Category Archives: Витебская обл.

Стоянка возле дома Марка Шагала

В Витебске возле дома Марка Шагала строят стоянку площадью более 2,2 тысячи м². Без обсуждения и без раскопок

антипример восстановления исторической части Витебска

Давно ни для кого не секрет, что мировую известность Витебску принес Марк Шагал — знаменитый художник, один из самых прославленных представителей авангарда прошлого столетия. Всю жизнь Шагал любил и помнил Витебск. Чего не скажешь о городе.

Напомним, только благодаря усилиям витебской общественности, в частности председателя Шагаловского комитета, поэта Давида Симановича, помощи писателей Василя Быкова, Рыгора Бородулина, Андрея Вознесенского, вопрос с открытием музея удалось решить в 1991 году.

Тогда же предполагалось воссоздать на Покровской улице архитектуру и атмосферу дореволюционного города: небольшие одно- и двухэтажные домики, двускатные крыши, краснокирпичные стены, наличники, веранды, яблоневые сады. Форме должно было соответствовать и содержание: сувенирные лавки, магазинчики, мастерские, салоны. Однако здесь дальше разговоров дело не пошло.

Осенью 2007 года на улице Покровской рядом с музеем Марка Шагала планировали начать возведение двухэтажного особняка, запечатленного на картине «Дом в Лиозно».

Картину «Дом в Лиозно» Марк Шагал написал в 1914 году. Работа храниться в Государственной Третьяковской галерее (Москва). Фото tretyakovgallery.ru

Рядом с музеем — пустырь, в который отлично впишется это здание, типичное для застройки окраин белорусских городов на рубеже XIX-XX веков. Сейчас подобных домов в Витебске нет, но в памяти горожан сохранились такие строения — с первым этажом из кирпича и вторым — из дерева. Так что дом, изображение которого когда-то написал гениальный мастер, поможет воссоздать атмосферу времени и места, в котором жил и творил Марк Шагал.

В здании, строительство которого займет около года, планируется открыть парикмахерскую, кафе и небольшой отель, — делилась планами  экс-директор музея Марка Шагала Людмила Хмельницкая в июле 2007 года.

В третий раз к идее воссоздания Шагаловского квартала вернулись в 2009 году. По проекту творческой группы под руководством заслуженного архитектора Беларуси Леонида Левина улица Покровская и прилегающие к ней окрестности (часть города общей площадью 50 га) должна была стать туристической изюминкой родины Шагала. По задумке архитекторов в квартале должны были работать сувенирные лавки, магазины, кафе, гостиница, центр современного искусства с выставочным залом и художественной школой.

Кроме все прочего, несколько лет тому назад обсуждался план переезда Арт-центра Марка Шагала с улицы Советской на Покровскую улицу (в здание библиотеки Янки Купалы).

Однако с тех пор ситуация так и не поменялась, а на улице Покровской постепенно исчезает даже то немногое, что еще напоминало о дореволюционном Витебске. К примеру, в 90-е годы рядом с домом-музеем снесли два краснокирпичных дома. Возможно, снесенные здания не были архитектурным шедевром, но это была вещественная память начала прошлого столетия, когда здесь жил и работал Марк Шагал.

Сейчас на месте заброшенного пустыря приступили к строительству парковки площадью более 2,2 тысячи м²: для 41 легкового автомобиля и 8 автобусов.

Здесь ведется строительство автостоянки, при этом строительный паспорт на объекте отсутствует. Фото Светланы Васильевой

По мнению городских властей, автостоянка повысит привлекательность этого района Витебска для жителей города и туристов, а также поднимет инвестиционную привлекательность областного центра.

На будущей парковке пока стоит оставшееся стена здания, построенного на рубеже XIX-XX столетия. Фото Светланы Васильевой

Как нам удалось выяснить, музей Марка Шагала не является заказчиком данной парковки. Более того, в музее давно отрегулирована процедура приема организованных туристических групп — только после согласования с администрацией времени и порядка посещения.

В небольшом одноэтажном кирпичном доме, в котором Марк Шагал прожил большую часть витебского периода своей жизни, одновременно могут находиться не более 25 человек. Таким образом, если провести элементарные расчеты, получится, что за время работы музея (с 11:00 до 19:00 час) на 30-минутной экскурсии в день смогут побывать не более 400 человек. Речь идет о так называемых «пиковых днях» — новогодних и ноябрьских праздниках, а также во время «Славянского базара».

Дом-музей Марка Шагала. Фото Светланы Васильевой

Кроме того, в музее остро стоит «деликатная проблема» с туалетами. И, если придерживаться методологии восстановления исторической застройки Шагаловского квартала, то санитарный модуль должен находиться в туристско-рекреационной зоне, то есть по логике за забором.

Но вернемся к дню сегодняшнему. За забором дома-музея строят стоянку, которой могут похвастаться не всякие торгово-развлекательные центры. При этом общественное обсуждение по функциональному использованию, планированию и застройки данной территории не проводилось. Также не проводились археологические раскопки.

А тем временем, летом 1998 года возле здания музея (то есть через забор) под слоем земли в саду нашли ценный аутентичный экспонат усадьбы — фрагмент мощения внутреннего двора. Он расчищен и доступен для осмотра посетителям. Нашли также фрагменты керамической посуды, глиняные курительные трубки, подсвечники, изразцы, металлическую ложечку с буквами еврейского алфавита и другие предметы быта XVIII-XX веков. Напомним, находки очень помогли сотрудникам дома-музея Марка Шагала в подготовке экспозиции.

С просьбой разобраться в законности строительных работ на участке перед домом №11 на Покровской улице городские активисты — архитектор Глеб Орловский и блогер Алексей Андреянов — обратились в прокуратуру.

Проектом строительства в охранной зоне исторического центра не предусмотрено воссоздание утерянных элементов благоустройства и реставрация исторических элементов (покрытие улиц и пешеходных дорожек, элементов освещения, малых архитектурных форм), благоустройство и озеленение территории, замена покрытия улиц и троп с использованием характерных исторических приёмов. В тоже время, устанавливается чужеродное, диссонирующее с исторический средой ограждение с использованием металлического стального профиля, — указывают в обращении градозащитники и задают резонные вопросы

Чем обосновано запроектированное количество машино-мест? И для кого делают эту стоянку?

При наличии парковок у автовокзала непосредственно в нормативном радиусе обслуживания (около 500 метров) от музея и свободной территории возле автовокзала (севернее) на которой, согласно проекта «Детальный план центральной части города Витебска», запроектированы вместительные автостоянки и отсутствовала историческая застройка.

Данное необдуманное, неэффективное, перспективно необоснованное (при отсутствии комплексного проектного решения исторического квартала) строительство автостоянки в историческом квартале, являющегося историко-культурной ценностью 2 категории, противоречащее  закону, приведет к невозможности перспективного, комплексного восстановления исторической застройки, нарушению исторической планировки и исторического облика застройки улицы Покровской.

Кроме того градозащитники подчеркивают, что при устройстве автостоянки уничтожается культурный слой данной территории с возможными археологическими артефактами.

Землю вывозят самосвалами. Фото Светланы Васильевой

В завершение городские активисты предлагают провести проверку и привлечь к ответственности должностных лиц на предмет законодательства и неэффективного и нерационального использования бюджетных средств при проектировании и строительстве стоянки.

Действительно, складывается парадоксальная ситуация: за деньги налогоплательщиков местные власти уничтожают уникальный облик города. Получается, что витебчане сами и оплачивают приведение «смертного приговора» историческому центру Витебска.

Опубликовано 29.10.2018  14:08

Віцебская выстаўка пра Бэлу Шагал

Панядзелак, 09 Ліпень 2018

“Была як Мадона”. 7 фактаў з жыцьця Бэлы Шагал – выбітнай асобы і жонкі мастака

Падчас экскурсіі па выставе

Падчас экскурсіі па выставе

У Віцебску напярэдадні 131-х угодкаў Марка Шагала адчынілася выстава, прысьвечаная ягонай жонцы – “Бэла Шагал. Партрэт жонкі мастака”. Аўтарскую экскурсію па выставе, якая экспануецца зараз у Арт-цэнтры Марка Шагала, правяла 8 ліпеня куратар праекту Людміла Хмяльніцкая.

Выставу складаюць больш за 20 стэндаў з рэпрадукцыямі старых фотаздымкаў і шагалаўскіх працаў, вытрымкамі з успамінаў ды тэкстамі. Як заўважыла на пачатку экскурсіі Людміла Хмяльніцкая, “гэтая выстава прызначаная для таго, каб глядзець яе носам – уважліва разглядаць здымкі, чытаць тэксты”.

Адчыняюць экспазыцыю фотапартрэты Марка і Бэлы. А задае тон – вялікая і пранізьлівая цытата зь пасьляслоўя Марка Шагала да кнігі ўспамінаў Бэлы Шагал “Прамянеючыя агні” (“Горящие огни”), якая была выдадзеная ў 1946 годзе, ужо пасьля сьмерці Бэлы. “Доўгія гады яе любоў асьвятляла ўсё, што я рабіў…” – пісаў Шагал.

Марк і Бэла. Фота з выставы

Выстава “Бэла Шагал. Партрэт жонкі мастака” раскрывае шмат таямніцаў і стварае ў выніку вобраз жанчыны, які дагэтуль мог падавацца камусьці занадта простым і плоскім (“Муза Шагала”).

Ніжэй – толькі некалькі штрыхоў і фактаў з інфармацыйна (і эмацыйна!) насычанай экскурсіі.

На 5 гадоў сябе “амаладзіла”

Дата народзінаў Бэлы Шагал, выбітая на яе надмагільным камяні (1895), не адпавядае сапраўднасьці, сьцьвярджае Людміла Хмяльніцкая. Насамрэч Бэла Розэнфэльд нарадзілася ў Віцебску ў 1889 годзе, гэта ўжо пацьверджана дакумэнтальна (прынамсі – паперамі зь віцебскай жаночай гімназіі).

Бэла. 1911 год. Фота з выставы

Хмяльніцкая мяркуе, што гэта была жаночая (і “цалкам даравальная”) хітрасьць. Такім чынам, Бэла ўсяго на два гады была маладзейшая за Марка Шагала.

Дом Вітэнбэрга і віцебскі шакаляд

Бэла нарадзілася ў так званым доме Вітэнбэргу. Гэты дом, унікальны для Віцебску паводле архітэктуры, стаяў раней на Смаленскай вуліцы (цяпер – Леніна), прыкладна там, дзе знаходзіцца зараз помнік Альгерду. У гэтым доме і жыла сям’я Розэнфэльдаў (было 8 дзяцей), там жа знаходзілася адна з дзьвюх ювэлірных крамаў бацькі – Шмуля-Нэўха Розэнфэльда.

У доме разьмяшчаліся таксама гатэль “Бразі”, фотаатэлье Макоўскага, мэблевая крама Шэхтэра і шмат чаго яшчэ. Была і цукерня “Жан Альберт”. Калі ў ёй варылі шакаляд – ашаламляльны водар распаўсюджваўся на ўсё навакольле. Малая Бэла адразу ж выбягала на вуліцу, бо цукернік дазваляў ёй аблізваць лыжку пасьля разьмешваньня шакаляду. Проста вобраз… Гэта быў іншы Віцебск.

Дом Вітэнбэрга не захаваўся. Быў пашкоджаны падчас Другой сусьветнай, але канчаткова яго зраўнавалі зь зямлёй за Саветамі. Праект аднаўленьня гасьцініцы “Бразі”, які абмяркоўвалі яшчэ 10 гадоў таму, на жаль, не ажыцьцявіўся.

Шагал пабачыў яе ў “салёне Тэі”

Як вядома, Бэла скончыла Аляксееўскую жаночую гімназію, якая знаходзілася раней каля Кіраўскага мосту (цяпер – пл. Тысячагодзьдзя, будынак не захаваўся). Тэя Брахман была сяброўкай Бэлы па гімназіі. Маці яе працавала ў тэатры, таму ў  доме Тэі часта зьбіралася віцебская багема. Заходзіў туды і Шагал.

Бэла (крайняя зьлева) з братамі і сёстрамі. Фота з выставы

У кнізе “Маё жыцьцё” мастак піша, што спачатку ў яго быў раман з Тэяй, але калі пабачыў там Бэлу, то зразумеў, што “ня з Тэяй павінен быць, а з Бэлай…” Была чароўная.

Адбівалася ад “жаніхоў” у Маскве

Калі Бэла ўжо вучылася на вышэйшых жаночых курсах у Маскве, даводзілася адбівацца ад “жаніхоў”. Прыхільнікаў у прыгажуні дачкі віцебскага ювэліра было шмат.

Падчас экскурсіі па выставе

“Знайшла ў сабе сілы і сьмеласьць супрацьстаяць націску бацькоў і жаніхоў, каб дачакацца свайго мастака-летуценьніка”, – расказвае Людміла Хмяльніцкая. Вясельле адбылося ў 1915 годзе, пасьля вяртаньня Шагала з Парыжу.

Перажыла жахлівыя часы ў Петраградзе

У 1915 годзе яны пераехалі ў Пецярбург. У 1916-м у Бэлы і Марка нарадзілася дачка Іда. Праз год здарылася рэвалюцыя. Страшныя часы: нельга было дастаць ні малака, ні хлеба, ні дроў. “І гэтая буржуазная дзяўчынка, выхаваная ў дастатку, зь дзіцём на руках, усё гэта вытрымала. Была як Мадона…” – гаворыць Хмяльніцкая.

Цытуем Шагала (“Маё жыцьцё”): “З намі нашая дачурка. Даруй, радная, што толькі на чацьвёрты дзень пасьля твайго нараджэньня прыйшоў зірнуць на цябе. Цяпер мне сорамна. Я хацеў хлопчыка, а нарадзілася ты…”

Кнігу ўспамінаў напісала на ідыш

Бэла Шагал была таленавітая. Марыла стаць тэатральнай акторкай. У Маскве наведвала тэатральную студыю, грала на сцэне. А ўжо на эміграцыі, у Амэрыцы, яскрава праявіла свае літаратурныя здольнасьці. Прычым кнігу ўспамінаў “Прамянеючыя агні” напісала на ідыш – мове свайго віцебскага дзяцінства. Гэта было вельмі важна для яе. Каб успомніць і ўзнавіць мову, запрасіла настаўніка.

Але гэта быў ня проста ідыш, гэта быў свайго кшталту “віцебскі ідыш”, з адмысловай лексыкай і выразамі, якія габрэі ўжывалі толькі тут.

“І гэтая кніга напісаная такой мовай, што думаю: калі б Бэла ня стала жонкай Марка Шагала і “ўсім для яго”, то стала б пісьменьніцай Бэлай Розэнфэльд ці акторкай Бэлай Розэнфэльд. Але гэтага не адбылося. Усё сваё жыцьцё яна прысьвяціла мужу”, – кажа Людміла Хмяльніцкая.

Бэла Шагал раптоўна сышла з жыцьця ў 1944 годзе.

“2 верасьня, калі Бэла пакінула гэты сьвет, выбухнулі грымоты, хлынуў лівень. Усё пакрылася цемрай…” – пісаў Шагал у пасьляслоўі да ўспамінаў жонкі.

Працягваюць справу сваёй бабулі

Марк Шагал меў двух унучак і ўнука (дзеці Іды). Адну з унучак таксама завуць Бэлай. Бэла Мэер, выпускніца Сарбоны і доктар гісторыі мастацтва, жыве ў Нью-Ёрку. У 1997 годзе, разам зь сястрой Мэрэт, прыяжджала ў Віцебск, на радзіму сваёй цёзкі-бабулі.

“Вялікую калекцыю працаў Шагала музэй атрымаў у падарунак якраз ад нашчадкаў мастака. За што нізкі ім паклон, бо яны працягваюць справу сваёй цудоўнай бабулі – Бэлы Шагал”, – зазначыла напрыканцы экскурсіі Людміла Хмяльніцкая.

Зьмястоўная, густоўная і выдатная выстава пра жанчыну, якой мусім ганарыцца.

Выставу “Бэла Шагал. Партрэт жонкі мастака” ў Арт-цэнтры Шагала ў Віцебску можна наведаць аж да 16 верасьня. Праект, які варты ўвагі.

Зьміцер Міраш, фота аўтара

Апублiкавана 09.07.2018  17:39

БЕСЕДА С ИЛЬЕЙ СМИРИНЫМ (1)

Город Витебск известен прежде всего как родина великого художника Марка Шагала. Однако среди уроженцев Витебска немало одаренных людей, проявивших себя в разных областях. Один из них – международный гроссмейстер по шахматам Илья Смирин. Первый успех к нему пришел еще в четвертом классе, когда витебская школьная команда выиграла всесоюзный турнир «Белая ладья» в Паневежисе. Илья – чемпион Беларуси 1987 года и неоднократный чемпион Израиля, а в 2004-м, посетив родной город по приглашению Александра Сарбая, завоевал уникальный титул абсолютного чемпиона Витебской области. Почти повторил успех Михаила Ботвинника в предвоенном СССР :))

Год назад в издательстве «Quality Chess» на английском языке вышла книга Ильи Смирина «Староиндийские сражения». Она приобрела популярность и уже переведена на русский язык; ее выход оказался для нас одним из поводов, чтобы побеседовать с автором. Другим поводом стал 50-летний юбилей И. С. (12 января 2018 года). Накануне Илья согласился ответить на наши вопросы. Беседа состоялась в его уютной квартире в красивом городке Кфар-Саба, что километрах в 20 от Тель-Авива.

– Илья, расскажите, откуда пошло увлечение шахматами? Это было семейным хобби? А также немного о своих предках, о «корнях».

Юлий и Майя Смирины

– В шахматы научил играть папа, Юлий Исаакович. Он преподавал в витебском техникуме физику, электротехнику и основы электроники. Мама, Майя Израилевна, работала инженером на ковровом комбинате. Они уехали в Израиль через полгода после меня: я летом 91-го, они в конце 91-го. И живут под Хайфой, в Кирьят-Яме. Папа и привел меня в шахматно-шашечный клуб, мне было тогда семь лет.

Исаак Смирин

– Особенно же я был близок с дедушкой по линии отца. Был очень умный человек, высокой степени порядочности. Он умер в 1981 г.

– Он был религиозным евреем?

– Никто в семье не был религиозен, разве что прадедушка. У меня вообще интересная история семьи. У моего дедушки было восемь братьев. Из них шестеро уехали в Палестину в 1920-е годы. Дедушка был из тех, кто остался, он был вторым по старшинству. Его звали Исаак.

Моисей Смирин

– А его старший брат Моисей Смирин стал известным историком, лауреатом Сталинской премии, членом-корреспондентом Академии наук СССР. Он занимался сравнительно нейтральными темами: историей Германии средних веков, реформацией Томаса Мюнцера. Умер в 1975 году. Я его немного помню, когда маленьким был. Еще один брат со всей семьей погиб в Холокосте, тогда ведь часть Белоруссии относилась к Польше. Что касается тех шестерых, которые уехали в Палестину – когда я приехал в 1991-м в Израиль, еще трое были живы. Один был очень похож на моего дедушку. У меня было такое странное чувство, что я снова встретил своего дедушку. Хотя, я, естественно, никогда в жизни раньше не видел его братьев.

– Они говорили по-русски?

– Да, с акцентом, но всё же прилично. К сожалению, все они уже умерли, последний лет 10 назад в возрасте 95 лет. Один из братьев погиб в войну за Независимость 1948 года. В общем, интересная история. Они все Змирины (זמירין ). Поменяли первую букву «с» на ивритскую «заин», а я решил не менять, оставить всё как есть.

– И правильно, тем более, что вас все знали как Смирина. В 91-м году вы были уже известны.

– В принципе да, узкий круг разночинцев (смеется).

– Известно, что учились в минском институте физкультуры. А шахматной специализацией руководил Бондарь?

Леонид Бондарь и Тамара Головей

– Да, Леонид Алексеевич Бондарь. В тот год, когда я поступал, был прием на шашечную специализацию. Шахматы и шашки чередовались, поскольку Беларусь славилась своими всемирно известными шашистами. В числе шахматистов поступали и я с Гельфандом. Я окончил институт, но это была чистой воды проформа.

– Там некому было особо учить шахматам

– Это было вообще не образование, это было смешно. Вот один случай. После первого курса я пошел в армию. И после армии, если честно, я не был на занятиях ни разу. Сдавал легко, готовясь перед экзаменом и вообще не посещая лекции. Но был такой предмет – политэкономия. Тут я решил всё же пойти на собеседование перед экзаменом, узнать, о чем, собственно, этот предмет, я не совсем понимал суть дела. (Это и сейчас затруднительно сказать.) Прихожу. Сидят борцы, штангисты, боксеры, вот такой контингент, и преподаватель спрашивает у одного штангиста: «Вот рынок сбыта, производство, может ли корабль быть товаром на рынке?» «Не может», – уверенно отвечает штангист. «А почему?» Ответ меня восхитил: «Корабль же большой, на рынок не поместится» 🙂

Мне понравилось, что преподаватель даже глазом не моргнул. Было видно, что он не впервые слышит такие ответы. «Это не Комаровский рынок, молодой человек, это мировой экономический рынок».

Тогда я понял, что сдам этот предмет. И я легко сдал политэкономию на 4.

– Когда поняли, что шахматы могут быть заработком и, шире, делом жизни?

– Я понял, когда мне предложили сделать это интервью за хорошую плату 🙂 (смеемся вместе).

Шахматы – не самая благодарная профессия для заработка. Делом жизни?.. Мне было просто интересно играть, хотя папа хотел, чтобы я поступал в обычный институт, тем более что я закончил специализированный математический класс, и с математикой, физикой, да и гуманитарными предметами у меня всё было хорошо. Но я любил именно шахматы, а тогда престиж шахматистов был достаточно высокий. В середине 1980-х и мастера были в большом почете, а из международных гроссмейстеров в Беларуси был один Купрейчик.

– В Беларуси в течение нескольких лет вообще ведь никто не становился мастером…

– Да, тяжело было стать мастером спорта, а гроссмейстером вообще казалось заоблачной мечтой. Я, правда, еще был кандидатом в мастера, но верил в себя. И решил поступить в институт физкультуры, хоть и понимал, что это несерьезное учебное заведение. Но именно для того я туда и поступал – иметь больше свободного времени для игры, чтобы реализовать свой шахматный потенциал. И в какой-то степени мне это удалось. Потом два года в армии…

– Кстати, расскажите про армию. Служили в спортроте?

– В спортроте.

– В Уручье?

– Да. Сейчас это черта города, а тогда это было километрах в четырех от Минска. Там уже провели метро. Я там был в 2017 году, когда проходил чемпионат Европы в Минске. Подъехал, чтоб посмотреть место своей службы. Многое изменилось, но стоит воинская часть. Хотя, наверное, уже нет спортроты, но военная инфраструктура там осталась. (Надеюсь, что не выдаю секреты!)

– Кто из шахматистов еще тогда служил?

Дмитрий и Валерий Атласы. В центре Нелля Гельфанд. Фото Алены Климец.

– Братья Атласы, Дима и Валера. Валера стал гроссмейстером, они живут в Австрии. Ну, и Боря Гельфанд, вместе были в нарядах по кухне.

 

Евгений Агрест                         Таир Куняшев, Виорел Бологан, Илья Смирин и Валерий Мин

– А когда я только начинал службу, был Женя Агрест, который стал гроссмейстером, много лет живет в Швеции. Т.е. был определенный контингент. Вот Валера Мин, в прошлом году виделся с ним в Казахстане. Он сам из Казахстана, известный там тренер. Служил в обычных войсках в Беларуси, и его перевели в спортроту.

В армии было много по-настоящему смешных моментов. Из цензурных эпизодов приведу два навскидку. Как старшина сказал однажды: «Эй вы, трое, оба ко мне!». Также запомнилась его фраза: «После отбоя запрещены магнитофоны, радиоприемники и другие музыкальные инструменты».

– А кто-то вам помог попасть в спортроту?

Кизилов Николай Степанович, он, кстати, много хорошего сделал для шахматистов в те годы. Многих из них он туда перетаскивал, Андрея Ковалева, например. Андрей Ковалев как раз один из моих друзей с той поры.

Андрей Ковалев

– Я как раз хотел спросить о нем. Так и остался близким другом?

– Да, хотя сейчас видимся значительно реже. Мы вместе занимались шахматами, вместе ездили на турниры, он был моим секундантом и тренером в прежние времена. А когда я был подростком, Андрей был для меня уже взрослый дядя, учил «школе возмужания».

  

Иван Куль и его бронзовая команда BossaNova (Елена Заяц, Наталья Жукова, Ланита Стецко и Ольга Баделько)    Илья и Иван (Тромсе, Норвегия 2014)

– Кто еще из друзей оттуда – Ваня Куль, витебский шахматист, младше меня года на три. Мы встречаемся, когда я приезжаю в Беларусь. А недавно встретились на Крите, где был чемпионат Европы среди клубных команд. Работает программистом, живет в Минске и Витебске. Тем не менее, шахматы по-прежнему любит, создал и спонсировал женскую команду из Беларуси, назвав ее BossaNova и они заняли 3-е место на клубном кубке Европы. Такого ранее не было в истории Беларуси. Часто в последние годы виделся с Володей Полеем. С ним мы еще играли в глубоком детстве в белорусских юношеских соревнованиях.

– Что можете рассказать о витебских шахматистах, не только гроссмейстерах, кто запомнился с юных лет? 

– Действительно, в Витебске были интересные люди.

Владлен Вакуленко (род. в 1946 – ?)

– Как шахматиста могу выделить Владлена Вакуленко, которого уже давно нет.

Андрей Ковалев, Рая Эдельсон и Григорий Иссерман (15.04.1951 – 08.03.2017)

– С Гришей Иссерманом я ездил на мой первый мастерский турнир в 83-м в Калининград. Его, к сожалению, уже тоже нет с нами (умер в Германии – ред.).

Александр Сарбай 6-й слева. Рядом с ним один из авторов интервью и редактор сайта Арон Шустин. Крайний слева Феликс Флейш, второй справа Владлен Вакуленко. Еще на фото: Валерий Акопов – Мозырь, затем Калинковичи, Леонид Линдоренко – Гомель, в дальнейшем Пинск, судьи, Ефим Шейн – Бобруйск – Иерусалим, Сергей Погар – Бобруйск. Верхний ряд: после Ф. Флейша, Сергей Румянцев – Солигорск, Геннадий Нахаенко – Бобруйск, Владимир Голубев – Могилев, Сергей Березюк – Брест, а затем Фридек-Мистек, Чехия, Владимир Железняков – Гомель, и крайний справа Валерий Булгаков – Гродно. Полуфинал ч-та БССР, Пинск, 6-24 февраля 1980 г.

– Александр Сарбай был моим тренером в детстве. Вспоминается любопытный момент, связанный с ним. Мне было лет 11-12. Он предложил сыграть в игру на 3 рубля. Сказал: «Назови число». Я назвал – допустим, 14. Он и говорит: «15. У меня больше, я выиграл».

А потом я увидел знаменитый фильм «Асса», 1987 года. С Цоем, Говорухиным, Друбич. И там был такой эпизод. Герой Говорухина говорит:

– Давай сыграем в Бангладеш.

– А как играть?

– Назови число.

– Ну, 17.

– 18, я выиграл!

В фильме это была шутка, мне же она обошлась в 3 рубля (смеется)

Психиатр Михаил Кунин, в Израиле с осени 1991

Феликс Флейш еще раньше меня переехал жить в Израиль, а Михаил Кунин несколько позже.

  

Владлен Вакуленко и Феликс Флейш                                        Феликс Флейш

Феликс Флейш приехал в 1990. Работал тренером, преподавателем информатики в школе, сейчас занимается компьютерами и работает в муниципалитете Ришон ле- Циона 

– С обоими иногда встречаюсь во время игр израильской лиги

– Дружите ли с кем-то из нынешних молодых белорусских гроссмейстеров?

Геннадий Сагальчик, Борис Гельфанд, Елена Герасимович, Юлия Левитан, Елена Заяц, Илья Смирин, верхний ряд справа налево: Эдуард Райский, Евгений Мочалов, Михаил Шерешевский, Альберт Капенгут, Алексей Александров, Валерий Атлас.  Краматорск 1989. Молодежная спартакиада. 

– С молодыми гроссмейстерами у меня сейчас мало общего. Мне кажется, что Алексей Александров самый талантливый из белорусских шахматистов следующего после меня поколения. Вместе еще играли за одну юношескую сборную в 89-м на чемпионате СССР, заняли 3-е место. (как раз пару дней назад Алексей стал чемпионом Беларуси – belisrael.info)

– Что можете сказать о Купрейчике, Дыдышко, Шерешевском, само собой, о Капенгуте?

– Виктор Купрейчик, конечно, был знаковой фигурой, играл очень интересно, да и по результатам явно выделялся. Яркий человек, жалко, что он недавно умер.

– Вячеслав Дыдышко был одним из сильнейших мастеров Союза. Обыгрывал и Льва Псахиса, и Андрея Соколова, когда они были на пике. Рекордсмен по количеству побед в чемпионатах Беларуси.

– Михаил Шерешевский снова вернулся к шахматам, работает в академии шахмат Крамника в Сочи.

    Альберт Капенгут c юными Борисом и Ильей                                  Капенгут,  Гомель, 1968

– Альберт Капенгут был известным теоретиком и сильным шахматистом, играл в чемпионатах СССР, тренер мой и Бориса Гельфанда. Первым моим персональным тренером был как раз Капенгут. Потому что в Витебске у меня личного тренера не было. Я читал много книг, вот это были мои главные учителя.

Андрей Ковалев, Лев Пак, Александр Сарбай

– Но Пака Льва Рувимовича, который, к сожалению, скоропостижно умер полтора года назад, можно выделить, потому что он воспитал четырех гроссмейстеров: меня, Женю Агреста, Андрея Ковалева, Раю Эйдельсон. Для Витебска очень серьезная цифра. Хотя он не был особо сильным шахматистом, но, видимо, была у него педагогическая нотка, педагогическая изюминка. Он ездил со мной на турниры, опекал по-настоящему, искренне был привязан, и я его тоже очень любил. И для меня его смерть большая потеря. В последние годы он жил в Германии. Два года назад мы виделись в Израиле.

– А были ли знакомы с доктором Николаем Мисюком, многолетним председателем шахматной федерации БССР?

– Общался немножко, запомнил таким немного смешным профессором, потом сменился председатель федерации, и я его больше не видел. Был высокий человек с копной седых волос.

– Благодаря профессору Мисюку, его возможности напрямую обращаться к Машерову, и был построен Дворец шахмат

– Да, я тоже об этом слышал, строительство завершилось в 1985-м.

– Учились с Андреем Филатовым, известным шахматным меценатом, в последние годы – президентом Российской шахматной федерации, верно?

– Да, познакомился с ним уже после армии.

– Он был кандидатом в мастера?

– Точно, кандидатом, способным шахматистом.

– В то время не проявлял еще интерес к бизнесу?

– Тогда нет. Когда мы с ним дружили в институте, никаким бизнесом он не занимался, только незадолго до моего отъезда начал двигаться в этом направлении. Скоро, кстати, выборы в Российскую Шахматную Федерацию. Надеюсь, что он будет переизбран – Андрей сделал много хорошего на благо российских шахмат.

Леонид Бондарь, Борис Гельфанд, Илья Смирин и Андрей Филатов

– И благодаря ему в мае 2012 года в Москве состоялся матч на первенство мира между Анандом и Гельфандом…

– Я выступал там в роли комментатора, как и в других турнирах, к которым Андрей «руку приложил». Именно он подтолкнул меня попробовать себя и в этом жанре.

– Кто из белорусских шахматистов всех времен был, на ваш взгляд, «самым-самым»?

Борис Гельфанд

– Борис Гельфанд, конечно!

– Был еще Исаак Болеславский…

Исаак Болеславский, 1960

– Он играл с Давидом Бронштейном финальный матч претендентов в 50-м для определения соперника чемпиона мира Ботвинника, и при счете 6:6 проиграл в дополнительной партии. Да, действительно, Исаак Ефремович был выдающимся шахматистом, тренером и теоретиком, но он родился не в Беларуси, а в Украине, и переехал в Минск из России уже знаменитым гроссмейстером.

Поэтому я ставлю на первое место Бориса Гельфанда – он играл матч за звание чемпиона мира и был на волоске от победы. К тому же много лет он входит в мировую шахматную элиту. Я бы также отметил Виктора Купрейчика, были еще Алексей Сокольский, Гавриил Вересов.

 – Илья, это ваша книга «Староиндийские сражения» на столе?

– Да. Книга вышла на двух языках. Я ее писал на английском. Это было довольно непросто. Я владею английским хорошо, но не скажу, чтобы свободно.

– Когда начали писать?

– Я долго ее писал, года два, были большие перерывы. Это книга о староиндийской защите, моем любимом дебюте за черных на протяжении всей карьеры. Книга, кажется, удалась – по крайней мере, отзывы о ней были очень хорошие. В «New In Chess», шахматном журнале, который выходит 6 или 7 раз в год, есть постоянная рубрика, они следят за шахматной литературой, которая выходит. И мою книжку они оценили как «любимая книжка». Есть такой английский гроссмейстер Мэттью Садлер, он сказал, что это любимая его книжка 2016 года. Ну и я считаю, что книга удачная, без ложной скромности.

– Как возникла идея написать книгу? Понятно, что давно играли этот дебют, но играют многие, а пишут – нет.

 В Чикаго с Борисом Аврухом и его дочкой Софией. Апрель 2017

– Мне всегда хотелось написать книгу. А тут мой товарищ Боря Аврух, который уже несколько лет живет в Америке, а до этого в Израиле, и мы вместе много лет играли за сборную и за один клуб, выпустил свою книгу в издательстве «Quality chess».

Якоб Агард  (Jacob Aagaard) – представитель этого издательства. И вот Боря и Якоб предложили мне тоже попробовать. Я не торопился ее писать. Обычно книгу пишут полгода, я же не спешил, делал большие паузы. Во-первых, я играл в турнирах и во-вторых, я всё же писал ее по-английски.

– Кого из шахматистов (прошлого и современников) могли бы перечислить как знатоков этого дебюта за белых и за чёрных?

– Многие чемпионы мира играли староиндийскую: Таль, Фишер, Каспаров. В репертуаре двух последних староиндийская занимала одно из главных мест. Из тех, кто не стал чемпионами мира, можно выделить выдающихся гроссмейстеров: Геллера, Бронштейна, Штейна…

– Болеславского?

– Да, забыл его назвать. Вот Геллер, Бронштейн, Болеславский – те трое, которые стояли у истоков староиндийской еще в 1940-х, и играли ее здорово. Из белорусских – Купрейчик, ярко разыгрывавший этот дебют, ну и Гельфанд, новый классик, можно сказать.

Кстати, мой друг Андрей Ковалев тоже любит староиндийскую. Сейчас он реже играет в шахматы, но это по-прежнему его основной дебют.

– В книге отдается предпочтение компьютерным анализам или же логическим обьяснениям структур, типичных манёвров?

– На компьютере я проверял тактические моменты, варианты. Я старался не делать особый упор на теорию, не обходил ее, конечно, полностью стороной, но в целом обозначал пунктиром. Старался делать упор на идее и на эстетике, на красоте возникающих позиций, которые удавалось получить. Я брал свои партии, но не только. В основе книги – 49 моих прокомментированных партий, а внутри этих партий – еще почти 100 моих, записанных просто нотацией или с совсем короткими примечаниями, а также партии других шахматистов. Вот несколько дней назад мне написала из Америки мама одной шахматистки, что партия ее дочки Наринэ Каракашан попала в книгу. А дочка ее играла в полуфинале чемпионата СССР 89-го, но в финале выступать не стала, а вышла замуж. Но ее мама была очень рада, что интересный фрагмент из партии дочки оказался в книге.

(продолжение следует)

Опубликовано 30.01.2018  04:17

ОТКРЫТИЕ СИНАГОГИ В ВИТЕБСКЕ


Татьяна Матвеева / Фото: Игорь Матвеев / TUT.BY

У витебских евреев 17 октября праздник — в городе открылась новая синагога. Первая за последние 100 лет: после революции иудейские храмы в городе только разрушали, но не строили. На улицу Грибоедова в исторической части Витебска сегодня после обеда спешили мужчины и мальчики в кипах — традиционных еврейских головных уборах, а также принаряженные женщины и девочки. Событию повезло и с погодой: за последние дни в Витебске впервые выглянуло солнце. Верующих приветствовал скрипач на крыше.

Фото: Игорь Матвеев
На крыше новой синагоги играл скрипач.

Еще перед торжеством анонсировалось, что двухэтажную витебскую синагогу построили по оригинальному современному проекту (над ним работала компания «Вирсо» и архитектор Алексей Федористов), и такой постройки в мире больше нигде нет.

Храм называется «Шатер Давида». На первом этаже разместился молебный зал — здесь слушают молитву мужчины. А для представительниц прекрасного пола сделали отдельный вход, потом они поднимаются по витой лестнице на балкон, где и находятся во время службы.

Фото: Игорь Матвеев

Фото: Игорь Матвеев

Большое помещение отведено под учебный класс — тут будут проходить лекции, кинопоказы, экспозиции. В блоке со служебными помещениями находится миква — бассейн для ритуального очищения. Это отдельная гордость создателей проекта.

В синагоге очень много света — за счет стеклянных куполов.

Фото: Игорь Матвеев
Миква

Фото: Игорь Матвеев

Фото: Игорь Матвеев

Фото: Игорь Матвеев

В здание вмурованы камни из Иерусалима. Молельный зал украшают копии шагаловских витражей «Двенадцать колен Израилевых» — на стекле с внутренней подсветкой.

Раньше синагога в Витебске размещалась буквально в сотне шагов от новостройки — на улице 1-й Колхозной, в здании, приспособленном под молитвенный дом. Ожидается, что обе постройки составят синагогальный комплекс.

Сегодня возле старой синагоги, представители двух поколений — пожилые мужчины и юные мальчики — с волнением репетировали хоровод. По традиции, представители сильного пола всегда исполняют его на еврейских праздниках. На репетиции не все выходило гладко.

Фото: Игорь Матвеев

— Синагога открывается только один раз. И это должно быть красиво, достойно, — наставляла мужчин женщина-хореограф. — Не показывайте, что вы старые, больные, немощные. Улыбайтесь! У нас сегодня праздник!

В итоге хоровод получился слаженным.

Фото: Игорь Матвеев
На праздник люди шли целыми семьями.

Фото: Игорь Матвеев

Фото: Игорь Матвеев

На торжество к иудеям пришли представители областной и городской администраций, а также православной и католической конфессий — в частности, настоятель Свято-Успенского кафедрального собора отец Михаил Мартынович и епископ Витебский Олег Буткевич. Разделить радость с членами еврейской общины собрались и обычные горожане — как католики, так и православные.

Один из почетных гостей — раввин из российской Тулы, разместил на входе в синагогу мезузу (предмет, в котором лежит свиток с фрагментами из Торы). Это означает, что здание находится под особой защитой Творца.

Фото: Игорь Матвеев

Фото: Игорь Матвеев

Фото: Игорь Матвеев
На входе размещают мезузу.

Фото: Игорь Матвеев

Синагогу возводили на пожертвования верующих не только из Витебска, но и из других городов и стран. Председатель Витебской иудейской общины «Дом Израиля» Леонид Томчин, которого на церемонии назвали «пламенным мотором» строительства храма, поблагодарил всех меценатов и строителей:

— Часть западной стены здания состоит из кирпичей с именами спонсоров. Без них этот праздник не состоялся бы. Хочется, чтобы синагога стала для верующих вторым домом, и чтобы вы приходили сюда с добрыми мыслями.

Фото: Игорь Матвеев
Возле микрофона — Леонид Томчин

Синагогу на Грибоедова, 12 начали строить в 2015 году. На месте будущего культового сооружения раньше находилось старое здание в аварийном состоянии. Его пришлось разобрать.

Фото: Игорь Матвеев
Синагога в феврале 2017 года. Тогда здание уже было готово, оставались только отделочные работы.

Из аутентичных иудейских храмов в Витебске сейчас сохранились только руины здания Большой Любавичской синагоги начала XX века на улице Революционной (бывшей Большой Ильинской). В то время она была одной из почти 60 синагог в городе: евреи по переписи 1897 года составляли 52,4% населения Витебска.

Фото: Игорь Матвеев

Опубликовано 17.10.2017  21:42

Шимон Бриман о белорусских евреях

Анна Соусь. Что утратила Беларусь с отъездом евреев – Шимон Бриман о сонных местечках и пассивной общине

Шимон Бриман у синагоги в Быхове

Израильский историк и журналист Шимон Бриман несколько недель путешествовал по местам, связанным с еврейской историей Беларуси, и поделился своими впечатлениями с «Радыё Свабода».

«Было грустное ощущение запущенности и невостребованности старых еврейских объектов»

Шимон, вы специалист по еврейской истории Украины, но история вашей семьи связана с Беларусью. Недавно на сайте «РС» (и у нас belisrael.info) были опубликованы десять фактов уничтожения в Беларуси еврейского исторического наследия, которые озвучил Яков Гутман. После двух недель путешествий по еврейским местам Беларуси какое у вас ощущение, что происходит с еврейским наследием Беларуси?

— Я увидел много исторических мест, в основном в южной и восточной Беларуси. У меня было грустное ощущение запущенности и невостребованности старых еврейских объектов. Особенно меня шокировала старинная средневековая синагога в Быхове, построенная в 1610 году, которая теперь стоит просто с заколоченными окнами и дверьми без крыши, хотя при разумном подходе из этого можно было сделать уникальный туристический объект.

Мне было грустно видеть, как на этой средневековой стене кто-то краской написал по-русски «Всем евреям смерть». Мне, как израильскому туристу, когда я увидел это, ударило по глазам. Если говорить о других местах и городах, то мне не понравилось, что много где синагоги не переданы еврейским общинам, и там находятся какие-то иные объекты, хотя, например, в соседней Украине более 20 лет действует закон о возвращении религиозных объектов общинам. Когда я шёл по Могилёву и видел в старой синагоге клуб бокса и еще какие-то спортивные залы, всё это вызывало у меня нехорошие эмоции. Так просто не должно быть. На мой взгляд, Беларусь отличается от иных соседей тем, что власти даже не думают и не обсуждают возможности передачи или возвращения еврейским общинам сохранившихся еврейских объектов.

Пассивная еврейская община

– А поднимают ли эти вопросы сами еврейские общины? Как это происходит в соседних с Беларусью странах, наверное, это инициатива нескольких сторон…

– Вы правы. Нужно сказать, что и еврейские общины Беларуси – те, что остались – очень маленькие и слабые. Некоторые из них, возможно, не в состоянии взять на свой баланс какие-то большие здания, но если бы власти передавали такие объекты, я уверен, нашлись бы международные еврейские организации, зарубежные спонсоры, которые помогли в переустройстве, ремонте и содержании таких исторических объектов. Сама еврейская община Беларуси тоже у меня оставила впечатление, что это достаточно, не скажу, что пассивная община, но люди, которые, как и большая часть белорусов, относятся к властям как к чему-то, данному с неба. Есть власти, как они скажут, так и будет. Есть определённая пассивность и нет инициативности.

Классический пример был в этом году в июне. Три месяца подряд весной 2017 года еврейские организации получали требования от налогового ведомства о выплате налога с помощи потерпевшим от Холокоста евреям, и при этом все еврейские общины молчали, никто даже не пикнул, что власти могут быть не правы, до того времени, как благодаря и вашим публикациям, и моим публикациям, и иным СМИ, был отменен этот налог. Есть такая пассивность, и она меня удручает.

«Минск был океаном еврейской жизни, сегодняшняя картина – просто жалкие остатки былой роскоши»

– Если говорить о нынешнем еврейском сообществе Беларуси, какое оно в демографическом плане, есть ли молодое поколение? Есть ли будущее у белорусской еврейской общины? Возобновляются ли поколения, или люди просто уезжают и доживают в Беларуси старые евреи, которые не уехали…

– В демографическом плане ситуация в Беларуси, Украине и России примерно одинаковая. Подавляющее большинство оставшегося еврейского населения – это пожилые люди, люди средних лет и очень старые люди. Молодёжь составляет, может быть, от 10 до 20 процентов еврейского населения. При этом в городах Беларуси, в общинах, в синагогах я видел не только старых людей, но видел и группы молодёжи, которые возвращаются к традициям своих предков, и это меня радовало. Я видел такую еврейскую молодёжь в Минске, в минской синагоге, в Гомеле…

Опять же речь идёт о нескольких десятках человек, которые ходят молиться в этих городах. В сравнении с тем, что Минск был просто океаном еврейской жизни. [Еврейская] Беларусь была таким океаном, ушедшим материком, Атлантидой, исчезнувшей под водой, и сегодняшняя картина – просто жалкие остатки былой роскоши.

«Если бы там были евреи, то все колёса крутились бы значительно быстрее»

– Как вы считаете, что утратила Беларусь с отъездом евреев, сотен тысяч евреев?

– Мне кажется, что Беларусь утратила какой-то очень живой, инициативный элемент, который был в Беларуси основой и интеллигенции, и специальных наук. Я знаю, что в малых городах Беларуси, в местечках евреи раньше были мастерами, специалистами розных направлений. Еврейской изюминки теперь не хватает.

Я видел довольно сонные райцентры, бывшие еврейские местечки – сонные в том плане, что в них нет инициативы, желания обновляться, придумывать что-то новое, идти вперёд. Мне кажется, что если бы там были евреи, то все колёса крутились бы значительно быстрее, придумывалось что-то новое, развивалось что-то новое. Беларуси не хватает предпринимателей еврейского происхождения, которые тут были раньше.

«Количество тех, кто спасся во время Холокоста в Украине и в Беларуси, отличается»

– Вы специализируетесь по истории украинского еврейства. С вашей точки зрения, насколько существенно отличалась жизнь еврейской общины в Беларуси и в Украине?

– Действительно, будучи по происхождению украинским евреем, я почувствовал лёгкую ментальную разницу, когда контактировал с белорусскими евреями. Действительно, есть влияния тех народов, среди которых жили общины евреев. Белорусские евреи очень схожи по ментальным кодам с самими белорусами. Это значительно более спокойные люди, не такие по-южному импульсивные, как, может быть, часть украинских евреев. Есть отпечаток ментальности местного населения на белорусских евреях.

В историческом плане, я считаю, что белорусские евреи не пережили такого количества погромов и насилия в прошлые столетия, как это было у украинских евреев. Можно сказать, что жизнь евреев в Беларуси была более спокойной и стабильной, нежели у евреев в Украине. Опять-таки войны не обходили стороной ни Украину, ни Беларусь, трагические события Второй мировой войны прокатились смертельным валом и по евреям Украины, и по евреям Беларуси. Но количество тех, кто спасся во время Холокоста в Украине и в Беларуси, отличается.

Есть такие сведения, что в Украине выжили, спаслись от уничтожения в годы Холокоста только 2 процента евреев, в то время как в Беларуси остались в живых немного больше 10 процентов евреев. Почему так? Историки обсуждают разные причины. Причина заключается не только в том, что в Беларуси было больше лесов, где можно было спрятаться и спастись в партизанских отрядах, но и в том, что местное население в годы Второй мировой войны относилось к евреям в среднем менее враждебно, чем местное украинское население.

«Евреи перестали быть массовыми соседями белорусов в повседневной жизни»

– Сталкивались ли вы в Беларуси с проявлениями антисемитизма?

– Напрямую не сталкивался. Может, потому, что я был в Беларуси менее двух недель. Сами белорусские евреи мне рассказывали, что к ним отношение хорошее, с уважением, и нет явных проявлений антисемитизма. Возможно, это связано с тем, что еврейская община превратилась в настолько микроскопический элемент, что просто нет, против кого проявлять этот антисемитизм. Евреи перестали быть массовыми соседями белорусов в повседневной жизни. Значительно больше экс-белорусских евреев живёт в Израиле и США, чем в самой Беларуси.

Сувенир «Абраша» на площади Свободы у ратуши в Минске. Шимон Бриман считает этот сувенир безвкусным и оскорбительным, поскольку он культивирует негативные стереотипы о евреях. Фото Ш. Бримана.

— Я знаю, что ваши дед и бабушка приехали в Витебск в 1920-е годы, и в вашем семейном архиве сохранился уникальный портрет вашего деда, написанный Иегудой Пэном. Поделитесь этой историей, пожалуйста.

— Семья моего деда и бабушки, Семёна и Софии Бриманов, приехала жить в Витебск в 1929 или 1930 году, они жили там до Второй мировой войны. По рассказам моего дяди, который всё детство провёл в Витебске, их семья жила по соседству с домом старого художника Иегуды Пэна, и мой дед Семён, будучи молодым человеком, помогал старому художнику по-соседски – колол дрова и так далее. И художник в знак благодарности нарисовал его портрет на полотне маслом. Нарисованный молодой человек в пиджаке и галстуке, как сейчас говорят мои знакомые, очень похож на меня сегодняшнего. Мы с дедом очень похожи.

Так случилось, что в начале 1940-х годов до начала немецкого вторжения мой дед Семён в Витебске был арестован за какие-то анекдоты. Он был остроумный человек и, вероятно, кто-то донёс. Деду дали несколько лет тюрьмы, вывезли его из Витебска, а тут началась война, немецкое вторжение, и бабушка осталась одна с детьми и пожилой матерью в Витебске. Я вижу по датам, что они успели эвакуироваться из Витебска 5 июля 1941 года за четыре дня до прихода немцев в город. Единственное, что бабушка успела вывезти из своей квартиры, было свёрнутое в трубочку полотно, портрет её арестованного мужа. Портрет был с бабушкой все годы скитаний, они попали сначала на Урал, потом в Баку, потом встретились с дедом, который из заключения попал в армию. После окончания войны они приехали жить в Харьков, где я потом и родился. С того времени десятки лет портрет деда кисти Пэна висел в нашей семейной квартире. С большими трудностями я смог в начале 2000-х годов оформить разрешение на вывоз из Украины этой семейной реликвии. Этот портрет висит сейчас у нас в Израиле, в доме моего отца, чем я очень горжусь.

Перевод с белорусского В. Р.

Оригинал

От ред. belisrael.info. Мы далеко не во всём согласны с собеседником А. Соусь. В частности, считается, что во время Катастрофы погибло не 98%, а около 70% от довоенной численности украинских евреев (в процентном отношении это сопоставимо с потерями белорусских евреев, а то и меньше). Приглашаем читателей к дискуссии на facebook.com/aaron.shustin

Опубликовано 31.08.2017  20:43

Комментарий (с сайта svaboda.org):

Геннадий Винница, PhD (02.09.2017 09:07): «”Ёсьць такія дадзеныя, што ва Ўкраіне выжылі, выратаваліся ад зьнішчэньня ў гады Галакосту толькі 2 працэнты габрэяў, у той час як у Беларусі засталіся ў жывых крыху больш за 10 працэнтаў габрэяў“. Согласно текста речь идет о евреях, оказавшихся во время Второй мировой войны на оккупированной территории Беларуси. Однако откуда взята цифра более 10 % выживших? Это утверждение ошибочное и вводит в заблуждение интересующихся темой Холокоста в Беларуси. В процентном отношении число выживших евреев на территории Беларуси примерно равно указанной в статье цифре по Украине и составляет не более 2-3 % от общего количества евреев, оказавшихся на оккупированной территории. И еще. В годы Второй мировой войны большинство местного населения в восточной части Беларуси не участвовало в таких массовых акциях, как погромы против евреев. В то время как в западной части Беларуси практически везде проводились акции по разграблению еврейского имущества с активным участием местного населения».  

Добавлено 03.09.2017  00:27

Пэн – отец еврейского ренессанса?

Отец еврейского ренессанса

28.07.2017

Он воспитал целую плеяду гениальных еврейских художников: Марка Шагала, Эля Лисицкого, Иосифа Цадкина и многих других. Но в отличие от своих учеников, сам Юдель Пэн прожил скромную жизнь. В возрасте 82 лет он был зверски зарублен топором – ревнивым комиссаром, обозленным, что его жену нарисовали в стиле ню.

Еще в школе он мог нарисовать все, что видит, в считанные секунды. Вот только вместо восторженных отзывов он получал от учителя хедера шквал грозных нравоучений о запрете изображения людей. Бывало, к «нерадивому» ученику не оставалась равнодушной и палка в учительских руках, так что без опаски начать рисовать он смог лишь в 13-летнем возрасте. Рано осиротевший, он устроился тогда подмастерьем к маляру. Высокохудожественной ценности выкрашенные им стены, конечно, не представляли, но мальчик, как мог, экспериментировал с цветом и утверждался в мысли стать художником. Особенно любил он создавать рекламные вывески ­– здесь ограничений для полета фантазии не было практически никаких. Заказчики были в восторге, маляр получал солидную прибыль и доверял своему подмастерью все более сложные работы.

Отношения между мастером и его помощником были доверительные – нередко мальчишка признавался, что мечтает стать художником и копит деньги на обучение. Маляр, видевший его зарисовки, не сомневался, что еще услышит о своем подмастерье, но отпускать талант, который приносил ему доход и новых заказчиков, не спешил. Но в один из дней он пришел принимать работу своего ученика и, любуясь расписанной им лестницей, ухватился за перила. Каково же было его удивление, когда рука просто скользнула по воздуху, не найдя опоры: поручни к лестнице были нарисованы, но с такой детализацией, что отличить их от реальных было невозможно. В этот момент маляр осознал, что дальше удерживать такой талант в своей мастерской он не может – мальчик получил премию в размере полугодовой зарплаты, и этого ему хватило сполна, чтобы уехать в Петербург.

Так в 1880 году Юдель Пэн поступил в Академию художеств, где учился у Павла Чистякова и Николая Лаверецкого. А со временем уже своим учителем его будут называть такие признанные мастера, как Марк Шагал, Эль Лисицкий, Иосиф Цадкин и многие другие выпускники созданной им школы живописи. Сам же Юдель Пэн стал одной из ключевых фигур «еврейского ренессанса» в искусстве начала XX века.

Юдель Пэн родился летом 1854 года в еврейской семье бедного ремесленника в местечке Новоалександровске Ковенской губернии (ныне город Зарасай в Литве. – Прим. ред.). Отец умер, когда мальчику было четыре года. Юдель отучился в хедере, после чего его определили в религиозную школу при синагоге. В этот момент мальчик лишился и матери. Осиротевший, он отправился в Двинск (ныне Даугавпилс в Латвии. – Прим. ред.), где и устроился подмастерьем маляра, проработав у него более десяти лет. Скопив денег на свою мечту и приехав в Петербург, не без малой доли мытарств он через год поступил в Академию художеств, закончил ее и начал переезжать с места на место в поисках работы.

Возвратившись в родной город и не найдя себе применения, он отправился в Двинск, оттуда по той же причине вскоре двинулся в Ригу. Несколько лет работы в Риге, где он познакомился с бароном Николаем Корфом (организатором земских школ в России. – Прим. ред.), принесли ему более или менее стабильный заработок и множество связей. Воодушевленный, он даже было пробовал устроиться в Петербурге и получил право постоянного проживания в российской столице. Но через непродолжительное время переехал в Витебск – здесь знакомые обещали помочь ему в открытии частной рисовальной школы, о которой уже давно мечтал Пэн.

Через год после переезда, в 1892 году, Пэн и впрямь открыл в Витебске Школу рисования и живописи. Ее стали тут же считать еврейской в силу естественных причин: большую часть жителей города составляли евреи. Табличку с надписью «Школа живописи Пэна» увидел и юный Марк Шагал. Вскоре он уже был одним из его учеников. О том, как строился процесс обучения, можно прочитать в воспоминаниях другого ученика Пэна, витебского художника Петра Явича: «Когда мы учились у него, шестеро мальчиков, он обращался с нами, как с самыми любимыми родными сыновьями. Пэн был для нас всем – и искусством, и школой, и даже домом. Поражала его бесконечная открытость, простота и вместе с тем высокая культура. Я ни разу не слышал, чтобы он ругался. Все наставления делал мягко, без окриков, не повышая голоса. Не спрашивая, голодны мы или нет, Юрий Моисеевич грел для нас чай, варил картофель в мундире, ставил на стол кусковой сахар, масло, творог. И еще селедку – “шотландку”. Маленькие жирные рыбки…»

Со многими своими учениками Пэн оставался в дружеских, близких отношениях всю жизнь, и они никогда не забывали, кто дал им путевку в жизнь. Так, к 25-летнему юбилею работы Пэна в Витебске в московской газете «Дер Эмес» появилась статья Марка Шагала на идише, позже переведенная и на русский. Шагал писал: «25 лет усердного труда на фабрике или заводе обычно награждаются орденом труда. Об этом подвиге докладывают, пишут и доводят до сведения. Разве не заслуживает хотя бы внимания, что в городе Витебске из года в год беспрерывно вот уж 25 лет скромно и честно трудится художник. С одной стороны, он воспитывает в своей первоначальной мастерской-школе десятки юных будущих художников Витебска, с другой стороны, он сам, как может, создает работы, из коих некоторые должны войти в исторический отдел Еврейского музея в центре и в музей Витебска, в частности. Юрий Моисеевич Пен – художник-реалист старой школы, выходец из старой свалившейся русской академии. Он все-таки остался самим собой, сохранив большую дозу своей искренности. Его мастерская, облепленная с пола до потолка его работами, и он сам за мольбертом с уже ослабленным зрением – образ столь же трогательный, сколь заслуживающий большого уважения. Нельзя не ценить эти упомянутые заслуги, и думаю, что о таком труженике, о таком в своем роде “пролетарии” должна знать и пролетарская масса. Витебск же в особенности должен помнить его».

Школа Пэна просуществовала до 1918 года – после все частные инициативы были закрыты. Однако вскоре Марк Шагал организовал Народное художественное училище, и руководить оной из мастерских он пригласил своего первого учителя. Когда же училище было реорганизовано в институт, Пэн не только преподавал в нем, но и исполнял обязанности проректора по учебной части. Все это время проводились постоянные выставки Пэна и его учеников, его работы отбирались на выставки Академии художеств и выставки Петроградского общества художников.

В 1923 году художественный институт, в котором преподавал Пэн, был вновь реорганизован, но на этот раз с понижением – в техникум. И в скором времени, конфликтуя с новым руководством и не принимая их методов образования, Юдель Пэн написал заявление об уходе. Вместе с ним ушли тогда и многие другие педагоги. Пэн же устроился на полставки в механический техникум и писал тогда одному из учеников: «Чувствую себя очень скверно как морально, так и материально. Уже несколько месяцев, как нет заказов. В механическом техникуме получаю 7 руб. 23 коп. в месяц. Вот и все. Одним словом, нехорошо нашему брату».

Пэн лишился студии, но продолжал работать дома, что ничуть ему не мешало. Он вообще был скромен и непритязателен в быту. В доме не было почти ничего, кроме картин – ими были увешаны все комнаты. Пэн отказывался продавать свои работы, которые он создавал не на заказ – даже Третьяковская галерея, желавшая заполучить несколько его картин, получила отказ. А на все вопросы недоумевающих родственников, почему он не продает картины, когда сам находится в довольно бедственном положении, он отвечал: «Деточки, я не торгую своим вдохновением».

До конца дней у Пэна не было своей семьи. Конечно, он влюблялся, случались романы, да еще какие. Была среди возлюбленных, например, дочка местного губернатора. Он рисовал ее в стиле ню – и за эти картины Пэну предлагали баснословные суммы, но он хранил их у себя. В ответ же на вопросы, почему он не обзаведется семьей, Пэн неизменно отвечал: «Я мог бы стать и мужем, и отцом, и дедом, но каким бы я тогда был художником?» Последние годы жизни он провел в полном одиночестве, за ним ухаживала сестра – и с вопросами о продаже картин время от времени заходили двоюродные родственники, получая очередной отказ.

Эти самые родственники и стали главными подозреваемыми в уголовном деле по убийству Юделя Пэна. Тело 82-летнего художника, зарубленного топором, было обнаружено 1 марта 1937 года в его квартире. Родственники Пэна утверждали, что накануне встретили художника вместе с незнакомцем, которого Пэн представил как бывшего ученика. Но местное следствие «установило», что двоюродная сестра Пэна так мечтала о его коллекции, что предложила ему жениться на своей дочери. Пэн отказался, и тогда она стала постоянно подсылать к нему своих детей, стремясь узнать, где художник хранит свои деньги. В итоге была арестована и осуждена вся семья сестры Пэна, девять человек. Мотивом их преступления признали факт, что художник намеревался после смерти отдать все свои картины городу, а не оставить их «семье».

Правда, следователем из Минска, приехавшим в Витебск для контроля нашумевшего дела, была озвучена совершенно другая версия. В коллекции Пэна были полотна, где в стиле ню были запечатлены жены многих городских чиновников. Например, местного следователя, который и вел дело об убийстве Пэна. Минский специалист предположил, что Пэн был убит витебским следователем из ревности – после этого ему приказали завершить расследование. Он сел в поезд – и больше его никто не видел. Впрочем, в том же 37-м был расстрелян и начальник витебского следствия – за пытки в отношении подследственных и жестокое убийство своей жены. Четверо из осужденных родственников Пэна сгинули в лагерях, а все его картины перешли к городу.

После смерти Пэна в Витебске была создана его картинная галерея, в которой выставили почти 800 работ художника. С началом войны коллекция была эвакуирована в Саратов. Но после окончания войны в Витебск вернулась лишь небольшая часть работ, остальные до сих пор числятся пропавшими. Сохранившиеся же работы хранятся в Витебском художественном музее и Национальном художественном музее Республики Беларусь. Почти на каждой из картин изображена повседневная жизнь местечковых евреев прошлого века, их мир, наполненный сокровенными мечтами, печалями и радостями – мир, умело и тонко запечатленный еврейским художником Юделем Пэном.

 
Алексей Викторов

Алексей Викторов

Оригинал

Из комментов:

Nathalie Golub Semi-retired, school crossing supervisor/radio journalist в компании «Sydney.com»

У нас дома две картины работы Юделя Пэна, сделанные им на заказ семейные портреты. Бережно храним.

Валерий Шишанов Витебск

Существует много версий убийства Пэна, но вопросы остаются. Это только версии. А уж изложенная здесь, так и вовсе выдумка.

Опубликовано 30.07.2017  01:25

М. Акулич о художнике Марке Шагале

“Дорогие мои, родные мои звезды, они провожали меня в школу и ждали на улице, пока я пойду обратно. Простите меня, мои бедные. Я оставил вас одних на такой страшной вышине! Мой грустный и веселый город! Ребенком, несмышленышем, глядел я на тебя с нашего порога. И ты весь открывался мне. Если мешал забор, я вставал на приступочку. Если и так было не видно, залезал на крышу. И смотрел на тебя, сколько хотел”. (М. Шагал, “Моя жизнь”)

МАРК ШАГАЛ – ОДИН ИЗ ЗНАМЕНИТЕЙШИХ ВИТЕБСКИХ ЕВРЕЕВ

Говоря о еврейском Витебске, нельзя не сказать об одном из знаменитейших евреев не только этого города Беларуси, но и всего мира. Он был талантливейшим живописцем и графиком, ярким представителем художественного авангарда прошлого столетия, которому удалось покорить мир своим особенным стилем, неповторимостью взгляда на жизнь. Марк Шагал… это поистине гордость земли белорусской и ее народов (не только евреев, хотя его принадлежность к еврейскому народу, разумеется, никем не оспаривается).

Считается, что Марк Шагал родился 6 июля 1887 года, но сам художник спустя многие годы отмечал свое рождение всегда седьмого числа месяца июля. Мастер был рожден в еврейской семье Хацкеля (Захара) Шагала, который был торговцем. У него, кроме Марка, было восемь детей.

Маму Марка Шагала звали Фейга-Ита. По ее благословению в 19-летнем возрасте Марк принял решение о поступлении в школу известного живописца-наставника Иегуды (Юделя) Пэна. Пэн сумел рассмотреть яркость таланта юного Марка и предложил ему заниматься в школе бесплатно. Прошло всего несколько месяцев, и будущий всемирно известный художник из Витебска поехал на учебу в Санкт-Петербург.

На протяжении ряда лет молодой Марк учился рисовать под руководством Николая Рериха (занятия в Рисовальной школе Общества поощрения художеств), Леона Бакста и Мстислава Добружинского (частная школа Елены Званцевой).

Наступил 1910-й год, в котором Шагала ждало продолжение обучения в Париже. Он посещал классы в свободных академиях художеств, осматривал всевозможные выставки и галереи. Молодой художник успешно осваивал новейшие художественные направления — кубизм, футуризм, орфизм… одновременно создавая собственный оригинальный стиль.

В Берлине в июне 1914 года Марк Шагал устроил первую выставку своих работ, объединившую большинство написанных им в Париже картин и рисунков. Она прошла успешно, и о художнике из Витебска узнала публика.

ВРЕМЯ ВОЗВРАЩЕНИЯ ШАГАЛА НА РОДИНУ И ЕГО ОТЪЕЗД В МОСКВУ

В 1914-м году, накануне Первой мировой войны, Шагал вернулся в Витебск. Здесь в 1915-м году 25-го июля он женился на Белле Розенфельд – женщине, которая вдохновляла его на творчество, и которую он очень сильно любил до конца своих дней. Он писал о ней: “Я думал, что в сердце Беллы сокрыты сокровища”.

Как известно, в 1917-м году случилась революция, после которой Марку Шагалу власти предложили должность комиссара по искусству в Витебской губернии. Он украсил свой родной город Витебск к первой годовщине революции, с его участием было основано Народное художественное училище, где преподавали Мстислав Добужинский, Иван Пуни, Ксения Богуславская, Вера Ермолаева, Эль Лисицкий, Казимир Малевич.

В тот период Шагал на родине создал такие известные полотна, как “Прогулка”, “Венчание”, “Над городом” и др. Но также были и творческие разногласия с коллегами, из-за которых работа в Витебске обернулась для Марка разочарованием.

В 1920 году художник уехал в Россию – точнее, в подмосковную Малаховку. В Москве он оформлял костюмы и декорации в Еврейском камерном театре, а в Малаховке, где жил два года, преподавал живопись детям, в том числе и беспризорным.

ЭМИГРАЦИЯ ШАГАЛА, ПРИЗНАНИЕ В МИРЕ И УХОД ИЗ ЖИЗНИ

После Москвы Шагал работал в Париже (где в 1930-е годы получил французское гражданство) и Берлине. Он вновь стал тесно общаться со своими старыми приятелями и друзьями, а также с друзьями вновь приобретенными – Пьером Боннаром, Анри Матиссом, Пабло Пикассо.

Когда началась Вторая мировая война, художник вместе с семьей переехал в Соединенные Штаты. Он надеялся сразу после войны вернуться во Францию, но этого не произошло из-за внезапной смерти горячо любимой жены Беллы в 1944-м году. Художник на длительное время забросил работу, к которой он вернулся, чтобы создать в память о жене картины “Рядом с ней” и “Свадебные огни”.

В Европу Марк Шагал вернулся лишь в 1948-м году. В это время он увлекся библейской темой: его “Библейское послание” миру состояло из множества картин, гравюр, витражей, шпалер. Для этого послания в 1973-м году Шагал специально открыл музей в Ницце, и правительство Франции признало его национальным музеем.

Шагалу после смерти жены Беллы было трудно жить в одиночестве, поэтому, когда он встретил Валентину Бродскую в 1952-м году, они поженились.

Высокая честь была оказана Шагалу во Франции в 1977-м году – ему вручили орден Почетного легиона. Когда же мастер дожил до 90 лет, он мог гордиться тем, что в Лувре была организована крупнейшая прижизненная выставка созданных им работ.

Шагал ушел из жизни в Сен-Поль-де-Вансе (город, расположенный на юго-востоке Франции) в 1985-м году.

ДЕТИ МАРКА ШАГАЛА И ЕГО ВНУКИ

У Марка Шагала была всего одна дочь Ида, которая одновременно являлась дочерью его первой и самой любимой его жены, его музы и отрады – Беллы Розенфельд. Дочь Ида для Шагала была истинным ангелом-хранителем, причем сопровождавшим художника всю его жизнь от момента своего рождения. Таким ангелом ее видел отец, запечатлевший ангельский ее образ на знаменитых полотнах.

Мать Иды Белла рано умерла. Для Шагала это была огромнейшая потеря, которую он, возможно, и не в состоянии был бы пережить, если бы не забота и любовь дочери Иды, возвратившей его к творчеству, оказавшей ему неоценимую помощь в издании книг. Это были книги “Горящие огни” и “Первая встреча”. Она же помогала ему делать переводы на французский язык его произведений.

Дочерью Идой писались первые биографии Шагала, она исследовала его творчество, участвовала в организации его выставок и искренне помогала ему во всем, чем могла.

Ида также вместе с ее мужем Францем Майером подарила Шагалу внука и двух внучек – Пита, Мерет и Беллу.

У Марка Шагала был и сын – внебрачный – от Вирджинии Хаггард-Макнил, О сыне широкая публика долгое время ничего не знала. Его звали Дэвид Макнил, он был музыкантом и писателем.

РАЗНООБРАЗИЕ ИСКУССТВА И МНОГОГРАННОСТЬ НАСЛЕДИЯ МАРКА ШАГАЛА

Замечательный витебский художник поразил мир разнообразием своего искусства, не поддающегося строгому упорядочиванию. В авторском стиле Шагала сочетаются экспрессия и нетрадиционная художественная манера. В его полотнах отражены его религиозные откровения, и его собственное, не похожее ни на какое другое, мировоззрение.

К самым известным художественным творениям Шагала относят его картины “Война”, “Мосты через Сену”, “Исход”, “Свадебные огни”, “Белое распятие”, “Одиночество”, “Прогулка”, “Синий домик”, “Над городом”, “День рождения”, “Вид Парижа из окна”, “Голгофа”, “Памяти Аполлинера”, “Посвящение моей невесте”, “Я и деревня”.

Шагал демонстрировал верность собственному стилю, но любил и экспериментировать с разными жанрами и техниками. Его творческое наследие составляют не только живописные полотна, но и книжные иллюстрации, графика, сценография, мозаика, витражи, шпалеры, произведения скульптуры, керамики. Особенно отличился Марк Шагал на поприще книжных иллюстраций. Он был мастером облачения поэтических строк в необычные, фантастические образы.

Творчество Шагала украсило самые крупные театры мира. Так, в 1964-м году художник расписал плафон, предназначенный для зала Оперы Гарнье в Париже. В 1966 г. Шагал создал для “Метрополитен-оперы” в Нью-Йорке панно, названные “Триумф музыки” и “Источник музыки”.

В начале 1960-х годов к уже известному во всем мире живописцу пришло увлечение такой деятельностью, как монументальное искусство и оформление интерьеров. Находясь в городе Иерусалиме, Шагал занимался созданием мозаики и шпалер для здания парламента, витражами для синагоги медцентра “Хадасса” в районе Эйн-Керем. Несколько позднее его руками были украшены многочисленные  католические и лютеранские храмы, синагоги в США, Израиле и Европе.

Знаменитый художник занимался и поэзией, писал эссе и мемуары на идише. Его произведения переведены на многие языки и опубликованы в разных странах. Всемирную славу снискала его книга-автобиография под названием “Моя жизнь”.

Еще в юности Марк Шагал написал свои первые стихотворения, которым не суждено было сохраниться из-за потери тетради с «юношескими опытами». Однако поэзией он не прекращал увлекаться и писал стихи на идише в различные периоды своей жизни. Вот одно из его стихотворений, которое называется “Мой народ”:

Народ без слез — лишь путь блестит в слезах.

Тебя не водит больше облак странный.

Моисей твой умер. Он лежит в песках

на том пути к земле обетованной.

Молчат пророки, глотки надорвав

с тобой. Молчат, багровые от гнева.

И Песни Песней сладкого напева,

текучего, как мед, не услыхать.

Твою скрижаль в душе и на челе

и на земле — готов порушить всякий.

Пьет целый мир из вод, что не иссякли,

тебе глоток оставив там — в земле!

Гонений, избиений — их не счесть.

Но миру не слышна твоя обида.

Народ мой, где звезда твоя — Давида?

Где нимб? Твое достоинство? И честь?

Так разорви небесный свиток — жаль,

ты говоришь? Пусть в молниях ночами

сгорит сей хлам — чтоб хрусткими

ногтями

ты нацарапал новую скрижаль.

А если в прошлом был ты виноват

и обречен — пусть в пепел грех твой

канет,

и новая звезда над пеплом встанет,

и голуби из глаз твоих взлетят.

(Перевод с идиша Льва Беринского)

Курьёзно отметить, что в 2015-м году в Витебске в Музее шоколада белорусские шоколадных дел мастера создали первую шоколадную копию картины Марка Шагала “Влюбленные”, посвященную столетию его свадьбы.

ФИЛЬМЫ О ВЕЛИКОМ ШАГАЛЕ, ПОСТАНОВКИ О НЕМ И ЕГО ЖИЗНИ

Режиссером Александром Миттом был поставлен фильм “Шагал – Малевич”. Его премьера состоялась в 2014-м году. В фильме рассказывается об отношениях и жизни двух известнейших евреев Беларуси, прославивших своей творческой деятельностью в 1918–1920-е годы город Витебск и Беларусь.

В последнее время киностудия “Беларусьфильм” снимала анимационный фильм о Марке Шагале, основанный на его книге “Моя жизнь”. Идея фильма – в передаче мыслей, чувств, мироощущения художника посредством использования картин, повествования о наиболее существенных событиях из жизни Шагала, относящихся к витебскому периоду.

Пятого июля 2017-го года премьеру получасового анимационного фильма “Марк Шагал. Начало” увидели жители Витебска (показ состоялся в Арт-центре имени Марка Шагала). Режиссер-постановщик данного фильма – Елена Петкевич, сценарий написал Дмитрий Якутович, художником-постановщиком работала Алла Матюшевская. Над созданием ленты трудились также художники Татьяна Удовиченко и Инга Карашкевич, озвучивал ее российский кинорежиссер Дмитрий Астрахан.

Летом 2015-м года в честь столетия со дня свадебной церемонии Марка Шагала и Беллы Розенфельд жителям и гостям Витебска дали возможнось посмотреть театрализованную свадебную феерию “Влюбленные над городом”. Рядом с шагаловским домом-музеем была устроена символичная церемония бракосочетания по-иудейски.

Также в Витебске в Национальном академическом драмтеатре имени Якуба Коласа вернулся на сцену спектакль “Шагал… Шагал…”, которому в 2000-м году досталась главная награда международного фестиваля в британском Эдинбурге.

В Новосибирске народный артист России Сергей Юрский на 10-м Рождественском Международном фестивале представил спектакль «Полеты ангела. Марк Шагал». Спектакль этот – о трагичной жизни художника, являющегося творческой и цельной натурой, а также о библейской лестнице Иакова, по которой каждый из людей восходит к Богу.

ВЫСТАВКИ РАБОТ МАРКА ШАГАЛА В БЕЛАРУСИ

Первая выставка произведений Шагала в Беларуси состоялась летом 1997 г. Она была  инициирована внучками художника Беллой Мейер и Мерет Мейер-Грабер; они предложили ежегодно отмечать день рождения художника посредством реализации новых интересных проектов.

В период с 1997-го по 2005-й год в Беларуси проводились выставки, которые посвящались различным творческим периодам Шагала: “Марк Шагал. Цвет в чёрно-белом”, “Марк Шагал и сцена”, “Марк Шагал. Пейзажи”, “Марк Шагал. Посвящение Парижу”, “Марк Шагал. Работы средиземноморского периода”.

В 2012–2013 гг. в Минске прошла выставка под названием “Марк Шагал: жизнь и любовь”, где использовались экспонаты из коллекции Музея Израиля в Иерусалиме. Выставка проходила в Национальном художественном музее Беларуси. Благодаря международному проекту посетители увидели работы Шагала, имеющие отношение к мировой литературе.

18 апреля 2017 г. в Минске было положено начало масштабному выставочному проекту «Возвращение образа. К 130-летию Марка Шагала».

Авторы проекта решили показать художника в качестве непревзойденного мастера игры, художественных отображений и превращений во времени. Выставка прошла на трех площадках, и работа ее продолжалась по 21-го мая.

 

Работы Шагала на марках Беларуси… и полумифической Редонды.

МАРК ШАГАЛ И РОБЕРТ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

Встречавшийся с Марком Шагалом поэт Роберт Рождественский написал о нем следующие строки:

Он стар и похож на свое одиночество.

Ему рассуждать о погоде не хочется.

Он сразу с вопроса:

«— А Вы не из Витебска?..» —

Пиджак старомодный на лацканах вытерся…

«— Нет, я не из Витебска…» —

Долгая пауза.

А после — слова

монотонно и пасмурно:

«— Тружусь и хвораю…

В Венеции выставка…

Так Вы не из Витебска?..»

«— Нет, не из Витебска…»

Он в сторону смотрит.

Не слышит, не слышит.

Какой-то нездешней далекостью дышит,

пытаясь до детства дотронуться бережно…

И нету ни Канн,

ни Лазурного берега,

ни нынешней славы…

Светло и растерянно

он тянется к Витебску, словно растение…

Тот Витебск его —

пропыленный и жаркий —

приколот к земле каланчою пожарной.

Там свадьбы и смерти, моленья и ярмарки.

Там зреют особенно крупные яблоки,

и сонный извозчик по площади катит…

«— А Вы не из Витебска?..».

Он замолкает.

И вдруг произносит,

как самое-самое,

названия улиц:

Смоленская,

Замковая.

Как Волгою, хвастает Витьбой-рекою

и машет

по-детски прозрачной рукою…

«— Так Вы не из Витебска…»

Надо прощаться.

Прощаться.

Скорее домой возвращаться…

Деревья стоят вдоль дороги навытяжку.

Темнеет…

И жалко, что я не из Витебска.

Это теплое, трогательное и слегка ностальгическое стихотворение говорит о большой любви Марка Шагала к своему любимому городу Витебску. Прочитавшим его людям зачастую хочется спросить у окружающих: «А Вы не из Витебска?» Его уже, кстати, не только читают, но и поют благодаря музыке, сочиненной Виктором Берковским.

По материалам интернета подготовила Маргарита Акулич (г. Минск)

Опубликовано 16.07.2017  20:51

М. Акулич. ВИТЕБСК И ЕВРЕИ

То молодое, то старинное — его лицо передо мною,

изрезанное, как морщинами, Лучёсой, Витьбой и Двиною.

То заснежённое, то летнее, с летящей ратушею-птицей,

его лицо тысячелетнее всегда в историю глядится.

Не избаловано восторгами и летописцев отношеньем,

оно останется в Истории лицом с особым выраженьем.

(Давид Симанович о Витебске)

ЛАКОНИЧНАЯ ИСТОРИЯ ДОВОЕННОГО ЕВРЕЙСКОГО ВИТЕБСКА

Витебск является городом-центром Витебской области Беларуси. В 12-м веке он был центром удельного княжества, с 1320-го года входил в состав ВКЛ, а с 1569-го – в состав Речи Посполитой.

Евреи начали селиться в Витебске, предположительно, с конца 16-го столетия. Если говорить о витебской еврейской общине, то можно отметить ее нахождение под юрисдикцией общины брестской, а также то, что витебские евреи вели пинкас (протокольные записи, хронику) с 1706-го года.

В 1772-м году, после того, как произошел первый раздел Речи Посполитой, Витебск стал одним из городов Российской империи. Численность еврейской общины составляла в то время 1227 человек, или приблизительно четверть всего населения города.

С 1776-го года город был уездным городом Полоцкой губернии, а с 1807-го — центром губернии Витебской. В 1860-х годах была построена железная дорога, прошедшая через город, что содействовало превращению Витебска в крупный торговый центр. Количество евреев в городе по переписи 1897 г. равнялось 34420 (немного больше половины населения).

Считается, что Витебск являлся городом-оплотом иудаизма ортодоксального типа. Влияние сионистов (которые относились к рабочему направлению “Поалей Цион”) проявилось в том, что одна из религиозных еврейских школ (талмуд-тора) была преобразована в школу религиозно-светскую, где преподавались как религиозные дисциплины, так и дисциплины сугубо светские. При этом некоторые занятия проводились на иврите.

В Витебске после 1905-го года был открыт ряд гимназий частного типа, где состав учеников был преимущественно еврейским. Художник Иегуда Пэн еще в 1897 году открыл художественную школу (первую на территории Беларуси), доступную многим молодым людям. В ней, кстати, довелось учиться Марку Шагалу и Соломону Юдовину.

Первая мировая война сделала из Витебска своего рода транзитный пункт для огромного числа изгнанных с западных земель евреев, и некоторые осели в городе (их количество равнялось нескольким тысячам).

Приход к власти «советов» ознаменовал собой начало упадка витебской еврейской общины. Многие евреи стали возвращаться в места, где они проживали прежде (в Литву и Латвию) или ехали в иные города Советского Союза. Евсекция российской компартии превратила Витебск в один из своих центров на белорусских землях. В городе издавалась газета под названием «Дер ройтер штерн» (“Красная звезда”), которая выходила до 1923-го года.

В январе 1921-го года (с 16-го по 18-е) Витебск пережил показательный процесс против иудаизма. Для получения требуемого результата были подобраны нужные судьи, эксперты, свидетели. Проводился суд над еврейской системой религиозного начального образования; прокурор отметил, что подобная система обучения у других народов отсутствует. Лишь у одного человека (бывшего витебского казенного раввина Х. Меламеда) хватило смелости выступить в защиту хедеров. Он заявил, что именно хедеры обеспечивали получение еврейскими детьми лучшего образования по сравнению с образованием иных народов. После этого судебного процесса хедерам пришлось в срочном порядке закрываться, еврейские дети стали учиться в советских еврейских школах, где преподавание шло на идише, а ряд синагог власти конфисковали.

В то же время в Витебске имело место функционирование полулегальной иешивы вплоть до 1930-го года. С 1921-го по 1937-й год работал еврейский педагогический техникум. 1921-й—1923-й годы — время работы еврейского театра. При втором гостеатре с 1925-го года осуществлялась работа коллектива еврейской комедии и драмы «Ди идише фолксштиме» (“Еврейский народный голос”).

В городе в 1926-м году евреев было 37013 (это приблизительно 37 с половиной процентов от всего его населения).

ЗАХВАТ ВИТЕБСКА НЕМЦАМИ, УНИЧТОЖЕНИЕ ЕВРЕЕВ И ОСВОБОЖДЕНИЕ ГОРОДА

Захват Витебска немцами пришелся на 11 июля 1941 года. Некоторые из проживавших в городе евреев успели эвакуироваться, но было немало и тех, кому сделать этого не удалось.

Как только немцы оккупировали город, они пошли на создание юденрата и «узаконили» ношение евреями особого отличительного еврейского знака. В вывешенном нацистами 25-го июля объявлении было написано о расстреле за поджог города 400 представителей еврейской национальности. К этому же времени относится издание приказа о том, что все евреи должны переселиться в зону правобережья Двины.

Холокост в Витебске был страшным. С самого начала оккупации Витебска нацисты стали убивать его жителей-евреев. Когда осуществлялась переправа через Двину (гражданским лицам запрещался проход по мосту), погибло более 300 евреев. Переправу поручили добровольцам из числа местных жителей, чтобы они «ради забавы» занимались утоплением переселенцев, и это привело к гибели примерно 2000 человек.

В начале сентября 1941-го года было создано закрытое гетто. Узники размещались как в Доме металлистов, так и в окружающих его зданиях, которые были практически полностью разрушенными. В них почти не было подвалов, и евреям приходилось ютиться под навесами, в будках, наскоро построенных из подручного материала (жесть, кирпич, горелая мебель).

Люди в гетто голодали, мерзли, болели, из-за чего смертность была чрезвычайно высока. Нацисты “боролись” с эпидемиями по-своему, просто уничтожая евреев. Так, с середины до конца сентября их было уничтожено примерно три тысячи. Приблизительно столько же было лишено жизни с 20-го по 25-е октября.

В декабре 1941-го года было еще расстреляно 4090 евреев, последних обитателей гетто. В сентябре 1943-го года нацистам пришлось заметать следы совершенных ими преступлений, поэтому они занимались раскапыванием мест расстрелов евреев и сжиганием останков жертв геноцида.

Оккупация Витебска привела к уничтожению примерно 20000 человек еврейской национальности. Многие из сбежавших из гетто евреев подались в партизанские отряды, где отважно сражались против гитлеровских захватчиков.

Гитлеровцев изгнали из Витебска в июне 1944-го года. После освобождения можно было наблюдать очень серьезные разрушения города, в котором на то время оставалось всего 118 жителей (довоенное население Витебска составляло как минимум 180000 человек).

Когда Витебск был освобожден Красной Армией, многие из уцелевших евреев вернулись в город.

ВИТЕБСК ПОСЛЕВОЕННЫЙ

1947-й год ознаменовался открытием в Витебске синагоги, которая работала, впрочем, всего лишь один год (власти ее закрыли).

Год 1970-й. Доля евреев в Витебске была тогда уже невелика; они составляли всего семь с половиной процента от всех его жителей (а в абсолютном выражении — 17343 человека). Численность их уменьшалась: так, в 1979-м году их стало уже 3,1 процента (9328 человек).

В послевоенное время властями, последовательно проводящими политику негласного, но уверенного “государственного антисемитизма’’ проявлялось стремление к замалчиванию ужасного геноцида еврейского народа. Материалы, имевшие отношение к истории еврейства, из местного краеведческого музея изымались, или же их переводили в «спецхран». Шельмовалось даже имя всемирно известного художника Марка Шагала. А верующим евреям за неимением здания синагоги приходилось собирать миньяны в частных квартирах.

В 1989-м году проводилась последняя советская перепись, которая выявила в Витебске 8139 евреев (2,3 процента от всего витебского населения). В тот год в городе было учреждено общество любителей еврейской культуры.

1990-й год стал годом открытия в Витебске центра документальных исследований под названием «Евреи в Беларуси: история и современность», отделения научно-просветительского центра «Халакост».

В 1991-м году в городе появилась еврейская воскресная школа, а год спустя возобновилась работа синагоги. С 1991-го года сделались традицией ежегодные Шагаловские чтения.

Начиная с 1991-го года в газете «Витебский курьер» постоянно публиковались материалы еврейской тематики. Спецвыпуски этой газеты посвящались Дням Марка Шагала. Эти дни в Беларуси отмечались и отмечаются поныне довольно широко.

В 1992-м году был создан Центр еврейской культуры. С 1993-го года он выпускал приложение к газете «Выбар» под названием «Шалом».

С 1995-го года идет работа Витебского еврейского культурного центра «Мишпоха», наладившего выпуск одноименного художественно-публицистического альманаха. С конца 1990-х годов в Витебске в большом количестве издаются еврейские книги.

В 1997 году открылся Дом-музей Шагала. Кроме того, в городе имеется молодежный еврейский клуб, проводятся фестивали “Пуримшпиль”, а в сентябре 2014 года город принял международную еврейскую конференцию “Лимуд”.

Несмотря на то, что положение евреев в послевоенном Витебске с 1980-х годов по определенным направлениям улучшалось, число их неуклонно падало. Сегодня их в городе осталось, пожалуй, совсем мало, хотя дать более-менее точную оценку практически нереально. В 1999-м году согласно переписи их насчитывалось всего 2883 человека (1,7 процента от общего числа витеблян).

НЕКОТОРЫЕ ИЗВЕСТНЫЕ ЕВРЕИ-ВИТЕБЛЯНЕ

Многие евреи Витебска отважно воевали с немецко-фашистскими захватчиками. В городе на Двине родились евреи, ставшие Героями Советского Союза: Бескин И. С., Бумагин И. Р., Богорад С. Н. Уроженцем Витебска был Богорад Г. А. ставший полным кавалером Ордена Славы. В истории остались и советские генералы-витебляне — Бабич И. Я., Байтин Л. А., Баренбойм И. Ю., Меженштейн А. И., Неменов М. И., Пистунович А. С., Плоткин М. А., Попков М. П., Ханин Б. Г., а также контр-адмиралы Жуковский О. С. и Яновский М. И.

Освобождая Витебск, погиб посмертно удостоенный почетного звания Героя Советского Союза еврей Шварцман М. Ф.

Недалеко от Витебска (поселок Яновичи) родился Гарфункин Г. С., ставший Героем Советского Союза. Перед войной он работал в Витебске на игольной фабрике рабочим-токарем.

Одну из витебских улиц назвали в честь известного беларуского сценариста и драматурга Мовшензона (Аркадия Мовзона).

И. Пэн. Портрет Марка Шагала (1914)

Витебск — родина историка И. Амусина, драматурга Л. Кобрина, литературоведа И. Сермана, шахматиста И. Смирина и, конечно, известного на весь мир художника М. Шагала.

ВИТЕБСКИЕ СИНАГОГИ: ИСТОРИЧЕСКИЙ РАКУРС

Жизнь еврейского народа — это жизнь людей, в которой велика значимость домов молитв и сохранения национальных еврейских традиций. В начале 20-го столетия в Витебске было много синагог и домов молитв – порядка полусотни. Сегодня, увы, этого нет. Остался лишь один дом молитвы, что для еврейского народа и его культуры крайне печально, ведь культура ашкеназов опирается прежде всего на иудаизм.

Синагога на Суворова

Синагоги Витебска уничтожались во время последней войны, из-за культурного нигилизма, господствовавшего в советское смутное время. Что от них осталось? Лишь небольшое количество архивных материалов, единичных чертежей зданий, редких изображений на фото и открытках дореволюционного времени, а также на полотнах художников. Только по этим скудным источникам и возможно сегодня изучение данной темы.

Если говорить о самых первых сведениях о витебских евреях, то их относят к 1551-му году. Но их поселение на протяжении длительного времени не считалось общиной, оно не рассматривалось как юридическое лицо и не имело права возвести свою синагогу. Получение общиной права на строительство на своей земле «в городе либо замке» связано с 1627-м годом. В соответствии со сведениями 1640-х годов, «жидовская школа» находилась в Нижнем замке, как раз посередине между Благовещенской православной церковью и протестантским кальвинским собором. По поводу слова «жиды» следует отметить, что употребление данного слова в ВКЛ и до периода присоединения к России не было оскорбительным.

Витебский пинкас содержал детальную информацию, касающуюся жизни общины в 14-м столетии. Однако в настоящее время отсутствуют сведения о состоянии рукописи, о том, уцелела ли она и где находится.

Большая Любавичская синагога

В конце 18-го века город стал одним из крупных белорусских центров хасидизма. В начале вокруг ребе Менделя Витебского образовалась группировка хасидов в местечке Городок, что в 30 километрах от Витебска. В начале 1780-х годов белорусско-литовских хасидов возглавил ребе Шнеур Залман Борухов, одна из самых величественных фигур еврейского мира 18-го столетия.

«ВЕЧНЫЕ ДОМА» В ВИТЕБСКЕ

Евреи издавна называют свои кладбища ”вечными домами” (бейтолам, бейсойлем). Появились такие “дома” в Витебске не позднее первой половины 17-го столетия. В марте 1633-го года польский король Владислав IV дал евреям право покупать городские земли в целях обустройства своих кладбищ. Сорок лет спустя король Ян III подтвердил это право.

В исторических документах конца 18-го столетия упоминается о еврейском кладбище на территории Витебска (Узгорье). Его территория составляла 0.38 гектара [1]. Подобных кладбищ в городе было как минимум три: одно из них располагалось на левобережье Западной Двины (район бывшей улицы Спасской, ныне – улица Путна). Другие кладбища также размещались на берегах Западной Двины: вблизи стыка сегодняшних улиц Павлова и Герцена (правый берег) и возле бывшей улицы Лучесской, являющейся сегодня проспектом Черняховского (левый берег) [2].

В конце 19-го столетия кладбище на Лучесской улице кладбище стали рассматривать в качестве «положительно переполненного». Когда открылось новое кладбище, на этой улице хоронить прекратили. Однако известный художник Соломон Гершов свидетельствовал, что на старом кладбище были похоронены жертвы произошедших в Новках (территория возле Витебска) погромов. Лучесскому кладбищу суждено было просуществовать до 1960-х годов.

Новое еврейское (Старо-Улановичское) кладбище в городе Витебске открылось в 1909-м году. Однако на этом кладбище встречались памятники, где даты смерти были более ранними по отношению к году открытия кладбища. Дело в том, что на это кладбище с других, более старых городских кладбищ переносились останки некоторых умерших.

Старо-Улановичское кладбище

Могилы и надгробные памятники на Старо-Улановичском кладбище времени довоенного и дореволюционного практически не сохранились. В первые послевоенные десятилетия наблюдалось систематическое хищение самых ценных мраморных и гранитных памятников. А памятники, сделанные из простых материалов (преимущественно из камня), жители Витебска использовали при возведении частных построек, для фундаментов.

Не все гранитные памятники со Старо-Улановичского кладбища были украдены. Сохранились еще памятники, которые были поставлены известным людям, жившим в городе в начале 20-го столетия. Однако они не находятся в безопасности, поскольку над еврейскими памятниками имеют “моду” глумиться варвары, фашистские молодчики или просто пьяные безумцы. Разбои и надругательства над памятниками евреям, к огромному сожалению, не являются редкостью.

Интересно, что довольно часто на еврейских памятниках были написаны и имена умерших взрослых, и одновременно имена детей, погибших в войну. Родителям не были известны места захоронения их детей, но им хотелось, чтобы после смерти их дети (след от них) были каким-то символическим образом рядом на кладбище.

Когда шла война, уничтоженных в гетто евреев хоронили на его территории. Но после войны убитые нацистами евреи были перезахоронены на еврейском кладбище. О них забыли, им не поставили ни стелы, ни памятника, ни даже памятной доски, хотя они, по сути, заслужили мемориал. Но люди и власти зачастую помнят только о своих нуждах, относясь пренебрежительно к нуждам других – живых и мертвых.

Старо-Улановичское кладбище известно тем, что именно на нем похоронены родители всемирно известного художника — Марка Шагала. Шагал в 1917-м году написал картины «Еврейское кладбище» и «Ворота еврейского кладбища». Скорее всего, мастер на них изобразил именно кладбище Старо-Улановичское.

На упомянутом кладбище в четвертом и третьем его секторах в 1980-х годах захоронения запретили. В других же секторах этого кладбища людей продолжают хоронить, причем бессистемно и хаотично. Число захоронений на нем превышает шеститысячную метку. Дореволюционные захоронения при этом почти не сохранились.

Сегодня охрана надгробных памятников возложена на коммунальные службы города. Однако Старо-Улановичское кладбище не стало согласно статусу «еврейским», несмотря на то, что более столетия назад земля под кладбище была куплена еврейской общиной. Это несправедливо. Евреи не хотят руководить кладбищем, им просто нужен порядок. Но их, похоже, не желают слышать.

Время не стоит на месте. Помня о его скоротечности, евреи Витебска, Беларуси, Израиля, всего мира должны помнить о своих мертвых и заботиться о благополучии живых.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Сапунов А. Витебская старина. Т. 1. Витебск, 1883. С. 407.
  2. Подлипский А., Рывкин М. Наш вечный дом // Мишпоха. Витебск, 1996. С. 116.
  3. Иные источники (в том числе интернет-ресурсы).

Для belisrael.info подготовила Маргарита Акулич (г. Минск)

Опубликовано 11.07.2017  13:13

Праведники-староверы из Беларуси


Татьяна Матвеева / TUT.BY

22 июня — 76 лет, как началась Великая Отечественная. Ее участники неумолимо уходят от нас. Но память о том, что они пережили, сохраняют их потомки — дети, внуки, правнуки. На войне люди нередко роднились не по крови, а по духу. Так произошло с семьей старообрядцев Кузьминых, которая спасла от немцев еврейского мальчика Леву Воробейчика. Удивительную историю о том, как лихолетье сплотило до этого совершенно чужих людей, TUT.BY рассказал участник тех событий — житель Витебска Георгий Кузьмин. К сожалению, ныне покойный. Наша беседа состоялась в хосписе незадолго до его смерти.

Фото: архив Народного историко-этнографического музея "Гісторыя Заронаўскага краю"
Семья Воробейчиков — Лев, его жена Дора, сын Игорь и дочь Светлана. Фото: архив Народного историко-этнографического музея «Гісторыя Заронаўскага краю»

Старообрядцы Кузьмины и евреи Воробейчики

Вначале познакомим читателей с главными героями этой истории, которая вполне тянет на сюжет для книги или фильма.

Жители деревни Машкино Витебского района Назар и Анна Кузьмины, которые спасли подростка-еврея Леву Воробейчика, были людьми верующими и трудолюбивыми. Предки Назара жили в Костромской губернии России, но когда начались гонения на старообрядцев, поселились под Витебском. В его окрестностях были целые деревни староверов. Отец Кузьмина — Каллистрат — служил лесником у графа Забелло, владельца имения в Зароново.

Назар Кузьмин воевал в Первую мировую, из-за ранения получил инвалидность. За доблесть и отвагу царь пожаловал ему 14 гектаров земли. Мужчина поселился на хуторе Балитчихино. Женился на юной красавице Анне. Они завели крепкое хозяйство и родили четверых детей: Николая, Оксану, Федора и Георгия.

Фото: архив Народного историко-этнографического музея "Гісторыя Заронаўскага краю"
Назар Кузьмин в молодости. Фото: архив Народного историко-этнографического музея «Гісторыя Заронаўскага краю»
Фото: архив Народного историко-этнографического музея "Гісторыя Заронаўскага краю"
Анна Кузьмина в молодости. Фото: архив Народного историко-этнографического музея «Гісторыя Заронаўскага краю»

После революции Кузьминым пришлось переселиться с хутора в деревню Машкино и вступить в колхоз. В 1941-м на фронт они проводили старшего сына Николая. Глава семьи, Назар Каллистратович, из-за старого ранения воевать уже не мог.

Семья Воробейчиков — 16-летний Лева, его мать и сестры — жили в Чашниках, где немцы создали гетто. Юноша ходил по округе, обменивал вещи на продукты. Во время одной из таких вылазок чуть не попал в облаву, но убежал и спрятался на чердаке у знакомых. Хозяйка дома несколько дней укрывала его, но потом сказала, чтобы парень уходил: его может найти полиция. Лева прятался в кустах возле деревни Красная Слобода. На беду, они оказались рядом с местом, куда 15 февраля 1942 года немцы пригнали чашникских евреев на расстрел. Мальчик видел, как убили его мать, сестер, другую родню…

Немного отойдя от потери близких, юноша покинул страшное место. Бродил по деревням, просил у людей кров и еду. Кто-то пускал в дом, пока темно, кто-то давал хлеб и просил уйти, а кто-то и сразу прогонял. Через полмесяца, в конце февраля, обессиленный Лева пришел в Машкино. И постучал в дверь крайней хаты, где жили Кузьмины.

Парня приютили, хотя это было крайне опасно: в деревне стоял немецкий саперный батальон, а в доме у Назара Каллистратовича и Анны Миновны жил их командир. Ему приглянулась чистая и просторная изба, в которой даже стояли кадки с причудливыми для деревни растениями — фикусами.

Как спасли Леву

Самому младшему из детей Кузьминых — Георгию, или Гере, как его называли в семье, — тогда было 5 лет. Но он помнил эти события, будто они произошли вчера-позавчера. Во время нашего разговора 80-летний Георгий Назарович находился в хосписе, где врачи облегчали его страдания от онкологической болезни. Через неделю после интервью пожилой человек умер. Из очевидцев этой истории больше никого не осталось…

Фото: Игорь Матвеев
Георгий Кузьмин в палате хосписа в агрогородке Октябрьская под Витебском. Май 2017 года. Фото: Игорь Матвеев

Георгий Назарович согласился встретиться с журналистами, чтобы рассказать о подвиге своих родителей. Говорил он тихим, слабым голосом, но последовательно и логично.

— Лева постучал к нам в дом и попросил его укрыть. Была ночь, сильный мороз. Мать и отец приютили парня. Они сразу поняли, какой он национальности, хотя пришелец поначалу не признавался, говорил, что просто беженец. Родители слышали о расправах над евреями по всей округе и знали, что тем, кто их прячет, грозит смерть. Прятали Леву поначалу в бане. Но там было холодно, а топить среди недели — значит привлечь внимание. Отец пожалел парня и переселил в дом. Сделал это незаметно для немцев. Посадил Леву в мешок с дровами и так занес в хату.

Какое-то время гость сидел в чуланчике, за печкой. Но в хате же жил немецкий командир! Всякий раз, слыша его речь, мальчик трясся от страха. Назар и Анна стали опасаться, что Леву найдут. И его снова переправили в баню, только теперь не в ту, что во дворе, а в дальнюю — на хуторе, откуда переехала семья.

Пока Лева бродил в поисках жилья, сильно обморозил ноги. Их мазали гусиным жиром. Лечила гостя дочь хозяев Назара Каллистратовича и Анны, до войны она училась в мединституте. А еду по очереди носили Георгий и его старший брат Федя. Они с Левой были почти ровесниками. Но чаще всего ходил Гера: маленькие дети привлекали меньше внимания немцев и полицаев.

В конце марта Лева немного окреп. Кузьмины справили ему одежду, обувь. На семейном совете решили, что Федя переведет парня к партизанам.

Анна Миновна собрала хлопцев, перекрестила на дорогу, и они ушли в неизвестность. Женщина не находила себе места до той минуты, пока Федя не вернулся. После этого она стала молиться уже за двоих — за Леву, к которому успела привязаться, и за родного сына Николая, который воевал с первых дней, защищал Москву, а потом пропал. Известий от него не было почти 4 года.

— Мать сходила с ума. Верила, что сын жив. Но, бывало, искала его среди убитых — сотни трупов лежали в канавах при дорогах. Когда в деревне появлялись беженцы, наша Миновна давала им поесть, указывала безопасную дорогу и постоянно у всех спрашивала: не встречали ли где ее старшего сына. А в 1944 году, когда наши войска освободили Витебск, мы наконец увидели Колю. Он имел ранения и боевые награды. После войны Николай учился в физкультурном институте и участвовал в спортивном параде на Красной площади. А затем даже был на приеме у Сталина, — с гордостью вспоминал о старшем брате Георгий Кузьмин.

Фото: личный архив Вадима Кузьмина
Георгий Кузьмин до болезни увлекался фотографией. Фото: личный архив его племянника Вадима Кузьмина

Немцы спаивали детей и хохотали

— Боже мой, что мы пережили… — в голосе Георгия Кузьмина боль и горечь. — Не дай бог кому-нибудь через это пройти. Поэтому в нашей семье всегда было три главных праздника: Пасха, Рождество и День Победы. Я хорошо помню военные годы — это было постоянное ожидание чего-то плохого, неизвестного. Слова «нельзя», «запрещено», «расстрел» четко врезались в детскую память. Бомбежки, беженцы, пожары, грабежи… Запах смерти витал в воздухе. Война рано сделала нас, детей, взрослыми. Я вот с пяти лет пьющий человек…

— ?!

— Фашисты заставляли отца гнать самогонку. Он гнал и делил пополам. Разбавленную отдавал немцам и полицаям, а первач — партизанам, которые приезжали ночью. Но немецкие начальники боялись, что хозяин дома их отравит. Подзывали к столу нас с Федей, наливали самогонки и давали по чарке. Мать на коленях умоляла их не спаивать детей. Но они не слушали, приказывали нам: «Тринкен шнапс». Мы с Федькой пили под их восторженные визги. Почти сразу же я падал от алкоголя с ног, поднимался и снова падал. Немцы хохотали до упаду. Нередко они били меня сапогами, как мячик, и просили, чтобы я, пьяный, что-то делал для их потехи.

— Раннее спаивание не сказалось на вашем организме?

— К счастью, пьяницей я не стал. А вот Федя, когда вырос, выпивал — чарки от немцев все же имели последствия.

Фото: архив Народного историко-этнографического музея "Гісторыя Заронаўскага краю"
Справа — Федор Кузьмин, который перевел Леву Воробейчика через линию фронта к партизанам. В центре — Назар и Анна Кузьмины. Слева — Паша, жена Федора. Фото: архив Народного историко-этнографического музея «Гісторыя Заронаўскага краю»

В память Георгия врезались еще такие истории:

— Как-то к нам пришел командир партизан Залесский, уже точно не помню зачем, за самогоном, наверное. Неожиданно вернулись немцы, и мать посадила Залесского и меня в погреб, на картошку. Немцы ходят над нами, а командир партизанского отряда, чтобы успокоить меня, стал учить игре в карты.

Время было страшное. Но дети оставались детьми. Как-то Федька подбил меня украсть у немцев сахар на кухне. Они его хранили в большой банке от противогаза. Мы туда насыпали песок. Повар заметил это, когда высыпал его в чай. Нас с братом поставили расстреливать. Мать упала немцам в ноги, просила пощадить детей. Так и спасла нас.

В деревне были не только немцы, но и полицаи, и бургомистр-староста. И люди боялись их больше, чем фашистов. Один полицай хотел отобрать у меня насос. Я не отдавал, так он как дал мне по голове прикладом, что она неделю болела и шишка была здоровенная! Матка за меня заступилась. Он на нее винтовку наставил и чуть не убил. После войны ему дали 10 лет, он отсидел и вернулся в деревню. А я как раз пришел из армии и на танцах увидел бывшего полицая. Спросил: «Узнаешь меня?» Он ответил: «Всех не упомнишь…» Если бы меня не оттянули, убил бы гада! За себя, за мать, за Леву, за все зло войны…

Смертельная опасность два раза нависала над сестрой Георгия — Оксаной. Она знала немецкий и работала медиком в госпитале для вражеских летчиков. Брала там медикаменты и передавала их партизанам. Дважды ее забирали в гестапо. В первый раз Назар Каллистратович выкупил дочь, отвезя фашистам бочку меда, — трудолюбивый сельчанин даже в войну держал пчел. Во второй раз отец спас ее от виселицы, отдав немцам семейную реликвию — золотой старообрядческий восьмиконечный крест.

— Когда сестра — худая и грязная, появилась дома, нашей радости не было конца, мы с Федькой не отходили от нее, — вспоминал Георгий Назарович.

Фото: архив Народного историко-этнографического музея "Гісторыя Заронаўскага краю"
Крайний слева — Олег, сын Оксаны, которая лечила Леву Воробейчика, третий слева — друг семьи, полковник Дмитрий Гришак, затем — Николай Кузьмин, о котором семья ничего не знала почти 4 военных года, рядом Анна Миновна. Фото: архив Народного историко-этнографического музея «Гісторыя Заронаўскага краю»

Встреча после войны

Читатели, конечно, спросят: а что было с Левой Воробейчиком после того, как он ушел от Кузьминых к партизанам? И как сложились судьбы остальных героев после войны?

В партизанском отряде Лева пробыл полгода, а потом его отправили самолетом в тыл, в Грозный — учиться на шахтера. Но парень оттуда сбежал на фронт. Документов у него не было, его вскоре задержали и передали в органы СМЕРШа. Хлопца посадили по подозрению в шпионаже. Никто из следователей не верил в его рассказ. История о том, как еврей избежал расстрела, из Чашникского района попал в Витебский, прятался под самым носом у фашистов, оказался в партизанском отряде, а потом прилетел в тыл, казалась выдумкой, нелепицей, сказкой. Чем угодно, но только не правдой…

Спас Леву его старший брат Петр — летчик, воевавший на Ленинградском фронте. Он написал письмо председателю президиума Верховного Совета СССР Михаилу Калинину. В СМЕРШ переслали его запрос, и Лева вышел на свободу.

После войны Кузьмины искали Воробейчика, а он их. Нашли друг друга только спустя 14 лет после Победы, в 1959 году, случайно, через знакомую женщину из Чашников.

К моменту долгожданной встречи это был уже не Лева, а Лев — статный и успешный мужчина. Воробейчик получил высшее образование, работал начальником управления «Белсантехмонтаж» в Витебске и был счастливо женат. С женой Дорой они воспитывали сына Игоря и дочь Светлану.

Лев Иосифович взял всю свою семью и приехал на «Волге» в Машкино. Он очень изменился, но Назар Калистратович и Анна Миновна почуяли сердцем: это тот самый Лева, который с обмороженными ногами сидел у них за печкой, боясь шелохнуться…

Фото: архив Народного историко-этнографического музея "Гісторыя Заронаўскага краю"
Назар Кузьмин женился на Анне, когда ему было 19 лет, а ей — всего 14. Через полвека они на радость детям и внукам отметили золотую свадьбу. Праздновали широко и хлебосольно. Назар ушел из жизни в 1974-м, Анна — через 12 лет. Фото: архив Народного историко-этнографического музея «Гісторыя Заронаўскага краю»

С этого момента они стали друг другу названой родней. То есть не родными по крови, но родными в душевном и эмоциональном плане.

— Лева был очень благодарен нашей семье, — рассказал Георгий Кузьмин. — Наших родителей называл мама и папа, а его дети обращались к ним бабушка и дедушка. Матка Леву очень любила, считала его сыном. Он часто приезжал в Машкино. И это всегда было веселье, праздник. Один раз даже прилетел на вертолете! Посадил в кабину маму и нас, молодежь, и полетели мы над родной деревней. Это было незабываемо! Лев был нам как брат, нам с Федей помог построить дома. Меня взял к себе на работу — из Витебска его перевели в Новополоцк, и я строил нефтеград. Побывал также на многих стройках, в частности работал монтажником и сварщиком на площадках Красноярской и Саяно-Шушенской ГЭС. Жаль, что Лева рано ушел из жизни. Когда мог, я ходил на его могилу…

Умер Лев Воробейчик в 1984 году, в 59 лет, от болезни сердца. Похоронили его на Витебском еврейском кладбище. Дора ненадолго пережила мужа.

После смерти стариков Кузьминых, а также Льва и Доры связи между младшими представителями обеих семей ослабели. Тем более что дочь Воробейчиков Светлана уехала в Израиль, а сын Игорь — в Германию.

10 лет назад Игоря Воробейчика разыскали в Кельне журналисты бывшей областной газеты «Народнае слова». Он написал им очень душевное письмо о своих названых родственниках из деревни Машкино. Письмо завершалось так: «Вспоминаю я их [Назара Каллистратовича и Анну Миновну] только с теплотой. Рассказывал детям, а теперь и внуку… Слушает, раскрыв рот и чуть дыша, удивляясь, что в Беларуси такие люди».

ххх

В этой истории есть еще два человека, без которых о ней, возможно, общественность никогда бы не узнала. Это Людмила Никитина — педагог, краевед, директор Народного историко-этнографического музея «Гісторыя Заронаўскага краю» в Витебском районе. Именно она впервые услышала от местной жительницы о том, что семья Кузьминых из Машкино в войну спасла еврейского мальчика.

Фото: личный архив Людмилы Никитиной
Людмила Никитина. Фото: личный архив Людмилы Никитиной

Педагог занялась поиском свидетелей. И встретила в Витебске Вадима Кузьмина — бывшего военного (служил в разных точках Союза, почти год — в Чернобыле), а теперь известного коллекционера. Он рассказал, что Назар Каллистратович и Анна Миновна — его дед и бабка, Николай Кузьмин — тот самый без вести пропавший воин — его отец, а Георгий Кузьмин, тайком носивший Леве еду, — его дядя.

— Бабушка и дедушка рассказывали, что в войну в своей баньке они приютили не только Леву, но и двух красноармейцев, сбежавших из витебского лагеря для военнопленных. Один из них, Михаил, был родом из Смоленска, где работал счетоводом на железной дороге. Боец умер, и Анна Миновна его похоронила. А второго солдата подлечили, и он ушел в сторону фронта. За могилой Михаила бабушка всю жизнь ухаживала, переживала, что его родные ничего не знают о его судьбе, и через газеты пробовала их разыскать. Ответили только из «Правды»: фактов о бойце мало, и найти родню не удастся, — рассказывает подполковник Вадим Кузьмин.

Вадим Николаевич записал воспоминания своего дяди Георгия, заверил их у нотариуса и хочет отправить документы в Израиль — для того, чтобы комиссия рассмотрела возможность присвоения семье Кузьминых почетного звания «Праведник народов мира». Его дают неевреям, спасавшим евреев в годы нацистской оккупации. По данным за 2016 год, это звание получили более 26 тысяч человек из 51 страны.

Фото: Игорь Матвеев
Вадим Кузьмин с дядей Георгием. Фото: Игорь Матвеев 
Оригинал

Опубликовано 22.06.2017  18:38

А. Сидоревич о Самуиле Житловском

(перевод с белорусского внизу)

* * *

Анатоль Сідарэвіч

Яны былі першыя. Самуіл Жытлоўскі

04 чэрвень 2017, 13:09

Самуіл Жытлоўскі

Жытлоўскі Самуіл Яўсееў. Нарадзіўся 30.09.1870 у Віцебску. Дата і месца сьмерці невядомыя.

Зь вялікай сям’і Жытлоўскіх самым знакамітым стаў старэйшы зь дзяцей, Хаім. Яму дзед Шнэур-Залман, чый партрэт пісаў сам Ю. Пэн, сказаў, што сацыялізм не пярэчыць габрэйскім законам. І ўнук стаў вядомым сацыялістам, аўтарам шэрагу працаў у нацыянальным пытаньні. Без артыкулу пра яго не абыходзіцца ніводная габрэйская энцыкляпэдыя. Менавіта Хаім, які на пачатку 1920-х жыў у Злучаных Штатах, рэкамэндаваў кандыдатуру свайго брата Самуэля для працы ў структурах БНР.

Бацька братоў Жытлоўскіх, Яўсей, якога называлі таксама Іосіфам (Восіпам), гандляваў лесам. Пачынаў сваю справу ён ва Ўшачах, затым пераехаў у Віцебск, дзе ў 1890-х узначальваў габрэйскую грамаду. Сын яго Самуіл, як і належала хлопчыкам, перш вучыўся ў хэйдары, а потым бацька адправіў яго ў Аляксандраўскае рэальнае вучылішча ў Смаленску, дзе выкладалі і асновы камэрцыйных навук. Акрамя камэрцыі, Самуіл вывучаў права (быў вольным слухачом у Маскоўскім унівэрсытэце) і музычнае мастацтва. У1899 ён скончыў Маскоўскую кансэрваторыю па клясах скрыпкі і тэорыі музыкі.

Вярнуўшыся ў Віцебск, выкладаў музыку і разам зь сястрою Розай-Рахільлю (раяль) ды зубным лекарам Эфронам (віялянчэль) наладжваў канцэрты, стаў заснавальнікам таварыства аматараў прыгожых мастацтваў у горадзе. Заняткі музыкай спалучаў з заняткамі камэрцыяй і дабрачыннай дзейнасьцю. У 1909 ці то ў 1910 пераехаў у Маскву. Як і ў Віцебску, у Маскве таксама вёў актыўную грамадзкую дзейнасьць.

Бальшавіцкі пераварот змусіў яго пакінуць «першапрастольную» і рушыць на захад — у Вільню, а потым у Коўна.

У нас няма дакладных зьвестак, калі Жытлоўскі пачаў працаваць у кабінэце В. Ластоўскага. Вядома, што 18.03.1921 А. Цьвікевіч называў яго намесьнікам міністра фінансаў БНР. З архіўных матэрыялаў вядома таксама, што прынамсі ў верас.—кастр. 1921 Жытлоўскі выконваў абавязкі міністра гандлю і прамысловасьці. І вядома таксама, што з сак. 1921 ён займаў пасаду міністра нацыянальных меншасьцяў БНР. У сувязі з гэтым прызначэньнем К. Езавітаў пісаў з Рыгі, што Жытлоўскага, каб ня крыўдзіліся беларускія палякі і расейцы, лепш было б прызначыць не міністрам нацыянальных меншасьцяў, а міністрам «Жыдоўскіх спраў» і міністрам фінансаў. У нечым Езавітаў меў рацыю, бо новаму міністру найбольш даводзілася працаваць з габрэямі. І сам Жытлоўскі ў канцы 1921 у лісьце да Ластоўскага прызнаваўся, што яму даводзілася тараніць многа сьценаў, але самай цьвёрдай для яго стала габрэйская. І гэта нягледзячы на тое, што зь першых крокаў і Рада, і Ўрад БНР рабілі усё ад іх залежнае, каб палагодзіць беларуска-габрэйскія адносіны. І нягледзячы на тое, што ў трэцюю гадавіну абвяшчэньня незалежнасьці Рэспублікі Жытлоўскі падпісаў беларуска-габрэйскі акт з 7 пунктаў, якім вызначаліся прынцыпы супрацы двух народаў у дэмакратычнай Беларусі.

Яму давялося шмат езьдзіць. Улетку 1921 у Бэрліне ён сустракаўся з былым міністрам фінансаў Украіны Х. Бараноўскім, у Нюрнбэргу засноўваў Літоўска-беларускі таварны банк (які лёс гэтага праекту, невядома), у верас. ён выехаў у Карлсбад на XII кангрэс сіяністаў. Ён ставіў перад сабой задачу пераканаць сусьветнае габрэйства дапамагчы Ўраду БНР у яго барацьбе за незалежную Беларусь. Ён падрыхтаваў адпаведны даклад кангрэсу, актыўна працаваў з прэсай, прыцягнуў на дапамогу выдатнага габрэйскага пісьменьніка, шклоўца З. Шнэура, зацікавіў беларускай справай клясыка габрэйскай літаратуры, былога вучня Валожынскага ешыбота Х. Н. Бяліка… Але ці можна было спадзявацца на посьпех пасьля таго, як у Рызе быў падпісаны пакт аб падзеле Беларусі?

Можна прачытаць, што Жытлоўскі пайшоў у адстаўку разам з кабінэтам Ластоўскага (20.05.1923). Аднак сваю прабеларускую дзейнасьць ён не спыняў і пасьля адстаўкі. У кастр. 1923 газэта «Dzennik Gdański» пісала, што аселы ў Данцыгу Жытлоўскі вядзе антыпольскую і антыбальшавіцкую прапаганду. Газэта адзначала, што Жытлоўскі хоча найперш зьвярнуць увагу Захаду на габрэйскія пагромы ў Польскай Рэспубліцы і імкнецца да ўтварэньня Беларускай дзяржавы. «Dzennik Gdański» спадзяваўся, што ўлады вольнага гораду Данцыгу не дадуць Жытлоўскаму заснаваць свой офіс і весьці «антыпольскую прапаганду».

У 1924 «органы» занесьлі прозьвішча Жытлоўскага ў сьпіс дзеячаў «белорусского националистического движения». У ім адзначалася, што ў 1920 Жытлоўскі прадстаўляў габрэйскія арганізацыі на «белорусском контрреволюционном политическом совещании», а таксама быў сябрам Беларускага эканамічнага бюро ў Празе. Гэтыя моманты зь біяграфіі Жытлоўскага дасьледчыкам яшчэ трэба будзе вывучыць. Як і высьветліць нарэшце далейшы ягоны лёс. Пакуль жа лічыцца, што Жытлоўскі мог выехаць на Захад і што дапамог яму ў гэтым брат Хаім.

* * *

04 июня 2017 г., 13:09

Анатоль Сидоревич

Они были первыми. Самуил Житловский

Самуил Житловский

Житловский Самуил Евсеевич. Родился 30.09.1870 в Витебске. Дата и место смерти неизвестны.

Из большой семьи Житловских самым знаменитым стал старший из детей, Хаим. Ему дед Шнеур-Залман, чей портрет писал сам Юдель Пэн, сказал, что социализм не противоречит еврейским законам. И внук стал известным социалистом, автором ряда работ по национальному вопросу. Без статьи о нем не обходится ни одна еврейская энциклопедия. Именно Хаим, который в начале 1920-х гг. жил в Соединенных Штатах, рекомендовал кандидатуру своего брата Самуэля для работы в структурах БНР.

Отец братьев Житловских, Евсей, которого звали также Иосифом (Осипом), торговал лесом. Начинал свое дело он в Ушачах, затем переехал в Витебск, где в 1890-х возглавлял еврейскую общину. Сын его Самуил, как и надлежало мальчикам, сначала учился в хедере, а потом отец отправил его в Александровское реальное училище в Смоленске, где преподавали и основы коммерческих наук. Помимо коммерции Самуил изучал право (был вольнослушателем в Московском университете) и музыкальное искусство. В 1899 г. он окончил Московскую консерваторию по классам скрипки и теории музыки.

Вернувшись в Витебск, преподавал музыку и вместе с сестрой Розой-Рахилью (рояль) и зубным врачом Эфроном (виолончель) устраивал концерты, стал основателем городского общества любителей изящных искусств. Занятия музыкой сочетал с занятиями коммерцией и благотворительной деятельностью. В 1909 или 1910 г. переехал в Москву. Как и в Витебске, в Москве также вел активную общественную деятельность.

Большевистский переворот вынудил его оставить «первопрестольную» и двигаться на Запад – в Вильно, а потом в Ковно (ныне Вильнюс и Каунас – belisrael.info.).

У нас нет точных сведений о том, когда Житловский начал работать в кабинете В. Ластовского. Известно, что 18.03.1921 А. Цвикевич называл его заместителем министра финансов БНР. Из архивных материалов известно также, что по крайней мере в сентябре-октябре 1921 г. Житловский исполнял обязанности министра торговли и промышленности. И известно также, что с марта 1921 г. он занимал должность министра национальных меньшинств БНР. В связи с этим назначением К. Езовитов писал из Риги, что Житловского, чтобы не обижались белорусские поляки и русские, лучше было бы назначить не министром национальных меньшинств, а министром «Еврейских дел» и министром финансов. В чем-то Езовитов был прав, т. к. новому министру более всего приходилось работать с евреями. И сам Житловский в конце 1921 г. в письме к Ластовскому признавался, что ему приходилось таранить много стен, но самой твердой для него стала еврейская. И это несмотря на то, что с первых шагов и Рада, и правительство БНР делали всё от них зависевшее, чтобы улучшить белорусско-еврейские отношения. И несмотря на то, что в третью годовщину объявления независимости Республики Житловский подписал белорусско-еврейский акт из 7 пунктов, которым определялись принципы сотрудничества двух народов в демократической Беларуси.

Ему приходилось много ездить. Летом 1921 г. в Берлине он встречался с бывшим министром финансов Украины Х. Барановским, в Нюрнберге учреждал Литовско-белорусский товарный банк (какова судьба этого проекта, неизвестно), в сентябре он выехал в Карлсбад на ХII конгресс сионистов. Он ставил перед собой задачу убедить всемирное еврейство помочь правительству БНР в его борьбе за независимую Беларусь. Он подготовил соответствующий доклад для конгресса, активно работал с прессой, привлек на помощь выдающегося еврейского писателя, шкловца З. Шнеура, заинтересовал белорусским делом классика еврейской литературы, бывшего ученика Воложинской иешивы Х. Н. Бялика… Но можно ли было надеяться на успех после того, как в Риге был подписан пакт о разделе Беларуси?

Можно прочитать, что Житловский ушел в отставку вместе с кабинетом Ластовского (20.05.1923). Однако свою пробелорусскую деятельность он не прекращал и после отставки. В октябре 1923 г. газета «Dzennik Gdański» писала, что осевший в Данциге Житловский ведет антипольскую и антибольшевистскую пропаганду. Газета отмечала, что Житловский хочет прежде всего обратить внимание Запада на еврейские погромы в Польской республике и стремится к созданию Белорусского государства. «Dzennik Gdański» надеялся, что власти вольного города Данцига не дадут Житловскому учредить свой офис и вести «антипольскую пропаганду».

В 1924 г. «органы» занесли фамилию Житловского в список деятелей «белорусского националистического движения». В нем отмечалось, что в 1920 г. Житловский представлял еврейские организации на «белорусском контрреволюционном политическом совещании», а также был членом Белорусского экономического бюро в Праге. Эти моменты из биографии Житловского исследователям еще нужно будет изучить. Как и прояснить, наконец, дальнейшую его судьбу. Пока же считается, что Самуил Житловский мог выехать на Запад, и что помог ему в этом брат Хаим.

Опубликовано 04.06.2017  21:08