ідэямі зверху да нізу, гэты джын непазбежна будзе вырывацца з бутэлькі і праяўляцца не толькі там, дзе, згодна з жаданнямі генералаў, ён мусіць быць. Таму нічога дзіўнага, што ў інстытуцыі, дзе падаўленне чалавека чалавекам (ва ўсіх формах) узведзенае ў прынцып і норму, яно абарочваецца не супраць нейкага гіпатэтычнага знешняга ворага, а супраць любога бліжняга, які не можа пастаяць за сябе.

Па-другое, чамусьці ўсе забываюцца, што войска (хоць і з’яўляецца закрытай структурай, аднак жа яно не ізаляванае, не прыляцела да нас з Месяца) — такая ж частка грамадства, як нашы школы, дзіцячыя сады, заводы і турмы. І ўсе сацыяльныя адносіны ў арміі фарміруюцца тымі людзьмі, што побач з намі. Прасцей кажучы, якія мы, беларусы, — такое і войска. «Дзяды», якія збіваюць духаў, гвалтуюць іх і вымагаюць грошы, афіцэры, якія заплюшчваюць на гэта вочы, а то і самі ўдзельнічаюць у здзеках, духі, якія трываюць год, а потым самі робяцца дзядамі і «адрываюцца» ўжо на навічках — усе яны выгадаваныя на каштоўнасцях, маралі і прынцыпах нашага грамадства. Грамадства, у якім падпарадкаванне — норма, а бунт — выключэнне, канфармізм — норма, а прынцыповасць — выключэнне, баязлівае «мая хата з краю» — норма, а смеласць — выключэнне.

Таму змяніць войска як інстытуцыю немагчыма, не змяніўшы ўсё грамадства, яго маральныя ўстаноўкі і схемы функцыянавання. Калі ва ўчорашніх падлеткаў, якія прыходзяць у армію, у галовах дамінуюць турэмныя каштоўнасці, шчыльна перамяшаныя з культам «бабла», калі іерархія ва ўсіх сферах жыцця застаецца стрыжнем грамадства і яго адзінай парадыгмай — не варта чакаць, што ў арміі будзе інакш. Пакуль будзе так — усе гучныя начальніцкія загады, «жэстачайшыя» нарады ў міністраў і Статуты вайсковай службы будуць заставацца фармальнасцю, пад ілжывай вокладкай якой будзе працягвацца ўсё тое, што было і раней.

Аднак, безумоўна, у сілу сваёй спецыфікі любая ўзброеная група людзей мае патрэбу ў дысцыпліне і іерархіі, а тым больш армія. Логіка ўзброенага канфлікту дыктуе свае правілы: вертыкальнае прыняцце рашэнняў (бо яно больш хуткае), безумоўнае падпарадкаванне (бо праз яго дасягаецца зладжанасць дзеянняў) і ім падобныя. Аднак практыка будавання ўзброеных сілаў у іншых краінах паказвае, што нават у іх да пэўнай ступені прымянімыя прынцыпы дэмакратызму, роўнасці і павагі да асобы. Адны з самых эфектыўных армій свету, Швейцарыі і Ізраіля, пабудаваныя паводле міліцэйскага тыпу.

У першай апрыёры лічыцца, што грамадзянін атаясамлівае сябе з краінай, і таму будзе яе зацятым абаронцам. Кожны швейцарац, які адслужыў у войску, атрымлівае зброю ды трымае яе дома. А таксама перыядычна праходзіць вайсковыя зборы, у якіх удзельнічаюць разам будаўнік і дырэктар фірмы, настаўнік і бізнесмен, афіцыянт і топ-менеджар.

Аналагічна ў арміі Ізраіля, якая вырасла з партызанскіх атрадаў, што змагаліся супраць англійскага каланіяльнага ладу. Апрача таго, што вайсковая служба ў краіне з’яўляецца абавязкам, ад якога не прынята ўнікаць, гэта армія, якая няспынна ваюе. Армія, у якой афіцэры і салдаты звяртаюцца адзін да аднаго наўпрост, без усялякага «разрешите обратиться», спрачаюцца між сабой, разам жывуць і разам ядуць. У вайсковых зборах на аднолькавых умовах — без усялякіх прывілеяў — удзельнічаюць людзі ўсіх сацыяльных слаёў і ўзроўняў дастатку.

У вышэй прыведзеных прыкладаў ёсць прынцыповыя агульныя рысы: яны пабудаваныя на дэцэнтралізацыі (максімальнай аўтаномнасці воінскіх падраздзяленняў) і рэгулярным доступе насельніцтва да зброі. Само сабой, што абодва гэтыя прынцыпы — страшны сон для беларускіх уладаў. Уявіць, што падначалены можа спрачацца з начальнікам, а дзяржапарат больш не мае манаполіі на зброю — такое ў прынцыпе немагчыма для менталітэту тых, хто намі кіруе. Зрэшты, як і для нашага. Бо швейцарская армія развівалася ў межах індывідуалістычнай пратэстанцкай культуры, якая заўсёды заахвочвала прыватную ініцыятыву і самастойнасць у супрацьвагу патэрналізму і цэнтралізацыі. Ізраільская — пад моцным уплывам сацыялістаў і анархістаў, якія прыязджалі з Еўропы ў пачатку XX стагоддзя, каб рэалізоўваць на Святой зямлі свае сацыяльныя эксперыменты.

Дзяўчаты з арміі Ізраіля

Ці трэба казаць, што ў абодвух выпадках ні пра якую дзедаўшчыну не можа ісці і гаворкі?

Не хацелася б ідэалізаваць ніякую ўзброеную структуру, бо, як я ўжо пісаў вышэй, нічога добрага ў гвалце над чалавекам няма. Але, лічу, будзе добра, калі замест простых адказаў на пытанне пра тое, чаму ў закрытых установах нашай краіны адбываецца пекла, мы будзем глядзець углыб і разумець, што для вырашэння сістэмных праблем грамадства (а дзедаўшчына менавіта такой і з’яўляецца) зменяцца мусяць не толькі законы і ўзроўні заробкаў, але і ўся сацыяльна-палітычная рэчаіснасць, у якой мы жывём.

Перевод на русский (ред. belisrael.info):

Николай Дедок

Дедовщина в наших сердцах

Причины жуткого происшествия в Печах называют разные: неисполнение устава, развращённость командиров, советские армейские традиции, небольшое жалованье военных… Но без насилия армии нет, она на нём построена и из него складывается. И, на мой взгляд, самая существенная причина трагедии не звучит…

Случай в Печах возмутил всю Беларусь. Проблема дедовщины выползла на свет – точнее, она была принудительно вытянута наружу независимыми журналистами и правозащитниками. Официальные лица – вплоть до руководителя страны – должны были реагировать. В байнете зазвучали самые разные мнения о том, в чём причина дедовщины и насилия в армии. Чаще всего назывались мизерные заработки офицеров, низкий престиж военной службы и, конечно, вездесущее советское наследие.

Но всё вышеперечисленное, как и сама дедовщина, – лишь последствия, а никак не причины.

Прежде всего, искреннее удивление у меня вызывает возмущение из-за того, что «в армии устраивается насилие». А что такое армия? Разве не аппарат институциализированного насилия? Разве не для насилия (его самой выразительной формы – убийства) армия была создана? От принудительной дисциплины и иерархии (которая априори является насилием над свободной волей личности) до уроков рукопашного боя, от штык-ножей и автоматов, пулемётов, танков и ракет – армия построена на идеализации и безостановочной практике насилия. Без насилия армии нет, она на нём построена и из него складывается.

В идеале, конечно, насилие это должно быть направлено на оборонительные цели, против врагов государства, для того, чтобы отстоять суверенитет страны. Но в учреждении, проникнутой символами и идеями насилия сверху донизу, этот джинн неизбежно будет вырываться из бутылки и проявляться не только там, где, согласно желаниям генералов, он должен быть. Поэтому ничего удивительного, что в институции, где подавление человека человеком (во всех формах) возведено в принцип и норму, оно оборачивается не против какого-то гипотетического внешнего врага, а против любого ближнего, который не может постоять за себя.

Во-вторых, почему-то все забывают, что армия (она хоть и является закрытой структурой, но не изолированной, она не прилетела к нам с Луны) – такая же часть общества, как наши школы, детские сады, заводы и тюрьмы. И все социальные отношения в армии формируются теми людьми, что рядом с нами. Проще говоря, какие мы, белорусы, – такое и войско. «Деды», которые избивают «духов», подвергают их насилию и вымогают деньги, офицеры, которые закрывают на это глаза, а то и сами участвуют в издевательствах, «духи», которые выдерживают год, а потом сами становятся «дедами» и отрываются уже на новичках – все они выращены на ценностях, морали и принципах нашего общества. Общества, в котором подчинение – норма, а бунт – исключение, конформизм – норма, а принципиальность – исключение, боязливое «моя хата с краю» – норма, а смелость – исключение.

Поэтому изменить армию как институцию невозможно, не изменив всё общество, его моральные установки и схемы функционирования. Если у вчерашних подростков, которые приходят в армию, в головах доминируют тюремные ценности, тесно перемешанные с культом «бабла», если иерархия во всех сферах жизни остаётся стержнем общества и его единственной парадигмой – не следует ждать, что в армии будет иначе. Пока будет так – все громкие начальственные приказы, «жесточайшие» совещания у министров и Уставы войсковой службы будут оставаться формальностью, под лживой обёрткой которой будет продолжаться всё то, что было и раньше.

Однако, безусловно, в силу своей специфики любая вооружённая группа людей нуждается в дисциплине и иерархии, а тем более – армия. Логика вооружённого конфликта диктует свои правила: вертикальное принятие решений (т. к. оно более быстрое), безусловное подчинение (т. к. благодаря ему достигается слаженность действий) и им подобные. Но практика построения вооружённых сил в других странах показывает, что даже в них до некоторой степени применимы принципы демократизма, равенства и уважения к личности. Одни из самых эффективных армий мира, Швейцарии и Израиля, построены по милицейскому типу.

В первой априори считается, что гражданин отождествляет себя со страной, и поэтому будет её рьяным защитником. Каждый швейцарец, отслуживший в армии, получает оружие и держит его дома. А также периодически проходит военные сборы, в которых участвуют вместе строитель и директор фирмы, учитель и бизнесмен, официант и топ-менеджер.

Аналогично в армии Израиля, которая выросла из партизанских отрядов, боровшихся против английского колониального порядка. Кроме того, что военная служба в стране является обязанностью, от которой не принято уклоняться, это армия, которая беспрестанно воюет. Армия, в которой офицеры и солдаты обращаются друг к другу напрямик, без всякого «разрешить обратиться», спорят между собой, вместе живут и вместе едят. В военных сборах на одинаковых условиях – безо всяких привилегий – участвуют люди всех социальных слоёв и уровней достатка.

У вышеприведенных примеров есть принципиальные общие черты: они построены на децентрализации (максимальной автономности воинских подразделений) и регулярном доступе населения к оружию. Само собой, что оба эти принципа – страшный сон для белорусских властей. Представить себе, что подчинённый может спорить с начальником, а госаппарат больше не имеет монополии на оружие – такое в принципе невозможно для менталитета тех, кто нами руководит. Ибо швейцарская армия развивалась в рамках индивидуалистической протестантской культуры, которая всегда поощряла частную инициативу и самостоятельность в противовес патернализму и централизации. Израильская – под сильным влиянием социалистов и анархистов, которые приезжали из Европы с начала ХХ века, чтобы реализовывать на Святой земле свои социальные эксперименты.

Девушки из армии обороны Израиля

Нужно ли говорить, что в обоих случаях ни о какой дедовщине не может быть и речи?

Не хотелось бы идеализировать никакую вооружённую структуру, ибо, как я уже писал выше, ничего хорошего в насилии над человеком нет. Но, считаю, будет хорошо, если вместо простых ответов на вопрос о том, почему в закрытых учреждениях нашей страны происходит ад, мы будем смотреть вглубь и понимать, что для решения системных проблем общества (а дедовщина именно такой и является) изменяться должны не только законы и уровни заработков, но и вся социально-политическая действительность, в которой мы живём.

Опубликовано 19.11.2017  17:30