Monthly Archives: July 2018

Вернісаж Меерa Аксельродa ў Мінску

ПАВЕДАМЛЕННЕ ДЛЯ ПРЭСЫ

(перевод на русский язык ниже; см. также заметку здесь)

6 жніўня 2018 года а 17.00 Дзяржаўны літаратурны музей Янкі Купалы запрашае на вернісаж “Меер Аксельрод. Кніжная графіка”.

Меер Аксельрод (1902–1970) – жывапісец, графік, тэатральны мастак – нарадзіўся ў Маладзечна. Яркі дэбют адбыўся ў 1921 годзе – 36 работ Меер Аксельрод прадставіў на выстаўцы беларускіх мастакоў у Мінску і быў запрошаны вучыцца на факультэце графікі Вышэйшых мастацка-тэхнічных майстэрань (ВХУТЕМАС) у Маскве. Быў сябрам таварыства “Чатыры мастацтвы”, на выстаўках у Маскве і Ленінградзе прадставіў работы з серыі “Мястэчка”, створаныя падчас штогадовых паездак на Беларусь. У 1920–1930-х Меер Аксельрод выкладае малюнак, афармляе спектаклі ў дзяржаўных яўрэйскіх тэатрах Масквы, Кіева, Мінска. Яго работы адлюстроўваюць трагізм двух сусветных войнаў, абліччы пісьменнікаў, мастакоў, акцёраў, краявіды і шматграннасць штодзённага жыцця.

Сёння звыш тысячы работ Меера Аксельрода знаходзяцца ў калекцыях васьмідзесяці музеяў свету. У Год малой радзімы творчая спадчына мастака вяртаецца да беларускіх аматараў выяўленчага мастацтва.

Упершыню на выстаўцы ў Мінску будуць прадстаўлены творы Меера Аксельрода ў галіне кніжнай графікі, якія зберагаюцца нашчадкамі мастака. 85 ілюстрацый да кніг Янкі Купалы, Змітрака Бядулі, Якуба Коласа, Ізі Харыка, Зэліка Аксельрода, Нояха Лур’е, Рыўкі Рубінай, Праспэра Мэрымэ створаны ў рознай тэхніцы ў 1920–1960-х гадах.

Падарункам аматарам гісторыі стануць замалёўкі даўняга Мінска 1920-х гадоў – часу росквіту беларускай і яўрэйскай культур, калі на вуліцах горада ў плыні гаворак чуўся выразны струмень ідышу; часу, калі братоў Зэліка, Меера і Залмана Аксельродаў звязвала з Янкам Купалам творчае сяброўства і захапленне паэзіяй, мастацтвам, праца ў Беларускім дзяржаўным выдавецтве.

Падчас вернісажу адбудзецца творчая сустрэча з арганізатарам выстаўкі – мастаком Міхаілам Яхілевічам, першым настаўнікам якога стаў яго дзед, Меер Аксельрод. Адновіць атмасферу сяброўскіх сустрэч гучанне папулярных тады песень на ідыш і ў беларускім перакладзе, якія заспяваюць і дапамогуць развучыць Алесь Камоцкі і Аляксей Жбанаў.

Выстаўка арганізавана пры падтрымцы Пасольства Дзяржавы Ізраіль у Рэспубліцы Беларусь, Іудзейскага рэлігійнага аб’яднання ў Рэспубліцы Беларусь і дабрачыннай фундацыі Genesis Philanthropy Group.

Выстаўка “Меер Аксельрод. Кніжная графіка” працуе з 7 па 25 жніўня 2018 года.

 

Работы М. М. Аксельрода з «беларускімі матывамі»

___________________________________________________________________________________________________

СООБЩЕНИЕ ДЛЯ ПРЕССЫ

(перевёл с белорусского В. Р.)

6 августа 2018 года в 17.00 Государственный литературный музей Янки Купалы приглашает на вернисаж «Меер Аксельрод. Книжная графика».

Меер Аксельрод (1902–1970) – живописец, график, театральный художник – родился в Молодечно. Яркий дебют состоялся в 1921 году – 36 работ Меер Аксельрод показал на выставке белорусских художников в Минске и был приглашён учиться на факультете графики Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС) в Москве. Входил в объединение «Четыре искусства», на выставках в Москве и Ленинграде представлял работы из серии «Местечко», созданные во время ежегодных поездок в Беларусь. В 1920–1930-х Меер Аксельрод преподаёт рисунок, оформляет спектакли в еврейских театрах (ГосЕТах) Москвы, Киева, Минска. Его работы отражают трагизм двух мировых войн, облики писателей, художников, актёров, пейзажи; передают многогранность повседневной жизни.

Сегодня более тысячи работ Меера Аксельрода находятся в коллекциях восьмидесяти музеев мира. В Год малой родины творческое наследие художника возвращается к белорусским любителям изобразительного искусства.

Впервые на выставке в Минске будут представлены произведения Меера Аксельрода в области книжной графики, которые сберегаются потомками художника. 85 иллюстраций к книгам Янки Купалы, Змитрока Бядули, Якуба Коласа, Изи Харика, Зелика Аксельрода, Ноаха Лурье, Ривки Рубиной, Проспера Мериме созданы в разной технике в 1920–1960-х годах.

Подарком для любителей истории станут зарисовки старого Минска 1920-х годов – времени, когда на улицах города в потоке речей слышалась отчётливая струя идиша; времени, когда братьев Зелика, Меера и Залмана Аксельродов связывала с Янкой Купалой творческая дружба и увлечение поэзией, работа в Белорусском государственном издательстве.

Во время вернисажа состоится творческая встреча с организатором выставки – художником Михаилом Яхилевичем, первым учителем которого стал его дед, Меер Аксельрод. Восстановит атмосферу дружеских встреч звучание популярных в ту пору песен на идише и в белорусском переводе, которые запоют и помогут разучить Алесь Камоцкий и Алексей Жбанов.

Выставка организована при поддержке Посольства Государства Израиль в Республике Беларусь, Иудейского религиозного объединения в Республике Беларусь и благотворительного фонда Genesis Philanthropy Group.

Выставка «Меер Аксельрод. Книжная графика» работает с 7 по 25 августа 2018 года.

* * *

Статья о М. Аксельроде на сайте Музея Марка Шагала

О художнике, его дочери и внуке – в журнале «Лехаим»

О выставке М. Аксельрода в галерее «Ковчег» (2008)

Опубликовано 31.07.2018  23:08

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (81)

Гіганцкі грыбны шалом! Ужо, бадай, дазволена «паглядам акінуць шлях» (С), зірнуць на вынікі месяца, а мо й не аднаго.

Канфлікт ля берага Курапатаў, дзе «найшла каса на камень», за два месяцы так і не завершаны – брава, айчынныя канфліктолагі ды ўсякія прочыя спін-дактары! Калі не памыляюся, то бакі ў апошнія тыдні адно радыкалізавалі свае пазіцыі, пачалі ўспрымаць процістаянне як «гульню з нулявой сумай». Зрэшты, ад пачатку года (гісторыя з падрыхтоўкай да святкавання Дня Волі) бачу, што рэпутацыі валяцца, бы тыя костачкі ў даміно.

Калі браць яўрэйскі аспект, тутэйшыя «юдафілы» спрэс намякаюць, што могуць і адключыць сваю талерантнасць да жыдоў яўрэяў… Гэткія сігналы пасылалі «палітыкіня» Таццяна С., якая ўгледзела ў сваёй ідэалагічнай апаненткі «зямліабетаваную знешнасць», «праваабаронца» Ганна Ш., якая, здаецца, не заўважыла кепскага ў наступнай рэпліцы свайго фрэнда пра М. Лісатовіч:

Яшчэ адзін выбітны (?) праваабаронца, экс-дэпутат ад БНФ Мікола А. прама напісаў, што антысемітызму ў вышэйпададзенай рэпліцы няма. Ну, калі сам А. так лічыць…

У прынцыпе, і публікацыя ў «першай беларускай газеце» інтэрв’ю з Рыгорам Абрамовічам належыць да гэтай катэгорыі. Матэрыял, па-першае, не высокапрафесійны, бо другасны адносна 79-й серыі «К&М». I калі ўжо «НН» зацікавілася меркаваннем «Грышы», то слушна было б апытаць таксама іншых, больш уплывовых людзей «зямліабетаванай знешнасці». Не адзін рабін у Мінску.

Па-другое, на nn.by была ўзнятая хваля, мякка кажучы, нелюбові да яўрэяў, асабліва ў каментах. Упэўнены, у рэдакцыі заранёў ведалі, куды ўсё паверне, але грошы/хайп руляць. Да канспіралогіі (версія пра загад «таварыша маёра») скочвацца не буду.

І яшчэ, як бы я ні ставіўся да плыні «прагрэсіўнага іудаізму» (а стаўлюся без энтузіязму), я ніколі не пайду шляхам ізраільца Барыса Д. Б., які на пацеху недасведчанай публіцы пасля публікацыі «НН» агулам абзываў прадстаўнікоў гэтай плыні «брахунамі, казламі, мярзотнікамі» і г. д. З такімі пяшчотнымі выразамі можна заваяваць хіба віртуальны, фэйсбучны аўтарытэт; мяне ж цікавіць рэальнасць, што не зводзіцца да балбатні ў піўнусе.

…Крыху шкада, што зусім адарваўся ад рэальнасці кандыдат на прэзідэнцкую пасаду 1994 г. Ён і раней часцяком лунаў у сваіх эмпірэях, але допіс ад 23.07.2018 – поўны фініш (маўляў, рэстаран служыць і расійскім дыверсантам, і сатаністам, і…). Дый як жа без рытарычных пытанняў ад эмігранта з 22-гадовым стажам: «Чаму Зайдэс [фронтмен рэстарана «Поедем поедим», грамадзянін РБ – В. Р.], прыехаўшы здалёк, не паважае нас? Чаму ён не назваў свой шынок скажам Пэйсаты-хол?»

Магу дапусціць, што спадар П. прэтэндуе на Шнобелеўскую прэмію, але – крыўдна, што ў тутэйшым палітыкуме доўжыцца гэткая гульня на паніжэнне. Нагадаю, летась з’явілася праграма пераўладкавання краіны «Вольная Беларусь». Пры ўсіх яго слабасцях, адзначаных і ў нашым серыяле, дакумент, у прынцыпе, мог бы стаць «пуцяводнай зоркай» для 5-10% грамадзян, пры дапамозе якіх пачаліся б рэальныя перамены. Але ўсё адбылося, як заўсёды: пасля колькіх прэзентацый праграму адкінулі ў архіў, дый народнага Руху «Вольная Беларусь», пра які ў сакавіку 2017 г. гучна заяўлялі не толькі Зянон Пазьняк, а і Юрась Беленькі з Сержам Папковым, не відно і не чутно. «Дэгрэсіямі аб таемнай дактрыне» З. П. і папулярнасць сваёй партыі заганяе ў межы статыстычнай хібнасці, і іншых апазіцыянераў апанентаў рэжыму цягне за сабою.

Маркотна стала і ад артыкула Таццяны Процькі на адну з маіх улюбёных тэм (тапаніміка Мінска) – гэткай ксенафобіяй ад яго тхне… Не падабаецца аўтарцы, што ў Мінску «Ёсць вуліцы Талстога (мяркую, што Льва, але не выключана таксама, што і ў гонар Аляксея), Тургенева, Дастаеўскага, Пушкіна, Лермантава, Някрасава, Чарнышэўскага, Ясеніна, Маякоўскага, а таксама Бялінскага, Грыбаедава, Кальцова, Караленкі, Нікіціна, Агарова, Адоеўскага, Серафімавіча, Майкова і іншых». Пра кароткую прывакзальную вуліцу Талстога, названую так у 1919 г. (вядома, у гонар Льва), інфа знаходзіцца ў сеціве за пару хвіляў – трэ’ было даўмецца прыпісаць яе існаванне злавеснаму «рускаму міру»!

Замінаюць спадарыні і вуліцы жывапісцаў «Айвазоўскага, Верашчагіна, Крамскога, Сурыкава, Фядотава, Шышкіна, Рэпіна». З яе артыкула вынікае, што зноўку «нашых крыўдзяць», бо ў Мінску нібыта няма вуліц імя тутэйшых мастакоў. Насамрэч не адзін год існуюць вуліцы Ваньковіча, Драздовіча, Орды, Рушчыца… Дый той жа Ілля Рэпін аб’ектыўна вельмі шмат зрабіў для беларускай культуры – напрыклад, у сваім Здраўнёве пад Віцебскам.

«Затое» Т. Процька заўважыла, што ў Мінску з’явілася «адмоўная» вуліца Гагарына («брудная, у прыватным сектары») – на Таццянін одум, так беларусы супраціўляюцца «рускаму свету» («Які свет, такое і ўшанаванне, такая і памяць»).

Замест дзелавой размовы – у Мінску сапраўды недастаткова ўшанаваныя некаторыя заслужаныя людзі, а многія тапонімы састарэлі – феерыя зласлівасці й дурноты… Нават не верыцца, што аўтарка мае званне кандыдата філасофскіх навук і шмат гадоў узначальвала беларускі Хельсінкскі камітэт. Хаця – у нашай пясочніцы ўсё магчыма.

Ілюстрацыя да матэрыяла Т. Процькі – амаль адзінае, што ў ім памыснага… На фота – шыльда ў Клецку.

Не дужа арыентуюцца ў тапаніміцы і «адказныя» супрацоўнікі гарадскіх службаў. Падзівіцеся хаця б на даведкі тутака, дзе «Их именам названы улицы» [sic]. Здаецца, у адміністрацыі Фрунзенскага раёна шчыра вераць, што вуліца Дамброўская на захадзе сталіцы названая ў гонар расійскага пісьменніка Юрыя Дамброўскага:

Пісьменнік-то выдатны, але тут ён ні пры чым… Вуліца атрымала імя ў гонар фальварка Дамброўка, тэрыторыя якога не так даўно ўвайшла ў межы Мінска. Гэтак жа называецца прылеглы жылы раён.

Адхланню для мяне ў гэтым мітуслівым месяцы (закон аб нацыянальным характары дзяржавы, прыняты ў Ізраілі 19.07.2018, падобна, толькі паглыбіў раскол у грамадстве, што б там ні вяшчаў Бібі) сталі гуманістычныя ідэі мастака Андрэя Дубініна наконт таго, як згадаць пра ахвяраў у Курапатах:

Калісьці мяне ўразілі сшыткі Сямёна Кірсанава, паэта, які як бы «дапісаў» паэтычныя зборы за сваіх (загінулых на вайне) сябраў, абапіраючыся на іх чарнавікі, тэмы і вобразы. Кожны «сшытак» так і азаглаўлены – прозвішчам забітага. Калі і прыдумана што зараз, то не мае значэння. Канцэпцыя для мяне была б такой – калі дажывем да архіваў НКУС, то там можна было б зрабіць кампазіцыйна – накшталт крамы ІКЭА, ты ідзеш праз макеты пакояў, дзе сапраўдныя, жывыя рэчы забітых, і калі там паэт – можаш хоць радком дапісаць яго магчымы верш, калі будаўнік – пагартаць яго кнігі і г.д. – каб супольна дажыць аднятае жыццё (мой дзед быў чыгуначнік, і я прыдумаў, што ў яго павінен быў быць гадзіннік – кішэнны, цыбуліна, каб ведаць дакладны час, і, здаецца, у архіве НКУС ён ляжыць). Узгадваецца яўрэйскі звычай – да хворага павінна (па чарзе і па магчымасці) прыйсці 120 чалавек, бо лічыцца, што адзін чалавек уносіць 1/120 частку хваробы.

Гэтыя адсечаныя памяць і жыццё ўвесь час шукаюць свайго ўвасаблення, гэта рэактар пагубленага часу…

Выдатны праект у бліжэйшыя месяцы не будзе рэалізаваны, і справа не толькі ў закрытасці архіваў 🙁 Летась «галоўны» сказаў паставіць сціплую каплічку, нешта такое і злепяць. Паведамлялася, што адзін варыянт з трох будзе выбраны 1 жніўня.

У ліпені пайшлі ў іншасвет дзве дамы, якія шмат гадоў уплывалі на яўрэйскае жыццё Мінска: канцэртмейстарка Лізавета Хаскіна, супрацоўніца «Хэсэда», былая вязніца гета Мая Крапіна… Барух даян а-эмет.

* * *

Канспектыўна пра пазітыўнае. К сярэдзіне ліпеня ў сеціве паказаўся доўгачаканы «габрэйскі» выпуск № 20 беларускага часопіса перакладной літаратуры «ПрайдзіСвет». З тэкстаў можна дазнацца нямала новага і пра яўрэйскае жыццё, і пра аўтараў, і пра перакладчыкаў, хоць сёе-тое публікавалася раней (у тым ліку на belisrael.info). Асобна хацеў бы парэкамендаваць жывыя яўрэйскія народныя апавяданні і жарты са збору Вульфа Сосенскага.

Спрэчным у выпуску выглядае хіба пераклад «Запаленых свечак» Бэлы Шагал, зроблены не з ідыша, а з нямецкай («копія з копіі»). Да таго ж, калі рэдакцыя піша: «мы хочам, каб у беларускай літаратуры зноў з’явіўся няхай і не надта моцны, але ўсё ж адчувальны габрэйскі акцэнт», то, па-мойму, грукае ў адчыненыя дзверы… «Не надта моцны» акцэнт ніколі не знікаў, нат пасля масавага выезду яўрэяў з Беларусі ў 1990-х гадах. Між іншага, на гэтую тэмку (яўрэі ў белліце) у ліпені выйшла і кніга канадскай прафесаркі Зіны Гімпелевіч «Тhe Portrayal of Jews in Modern Bielarusian Literature». Аж на 500 старонак.

Праз тыдзень у Капылі намячаецца ўсталяванне мемарыяльнай дошкі ў гонар «дзядулі яўрэйскай літаратуры» Мендэле Мойхер-Сфорыма. Варта дадаць, што вуліца Мендэле (дакладней, Абрамовіча – гэта сапраўднае прозвішча класіка) існуе ў Капылі з савецкіх часоў.

Новая, і даволі цікавая кніга пра Максіма Гарэцкага выйшла на пачатку года ў жыхара Ізраіля Уладзіміра Ліўшыца (дапамагла Горацкая сельгасакадэмія, дзе сп. Ліўшыц шмат гадоў працаваў). Скапіяваў фрагменцік пра Ізраіля Гарфінкеля:

Знакамітаму паэту і гісторыку літаратуры (да таго ж аўтару belisrael.info :)) прысвечана іншая манаграфія, падрыхтаваная доктаркай філалагічных навук, прафесаркай Ірынай Скарапанавай:

Скора Віктару 40. А гісторыку Льву Казлову, які пазалетась прыходзіў на імпрэзу В. Жыбуля, – ужо 80! Яшчэ з дзяцінства цаню казлоўскі гумар, яго кніжныя «музеи остроумия». Нядаўна адкрыў для сябе, што Леў Раманавіч не толькі спецыяліст па геаграфічных картах і выдавец, а яшчэ і любіцель рыфмаў.

З (адносна) свежай кнігі Л. Казлова, ён жа Плат. Гудовіч

У адзін з даждлівых мінскіх дзён прыйшла ў галаву думка: во каб Уладзіміру Караткевічу стварыць помнік на беразе Свіслачы, дзе пісьменнік cядзеў бы за лоўляй рыбкі… Ён жа гэты занятак любіў – і жывыя рыбакі да яго б прымошчваліся, і турысты. Падзяліўся думкай у фондзе культуры – пасмяяліся. Аднак во дзе ісцінная праўда ад Герцля: «калі захочаце, гэта не будзе казкай». І аршанскі дом, у якім Караткевіч жыў у першыя пасляваенныя гады (а працаваў і пазней), выкупіць-уратаваць ад зносу пакуль што магчыма.

Між іншага, Караткевіч разумеў ідыш. Яго старэйшая сястра Наталля Кучкоўская ўспамінала пра даваенную Оршу: «Зрэдку ў наш горад прыязджаў яўрэйскі тэатр. Паколькі яўрэйская мова гучала на аршанскіх вуліцах штодня, мы без перакладчыка спакойна глядзелі ўвесь рэпертуар, які складаўся паводле вядомых твораў Шолам-Алейхема: “Блукаючыя зоркі”, “Тэўе-малочнік”, “Хлопчык Мотл”, – і атрымоўвалі вялікую асалоду». Калі пакорпацца ў газетах канца 1930-х – пачатку 1940-х, то высветляцца, пэўна, і даты гастроляў, і тое, які там быў яўрэйскі тэатр (мінскі, маскоўскі, а можа, кіеўскі?).

 «Вольфаў цытатнік»

«Мне даспадобы займець свабоду / Пакуль свабода мяне не паймела» (Фёдар Жывалеўскі)

«Калі не кормяць сваіх паэтаў, / Кормяць паэтаў чужых» (Платон Гудовіч)

«Я люблю сваю краіну, але не жадаю разумець тое, што адбываецца ў сістэме кіравання дзяржавай. Сістэма настолькі прагніла знутры, што першая неабходнасць для яе – рабы, людзі, якія маюць вузкія навыкі і не імкнуцца да развіцця, адукацыі, самавызначэння» (Дзмітрый Заплешнікаў, «Мая псіхушка», 2016)

«У 1920-30-я гады дзяржава паводзіла сябе па-злачыннаму ў адносінах да людзей. Хеўра злачынцаў мучыла народ. Карыстаючыся тым, што яна можа называць сябе дзяржавай. І вядома, мала што з таго часу ментальна ў галовах людзей змянілася, таму што ў нас жа ніякага суда над гэтай хеўрай не было. У нас жа Нюрнберга не было» (Мікалай Сванідзэ, 27.07.2018)

«Мы знаходзімся пад уладай глабальных працэсаў, і ўсе гэтыя працэсы – па-за нашым кантролем. Калісьці свет рухаўся праз ідэалогіі і рэлігіі – у гэтым было яшчэ нешта чалавечае. Сёння ён падпарадкоўваецца грошам і тэхналогіям – у гэтым ужо значна менш чалавечага» (Павел Гельман, 25.07.2018).

Вольф Рубінчык, г. Мінск

29.07.2018

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 29.07.2018  23:59

***

Нагадваю, што ў сваёй аўтарскай серыі В. Рубінчык выказвае сваё асабістае меркаванне, якое не абавязкова ва ўсім супадае з рэдактарскiм.

***

Кароткі змест папярэдніх дзесяці серый

№ 80 (11.07.2018). Разгільдзяйства па-ізраільску. Праблемы з допускам турыстаў у Ізраіль, рэакцыя беларускіх чыноўнікаў і чытачоў tut.by. Няўзгодненасць дзеянняў ізраільскіх службаў як адна з прычын трагедый у Нахаль-Цафіт. Доўгажыхарства Нетаньягу ва ўладзе, думка пра тое, што ён “заседзеўся”. Яшчэ адзін “доўгажыхар” у Беларусі, 25 гадоў барацьбы супраць карупцыі з сумнеўнымі вынікамі. “Антыкарупцыйныя” курсы 2005 г. і адмоўны адбор у дзяржсістэме. Хітрыкі антыдармаедскіх дэкрэтаў. Пазітывы ў Кітаі, Віцебску, Барысаве, Бабруйску. Планы павесіць дошку памяці Ізраіля Басава ў Мсціславе. Новыя пераклады вершаў і прозы Майсея Кульбака. Прэзентацыя кнігі Клер Ле Фоль у Мінску, крытыка некаторых выказванняў даследчыцы. Пра тое, што ідэю дружбы яўрэяў і беларусаў стварыў не Бядуля. Калі быў пік яўрэйска-беларускіх палітычных дачыненняў? Роля Арона Вайнштэйна ў чатырохмоўі БССР.

№ 79 (02.07.2018). “Курапацкі вузел”, зацятасць абодвух бакоў. Кампрамісныя прапановы Міколы Арцюхова. Эвалюцыя Змітра Дашкевіча. Млявасць “яўрэйскай абшчыны”, факты 2000-х гадоў. Спрэчныя заявы Р. Абрамовіча і яго жонкі. Нязгода з тым, што беларускія яўрэі заслужылі гнілаватую “абшчыну”. Пра тое, што часам варта выносіць смецце з хаты. Як пашырыць “яўрэйскую прысутнасць” у тапонімах. Яўрэі ў назвах віцебскіх вуліц. Пра японскае і яўрэйскае кінцугі. Адстаўка С. Шапіры з пасады старшыні федэрацыі хакея; пажаданне вышэйшым чыноўнікам пайсці Шапіравым шляхам. Чалавек без маральных тармазоў на дзяржслужбе (факт плагіяту). Выстаўка “Беларускія яўрэі” ў Іўі.

№ 78 (19.06.2018). Як канфлікт вакол Курапатаў набыў этнічнае адценне. Атамізаванасць “яўрэйскай абшчыны” ў Беларусі, яе няздольнасць адказваць за ўчынкі асобных яўрэяў або ціснуць на “сусветную дыяспару”. Збор подпісаў у Ізраілі супраць “шынка на костках”. Дээтнізацыя канфлікту як выйсце. Патрэба ў парламенцкім расследаванні абрэзкі ахоўнай зоны ля Курапатаў. Віна чыноўнікаў. Кампанія “прамога дзеяння” супраць наведвальнікаў рэстарацыі і яе выдаткі. Заява аднаго з пратэстоўцаў пра “жыдакамунізм”. Слабаватыя праекты мемарыяла ў Курапацкім лесе, альтэрнатыва ад Алеся Разанава. Заклік да інтэграцыі гістарычнай памяці, злучэння ў ёй і Курапатаў, і Трасцянца, і БНР, і БССР. Стаўленне яўрэяў да БНР паводле С. Рудовіча. І. Рэйнгольд і М. Калмановіч ля вытокаў БССР. Іх сумныя лёсы за Сталіным. Памяць пра Рэйнгольда на яго малой радзіме, у Грозаве.

№ 77 (15.06.2018). Як прадпрымальнік А. Машэнскі выклаў за шакаладку з аўтографам 10 тыс. долараў. Попыт на партыйную сістэму ў Беларусі. Аптымальнасць двухпартыйнай сістэмы з даволі высокім прахадным бар’ерам на выбарах у парламент. Стратэгічная задача – пераключыць “знешні локус кантролю” на ўнутраны. Заклік стварыць дзве суперпартыі да выбараў 2020 г. Пра тое, што асобныя ідэі з серыяла ажыццяўляюцца. Колькасць курцоў, п’янтосаў і суіцыднікаў у Беларусі і Ізраілі. Беларуская анамія. Планы З. Пазняка і пратэстоўцаў ля рэстарана адносна Курапатаў. Перадача пра адносіны яўрэяў і беларусаў на “Белсаце”. Павярхоўшчына ў інтэрв’ю “доктара гісторыі” з гэтай перадачы, яго парады разбіць мур ілбом і ўзламаць адчыненыя дзверы. Інтэракцыі паміж яўрэямі і беларусамі на розных узроўнях. Замоўчванне рэальных праблем. Як беларусістыка мадзее ў Ізраілі. Поспехі кітайцаў у РБ.

№ 76 (10.06.2018). Віншаванне з “Днём Волі” ад СБП. Падзеленасць беларускага грамадства. Патрэба ў шанаванні ўсіх дат, звязаных з “бацькамі-заснавальнікамі”, у паўнаце палітычнага спектру. Трыццаць год адкрыццю Курапат. Адыёзная версія ад адстаўнога афіцэра КДБ, яго інсінуацыі наконт яўрэяў. Недаацэнка ўплывовасці У. Бегуна і Э. Скобелева. Як у суполцы “Талака” 1980-х гг. ставіліся да яўрэйства. Небяспека этнізацыі канфліктаў. Развагі пра магчымы кампраміс. Ліст-ушчуванне ад М. Гаравога. Прапановы Я. Гутмана. Летуценні пра курапацкі “конкурс”. Выстаўка, прысвечаная Трасцянцу, у Нацыянальнай бібліятэцы. Вуліцы Дудара і Смоліча ў Мінску, Левіна ў Жлобіне. Няўменне яўрэйскіх суполак і гісторыка Б. наладзіць дыялог. 70 гадоў С. Алексіевіч. Фаліянт Л. Доўнар пра кніжную справу ў Мінску. Анатацыя кнігі на ідышы.

№ 75 (28.05.2018). Рэгістрацыя ўніверсітэта імя Гілевіча. Жарцікі пра тое, чаму яму варта атабарыцца ў Лідзе або Ельску. У. Бараніч і яго амаль сенсацыйны допіс пра маладога В. Івашкевіча і яго “жыдабойства”. Сведчанне ад С. Дубаўца пра З. Саўку. Успамін В. Вячоркі пра 1989 г., дзе замоўчваецца тагачасная юдафобія А. Пушкіна. Згадка Я. Гутмана пра першы з’езд БНФ і сыход з яго групы яўрэяў. Антыкамунізм і антылукашызм – яшчэ не прычына, каб падтрымліваць “жыдабойцаў”. Меркаванне З. Жабацінскага. Як у Кіеве гарсавет танчыць пад дудку партыі “Свабода”. Небяспека этнанацыяналізму. Немагчымасць вярнуцца ў мінулае, у т. л. і ў “штэтл”. Шматхадовачка беларускіх ідэолагаў з нагоды вывешвання вясёлкавага сцяга над пасольствам Вялікабрытаніі. Сумневы ў тым, што Макей – “трагічная постаць”.

№ 74 (22.05.2018). Перамога Ізраіля на “Еўрабачанні” і адсталасць у жаночых шахматах. Рост ВУП у Кітаі і Ізраілі. Як Кітай стаў больш перспектыўным партнёрам для Беларусі, хаця ў 1990-х было наадварот. Колькасць кітайцаў і яўрэяў у РБ. Занадта аптымістычнае выказванне Ю. Зісера і “халодны душ” ад У. Бараніча. Адток людзей з Беларусі ў Ізраіль. Пашырэнне неапаганства праз кітайшчыну. Супраца КНР і Ізраіля. Патрэба ў кансалідацыі ізраільцаў і беларусаў. Пра тое, чаму ні КНР, ні РБ не перанясуць свае пасольствы ў Іерусалім. Гастролі ізраільскага армейскага ансамблю ў Мінску-1998. Водгук на канцэрт з “Вечернего Минска”. Меркаванне П. Рэзванава пра музычны альбом “Толькі б яўрэі былі…” Запрашэнне да дыскусіі на тэму “перспектывы развіцця (каля)яўрэйскай культуры ў Беларусі”. Некалькі тэзісаў.

№ 73 (11.05.2018). Юбілей К. Маркса, розныя думкі пра яго, каштоўнасць некаторых яго ідэй. Актывізацыя правых радыкалаў у Беларусі. Патрэба ў беларускай левіцы, цікавасць да ідышу ў асобных левых. Віншаванне з Першамаем з газеты “Акцябер”, 1927 г. С. Спарыш і “наезды” на яго. Каментарый ад М. Статкевіча на затрыманне Спарыша. Жарты апошняга, расповед пра кантакты з пралетарыятам. Юбілей Ізраіля; параўнанне 1998 і 2018 гг. Актыўнасць і прагматычнасць Ізраіля на міжнароднай арэне. Поспехі ў гаспадарчых справах на тэрыторыі РБ. Жарцік ад “Бэсэдэра?” Альбом “Толькі б яўрэі былі…” ад А. Віслаўскага. Карта “Яўрэйская Гародня” ад А. Аснарэўскага. Цікавосткі, звязаныя з героем І. Эрэнбурга Лазікам Ройтшванцам, у Гомелі. Успаміны Л. Лыча пра дзяцінства ў мястэчку Магільным. Пра адзначэнне 9 мая на “Яме” ў Мінску, пра сустрэчу з Ш. Грынгаўзам у Красным.

№ 72 (29.04.2018). Расповед М. Уласевіча пра аварыю на Астравецкай АЭС і “абвяржэнне” ад адміністрацыі. Рэакцыя Літвы і адказ беларускага МЗС. Успамін пра адказ ад супрацоўніка пасольства РБ у Ізраілі (2005). Як некаторым карціць прывязаць яўрэяў да ўраду. Праблема з абяленнем С. Булак-Балаховіча і нежаданне прыпісваць прагу абялення ўсім нацыяналістам. Ахвота гісторыка Б. папіярыцца на тэме. Урывак з пратаколу 1921 г., дзе гаворыцца пра пагромы, учыненыя балахоўцамі. Казус В. Малышчыца, яго крыўда на Нацыянальнае агенцтва па турызме і “задні ход” праз некалькі дзён (парушэнні агенцтвам аўтарскіх правоў былі “выпадковыя”). Нявер’е ў выпадковасць парушэнняў праз тое, што і былая дырэктарка НАТ і ў пачатку 2010-х не адрознівалася павагай да аўтарскіх правоў, як і арганізацыі, дзе яна працавала. Цытаты з Л. Гозмана і А. Арэха.

№ 71 (20.04.2018). Перафарматаванне серыяла. Плён ад звароту ў адміністрацыю Фрунзенскага раёна. Прагулка па вул. Прытыцкага ў Мінску. Ідэя з перайменаваннем вуліцы “1-я Раённая магістраль”. Дэмагагічны, а мо правакацыйны артыкул У. Бейдэра. “Наезд” Бейдэра на І. Зісельса, развагі пра пазіцыю апошняга. Самасуд ад Шварцбарда мог выклікаць прагу помсты. Думка А. Розенблюма пра суд над Шварцбардам. Няўменне або нежаданне раскрыць забойствы А. Бузіны, П. Шарамета. Згода з М. Салоніным наконт некаторых асаблівасцей украінскай сітуацыі. Эпідэмія адру ва Украіне. Здаровы глузд у падачы Мінскам заяўкі на правядзенне Сусветнай шахматнай алімпіяды. Як ФІДЭ сябе дыскрэдытавала. Цытаты, інфармацыя пра ўдзел А. Дубініна ў выставе ў гонар БНР.

Змест ранейшых серый гл. у №№ 71, 70, 60, 50, 40, 30, 20, 10.

Владимир Войнович (1932–2018)

Из википедии: Владимир Николаевич Войнович советский и российский прозаик, поэт и сценарист, драматург. Известен также как киноактёр, автор текстов песен и художник-живописец. Лауреат Государственной премии Российской Федерации (2000). Почётный член Российской академии художеств.

Родился в семье журналиста, ответственного секретаря республиканской газеты «Коммунист Таджикистана» и редактора областной газеты «Рабочий Ходжента» Николая Павловича Войновича (1905—1987), родом из уездного городка Новозыбкова Черниговской губернии (ныне Брянской области). В 1936 году отец был репрессирован, после освобождения — в действующей армии на фронте, был ранен и остался инвалидом (1941). Мать — сотрудница редакций тех же газет (впоследствии учительница математики) — Розалия Климентьевна (Ревекка Калмановна) Гойхман (1908—1978), родом из местечка Хащеватое Гайворонского уезда Херсонской губернии (ныне Кировоградской области Украины).

Умер Владимир Войнович

Иннокентий Архипов 28.07.2018 01:56

Писатель Владимир Войнович скончался от сердечного приступа на 87-м году жизни. Об этом в фейсбуке сообщил журналист Виктор Давыдов.

Владимир Войнович родился 26 сентября 1932 года в Сталинабаде. После ареста отца в 1936 году жил с матерью, дедушкой и бабушкой в Сталинабаде. В начале 1941 года отец был освобожден, и семья переехала к его сестре в Запорожье.

В конце 1960-х годов Войнович принимал активное участие в движении за права человека, что вызвало конфликт с властями. За свою правозащитную деятельность подвергался преследованию. В 1974 году Войнович был исключен из Союза писателей СССР.

В декабре 1980 года Войнович был выслан из СССР, а в 1981 году указом Президиума Верховного совета СССР лишен советского гражданства.

Наиболее известен по роману «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» и антиутопии «Москва 2042».

Владимир Войнович: Те, кто яростно требует расправы над инакомыслящими, разрушают режим быстрее, чем его враги

Софья Адамова 28.07.2018 07:56

28 июля писатель Владимир Войнович скончался от сердечного приступа на 87-м году жизни. The Insider публикует его последнее интервью изданию от 12 января 2018 года.

Ровно полвека назад состоялся один из известнейших политических процессов против диссидентов в СССР 1960-х годов — «процесс четырех». Четверых активистов самиздата — Александра Гинзбурга, Юрия Галанскова, Алексея Добровольского и Веру Лашкову — арестовали в январе 1967 года по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде. Обвиняемых приговорили к разным срокам заключения, процесс стал поводом для акций протеста и фактически дал начало диссидентскому движению в СССР. Писатель, участник тех событий Владимир Войнович поделился с The Insider своими воспоминаниями о процессе и рассказал, чем эпоха Брежнева напоминает ему Россию Путина.

Подсудимых было четверо, дело против них называлось «процессом четырех»: Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой. Добровольский в итоге покаялся и давал показания на других, поэтому его меньше упоминают в связи с этим делом. Я был свидетелем и участником событий — одним из тех, кто протестовал против преследования Андрея Синявского и Юлия Даниэля; кроме того, я был одним из читателей «Белой книги», за которую арестовали и посадили Гинзбурга.

Эта книга, отчет о процессе Синявского и Даниэля, в первозданном виде была пухлой папкой, изданной самиздатским способом в четырех экземплярах. Это были машинописные листы, газетные вырезки и рукописные страницы.

Папку Гинзбург распространил тогда простым способом — разносил экземпляры по домам и показывал. Ко мне он тогда тоже пришел, хотя мы и не были знакомы. Его привел ко мне тоже диссидент — Павел Литвинов. Так я прочел «Белую книгу».

Осмысляя те события, могу сказать, что произошло следующее. После свержения Хрущева в 1964 году в Кремль пришла новая команда во главе с Брежневым, и она решила, что пора покончить с либерализмом прошлого десятилетия, которое называлось «оттепелью», и нужно восстановить сталинские порядки. Начали они с ареста Синявского и Даниэля. Это было очень знаковое событие, тревожное для страны, поэтому очень многие из тех, кто до этого вел себя мирно, решили протестовать.

Поначалу протест был скромный — люди просто писали петиции на имя власти, просили отпустить арестованных на поруки. И я считаю, что это, а уже потом «процесс четырех», стало началом диссидентского движения.

Дело против Синявского и Даниэля было незаконным, отвратительным — кроме того, оно наносило огромный удар по престижу Советского Союза, о котором власти очень заботились. С этого момента в стране развернулась настоящая борьба с инакомыслием. Сначала за «Белую книгу» посадили Гинзбурга, а когда люди, включая меня, выступили в защиту четверки арестованных, власти стали сажать других людей, которые за них заступались.

Самиздат тогда уже существовал в зачаточном состоянии, но именно эти события дали ему толчок к развитию. Появилась «Хроника текущих событий», подпольное издание. Началось как таковое диссидентское движение, которое сильно подорвало Советский Союз, его систему. Роль диссидентов при их относительно малой численности недооценена, ведь именно они открыли Западу глаза на тоталитарную суть советской системы. Когда в 1968 году состоялся процесс Гинзбурга и Галанскова, началась так называемая Пражская весна, когда чешские коммунисты объявили, что построят коммунизм с человеческим лицом. Советские власти начали давить инакомыслие внутри страны и вовне, в так называемых братских странах. В конце концов, в августе 68-го года были введены войска в Чехословакию.

Тогда советская власть не поняла, что не стоит действовать так топорно — давить всё на своем пути, — а нужно понять требования времени и ослабить гайки, сделать следующий после Хрущева шаг в сторону либерализации. Власть, напротив, стала закручивать гайки и подорвала себя сама; были и другие факторы, но именно этот был ключевым для крушения системы.

Если сравнивать те события с ситуацией в современной России — тогда протестующих людей было меньше, чем сейчас, и наказание за неповиновение было гораздо более жестоким. Но все же люди находили в себе смелость и выходили на акции протеста против ввода войск в августе. Люди, включая Павла Литвинова, которого я упомянул, были готовы к открытому протесту. Надо сказать, что многие испугались первых арестов и перестали протестовать, но им на смену приходили другие несогласные.

Протестующих тогда часто наказывали формально вовсе не за то, что они делали. Например, того же Гинзбурга посадили якобы за то, что он написал вступительное сочинение за кого-то другого. На самом деле истинной причиной его ареста был подпольный машинописный журнал «Синтаксис». Нынешняя власть делает то же самое, она везде ищет врагов, а всякие разумные предложения отвергает. Она совершает не только много преступлений, но и глупостей против себя самой, потому что Крым, война на Донбассе — это всё удар по России и ее стабильности, по жизнеспособности существующего режима.

Кроме всего, существует понятие «готтентотская мораль» — выгодно то, что выгодно мне. Российский режим пренебрегает даже этим правилом: он уверен, что совершает нечто выгодное для себя, но на самом деле это убийственные действия.

Например, свежая история с площадью Немцова в Вашингтоне. Власть как бы отрицает свое участие в этом преступлении, в убийстве, но, воспринимая Немцова как своего врага, борясь с народным мемориалом, выражая возмущение тем, что американцы назвали площадь его именем, она тем самым по крайней мере одобряет уничтожение Немцова. Таким образом она подрывает то, что называется престижем, которого у нее уже практически не осталось.

Власть действует грубо и при разгоне протестов. В советское время таких манифестаций, митингов, шествий, демонстраций, конечно, не было. Тогда люди были психологически гораздо меньше подготовлены к борьбе, потому что у многих оставалась вера в коммунизм, в эту химеру. Сейчас веры нет, россияне почувствовали больше свободы, они выросли более свободными, поэтому гораздо большее число людей принимает участие в открытом протестном движении, а некоторая их часть — в не совсем открытом.

И власти по существу пытаются справиться с ними, только ужесточая наказание. Они выдумали иностранных агентов и продолжают закручивать гайки — и на этом надорвутся. Все эти люди, которые яростно требуют расправы над инакомыслящими, над пятой колонной, ужесточения законов — именно они больше, чем другие, способствуют крушению этого режима, больше, чем самые яростные враги этой власти.

Протест протекает подспудно, мы недооцениваем тот факт, что огромное число людей пассивно выступает против власти, ничего не делая, никуда не выходя, сидя где-то на кухне. Однако эти люди тоже работают против режима, как это было при советской власти. Она рухнула, в одночасье оставшись без защитников, оказалась голой, и нынешняя власть идет по тому же пути. Те, кому не нравится происходящее, пусть и молчат, но тоже играют свою роль.

Эти неосознанные протесты вряд ли успеют оформиться в диссидентское движение, подобное тому, что появилось полвека назад. Я не люблю давать прогнозов, но ситуация такова, что существующий режим в нынешнем виде вряд ли просуществует еще шесть лет. Я не могу себе этого представить. Слишком много накопилось разных проблем, а власть, похоже, не собирается действовать и намерена их решать тем же дурацким способом — закручиванием гаек. И она эту резьбу в конце концов сорвет.

Белорусы о смерти писателя (на talks.by, 28.07.2018):

серый_: Спасибо за Чонкина, покойся с миром.

annever: Чонкина читал, спасибо, земля пухом.

ewtuhow: пісьменнік-прарок, які 30 гадоў таму апісаў у дэталях сённяшнюю Расію на чале з геніялісімусам і дзяржаўнай царквою ў рамане “Масква 2042”. Хай зямля будзе пухам.

neberov: Владимир Войнович останется в моей памяти как порядочный Человек и Гражданин, честный писатель.

Cергей_серегин_talks96: Жаль, что уходят такие люди. 🙁

Опубликовано 29.07.2018  15:13

А. Пумпянский об Израиле. Осмос–космос. Невозможное возможно

Путешествие за Еврейской Утопией

01:33  27 июля 2018  Александр Пумпянский, обозреватель «Новой»

Это маленькое путешествие по Израилю я начну с еврейского анекдота, участником которого был сам. Впрочем, приключился он не в Израиле, а в Давосе.

Все наслышаны о том, чего нельзя делать евреям в субботу. Ездить на машине. Включать или выключать электроприборы. Пользоваться лифтом, если для этого нужно нажимать кнопки этажей. Подогревать суп на плите, если только не оставить плиту включенной с пятницы. Отрывать нитку. Открывая дверь в подъезде многоквартирного дома в Ришон-ле-Ционе, мой друг Петр Мостовой, прекрасный режиссер документального кино, привычно чертыхнулся. Дверь подалась легко без ключа. Так всегда бывает перед шабатом, пояснил он мне. Кто-то выводит замок из строя, чтобы не совершить куда более страшного преступления.

Ну буквально ничего нельзя в этот день. Мы знаем шабат по таким анекдотам. На самом деле это религиозное понятие с тысячелетней глубиной.

«И были завершены небо и земля со всем их воинством. И закончил Всевышний в седьмой день Свой труд, которым занимался, и прекратил в седьмой день всю работу, которую делал. И благословил Всевышний седьмой день, и освятил его, ибо в этот день прекратил всю Свою работу, которую, созидая, делал».

Одно из популярных событий Давосского форума — пятничная вечеринка Шабат. «Шабат в Давосе» собирает еврейских участников форума всех представленных на нем стран и положений. (Неудачников и изгоев в Давосе не бывает). Перед авторитетным землячеством рассыпается в комплиментах бессменный организатор Давоса Клаус Шваб. Выступают высшие израильские представители — премьер, президент. В тот раз это был Шимон Перес, один из самых блестящих ораторов мирового политического клана. Когда к речи политика применимы эстетические критерии, это точно высший класс. Философская глубина, глобальный горизонт, завораживающая эрудиция. Шимон Перес продемонстрировал фирменные черты своего стиля. Легко, непринужденно и с юмором. Признаюсь, удовольствие, которое я получал, было слегка замешано на корысти. Мне не удалось договориться об интервью, и я утешил себя тем, что возьму у организаторов распечатку выступления.

Когда действо подошло к концу, я отыскал знакомого организатора. Безупречный сценарий неожиданно дал сбой.

— Я не могу вам дать распечатки (был категоричный ответ).

— Но почему?

— У меня нет распечатки.

— Как это нет?

— Мы не вели записи.

— Как не вели?

— Шабат!

Я невольно расхохотался.

Речь президента страны по случаю шабата они не записали, потому что уже начался шабат! Вот что значит шабат.

Ирод I и его крепость

А теперь в дорогу. Обещаю не докучать туристскими подробностями, но без одного выдающегося объекта истории и топографии нам не обойтись. Масада — слово греческого происхождения, означающее просто крепость и ставшее именем собственным во времена Второго Храма.

Развалины крепости были обнаружены в 1862 году. Основательные раскопки были проведены в 1963–1965 годах. С 1971 года на Масаде действует канатная дорога для туристов, соединяющая подножие скалы с ее вершиной. Она работает очень напряженно.

Топография Масады шокирует. Голое скальное плато ромбовидной формы посреди пустыни, вздымающееся на 450 метров. Длина плато — 600 метров, максимальная ширина — 300 метров. Добавьте в этот отделенный от всего сущего пейзаж вид на Мертвое море, что открывается сверху…

Перекресток запредельного пространства и уже мифического времени.

Главным архитектором Масады был царь Ирод I — тот самый первый злодей человечества из Евангелия от Матфея. Одинокий утес посреди песчаной пустыни приглянулся ему как раз тем, что отталкивал все живое своей неприступностью. Здесь Ирод чувствовал себя в безопасности.

Мощная цитадель, надежно защищенная двойной крепостной стеной высотой 5 метров и длиной 1400 метров с плоским верхним перекрытием. Четверо ворот. 37 башен — через каждые 40 метров. Лабиринты ходов. Внутри стены — казематы для размещения крупного гарнизона, оружейные и продовольственные склады. Вино, масло, мука запасались на годы.

Два роскошных дворца. Западный с залом приемов — для общественных функций. И личные апартаменты Ирода — Северный дворец.

Ирод вел свою стройку в 40–30-е годы до н.э. А прославили Масаду еврейские инсургенты век спустя в Иудейскую войну.

В 66 году первого века н.э., уничтожив гарнизон римлян, крепость захватили повстанцы. В 70 году римские легионы вступают в Иерусалим. Единственным плацдармом еврейской свободы, последним ее оплотом осталась Масада. Год 72-й. Убрать это бельмо на глазу послан Десятый римский легион под командованием Флавия Сильвы — 10 000 солдат и столько же рабов для строительных работ. В крепости тысяча повстанцев, включая женщин и детей. История о том, как эта тысяча предпочла смерть рабству, впервые описанная Иосифом Флавием, с тех пор стала мировым мифом.

В кибуце Эйн-Геди

В Масаду мы добирались, проехав с севера на юг весь Израиль — от Голанских высот до Мертвого моря. Но точкой, из которой мы совершили последний бросок к крепости и куда мы вернулись на бивуак, был кибуц Эйн-Геди. Он стоит того.

С одной стороны, это безжизненные Иудейские горы, с другой, это пересоленное Мертвое море. Вид совершенно фантастический. Почему? Потому что это вид из Эдема. Это не метафора.

Эйн-Геди — кибуц второго поколения. До 1948 года в этом маленьком оазисе в пустыне зимовали бедуины. После войны за независимость израильтяне оборудовали здесь военный аванпост. Но все было спокойно, и в 1956 году группа молодых израильтян организовала тут кибуц.

Облюбованное место оказалось на редкость благодатным. Здесь можно было выращивать зимние овощи, как больше нигде в Израиле. На рынке с таким продуктом они оказались вне конкуренции.

Вторая коммерческая идея была еще изысканней — производство библейских продуктов. Каких? Повторяю, библейских. Все инструкции давно написаны.

Берем, к примеру, Евангелие от Матфея:

«Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою и, войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну». Они — это волхвы.

Ладан и смирна (мирра). Вот эти сокровища молодые кибуцники и взялись разводить вслед за финиковыми пальмами. А также бальзамовые деревья и деревья хны.

Потом высадили королевский делоникс. Зачем? Тот, кто видел это пламенное дерево, дерево-пожар, не задаст такого вопроса. В пору цветения оно с макушки до подножия покрывается роскошными огненно-красными цветами, от которых не оторвать глаз… Следом три (ныне) гигантских баобаба и бенгальские фикусы. И еще десятки и сотни редких растений из самых экзотических мест планеты. Не все приживались, гибли. Но в итоге холм, который испокон веку был куском каменно-песчаной пустыни, превратился в цветущий сад. В роскошный ботанический сад, где представлена вся зелень мира. Эдем — я же говорил вам об этом.

Побережье Мертвого моря. Эйн-Геди. Фото: EPA

Немного о почве и судьбе

Самое время совершить маленькую экскурсию в историю кибуцев.

Кибуц — еврейская коммуна. Или колхоз. Вот только все коммуны мира сгорали как метеоры, и нам ли не знать, чем закончилось колхозное строительство в нашей стране. А кибуцы — одна из исторических опор Израиля.

Я сейчас скажу шокирующую вещь. Вопреки незабвенному: «Что ты смотришь, как казак на еврея?», кибуцы — это казаки Израиля.

Землепашцы и воины, казаки растили хлеб и защищали рубежи страны. Кибуцники делали то же самое. Только им достались не бескрайние ковыльные степи Тихого Дона, а малярийные болота и кусочки пустыни Палестины. Благословенной землей они сделали их сами. Как? Тут без мистики не обойтись. Это почва и судьба.

В фундаменте всех израильских достижений — две несочетаемые категории — утопия и реализм. И то, и другое в абсолютной, запредельной степени.

Мессианская греза о возрождении Израиля на Земле Обетованной, может быть, самая первая утопия в мире. Двухтысячелетнее воспоминание о будущем — старше, трагичней и, как выяснилось, реалистичней «Города Солнца» и всех прочих видений «блаженных городов и территорий».

Еврейская утопия, однако, осталась бы в лучшем случае молитвой, если бы не странности еврейского реализма.

Еврейский реализм — это когда все не так, и все невозможно.

Реализм — трезвый взгляд на жизнь, понимание, что обстоятельства могут быть выше тебя. Что выше головы не прыгнешь. А если прыгнуть надо? Если это вопрос выживания?

Еврейский реализм — мироощущение, рожденное состоянием вечной экстремальности. Когда обстоятельства, в которых оказался человек, род, народ не оставляют выбора, остается единственное — преодолеть их любой ценой. Найти выход, которого нет. Придумать, измыслить, изобрести решение, которого не существует. Еврейский реализм — последний ответ безысходности.

В конце концов, болота можно осушить, а пустыню оросить.

Невозможно? Нет воды? Жалкие капли?

Это вопрос взгляда. Хотите притчу — о капле воды?

Притча о капле воды

Сверху Хадера напоминает гигантский змеевик. Функция в сущности та же — перегонка. Технологией обратного осмоса (за разъяснениями прошу обращаться к Гуглу, там же можно уточнить экономические и экологические детали процесса) морская вода перегоняется в пресную. Соль — потоком рассола — возвращается в море. Процесс занимает 90 минут, можете подставлять стакан. Дальше, если вы прониклись ноу-хау Нового Завета, можете превращать воду в вино. Вода чистейшая. 127 миллионов кубометров в год.

Хадера — не самый большой и не самый маленький завод в Израиле по опреснению морской воды, не первый и не последний по счету. На Средиземном море их выстроилось пять — цепочка, от которой ответвляются трубы, протянутые к Тель-Авиву и Иерусалиму и всем остальным городам Израиля. Такой могучий змеевик, он обнимает всю страну.

Но я, кажется, поспешил. Осмос — самый конец притчи о капле воды. Так что начну с начала.

Если капля камень точит, то почему бы капле не вырастить дерево?

Капля — не малость, это мера воды. Когда приходит это осознание, следующий шаг уже естественен — превратить народную мудрость в ноу-хау. Так появилось капиллярное орошение. Это маленькое чудо родилось в кибуце. Оснастить его программным управлением, гарантирующим экономию и эффективность, уже было вопросом времени и текущего прогресса. Израильское ноу-хау ныне признано во всем мире.

Все без исключения решения, связанные с водой, были продиктованы прежде всего здравым смыслом. Если капля воды так ценна, то из этого следуют два вывода.

Первый: каждую каплю надо беречь.

Краны и трубы не должны течь. Сантехника, все водяное оборудование в Израиле максимально надежны и экономичны. Израиль — чемпион мира по экономичности использования водных ресурсов.

И второй: каждую каплю следует использовать дважды.

Сточные воды — не бросовые, их можно и нужно подвергать очистке и вновь пускать в работу. Очистку проходят 80 процентов сточных вод. Половина воды для полива в Израиле — бывшие сточные воды. Еще один рекорд мира.

Увы, нельзя сэкономить больше, чем имеешь. Особенно в стране, где дожди идут только зимой и в основном на севере. Исчерпав все остальные возможности, израильтяне принялись за опреснение морской воды. К этому их подтолкнули жестокие засухи 90-х. Ныне 80 процентов всей питьевой воды в стране добывается таким способом.

В Израиле нет нехватки воды — первой стране на Ближнем Востоке. (Мощные опреснители недавно построили также Саудовская Аравия и Катар.)

Конец притчи.

Впрочем, кто знает, может, и новое начало?

Вода на Ближнем Востоке — фактор геополитический. Из-за дефицита воды начинались войны. Не поможет ли израильское водное изобилие миру? Во всяком случае, это ценный козырь, который страна может предложить соседям.

Вот, к слову, интересный проект.

Мертвое море — совместное богатство Израиля и Иордании — мелеет на глазах. В год оно опускается едва ли не на метр. Береговая кромка опускается, осыпается. В некоторых местах опасно ходить. Это видно по брошенным дорогам, рухнувшим постройкам. Чтобы спасти эту жемчужину, нужно пробить канал из Красного моря в Мертвое. Такой проект есть. Его частью является строительство совместного завода по опреснению воды. С тем расчетом, что в Мертвое море пойдет чистый рассол.

Спасительный рассол! Кто как не мы можем оценить красоту проекта?! Отрезвляющий эффект в отношениях между некогда антагонистическими соседями станет дополнительным бонусом.

Опреснитель морской воды на Средиземном море. Фото: ЕРА

Штаны на свадьбу

Главное и ошеломительное впечатление от этой поездки по Израилю — зеленая пустыня. С севера на юг от Галилейского моря до Мертвого из окна нашего автобуса — роща за рощей, плантация за плантацией, — финиковые пальмы, бананы, авокадо, миндаль, арбузы…

В средние века евреям в Европе запрещалось владеть землей и заниматься сельским хозяйством. Сегодня израильские земледелие и животноводство — среди самых передовых.

Кибуц — это микрокосм Израиля, первая примерка, эксперимент на отдельно взятом клочке земли. Эксперимент прижился, дал свои плоды. Половина сельскохозяйственного производства Израиля поступает из кибуцев.

Первые премьер-министры Израиля Бен Гурион и Голда Меир, а также Шимон Перес, Леви Эшколь, Эхуд Барак в молодости состояли в кибуцах.

Шимон Перес с родителями эмигрировал в Палестину из польского (белорусского) местечка Вишнево в 1934 году в возрасте 12 лет. Три года спустя он оказался в кибуце Алимор. В автобиографической книге, вышедшей уже после его смерти, он так его описывает:

«Днем мы работали на полях или учились в классах. Ночью мы стояли на страже. Арабы из соседних деревень подвергали нас обстрелам или воровали нашу еду и припасы — это было обычное дело. Меня назначили командиром поста — бетонной вышки на краю деревни. Когда солнце садилось, я заползал по кованой железной лестнице в этот наблюдательный пункт — спина к стене, винтовка на изготовку. Каждый раз я надеялся, что сегодня пронесет, но частенько начинался обстрел и было много ночей, когда мне приходилось вести ответный огонь в темноту.

Мы жили в палатках. Не было ни электричества, ни водопровода. Каждому выдавалась пара рабочих ботинок, две пары штанов хаки и две рубашки — одна для работы, другая для шабата. А еще в кибуце была общая пара серых брюк и китель британского образца. Их выдавали мужчинам на особо важные и торжественные события».

В кибуце Шимон Перес нашел свою суженую. Он долго ухаживал за непреклонной Соней, читая ей на память собственные стихи и главы из Карла Маркса. Там же сочетался браком в тех самых — одних на всех — брюках и кителе.

Воспоминания о жизни в кибуце он завершает с пафосом.

«Мы не просто жили на границе Еврейской истории, мы все остро осознавали, что мы делаем ее своими руками».

Великолепная десятка и их последователи

Палестина была еще частью Османской империи, когда 10 решительных сорванцов, приехавшие из городов Европы, организовали в Иорданской долине первый кибуц Дгания. Они не очень хорошо представляли, что надо делать, но твердо знали как. Сообща, в равенстве, деля все поровну — скарб, труд, плоды труда. На самом деле по-другому и нельзя было.

«От каждого по способностям, каждому по потребностям». В сердцах кибуцников стучали идеи европейского социализма, окрашенные в заветы библейских пророков.

То есть палатки, бараки, скудный рацион. А еще малярия. И враждебное окружение. Новые поселения невольно военизировались. Кибуцы навсегда останутся первым резервом для армии Израиля.

«Великий проект требует рождения нового человека!» Кажется, мы это слышали где-то еще.

Дети росли отдельно от родителей. Считалось, что ребенку, начиная с трехмесячного возраста, лучше быть в детском доме. И то правда, когда родители целый день на работе. Эта система дожила до середины восьмидесятых годов.

Итак, первый кибуц появился в 1909 году.

К концу первой мировой войны их в стране уже было восемь. В них состояло 250–300 человек. За годы британского правления число сельскохозяйственных коммун возросло до 176, а их население в конце мандатного периода насчитывало 47 400 человек (около 23 000 членов).

По переписи 1983 года в Израиле насчитывалось 267 кибуцев, в которых жили около 116 000 человек — 69 000 трудоспособных членов и 47 000 детей и стариков. В еврейском населении Израиля жители кибуцев составляли в указанном году около трех процентов (до основания государства — семь процентов).

Пиковым стал 1989 год — 270 кибуцев с населением 129 000 человек.

Цифра нынешнего населения кибуцев, которую я нашел, — 160 000.

Поверх своего очевидного назначения — физического прокормления, кибуц был первым простейшим институтом будущего государства, который решал сложнейшую триединую задачу — иммиграции, устройства поселенцев на земле и самообороны. Сейчас, естественно, этим занимаются соответствующие государственные институты. Формула существования кибуцев уже иная. Какая?

Нам пора вернуться в Эйн-Геди. Но прежде — маленькое отступление.

Фото: Reuters

Бегство антисемита

Еду в автобусе, только не по Иорданской долине, а по родному Подмосковью, по радикально реконструируемому Калужскому шоссе. Пейзаж за окном заметно изменился. Рядом пожилой и очень грустный человек непрерывно смотрит в окно. Неожиданно он поворачивается ко мне с вопросом.

— Вы не знаете остановку Ракитки?

Увы.

— А сами Ракитки знаете?

Говорю, что для меня это только название.

— Вот еду туда. Там в Ракитках кладбище. И там с недавней поры моя жена.

Я внутренне сжался. Он продолжил.

— А когда-то в молодости, когда я только ухаживал за ней, мы прикатили в эти самые Ракитки на велосипедах.

Я молчал, не зная, как выразить сочувствие случайному соседу.

Видимо, у него была потребность выговориться. После паузы он сообщил мне, что работает (или работал) в издательстве «Правда». У меня уже готово было вырваться признание, что мне знакомо это издательство, 15 лет проработал в «Комсомольской правде» на заре журналистской карьеры. К счастью, не успел. Мой собеседник резко сменил тему.

— Олигархи развалили великую страну. Наконец-то это официально признано на самом верху. А я всегда это говорил.

Мой собеседник с удовлетворением пересказал какую-то недавнюю реплику Путина. Автобус притормозил на остановке, желающих сойти не было, и он быстро набрал скорость.

— Только ведь опять недосказано. И всего-то надо добавить одно слово: еврейские олигархи. Это евреи принесли в нашу страну капиталистическую революцию, которая нас доконает.

Я похолодел. В следующую секунду мой сосед всполошился. «Водитель! А что это была за остановка?» Оказалось, Ракитки. Оседлав любимого конька, бедняга проехал свою остановку.

Так и не начавшись, наша дискуссия закончилась — паническим бегством антисемита. Мне повезло. Я даже не успел сказать ему, что евреи повинны еще в одном чудовищном преступлении. Прежде чем принести в нашу богом отвергнутую страну разрушительную капиталистическую революцию, они принесли в нее Великую социалистическую революцию. Как же он мог пропустить такое?

Прейскурант бед, которые принесли евреи человечеству, неисчислимы.

Евреи «изобрели» социализм с его утопией равенства и бескорыстного коллективизма. И они «изобрели» капитализм с его ставкой на индивидуализм и прибыль. Самое смешное, что с этим можно не спорить. А в Израиле они еще опробовали конвергенцию. Странное дело, у них все получилось. Притом что все это они изобретали по нужде, можно сказать, от крайности. А может, именно поэтому и получилось.

Ну да, Шейлоки и фунт плоти — бренд от самого Шекспира. Торгаши, ростовщики — все то, чем было невозможно заниматься благородным людям феодальной эпохи. Кто же знал, что это вызревают первые роли на следующие несколько столетий? Что из этого родятся современные финансы, торговля, банковское дело. То есть вся рыночная экономика ХХ столетия. Мировой капитализм, если хотите.

И социализм тоже, оказывается, не такая и зряшная штука. Есть обстоятельства, которые надо преодолевать всем миром: войны, катастрофы, стихийные бедствия, отсталость. Когда приходится собрать волю и силы нации (социума) в единое целое. Правда, в «нормальные времена» он сам становится испытанием.

История и предыстория Израиля прекрасно иллюстрируют как то, так и другое.

Чем зарабатывать в раю?

Пора нам немножко ознакомиться с экономикой кибуца Эйн-Геди. Итак, они создали город-сад. Чем живут, однако, в этом райском месте сегодня, что сеют, жнут?

Ответ: ничего.

А как же зимние овощи, библейские продукты? Перестали. Невыгодно. Изменилась конъюнктура рынка.

Некоторый доход приносит маленький заводик минеральной воды — в Эйн-Геди есть свой источник. Но это не главное. Главные источники, простите за каламбур, совсем иные. Две великие М.

Масада. До нее рукой подать — 20 км. Потрясающее конкурентное преимущество — ни одного населенного пункта ближе нет. Сам бог предлагает многочисленным туристам остановиться здесь на ночь, чтобы утром со свежими силами отправиться на осаду легендарной крепости.

И Мертвое море — береговая линия просто в нескольких сотнях метров.

Так в Эйн-Геди появился гостиничный комплекс плюс бассейны, спа и все необходимое прочее. Деревня уютных номеров утопает в роскошном антураже буйной и диковинной зелени.

Эйн-Геди капитализировал свое местоположение. Он живет туризмом.

Уникальный кибуц? И да, и нет. Схожие перемены произошли повсюду.

В фундамент кибуца был заложен священный принцип: никакого наемного труда. От этого принципа отказались. На ключевые должности в Эйн-Геди нанимают по конкурсу. Конкурс международный.

Дал трещину принцип равенства — дифференцированная зарплата эффективней. Дома можно приватизировать. Дети растут дома. Ну и что, что это были святые заповеди? Святые заповеди не исчезают, просто переходят в статус лирических воспоминаний и национальной гордости.

При этом общая собственность осталась. Все имущество Эйн-Геди, его предприятия — гостиницы, спа-центр, завод — принадлежат членам кибуца на равных паях. Основные решения принимаются общим собранием. Есть коллективные формы выплат и вспомоществований тем, кто в этом нуждается.

Израильское чудо рукотворно. В буквальном смысле. Оно создавалось руками. Но больше — и чем дальше, тем больше — головой.

Быть может, граница, разделяющая социализм и капитализм, пролегает именно здесь. Руки диктуют коллективный способ производства. Голова — исключительно индивидуальный инструмент.

Израиль начинался как до мозга костей социалистический проект. Так диктовала нужда. Когда страна вышла на определенный уровень развития, первородный социализм стал критически тесен.

Еврейская утопия на земле ведет себя адекватно, она постоянно ревизуется. Она оказалась в высшей степени реалистична. В этом и состоит секрет ее успеха.

Оригинал

Опубликовано 29.07.2018  11:09

От редактора belisrael.info.

Приглашаем как туристов, так и жителей Израиля делиться впечатлениями о стране. Думаю, не все выскажутся с таким пафосом, как журналист из “Новой газеты”, особенно в отношении Шимона Переса. 

 

Здымкі А. Астравуха. Дзятлаўскія яўрэйскія могілкі і не толькі

У адказ на артыкул А. Абрамчык і А. Радомскай пра дзятлаўскіх яўрэяў, змешчаны на мінулым тыдні (ОЧЕРК О ДЯТЛОВСКИХ ЕВРЕЯХ ), мы атрымалі падборку фотаздымкаў ад рэстаўратара-ідышыста-вандроўніка з Мінска… Аляксандр Астравух удакладняе: “Фоткі зроблены падчас экспэдыцыі SHTETL ROUTES УКРАІНА-БЕЛАРУСЬ-ПОЛЬШЧА 09.09.2015 і 19.09.2015”.

       

Апублiкавана 26.07.2018  22:48

ЮРИЮ ТЕПЕРУ – 60!

Юрий Тепер известен читателям belisrael.info как автор интересных материалов по истории шахмат Беларуси. В минской синагоге на улице Даумана его почтительно зовут «реб Арон». 20 июля мы связались с давним автором нашего сайта, которому недавно исполнилось 60, и поговорили об «этапах большого пути». Беседа состоялась в международный день шахмат; может, и поэтому она приобрела шахматный акцент.

Как отмечаешь юбилей, реб Арон?

– Поэтапно. По еврейскому календарю 18 июля 1958 г. пришлось на 1 ава. А первое ава в этом году выпало на пятницу 13 июля. Вечер пятницы я всегда стараюсь провести в синагоге, там меня очень тепло поздравила религиозная община «Бейс Исроэль». Один из прихожан – он обычно всех поздравляет – сочинил забавный стишок, приведу несколько строк.

Ты – мужчина молодой, ум толковый и живой.

Ходишь в шахматы играть, не устал соображать.

Посещаешь синагогу, обращаясь в мыслях к Богу,

Очень правильный еврей! И сегодня средь друзей

Отмечаешь юбилей.

Председатель наш Давид мне сегодня говорит:

«Юру поздравлять готов?» –

«Ну, конечно! Мазл тов!!!»

18 июля на работе поздравлений было немного – большинство коллег-библиотекарей сейчас в отпуску. Ну, а поздравления от друзей 23 июля ещё впереди…

А почему именно 23 июля, если по одному календарю твой день рождения в 2018 году 13-го, по-другому – 18-го?

– Те, кто интересуется еврейской традицией, знают, что с 17 тамуза (в этом году 1 июля) по 9 ава (22 июля) продолжаются траурные дни из-за разрушения Первого и Второго храма и множества других трагических событий. Веселиться и радоваться в это время нежелательно. А после окончания «бейн амецарим» отметить день рождения – в самый раз.

Спасибо за разъяснения. Ну, а вообще как настроение на день рождения?

– Так себе. Радостного мало, у мамы плохо со здоровьем, на работе была большая физическая нагрузка в связи с переездом филиала. Когда отмечал 50 лет, было веселее. Но впереди отпуск…

Кружка с фотографиями, подаренная коллегами

Да, как утверждал ещё один юбиляр этого июля Владимир Владимирыч Маяковский (18931930), «для веселия планета наша мало оборудована, надо вырвать радость у грядущих дней». Тогда обратимся к прошлому. Расскажи о том, что тебя грело в отчётные 60 лет.

– Чего-то вызывающего эйфорию сейчас не вспомню, а так… Радуют меня шахматные успехи 2001 года. Тогда, после многих неудачных попыток, в начале года я получил звание кандидата в мастера, а осенью занял второе место в чемпионате Минска.

Из гексашахматных событий приятно вспомнить турнир на «Кубок Москвы» 1984 года (о нём я на сайте писал), Ульяновск-1987, участие в открытом первенстве Венгрии 1989 года, где я победил неоднократного чемпиона мира и Европы, венгра Ласло Рудольфа. Там я выступал и за сборную СССР.

То был личный турнир или командный?

– Открытое первенство Венгрии – обычный турнир в 9 туров по «швейцарке». Несмотря на победу над Рудольфом, мой общий результат был довольно скромный – 5 очков и место в районе 9-го. После окончания личного турнира состоялся командный матч-турнир: на десяти досках играли три страны, Венгрия, СССР и Югославия. Тогда трудно было себе представить, что двух последних вскоре не будет. Венграм мы проиграли, у Югославии выиграли 9:1, заняли 2-е место. Я набрал в двух партиях 0,5 очка, проиграв свою партию в обоюдном цейтноте. Играя с югославом, имел лишнюю фигуру, но просмотрел вечный шах. Вообще же каждая хорошо игранная партия вызывает у меня (как, наверное, у всех игроков) эмоциональный подъём, и тут можно многое вспомнить. Но мастеров и гроссмейстеров в обычные шахматы я не обыгрывал, так что хвастаться особо нечем.

А в гексашахматах (ГШ) всё же стал мастером?

– Да, мастером спорта СССР, в московском отборочном турнире на чемпионат мира 1988 г. Сыграл средне, набрал 50% очков, но для звания этого хватило. Затем в Минске-1989 чуть не выполнил норму международного. И сейчас иногда поигрываю в «гекса», уже как любитель.

Участники первого (и последнего) чемпионата СНГ по гексашахматам, Минск, июль 1996 г. Ю. Тепер – крайний справа во втором ряду. Третий справа – чемпион, Сергей Корчицкий.

Зато, я слышал, в ГШ есть «дебют Тепера»…

– Не будем преувеличивать, всего лишь вариант Тепера в центральном дебюте: 1.f6 g6 2.fg fg 3.Ce2. В начале 2000-х после «гекса» я на некоторое время увлёкся японскими шахматами (сёги), но вскоре понял, что это не моё.

А если отвлечься от шахмат, что-нибудь интересное вспомнишь?

– Мой дедушка по линии отца Иосиф Абович Тепер был известным в СССР агрономом, специалистом по выращиванию кукурузы, сахарной свеклы. В 1961 г. у него вышла брошюра «Односемянная сахарная свекла в Молдавии». Дед жил в Бельцах, и мы с отцом не раз туда ездили. Он с гордостью показывал свои поля, новые сорта, давал мне пить «свою», маренденовскую воду (из посёлка Марендены). Запомнилось уважительное к нему отношение местных жителей.

Прадед Аба (умер в 1940 г.), его сын Иосиф с сестрой Перл (Полиной), бабушкой Ю. Тепера

Вспоминается поступление в институт в 1975 г., его окончание в 1979-м, туристическая поездка в Венгрию 1988 года… Ещё – поездка в Подмосковье, на религиозный семинар рава Цукера летом 2007 года. А так, о чём рассказывать? В личной жизни у меня не сложилось… Ага, яркими событиями стали минский международный турнир (февраль 1989 г.) и юношеский международный (сентябрь 1989 г.), где был заместителем главного судьи.

Во время поездки на сельхозработы (1982); жеребьёвка турнира 1989 г. (за судейским столиком – Александр Павлович и Владимир Полей)

Тогда давай по порядку, начиная со школы.

– Всегда склонялся к гуманитарным дисциплинам. Средний балл – тогда его высчитывали и добавляли к оценкам на вступительных экзаменах – был в районе 4,5 из 5.

В школе по истории и английскому у меня были грамоты за успешное изучение этих предметов а по алгебре, геометрии и химии – тройки в аттестате. После школы я собирался поступать в институт иностранных языков, а в институт культуры попал, можно сказать, случайно. Маме попалась на глаза газетная заметка, где говорилось, что в новом институте на бибфаке (у нас его называли «бабфак») будет отделение технической информации с изучением двух иностранных языков. Особенно же это заинтересовало отца, он был изобретателем и рационализатором, считал, что я смогу ему помочь в работе с патентной литературой. Но, как выяснилось, курс патентоведения был у нас один семестр и глубоких знаний не давал. А по поводу «иняза»… Многие говорили, что после его окончания в городе вакансий очень мало, придётся работать в деревне. Мне было почти всё равно, куда поступать, и родители меня убедили.

Мама Евгения Аркадьевна, да продлятся годы её, и папа, светлой памяти Яков Иосифович; они же с маленьким Юрой

Юре тут лет пять; Софья Львовна, вторая бабушка Ю. Тепера (работала библиотекарем!)

Не жалеешь, что послушал их?

– Сейчас нет. Возможно даже, что библиотечная работа – моё призвание. По окончании института особой радости она не доставляла, но в пединституте, куда я попал по распределению, я стал по совместительству шахматным тренером. Это особая история, может, позже к ней вернусь…

Первый год работы в библиотеке (1979). Ю. Тепер стоит слева.

Ещё любопытный момент. В восьмом классе нам задали написать сочинение на тему «Мои мысли о будущей профессии». Я написал, что хотел бы стать шахматным тренером. Мечта сбылась.

Ты говорил, что первым твоим тренером был Михаил Шерешевский, а написал воспоминания только про Або Шагаловича…

– О Шагаловиче я подготовил статью с твоей подачи, чтобы вспомнить человека, которого уже нет. Нужно ли подробно писать о живом Шерешевском, не знаю. Скажу, пожалуй, что Михаил Израилевич достиг очень высокого уровня понимания шахмат, который в школьные годы мне было трудно оценить. А если говорить о его «личностном измерении»? Тут не всё однозначно. Он ведь в начале 1970-х был ещё студентом, почти мальчишкой. После его высказываний о том, что комсомол никому не нужен, мы могли бы ляпнуть это там, где не надо. Или он говорил, что у шахматных мастеров есть градация: 1) сильный мастер; 2) слабый мастер; 3) московский мастер (последний, значит, слабее слабых). Может, правдa в этом и имелась, но нам, ребятам 4-го или 3-го разряда, вряд ли была полезна такая информация.

То, что М. И. Шерешевский сейчас работает в школе Крамника, это большое достижение. Желаю ему успешной работы.

Кто из людей, с которыми ты сталкивался, оказал на тебя особое влияние?

– В первую очередь – отец. О нём можно очень много говорить, он был выдающейся личностью. Его нет уже более 20 лет, давно собираюсь о нём написать. Кроме него назову Элиэзера (Евгения) Степанского, который учил меня иудаизму. Во многом благодаря ему я стал соблюдающим евреем.

Назову ещё своего первого раввина. Благодаря урокам рава Сендера Урицкого я многое узнал и приобщился к традициям. Кстати, Степанский тоже был учеником р. Сендера. На семинаре очень запоминающиеся уроки давал рав Элиэзер Ксида. Вообще, в синагоге немало хороших преподавателей, выделять больше никого не стану.

В институте культуры я занимался шахматами у Артура Викторовича Белоусенко. В пединституте в нашей команде сотрудников отмечу Вадима Кузьмича Пономаренко. Надо сказать, почти у каждого человека есть такой круг общения, что, если подумать, можно составить о них целую энциклопедию. Да, вспомнил бы Инну Павловну Герасимову – я был с ней знаком в Израильском центре (на ул. Уральской в Минске), она подтолкнула меня писать на еврейские темы. Было это в 1997–1998 гг.

Здесь чуть подробнее… Как, например, ты заинтересовался биографией Исаака Мазеля?

– В 1997 г. начал выходить сборник «Евреи Беларуси», Герасимова предложила написать что-нибудь по истории шахмат. Я не знал, за что взяться; перелистывал cборник «Шахматисты Белоруссии» 1972 г. Много раз я читал эту книжечку, а тут вдруг зацепился за информацию А. Шагаловича о первом в Минске школьном шахматном кружке Мазеля в 1927 г. Вспомнил, что читал о чемпионате Москвы конца 1941 г., выигранном лейтенантом Мазелем. Меня осенило – да ведь это тот самый человек! Значит, может получиться интересная статья.

Информации было мало. Стал копаться в белорусских газетах 1920–30-х годов, в газетном зале «ленинской» (Национальной) библиотеки просматривал газеты 1941 г. Написал большую статью, но Герасимова забраковала… Пошёл в редакцию армейской газеты «Во славу Родины», и там в отделе спорта журналистка Ирина Горелая встретила меня очень приветливо. После переработки Андрей Касперович набрал мне статью на компьютере, я принёс её в редакцию. Это, кстати, был ещё один радостный момент – первая публикация в серьёзной газете (до того я печатался в многотиражке пединститута «Савецкі настаўнік»). Затем информацию о Мазеле перепечатала газета «Авив», через несколько лет за тему взялся ты…

Ещё интересный факт: после публикации в газете «Во славу Родины» в редакцию позвонила родственница Мазеля, благодарила. Я потом с ней встретился и узнал кое-что о личной жизни мастера, о том, что его женой была будущая чемпионка мира Ольга Рубцова.

В конце 1990-х я опубликовал в армейской газете целую серию статей по истории спорта, в том числе и гексашахмат (ГШ), но после ухода моей знакомой из редакции эта «лавочка» закрылась… Был автором витебского издания «Мишпоха», с удовольствием вспоминаю свои статьи в минских шахматных журналах, даром что эти журналы долго не протянули. За возможность публиковаться на belisrael.info cпасибо тебе и Арону Шустину.

Да, из тех людей, что мне запомнились, хотел бы назвать ещё первого распространителя ГШ в СССР Фёдора Ивановича Гончарова.

Чем же тебе так запомнился Гончаров? Особой силой в игре, насколько я знаю, он не отличался…

– Дело не в игре (кстати, он всё-таки вышел победителем первого Всесоюзного ГШ-турнира 1982 г.). Фёдор Иванович был очень яркой личностью. Он хорошо знал английский и немецкий, составлял задачи по ГШ и обычным шахматам, не чужд был поэтического творчества. Помню, во время его первого приезда в Минск в июле 1983 г. я прочёл ему на английском стихотворение «Those evening bells» (мы его учили в институте). По-русски это «Вечерний звон». Ему очень понравилось, и он переделал стихи на гексашахматную тематику, написав по-английски «Those Hexchess games». Запомнилась концовка: «And so t’will be, when I am gone: The game’ll be played still on and on». Ещё вспоминается его очень своеобразное чувство юмора. Во время фотографирования перед турниром в Ульяновске (1987 год) я умудрился отправиться в то место, куда царь пешком ходит. На фотографии Ф. И. написал: «А Тепер в туалете».

Однажды мы обсуждали, что делать, чтобы спортивные власти признали ГШ. Он сказал: «Надо применить еврейское давление!» Видимо, имел в виду демонстрации в США и западных странах, подобные тем, что устраивались с целью заставить выпускать советских евреев за границу.

А как он вообще относился к евреям?

– Больше на мою любимую тему Гончаров ничего не говорил. Он был интернационалистом в лучшем смысле слова. Говорил, что ему делали операцию по переливанию крови, и в нём теперь есть татарская кровь. К сожалению, мы с ним не очень часто встречались, весной 1992 г. он умер.

Раз уж заговорили о ГШ, почему бы не назвать Валерия Буяка?

– Да, спасибо, что напомнил. На раннем этапе развития ГШ (1983–1985 гг.) он оказал влияние не только на меня, а на всех тогдашних гексашахматистов Минска. Я писал об этом в журнале «Шахматы-плюс» (2004), повторяться не буду. Игре он научить не мог, а вот интерес к разным видам деятельности (эсперанто, каратэ, йога, журналистика, фантастика) в той или иной степени передавался всем нам.

Ты долгое время посещал шахматно-шашечный клуб «Хэсэд Рахамима» («Белые и чёрные»), который возглавлял М. И. Зверев. Расскажи немного о клубе и его людях.

– Шашистов я знал мало, а среди шахматистов было много ярких личностей, практически все… Леонид Газарх в своё время работал на Байконуре, Изя Бернштейн много лет – на Минском тракторном заводе. Он был одним из сильнейших блицоров не только нашего клуба, но и МТЗ, где шахматы всегда были на очень высоком уровне.

В бобруйском «Хеседе», мини-лекция после товарищеской встречи с местными шахматистами. Начало 2000-х.

Владимир Литвин (1918 года рождения!) много лет служил в армии, выступал в армейских турнирах. Несмотря на слабое зрение, тонко чувствовал игру. Помню, в одном городском турнире я сделал ничью в худшей позиции. Свидетель нашей партии, после игры он сказал мне: «Ты молодец, что спасся, но я бы тебя в такой позиции не выпустил». Я подумал: «А действительно – он бы не выпустил».

– Готов подтвердить; я сам не раз играл с Литвиным, очень цепкий был шахматист…

С другим членом клуба, Ильёй Генадинником, мы продолжаем встречаться и обсуждаем разные темы, шахматные и иные. Эдуард Рабинович – сильный игрок, знаток экономики (одно время участник именной рубрики в «Комсомолке», называлась, вроде, «Спросите у Рабиновича»). Арнольд Вертлиб работал в нархозе у почтамта, его рабочее место было недалеко от моего, и он часто приглашал меня к себе поиграть. Сочетал мягкий доброжелательный характер с упорством за доской. Прежде чем уехать в Германию (лет 10 назад) пригласил меня к себе домой, показал шахматную библиотеку и предложил взять любую книгу… В уже упомянутом чемпионате Минска 2001 года он был судьёй и болел за меня. После одной выигранной партии заметил: «Я угадал все твои ходы, начиная с середины партии». Я сказал: «Вот что значит постоянное творческое общение». После окончания чемпионата на очередном заседании клуба он объявил: «Товарищи шахматисты, Юра занял 2-е место в чемпионате города. Давайте его поздравим». Все подходили и поздравляли, было очень приятно. Приезжая в Минск, он рассказывал, что в Германии (земля Саар) посещает шахматный клуб при синагоге, участвует в городских соревнованиях.

Увы, не все из названных людей живут среди нас. В «Хэсэд» сейчас почти не хожу, Илья Генадинник говорит, что клуб уже не тот. Интересную фразу как-то слышал в парке: «Шахматы умирают, и мы вместе с ними».

Ну, такого пессимизма я от тебя не ожидал.

– Так ведь это к слову. А фраза мне действительно понравилась, отражает суть происходящего.

Самые крутые дипломы, грамота и сертификат Открытого университета Израиля из архива юбиляра

А помимо шахмат что тебя более всего занимает? Политика?

– Всегда был спортивным болельщиком, особенно в игровых видах спорта. Было время, очень любил бридж, хотя играю слабо. С юных лет интересовался историей, как еврейской, так и всеобщей. От политики далёк, хотя в конце 1980-х – начале 1990-х постоянно ходил на разные политические мероприятия. Сейчас я член религиозной общины «Бейс Исроэль», и, как говорит моя мама, в синагоге провожу больше времени, чем дома. Стараюсь не пропускать ни одного урока, ни одной лекции приезжих раввинов.

В синагоге интерес к шахматам есть?

– Раньше был, даже турниры проводились, сейчас – нет. Видимо, это связано с тем, что мы с Генадинником перестали играть в синагоге. Ещё двое любителей шахмат, игравших в перерыве между молитвами, к сожалению, умерли. Один из них, Михаил Айзикович Ганелис, в 1950-х годах, во время службы в армии участвовал в испытаниях водородной бомбы. Он мне показывал книгу об этом, где упомянута его фамилия и есть его фото. Фамилии второго не знаю – все звали его по отчеству «Цодикович» или по профессии «доктор».

Есть ещё игроки, но, похоже, пик активности миновал. Не ради шахмат люди ходят в синагогу.

Ты рассказал немало интересного о людях, с которыми сталкивался. Книгу напишешь?

– Хотелось бы, но пока не получается. Возможно, когда выйду на пенсию. И ещё вопрос, а нужно ли это? Когда пишут книги выдающиеся люди, одно дело, а когда такие, как я – другое.

 

У себя дома с призовыми шахматами, подарком от гексашахматистов Ульяновска; с вазой за 2-е место в чемпионате Минска (вручал Абрам Ройзман) и кубком за 3-е место во Всесоюзном турнире в Калинине (Твери)

По-разному бывает… Что скажешь в заключение беседы?

– Если коротко, мне было приятно вспомнить о своей жизни и о людях, с которыми пересекался. Но в одном интервью всё не изложишь.

Да, оставим что-то и для следующего юбилея 🙂

Беседовал В. Рубинчик

Опубликовано 26.07.2018  19:11

***

От редактора. Напоминаю о важности финансовой поддержки сайта, что будет
способствовать не только его развитию, но и возможности поощрения активных
авторов, привлечению новых, осуществлению различных проектов.  

Поход историка по лезвию бритвы

«Розмови про Україну. Ярослав Грицак — Іза Хруслінська». Київ, «Дух і Літера», 2018, 360 с.

В книге блестяще выдержан редкий для Украины жанр интеллектуального диалога. «Розмови про Україну» — это серия бесед между известной польской писательницей Изой Хруслинской и видным украинским историком Ярославом Грицаком.

Обсуждается всё — особенности профессии историка, национализм и вопросы идентичности, межнациональные отношения и межгосударственные конфликты. Грицак, как правило, избегает резких и категоричных формулировок…

Стиль мышления историка отчетливо проявляется в его отношении к постмодернистскому интеллектуальному тренду. Он критикует постмодернистское отрицание правды как «западного конструкта», подчеркивая, что «постмодернизм умер на Майдане», однако признает историческую роль постмодернистского подхода, носители которого «расчистили поле нашего мышления от иллюзий и мифов, выдававших себя за правду». Грицак не заявляет открыто, что объективная правда существует, однако ратует за активное правдоискательство. Насколько он последователен и непротиворечив в своих рассуждениях, — судить читателю.

«Розмови про Україну», Киев, 2018; Иза Хруслинская

Отдельная глава посвящена отношениям между украинцами и евреями. Историк анализирует, почему в историографии советской Украины эта тема не просто не поднималась, а совершенно сознательно игнорировалась. Попутно он комментирует популярные антисемитские и украинофобские стереотипы.

«Украинское национальное движение, — пишет Грицак, — создало интересную формулу. Идеологи этого движения считали, что было бы лучше, чтобы евреи оставались «чужими», но как независимая, отдельная нация… Считалось, что следует поддерживать сионизм, стремление евреев создать собственное государство». Позицию же Центральной Рады в еврейском вопросе он называет «просто образцовой».

Сто карбованцев периода УНР с текстом на идише, 1917

Грицак, привыкший к общению с разной публикой, старается говорить о сложном как можно проще. Он признаёт, что «на территории Украины существует длительная и сильная традиция ненависти к евреям и насилия, которые я определил бы как юдофобию», в то же время подчеркивая отсутствие в украинской интеллектуальной традиции антисемитизма как современной идеологии типа немецкого, польского или российского антисемитизма.

Анализируя причины антиеврейских настроений, он в одном абзаце ухитряется объяснить значительную интенсивность этих настроений в Украине огромной численностью живших тут евреев и одновременно признать, что в России, где до начала ХХ века евреев было совсем немного, тем не менее развивалась сильная антисемитская традиция. Непоследовательность или просто отсутствие столь необходимых в некоторых местах «дотошных» научных уточнений?

Поднимаются и столь непростые темы, как участие ОУН и УПА в антиеврейских акциях в годы Второй мировой. По Грицаку, ОУН воплощала агрессивный и ксенофобский тип украинского национализма, однако не была «программно антисемитской», то есть не ставила борьбу с евреями на первый план, как это случилось в Германии. В то же время в ходе советской оккупации Западной Украины НКВД «уничтожил практически всю умеренную политическую элиту — как польскую, так и украинскую, которая могла бы сыграть роль сдерживающего фактора» как минимум во время погромов 1941 года.

Львовский погром, 1941

И тут снова налицо хождение по лезвию бритвы, заслуживающее сочувственного отношения читателя, ведь темы, комментируемые историком с такой дипломатичностью, заставляют его ходить по бритве скорее опасной, чем электрической с защитными решетками. Мудрая и вдумчивая аудитория найдет точки соприкосновения с ответами интеллектуала на «горячие» вопросы современности. Во многом благодаря тому, что Грицак совершенно не стремится доминировать над читателем, а старается идти к нему навстречу, иногда ценой потери «железной» непротиворечивости высказываний.

Антон Сытор, для «Хадашот»

* * *

Ярослав Грицак: как историческая память становится проклятием

Известный историк, профессор Украинского католического университета, публичный интеллектуал Ярослав Грицак (на фото) — о разделяющих нас героях и объединяющих жертвах, преодолении истории и пользе амнезии.

— Профессор, потребность в героях — неотъемлемый атрибут становления молодого государства? Кого люди склонны возводить на национальный пьедестал?

— Без героев народ и государство немыслимы, вопрос лишь в том, в каких героях мы сегодня нуждаемся. Я спросил как-то у своего шведского коллеги-политолога, кто на сегодняшний день является национальным героем Швеции. Он надолго задумался и ответил: «Возможно, ABBA». Для нас привычнее было бы услышать имя Карла XII или другого персонажа военной истории, но на самом деле во многих европейских странах национальными героями становятся люди не кого-то убившие, а отдавшие за кого-то жизнь. К сожалению, в нашем регионе, как сказал один мой знакомый, есть лишь два способа стать героем — или ты убьешь, или тебя убьют.

Так или иначе, но у нас — украинцев — мало общих героев, наши герои, скорее, разделяют общество.

— Не кажется ли вам парадоксальной ситуация, при которой идеология национальных героев в лице тех же лидеров ОУН в корне противоречит европейскому выбору, который официально декларирует Украина? Как общественное сознание справляется с этим парадоксом?

Надо понимать, что одно дело – исторический образ, и совсем другое реальная история. Разумеется, Степан Бандера символизирует не европейскую интеграцию, а антибольшевистское, если хотите, антироссийское сопротивление. И именно так он сегодня воспринимается, вне всякой связи с преступлениями против евреев или поляков.

Два года назад я лицом к лицу столкнулся в аэропорту с известным историком, профессором Принстона, Гарварда и Стэнфорда Яном Томашем Гроссом он возвращался из Москвы и был очень взволнован. До чего дошло, говорит, я американский профессор, еврей польского происхождения, должен был защищать Бандеру перед студентами и преподавателями Высшей школы экономики в Москве. Так бывает, когда в дело вмешивается актуальная политика.

При этом Бандера не мой герой, и я не считаю его национальным героем Украины, скорее, региональным.

— Что же нас может объединить?

Объединить нас могут не герои, а жертвы. Украина как организм очень чувствительна к жертвам как объединяющему фактору, в отличие от России, где Сталин это, прежде всего, не тиран, а лидер, поднявший страну с колен. Для подавляющего большинства украинцев Сталин преступник, поскольку его имя связано с Голодомором, то есть миллионами жертв.

Украина в современных границах с 1932 по 1947 год пережила пять геноцидных волн Голодомор, Холокост, Волынскую трагедию, депортацию крымских татар и выселение украинцев из Польши (операция «Висла»). Нашу историю надо писать под лозунгом «Никогда больше», пора переформатировать дискурс с героев на жертв.

Но мы были не только жертвами, но и соучастниками преступлений разных режимов украинцы, евреи, поляки.

Историческая память всегда эксклюзивна. Эрнест Ренан сказал как-то, что неправильное понимание истории является залогом существования нации. Историческая память это искривленное и однобокое отображение истории, за что ее большинство историков и не любят. В одних пропорциях она может быть лекарством, в других ядом.

— В какой мере история может и должна становиться частью государственной политики?

Государство должно преодолеть историю это главный вызов для Украины. К сожалению, и Россия, и Украина, и Польша тяжело отравлены историей. Это отравление лечится двумя способами. Одно лекарство заключается в радикальных реформах политических, экономических, социальных, меняющих траекторию развития страны. А второе состоит в изменении исторической памяти, превращении ее из яда в лекарство это требует мудрой взвешенной политики.

Очень опасно, когда историческая память подменяет собой реформы так вел себя Виктор Ющенко. Сегодня эта опасность снова маячит на горизонте чем медленнее будут идти реформы, тем больше мы будем заниматься исторической памятью.

Кто помнит сейчас о том, что шведы были в XVIXVII веках одной из наиболее воинственных наций в мире? Никто, потому что они радикально изменили свою историческую траекторию. Изменить эту траекторию в какой-то мере удалось Польше, и то, судя по результатам последних выборов, не вполне. Это совсем не удалось России я не знаю общества, столь сильно отравленного ядом памяти. И Украина остается в этой опасной зоне отравленной памяти.

И все-таки я оптимист, поскольку в Украине нет доминирующей памяти идет состязание между различными ее версиями.

Два сапога пара

Вы считаете плюсом этот конфликт памятей?

В нашем контексте, да. Если бы не эта подушка амбивалентности, мы бы друг другу горло перегрызли. Кроме того, очень важно не только помнить, но и забывать. Амнезия это важнейшее лекарство для трансформирующейся нации, которое применял Аденауэр после Второй мировой. О Холокосте ведь заговорили только в 1960-х, когда Германия стала другой страной.

В Испании после смерти Франко тоже поняли, что, ввязавшись в исторические споры, страна пропадет, поэтому политикам было воспрещено использовать историю в качестве политического аргумента. И этот процесс занял не один год.

В эпоху Кучмы и у нас пытались проводить политику амнезии, которая не увенчалась успехом. Да и не могла увенчаться, поскольку Россия держала руку на пульсе. Испании в этом смысле было проще Франция (Германия, Британия и т.д.) не советовали ей о чем и как именно помнить, а о чем можно на время забыть.

— Насколько мы способны к модернизации? Ведь это было бы естественно — избавиться от шлейфа негатива, отрефлексировать ошибки и заблуждения прошлого…

Целый ряд украинских историков давно об этом говорят, безусловно, мы многое должны признать и за многое извиниться. Например, лет 15 назад мы перевели конфликт вокруг польского военного мемориала во Львове в другую плоскость с обеих сторон прозвучало: мы просим прощения и прощаем. И это нормально.

— Вопрос в том, отражает ли это официальную политику государства, которую представляет Институт национальной памяти во главе с Владимиром Вятровичем.

Вятрович это не всё государство, хотя часто его позицию отождествляют с официальной. В Украине никогда ничего не сводится к одной генеральной линии, и это дает надежду.

— Есть ли в украинской истории объединяющие фигуры, обладающие достаточным потенциалом, чтобы войти в новый пантеон национальных героев?

Социология четко демонстрирует, что украинцы объединяются вокруг киевских князей, казаков, литературной троицы Тарас Шевченко Иван Франко Леся Украинка, а из современников вокруг спортсменов и рок-звезд. Я хорошо помню сопротивление, которым русскоязычное население востока и юга страны встретило в начале 1990-х новые государственные символы сине-желтое знамя и тризуб. Но вскоре эти символы были приняты всеми когда в 1994-м Оксана Баюл выиграла Олимпийские игры, торжественно прозвучал гимн, и впервые наш флаг был поднят не как символ украинского национализма, а как символ спортивной победы.

Безусловно, есть фигуры, формирующие объединяющий дискурс, но в этот дискурс надо включить не только героев, но и жертв.

— Но это чревато виктимизацией украинской истории…

Необходимо показать, что ни один народ не состоит исключительно из жертв или исключительно из преступников. Были и те, и другие, а большинство всегда и везде составляют наблюдатели bystanders. В Лондоне статуи Кромвелю и Карлу I, которого он казнил, стоят практически напротив друг друга и воспринимаются как части одной истории. При этом никто не питает иллюзий в отношении того, кем был Кромвель и кем был Карл I их деяния известны. Поэтому можно быть бандеровцем, но признавать, что бандеровцы совершали преступления, равно как и придерживаться коммунистических воззрений, но понимать, что представлял собой Сталин. Гордость за «своего» героя не означает безответственность.

— Когда украинское общество созреет для признания, что ради независимости Украины совершались не только подвиги, но и преступления? Тем более, что подобные преступления можно найти в истории многих народов, которые переварили свое прошлое, дали ему адекватную оценку и продолжили строить будущее.

Общество слишком общая категория. В Украине возник новый средний класс, который живет, главным образом, в больших городах и который преимущественно двуязычен. Ценности этого класса позволяют мне оставаться оптимистом эти люди готовы брать ответственность на себя, они спокойнее относятся к истории и легче принимают новые правила игры. Я скептически отношусь к ближайшим перспективам Украины они не радужны, надежды связаны именно с этим поколением, которое должно достичь зрелости и состариться, это главный сценарий успешности Украины.

Поэтому я работаю не на абстрактный социум, а на это поколение, которое демонстрирует очень сильные горизонтальные связи и составляет костяк гражданского общества, возникшего в ходе Майдана. Эти люди нуждаются в другом типе истории, и Вятрович не отражает их устремлений. Тон и ценности этого поколения задают скорее такие фигуры, как Сергей Жадан и Святослав Вакарчук, и эти ценности очень далеки от заявленных Институтом национальной памяти. Поэтому мы не безнадежная страна…

Беседовал Михаил Гольд, «Фокус»

Источник: газета «Хадашот», №№ 3 и 7, 2018

Опубликовано 23.07.2018  20:52

Яшчэ адзін артыкул Р. Бярозкіна…

Г. Бярозкін

ЯЎРЭЙСКАЯ СОВЕЦКАЯ ЛІТАРАТУРА БССР

Вялікая соцыялістычная рэволюцыя канчаткова вызваліла шматлікія народы былой царскай Расіі і дала ім свабоднае і шчаслівае жыццё.

Найярчэйшы дакумент новай чалавечай гісторыі – вялікая Сталінская Канстытуцыя запісала здабытыя крывёю народаў чалавечыя правы на жыццё, на працу, на асвету свяшчэннымі і недатыкальнымі.

Да ліку народаў СССР, упершыню далучаных Кастрычнікам, рукамі Леніна і Сталіна да творчай працы, да сапраўдна-чалавечага жыцця, адносіцца і яўрэйскі народ.

20 год Вялікай соцыялістычнай рэволюцыі – 20 год бесперапыннага росту эканамічнага дабрабыту яўрэйскіх народных мас, росту новай культуры, соцыялістычнай па зместу і нацыянальнай па форме. Бесперапынна расце яўрэйская совецкая літаратура – адно з яркіх праяўленняў агульнага росту яўрэйскай совецкай культуры.

Лепшыя творы Маркіша, Бергельсона, Квітко, Фінінберга, Галкіна добра знаёмы совецкаму чытачу. Праславуты «чалавек паветра» – прышчэмлены капіталізмам маленькі чалавек ужо не з’яўляецца асноўнай фігурай нашай яўрэйскай совецкай літаратуры: яму на змену ў жыцці і ў літаратуры прышоў другога гатунку «чалавек паветра» – Машкоўскі, Півенштэйн, лётчыкі, парашутысты, патрыёты соцыялістычнай радзімы.

Яўрэйская совецкая літаратура БССР з’яўляецца адным са звенняў у агульным ланцугу саюзнай яўрэйскай літаратуры. Лепшыя творы яўрэйскіх пісьменнікаў БССР – Аксельрода, Камянецкага, Э. Кагана, Фінкеля, Дзегцяра, Тэйфа, Даўгапольскага, М. Ліўшыца і інш. – ствараліся ва ўмовах жорсткай барацьбы з буржуазна-нацыяналістычнымі і трацкісцка-бухарынскімі лазутчыкамі ў літаратуры. Ворагі народа, якія прабраліся да кіраўніцтва літаратурным фронтам, прыкладалі ўсе сілы да таго, каб нашкодзіць нашай літаратуры. Яны ўзнімалі на шчыт контррэволюцыйныя паклёпніцкія кнігі, ганьбавалі лепшых совецкіх пісьменнікаў, адрывалі нашу літаратуру ад культурнай спадчыны яўрэйскіх народных мас, падрывалі работу з пачынаючымі і маладымі пісьменнікамі.

Яўрэйская совецкая літаратура БССР расце і мацнее. Наяўнасць у нашай літаратуры цэлага раду таленавітых паэтаў і празаікаў сведчыць пра яе бясспрэчны рост, пра магчымасць і неабходнасць прад’яўлення да яе самых высокіх патрабаванняў.

Віднае месца ў нашай літаратуры належыць таленавітаму паэту-лірыку Зеліку Аксельроду. Яго першая кніга вершаў (1932 г.) ацэнена ўсёй совецкай і літаратурнай грамадскасцю як адзін з лепшых твораў нашай паэзіі (насамрэч гаворка пра другую кнігу Зэліка Аксельрода пад назвай «Лідэр» – «Вершы»; першы яго зборнік вершаў, «Цапл»/«Трапятанне», выйшаў у Менску на 10 год раней – belisrael). Шчырасць і сумленнасць у сваім паэтычным звароце да соцыялістычнай рэчаіснасці, лірычная цеплыня і сардэчнасць у паказе асобных яе бакоў, майстэрства паэта-лірыка, – усе гэтыя якасці вершаў Аксельрода робяць іх выразным дакументам перабудовы дробна буржуазнага інтэлігента, які звілістымі шляхамі прышоў да адданай службы народу. У сваім раннім цыкле вершаў «Восень 1915» Аксельрод перадаў жудасную карціну імперыялістычнай вайны і разарэння народных мас. У больш позніх вершах пра Чырвоную Армію, пра рэволюцыйную Вену, пра падзеі ў Іспаніі, Аксельрод ідзе па далейшаму шляху арганічнага асваення сучаснай тэмы. Адначасна, Аксельрод распрацоўвае і тэмы традыцыйна-лірычныя (каханне, дружба), прымушаючы іх гучэць па-новаму. Варта ўказаць З. Аксельроду на тое, што часта ў сваіх вершах ён застаецца «па-інтэлігенцку» сузіральным, што спрыяе выражэнню эмацыянальнага, дзейснага верша ў верш бытаапісальны, вялы, маладзейсны. Паэтычнае самаўсведамленне З. Аксельрода павінна быць пашырана да межаў шырокага свету соцыяльнай барацьбы. Паэт павінен у далейшым актыўна ўключыцца ў работу па стварэнню палітычнай лірыкі.

У галіне паэзіі працуе таксама Г. Камянецкі. У лепшых сваіх вершах пра грамадзянскую вайну («Развітанне», «Як воды шумныя»), пра соцыялістычнае будаўніцтва («Балада пра электрастанцыю»), у вершах пра смерць друга-комсамольца, у іранічных «пісьмах Пілсудскаму» і «Ньюёркскай цёшчы» Г. Камянецкі выступае спелым паэтам са сваёй рэзка-акрэсленай творчай індывідуальнасцю. Характэрная рыса лепшых вершаў Камянецкага мэтаімкненная рэволюцыйная рамантыка і мяккі лірызм. Значна слабей тыя вершы, у якіх гэты рамантычны голас паэта гучыць прыглушана. Кніга Г. Камянецкага «Прамым шляхам» – адна з лепшых сведчанняў росту нашай паэзіі.

Вялікую кнігу вершаў і паэм некалькі гадоў таму назад выдаў паэт М. Тэйф. У ёй побач з цэлым радам вершаў ідэйна-шкодных, упадніцкіх, мастацка слабых ёсць вялікая колькасць і жыццесцвярджаючых, насычаных фальклорам вершаў і паэм. Вершы Тэйфа пра комсамол, пра Ботвіна, пра грамадзянскую вайну, верш «Ураджай у краіне» з’яўляюцца творчымі ўдачамі паэта.

Творчы шлях паэта М. Ліўшыца – шлях ад абстрактнай рамантыкі да рамантыкі рэволюцыйнай. Заместа абстрактна-«філасофскага» апявання жыцця, прышла сапраўдная паэтычная канкрэтнасць і лірызм. Да ХХ-годдзя Кастрычніка Ліўшыц напісаў цыкл вершаў пра радзіму. Заключаючы цыкл, верш пра Сталіна з’яўляецца поўнацэнным выражэннем пачуцця бязмежнай любові да нашага бацькі, правадыра і друга.

Сярод маладых паэтаў варта адзначыць М. Грубіяна, Р. Рэйзіна, Г. Шведзіка, Л. Талалая, Р. Боймволь, Х. Мальцінскага, З. Тэлесіна і інш.

Большая частка вершаў маладога паэта Р. Рэйзіна напісана на тэму перавыхавання ўчорашняга беспрытульнага-праванарушальніка ў актыўнага будаўніка соцыялізма. У апошні час Рэйзін напісаў вялікую паэму пра новую Канстытуцыю і яе творца геніяльнага Сталіна.

Вершы пра Чырвоную Армію, пра новае, калгаснае жыццё, піша Л. Талалай. Нядаўна вышла з друку кніга вершаў маладой паэтэсы Р. Боймволь, у якой побач з вершамі інтымна-лірычнага характару ёсць і вершы пра «Чэлюскіна», пра гераічных стратанаўтаў.

Значна меншых поспехаў дасягнула наша проза. Колькасць твораў, якія з’явіліся за апошні час, значна ўступаюць ліку твораў паэтычных. У гэтым, быць можа, адзін з вынікаў шкодніцкай работы былога «кіраўніцтва».

Многа гадоў працуе ў нашай літаратуры старэйшы празаік Ц. Даўгапольскі. У мінулым ён дапускаў грубыя палітычныя памылкі бундаўскага характару. У далейшай сваёй творчай рабоце Ц. Даўгапольскі рашуча выпраўляў свае памылкі. Добра знаёмы нашаму чытачу раман Даўгапольскага «Шоўк», прысвечаны Магілеўскай шаўковай фабрыцы. У рамане, аднак, ярка відзён асноўны недахоп творчасці Ц. Даўгапольскага – натуралістычнае капіраванне жыцця і недавер’е да мастацкага вымыслу.

Два зборнікі навел і гумарэсак выдаў малады таленавіты празаік Эля Каган. Своеасаблівасць яго апавяданняў – лірызм і гумар. Лепшай яго навелай з’яўляецца «Горад без цэркваў», у якой Э. Каган цёпла і пераканаўча паказаў вясковага хлопца Васюткіна, які прышоў у новы горад домнаў, маладосці, цыркаў, у «горад без цэркваў» – Магнітагорск. Цэлы рад добрых навел прысвяціў Э. Каган Чырвонай Арміі («На манеўрах», «Рэвальвер будзе страляць»).

Знамянальнай падзеяй нашай літаратуры бясспрэчна з’явіцца кніга У. Фінкеля, напісаная на матэрыяле жыцця і творчасці буйнейшага яўрэйскага класіка Шолам-Алейхема. У. Фінкель прарабіў вельмі важную работу па вызваленню бессмяротнай спадчыны вялікага пісьменніка ад груба-соцыялагічных тлумачэнняў. Кніга напісана ў плане мастацкай біяграфіі.

Выдатнай з’явай нашай прозы трэба прызнаць першую кнігу апавяданняў маладога таленавітага празаіка М. Дзегцяра – «Будаўнікі». М. Дзегцяр прынёс цэлы рад свежых тэм соцыялістычнага будаўніцтва, новага мястэчка, росту новага чалавека. У лепшых сваіх апавяданнях малады празаік праявіў сябе таленавітым навелістам з вялікай цягай да гранічна-канкрэтнага бытавога матэрыялу.

Трэба адзначыць некалькі кніг юмарэсак празаіка Л. Кацовіча.

З такімі рэзультатамі прышла яўрэйская совецкая літаратура БССР да 20-годдзя Вялікай соцыялістычнай рэволюцыі. Дасягнутае ёю – толькі частковая рэалізацыя тых велізарнейшых патрабаванняў, якія прад’яўляе наш народ да совецкай літаратуры.

(«Літаратура і мастацтва», 16.11.1937)

З родзічамі ў 1937 г. (Р. Бярозкін – злева)

Апалены й надломлены

Бярозкінскі артыкул 1937 г. розніцца ад тых, што раней перадрукоўваліся з «ЛіМ»а (1939, 1940 гг.) – ён перагружаны ідэалогіяй. Магчыма, замова ішла ад рэдакцыі газеты, а мо ад іншых, вышэйшых інстанцый. Ды больш цікавіць мяне пытанне, чаму Рыгор Бярозкін згадзіўся падрыхтаваць – або падпісаць – развагі пра «ворагаў народа». Ён жа яшчэ не займаў адказных пасад і нават не з’яўляўся членам Саюза пісьменнікаў, а быў студэнтам Менскага педінстытута, якому зніклы ў верасні 1937 г. «вораг» Ізі Харык (старшыня яўрэйскай секцыі СП БССР і рэдактар часопіса «Штэрн») з 1935 г. адкрыў шлях у названы часопіс.

Артыкул-«даклад» да 20-годдзя кастрычніцкай рэвалюцыі даручыць 19-гадоваму Бярозкіну маглі па камсамольскай лініі, а ён збаяўся адмовіцца і/або палічыў, што нехта іншы адлупцуе арыштаваных у чэрвені-верасні 1937 г. Бранштэйна, Кульбака, Харыка яшчэ мацней… Дапускаю, што ўвесь даваенны час малады літаратар адчуваў сябе «клеймаваным» праз тое, што бацька яго быў актыўным бундаўцам (як пісаў Анатоль Сідарэвіч са слоў Юліі Канэ, Шлёму Бярозкіна арыштавалі ў пачатку 1920-х гг.). Ад сацыяльнага паходжання залежала калі не жыццё, то кар’ерны рост моладзі; што б ні дэкларавалася «зверху», дзеці за бацькоў у сталінскія гады амаль заўсёды адказвалі. Бярозкіну пашэнціла, што яго прынялі ў Магілёве на рабфак, а потым у Менску – на літаратурны факультэт педінстытута.

Згадка супрацоўніцы Акадэміі навук БССР пра пачатак 1930-х гадоў i Мойшэ Кульбака: «Калі Кульбак заходзіў да нас у кабінет, адразу рабілася весела. Але я ад яго нацярпелася – ён дражніў мяне “рабінскай дачкой”. Гэта было небяспечна: калі б такія жарты пачуў нядобразычлівец, мяне маглі б выгнаць з Акадэміі». Тая ж Соф’я Рохкінд (1903–2000) распавядала мне, што пасля 1917 г. не помніць ніводнага дня, калі б не было страшна. Прыкладна тое ж пра сталінскі час казаў на схіле жыцця сын чашніцкага меламеда Гірш Рэлес (1913–2004), які ў сярэдзіне 1930-х ледзь утрымаўся ў тым самым Менскім педінстытуце пасля даносу нядобразычліўцаў. За Рэлеса тады заступіўся Ізі Харык.

Нехта заўважыць: Бярозкін – выдатны літаратурны крытык, пасля вайны ён пісаў пра Харыка і Кульбака іначай, нават у артыкуле 1937 г. ёсць талковыя месцы, дык навошта варушыць мінулае, пагатове ў час, калі адзначаецца стагоддзе літаратуразнаўцы… Але, па-мойму, юбілей – не толькі для хваласпеваў; гэта й нагода для асэнсавання біяграфіі юбіляра, для здабыцця карысных урокаў на будучыню.

Вечная ўдзячнасць Рыгору Бярозкіну за тое, што ён смела змагаўся супраць нацыстаў; адчуваю павагу да яго цяжкага лёсу ў 1940–50-х гадах («з пекла ў пекла»)… Аднак пасля рэабілітацыі ён, відаць, не здолеў вытруціць з сябе страх перад сістэмай і часам паводзіў сябе зусім не гераічна.

У бярозкінскіх прадмовах да зборнікаў Харыка (Мінск, 1958 і 1969; Масква, 1971) і Кульбака (Мінск, 1970) дратуюць эўфемізмы: «Харык памёр у 1937 годзе» і «Майсей Кульбак трагічна загінуў 17 ліпеня 1940 года». Асабліва «памёр» – як быццам ад грыпу ва ўласным ложку. Разумею, што так было прынята пісаць, але ж ад чалавека, які ў чэрвені 1941 г. сам ледзь не загінуў ад сталінскай кулі, а пасля другога арышту ў жніўні 1949 г. колькі гадоў «араў» на «будоўлях народнай гаспадаркі» (у Карагандзінскай і Омскай абласцях), я міжволі чакаў іншага. У пасмяротнай кнізе Бярозкіна «Паэзія – маё жыццё» (Мінск, 1989) нехта ўсё ж паправіў «Харык памёр» на «Харык загінуў».

Агулам, трагічны вопыт Рыгора Бярозкіна не знайшоў непасрэднага адлюстравання ў яго кнігах; архівіст Віктар Жыбуль пацвярджае, што і ў фондах БДАМЛМ няма рукапісаў Бярозкіна, дзе закраналася б тэма ГУЛАГу. Засталіся хіба яго гаркавыя досціпы накшталт: «Дрэва пасадзіш – вырасце друг. Друга пасадзіш – вырасце дрэва». Папраўдзе, даробак Аляксандра Салжаніцына з ягонымі антысталінскімі кнігамі-перасцярогамі 1960-х гадоў куды больш важкі. А былі ж і іншыя аўтары, якія не чакалі «перабудовы», каб распавесці пра мярзоты сістэмы; Варлам Шаламаў, Юрый Дамброўскі… У Беларусі Рыгор Кобец (1898–1990) у 1964 г. напісаў аповесць пра лагерны быт «Ноеў каўчэг» – і дажыў да яе апублікавання (1989). Дзіцячы пісьменнік Вісарыён Гарбук (1913–1986) ва ўступе да кнігі нялагерных апавяданняў «Лицо в полоску» (Мінск, 1967) згадаў свой лёс, няхай і коратка:

І дадаў: «Толькі па начах гэтыя лагеры дагэтуль турбуюць мяне ў снах».

Вядома, я не стаўлю Гарбука і Кобеца ў прыклад Бярозкіну, проста хацеў бы адзначыць, што і ў БССР 1960-х выкрыццё сталінскіх жахаў не абавязкова цягнула за сабой новыя рэпрэсіі.

Беларуска-ізраільскі празаік Барыс Казанаў (1938–2016) у 1990-х гг. выдаў «Раман пра сябе», дзе іранічна выведзены, сярод іншых, супрацоўнік часопіса «Нёман» Бярозкін: «Яўген Васілёнак… атрымаў у сваё распараджэнне “Нёман”… Я з ім павітаўся ледзь не па-прыяцельску, а – як ускочыў з крэсла Рыгор Бярозкін! Пакуль з ім размаўляў Васілёнак, непрыгожа стаяў Рыгор Саламонавіч, карабацячы сваю постаць дагодлівым выгінам. Назіраючы тое не раз, я не мог зразумець: чаму трэба стаяць не прама, а крыва? Ці ты можаш страціць ласку, пазбыцца крэсла?» Эпізод адносіцца да сярэдзіны 1960-х. Думаю, доля ісціны ў мастацкім партрэце, намаляваным Б. Казанавым, была… Вось і Уладзімір Мехаў прыпамінаў пра Бярозкіна:

Ён быў чалавекам, моцна апаленым лёсам, і да такога стану рэчаў не мог заставацца абыякавым. Лёгка ўпадаў у іпахондрыю: здаралася, з нікчэмнай нагоды. Помню, у газеце «Звязда» з’явіўся непрыязны, тэндэнцыйны, з адзнакамі вельмі павярхоўных, шкалярскіх ведаў тэмы, пра якую аўтар узяўся разважаць, – водгук на кнігу Бярозкіна, здаецца, пра Багдановіча. Здавалася б, што табе, Бярозкіну, з тваёй вагавай катэгорыяй у літаратуры наскок слабенькага зайздрослівага чалавечка! Дык не – пацямнеў, панурыўся, стаў часцей, чым звычайна, выходзіць з працоўнага кабінета на перакуры.

– Валодзя, я ўжо навучаны  – гэта нядобры знак. Будуць саджаць!

Няйначай душэўныя траўмы давялі Бярозкіна да таго, што ў 1970 г. ягоны подпіс з’явіўся пад «Гнеўным пратэстам», дзе – цалкам у духу брэжнеўска-андропаўскай прапаганды – праводзіліся аналогіі паміж нацыстамі і «ізраільскімі мілітарыстамі». З «Літаратуры і мастацтва» 10.03.1970 рэпрадукую тут пару абзацаў і спіс падпісантаў.

Каб вялося чыста пра зварот супраць вайны – такой бяды, але ў ім гаварылася і пра «свабодалюбівыя арабскія народы», падтрымку іх «мужнай барацьбы» супраць «захопніцкіх дзеянняў ізраільскай ваеншчыны». Між тым у пачатку 1970 г. кіраўнікі арабскіх краін (асабліва «Гамаль Абдэль-на-ўсіх-Насер») і іх падначаленыя былі фактычна аднадушныя ў тым, што Ізраіль трэба сцерці з твару зямлі. Ні намёку на крытыку егіпцяніна, «героя Савецкага Саюза», у газетным звароце, ясная рэч, няма; пра шматлікія антыізраільскія – а найперш антычалавечыя – тэракты розных «франтоў вызвалення Палесціны» таксама ні слоўца.

Валянцін Тарас у сваіх мемуарах «На выспе ўспамінаў» сведчыў, што кулуарна Бярозкін спачуваў Ізраілю пасля Шасцідзённай вайны 1967 г. Тое, што Бярозкіна ў 1969 г. зволілі з пасады загадчыка аддзела «Літаратуры і мастацтва», а трэ было забяспечваць сям’ю, нямала тлумачыць у яго паводзінах. І ўсё ж балюча за літаратара, які думаў адно, рабіў другое… Па-дзеля мяне, задорага заплаціў Рыгор Саламонавіч за кампрамісы з савецкай уладай – зрэшты, як і многія іншыя яўрэі ды неяўрэі.

Вольф Рубінчык, г. Мінск

wrubinchyk[at]gmail.com

Ад рэд. belisrael.info. Не ўсё бясспрэчна ў тэксце нашага пастаяннага аўтара – палітолага па адукацыі. Запрашаем да дыскусіі чытачоў, найперш гісторыкаў, літаратуразнаўцаў, культуролагаў.

Апублiкавана 22.07.2018  20:20

ОЧЕРК О ДЯТЛОВСКИХ ЕВРЕЯХ

Зарождение и развитие еврейской общины в Дятлово

Дятлово в документах времён Великого Княжества Литовского называлось Здзецел (Здзяцел, Здетел, Зенцела). В языке идиш нет звука «дз», поэтому евреи называли местечко «Зецел». В дневниках жителя Канады Бернарда Пински, в которых автор записывал воспоминания своего старого отца Рубина Пински, рождённого в Дятлово, местечко называется Гжэтл. Христианское население окрестностей называло населённый пункт «Дзенцёл», «Зецела». В XIX веке чиновники Российской империи переименовали местечко в Дятлово, а в годы, когда Западная Беларусь входила в состав Польши, в качестве официального использовалось название Zdzięcioł.

До начала Великой Отечественной войны 70% жителей местечка составляли евреи. Именно они как основная часть населения заложили архитектурное, экономическое, культурное развитие нашего города.

Национальный состав белорусских местечек был разнообразным. Здесь жили поляки, евреи, татары, цыгане, литовцы, представители иных народов. Со второй половины XVI века всё большую роль в экономической жизни местечек стали играть евреи, с того же времени начинается история еврейской общины Дятлово. В инвентарных книгах дятловского имения среди хозяев на рыночной площади местечка уже назван Мисан Жид – торговец-еврей. В Дятлово, согласно инвентарных книг 1699 г., было 126 домов, из них 25 (примерно 20%) принадлежали евреям. К началу 1870-х гг. еврейское население местечка значительно увеличилось и достигло 78,7% (около 1240 человек).

В конце XVIII века белорусские губернии были включены в черту еврейской оседлости. В это время еврейское население преобладало в местечке, его представители занимали ведущие места в торговле и ремёслах.

В Дятлово дома местных жителей походили на деревенские, но имели свои особенности. Помимо окон, в сторону городской улицы выходили двери. Это давало возможность торговцам и ремесленникам поддерживать связь с клиентами: одним показать свой товар, другим – свои изделия. В зданиях исторического центра Дятлово, относящихся к началу ХХ века, можно и сейчас заметить заложенные кирпичом дверные проёмы. Такую реконструкцию провели после Великой Отечественной войны, когда евреев в городе почти не осталось, а их дома достались новым хозяевам, не занимавшимся торговлей.

Еврейские купцы и ремесленники были мало связаны с сельским хозяйством, поэтому у них во дворах не было хлевов, гумён и амбаров. Во многих местечковых домах при входе с улицы было крыльцо с двухскатной крышей на четырёх столбиках.

Зажиточные мещане покрывали крыши своих домов гонтом, беднейшие – соломой. Каждый ремесленник или торговец старался повесить перед своей мастерской или магазином вывеску. По ней легко было понять, кто из них что производит или продаёт. По данных переписи 1921 г., в Западной Беларуси еврейское население было занято в следующих сферах деятельности: в сельском хозяйстве – 0,9%, в ремёслах и промышленности – 23,5%, в торговле и страховании – 52,6%, на транспорте – 10,2%, на общественной службе и в свободных профессиях – 16,7%, в домашнем хозяйстве и на частной службе – 16,7%, в иных сферах деятельности – 15,7%.

В 1830-е гг. в местечке появляются первые мелкие промышленные предприятия: три кожевенные мастерские, три мельницы. В конце 1860-х гг. уже работали два кожевенных, три кирпичных, шесть скипидарных, пятнадцать винокуренных предприятий. Как и во многих иных местечках, в Дятлово регулярно проводились ярмарки. Торговля шла каждую неделю по вторникам, а ярмарки устраивались дважды в год: 23 апреля в день Святого Георгия и в день Святой Троицы. На продажу везли хлеб, домашние изделия, полотно, посуду. У дятловских евреев были экономические связи с известными европейскими производителями. Фанни Коган, уроженка Дятлово, которая живёт ныне в Израиле, вспоминает, что её отец был представителем фирмы «Zinger» и торговал швейными машинками.

  

Торговые ряды; синагога начала ХХ в.

В 1900 г. в Дятлово евреям принадлежали медоварни, аптека, бакалейные магазины, а также лавки, где торговали железом, кожей, мануфактурными изделиями, хлебом, яйцами. Кроме того, местечко славилось производством дятловского паркета, образцы которого находятся в Дятловском краеведческом музее. Этим паркетом выстлан один из залов Эрмитажа, о чём писал Аркадий Смолич в книге «География Беларуси».

Во второй половине XIX – начале ХХ века экономика местечка продолжала развиваться. Крупнейшие еврейские предприниматели Дятлово попадали на страницы адрес-календаря «Вся Россия: русская книга промышленности, сельского хозяйства и администрации». В местечке Мордух Кауфман, Артишевский, Рабинович и другие владели заезжими дворами, небольшими гостиницами. Они старались привлечь клиентов европейскими нововведениями, например, бильярдом. А лучшая булочная в местечке принадлежала Мордуху Титковицкому.

Ресторан и баня в местечке

Перед Второй мировой войной в Дятлово было три локомобиля, которые подавали свет в дома жителей. В одном доме разрешалось повесить одну лампочку. Электричество подавалось до 24 часов.

Мещанское самоуправление в местечках черты еврейской оседлости имело существенную особенность: оно было представлено преимущественно евреями, мещан христианского вероисповедания в местечках почти не было. В 1884 г. к мещанскому сословию принадлежали 1383 человека, все они были иудеями. Кроме того, существовали общественные еврейские организации, наиболее активной из которых был Молодёжный совет.

В «польский период» жизни Дятлово наблюдается относительная свобода организаций и ассоциаций. Были созданы фонд «Линас А-Цедек», «Народный банк», «Комитет помощи сиротам». Участниками многих из них являлись молодые люди из еврейских семей.

Религиозная структура населения Дятлово определила наличие здесь православной церкви, костёла и синагоги. В 1867 г. в местечке была деревянная синагога и четыре молитвенных дома. Позже было возведено кирпичное здание синагоги, сохранившееся до наших дней – теперь в нём помещается дятловское подразделение Министерства по чрезвычайным ситуациям. Житель Дятлово И. Белоус вспоминал: «В 1938 г. я проводил перепись населения в Дятлово. Всего здесь было жителей 5763 человека, из них только 1620 христиан (католиков и православных), остальные – евреи».

Религиозное воспитание в еврейских семьях было обязательным. В Дятлово существовали просто верующие евреи и ортодоксальные иудеи. Ф. Коган вспоминала, что семья со стороны матери была очень религиозной, а со стороны отца – не очень, однако в синагогу каждую субботу обязательно ходили все мужчины.

Дятловщина дала миру нескольких известных евреев-проповедников. Один из них – Яков Кранц (1741, Дятлово – 1804, Замосць, Польша), известный как «Магид из Дубно». Ребе Яков долгое время был кочующим проповедником, путешествовал по городам Литвы, Польши, Беларуси, Германии, выступал в синагогах перед местными еврейскими общинами. Он был отличным оратором и выработал свой стиль объяснения Священного Писания – притчевый. Ещё юношей ребе Яков познакомился с легендарным мудрецом Виленским Гаоном, который высоко ценил знания юноши, и между ними возникла дружба. Поселившись после многочисленных путешествий в Дубно, Кранц стал городским магидом (проповедником). Сборник притч ребе Кранца был издан под названием «Мишлей Яков» («Притчи Якова», 1887 г.).

Ещё одна выдающаяся личность – Израиль Меир А-Коген (1838, Дятлово – 1933, Радунь), известный как Хафец-Хаим. Это талмудист, основатель и глава ешибота в Радуни, автор книг о греховности злоязычия, о сущности благотворительности.

Известный дятловский еврей, раввин Залман Сороцкин (1881–1966), «сидел» во главе местного раввината 17 лет – с 1912 до 1929 г. После отъезда в Землю Израиля стал председателем Совета мудрецов Торы в Иерусалиме. В 1951 г. издал книгу «Уши, обращённые к Торе».

Очень интересные воспоминания о 1920-30-х годах на Дятловщине оставила Лиза Каплинская: «Населения в городе было шесть тысяч душ, среди них четыре с половиной тысячи были евреями, остальные были белорусы, немного поляков. Из культурных заведений в Дятлово существовали еврейская школа (около 100 детей и 6 учителей) с преподаванием на идише; ивритская школа (250 детей и 7 учителей); религиозная школа для бедных детей Талмуд-Тора, основанная в 1909 г. (100 детей и 4 учителя). Еврейские дети могли также ходить в государственную польскую школу-семилетку».

«Когда моему отцу было шесть лет, его отдали в одну из четырёх школ Гжетла, которая называлась Талмуд-Тора. Это была еврейская религиозная школа, в ней изучался и польский язык. Официальные лица, такие как полицейские, судьи, администрация города не говорили по-еврейски. Поэтому еврейскому населению необходимо было владеть польским и местным языком. В Талмуд-Торе уроки религии проводились на иврите, древнем еврейском языке семитской языковой группы, а нерелигиозные предметы изучались на польском», – пишет в дневнике Бернард Пински.

Существовала школа «Тарбут» («Культура») – организации для воспитания бедных еврейских девочек и подготовки их к ведению домашнего хозяйства. Её учредителем являлся Саул Каплинский – представитель бизнеса и глава сионистского движения в Дятлово. Община организовывала отдых детей в лагерях под руководством воспитателей.

Школа «Тарбут»; летний лагерь, 1933 г.

В местечке периодически демонстрировалось современное кино. Еврейский драматический кружок регулярно показывал спектакли. Действовала и большая еврейская библиотека. В Дятлово жило много писцов (соферов), которые писали священные книги, молитвы. Один из старожилов Дятлово рассказывал, что общественная жизнь в местечке была очень активной. Местные жители охотно ходили на концерты оркестра, в котором играли еврейские музыканты, посещали представления бродячего цирка, где выступали такие необычные животные, как тигры и львы, ходили на танцы и организовывали футбольные матчи.

Участники драматического кружка; семья Рабиновичей, 1930-е годы

Об уровне развития медицинского обслуживания свидетельствует наличие стоматологического кабинета, в котором Хания Роскин занимался лечением и протезированием зубов.

 

Зубной техник Х. Роскин и вышеупомянутый р. Залман Сороцкин

Дятлово долгое время являлось примером штетла – явления, без которого невозможно представить себе жизнь евреев Восточной Европы. Этот термин характеризует тип поселений наряду с городом и деревней. Штетлы сохраняли традиции еврейской истории и культуры и просуществовали до 1939 г.

Елена Абрамчик, старший научный сотрудник Дятловского историко-краеведческого музея

Елена Радомская, учительница истории гимназии № 1 г. Дятлово

Перевод с белорусского В. Р. выполнен по публикации: Алена Абрамчык, Алена Радомская. «Зараджэнне і развіццё яўрэйскай абшчыны ў Дзятлаве» («Краязнаўчая газета», № 23, чэрвень 2018). См. на нашем сайте также материал Инны Соркиной о дятловских евреях.

Опубликовано 21.07.2018  00:22

Рыгор Бородулин о тёзке Берёзкине

На полях вечности

Он любил жизнь отчаянно, до самозабвения. Любил, словно нагоняя время, отнятое у него войной и суровыми дорогами судьбы. Любил, словно чувствуя, что путь к родному порогу не бесконечен. Любил жизнь и за тех друзей и товарищей своих, которым не выпало вернуться домой.

Он был остроумен и неповторим и в весёлом застолье, и на официальном заседании, и в своих статьях, выступлениях, репликах и замечаниях.

Он обладал почти забытым в нашем литературном кругу умением радоваться удаче коллеги, сподвижника, превращать чужой успех в собственную радость. Одна строка, одно слово, неожиданная рифма могли распогодить настроение у него, тончайшего знатока и, я сказал бы, дегустатора поэзии. В нём органично, по законам таланта, сочетались признанный мэтр и увлечённый юноша, эрудит и острослов, исследователь и публицист.

Ему всё время не терпелось открывать… Даже газету, журнал, сборник поэзии раскрывал по-особенному нервно, по-утреннему, в ожидании счастливого открытия. И он умел открывать новые таланты, новые имена. У него была лёгкая рука для этого, а главное – душа. Умел и заново прочесть поэта, драматурга, прозаика.

Именно он открыл Алексея Пысина и читателям, и самому поэту – открыл как самобытного мастера, непохожую ни на кого личность.

Помнится, с какой нескрываемой гордостью показывал он письмо от Михаила Громыко, в котором старейшина нашей литературы благодарил критика за искренние слова, за то, что приподнял крышку над его гробом, гробом забытья и молчания.

Когда вышла посмертно книга Владимира Лисицына, рождённого в концлагере в 1944 году (Лисицын умер в 1973-м; его книга «Жураўлінае вясло» вышла в 1974 г. – В. Р.), – не дожидаясь, пока наша критика примерится к непривычной поэзии, «Литературная газета» напечатала вдохновенную и толковую статью признанного критика.

Григорий Берёзкин.

Он первым нарушил те каноны и ту традицию, по которым на критика смотрели как на человека, который недолюбливает поэзию, слабовато в ней разбирается, а поучать любит, ибо профессия требует.

Статьи Григория Берёзкина звучали как поэтические страницы, полные гнева и сочувствия, мудрости и виртуозного совершенства в каждом слове.

Столь могучей была слава критика, столь магической была мысль его, что многие поэты считали личной обидой, когда их не замечал Григорий Берёзкин, и не скрывали это чувство. А если уж сам Берёзкин сказал о тебе несколько приязненных слов, то уже и с собратом по перу можно было здороваться не первым. Конечно, такое было присуще больше молодым.

Не могу забыть, как наш любимый и не обиженный вниманием Петрусь Бровка в дни своего 70-летия [в 1975 г.] по-юношески расчувствовался и открыто радовался статье Григория Берёзкина, напечатанной о нём, Бровке, в газете «Вячэрні Мінск». А Григорий Соломонович с обычной для него иронией говорил, что после «Вячэрняга Мінска» на улице и даже в подъезде чаще здороваться стали – обрёл славу.

Он успел ещё написать статью к двухтомнику Алексея Пысина и рецензию для издательства на избранное Евдокии Лось.

В последние годы перед тяжёлой болезнью своей Григорий Берёзкин много писал, выступал – спешил высказать хоть немного заветного, выстраданного, прощался с людьми, с жизнью, которая с ним жестоко обошлась.

Навсегда останется живым для меня Григорий Соломонович. Немного заброшенная назад голова. Губы, ещё на миг сжатые после очередной сигаретной затяжки, после очередного глотка радости от найденного у кого-то слова или образа. Вот рука сделала легкое движение с непогасшей сигаретой, и с удивлённой прядью побелевшей чуприны переплетается прядь дыма. Глаза чуть прищуренные, насмешливые и растерянно-доверчивые. Сейчас он скажет что-то неожиданное, берёзкинское.

То, что успел сказать Григорий Соломонович, то, что осталось в книгах его, и живёт, и жить будет в потомках наших.

1981

Г. Берёзкин с детьми Олей и Витей. 1960-е гг.

«А писать Гриша умеет…»

– Так, значит, молодой человек, на чём мы остановились в прошлый раз? – спокойно и серьёзно спросил следователь.

А на плечах у молодого человека только что были капитанские погоны, на груди – боевые ордена высокой пробы. И присудили ещё десять лет. Причём одним из основных преступлений значился побег.

А побег был такой. Война подходила к Минску. Правительство и партаппарат убегали первыми во главе с Пономаренко. Узников минской тюрьмы вывезли в лес под Червень. Прежде чем замести следы (действовал сталинский афоризм: «Есть человека, есть проблема, нет человека, нет проблемы»), предложили уголовникам отойти в сторону. Он был политический. Не вышел. Колонну НКВДисты расстреляли из пулемётов и, чтобы не было ошибок, в довершение забросали гранатами. Когда утихли выстрелы и взрывы, молодой человек (слышал, как у него возле уха просвистели две пули) поднялся. На противоположном конце кровавого бурта увидел живого. Ошалевший, бежал к нему. Это был поляк откуда-то из-под Бреста. Поляк спросил: «Тот тэраз до немцув?» Молодой человек замотал головой: «Не могэн, естэм жыдэм». Поляк уточнил, обрезанный ли у него, молодой человек ответил, что да. Обнялись и разошлись в разные стороны.

В военкомате молодой человек сказал, что он с мест поселения. Усталый пожилой капитан осёк: «Ничего я не слышал. Забудь, что говорил мне. Вот тебе предписание, воюй!» И воевал. И довоевался (…)

Редко тому, кто впервые видел, слышал Берёзкина, могло придти в голову, что прошёл этот мастер совершенных мыслей и слов круги не дантового, а ещё более страшного, советского ада.

В конце 50-х годов добрая судьба свела меня, молодого и лопоухого поэта, с мэтром, критиком, чьему слову доверяли, и даже взгляд его уловить старались. Лично для меня улыбка Григория Соломоновича, его обращение ко мне – «Грыц» – не говоря уже о какой-нибудь похвале, значили всё. Недавно Наум Кислик вспоминал, как на свадьбе у меня мама моя пересказывала мои слова и Берёзкину, и ему: «Вот если Григорий Берёзкин скажет, что я поэт, тогда всё!» И не раз мы сходились с Наумом на том, что надо было записывать за Берёзкиным его шутки, хохмы, выдумки, хитрости.

Не хотел и никогда не говорил Григорий Соломонович обо всём чёрном и мучительном. Свою боль, свой ужас носил в себе. Мерцающими искорками шуток и острот отгонял мрак напоминаний и воспоминаний. Хотя бы таким образом убегал от тяжести, которая давила на его впечатлительную, полную детскости душу. Потому и осталось от Берёзкина много весёлого и задиристого, светлого и радостного, безобидно-хитроватого и глубоко раздумчивого.

И всплывает, выплывает, наплывает всё берёзкинское, то, что греет, радует, заставляет грустить.

Захожу в «Нёман». Григорий Соломонович просматривает редакционную почту. Развернул газету «Знамя юности». Там освещается неделя сада. На развороте шапка: «Посадишь дерево – друг вырастет». Заядлый курильщик завивает сколько-то прядей дыма за ухо и продолжает вслух: «Посадишь друга – дерево вырастет»…

В Витебске по мостовой подскакивает мотоцикл. Мотоциклиста обнимает, чтобы не упасть, дамочка. Берёзкин глянул своим по-щучьи выпуклым глазом и пояснил: «Перед употреблением взбалтывать». Как раз стояли мы недалеко от аптеки.

В издательстве «Беларусь» была пышногрудая, с особо крутыми бёдрами бухгалтерша. Метко, словно книгу, назвал её Берёзкин «метательницей бедра».

Не улыбаясь, говорил: «Захожу я в мастерскую к Азгуру, а на голове у Сократа – Киреенко».

«…Монгол женился на еврейке. Родился сын. Назвали Чингиз-хаим».

Одного поэта он прозвал Христопор Колун.

«…Романист, взяв сердце в ладонь, как гранату, закрывает глаза и бросается на дзот, а оттуда куры фур-фур-фур…»

«Некоторым критикам кажется, что поэт-трибун и спит в трибуне…»

Встречаю на радио Григория Соломоновича. Восторженный: «Читал новые стихи Игорька Шкляревского. Парень стихи из воздуха делает. Это же не послеобеденный трагик Винокуров».

Ложно-глубокомысленного критика окрестил Берёзкин вундерхундом. Это о нём рассказывал: идёт согбенный, словно пуды мудрых мыслей несёт. Берёзкин у него спрашивает, почему такой озабоченный? Отвечает, что очень волнует его судьба южновьетнамской поэзии.

Бородулин и Берёзкиндружеские шаржи Константина Куксо

Любил Берёзкин рассказ, приписанный Рыгору Нехаю. Это пародия на псевдопартизанскую героику: «Сижу в стоге сена. Вокруг немцы. Выпить хочется, а в кармане ни рубля…»

Об одной литературной даме говорил, что у неё глаза, как у надзирательницы Равенсбрюка…

О поэте, который тенью ходил за Кулешовым, – «двуспальный холодильник».

Цитировал советскую классику:

І гучна брахалі сабакі

Над нашай шчаслівай зямлёй.

Так отозвался один поэт-акын на полёт Белки и Стрелки в космос.

Хорошее настроение вызывали у мэтра и строки могилевчанина, по-землячески трогали:

Пасецца калгасны статак

Каля блакітнай ракі,

А там, у Злучаных Штатах,

Рэжуць кароў мяснікі.

Весело показывал критик, как в дождь от старого здания Союза писателей до площади Якуба Коласа провожал его Мележ с одной просьбой: «Гриша, повтори ты эту фразу обо мне, где ты подчёркиваешь моё мастерство и талант…»

Об одном поэте говорил, что он бросает лозунги: «Смерть бюрократам!», «Смерть чиновникам!». И над головой крутит красным флагом.

Остроумной выдумкой было якобы сказанное рецензентом: «Даже отмеченные незначительные недостатки Петруся Бровки являются достижениями нашей поэзии».

Часто Берёзкин «выдурнялся», строил из себя простачка. Мог с абсолютно серьёзным выражением на лице заявить: «Для меня что рубаи, что Навои – всё что-то восточное».

Шутки шутками, а поражал Григорий Берёзкин и молодых, и старых исключительным знанием мировой поэзии. Часами мог читать по памяти стихи – от белорусской, русской, украинской до античной классики. Читать так, как не могут читать ни актеры, ни поэты. А сам же был отличным поэтом. Писал на идише, по-русски, по-белорусски. Виртуозно и почтительно точно переводил поэзию. Да ничего не собрано, не сохранено.

Аркадий Кулешов хлопотал, чтобы освободить его, когда это было опасно. А некоторые уже освобождённого критика хотели освободить от хлеба насущного. Не давали работы, не печатали. Перебивался рецензиями, как чернорабочий литературы. И оставался духонесломленным.

И остались мудрые книги Григория Берёзкина.

И не грустят остроты и шутки Григория Берёзкина.

Его любили, его уважали, с ним считались творцы, и с ним хотели, но не могли рассчитаться случайные люди в литературной жизни.

Вспомнился случай. Принёс Берёзкин в издательство предисловие к сборнику поэзии Хаима Мальтинского. Прискакал на костылях и Мальтинский. (Это Мальтинский донимал Берёзкина в первое время после женитьбы Григория Соломоновича одним и тем же вопросом: «Гриша, был ли ты сегодня мэлах элаин (ангелом сверху)?») Сначала вежливо поприветствовали друг друга. Слово за слово – и перешли на идиш. Спор набирал обороты. Поэт замахнулся на критика костылём. Берёзкин вбегает в кабинет (основная эмоциональная беседа шла на коридоре) и требует отдать ему предисловие, хочет порвать. Мне, редактору, надо завтра отдавать сборник в набор. Прячу предисловие. Берёзкин выбегает. Через некоторое время заходит уже спокойный Мальтинский. Просит дать ему почитать предисловие. Читает, светлеет не только лицом, а душой и, словно только что ничего не произошло, думает вслух:

– Что ни говори, а писать Гриша умеет…

[1993]

Перевод с белорусского В. Р. – по книге Рыгора Бородулина «Толькі б яўрэі былі!..» (Минск, 2011). С некоторыми сокращениями.

Опубликовано 18.07.2018  15:36